Наказание свадьбой

Глава 11

— Мерзавец, подлец, пьяный развратник, чудовище…

Генриетта сорвала с себя вуаль и швырнула её на пол. Затем она стащила с себя ненавистное чёрное платье и бросила его на постель. Оставшись в нижнем белье, она стала яростно вышагивать по опочивальне.

— Да как он посмел? — Генриетта остановилась, — как он посмел говорить все эти отвратительные слова? Ну и что из того, что я их произносила… он не должен был… не имел никакого права повторять их. Мерзавец. — Она снова начала вышагивать из угла в угол. Лицо Генриетты пылало от перенесённых унижений. Снова этот мерзкий граф унизил её. Утешало лишь то, что он не имел представления об истинном положении дел. Хотя Генриетте этот довод не принёс облегчения. Поведение, слова этого мерзкого графа настолько взбесили её, что она едва сдержалась, чтобы не швырнуть тарелку в это отвратительно улыбающееся лицо. Да кем он себя возомнил? — Генриетта снова остановилась, — как смел он сравнивать меня с этой падшей женщиной? Как смел поднять на меня руку? Как смел оскорблять на глазах у всей прислуги? Генриетта взяла с изящного столика, что стоял возле кровати, не менее изящное зеркало. Она, возможно, впервые за свою жизнь очень тщательно осмотрела себя в зеркале.

Не такая уж она худая. И все части тела на месте, что бы ни говорил этот мерзавец. И улыбаться она умеет. Правда, улыбка получается злой — Генриетта швырнула зеркало на постель. Оно упало сверху на чёрное платье.

— Я считаю себя вправе удвоить приданое, — передразнила Генриетта графа и тут же со злостью топнула ногой, — мерзавец, да как он посмел такое сказать? Да ещё ей в лицо. Что она, корова или лошадь… а отец тоже хорош. Не помогли уговоры, так он решил с помощью денег всё решить. И не стоит сомневаться, что отдаст этому мерзкому графу ту сумму, которую он попросит. Отец сделает всё, лишь бы избавиться от меня.

Скрестив руки, Генриетта в который раз начала лихорадочно вышагивать по своей опочивальне. При этом она беспрестанно бормотала проклятья в адрес графа, а в промежутках между проклятьями пыталась решить, как ей следует поступать в обстановке, где она окружена со всех сторон врагами.

Жюли застала Генриетту, вышагивающую в одних подштанниках. Слышались приглушённые проклятья, которыми сыпала Генриетта. Жюли остановилась в нескольких шагах от постели и молча стала наблюдать за ней. Генриетта не сразу заметила кормилицу. Едва заметив её, она стремительно подошла к ней и гневно воскликнула:

— Ты видела… ты всё слышала… этот мерзавец снова унизил меня. Сколько оскорбительных слов он произнёс в мой адрес! Будь всё проклято. Я отомщу. Клянусь тебе, кормилица. Жестоко отомщу. Пусть он и мужчина, а я слабая женщина, но… я не оставлю оскорбление безнаказанным. Он поплатится за всё. Я его растопчу, уничтожу, а остатки развею по ветру. Мерзавец. Негодяй. Пользуется своей красотой для того, чтобы затащить невинных женщин в свою постель. Если так не получается, то почему бы не жениться на уродине? Благо она знатна и богата. Женится на ней, а потом снова начнёт прелюбодействовать с падшими женщинами. И будет это делать на деньги своей супруги, которая в это время будет вынуждена стоять и смотреть на все эти мерзости. Ему не будет дела до её страданий, ему не будет дела ни до чего, кроме собственных удовольствий. Собственной похоти. Собственных чувств. Чувства других его совершенно не волнуют. Безнравственный и бессердечный, — Генриетта осеклась, лицо её озарилось радостью, — наконец-то я нашла подлинное определение этого мерзкого графа. Безнравственный и бессердечный, — повторила Генриетта, вслушиваясь в эти слова, которые, по её мнению, как ни одни другие подчёркивали сущность Луи.

Генриетта резко повернулась в сторону Жюли и так же резко спросила:

— Ты знаешь, что из себя представляет граф?

— Он мне нравится, — Жюли решилась высказаться откровенно.

— Он тебе нравится? — гневно переспросила Генриетта, — кормилица, как тебе может нравиться такой отвратительный человек? Ты только представь на мгновение его подлую сущность. Граф готов жениться на уродине, на едва живой женщине. И всё из-за денег. Её немощность, её несчастья… он оценивает в кругленькую сумму. Да у него же нет сердца. Он самое настоящее чудовище. Он не может никому нравиться. Он не должен нравиться. Уж если и должно нравиться, то только то, что он не струсил и не сбежал, как все остальные. Он дал возможность сполна насладиться местью, что я и сделаю. Вот и всё. На этом разговор о графе закончен, и не напоминай мне о нём, — последние слова Генриетты были обращены к Жюли. Она только руками развела. Она всего лишь однажды высказалась о графе, и то по причине того, что Генриетта спросила.

Генриетта, к удивлению Жюли, так и не проронила больше ни единого слова. Даже когда она укладывала её спать, Генриетта, которая имела обыкновение ворчать в такие минуты, была необычайна тиха. И лишь когда Жюли собиралась покинуть её опочивальню, она услышала вопрос Генриетты:

— Какты считаешь, кормилица, может, мне стоит изувечить его? Больной и несчастный, он перестанет привлекать женщин. Это может стать для него страшным наказанием. Удивительно, как я раньше об этом не подумала? Это самая прекрасная мысль за последнее время. Спокойной ночи!

Жюли вышла и осторожно закрыла за собой дверь. Она испытывала глубочайшую тревогу. Генриетта могла осуществить своё намерение. Она это знала. Характер Генриетты и ненависть, которую она питала к графу могли подвигнуть её на самый ужасный поступок. «Следует незамедлительно предупредить графа, — подумала Жюли, иначе один бог знает, что может произойти».

Следующим утром Генриетта продолжала играть роль больной герцогини. И с этой целью вновь явилась в столовую к завтраку в чёрной одежде. На сей раз, кроме Журдена, никого в столовой не было. Генриетта едва могла сдерживать своё нетерпение. Не раз за те несколько минут, что она провела в столовой, она порывалась выйти и подняться в комнату Луп. Но всякий раз сдерживалась, надеясь, что он появится в столовой. И Луи появился. Несмотря на бурно проведённую ночь в харчевне, он выглядел почти так же хорошо, как прошлым вечером. Поприветствовав Миледи и кивнув в ответ на поклон Журдена, Луи занял своё место за столом. Он уже собирался приступить к завтраку, когда с удивлением услышал голос герцогини:

— Я не выйду за вас замуж. Даже находясь в таком положении, я считаю вас недостойным себя. Вам понятны мои слова, дорогой граф?

Луи различил злорадство в её голосе.

— Да, миледи! — Луи придвинул к себе тарелку и уже взял в руки нож, когда снова услышал голос Генриетты, в котором явственно различались нотки удивления.

— И это всё? Разве вас не оскорбили мои слова? — Нет!

— Странно. Вам, красавцу, похитителю женских сердец, знаменитому графу де Сансер отказывает больная, немощная женщина, и тем не менее вы не оскорблены. Позвольте узнать причину столь непонятного поведения.

— Миледи, — Луи поднял на неё спокойный взгляд, — я сделал вам предложение. Вы отказались. Всё ясно и предельно понятно. Не понимаю, что нужно объяснять. Я просто принимаю ваш ответ.

— Но вы же должны быть оскорблены, — не унималась Генриетта, — как вы можете терпеть эти слова от…

— Герцогини Орлеанской? Могу с лёгкостью. И на этом давайте закончим наш спор, — в который раз Луи собрался приступить к завтраку, но ему снова не дала этого сделать Генриетта.

— А если я скажу, что ненавижу и презираю вас? Эти слова вас тоже не заденут?

Луи откинулся в кресле и легко засмеялся. Настало время открыть карты.

— Довольно, миледи! Вам не удастся вызвать меня на ссору. Реванш состоялся вчера вечером. Однако вы этого не заметили.

— О чём это вы? — раздался недоуменный голос Генриетты.

— Неужели вы и вправду полагали, что сумели одурачить меня? Неужели вы и вправду полагали, что мне не удастся отличить герцогини от служанки? Неужели вы и вправду полагали, что я поверил этой кровавой истории про искалеченную женщину? Оспу? И всем остальным глупостям, которые вы мне рассказывали? Миледи, вы были весьма убедительны, когда мы с вами разговаривали стоя в воде, но… вы слегка просчитались. Я мог воспользоваться этой ситуацией и вашим неведением, как сделал вчера. Однако не стану этого делать. Так что можете не скрывать своп мнимые язвочки под этим отвратительным нарядом.

Луи откинулся в кресле и, улыбаясь, ожидал реакции на свои слова.

— Следовательно, вчера, оскорбляя меня, вы точно имели представление, кого именно оскорбляете? — послышался негодующий голос с другого конца стола.

— Полагаю, всё обстоит так, как вы только что сказали!

После этих слов воцарилось короткое молчание, затем Генриетта медленно поднялась с кресла. Луи поднялся вслед за ней. О чём Луи сожалел в эти мгновения, — это о том, что не может видеть выражения лица Генриетты. Он только успел об этом подумать, как последовала бурная реакция на его слова.

Генриетта сорвала с лица вуаль и со всей силы запустила ею в Луи.

— Будь ты проклят! — закричала она с ненавистью.

Луи расхохотался. Его смех подействовал на Генриетту, как призыв к действиям. Она схватила тарелку и запустила ею в Луи. Он едва успел уклониться: тарелка разбилась рядом с головой. Генриетта схватила вторую, но услышала грозный голос Луи:

— Только посмейте её бросить! — с явной угрозой предупредил Луи, — или вы забыли преподанный вам урок?

Генриетта с минуту с молчаливой злобой смотрела на стоявшего перед ней усмехающегося графа, а затем подозвала Журдена и в резких выражениях приказала выдворить графа из дворца.

— Сожалею, миледи, — твёрдо ответил Журден, — у меня есть чёткие распоряжения герцога Орлеанского. Монсеньор — гость в этом дворце, и пробудет столько, сколько ему самому заблагорассудится.

— Предатель, — презрительно бросила ему Генриетта, — ты не пробудешь и одной минуты во дворце после приезда моего отца.

Журден молча поклонился.

— Не бери в голову, — Луи похлопал Журдена по плечу, — у меня найдётся для тебя местечко с двойным жалованьем.

Понимая, что она не сможет ничего добиться, Генриетта с высоко поднятой головой прошествовала к выходу.

— Я заставлю тебя убраться из дворца, мерзкий уродливый граф, — она запустила в него тарелку, которую держала в руках, и стремглав выбежала из столовой.

На этот раз Луи не пришлось даже уклоняться. Тарелка разбилась в двух шагах от него.

«Пламя адово, а то я сам об этом не мечтаю», — подумал Луп…

Покинув столь поспешно столовую, Генриетта чуть ли не бегом направилась в сад, время от времени оглядываясь назад. Она была просто уверена, что граф не оставит нападение на себя безнаказанным. Однако, по-видимому она ошиблась, так как добралась до любимой скамейки без помех. Её никто не преследовал. Генриетта сбросила туфли и, подтянув ноги под себя, обхватила пальцы ног руками. Злость постепенно уходила, уступая место напряжённым размышлениям. Как же сделать так, чтобы избавиться от ненавистного графа? Как отомстить за все унижения, которым он её подвергал?

Генриетта отчётливо понимала, что все слуги против неё. Отец против неё. Но хуже всего дело обстояло с самим графом. На этого мерзавца не действовали обычные уловки Генриетты. Более того, они были чреваты неприятными последствиями — она ощущала его пощёчины до сих пор.

— Подлый мерзавец, ничтожество, — пробормотала Генриетта, — поднимать руку на женщину… как он посмел? Ну, ничего…

Она отдавала себе отчёт, что против неё весьма грозный противник, но тем слаще будет возмездие и победа. А в своей победе Генриетта не сомневалась. Оставалось только придумать, как её достичь. Обычно воображение и ум её не подводили, но на сей раз в голову приходили ненужные мысли. Генриетта отметала их одну за другой.

— Надо освежиться, — решила Генриетта и, сбросив платье, вошла в воду и поплыла.

При этом она лихорадочно рассуждала.

«Какие у него достоинства? Он красив — значит, надо подпортить ему лицо. Он гордец, уверенный в себе — значит, следует сбить с него спесь. Он обожает женщин — значит, надо лишить его возможности общения с ними… общения? Это слово точно ему не подходит. Прелюбодеяние — вот нужное слово. Если я смогу всё это сделать, то, несомненно, одержу вверх. Но как? Как это сделать?»

Неожиданно для неё самой у Генриетты вырвался крик восторга. Она быстро поплыла к берегу и оделась. Затем быстрыми шагами направилась к выходу из сада. Заметив, что во дворе почти нет слуг, она быстро пересекла его и незаметно, оглянувшись по сторонам, юркнула в конюшню. Генриетта сразу узнала коня графа. Она подошла к нему и через загон ласково погладила его по морде.

— Ты мне и нужен, дружок!

А в это время на кухне для прислуги Журден отбивался от назойливых служанок, которые буквально забросали его вопросами.

— Монсеньор предупредил миледи, чтобы она больше этого не делала, а она бросила в него тарелкой и убежала.

— Наконец-то, — завздыхала дородная повариха, — нашлась на эту ведьму управа. Взнуздает её граф, как непокорную кобылицу.

— Хорошо бы, но миледи такая злючка, попомните мои слова, она отомстит, — раздался чей-то голос.

Ей ответил целый хор голосов.

— Пусть только посмеет, граф так её отделает, что она ходить не сможет.

Махнув рукой на говоривших, Журден налил себе стакан вина и залпом опорожнил. Что бы ни случилось — он на стороне графа. Пусть даже он потеряет своё место.

Луи даже не подозревал, что вокруг него полно людей, готовых ему помочь, которые необычайно благодарны ему за появление во дворце. В прекрасном расположении духа он возвратился в опочивальню и, развалившись на кровати, стал напевать под нос песенку. В такой позе и застал его де Валпньп, которому не терпелось узнать подробности первой встречи Луи со своей невестой. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять — Луи в отличном настроении.

Де Валиньи уселся на стол и устремил взгляд на Луи. — Какпрошла встреча?

— Прекрасно, — раздался в ответ довольный голос Луи, — я просто в восторге от своей невесты.

— Так хороша?

— Намного лучше, мой друг, — Луи вскочил с постели и, довольно улыбаясь, продолжил, — всё оказалось намного проще, чем я думал. Мне даже не нужно прилагать усилий, чтобы избежать этого брака. Меня и так ненавидят. Слава Богу! Так что, мой друг, единственное, что мне остаётся — это подумать о том, каким образом более приятно провести этот месяц. Орлеан, конечно, не Париж, но уверен, и здесь найдётся немало премиленьких женщин, готовых разделить моё одиночество. Наказание превращается в увеселительную прогулку. Проклятье! Следует поблагодарить его величество, а заодно и моего дядюшку! — Луи весело расхохотался.

— Я ничего не понимаю! Не мог бы ты оставить его величество в покое и толком объяснить, что произошло?

— Это она, Антуан! Она!

— Кто? — не понял де Валпньп.

— Та девица, что меня оскорбляла! Она — герцогиня Орлеанская!

Услышав слова друга, де Валиньи помрачнел.

— Тебе не весело? — удивился Луи.

— Нет, — немного резковато ответил де Валиньи, — одно дело простолюдинки, но герцогиня… надеюсь, ты собираешься принести ей извинения?

— Ещё чего? После того, что мне пришлось выслушать, — это самое малое, чего она заслуживала.

— Она заслуживает уважения, Луи! — Только не моего!

— Ты злишься, потому что она отвергла тебя? — поинтересовался де Валиньи.

— Даже не пытайся, мой друг, у тебя ничего не получится!

— Не понимаю…

— Прекрасно понимаешь, — перебил его Луи, — я не попадусь на эту уловку. Но всё же, если бы я захотел, поверь, мой друг, несколько дней — и эта мегера будет умолять меня о любви.

— Слишком самонадеянно. Походит на хвастовство. Думаю, мне следует предложить пари. Я ставлю на Генриетту. Принимаешь?

— Когда речь идёт о моей жизни — никогда!

— Лучше признайся, что она тебе не по зубам! Ведь, насколько мне известно, она первая, кто отвергла тебя!

— Признаюсь. Теперь ты доволен?

Луи облачился в свежую рубашку и накинул на себя камзол.

— Но думаешь ты иначе — это видно по твоему лицу, — не отставал де Валиньи…

Луи улыбнулся своей особой улыбкой.

— Ненавижу, когда ты улыбаешься вот так!

— Мне пора! И прими совет, Антуан, — не пытайся меня женить. Из этого ничего не получится.

Де Валиньи молча проводил взглядом друга, а затем пробормотал:

— Посмотрим!

В эту минуту у Генриетты появился друг и союзник.

Луи покинул комнату весьма довольный собой. Он сразу же отправился на поиски Журдена, не преминув по пути насладиться великолепием дворца, его убранством и изяществом. Слуги, которые попадались ему на пути, кланялись едва ли не до самого пола. В ответ Луи благосклонно улыбался и спрашивал, где он может найти управляющего.

Так, спрашивая одного за другим, Луи добрался до кухни. При его появлении шум голосов стих. Луи насчитал не менее десяти слуг, из которых, за исключением Журдена, все были женщины.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, Луи обратился к Журдену:

— Могу я попросить тебя об услуге, мой друг?

— Монсеньор может приказать, и его приказ будет выполнен, — Журден поклонился.

— Видишь ли, Журден, я привык принимать ванну с горячей водой и не хотел бы быть лишённым этого в вашем дворце. Надеюсь, я не слишком утруждаю тебя своей просьбой?

— Для нас честь служить вам, монсеньор. Я выполню ваш приказ!

— Просьбу, — поправил его Луи и, уже собираясь уходить, добавил: — Кстати, пришли ещё двух горничных. Видишь ли, я не привык мыться сам.

После его ухода Журден обернулся к прислуге.

— Кто пойдёт купать графа? Все как один подняли руки.

— И чего я спрашиваю, — пробормотал Журден, — всё и так ясно. Миледи будет в ярости, когда узнает.

Покинув кухню для прислуги, Луи решил потратить остальную часть дня на поиски новых знакомых. Для выполнения этой цели он отправился в конюшню. Удостоверившись, что конь ухожен и накормлен, Луи вывел его под уздцы из конюшни, а потом из ворот. Оказавшись на площади, он оглядел предстоящее поле сражения. Около трёх десятков людей из числа местной знати прохаживались по площади. Погода стояла отличная, солнце ярко светило. Площадь купалась в его лучах. Настроение Луп становилось всё лучше и лучше.

При появлении Луи на площади многие стали бросать на него любопытные взгляды. Луи заприметил четверку, стоявшую у памятника. И со свойственной ему развязностью направился к ним. Один из них был невысокий толстячок с лысиной на голове, вторая — дородная дама, и две юные девушки, внешность которых производила не очень приятное впечатление. Луи подошел к ним и представился.

— ГрафдеСансер!

За всех ответила дородная дама:

— Мой муж — барон де Ласси, — она указала на толстячка.

— Сударь, — граф поклонился барону Тот в ответ тоже поклонился.

— Мои дочери Жюстина и Каролина!

Луи по очереди поцеловал им руки. Затем поклонился даме и со словами:

— Баронесса, — поцеловал ей руку. — Позвольте заметить, сударыня, у вас очаровательные дочери.

Луи кривил душой, произнося эти слова, и продолжал:

— Признаться, я удивлен, сударыня, я объясню, почему. Я принял вас за сестру этих милых созданий.

— О, сударь, — баронесса притворилась смущенной.

— Вы тот самый граф!? — вырвалось у одной из девушек.

— Жюстина! — возмущенно воскликнула баронесса.

Луи перевел взгляд с баронессы на Жюстину. Молодая девушка, ничуть не смутившись после замечания матери, во все глаза смотрела на него.

— Сударыня, возможно, я смогу ответить на ваш вопрос, если пойму значение слов «тот самый».

— Я имею в виду историю с баронессой дю Рено, — безо всякого смущения пояснила Жюстина.

— Понятно, — протянул Луп, — да, именно «тот самый». Я и не подозревал, что эта история стала известна всей Франции.

— Расскажите, как все происходило, сударь, прошу вас!

На этот раз баронесса не стала ничего говорить, по всей видимости, она не меньше дочери жаждала услышать эту историю, как говорится, из первых уст.

«Совершенно невоспитанная девица, — подумал Луи, поглядывая на Жюстину, — не то что вторая». Он перевел взгляд на Каролину, которая не произнесла ни слова — равно как и ее отец. У Луи не было желания рассказывать, и поэтому он решил прервать разговор.

— Расскажу, — пообещал он Жюстпне, — но в следующий раз, а сейчас прошу прощения, мне надо отлучиться по срочному делу.

— Помните, у нас есть ваше обещанье!

Луи поклонился всему семейству и вскочил на коня. Желая покрасоваться перед местной знатью, он с места бросил коня в галоп. Баронесса кивала в сторону Луи и говорила знакомым:

— Это друг нашей семьи, граф де Сансер!

— О! — с некоторой завистью восклицали в ответ. — Баронесса, вы обязательно должны нас познакомить с графом.

Луи внезапно почувствовал, как теряет равновесие и на полном скаку вылетает из седла. В последнее мгновенье он просунул руку в поводья. Поводья натянулись, тело Луп перевернулось в воздухе и опустилось спиной на мостовую. Рука осталась зажатой в поводьях. Конь потащил его по каменной мостовой.