Грекам приходилось не сладко, но в нашей стране дела обстояли еще хуже. Только в летописях и былинах жила еще память об эпохе Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого, когда Русь привольно раскинулась от Балтийского до Черного моря, и даже с Византией могла поспорить уровнем своей культуры, красотой городов, воинским могуществом. А уж европейские короли, нищие и невежественные, считали величайшей честью жениться на дочке или внучке киевских государей. Ни один враг не в силах был пошатнуть Русь, но и ее поразили внутренние болезни.
Диагноз был обычным для средневековых государств – феодальный распад. Графы и герцоги, войдя в силу, переставали повиноваться королям, задирались с соседями. Точно так же вели себя русские удельные князья. Бояре уподоблялись западным баронам. Вместо того, чтобы служить монарху, пытались диктовать ему свою волю. А Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк, проявляли такие же стремления, как торговые города Италии или Германии – ни от кого не зависеть и грести барыши пожирнее.
Застило глаза честолюбие, благие помыслы глушила корысть. Распалившись враждой, князья забывали, кто свои, а кто чужие. Заключали против сородичей союзы с половцами, венграми, поляками, литовцами. Полыхали города и деревни, массы людей угонялись в неволю, и главный выигрыш во всех сварах доставался на долю работорговцев. Этот промысел держали в руках евреи. Их колонии угнездились в Крыму, Киеве, Константинополе, Средней Азии, Польше, скупали по дешевке пленных, бойко перепродавали по всему миру.
Русские начали разбегаться от этих кошмаров. Уходили на север, на Оку, в верховья Волги. Здешние края считались глухой окраиной, их даже не причисляли к Русской земле. Но тут можно было спокойно жить и трудиться, в лесах стучали топоры, вырастали города – им давали названия старых, принесенные с прежней родины: Переславль, Звенигород, Галич, Стародуб… Устроителем Северной Руси стал св. благоверный князь Андрей Боголюбский. Он сумел осознать: воевать за Киевское великое княжение бессмысленно, оно прогнило и погибает.
Андрей решил строить новую державу. Покровительницу он выбрал достойную, Саму Пресвятую Богородицу, вывез из южного Вышгорода чудотворную Владимирскую икону. На Клязьме росла новая столица, Владимир, ничуть не уступающая Киеву. Владимирская Русь быстро расцветала, умножалась людьми. Но Андрей Боголюбский шел против течения. Он созидал, укреплял власть государя, а нарастали силы противоположного свойства, разрушительные. Первый великий князь Владимирский был зверски убит боярами-заговорщиками.
Здоровое начало еще сумело взять верх. Младший брат св. Андрея, Всеволод Большое Гнездо, одолел всех противников. При нем Северная Русь достигла наивысшего подъема. Всеволод даже начал собирать под своей эгидой прочие русские княжества. Но его успехи оказались слишком непрочными. Едва он отошел в мир иной, Владимирская Русь вслед за Киевской раскололась драками. В битве на Липице полегло 9 тыс. воинов. За что? Да ни за что. Только лишь из-за того, что новгородцы не желали подчиняться владимирским государям, а другие князья завидовали им.
Между тем, на границах скапливались тучи. Усиливались литовцы. В Прибалтике высадились германские крестоносцы, Ливонский орден покорил латышей, эстонцев. На новгородские земли косились и шведы, и датчане. А на востоке, в неведомых глубинах степей, клубилась пыль под копытами монгольских туменов. Князья собрали огромное войско, 80 тыс. бойцов. Но это было феодальное ополчение, слепленное из недружных отрядов. На Калке 20 тыс. монголов вдребезги разнесли и истребили эту армию. Враги всего лишь разведывали дальние страны, они исчезли так же внезапно, как появились. Исчезли на 14 лет…
Господь недвусмысленно предупредил, к чему ведет разделение. Увы, даже страшный урок не пошел впрок. Временем, отпущенным для покаяния и исправления грехов, Русь не воспользовалась. В Поднепровье и Прикарпатье сразу же заполыхали войны за наследство князей, погибших на Калке. Новгород и Псков выгнали князя Ярослава Всеволодовича, вознамерились сражаться с ним – потому что он готовил поход на немцев, а новгородские и псковские бояре уже решили отделиться от Руси, вели тайные переговоры о вступлении в международный торговый и политический союз, Ганзу.
Великий князь Юрий II кое-как сумел образумить крамольников, вмешался в южные усобицы. В 1236 г. его брат Ярослав Всеволодович повел полки на Днепр. Но и последняя попытка объединить Русь провалилась. Объединяться она не желала, и было уже поздно. К русским границам двигались полчища Батыя… Захлебнулась в крови Рязань. Владимирские войска ушли на юг, и города, оставшиеся без защитников, чадили смрадными пожарами. Но распад Руси дошел до такой степени, что в других княжествах даже не задумывались о помощи собратьям. Какая там помощь! Соседей воспринимали как чужие государства, а татар представляли наподобие знакомых кочевников – печенегов, половцев. Придут, пограбят и уйдут. Вот и пускай пошерстят соперников.
Князья считали куда более важными разборки между собой! На севере поля устилались трупами, героически жертвовали собой жители Торжка и Козельска, а на юге по-прежнему рубились за Киев, за Галич, призывали венгров и поляков – не против татар, а друг против друга. Так и грызлись, пока не настала их очередь. Засуетились и западные хищники, обескровленная Русь выглядела легкой добычей! Папа Григорий IX провозгласил крестовый поход на русских. Поднимали паруса шведские эскадры, содрогалась земля под колоннами ливонских и датских рыцарей, а изменники с нетерпением ждали их, подбивали граждан отдаться чужеземцам.
От окончательной погибели страну спасли великий князь Ярослав Всеволодович, занявший престол убитого брата, св. Юрия, и сын государя св. Александр Невский. Вышвырнули литовцев, сокрушили крестоносные рати. На пепелищах воскресали города, восстанавливалось управление. Но Русь ждали новые испытания. Татары были отнюдь не похожи на ее давних степных соседей. Они были спаяны железной дисциплиной, законами Ясы Чингисхана, а в аппетитах не особо стеснялись. Поставили перед собой задачу ни больше ни меньше как покорить мир. Прокатившись по Европе губительными потоками, они вернулись в донские и волжские степи. Возникла гигантская империя со столицей в далеком Каракоруме. Западная ее часть получила название Золотой Орды, хан Батый повелел строить на Волге собственную столицу, Сарай. Русские князья получили повеление – отныне повиноваться хану и платить дань. В общем-то, выбор предстоял однозначный. Вступить в безнадежную схватку, положить последние боеспособные дружины, а западные державы приберут к рукам то, что уцелеет.
К подобному варианту подталкивали римские папы, присылали делегации, сулили щедрую помощь. Их посулами соблазнился князь Даниил Галицкий, принял от Рима корону короля Руси, договаривался о соединении церквей, поднялся на ордынцев. Но никакой поддержки от католиков не получил, потерпел поражение, его земли стали растаскивать поляки, венгры и литовцы. Ярослав Всеволодович и св. Александр Невский сделали противоположный выбор. Подчинились Орде. В это время на Руси стала популярной ветхозаветная история о Вавилонском пленении. Когда мера грехов Иудеи переполнилась, Господь отдал ее для вразумления чужеземцам. «Ибо так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: железное ярмо возложу на выю всех этих народов, чтобы они работали Навуходоносору, царю Вавилонскому» (Иер. 28, 14) Библейские пророки убеждали своих властителей не противиться. Плен – кара от Бога, ее надо принимать со смирением. Лишь после того, как люди очистятся от грехов, Господь сменит гнев на милость [11].
Хотя именно с грехами дело не клеилось. Даже катастрофы и неволя не заставили Русь осознать свои ошибки. Св. Александр Невский стал последним великим князем, кому удавалось удерживать от развала хотя бы северную, Владимирскую землю. Когда он отошел в мир иной, страна окончательно рассыпалась на уделы. Князья спорили за клочки территорий, за власть, хватались за мечи. Нашли и более верный способ сводить счеты. Набирали побольше денег, дорогих мехов, и ехали склочничать в Сарай. Раздавали подарки и взятки, выпрашивали против соперников татарские рати.
Этими поездками князья сами же разоряли собственную казну, а ордынские отряды громили все, что лежало на пути. Им-то не было разницы, противники или союзники. В результате разорялись и проигравшие, и выигравшие. Еще одним бедствием стала татарская дань. Попробуй-ка собери ее с оскудевших подданных! А у князей до этого и руки не доходили. Они были заняты более важными вопросами – хлопотали в Орде за детей, судились с недругами. Подати собирали их бояре и слуги, половину разворовывали. Хан сердился, посылал взыскать недоимки «лютых послов» с воинами. Они грабили почем зря, набирали людей для продажи в рабство, и княжества приходили в упадок. Поля зарастали лебедой, торговля глохла, крестьяне уходили куда глаза глядят, потомки былинных богатырей разбойничали на дорогах.
И все-таки Господь не оставил Русь. Самый младший из сыновей св. Александра Невского, св. Даниил, получил при разделе отцовских владений захудалую Москву. В борьбе за первенство возвышались то Переславль, то Городец, то Тверь. А Даниил не стал ввязываться в усобицы. Засучив рукава, он взялся трудиться, налаживать хозяйство. Возникло крошечное, еще незаметное зернышко нового государства. И оно начало прорастать. В столкновении с рязанцами Москва присоединила Коломну и Лопасню, в разборке со смолянами – Можайск. Племянник св. Даниила, князь Иван Дмитриевич, умирая бездетным, завещал дяде Переславль…
Дети московского властителя Юрий и Иван Калита уже почувствовали себя настолько сильными, что могли поспорить с Тверью о великом княжении. Схватка была крайне упорной и безжалостной. Тверичи несколько раз осаждали Москву, опустошали окрестности, призывали татар, сговаривались с литовцами. Москвичи отвечали не менее яростными вторжениями. В результате взаимного озлобления погибали князья: св. Михаил Тверской, два его сына, внук, погиб и Юрий Московский. Но его брат Иван Калита продолжил отцовскую политику – кропотливо и основательно устраивал собственный удел. Князь был очень благочестивым, исправно посещал храмы, а его прозвище пошло от сумки-калиты, из которой он раздавал милостыню. В летописях отмечено его второе прозвище, Иван Добрый.
Тверские князья были очень недовольны митрополитом всея Руси св. Петром. Им хотелось видеть во главе Церкви собственного ставленника, который решал бы споры в их пользу. Но Калита неизменно поддерживал святителя на Поместных соборах, помог защититься от клеветы, одолеть ересь, проникшую в Новгород и Тверь. Между князем и св. Петром завязалась искренняя дружба. Митрополит все еще назывался Киевским, но Киев не оправился от разгрома, запустел. Хирел и Владимир – он переходил из рук в руки вместе с ярлыком на великое княжение, его нельзя было передать по наследству. Никто не считал нужным украшать и ремонтировать временную собственность. Св. Петр на старости лет обосновался в Москве.
Он не стал политическим сторонником Калиты. Наоборот, сделал князя своим учеником. Наставлял, что вражда ведет в тупик, зло порождает зло. Путь к возвышению совершенно иной. Москва должна стать духовным центром Руси. «И сам прославишься, и сыновья и внуки твои в роды, и град сей славен будет во всех градах русских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеща враг его, и прославится Бог с ним». Надо угождать не людям, а Господу, и Он Сам вознаградит князя. Татарское иго не вечно. Исполнится чаша зла, и Бог отнимет силу у Орды. Отнимет так же, как когда-то отнял у Вавилонского царства. Но Его милость надо заслужить. Чем? Нет, не только покаянными молитвами. Властитель угождает Богу правдой. «Искупи грехи свои правдою и беззакония твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться мир твой» (Даниил, 4, 20).
Святитель Петр одухотворил зернышко, созданное св. Даниилом Московским. А Калита был способным учеником обоих. В Кремле он начал строить целый комплекс красивых каменных храмов – Успенский и Архантельский соборы, церкви св. Иоанна Лествичника, Преображения Господня. Москва и впрямь превращалась в духовный центр, где могли бы жить и служить предстоятели Русской Церкви. Калита не пренебрегал и уроками св. Петра о княжеском долге. Приписка к Сийскому Евангелию рассказывает: «О сем бо князи великом Иване пророк Езекия глаголет: «В последнее время в опустевшии земли на запад встанет царь, правду любя и суд не по мзде судяй… При сем будет тишина велья по Русской земли и воссияет во дни его правда… Сирым в бедах помощник, вдовицы от насильник изымая, яко от уст львов…» Царь последних времен. Царь Правды. Именно такой идеал ставил перед собой московский государь [11].
И предсказания св. Петра чудесным образом сбывались. Правда и справедливость оказывались великой силой – к честному и рачительному правителю со всех сторон стекались люди. Боярам и воинам князь предоставлял службу, крестьянам и ремесленникам – землю, льготы, ссуды. А людьми богатели и укреплялись его владения. Ну а Тверь в поединке с Москвой надорвалась. Ее правитель великий князь Александр без толку расточил в Сарае казну, по уши влез в долги, вынужден был пустить в свое княжество мусульманских и еврейских ростовщиков. Они с лихвой возвращали затраты, обирали народ, обращали в неволю жен и детей. Мало того, выслуживаясь перед ханом, Александр согласился разместить у себя татарский корпус. Но население не вынесло бесчинств, восстало, и Тверскую землю выжгли ордынские каратели.
Великое княжение Владимирское хан Узбек сперва поделил между Калитой и Александром Суздальским, а позже целиком отдал Ивану Даниловичу. Вместе с титулом под его власть перешли и области, принадлежащие великому княжению – Владимир, Кострома, Новгород. Но расторопный московский государь сумел еще и «прикупить» несколько княжеств: Угличское, Белозерское, заволжское Галичское, половину Ростовского. Хотя термин «купля», употребляемый в летописях, был не совсем точным. Эти уделы обнищали, были не способны платить дань. Калита предложил Узбеку внести их долги, а взамен получил ярлыки на княжества. Их князья теряли самостоятельность, превращались в «подручных» Москвы.
Но жители присоединенных земель только выиграли. Иван Данилович принялся наводить там порядок – такой же, как в своих родовых владениях. Назначал добросовестных чиновников, строго контролировал их. Добился того, что было не под силу мелким властителям, очистил «Русскую землю от татей и разбойник». Московские дружины стали играть роль общих защитников населения. Калита пресек интриги, запретил подвластным князьям ездить в Орду, требовал вести дела с татарами только через Москву. Отладил и четкую систему сбора дани. В Сарай теперь регулярно отправлялись обозы и ладьи, нагруженные русской продукцией, серебром. Хан Узбек был доволен, он наконец-то нашел верного и толкового слугу.
Но даже это оказывалось в интересах… Руси. При справедливой раскладке и без воровства дань получалась немалой, но не разорительной. Зато прекратились наезды «лютых послов», карателей, угоны пленных. Летописцы отмечали: «Бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и пересташа погании воевати Русскую землю и заклати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великия истомы, многия тягости и насилия татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земле». Сорок лет «тишины»! Русь оживала, наполнялась людьми. А одновременно утверждалось особое положение Москвы. Утверждалось в сознании народа. Можно ли было не уважать государя, давшего стране мир и правду? Утверждалось и в Орде. Когда жизнь Калиты подошла к концу, Узбек передал ярлык на великое княжение его сыну Семену Гордому.
Но и Господь показывал, что Москва идет по верному пути. После св. Петра здесь появились другие Божьи угодники. Дети обнищавшего ростовского боярина Стефан и Варфоломей решили стать монахами, поселились в глухом лесу недалеко от Радонежа. Срубили келью, церквушку во имя Св. Троицы. Стефан не выдержал такой жизни, ушел в большой монастырь. Варфоломей остался один. Принял постриг с именем Сергия, питался от трудов своих, молился. О праведнике распространялась молва, к нему потянулись монахи. Св. Сергий был очень скромным, отказывался быть игуменом. Первым настоятелем новой обители стал старец Митрофан, постригший Сергия. А сам он старался жить тихо, избегать мирской суеты. Но за его скромностью и смирением уже чувствовалось иное величие, неземное, люди заговорили о св. Сергии Радонежском.
После долгих колебаний в Москву перебрался преемник св. Петра на митрополичьем престоле грек Феогност. Среди здешних священнослужителей он обратил внимание на св. Алексия. Это был сын боярина Федора Бяконта, крестник самого Калиты. Но юноша отказался от блестящей карьеры, в 15 лет удалился в монастырь. Изучал богословие, церковное право, свободно владел греческим языком, даже сделал с греческого собственный перевод Евангелия. А Феогност успел сжиться с русскими. На склоне лет он приходил к выводу – в Москве нужен русский митрополит. Он приблизил св. Алексия, назначил «судити церковные суды», поставил Владимирским епископом, оставлял своим наместником на время отъездов. В лишениях, невзгодах, под татарским неласковым владычеством, из обломков Владимирской Руси складывалась Московская. Но какой ей быть, еще оставалось неясным. Да и вообще, существовать или не существовать Руси на белом свете? Второй вариант казался более вероятным.