На задворках империи

Часть I. Взвод фланкёров Глава 1. Под Эриванью

— А я ведь говорил, надо пару недель в лазарете у нас полежать, чтобы рубец лучше поджил, так нет ведь, умные все, никто сведущих людей не хочет слушать, — ворчал пожилой лекарь. — Всё бы вам, молодым, поперёшничать да по-своему только лишь делать. Вишь оно как, до сих пор ведь из-под стежков шва выходит сукровица.

— Да это ничего, Поликарп Акимович, пускай помалу сочится, не страшно, если дурная, если грязная кровь уйдёт, — пробормотал Тимофей и, дёрнувшись, зашипел от боли.

— Тихо, тихо, всё, всё уже! — прикрикнул дядька. — Терпи, я тебе говорю! Всё, заматываю. — И начал сноровисто оборачивать просечённую руку холщовым бинтом. — Не сильно туго? — поинтересовался он, затягивая узел. — Не шибко перетянул?

— Всё хорошо, Акимович, — успокоил лекаря Гончаров. — Спасибо тебе, идти мне надо.

— Всё бегут они, всё спешат куда-то, — привычно пробухтел тот. — Ну так иди, не держу более, только завтра чтобы как штык, чтобы опять у меня тут в это же самое время был! И руку береги, поменьше ей двигай. Может, всё-таки лучше на шейную перевязь её взять?

— Нет-нет, всё хорошо, — помотав головой, ответил унтер-офицер. — Рука-то, она хорошо работает, ничего ей не мешает. Да чего уж там, рана-то ведь пустячная, царапина, скоро и так заживёт.

— Ну-ну, царапина. — Полковой эскулап кивнул вслед отходившему драгуну. — Эх молодость, молодость, видел бы ты, паря, сколько я из-за таких вот царапин рук и ног, пиленных врачом, потом закапывал. Тришка! — окликнул он смазывавшего дёгтем тележную ось нестроевого. — Как только закончишь, ведро воды мне кипячёной принеси. Эта всё уже, совсем плохая стала, а мне скоро двух «подстрелышей» из первого эскадрона обихаживать. — И выплеснул из медного таза грязную, бурого цвета воду на землю.

— Василий, у себя их благородие? — спросил у выхлопывавшего офицерскую куртку денщика Тимофей.

— Там, внутри они, — кивнув на шатёр, сказал тот. — Вместе с Павлом Семёновичем Никифора, писаря эскадронного, ругают. Чего-то бумагу какую-то потерял он, что ли, али не так, как надо, её составил, тетеря снулая, вот теперь и получает.

— Ох ты, как неудачно-то я пришёл, — вздохнув, проговорил огорчённо Гончаров. — Ещё и под горячую руку тут угодишь. Может, мне лучше попозже зайти?

— Да не-ет, ты чего-о. К тебе, Тимофей, расположение доброе у их благородий, не робей. Это уж писарюжке нашему кажную неделю они выволочку устраивают за его нерадивость и нерасторопность. Потому как он сам по себе сонный, словно бы старый мерин. А что поделать, обученных грамоте-то никаких других более у нас нет, вот потому его и терпят. Так бы давно уже в обоз нестроевым списали. Ладно, иди, вроде затихло там, не ругаются, — проговорил он, прислушиваясь.

— Пошёл, — кивнув, сообщил Тимофей и, обтерев ветошью сапоги, откинул полог командирского шатра. — Ваше благородие, младший унтер-офицер Гончаров! — Он вскинул ладонь к фуражной шапке.

— Проходи, — пригласил сидевший на топчане в исподней рубахе капитан. — И вот чего же я тебя, Павел Семёнович, не послушался ещё тогда, перед нашим первым Эриванским походом? А так какой хороший писарь у нас получился бы из Тимохи!

— Теперь-то уж что об этом говорить, Сергей Иванович, — проворчал проверявший бумаги Кравцов. — Ему теперь с Георгием прямой путь только лишь в вахмистры. Вот тут вот гляди, обалдуй, у тебя сумма опять не сходится. — Он ткнул пальцем в исписанный лист. — Ты, Никифор, считать, что ли, совсем разучился? И теперь здесь итоговое всё само собой уж не бьётся. Вот, вот же где, в провиантском закупе гляди! В полученном из полкового интендантства. Или ты из своего кармана два червонца выложишь?

— Ваше благородие, да я считал, я ведь пересчитывал, — бормотал побагровевший от волнения эскадронный писарь. — Тут цифир ну просто очень много, складывать их все надобно. Упустил, похоже, я немного. Простите, Христа ради! Всё переделаю.

— Э-э-эх, — вздохнул укоризненно штабс-капитан. — Только бумагу зря испортил. Теперь вот пересчитай заново всё, прежде чем на чистову́ю переписывать, потом опять мне её на проверку подашь. Принёс? — Он перевёл взгляд на Гончарова. — Всё, как я говорил, переписали?

— Так точно, ваше благородие, — заверил, кивнув, тот и отстегнул клапаны на перекинутой через плечо полевой сумке. — В переделанном рапорте поручика Копорского всё указано, как было. И про нападение на фуражную колонну, и как главного полкового интенданта убили. Как повозки персы порушили, и как часть имущества с собой они утащили.

— «…А будучи атакованы со всех сторон превосходящими силами неприятеля, бой вели оборонительно, прикрываясь повозками, потом, устояв, контратаковали напавших и обратили их в бегство…» — зачитал Кравцов вслух. — Ну вот, так уж совсем правильно будет. Ни к чему здесь расписывать, откуда это, с какой из сторон на колонну персы нападали и как там сам бой дальше строился. Большое начальство, Тимофей, оно ведь любит, чтобы на бумаге всё гладко было. Зачем ему в суть дела глубоко вникать? Подумаешь, обычная фуражировка. Ну да, персы набежали. Отбились от них, и ладно. Ильича вот только жалко, толковый, хороший интендант был. Какого теперь господин подполковник на его место подберёт? «…Воодушевляя нестроевых чинов и побуждая их к храбрым деяниям во время боя, был сражён наповал мушкетной пулей…» — выхватил он отрывок из текста. — Вот это правильно, это хорошо написано. Нужно будет и Крутикову сказать, чтобы он по-вашему теперь свой рапорт переписал. Правильно наверх доложимся, глядишь, и вдове, и детям Ильича всё легче будет устроиться без кормильца. Рассказывал он как-то, помнится, что наследник, сын у него есть?

— Младший, — подтвердил Огнев. — Две дочери ещё были. Старшая-то уже замужем давно. Сетовал, что вторую нужно срочно пристраивать, дескать, года-то у девки идут. И сына куда-то на учёбу пора определять.

— Ну вот, как сироте погибшего на государевой службе дворянина, в бою, и причём геройски, ему теперь будет гораздо легче в кадетский корпус проскочить, — заметил Кравцов. — Канцелярия послужной список покойного будет закрывать и в формуляр запишет достойную причину его смерти. Запрашивай потом из него нужную выписку. Сам-то ты как? Гляжу, рука вроде поджила. — Он кивнул на заштопанный у драгуна рукав.

— Так точно, ваше благородие, поджила, — подтвердил Тимофей. — Готов к строевой службе безо всяких ограничений. Только вот лошади у меня теперь нет. Хожу как неприкаянный без своей Чайки. А вдруг в конном строю нашему полку выступать придётся? У других, у рядовых отнимать тоже ведь не дело, там кони давно привыкли к своим хозяевам.

— Спрашивали уже, нет свободных коней пока что в полку, — заявил Огнев. — Может, убьют кого из драгун или поранят сильно, ты, Гончаров, тогда первым будешь, кому освободившегося коня дадут. А пока остаётся только ждать. Павел Семёнович, а может, у полковых интендантских спросить? — обратился он к заместителю. — Неужто не смогут там поживее Тимохе лошадку найти? Ты бы сходил сам к фаншмиту? Уж он-то лучше всех про это знает. Ну, всё, можешь идти, Тимофей. — Он махнул рукой ожидавшему указания унтер-офицеру. — Передай поручику Копорскому, чтобы он перед вечерней зарёй ко мне заглянул. Да, и за людьми лучше своими смотри, осада затягивается, некоторые драгуны уже на оборванцев стали похожи. Река рядом, пока затишье, пусть хотя бы мундиры свои застирают да амуницию навохрят. Про оружие я уже и не говорю даже. В общем, проследи, чтобы твои в отделении всё в надлежащий порядок привели. И расхолаживаться не давай никому, не забывай, дисциплину надобно строго блюсти, а то вон у саратовских мушкетёров опять вчера двоих сквозь строй прогоняли. Воруют, сволочи. Ещё и караульному у провиантского склада тумаков надавали. Ну и что хорошего? Одного вусмерть после разбирательства забили, второй, небось, тоже скоро представится после стольких-то палок. В общем, блюди за порядком, Гончаров.

— Слушаюсь. — Унтер-офицер пристукнул каблуками сапог по утрамбованной земле. — Будет исполнено, господин капитан.

— Ну и хорошо, ступай. Ваську ещё там крикни, пускай мундир мой подаёт, целый час уже с ним, обалдуй, возится.

Тимофей шёл по большому, раскинутому в бывших предместьях Эривани военному лагерю. Стоявшие тут ранее лачуги были давно уже разобраны, они сами и растущие здесь сады пошли на солдатские костры и постройку фортификационных укреплений. Всюду было заметно шевеление. Какие-то партии солдат с кирками, носилками и лопатами уходили к строившимся осадным линиям, какие-то, напротив, возвращались с работ. Скрипели телеги, покрикивали унтеры и офицеры, а в воздухе стоял не прекращавшийся с самого рассвета гул артиллерийской и ружейной стрельбы. После подхода большого обоза с припасами из Тифлиса вот уже третий день русские батареи вели огонь по крепостным стенам. Персы им отвечали и нет-нет да и делали вылазки. На этот случай вдоль всей осадной русской линии стояли в полной боевой готовности гренадерские и мушкетёрские роты. После короткого штыкового боя неприятель вновь скрывался за стенами, и опять шла тягучая, долгая перестрелка ханских фузейщиков и русских егерей.

Тимофей подобрался и козырнул ведшему колонну пехотному капитану. Тот окинул мимолётным взглядом фигуру драгуна и, «зацепившись» за блестящий на груди крест, кивнул. Пыльные, грязные солдаты топали не в ногу.

— Тимоха, Тимка! — Из колонны выскочил нёсший кирку пехотинец. — Братка, здорова!

Вглядевшись, Тимофей признал в загорелом, покрытом толстым слоем пыли, чумазом пехотинце рекрутского товарища Бородавкина.

— Ванька! Сто лет тебя не видел! — Он стиснул его в объятиях и похлопал по спине. — Ну ты и вы-ымазался, чертяка! Морда, как у арапа, вся чёрная!

— Так мы с самой заутрени на первой линии вал насыпали, — хмыкнул тот. — А с вечера и до полуночи опять на эту же линию. И вчера землю рыли, и позавчера. И завтра её рыть будем, и послезавтра тоже. Конца-краю работам не видно. А земля тут какая каменистая! Без кирки ни за что не возьмёшь. А ты, я гляжу, чистенький весь, при медалиях. Ну то-очно, вроде грамотный был, книжки читал. При штабе, что ли, теперь обретаешься? В писарях, да?

— Бородавкин, а ну быстро в строй! — Из-за хвоста проходившей мимо колонны выскочил здоровяк с галунами старшего унтера и погрозил Ваньке кулачищем.

— Ах ты ж зараза, фельдфебелю на глаза попался, — пробормотал тот, съёжившись. — Сейчас точно мне в морду даст. Ладно, Тимоха, пока тут, в осаде, сидим, небось, свидимся ещё! — И вьюном занырнул в одну из проходивших шеренг.

— И тебе не хворать, — зыркнув на драгуна, пробасил в ответ на его приветствие проходивший мимо фельдфебель. — Подровняли строй! — рявкнул он колонне. — В воинский лагерь заходите, бестолковые, а ну взяли ногу все! Ать, ать, ать-два-три! Левой, левой! Ногу, говорю, взяли! Кто там вразброд идёт?!

Колонна прошла, а над дорогой осталась висеть серая, пыльная кисея. Проскакала казачья полусотня, и она стала ещё плотнее. Тимофей сошёл с обочины и пошёл дальше по жухлой, примятой множеством ног траве.

— Ваше благородие, младший унтер-офицер Гончаров. — Он козырнул высокому, худощавому поручику, вычёсывавшему мокрую гриву коня на берегу речки. — Прибыл от эскадронного командира. Их благородие велели передать, что ждёт вас у себя перед вечерней зарёй.

— А, хорошо, Тимофей, зайду. Ну что, не вернул обратно рапорт Сергей Иванович? Устроил его переписанный?

— Так точно, оставил у себя, — подтвердил Гончаров. — Говорит, что всё правильно, всё как надо в нём написано.

— Ну вот, говорил же я тебе, что проще его нужно писать, — проворчал поручик. — К отделению пойдёшь? Дава-ай. Скажи там, чтобы заканчивали уже купания. Как только кони обсохнут, потом их на тот дальний выпас у редута Цыренова отгоним. Пусть лучше там пасутся, пока совсем траву не выбили.

— Охолонись маненько, Тимоха! — Блохин зачерпнул ладошкой из реки и плеснул в лицо подходившему другу. — Чего такой смурной? На солнце никак пережарился? — И опять окатил его водой.

— Угомонись, оболтус! — рявкнул тот и сам плеснул в ответ. — Взводный говорит, чтобы заканчивали купания, сейчас на выпас коней погоните. — И подойдя к Лёнькиной Марте, погладил её шею. Кобыла втянула в себя запах знакомого ей человека и безошибочно ткнулась в то место, где лежал сухарь.

— Но-но, ты скотину-то мою не прикармливай! — прикрикнул дурашливо Лёнька. — А то по безлошадности ещё глаз вдруг на неё положишь!

— Да не бои-ись. — Тимофей расцепил пальцы, и чёрный кирпичик с хрустом исчез в пасти у Марты.

— Что, Иванович, не предвидится пока нам ремонтных? — спросил чистивший рядом щёткой своего коня Кошелев. — А то, может, если и не нам, так казакам сменных подгонят? Глядишь, исхитрились бы и обменяли тебе одного?

— Да какой там! — отмахнувшись, сказал Тимофей. — Говорят, пока в Тифлис обратно на квартиры не вернёмся, не будет из-за линии новых. Или пока эту дуру не возьмём. — И кивнул в сторону грохотавшей вдалеке крепости.

— Ну а что, там вполне себе можно хорошим трофеем коня взять, — ведя в поводу жеребца, заметил Чанов. — Мне вона какой зави́дный арап на Арпачае достался. Любо-дорого поглядеть, не шутки вам, не какой-то дончак, самого фельдмаршала теперяча на себе возит.

— Так там ведь прямая баталия была, Ванька! Чего городишь?! — воскликнул Кошелев. — И кавалерию паши хорошо на берегу посекли, а потом её всю разогнали. Конечно же, трофеем с неё лошади будут, всадников-то богато тогда пало. А тут чего за этими стенами, окромя рухляди и оружия, взять? Сам же знаешь, хан всю свою конницу за Аракс увёл. Одна пехота теперь только на эриванских стенах сидит.

— Выводи коней! — донёсся окрик Копорского. — Давай, давай, не задерживай, обтёрли их — и под седло!

— Всё, поручик зовёт, выходим. — Кошелев кивнул в сторону взводного командира. — Сам чего, Иванович, в лагерь сейчас пойдёшь?

— В лагерь. Старшим в ночной караул от эскадрона на сегодня определили. Немного отдохну в палатке и на построение собираться буду.

— Еланкина толкнёшь там? Я его пораньше как артельного готовщика отпустил, — пояснил ветеран. — А мы его коня сами на выпас отгоним. Парень-то он молодой, вроде и шустрый, да забывается иной раз в суете. У нас там и дров совсем не осталось в запасе, всё, что было заготовлено, пожгли.

— Ладно, Васильевич, присмотрю за Колькой. Сами не задерживайтесь, а то как в прошлый раз с выпаса подъедете, а в котле уж остыло.

— Ну, это уж как их благородие скажут, — пожав плечами, отметил Кошелев. — Мы-то и в прошлый раз вроде и кашлянем, и что вечереет быстро, про меж собой погромче скажем. А у них ведь, у господ, свои разговоры. Потом уж, как звёзды на небе стало видать, только тогда они взвода́м команду коней седлать дали.