Инженер. Часть 1. Набросок

5

Я стоял на крошащемся каменном балкончике над глубоким, метров пять, оврагом, дно которого и противоположный склон заросли какими-то местными кустами, походившими на высоченные пучки пушистых перьев, торчавших из земли. Часть балкончика обрушилась вместе с половиной небольшого то ли домика, то ли сарайчика, который был выстроен на нем, и теперь громоздилась на дне оврага кучей пыльных обломков. Уцелевшая часть, по-видимому, кухня с подобием туалета, опиралась на несколько деревянных балок, заделанных в скалу, и, вероятно, по этой причине уцелела. Овраг располагался в самом дальнем конце сужающейся долины и был окружен высокими склонами нависающих над городом холмов. Фактически здесь уже никто не строился, и рухнувший домик был чей-то попыткой соорудить себе нечто вроде загородного поместья. Попыткой тем более понятной, что в черте города любое строение облагалось налогом. Светило солнце, ну, или что тут у них, и я, щурясь, обозревал мою новую недвижимость.

Как я уже говорил, меня беспокоили две тайны, и эти же тайны манили меня. Тайна моего попадания сюда и тайна Скелле. Прав я или не прав, но мне казалось, что они связаны. Ничего другого мне в голову просто не могло прийти, так как только эти факты никак не вписывались в мою картину мира. Я двигался, как акула двигается на запах крови. И, конечно, я не мог оставаться с Садухом и его семьей. Магия и разгадка моего путешествия были не в лесах Облачного края – они были там, в городах у побережья далекого океана. Мне было жаль, что я не был до конца откровенен с ним, но, в конце концов, мне кажется, он меня понял. Во всяком случае, расстались мы по-дружески, хотя и понимали оба, что шанс увидеться еще раз был минимальным.

Он помог устроиться мне грузчиком и уборщиком на местной бирже, хотя мне показалось, что у него был какой-то тайный расчет на это – какие-то планы, в которых ему нужен был свой человек на складах. Он же договорился о выкупе в местном подобии мэрии этих останков за погашение чьего-то штрафа за незаконное строительство. Подозреваю, что проштрафившемуся было уже все равно, так как при катастрофе, как я слышал, погиб владелец этой халупы, а для мэрии это был внезапный подарок судьбы – получить штраф там по понятным причинам и не надеялись.

Я уже осмотрел сарай. Уцелела крохотная комната с маленькой печкой, скорее даже плитой, развалившейся кушеткой и выделенным дощатой перегородкой углом, в котором было организовано подобие сортира – круглая дырка в полу над оврагом. Теперь мне предстояло испражняться на останки того, что было раньше этим домом. В наличии также было одно окно без стекла и одна дверь без замка.

Ну что же? Жизнь продолжается. В течение местного года отчетливо выделялись лишь два сезона – очень теплый, даже жаркий и влажный сезон Воды, как это называли местные, и умеренно теплый и сухой сезон Солнца. Однако в отличие от Земли местные года тоже чередовались – за парой теплых лет следовала пара холодных. Эти пары носили названия «пара любви» и «пара верности». Первый холодный и первый жаркий года считались женскими, а вторые – мужскими. Я попал сюда в год мужской верности, и теперь наступал год женской любви – по рассказам самый холодный год из всех. Правда, о снеге местные знали, но только в рассказах о горах, так что, видимо, самый холодный год все равно будет теплее московского. Меня настораживал только тот факт, что на биржевом складе большую часть помещений занимали банальные дрова. Хотелось на всякий случай и самому утеплиться.

Садух с товарищами ушли сегодня с утра. Я вынужден был также оставить гостеприимный отель и переселяться в свою собственность. Четкого недельного цикла здесь не было – любой наемный рабочий имел право истребовать один выходной за пять рабочих дней. Можно было работать без перерыва весь год, а затем отгулять длинные каникулы. Правда, меня сразу же предупредили, что работать без перерыва более двадцати дней на бирже нельзя. К тому же запрещалось единовременно брать более пяти дней выходных. Так что не разгуляешься. Я уже имел в запасе один выходной и сегодня им воспользовался.

Вздохнув, я направился на местный рынок, где уже присмотрел большую кучу необходимого для жизни барахла, начиная с двухколесной тележки, напоминающей наши тачки для бетона. Без нее притащить всю эту утварь было нереально. Тропинка, ведущая вниз, основательно заросла тем, что я называл папоротником, опять же за чисто внешнее сходство. И было похоже, что никто, кроме меня, ее уже давно не тревожил, что меня, честно говоря, полностью устраивало. Тропинка огибала заднюю стену крайнего дома и выскакивала на широкую дорожку. На ней два пацана и маленькая девочка играли с какими-то камушками. Прямо под ногами они насыпали кучку из разнокалиберных белесых камней и вертели их, похоже, сортируя. Одни камни признавались годными и откладывались в сторону, другие зашвыривались безжалостно в овраг. Я остановился, присматриваясь. С моим опытом общения с камнями можно было стать параноиком. Неудивительно, что меня заинтересовало их занятие. Детвора тут же остановилась и уставилась во все глаза на меня.

– Здрасьте! – сказал я. – А чего это вы делаете?

– Фонарики собираем, – недоуменно ответил старший. Типа «Ты чего, дядя? Сам не видишь?».

– Чего? – тупил я.

– Фонарики, – снизошел до меня второй. Девочка застыла, открыв рот. Похоже, таких, как я, она еще не видела. Впрочем, и вряд ли еще увидит.

– Запускать вечером будем. Те, что плохо светятся, мы выкидываем, а хорошие берем, – продолжил пацан.

– Как так светятся? Покажите, – не унимался я.

– Ну как? Вот так! – пацан взял годный камешек и замер, держа его неподвижно. Затем по прошествии нескольких секунд перевернул камень на 180 градусов, и тот засветился. Свечение продолжалось от силы секунду и было едва видимым, но, вероятно, вечером это было бы довольно ярко. Подождав еще несколько секунд, пацан опять перевернул камень, и тот вновь озарился неярким светом.

Я офонарел.

– Подарите один!

Малышня, похоже, офонарела тоже. Помолчав секунду, старший из них спросил:

– А вы сами чего не возьмете?

– А где?

– Да вот же, – второй показал рукой на осыпь в ближайшем склоне холма. Малышня, похоже, надолго впадала в ступор, дивясь тугодумию взрослого незнакомца.

– Ага. Спасибо! – забыв про свои дела, я ринулся к галечной осыпи. После нескольких минут поисков и экспериментов я стал обладателем трех волшебных камушков. Похоже, что вся галька в осыпи обладала нужными свойствами в большей или меньшей степени. Однако критическую роль играл размер камушков. Слишком большие «заряжались» долго и светились еле видно, а при превышении некоторого размера свечение и вовсе не было видно. Маленькие же, наоборот, вспыхивали, но гасли так быстро, что, опять же при достижении определенного размера, я не успевал рассмотреть вспышку. Свойства их определенно зависели от какого-то минерала, примешанного к основной породе. И, кроме правильного размера, необходимо было отсортировать их еще и по качеству.

Вот оно – что-то, чего не было в моей прежней жизни! А значит, я на правильном пути! С трудом справившись с возбуждением, я отправился на рынок. До вечера времени еще предостаточно, и у меня будет возможность поэкспериментировать.

Рынок жил здесь по своим правилам. Он нисколько не напоминал веселое ярмарочное гулянье народа где-нибудь на Земле, это был, скорее, полупустой громадный супермаркет, с той только разницей, что размещался он не в одном огромном здании, а в целом районе, состоящем из домов торговцев, которые одновременно являлись складами товаров, и крытых полукруглых галерей, которые окружали эти комплексы и где, собственно, и происходила торговля. Я уже бывал здесь, поэтому уверенно шел по разведанному маршруту, загружая свою тележку рукомойниками, ведрами, кастрюлями, замками, инструментом и прочим, и прочим. Финансы ощутимо просели, а конца покупкам не было видно. Дома торговцев выделялись своей вычурной архитектурой – крыши были с очень крутыми скатами и поднимались на огромную высоту, украшенные разноцветной разнокалиберной резьбой. Мне было любопытно, как использовалось пространство под этими крышами, – прямо храмы торговли, по-иному и не сравнить. Но пока мое любопытство оставалось неудовлетворенным – все, что было мне нужно, я покупал прямо в открывающихся на улицу галереях. Надо признать, что эти высоченные крыши играли важную роль в планировке города, у которого отсутствовали привычные нам прямые улицы – они позволяли сразу видеть направление на дом интересующего вас торговца, а не блуждать в этих лабиринтах. Я уже заметил, что еще одной особенностью города было отсутствие тупиков и непроходимых переулков – ступая по любой дорожке, вы могли быть уверены, что впереди вас ждет выход на следующую, видимо, это регулировалось отдельным правилом.

– Почем топор, уважаемый? – остановился я у галереи местного кузнеца и неожиданно заметил несколько камушков, похожих на те, что я отобрал на осыпи, которые лежали на прилавке.

– Тебе почти даром! – ответил немолодой то ли дядька, то ли старик – я плохо угадывал возраст аборигенов, – стриженный не под горшок, как это было здесь принято, а с длинным конским хвостом, и назвал цену.

– Хрена себе! Если это даром, то спасибо, мне это и даром не надо!

– Бестолочь! – упрекнул меня беззлобно старикашка. – Это же магические, зачарованные, не простые топоры!

– Ну так я не местный! Разницы не вижу. Топор – он и в горах топор! Что с ним такого?

– Ты чего? Из мун, что ли? – поинтересовался дядька, давно уже заприметивший мой нестандартный облик.

Я кивнул и добавил на всякий случай:

– Из семьи Садух я.

– Слышал, слышал. Тут уж полгорода, поди, судачит, что Садух приволок какого-то полоумного ганнера. Вот, смотри, вот это – обычный топор. Куется сам знаешь как, а кромку мы потом подкаливаем, но не сильно, в маслице. А этот – магический. Его после поковки сразу магу отдали, он уголь из нутра его наружу вытянул, кристаллики подправил и сразу заморозил! Он теперь снаружи твердый, внутри пластичный, да не просто так, а по уму. Ежели ты им гвозди рубить будешь, то, конечно, сколется. А так бамбук какой рубить – сносу не будет! – рекламировал топор продавец.

– По виду они одинаковые, – указал я на топор, который дядька назвал обыкновенным.

– Да вот же, дурья башка! Мун! Ну что ты с него возьмешь?! Смотри, клеймо видишь?

– Вижу. Ну и что?

Старикашка аж замолчал.

– Как что? У тебя что, линзы нет?

Сказано это было таким тоном, словно у меня штанов не было.

– Нет, – признался я, понимая, как низко сейчас падаю в его глазах.

– Да ладно?! – старикашка вперился в меня взглядом, как будто ища подвох. – А как же ты деньги, к примеру, проверяешь?

Кажется, я начинал догадываться, о чем он.

– Возьмешь топор – я тебе, так и быть, подарю одну.

Я помялся, но решил, что я не топор покупаю, а информацию, и согласился:

– Беру.

Старикашка получил деньги, выдал мне топор и тут же достал из-под прилавка натуральную такую линзу в бронзовой тонкой оправе и на шнурке. Хихикнул.

– Пользоваться-то умеешь?

Не дожидаясь ответа, он провел линзой над клеймом, и я увидел, как подернулось радугой последнее при взгляде сквозь стекло, или что там это было. Я взял в руки лупу и навел на сдачу, которую вручил мне разговорчивый продавец. Ну, конечно же, узоры на купюре переливались яркой радугой при взгляде сквозь линзу. Мне тут же страшно захотелось проверить, будет ли видна радуга без света солнца или в тени, но я обуздал свое нетерпение и решил выжать максимум за свои деньги из хитрого продавца, который выглядел подозрительно довольным после сделки.

– И где же такие делают? – поинтересовался я.

– Да много где. Любой мастер-стекольщик тебе такую сварганит, если ему сырье дать.

– А что за сырье? – продолжал я допрос. Но, кажется, старикашке в отсутствие покупателей тоже было скучно, и он охотно отвечал мне:

– Песок особый собирают, потом дробят его в пыль, отделяют на особой машине нужный компонент от основы, плавят, отливают и шлифуют под нужный размер.

– И все это без магии?

– Ну, на серьезных заводах, конечно, мага-то держат – для контроля, там, и управления, но у мастеров помельче кишка тонка на мага – так делают.

– А у нас делают?

– Нет у нас того песочка. Он больше в долине Дона, там многие города тем и живут, что песочек этот перерабатывают.

Я уже знал, что одна из крупнейших рек страны называлась здесь Дон. Простое ли это совпадение или за этим что-то стоит, я сейчас не мог определить. Сбоку возникла пара каких-то то ли любопытных, то ли покупателей. Не обращая на них внимания, я указал на знакомые камешки, лежащие на прилавке.

– А эти не годятся? Ну, там, если смолоть и все такое?

– Фонарики, что ли? Не, они бесполезны. Это я внучку набрал, отдам Фуртаху-ювелиру, пусть обточит их в шарики.

Он собрал камешки в горсть и зашевелил пальцами, перегоняя их с места на место в ладони. Камешки вспыхнули и какое-то время, подольше, чем у меня, переливались.

– Я такими в детстве играл, – вздохнул продавец.

Любопытная парочка, ничего не спросив, отправилась дальше, а я, поблагодарив старика, двинулся к себе, в гору.

Под вечер опять все затянуло облаками, да и склоны ущелья после полудня начинали затенять мою хибару. Я сидел на обрыве, свесив ноги в овраг, и возился с камушками и линзой. Рядом стояла приобретенная сегодня кружка из самого натурального алюминия. Похоже, местная цивилизация вовсе не была такой примитивной, как я решил, когда впервые увидел отряд Садуха с копьями. По местной городской моде я не жевал пастилу, а разводил маленький кусочек в горячей воде. Получался довольно вкусный с ореховым ароматом напиток, от которого местный житель уже хрюкал бы под кустами, я же с моей врожденной толерантностью мог пить сколько влезет.

Мне казалось, что я разобрался с механизмом свечения камушков. В кварцевой основе были равномерно распределены кристаллики неизвестного мне минерала. Каждый такой кристаллик при определенном положении относительно источника также неизвестного мне излучения заряжался, как маленький конденсатор. При перевороте его на 180 градусов он сбрасывал накопленную энергию в виде света. Так как кристаллики были распределены хаотично в теле камушка, то и камушек в целом светился всякий раз, как я его переворачивал. Строго говоря, я не был уверен, что есть какое-то направление на источник вообще. Но сам факт получения энергии из невидимого источника наводил на мысль об использовании его в, как говорится, мирных или не очень целях.

Линза же вела себя как обыкновенное увеличительное стекло, с тем только исключением, что она расщепляла свет, отраженный от магических узоров на банкнотах, в спектр. Я предполагал, что свет, отраженный от узора, содержал некоторую невидимую глазом частоту излучения, а может, даже и неизвестное мне излучение как таковое. Проходя через линзу, оно расщеплялось на обыкновенный свет и становилось видимым глазу.

Для себя я выделил две задачи. Во-первых, выделить неизвестный минерал, который содержался в фонариках в чистом виде. А во-вторых, заказать изготовление серии оптических инструментов из стекла, которое шло на изготовление линзы: призмы с разными углами, собственно линзы с различными фокусными длинами и зеркала, если это было возможно. Традиционный метод исследования – чтение литературы – в данном случае был невозможен. Местные пояснили мне, что вся информация о Скелле засекречена и никаких книг я не увижу, если только не поступлю в магическую школу, что мне, как говорится, не светило. Был еще вариант – сдаться. Пойти к магическим властям и рассказать все, как оно было. По некоторым причинам, а среди них была смертная казнь за утаивание любой информации о магии, я решил пока воздержаться от этого.

Нет ничего лучше продуманного плана действий – как только вы понимаете, что нужно делать, так сразу же олимпийское спокойствие приходит к вам. И в эту ночь я спал как младенец.