Наш дом

Глава 4

Да, мы с Брамом расстались прошлым летом. Сказать, почему? Не вопрос! Сейчас все расскажу: почему, когда – с точностью до минуты. Четырнадцатого июля в восемь тридцать вечера я застукала Брама с другой женщиной: они трахались в игровом домике в конце сада.

Нашли место! Милый, уединенный уголок, залитый солнцем оазис – гортензии, фуксии, розы; неровный прямоугольник лужайки, полосатые футбольные ворота – свидетель многих пенальти… Детский домик…

Почти так же непростительно, как и сам акт.

По плану я должна была задержаться на работе (намечалось мероприятие), а Брам сидел с детьми, однако мероприятие отменилось, но я не стала звонить: решила сделать сюрприз. Ну, вы знаете эту фишку: заявляешься как раз к вечерней сказке, и детские личики сияют от радости. «Мамочка пришла!» Получить свою долю признательности за то, что обычно воспринимается как должное. Ну ладно, ладно – еще я хотела проверить, придерживается ли Брам заведенного распорядка, и то лишь потому, что надеялась в этом убедиться.

Конечно, он скажет, что на самом деле я хотела его поймать. Теперь уже и я задумалась: а нет ли в этом предположении хоть капли правды? Может, он грешил потому, что от него этого ждали? Может, я сама накликала беду?

(Порой жертв тянет винить самих себя – думаю, вы в курсе).

Ну, не суть…

В общем, когда я вошла, в доме было тихо – дети уже легли спать (в который раз случился сбой в расписании электричек, и я все-таки пропустила вечернюю сказку). Я решила, что Брам наверху – задремал, читая детям на ночь (в нашем районе такое не редкость: отец семейства, убаюканный собственным голосом и параллельными мыслями о работе). Я на цыпочках поднялась наверх: мальчики спали – каждый в своей комнате, шторы задернуты, на голубых тумбочках мерцают ночники. Все в порядке, как и должно быть – только отца нигде нет.

– Брам? – прошептала я в темноту.

Переходя из комнаты в комнату, я чувствовала нарастающее раздражение, переходящее в праведный гнев. Нет, вы только подумайте! Свалил! Оставил детей семи и восьми лет без присмотра! Наверняка отправился в супермаркет за какой-нибудь гадостью из кулинарии или решил по-быстрому заскочить в «Два пивовара»… Так, стоп! Будь к нему справедлива: Брам – потрясающий отец, он никогда себе такого не позволял. Наверное, забыл телефон в машине и выскочил за ним. Нам редко удается поставить машину возле дома: все из-за близости к супермаркету; к тому же у многих на нашей улице минимум по два авто, так что иногда приходится парковаться чуть ли не за перекрестком с Уиндэм-Гарденс. Наверное, мы с ним разминулись буквально на несколько секунд. Сейчас войдет, швырнет ключи в чашку на тумбочке у двери и скажет: «А если бы мы сделали парковку перед домом вместо сада, то не было бы столько мороки!»

Однако Брам этого не сказал, потому что не вошел. Значит, если бы мероприятие не отменили, дети остались бы одни, без присмотра взрослых.

Конечно, за него я тоже беспокоилась, хотя и недолго: на кухонном столе обнаружилась открытая бутылка белого вина. Судя по конденсату, ее недавно вытащили из холодильника. Если Брама и украли инопланетяне, то вместе с бокалом «сансера».

Кухонная дверь оказалась незаперта. Я вышла во двор. Погода стояла безветренная, все вокруг переливалось зеленым, розовым, золотым. В саду никого не было, однако повинуясь какой-то смутной тревоге, я отправилась в дальний конец, к игровому домику. Его поставили несколько месяцев назад: хорошенький, с лесенкой на крышу и горкой, извивающейся вдоль стены (Брам лично собирал). Дверь, обычно распахнутая настежь, оказалась закрыта.

С улицы доносились привычные вечерние звуки: мужья и жены звали друг друга за стол, детям «в последний раз!» велели отправляться спать; кошки, собаки, лисы и птицы нервно реагировали на присутствие друг друга. Я не стала вносить лепту в общий хор и звать Брама, потому что теперь уже точно знала: он в домике.

Перешагнув через основание горки, я подошла к окну. Что я ожидала там увидеть? Наркотики? Экран ноутбука с жуткими картинками? Честно говоря, я подозревала, что Брам втихаря покуривает, и уже готовилась бесшумно отступить. Бывают преступления и похуже; в конце концов, я ему не врач.

Очертания были слишком смутными, зато ясность внес ритм движений, банальный до невозможности: мужчина и женщина занимаются сексом. Женатый мужчина и его любовница трахаются, как обезумевшие кролики, потому что время поджимает. Да, жены целый вечер не будет дома, но ведь дети остались без присмотра! Нельзя допустить, чтобы они проснулись и испугались, а наутро рассказали мамочке, перебивая друг друга в попытке усилить драму: «Представляешь, дома никого не было, ну совсем никого! Мы думали – папу убили!»

В животе противно засосало. Неожиданно нахлынуло ощущение полной власти. Распахнуть дверь, как он того заслуживал, или отползти и затаиться на время? (Для чего? Посмотреть, не повторится ли это снова? И так уже понятно…) Тут я случайно увидела его лицо, искаженное тошнотворной гримасой животного удовольствия, и поняла – выбора нет. Я толкнула дверь, и они дернулись, как напуганные лошади. Бокал с вином, стоящий на полу, дрогнул, но устоял.

– Фия! – ошарашенно выдохнул Брам.

Знаете, где-то год назад я случайно услышала, как Полли, моя сестра, обсуждала меня со своей подругой:

– Вот вроде нормальная, умная женщина, а как дело доходит до Брама, у нее словно шоры опускаются. Она простит ему что угодно…

Мне захотелось ворваться и крикнуть:

– Один раз, Полли! Это было всего один раз!

Ну вот, теперь уже два. И знаете, я испытала такое мощное облегчение, практически удовольствие! Честное слово.

– Брам, – ответила я.

Пожалуй, начну с той истории в домике – наверняка Фия тоже с нее начнет, хотя на самом деле это отвлекающий маневр, точно вам говорю. Официально принято считать, что все закончилось именно тогда – наше «убийство эрцгерцога Фердинанда», так что эпизод получил свое место в истории, признаю.

Фамилия моей партнерши по преступлению не играет никакой роли. Вряд ли ее муж в курсе, так что назову ее Констанс в честь леди Чаттерли (надеюсь, вы позволите мне эту маленькую шутку. И нет, я не люблю классику – фильм смотрел один раз, Фия выбирала).

– Вот, решила заглянуть, – сказала она в тот вечер, стоя на пороге, и вид у нее был явно «предлагающий». Кажется, она изрядно поднабралась. А может, ее пьянило возбуждение быть инициатором – тот еще афродизиак, известный мужчинам испокон веков. – Ты обещал показать мне игровой домик, помнишь?

– Разве? Да там и смотреть-то нечего, – улыбнулся я.

Она помахала айфоном.

– Можно я сфотографирую и покажу своему плотнику?

– Ах, плотнику? – поддразнил я. – Да пожалуйста, только они продаются готовые, в упаковке. Я лишь собрал и пристроил горку.

– Так ведь горка – самое интересное! – воскликнула она. – Может, я попробую скатиться, если задница не застрянет.

Если это не приглашение взглянуть, то что тогда?

На ней было белое хлопковое платье с буфами, с поясом под грудью; ткань такая легкая, что цеплялась за бедра с каждым шагом.

– Как насчет бокала вина? – спросила она, заходя в кухню.

Считается, что в момент возбуждения мужчина опускается до уровня примитивного млекопитающего – проще говоря, мозги отключаются. Так вот, это неправда. Скорее идет постепенное ослабление. Сперва взгляд фиксирует задирающееся платье («Даже не думай! Ни за что!»). Потом я открываю бутылку вина («А, все равно бы сломался рано или поздно») и вот уже веду ее по садовой дорожке («Ну хотя бы не здесь – дети же рядом!») И наконец: «Ну ладно, один разок – и больше никогда!»

К тому времени мы уже вошли внутрь, дверь закрылась, и она прижалась ко мне разгоряченным телом; волосы ее были влажными, щеки разрумянились… Понимаете, все дело в этом жаре. Не в мягкости, не в упругости, не в запахе пота, «Шанели» или вина… Тебя тянет к горячей коже, под которой пульсирует кровь, и твое тело отвечает, словно притянутое магнитом.

И ты чувствуешь, что оно того стоит.

Стоит всего, что ты имеешь, всего, что любишь…

Ну ладно, пожалуй, и вправду мозги отключаются.

Нет, я не скажу, как ее зовут – надо же щадить чувства других, правда? Публичное полоскание грязного белья редко приносит вред одному человеку, ведь у людей есть семьи, любимые – они тоже попадают под перекрестный огонь. Да и потом, какая, собственно, разница? Даже если бы она была в маске, я бы чувствовала то же самое, вот в чем беда.

Ей я не сказала ни слова – просто развернулась и ушла, пока они неловко поднимались на ноги.

В гостиной я включила телевизор, чтобы не слушать прощальный виноватый шепот, однако тут же выключила, едва захлопнулась входная дверь.

Брам начал говорить еще за дверью:

– Фия, я не…

Я обернулась, готовая к разговору.

– Не трать время зря: я знаю все, что ты хочешь сказать, и мне это не интересно. Все кончено. Уходи, пожалуйста.

– Что?..

Брам застыл в дверном проеме, придумывая, как бы отшутиться. Волосы взъерошенные, влажные на висках, лицо все еще разгоряченное, во взгляде бравада пополам со страхом. Есть некая беззащитность в людях, которых прервали во время секса.

– Я хочу развестись. Наш брак окончен.

По его лицу было видно, что он растерялся: мой холодный уверенный тон действовал на нервы куда сильнее, чем ожидаемая истерика.

– Ты думала, что я бросил мальчиков, да?

Я знаю Брама как облупленного. Это у него прием такой: вместо оправданий попытаться «сбить прицел» в сторону, тем самым умаляя основную вину.

– Ты правда думала, что я уйду и брошу их одних?

Банально, даже по его стандартам: дескать, я несправедливо подозреваю отца в небрежном отношении к детям.

– Ты действительно вышел из дома, – заметила я.

– Так я же был рядом!

– Да, разумеется. И правда, совсем никакой разницы: пошел мусор выносить или, скажем, цветочки полить…

Он поднял брови, давая понять, что сарказм здесь неуместен, как будто у него имелось на это моральное право, а пальцы рассеянно потянулись к губам, как и всякий раз, когда он нервничал.

– Поезжай к маме, – холодно велела я. – Завтра договоримся о том, когда ты будешь навещать мальчиков на каникулах.

– Навещать? – опешил Брам.

Видимо, рассчитывал, что изгнание – временная мера, вроде отсидки на скамье штрафников.

– Если хочешь, я возьму детей и уеду к маме с папой, но согласись, для них будет лучше остаться здесь.

– Да… Да, конечно…

Сообразив, что сопротивление бесполезно и сейчас разумнее подыграть, Брам поспешил наверх за вещами. На какое-то время воцарилась тишина: должно быть, заглянул к мальчикам. При мысли об этом заныло в груди.

– Фия?

Брам снова возник в дверном проеме с сумкой в руках. Я не обернулась.

– Извини, мне не интересно.

– Ну пожалуйста, выслушай меня!

Я вздохнула и встретилась с ним взглядом. Ну что он может сказать? Гипнотическое заклинание, стирающее мою память?

– Может, я плохой муж, но не отец. Я сделаю все, чтобы детям было хорошо, чтобы я мог их видеть…

Я кивнула. Надо признаться, его слова не оставили меня равнодушной.

И он ушел с видом человека, который наконец заметил, что земля уходит из-под ног.