Наше мировоззрение (сборник)

Я читал Ницше в юности и думал, что никогда больше не буду возвращаться к его книгам. Однако я знал, что наибольшее влияние на творчество и жизнь Германа Гессе оказал Ницше, у которого он научился несравненному владению немецким языком и стилю жизни.

И вот я сам стою среди вершин и снегов Сильс-Марии перед домом, в котором Ницше жил 80 лет назад.

Герман Гессе писал об этом доме: «И для меня Сильс-Мария связана с особыми переживаниями. Это самое дорогое для меня место. Каждый раз, когда я бываю здесь, моё сердце переполняется чувствами. Я вижу немного мрачноватый дом, зацепившийся за склон горы. Среди шумной толпы туристов и больших современных отелей он возвышается, как прежде гордо и стойко, и смотрит на посетителя немного насмешливо, словно с отвращением; вызывая одновременно почтение и сочувствие, он настойчиво напоминает нам о возвышенном и благородном отшельнике, создателе еретического учения».

У меня перехватило дыхание. Нахлынули вдруг воспоминания моей юности? Нет, это был результат какого-то внешнего воздействия, потому что «благородный отшельник», который когда-то ходил здесь, стал высшим символом для будущих поколений. Его не затмить и не уничтожить.

Перед домом, превращенным в скромный музей, установлена бронзовая скульптура готового взлететь орла, в память об орле Заратустры. Отсюда дорожка ведёт нас к озеру, к тому месту, где Ницше было видение Вечного Возвращения всех вещей. Это бьыа не идея, не теория, рождённая на рациональной основе, а, как говорил сам Ницше, откровение. Эта мысль пришла внезапно, свыше или из глубины, и взорвалась в самой сердцевине его существа. Но Ницше не хотел, чтобы это откровение превратилось в религию, а он сам — в пророка или одержимого. Он хотел изучать высшую математику и физику в Венском университете, чтобы облечь эту идею в привлекательные и понятные формы.

Лу Саломе, эта удивительная, прекрасная женщина, платоническая любовь Ницше и Рильке, сообщает в одном из писем, что «Ницше без конца возвращался к своей ошибочной идее подвести неопровержимую научную базу под свою теорию, для чего он хотел изучать физику и атомистическую теорию в Венском или Парижском университете. Затем, только после нескольких лет полного молчания, он хотел снова явиться среди людей в качестве Доктора Вечного Возвращения…»

Ницше говорит: «Идея Вечного Возвращения, эта высшая формула утверждения, самая высокая, какую только можно постичь, датируется августом 1881 года. Я набросал её на листке бумаги с надписью: «На высоте 6000 футов над человеком и временем. Я гулял в этот день в лесу вдоль озера Сильваплана: около огромной скалы в форме пирамиды, недалеко от Сюрлея, я остановился. Здесь мне пришла в голову эта идея.»

Лу Саломе пишет в начале своего письма: «Они незабываемы для меня, эти часы, когда он впервые доверил мне эту мысль как тайну, проверка и доказательство которой вызывали у него ужас; он говорил вполголоса, со всеми признаками глубокого страха.»

С тех пор, как я впервые прочёл Ницше, концепция Вечного Возвращения произвела на меня наибольшее впечатление, и я пытался её понять, но не в силах был постичь её полностью (а постиг ли её сам Ницше?). Разумеется, я знал, что это учение не имеет ничего общего ни с переселением душ, ни с догмой о воскресении во плоти, хотя его могут ошибочно с ними связывать. Меня преследовало ощущение, что здесь кроется нечто фундаментальное, совершенно новое, что необходимо осовременить, даже рискуя испытать такой же ужас.

Ницше пытался подвести научную базу под своё откровение, изучая атомную физику. Но в конце XIX века наука ещё не проникла в этот фантастический мир физики элементарных частиц и квантовой механики, что позволяет теперь, по нашему мнению, снова вернуться к теории Вечного Возвращения и сделать это срочно, потому что суть откровения Ницше никогда не была раскрыта.

А орёл тем временем продолжал описывать свои круги в вышине.

МАГ

Последуем за тенью, которую отбрасывает орёл в своём полёте в чистом, разреженном воздухе. В этом возвышенном одиночестве мы вдруг слышим крик: «Вечным будет лишь тот, кто почувствует себя способным вечно повторяться!» Хорошо ли мы расслышали? А вот другой крик: «С момента появления этой идеи все цвета изменяются и история становится иной…» «Будущая история: эта идея будет одерживать всё новые и новые победы, а те, кто не верит в неё, полностью исчезнут; в их сознании останется место лишь для одной эфемерной жизни.»

Что это: отрицание учения о Вечном Возвращении, согласно которому ничто не может измениться? Фанатизм, экстаз, который превращается в религию, в угрозу? Ницше говорит также: «На протяжении одной человеческой жизни сначала один человек, потом многие, потом все будут захвачены самой могучей идеей — идеей Вечного Возвращения всех вещей. Для человечества это будет Час Великого Полудня».

Что такое Великий Полдень? Особое положение в Круге или выход из Круга? Эхо буддийской Нирваны, в которой сначала один человек, потом многие, потом все спасаются, покидая Колесо кармических перевоплощений? Ницше такое толкование отрицал.

Ницше имел ясный, проницательный ум, всегда осознавал опасность фанатизма, с которым так много боролся и который мог увлечь его на путь превращения в основателя религии. Он не стал наивной жертвой подобного противоречия. Но, может быть, есть важный аспект этого учения, нечто, проникшее в него окольным путём, вопреки воле его создателя, посему Ницше не прояснил этот аспект, сохранил его для себя и унёс с собой.

Он даёт мимолётные намёки: «Самая могучая идея приводит в действие многие силы, которые до того использовались в иных целях, и, следовательно, обладает способностью создавать новые законы движения сил, но не новые силы».

Здесь приоткрывается дверь тайной лаборатории, в которой готовится концепция Сверхчеловека; это новое существо, которое должно быть создано в результате мутации, с помощью Великой Идеи…

Фундаментальным принципом философии Ницше является также воля к власти, сосредоточение энергии в определённой личности с «высшей тональностью души». Эта «пульсирующая жизнь» должна быть услышана, её «миражи» должны быть растолкованы Великой Идеей, которая возникает не из сознания, а из этих глубин. Только с помощью таких Идей, принимающих форму откровений, можно с максимальной точностью выразить «миражи» пульсирующей жизни, пропитанные энергиями «высшей тональности души». Когда она выходит на поверхность, они могут создавать новые законы, определяющие жизнь людей…

Но в чём же суть видений Ницше, если таковая имеется? Каково место Сверхчеловека и Великого Полдня в откровении о Вечном Возвращении? Может быть, это догадка, что случайность может каким-то образом превратиться в судьбу и нечто может быть создано или видоизменено в Круге Вечного Возвращения, хотя бы лишь для того, чтобы «создать новые законы движения сил», не создавая новых сил?

Если «высшая тональность души» достигается не с помощью рациональной, сознательной идеи, а с помощью «Величайшей Идеи», которая приходит из глубин, как откровение, вдохновение, «как мысль, пришедшая в голову кому-то другому», а мы — только «воплощение, рупор высших сил»; если «фантазии» пульсирующей жизни могут истолковываться только с помощью подобных идей, тогда лишь поэзия и магия способны превратить случай в судьбу и «создать новые законы движения сил»; только они способны создать Сверхчеловека и хоть что-то изменить в событиях, происходящих внутри слепого круга. Только поэзия и магия, а не наука XIX века; наука XX века — это уже поэзия. Подождём же, когда наступит Полдень откровения.

Итак, мы нашли тайный ключ, который отшельник хотел сохранить для себя, унести с собой в бездны своего жизненного краха, пока не наступит новое утро его воскрешения в магии, в поэзии.

То есть, любое изменение внутри Круга Вечного Возвращения, это выдумка, чистое творчество, видимость: Иллюзия, Майя. Потому, что это — Магия и Поэзия. Ни больше, ни меньше.

ДАЮЩИЙ СМЫСЛ

«Я хожу среди людей, как среди обломков будущего: того будущего, что вижу я.

И в том моё творчество и стремление, чтоб собрать и соединить воедино всё, что является обломком, загадкой и ужасной случайностью.

И как мог бы я быть человеком, если б человек не был также поэтом, отгадчиком и избавителем от случая.

Спасти тех, кто прошли, и преобразовать всякое «было» в «так хотел я» — лишь это я назвал бы избавлением». (Так говорил Заратустра, 2-я часть. Об избавлении. Цит. по изданию Спб. 1913).

«Человек есть бесформенная масса, материал, безобразный камень, требующий ещё ваятеля… О, люди, в камне дремлет для меня образ, образ моих образов. Ах! Почему он должен дремать в самом твёрдом, самом безобразном камне?» (Ессе homo. Цит. по изданию Спб. 1911, с.99).

«Изобразить нелепость жизни как высшее богатство… Я хочу ввести в науку императив творчества, импульсивную необходимость создать нечто высшее по сравнению с нами… Тень подошла ко мне — самая молчаливая, самая лёгкая изо всех вещей приблизилась ко мне. Красота сверхчеловека приблизилась ко мне как тень». (Так говорил Заратустра. 2-я часть. На блаженных островах) Что это за фантом, ещё не достигнутая высшая стадия развития человека, конечная цель его существования? Свобода любого желания, любого произвола? «В конечной цели — любовь, осуществлённая мечта, ностальгия».

Но Ницше не верил в конечную цель существования в Круге Вечного Возвращения: он заменяет бесконечное количество случаев магическим творчеством, воздействием поэзии. Он сказал: «Наука — опасная вещь». Я думаю, речь шла о науке, превратившейся в поэзию.

Нет ничего более далёкого от дарвинизма, чем ницшеанская концепция Сверхчеловека. Это — чистая выдумка или творчество, более близкое к Ламарку, чем к Дарвину, но наиболее близкое к Тейяру де Шардену, потому что это творчество зависит от нас самих, от наших индивидуальных усилий (оно осуществляется в «ноосфере», если пользоваться термином Шардена). Однако, если быть совсем точным, концепция Ницше далека ото всех, даже от Шардена. Она более близка к восточной, индийской или китайской концепции, к учению о Майе, Великой Иллюзии, потому что всё — иллюзия и фантасмагория, чистой воды выдумка человека, мага, поэта внутри Круга случайностей и случайных комбинаций энергии и света. Есть камень, есть кое-что, оставленное природой незавершённым (как говорили алхимики), и скульптор, маг должен что завершить («Что можешь ты хотеть ещё, о мир? Ты стать хотел бы невидимкой в нас». Рильке). Таким образом, тезис о Великом Полудне, о Сверхчеловеке — это, в сущности, лишь имитация реальности. Божественная Комедия. Есть нечто бесформенное, податливый материал, которому мы должны придать Смысл, руководствуясь не разумом, не интеллектом, а высшим вдохновением и сосредоточением энергии, «высшей тональностью души», какой мы только можем достичь в нашей жизни с помощью нашей воли к власти, исходящей из глубин энергии, настоящей творческой Идеи. Перед человеком внутри Круга Вечного Возвращения открываются, похоже, две возможности для проявления свободы воли, два пути к свободе (тоже иллюзорных): придать существованию Смысл или покончить с собой. Ни одна другая тварь не имеет таких возможностей.

Быть дающим Смысл — это вершина дозволенного величия: придавать Смысл тому, что его не имеет («Любите меня за то, чем я хотел бы стать, а не за то, что я есть»). Саму вечность человек должен выдумать с помощью Идеи, исходящей из глубин, как экстаз вдохновения. Что же остаётся в конце этой игры света в зеркалах? И остаётся ли что-либо? Здесь закрадывается сомнение («Отче, почему Ты меня покинул?»), которое Ницше разрешает с помощью апологии шутовства, актёрства, дионисической экзальтации. Итак, всё — комедия? Даже Вечное Возвращение — имитация, обман, игра огромных космических зеркал? Мы не знаем; Ницше унёс свою тайну с собой.

В любом случае, он, похоже, верил, что придал смысл тому, что у человеческой жизни нет великой миссии. «В конце (выдуманном) нас ждёт ностальгия». Для отдельных людей нужно выдумать конечную цель. Остальные — не имеющая значения энергия. Когда отдельные личности не придают им смысла, потому что энергия не проходит больше через них, этот смысл придаётся законами стада, законами разумного прогресса, а не мутации. Результат этого — рабство наоборот, то есть черта, характерная для нашей эпохи.

Странно видеть, как этим далёким обходным путём мы приходим к тому, против чего сражался Ницше. Тот, кто утверждал жизнь в её дионисическом аспекте, обличал отрицателей жизни, выдумщиков того, чего не существует, сам предлагает нечто, чего не существует и никогда не будет существовать — простую выдумку, продукт творчества, «в котором заключена ностальгия». Внутрь круга случайностей Вечного Возвращения вторгается скоморох, обман, имитация. Или он хотел верить, что придуманное им, Смысл, внесённый им, как медиумом высших сил, из высшей тональности души, более реальны, чем всё реальное; что любой случай, любое фатальное повторение случайностей в круге реальней всей реальности, потому что они даны раз и навсегда, как сказано в стихах Рильке; что Цветок, которого не существует, значит больше, чем все цветы, что творение может осуществляться только через человека?

Таким образом, индивидуальные случайности превращаются внутри Круга в судьбу, в необходимость, а отчаяние — в «amor fati». «В моей жизни нет больше места случаю, — писал Ницше Стриндбергу незадолго до конца, — мои случайности полны значения». Полвека спустя Юнг назвал это синхронностью.

МОГ ЛИ НИЦШЕ ИЗБЕЖАТЬ БЕЗУМИЯ?

Несомненно, он должен был сойти с ума. Сила, Энергия разрушают сосуд, в который они поступают. Человеческе ухо не выдерживает звук «высшей тональности». Ницше называл момент, который следует за странным посещением творческого вдохновения «злопамятностью величия», силой, которая обращается против провидца, против медиума, которым она пользовалась, чтобы опустошить его или поломать. «Величие дорого обходится», — говорил он.

Есть мало известные отрывочные записи Ницше, сделанные тоже в Сильс-Марии, в которых о Вечном Возвращении говорится не как о «песочных часах, которые переворачивают то на одну, то на другую сторону», а как о Круге, внутри которого конкретное Я располагает конкретным, хотя всегда ограниченным количеством различных жизней, различных возможностей. В рамках одной из этих возможностей внезапно даётся откровение Вечного Возвращения: Великий Полдень. Лу Саломе в письме, которое мы цитировали, высказывает своё недоверие, может быть, по той причине, что она не знала об этой другой интерпретации Ницше, а думала только об одной жизни, повторяющейся до бесконечности. Но, если существует такое расширенное толкование учения Ницше, «Я» повторяется с возможностью новых реализации. Здесь мы уже делаем большой шаг в направлении метемпсихоза. «Я» располагает несколькими индивидуальностями внутри Круга Вечного Возвращения и проходит через них, пока не достигает Полудня своего откровения.

Я предчувствую, что, когда я умру, в бесконечном времени кто-то в нашем мире или в другой точке Вселенной снова будет ощущать себя собой, как я ощущаю себя сегодня. Эту интуицию, которая преследует меня с детства, я попытался изложить в моих книгах, особенно в «Он-Она».

Вполне возможно, что Ницше переживал сходный опыт, думая об откровении Вечного Возвращения, и начал подозревать, что внутри Круга нет иных «Я», кроме его собственного, что все остальные — это он сам, спроецированный игрой зеркал. Кто сможет доказать обратное? Кто сможет доказать мне, что я — не Ницше, а Ницше — это не я? Кто сможет доказать мне, что когда я умру, вне меня будут продолжать жить другие? Не будут ли эти другие проекциями моего Я или многочисленными, но ограниченными возможностями энергии в круговом движении моего Я внутри Круга Вечного Возвращения?

Таким же образом Ницше — это Вагнер, и Цезарь, и Бисмарк, и Шекспир, и Бэкон; он Дионис и он же Иисус. Мы знаем, что в свои последние дни он подписывал письма всеми этими именами. А в самый последний день он подписался «Дионис» и «Распятый».

Таким образом, Ницше отождествлял себя со всеми индивидуальностями в Круге; он не мог больше быть снова только Ницше в этой жизни и в этом воплощении. Он достиг великого Полудня, он освободился.

Тот факт, что Ницше неизбежно должен был сойти с ума, потому что его патологическое и физиологическое состояние должно было кончиться прогрессивным параличом, исполнен глубокого смысла в рамках того, что он сам называл «случайностью, полной значения», а Юнг — синхронизмом.