Вылетаю из кабинета начальника и пулей в женский туалет. Открываю в раковине кран и начинаю обтирать шею прохладной водой. Руки дрожат, а в груди бушует ураган.
Никто!
Никто не смеет прикасаться ко мне без моего разрешения!!
И главное, тронул-то самое ценное! Очкиии!
Да я без них себя голой чувствую! Беззащитной… и слепой!
У Барсова большое самомнение!
Это возмутительно!
Злостное нарушение субординации!
Я буду жаловаться!
Или не буду, потому что выпрут скорее меня, чем его.
Я буду просто его тихо ненавидеть! И периодически угрожать, чтобы держать на приличной дистанции, а заодно и в тонусе.
Ну вот почему так?
Наконец-то выпал шанс проявить себя, заниматься любимым делом и получать за это хорошую зарплату, так нет же… везде нужно подсунуть подводный камень. Даже не камень… Перед носом глыба, которую не то что сдвинуть – трогать нельзя.
Не вижу я…
Пфф…
ВСЁ я вижу, особенно, что ты – сукин сын, решивший, что у тебя крутые яйца…
С важным видом толкает речь, а сам на грудь мне пялится. Тут и щуриться не нужно, чтобы заметить.
Осталось только сказать мне: «Снимайте очки, Мила Андреевна, и раздвигайте ноги!»
Фууухх. Давно так никто не бесил… точнее, вообще никогда.
Были, конечно, «кадры» в Англии, но я быстро пресекала любые их попытки ко мне приблизиться.
Начальство же вообще вело себя как по струнке. Всё чётко и по делу. Никаких намёков.
Барсов же вообще берега попутал. Надо отыскать регламент по деловой дисциплине и сунуть ему под нос, в обязательном порядке стукнув перед этим по башке.
Хорошая мысль. Мне очень нравится. Представляя её в красках, мне даже немного полегчало.
Оценив своё отражение в зеркале как возбуждённо-агрессивное, стараюсь привести в норму дыхание и направить мысли в нужное русло.
Более-менее вернув мышление в трезвое состояние, быстрым шагом дохожу до своего кабинета, даю задание Эле соединить меня с типографией и закрываюсь на ключ, чтобы без отвлечений просмотреть список рукописей, которые мне прислал редактор. До конца рабочего дня бросаю все силы на изучение присланных материалов и распределение между редакторами новых задач. Когда отрываю глаза от компьютера, понимаю, что отдел уже опустел, и стало непривычно тихо, а за окном поздний вечер, завлекательно моргающий уличными фонарями и неоновыми вывесками ночных заведений. Голова гудит от жуткого переизбытка информации, ноги от тисков новеньких туфель, а спина от длительного сидячего положения. Отсеиваю вспыхнувшее желание растянуться на полу и растечься лужицей, заставляю поднять с кресла свою «квадратную» задницу и двигаю вялыми ногами в приёмную, где устало подпирает рукой падающую голову моя секретарша.
– Эля! – от моего голоса девушка резко вскидывает испуганный взгляд. – Марш домой. На сегодня всё.
– Хорошо, Мила Андреевна, – не может скрыть счастливой улыбки она.
– Доброй ночи, Эля, – понимающе усмехаюсь и спешно прощаюсь.
Кривым шагом к лифту. Быстрее домой, а то там Кирюша, наверное, совсем заскучал. Сейчас как накинусь на моего котика, как потискаю… как чихну двадцать раз от его шерсти, летающей по всей квартире. Меня ждёт дивный вечер.
Когда двери лифта открываются, моя блаженная улыбка тут же меняется на оскал.
– Так и будете стоять на месте, Вольская? У меня нет ни времени, ни желания вас ждать, – обдал холодом Барсов, и я закоченевшими конечностями делаю шаг к нему в кабину лифта.
Двери закрываются, и я поворачиваюсь к обидчику спиной, напоминая себе, что он шеф всея «Легиона» и в таком тесном пространстве лучше его не злить. А то сдадут его нервишки, и прижмёт меня к стене, ломая мне очки и ногти, которыми я буду отбиваться.
Открываю рот, когда чувствую прикосновение к своему бедру, и тут же закрываю, следя за тем, как мужская рука тянется к панели с кнопками и нажимает самую нижнюю.
Спокойно, Мила. Бывает. Случайно задел. У меня ведь задница размером с лифт, ну? Могу ещё и бюстом придавить… А в комплекте с его раздутым эго так вообще удивительно, что рукой чуть-чуть коснулся, а не всем телом меня сзади подпирает.
Запечатываю себе рот, плотно сжимая губы, и утыкаюсь глазами в пол, чтобы постараться сконцентрироваться и взять контроль над мурашками, которые вышли из спячки и взволнованно мечутся по всей спине, ощущая крайне близкое присутствие красивого мужчины.
Исходящие от него волны негатива, ясное дело, пробуждают во мне отталкивающие чувства. Всё сознание настойчиво сигналит ответить ему тем же и в двойном размере. И если договориться с мозгом на данный момент я была в силах, оставаясь непроницаемой, то тело решило сыграть со мной в недопустимую игру. «Настройки» сбились. Резко повысилась чувствительность. Меня то бросало в жар, то трясло от озноба. Потеря управления над самой собой из-за типа, который по определению не может быть моим сексуальным партнёром, так как является моим непосредственным начальником, вызывала внутри меня полнейший беспорядок. Злило и будоражило одновременно. В таком положении я оказалась впервые. Мучительные контрасты.
Что в нём такого? Почему тело реагирует? Он же говнюк в высшей степени.
Так почему он пробуждает во мне такие низменные желания, как почувствовать его дыхание на моей коже и сильные руки, дерзко раздвигающие мне ноги в разные стороны…
Чем больше думаю, тем существеннее слабеет моя способность рассуждать.
Лифт бесшумно заскользил вниз, и в голове заработал секундомер. Находиться в ограниченном пространстве с Барсовым крайне затруднительно. Соприкоснувшиеся в одной точке возбуждение и отторжение заставили мой пульс участиться, а мышцы напрячься до болезненных спазмов.
Чувствуя сзади какое-то движение, ощутила, как волосы на затылке внезапно встали дыбом.
Машинально поднимаю взгляд и смотрю в зеркало на стене. И тут же попадаю в ловушку тёмных глаз, цепко следящих за переменой эмоций на моём лице.
Запоздало понимаю, что губы Барсова кривятся в подобии ухмылки и цепенею, когда он делает шаг ближе, и я чувствую спиной ткань его пиджака.
Не разрывая нашего зрительного контакта, Ян Маркович наклоняется к моему уху и опаляет его горячим дыханием:
– Если хотите к себе должного отношения, то… – делает паузу, перемещает свой взгляд прямо на мою грудь, так сильно вздымающуюся в отражении зеркала, и бархатным голосом добавляет: – …потрудитесь выглядеть соответствующе.
От поспешной ошибки, где я с разворота сбиваю спесь с его торжествующей рожи, меня останавливает звуковой сигнал, оповещающий о прибытии на нужный этаж.
Собираюсь «порекомендовать» шефу, куда ему следует держать путь, но не успеваю, потому что он намеренно задевает губами мочку моего уха и одновременно с разъезжающимися дверями лифта тихо шепчет:
– Даже в обход своих предпочтений, Мила… Андреевна.
С этими словами мужчина огибает моё остолбеневшее от чужой наглости тело и, кивая головой охраннику, направляется на парковку, оставив за собой шлейф насыщенного мужского парфюма.
К тому моменту, когда я прихожу в себя и неохотно шевелю ногами по его следу к ряду машин, Ян Маркович уже захлопывает за собой дверь чёрного тонированного автомобиля, вызывающего неравнодушие, как и его хозяин, и моргает фарами.
Одёргиваю себя, чтобы не стоять и не пялиться, а продолжать курс к своей новой «ласточке», я, игнорируя рёв мощного двигателя «тёмного коня» босса, прямым, но очень медленным ходом пересекаю выездную дорогу прямо перед его капотом, надеясь, что хоть так пройдусь по нервам и оставлю неизгладимое впечатление.
Рычащая вибрация автомобиля добирается не только до моих ушей, но и до подошвы туфель.
Небрежно поправляю волосы, а заодно провожу руками по бёдрам, разглаживая невидимые складки, и, вздёрнув подбородок, плавной походкой иду к своей машине, уступая дорогу начальству. «Тёмный конь» Барсова не сразу срывается с места, давая мне возможность изящно забраться на водительское сидение и от души ему «бибикнуть». Визг шин как услада для ушей. Послав ему вслед воздушный поцелуй, а затем и поднятый средний палец, включила погромче музыку и, расплывшись в улыбке, поехала, наконец, домой к своему Кирюше, который сто процентов выслушает все мои жалобы и даже помурлычет в поддержку.