35

Вечер я закончила просмотром наших общих с Мишей фотографий, которые я бережно хранила в тощем – не чета Софьиному – альбоме. Слезы капали и оставляли неровные круги на дорогих сердцу изображениях, отчего плакать я принималась только горше.

Наутро смотреться в зеркало было противно. Опухшие веки наглядно показывали, что я делала прошлым вечером, на душе было тоскливо и безнадежно. Организм требовал таблетки, которая могла отодвинуть все это на задний план, поэтому, даже не успев позавтракать, да и нечем особо было, я набрала Краснова.

– Привет, ты приедешь? – не стала я размениваться на любезности.

– Уже мчу к тебе, дорогая, – был мне беззаботный ответ, и я в нетерпении отправилась ставить чайник.

Долго и тщательно умывалась холодной водой, растирала лицо полотенцем – не помогло, в зеркале все так же отражалось узкоглазое чудовище. Плюнула на все и переоделась в джинсовые шорты и футболку, краситься не стала – не поможет.

– Ого! – присвистнул Илья при виде меня, льстить для разнообразия не стал. Я посторонилась, и тот вошел в квартиру. – Смотрю, ты вчера времени даром не теряла, да? Убивалась весь вечер?

– Не твое дело, – огрызнулась я. Цветущий вид мужчины больно бил по чувству справедливости, и я все никак не могла взять в толк, как кто-то, учитывая ужасную трагедию, случившуюся с Мишей, может продолжать радоваться жизни? – У тебя успокоительные с собой, кстати?

– А что? – Краснов вперился в меня взглядом, который мне до жути не понравился. Так врач смотрит на пациента перед тем, как сказать, что у того все плохо.

– Пора принимать, а у меня своих нет, – нетерпеливо объяснила я.

Попасть бы уже скорее в вакуум без чувств, раздирающих душу в клочья! Покой мне был необходим даже больше, чем завтрак, поэтому разговор получался агрессивным, непонятливость Ильи злила.

– Ты их больше не получишь, – серьезно покачал тот головой. – Кто ж знал, что ты так быстро пристрастишься. Я не собираюсь собственными руками превращать тебя в овощ.

– С какой стати ты за меня решаешь? – закричала я, не справившись с эмоциями. – Это только мое дело, как я буду проживать свое горе!

– Вот именно – проживать! – тоже повысил голос мужчина, после уже спокойно продолжил: – Проживать, а не избавляться от собственных чувств. Не надо заглушать их таблетками, – он подошел ближе, схватил меня за плечи и легонько встряхнул. – Поплачь, выговорись, хочешь, разбей что-нибудь, только не подсаживайся на таблетки, – Илья прижал меня к себе и прошептал рядом с ухом: – Это не выход.

Мою плотину в очередной раз прорвало, кажется, бобры, что ее строили, серьезно схалтурили. Смешалось все: разочарование от того, что таблеток не будет, горе по вновь обретенному и потерянному уже навсегда жениху, растерянность от нового и пока не понятного места в жизни… Я вновь разрыдалась. Илья позволял лить слезы на светло-бежевую летнюю рубашку, прижимая меня к себе, и в успокаивающем ритме похлопывал по спине. Я мелко тряслась в его крепких руках, будто само горе било меня разрядами тока в самое сердце. Кажется, рубашка Краснова пришла в негодность после того, как я измяла дорогую ткань кулаками и просолила слезами. Он ничего не сказал.

Не знаю, сколько времени мне понадобилось, но Илья не торопил. После истерики мне стало немного легче. Боль и горе никуда не ушли, но я приняла их, позволив им быть, и отказалась от потребности замаскировать или проигнорировать, а с любой частью себя можно научиться жить, главное – от нее не отрекаться.

– Завтракала? – Илья отодвинул меня от своей подмышки, где я уже успела пригреться и затихнуть. Я отрицательно покачала головой и шмыгнула носом. – Так я и думал. Поехали, по пути куда-нибудь заскочим.

Я в очередной раз умылась ледяной водой, кажется, мои глаза стали еще меньше, к ним добавились пятнистые отекшие щеки и припухший нос. Похожее лицо я видела только один раз в жизни, когда друга детства укусила пчела. Только тогда это казалось смешным, сейчас же – сердце сжималось, когда я вспоминала о причине такого своего внешнего вида.

Илья снял рубашку и попытался просушить ее феном. Не помогло: неровные пятна с побелевшей окантовкой от слез явственно проступали на тонкой ткани. Пришлось предложить ему одну из Мишиных футболок. Куда теперь девать его одежду? Футболка хоть и оказалась напарнику слегка великоватой и в целом смотрелась на чужом мужчине непривычно, вполне подошла.

Загрузка...