Нареченные

Глава 5

Я видела людей. Людей, которые были мне незнакомы, но я понимала, кто они. Асы. Я чувствовала их слова и действия. Как только слово проявлялось, на моем языке возникал странный солоноватый и металлический привкус, какой бывает, когда полижешь медную монету.

Первым словом было «жадность».

Я видела, как много они не трудились, чтобы построить свои особняки и ездить по улицам в красивых экипажах, демонстрировать перед всеми самопровозглашенное величие и дар пророчества. Я не знала этих людей, но чувствовала, что они с давних пор были Асами. Потом передо мной возникла картина: они на улице обгоняли других – тех, кто беден и лишен привилегий. Асы смеялись, и какая-то девушка ради шутки разбросала на дороге пригоршню шиллингов. Видение тускнело и растворялось, а они хохотали все громче.

Язык ощутил горечь. Сложилось новое слово – «гордыня».

Я увидела еще больше Асов, избивавших слуг и рабочих, самоуверенно пользовавшихся магией, чтобы запугать их и заставить подчиниться. И других Асов. Одну, зверски расправившуюся со служанкой, которая, завивая волосы, сожгла их щипцами. Хозяйка сжимала горло несчастной, пока та не перестала двигаться. Тогда она швырнула служанку на дорогой ковер, словно вещь, которую нетрудно заменить.

Сложилось еще одно новое слово – «невежество», и во рту стало сухо, будто его выложили наждачной бумагой.

Я увидела Асов, играющих, бегающих, посещающих школу лишь ради того, чтобы заработать деньги и стать важными. Они злоупотребляли своим даром, чтобы преуспеть и получить право на состояние, так и не выучившись ничему, не стремясь узнать историю своих предков, сплотить семью. Они не хотели учиться на ошибках прошлого, поэтому постоянно повторяли их.

Один из Асов сделался сенатором, обманув избирателей с помощью магии. Иллюзионист в мюзик-холле воспользовался своим Даром, чтобы подбрасывать в воздух еду, листочки и другие предметы и жонглировать ими, не прикасаясь к ним и таким образом заставляя людей считать себя волшебником. Одна женщина незаметно завлекала мужчин, а потом обкрадывала их, оставляя без пенни, причем те даже не догадывались, что с ними произошло, когда она наводила свои чары.

Другим сложившимся в моем сознании словом было «самодовольство». Мой язык чувствовал что-то вроде воды, безвкусной, но затягивающей, словно я захлебывалась и тонула.

Я увидела Уотсонов. Их прежний глава спокойно наблюдал, как клан нарушает правила, но и пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать.

Я увидела другой клан, девушку с ее двоюродными сестрами и братьями, которые тратили тысячи в неделю на безделушки и вечеринки и беспечно предавали свои тела и мораль ради популярности и экстравагантности. Их родителей, которые все это видели и полагали, что это обычное подростковое поведение, просто изменились времена.

Перед моим внутренним взором промелькнули многие другие кланы, их недостатки лежали передо мной, как на столе судьи. Потом пришел черед клана Джейкобсонов, и я затаила дыхание. Единственным их недостатком, который привиделся мне, было то, что они предпочитали молчать, не вмешиваться в происходящее и при этом всегда быть наготове.

Много лет назад Джейкобсоны считались лидерами всех Виртуозов. Они организовывали встречи в Лондоне, были историками и хранителями архива. Годами они наблюдали за тем, как чужие семьи разрушаются из-за алчности, невежества, заносчивости, неумения себя контролировать и пользоваться данной властью.

Власть – это не парад и не право на злоупотребления ради развлечений и удовольствия. Власть – это дар, а не приобретение по наследству. Дар, которого однажды Асов лишили, а теперь вернули одной семье – Джейкобсонам, потому что посчитали их достойными искупления.

И это было последнее слов, которое я почувствовала. «Искупление». Язык ощутил густой сладкий, сродни взбитым сливкам, привкус.

Видение показало мне, что мы с Калебом – это те, кому суждено вернуть Виртуозам положение, которое они когда-то занимали, – людей бескорыстных, небезразличных, готовых протянуть руку помощи. Эти люди были наделены даром поддерживать, а не вредить, строить и помогать благополучию друг друга, а не разрушать все из-за ненависти и борьбы за власть. Калеб и я должны стать главной движущей силой, лидерами нового порядка Асов и хранителями верного пути.

Передо мной мелькали видения, в которых мы с Калебом сражались бок о бок, иногда в буквальном смысле. Врукопашную. Порой мы вели мысленную борьбу с умами других людей, порой борьбу воли, но всегда вместе. В последнем видении я видела нас пожилыми, седовласыми, блаженно улыбающимися друг другу. Калеб целовал кончик моего носа, как иногда делал сейчас, и говорил, что все еще любит меня.

Я поежилась, почувствовав, что в комнате прохладно, и пришла в себя. Меня охватила странная усталость, словно не осталось сил. Но это не была дурнота, напротив, я ощущала большое удовлетворение. Я все еще сидела в библиотеке. Сколько времени я там пробыла, не знаю, но я чувствовала какое-то новое состояние. Цель. Я опустила глаза и увидела появившиеся в книге слова. До видения страничка была пустой, а теперь на ней виднелись записи, сделанные старомодным пером, – слова, которые вызвали у меня столько чувств…

Гордыня.

Невежество.

Жадность.

Самодовольство.

Искупление.

Ниже я прочитала: «Судьба всех пребывает в руках у всех».

Видимо, это предупреждение. Я даже почувствовала, как по телу пробежала волна жара. Если мы это не поправим, всем Асам грозит беда. Я поняла, что делать: мне нужно выступить на Воссоединении, которое состоится через несколько недель в Лондоне. Мое обращение к Виртуозам было предусмотрено, и я должна предупредить их.

При мысли, что мне предстоит стать мессией, сердце забилось в ровном, медленном, но напряженном ритме. Я не знала, готова ли к этому, я ведь была новичком. Как Асы отнесутся к подростку, который стал членом клана всего пару недель назад, но уже пришел к ним вещать о том, что нужно забыть об алчности, гордыне, невежестве, покончить с безропотностью и научиться давать отпор?

Однако в моем сердце крепла уверенность: все пройдет прекрасно.

Я взяла книгу себе. Мне показалось, что у меня теперь есть на нее право.

Я не знала, будет ли кто-нибудь возражать, но мне подумалось, что книга должна быть у нас с Калебом. Я спрятала ее в сумку в спальне наверху и спустилась вниз.

Я была немного растеряна: пыталась понять увиденное и разобраться, куда двигаться дальше.

Звякнул колокольчик входной двери. Мне страшно хотелось есть, но не слышно было, чтобы кто-нибудь готовил еду. Поэтому я решила, что вряд ли отсутствовала так долго, как показалось. Может, кто-то вмешался в мою память? Каждое видение было подробным и четким, будто все происходило в реальном времени. Но я понимала, что это не могло быть так.

Ступив на нижнюю ступеньку, я увидела, как к кухне идет Калеб с коробками в руках. Из гостиной вышел Кайл и остановился на полпути. Он с удивлением уставился на меня.

Странно. Не мог ли он узнать, что у меня случилось видение?

Кайл медленно приблизился ко мне и улыбнулся. Взяв мою руку, он поцеловал тыльную сторону пальцев, а затем в непонятном поклоне приложился к ним головой.

– Ты Провидица, – почтительно произнес он, глядя на меня так, словно видел впервые в жизни.

– Что? Кайл, что ты делаешь?

– А ты не знаешь? – спросил он. – Ты не знаешь, кто ты…

Я в замешательстве покачала головой.

– Давайте, ребята… Время… есть, – пробормотал Калеб, выходя из-за угла. Он тоже остановился и с необычным восторженным выражением на лице воззрился на меня, как перед этим Кайл. Тоже взял мою руку и поцеловал пальцы, а потом приложил их к своей голове.

– Вот это да, Мэгги. – Он осторожно дотронулся до моей шеи, словно не был уверен, что теперь ему это не возбраняется. – Ты Провидица.

– А что это значит? Откуда ты знаешь?

Калеб не отнимал пальцы с моей шеи.

– У тебя здесь метка – это символ, говорящий, кто ты.

– Ну и кто я? – негромко поинтересовалась я.

– Ты Провидица, – повторил он. – Та, которая видит все, знает все.

– Я не… – промямлила я. – Калеб, пожалуйста, перестань так смотреть на меня.

– Прости. – Мои слова, видимо, вывели его из транса. – Что произошло, Мэгги?

– Я была в библиотеке. Нашла там старую записную книжку твоего дедушки Рэя. В ней все семейные дни рождения и свадьбы. Потом у меня было видение…

– Какое видение? – громко вмешался Биш. – О чем вы тут говорите?

Мы все с испугом оглянулись на Биша. Мы дали волю языку, совсем забыв о нашем госте.

– Да так, ничего. Я читала наверху книжку, – сообщила я, а сама потянула Калеба за руку, чтобы он увел его в кухню. – Пошли есть.

Мы поели китайских сандвичей, устроившись у стойки бара. Калеб и Кайл не сводили с меня глаз, будто я королева Англии, чудом оказавшаяся здесь. Это начало мне серьезно надоедать. Я кинула на них красноречивый взгляд. Оба стыдливо отвернулись. Я не знала, разглядел ли Биш метку на моей шее, но мне казалось, что нет. Он об этом не говорил, и я полагала, что, поскольку татуировку с семейным гербом на запястье видят только Асы, он и в самом деле ее не заметил.

Мне не терпелось глянуть, на что она похожа, и в то же время не хотелось. Поведение Калеба и Кайла было таким чудным и немного пугающим…

Мы услышали дверной звонок, и Кайл, ворча, вскочил открыть дверь. Я расслышала, как он с не очень убедительными извинениями отправил назад Амбер и вернулся за стол.

После ужина Биш заявил, что устал и собирается лечь спать. Как только он ушел, я схватила Калеба за руку и потащила в гостиную. Заперев двери и задернув на окнах занавески, я повернулась к Кайлу и Калебу:

– Объясните наконец, в чем дело!

– Так, – Калеб громко выдохнул и сел на оттоманку на противоположной стороне комнаты. – Нам всегда рассказывали историю, как сказку на ночь, о пророчице, которая должна появиться. Она будет лучом света во тьме для нашего народа. Она обнажит меч справедливости и возьмет в руки щит для защиты. Она будет говорить на всех языках, видеть все. Она станет той, что нам нужна. Она принесет новый порядок. – Калеб с благоговением улыбнулся мне. – Я всегда думал, что это фантазия, сказка.

– Да, вроде конца света в двенадцатом году, – встрял Кайл. – Но ты… ты самая настоящая…

– Но это все равно я.

– Да, – согласился Калеб. – Однако ты Провидица, потому что ты – это ты.

– Что это значит?

– Ты особенная. Даже больше, чем мы думали прежде. – Я вздохнула, и он поднял руку. – Погоди, погоди, только выслушай. Бог наблюдает за нами и сделал тебя Провидицей из-за того, кто ты есть. Из-за того, какой ты человек. Это положение почетное, ответственное и дает власть.

– Нам всегда говорили, – произнес Кайл, – что человек, который придет, изменит все. Это будет самый важный человек в нашей жизни, и нам сильно повезет, если мы ее увидим.

Я кивнула и сжала губы. И почувствовала вдруг ужасное огорчение и… даже что-то вроде злости. Теперь ничего уже не будет по-прежнему, я это очень хорошо понимала. Каждый день Калеб будет смотреть на меня с глупой почтительной улыбкой и больше не притронется ко мне, а Кайл станет кланяться до пола всякий раз, когда я буду говорить ему: «Доброе утро». Я уже и так была сыта по горло фразой «она нечто особенное», а теперь…

Это великая честь. Ты выбрана для этого. Ты не только первая, кто запечатлелась за многие годы… но ты Провидица. Та, которую ждали.

Я сердито посмотрела на него.

Ты не помогаешь.

– Прости, – быстро ответил Калеб и тут же опустил голову, будто устыдившись.

Это подлило масла в огонь.

– Хватит! Я не собираюсь быть для вас божеством для поклонения. – Их поразила моя бурная реакция. Я закрыла глаза, показывая, что готова к компромиссу. – Я Провидица, ладно, я это чувствую. То, что я видела наверху, должно изменить существующий порядок. Но это не делает меня особенной, это делает меня знающей. Я не ангел, не богиня или еще кто-то там. Я есть я. Ваш самый душевный друг. Я все тот же человек, каким была до этого, и если вы собираетесь относиться ко мне по-другому только потому, что я… я…

Если бы я произнесла еще хоть слово, то расплакалась бы. Просто разревелась. Мне хотелось быть обыкновенной, быть с Калебом, и вот теперь все закончилось. Я чувствовала, что моя жизнь снова круто переменилась. У меня сдавило горло, стало трудно дышать, и я закрыла лицо руками.

– Мэгги, ты должна понять: ты особенная. Другая. Жизнь уже не может продолжаться, как прежде, когда мы играли в «Хало», а ты сидела у меня на коленях. Это тебе ясно? Все теперь изменится. Ты должна быть готовой к этому.

Я подняла голову и увидела, что они очень серьезно глядят на меня. Калеб слышал мои мысли и знал, что я намеревалась сделать. Я заметила, как у него дернулась рука, чтобы удержать меня, но я вырвалась и выбежала через переднюю дверь.

Я страшно рассердилась. Подбежала к джипу и хлопнула дверцей, увидев, что Калеб вышел за порог. Ключи мне на глаза не попадались, но я их лихорадочно искала. Когда он подскочил к машине, я захлопнула дверцу, чтобы он не мог остановить меня.

– Мэгги, подожди. Ты куда собралась?

– Куда подальше, – я уставилась в зеркало заднего вида.

От бессилия я заколотила руками по рулевому колесу, и джип вдруг ожил. Будто по моему желанию. Я посмотрела в окно на Калеба – он был поражен не меньше меня. Вытащил из кармана ключи, ошарашенно глянул на них и перевел взгляд на меня.

Я не стала больше ждать. Включила скорость, и машина каким-то образом завелась. Она могла ехать, и это было все, что мне нужно. Я выехала на шоссе и посмотрела на Калеба в зеркало заднего вида. Он отчаянно махал руками, потом побежал в дом. У меня бешено заколотилось сердце. Оно не хотело, чтобы я уезжала, да еще в таком сумасшедшем состоянии, да еще вот так. Мы не были созданы для ссор. Я вспомнила наш первый спор на заднем дворе у Кайла и свою боль, но не стала поворачивать назад.

Я не сомневалась, что Калеб позвонит своему отцу. И моему. И потом они с Кайлом станут соображать, как вернуть меня и почему я вдруг повела себя так безумно. А он что, не знает почему? Подразумевалось, что Калеб такой же, как я, моя любовь, моя жизнь. А он теперь ведет себя так, словно больше меня недостоин, словно я нуждаюсь в специальном обращении, соответствующем моему привилегированному положению. Со мной положено держаться почтительно и кланяться в знак повиновения…

Мэгги, не делай этого. Тебе нужно вернуться и посмотреть на все трезво…

Я выкинула мысли Калеба из головы и заблокировала их.

Как он смеет обращаться со мной как с истеричным избалованным вундеркиндом? Я была я! Я есть я! В моем видении мне открылось, что раса Асов испорчена в своих мыслях и действиях. Жадность, гордыня, самодовольство – это не мелкие человеческие недостатки. Но ведь они пытаются поклоняться мне, потому что я для них – олицетворение всех этих недостойных вещей. Бесспорно, это предел мечтаний любой девчонки. Ненавижу это.

Я умоляла Бога забрать все обратно. Я не хотела быть Провидицей. Мне нужен был только Калеб.

Я ехала какое-то время, затем остановилась у кафе-мороженого на краю дороги. Я хотела отдышаться и успокоиться, чтобы Калеб не сумел вызвать такси и по моему сердцебиению разыскать меня.

Я получила эсэмэску от Биша:

«Калеб сказал, что ты уехала. Я слышал, как вы там раскричались. Какого черта, Мэгс? Шлепай обратно и все объясни мне».

Потом позвонил Калеб, но я нажала на красную кнопку, отправила звонок в голосовую почту и не стала слушать. Не то чтобы я очень сердилась на него. Нет, не очень. Просто сердилась. Я хотела вернуть обратно свою жизнь. Мое сердце тянулось к Калебу, однако я прогнала это чувство прочь.

Я поправила защитный козырек, чтобы лучше видеть в зеркало. И разглядела метку, которую они заметили. На ней были солнце и луна, сложенные вместе, и серая расплывчатая линия их разделяла. Солнечная половинка белая, с широкими расползающимися лучами, а лунная – черная и гладкая. Эмблема была небольшой, может, дюйма полтора, и находилась на шее сбоку. Я потрогала ее. Метка показалась тверже татуировки, но кожа под пальцами была гладкой. Необычное ощущение.

Два парня за стойкой пустынного кафе косо посматривали на меня, поэтому пришлось вылезти из машины. Я вытащила несколько купюр, которые Калеб засунул в пепельницу, и подошла к стойке. Это место было из тех, где скамейки стоят на открытом воздухе под зонтами.

– Привет! – Я старалась говорить нормально.

– Привет. Чего желаете?

– Э… – Все сорта мороженого были известными, но какие они на вкус, я не представляла. – Что из этого похоже на Роки-Роуд?

Продавец оживился:

– Роки-Бальбоа, конечно.

– Ладно, тогда я возьму маленькое Роки-Бальбоа.

Я отдала деньги и подождала, пока мне сделают порцию. Парень подал мне мороженое и улыбнулся:

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

– Вы уверены? Похоже, вы… чем-то расстроены.

– Я в порядке. Все равно спасибо.

– О’кей. Доброй вам ночи, мисс.

Я его старше на год, не больше, а он обращается ко мне «мисс». Виной тому обретение силы: я стала выглядеть по-другому.

Я пошла к столику и села. Передо мной на столике сиротливо лежал телефон. Я получила еще две эсэмэски от Биша, три раза звонил Калеб, потом был еще один пропущенный звонок – уже от папы. Ничего себе.

Я оттолкнула телефон и съела ложку вязкого вкусного пломбира. Я начинала успокаиваться и теперь могла поразмыслить, не переборщила ли. Нет, не переборщила. Это они сошли с ума.

Они кланялись! Кланялись мне!

Когда от мороженого ничего не осталось, я выбросила тарелочку и решила прогуляться. Я понимала, что уже темно и время позднее, тем более в Калифорнии, но вернуться к джипу и поехать домой еще не могла. Признаться, я даже не была уверена, что помню, как возвращаться.

Я обратила внимание на расчищенный участок сбоку от киоска – видимо, он служил для чего-то важного. Подойдя поближе, я заметила небольшую площадку, окруженную со всех сторон большими каменными глыбами. Надпись гласила, что это мемориал в честь мужчин и женщин, которые служили своей стране. Я села на скамейку среди камней в самом темном месте и расплакалась. Я плакала из-за всего, по поводу и без, по мелочным и даже дурацким причинам. Я разошлась и не могла остановиться.

Я чувствовала себя ужасно. Сердце тревожно трепыхалось, томясь по Калебу, но я постаралась выровнять дыхание, чтобы он не подумал, будто я попала в беду. Я решила увидеть его и убедиться, что с ним все в порядке. Сфокусировалась на нем и увидела, что он сидит на ступеньках переднего крыльца, держа в руках телефон. У Калеба немного тряслись руки. Одной рукой он потер сердце и, поморщившись, шумно вздохнул. Я знала, что ему больно, как и мне, даже больнее. От этого я почувствовала себя еще хуже. Но мне нужно было еще немного продержаться.

Калеб подскочил, когда зазвонил телефон.

– Мэгги! – проговорил он взволнованно… – О, папа, ее все еще нет. – Питер что-то сказал, и Калеб поморщился. – Нет. Она меня блокирует. Не могу пробиться к ней, а телефон не отвечает. – Калеб рукой потер себе шею. – Я знаю, папа… Знаю, что сам заварил эту кашу. Я все исправлю, только бы она заговорила со мной, понимаешь… Да, я уверен, что она Провидица, у нее есть метка и она рассказала нам… Самое главное для меня – это она. Вся эта чертовщина с ясновидением не имеет значения. Единственное, о чем я думаю, – как вернуть ее в целости и сохранности. Нет. Я был словно заколдован или что-то вроде того. Не ощущал ничего, кроме преклонения. Очень странное чувство, я будто потерял контроль над собой. Мне все равно, поженимся мы или… Пошли все к черту, если думают, что заставят меня отступить или отказаться от Мэгги. Кто может защитить ее лучше меня?.. Да, я знаю, что уже натворил дел, но это не повторится. Когда Мэгги вернется, я… я… Не знаю. Я что-нибудь сделаю. Все исправлю. – Калеб повесил трубку и стукнул кулаком по перилам лестницы на крыльце.

Мне захотелось прижать его к себе, обнять, чтобы успокоить, но я не могла двинуться с места – пока не могла. Мне казалось, сперва я должна сделать что-то еще.

Калеб сидел, выпрямившись и часто дыша.

– Мэгги?

Я сидела как зачарованная. Неужели он почувствовал, что я смотрю на него?

– Мэгги, вернись! Прости меня. Пожалуйста, детка, – попросил Калеб. – Я здесь умираю, не зная, где ты!

Я вскочила со скамейки, прежде чем он успел вычислить, где я. Я осмотрелась вокруг, со всех сторон были огромные камни. Потом увидела человека, направлявшегося в мою сторону. Продавец из кафе-мороженого.

– Эй, ты что тут делаешь?

– Просто сижу.

– Ну, знаешь, это не очень-то безопасно для девушки. Одна, вечером, да еще в таком месте.

Его освещал только лунный свет.

– Да ничего со мной не случится, – улыбнулась я.

– У тебя что, есть «черный пояс»?

Я усмехнулась, вспомнив, как дядя Макс давал мне мысленные уроки «карате».

– Да, вроде того.

– А, ну тогда… – кажется, у него закончились аргументы. – Все равно, не думаю, что тебе стоит быть здесь.

– Я недолго.

– А в чем дело? У тебя что-то случилось?

– Да так, кое-какие неприятности.

– А-а, у всех свои неприятности, – парень усмехнулся и присел рядом со мной.

– Догадываюсь, но у меня все ужасно запутано.

Продавец кивнул. Потом вытащил из кармана квитанцию и что-то написал на ней. Оторвав от квитанции клочок, отдал его мне.

– Не хочу тебя пугать, я не такой, но меня в жизни не раз жевали и выплевывали. – Я взяла бумажку, на ней был номер телефона. – Я живу на той стороне дороги, в самом вонючем на свете гадюшнике. – Он указал направление. – Если тебе понадобится перекантоваться на ночь или пристроить кого-нибудь, звякни.

Я с улыбкой посмотрела на него.

– Очень тебе признательна, но я не местная. И не представляю, сколько здесь пробуду.

– Джорджия? – спросил парень.

– Теннесси.

– Мог бы догадаться по акценту. Я из Небраски. Да, тем, кто из другого штата, не спрятаться, вычислим. – Он снова рассмеялся, и я засмеялась вместе с ним. – Я серьезно. Похоже, ты хорошая девушка. Просто в голову не идет, кто мог тебя обидеть.

– В общем, так получилось. Со мной… ну, со мной кое-что произошло. И нет, я не беременная, – предупредила я его мысли. – Просто не хочу быть такой, как все ждут.

– А… По крайней мере, есть люди, которым ты, кажется, небезразлична. Некоторые не виделись с семьей тысячу лет, а приятели, что у меня есть, за пару баксов всадят нож в спину.

– Мне жаль. Это, должно быть, тяжело.

– Приходится с этим жить. Жизнь штука длинная, а потом – все, и тебя нет, – парень, не переставая, вертел в руках мобильник. – Ну ладно, я тебя задерживаю, иди… куда собиралась. Ты же не планировала спать прямо тут, верно? Если что, мое предложение насчет ночлега в силе.

– Нет, я пойду домой.

– Ты точно в порядке?

– Точно.

Парень пожал плечами, мол, сделал все, что мог.

– Тогда ладно. – Он протянул руку. – Приятно было встретиться, Теннесси.

Я улыбнулась.

– И мне тоже, Небраска.

И только я дотронулась до его руки, как меня озарило еще одно видение.