8

С трудом уснув лишь в три часа ночи, Энн проснулась на следующее утро с гадостным ощущением легкой паники и весь день не могла ни есть, ни работать. Пришла в себя только тогда, когда в пять вечера позвонил Алан.

— Предлагаю выехать завтра из Торонто пораньше, часов в семь утра, — сказал он таким непринужденно-приветливым тоном, будто вчера они расстались лучшими друзьями. — Через полтора часа, то есть в половине девятого, будем в Ниагара-Фолс.

— Хорошо, — ответила Энн, тоже как ни в чем не бывало.

— Досмотреть прерванные сны ты сможешь и в машине, — произнес Алан, и Энн почувствовала, что он улыбается. — Погоду обещают на уикенд теплую и ясную, вчера я заходил на один метеосайт в Интернете.

— Здорово! — воскликнула Энн, теперь совершенно искренне.

— Между прочим, сегодня во время ланча я съездил в багетную мастерскую и заказал для моего обалденного портрета раму. Та, которую ты мне дала, думаю, тебе самой еще пригодится. И потом, я решил, что этот живописный шедевр должен быть вставлен непременно в изготовленную специально для него раму.

У Энн потеплело в груди. Обида, засевшая в сердце со вчерашнего вечера, под влиянием нынешних слов Алана начала постепенно таять. Она слушала его и думала, что ни один другой мужской голос в мире не ласкал ее слух подобно его.

— Я повешу мой портрет в гостиной, — сказал Алан, делая ударение на словах «мой портрет». — Она у меня, конечно, не такая, как твоя. Гораздо менее оригинальная и уютная. Но, думаю, именно там этому портрету и место. Буду приглашать гостей и рассказывать им, какая замечательная художница его написала, — добавил он мечтательно.

— Перестань. — Энн густо покраснела, хотя на похвалы всегда реагировала спокойно.

— Надеюсь, что и ты навестишь меня в один прекрасный день, — проникновенно произнес Алан, проигнорировав ее «перестань». — Я был бы счастлив видеть тебя у себя дома.

Энн мгновенно вообразила, что приезжает к Алану в гости. Нарисовала в воображении его гостиную, обустроенную в современном стиле и оснащенную высококлассной аппаратурой, и его самого, приносящего из кухни поднос с двумя керамическими кружками, наполненными кофе. Вот он ставит поднос на столик из темного стекла, вот садится на диван рядом с ней… Их взгляды встречаются, и они забывают и о кофе, и о портрете на противоположной стене, и о том, что однажды в прошлом друг друга не поняли…

Эй, дорогуша, кажется, ты замечталась, мысленно одернула себя Энн, сознавая, что пауза затянулась и ей следует что-нибудь ответить.

— Сначала давай съездим на Ниагару, — сказала она первое, что пришло на ум, старательно придав голосу непринужденности. — Приглашать друг друга в гости будем, когда вернемся.

— Договорились, — ответил Алан. — Итак, завтра в семь я за тобой заеду. Будь готова.


Прогноз погоды — обычно к предсказаниям синоптиков Энн относилась с большим недоверием — на этот раз оказался правдивым. Уже к шести утра стало ясно, что предстоящий день порадует обилием тепла и света.

Накануне вечером, измотанная перепадами настроения, душевными терзаниями и тяжелыми думами, Энн легла спать в девять, поэтому рано утром поднялась бодрой и отлично отдохнувшей. Взять с собой она решила минимум вещей: предметы личной гигиены, смену белья, топик и платье для ужина в ресторане — довольно простое, но элегантное. На себя надела шорты из льняной ткани и нежно-голубую футболку.

Накормив Мики, она вырвала лист бумаги из блокнота и написала для Дэниела:


У меня все прекрасно. Уезжаю в отличном настроении. Не обижай моего котика и не забывай его кормить. Целую.

Энн.


Она не сомневалась, что Дэниел не только не будет обижать Мики, но и избалует его за эти выходные. Однако они с детства общались друг с другом в шутливом тоне, и сохранение этих отношений умиляло и радовало Энн.

Положив записку на столик с орнаментальной резьбой в прихожей, она взглянула на часы на руке. Было без минуты семь. Звонок в дверь раздался ровно шестьдесят секунд спустя.

— Ты поразительно пунктуален, Алан! — воскликнула Энн, открывая дверь.

Алан с удовольствием посмотрел на ее крепкие стройные ноги, грудь, обтянутую эластичной тканью футболки, выглядывающий из-под ее края плоский живот и покачал головой.

— Классно выглядишь! — Он широко улыбнулся. — Тебе очень идут шорты. — Его взгляд опять скользнул ниже и остановился на ее упругих бедрах.

Энн так смутилась, что с радостью обмоталась бы сейчас полотенцем или простыней с ног до головы. В своей растерянности она не сразу обратила внимание на то, во что одет сам Алан. А когда увидела, что и он выглядит сногсшибательно в спортивных шортах и облегающей мускулистый торс футболке, было уже поздно делать ему комплимент: как раз в этот момент он перевел разговор на другую тему.

— Погодка сегодня просто прелесть. Тепло, легкий ветерок.

— Можно считать, что нам повезло, — произнесла Энн, не без удовольствия переключая его внимание со своих ног на погоду.

— Где твои вещи?

Энн кивнула на сумку из синей ткани, по форме напоминавшую саквояж.

— Готова? — с серьезным видом, с каким взрослые обращаются к малышам, спросил Алан.

— Готова.

— Тогда пошли. — Он подмигнул, еще раз улыбнулся, взял сумку в одну руку, в другую — руку Энн, и они вышли из квартиры.

На его предложение устроиться на заднем сиденье и еще часок поспать Энн отрицательно покачала головой.

— Я выспалась, — сказала она. — Лучше сяду спереди. Обожаю смотреть на дорогу.

— Как знаешь. — Алан ласково потрепал ее по щеке. — Надеюсь, что под рев водопада ты не заклюешь носом.

— Не беспокойся, такого не произойдет.

Через несколько минут они уже выехали за пределы Торонто, обычно бурлящего кипучей деятельностью даже по субботам и в столь ранний час уже пробуждающегося от сна.

Написав брату, что уезжает в отличном настроении, Энн не солгала. Она чувствовала себя сейчас действительно великолепно, во-первых, потому что сидела рядом с вызывающим в ней такое волнение мужчиной, во-вторых, потому что ехала вместе с ним в излюбленное место отдыха.

В предвкушении прогулок по живописным берегам Ниагары, любования скалами и водопадами на душе у нее сделалось так же приятно-неспокойно, как в детстве, когда они ездили в Ниагара-Фолс с родителями и каждая такая поездка представлялась ей сказочным приключением…

Первые минут двадцать пути провели в молчании. Прервал его Алан.

— Признаюсь тебе честно, я боялся заводить с тобой речь об этой поездке, — сказал он, глядя на дорогу. — Думал, ты ответишь мне отказом.

Энн резко повернула голову и посмотрела на своего спутника с недоумением.

— Но почему? По-моему, мы прекрасно с тобой ладим. У меня не было причин тебе отказывать.

Алан приподнял и опустил брови.

— Причину при желании всегда можно найти. Сказать, например, что дел по горло, что на выходные уже что-то запланировано, или банально солгать, что плохо себя чувствуешь.

На его лице, когда он произносил последние слова, не дрогнул ни единый мускул, но Энн сразу поняла, что под «банально солгать, что плохо себя чувствуешь» подразумевается ее позавчерашний поступок. Ей стало вдруг ужасно стыдно, и, отвернувшись, она вновь уставилась на дорогу.

— А с тем, что мы с тобой прекрасно ладим, я почти согласен, — продолжил Алан, и на его губах появилась улыбка. — Знаешь, порой я даже не сомневаюсь в том, что мы и впрямь знакомы уже тысячу лет, что знали друг друга в прошлой жизни. Ты сидишь сейчас рядом со мной, и у меня такое ощущение, будто мы уже сотню раз ездили вдвоем на Ниагару и в кучу разных других мест, и от этого на сердце настолько светло, что хочется беспрестанно улыбаться.

Алан бросил на нее быстрый вопросительный взгляд.

— Думаешь, я несу чушь?

Энн медленно покачала головой. В это мгновение она и сама была готова поклясться в том, что знает Алана с незапамятных времен. Ей казалось, она так давно привыкла к его обществу, что нуждается в нем, как в каком-то неотъемлемом компоненте своей жизни.

Какая ерунда порой лезет в голову! — удивилась она, отмахиваясь от странных мыслей.

— Только вот, — произнес Алан, неожиданно грустнея, — меня преследует и другое чувство. Что ты не то недостаточно мне доверяешь, не то не желаешь, чтобы мы общались слишком часто, не то… — Он на миг замолчал и качнул головой, о чем-то раздумывая. — Короче говоря, я ощущаю, что ты при всей своей искренности не ведешь себя со мной совершенно открыто.

Энн напряглась. Она прекрасно понимала, о чем идет речь. О том дне, когда Алан попытался поцеловать ее, о том вечере, когда забрал картину, о том невидимом щите, которым она, запутавшаяся в своих страхах и предубеждениях, упорно от него отгораживалась. Но, несмотря на то что ей все было предельно ясно, Энн пожала плечами и спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Что я имею в виду? — Алан посмотрел на нее с недоумением, как будто заданный ею вопрос попросту нелеп. — Разве ты не понимаешь? — Он выдержал паузу, подбирая для выражения своих мыслей наиболее точные слова. — Видишь ли… общаясь с тобой, я постоянно чувствую, что ты старательно удерживаешь меня на расстоянии.

Энн ничего не ответила. Она не понимала, зачем он завел этот разговор именно сейчас, но вместо неприятных эмоций испытывала почему-то облегчение и даже благодарность.

— Только не подумай, что я лезу тебе в душу, Энн, — продолжил Алан спокойным тоном. — Просто хочу, чтобы в моих отношениях с тобой не было ничего недосказанного, недопонятого. — Его голос стал приглушенно-бархатистым и настолько нежным, что у Энн невольно участилось дыхание. — Вернемся, к примеру, к позавчерашнему случаю…

Он посмотрел на нее, безмолвно спрашивая, не будет ли она возражать, если он заговорит о том неприятном вечере.

Энн медленно кивнула, давая понять, что не возражает.

— Между нами явно произошло какое-то недоразумение. И я уверен, что это было именно недоразумение, в котором просто необходимо разобраться. — Алан набрал в легкие воздуха, будто собираясь с духом, и шумно выдохнул. — Я догадываюсь, что, спросив тогда о цене за портрет, сильно тебя обидел. За то время, пока ты его писала, мы стали настоящими друзьями, а между друзьями не принято говорить о деньгах. Я правильно мыслю?

Энн изучающе посмотрела на него и еще раз медленно кивнула.

Алан улыбнулся. Складки на его лбу, образовавшиеся в тот момент, когда он начал этот разговор, разгладились.

— Вот видишь? Я же говорил, что нам необходимо просто во всем разобраться. Ты рассердилась на меня, но даже не попыталась объяснить, из-за чего. Я же все понял, однако тоже не смог тут же разрешить конфликт.

— Я не то чтобы рассердилась, — наконец заговорила Энн, — а почувствовала себя страшно обиженной. — Она облизнула пересохшие от волнения губы. — Понимаешь, в этот портрет я вложила столько души, столько… — «Любви», крутилось у нее на языке, но произнести сейчас это слово вслух она ни за что не решилась бы. — Столько стараний. Когда ты спросил, сколько мне должен, у меня все перевернулось внутри, я ощутила себя преданной, оскорбленной.

— Я очень хорошо тебя понимаю, Энн, — пробормотал Алан.

— Правда? — Она впилась в него взглядом, словно хотела прочесть в его чертах, искренен ли он.

Алан посмотрел на ее лицо, трогательно озаренное надеждой, убрал одну руку с руля и сжал ее маленькую ладонь в своей.

— Конечно, правда. Я понимал все это и перед тем, как задал свой дурацкий вопрос, поэтому мне было ужасно неловко произносить его. Но встань на мое место, Энн. Не заговорить о деньгах вообще я тоже не мог.

Энн оживленно закивала.

— Да-да, я не раз делала так потом, когда воспроизводила в памяти это событие. И тоже понимаю тебя, поверь.

— Возможно, мне следовало сформулировать свой вопрос как-то иначе, чтобы он не обидел тебя. Но я, болван, не подобрал нужных слов! — Алан досадливо цокнул языком.

— Я тоже хороша, — с чувством произнесла Энн. — Могла отреагировать на твой вопрос и по-другому.

Они переглянулись и тут же рассмеялись. Алан еще раз сжал руку Энн и перед очередным поворотом вернул свою руку на руль.

— Кстати, голова в тот вечер у меня действительно разболелась, — призналась молодая женщина. — Пришлось даже таблетки выпить.

Лицо Алана приняло жалостливое выражение.

— Бедненькая! И все из-за меня?

— Не из-за тебя, из-за собственной глупости. — Энн опять засмеялась звонким, счастливым смехом.

Въезжая в опоясанный виноградниками Ниагара-Фолс, оба чувствовали себя так, будто с их плеч свалился неподъемный груз. Энн мысленно благодарила Алана за то, что он завел с ней этот разговор и до приезда на Ниагару освободил и ее, и себя от этой тяжести.

— Поселиться предлагаю в одном из новых высотных отелей, — сказал Алан, когда они уже ехали по улицам восхитительного приграничного города. — Построены эти отели по современнейшим технологиям и оригинальному дизайну, обслуживание в них на высшем уровне. А главное, из окон открываются великолепные виды — и канадские, и американские.

Энн многозначительно кашлянула.

— Кстати, вовсе не обязательно снимать отдельные номера, — произнесла она, глядя перед собой. — Можем поселиться в номере с двумя спальнями и гостиной.

— Замечательно! — воскликнул Алан, не пытаясь особо скрыть своей радости.

Парки, розарии, ботанический сад, самые большие в мире «цветочные» часы, уникальная коллекция живых бабочек, размещенная в специально оборудованном помещении, «Марин ленд» — единственный на всю Канаду заповедник подводного мира — все это и Алану, и Энн было хорошо знакомо с детства. Поэтому, разместившись в комфортабельном номере, они сразу решили, что проведут большую часть времени, просто гуляя и любуясь несравненными красотами местной природы.

Перекусив в ресторанчике на первом этаже отеля, они сразу поехали к водопадам и бродили там, обмениваясь впечатлениями и историями из прошлого, до самого вечера. Об обеде никто из них и не вспомнил.

— Мы совсем забыли о времени, Энн! — воскликнул Алан, заметив клонящееся к горизонту солнце. — Ты, наверное, умираешь с голода!

— А который сейчас час? — спросила она удивленно. — Разве уже пора обедать?

— Пора не обедать, а ужинать! — сказал Алан со смехом. — Уже семь вечера!

— Не может быть! — Энн взглянула на собственные часы, и ее лицо вытянулось от изумления. — А мне показалось, мы гуляем часа три, не больше.

— Мне тоже так показалось.

В порыве беспечной радости и нежности Алан притянул к себе Энн, обхватил руками за плечи и прижался лицом к ее волосам. Она — чего он никак не ожидал — тоже обняла его и потерлась виском о его широкую грудь.

Несколько минут они стояли молча и как будто боялись оторваться друг от друга. Где-то совсем рядом заливисто смеялась компания других отдыхающих, каскады воды с устрашающим шумом спадали вниз со скалы, мимо прошли две женщины, окруженные стайкой детей. А Алан и Энн никого и ничего не замечали вокруг.

— Пора возвращаться в отель, — пробормотала она наконец.

— Пора, — согласился он, нехотя выпуская ее из объятий и беря за руку.

Вернувшись в номер, оба чувствовали себя слегка уставшими, но довольными и умиротворенными. На принятие душа и переодевание у них ушло полчаса. В семь лифт уже поднимал их в ресторан, расположенный на высоте более двухсот метров над водопадом.

На Энн было черное платье из струящейся ткани. Волосы она заколола на затылке, губы накрасила яркой помадой. Настолько обольстительной Алан еще ни разу ее не видел.

— Ты невероятная женщина, Энн, — пробормотал он, беря ее за руки и притягивая к себе.

Энн замерла.

Какой колдовской силой этот парень воздействует на меня? — подумала она, с испугом и обожанием глядя в серые бездонные глаза Алана. Почему, даже когда он просто дотрагивается до моих рук, я чувствую себя беспредельно счастливой? Почему этот выразительный восхищенный взгляд дарит мне ни с чем не сравнимую радость?

Она прикрыла глаза, приподнялась на цыпочки и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась к Алану губами.

Если бы Энн была величайшим художником всех времен и народов, то всю оставшуюся жизнь посвятила бы изображению на полотне той гаммы человеческих эмоций, которую подарил ей их первый поцелуй.

Когда губы Алана коснулись ее губ, она будто оторвалась от пола лифта и воспарила с ним над землей. Как у ребенка, впервые севшего на быстро вращающуюся карусель, у нее перехватило дыхание, а сердце забилось так быстро и трепетно, что, показалось, вот-вот прорвет грудную клетку и выпрыгнет наружу.

Целуясь в первый раз с мужчиной, она обычно не могла отдаться поцелую всецело. Ей требовалось время на привыкание и изучение особенностей партнера, ее губы приспосабливались к его губам. С Аланом все произошло так, будто они и вправду давно знали друг друга, будто с незапамятных времен имели представление, каким образом доставить друг другу удовольствие.

Когда Алан осторожно отстранился и, крепко взяв ее за руку, шагнул к разъезжающимся в стороны дверям, Энн раскрыла глаза и сообразила, что они уже приехали. Переводя дыхание и силясь вспомнить, кто начал поцелуй, она пошла за ним на ослабевших ногах.

Усевшись за столик, к которому их проводил улыбающийся официант, они поначалу не отваживались смотреть друг другу в глаза. Алан первым устремил на Энн пламенный взгляд, и она, еще больше смутившись, поднялась, взглянула на него из-под опущенных ресниц и пробормотала:

— Извини, я ненадолго тебя оставлю. Из напитков закажи мне, пожалуйста… минералки.

— Может, лучше вина? — спросил Алан, изо всех сил борясь с желанием улыбнуться от умиления.

С раскрасневшимися щеками, выбившимися из прически завитками на нежных висках и с припухшими губами — от яркой помады на них не осталось и следа — Энн походила на взъерошенного котенка.

— Вина? Да, наверное, ты прав, — излишне торопливо произнесла Энн. — Пожалуйста, красного сухого.

— Понял. — Алан все же улыбнулся, и Энн, заметив его улыбку, резко повернулась и мелкими шажками поспешила в дамскую комнату.

Загрузка...