Наш Современник, 2007 № 01

Александр Вдовин, “Низкопоклонники” и “космополиты”

“Холодная война” перечеркнула надежды на мирное сосуществование с Западом. Уже через несколько месяцев после известной фултонской речи У. Черчилля (5 марта 1946 г.) идеологические службы СССР приступили к осуществлению мероприятий, нацеленных на укрепление идеологической стойкости советских людей, их готовности решительно отстаивать ценности советского образа жизни не только в идеологическом, но и в возможном открытом военном противостоянии с капиталистическим миром.

Работа эта направлялась Управлением (с июля 1948 г. — Отделом) пропаганды и агитации ЦК ВПК(б). Общее наблюдение и руководство Агитпропом осуществляли секретари ЦК А. А. Жданов (1945-1948 гг.) и М. А. Суслов (с 1948 г.).

Основой долговременной пропагандистской кампании по воспитанию народов СССР в духе советского патриотизма стало выступление И. В. Сталина на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 г. В тосте “за здоровье русского народа”, в сущности, признавалось, что победа достигнута прежде всего за счёт патриотизма русского народа. В выступлении провозглашалось, что этот народ “является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза”, что он заслужил в войне “общее признание как руководящей силы” Союза. Отмечены были не только его “ясный ум”, но и такие качества, как стойкий характер и терпение, доверие правительству в моменты отчаянного положения, готовность идти на жертвы. В то же время с догматической точки зрения политика и патриотическое воспитание народов СССР с опорой на эти качества таили определенную опасность окрашивания их в цвета русского национализма и великодержавия.

Послевоенные проявления “националистического нэпа” (выражение, получившее распространение с конца 1941 г.¹) власти стремились держать в определённых рамках. Ознакомившись в июле 1947 г. с материалами А. А. Жданова к проекту новой Программы партии, Сталин против слов “Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… он по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций” написал выразительное: “Не то”². В редакционной статье журнала “Вопросы истории” прозвучали жесткие требования: не допускать ошибочного понимания, игнорирования классового содержания советского патриотизма, сползания на позиции “квасного патриотизма”. Не менее опасными и вредными представлялись и ошибки, идущие по линии “очернения прошлого”, преуменьшения роли русского народа в истории. Подчеркивалось, что “всякая недооценка роли и значения русского народа в мировой истории непосредственно смыкается с преклонением перед иностранщиной. Нигилизм в оценке величайших достижений русской культуры, других народов СССР есть обратная сторона низкопоклонства перед буржуазной культурой Запада”. Таким образом, известный баланс в отношении уклонов в национальном вопросе власти стремились сохранять.

В то же время несправедливой критике подверглись работы академика Е. В. Тарле — за его якобы “ошибочное положение об оборонительном и справедливом характере Крымской войны”, за оправдание войн Екатерины II “тем соображением, что Россия стремилась якобы к своим естественным границам”, за пересмотр характера похода в Европу в 1813 г., представленного “таким же, как освободительный поход в Европу Советской Армии”. Осуждались “требования пересмотреть вопрос о жандармской роли России в Европе в первой половине XIX в. и о царской России как тюрьме народов”, попытки поднять на щит генералов М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, А. А. Брусилова как героев русского народа. Как недопустимый объективизм в науке были осуждены предложения о замене “классового анализа исторических фактов оценкой их с точки зрения прогресса вообще, с точки зрения национально-государственных интересов”. Историкам напоминалось, что все эти “ревизионистские идеи” осуждаются Центральным Комитетом партии³.

Ярким примером критики будто бы ошибочного понимания советского патриотизма, игнорирования его классового содержания было шельмование произведений А. Т. Твардовского тогдашним литературным начальством. В декабре 1947 г. была опубликована статья главного редактора “Литературной газеты” В. В. Ермилова о книге Твардовского “Родина и чужбина”. Раздумья знаменитого поэта и писателя о войне, природе патриотизма, о свойствах и качествах народа, проявленных в годы бедствий, были охарактеризованы как “фальшивая проза”, “попытка поэтизировать то, что чуждо жизни народа”. Проработка книги продолжилась также в статьях работника отдела Агитпропа Б. С. Рюрикова и секретаря правления СП СССР Л. М. Субоцкого. На заседании секции прозы СП СССР 6 февраля 1948 г. безосновательно говорилось о “русской национальной ограниченности” поэта, которая “нисколько не лучше, чем азербайджанская, якутская, бурят-монгольская”. В книге усматривали “накладные расходы войны, которые сейчас возможно быстрее надо ликвидировать” и начать вновь осознавать себя передовыми людьми человечества, “не думать о нашей национальности в узком, ограниченном смысле этого слова”, воспринимать слово “советский” “новой, широкой национальностью”. Пороки обнаруживались и в, казалось бы, “канонизированном” “Василии Теркине” — любование литературного героя своим маленьким мирком, отсутствие признаков интернационализма⁴.

Критики оставались верными себе и годы спустя. Утверждалось, что творчество Твардовского, “будучи само по себе очень талантливо, в поэтическом отношении консервативно, а в идейном реакционно”. Аргументировалось это тем, что Теркин “на протяжении 5000 строк не заметил ни революции, ни партии, ни колхозного строя, а битву с германским фашизмом рассматривает как войну с немцем”⁵. История с огульной критикой А. Т. Твардовского обнаружила явное стремление влиятельных литераторов признавать советский патриотизм не иначе, как в отождествлении с “подлинным интернационализмом”.

С другой стороны, в общественное сознание начали настойчиво внедряться представления об опасности космополитизма. Первые результаты послевоенного теоретического осмысления феномена космополитизма в сравнении с патриотизмом и национализмом были предложены известным партийным теоретиком О. В. Куусиненом в статье “О патриотизме” (опубликована под псевдонимом Н. Балтийский). Этой статьей открывался первый номер журнала “Новое время”, пришедшего на смену издававшемуся с 1943 г. журналу “Война и рабочий класс”. Автор признавал, что в прошлом патриотизм сторонников коммунизма и социализма долгое время оспаривался, а обвинения коммунистов и всех левых рабочих в отсутствии у них патриотизма были широко распространены. В действительности же возрожденный в годы войны патриотизм означал “самоотверженную борьбу за свободное, счастливое будущее своего народа”, а “в истории не было ни одного патриотического движения, которое имело бы целью покушение на равноправие и свободу какой-либо чужой нации”. Космополитизм — безразличное и пренебрежительное отношение к отечеству — органически противопоказан трудящимся, коммунистическому движению каждой страны. Он свойствен представителям международных банкирских домов и международных картелей, крупнейшим биржевым спекулянтам — всем, кто орудует согласно латинской пословице “ubi bene, ibi patria” (где хорошо, там и отечество)⁶.

В мае 1947 г. признаки космополитизма были вдруг обнаружены в книге профессора-литературоведа И. М. Нусинова “Пушкин и мировая литература”, изданной в 1941 г. Поэт Николай Тихонов отмечал, что Пушкин и вместе с ним вся русская литература представлялись в этой книге “всего лишь придатком западной литературы”, лишенным “самостоятельного значения”. По Нусинову выходило, что все у Пушкина “заимствовано, все повторено, все является вариацией сюжетов западной литературы”, что “русский народ ничем не обогащал мировую культуру”. Такая позиция современного “беспачпортного бродяги в человечестве” объявлялась следствием “преклонения” перед Западом и забвения заповеди: только наша литература “имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали”⁷. Вскоре эта тема была вынесена на пленум правления Союза писателей СССР, где критика “очень вредной” книги была развита А. Фадеевым⁸. С этого выступления дискуссия стала перерастать в кампанию по обличению низкопоклонства, отождествленного с космополитизмом.

Установки на проведение кампании по борьбе с низкопоклонством и космополитизмом были даны в статьях одного из руководителей Агитпропа Д. Т. Шепилова. В них утверждалось, что “теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет”; “капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная мощи и творческих сил, круто идет по восходящей”⁹.

Наиболее громким рупором в развернувшейся кампании был секретарь ЦК А. А. Жданов. Выступая в феврале 1948 г. на совещании в ЦК деятелей советской музыки, он выдвинул универсальное обоснование резкого поворота от интернационализма как некоего социалистического космополитизма к интернационализму — высшему проявлению социалистического патриотизма. Применительно к ситуации в искусстве он говорил: “Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину — означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродным космополитом”¹⁰.

В 1948 г. феномен космополитизма рассматривался в “Вопросах философии”. В редакционной статье он определялся как “реакционная идеология, проповедующая отказ от национальных традиций, пренебрежение национальными особенностями развития отдельных народов, отказ от чувства национального достоинства и национальной гордости. Космополитизм проповедует нигилистическое отношение человека к своей национальности — к ее прошлому, ее настоящему и будущему. Громкими фразами о единстве общечеловеческих интересов, о “мировой культуре”, о взаимном влиянии и взаимопроникновении национальных культур космополитизм маскирует либо империалистический, великодержавный шовинизм в отношении к другим нациям, либо нигилизм в отношении к своей нации, предательство ее национальных интересов. Идеология космополитизма враждебна и коренным образом противоречит советскому патриотизму — основной черте, характеризующей мировоззрение советского человека. Особая политическая актуальность борьбы против идеологии космополитизма связана в настоящее время с тем обстоятельством, что реакционный американский империализм сделал космополитизм своим идеологическим знаменем”. Внутриполитические причины активизации борьбы против идеологии космополитизма и национального нигилизма усматривались в том, что “на протяжении ряда лет в нашей печати имели место ошибки, шедшие по линии умаления достоинства и славы как русской культуры, так и культуры других народов СССР. Эти ошибки находили себе место в исторической литературе, в литературе по истории философии и общественной мысли, в работах по биологии, по литературе и искусству, в работах по истории науки и техники, по политической экономии”. Конкретных примеров обнаружилось много. В статье критиковался действующий учебник “История СССР. Россия в XIX в.” (М., 1940) для исторических факультетов университетов за “низкопоклонническую тенденциозность” разделов о русской культуре, в частности о Радищеве. Приводились конкретные примеры, надо признать, весьма выразительные: “Литературная форма “Путешествия” была взята Радищевым у английского писателя Стерна, автора “Сентиментального путешествия по Франции и Италии”… Радищев — ученик французских рационалистов и враг мистицизма, хотя в некоторых его философских представлениях материалистические идеи Гольбаха и Гельвеция неожиданно смыкаются с идеалистическими представлениями, заимствованными у Лейбница, которого Радищев изучал в Лейпциге. Его идеи о семье, браке, воспитании восходят к Руссо и Мабли… Общие мысли о свободе, вольности, равенстве всех людей сложились у Радищева, по его собственным словам, под влиянием другого французского просветителя — Рейналя”. Это давало возможность заключить: “Так великий русский революционер и оригинальный мыслитель оказался в изображении авторов учебника сшитым из иностранных лоскутков. Это и есть ярко выраженный национальный нигилизм, ликвидаторство в отношении нашего великого исторического наследства, открытая форма бесстыдного преклонения перед Западом”¹¹.

Еще одна попытка подвести единую теоретическую базу под антипатриотизм и космополитизм сделана руководителем Управления пропаганды и агитации ЦК ВПК(б) Ф. Александровым в статье “Космополитизм — идеология империалистической буржуазии”. Антипатриоты, писал он, выступают под флагом космополитизма, потому что под ним удобнее всего пытаться разоружить рабочие массы в борьбе против капитализма, ликвидировать национальный суверенитет отдельных стран, подавить революционное движение рабочего класса. Космополитами в статье представлены известные ученые и общественные деятели дореволюционной России П. Н. Милюков, А. С. Ященко, М. И. Гершензон, левые эсеры и левые коммунисты, “враги народа” Пятаков, Бухарин, Троцкий. Безродными космополитами изображались также “лютые враги социалистического отечества”, перешедшие в годы войны в лагерь врага, завербованные гитлеровцами шпионы и диверсанты, а также все, пытавшиеся сеять среди советских людей дух неуверенности, пораженческие настроения¹².

Особая политическая актуальность борьбы против идеологии космополитизма выявлялась по мере появления на Западе различных проектов объединения народов и государств в региональном и мировом масштабах. В годы войны У. Черчилль предлагал объединить Англию и Францию. После войны он активно пропагандировал замену ООН англо-американским союзом, поддерживал создание Соединенных Штатов Европы. Английский министр иностранных дел Э. Бевин 23 ноября 1945 г. говорил о “создании мировой ассамблеи, избранной прямо народами мира в целом”, о законе, обязательном для всех государств: “Это должен быть мировой закон с мировым судом, с международной полицией”¹³. В СМИ западных стран утверждалось, что “мировое правительство” стало неизбежным и его стоит добиваться, даже если для этого придется провести “третью мировую войну”. Известный английский философ Б. Рассел считал (сентябрь 1948 г.), что “кошмар мира, разделенного на два враждующих лагеря”, может кончиться только с организацией “мирового правительства”. Он полагал, что оно будет создано под эгидой Америки и “только путем применения силы”. Борьба за “единую всемирную федерацию” представлялась философу “наилучшим желанным выходом в условиях людского безумия”¹⁴.

В июне 1946 г. советский журнал “Новое время” познакомил общественность со сборником статей крупнейших американских ученых-атомщиков, в котором обосновывалась идея превращения ООН в “мировое государство”, призванное спасти мир от атомной войны и осуществлять контроль над атомной энергией¹⁵. В 1947 г. во французском городе Монтрё была собрана конференция мондиалистов. В ее резолюции выражалось убеждение, что “человечество может избавить себя навсегда от войны при условии создания мондиалистской конфедерации… Основание мирового федерального правительства является самой насущной проблемой современности… Только федерализм способен гарантировать выживание человека”¹⁶.

В сентябре 1948 г. “Литературная газета” дала представление о “движении мировых федералистов” в США, возглавляемых представителем крупного бизнеса К. Мейером. Под давлением этой организации, насчитывающей 34 тысячи членов, законодательные собрания 17 штатов США приняли резолюции, предлагающие конгрессу внести решение о пересмотре устава ООН, а на случай неприятия предложения Советским Союзом действовать без него. Был разработан проект “Конституции мира”, известной под названием “Чикагский план”. Над его созданием особый комитет “федералистов” трудился два года. В преамбуле документа провозглашалось: “Эпоха наций приходит к концу, начинается эра человечества”. Будущего “всемирного президента” предлагалось наделить огромными полномочиями, он должен возглавлять все вооруженные силы в мире, стать главным судьей, председателем “всемирного суда”¹⁷.

Американское движение за создание “всемирного правительства” возникло в конце Второй мировой войны. В сентябре 1945 г. к движению примкнул знаменитый физик А. Эйнштейн, заявивший, что единственный способ спасения цивилизации и человечества — создание правительства, решения которого должны иметь обязательную силу для государств — членов сообщества наций. К этой теме ученый неоднократно возвращался и позже. В сентябре 1947 г. в открытом письме делегациям государств — членов ООН он предлагал реорганизовать Генеральную ассамблею ООН, превратив ее в непрерывно работающий мировой парламент, обладающий более широкими полномочиями, чем Совет Безопасности, который якобы парализован в своих действиях из-за права вето.

В ноябре 1947 г. крупнейшие советские ученые (С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе, Н. Н. Семенов, А. А. Фрумкин) в открытом письме высказали свое несогласие с А. Эйнштейном. Наш народ, писали они, отстоял независимость в великих битвах Отечественной войны, а теперь ему предлагается добровольно поступиться ею во имя некоего “всемирного правительства”, “прикрывающего громко звучащей вывеской “мировое господство монополий”. Советские физики дипломатично писали, что их коллега обратился к “политическому прожектерству”, которое играет на руку врагам мира, вместо того чтобы прилагать усилия для налаживания экономического и политического сотрудничества между государствами различной социальной и экономической структуры¹⁸. В ответном письме Эйнштейн назвал опасения мирового господства монополий мифологией, а неприятие идеи “сверхгосударства” тенденцией к “бегству в изоляционизм”, особенно опасный для Советского Союза, “где правительство имеет власть не только над вооруженными силами, но и над всеми каналами образования, информации, а также над экономическим существованием каждого гражданина”. Иначе говоря, утверждалось, что только разумное мировое правительство может стать преградой для неразумных действий советских властей. С такими выводами в СССР, естественно, согласиться не могли. Единственный путь к предотвращению новой войны советская сторона видела в объединении всех антиимпериалистических и демократических сил, их борьбе против планов новых войн, против нарушения суверенитета народов в целях их закабаления¹⁹.

На Западе, тем не менее, продолжали рассчитывать на принятие Советским Союзом предложений о создании “мировой федерации” и “привитие” западного понимания культуры “русским коммунистам”, поскольку коммунистическое учение выросло “из западной философии”²⁰. В 1948 г. группа американских ученых, называющих себя “гражданами мира” и представителями “единой мировой науки”, вновь обращалась к ученым всех стран с предложением поддержать создание “Соединенных Штатов Мира”. По представлениям многих приверженцев этой космополитической идеи, образцом мирового государства являлись США, и дело оставалось лишь за тем, чтобы “все независимые народы и страны были сведены к положению штатов Техас или Юта”. Советский философ Ф. В. Константинов призывы американцев ко всем людям Земли о необходимости расширить свои понятия “от провинциальных и национальных до космополитизма” доходчиво разъяснял: “Идеологи американского империализма стремятся к установлению такого “мирового порядка”, при котором самостоятельные, суверенные национальные государства были бы превращены в разновидности американских штатов, а народы мира низведены до рабского положения американских негров”²¹. В целях облегчения этой задачи “апологеты империалистической экспансии объявляют национальную независимость, государственный суверенитет и самый патриотизм “пережитком”, “анахронизмом”, “устаревшей идеей” и т. п. Космополиты требуют “ликвидации границ”, “всемирного объединения народов” (конечно, под гегемонией США!), создания “всемирного правительства” (конечно же, под руководством США!)”²².

Реакция И. В. Сталина на подобные предложения нашла выражение в надписи на странице проекта новой Программы партии: “Теория “космополитизма” и образования Соед[иненных] Штатов Европы с одним пр[авительст]вом. “Мировое правительство”. Эта надпись, сделанная летом 1947 г., неразрывно связывает теории космополитизма и сверхгосударства, объясняет, по существу, главную причину открытия в СССР кампании по борьбе с космополитами. “Идея всемирного правительства, — говорил А. А. Жданов на совещании представителей компартий в Польше в сентябре 1947 г., — используется не только как средство давления в целях идейного разоружения народов… но и как лозунг, специально противопоставляемый Советскому Союзу, который… отстаивает принцип действительного равноправия и ограждения суверенных прав всех народов, больших и малых”²³. На протяжении 1945-1953 гг. советские СМИ неоднократно обращались к теме о всемирном правительстве, разоблачая его “реакционную сущность”.

Реагируя на выступление американского президента Г. Трумэна перед канзасскими избирателями, в котором утверждалось, что “для народов будет так же легко жить в добром согласии во всемирной республике, как для вас — жить в добром согласии в республике Соединенных Штатов”, советский ученый Е. А. Коровин в своей статье “За советскую патриотическую науку права” писал: “Первая и основная ее задача — отстаивать всеми доступными ей средствами национальную независимость, национальную государственность, национальную культуру и право, давая сокрушительный отпор любой попытке посягательства на них или хотя бы на их умаление”²⁴.

Кампания по борьбе с космополитизмом была направлена не только против претензий США на мировое господство под новыми лозунгами. Она противостояла также возникавшим на Западе новым проектам, нацеленным на разрушение советского патриотизма и замену его “общечеловеческими ценностями”. Ценности эти оказывались вполне совместимыми с традиционным патриотизмом американцев и отношением к Америке “космополитов” в других странах, призывавших, по примеру французского литератора Ж. Бернаноса, признать Америку “своей дорогой родиной”²⁵. К началу 1949 г. в проповеди космополитизма объединялись представители самых разных сил Западного мира — “от папы римского до правых социалистов”²⁶. В СССР в этом усматривали создание единого фронта против СССР и стран новой демократии.

Начавшаяся после войны кампания по укреплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом к концу 1948 г. стала приобретать заметно выраженный антиеврейский оттенок. Если поначалу “низкопоклонниками” и “космополитами” представлялись приверженцы определенных направлений в науке (школы академиков А. Н. Веселовского в литературоведении²⁷, М. Н. Покровского в истории²⁸) без различия национальности, то со временем среди них стали все чаще фигурировать еврейские фамилии. Происходило это, скорее, по объективной причине. Евреи, как исторически сложившаяся диаспора Европы, издревле занимали прочные позиции в области интеллектуального труда. После Октябрьской революции они были представлены в советской интеллигенции во много раз большим удельным весом, чем в населении страны²⁹, и активно участвовали в политической и идейной борьбе по разные стороны баррикад. Это давало основания представителям одной из сторон для жалоб на опасное “засилье” евреев в политической и культурной жизни, на национальные “перекосы”, “кадровое неблагополучие”, “засоренность кадров” в различных учреждениях и организациях³⁰.

В такой ситуации любые сколько-нибудь значительные по количеству участников идеологические баталии и давление на “интеллигентиков” со стороны власти представали как некое ущемление еврейской национальности. В том же направлении “работали” довольно простые соображения: США стали нашим вероятным противником, а евреи там играют видную роль в экономике и политике. Израиль, едва успев родиться, заявил себя сторонником США. Советские евреи, имеющие широкие связи с американскими и израильскими сородичами и в наибольшей степени ориентированные со времен войны на развитие экономических и культурных связей с буржуазными странами Запада, — “потенциальная агентура американского влияния”³¹. В декабре 1952 г., когда подозрения такого рода достигли высшей точки, И. В. Сталин говорил: “Любой еврей-националист — это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США… Они считают себя обязанными американцам”³².

В 1946 г., когда подобные настроения еще только набирали силу, обращают на себя внимание выводы созданной по личному поручению Сталина комиссии в составе А. А. Кузнецова, Н. С. Патоличева и М. А. Суслова по обследованию и изучению деятельности Совинформбюро. Они были сформулированы в записке от 10 июля и содержали констатацию о “недопустимой концентрации евреев”³³ в учреждении, неудовлетворительно ведущем нашу пропаганду за рубежом. В Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) “О работе Совинформбюро” от 9 октября отмечено, что оно “фактически устранилось от разоблачения антисоветских происков реакционных кругов империалистических стран”³⁴. Эти констатации стали едва ли не первым предвестником грядущей кампании борьбы с космополитизмом.

Кампания приобрела масштабные формы вскоре после арестов активистов Еврейского антифашистского комитета (ЕАК)³⁵. Преследование комитета перешло в активную фазу со времени гибели (январь 1948 г.) его руководителя С. М. Михоэлса³⁶, подозревавшегося в попытках использовать дочь Сталина Светлану и ее мужа Г. И. Морозова в корыстных интересах евреев. Особое негодование Сталина вызвало то, что по каналам ЕАК в США транслировались слухи о его виновности в гибели жены Надежды Сергеевны и других родственников. В этой связи в конце 1947 г. были арестованы сотрудники академических институтов И. И. Гольдштейн и 3. Г. Гринберг, “изобличившие” родственников Сталина по линии жены — А. С. Аллилуеву, Е. А. Аллилуеву, ее второго мужа Н. В. Молочникова и дочь от первого брака К. П. Аллилуеву как источник “клеветнических измышлений по адресу членов правительства”³⁷. В записке МГБ от 28 марта 1948 г. утверждалось, что руководители ЕАК являются активными националистами и проводят антисоветскую националистическую работу, особенно проявившуюся после поездки С. М. Михоэлса и И. С. Фефера в 1943 г. в США, где они вошли в контакт с лицами, связанными с американской разведкой^38.

С деятельностью ЕАК было решено покончить после приезда в Москву в сентябре 1948 г. израильского посланника Голды Меерсон (Меир) и ряда восторженных встреч, устроенных посланнице недавно возникшего государства Израиль (провозглашено 14 мая 1948 г. на основе решения Генеральной Ассамблеи OOН ot 29 ноября 1947 г.)³⁹. Особую настороженность руководителей СССР вызывала готовность многих советских евреев переселиться на историческую родину или отправиться добровольцами на войну израильтян с арабами. Все это было расценено как измена социалистической Родине⁴⁰. Не нравились Сталину дружеские отношения, завязавшиеся у Меерсон с женой Молотова П. С. Жемчужиной, ее заинтересованное участие в делах ЕАК⁴¹.

Советское руководство пыталось удержать Израиль в орбите своего влияния, помогая оружием, а также беспрецедентным предложением переселить палестинских арабов-беженцев (свыше 500 тыс.) в советскую Среднюю Азию и создать там арабскую союзную республику или автономную область. Такое предложение было сделано осенью 1948 г. в Совете Безопасности ООН советским представителем Д. 3. Мануильским⁴². Однако оно не вызвало ожидаемой реакции. С переизбранием 7 ноября 1948 г. Г. Трумэна президентом США на второй срок и его заявлением о поддержке устремлений Израиля (его признание Соединенными Штатами де-юре, предоставление долгосрочного кредита в 135 млн долларов) руководство СССР утратило надежду на достижение своих целей в этой стране, отпала необходимость и в уже запланированной поездке в Израиль делегации ЕАК⁴³. Сразу же обрели значимость не раз поступавшие ранее из высоких кабинетов ЦК и МГБ предложения о ликвидации ЕАК в связи с его “националистической деятельностью”⁴⁴. Среди обеспокоенных ростом еврейского национализма оказался Л. М. Каганович. Позднее (в 1988 г.) он утверждал: “Иосиф Виссарионович согласился с моими доводами о том, что целесообразно свернуть деятельность Еврейского антифашистского комитета, слишком тесно связанного с зарубежными сионистскими центрами в США, Израиле и Европе, и нанести удар по “космополитизму”, прежде всего по космополитично настроенной советской еврейской интеллигенции”⁴⁵.

20 ноября 1948 г. Политбюро ЦК постановило “немедля распустить Еврейский антифашистский комитет”⁴⁶. По “делу ЕАК” были арестованы 14 членов его президиума и активистов. В их число входили поэты Д. Р. Бергельсон, Л. М. Квитко и П. Д. Маркиш; С. Л. Брегман, заместитель министра Госконтроля РСФСР; В. Л. Зускин, занявший пост Михоэлса в еврейском театре; И. С. Фефер, секретарь ЕАК; Б. А. Шимелиович, главный врач Центральной клинической больницы им. Боткина; академик Л. С. Штерн, руководительница Института физиологии Академии медицинских наук; И. С. Юзефович, младший научный сотрудник Института истории АН СССР. Аресту подверглись также бывший заместитель министра иностранных дел и начальник Совинформбюро С. А. Лозовский, отвечавший за работу комитета по линии государственных структур, и П. С. Жемчужина, оказывавшая протекцию комитету. В. С. Абакумов проявил медлительность в организации расследования “дела ЕАК”. Оно было завершено уже без его участия летом 1952 г.⁴⁷ .

Поводом для начала массовой кампании по борьбе с космополитизмом стал доклад Г. М. Попова, первого секретаря МК и МГК ВКП(б). В первой половине января 1949 г., будучи на приеме у Сталина, он обратил его внимание на то, что на пленуме Союза советских писателей при попустительстве Агитпропа ЦК “космополиты” сделали попытку сместить А. Фадеева, он же из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью. (На протяжении 1948 г. Агитпроп не придавал значения рекомендациям Фадеева заняться Всероссийским театральным обществом — “гнездом формалистов, чуждых советскому искусству”.) Когда Д. Т. Шепилов, в свою очередь принятый Сталиным, начал говорить о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство положил на стол соответствующее письмо, Сталин, не взглянув на него, раздраженно произнес: “Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева”⁴⁸.

24 января 1949 г. решением Оргбюро ЦК главному редактору “Правды” П. Н. Поспелову было поручено подготовить по этому вопросу редакционную статью. После указаний Маленкова она получила название “Об одной антипатриотической группе театральных критиков” и была опубликована 28 января 1949 г. Вслед были выданы залпы газетных статей и материалов с заголовками и содержанием, резко осуждавшими космополитизм, зовущими к разоблачениям и расправам с космополитами и их покровителями⁴⁹.

Космополиты обнаруживались повсюду, но главным образом в литературно-художественных кругах, редакциях газет и радио, в научно-исследовательских институтах и вузах. В процессе кампании 8 февраля 1949 г. принято решение Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске, о закрытии альманахов на идиш⁵⁰, создавались необходимые бюрократические предпосылки для закрытия Московского государственного еврейского театра⁵¹ и Биробиджанского еврейского драматического театра по причине их нерентабельности⁵². Дело не ограничивалось критикой и перемещениями “космополитов” с престижной на менее значимую работу. Их преследование нередко заканчивалось арестами.

С 23 марта 1949 г. кампания пошла на убыль. Еще в ее разгар Сталин дал указание Поспелову: “Не надо делать из космополитов явление. Не следует сильно расширять круг. Нужно воевать не с людьми, а с идеями”⁵³. Видимо, было решено, что основные цели кампании достигнуты. Своеобразную черту под ней подводила статья заведующего отделом печати Министерства иностранных дел, философа и историка Ю. Г. Францева, опубликованная под псевдонимом Ю. Павлов⁵⁴.

Наиболее ретивые участники кампании были сняты со своих постов. Среди них оказались заместитель заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф. М. Головенченко, выступавший с докладом “О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии”, и редактор газеты “Советское искусство” В. Г. Вдовиченко. Последний, как отмечалось в письме Шепилова Маленкову от 30 марта 1953 г., привлекал к работе в газете критиков-антипатриотов, а после их разоблачения поднял в газете шумиху, изображая дело так, что космополиты проникли всюду⁵⁵. С влиятельных постов были также смещены Д. Т. Шепилов и Г. М. Попов. Во всем этом обнаруживался почерк автора статьи “Головокружение от успехов”. Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его останавливал⁵⁶.

Кампания по борьбе с космополитизмом, сопровождавшие и последовавшие за ней “дело Еврейского антифашистского комитета”, “дело Абакумова”, “дело врачей” и др. существенным образом отразились на кадровой политике советского государства. Жертвами масштабных перемещений в высших структурах власти были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они составляли не слишком значительное меньшинство. Среди арестованных по развернувшемуся вскоре “делу врачей” представителей других национальностей было в три раза больше, чем евреев⁵⁷.

Тем не менее открытие советскими властями в послевоенные годы неожиданного и неприятного факта возросших прозападных симпатий среди граждан еврейского происхождения, которые расширяли возможности их использования в интересах американской стратегии, обусловило политику, направленную на дальнейшее сокращение доли евреев в советской номенклатуре, что, впрочем, вполне согласовывалось с постулатами государственной национальной политики о коренизации кадров и выравнивании уровней развития национальностей в стране⁵⁸.

По данным статистического сборника о руководящих кадрах партийных, советских, хозяйственных и других органов, подготовленного в 1952 г. по указанию Маленкова, количество евреев-руководителей среди руководящих кадров центрального аппарата министерств и ведомств СССР и РСФСР сократилось с начала 1945 г. до начала 1952 г. с 516 до 190 человек (с 12,9% до 3,9% в общей массе руководителей этого звена, насчитывающей 4 тыс. человек в 1945 г. и 4,9 тыс. в 1952 г.). Среди руководителей предприятий и строек (около 4,2 тыс. человек) доля евреев за этот же период снизилась с 11,2 до 4,6%, среди директоров промышленных предприятий (около 2 тыс. человек) — с 12,3 до 4,6%, среди руководителей НИИ, КБ и проектных организаций (около 430 человек в 1945 г. и 1 тыс. в 1952 г.) — с 10,8 до 2,9%, среди руководящих кадров центральной печати (около 300 человек в 1945 г. и 480 в 1952 г.) — с 10,7 до 5,4%, среди руководителей вузов и партшкол (около 730 человек в 1945 г. и 1900 в 1952 г.) — с 10,9% до 3,1%. В то же время доля евреев среди секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик (около 770 человек в 1945 г. и 1000 в 1952 г.) сократилась с 1,3 до 0,1%, доля евреев среди наиболее многочисленной когорты руководителей основных окружных, городских и районных советских и хозяйственных учреждений и организаций (свыше 50 тыс. в 1945 г. и около 57 тыс. в 1952 г.) снизилась с 2,8 до 2,2%⁵⁹.

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выделить некоторые из них. К. М. Симонов обращал внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании “кроме нагло проявившегося антисемитизма” наличествовал “скрытый, но упорный ответный еврейский национализм”, обнаруживавший себя “в области подбора кадров”⁶⁰. М. П. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны “с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность”, борьба с космополитизмом явилась реакцией на “еврейские притязания — стать откровенно господствующей силой в стране”⁶¹. В диссидентских кругах борьбу с космополитами объясняли отходом Сталина от “основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма” и переходом его на патриотические позиции. “Патриотизм — огромный скачок от наднационального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — писал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны — еретично”. И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с космополитами воистину кампанией “против коммунизма, ибо коммунизм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду, без племени”⁶².

На наш взгляд, объяснять кампанию по борьбе с космополитами в СССР отходом Сталина от интернационализма и его “антисемитизмом” было бы некорректно. Как и кампании 30-х гг., она была связана и с политической борьбой на международной арене, с глубинными социальными, национально-политическими процессами, со сменой элит в советском обществе. Полагаем, что процессы этого времени наиболее адекватно характеризует академик И. Р. Шафаревич. Сопоставляя два наиболее громких “дела” тех лет, он пишет: “Если рассматривать “дело ЕАК” как яркое проявление “сталинского антисемитизма”, то “Ленинградское дело” надо было бы считать столь же ярким проявлением сталинской русофобии. На самом же деле в обоих случаях режим стремился взять под контроль некоторые национальные импульсы, допущенные им во время войны в пропагандистских целях. Эти действия составляли лишь элементы в цепи мер, предпринятых после войны для консолидации победившего и укрепляющегося коммунистического строя”⁶³.

Примечания

1 См.: Верт А. Россия в войне 1941-1945. М., 1965. Вып. 1. С. 247.

2 Пыжиков А. В. “Основные задачи ВКП(б) по строительству коммунистического общества”: Из проекта программы партии 1947 г. // Исторический архив. 2002. N 6.

3 Против объективизма в исторической науке. // Вопросы истории. 1948. N 2. С. 11.

4 О книге А. Твардовского “Родина и чужбина”: (Стенограммы обсуждений) // Вопросы литературы. 1991. N 9-10. С. 224, 225.

5 Письмо И. Л. Сельвинского Г. М. Маленкову. 25 июля 1953 г. // Хрестоматия по новейшей истории России. 1917-2004: В 2-х ч. М., 2005. Ч. 2. С. 240.

6 Балтийский Н. О патриотизме // Новое время. 1945. 1 июня (N 1). С. 4-6.

7 Тихонов Н. В защиту Пушкина // Культура и жизнь. 1947. 9 мая.

8 Фадеев А. Советская литература после постановлений ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах “Звезда” и “Ленинград” // Литературная газета. 1947. 29 июня.

9 Шепилов Д. Советский патриотизм // Правда. 1947. 13 августа.

10 Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б). М., 1948. С. 139, 140.

11 Против буржуазной идеологии космополитизма // Вопросы философии. 1948. N 2. С. 14-18.

12 Александров Г. Ф. Космополитизм — идеология империалистической буржуазии // Вопросы философии. 1948. N 3. С. 178, 179, 185, 186.

13 Цит. по: Дворкин И. И. По заказу американского и английского империализма // Вопросы философии. 1949. N 1. С. 305.

14 Цит. по: Александров Г. Ф. Космополитизм — идеология империалистической буржуазии. С. 182.

15 Рубинштейн М. Контуры атомного века в представлениях американских учёных // Новое время. 1946. N 12. С. 25-31.

16 Калашников В. Л. Славянская цивилизация. М., 2001. С. 151.

17 Юрьев М. Глашатаи “атомной империи” // Литературная газета. 1948. 11 сентября.

18 См.: Вавилов С. И., Иоффе А. Ф., Семёнов Н. Н., Фрумкин А. А. О некоторых заблуждениях профессора Альберта Эйнштейна // Новое время. 1947. 26 ноября. N 48. С. 15-17.

19 Цит. по: О беззаботности в политике и упорстве в заблуждениях: По поводу ответа проф. Эйнштейна // Новое время. 1948. 10 марта (N 11). С. 14, 15.

20 Цит. по: Александров Г. Ф. Космополитизм — идеология империалистической буржуазии. С. 184.

21 Константинов Ф. Великое оружие борьбы за коммунизм // Литературная газета. 1949. 27 апреля. С. 3.

22 Вышинский П. Е. Космополитизм и отечество // Вопросы философии. 1948. N. 2. С. 63.

23 Информационное совещание представителей некоторых компартий в Польше в конце сентября 1947 г. М., 1948. С. 34, 35.

24 Коровин Е. А. За советскую патриотическую науку права // Советское государство и право. 1949. N 7. С. 7, 8.

25 Песис Б. Космополитический фашист // Литературная газета. 1948. 30 июня. С. 4. См. также: Фрадкин И. Немецкие космополиты на американской службе // Литературная газета. 1948. 7 июля. С. 4.

26 Дворкин И. И. По заказу американского и английского империализма // Вопросы философии. 1949. N 1. С. 303. См. также: Вышинский П. Е. Космополитизм и отечество // Вопросы философии. 1948. N 2. С. 63.

27 Против буржуазного либерализма в литературоведении (По поводу дискуссии об А. Веселовском.) // Культура и жизнь. 1948. 11 марта. С. 3; Тарасенков Ан. Космополиты от литературоведения // Новый мир. 1948. N 2.

28 Против объективизма в исторической науке // Вопросы истории. 1948. N 2. С. 11; О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии // Вопросы истории. 1949. N 2. С. 9.

29 Хорошее представление о диспропорциях такого рода дает кн.: Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина: Власть и антисемитизм. 2-е изд., доп. М., 2003.

30 Образчиками жанра могут служить письма Л. Красковой А. А. Жданову и А. Бегичевой И. В. Сталину (Сталин и космополитизм. С. 185, 186, 195-200), письмо В. Безымянного в ЦК КПСС (Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации. 1938-1953. М., 2005. С. 340, 341).

31 Биккенин Н. Б. Сцены общественной и частной жизни // Свободная мысль. 2000. N 7. С. 96.

32 Малышев В. А. “Пройдет десяток лет, и эти встречи уже не восстановишь в памяти”: Дневник наркома // Источник. 1997. N 5. С. 140.

33 См.: Костырченко Г. В. Указ соч. С. 363.

34 Сталин и космополитизм. С. 89, 92. См. также: Печатнов О. В. “Стрельба холостыми”: Советская пропаганда на Запад в начале “холодной войны” (1945-1947) // Сталинское десятилетие “холодной войны”: Факты и гипотезы. М., 1999. С. 108-133.

35 Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948: Документированная история. М., 1996.

36 Огольцов С. И. Л. П. Берия о подготовке и осуществлении спецоперации по устранению С. М. Михоэлса // Государственный антисемитизм в СССР. С. 110-112.

37 Записка Р. А. Руденко и С. Н. Круглова в Президиум ЦК КПСС об освобождении А. С. Аллилуевой и Е. А. Аллилуевой // Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы: В 3-х тт. М., 2000. Т. 1. С. 70, 71. См. также: Шатуновская Л. Жизнь в Кремле. Нью-Йорк, 1982. С. 199; Аллилуева С. И. Двадцать писем к другу. М., 1989. С. 183.

38 См.: Реабилитация: Политические процессы 30-50-х годов. М., 1991. С. 324.

39 См.: Меир Г. Моя жизнь: Автобиография. Чимкент, 1997.

40 Еврейский антифашистский комитет в СССР. С. 276.

41 См.: Шкирятов М. В. В. С. Абакумов — И. В. Сталину о результатах проверки обвинительных материалов против П. С. Жемчужиной, 27 декабря 1948 г. // Государственный антисемитизм в СССР. С. 156-160; Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 475.

42 Костырченко Г. В плену у красного фараона. М., 1994. С. 111.

43 См.: Жуков Ю. Н. Сталин: Тайны власти. М., 2005. С. 466, 467.

44 См.: Реабилитация: Политические процессы 30-50-х годов. М., 1991. С. 323.

45 Цит. по: Грибанов С. В. Сталин и евреи. М., 2001. С. 67.

46 Государственный антисемитизм в СССР. С. 138.

47 См.: Неправедный суд: Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета. М., 1994.

48 Костырченко Г. В плену у красного фараона. С. 188; Блох А. М. Советский Союз в интерьере Нобелевских премий: Факты. Документы. Размышления. Комментарии. М., 2005. С. 365.

49 Жуков Ю. Н. Сталин: Тайны власти. М., 2005. С. 491.

50 Государственный антисемитизм в СССР. С. 234.

51 ГОСЕТ закрыт приказом Комитета по делам искусств при СМ СССР от 14 ноября 1949 г. (Государственный антисемитизм в СССР. С. 294, 295).

52 Театр ликвидирован распоряжением Совмина РСФСР от 22 октября 1949 г. по предложению Хабаровского крайисполкома (Государственный антисемитизм в СССР. С. 297).

53 Борев Ю. Б. Сталиниада. М., 1990. С. 345.

54 Павлов Ю. Космополитизм — идеологическое оружие американской реакции // Правда. 1949. 7 апреля. См. также: Сталин и космополитизм. С. 370-376.

55 Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. С. 363.

56 Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Воспоминания в 3-х тт. М., 1990. Т. 3. С. 103.

57 Маркиш Ш. Пример Василия Гроссмана // Гроссман В. На еврейские темы. В 2-х тт. Иерусалим, 1985. Т. 2. С. 407, 508. См. также: Костырченко Г. “Дело врачей” не носило исключительно антиеврейского характера // Родина. 1994. N 7. С. 66-73.

58 См. резолюции Х и ХII съездов РКП(б) по национальному вопросу: В. И. Ленин, КПСС о Советском многонациональном государстве. М., 1981. С. 117, 128.

59 Государственный антисемитизм в СССР. С. 353-357.

60 Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. М., 1990. С. 202.

61 Лобанов М. П. В сражении и любви: Опыт духовной биографии. М., 2003.

62 Чалидзе В. Победитель коммунизма. Нью-Йорк, 1981. С. 46, 49; Данишевский И. М. По поводу статьи В. Пескова “Отечество” // Политический дневник. 1964-1970. Амстердам, 1972. С. 65; Лерт Р. Б. На том стою: Публикации самиздата. М., 1991. С. 17.

63 Шафаревич И. Р. Трехтысячелетняя загадка. СПб., 2002. С. 240.