Национализм и универсализм в русском религиозном сознании

Ильин пишет, что патриотизм есть естественное и неотъемлемое для человеческой души чувство, тот, кто не любит собственную родину, духовно мертв, так как «любовь к родине есть творческий акт духовного самоопределения, верный перед лицом Божиим и потому благодатный». Любовь к своей земле и своему народу необходима и оправданна еще и потому, что без такой любви индивидуум не в состоянии любить и другие народы. «Каждый народ призван к тому, чтобы принять свою природную и историческую «данность» и духовно проработать ее, одолеть ее, одухотворить ее по-своему, пребывая в своем, своеобразном национально-творческом акте. Это его неотъемлемое, естественное, священное право» и даже обязанность.

Тот человек, чей «патриотизм» основан на ненависти к другим или другой нации, по Ильину, не является ни патриотом, ни даже здоровым националистом; все его мировоззрение является суррогатом. Ильин делит патриотизм на «слепо инстинктивный» и «духовный», допуская лишь второй и добавляя, что в христианской стране патриоты вовсе не обязаны быть одного религиозного исповедания.

Если патриотизм не духовен, а основан на «пожаре проснувшегося, испуганного и ожесточившегося инстинкта», он «оказывается слепым аффектом, который разделяет участь всех слепых и духовно не просветленных аффектов: он незаметно вырождается и становится злой и хищной страстью — презрительной гордыней, буйной и агрессивной ненавистью, и тогда оказывается, что сам «патриот» и «националист» переживает не творческий подъем, а временное ожесточение и, может быть, даже озверение. Оказывается, что в сердце человека живет не любовь к родине, а странная и опасная смесь из воинственного шовинизма и тупого национального самомнения или же слепого пристрастия к бытовым пустякам и лицемерного «великодержавного» пафоса, за которым нередко скрывается личная или классовая корысть». Ильин констатирует, что такой больной, уродливый и извращенный национализм ведет исключительно к ненависти между народами, к обособлению, провинциализму и культурному застою. Он призывает к трезвому видению слабостей и пороков своей нации и к их обличению: «Любить свою родину не значит считать ее единственным на земле средоточием духа, ибо тот, кто утверждает это, не знает вообще, что есть Дух, а потому не умеет любить и дух своего народа, его удел — звериный национализм. Нет человека и нет народа, который был бы «единственным» средоточием духа, ибо дух живет по-своему во всех людях и во всех народах. Истинный патриотизм и национализм есть любовь не слепая, а зрячая»19.

162

В среде эмигрантской православной молодежи была сделана попытка обосновать идею России как «третьей силы», т.е. особого синтеза Европы и Азии, в то же время принадлежащей европейской цивилизации по преимуществу. Это движение именовало себя «евразийским», к нему принадлежали богословы Л. Карсавин, Г. Трубецкой, протоиерей Г. Флоровский, историк Г. Вернадский, филолог Н. Трубецкой, П. Бицилли, Н. Алексеев, А. Казем-Бек, Н. Клепинин и многие другие. Некоторые представители движения евразийцев вернулись в Советскую Россию, где почти сразу же попали в концлагеря, т.е. разделили судьбу сменовеховцев.

Очищение страны от грехов сталинизма богословы, оказавшиеся в эмиграции, видели исключительно на пути покаяния. Замечательный богослов Г. Федотов еще в 1933 г. писал в статье «О национальном покаянии», что «восстановление России, мыслимой как национальное и культурное единство, невозможно без восстановления в ней христианства, без возвращения ее к христианству как основе ее душевно-духовного мира... Без религии — это не нация, а человеческое месиво, глина, из которой можно лепить все, что угодно».

«Почему Россия — христианская Россия — забыла о покаянии? — спрашивает Федотов. — Я говорю о покаянии национальном, конечно. Были ли когда-нибудь христианское поколение, христианский народ, которые бы перед лицом исторических катастроф не видели в них карающей руки, не сводили счеты со своей совестью? На другой день после татарского погрома русские проповедники и книжники, оплакивая погибшую Русь, обличали ее грехи... Жозеф де Местр видел в революции суд Божий. А в православной России не нашлось пророческого обличающего голоса, который показал бы нашу вину в нашей гибели. Это бесчувствие национальной совести само по себе является самым сильным симптомом болезни». По мысли Федотова, покаяться обязаны не только русский народ в своем целом, но и представители как левого, так и правого его лагерей20.

Само по себе явление русской революции было в достаточной степени закономерным. Ее религиозный характер, отмеченный деятелями Церкви, блестяще проиллюстрирован романами А. Платонова и почти «анабаптистской» по содержанию книгой Н. Островского «Как закалялась сталь», где даже первый революционный импульс Корчагина возникает как следствие конфликта со священником, преподающим закон Божий. Участие священнослужителей (о. Г. Гапона, о. Г. Петрова) в социалистических партиях, тяжкий обновленческий раскол Церкви после революции, «архиерейский бунт» 1905 г. — все это свидетельствовало о созревании «революционной ситуации» даже внутри нашей Церкви, которая, не имея элементарной независимости и свободы, не желала более выносить государственный контроль и

163

служить в качестве проводника имперской идеологии. Размах народного движения после Октября принял, в виде реакции на казенный национализм и казенную религию* не просто универсалистский, но и антинациональный характер. Начинается гонение на Православие, разрушение национальной культуры, полный отказ от старого быта и уклада. В дальнейшем судьбу Православия разделят и остальные религии. Разумеется, все это было лишь одним из аспектов революции, но именно одним из важнейших*.

Все отрицательные (без единой положительной) стороны московской и петербургской «империй» (опричнина, бюрократизация власти, русификация под видом «интернационализма»-универсализма) были восстановлены в гораздо более страшных формах империей Сталина, недаром приветственно встреченной лидерами русского фашизма в эмиграции, а также теоретиками так называемого «национал-большевизма». Сталину нужна была та самая глина, то человеческое месиво, о котором писал Г. Федотов. В этих целях он использовал все — плоды революции, уроки его любимых учителей Ивана Грозного, Петра I и Макиавелли, даже... Русскую Православную Церковь, которую был вынужден «дозволить» во время войны. И вновь возникает опасность идеологизации нашей Церкви: восстановленная в крайне ограниченных правах и под жестким государственным контролем, она была вынуждена не только принять под свой омофор ликвидированную в 1946 г. Церковь украинских греко-като-ликов, но и подвергалась запрету «сверху» на всякую экуменическую деятельность.

Вышесказанное не означает, что сталинизм лишь восстановил традиционные архетипы русской жизни. Если бы это было так, то его «империя» обладала бы безусловной жизненностью и органичностью, а не была бы тем, чем оказалась в реальности, — натужным тоталитарным режимом, державшимся силой тайной полиции и инерцией революционных и интернационалистских лозунгов. 350 лет существования новгородско-псковскои демократии перекрывают даже сегодня историю США; был у нас и свой «Фронтир» — знаменитая казачья Линия, вольная жизнь которой до сих пор почти не отражена в русской литературе. Параллели между «Третьим Римом» и «Третьим Интернационалом» остроумны, но уместны

*Не приходится оспаривать и тот факт, что в самой революции и последующем погроме русской Церкви и русской культуры активную роль играли те, кого принято было называть «инородческим элементом», т.е. представители иных народов, подвергавшихся, особенно в русификаторский период Александра III, той или иной степени угнетения. Однако, во-первых, никакая революция не могла бы состояться без поддержки собственно русских масс; во-вторых, разрушительные акции представителей нерусских народов не вина, а беда этих народов. А точнее говоря — общая беда всей России, так как и «инородческое», и украинское, и собственно великорусское революционные движения — все это есть плата за империю, в равной степени сдерживающую (до 1905 г.) свободу всех наций и исповеданий старой России.

164

лишь в качестве публицистического изыска. Демократические начала в русской жизни были достаточно глубоки, чтобы получить при благоприятной исторической ситуации верное и здоровое направление развития, об этом свидетельствует и совершенно внеим-перское национально-освободительное движение в России Смутного времени, и история земства, и демократический дух, и постановления Собора 1918 г., сказавшиеся и в актах Собора 1988 г.

Дух вселёнскости, терпимости и широты постоянно пребывал в русском религиозном и церковном сознании в борьбе с началами национализма, филетизма и конфессионального фанатизма, но никогда не был побежден последними. Как только Русская Православная Церковь оправилась от сталинских и хрущевских гонений, она решительно начала участвовать во всемирном экуменическом движении, не соглашаясь на компромиссы с протестантизмом в догматических вопросах, но стремясь к установлению прочного диалога на уровне межконфессиональных конференций. Декларации и статьи, публикуемые в «Журнале Московской Патриархии» на тему экуменизма, давно уже не отрицают за остальными церквами и исповеданиями той или иной степени причастности к единству вселенской Церкви. Еще двадцать лет назад протоиерей Л. Воронов в одной из своих статей в журнале говорил о необходимости тщательного изучения всех сторон религиозного бытия инославных братьев, чтобы «иметь возможность воздать должное их мужеству, их ревности о вере и обогатиться лучшими сторонами их духовного опыта»21.

Вместе с тем несвободное положение нашей Церкви в обществе периода застоя до недавнего времени препятствовало выработке всецерковного соборного отношения как к чисто внешнему экуменизму в рамках Всемирного Совета Церквей, так и к подлинному православному универсализму, основанному на солидарности всех христиан во Христе Иисусе. Обращение всех юрисдикции современного Русского Православия к серьезной работе над богословским учением православного универсализма — дело будущего и зависит прежде всего от свободного и достойного существования Церкви в нашей стране*.

Самого же экуменизма, понятого правильно, бояться не приходится; следствием экуменической деятельности как эмигрантской Церкви, так и Московской Патриархии явилось не только знакомство мировых христианских и культурных кругов с богатством русского православного богословия и духовности, но и создание чисто национальных православных приходов в США, Англии, во Франции, в Мексике, Африке и ряде других стран и территорий.

*В этом смысле необходимо учитывать опыт Константинополя, Антиохии и прочих братских православных церквей.

165

Заключение

Всякая здоровая культура — и прежде всего церковная — строится на органическом и положительном единстве национального и универсального. Церковный национализм и фанатичный конфессиона-лизм обедняют религиозную жизнь, даже хранящую полноту истины во всей целостности своей традиции. Единство вселенского и поместного начал преобладало в Русском Православии на протяжении X— XIV вв. XV в. — век возникновения эсхатологически-мессианских настроений как на Западе, так и на Востоке. Это век переломный: при дворе Ивана III трудятся Аристотель Фиорованти и прочие западноевропейские мастера; падение Константинополя и раскол латинской Европы (Реформация) надолго укрепляют православный московский мессианизм, экспроприированный у Церкви нарождающейся империей и используемый ею в своих политических целях. XVI— XVII вв. — победа церковного национализма и изоляционизма в нашей Церкви; это сознание на уровне народных масс продолжает сохраняться частично вплоть до XIX в. и бытует в подспудно-бессознательной сфере нередко и в наши дни.

Это бытование выражается с суррогатной подмене православной традиции православным традиционализмом, что далеко не одно и то же; в аналогичной подмене догматики догматизмом, в убеждении, что обладающему истиной православию остается лишь хранить и являть ее самим фактом своего существования; в отказе от миссионерства и евангелизации как русского, так и прочих православных народов, входящих в состав Русской Православной Церкви. Такие настроения не преобладают и не являются официальными, но встречаются довольно часто.

Для христианства не бывает «плохого» или «хорошего» политического строя. Царство Христа не от мира сего. Однако христиане всегда готовы быть лояльными и активными гражданами любого государства, желающего блага не себе, а своим подданным.

Не то чтобы империя была плоха сама по себе, однако история показывает, что имперская идеология — будь она правоконсервативной или же леворадикальной — имеет тенденцию самоутверждаться и подавлять остальные формы общественного сознания. Для того чтобы Церковь могла адекватно выполнять свое общественное служение и воспитывать народы в духе высокой нравственности, милосердия, терпимости и гражданской ответственности, она должна быть отделена от государства не на словах, а на деле, естественным образом функционируя внутри конституционно-демократических ограничений.

Одним из серьезнейших последствий былого антидемократического периода является сегодня полная невозможность всех православных народов нашей страны жить в полноте церковной жизни и развивать свою православную культуру. За весь советский период ис-

166

тории Русской Православной Церкви Московская Патриархия ни разу не получила ни права, ни возможности издать Библию на украинском, белорусском и молдавском языках. С 1918 г. прекращено издание Библии и богослужебных текстов на осетинском языке. О более «молодых» православных народах нашей страны не приходится и говорить.

За весь период царизма малые народы России никогда не подвергались такой страшной дискриминации, такому целенаправленному обескультуриванию, такому массовому геноциду национальной интеллигенции и духовенства, как в период 1929—1953 гг.

Этот процесс намеренного и организованного обескультуривания коми и карелов, марийцев и чувашей, крещеных татар и молдаван, бурят и алтайцев, эвенков и якутов продолжался вплоть до самого недавнего времени. Излишне, рассказывая о христианизации тех или иных народов нашей страны, каждый раз повторять^ как рефрен, постыдный для всякого мало-мальски цивилизованного общества факт: с 1917 по 1988 г. Русской Православной Церкви не было разрешено переиздать Библию и богослужебные тексты ни на одном языке нерусского православного населения страны. Некоторые народы, особенно на Крайнем Севере и Дальнем Востоке, вообще лишены церковных приходов. На территории таких обширных автономных республик, как Карелия или Коми, Якутия или Бурятия, действуют максимум 2—4 прихода. Богослужение на национальном языке местных народов не ведется нигде, за исключением Чувашии, да и здесь не во всех церквах. В этой сфере произошло вольное или невольное сочетание тоталитарно-имперских притязаний сталинизма, враждебного всякой национальной культуре, и остаточных тенденций православного национализма внутри нашей Церкви, нарушающей собственные постановления и принципы.

В 1867 г. было принято особое Постановление Святейшего Синода Российской Православной Церкви об обязательном совершении богослужения для «обращенных инородцев» на их родных языках. Это постановление никогда не отменялось. Более того, из этого постановления следует, что государственные власти в последующие годы, даже руководствуясь дискриминационным сталинским законодательством 1929 г., при наличии религиозной общины и «церковной двадцатки», состоящей из православных татар, евреев, цыган, корейцев или узбеков, обязаны автоматически предоставить таковой общине молитвенное здание, а Церковь — исходя из собственных канонов — обязана обеспечить эти общины квалифицированными изданиями Библии, богослужебных текстов, молитвословов на родных языках этих народов.

В нашей стране в Молдавии живет народ, о котором многие могли не слышать, — гагаузы. Их сейчас около 180 тыс., т.е. больше, чем, например, калмыков, карелов или абхазцев, имеющих автономию. В

167

1957 г. специальным указом правительства Молдавии гагаузы получили письменность — так сообщается в некоторых книгах недавнего времени. Так случилось, что гагаузы — православные (хотя и тюрки по языку). В 1910 г. Кишиневской епархией был составлен гагаузский словарь, и систематически издавалась религиозная литература на гагаузском языке. В наши дни этот народ в духовном и культурном отношении находится в гораздо худшем положении, чем любой из народов южноафриканских бантустанов, где все-таки не возбраняется иметь богослужение на родном языке и не утверждается, что письменность возникла почти на полвека позже, чем в Действительности. Разумеется, ни Библии на гагаузском языке, ни гагаузских церковных приходов в настоящее время не существует. Судьба гагаузского Православия — какова она будет в дальнейшем?

В настоящее время на нашей территории насчитывается около 75 тыс. человек еще одного народа, имевшего особо трагическую судьбу в истории. Это ассирийцы, потомки древних ассировавилонян и сирийцев, они в V в. поддержали учение константинопольского патриарха Нестория, осужденное на III Вселенском (Эфесском) Соборе 431 г., вследствие чего традиционно именуются с тех пор «несториа-нами», хотя и остаются в строгом смысле православными (т.е. неариа-нами). В результате деятельности русских православных миссий среди ассирийцев Турции и Ирана значительная часть их во главе с епископом Map Ионой в 80-х годах прошлого века воссоединилась с Русским Православием. Подвергнутые во время; первой мировой войны массовой резне со стороны турок, примерно 60 тыс. ассирийцев бежали в Россию, где и живут до сих пор. Российские ассирийцы имели до революции собственную национальную Библию, молитвенники, богослужение. В 50-е годы последний из оставшихся в живых после сталинских репрессий священник-ассириец о. Аарон Осипов с разрешения патриарха Алексия неоднократно совершал богослужения в одном из храмов Москвы на родном языке. После его кончины в 1957 г. ассирийцы не имеют ни одного священника, ни Одного храма, ни одного издания на национальном языке, несмотря на наличие православно-ассирийских общин и деревень с ассирийским населением (на Кавказе)*.

Ни одного национального прихода не имеют на территории СССР и греки —тот самый народ, от которого Русь приняла Благую Весть Христа? А ведь у нас насчитывается около 350 тыс. греков, существуют целые греческие села.

*Так, под Ереваном, в ассирийском с. Димитров (бывш. Койласар) с населением 2 тыс. человек, существует отреставрированный силами местной общины верующих храм св. Кириака, существует здесь и положенная по закону «церковная двадцатка» во главе со старостой А. Садаевой. Церковь пустует до сих пор — власти отказываются регистрировать эту единственную в нашей стране заявившую о своих правах ассирийскую общину.

[168]

За период господства тоталитарно-атеистической бюрократии многие из малых православных народов, лишенные кадров национального духовенства, Библии на родном языке, а иногда и церковных приходов на своих территориях, постепенно возвращались к полуязыческому синкретизму или традициям сибирского шаманизма. Не упоминая о реальных причинах процесса, «научно-атеистическая» литература былых десятилетий утверждала, что все это свидетельствует о поверхностной христианизации народов и их переходе на научно-атеистические позиции. Однако оказавшиеся в условиях демократического и плюралистического общества, лишенного принципов «официозной религии», алеуты США, несмотря на свою малочисленность, и сегодня являются православным народом, отличающимся высокой религиозной активностью и выработавшим собственную христианскую культуру. Ни к язычеству; ни к синкретизму алеуты не возвращались; это маленькое племя, казалось бы обреченное историей на постепенное растворение среди многомиллионных соседних народов, в условиях свободы превратилось в одну из многих христианских народностей, яркую и своеобразную. Оказывается, ни при чем здесь «научный атеизм» современности, «поверхностность» христианизации и т.д. Дело в каждом из разбираемых случаев в наличии свободы или ее отсутствии, в геноциде верующих или отсутствии такового. А также в антихристианской политике властей и инспирируемой ими националистической установке некоторых иерархов в самой Церкви. Например, покойный ныне архиепископ Казанский и Марийский Михаил (Воскресенский), временно управляющий Удмуртской епархией, в 50-е годы под давлением местных уполномоченных по делам религий издал тайный указ не рукополагать священнослужителей из татар, марийцев и удмуртов.

Нельзя забывать и о том, что до 20-х годов нашего века Православная Церковь именовалась у нас не Русской Православной Церковью, как сегодня, а Православной Российской Церковью, чем подчеркивалась ее универсальность и открытость всем народам и племенам России, а также примат религии над нацией. В новом наименовании, принятом под давлением сталинской администрации, изначально и по сути закреплен бессознательный принцип дискриминации всех «инородцев» православного вероисповедания на территории СССР. Подобная ситуация, в корне противоречащая учению Иисуса Христа, более не должна быть терпима, ибо наша Церковь — вселенская, соборная, несущая Благую Весть Иисуса Христа всем народам земли.

Вопреки прекраснодушным чаяниям прошлого века XX в. взорвался мировыми войнами, геноцидом целых наций, массовыми репрессиями и острейшими национальными и религиозными конфликтами. Напомню, что это тот же самый век, когда протестанты на уровне частного мнения возвращаются к почитанию Богоматери и

[169]

допущению Монашества, когда Рим и Константинополь отменяют взаимные анафематствования, когда Русская Православная Церковь снимает былые обвинения со старообрядцев, а папа Иоанн XXIII возглашает покаянную молитву за некогда гонимых христианами евреев.

Высшие формы религии неизбежно ведут к конфликтам внутри каждой человеческой личности, внутри каждой Церкви, между Церковью и государством. Ибо христианство не есть религия уютного бытового уклада, это есть религия свободы, а следовательно, и высочайшей ответственности, естественно затрудняющей реализацию евангельского благовествования в повседневной человеческой жизни. К таким выводам независимо друг от друга пришли выдающиеся православный и католический культурологи и мыслители Н. Бердяев и Т. С. Элиот. К подобным выводам способен прийти всякий, кто серьезно и вдумчиво прочитает и изучит Евангелие. То, что принималось современными исследователями за кризис христианства, есть на деле кризис законнического идеологизированного христианства и христианизированной общественности.

Евангелизация мира, свободная христианская история человечества только начинаются. Церковь верит и надеется, что поворотными событиями на этом пути явятся 1000-летие Крещения Руси и приближающееся 2000-летие мирового христианства.

Примечания

1Отечник. Избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). Спб., 1863, с. 363.

2Красноречие Древней Руси. М., 1987,с. 110—111, 117—118.

3Там же, с. 106.

4Цит. по: МалининВ. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев. 1901, приложения, с. 104.

5О тяжелой жизни и грубых нравах сельских священников, диаконов и церковнослужителей (пономарей и т.д.) можно прочесть у И. Никитина в «Дневнике семинариста», в «Очерках бурсы» Н. Помяловского, у Н. Лескова, А. Эртеля, Н. Хвощинской, И. Салова, Г. Недетовского, И. Нечуй-Левицкого, С. Гусева-Оренбургского, в воспоминаниях Н. Зернова и его семьи, у иных авторов.

6Другие переводы из подготовленных обществом — вотский (удмуртский), еврейский (НовогоЗавета), коми-пермяцкий, вогульский (мансийский), остяцкий (хантыйский), турецкий, осетинский, ненецкий — в печати появиться не успели.

7Г е р д е р И. Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1987, с. 388.

8Х о м я к о в А. Собр. соч. М., 1900, т. 2, предисл. Ю. Самарина.

9ГерценА. И. Поли. собр. соч. М., 1956, т. 9, с. 170.

10Из письма К. Леонтьева А. Александрову. — Цит. по: Русская мысль. М.—Пг., ноябрь—декабрь 1917 г., с. 20.

11Леонтьев К. Письма к В. Розанову. Лондон, 1981, с. 60.

12Подольские Церковные Ведомости, 1905, №47.

13Из письма К. Родзаевского Сталину. — Цит. по: И л ь и н а Н. Привидение, которое возвращается. — Огонек. 1988, № 42, с. 13. [170]

14Илларион (Троицкий). Письма с Запада. Сергиев Посад, 1915, с. 4.

15Булгаков С. Православие. Париж, 1962, с. 392—393.

16Сборник статей протоиерея С. Булгакова, архиепископа Гелиопольского Геннадия (Константинополь), митрополита Буковины Нектария (Черновцы), Н. Бердяева, A. Карташева, протопресвитера Ст. Цанкова (София), Г. Алевизатоса (Афины), B. Зеньковского.

17См: Христианское воссоединение. Париж, 1933, с. 11, 12, 25.

18См.: Бердяев Н. О рабстве и свободе человека. Париж, 1939, с. 137—138.

19См.: Ильин И. Путь духовного обновления. Мюнхен, 1962, с. 150, 171, 150— 151,193.

20См.: Федотов Г. О национальном покаянии. -— Новый Град. Париж, 1933, № 6.

21Журнал Московской Патриархии, 1966, № 4, с. 48.