КАЛЕЙДОСКОП

ЯМА

Рита лежала в глубокой яме. Далеко вверху, на фоне синего прямоугольника неба ходили какие-то люди и кидали вниз горсти земли. Комки попадали в лицо, но Рита не могла их стряхнуть — руки не чувствовались, будто их нет. Рита только жмурилась и пыталась сдуть земляную пыль, направляя воздух нижней губой. Кричала, чтобы ее вытащили, но люди то ли не слышали, то ли делали это нарочно и горка земли на лице становилась все больше. Рита начала задыхаться, заплакала в отчаянии, дернулась и увидела, что на самом деле ее лицо закрыто пледом, поэтому нечем дышать, а на груди лежит что-то тяжелое. Она стянула плед и разглядела вытаращенные глаза на черной негритянской морде.

— Мудак, что ли? — сказала Рита раздраженно. — Другого-то места…

В этот момент она поняла — что негр ее не слышит и даже не знает, что лежит в такой неудобной позе, потому что у него в виске аккуратная дырочка. Рита подняла голову и увидела около себя огромный «Десерт Игл». Она подумала, что скорее всего еще не проснулась, но решила по любому уйти отсюда. Как можно быстрее.

Выбравшись из-под негра, Рита увидела на диване, мокром от крови, еще парочку черных. Напротив окна — рыжий тощий Лоер без половины черепа. Комок кровавого фарша у его ног — скрюченный остаток Леры. Ее окоченевшая рука продолжала сжимать «Вальтер ППК».

Бутылки, бычки… Светло-рыжие клочья волос Лоера покачивал сквозняк, и ненужные ему теперь адвокатские мозги жирными пятнами стекали по стене. Весь этот натюрморт был слегка припудрен белой кокаиновой пылью.

За окном, над фрагментом тусклого питерского пейзажа, клубились пепельные февральские облака.

Рита ошалело пыталась сообразить, что же случилось. В памяти было ровное гладкое место. Руки стали удивительно легкими и как бы не настоящими. Рита опустилась на четвереньки и прямо с пола втянула по очереди обеими ноздрями.

В голове чуть просветлело.

Нужно вытереть стаканы и все остальное, за что могла схватиться. Слава богу, не испачкалась ни в каком дерьме. Рита направилась в ванную, чтобы посмотреть в зеркало. Полоска желтого света падала в полумраке коридора на затоптанный пол. Дверь жалобно скрипнула.

На очке, придерживая штаны посиневшими пальцами, с дыркой во лбу, сидел Мишенька. Лицо его сохранило не то грусть, не то разочарование, не то просто усталое выражение человека, который долго над чем-то мучился, но и наступивший отдых не принес ему долгожданного покоя. На полу, лицом вниз, со снесенным черепом валялся еще один негр. Из ванны торчали синие женские ноги. Рита не стала смотреть на то, что скрывалось под водой, быстро вышла назад. Она хотела запомнить Анечку живой, без трупных пятен.

— Кто же это все устроил? — спросила она сама себя вслух.

В ответ жалобно скрипнула рассохшаяся половая доска. Рита сделала еще несколько шагов по комнате. На столике около магнитофона обнаружилась небрежная груда сидюков. Луч света бликанул на голубом зеркале пластинки и выхватил из провала памяти крупным кадром первый, еще неосознанный проблеск.

Рита резко оглянулась и посмотрела на руку Леры, сжимающую пистолет. Точно — перстня с пятикратным алмазом не было и жалобно оттопыренный палец уже посинел.

Рита почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Вспомнила. Все вспомнила…

КРАСНАЯ СТРЕЛА

Поезд медленно приближался к перрону Московского вокзала. Низкое влажное небо без конца сыпало на питерские крыши, вечно тоскующие по Европе, белую труху снега. Рита стояла у забрызганного влагой вагонного окна и смотрела на проплывающие мимо мутные очертания города. Пассажиры с чемоданами пробирались к выходу, спотыкаясь об ее ноги в огромных экстремальных ботинках. Рита с трудом пыталась сдержать зевоту, и то и дело, протирала чуть припухшие глаза. Какая-то маленькая девочка, лет пяти, внезапно остановилась около Риты и дернула ее за рукав.

— На… Тетя! Посмотри! — сказала она и протянула Рите трубку калейдоскопа.

Рита послушно взяла игрушку. В призме зеркального колодца шевельнулись цветные стеклышки и сложились в завораживающий рисунок, будто неведомое инопланетное животное шевелилось в своей норе, давая возможность подглядывать. Разноцветная кристаллическая решетка, неожиданно меняя цвет и форму, уводила взгляд в бесконечность, продолжая состояние сна.

— Спасибо… — сказала Рита мрачновато улыбнувшись и протянула игрушку назад.

Девочка засмеялась тихим по-детски шелковым смехом:

— Правда красиво?

— Правда, — ответила Рита и посмотрела в окно на приближающийся вокзал.

— Теть! — настойчивая девочка опять потянула за рукав. — А ты не знаешь, где все это помещается? Ведь тут так мало места!

— Там система зеркал… — начала объяснять Рита.

Но в это время появилась родительница девочки и, схватив ребенка за руку, повела к выходу.

Рита снова с трудом сдержала зевок и помахала вслед. Мимо спешили самые нетерпеливые пассажиры, но она не торопилась оказаться в тамбуре в первых рядах.

Еще в окно она увидела, как на платформе среди человеческой сутолоки нетерпеливо топтались две знакомые фигуры с утренней «Балтикой» в руках. Поездостановился, Рита вышла из вагона.

Анечка с Мишенькой запрыгали от радости и с криками кинулись навстречу. Несмотря на раннее утро, парочка была уже «нарядна» — отчетливый запах спиртного и блестящие глаза говорили о том, что к приезду Риты готовились. Друзья принялись наперебой рассказывать последние новости. Рита сонно улыбалась, еще не в состоянии толком что-либо сообразить.

Мишенька нет-нет да щипал ее за бок и приговаривал:

— Ой! Похудела-то! Ну как ты? Как?

Однако, как только Рита собиралась открыть рот, чтобы сказать, как она, Мишенька тут же начинал тараторить.

Выйдя на площадь Восстания, они направились к парковке, где в коричневых влажных торосах дремали разнообразные машины.

— Видишь «Шевроле»? — важно спросила Анечка. — Вон тот, серебристый. С затемненными стеклами.

Рита посмотрела в указанную сторону: чистенькая, словно только из салона, машина поблескивала тусклым в утренним светом.

— Вижу.

Они прошли еще несколько метров, подскальзываясь в сырой коричневой каше городского снега, и Рита услышала за спиной крик лоточника.

— Карты, справочники! Карандаши, ручки! Три по цене одной!

Она оглянулась и увидела на развале среди канцелярских товаров пластмассовые трубочки, сильно напоминающие калейдоскоп.

— Подождите секунду! — сказала Рита и вернулась, чтобы купить игрушку — как раз занятие для такого многообещающего утра. И, взглянув на таинственного зверя в тубочке, улыбнулась.

— Ты нашла что-то забавное? — крикнула Анечка и приподнялась на носках, стараясь издали разглядеть, что купила подруга.

— Да! — ответила Рита и, догнав приятелей, с улыбкой сообщила. — Калейдоскоп!

— Дай и мне, — попросила Анечка и заглянула в глазок. — Достойная вещь! Утешающая. Давно не приходилось радоваться по такому простому поводу!

— Да! Утешающая, — подтвердил общественное мнение Мишенька.

Когда они добрались до машины, он распахнул багажник и гордо сообщил:

— Смотри, что у нас есть!

Рита заглянула: ящик водки, четыре ящика пива.

— Ну как? — спросил Мишенька и швырнул туда Ритину сумку. — Круто?

— Круто! — сказала Рита растерянно. — Это сколько же надо человеко-дней, чтобы все выжрать?

Парочка расхохоталась.

— Хе! На прошлой неделе мы выпили в два раза больше! — гордо выпрямился Мишенька.

— Правда, классно, что ты приехала! Мы тебя сейчас так развлечем, что тыникогда этого не забудешь, — пообещала Анечка.

Впоследствии ее обещание роковымсбылось.

— Плиз! — сказал Мишенька и распахнул перед девчонками заднюю дверцу.

Они погрузились в глуховатый сумрак салона, и Рита заметила за рулем «Шевроле» шикарную тетку лет тридцати. Она повернулась к Рите и приветственно махнула рукой, сверкнув огромным алмазом, карат примерно пяти, оправленным в огромный золотой перстень.

— Это Лера, наша подруга. — Объявил Мишенька. — А это Рита.

Рита отметила красоту женщины сдержанной улыбкой и разглядела прямо перед ее лицом прищепленного к зеркалу резинового паучка на черной веревочке.

— Странный талисман, — заметила Рита.

— У меня муж заткйник… — усмехнулась Лера. — В паучке — видеокамера. Так что он всегда знает, что и с кем я делаю. Он гей, но почему-то очень меня ревнует. Странно, да?

Рита недоверчиво выслушала пояснение, но не стала ничего уточнять.

Пятикратный алмаз сверкнул, рассыпав острые лучи. Рука Леры мягко шевельнула рукоятку кулисы, поставив ее в положение «D». Машина рванулась так, что всех вдавило в спинки.

Мишенька достал из-под сидения начатую бутылку текилы.

— Что-то ты уж очень бледная. — повернулся он к Рите. — Сейчас мы тебя покормим каким-нибудьвкусным завтраком в каком-нибудь хорошем ресторане, а пока чуть-чутьвыпей. На! Не грусти!

С этими словами он хлебнул из горлышка сам и протянул бутылку Рите. Та вздохнула и сделала пару глотков. Сначала она подумала, что это слишком для девяти утра, но через пару минут сталопонятно, что это как раз то, что доктор прописал. Бутылка сделала круг по салону. Лера, не отпуская руля, приложилась к пузырю и закурила косякзапросто, как другие закуривают сигареты.

Косяк тоже сделал круг. Мишенька, совсем уже счастливый, распахнул бардачок и показал пол-литровую банку анаши.

— О! Смотри! — он добровольно взял на себя роль экскурсовода. — Ты очень удачно приехала. Жаль, что не надолго… Слушай! Может, ты не поедешь в эту своюсраную Голландию? Там тебе так весело не будет!

— Да… Правда! — Анечка обняла Риту. — Давай все каникулы проведем вместе! Мы тебя не видели целый год! Ну ее эту Голландию… Правда, Лер, там фигово?

Лера улыбнулась в зеркальце, надавила на кнопку, дверца неслышно втянула стекло. Ворвавшийся ветер выхватил из ее пальцев пустую папиросную гильзу и отшвырнул в слякоть. Бутылка сделала еще круг изакончилась, Анечка беззаботно отправила ее вслед за окурком. Старенький жигуль позади еле увернулся, водила высунулся в окно и долго махалкулаком, стремительно уменьшаясь в размерах.

— А менты? — спросила Рита, проводив его взглядом.

— С такими номерами, как у нас, никакие менты не страшны, правдаЛерочка? — улыбнулся Мишенька.

Лера кивнула в зеркале.

— И вообще, они нас не догонят! — поддержала его Анечка и еще раз пропела фразу на импровизированную мелодию. — Нас не догонят! Нас не догонят!

Мишенька отстучал указательными пальцами по коленке ритм и пропел вместе с Анечкой:

— Нас не догонят!

Лера усмехнулась:

— Ну еще раз!

Анечка с Мишенькой вдохнули воздуха и уже втроем вместе с Лерой проорали:

— Нас не догонят!

И правда, машина легко обходила все, что попадалось на пути. Казалось, для Леры не существует ни скользкой слякоти, ни косолапого потока раздолбанных жигулей. «Шевроле» двигался по особой, словно начертанной в воздухе траектории.

— Что у вас тут творится-то? — поинтересовалась Рита. — Хочется приобщиться к общественному бытию. Кто-кого-куда?

— Что твориться? Что твориться… А мы знаем? Нас все это не волнует. Мы уже две недели вот так… — Мишенька призадумался. — Гуляем. Работы нет. Денег валом. Гуляем!

— Да… А что вообще творится? — задорно крикнула с заднего сидения Анечка. — Надо купить газету! В газетах пишут!

— Лер! Ты как насчет притормозить? Я бы добежал… — попросил Мишенька.

Лера мягко поставила «Шевроле» у киоска.

— Сходи! — разрешила она и тронула пальцем паучка.

Этот жест заставил Риту еще раз обратить внимание на сувенир. Она не очень поняла, зачем Лере понадобилось сообщить о том, что кто-то постоянно наблюдает за происходящем в салоне. Странная откровенность. Если только… Если только у нее есть общие с Анечкой и Мишенькой секреты от мужа. Что ж… вероятно так и есть.

Через пару минут Мишенька вернулся с местным изданием СМИ.

— Поехали, — сказал он, падая на сидение и разворачивая тусклые газетные листы.

— Что там пишут-то? — лениво поинтересовалась Анечка.

Лера в своей обычной манере резко тронулась с места.

— Так… так… — деловито начал Мишенька. — Да ты знаешь… Ничего! Бредятину какую-то. Даже читать не хочется. На! Ты просила!

Он протянул газету Рите. Она утащила ее и попыталась прочитать несколько абзацев.

Несколько светских сплетен. Собчак. Пара питерских музыкальных звезд и неизбывная питерская претензия на столицу. Несколько мошенников, обещающих решить все проблемы по фотографии, пяток гадалок с причудливыми именами…

— «Телепатия — миф и реальность. Профессор Легион раскручивает торсионные поля!» — прочитала она вслух и поморщилась. — Интересно, он так и родился с этой фамилией?

Мишенька хохотнул:

— Крутая фамилия! Имя им — легион! Сатана, мазафака!

— Исцеление во сне… мысли сквозь бетонную стену… Тьфу! Желтизна какая! Как вы это читаете? — пробормотала Рита. От букв начало мутить. Она сложила газету и снова достала калейдоскоп.

Газета перекочевала к Анечке.

— А мне по приколу… — сказала та и полюбила газету.

Некоторое время они ехали молча, каждый занимаясь своим делом. Лишь когда тряхнуло на какой-то колдобине, Рита отвлеклась от трубочки и обнаружила, что мимо уже проносятся леса.

— Куда едем-то?

— Ну ты же должна помыться, позавтракать. Мы едем в сауну, — объяснил Мишенька и принялся набивать косяк.

Они свернули на боковую дорогу и вскоре остановились у небольшогокемпинга, рядом с которым стояло еще два черных мерса.

Рита поспешила выйти из машины. Она остановилась в нескольких шагах и с наслаждением вдохнула отрезвляющий, по-весеннему влажный воздух. Было приятно слушать тихие шорохи ветра и позволять ему нежно прикасаться к щекам. Бесформенное пасмурное небо еще сильнее навалилось на плоскую питерскую землю. Казалось, облачность лежит прямо на верхушках леса.

— Какая-то она плоская, ваша планета… — Сказала Рита.

— Ага, — кивнула Анечка.

Далеко — то ли где-то за лесом, то ли за облаками послышался низкий еле ощутимый гул. Хмель выдувало, но мир от этого не становился обыденнее. Он становился угрожающим. Неизвестная и неведомая душа стихий чувствовалась в его обманчивом умиротворении.

— Кажется, я понимаю, зачем вам так много всего… — пробормотала Рита.

— Ага. По-другому нельзя. Пойдем. Здесь мы только позавтракаем и помоемся! — объявила Анечка и направилась к зданию. — Знаешь, когда я сюда переехала, меня все это прикалывало. А сейчас — надоело. Пустое это все. От этого у каждого питерца какое-то свое безумие выращивается. Мишкина матушка, например, экотомит на туалетной бумаге, чтобы антикварные издания поэтов-модернистов скупать. На фиг они ей?

В коридоре заведения была вызывающая поддельная роскошь. Роскошь для новых русских. Не для тех новых, которые, горбатясь под сумками, летали в Турцию за кожаными куртками, и не для тех, которые поверили в яркие лозунги о свободе и кинулись трудиться в маленьком робком кооперативчике, а для тех, кто вложился сразу во взятки, пушки, бронированные джипы, и собирал со всех этих глупырей дань.

— Внутри тут вполне… Мур-мур. — Мишенька потерся об Ритину щеку носоми поцеловал ее в ухо.

Рита улыбнулась. Надо будет потом, без Леры узнать, что заставило приятелей так глубоко погрузиться в дружбу с Лерой. Собственное желание или суровая необходимость?

Компания шумно миновала еврокоридор и загрузилась в еврономер. Электрический свет снова привел притихших было Мишеньку и Анечку в бодрое состояние. Они сразу, без ненужных условностей разделись и поторопились в сауну. И Рита не спеша разделась, наблюдая, как Лера освобождает свое холеное тело от фирменных тряпок. Надо же иметь такое кукольное лицо. Манекен, а не девушка. Хотя и красивая.

Все должно быть естественно, подумала Рита и не стала затягивать процесс раздевания дольше. В конце концов, если Лера хочет проверить ее шмотки, если ее это утешит — пусть проверит! Ничего она там не найдет. Потому что все у Риты в голове.

В сауне было хорошо. Пар сделал тело легким и чистым. Ополоснуть покрытые россыпью пота распаренные тела под душем, смывая время, прошлое, напряги. Нет. Неплохо, что Рита поехала пораньше. Перед Голландией надо придти в подходящее состояние. В голландское. Если в состояние не войдешь, то будешь выглядеть, как дурак и все провалишь. Все должно быть естественно.

В дверь позвонили. Рита приоткрыла глаза и сквозь потоки душевой воды увидела, как смиренная перепуганная обслуга принесла креветок, устриц, пиво, коньяк, опять текилу, икру, фрукты. Мишенька забивал третий косяк. Лера молча улыбалась и курила. Из одежды на ней остался только перстень. Пепел она аккуратно стряхивала в пепельницу, держа ее во второй руке.

— Й-йех! — воскликнула Рита, обняла Анечку, и они рухнули вместе в бассейн.

Вода сомкнулась над головами. Рита нащупала около дна вибрирующий от напора шланг и поднялась, держа его в руках. Она направила струю в Анечку. Та завизжала, закрываясь руками.

— Девчонки! Идите пить и курить! Будем сладостно погибать! — громко позвал Мишенька.

Анечка выбралась из бассейна, побежала к Лере и, с хохотом упав на диван, уронила голову на колени Лере.

Та холодно улыбнулась, и ее ноги чуть-чуть раздвинулись, показав розовые створки раковины. Анечка схватила со стола вазу с икрой сыпанула Лере на живот. Икринки покатились вниз, застревая в светлых волосинках черным жемчугом.

— О! Что Вы творите! Феи! Лесные нимфы. Дикие, дикие самки! Ох-ох-ох! Пустите меня к этому источнику. Уйдите все! Я один!

Мишенька рухнул на четвереньки и принялся за икру.

— Ну и подумаешь! — сказала Анечка. — А я буду есть салат!

И высыпала его красотке на грудь. Лера сползла наискозь вниз и уже не сидела, а лежала на диване. Ее лицо выражало не больше, чем лицо сосущего грудь младенца. Она была в раю новых русских. Рита села на диван напротив и, чтобы не смущать общество, решила позавтракать оливками. Все-таки она была приглашена на завтрак.

Анечка, перемазав все лицо, воодушевленно собирала розовые кусочки креветок зубами, языком слизывала с груди Леры майонез.

Самое главное свойство, за которое Риту держали на работе, была способность не напрягать. А обладала Рита этой способностью потому, что никого не осуждала. Просто потому что ей все было параллельно. Рита потянулась к столу и, взяв бутылку шампанского, осторожно открыла ее. Заткнув горлышко большим пальцем, взболтала. Поймала в воображаемый прицел Анечкину попку и убрала палец.

Шампанское выпустило толстую пенистую струю. Попадание было точным.

От удивления Анечка отвлеклась от майонеза.

— Ага! Ага! Еще! Вау! Ух ты! Как круто!

— Это сто три тысячи четвертый способ! — сказал Мишенька, похлопав Риту по плечу. — Мы не зря ее вызвали! Я знал, что она совершит подвиг! Медаль! Орден! Срочно!

— Нет, правда круто! Лерка! Приколись! — все еще возбужденно повторяла Анечка.

— Да! Я попробую, — едва улыбнулась размякшая Лера. — Пусть принесут побольше шампанского. Позвони.

Мишенька энергично нажал на кнопку.

— Ящика нам хватит? — спросил он деловито и, услышав шелестящий голосок дисптчерши, заказал. — Три ящика… четыре ящика шампанского! Я придумал раци…ик…анализацию, нет это я икнул. Рацианализацию… ну, улучшение.

Через пару минут на зов явился официант. Свежий загорелый мальчуган лет двадцати. Он остановился в дверях так, будто прямо перед ним была непроницаемая стена и он ничего не видел сквозь нее. Ни Леру в вольготной позе, ни Анечку, ползающую над ней на четвереньках, ни Мишеньку с восставшей плотью.

— Четыре ящика шампанского! — повторил Мишенька.

Официант ждал.

— Что встал! — вдруг неожиданно грубо сказала Лера. — Неси скорее!

— Одну минуточку, — вежливо поклонился официант и свалил.

— Странно, что у них нет внутреннего телефона. Ничего нет пошлее — присылать одетого мужика, — недовольно сказала Лера. — Хотя по большому счету мне все равно!

Анечка едва заметно шевельнула бровью и махнула рукой.

— Иди к нам. Ритусь!

Бывают вещи, которых не избежать. Рита повалилась в общую кучу, благоразумно выбросив все из головы. Они валялись в липкой луже шампанского. Диван терпеливо скрипел, и Рите все сильнее хотелось покурить и опять сходить под душ.

Официант вернулся с заказом.

Лера высвободилась из клубка тел.

— Сколько стоит твоя послушность сладкий? — властно спросила она и шевельнула бедром.

— Смотря что Вы имеете в виду, — едва заметно покраснев, пробормотал парнишка.

Его взгляд резко дернулся, но он тут же совладал с собой.

— Сколько стоит, чтобы ты был нашей подругой? — уточнила Лера.

— Э-э-э… — не очень довольно протянул Мишенька, но тут же передумал возражать.

За тройку сотен парнишка согласился раздеться и пренебречь на полчаса своими непосредственными обязанностями. Мастерство его оказалось выше всех известных прежде границ. Поэтому Лера добавила еще сотку, чтобы испытать все варианты услуг до конца.

Рита же, пользуясь случаем, свинтила опять под душ.

К концу завтрака шампанского в номере было по щиколотку, в нем весело плавали апельсиновые дольки и маслины. На коже дивана в подсыхающих майонезных разводах остался покусанный Лерой парнишка. Он тяжело вздыхал и бережно расправлял купюры, оставленные на столе.

Компания скоропостижно ополоснулась, оделась и, не обременяя себя зрелищем оставленного свинства, направилась по коридору прочь.

ЛОХМАТЫЙ

Лохматый уже полчаса топтался возле Исакия. На его всклокоченной голове вырос маленький сугробчик. Лохматый прибывал в глубокой задумчивости. Его тщедушная, с характерной печеночной сутулостью фигура ежилась, перемещаясь вдоль тротуара. В таком состоянии его всегда одолевали мрачные мысли о правильности выбранного пути. Ему нужны были деньги, много денег, очень много денег.

Наконец-то показался двухэтажный автобус из Австрии.

Лохматый встал в стойку. Из автобуса начали выкатываться румяные зубатые европейцы, их улыбчатые глаза с восторгом поглощали красоты Питерского экстерьера. Лохматого передернуло — он вдруг увидел, как из зрачков одной широкозадой буржуйки высунулись два тонких хоботка и, дотянувшись до сумрачной стены Исакия, начали высасывать с нее остатки цвета. Казалось, зыбкая душа камня заструилась в здоровое смачное тело европейки.

Лохматый тряхнул головой и резко выдохнул.

Видение пропало.

В выходящей толпе показался крупный розовомордый блондин с сумкой и большим свертком в руках. Лохматый, заметив, что бюргер обратил на него внимание, направился к дороге. Блондин последовал за ним.

Лохматый, поскальзываясь и спотыкаясь, дотащился до бордюра и поднял руку, высматривая бомбилу попроще. Со второй или третьей попытки поймал попутку. Худенькую, дребезжащую «копейку» еще самой первой «фиатовской» штамповки.

— На Васильевский! Первая линия, мимо Эрмитажа проедешь? — сказал Лохматый и, услышав утвердительный ответ водилы, нырнул в салон на заднее сидение.

Австриец ни слова не говоря втиснул свое огромное тело следом. У Дворцовой Лохматый попросил водилу притормозить, и австриец вышел с сумкой, а сам Лохматый со свертком поехал дальше.

ПРЕВРАТНОСТИ ПУТИ

После горячего сумрака сауны свежий воздух казался необыкновенно легким. Хлопья снега мотыльками танцевали перед лицом. Рита поправила свитер и пробежалась по карманам куртки. Паспорт, билеты, деньги, мобила. Все хорошо. Все на месте.

— Поехали в музей! Я хочу духовной пищи! — Анечка вприпрыжку побежала по лестнице на улицу.

На последней ступеньке она поскользнулась и упала задницей на снег. Мишенька, который шел следом, споткнулся об Анечку и упал сверху.

Лера снисходительно улыбнулась. В ее сумочке зазвонила мобила, и красотка, вытаскивая телефон, отошла в сторону. Рита скосила глаза и сосканировала глазами содержимое сумочки — оно поразило своим порядком. Лера в сауне никак не вязалась с этим идеальным расположением дамских штучек. Было бы естественно, если бы она вытряхнула сумочку на ступеньки, чтобы найти телефон. Да. Так было бы естественно. В противном случае, вся эта оргия была бы для Леры бессмысленным занятием нужным только для поддержания имиджа. Но платит-то она! Для кого же нужен этот имидж? Для двух жалких журналистов? Для Анечки и Мишеньки? Или для кого-то еще, кто должен узнать об этом из рассказов?

Лера улыбнулась и сказала в трубку:

— Очень весело… Сейчас едем в музей… Мы еще не решили… — Она нажала кнопку отбоя и неожиданно противным голосом крякнула. — Хватит валяться. Пора!

Приятели послушно выкарабкались из снега и, отряхиваясь на ходу, устремились к машине.

— Так куда мы едем? — спросила Рита, когда все наконец уселись в «Шевроле». Мишенька впереди, Рита с Анечкой сзади.

— В Кунст-камеру. На Каменный остров! А потом в Петропавловку! — сказал Мишенька.

— Сразу всюду? — с сомнением переспросила Лера.

— Да-да! — Анечка захлопала в ладоши. — Непременно! Там есть ресторан «Каземат». Ты должна попробовать «Обед вертухая». Там все, как в настоящей тюрьме. Так здорово! Поехали!

— Миша! Забей еще штакету… А то что-то заносит, — попросила Лера и рванула с места в своей обычной манере.

Мишенька справился с косяком, и сизый сладкий дым опять заволок салон машины.

Они летели стрелой в тусклом безвременьи пасмурного дня. И машины, попадающиеся по пути и навстречу, казались нарисованными в компьютерной игрушке. И чем быстрее они ехали, тем более нарисованным казался весь мир. А потом и вовсе стало казаться, что никуда они не едут, а сидят где-то в комнате и смотрят ящик. Или спят, а все вокруг им снится.

— А почему ты не возьмешь шофера? — спросила Рита, пропуская свою порцию каннабиса.

Лера усмехнулась:

— Ты знаешь хоть одного шофера, который сможет столько выжрать, а потом ехать?

Рита понятливо кивнула — они обгоняли все машины на шоссе.

Лера включила музыку. Низкий черный голос принялся твердить одну и ту же фразу: «Сын дъявола», по-кошачьи взвизгивали далекие женские голоса. Вдруг предметы в Ритиных глазах как-то размазались, словно замедлились во времени.

— Странная музыка… — оценила Рита. — Необычная. У меня не очень хороший слух, но я слышу нечто особенное.

— Ага… — кивнула Анечка, блаженно улыбаясь. — Классная. Меня так прет от нее, будто Череп знал, как подействует трава. А под кислым под нее вообще очень классно. Можно даже увидеть что-нибудь типа Африки. И племена пигмеев. Ты видела пигмеев?

— А кто это, Череп? — спросила Рита, пропустив текст про пигмеев и Африку.

— Один наш приятель. Он пишет музыку для дискотек. Он очень прикольный. От передоза у него выпали все волосы и даже бровей теперь нет. Он, типа, переродился и уже не совсем человек… Мы тебя познакомим. Правда, мы уже давно не видели его. Но это не проблема.

— Да-а… Круто. Волосы выпали — это круто, — кивнула Рита.

Мишенька, пыхнув, протянул косяк Лере. Его рука двигалась замедленным стробоскопическим образом.

Бормотание на диске сменилось низкими спусками звука. На полтона вниз. Еще раз вниз. И немного медленнее. Будто самолет начал снижаться в багровую тьму преисподней. И с каждым спуском вещи теряли по одному из своих реальных свойств. Сначала связь с названием, потом наполненность объема. Рита тупо смотрела на бутылку текилы, которая откуда-то появилась у Анечки в руке и удивлялась, как можно держать бутылку, которой не существует. Откуда-то из пищеварительной системы поднялось ощущение тихого первобытного ужаса. Предметы отслоились от названий. Рита тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.

— Черт!

Анечка улыбалась идиотической улыбкой и, ни слова ни говоря, протянула бутылку.

— Классно? Правда?

— Ага, — согласилась Рита и, дорожа проблеском сознания, отхлебнула из горлышка.

Каннабис отпустил.

Предметы снова соединились со словами. Мишенькино лицо расплылось в невинной блаженной улыбке, он протянул к Рите руки. И вдруг она узнала, что больше всего на свете любит Анечку и Мишеньку, и даже Леру, хоть у нее в сумке порядок. Сумка не шла из головы, крутясь вертолетом, она увеличилась до непостижимых размеров и затмила все пространство.

Струя холодного воздуха опять выдернула Риту в реал.

Хозяйка машины не спеша чуть приспустила окно. Ненамного. На пару сантиметров. Но этого было достаточно, чтобы кумар в салоне начал развеиваться.

— Лер! Не май месяц! — упрекнул ее Мишенька.

Но Лера отмахнулась:

— Глаза выедает!

Мишенька деловито откинув переднее сидение, перевалился назад.

— Что ты делаешь, придурок? — без интонационно возмутилась Лера.

Машина круто вильнула, болтнув компанию, будто мешки. Раздался дружный хохот единственной причиной которого было обилие употребленных веществ.

— Э-э-э! — сказала Лера. — Какие вы хитрые!

Она остановилась, съехав, не глядя, в какой-то кювет, и тоже откинула свое сидение. Таким образом куча стала общей. Взгляд Риты упал на паучка, и она с интересом подумала, в постоянном ли режиме мифический муж следит за своей фешенебельной красоткой. И почему бы ему не записывать все это на кассету и не продавать потом в качестве легкой эротики?

Но Леру наличие паучка не смущало. И Рита подумала, что сообщение про камеру могло быть шуткой. Просто шуткой.

Издали машина напоминала дымовую шашку. Дым конопли валил из приоткрытого окна, а от заснеженных сосновых стволов упруго отражался заводной танцевальный микс.

Компания предавалась самозабвенному сладострастию, когда кто-то постучал по крыше машины.

Рита подняла голову — мент. Пузан в серой форме упорно долбил кулаком по крыше.

— Ань, — позвала Рита подругу, и та, не смотря на занятость, стремительно вскинула голову.

— Лера, Лера! Где твоя ксива? — Анечка дергала ее за руку. — Доставай ксиву!

— Что там такое? — Лера нехотя повернула голову.

— Гы-гы! Менты. Приколись, — сказал Мишенька и засмеялся, лихорадочно разыскивая предметы своей одежды.

Красотка поправила волосы, протянула руку за сумочкой и, достав оттуда какие-то корки, высунула руку в приоткрытое окно.

Усатый капитан повертел корки в руках, вернул уже с уважением и сказал заботливым голосом:

— Вы в курсе, что вам отсюда не выбраться самим?

Тут как-то стало холодно и не так весело.

— В смысле? — озаботился Мишенька.

— В прямом. Вы по самые окна в снегу.

— Мамочка дорогая! — сказала Анечка, открыв свое окно и высунувшись из машины.

— Ну так вытаскивайте нас! — раздраженно распорядилась Лера.

— Сотка баксов… — сказал мент.

— Где моя сумка? — заволновалась Лера и, как была голая, перебралась на свое сидение. — Весь кайф обломал. Из-за поганой сотки!

Сумка нашлась на полу. Анечка подняла ее и протянула хозяйке. Та вытащила деньги и рассчиталась.

— Забивай! — скомандовала она Мишеньке, и тот послушно полез вперед за банкой с каннабисом.

— Ага. Только я оденусь, — пыхтя, сказал он.

Лера не спеша одевалась. Ей было настолько все равно, одетая она или нет, будто она родилась и выросла среди каких-нибудь туземцев, не ведающих ни первородного греха, ни стыда, ни комплексов неполноценности. Ее спокойствие и красота вполне заменяли ей одежду. И даже менты, остановившиеся поодаль с оторопелыми изумленными лицами, не отпускали обычных в их кругу сальных шуточек.

— Черт! — выругалася Мишенька, путаясь в незавязанных шнурках, незастегнутых пуговицах и перепутанных рукавах. — Так часто приходится раздеваться и одеваться! Может быть, купить шубу и носить ее поверх трусов?

— Хорошая идея, — хохотнула Рита. Опасность всегда отрезвляла ее.

— А зачем тебе трусы? — равнодушно поинтересовалась Лера.

Менты с незлобными матерками остановили грузовик. Ползая по пояс в снегу, зацепили машину тросом.

— Пошел! — крикнул серый пузан. Грузовик натужился, разбрызгивая колесами слякотную жижу, и «шеврик» поволокся за ним на дорогу.

— Все! Надо осторожнее! — заискивающе сказал мент, наклонясь к окну.

— Спасибо, — поблагодарила Лера и поправила волосы.

Люди в серых униформах сели в служебную машину, друг за другом хлопнули четыре дверцы, и ментовский жигуль покатил дальше. Искать сотки, полтинники, а между делом исполнять неизбежные служебные обязанности.

Лера тупо смотрела перед собой. Снег падающий с неба становился гуще и тяжелее. В «шевроле» наступила тишина.

— Ну, мы же хотели в музей… — грустно сказал Мишенька. — Так обломали.

Он наклонился к Лере и попыхтел ей на ухо. Та улыбнулась.

— Но зато они нас вытащили… — резонно заметила Анечка.

— Да. В музей, — сказала Лера и завела мотор.

Шевроле рванулся, плотно вдавив пассажиров в кресла.

Анечка вздохнула и обняла Риту. Они свалились на сидение и остались лежать. Рита смотрела, как ручьи бегут по стеклу, пока глаза не закрылись сами собой. Сквозь дрему она слышала, как Мишенька еще некоторое время сосредоточенно перебирал кассеты, бурча что-то под нос.

— О! Это пойдет, — наконец объявил он.

Теперь не зловещий шепот, а сладкие семплированные войсы заполнили салон благовонием летних растений. Запах казался настолько сильным, что Рита захотела проверить, не глюк ли это, и приоткрыла глаза. Нет. Это не был глюк. Мишенька добыл откуда-то благовонную палочку и, подпалив, воткнул в прищепку к паучку. Мутноватый перламутровый дым опять затянул салон. Взглянув на Леру, приятель затих.

Рита смотрела сквозь приоткрытые веки на зеркальце, в котором отражалось лицо хозяйки «Шевроле». На лице Леры появилось строгое, таящее в себе необъяснимый ужас, выражение. Кажется, именно оно остановило Мишеньку от активных действий. Скука заставила его зевать, а потом уснуть, уронив голову на грудь. Лера краем глаза покосилась на часы и еще притопила газ.

Машина птицей летела по середине шоссе, распугивая неуклюжий отечественный транспорт.

СОЗЕРЦАНИЕ ВОДЫ

На берегу Невы, подле задумчивых египетских Сфинксов, стоял высокий человек с бритой непокрытой головой. Несмотря на постоянно сыплющийся снег, его лицо сохраняло благостное, отсутствующее выражение, точно такое же, как у обоих египетских статуй. Глаза, четко очерченные веками, неподвижно смотрели за горизонт.

Похоже, мокрый, беспрестанно валящий снег, не доставлял ему никаких хлопот. Даже на плечах черного пальто не оставалось снежинок. И непонятно было, таяли ли они там, точно в темной воде, или не смели коснуться.

Человек стоял довольно долго.

За его спиной пытался преодолеть пробку на светофоре троллейбус. Потом появилась парочка маньячных туристов, которым приспичило именно зимой изучать каменных зверей, вспыхивая японской «мыльницей». Потом лохматый чумазый пес, начертав лапами петлю, пометил гранитные углы набережной и колесо черного «Лексуса».

Наконец троллейбус выбрался из затора и понесся к Петропавловке.

Обгоняя его на прямой дороге, рванула стайка машин.

Затем световор опять зажег красный свет, остановливая следующую порцию транспорта, и на набережной наступила внезапная тишина.

ОБЕД ВЕРТУХАЯ

Снег пепелом сыпался на тротуары, крыши, прохожих, ветки, ларьки. Город просвечивал сквозь него точно сквозь папиросную бумагу. Бледно-желтые пятна фар блудили в этом снегу, и машины пробирались сквозь него медленными робкими стадами.

С площади Труда Лера поехала по набережной направо. Черная, густая от холода вода качалась в тисках набережных, точно в корыте, которое кто-то случайно качнул. Тускло отражались сфинксы, заваленные шапками снега. Возле них одиноко торчала неподвижная человеческая фигура.

Рита открыла глаза и выбралась из-под спящей подруги. Взгляд ее машинально зафиксировал композицию на том берегу Невы. Что-то удивило ее, но она не могла понять — что.

— Черт! — ругнулась Лера. — Как меня бесит это! Как можно ехать на такой скорости? Коровы на льду, а не водилы!

Она даже не пыталась пойти на обгон.

— Да ладно! — Мишенька встрепенулся и, зевая продолжил. — Чуть раньше, чуть позже. Даже по приколу.

— Тебе по приколу дрыхнуть. — усмехнулась Лера.

Мишенька икнул и развел руками.

— О! А чего так тихо? Давай музыку включим! — он снова полез в бардачок за дисками.

— Включи…

— Черт! А где это про дьявола? Там такие саксы гаденькие. Сладкие такие… А! Вот. — Наконец он нашел нужный диск и врубил на полную. Динамики ломанули воздух тугой волной низов и напугал спящую Анечку.

— Мы все проспали… — хрипло пробасила она, протирая глаза. — А мы что, не едем в музей?

— Нет. Он уже закрыт, — обронила Лера. — В другой раз.

Анечка вздохнула с легким сожалением.

— М-м-м… — Рита встряхнула головой.

Мишенька на переднем сидении буйствовал, размахивая в такт музыке руками.

Анечка, проследив за пристальным взглядом Риты, спросила:

— А ты была в Кунст-Камере?

— Не-а…

— Значит ты уродцев не видела?

— Не-а… — Рита помотала головой.

— И индейцев в лодках не видела?

— Не-а… — снова произнесла Рита и посмотрела сквозь заднее стекло.

На другом берегу, возле удаляющихся в пепельный сумерек Сфинксов, все еще стояла смутная фигура в долгополом черном пальто.

— Зря… — зевнула Анечка. — Петр I был, типа, масоном. Прикалывался ко всяким таким штучкам. Но там не только уродцы. Самое прикольное — всякие божки. Этнография. Это сейчас очень модно. Кастанеда и все такое.

— Приколись, — пробормотала Рита. — Какой-то мужик на том берегу стоит уже минут десять. И не холодно же ему. И снегом его не замело.

Рита произнесла эту фразу и снова резко повернула голову. Человек в черном пальто все еще стоял около сфинксов. И точно — на его пальто не было ни снежинки, точно над ним нависал купол, непреодолимый для снега.

— Говорят, там есть действующие вещи, — продолжала Анечка. — Если знать, как… Жаль, что мы туда не едем.

«Шевроле» наконец-то дотащился до Дворцового моста.

Лера поглядывала на часы.

— Действующие, это как? — минуту подумав, переспросила Рита.

Черный силуэт, так и не шевельнувшись, растворился за пеленой снега.

— Э-э-э-э… — Анечка задумалась, подыскивая слова. — Они как-то действуют. Необъяснимо. В общем, можно изменять события по своей воле, если знать, как с ними обращаться…

— Это, типа, магия и все такое?

Анечка вздохнула:

— Ну… Типа.

Рита усмехнулась и, оставив тему без комментариев, отвернулась к заплаканному стеклу.

Снежинки прикасались к его поверхности и тут же таяли.

* * *

В «Каземате» их встретил портье в форме тюремщика петровских времен, с пищалью через плечо. Не менее странно одетый гардеробщик принял верхнюю одежду. В предбаннике, перед зеркалом, стоял худощавый альбинос в маленьких черных очках и черной же кожанной куртке. Его тонкие губы шевельнулись, изобразив невнятную эмоцию.

Лера, с напряженным по-прежнему лицом, скользнула в туалетную комнату.

— Ну что? — сказал Мишенька. — Пойдем. Займем место, пока она там.

Они пошли в зал и сели за столик в уголке возле сцены. Шест для стриптиза очень странно смотрелся в этом заведении. Должно быть, девушки выходили в кандалах и полосатых робах? Хотя нет. В то время никаких полос не было. Только дерьга и кандалы.

Официант в камзоле принес меню.

Разглядывая список блюд, Рита услышала, как Мишенька говорил Анечке:

— Да она дура!

— А… Вы про кого это? Про Леру? — Рита вздохнула. — Кстати — пока вашей подруги нет — кто она такая?

— Нет. Не про Леру. Лера хорошая, — весомо пояснила Анечка. — Лера — жена одного очень нового русского. Ну просто очень нового. Мы случайно познакомились с ней на одном вернисаже. Осенью. На самом деле она классная. Она не только красотка дикая. Она такие вещи может! Однажды она прямо у меня на глазах человека загипнотизировала.

— Да!? — Рита проявила интерес. — Психолог, что ли?

Она видала психологинь с холодными рыбьими лицами, но никогда не видела среди них манекенщиц. Хотя… Почему нет?

— Да психолог… — подтвердила догадку Анечка. — Только она нигде не работает. Или работает, только никто не знает где.

Рита усмехнулась. Психолог, который на глазах может ввести в гипноз и нигде не работает — это ново.

Мишенька вздохнул, мило улыбнулся и помешал трубочкой коктейль.

— А мы ее по злачным местам возим. Всякие вещества ей покупаем (на ее деньги, разумеется) и все такое… И нам весело, и она довольна. С артистами разными, с депутатами! Ну, в общем… Но мы уже ничему не удивляемся. Хочется только летом куда-нибудь на дачу свалить. Отдышаться чуть-чуть. Иногда, конечно, выматывает этот круговорот.

— А чем ее гей-то зарабатывает? — задала Рита дурацкий вопрос, не особо ожидая ответа.

Ответом было выразительное молчание. Понятно.

Анечка подожгла в пепельнице салфетку, и тотчас появилась Лера, неся свою обычную рекламную улыбку.

Рита заметила, что она чем-то очень довольна.

Лера весело улыбнулась и опустилась на свободное место.

— Уже заказали?

— Ага… Обед вертухая. — кивнул Мишенька. — Нормально?

— Да… — томно согласилась Лера. — Хорошо.

Пришел официант с подносом.

«Обед вертухая» состоял из черного ломтя хлеба с горой красной икры, жирного куска осетра в соусе с лимонными дольками, который плавал в алюминиевой миске с выбитыми номерами и графина с водкой. Миску сопровождал обломок ложки, гнутая алюминиевая вилка и граненый стакан с сивухой.

— Круто… — оценила Рита имидж заведения, вертя огрызок вилки.

Лера со скукой зацепила кусок осетра:

— Хочется чего-то бурного, яркого…

— Да?! — Мишенька оторвался от сжигания салфеток.

Лера томно улыбнулась:

— Ну, Мишенька, я хочу туда. Туда!

— А мы же собирались сегодня как раз… и вообще… бум-бум-бум и все такое, клево! — сказала Анечка, хлопая ресницами.

Анечка обладала волшебной способностью объясняться без слов, практически междометиями, и Рита каждый раз удивлялась, как люди безошибочно понимали многосмысленные Анечкины конструкции. И менты, и депутаты, и журналисты. Все. Как-то они ее понимали. Только не Рита. Хотя зарплату она получала, чтобы понимать непонимаемое. Впрочем, Анечка с Мишенькой не входили в сферу профессиональных интересов Риты Танк. До сих пор. Пока не связались с хозяйкой «Шевроле». Она явно тянула на профессиональный интерес. В Ритиной конторе считались интересными все люди, доход которых позволял обладать пятикаратным алмазом.

Лера надавила на Мишеньку взглядом и тот торопливо пообещал:

— А-а-а-а-а… ну да. Конечно! Какой базар! Сейчас звоним! Анька! Давай телефон. А вообще зачем звонить? Зачем нам звонить? Поедем сразу!

Он отодвинул стул, демонстрируя готовность встать.

Анечка закурила и философски заметила:

— А что мы куда-то опаздываем? Или спешим?

— Ах, ну да… Там раньше полуночи никого не бывает. — Мишенька развел руками. Он снова оглянулся на Леру, которая выжидающе молчала, потом на Анечку, которая, улыбаясь курила, потом на Риту, ища соучастия, и добавил. — А вообще, мне все фиолетово. Как скажете, так и сделаем…

В этот момент к нему подошла стриптизерка и, покачивая бедрами, выпятила прикрытый белыми трусами лобок. Почему-то она ждала от Мишеньки денег.

Но тот махнул на нее рукой. Однако девица не осознала этого. Тогда тихий, добрый Мишенька взял со стола горчицу и, мгновенно оттянув трусы красотки рукой, вывалил туда всю банку. Девица завизжала, и, схватившись обоими руками за трусы, неуклюже поскакала за кулисы.

Рита одним глотком добила свой виски.

— Ха-ха-ха! — Лера одобрительно захохотала. — Тысяча тридцать пятый способ?

— А что она? — Мишенька не находил слов. — Трясет у меня перед лицом своей немытой… Я просил ее? Я ем, между прочим.

— Откуда ты знаешь, может мытая? — продолжала хохотать Лера.

Подошел мрачный человек с очень важным выражением на лице. Лера вздохнула и молча протянула ему сотку. Тот взял и повернулся спиной, чтобы уходить.

— Постой! — остановила его Лера, хватая за ляжку. — Пусть подойдет к нам еще.

— Лера, — Анечка, дернула ее за рукав. — Зачем она тебе? Поедем лучше…

— Я хочу…

— Ну понятно… бум-бум-бум… все такое, конечно, кстати, классный этот обед вертухая… а вот мы были на той неделе там… ну где это… ну там вообще… Скажи, да?

— Да… Точно… — Мишенька с очень серьезным выражением повернулся к Рите. — Ты непременно должна это испытать.

— Да! К неграм! К неграм!!! — Лера капризно скривила красивые губы. — Я сегодня заработала кучу денег!

— Когда успела-то! — подцепила ее Рита.

— Успела! — усмехнулась Лера и плотоядно улыбнулась.

Риту удивила эта перемена в поведении рыбообразной красотки. Но возможно, виной тому деньги, которые Лера успела получить где-то. Где? Не здесь ли? Рита как бы невзначай скользнула взглядом по Лериному лицу, замечая огромные темные зрачки.

Лера потрогала под носом и поднялась.

— Поехали. Гуляем!

Когда компания вынырнула на свет, света уже не было, только где-то на западе был жиденький разбавленный закат. Кроме «Шевроле» около кабака стояла еще пара навороченных машин. Начало знобить, сырость пролезла в ботинки.

Они сели в машину, раскурили косячок.

Лера повернула ключ зажигания, и мотор беспрекословно завелся. В переднее стекло было видно, как по тропинке к БМВ с затемненными стеклами прошел альбинос в очках. Сел в машину, бросив мгновенный взгляд в сторону «шевроле».

— Твой знакомый? — со смешком спросил Мишеника.

— С чего ты взял? — Лера тронула машину.

— Ну, он на тебя все время посматривает так…

— Лер! Он глаз на тебя положил! — хихикнула Анечка.

— Член… — спошлила Лера с довольно мрачным выражением и, притопив газ, обогнала БМВ.

СОБАКОГОЛОВЫЙ

БМВ проехал по набережной, повернул в сторону Васильевского, и на восьмой линии остановился. Альбинос, хлопнув дверцей, направился в проходной подъезд. Из подъезда он проследовал в арку, потом в другую и оказался у железной двери с глазком. Альбинос вытащил мобильный телефон и что-то коротко сказал. Промозглый ветер больно резанул по щеке. Альбинос поднял воротник и поежился.

Дверь отворил всклокоченный парень лет тридцати. Поправив очки, он напряженно улыбнулся, и впустил Альбиноса внутрь. Они протиснулись по тусклому коридору в маленькую мастерскую, окна которой были наглухо заколочены черной тряпкой и листами ДВП. Вдоль стен и на стеллажах стояли груды холстов грязно-коричневого колорита. Посредине мастерской — станок для прокатки гравюр.

Все было покрыто толстым слоем пыли.

Альбинос брезгливо поморщился и остановился около станка, следя за тем, чтобы ничего не коснуться.

— Лера меня предупредила, что я Вас узнаю сразу. Я и узнал, — начал парень не очень уверенно. — А деньги с Вами?

— Да… — резко перебил его Альбинос.

— Сейчас принесу.

Лохматый вышел в соседнюю комнату и вернулся с тяжелым свертком.

— Вот! — сказал он и поставил сверток на стол.

Альбинос сорвал крафт, небрежно обронив куски на пол, и в руках его оказалась бронзовая статуя египетского бога Нубиса, высотой сантиметров сорок.

— Хорошо, — сказал Альбинос и вытащил из кармана плотную пачку зеленых. — Держи.

Лохматый поймал деньги на лету и принялся пересчитывать. В глубине глаз мелькнуло сытое удовлетворение, кожа на щеках порозовела. Он торопливо запихнул пачку в карман джинсов и начал собирать с пола обрывки крафта.

Альбинос все еще разглядывал приобретение.

Когда Лохматый выпрямился, его бледное пергаментное лицо было покрыто потом.

— Не подвезете ли Вы меня? — нерешительно попросил он.

Альбинос бросил на тощего продавца антиквариата жесткий взгляд и, ни слова не говоря, вытащил из кармана плотный черный пакет. Он осторожно засунул туда фигуру бога и, достав мобилу, позвонил.

— Она у меня, — коротко сказал он в трубку. — Хорошо.

Лохматый начал торопливо одеваться.

— Так Вы не подвезете меня? — снова заискивающе спросил он.

Альбинос отрицательно качнул головой и направился к выходу, справедливо полагая, что дал парню достаточно денег, чтобы тот мог взять тачку, если ему куда-то надо.

Лохматый, продолжая на ходу застегивать пуговицы, побежал за ним.

Внезапно Альбинос остановился. Его посетила одна идея.

— Хотя, впрочем… Полчаса у меня еще есть… Пойдем.

Они вышли.

Хлопья снега все сильнее клубились в свете качающегося фонаря. Лохматый нервно подергивался.

— Куда тебе? — спросил его Альбинос, когда они сели в машину.

— На Невский или просто поближе туда. К Пассажу. Хочу герыча прикупить.

— О`кей, — кивнул Альбинос и завел мотор.

Он презирал людей, которые готовы были преступить закон ради порции дури. Вот власть — это другое дело. Власть — это чистый продукт. Она возвышает, она поднимает человека из дерьма, из зловония нищеты и зависимостей. Зависимости от денег, от девок, от ментов на дорогах, от сраных законодателей, от погоды, от времени суток. Только власть освобождает. Дурная карма — это отсутствие власти.

Альбинос вожделел. Он был уверен, что у него получится. Только надо переступить собственную трусость. Тот, кто боится, никогда не сможет воспользоваться властью Нубиса.

БМВ несся сквозь тихую белую пургу. Начало подмораживать, но шипованные колеса вели себя уверенно. Лохи и чайники попрятались, предпочитая поберечь машины, и улицы были почти пусты. Только угловатые трамваи, светясь китайскими фонариками, пробирались сквозь снежную кутерьму.

Собакоголовая статуя покоилась на заднем сидении.

Лохматый, тупо покачиваясь, глазел по сторонам. Притормозив у светофора, Альбинос поправил зеркало заднего обзора.

Тощий всклокоченный пассажир БМВ нервно оглянулся и, испуганно вытаращив глаза, тряханул головой.

— Чего ты? — спросил, Альбинос, заметив, как спутника передернуло.

— Да… — тот неопределенно махнул рукой. — Глючит… Хотя знаете. Как только я эту дрянь принес домой, мой кот куда-то свинтил…

Альбинос мрачно пошутил:

— Это не простая статуя. Это проводник… Он провожает людей на тот свет… — Его прикололо, как Лохматый побелел и заерзал. — Хорошо, что ты мне его продал, — добавил Альбинос и ухмыльнулся.

Он понял, чего испугался Лохматый, и с удовлетворением посмотрел на свои красноватые глаза в зеркало.

— Измена. Наверно, надо двинуться, — успокаивал себя тощий любитель герыча.

— Точно измена! — улыбнулся Альбинос.

Наверное, Лохматый что-то заподозрил, потому что начал вертеть головой и зыркать глазами.

У ЧЕРТА НА РОГАХ

— А теперь куда? — поинтересовалась Рита скорее из праздного любопытства. Ей-то как раз не было никакой разницы, куда ехать. Даже просто ехать — это было уже развлечение. Анечка задумчиво ковыряла в носу. Лера отстукивала ритм по рулевому колесу. Пятикаратник на ее пальце нагло поблескивал в свете фонарей и витрин.

— Да. Есть одно славное местечко. — Анечка потянулась. — Тебе понравится. Там так славно. Короче, это сюрприз.

И снова все замолкли, погрузившись в сумеречную заторможенность.

Ехали долго.

Молча.

Рита разглядывала незнакомые улицы, вывески, тусклые фигуры питерских прохожих. Город постепенно серел, становясь все более современным. Показалась сталинская застройка, потом шоссе, окруженное промышленными конструкциями. Трубы, бесконечные бетонные заборы. Рита подумала, что это уже другой город, но оказалось, что это все еще Питер. На этот раз они ехали куда-то на северо-запад. В сторону Финляндии.

Впереди неторопливо, даже демонстративно лениво дорогу пересекала черная кошка.

— Черт! — нарушила тишину Лера. — Эта дрянь испортит нам всю обедню!

Она выжала педаль до отказа. Стрелка спидометра уперлась в правый край. Анечка подняла голову от газеты.

— Зачем ты? Ты задавишь кошеньку! Пусть она пройдет… — жалостливо вздохнула она.

— Да, правда… — Мишенька прикоснулся в Лериной руке. — Она такая пушистая.

Кошка неумолимо приближалась.

— Дрянь! Черная кошка — это дрянь! Я ее убью! — зло сказала Лера и подалась вперед.

Рита резко привстала с сидения и молча дернула руль. Машина метнулась, но было уже поздно — кошка скрылась прямо под левой стороной капота.

— Никогда! — резко бросила Лера. — Не смей мешать мне!

Рита, оставив без внимания реплику Леры, оглянулась — в заднем стекле неторопливо продолжала свой путь черная кошка. Никогда не знаешь, как и отчего тебя проглючит, подумала Рита. И никогда не знаешь, как ты на это отреагируешь. В принципе, можно, конечно, не обратить на это никакого внимания, но… Иногда хочется отключить мозги и действовать по наитию. Главное, чтобы в поступках не было никакой логики. Тогда их нельзя просчитать.

— Блин! Мы просто обдолбились. — сказала Рита. — С ней ничего не произошло…

Анечка, Мишенька, Рита — вся компания уставилась в заднее стекло. Кошка вспрыгнула на тротуар и скрылась в груде бетонных плит.

Лера закурила.

— Черт! Черт! Черт! — с неожиданным темпераментом крикнула Рита.

— Да успокойся ты! Это галюцинация… — погладил ее Мишенька по плечу.

Рита спустилась на сидение и наткнулась взглядом на неприязненные колкие зрачки Леры в зеркале заднего обзора.

ЖАДНОСТЬ ФРАЕРА СГУБИЛА

БМВ несся сквозь тихую белую пургу. Начало подмораживать, но шипованные колеса вели себя уверенно. Лохи и чайники попрятались, предпочитая поберечь машины, и улицы были почти пусты. Только угловатые трамваи, светясь китайскими фонариками, пробирались сквозь снежную кутерьму.

Собакоголовая статуя покоилась на заднем сидении.

Лохматый оглянулся, чтобы еще раз оценить, за что же он хапанул такой кусок лавэ. Пакет приоткрылся и бронзовая морда выглянула наружу.

БМВ притормозил у светофора. Красный свет мазнул Нубиса как будто с его морды потекла кровь.

Лохматый тряханул головой, наваждение пропало.

— Чего ты? — спросил Альбинос.

— Да… — но тот неопределенно махнул рукой. — Глючит… Хотя знаете. Как только я эту дрять принес домой, мой кот куда-то свинтил…

Альбинос ухмыльнулся и мрачно пошутил:

— Это не простая статуя. Это проводник… Он провожает людей на тот свет…

Лохматый побледнел и опять беспокойно оглянулся.

— Хорошо, что ты мне его продал, — удовлетворенно добавил новый хозяин стутуэтки.

Лохматый потрогал бабки во внутреннем кармане и успокоил себя:

— Измена. Наверно, надо двинуться…

— Точно измена!

Лохматого несколько насторожило, что БМВ повернул на площадь Труда. С этим местом у него связывались самые неприятные воспоминания. Тут его как-то чуть не сгребли в метовку. Тут он лишился зубов и лучшей своей куртки. Причем по-дурацки. Абсолютно нормальный, абсолютно трезвый. Чистый, как стекло. Зубы он потерял, потому что однажды его толкнула в зад неизвестно откуда вырулившая машина, и Лохматый долбанулся со всего маху мордой о трамвайные рельсы. А куртку он просто потерял, но при загадосных обстоятельствах. Сколько Лохматый ни размышлял, он так и не мог понять, как это произошло. Спустился с моста на площадь он в куртке, на трамвайной остановке у Малой Голландии он остановился покурить и полюбоваться течением воды. Но, увидев попутный трамвай, «единицу» идущую до Репина, он вскочил в него и только тогда обнаружил, что куртки на нем нет. Куда она делась?

Впрочем, и Апраксин двор Лохматого напрягал не меньше. Поэтому когда альбинос сказал про Апраксин, Лохматый опять призадумался.

— А что, Апраксин-то? Чего там особенного? — Спросил он осторожно.

— У ребят свежая партия. Ты можешь взять по низкой цене на все эти бабки. Я подумал, чего ты попрешься куда-то… Но если хочешь… — альбинос развел руками и остановился на пустынной набережной.

— А… — сказал Лохматый. — Да нет. Поезжайте.

В конце концов, все равно, у кого брать. Лишь бы было что. А насчет страхов… Двинуться, и все пройдет.

Почти у самого Апраксина Лохматый, сделав во времени небольшую петлю, снова спросил:

— А что Апраксин-то?

— Да ты утомил! Я же сказал только что! — процедил альбинос и остановился у подъезда в темном закутке между двумя домами и протянул руку. — Давай баблы. Я сейчас вынесу.

Лохматый усмехнулся и покрутил головой:

— Э-э-э-э! Нет! Я сам пойду.

— Как угодно! — усмехнулся бесветный хозяин БМВ и вышел из машины.

Лохматый, ежась от холода, выбрался тоже и побрел следом в темный подъезд. На лестнице он приотстал, но не очень, чтобы видеть, куда идет альбинос.

Тот шагнул в кабину старого лифта и, дождавшись Лохматого, нажал кнопку. Лифт с грохотом поднял их на третий этаж.

Альбинос позвонил в квартиру напротив лифта.

Дверь открыл маленький мулат. Он с удивлением стрельнул глазами, поморщился и отступил внутрь. Альбинос с Лохматым вошли в огромную темную прихожую. Старинное зеркало отражало кусок комнаты, из которой доносилась громкая кислая музыка.

— Сколько? — коротко спросил мулат.

— Почем?

Мулат на пальцах выбросил сумму.

Лохматый кивнул и достал бабки. Он отщипнул от пачки половину и, протянув мулату, прохрипел:

— На все…

Мулат шевельнул бровью и взял купюры. Махнул рукой и молча проследовал в комнату, Альбинос вздохнул и направился за хозяином.

— Ты здесь постой, — бросил Лохматому мулат.

Лохматый попятился и не заметил короткого цепкого взгляда, который его бесцветный спутник бросил на те деньги, которые попали к мулату в руки. Лохматый прислонился к стене и предвкушал. Его больное, истерзанное депресняком тело трепетало и радовалось, будто пустыня предчувствующая дождь.

Парни вернулись.

Мулат протянул пакет. Большой пакет. Лохматый надорвал его и жадно втянул по очереди обеими ноздрями.

— Ну что? — Альбинос хлопнул Лохматого по плечу. — Идем?

Лохматый некоторое время стоял с опущенными веками. Потом кивнул и развернулся.

Грохочущий лифт спустил их вниз.

На улице Альбинос неторопливо одел тонкие лайковые перчатки, протянул левую руку, широко улыбаясь, приобнял ободрившегося наркота и шепнул на ухо:

— Ну как товар?

— Зашибись…

Альбинос сделал неуловимое движение — лохматый обмяк и повис на его плече. Коротко оглянувшись, Альбинос отвволок вялое тело к железной дверце, ведущей в подвал какого-то магазинчика и усадил блаженно улыбающегося ширяльщика прямо на снег.

Достав из кармана шприц, Альбинос виртуозно воткнул его в вену на тыльной стороне ладони Лохматого и выпустил туда все содержимое. Когда поршень дошел до отказа, Альбинос вытянул его назад вместе с черной кровью и снова выдавил поршень до отказа. Шприц он так и оставил торчать в вене.

Он не спеша извлек из карманов Лохматого деньги, дурь и направился к машине.

По пути он чуть не растянулся, поскользнувшись на припорошенном снежком льду, но не выругался, а только поморщился.

Снова вернувшись на Васильевский, БМВ остановился около сфинксов. Альбинос переместил собакоголового на переднее сидение и стал ждать.

НА СЦЕНЕ НЕ ШИРЯТЬСЯ


«Шевроле» свернул с шоссе. Проехал по извилистой дороге в глубину заснеженного леса и затормозил на развороченной строительной площадке. На задворках старого обтрепанного здания красовался ряд машин. Чаще встречались БМВ. Иногда «Мерсы».

Остановились.

— Это что? — Растеряно спросила Рита. — Это кабак?!

— Хе-хе! — Мишенька загадочно улыбнулся. — Тут круто!

Компания покинула салон и, пройдя по тропинке, вытоптанной в грязном мокром снегу, уперлась в серую, загаженную цементом дверь.

— И что? — снова спросила Рита.

— Сейчас все узнаешь… Не суетись, — Анечка в нетерпении переступила с ноги на ногу.

Она так и не выпустила из рук газету.

— Ты что, жить будешь с этой газетой? — усмехнулась Рита.

— Ага… Она меня прикалывает. Ты же живешь с калейдоскопом.

Дверь распахнулась.

Огромный негр скользнул цепким взглядом и запустил внутрь.

Внутри было совсем по-другому. Хотя металлическая мебель и обитые дюралевыми листами стены со следами пальбы говорили о том, что хозяева готовы ко всему.

Табличка на стенке предупреждала:

Спасение убитых

дело рук

самих убитых

Рита покосилась на Анечку. Та в своей обычной манере пояснила:

— Ну тут очень весело и все такое… А если передоз, то они на машине вывозят и на улице кидают. Убитые, понятно, не на смерть, а от дури. Никому нет дела, как все потом. Им главное, чтобы тут никто не сдох.

— Что прямо так? — не особо удивляясь, спросила Рита.

— Да-а-а… прямо так и все такое… Заходи. Тут весело.

— Что, прямо в снег?

— Ну да… буб-бум… Заходи.

— Так ведь сдохнуть можно! — воскликнула Рита.

— Ага… Можно. Поэтому они поближе к городу кидают — может, кто подберет.

Они прошли через звенелку. Несколько раз. Анечка никак не могла покинуть этот атракцион. Она уже выложила на стол ключи — звенело, потом всю мелочь — звенело, сняла брелок — все равно звенело.

— Ну, я уже не знаю. — Анечка развела руки. — Ну, у меня еще спираль стоит.

— Что, от кипятильника? — охранник довольно осклабился.

Огромный черный амбал ощупал на предмет оружия. Так его, типа, не было. На стене в коридоре висела другая табличка:

Мебель умышленно не ломать.

Блевать в СПЕЦИАЛЬНО

отведенных местах.

Гардероба в клубе не предполагалось. Да и не жарко тут было.

Около танцпола красовалась еще одна надпись:

На сцене не ширяться!!!

Черные танцоры в белых плавках заученно томились на маленькой сценке посреди зала, отражаясь в черном стекле пола. Народу было не много.

— Пойдемте в тот милый уголок, — предложил Мишенька и первым направился к свободному столику.

Анечка устроилась у стены и снова раскрыла перед собой газету. Мишенька, отодвинул стул для Леры, потом хотел оказать любезность и Рите, но та уже позаботилась о себе сама.

Она вытянула ноги в сторону танцпола и закурила. К счастью, она уже достигла уровня, когда количеством напитков или травы трудно что-либо изменить. Мозг в таком состоянии довольно долго может служить верой и правдой. Только потом, если не протрезветь постепенно, а вырубиться окончательно, трудно что-либо вспомнить.

Подбежал официант — мальчик-гей с заячьим хвостиком на коротких штанишках. Протянул меню. Мишенька торопливо открыл папку, но тут же с нетерпеливой гримасой захлопнул и отдал Рите.

— Если хочешь, посмотри. Я в принципе знаю, чего хочу. Сразу текилы, да? По сто четыре. Да, Лера?

Та кивнула.

— Я посмотрю, — Рита с интересом уткнулась в меню.

В Москве она бывала в клубах, но все равно чуднее МГУшной общаги места она не знала. Там люди летали из окон, вешались, травились. Женились, рожали в малюсеньких клетушках. Ненавидели, любили, завидовали, мечтали. Играли в преф, строили планы на будущее. И очень гордились собой и своей будущей коркой. И Рита Танк гордилась. Еще она гордилась тем, что она коренная москвичка. Хотя последнее время начала сомневаться в некоторых преимуществах московского происхождения. Ее смущало, что простоватые провинциалки, быстро обкатавшись, обставляли ее на крутых поворотах карьерной гонки. Честно сказать, Рита погнушалась бы многими методами и ситуациями, которых девушки из деревни избегнуть никак не могли. Одно дело куролесить и заниматься непристойностями со школьной подругой и ее бойфрэндом, а другое — заниматься этим же с шефом по работе, чтобы не вылететь или занять место получше.

— Тут очень необычно, согласитесь? Да? — сказал Мишенька с милой улыбкой хорошего мальчика.

— А? — откликнулась Рита, возвращаясь в реал.

— Соглашусь, — кивнула Анечка. — К тому же здесь коксу можно нюхать прямо в зале, всем фиолетово. Интеллигентное место. По-моему, мы уже дозреваем. Лерик! Как ты насчет коксы?

— Кокса?! — удивилась Рита. — Дорого. И сердце садит. Хотя, конечно, сердце садит и многое другое.

— Не грузись! — утешил подругу Мишенька. — Страна наша летит в тартарары, и мы с ней летим. Надо погибать молодым. Погибать эстетно! Красиво! Как Рембо, как Бодлер или Оскар Уайльд! Ибо красота выше выгоды!

— За что тебя люблю, Майкл, — впервые за все время Лера выразила что-то похожее на человеческую эмоцию, — умеешь красиво сказать.

Мишенька скромно потупил глазки.

— Я хочу пирожного, там у вас была такая прелесть… э-э-э… — Анечка пошарила глазами по потолку. — Как-то она называлась. «Фалос Геракла». Да?

— Да… Есть такое, — кивнул официант. — Что-то еще?

— А мне эту, «Вагину Бешеной Нимфы», — Мишенька сглотнул набежавшую слюну. — Ну, Ритусь! Нашла что-нибудь?

— Ни фига не пойму, но красиво, — пробормотала она в ответ. — На свой вкус мне что-нибудь, плиз.

— О кей! Давай тебе «Печень Прометея», — сдалал Мишенька последний заказ.

— Давай…

Лера, словно ища кого-то, оглянулась.

— И орешков, орешков! — крикнула Анечка вслед.

Лера насыпала себе две дорожки на зеркальце, втянула по очереди тонкими ноздрями и, не дожидаясь заказа, отправилась на танцпол.

— У меня сейчас нет больше, — бросила она через плечо. — Но я позвоню — привезут.

Текилу принесли быстро.

Соль, лимон, мексиканская сивуха.

На сцену выпорхнул черный малютка в золотых трусиках под прозрачной газовой рубашечкой. Он обвивался вокруг шеста, то кидался на него, страстно закусывая губу и тараща блестящий черный глаз, то вскарабкавшись наверх, вдруг томно стекал вниз. Потом он скинул рубашечку и повернулся своей маленькой круглой попкой в зал, что тут же отметила воплями и хлопками все пребывающая публика.

Прискакал зайчик с подносом. Он мимолетно выгрузил на столик заказ, ничего не перпутав и никого не облив.

— Смотри! — сказала Анечка и надавила пальцем на золотистый, вылепленный из слоеного теста член. — Правда, мило?

Тесто упруго прогнулось и выпустило каплю заварного крема.

— Нехило! Вот ничего себе! — изъявила свой восторг Рита.

Мишенька толкнул ее в бок и плотоядно улыбнулся. На его блюде лежала огромная игривая вагина с ушками по бокам.

— Правда красиво? — Он медленно и сладострастно погладил «Вагину» указательным пальцем по румяному, добротно вылепленному клитору. — И чего геи находят в задницах? Не понимаю. Нет. Я не против, если им нравится, пожалуйста. Но я не понимаю.

— А где клубника? — спросила Рита.

— Не спеши! — воскликнул Мишенька и поднес пирожное к губам. Он лизнул его и в углублении появился красный блестящий сок.

— Это клубника… — сказал Мишенька томно.

Он вдруг протянул руку к Анечке и, найдя что-то под столом, задумался. Через некоторое время, они поднялись и побрели искать темный угол.

Рита осталась в одиночестве. От скуки она решила попробовать заказ. «Печень Прометея» оказалась всего-то куском шоколадного суфле. Рита поковыряла его без особого воодушевления, и оглянулась ища Леру. Но хозяйки «Шевроле» тоже не было видно.

Поисковый инстинкт побудил Риту к изучению помещения. Для начала неплохо было бы найти туалет. Она вышла из зала и, почувствовав запах, безошибочно направилась в нужную сторону. Не надо говорить, что во всех темных углах кто-то кого-то тискал и склонял к различным видам сексуальных контактов — это обычная, скучная клубная реальность. Для того они и есть — ночные клубы.

В коридоре, который выходил напрямую к даблам, а оттуда к кухне, горело несколько тусклых лампочек и было немного светлее, чем на лестнице. У стены, задрав острый измученный подбородок, неподвижно полулежал парень, обдолбанный в усмерть. Риту обогнали два дюжих, жующих жвачку охранника. Они умело подхватили парня и поволокли к черному выходу. Мимо туалетов, мимо столовой.

«Н-да», — подумала Рита, открывая дверь в дабл. Она подумала, что, в сущности, клуб имел право на такое отношение к «покойникам». Если люди сами торопят свою смерть, почему не помочь им?

В дабле было свежо и довольно тихо.

Перебрав по очереди кабинки — все три очка были либо облеваны, либо обгажены — Рита нашла унитаз почище и неторопливо устроилась на нем. Прямо перед глазами на дверце оказалась надпись, сообщавшая о том, что некто «Зина — сука», занималась оральным сексом с неким Васей. Надпись иллюстрировал рисунок, подробно изображавший описанный акт, причем мужской половой орган был таких размеров, что некто Зина могла бы ехать на нем верхом, как на лошадке.

Опять скрипнула пружина, и кто-то простучал высокими каблуками по кафелю.

Рита вытянула шею и посмотрела в щелку — это оказалась красотка Лера. Она стояла в туалетной комнате и что-то энергично объясняла в трубку. Но музыка так орала, что ничего не было слышно. Чем-то Леру расстроили, потому что она размахнулась и швырнула телефон об стену, трубка разлетелась вдребезги.

Красотка раздраженно поправила грим, и вылетела из туалета, громко хлопнув дверью.

Рита вылезла из кабинки.

Почему Лера разбила телефон? Потому что она просто разозлилась? Или она хотела стать для кого-то недоступной? Или иметь оправдание, почему она недоступна. Подобрав с пола разбитую мобилу, Рита попробовала ей вопользоваться, но аппарат сдох намертво.

Бросив коробочку обратно, Рита направилась к выходу.

«Вообще-то, конечно, надо было бы съехать с этой темы пораньше, — подумала она, уже сожалея о поездке. — Не надо бы влезать не в свое дело.»

Главная тема ждала Риту в Голландии. Она должна была познакомиться с одним человеком, который должен был везти за границу кое-какие картинки. И никто не заставлял Риту закапываться в какое-то дерьмо тут в Питере. Это была ее личная, никем не оплачиваемая инициатива — поехать на пару дней к приятелям и протрястись перед поездкой.

Нет. Ну, конечно, небольшая нагрузка на эту поездку у Риты Танк была. Была нагрузка, но… «Работа не волк! Кто ж за ней бегает?»

Рита вернулась в зал.

Несмотря на прогулку, ее начало круто колбасить. И почему-то Рите Танк полезла в голову идея о разных генераторах, разных там частот. Тогда как на самом деле, конечно, это был результат «кислой» музыки, где эти частоты, собственно, и составляли единственный смысл и оправдание композиции.

Компания в прежнем составе опять сидела за столом. Анечка догрызала свой «Фаллос», Мишенька подъедал остатки «Вагины», его куртка теперь висела на спинке стула. Лера загадочно улыбалась.

Рита плюхнулась на свой стул и вяло зачерпнула суфле. Ложка в руке раздвоилась, но усилием воли Танк собрала ее опять в единое целое.

Когда Рите сделали предложение работать в Конторе, она не отказалась по молодости и из любопытства. А так же из естественной любви к халяве. Собственно, она собиралась, используя служебное положение, завести массу полезных знакомств — с журналистами, телеведущими, владельцами крупных фирм, артистами и прочими финансово и социально привлекательными персонами, а потом куда-нибудь перескочить. В какое-нибудь теплое гнездышко. Но поработав так пару лет, Рита перестала понимать, чего хочет. Мало того, большинство этих VIP-персон вызывали у нее тошноту. И она чувствовала, что должна принять решение. Какое-то совсем радикальное решение.

— Ну как ты? — Анечка радостно заглянула подруге в лицо.

— Да тут мимо меня трупак проволокли, — поморщилась Рита. — Что-то мне мысли какие-то нехорошие в голову лезут.

— Бывает, — вздохнул Мишенька. — Ну ничего! Сейчас Лере привезут коксы. Она позвонила.

— Она позвонила?! — переспросила Рита. — О! Замечательно!

На танцполе стало довольно густо. Кого там только не было, будто это не питерский клуб на отшибе, а какой-нибудь Гамбург. И белые, и черные, и желтые, и геи, и трансвеститы, и какие-то непонятные фрики, и богатые крутые перцы.

Над толпой возвышался тощий рыжий дядька в очках и слегка лысый, чем-то похожий на Пьера Ришара в роли блондина в черном ботинке. Его блеклые патлы подпрыгивали вверх и разлетались, образуя вокруг головы трепещущий нимб. Он косил иногда на Леру. Странно было бы, если бы он не косил на такую красотку. А та неторопливо, отчетливо выверяя каждое движение руки, курила тончайшую сигарету. Лучи дискотечных фонарей вспыхивали в пятикаратном алмазе.

Рита залюбовалась игрой преломленных лучей. Алмаз заворожил взгляд, словно магический хрустальный шар. Толпа все больше расходилась, становясь все шумнее и агрессивнее.

— Пойдем, потанцуем, — сказала Анечка и потянула Риту за собой.

Они быстро вписались в толпу.

Пульсация музыки мягко подталкивала мышцы в нужном ритме. Рыжий кокетливо помахал им, мелькнув запястьем с черной татуировкой, изображающей какого-то насекомого. Но тут по залу прокатилась волна — кто-то из отдыхающих начал чудить, поливаться соком, сдергивать части одежды, гоняясь друг за другом по залу.

Рита первой решила вернуться за столик. И как-то получилось, что вся компания оказалась там одновременно. И «блондин в черном ботинке», притащив с собой где-то найденный стул, устроился тут же, будто старый знакомый.

— Лоер, — представился он и развалился на стуле.

— Типа адвокат? — пробормотала Анечка.

— Типа, — сверкнул очками Лоер. — Фамилия у меня такая. Как, впрочем, и профессия.

— А что это за жук? — поинтересовалась Рита, ткнув пальцем в запястье рыжего дядьки. — Это знак какого-то общества?

Лера ухмыльнулась и полезла в сумочку.

По танцполу прошлись охранники и незаметно утихомирили беснующихся балбесов с соком. Все опять стало вполне пристойно.

— Это скарабей, — улыбнулся Лоер и пошевелил длинными волосатыми пальцами. — Я очень люблю деньги. Дерьмо — символ денег. Скарабей — навозный жук, который катает шар из дерьма. Деньги, золото — это дерьмо. Но египтяне были циничны. Они честно поклонялись дерьму. Может быть поэтому их искусство так прекрасно. Оно утилитарно до последней линии. До последней капли краски. Никакой мистики — только откровенный цинизм. Это не лаконизм, как звездят искусствоведы. Это жадность.

— В Египте — никакой мистики?! — удивилась Рита. — А гробницы? Мумии? Обелиски? Пирамиды? Это что?! Об этом столько легенд!

— Все буквально, милочка! — воскликнул Лоер. — Все буквально. Даже до пошлости. Но это-то и приятно. Нубис с шакальей головой — потому что шакалы жрут падаль. Какая тут мистика? Один из самых таинственных папирусов, над которым бились переводчики, оказался учебником по геометрии. Самые важные и сокровенные тайны валяются под ногами. Совершенно открыто! Только их никто не берет… Вам никогда не снилось дерьмо?

— Ну… — Рита повела бровью и снова ковырнула суфле. — Бывало!

Вдруг Лера уронила сумочку. Защелка открылась и на пол выкатился «Вальтер ППК».

— Йо-о! — успел только качнуть головой новый знакомый, и его круглые глаза за стеклами очков стали еще круглее.

Рита застыла с ложкой суфле в руке.

Один из танцующих негров как бы нечаянно свалился на пол. Протянув руку, схватил Лерину пушку и с радостным оскалом начал палить в потолок.

Рита удивилась, как это Лера умудрилась протащить ствол сквозь охрану, но не успела ничего сказать, потому что в танцевальном зале все изменилось. Народ завизжал и заметался, сбиваясь в бесформенную кучу. В потасовске принимали участие все: официанты, крашенные в канареечный цвет, геи в золотых трусах, негры, белые, цветные.

Появилась охрана и принялась растаскивать публику, не жалея кулаков и дубинок.

Дюжий амбал зачем-то вцепился в куртку Риты и потянул на себя, хотя она спокойно сидела за столиком. Еще один довод против поездки — если что-то начнешь делать не в кассу, так все до конца и будет. Рита повисла в воздухе с силой принялась молотить ногами. Ложка с суфле полетела в толпу.

Анечка схватила со стола газету, подожгла зажигалкой и ткнула в морду того парня, в цепких руках которого болталась Рита. Амбал отшатнулся и разжал руку. Рита снова оказалась на ногах и, долбанув его по голени ботинком, схватила свою куртку и заметалась взглядом, ища остальных — Леру, Мишеньку и Анечку.

Лера, нисколько не поменяв рыбьего выражения, неожиданно технично выбила из рук обалдевшего танцора ствол, схватила его и незаметно скользнула куда-то в темноту.

Анечка, уже одетая, схватила Риту за руку, и они рванули к выходу.

— Блин! Вот влипли! — оживленно закричала Рита.

— Не туда! За мной! — крикнул Лоер, который бежал с ними рядом и потащил девчонок в сторону дабла. — Тут черный ход.

— А одежда? — на ходу озаботился Мишенька.

— Да ты долбанулся! — резко ругнулась на него Анечка. — Говорила я тебе — не снимай! Какая в Красную армию одежда?

— Какая-какая!!! — возмутился, задыхаясь Мишенька. — Моя куртка стоит триста баксов!

— Ну вернись! — хохотнул новый знакомый.

Миновав совершенно пустой коридор, беглецы увидели распахнутую на улицу дверь и выскочили в холодный отрезвляющий воздух. Их тут же подхватил возбужденный «Шевроле».

Лера, как ни в чем не бывало, распахнула дверцу и с кислой улыбкой пригласила:

— Садитесь. Гангстеры!

Когда выехали на шоссе, сзади вовсю стояла пальба.

И крики глохли в заснеженном воздухе. Мишенька горевал о куртке.

НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ…

Альбинос остановил БМВеху на набережной, там, где щербатые лица Сфинксов тосковали о своем канувшем в Лету царстве Кем. Нева совсем не Нил, который суеверные поклонники человеческих чучел и бесстыдных быков, называли Хапи.

— Хапи бездей ту ю… — пропел Альбинос, поглядывая на часы. — Хапи нью иа…

Он покосился на пакет с собакоголовой статуей и, достав из внутреннего кармана револьвер, заполнил барабан патронами. Задумчиво потрогал дулом кончик носа и сунул ствол в правый карман.

На мосту показался одинокий черный «Лексус».

Альбинос со вздохом взял пакет с правого сидения. Он напряженно проследил в зеркало заднего обзора, как «Лексус» остановился у тротуара. Однако, приехавший в «Лексусе», не спешил выходить из машины. Тогда Альбинос с тяжелым вздохом открыл дверцу и первым выставил ногу.

Секунду спустя из другой машины неторопливо вышел крупный лысый человек в длинном черном пальто. Каждое его движение было весомым, словно масса его была гораздо больше, чем следовало из пропорций. Лысый небрежно хлопнул дверцей и, оставив на заснеженных ступеньках глубокие ямы следов, спустился к реке. Луна его лица отразилась в черном стекле воды. Странно, но в этом году Нева и не думала замерзать.

Альбинос захлопнул БМВ, втянул голову в плечи и, держа правую руку в кармане, направился к спуску. У начала ступенек он остановился на секунду, брезгливо посмотрел сначала на глубокий снег, потом на свои, почти летние туфли, и, стараясь ступать уже по протоптанным ямкам, спустился следом.

В воде появилась вторая луна. Или скорее месяц — лицо альбиноса было узким.

— Добрый вечер, Демьян Серафимыч. — невнятно пробормотал альбинос. — Я принес. Не понимаю, какого хрена надо было в такую погоду тут встречаться. Заехали бы на Каменный… Или я бы Вам завез в лабораторию. И чего Вы не подождали, когда я принесу пакет в машину?

Первая луна улыбнулась.

Альбинос чертыхнулся, едва не поскользнувшись.

— Давай, — сказал Демьян Серафимыч и протянул руку к пакету.

Альбинос протянул пакет левой рукой, а правую так и не вытащил из кармана. Демьян Серафимыч, не оборачиваясь, взял пакет и заглянул внутрь.

Он усмехнулся, увидев, как отражение Альбиноса нервно переступило с ноги на ногу, затем небрежно бросил:

— Не поскользнись… — и направился к «Лексусу».

Альбинос повернулся, и волна плеснула за его ступней на покрытый тонким ледком гранит.

Рука, спрятанная в правом кармане нервно подергивалась. Он смотрел, как человек в черном пальто остановился напротив левого Сфинкса, и его резко очерченные губы едва шевельнулись, обронив какое-то слово. Ветер встрепенул длинные полы пальто.

Прядь бесцветных волос Альбиноса упала на лоб и прилипла к мокрой от растаявшего снега коже. Он достал револьвер, медленно прицелился в затылок уходящего человека. С трудом задержав дыхание, выдавил спуск. Раздался сухой щелчок. Альбинос тихо чертыхнулся, снова взвел курок и, внезапно потеряв равновесие, рухнул на лед. Ноги его сразу соскользнули в воду, а бесцветная голова, стукнувшись о камень, щедро брызнула на снег кровью. Тело сползло в воду, и медленное течение повлекло его в сторону залива.

КТО ЕСТЬ МЕНТ?

Флэт, куда позвал Лоер, находился рядом с Апраксиным двором. Драненький замызганный домик. Старый сетчатый лифт. Дверь открыл крепкий угрюмый негр. Мешки с коксой грудой лежали на столе в большой комнате, заваленной пустыми стаканами и куриными костями. Нюхали горстями. Рита валялась на диване с двумя неграми. Лера переступала в такт музыке в центре комнаты. Лоер сидел на стуле у окна и флегматично покачивался, разглядывая скарабея на запястье. В углу у музыкального центра маленький мулат перебирал диски. Еще пара блэков резались в нарды. Мишенька с Анечкой, как обычно, занимались чем-то в ванной комнате. Рита усмехнулась — который год а все — медовый месяц. И подумала, что хотя бы такая страсть уже оправдывала беспутное существование Анечки и ее не то мужа, не то приятеля. Иногда было слышно, как Мишенька все еще переживает об утраченной куртке.

Маленький мулат поставил сидюк. Заорала музыка.

Вдруг Рита поняла, что Лера очень плохая. Ее прикололо, чтобы об этом сказать. Она даже не знала, зачем она завелась. Но потому Рита Танк еще и работала в Конторе, что, не зная почему, всегда поступала нужным образом.

— Ты пакость! — увесисто начала она, давя Леру взглядом. — Ты хотела задавить кошку, и из-за этого мы чуть не влипли в дерьмо.

Кристально ясная уверенность в своей правоте переполнила Риту и заставила голос прозвучать резко и угрожающе.

— Что?! Заткнись, мокрица! Ты и так в дерьме. Куда тебе еще влипать! — Лера презрительно скривила губы и даже не обернулась, продолжая странный вялый танец.

— Девушка! — подал голос Лоер. — Вы перевозбуждены!

— А ты кто такой вообще? — огрызнулась Рита.

Лоер расхохотался.

— А как ты пронесла в кабак пушку? — ухмыльнулась Рита и подошла к красотке. — Ты — ментуха! Стукачка!

Тут Лера подскочила, взвизгнула и влепила Рите по щеке. Та увернулась. Ладонь Леры едва задела кожу.

— Заткнись! Иначе я тебе оторву твой поганый язык! — задавленно крикнула красотка.

— А! Правда глаза колет! — не унималась Рита. Она рассмеялась и ткнула Леру в плечо указательным пальцем.

— Ну все! — Лера схватила со стола нож, и навалилась на Риту, пытаясь в припадке бешенства действительно добраться до рта.

Два блэка, поднялись из-за нардов и растащили дерущихся по углам.

— Не надо так, — сказал начальник негритянского флэта. — У нас тут все мирные люди. У нас царит любовь и уважение. Сейчас мы разберемся. Тихо и спокойно.

Девушки возбужденно дышали и горящими от ненависти глазами наблюдали друг за другом.

Лоер подал голос, рассудительно урезонивая компанию:

— Да что вы? Обдолбились что ли все? Нет тут никаких ментов! Разве это не ясно?

Тот, который держал Леру, резко спросил ее:

— Колись. Ты — мент?

— Что?! — возмутилась Лера. — Да ты посмотри на нее! Это ж лохушка деревенская! Обдолбилась и несет чушь!

Парочка черных на диване сосредоточенно наблюдала за происходящим.

Мулат напряженно отложил диски и притих.

— А если нет? — спросил тот, который держал Риту и вытащил из-за пазухи огромный «Десерт Игл», но не успел поднять ствол, потому что Лера уложила его из своего «Вальтера», не вынимая пушку из кармана, с левой руки. И когда успела переложить, паршивка?

Тяжелое потное тело свалилось прямо на Риту. Падая вместе с блэком, она услышала еще два выстрела. «Десерт Игл» упал прямо под руку. Рита схватила его и, почти не глядя, выстрелила в ту сторону, откуда стреляла Лера. От отдачи пушка вывалилась из руки, и от грохота выстрелов пропал слух. К тому же химический коктейль привел сознание в такое состояние, что Рита видела все как бы со стороны. Как бы у нее в голове был телевизор. Рита подняла ствол еще раз и опять выдавила спуск. Пушку опять выбило из руки, но на этот раз Рите стало параллельно. Потеряв ко всему интерес, она натянула на голову кусок пледа и затихла под негром. Труп, придавивший ее к полу, дернулся, поймав еще одну пулю.

Сознание покинуло Риту Танк.

ЯМА II

— Да… — сказала Рита. — Значит это я ухлопала Леру. И Лоера — нечаянно.

Она втянула носом воздух. Вернулась в комнату. Огляделась. Мулата ни в живых, ни в мертвых нигде не было. Не было и пятикаратного перстня на руке Леры. Груды наркотиков, которая вечером была на столе, не было тоже. Шикарные темные очки Лоера беззащитно растопырив дужки, лежали около его левой ноги.

Рита похолодела. Она поняла, как все было дальше. Блэк, который держал Леру, выстрелил в Риту, но попал в того парня, под которым она лежала. Потом он пошел в ванну разобрался с Анечкой и Мишенькой. Мулат, который все это время тихонько сидел, взял «Десерт Иглз» из Ритиной руки, зашел в ванну и завалил приятеля. Спокойно вернулся в комнату, взял порошок и, кинув ствол рядом с Ритой, смылся.

Калейдоскоп закатился к ножке дивана. Рита подняла игрушку и посмотрела в глазок. Таинственный зверь все еще жил там. Хороший калейдоскоп — никогда не знаешь, как сложатся стекла.

Она вздохнула, взяла очки Лоера и, протерев рукавом, одела. Хамелеоны превратились днем в приличные темные очки. Надо сваливать. Мулат наверняка уже спрятал порошок, и сюда уже кто-то спешит. Теперь понятно, почему черный пожалел ей пулю. На живую удобнее повесить.

Свою куртку, черную на одну сторону, белую на другую, Рита нашла под диваном. Отряхнула. Сняла с вешалки одну из негритянских, напялила ее поверх. В коридоре посмотрелась в антикварное трюмо. Зашибись! Длинновато будет. Ну, ничего! Лучше пять минут помучаться, чем всю жизнь потом…

Загрохотал лифт. Рита кинулась к глазку. Сетчатая клетка остановилась, оттуда вышел громадный иссиня-черный верзила. Она с первого раза догадалась, куда тот захочет войти. Метнулась к вешалке и спряталась в длинном черном пальто Лоера. Лязгнул замок, скрипнула дверь, на полу появилась полоса света. Ноги прошли мимо в комнату.

Не дыша, Рита выскочила в открытую дверь. Успела в закрывающийся лифт, но по ошибке нажала верхнюю кнопку. Чуть не повырывала волосы от досады и страха.

«Все. Вот и все!» — как-то спокойно подумалось.

Пока ехала, она сообразила, что черный узнает куртку, если они встретятся, и торопливо стянула ее. Распахнув дверцу, Рита увидела рыжую кошку. Одной рукой Рита схватила животное, другой швырнула куртку и захлопнула дверь. Лифт поехал вниз.

На всякий случай Рита спрятала лицо в кошкином боку. Конечно, блэк не знал Риту Танк ни в лицо, ни по фамилии, но бывает, что люди ловят твои мысли, если ты встретишься с ними взглядом.

Кошка довольно замурлыкала. Ну вот, все гиморы сразу — приспичило по маленькому. Рита скрестила ноги, чтобы не вышло неожиданности. Но не могла же она (для того, чтобы отлить) стащить с очка Мишкин труп. Нет уж. Какие бы ни были они путанники по жизни, все-таки — друзья. Пионерские лагеря и все такое…

Лифт снова остановился у черной квартиры.

Верзила не спеша вошел в кабину, и она поползла вниз.

И тут Рита увидела свои ботинки.

— Кошечка! Гы-гы! — сказал черный рокочущим басом.

Рита подняла глаза и поняла, что тот тоже увидел. Блэк улыбался огромной пастью и, подмигивая, показывал пальцем вниз. Лифт, однако, уже подъехал к первому этажу. Верзила протянул руку, чтобы схватить девчонку, но та швырнула ему в лицо кошку. Кошка растопырила лапы, заорала и в ужасе вцепилась в черную голову. Рита распахнула лифт и выбежала на улицу.

В «Чероки» у подъезда сидел еще с один тип точно такого же размера и цвета. Лерин «Шевроле» безмолвно покосился на углу здания. Краем глаза Рита заметила у дверей подвала тощего доходягу, припорошенного снегом, и, пожалев запоздало о том, что не вытащила у Леры ключи, выбежала со двора на проезжую часть и замахала рукой.

Повезло.

Сразу остановилась машина. Рита плюхнулась в салон. В боковом зеркальце было видно, как негр вывалился из подъезда, зажимая разодранное кошкой лицо и размахивая огромным «Десерт Иглом». Он догадался, куда исчезла Рита, потому что несколько раз выстрелил в сторону машины. Дедок, за рулем дико перепугался и хотел высадить. Рита ткнула в его затылок палецем и сказала, что убьет, если тот шевельнется. Дедок втянул затылок в плечи и газанул. Щеки затряслись от скорости.

На углу Грибоедова и Невского Рита выскочила из машины и рванула в Пассаж. На бегу сдернув с манекена парик, забежала в примерочную. Куртку наизнанку, парик на голову. Снова дал о себе знать мочевой пузырь. Пробралась через ограждение в другой отдел и оттуда, уже с трудом сдерживая позывы, спустилась в туалет.

На очке немного отдышалась.

Вернувшись в зал, Рита не спеша, направилась к выходу, сделав вид, что идет вместе с молодым человеком. Черный и его приятель, злобно озираясь, вибрировали посреди толпы. Похоже, они искали белую куртку, но она-то уже была в черной.

Миновав дверь магазина, Рита все-таки ускорила шаг, и в подземном переходе опять побежала. Наверное, надо было повернуть направо, но оттуда валила такая плотная толпа школьников, что ноги сами забрали левее. К счастью, совсем недалеко впереди была остановка, и Рита вскочила в первый подошедший троллейбус.

Оказалось, что он направляется в сторону Дворцовой площади.

Сиденье умиротворенно скрипнуло изрезанным дерматином. Метров через сто, убедившись, что погоня отстала, Рита решила пересчитать деньги. Пятьсот долларов, два паспорта… Тут ей стало дурно. В памяти отчетливо нарисовался туалетный столик у черных в квартире — железнодорожный билет из Москвы, в котором, естественно, была ее фамилия. Она же не собиралась ни во что влезать, поэтому купила билет, как обычный человек, без всяких там яких. Может быть, они не найдут его? Хрен там! Стало душно, как во сне, с которого началось утро. В Москве не так много девушек по имени Рита Танк. В адресном столе сразу выдадут и адрес, и телефон. Мама дорогая! В панике кусая ногти, проехала еще пару остановок. Нет, все-таки надо выйти чего-нибудь выпить, чтобы прийти в себя.

А к тому же сменить направление.

Вонючая забегаловка дохнула перегаром. Сто грамм коньяку. Присела на подоконник. Алкоголь горячо растекся по венам. Рита откинулась к стене. Когда-нибудь она, конечно, сдохнет, но не сегодня. Вентилятор со сломанной лопастью неподвижно напоминал о лете. Бродяга напротив ждал, когда кто-нибудь не допьет и оставит ему полстаканчика пива. Он загадочно улыбнулся Рите.

Она что-то вспомнила, еще сама не осознавая, что, и это ощущение заставило вскочить. Рита направилась было вон, но воспоминание, и без того зыбкое, опять исчезло. Если что-то забыл, вернись в начальную точку. Вернулась. Уставилась бомжу в лицо, уверенная, что ключом является его темная прыщавая рожа.

Старик расплылся в сладострастной улыбке и просипел:

— Красивая, дай десятку! Ветерану блокады на опохмелку.

— Отвянь!

— Ну тогда купи брильянт. За десятку! — бомжара полез клешней за пазуху и вытащил оттуда красный камень. Похоже, рубин.

— Ну дед! Какой же это брильянт? Это рубин! — усмехнулась Рита. — А кольцо-то где? Что ж ты мне один камень-то? Куда я его ко лбу, что ль приклею? О! Да еще побитый! Ты что, дед?

— Это царской саблей побито! Антиквар! Посмотри, огранка какая! — прошамкал дед. — Купи за десятку, старухе год сегодня. Помянуть хочу! Купи, красивая.

Рита помялась, но «старухе год» ее разжалобило, и она протянула старику сотку. Не было у нее десятки.

— Спасибо! На, возьми брильянт! — сказал бомж и протянул ладонь.

— Ладно! Давай свою стекляшку! — камень Рита взяла с брезгливостью и, сунув в карман, тут же о нем забыла.

Наконец-то она вышла из рюмочной на улицу. И тут ее осенило.

Роня!

Есть один человек (если он еще на прежнем месте, конечно), на которого можно положиться при любых обстоятельствах.

Теперь движение Риты по заснеженному Санкт-Петербургу приобрело вполне целенаправленное направление. На этот раз она поднялась в подъехавший к остановке троллейбус, намереваясь пересечь Неву и оказаться на Васильевском. На острове Рита собиралась пересесть в какой-нибудь трамвай и добраться до Гавани. Вернее не до самой Гавани, а до одного старого дома на Опочинина.

Двери скрипнули за спиной последнего пассажира, и старая развалина медленно поползла, пропуская нахальный личный транспорт, заикаясь и фыркая на перекрестках. Рита сидела на заднем сидении. Троллейбус покачивал ее, пытаясь убаюкать. «Кочума-а-ай! Кочума-а-ай! Кочума-а-ай!» — громко скрипел он всем своим железом. Но Рита не поддавалась на уговоры. Она все равно была на стреме, хотя хвоста, похоже, не было. Да в общем, не в бандитсяких правилах ходить хвостом. Куда легче вычислить по разным там «каналам» и потом разобраться на месте. Глупо это — бегать по городу. Приходит же человек домой! Вот там его и надо ждать.

Нервничая, Рита водила пальцем по запотевшему стеклу и пыталась сообразить, так ли уж случайно произошло то, что произошло. Не было ли в действиях Леры и Лоера какой-либо подноготной. Она перебирала разные варианты, но не могла придумать ничего кроме обычных денежных вопросов. Самым логичным казался тот вариант, что Лера — говорила ведь о какой-то сумме, когда они сидели в «Каземате» — возможно не хотела делиться и выбрала Риту для подставы.

«Эх, Анечка! Эх, Мишенька! И что вас потащило из журналистики в наркобизнес?» — подумала Рита Танк, грустя о погибших приятелях.

Троллейбус между тем выехал на Дворцовую, пробрался мимо Растральных колоннн и повернул налево. Довольно бодро старая развалина покатила мимо тусклых фасадов. Около Кунст-камеры Рита заметила телевизионную машину, две ментовских «канарейки» и скорую. Из дверей вынесли чье-то крупное тело.

БДИТЕЛЬНОСТЬ ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

В районе полудня в одном из закоулков Апраксина Двора собралась толпа зевак. С самого утра, прислонившись к дверям подвальчика, полулежал какой-то обдолбанный в усмерть, всклокоченный наркоман. Он так и лежал бы там до второго пришествия, если бы в лавку, которой принадлежал подвальчик, не привезли товар. Грузчики долго перепирались, решая, что делать с телом, полагая, что тело просто без сознания от выпитого, как это зачастую бывает с отдельными представителями «человеческой особи» (а время от времени случалось и с этими двумя мужиками, которые из всех человеческих занятий выбрали перемещение тяжестей), так что внутри их заскорузлых душ даже теплилось выстраданное собственным опытом сочувствие.

Однако, когда вызванный к дверям подвальчика, хозяин распорядился оттащить «особь» в сторону, подкрепив свою волю парой некрупных купюр, и грузчики притронулись к равнодушному телу, стало ясно, что дело пахнет ментами и долгими объяснениями, а то и дополнительными накладными расходами. Стали подтягиваться зеваки. Коренастый хозяин крякнул от досады и набрал номер ближайшего участка.

— Эй! Начальник! — подошел тот, который был постарше, к раздосадованному коммерсанту. — Ящики-то грузить? Или как?

— Ну… Как? Как? Ты что, не видишь, мать твою в дубину! — заорал на него покрасневший до пунцовости хозяин.

— Так, что идти можно?

— Не-е-ет!!! — еще больше покраснел хозяин.

— Ага. Понял, — кивнул грузчик и обратился к напарнику. — Федька! Дуй в лавку!

— Бегу! — сказал Федька и, поправив на голове черный шерстяной колпак, последовал в указанном направлении.

Когда он вернулся с мерзавчиком, подле злосчастного трупа уже толпились вездесущие журналюги с видеокамерой и серые фигуры с погонами. Покойник, расстегнутый и опустошенный, бледнел на распахнутой одежде. Никаких следов насилия, кроме истерзанных иглами вен, на тщедушном теле не наблюдалось. Один из ментов уже держал в пакетике выдернутый из руки несчастного шприц со сгустком крови.

— Это все. Денег при нем нет. Да откуда у него? Передоз… Или героин левый был, — небрежно прокомментировал он находку, подойдя к дюжему детине с румяным не по-питерски лицом.

Начальник осмотрел вещественное доказательство, покосился на коммерсанта, покрывшегося испариной, и басовито притормозил:

— Ты не спеши с выводами-то! Я вот сейчас показания снимать буду! У свидетелей…

Детина басовито хохотнул, зыркнув вокруг.

Коммерсант поморщился.

Детина огляделся и, заметив грузчиков, поманил их пальцем.

— Будете понятыми! — объявил он громогласно и хлопнул коммерсанта по плечу. — Пошли в кабинет! Писать будешь!

Грузчики покорно поплелись следом, на ходу открывая четвертушку.

При помощи пары санитаров труп перекочевал в труповозку.

Зеваки медленно начали расходиться по своим делам.

ОБЩАГА

Рита была здесь три года назад и только один раз, но все-таки нашла этот старый четырехэтажный дом с высокими этажами и сразу за ним парк, а дальше, за стильным зданием порта, мачты гигантского парусника у причала. Вахтерша в общаге была прежняя. Подозрительная клюка, окруженная стаей кошек. Наверняка, бывшая КГБэшница. Мимо такой даже с гипнозом не пройдешь.

Ничего не поделаешь, придется оставить документы.

Протянув старухе паспорт, Рита направилась к лестнице. Этажи гудели нервозной бытовой жизнью: крики, хлопанье дверей, звук шагов, музыка, запахи с общих кухонь. Плохо быть непризнанным гением. Непризнанным хотя бы самим собой. Мало кто из студентов этого заведения был на все сто уверен в своей талантливости. В большинстве из них жила лишь надежда, что со временем у них расковыряется или вырастет что-то похожее на одаренность. В большинстве своем эти люди были невротики, не уверенные в своей нужности миру, или истерики, неспособные надолго сосредоточиться на чем-то серьезном. Все они, с точки зрения Риты, которая три года назад, только поступила на психфак, были больными, достойными сочувствия людьми. Но работа испортила Риту — теперь ей было параллельно.

Найдя знакомую дверь, она остановилась отдышаться.

Та же песочная краска с облупинками и царапинами. Та же табличка, снятая со столба «Не влезай, убьет!» с черепом и костями. Постучала.

— Да… Открыто!

Быстрые шаги в шлепанцах. Губы Риты непроизвольно шевельнулись в улыбке. И она почувствовала, что становится младше. Вся крутость, натренированная в Конторе, куда-то улетучилась, и Рита начала раскисать.

Дверь открылась.

— О! Привет! Каким ветром? — Роня смущенно улыбнулся.

Он всегда так делал, когда чувства распирали его. По-прежнему, как и в школе, растяпа. Обвисший свитер на дохлых плечах, за линзами очков блестящие черные глазки. Писатель! Мазафака!

— Какое счастье, Роняя! — выдохнула Рита и кинулась на шею бывшему однокласнику. — Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье! Счастье, что ты — здесь!

Она вдруг почувствовала, что внутри все дрожит, а ноги подкашиваются от усталости. Срочно надо сесть.

— Похоже, будто за тобой гнались. Проходи, — пробормотал одноклассник и вопросительно заглянул гостье в глаза. — Наверно у тебя что-то случилось.

Он отступил, пропуская гостью в комнату. Рита направилась прямиком к кровати и с ходу упала на нее. Кровать мягко скрипнула.

Роня, пряча рукой стеснительную ухмылку, устроился рядом на гнутом столовском стульчике.

Минуту оставшись в неподвижности, Рита переспросила:

— Ты что-то сказал?

— Я спросил, — поправил Роня. — У тебя неприятности?

Стоит ли говорить? Нет, надо сначала самой хоть как-то разобраться. Рита стрельнула взглядом по потолку и сказала первое, что пришло в голову:

— У меня украли… вещи… На само деле я просто… Нет, я собиралась к тебе зайти и так… приехала буквально на днях. Я как раз собиралась, но вот у меня все украли. Все!

Она схватилась пальцами за виски, как бы морщась от головной боли, и жалобно попросила:

— Я тебе все-все расскажу чуть-чуть попозже. Я так рада, что ты здесь… Ты не представляешь!

— Понятно, — сказал Роня, усмехаясь. — Давай, что ли чайку. У меня больше ничего нет. Вот кильки еще. — он показал на открытую банку.

Наверное, собирался пообедать.

Бывший одноклассник побежал на кухню, и у Риты появилась возможность осмотреться.

Так вот оно какое — жилище бедного студента художественного факультета! Надо же! Роня на художественном факультете! Почему не на сценарном, если он уже книгу написал, а рисовать так и не научился?

Книги, книги, книги. Полки, макеты, телевизор (наверное, прокатный; скинулись с соседом). Картина. Холст, масло.

Неплохая, но наверное не Ронина. Точно не Ронина. Рита присмотрелась к подписи — некто «Е. Кош.»

Холст изображал пустынный морской пляж с необычной точки зрения — будто стоишь на пляже и смотришь себе под ноги: следы чаек, веточки плавника, раковинки, полузанесенная осока, камешки, стеклянные шарики, обломок велосипеда, ключ, шприц, монетка, горлышко бутылки, обломок фарфоровой куклы. Казалось бы, простое перечисление, но на Риту оно подействовало неожиданно сильно. Первый раз в жизни она подумала, что ее могут реально убить. И хуже всего, что она об этом знает.

И Рита отвернулась от картины. Лучший способ не думать об опасности — решать ее как задачу, расчленяя на совставные элементы. Элементы не собранные вместе — не опасны.

Кильки стояли на обрывке вчерашней газеты, прямо на заголовке:

«Телепатия — миф и реальность.»

(Профессор Легион раскручивает торсионные поля.)

Рита Танк усмехнулась — знакомая страничка.

А ведь эта газета, подожженная Анечкой в чертовом клубе, спасла Риту от порции изрядных неприятностей. Рита пробежала глазами несколько случайных строк. Ясновидящий экстросенс, информация без носителя. Знаем, слышали. «Тоже мне! Люцифер сраный!» — подумала Рита и вздохнула, быстро пробегая в памяти утро. Долбанула по столу кулаком. (Больно. Шит!..Шит-шит-шит!).

Ну и как теперь выкручиваться из этого дерьма? Ментов-то она не очень боялась (есть кому отмазать, зря она что ли в Конторе подрабатывает?), а вот черные друзья черных парней…

Роня вернулся с горячим чайником.

— Не скучаешь?

— Да нет, — кисло улыбнулась Рита.

Разливая кипяток по стаканам, он время от времени бросал в сторону Риты быстрые острые взгляды. Она не замечала, погруженная в свои мысли. Машинально теребила край покрывала. Роня осторожно подвинул стакан, молча положил вилку и отрезал кусок хлеба. Сел на стул и стал терпеливо ждать.

Он мог бы так молча просидеть и полчаса и час, не решаясь из деликатности прервать молчание. Мог смотрель в окно на падающий снег, а мог просто молча сидеть, раскачиваясь на стуле, размышляя о чем-то своем, писательском.

Наконец девушка очнулась и после некоторой паузы подытожила свои мысли:

— Ну что ж… Как есть, так есть. Ты-то как? Учишься? Я слышала, ты книжку написал. Покажи.

Роня осторожно подвинулся на стуле:

— Да… Книжка — говно. А учусь? Нормально. Скоро уже закончу. Поеду домой, в родную деревню. Детишек учить буду. И начну писать бульварные романы. Иначе не прожить, наверно. Хотя не хочется… Но ничего. Исхожу из того, что есть.

— Вот жизнь! — вздохнула Рита. — Поступал бы сразу в литературный, если писать собрался.

— Ну вот… Так вышло, — развел руками приятель и осторожно съехал с темы. — Ты на каникулы?

— Да… Мне нужно пожить у тебя пару дней. Не прогонишь? — она поднялась с кровати.

Рита, правда, пока не знала зачем ей надо пожить у Рони пару дней. Самолет в Голландию был из Шереметьва-II. Но так подсказывала интуиция, а интуиции Рита доверяла, больше, чем рассудку.

— Глупый вопрос, — Роня осторожно подул на чай в стакане, перехватывая его по очереди то одной, то другой рукой, чтобы не обжечься.

— А все-таки… — Рита отвела взгляд в окно и задумалась на минуту. Потом резко поднялась и села на кровати, — Мне нужно сходить в душ. Полотенце дашь?

— Не вопрос, — сказал Роня и махнул рукой в сторону тумбочки. — Вон там все, что есть.

В душевой было сумрачно и гулко, как в общей бане, куда Рита ходила с матерью в детстве. Ронин шампунь был точно такого запаха и цвета, как тот шампунь, которым мыла ее мать. Воспоминания так и лезли. Вспомнились зимние походы на ледяные горки, на елки в дом культуры. О! Мама! Если бы ты знала… Привязалось: «Как тоскуют руки по штурвалу.»

Вода текла по лицу Риты, скрывая, что глаза плачут.

Ей стало страшно — она станет трезвой, а все это будет продолжать быть. До нее вдруг дошло, что Мишеньку с Анечкой угрохали из-за нее, а не из-за паршивой черной кошки, которую даже машина не могла задавить. Далась же ей эта тварь! Правда — черная кошка не к добру! Но задавить ее еще хуже. Надо было дать ей пройти, и поехать в обход. Или вовсе не ездить. Обошлись бы без негров. Может, животина так предупредить хотела?

Глюк. Черная кошка — это был глюк. А Рита, тупая, не поняла. Надо было в машине еще отобрать у Леры ствол… Нет. Выхода не было. Она не справилась бы. Черт! Рита тряхнула головой. Похоже Питер начинает действовать. Причем тут кошка? Не надо было вообще влезать в эту кашу. Сказали в Голландию ехать, значит, надо было туда и ехать.

Она вздохнула, бывали же переплеты и раньше, и ничего — выкручивалась. Так круто, правда, еще не случалось. Но все когда-то бывает в первый раз. Главное — не распускать сопли.

Выйдя из общего общажного душа, Рита почувствовала себя намного лучше.

Уже в коридоре она услышала неприятный звук, похожий на кошачий вой. Только очень громкий. И, подойдя к знакомой двери, Рита поняла, что звук идет оттуда. Предположив, что Роня включил телевизор или какой-то механизм, она, как ни в чем не бывало, толкнула дверь.

В комнате была полная перемена декораций. В первый момент Рите даже показалось, что она ошиблась дверью, но увидев знакомый силуэт Рони, она убедилась, что вошла туда, куда нужно.

Посреди комнаты происходило то, чего Рита не любила больше всего.

Девица радикальной наружности выла на высокой пронзительной ноте, мотала растрепанной головой, подпрыгивала, приседала, потом рухнула на колени и стала биться головой об пол. Разбила нос. Села, широко развалив ноги, развозя по раскосому лицу слезы, кровь и сопли. Но это не помешало ей схватить стоявшую около тумбочки бутылку с водкой и хорошенько глотнуть из нее.

Роня молча наблюдал за происходящим, сидя на стульчике и философски ковыряя вилкой в банке с кильками.

Рита, оставив в душе минутную слабость, вернула себе необходимый цинизм. Больной город, всероссийская «дурка». Тут люди начинают пить среди бела дня! И главное, никогда не знаешь, чем этот день закончится. Черт его знает, зачем Анечка уехала сюда к своему Мишеньке. Если бы Мишенька переехал в Москву, возможно, ничего бы такого и не было, потешила себя иллюзией Рита. На самом деле, сейчас и в Москве весело, но, как всякая москвичка, хотя и подмосковная, Рита Танк недолюбливала Питер. Не понимала она его вычурности.

— Шизанутая маргиналка, — негромко поставила она осуждающий диагноз.

Роня прыснул.

— Что ржешь? — с трудом преодолевая спазм в горле, выкрикнула девица. — Я не убивала его! Я не убивала!

«Блин! Еще одна! Убийца, мазафака! — подумала Рита со злобным юмором. — Не много ли убийц на квадратный метр?»

Роня, все еще содрогаясь от смеха, поднялся со стула, выковырнул из судорожно сжатой руки подруги бутылку, отнес к столу и поставил на пол. Девица вскочила за ним, споткнулась, упала на кровать и завыла еще сильнее, время от времени выкрикивая:

— Я сошла с ума! Я сошла с ума! Мне теперь все… Равно… все!

Роня уже не смеялся.

— Рит, ты куда-нибудь проходи, — сказал он. — Я сейчас все устрою.

Рита сделала осторожный шаг в сторону стула.

— …убивала его. Гы-гы-г… не убивала! — продолжала орать девица, — Не я!.. Я даже не знаю, где этот дом. Я никогда там не была!

Роня подошел к ней, помог подняться и повел из комнаты, уговаривая, как маленького ребенка:

— Кошенька! Ну что ты? Сейчас мы умоемся, поплачем. У-у-у. У-у-у! Ничего страшного. Ну, ну… Ну убила и убила. Делов-то куча…Она еще сильнее! Ну хорошо, хорошо… Не убивала… Ну одним козлом меньше…

С этими словами, делая всяческие знаки Рите, он вывел визжащую девушку из комнаты.

Рита терпеливо вздохнула и прошла к столу. А кто обещал снисхождение?

В ящике загремела реклама и Рита подумала, что надо, кстати, посмотреть телевизор. А вот и пульт от него. Может быть, в новостях скажут что-то про утренних покойников? Устроившись на Рониной койке, она начала щелкать кнопками, перескакивая с канала на канал.

Повезло — на том же, канале, когда кончилась реклама, нашлась криминальная передача.

Замелькали неровные, снятые с плеча кадры. В какой-то гнетущей коммуналке сгорели, обнявшись, два синяка. Сосредоточенная туповатая баба с тяжелой челюстью зарезала мужа. Потом показали университетскую лабораторию: в кадре мелькали непонятные приборы, окно затянутое фольгой, все — ослепительно белое и металлическое, на полу, на длинношерстном сером ковре в луже крови — скрюченный труп с огромной дырой в голове. И рядом — черная статуэтка. Труп напомнил Рите того мужика, которого несли в труповозку, когда она ехала в трамвае.

Диктор без особых подробностей рассказал, что известного профессора Легиона, по версии милиции, убила какая-то девушка, которую видел охранник, и которая несколько раз проходила мимо него и раньше — то поздно вечером, то рано утром. Показали фоторобот, составленный с его слов, и Рита с изумлением поняла, что это та жуткая девица, которую Роня повел в душ.

Потом показали заваленные мусором домики Апраксина двора. При этом у Риты нехорошо сжался желудок, но оказалось, что там всего-навсего подобрали передолбившегося наркомана, которого Рита заметила, смываясь из негритянского флэта. Лохматая голова покойника с глубокой синевой на лице явственно говорила о том, что смерть была всего лишь достигнутой целью его краткого жизненного пути. Про злополучную квартиру — ни слова.

Когда жизнь так разнообразна, хочется облегчить ее восприятие до крайности. Слава богу, множественные кабельные каналы понимали момент правильно — попсы было хоть отбавляй. И Рита без труда нашла веселую беззаботную песенку.

Риту уже давно перестало удивлять, что события сплетались в какой-то особой логике помимо ее воли. Она привыкла — надо просто решать задачу.

Раскрылась дверь, и Роня пропустил вперед притихшую подругу.

«Шизанутая маргиналка» заметила Риту и настороженно затормозила.

Но Роня легонько подтолкнул подругу в спину:

— Иди-иди! Коша. Иди посиди. Водки я тебе больше не дам.

Он проводил девушку до столовского стульчика. Та присела на краешек, горестно сложив руки между коленей и опустила голову.

«Стыдно, небось!» — не без злорадства подумала Рита.

— Это Рита. Она хорошая. Мы дружили с ней в школе, — сообщил Роня своей подопечной и, опустив руки на ее съеженные плечи, добавил, уже обращаясь к Рите, — А это Коша… Мы с ней дружим здесь в Питере. Она сумасшедшая, но не злая.

— Сумашедшая? — переспросила Рита и хмыкнула. — А кто сейчас не сумасшедший? Время перемен. Говорят одно, думают другое, а делают третье. Как тут не сойти с ума?

Девушка кивнула и оперлась локтем о стол, пытаясь подпереть тяжелую голову, но рука поскользнулась, и Роня едва успел подхватить бесчувственное тело подмышки.

— О! Давай-ка ложись… Пожалуй… Рит! Помоги!

Рита поднялась, и они вдвоем закинули тело на кровать.

— Пойдем, что ли покурим, — предложил Роня.

— Ты закурил?! — удивилась Рита.

— Сегодня да…Честно, я бы даже водки выпил… кстати, там еще осталось.

Роня наклонился и достал из-под стола бутылку. Болтнул в воздухе. Пузырьки резвой стайкой метнулись вверх.

— Да… — протянул он, раздумывая и пожимая плечами. — А что? Водка как водка! Дерьмо, конечно. Но водка-то плохой не бывает. Бывает или хорошая или очень хорошая. Да? — не рассчитывая на ответ, покосился на Кошу. — Пусть спит. Пойдем на кухню.

Рита взяла банку с кильками, Роня прихватил два граненых столовских стакана и единственную вилку.

Они молча, думая каждый о своем, прошли по мрачноватому гулкому коридору в кухню, где громоподобно шуршала тараканья суета и беззвучно полыхали синие лотосы конфорок.

Широкие подоконники созданы для того, чтобы забираться на них с ногами, что Рита тотчас и совершила. С грохотом скинув надоевшие за день ботинки, она прислонилась к холодной стене спиной. Но ненадолго — в глазах снова вспыхнул навязший за день стоп-кадр: Мишенькино лицо и Анечкины ноги. Рита щелкнула зажигалкой, прикурила и, выпустив густую сизую струю, протянула огонь Роне. Тот вдохнул тщедушной грудью и сразу закашлялся.

— Курильщик хренов… — ухмыльнулась Рита. — Это что за чучело у тебя в комнате? Писатель!

Роня ответил не сразу. Пробежал глазами по потолку, по истошно-синим стенам и сделал пару осторожных затяжек.

— И как люди эту дрянь курят? — покачал он головой и предложил. — Давай по порядку, хорошо? Сейчас мы с тобой — по пятьдесят грамм. Кильки вот еще остались… А потом все обсудим. Сколько не виделись-то?

— Да года три, — вздохнула Рита.

Разлив водку, Роня бережно отнес бутылку к мусоропроводу. Аккуратно поставив ее там для уборщицы, он вернулся и протянул подруге вилку.

— Держи! Эту историю на трезвую голову не разобрать. Тем более там, в Москве, все не так. Питер — особенный город. Очень особенный. Тут реальность… м-м-м… как бы это сказать, — он поискал слово. — В общем, она очень размытая. Никогда нельзя тоно найти грань, где кончается реальное, а где начинается бред… Давай!

Выпили.

— Давно я такую гадость не употребляла, — мрачно заметила Рита. — А несчет реальности, это ты прав. Если утро начинать с водяры, то конечно.

Роня согласно поморщился:

— Да… дерьмее не бывает! А что, кстати, сказали по телевизору? Я не видел… Коша пришла с пузырем вполне нормальная… Ну, то есть, как обычно. Буквально сразу после тебя. Я сказал, что ты приехала, она даже обрадовалась. Классно, говорит. Мы, в общем ждали тебя, чтобы вместе выпить и отметить. Нет! Ты не думай, мы не каждый день с утра пить начинаем! Просто… Даже не знаю. День сегодня какой-то дурацкий. Как кожевенная линия. Сплошные абберации. В общем, пока ждали тебя, включили телек. А там как раз криминальная передача. Да ты ее застала! Вернее даже не сама передача, анонс. Вдруг Коша как ошпаренная подскочила — увидела что-то. А что я не понял, потому что она заорала сразу… А потом ты уже все знаешь.

Рита кивнула.

— Да, там ее показали потом — типа она этого чертова экстрасенса-торсионщика профессора Легиона замочила. Но не ее саму, а фоторобот. А она тебе кто? — прямо спросила Рита. — Вы…

— Это сложно объяснить, — Роня задумчиво выдохнул дым. — Когда она играет на флейте, поднимается ветер. Она — художник. Классный. Это ее холст на стене в комнате. Видела?

— Видела, — кивнула Рита. — Классный.

— Так ты говоришь, профессора она замочила? Хм… Все-таки замочила…

— Романтик ты, Роня, конченный! Флейта какая-то. Ветер… Писатель! Мать твою! Ты по-человечески можешь объяснить? Без слюней! И что значит «все-таки»?

— Ну да, тебя такие вещи не волновали, — приятель смутился. — Значит по телевизору, говоришь.

— Почему «Все-таки»? Роня, не увиливай!

— Ну-у-у… — он развел руками. — Если бы я сам точно знал!

От нервно потер подбородок и задумался.

— Так ты знаешь, о ком идет речь? — Рита непонимающе уставилась на приятеля.

— Да нет. Откуда же? Нет… — Роня нервно поморщился и уставился в потолок.

— Ну как хочешь, — пожала Рита плечами.

Тихая тараканья возня нарушала отчетливую тишину общежития. Громко шлепая резиновыми тапками по заляпанному кафелю, прошла вьетнамка, неся сковородку с селедкой. Швырнула ее на огонь и, снова удалилась, шелестящий шлейф эхо.

— Роня! Возьми как-нибудь мой паспорт у вахтерши, — вдруг попросила Рита.

Она решила забить на профессора. Покойники — не по ее ведомству. Обычная уголовка. Вот пусть и разбираются. Интереснее другое, как эти негры будут вывозить такое кладбище? Или так оставят? А весной менты найдут по запаху? Ха. Ха.

— Хорошо. — Обронил Роня печально и вздохнул. — Почему у меня все появляются, когда чего-нибудь начудят? Нет, чтобы просто так, без дела.

Он столь же печально придавил в опустевшей банке из-под килек бычок.

— Я тебе потом все расскажу… Хорошо? — довольно кисло улыбнулась Рита, еще не представляя, как это сделать.

Роня, словно ища что-то, несколько раз оглянулся и, вдруг, резко направился из кухни.

— Я сейчас уеду ненадолго. Хорошо? Ты… ну в общем, отдохни пока. А ксиву я принесу.

Через несколько минут Ронины шаги торопливо прострекотали по лестнице.

Рита повернулась лицом к окну. Небо прояснилось. Похолодало. Бронзовые зимние сумерки на глазах густели и меркли. Черная путаница ветвей задумчиво колыхалась на фоне вымерзшего неба. Она увидела, как Роня в короткой курточке и смешной черной шапочке перебежал дорогу и направился на остановку. Минут пять стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не подошел троллейбус.

Все уехали.

Тишина мерно потрескивала шорохом тараканов.

Рита знала, что должна страдать о погибших друзьях, но воспоминания были слишком нереальны, чтобы вызвать какое-либо чувство. Словно посторонний голос диктора произносил фразы в равнодушной пустоте черепа, которые не отзывались ни горечью, ни отчаяньем.

Рита почувствовала, что в кухню кто-то вошел, и оглянулась — растрепанная, опухшая от слез Коша щурила глаза на яркий свет лампочки и внимательно смотрела на Риту. Разбитый нос безобразно увеличился и приобрел отчетливый синий цвет.

Рита улыбнулась, вспоминая навыки профессионального психолога.

— С добрым утром… Курить?

Коша склонила голову на бок и мрачно кивнула. Подошла, приволакивая обе ноги сразу.

— А что уже утро?

— Да нет. Я так… — Рита протянула пачку.

Ронина подруга осторожно взяла сигарету. Наклонилась к огню. Выпустила сизое облако. С горем пополам взгромоздилась на подоконник. Коша все еще была совершенно в зюзю.

— А где Роня? — неразборчиво выговорила распухшими губами.

— Придет… Скоро. А тебя-то как зовут?

— Коша, — хрипло сообщила Коша. — «Е-Кош».

— Я понимаю. А имя-то есть у тебя?

— Имя?! — задумчиво сказала Е-Кош. — А зачем имя человеку, который не существует?

Та-а-ак! Все ясно. Рита присмотрелась к девушке подробнее.

У Коши было довольно привлекательное лицо с немного раскосыми дикими глазами и широкими азиатскими скулами. Черные волосы. Сквозь бледную кожу на щеке трогательно просвечивала синяя вена. Если бы не распухший нос… И не действие водки. Странно, кстати, что люди — единственные животные, которые постоянно мучаются, как бы себя убить. Поинтереснее. Красиво, безобразно, медленно, приятно, героически. И так далее.

Сигарета кончилась. Говорить не хотелось.

Рита спрыгнула с подоконника и, глянув еще раз в окно на закат, шагнула в комнату.

Надо было все не спеша обдумать. Кошу искали по лицу, а Риту могли найти по билету, который остался в квартире черных в ванной. И то, что еще ничего не сказали по телевизору, не значило, что ее уже не ищут. И, кстати, те кто ищет, точно не скажут об этом по телеку.

Рита легла и уставилась в потолок. Нет, все рассказывать не имеет смысла. Надо придумать правдоподобную версию. Надо как-то попроще.

Коша приплелась спустя пару минут и села на другую кровать напротив. Взяла журнал. Напряженно дергая себя за мочку уха, она перелистывала страницы. Исподтишка они наблюдали друг за другом, бросая короткие осторожные взгляды. Тихо.

Через час Роня вернулся с двумя огромными пакетами.

— Я принес твои вещи, Коша… — сказал он и швырнул один из принесенных пакетов на кровать.

Протянул Рите паспорт. Она сунула его в карман и вытащила из брюк монетку.

— Орел или решка?

— Решка, — назвал Роня наугад, снимая сапоги. — А что?

Коша копалась, громко шурша, в своем пакете. Рита подкинула монетку.

— Решка! — Она встала посреди комнаты и заявила. — А давайте сейчас мы друг другу все расскажем. Я думаю, что мы все круто попали. Но нам ничего больше не остается, как поверить друг другу. Потому что у нас больше никого нет, кроме нас самих. Чтобы вы меня ни в чем не подозревали, я начну первой.

Роня осторожно поставил ботинок в наступившей тишине.

— Да, хорошо. — сказала Коша и приготовилась слушать. — Но если твоя история хуже моей, то я ничего не скажу.

Рита сдержанно хрюкнула:

— Не хуже! В общем так… Я скажу главное. Детали я сама плохо помню. Я вчера утром приехала сюда на каникулы… на часть каникул. Потом я еще собиралась в Европу. Короче! Мы с двумя моими друзьями гуляли. Курили анашу, пили текилу, ездили по ночникам, по разным злачным местам, а ночью мы очень круто все это вместе и еще сверху коксой. Все как надо, короче!

Роня покачал головой и протянул в растерянности, не зная как оценить услышанное:

— Да-а-а… Ну и психологи нынче пошли!

Рита махнула на него:

— Это не важно! Слушай дальше! Короче, сегодня утром я нашла себя в квартире, в которой лежала куча трупов, кроме меня. Я была живой. Все были трупы, сначала я даже подумала, что сама себе снюсь. Мне, возможно, повезло. Я обдолбилась вчера круче всех. Я была под одеялом в углу в отрубе и меня не заметили, но мне никто не поверит. Там же в сортире оказались мои приятели. У них уже никаких проблем нету. Но я оставила там свой билет, по которому приехала из Москвы. Нечаянно, само собой. За мной гнался черный, который пришел туда утром… Я убежала от него, но он нашел мой билет и знает мою фамилию. Я не могу никуда пойти, где знают мою фамилию.

— Ух ты! Круто! — восторженно воскликнула Коша. — А он стрелял?

— Стрелял… — сказала Рита мрачно. Она остановилась прямо напротив Коши и уперлась взглядом в ее лицо. — Теперь ты!

— Да я сама не знаю… — смущенно пробормотала та. — Вот в чем дело-то… У тебя все просто. Ой! Извини! В том смысле, что все объяснимо и логично. Ты случайно попала в мафиозные разборки. Да?

— Да. Это так.

Коша помолчала, потрогала себя за нос и вздохнула:

— А я сама не знаю, как все произошло. Я понятия не имею, где это. Я хочу сказать, что знаю, конечно, где университет. Но я никогда не заходила туда. Внутрь. Где эта лаборатория? На каком этаже? Но мне сегодня ночью приснился сон, что я убила этого мужика… Он меня просто достал! Он преследовал меня с июня месяца. С самых белых ночей. Я сначала думала, что он галлюцинация, но сегодня… Когда все это показали…

Коша вдруг коротко вздохнула и полезла под кровать. Вытащила пакет с вещами, который принес Роня и достала оттуда замызганную тетрадочку.

Положила на кровать и сказала:

— Вот. Результат моей жизнедеятельности. Тут все написано. Но мне тоже никто не поверит. Поверят охраннику. А меня упекут или в дурку, или в тюрягу. Я все писала в дневнике, как Юнг, чтобы не сойти с ума. Слова спасают. Я не хочу сойти с ума. Он у меня и так какой-то зыбкий, как весенний лед. Я дам прочитать. Но потом мы его сожжем. Ладно? Я хочу все забыть навсегда. Сейчас. Сначала я начала писать от первого лица, но быстро столкнулась с тем, что не могу таким образом сохранить необходимой для анализа отстраненности, а именно это интересовало меня в первую очередь.

Рита услышала истерическое хихиканье. Ронины плечи сотрясались от хохота. Он сидел на стуле и прикрывал рот рукой.

— Нет-нет. Ничего. Продолжайте. Ты что, Кош, классиков перечитала?

— Пошел ты… Сам-то! Детективщик хренов!

— Извини, — он закрыл лицо руками на минуту, чтобы успокоиться.

— По-любому, получилось что-то типа литературного произведения. Но именно типа. Потому что, не смотря на кажущуюся сомнительность истории, я ничего не придумала. И меня совершенно не интересовали никакие правла построения сюжета. Просто я старалась отметить все, что мне казалось важным и передать именно состояния. Как это во мне образовалось. Причем, здесь интересовала меня не я сама как таковая, а процесс. Мне показалось важным назвать это словами… Чтобы понять. Кое-что я узнавала от других людей. Случайно. Вернее, чудесным образом. Кое-что я придумала сама. Так, как мне показалось, должно было быть.

Рита выдернула из рук Е-Кош тетрадку и поморщилась:

— Ты всегда такая болтливая? Е-Кош?

Коша смутилась.

Рита упала на кровать.

— Господи… Это я тебе писал записочки… — грустно сказал Роня. — А ты долбишься кокаином с бандитами. И я буду тебе помогать… Буду! Куда мне деваться?

— Правильно! — согласилась Рита. — А куда тебе деваться? Я, кстати, знала, что ты записочки мне пишешь. Но мне нравился другой. Толик. Долбанутый!

Рита пролистала наугад несколько страниц. — Черт! Ты покороче не могла? У нас нет времени.

— Нет… — мотнула головой Коша. — Иначе ничего не поймешь.

— Только литературы мне сейчас не хватало, — вздохнула Рита и вернулась на первую страницу.

— Послушай, а почему у твоих друзей нет никаких проблем? — вдруг спросила Коша.

— Потому…Кончается на «У».

— Их что… убили?

— Нет, они там в карты играют. Ладно! Пока. У меня наступила ночь. Спокойной ночи, граждане преступники и священники, — отмахнулась Рита. — Все! Пока не прочитаю, не отдам. Так что советую развлекаться без меня. И кстати, что вы будете делать, меня мало волнует, главное не высовывайтесь на улицу. Пока!

Она всем видом показала, что больше не скажет ни слова.

Роня позвал растрепанную Кошу:

— Пойдем помурлыкаем, кошечка.

Они ушли.

Коша закурила, мрачно глядя в окно.

Роня сложил руки на груди и вдруг сказал:

— А я знаю, что все будет хорошо. Вот увидишь…

— Ага… — Коша печально заглянула в его глаза и улыбнулась. — Почему все так глупо, Роня?

— Почему глупо? Забавно… — возразил Роня.

Коша прижалась к нему, и Роня покорно обнял ладонью черноволосую голову, отворачиваясь от дыма.

— Что теперь делать-то? Как же жить? — грустно спросила Коша.

— Да… Придумаем что-то.

— Хорошо тебе. Придумаем. Никогда не знаешь теперь, что же произойдет в следующий момент. Я же не смогу вечно сидеть в норе какой-то. Что, пластическую операцию что ли сделать?.

— Ладно. Не геморройся. Отнесись к этому как к приколу.

— Как? Ты что с ума сошел?

— Всегда есть выход. Он найдется! Может быть, это просто перемена уровня.

— Легко тебе говорить. — Коша надулась. — Но это же очевидно, что мне придется как-то скрываться! Я уже даже с тобой не смогу встречаться. Я просто скоро на улицу не смогу выйти! Никогда!

Коша раздраженно отодвинулась и тяжко вздохнула.

— Надо стать другим человеком, — воодушевленно рассуждал Роня. — У тебя есть шанс отсечь свое прошлое! Это же классно! Не каждому выпадает такой шанс.

— А как же выставки? Живопись? Друзья? Я столько времени потратила. У меня купили работы во Францию! Может быть, я бы стала известным художником Е-Кош! А теперь? Да мне теперь и рисовать-то наверное, нельзя. Во всяком случае, в том стиле уж точно!

Роня ласково гладил ее по голове и смотрел куда-то сквозь стену.

— Чем больше ты теряешь, тем больше у тебя остается. А, может, ты только думаешь, что живопись и друзья для тебя — все, а на самом деле — это заблуждение. Может быть, тебе нужно совсем другое! А, может быть, все так сложится, что у тебя и выставки будут. И друзья такие, каких еще никогда не было. Ты же летом исчезла — и ничего. Жива!

— Я могла сама вернуться, когда хочу! — возразила Коша. — А теперь все кончится! Я уже потеряла Мусю, Чижика и теперь — всех… Как же я буду? Зачем мне эти потери?

— Как-нибудь. Это не важно, — урезонивал ее друг. — А если бы была война? Люди погибают и умирают. С этим ничего не поделать. И расстаются навсегда! Бывает так! Все, что у тебя есть — это ты сама! Глупо дорожить тем, что уходит от тебя и что ты не можешь удержать. Тот, кто ведает твоей судьбой, наверное задумал что-то новое, если ты будешь сопротивляться, это убьет тебя. Доверься ему. Отпусти прошлое от себя и найдешь что-то новое. Возможно будущее будет именно тем, которое ты ищешь.

— И для тебя ничего не значит, то что мы больше никогда не пойдем на залив?

— На самом деле вообще ничего ничего не значит. И никто не знает, что «когда», а что — «никогда». Не грусти! Это сейчас тебе кажется, что все кончилось. А потом ты поймешь, что это только начало. У тебя будут новые друзья, новые возлюбленные. Возможно, если ты остепенишься, дети. А я? Кош, мы ведь даже не любовники с тобой. И практически ничем не обязаны. Иначе мне пришлось бы разделить твою новую жизнь. Хотя бы как-то. Это не та жизнь, которую я хотел бы иметь. Но и теперь я сделаю все, что смогу. А потом наши пути разойдутся. Я всегда буду думать о тебе. Если ты уедешь куда-то, это не значит, что мы расстанемся. Хотя это всегда могло случиться. Бывает, что люди расстаются, лежа в одной постели. А бывает, что они встречаются через тысячу лет так, как будто расстались вчера… Я верю, что тебя ждет волшебное путешествие.

* * *

Запах жареной селедки проникал во все щели этажа. Рита в комнате тоже почувствовала его. Она поднялась с кровати и, ругнувшись, поплотнее захлопнула дверь. Наконец-то заставила себя вчитаться в первые строчки. Ее нисколько не интересовала самоценность сюжета или литературные красоты предстоящего чтива. Она должна была просто прочитать это. Просто понять, что хотела объяснить диковатая Коша. Чтобы подумать, как можно правильно использовать сложившуюся ситуацию.

Рита набралась терпения.

Загрузка...