Надменный любовник

Глава 7

Присмотревшись, он увидел, что вблизи Джоссайя Клэгг выглядит совсем не так ужасающе. Это был обычный мужчина, немного заносчивый, с широкими крупными губами и неожиданно приятной улыбкой. С теплой улыбкой, внушающей доверие.

Алистэйра не слишком вдохновляла эта встреча. Но он не был и сильно огорчен появлением человека, который мог вершить справедливость. За исключением интересных откровений, подслушанных им с крыши дома, ночь была не так уж богата событиями.

— Qu'est-ce que c'est?2 — спросил он на сносном французском.

— Странно, — произнес Клэгг. — Я бы не сказал, что вы из этих проклятых французских эмигрантов. У вас не такое лицо.

— Pourquoi?3 — рассеянно спросил Алистэйр.

— Но вы и не англичанин, — продолжал Клэгг задумчиво. — Глядя на вас, можно предположить, что вы шотландец.

— Je ne comprends pas4, — пробормотал Алистэйр, чувствуя, что его познания во французском на этом истощаются.

— Люди, которые в это время шляются по улицам, внушают подозрение. — Клэгг размышлял вслух, внимательно его разглядывая. «Включая и тебя», — подумал Алистэйр. — Я бы никуда не годился, если бы не был уверен, что найду вас здесь. Позвольте ваши руки.

— Pardon?5.

— Руки! — нетерпеливо повторил Клэгг, для примера протягивая свои ладони. Его руки были жирные, как окорока, под ногтями грязь.

Алистэйр сразу же протянул свои руки. Они были жесткие после его путешествия по крышам, достаточно жесткие, чтобы в темноте отсутствие мозолей не бросалось в глаза.

— Явно не работник, — пробормотал Клэгг. — Руки говорят сами за себя. Чем же вы занимаетесь, или вас содержит жена? — Казалось, его рассмешили собственные слова.

— Je suis un voleur… — спокойно произнес Алистэйр. — Je suis le Chat6.

— Voleur?7

Что это, черт возьми? — спросил Клэгг. — Позвольте предупредить вас, мой друг. Это моя территория. Я Клэгг, понятно? Если вы до этого ничего обо мне не слышали, зря. Меня следует опасаться. У вас очень интересное занятие, и вы должны платить мне, если хотите продолжать. Если вы этого не сделаете, то предстанете перед судом, а там не любят французов и тем более не любят преступников. Я более снисходителен, если вы понимаете, о чем я. На этот раз я готов отпустить вас. — Благодаря лондонскому выговору его голос звучал обманчиво любезно. — Если скажете мне, что вы вынюхивали около этого дома. Молодая леди, живущая в этом доме, очень меня интересует. Будь осторожен! — грубо рявкнул он. — Ты думаешь, что собираешься забраться к ней под юбку, а обнаружишь, что у тебя в штанах ничего нет. Ты смазлив, и ей, наверное, это нравится, но эта девчонка моя. Ты понял?

Алистэйр сердито и озадаченно смотрел на него.

— Почти понял, — сказал сам себе Клэгг. — Просто держись от них подальше. Ты хорошо это понял, не так ли? Пока мне нужна старшая сестра, но, когда я закончу с ней, мне придется заняться младшей. И я не пощажу никого, кто попытается перебежать мне дорогу.

— Bastard8, — вежливо произнес Алистэйр, отворачиваясь от него.

— Ты тоже, — пробормотал Клэгг, отпуская его. — Помни, француз, что она моя.

Алистэйр ни разу никого не убил. Он умел пользоваться револьвером и шпагой, он даже дрался несколько раз на дуэлях — по всем правилам. Обычно ему больше нравилось брать умом и хитростью, чем грубой силой. Но, глядя на Клэгга, почувствовал желание выбить ему зубы.

— Убирайся отсюда, — раздраженно сказал Клэгг. — Твоя идиотская рожа начинает действовать мне на нервы.

— Baisez mon cul!9 — сказал Алистэйр, поклонившись.

И когда Клэгг решил подойти поближе, уже растворился в темноте лондонской ночи.

— Но, дорогая Джессамин, я и не знала, что у тебя такой талант. Что же ты скрывала его от нас?

Джессамин взглянула на бледное одутловатое лицо мисс Эрминтруд с нескрываемой тревогой. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Однако мама все еще лежала в постели, страдая от тоски и уничтожая огромное количество миндальных печений, и не могла видеть, как встретились две подружки.

Правда, на самом деле Эрминтруд никогда не была подругой Джессамин. Она всегда была неприятным ребенком. После того как мистер Мэйтланд впал в нищету и умер, она отвернулась от этой семьи, а во время их последней встречи с Джессамин указала ей на дверь.

Но сегодня она вела себя совсем по-другому. Она расточала приветливые улыбки и была сама вежливость. Она вспоминала о годах, проведенных вместе, хотя на самом деле ничего подобного не было. Конечно же, они вместе были на рождественском вечере у леди Эндрюс. Но Эрминтруд была там со своей компанией, а Джессамин со своей.

— Говорят, у тебя необычный талант, — продолжала Эрминтруд. — Не могу сказать, что я удивлена. Ты всегда отличалась от всех остальных. Может быть, дело в твоих необыкновенных глазах.

Джессамин с улыбкой слушала эту ничем не прикрытую ложь. Должно быть, Эрминтруд научилась тактичности за эти годы. Прежде она всегда отпускала язвительные шутки по поводу ее колдовских глаз.

Джессамин же не была настроена столь дипломатично.

— Кто сказал тебе про мой необыкновенный талант?

Эрминтруд моргнула.

— Все говорят. По крайней мере все, кто что-то из себя представляет. Каждый борется за честь пригласить тебя к себе на вечер, все хотят знать о любом твоем шаге.

— Включая тебя? — холодно спросила Джессамин.

Эрминтруд, может быть, и научилась тактичности за эти годы, но чуткости ей по-прежнему не хватало.

— Я подумала, что тебе будет приятно прийти на званый вечер, который дает моя замужняя сестра в Кенте. Я уверена, ты помнишь Салли, она выгодно вышла замуж за мистера Блэйна, ты понимаешь, о чем я. Съедется двенадцать гостей, и будет очень весело. Полагаю, ты давно уже не была в деревне? Ты ведь всегда была горожанкой.

— Да, пожалуй, — ответила Джессамин, — но боюсь, что мне придется отказать тебе. Мама не совсем здорова, и я не могу оставить сестру одну.

— За твоей мамой может присмотреть прислуга, — возразила Эрминтруд, не обращая внимания на то, что за время своего долгого визита она не видела ни малейшего намека на то, что здесь может быть прислуга. — А твою маленькую сестру ты можешь взять с собой. Я хорошо ее помню — очень милый ребенок. Я уверена, что там будет много девушек и она хорошо проведет время.

Джессамин вспомнила свои старые обиды:

— Давай откровенно, Эрминтруд. Ты приглашаешь меня на вечер к сестре не для того, чтобы доставить мне удовольствие. Вы хотите, чтобы я развлекала ваших гостей своими предсказаниями. Так?

— Ты то же самое делала у леди Пламворфи, если верить слухам.

— Позволь дать тебе один совет, Эрминтруд. Никогда не верь слухам. Тебя не касается, как я использую свой талант и за какие деньги.

— Моя сестра сказала, чтобы я предложила тебе пятьдесят фунтов.

Джессамин ничем не выдала своего удивления. Сестра Эрминтруд Салли вышла замуж за набоба и, наверное, потеряла счет вещам, на которые можно было бы потратить деньги. Пятьдесят фунтов были соблазнительной суммой.

— Мне очень жаль, — сказала Джессамин, — но мне надо заботиться о своей репутации. И о репутации своей сестры.

— Сто фунтов — и ты и твоя сестра будут нашими почетными гостями, — выпалила Эрминтруд.

— Не уверена, что другие ваши гости нас так воспримут.

— Не будь ханжой, Джессамин, — сказала раздраженно Эрминтруд, и это прозвучало гораздо естественнее, чем ее напускная приветливость. — Твое происхождение безупречно, пусть твой отец и разорился. Отсутствие денег, несмотря ни на что, не должно закрывать тебе дорогу в общество. Кроме того, там, возможно, будут кое-какие подходящие женихи. Ты немного старше меня, но тебе еще рано запираться в монастырь. Если тебе повезет, ты сможешь очаровать состоятельного джентльмена и обеспечить себе спокойное будущее. Может быть, найдется какой-нибудь старый вдовец…

Эрминтруд была ровно на два месяца моложе Джессамин, которой в этом году исполнилось двадцать три, но Джессамин была достаточно тактична, чтобы ей об этом не напоминать. Заманчивое предложение все же таило опасность, слишком уж велика была вероятность нарваться на какую-нибудь неприятность. Флер могла бы еще год подождать со своим первым выходом в свет. Еще год в нищете, в одиночестве и в опасности! Еще год можно ожидать чего угодно, и любое искушение может стать роковым. Да, ей надо было исчезнуть, устроить свою семью и жить спокойно, наслаждаясь одиночеством, вдали от Клэгга, вдали от города. Вдали от графа Глэншила, внушавшего ей беспокойство.

— Ну так что же? — нетерпеливо спросила Эрминтруд.

Джессамин на минуту закрыла глаза, пытаясь расслабиться. Тотчас перед ее глазами всплыла карта, сулящая надежду. Бубновая девятка! Все будет в порядке.

Она открыла глаза и вновь увидела горящее нетерпением лицо своей давней подруги.

— Мы с Флер принимаем твое любезное приглашение, — спокойно сказала она. — Слишком уж долго мы лишали себя удовольствия побывать на семейном празднике за городом. И мы будем просто счастливы внести свою лепту в это событие. Флер неплохо рисует, а я не имею ничего против того, чтобы развлечь гостей гаданием.

— Мудрое решение, — сказала Эрминтруд. — Ты получишь от моей сестры чек.

— Нет, — отрезала Джессамин, — мы придем только в том случае, если это светское дружеское приглашение, а не финансовая сделка.

— Разве ты не берешь денег за то, что делаешь? — напрямую спросила Эрминтруд.

Допустить, что она способна на это, значило поставить себя наравне с портными и лавочницами. Соврать было еще хуже.

— Я делаю то, что считаю необходимым, — ласково сказала Джессамин. — Твое гостеприимство и радушие будут щедро вознаграждены.

Глядя на Эрминтруд, можно было подумать, что она приглашает в гости змею, но она сложила свои пухлые губы в кислую улыбку.

— Я полагаю, вас нужно туда доставить. Моя сестра будет просто счастлива прислать за вами экипаж в следующую среду.

— Это было бы замечательно.

Эрминтруд посмотрела на ее скромное, старомодное платье.

— Я надеюсь, ты оденешься получше?

«Как это похоже на Эрминтруд», — утомленно подумала Джессамин. Но, приняв решение, она уже не давала сбить с себя с толку. В ответ на колкость Эрминтруд она просто улыбнулась:

— Я с нетерпением жду вашего семейного праздника, Эрми.

Эрминтруд ненавидела, когда ее называли Эрми. Особенно с тех пор, как ее противные кузины прозвали ее Эрми-Верми10. До сегодняшнего дня Джессамин не поддавалась соблазну назвать ее уменьшительным именем, но в самодовольных голубых глазах Эрминтруд было что-то такое, что пробудило злорадство в душе Джессамин.

Эрминтруд величественно выпрямилась:

— И вам не придется волноваться по поводу разбойников или чего-нибудь в этом роде. Моя сестра отдала специальные распоряжения полицейским с Боу-стрит, чтобы они обеспечили нашу безопасность. Даже Кот не посмеет вылезти из своего убежища.

— Кот? — невинно переспросила Джесс.

— Ах, да, ты так давно не бывала в обществе, что, должно быть, даже и не слышала о нем. Это исключительно дерзкий и беспощадный вор. Он пробирается в самые богатые дома города и забирает драгоценности. Иногда он совершает преступление, когда в доме никого нет, а иногда ведет себя так нагло, что пробирается в дома в то время, когда там праздник и полно народа. Никто не знает, каким образом ему это удается. Он проворен и бесшумен, как кот. — Внезапно глаза Эрминтруд сузились, словно она что-то заподозрила.

— Мне казалось, ты была у леди Пламворфи в тот вечер, когда там произошло одно из его ограблений? — вызывающе спросила она.

— Возможно. Но никто не потрудился мне об этом сообщить, — легко солгала она.

— Понятно, что тебе не сообщили. Это вряд ли тебя касалось, — презрительно фыркнув, сказала Эрминтруд. Она поднялась со стула и наградила Джессамин поцелуем, который та приняла не слишком охотно. — Если у тебя будут проблемы с нарядом, сообщи мне об этом, я посмотрю и, наверное, смогу что-нибудь подобрать. Я не хочу, чтобы ты опозорила мою сестру.

Джессамин запнулась, наступив на ногу Эрминтруд, и, отступив, невинно сказала:

— Прошу прощения, Эрми, я так нервничаю по поводу предстоящего праздника.

Эрминтруд свирепо взглянула на нее:

— До следующей недели!

Джессамин кивнула и пошла проводить мисс Винтерс до дверей.

— Не могу понять, куда подевалась прислуга, — рассеянно сказала она.

Эрминтруд огляделась. Если она сообразит, что бедствующие Мэйтланды не могут позволить себе держать горничную, она будет в ужасе и отменит свое светское приглашение.

Ее экипаж ждал перед парадной дверью, кучер в ливрее охранял его от любопытных жителей Спиталфилдз. Джессамин стояла в дверях до тех пор, пока экипаж не исчез из виду, затем медленно закрыла дверь и прислонилась спиной к стене.

Она, наверное, совершила грубую ошибку. Ее план был продуман до мелочей. Получив от Клэгга некую сумму денег, теперь она может позволить себе нечто большее и совершить вместе с любимой сестричкой осторожную вылазку в общество. Если та удачно выйдет замуж, у них появится уверенность в завтрашнем дне. Она. научилась довольствоваться малым. Флер может не искать владельца несметных богатств — подойдет любой обладатель скромного поместья и доброй души.

Но это, несомненно, было опасно. Не было никакой уверенности в том, что Флер сразу подберет себе пару на празднике у Салли Блэйн, а если сестры Мэйтланд, однажды появившись в обществе, вдруг исчезнут, это может вызвать недоумения и подозрения.

На часть с таким трудом скопленных денег ей придется подобрать новое платье для Флер, не говоря уже о каком-нибудь приличном, но скромном наряде для себя. У ее матери по-прежнему был богатый гардероб, и очень может быть, что там окажется несколько платьев, которым можно будет придать более современный вид и подогнать под ее хрупкую фигуру.

Это подчеркнет ее индивидуальность. Цыганка, гадающая на картах, явится в своем подлинном обличье. Правда, кое-кому может не понравиться такая свояченица.

Так или иначе, рискнуть следовало. Она начинала бояться Джоссайю Клэгга. Он всегда тревожил Джессамин, хотя она старалась не давать волю своим страхам, уверяя себя, что просто помогает закону на опасных улицах города.

Но в последнее время она перестала верить этому, как и тому, что Клэгг служит закону. Единственной его целью было получить вознаграждение, и ему было все равно, получит он эти деньги за голову преступника или погубив невинного ребенка.

В этом она ему могла помочь в последний раз, дав возможность заманить в ловушку печально известного Кота, а затем потребовать окончательного расчета. За такого дерзкого преступника, должно быть, дадут большое вознаграждение. Она могла бы даже обойтись без причитающейся ей доли, если бы Клэгг выпустил ее из своих лап. Это было бы очень хорошо, и все-таки она знала, что для нее это плохо. Разгадка была в картах, а она боялась в них заглянуть. Боялась задавать вопросы, ответы на которые могли бы поставить ее в безвыходное положение.

Она уверяла себя, что Кот волнует ее меньше всего. Изысканный граф Глэншил был лишь досадной помехой. К счастью, он, наверное, уже забыл о ее существовании, и если их дороги больше не пересекутся, то ей не о чем волноваться.

Что ее действительно волновало, так это семья. Ей надо было удачно выдать Флер замуж за порядочного богатого человека, который оберегал бы жену и ее семью.

И тогда Джессамин будет спокойна. Этот праздник, возможно, и таил в себе опасность, но мог положить начало новой, лучшей жизни для них всех. Это был замечательный шанс! И даже несмотря на то что это могло ни к чему не привести и они могли уехать с этого праздника еще более жалкими, с подмоченными репутациями, она не могла пренебречь возможностью хотя бы на время выбраться из смердящего и грязного города.

Но сам собой напрашивался вопрос, входит ли. Кот в число приглашенных.

Для Алистэйра не составляло никакого труда обеспечить себе приглашение. Его абсолютно не интересовало путешествие в Севеноукс на праздник к неизвестным молодым супругам, которые, несомненно, плохо играют в карты и которые будут заняты скучным флиртом. Но присутствие там Джессамин Мэйтланд и ее сестры заставило его забыть о неудобствах. Ему не надо было благодарить счастливую случайность за это известие — вездесущий Никодемус Боттом сообщил ему это вместе с более важной информацией.

— Следует держаться подальше от нее, ваша светлость, — сказал он, возясь с рубинами леди Барбары. — Можно не бояться, что она выдаст вас Клэггу, по крайней мере в ближайшее время. Она, слава Богу, будет за городом, поедет развлекаться с другими важными господами.

— Вряд ли она заподозрила меня в нечестных поступках, — лениво произнес Алистэйр.

— Она догадлива. Иначе Клэгг не использовал бы ее, вы это знаете. Если вы будете продолжать вокруг нее вертеться, она скоро будет видеть вас насквозь. Будьте осторожны! Вы моя лучшая находка за долгие годы, не хотел бы я видеть, как вас повесят.

— Разве лордов вешают? — лениво поинтересовался Алистэйр, не собираясь менять свои планы.

— Они повесят вас, ваша милость, даже не сомневайтесь. И не без помощи этой девчонки.

— Тогда, я думаю, мне нужно сбить ее со следа, верно? Кстати, я что-то давно не был в деревне. Неделька за городом — как раз то, что мне нужно. А Кент к тому же недалеко от Лондона.

Никодемус уставился на него с подозрением:

— Что у вас за грязные мысли, ваша милость?

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем встреча с мисс Мэйтланд в обществе. А если в то время как я буду отдыхать в деревне, Кот решит снова посетить город, у меня будет алиби.

— И как же вам это удастся? — спросил Никодемус с подозрением.

— Понадобится хорошая лошадь и немного смелости, дорогой Никодемус. Думаешь, я не справлюсь?

— Думаю, у вас не хватит самообладания, — угрюмо ответил он. — Будьте осторожны. Клэгг хочет заполучить вас.

— К счастью, он не имеет понятия, что хочет добыть именно меня.

— Пока мисс Мэйтланд не догадается, что дважды два — четыре.

— В таком случае мне придется постараться, чтобы она не разглашала своих достижений в арифметике, — спокойно ответил Алистэйр.

— Я могу это устроить, — уныло предложил Никодемус. — Это будет стоить недорого, а тело никогда не найдут. Это не самая приятная работа, но…

— Я не хочу убивать ее, приятель, — возразил Алистэйр. — Есть более простые способы заставить женщину замолчать.

— Да, но вам придется заставить ее молчать долго.

— Поверь мне, Джессамин Мэйтланд должна нас волновать меньше всего. Немного энергии и изобретательности, и я очарую ее и заставлю поверить, что никак не могу быть преступником. А если Клэгг действительно полагается на информацию, которую получает от нее, то он тоже поверит.

— На какое-то время, — проворчал Никодемус.

— Ничто не вечно! Трудно вообразить, что в пятьдесят я тоже буду взламывать двери и карабкаться по стенам. Нашим финалом будет такая кража, что все, что будет после этого, покажется им просто пустяками.

— Не могу представить себе этого, ваша милость.

Алистэйр улыбнулся, его глаза были полузакрыты, как будто он видел перед собой сверкающий золотой слиток.

— А я могу, — мягко произнес он.