Насколько больно? (СИ)

Глава 20

Никита

Я смотрел, как спит Мирослава. Ее маленький носик морщился, а пухлые губы то и дело поджимались. Мира свернулась на кресле, положив голову на подлокотник. На ней снова был тот самый джинсовый комбинезон с дырой на колене. На ногах розовые кеды, а рыжие кудри собраны на макушке. Девчонка… Что случилось у этого солнечного комочка? Как девчонка, которую поцеловало солнце, могла так запутаться? Она говорила, что мы ей не нужны, что Кира — не сестра, а в глазах стояли слезы…

— Да, Кость… — я достал телефон и сел на веранду, откуда мне прекрасно было видно машину. Черт! Я теперь постоянно буду думать, о ней, постоянно бояться, что она сбежит, исчезнет!

— Я все узнал, но порадовать мне тебя совершенно нечем. Она правда из Б*****го, родилась, выросла, полная отличница, но два года назад умерла ее подруга. Официально от обморожения. Но мои источники говорят, что передозировка…

— Положи трубку… Я сама все расскажу! — за спиной стояла Мирослава, она не смотрела мне в глаза и ковыряла дыру на комбинезоне.

— Кость, до завтра! — я отключился и убрал телефон в карман пиджака. На веранде стояли стулья, Мира огляделась, но всё же запрыгнула на деревянные перила и свесила ноги.

— Напиши Кире, скажи, что в институте и приедешь на такси. Не заставляй ее нервничать, — я снял пиджак, развязав галстук, сел на шезлонг. Я расслабился, понимая, что мне нельзя показывать эмоции, она должна видеть во мне безэмоционального мужчину, способного защитить ее. А я должен ее защитить, я хочу этого… Мирослава написала сестре и убрала телефон в карман. Она глубоко вдыхала воздух, словно настраиваясь. Потом спрыгнула и села на пол, прислонившись к стене.

— Я никогда не думала, что буду изливать свою душу мужчине, которого знаю чуть больше месяца! С которым переспала через несколько дней после знакомства, который женат! Черт! — она откинула голову, стараясь остановить слезы. Мне очень хотелось сесть рядом, уткнуться в ее волосы и утешить. Но еще больше мне нужна информация, чтобы помочь ей, мне нужно знать все. Поэтому и лежал на шезлонге, курил и внимательно слушал, не издавая и шороха…

Мирослава

Когда мне было 11 лет, в наш детдом перевели новых детей. Среди них была маленькая мулаточка с красивым именем Галя. У меня никогда не было подруг, все называли меня Рыжей и не играли. Я сначала обижалась, а потом начала учиться и читать. А когда появилась Галя, она подошла ко мне и сказала:

— Ты в курсе, что из всей этой серой массы, выделяемся только мы с тобой? Ты рыжая, а я — черная! — рассмеялась она и обняла.

Ее грубые мелкие кудряшек щекотали мое лицо. И мне было комфортно. Вот так мы и стали дружить. Мы спали на одной кровати, гуляли, мылись… Меня впервые в жизни стало две… Меня было две! И мне это нравилось.

Четыре года назад моя подруга познакомилась с парнем, они стали ходить в кино по выходным, когда за нами смотрели плохо, а директриса была дома. Галя была счастлива, как ребенок. Ее глаза горели, она просто боготворила его. Денис — то, Денис — сё… Она пыталась вытащить меня с собой, но мне не хотелось. Куда бы я ни приходила, привлекала к себе чересчур много внимания. Как ни странно, сначала смотрели на меня, а потом на Галю. Но мне это не нравилось.

Я радовалась за нее, а потом стала замечать, что она меняется. Появляются дорогие подарки. Модный телефон, планшет, часы… Галя отшучивалась, но я не отставала. Потом становилось все хуже и хуже.

Однажды ночью, мой телефон зазвонил… А в трубке послышался хрип.

— Славка, помоги… — это была моя Птичка. Это была моя Галочка.

— Ты где?

— На улице! Мне плохо, я умираю!

Я сорвалась бежать, одеваясь по пути, выбежала на улицу, разбудив сторожа. Шел настоящий снегопад, я ничего не видела, на мне были только пижама и кроссовки. Во дворе никого не было, но я знала, что она просто не могла мне соврать, она не могла! Я достала телефон и стала перезванивать ей. Есть! Трель знакомой мелодии шла откуда-то из-за забора, я бросилась бежать. Снег обжигал голые ноги, забивался в кроссовки, но я не замечала. Я не смогла открыть калитку…

— Аросева! Ты же знаешь, что калитка закрыта! Я несу ключи! — ворчал сторож, который старался успеть за мной.

Но я не могла ждать. Не могла. Я сиганула через забор, но соскользнула неудачно и разодрала руку. Но и этого я не заметила. Снег шел, размывая улицу, хлопья оседали на ресницах, запутывались в волосах. Я шла на звук, когда увидела ее. Моя мулаточка лежала на белоснежном покрывале снега. Ее глаза закатились, а из рта шла белая пена…

— Галя! Галя, дыши! Скорую! Вы вызвали скорую? — я упала в сугроб рядом с ней, но она не шевелилась. Она не шевелилась. Темная кожа стала отливать серым цветом, а пена шла и шла. Я старалась ее вытирать. — Не смей умирать! ТЫ должна мне! Я столько контрольных написала за тебя! Галочка! Не бросай меня!

Я держала ее на руках, стараясь привести в сознание. Я не могла поверить, что можно вот так быстро умереть, что можно просто покинуть мир и оставить меня одну! Снег шел все сильнее и сильнее, хлопья падали на мои горячие щеки и таяли, скатываясь каплям слез… Слезы падали на лицо моей птички, но она не шевелилась. Она сдалась.

Больше я ничего не помню… Меня увезли в больницу вместе с ней. Я почти час сидела в сугробе, сжимая ее тело… После больницы моя жизнь довольно сильно изменилась. Я возненавидела всех! Директрису, сторожа, который еле ковылял, этот ужасный забор. И этот снег! Я терпеть не могу снег! И эти дети… они стали еще больше таращиться на меня. Кто-то смущенно кивал, а многие просто обходили стороной.

Меня отправили на консультацию к психологу. И сидя на одном из сеансов тощий дядька в очках спросил: «Было больно?» Я отвернулась к окну, за которым опять шел этот гребаный снег.

— Вам было хоть раз больно так, что вы не могли понять, откуда боль… Что болит? Болит ли это сердце, голова, рука, нога? Эта боль змеей сковывает тело, вызывая взрыв адреналина. Я сидела в снегу, не чувствуя холода, не слыша криков, не видя света. Я смотрела в ее безжизненные глаза и ощущала странное чувство… Нет. Вопрос неправильный. Спросите лучше, насколько мне было больно?

— Хорошо, Мирослава, насколько Вам было больно? — дядька снял очки и стал мусолить дужку.

— Мне было больно жить! Мне было больно дышать. Кислород, как колючий снег, изнутри резал горло, нос и тяжелой гирей падал в легкие. Я чувствовала, как кровь царапает вены изнутри. Я чувствовала, как сердцу тяжело колотиться. Каждый удар моего сердца болью отдавался в моем теле… Каждый мой орган стонал от боли! И единственное, о чем я мечтала — умереть! Мне нужно было обнять мою птичку. А у меня остался только шрам на руке… Как напоминание. Но мне этого было мало! Я сделала татуировку поверх шрама. Чтобы помнить, чтобы никогда не забывать, что я тоже могу сдохнуть, как собака под забором, корчась от боли и холода!