Набег этрусков

ГЛАВА XII Глаза змеи

– Молву, будто Арпина убил его внук Виргиний, распускает Фламин, так как посланный Скавром в Самний гонец вернулся с ответом, что его невольника у матери нет, но на самом деле фламин уверен, что Арпина убил ты.

– Арпина убил я!.. – повторило чудовище в провале и запрыгало, хлопая в ладоши, с неистовым хохотом. – То-то, небось, высокородный Руф обрадовался! Да, Арпина убил я. Благородному Вулкацию не придется биться с ним.

– Вот тебе кошелек за это, тут 100 сестерций серебряной монетой.

– Только за одно это дело? А за другие все?

– За то, что ты зарыл в Турновой свинарне, фламин и царевич полагают, что достаточно наградили тебя.

– О, да! В моей пещере много денег всяких и ваших и чужих, но ты скажи мне, Вераний, где мы этот клад зарыли? В коем месте свинарни? Я уже забыл; ночью, ведь, обратно; виделось плохо.

– Забыл? Тем лучше! – воскликнул мнимый невольник. – Не к чему тебе помнить.

Арпин пожалел, что сделал промах, свойственный юности и неопытности его в сравнении с хитрым Вулкацием, но, не зная, что тот едет на войну, надеялся узнать место тайного клада после, посредством более искусных выведываний.

Он закрыл камнями провал.

Вулкаций оглянулся, чтобы идти домой, но вздрогнул и оцепенел на месте, не в силах отвести глаз от освещенной пламенем костра растрепанной фигуры Сивиллы. Ему мерещились глаза змеи в ее взоре, змеи хищной, ядовитой, готовой, подобно удаву, броситься ему на шею, чтобы вместе с женской лаской задушить отвергнувшего ее возлюбленного.

Он был уверен, что Диркея все еще любит его, но ее страсть не походила на тихое идиллическое чувство Амальтеи к Виргинию. Это была не голубка, не звездочка ясной ночи, а огнедышащая гора, змея.

– Пойдем отсюда! – раздался ее голос, и Вулкаций в паническом страхе отпрянул в глубь пещеры, прижался к камням ее стены около того места, где был исчезнувший провал.

Но так как выход был только один, занятый стоявшею там колдуньей, то ему поневоле пришлось вступить с этим врагом в переговоры, притом будучи в уверенности, что «Инва», которого он считает отъявленным негодяем Авлом, бывшим сторожем Турна, несомненно подслушивает сквозь щели провала.

Вулкаций никогда не клял внутренне своего деда со всеми его интригами так яростно, как в эту страшную ночь, попавши между двумя особами, общество которых едва ли могло быть желательным кому-либо из хороших людей. Вулкацию вдруг пришло в голову, что брошенная им Диркея могла в отместку стакнуться с Авлом на его жизнь.

– Марк! – снова заговорила она, не дождавшись ответа на свой первый зов, – пойдем отсюда, но прежде дай мне клятву... Дай честное слово римского сенатора... Теперь ты стал богат, после смерти отца, почти самостоятелен. Дед твой тоже скоро умрет. Тогда ты будешь главой своего отдельного рода, старшим. Марк, ты волен жениться на ком хочешь, но клянись мне, что ты не женишься на царевне Туллии.

– Мне жениться на царской дочери? С чего это тебе вздумалось? Я лишь в шутку дразнил тебя этим.

– Клянись, что не женишься, если бы она сама навязалась, если бы даже царь сватал и дед приказал.

– Поступать против деда и царя, сама знаешь, я не могу.

– А я не могу отдать тебя Туллии... кому хочешь, только не ей... ее я ненавижу.

– Я сам ненавижу ее, но клясться не стану.

– Ты ненавидишь... Я этому не верю, если и так, то не зли, не раздражай меня, если ты хоть раз выразишь даже притворное согласие на брак со вдовою Арунса, ты погибнешь... Помни это, погибнешь!.. Прощай, Марк! Ты меня теперь долго не увидишь, но я буду следить за тобой.

Пока длился их разговор, разведенный в пещере маленький костер успел прогореть и тускло чадил от сырости подброшенных веток, так что стало темно.

Вулкаций, собрав все силы духа, направился к выходу, полагая, что колдунья ушла.

В этот момент, когда он готовился перешагнуть камни пещерного устья, яркая молния осветила Палатинский холм. Вулкаций на месте Диркеи увидел пред собою сухую, сморщенную старуху, с длинною, жидкою косицей седых волос, со взглядом еще более злой, ядовитой змеи, больших круглых глаз, желтого цвета, как у кошки; этот взгляд и жег и леденил совесть запутавшегося помощника интриг; это была мать Диркеи, Стерилла.

– Обольститель, погубил, свел с ума, сбил с толку мою дочь! – говорила она, загораживая дорогу. – Теперь хочешь обольщать царевну... ненавидишь ее!.. Так я и поверю этому! Ой, Марк Вулкаций! Играешь ты, играешь женскими-то сердцами, и доиграешься до беды! Диркея давно говорит мне, что леший совсем не Авл, повадка не его, голос не его. Ой, мнится мне, что настоящий-то Инва разозлился на вас, что вы чествуете, как его, простого человека, морочите деревенских, разозлился да и сожрал Авла.

Вулкаций захохотал.

– Брось ты все это, милый мой! – продолжала старуха уже грустно. – С моей дочерью тебе, конечно, век не свековать, возьмешь другую... Но ведь жаль тебя... За прошлое жаль... Не таким ты был, помнится...

– А если я женюсь на дочери Сервия, то в цари могу попасть; возвеличу тогда и тебя и дочь твою.

– Возвеличишь! Не кичись раньше времени! Царем будешь! С Туллией! Ее народ ненавидит! На части вас разорвут, в Тибр бросят. Над рыбами царствовать станешь в подводном дворце, это пожалуй сбудется скорее. А уж в Риме-то царем тебе не быть никогда, никогда! Слышишь, дочь-то моя поет...

Вдали раздавалось мрачное пение полоумной девушки:

– Она поет предвещание гибели, – сказал Вулкаций мрачно. – Но мне все равно до этого, когда бы не сгинуть... Я все равно погиб... Все равно мне и до того, кто является в шкуре Инвы – Авл или другой... не разведывай и ты ничего, няня!.. Только внушай лешему, чтобы он скорее сгубил Грецина, требовал его себе в жертву.

– Диркея говорила, будто он об этом обещал стараться и помимо ваших денег... еще бы ему не стараться!.. Ведь, Грецин его отдал в жертвенную корзину деревенским на праздник Терры.

– Я навел Грецина на эту мысль, навел и моего двоюродного братца Виргиния при суде над разбойником.

– Но ты же и спас Авла... ах, Марк!.. Если это не Авл...

– А настоящий леший, ха, ха, ха!.. Поди ты прочь, Стерилла!.. Поди и уйми твою полоумную дочь!.. Она спать не дает горожанам своим напеванием, дождется, что отколотят ее.

– Скажи ты мне только одно: чего надо твоему деду?

– Разве я это знаю? Надоели мне эти интриги до отвращения!.. Надоело ходить к Грецину под именем невольника Верания и сетовать о сближении его дочери с Виргинием...

– С которым ты сам ее сблизил.

– Сам или нет, все равно...