Жили-были два братца, два братца – кулик да журавль. Накосили они стожок сенца, поставили среди польца. Не сказать ли сказку опять с конца?
Жил-был старик, у старика был колодец, а в колодце-то елец,[465] тут и сказке конец.
Жил-был царь, у царя был двор, на дворе был кол, на колу мочало; не сказать ли с начала?
«Сказать ли тебе сказку про белого бычка?» – «Скажи». – «Ты скажи, да я скажи, да сказать ли тебе сказку про белого бычка?» – «Скажи». – «Ты скажи, да я скажи, да чего у нас будет, да докуль это будет! Сказать ли тебе сказку про белого бычка?[466]»
«Рассказать ли тебе докучную сказочку?» – «Расскажи». – «Ты говоришь: расскажи, я говорю: расскажи; рассказать ли тебе докучную сказочку?» – «Не надо». – «Ты говоришь: не надо, я говорю: не надо; рассказать ли тебе докучную сказочку?» – и т. д.
«Государь ты наш Сидор Карпович, много ли тебе от роду лет?» – «Семьдесят, бабушка, семьдесят, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, когда ты умирать будешь?» – «В среду, бабушка, в среду, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, когда ж тебя хоронить будут?» – «В пятницу, бабушка, в пятницу, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, чем тебя поминать будут?» – «Блинами, бабушка, блинами, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, во что после тебя позвонить будет?» – «В сковороду, бабушка, в сковороду, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, много ли у тебя детушек?» – «Семеро, бабушка, семеро, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, чем после тебя поить-кормить будет?» – «По миру, бабушка, по миру, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – зима студена!» – «В лапотках, бабушка, в лапотках, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – собаки съедят!» – «С палочкой, бабушка, с палочкой, Пахомовна!» – «Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – не во что милостыню класть!» – «В сумочку, бабушка, в сумочку, Пахомовна!»
«Куда, миленький, снаряжаешься?» – «Не скажу». – «Скажи, мой дорогой, куда снаряжаешься?» – «В город на ярманку». – «Миленький, возьми меня с собой!» – «Не возьму». – «Возьми, мой дорогой, меня с собой». – «Садись на самый краешек». – «Что у тебя, миленький, в возу?» – «Не скажу». – «Что, мой дорогой, в возу?» – «Яблоки». – «Дай мне, миленький, яблочко». – «Не дам». – «Дай, дорогой, яблочко». – «Возьми одно». – «Где мы, миленький, ночуем с тобой?» – «Не скажу». – «Скажи мой дорогой, где ночуем с тобой?» – «В большой деревне, у попа в пелевне[467]».
«Коза, коза, лубяные глаза, где ты была?» – «Коней пасла». – «А кони-то где?» – «Николка увел». – «А Николка-то где?» – «В клеть ушел». – «А клеть-то где?» – «Водой унесло». – «А вода-то где?» – «Быки выпили». – «А быки-то где?» – «В гору ушли». – «А гора-то где?» – «Черви сточили». – «А черви-то где?» – «Гуси выклевали». – «А гуси-то где?» – «В вересняк[468] ушли». – «А вересняк-то где?» – «Девки выломали». – «А девки-то где?» – «Замуж выскакали». – «А мужья-то где?» – «Все примерли».
«Галка-копалка, ты куды, галка, летала?» – «На дедину полянку». – «Чего делают на дединой полянке?» – «Грамоту пишут, на девицу здышут».[469] – «Девица, девица, сходи за водицей!» – «Рака боюся!» – «Рак на болоте, рубахи колотит, в цветном платье; трои сани с козырями, трои с вычурами».
Гуси-лебеди летели, в чисто поле залетели, в поле банюшку доспели. Воробей дрова колол, таракан баню топил, мышка водушку носила, вошка парилася, приушмарилася;[470] бела гнида подхватила, на рогожку повалила; сера блошка подскочила, ножку подломила, в передбанок вошку выносила…
Кот на печи сухари толчет, кошка в окошке ширинку[471] шьет, свинья в огороде овес толчет, курочка в сапожках избушку метет; вымела избушку, положила голичок под порожичок.
Ходит курочка в сапожках, выронила перышко, из перышка-то ядрышко; укатилось оно на Иваново село. На Ивановом селе-то собачка на лычке потявкивает, медведь на цепочке порывается, господин на печке обувается, госпожа за печкой оладьи печет, сухари толчет.
Слеталися птицы стадами, садилися малыми рядами, пели они – воспевали, жалобно причитали: кто у нас на море большим? Кто на синем-то меньше? На море орел царем, на море орлица царица, его голубушка перепелка, русский гусь торговый, сера утка попадья, воробышек дьячок, малые чирята крылошане, дикие гуси дворяне, на море филин водовозом, на море журавль перевозом: то-то ли долгие ноги, то-то ли короткое платье! Журавль по бережку ходит, людей перевозит, цветно платье не мочит; галочки черноваты, малиновки штуковаты,[472] синички молодицы, касаточки красны девицы; малая птица синица сенушко косить не смогает, по корму скотинушку пускает; жаворон[473] воспевает, слышит весну красну, слышит лето тепло: стала мать-рожь на колос метаться, скотинушка в лес убираться; ворона-то вшивая, понаплетка фальшивая, летом ворона по суслонам,[474] зимой ворона по дороге, каждого следу перегребает, каждого братом называет; сорока-то гостиная жена, хочет щепотко[475] ходити, с денежки на денежку ступать, рублем ворота отпирать, полтиною замечать, без калача исть не сядет, без водки не изопьет.
Лежит зайка под кустом; охотники за ним взорят, зверя малого ловят. Скочил зайка на ноги: «Вы, охотнички, идите – на мой хвостик посмотрите!»
«Заинька серенький, где ты был-спобывал?» – «Был я, побывал в огороде-ельничке, в амбарчике-спальничке». – «Кого видел-сповидал?» – «Видел я, повидал три девчины хороши, три любчины пригожи; Анюшенька черноброва, черноглаза лучше всех». – «Заинька серенький, они звали ли тебя?» – «Звали-звали, позывали: Катюша на часок, Марьюша на денек; Анюшенька удала на недельку позвала». – «Заинька серенький, кормили ли тебя?» – «Катюша-то блинами, Марьюша-то пирогами; Анюшенька удала кашу с маслом поднесла». – «Заинька серенький, поили ли тебя?» – «Катюшка-то пивцом, Марьюша-то винцом; Анюшенька удала стакан меду налила». – «Заинька серенький, положили ли тебя?» – «Катюша-то на лавку, а Марьюша на другую; Анюшенька удала подушечку подала». – «Заинька серенький, не били ли тебя?» – «Катюша-то клюкой, а Марьюша кочергой; Анюшенька удала за ушеньки подрала». – «Заинька серенький, провожали ли тебя?» – «Катюша-то на сенец, а Марьюша на крылец; Анюшенька удала за ворота провела».
Тень-потетень, выше города плетень; на полице трубица гороховая, на печи калачи, как огонь горячи, с печки упали, в горшочек попали. Кушайте, бояре, поварных щей. Тетка-божатка,[476] сошей-ка рубашку, тонёньку, белёньку, косой вороток. Поеду я жениться, на сивке, на бурке, на соловой кобылке. Кобылка, кобылка, не сдерни овина; в овине Арина ткет полотно, перетыки-то[477] кладет, да недотыкивает. Шапка-татарка поехала по лавкам; бей в доску да поминай Москву. Как на Вологде вино по три денежки ведро, хоть пей, хоть лей, хоть окачивайся! Куколка, куколка, для ча долго не жила? Я боялась типуна. А типун-то не судья, а судья-то лодыга. Лодыгины дети хотят улетети за Иванов город. Они по грамотке пишут, на девицу дышут. Девица, девица, поди по водицу! На дороге-то волки горох молотили, поповы ребята попу-то сказали, попадья-то с печи обломала плечи. Сём-пересём на лопатке испечен; мужик песню спел, на капустник сел, съел три короба блинов, три костра пирогов, заулок рогулек, заход калачей, макинницу сулою,[478] овин киселя, поваренку щей!
Ну-тка, дядюшка Корнило, запрягай-ка ты кобылу, у Макарья на песку приразмычь горе-тоску: стоит бражка в туеску,[479] бражка пьяная-пьяна, весела хмельная голова! Бражку порняй[480] выпивай!..
Пошел полковник погулять, поймал птичку-перепелочку; птичка перепелочка пить похотела, поднялась-полетела, пала-пропала, под лед попала, попа поймала, попа-поповича, Петра Петровича.
Однажды говорила о себе репа: «Я, репа, с медом хороша!» – «Поди прочь, хвастунья! – отвечал ей мед. – Я и без тебя хорош».
Была репа важная, дивилась старуха кажная; одним-днем кругом не обойдешь; у той репы половину мы с семьей целую неделю ели, а другую половину другую неделю; корку навалили да кобылу надсадили и телегу обломили. Вот какая была мудрость недавно утресь![481]
Стоит град пуст, а во граде куст; в кусте сидит старец да варит изварец; и прибежал к нему косой заяц и просит изварец. И приказал старец безногому бежать, а безрукому хватать, а голому в пазуху класть.
Теща про зятя пирог пекла, творила[482] да вмесила три осьмины муки, соли да крупы на четыре рубли, масла да яиц на восемь рублей, окорок свиной да поросенок годовой. Этого пирожка семерым не снесть, а хоть семеро подымут, так десятком не съесть. А зятек сел, в присядку[483] все съел. Теща по полу похаживает, скоса на зятя поглядывает: «Милый зять, не одуло ли тебя?» – «Ласкова теща, не прибавишь ли еще хоть сито блинов, решето пирогов?» – «Что тебя, зятюшка, не розорвало?» Вот зять идет дорогой, а брюшина стороной; навстречу ему прохожий – спрашивает: «Что это за диво? Где я ни бывал, нигде не видал!» – «Какое это диво – зятева брюшина!»
«Бабушка Арина, куда ты ходила?» – «В новую деревню». – «Ну что в новой деревне?» – «Утка в юбке, селезень в кафтане, корова в рогоже – нет ее дороже». Это присказка, сказка будет впереди. Кудель, кудель, куда ты летела, на кусточек села, на кусточек села – соловьем запела? У нас не так, как у вас: и кудель поет соловьем!
Наташка, Наташка, сладенька кулажка,[484] сладка медовая, в печи не бывала, жару не видала. Заиграли утки в дудки, журавли пошли плясать, долги ноги выставлять, долги шеи протягать.
Меж долами, меж горами сидит баба с пирогами, недорого продает, все по денежке пирог. Она век-от свой торгует, ходит босиком: чулки новы, пяты голы, носки выпадали. Призакаялась молодка пирогами торговать, пироги печи, на базар везти.
Курошинским-то ребятам ныне ложилось, прибогатилось; они с торгу муку брали, муку на солод меняли, часто пивушко варили, бражку пьяненькую, бражку хмельненькую. Они пили пировали, сами все проистощали, кошелечки нашивали и пестери наплели, по дворам побрели.
Не белая березонька в поле шатается, шелудивый с плешивым считается: «Хороши твои кудри, хороши твои русы, да не выросли!»