Въ Iюлѣ мѣсяцѣ 1855 года, въ самое жаркое время Крымской кампаніи,1 Маіоръ Вереинъ ѣхалъ ночью одинъ верхомъ по дорогѣ, ведущей отъ Белбекской мельницы къ Инкерманской позиціи. – Онъ ѣздилъ на полковой праздникъ къ командиру гусарскаго полка и теперь возвращался къ себѣ въ лагерь. Часовъ съ двухъ въ этотъ день пошелъ рѣденькой дождикъ изъ желтоватой прозрачной тучи, составлявшей край большой черной грозовой тучи, и казалось долженъ былъ пройти скоро, но вмѣсто того дождикъ все усиливался и продолжалъ итти теперь во второмъ часу ночи, то мелкій, какъ сквозь сито, то какъ будто съ какихъ то невидимыхъ деревьевъ сыпались сверху съ вѣтромъ крупныя тяжелыя косыя капли. На сѣверо-востокѣ однако туча уже рѣзкой черной чертой поднялась надъ свѣтло-прозрачнымъ горизонтомъ,2 на которомъ поднимался вывернутый въ другую сторону, убывающій золотистый мѣсяцъ. На югѣ, – впереди по дорогѣ, по которой ѣхалъ Маіоръ, часто загорались на черномъ небѣ красноватыя молніи и слышался гулъ выстрѣловъ въ Севастополѣ.3
Завернувшись въ отежелѣвшую и провонявшую мыломъ отъ мокроты солдатскую шинель, маіоръ сгорбившись сидѣлъ на тепло-сыромъ сѣдлѣ и безпрестанно поталкивалъ мокрыми склизкими каблуками въ животъ уставшей большой гнѣдой кавалерійской лошади. Старая лошадь, подкидывая задней ногой, въ которой у нее былъ шпатъ, пошлепывала по лужамъ дороги, болтала отвислой губой,4 изрѣдка при видѣ куста или рытвины поднимала одно ухо и сторонилась и безпрестанно кряхтѣла какъ то съ визгомъ, какъ будто натуживаясь изо всѣхъ силъ. – Маіоръ5 много выпилъ на праздникѣ, голова у него не кружилась, но отяжелѣла и глаза слипались. Изрѣдка только онъ открывалъ ихъ, взглядывалъ на вытянутую шею и мокрую гриву лошади, на бѣлую полосу дороги, блестящую рябыми лужами, которая однообразно измѣняясь въ одинаковомъ разстояніи бѣлѣла передъ нимъ, и повторялъ фразу: хорошо у бабушки на свѣтѣ жить, – которая Богъ знаетъ почему уже давно пришла ему въ голову, и которую онъ безъ всякой мысли умственно повторилъ уже разъ триста, и снова закрывалъ глаза и задремывалъ.6
Маіоръ Вереинъ былъ человѣкъ лѣтъ 35-ти, очень высокой ростомъ, съ длинными ногами, широкимъ тазомъ и сутуловатой и угловатой спиной. Круглые каріе глаза, выгнутой широкой носъ средь худаго желтоватаго лица и очень длинные чернѣющія къ скуламъ бакенбарды зачесанные внизъ, давали ему выраженіе изнуренія, доброты7 и общаго всѣмъ старымъ военнымъ спокойно-мужественнаго равнодушія. Вглядѣвшись ближе въ его совсѣмъ круглые глаза, зрачки которыхъ далеко не доходили до краевъ векъ, въ нихъ замѣтно было кромѣ того выраженіе сильной мечтательности или постояннаго увлеченія одной идеей. – Вереинъ уже лѣтъ 17 служилъ въ военной службѣ и все въ томъ же драгунскомъ полку. Товарищи и начальники говорили про него: «офицеръ примѣрный, службу знаетъ, какъ самъ уставъ, хозяинъ отличный, эскадронъ у него въ порядкѣ какъ ни у кого, съ людьми строгъ, правда, но иначе нельзя. Строгъ, но справедливъ, за то и любятъ его. Кромѣ того человѣкъ образованный, говоритъ по французски, по немѣцки, кажется, и по итальянски. Живетъ прилично. Какъ слѣдуетъ быть эскадронному командиру». – Вереинъ дѣйствительно былъ таковъ, какъ описывали его товарищи и главное то, что это знаніе службы и служебныхъ отношеній какъ то само собой, безъ труда съ его стороны, далось ему.8 – Онъ сначала страстно любилъ службу, [но] охота мало по мало пропадала, осталась одна привычка, и теперь уже давно ему все казалось, что напрасно онъ на нее посвятилъ лучшіе годы и силы молодости, которые бы онъ могъ употребить лучше. Несмотря на то, ежели бы у него спросили, какъ бы онъ желалъ устроить свою жизнь, онъ бы не умѣ