Нарымские этюды

Ревнивая речка

Возле избушки художника Александра Шумилкина, таежника и скитальца, водилось много зверья. В овраге возле разлившегося ручья, где мы ставили рыболовные снасти, жил бурундук Яшка, за сараем часто пробегал по прошлогодней ржавой траве колонок Степка, на взгорке, у старой заброшенной бани, копошился в земле трудяга-крот Михаил.

Интересно, что Александровы собаки никогда не трогали животных. А собак у художника было две. Поджарая, гибкая в теле дворняга Чернушка и ее дочь — криволапая, толстая, как арбуз, Рычка. Чернушку в прошлом году Александр подобрал на какой-то помойке поселка Новостройка, а Рынка появилась на свет уже в Нарге, после того как ее мама обрела дом.

Чернушка — спокойная, мудрая собака, не лезет попусту на глаза, больше в стороне; Рынка наоборот — так и вертится под ногами. Но Чернушку слушает во всем и не пакостит, где попадя, не трогает, что не положено. Зверье не трогает тоже по примеру матери.

Однако просто непримиримо относится к ласке, когда она адресована не ей, а Чернушке. Стоит Чернушку подозвать к себе и погладить, как Рынка тут как тут. Хвать зубами Чернушку с отчаянным рыком, оттолкнет ее, забыв о дочерних чувствах и уважении, и так и лезет под руку. И если не погладишь, с полчаса будет извиваться и прыгать на колени, скуля.

— Сколько ей времени? — спросил я как-то Шумилкина.

— Полгода, — ответил он. — А что?

— Да так, — засмеялся я. — Дитя еще. А дети, хоть люди, хоть звери, оказывается, одинаково любят ласку и не терпят соперников.