У нас в школе открылась секция бокса. Туда записывали самых смелых. Подающих надежды. Я сейчас же пошёл записаться, потому что давно подавал надежды. Так все ребята считали. После того как хотел Вовку стукнуть и промахнулся. И кулаком попал в стенку. И кусок штукатурки отбил. Все тогда удивились. «Вот так дал! — говорят. — Вот это удар!» Я всё ходил с распухшей рукой и всем показывал: «Видишь? Вот у меня удар какой! Не выдерживает рука. А то я, пожалуй, и стенку пробил бы!» — «Насквозь?!» — удивлялись ребята.
С тех пор за мной пошла слава сильнейшего. Даже после того как рука прошла и показывать было нечего.
И вот я пришёл первым в секцию. И записался. И ещё ребята пришли. И Вовка тоже записался.
Началась занятия.
Я думал, нам сразу наденут перчатки и мы будем драться друг с другом. Наверняка я всем дам нокаут. И все скажут: «Вот это боксёр!» А тренер скажет: «Эге, брат, да ты чемпионом будешь! Надо тебе шоколада побольше есть. Мы попросим у государства, чтоб государство тебя бесплатно кормило. Шоколадом и разными там сладостями. Раз такой редкий талант появился».
Но тренер не дал нам перчаток. Он выстроил нас всех по росту.
Сказал: «Бокс — дело серьёзное. Пусть все об этом подумают. А если кто из вас по-другому думает, то есть, что бокс несерьёзное дело, пусть тот спокойно покинет зал».
Зал никто не покинул. Построились в пары. Как будто бы не на бокс пришли, а на урок физкультуры. Потом разучивали два удара. Махали руками по воздуху.
Иногда тренер нас останавливал. Говорил, мы неправильно делаем. И начиналось сначала. Один раз тренер сказал кому-то:
— Вон там, в широченных штанах, что ты делаешь?
Я вовсе не думал, что это мне, а тренер ко мне подошёл и сказал, что я бью левой рукой вместо правой, в то время как все бьют только правой, и неужели нельзя быть внимательней!
Я обиделся и не пришёл больше. Очень мне нужно, думал я, заниматься какой-то глупостью! С моим-то ударом! Когда я стенку могу пробить. Очень мне всё это нужно! Пусть Вовка там занимается. И другие. А я приду, когда будут драться. Когда наденут перчатки. И тогда мы посмотрим. Очень мне нужно просто руками махать! Это прямо смешно.
Я перестал ходить в секцию. Только Вовку спрашивал:
— Каково? Всё руками махаете?
Я всё смеялся над Вовкой. Дразнил его. И всё спрашивал:
— Ну, каково?
А Вовка молчал. Иногда говорил:
— Никаково.
Однажды он мне говорит:
— Завтра спарринг.
— Чего? — говорю.
— Приходи, — говорит, — сам увидишь. Спарринг — это учебный бой. Мы, в общем, драться будем. То есть работать. По-нашему так.
— Ну, работай, работай, — говорю я. — Зайду завтра к вам, поработаем.
Захожу в секцию на другой день.
Тренер спрашивает:
— Ты откуда?
— Я, — говорю, — здесь записан.
— Ах вон оно что!
— Я в спарринг хочу.
— Ну? — сказал тренер.
— Ну да! — сказал я.
— Всё ясно, — сказал тренер.
Он надел мне перчатки. И Вовке надел перчатки.
— Слишком ты боевой, — сказал он.
— Разве это плохо?
— Хорошо, — сказал он. — Очень даже.
Мы с Вовкой вышли на ринг.
Я размахнулся и как ударю!
Но мимо!
Я второй раз размахнулся — и сам упал. Значит, опять промахнулся.
Я смотрю на тренера. А тренер говорят:
— Работай, работай!
Я встал и опять замахнулся, но вдруг Вовка мне как стукнет! Я хотел его тоже стукнуть, а он мне как трахнет в нос! Я даже руки опустил. И не пойму, в чём дело.
А тренер говорят:
— Работай, работай!
Вовка говорят тренеру:
— Мне с ним неинтересно работать.
Я разозлился, на Вовку кинулся и упал снова. Не то споткнулся, не то от удара.
— Нет, — говорят Вовка, — я с ним работать не буду. Он всё время падает.
Я говорю:
— Я не всё время падаю. Я ему дам сейчас!
А он мне в нос как даст снова!
И я опять на пол сел.
А Вовка уже перчатки снимает.
И говорит:
— Нет, это просто смешно — мне с ним работать. Он совсем не может работать.
Я говорю:
— Ничего нет смешного… Я сейчас встану…
— Как хочешь, — говорит Вовка, — можешь и не вставать, это вовсе не важно.