Сижу, наблюдая, как Ратимир прислушивается к игре барда, что стоит возле колонны и играет на каком-то инструменте, похожем на лютню.
— Прекрасно, не правда ли? — открывает он глаза и смотрит на меня прищуренным взглядом.
— Что именно? — вроде как о музыке говорит, вот только стойкое ощущение, что вопрос этот с двойным дном.
— Жить императорской жизнью, — приподнимает руку и мизинцем трет веко, моргает.
— И как это? — растерянно оглядываюсь по сторонам, словно впервые замечая позолоту на стенах, вычурные аляповатые портьеры, неуместные какие-то статуи, резные колонные, испорченные рисунками обнаженных тел. Брр… Неприятно как-то.
— Жить в неге, конечно же, — прикрывает рыжеволосый мужчина снова глаза и улыбается.
А затем хлопает в ладоши и встает, глядя на меня чересчур доброжелательно.
— Идем, я хочу тебе кое-что показать, дорогая племянница, — подает мне руку, но я так огорошена его словами о нашем родстве, что протягиваю свою ладонь на автомате, совершенно не задумываясь.
Меня резко дергают на себя и ведут в сторону какой-то ниши, спрятанной в глубине одной из портьер. Когда я вижу темный коридор со слабым освещением от факелов, меня пробирает безотчетный животный страх. Ощущаю опасность, исходящую от этого ненормального.
— Не бойся, я тебя не съем, — мягким тоном «успокаивает» и толкает меня в спину, вперед, а затем добавляет каким-то зловещим голосом: — сегодня.
Сглатываю, но выбора никакого нет. Сзади Ратимир, спереди — неизвестность. Делаю шаг вперед, подслеповато щурясь. Пока что драконьего зрения у меня не появилось, так что приходится довольствоваться человеческим. А оно в темное время суток, откровенно говоря, сбоит.
— Забыл, — качает головой мужчина, — ты ведь еще не обернулась. Когда у тебя там двадцатипятилетие? Через неделю?
Дыхание мое учащается, пульс подскакивает до небес. День моего рождения ведь уже прошел… Ощущаю наливающееся в воздухе предостережение, словно сами стены шепчут: соври, соври.
— Через неделю, — голос мой хрипит, но я вроде как говорю уверенно, не видно, что лгу.
— Неделю, говоришь, — задумчиво тянет Ратимир, мой предполагаемый родственник, — что ж, значит, стоит поторопиться… Впрочем, время у нас есть.
Иду вперед, а сама еле передвигаю ногами. Они словно ватные и не слушаются, слабость во всем теле подводит.
— Время на что? — решаюсь все же спросить, ведь абсолютная тишина, разливающаяся в воздухе, гнетет сильнее, давя на мою выдержку.
— Скоро узнаешь, — ухмыляется мой похититель, — мы почти пришли.
И он оказывается прав. Вскоре я упираюсь в тупик, трогаю грязную плиточную стену, смотрю налево, затем направо, но выхода нет.
— Мы… — только хочу сказать, что заблудились, но тут большая мужская ладонь упирается в один из квадратиков на стенке, а затем она, как по мановению волшебной палочки, выдвигается вперед и вправо, открывая проход в огромную пещеру.
— Вот оно, — восклицает радостно мужчина, подталкивая меня ускориться.
Я пока ничего не вижу, только грот, в середине которого легкий обрыв, внизу которого расположено озерцо. Мы подходим к нему, но в последний момент я упираюсь, чтобы не намочить ноги. Темные воды страшат своей глубиной. Поднимаю голову и вижу сверху круглое отверстие, с которого видно Луну, освещающую это место.
— Что это такое? — спрашиваю с легким восхищением и каким-то трепетом.
Что-то внутри меня отзывается, отдаваясь вибрацией по всему телу. Безумно приятное чувство.
— Прыгай в воду, Рания, — игнорирует мой вопрос Ратимир, вот только я не слушаюсь.
Не могу пересилить себя. Никому и никогда не говорила, но я боюсь воды… Не успеваю отойти подальше, как вдруг он толкает меня, и я падаю вниз с бултыханием. Испытываю такой шок, что какое-то время беспорядочно бултыхаюсь, колошматя конечностями по воде, но все усилия напрасны. Меня затягивает в воронку, не могу дышать, разум ввергается в пучину страха и паники. Но сделать я ничего не могу, нахожусь в плену безжалостной водной стихии. И тут, в какой-то момент меня словно выплевывает на поверхность озера. Набираю в легкие больше кислорода разом, когда, наконец, могу это сделать. Боже, боже, боже…Хватаюсь за камни, подтягиваясь к суше. Ослабленная, выхожу из воды вся мокрая и еле стоящая на ногах.
— Наконец, получилось! — кричит сзади радостный Ратимир, появляясь следом за мной.
Я оглядываюсь по сторонам, не понимая, что произошло. Мы находимся там же: тот же грот, та же Луна, тот же низкий обрыв. Вот только теперь, прямо под лунными лучами, в самом центре озера стоит алтарь. Я уверена, что его не было буквально пять минут назад. Не было…
— Но как… — растерянно отползаю чуть дальше, держа руками колени, прижимая те к груди.
— Это магия Богов, — благоговейным шепотом молвит Ратимир, не спеша выходить из воды, а скорее наоборот, подгребает ближе к алтарю, на боках которого выбиты какие-то надписи. Странная письменность, неизвестная мне. — До первой кровопролитной войны, после которой, как ты знаешь, образовалась Пустошь, этот дворец принадлежал правящей династии, и не просто так. Многие уже забыли, но именно здесь… — трогает каменный алтарь осторожно, словно ласкает его. — В этой пещере появились первые драконы, получившие силы от Небесных Хранителей, если угодно, Богов, как мы называем их сейчас. Харссен Тойрэо, Пещера Первой Крови…
У меня от его тона мурашки по коже. Ежусь, странное ощущение в этом месте. В первый раз, когда мы зашли, такого не было. Что-то изменилось в пространстве. Будто за нами наблюдают, видя каждый шаг, слыша каждое произнесенное слово.
— И что мы здесь делаем? — уверена, ничего хорошего нам это не сулит.
Чувство опасности не покидает ни на секунду.
— Долгие годы я пытался прорваться сюда, — не обращает внимания на мои слова Ратимир, ведет себя, как сумасшедший, — вот только, видимо, недостаточно чист душой.
Ухмыляется ни капли не загоняясь по этому поводу.
— Так что спасибо тебе, Рания, — улыбается, хитро щуря на меня взглядом, — сегодня ты осуществишь мою мечту.
И тут что-то громыхает. Бабахает, словно кто-то ломает стены снаружи.
— Ч-что это? — спрашиваю со страхом в голосе.
Меня начинает трясти то ли от холода, то ли от ужаса или громких непрекращающихся стуков. Ратимир молчит, только приподнимает голову и хмурится.