Наш маленький секрет

Старик-рыбак и кот-говорун

Жил-был старик со старухой в глухой сибирской деревне. Так далеко в тайге эта деревня спряталась, что не каждый отыщет. Деревня так себе — не большая не маленькая: при семи дворах — восемь улиц. На такой тихой и дальней речке стояла деревушка, что не каждому она покажется. Изба стариков стояла над самым яром. Чуть по тропинке спустишься — и уже на берегу речки окажешься.

Так вот жили дед со старухой в своей избе давно. Хоть дом невелик, да лежать не велит: уход за ним нужен — то дверь заскрипела, то крыша прохудилась, то забор накренился.

А как время расступится от работы домашней, дед рыбачить идет тропинкой, вытоптанной от порога до речки. Старуха по дому хлопочет, хозяйством занимается. Из хозяйства — коза, десяток куриц да кот приблудный. Откуда взялся — никто не знает. Долго ходил кругами, не решаясь подойти к порогу. Заприметил его дед, наблюдает день, другой, третий. Не уходит кот. Открыл дед дверь и показал рукой: заходи, мол, чего под окнами шлындаешь. Кот смышленым оказался и шмыгнул в избу. Накормили его, напоили парным молочком.

— Пусть живет, — сказал старик, — а то мыши совсем страх потеряли.

— Пусть, — согласилась старуха, — куда ему деваться, да и нам веселее, — и погладила кота.

А тот выгнул спину, замурлыкал громко, прищурил свои желтые глаза, потерся лбом о ладошку.

— Ласковой, — пропела старуха и взяла его на колени.

— Звонкой, — проскрипел старик и удивился, что он, глуховатый на одно ухо, и то услышал мурлыканье. В еде кот оказался непривередлив: подоит старуха козу — кот молока полакает, принесет старик рыбы — он рыбки откушает. А уж если ничего ему не попало от стариков, то сам мышку себе добудет. Ну, как говорится, наша невестка все трескат: мед и тот жрет.

Но заметил старик, что к рыбе у кота особый интерес имеется. Принесет дед рыбы, а кот ходит вокруг него, трется спиной о сапог, мурлычет громко, словно приговаривает: «Дай р-р-р-ыбы, дай р-р-р-ыбы». Смотрит на него старик и не верит своим ушам: неужели ему почудилось. Поест рыбки кот и снова: «Благодар-р-рю, хор-р-р-ошая рыба». «Кот, никак, разговаривать умеет», — удивляется старик.

Поделился он своими сомнениями со старухой:

— Кот наш вроде как разговаривать умеет, — несмело обратился он к старухе, — прямо человечьим голосом молвит: дай р-р-рыбы, благодар-рю, говорит.

— Чего тебе только не почудится. Смолоду все чудишь: то тебе трава шепчет, то тебе половицы песни поют, то с хозяином в тайге балагуришь. Совсем ополоумел, — завелась старуха, забубнила, забранилась.

— Может, и почудилось, — сказал старик, а сам крепко задумался: слышал же своими ушами. Посмотрел на кота, лежащего на теплой печке. Кот подмигнул: мол, не верит, и не надо.

Заметил еще старик, что в рыбалке стала ему способствовать удача. Давно так не везло: то щуку большущую вытащит, то налима здоровущего. Старуха удивляется:

— Давно такой рыбы не ловливал, — похвалила как-то его, — со щуки-то котлет на неделю хватит, вот бы внуков сюда, попотчевались бы, — размечтается и даже прослезится старуха.

Налима притащит, а она:

— Ох, и вкусной налим-то, а печень прямо тает во рту, давно таких не ловливал. Вот бы внуков угостить, да далеко они…

Испечет старуха пирог рыбный, сидят вдвоем, кости рыбьи выбирают, смакуют рыбу ароматную и снова внуков вспоминают. Кота пирогом угостят, а тот и рад, что такой ему тут почет и уважение.

— Хоть кота покормим вкуснятиной, — говорит старуха, — хорошей рыбы наловил, — хвалит старика.

А старик вытрет усы-бороду, соберет крошки со стола, закинет в рот, перекрестится и пройдется перед старухой павлином. Знай, мол, наших! А кот тут как тут: «Хор-р-ро-шая р-р-р-ыба, хор-р-роший пир-р-р-ог», и смотрит в лицо старику. Подмигнет ему желтым глазом, а старик коту тоже в ответ глаз прищурит.

Стал догадываться старик, что везет ему на рыбалке неспроста. «Не кот ли пособляет мне?» — подумал он и даже испугался. Покосился на кота, а тот снова подмигнул. «Не простой это кот, — подумал он, — ох, не простой». «Не пр-р-р-остой, — послышалось старику, — не пр-р-р-остой», — промурлыкал кот и пошел своей гордой походкой через горницу к печке.

Утром собрался старик на рыбалку. Взял он удочку, оделся, и тихо, чтобы не разбудить старуху, отворил дверь. Кот выскочил на улицу, задев сапог старика, и скрылся в высокой траве. «Куды ж ты вперед батька!» — вскрикнул старик. Спустился он по тропинке к речке, сел на скамейку, сделанную из теса. Закинул удочку и стал ждать клева, но рыба не подходила и поплавок оставался недвижным. С какого-то времени старик не стал ходить вдоль берега да искать рыбные места, как раньше бывало. Для двоих и здесь, сидя на скамье, поймает. Вдруг он заметил, что всплеснулась рыба за кустом осоки невдалеке. Круги расходились по водной глади. Старик взял удочку и подошел к тому месту, где всплеснулось. Забросил удочку, и тут же поплавок дернулся раз-другой. Потянул на себя старик и почувствовал сопротивление большой рыбы. Долго вываживал он рыбину. Вытащил, наконец, ее на берег. Большой налим попался ему. Потом, когда совсем рассвело и солнышко стало ласково поглаживать прибрежную траву и плескаться в водной глади, пошел окунь полосатый, да крупный такой — один в один. Пошел старик по тропинке домой, а тут и кот вынырнул где-то из прибрежных кустиков. Бежит впереди, хвост трубой. Зашли в избу. Радуется старуха:

— Хорош улов, — говорит, — вкусная будет уха.

А кот уже полирует сапог старика: одним боком притрется, потом — в обратку. «Хор-р-р-оший улов, хор-р-р-оший», — послышалось старику. Он уже и не удивляется, а кот щурится хитро: «Дай р-р-р-ыбы».

— На тебе рыбы, Тимофей, — старик бросил коту рыбину. Тимофеем нарекли кота. Он уже на кличку отзывается — привык, значит, понравилась кличка.

— Тимофей, что ли, с тобой на рыбалку ходил? — спросила старуха.

— Так он вперед меня выскочил, чуть с ног не свалил. Да только потом я его не видел. Объявился уже, когда домой засобирался, — ответил старик.

Он посмотрел на кота. Тимофей уже съел свою рыбку и умывается: лизнет лапку и моет мордочку то левой, а то правой лапкой, то одним глазом подмигнет старику, то другим.

— И дома его не было все время, пока ты рыбачил, — удивилась старуха.

— Где же его нелегкая носила? — в сердцах спросил старик и повернулся к коту, а тот уже на своем месте — на печке. Посмотрел на старика и прищурил хитро глаза. Тут старик и рассказал старухе, как с утра не ловилась рыба, а потом он услышал всплеск за кустом осоки, и, забросив туда удочку, поймал большого налима и этих красавцев-окуней.

— Будто наколдовал кто, — сказал старик и почему-то оглянулся на кота. Старику показалось, что кот кивнул головой, как бы подтверждая такую невероятную догадку.

Как-то засобирался старик сызнова на рыбалку. Кот, как и обычно, вперед него умчался по тропинке к реке. Решил старик проследить за ним. Забросил удочку, а сам вдоль берега тихонько ступает, так, чтобы не оказать себя.

Видит: кот сидит у самой воды, лапкой воду трогает, круги расходятся, потом плескаться стал, воду морщить. Вдруг большущая рыбина всплеснулась, вывернув серебристый бок. Кот развернулся и скрылся в густой траве, будто испугался. Побежал старик за удочкой, забросил в этом месте. Поймал язя крупного, потом еще и еще.

Притащил рыбу домой, а кот уже в избе сидит, смотрит на старика хитроватыми глазами. Старик погладил его. «Хор-р-р-роший улов», — услышал старик.

Рассказал старик, как помогает ему кот рыбу ловить, но старуха только посмеялась над ним:

— Ну и мастер ты, старый, сказки сказывать. Ум-то уж совсем растерял.

А старик гладит кота и говорит тихо:

— Пусть не верит старуха, это будет наш секрет. Да, Тимофей?

— Секр-р-р-ет, — говорит кот, — секр-р-р-ет…

Но слышит кота только старик.

Привезли внука на лето из города. У внука нынче первые каникулы после первого класса. Мальчик уже смышленый, к рыбалке дедом приученный.

— Ну что, дед, пойдем на рыбалку? — спрашивает.

— Пойдем, внучек. Баба на пирог рыбы заказала. Тебя хочет попотчевать.

— Я люблю пироги, — говорит внук.

И баба, и дед млеют от радости. Баба — оттого, что внук пироги любит, а дед — что рыбак подрастает.

Идут по тропинке они к речке, а кот впереди бежит, хвост трубой. Шмыг в траву — и только его видели. Дед не знает, как внуку о волшебном Тимофее рассказать, боится, что не поверит. Издалека начинает разговор.

— Кот-то у нас знатной: мышей гонят, со мной на рыбалку бегат, — поразмыслил дед, все ли можно сказывать, — мне с ним веселей живется.

— А он рыбу ест? — звонко спрашивает внук.

— Не только ест, но ишшо и припрашивает. Прямо человечьим голосом говорит: «Дай р-р-р-ыбы».

— Дед, я уже не маленький, нечего сказки рассказывать. Коты разговаривать не умеют.

— Вот и баба тоже не верит, — обиделся дед, — говорит, что я выдумываю, а я своими ушами слышал сколько раз.

Посмотрел внук на деда, а тот и впрямь брови насупил, ус закусил, и сделалось его лицо мрачным, и обида в ем взыграла не в шутку. Внук это заметил, насторожился.

— Может, тебе просто показалось? Ты же слышишь плохо. Вот и почудилось, — хотел как-то оправдать деда внук и загладить нанесенную обиду.

— Что ж я, на ненормального похож, чтоб мне казалось? — пуще обиделся дед.

— Ты у меня нормальный, дед, — успокоил внук.

К этому времени вышли на берег, забросили удочки, уселись на скамью.

— Смотри, смотри — там, за кустом, вода взволновалась, — дед показывает рукой в то место, где речка делает изгиб, — тихонько подкрадись и посмотри, что там делается.

Внук осторожно, на цыпочках, подкрался к кустику, смотрит из-за осоки. А там кот сидит и мачет лапкой в воду, потом трясет ею, будто капли воды стряхивает, и так повторяется несколько раз. Выплеснулась большая рыбина недалеко от берега. Вдруг подпрыгнул Тимофей и убежал в траву. Внук даже оторопел от неожиданности. Дед спрашивает, хитро улыбаясь:

— Ну, что ты там видел? Или, может, ничего необычного?

— Там кот лапкой воду трогал, потом рыба всплеснулась, а кот подпрыгнул и в кусты убежал.

— Не хотел я тебе о его волшебстве говорить: не поверишь ведь. А теперь сам видел.

— А что тут необычного: ну потрогал воду. Это он играет так.

— Нет, внучек, это он колдует, рыбу приманивает. Пойдем туда, сам увидишь.

Взяли удочки и пошли к тому месту. Забросил удочку дед, отдал в руки внуку.

— Жди, сейчас клюнет большая рыба, — тихо прошептал дед.

Не стал перечить внук деду, притаился. Вдруг поплавок заиграл, запрыгал и ушел под воду.

— Подсекай, — крикнул дед.

Согнулась удочка.

— Что-то тяжелое, — кряхтит внук.

— Не упусти. Подтягивай к берегу, не дай ей уйти в траву, а то запутается и все — с концом, — подсказывает дед. Он уже взял подсачек, чтобы помочь вытащить рыбу на берег. Натянулась леска, еще пуще согнулась удочка, подтаскивает внук рыбу, но та не хочет идти в подсак и снова устремляется в глубину.

— Держи ее внатяг, не давай слабину, — кричит дед. Снова подходит рыба к берегу, подтягиваемая внуком, и снова уходит на круг. Только с третьей попытки удается деду завести рыбину в подсак.

— Вот так щука! — выкрикнул дед. — Молодец, внучек, все правильно сделал.

Несут добычу домой, а кот уже впереди. Откуда выскочил, никто не заметил.

— Это он рыбу подманил, — показывает дед на кота. Внук посмотрел на деда, потом на кота удивленными глазами. Смолчал.

— Ты заметил, как он тебе подмигнул? — спросил дед.

— Да, заметил, — ответил внук. Ему и впрямь показалось, что кот повернулся к нему и подмигнул одним глазом.

— А я тебе об чем говорю? — шепчет тихо дед. — Это не простой кот.

Стоят они у порога, а кот полирует своим мягким боком голенище дедова сапога — то вперед пройдет, то с поворота другим боком притрется: «Не пр-р-ростой, не пр-р-р-ростой», — говорит.

— Слышал, как он сказал «Не пр-р-р-ростой»?

— Слышал, — удивленно ответил внук. Ему и впрямь почудилось, что кот что-то сказал. Ну, сказал — не сказал, а вот букву «р» он услышал довольно отчетливо.

— Ты бабе только не сказывай, а то она не верит, думает, что я рассудком повернулся. Но ты же сам слышал и видел?

А кот еще звонче запел: «Дай р-р-ыбы, дай р-рыбы…».

— Слышал, как он сказал «Дай рыбы»?

— Да, слышал, — ответил внук.

— Пусть это будет нашим секретом, нашей маленькой тайной.

Зашли в избу, показывают бабе выловленную щуку.

— Большая щука! — всплеснула она руками. — Ох, и молодцы вы у меня! Хороший пирог будет, — улыбается баба. Потом вдруг посмотрела на внука пристально и спросила строго:

— Дед, случаем, не рассказывал тебе небылицы про кота? Ты его не слушай, дед-то у нас с причудами.

— А я ничего такого не говорил, — оправдывается дед.

— Нет, бабушка, ничего такого дед про кота не рассказывал, — подтвердил внук и подмигнул деду, чтобы бабушка не увидела. Посмотрел на кота, а тот свернулся клубочком на своем излюбленном месте и хитро щурится, будто говорит своим видом: «Это наш секр-р-рет».

2015 г.

Как Ерофей Тимофеевич Котофея Ерофеевича уму-разуму учил

Жили-были старик со старухой. А жили они в небольшом городке недалеко от рынка, там его базаром называют. Им и до церкви недалеко — вон купола из окон видны, и до аптеки за лекарствами от всяких хворей тоже недалеко ходить. Ну что сказать — в хорошем месте жили. Одно удручало, что частенько селяне с близлежащих деревень оставляли на базаре разных щенков да котят, надеясь, что подберут их добрые люди. Бродили эти потерявшие враз своих хозяев малявки от дома к дому, что ближе к базару расположились, пока какой-нибудь сердобольный человек не подберет, да приютит у себя. Вот и наш старик Ерофей Тимофеевич не одного котенка подобрал, да и собачек тоже пару-тройку вырастил — все приблудыши… Только недавно кончилась от старости сытая жизнь Тузика, который приблудился ко двору старика много лет тому назад. Шибко горевала старуха по усопшему от старости Тузику, и сказала, как отрезала: «Чтоб больше ни-ни». Старик еще пытался уговорить старуху, глядючи на какого-нибудь найденыша, но натыкался непременно на стену непонимания.

Ерофей Тимофеевич, помня громкие возмущения своей благоверной после каждого потенциального приемыша, не проявлял больше внимания к ползающим щенкам и котятам. Накормит, чем придется, но чтобы в дом тащить — нет. «Всех не подберешь, всех не обогреешь», — так говаривала его старуха, когда разговор касался этого предмета.

Человеком Ерофей Тимофеевич слыл суровым. И был он важным с виду: пышные седые усища, крупный красный нос и густые щетинистые брови как раз и придавали его облику этой самой суровости и важности. Ходил он всегда подчеркнуто прямо, крупный подбородок с ямкой держал высоко, словно на параде. Без малого десять лет служил Ерофей Тимофеевич в царской армии. «Солдатской каши досыта нахлебался», — так иногда говорил он о своей службе. На соседское «здрасте» обычно отвечал басовито: «Здравия желаю!», а на бабкино «Понял ли, что нужно купить?» громко рявкал: «Так точно! — иногда добавлял: — Не дурак». Сначала это солдафонство вызывало в бабке страшное возмущение, но потом она пообвыклась и перестала обращать внимание на такую особенность мужа.

И в этот день старуха, давая наказы старику относительно того, что и где лучше купить, вставила обязательное:

— И чтоб щенят и котят в дом не тащ-ш-шыл. Понял?

— Так точно, не дурак! — был ей ответ.

Но старуха на то и старуха, чтоб продолжить свою линию:

— Приют, что ли, тута?

— Никак нет, Тамара Сергеевна! — рявкнул Ерофей Тимофеевич и уставился на старуху, не будет ли еще каких распоряжений.

— Да иди уже, — махнула старуха рукой.

Подкрутил привычно усы Ерофей Тимофеевич, стряхнул с пиджака невидимую пыль, глянул на начищенные до блеска туфли и остался ими доволен. Выкатил гоголем за калитку старый солдат, идет, чеканя шаг. «Здравия желаю, — кланяется он в одну сторону. — Здравия желаю», — поворачивается в другую.

— Никак на базар собрались, Ерофей Тимофеевич? — спрашивает его соседка.

— Так точно, соседушка, на базар, — и ускоряет шаг, как бы не зацепила его соседка пустым разговором. А попусту болтать старый солдат не любил.

Долго ли ходил на базаре старый солдат, того мы знать не можем. Но по прошествии какого-то времени он уже шагал домой, нагруженный разными поклажами. Идет домой в добром расположении духа, бодро вышагивая по родной улице, тихонько напевая любимую солдатскую песню: «Наши жены — пушки заряжены, вот кто наши жены…», — пел он, когда вошел в свой двор. Но не успел он допеть песню, как увидел на крыльце у открытой двери рыжего-прерыжего котенка, который так сел в двери, что не то на улице он, не то дома — на самой границе сел.

— Вот те на! — вырвалось у старика.

Старый солдат смотрел на котенка, а тот, зажмурив глаза, сидел тихо, словно ждал своей участи, не надеясь, однако, на успешное разрешение сложившейся ситуации. На голос старика вышла из дома старуха. Увидев рыжего котенка, спросила с нажимом:

— Это еще что такое?

— Не могу знать! — рявкнул старик.

— Откуда этот котенок? — не обращая внимания на ответ старого солдата, переспросила старуха.

— Не могу знать! — повторил старик уже не так браво.

— Ты что заладил «не могу знать, не могу знать…», — передразнила старуха, — не с неба же он упал?

— Не могу… — запнулся старый солдат, — я действительно не знаю, откуда он тут взялся, — и старик принялся выпихивать котенка ногой с крыльца.

Котенок упирался, надеясь, что все же ему своим упрямством удастся отстоять позицию, но старик подкинул его, и котенок улетел за пределы крыльца, однако тут же снова уселся на свое место между улицей и прихожей. Старик снова вынул котенка с крыльца, а тот вновь уселся на прежнее место, да еще прытче, чем в первый раз. Так повторилось несколько раз. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Не выдержала сердешная Тамара Сергеевна таких экзекуций над бедным котенком.

— Что делать будем? — спросила, бессильно присаживаясь на деревянную ступеньку.

— Может, пусть остается, — несмело выдавил Ерофей Тимофеевич.

— Да уж пусть, — с придыхом выразила свое согласие Тамара Сергеевна. — Только давай условимся — чтоб к порядку его приучил, чтоб он свое место знал, чтоб он мне тута не пакостил по углам, — уже строго наказала старуха.

— Будет сделано! — с готовностью ответил старик и, подошедши к котенку, указал ему ладошкой в прихожую: — Проходи, Котофей, — сказал он ласково, и котенок послушно вошел в дом.

— Почему ты его Котофеем назвал? — спросила старуха.

— А что? Имя что ни на есть кошачье, — удивился дед бабкиному непониманию.

— А если это кошечка?

— Что ж, назову ее Тамаркой, — хихикнул в несвойственной для себя манере старый солдат, по привычке подкрутив усы.

— Мели, Емеля, твоя неделя, — тихо проворчала старуха, но прекословить не стала, хотя имела полное право на сатисфакцию.

Старуха-то, хоть спервоначалу косовато поглядела на котенка, однако скомандовала:

— Молочка, что ли, налил бы горемыке.

— Отчего же горемыке? Теперь у него есть свой дом.

Старик достал старое надщербленное блюдечко, налил только что принесенного молочка. Котофей прямо кинулся к мисочке, жадно приник к молочку — аж зарычал от натуги. Языком работает, что веслом машет — даже пол обрызгал.

— Голодной, — промолвила старуха.

— Ничо, так будет работать ложкой, скоро шшоки отъест, — старик присел на табурет, приоткрыв глуповато рот в умилении.

Все молочко вылакал котенок, досуха отполировал дно мисочки, умылся после трапезы, поглядел благодарно на старика.

— Хороша кашка, да малая чашка, — промолвила старуха и тяжело выдохнула. Она уже прониклась к приблудышу чувством сострадания.

— С голодухи-то ему много нельзя, ишшо обдрыщется, — как бы оправдывался старик. И поманил котенка рукой, прихлопнув по штанине:

— Ко мне! — скомандовал коротко, и Котофей повиновался, охотно приник к блескучему ботинку.

— Смотри-ко — команду правильно исполнил, значит будет толк, — старый солдат остался удовлетворен поведением своего подопечного.

— Пущай на улицу выйдет, а то после молока еще нагадит тута, — скрипнула старуха.

— Котофей, айда на улицу! — скомандовал дед и подошел к проему двери, указав коту рукой путь на крыльцо. Котенок, сообразив, что от него требуется, бегом выскочил во двор, и тут же присел под смородиновый кустик. «Соображулистый», — подумал Ерофей Тимофеевич.

— Так вот, благоверная ты моя Тамара Сергеевна, — обратился как-то пафосно Ерофей Тимофеевич к своей старухе, усаживаясь в плетеное кресло, — кот-то у нас соображулистый — будет из него толк.

— От кота толку, что шерсти с волка, — возразила старуха, — по мне лишь бы не пакостил.

— Он мне нашего Капрала напомнил… — хотел удариться в воспоминания дед.

— Ничо общего, — прервала его старуха. — Тот был серой и глаза темные, а этот рыжой да глаза желтые, здоровущие, — ничо общего у их не вижу.

— Поперешная ты женщина — я те вдоль, а ты все поперек, — старик подкрутил усы, как делал в минуты волнения или раздражения. Он подошел к двери и скомандовал громко:

— Ко мне, Котофей!

Мигом подлетел котенок к ноге хозяина и глянул преданно в усатое лицо.

— Видишь? Что скажешь на это? — Ерофей Тимофеевич указывал перстом на котенка и улыбался во весь рот, и от этого его усы характерно приподнялись. — Будет толк, будет, — проворковал он с удовлетворением, наблюдая за котенком.

— Ты его прямо как собачонку дрессируешь, — снова пытается возражать старуха.

— Разницы не вижу — кот тоже должен команды знать, — по-солдатски отчеканил старик. — Помнишь Капрала — он все понимал. Что же, по-твоему, кот глупее собаки? — рассуждал Ерофей Тимофеевич.

Но старуха не стала вдаваться в полемику, принялась мыть посуду, громко забрякав тарелками да ложками, словно таким образом выказывала свое несогласие на методы воспитания собак, котов и прочих домашних животных. Старик, усевшись в свое любимое кресло, похлопал себя по коленке, как бы приглашая котенка на руки. Тот сделал несколько шажков, остановился в нерешительности. Старик повторил движение рукой, и Котофей с радостью запрыгнул на колени, а улегшись удобно, замурлыкал громко под хозяйской рукой.

Так и повелось: старик громко отдавал команды Котофею, а тот с удовольствием исполнял их и был обычно поощряем вкусной едой или добрым ласковым словом. Реже Котофей награждался поглаживанием. Кот при этом выгибал спину, выстреливая хвостом вертикально вверх, и громко мурлыкал, словно барабанную дробь выбивал.

— Ко мне! — слышалась команда, и кот стремглав мчался к хозяину.

— Кушать! — громко и строго рявкал старый солдат, и кот готов был немедленно приступить к трапезе.

— Иди гулять! — распоряжался хозяин, и кот устремлялся в открытую дверь.

— Котофей, домой! — громко звал своего подопечного старый солдат, и кот вдруг выныривал из-под кустов или перепрыгивал ловко через забор и в мгновение ока являлся пред хозяином.

— У тебя кот, словно собачка — все команды выполняет, — удивляется сосед.

— Кот тоже должен порядок знать, — ответствовал строго Ерофей Тимофеевич.

— Так-то оно так, но коты существа глупые, — не соглашается сосед.

— Позвольте возразить — коты существа очень даже умные, их только нужно понимать.

— Но коты же — они сами по себе, они как бы себе на уме, — дальше идет вразрез с мнением старого солдата сосед.

— Вот-вот — себе на уме… А раз на уме, значит ум-то у них все же есть? — уже идет в атаку Ерофей Тимофеевич и тем самым ставит точку в споре.

В этот момент Котофей вышагивает ловко по самым верхушкам штакетин старого забора.

— Ко мне! — крикнул старый солдат, и кот прямо пулей взлетел ему на плечо.

— Вот так да! — изумляется сосед.

Старый солдат браво разворачивается через левое плечо и гордо уходит, только слышит в спину:

— Ерофей Тимофеевич и Котофей Ерофеевич…

Знает старик, что за глаза соседи нарекли Котофея его отчеством, но относится к этому терпимо: за глаза говорят и про царя.

Долго так жили старуха Тамара Сергеевна, старик Ерофей Тимофеевич, да кот их — гроза всех соседских котов — Котофей Ерофеевич. Жили — не тужили, каждый своим делом маялся: старуха все по дому хлопотала, цветочки на клумбах взращивала на удивление соседям и всем прохожим; старик все любил сиживать за газетой в своем плетеном кресле, когда все дела, старухой сподобленные, справит; а кот, понятно, любил очень у деда на коленях лежать да громкую барабанную дробь вымурлыкивать. Скомандует старик громко, кот исполнит приказание, старуха съязвит что-нибудь по этому поводу, соседи ухмыльнутся.

— Но однажды случилось такое вот происшествие: закрыла старуха кота в спальне. Не понарошку закрыла, а потому, что не заметила его. Целый день не видно кота. Старик прямо весь вышел из себя: кричит-кричит, а кот не откликается, зовет-зовет, а Котофей Ерофеевич не объявляется. Только к вечеру кот нашелся. Открыла бабка спальню, а Котофей пулей выскочил оттудова, а потом на улицу, а потом — неизвестно куда. Зашла старуха в спальню. Сразу бросилось в глаза скомканное покрывало. Хотела расправить его старуха и поняла, что Котофей напакостил в покрывало и пытался скрыть следы преступления, загребая лапками… Спервоначалу сильно ударило в голову возмущение, но так же быстро остыла старуха: сама же виновата, заперла кота в спальне на целый день. Рассказала о случившемся Ерофею Тимофеевичу. Старик тоже вошел в положение кота и не стал винить его: куда, мол, ему было деваться, если приспичило. Старуха безропотно вину взяла на себя. Но кот-то не знал об их разговоре меж собой. Видимо, почувствовал вину. Ни разу же за все время не случалось ничего подобного, ни разу не нарушил кот правил, заведенных с первого дня его пребывания в этом доме.

Исчез кот.

Закручинился дед, заволновалась и бабка — привыкла она уже к Котофею. Даже соседи и то забегали, ищучи соседского кота — как же, такая достопримечательность улицы пропала. Слава-то о чудо-коте по всему городку пошла да и по всем соседским селам. Даром, что ли, базар рядом? Народ уже и по селам стал искать кота. Котофея Ерофеича знали все: не один раз расхаживал по базару Ерофей Тимофеевич с Котофеем Ерофеевичем на плече.

Много ли времени прошло с того дня, как исчез кот, трудно сказать. Но день за два тянулось время для убитых горем старика со старухой. Вернулся однажды старик с базарными покупками, идет, голову повесив, чернее тучи. Все мысли только о Котофее. Смотрит: сидит Котофей в дверях — ни дома, ни на улице — на самой границе между домом и двором. Сидит, глаза прижмурив, словно показывает таким видом свое смирение, отдавая всего себя в руки или, что хуже, в ноги своего хозяина. Сидит, дышать боится. Все для него решается в эту минуту. Увидел старик Котофея, сильно возрадовался:

— Ну что ж, заходи домой, Котофей, — сказал ласково Ерофей Тимофеевич, — ты ни в чем не виноват.

Вышла старуха на голос старика. Прослезилась даже:

— Заходи, Котофей Ерофеевич, милости просим, это я во всем виновата, — запричитала, утирая мокрые глаза платком.

Кот открыл глаза и только удостоверившись в том, что для него все благополучно обошлось, вошел в дом.

2015 г.

Мясорубка

Жил-был в дальнем сибирском селении охотник. В урмане, богатом дичью, поставил он себе зимовье. Крепкую избу срубил, чтоб даже самая лютая стужа не страшна была ее обитателям, да самый могучий зверь не сломал бы. А зверей в том лесу водилось множество, и царь зверей — медведь — тоже. Недалече и тропа его натоптана. Пока живет в избе охотник, медведушко близко к избе не подходит. Бредет, бывало, не спеша, тропинкой по своим звериным делам, потянет носом, чихнет от дыму-то и ковыляет дальше. Нет ему никакого резону встречаться с охотником. Охотник тоже не больно-то желает свиданьице иметь с этим зверем: лапа-то — со сковородку. Так и живут себе рядом, каждый своим делом мается.

Но стоит охотнику отправиться в деревню за провизией или по другим делам, как любопытство хозяина тайги неволит его тяжким бременем. Шибко охота в избу заглянуть: не только дымом, но и сладкими запахами обносит иногда ближний лес. И медведушко частенько, лежа на опушке, облизывался от таких ароматов. Вот и стал он наведываться в избу, пока охотника нет. Как говорится: кот из дому — мыши в пляс. В избу через окно войдет, через дверь выйдет. Почешет косматую башку о косяк, войдет в избу через дверь, через окно выйдет. Стол опрокинет, посуду перемнет, окно — вдребезги. Найдет банку консервов, выдавит содержимое, как из тюбика.

Вернется охотник из деревни, а в избе — будто Мамай прошелся: все в перевертышки. Дверь чинить нужно, окно вставлять, стол поправить. Раз, другой стерпел охотник, потом решил проучить медведя. Подвесил он в дверях тяжелую чугунную мясорубку, дверь оставил отворенной, а сам подался в свою деревню. Медведь — тут как тут. С радости, что дверь отворена, разогнался, нырнул в избу, а мясорубка — тресь ему по башке! Он в окно вылез башку проветрить, снова в дверь, а мясорубка снова — бум! Он с развороту на улицу, а мясорубка снова — бум! Аж в глазах звездочки бесенятами запрыгали у бедняги. И такая нервность в ем сыграла, что сорвал мясорубку-обидчицу медведь и хотел уже забросить в кусты. Но тут до его носа запах мяса дошел. Давнул он чугунину раз, другой, еще приложился. Ни давке не поддается мясорубка, ни на скрут не идет. Привык он таким образом консервные банки открывать. Давит, давит, а ничего выдавить из мясорубки не может. Психанул медведь, утащил мясорубку далеко в лес, сунул ее под корень, да еще и косолапиной своей придавил.

Пришел охотник в избу и видит ту же картину: окно вдребезги, стол на боку, косяк двери выворочен. Поправил дверь, вставил окно, стол починил. Хватился мясорубки, а ее и след простыл. Закручинился охотник. На всю зиму приехал, как мясо заготовлять будет, если мясорубки нет. Ни пельменей, ни котлет не сделаешь.

Идет он лесом, нос повесил. Навстречу медведь, тоже, видимо, в думку ударился. Встретились внезапно на тропинке. Охотник ружье вскинул, прицелился.

— Не убивай меня, — взмолился медведушко. — Вот ты меня стрелишь, лося стрелишь, а что с мясом будешь делать? Мясорубки-то у тебя нет, — говорит.

«А и то правда», — подумал охотник.

— Показывай — где мясорубка.

Давай они прочесывать лес. Запамятовал медведушко где спрятал ее, горемычную. Видно, здорово чугунина его по башке шибала. Ходят по лесу кругами: медведь выворотень подымет, а охотник зоркими глазами поглядит. Медведь куст отворотит, а охотник пошарит рукой. Так они от одного куста к другому идут, от одного выворотня к другому. Вместе ищут — вместе одну работу делают, а работа, говорят, сближает.

Отыскали с горем пополам они мясорубку, а пока ползали, да под каждый выворотень заглядывали, договорились, что медведь не станет больше зорить избу, а охотник не будет преследовать медведя.

Так мясорубка помирила охотника и медведя — хозяина тайги.

2006 г.

Орел и сурок

Летит Орел в поднебесье, и с заоблачной высоты ему открывается огромное пространство. Красочные горные вершины на фоне белых барашков-облаков проплывают далеко внизу. В разрывах белой ваты простирается безграничная зеленая долина. Все как на ладони. Шумит ветер в его крепком оперении. «Мне все видно, никто не знает такой красоты. Никому она не доступна», — думает он, кружа в высоте. Вдруг резкий порыв ветра заломил крылья до боли, чуть не опрокинул его. Спикировал вниз Орел, спасаясь от шквального ветра, и сел на землю. Выбрал камушек, прогретый солнцем, уселся поудобней, сложил уставшие крылья и начал уже дремать.

На земле нет ветра ураганного, и солнце греет нежно. Здесь от ветра защищают его холмы, кусты и высокая трава. Заметил Орел, как уходит усталость. Земля ему силы дает. Вдруг ему почудился шелест травы. Он приоткрыл глаза и увидел сурка, пробегающего мимо. Увидел бы Орел Сурка с высоты, тут же камнем бросился на добычу, а тут, на земле, ему хотелось только покоя. Сурок тоже не испугался. Вот заметил бы он Орла, парящего в высоте, тут же юркнул в норку или притворился бы неподвижным столбиком. А тут, на своей родной земле, дремавший Орел показался ему совсем не страшным, и он остановился. Ему захотелось поговорить с Орлом.

— Привет, Орел! — громко, как мог, поздоровался он. Молчит Орел, отвернувшись от него. Да и о чем толковать с этим Сурком? Что он видит в своей сурковой жизни? Дальше своего носа ему ничего не видать, не то что он — Орел!

— Здравствуй, Орел! — еще громче прокричал Сурок. — Поговорить с тобой охота.

— О чем с тобой разговаривать? Я высоко летаю, с высоты своего полета вижу горы, реки, моря… Много стран облетел. Тебе не понять меня, Орла, — ответил тот и снова закрыл глаза.

— Ты с большой высоты видишь всю долину, а вот травинку каждую тебе не видать. А я расскажу о каждом цветочке, о каждом стебельке. У каждого свой цвет, свой запах. Каждый по-своему щекочет меня, когда пробираюсь я сквозь их заросли.

Стал слушать Орел. Интересно стало: оказывается, большой зеленый ковер долины соткан из разных травок, из цветков.

— Я и сам знаю: вся трава зеленая, и запах долины доносится даже до самых больших высот, — все же возразил Орел.

— Пойдем по моей тропинке, я тебе каждую травинку покажу, я тебя с каждым цветочком познакомлю.

Идут они вдоль ручья по горной тропинке. Удивляется Орел увиденному: каждый листочек свою форму имеет, свой оттенок, каждый цветок по-своему красив и пахнет по-своему. Букашки маленькие прячутся в густой траве, каждый муравей своей работой занят, не обращая на путников никакого внимания.

Разговорились.

— А долина вдоль ручья далеко тянется? — спрашивает Сурок.

— Далеко-о-о! — протянул Орел. — До самых снежных вершин — в ту сторону, и до самой большой реки — в ту сторону, — махнул крылом Орел сначала на север, потом на юг.

— А куда цветы деваются? — спрашивает он в свою очередь у Сурка.

— Лепесточки их опадают и созревают семена. Потом ветром их разносит по всей долине. Ты их видел: белым пухом они летят по ветру.

— Да, я видел их, подхваченных ветром. Вот почему и в дальних странах такие же цветы встречаются.

И еще много занятного и полезного узнал Орел. С тех пор стали новые друзья частенько беседовать на разные темы. И уже не говорил Орел, что ему неинтересно слушать Сурка.

2008 г.

Самая вкусная рыба — колбаса Сказка-притча

Жили-были старик со старухой. На берегу большой реки стояла их изба. Вот старик и приноровился к рыбалке. Раньше — какую рыбу принесет, той и радуется старуха, но с годами стала она привередливой. Собирается старик на рыбалку, а старуха напутствует:

— Вкусной рыбки принеси, чтоб без костей.

— Ужо какая поймается, такую и принесу, — отвечает старик.

— Не спорь со мной. Чтобы без костей, — повторяет она строго.

Ловился в тот день только пескарь. Как ни старается старик — не ловится другая рыба. Рыбка-пескарь маленькая, почетом особым не примечена. Вот и старухе пришлась она не по нутру. Напустилась на старика:

— В этой рыбке исть-то нече — одни кости.

В другой раз принес старик окуней. Наколола старуха палец о колючку, забранилась, губу надула, от ухи отказалась — не по ей рыба-окунь. А ведь раньше припрашивала полосатика. «Принеси, — бывало, говорит, — окуня. Уха из его шибко вкусная». А теперь окунь ей — не рыба. Хочет, чтобы рыба поймалась такая, чтобы без костей.

Снова пошел старик на рыбалку. Поймалась большая щука. Ну, думает, будет моя старуха рада. И вправду обрадовалась она такой большой рыбе. Пирог завела. А как в пироге рыбу стала теребить, как попались ей косточки, снова осерчала:

— Когда ж ты мне рыбу принесешь без костей, недотепа!

Никак не может угодить старик своей супружнице. Все ей хочется рыбу без костей, а где такую взять?

Несет как-то старик налима большого. Встретил своего товарища-портного. Пожалился ему, что старуха совсем из ума выживает, рыбу без костей требует.

— Не бывает таких рыб, — удивляется портной.

— И я об том же баю. Не угомонится никак: подавай ей рыбу без костей и все! — в сердцах бросил старик.

Портной посмотрел на торчащий из плетенки налимий хвост и молвил, хитро щуря глаза:

— Пойдем ко мне. Будет ей рыба без костей.

Старик покорно пошел за своим другом. Зашли в мастерскую. Портной снял шкуру с налима и обтянул ею толстую колбасу. Хвост налимий как был, так и остался, голова тоже осталась налимья. Получилась такая рыбина, что от настоящей не отличишь. Приносит рыбу старик и говорит:

— Наконец-то удалось мне выудить такую рыбу, как тебе хотелось — без костей.

— Ну-ты… — удивилась старуха. — Ведь можешь сделать, как нужно, если захочешь, — похвалила старика. Погладила она рыбу — гладенькая, колючек нет.

— Такой рыбы еще никто не лавливал, — раззадоривает старуху старик, — никто такой рыбы еще не едал — без костей.

Бальзамом на душу легли слова старика. Как же — никто еще не пробовал такой рыбы. Решила старуха созвать соседок да похвастать невиданным уловом своего старика.

Пришли гости, и старуха начала рассказывать, какой недотепа был ее старик, что все какую-то дрянную рыбу носил — то окуней, то щук. Удивляются старухи-соседки, что она щуку хает. Каждая из них бы за праздник считала щуку в пирог посадить. А старуха пуще раззадоривается, что воспитала наконец-то старика, вот и толк случился: поймал он рыбу, какой еще никто не видывал, о которой еще никто не слыхивал — без костей.

Пока она тут горло дерет, по избе дух идет колбасный, но старуха по-своему приняла распространяющийся запах.

— Даже дух от этой рыбы другой, благородной… — хвастает она.

Соседки пожимают плечами.

— Колбасой пахнет, — говорит одна.

— Эх ты — «колбасой»! — передразнивает старуха. — Это такая рыба знатная, что так вкусно обоняет. И эта рыба без костей, — подчеркивает, поднимая важно палец кверху.

Пришла пора доставать пирог из печи. Открывают пирог, разрезают рыбу — а там толстая колбаса. Подняли гости на смех старуху.

— Да, самая вкусная рыба — это колбаса, — говорит одна ехидно.

— И без костей, — смеется другая.

Осерчала спервоначалу старуха, но потом сошло с души у нее огорчение. И впредь не стала она требовать от старика рыбу без костей.

А в народе с тех пор пошла поговорка, что, мол, самая вкусная рыба — колбаса.

2016 г.

Ври, да не завирайся

Жил-был в одной далекой сибирской деревне мальчик по имени Митя. Мальчик был добрый и веселый. Он помогал маме и папе в домашних делах, любил рыбачить, ходил в лес за грибами и ягодами. Но что бы он ни сделал — обязательно приврет. В деревне, где жил Митя, все чуток привирали, и греха большого в том не видели. Но он, бывало, так привершит, что диву даешься: такой маленький, а так загибает. Поймает Митя рыбку небольшую, а показывает, растопыривая руки:

— Вот такущего карася вчера выудил.

— Ужо маленько сбавь. Карась не щука — не бывает таких карасей, — говорит ему старик Дмитрий Иванович. — Ты, — говорит, — тезка, шибко карася-то уважил.

— А кто такой тезка? — спрашивает Митя, чтоб уйти с разговору без урона.

— Это когда у людей одно имя. Вот их тезками зовут.

— Но вас же Дмитрием Ивановичем зовут, а меня Митей: какие же мы тезки? — хочет споперечничать Митя. Он уже привык пускаться в спор по каждому поводу. Сам в том виноват — никто ему не верит, вот он и ерепенится.

— Вырастешь, тоже будешь Дмитрием — Дмитрием Васильевичем.

— А-а-а, — соглашается Митя. И тут же за свое: — А я сегодня утром за грибами ходил. Белых набрал два ведра.

— Прямо два ведра? — переспрашивает Дмитрий Иванович, усмехаясь в усы. Он-то видел Митьку, возвращавшегося из лесу с полупорожним детским ведерком.

— Не верите? — уже хотел пуститься в спор Митя.

Но Дмитрий Иванович, про которого в деревне шла молва, будто он колдун, могущий и «кровь заговорить», и «порчу снять», изловчившись, поймал одной рукой летавшего комара, а другой — паута. Митя удивился, как ловко у него это получилось.

— А комары да пауты в лесу были? — строго спросил Дмитрий Иванович и посмотрел пристально на Митю своими зелеными глазами.

Конечно, — с готовностью ответил Митя. — Вот такие комарищи там летали, — и он показал пальцами с жука майского, — вот такущие пауты, — и он показал с большого мыша.

Разжал кулаки Дмитрий Иванович и с его ладоней слетели освободившиеся комар с майского жука и паут — с большого мыша и тут же напали на Митю. Испугался мальчик такого огромного комара да такого жуткого паута, и побежал домой — прятаться. А они, страшно жужжа, стали преследовать Митю.

Бежит Митя со всех ног, смешно отмахиваясь руками. Кто встречает его, очень дивятся, ибо не видят, от кого это он так отмахивается. Волшебство Дмитрия Ивановича действует таким образом, что этих жутких насекомых видит только Митя. Для всех остальных и комар, и паут остаются обыкновенными и, что естественно, — незаметными.

Забежал Митя в дом, а комар с паутом за ним. Спрятался он под одеялом, дрожит от страха. Заходит отец, видит, что сын под одеяло спрятался, спрашивает, приподнимая угол одеяла:

— Что с тобой, сынок? От кого прячешься под одеялом?

— Закрой одеяло!!! — закричал испуганный Митя. — Там комар летает — вот такой, — и показал с большого мыша, — да паут здоровенный, — и показал руками с большого кота.

Только он так показал, как кто-то проколол одеяло острым шилом. Пуще прежнего испугался Митя. Выглядывает он одним глазом из-под одеяла. А там летает по комнате комар величиною с большого мыша и паут — с большого кота со страшными зелеными глазами. А у комара острый хоботок, с иглу, которой мама шьет, а у паута жало величиною с большое шило, которым отец валенки подшивает.

— Ой-ой-ой! — закричал в испуге Митя. — Они меня заколют, они из меня всю кровушку выпьют!

Удивился отец такому поведению сына. Он-то не видит ни комара здоровущего, ни паута величиною с кота. Ну жужжат комар да паут. Так мало их летом в избу залетает? Открыл окно и выгнал комара да паута. Обнял он сына, прижал к себе.

— Может, тебе показалось? Не бывает таких больших комаров и таких огромных паутов, — успокаивает он Митю.

Митя прижался к отцу, дрожит, будто его собаками затравили. Он-то видит, что и комар величиною с мыша, и паут — с кота — бьются в лютой злобе в оконное стекло. Митя с испугу зажмурил глаза и вымолвил тихо:

— Может, и показалось.

Разлепил он глаза, смотрит, а комар и паут обрели обычные размеры. Успокоился Митя. Уложил его отец в постель: «Пусть отдохнет, — думает, — с жары, видимо, причудилось сыну».

Прошло время. Уже забылась история с комаром и паутом. Идет Митя с речки. Небольшую щучку поймал. Бросил ее в свой детский рюкзачок. Идет, песенку насвистывает. Встречается ему Дмитрий Иванович:

— Ну как улов? — спрашивает, хитровато щуря глаза.

— Щук наловил вот такущих, — и Митя раскинул в стороны руки, — штук пять.

Вдруг в рюкзаке будто что-то зашевелилось. Рюкзак начал расти, увеличиваясь до размера большого мешка. Из него показались пять больших щучьих хвостов, и стало Мите непомерно тяжело. Придавил рюкзак тяжестью, да так, что упал он лицом прямо в лужу. Эта лужа не высыхала по всему лету, и в ней любили валяться свиньи да домашние птицы.

— Ой-ой-ой! Тяжело-то как! — взвыл Митя.

— Так щуки-то больно большие, да еще пять штук! Это, брат, не шутка. Каждая щука не меньше полпуда будет, вот и набралось весу-то, — Дмитрий Иванович посмотрел сочувственно на Митю, пускающего грязные пузыри.

Идут друзья Мити и видят такую картину: Митя почему-то лежит лицом в луже, а на нем рюкзачок маленький, да из него торчит щучий хвост — тоже маленький. А визжит так, будто его бревном прижало тяжеленным. Они же не видят больших щук и большого рюкзака. Волшебство такое, что только Митя видит и ощущает. Посмеялись ребята, да и пошли своей дорогой. И тут Митя сообразил, что КАК он соврет — ТАК и случается, что его вранье становится былью, и что это — не всегда ему в пользу. Он даже не то взвизгнул, не то хрюкнул от такого прозрения.

— Что с тобой? — спросил Дмитрий Иванович.

— Соврал я вам, Дмитрий Иванович, — сказал Митя. — Я поймал одну маленькую щучку Вот такую, — и он показал руками, вытянутыми над головой.

Тут же рюкзак и щука стали обычных размеров. Митя встал из лужи, и одежда его чудесным образом очистилась от грязи.

— Ну вот — ври, да не завирайся, — сказал Дмитрий Иванович, — не прибавляй так много, а то в другой раз грязь может и не отлипнуть.

2016 г.