Наследник для Шаха

Глава 11

– Бурные ночи, смотрю, проводишь, Журавлева. Правильно мне Фоминична говорила. Гнать тебя надо поганой метлой и квартиру сдавать достойным людям! А у тебя, поди, тут притон организован. Соседи на шум жалуются. Мужиков, небось, водишь. Вона как все тело в следах! А я-то по доброте своей жилье прошмандовке сдала. Тьфу ты! Смотреть на тебя не могу. Оденься! Похабница!

От такого нефильтрованного потока у меня рот в шоке открывается.

– Алевтина Мудае… – чуть не ляпаю прозвище злостной бабенки, но вовремя поправляю себя, – эээ… Михайловна, вы в своем уме?! Что вы такое говорите?

– Говорю, что все! Хватит! Чтобы ноги твоей здесь не было с хахалями твоими!

– В смысле?!

Задаю вопрос, пока мозг еще обрабатывает информацию, не в силах переварить истеричные выпады ненормальной.

– В самом прямом! Квартиру освободи. Я тебе жилье по скидке сдавала, а мне нормальную цену предложили. Людям срочно надо, так что чтобы завтра утром я пришла и тебя здесь не увидела!

– У меня квартира наперед оплачена, вы в своем уме?! Куда я пойду?!

– Меня не волнует. Скажи спасибо, что время на сборы даю, а не ментам сразу звоню со своими подозрениями!

– Какими подозрениями?!

Переспрашиваю, хотя адекватностью здесь и не пахнет. Только жажда наживы и мой прокол, что я не заключила договор по аренде с хозяйкой.

– Что ты промышляешь тем самым, – делает большие глаза и смотрит многозначительно.

Так и хочется спросить “чем тем?”, но разум вовремя включается. Тут решение уже принято, а я на птичьих правах. Не доказать же, что все уплачено. Расписок нет, ничего нет. Мое слово против ее. А общаться с полицией мне как-то не хочется. Не после того, что произошло в лучшем лоундже «Элита».

От воспоминаний становится горько. А ведь Алевтина Мудаевна в чем-то права с позиции искривленных зеркал, я ведь провела ночь с мужчиной, который также принял меня за “ту самую” представительницу древней профессии.

От мыслей становится слишком тошно.

– Я хозяйка и в своем праве! – как гончая, взявшая след, выпячивает грудь пятого размера и готовится меня выживать всеми способами.

Не отвечаю больше ничего. Смотрю в размалеванное лицо нафталиновой старухи. Есть такие злыдни. Ничего общего с моей бабушкой, которая осталась в воспоминаниях доброй женщиной, подкармливающей меня разными пирожками.

Теплое воспоминание из далекого детства вспыхивает лучиком добра и затухает от слов Алевтины Мудаевны.

– Время до утра! Ключи сдашь Фоминичне! На этом все! Вздумаешь мне нагадить под конец, имей в виду: у меня есть копия твоего паспорта, а зять мой в прокуратуре работает! Если что – из-под земли достану!

Гаркает так, что у меня уши закладывает, затем разворачивается и выходит, прикрыв за собой дверь, а я валюсь обратно на диван и пустым взглядом смотрю на шкаф, видавший свои лучшие годы разве что в эру совка.

Злость и обида поднимаются в груди. Денег нет. Работы нет. Да еще и эта “домомучительница” решила сыграть свою роль в том, чтобы окончательно выбить почву из-под моих ног. Даже если бы я захотела в отместку навредить Алевтине Михайловне – здесь ломать нечего, как, впрочем, и брать.

Слезы обжигают глаза, становится горько и обидно.

Надеваю свои домашние вещи, собираю волосы и топаю на кухню. Я не помню, когда я ела в последний раз, но открыв холодильник, в котором даже останков повешенной мыши не осталось, я достаю староватый сухой творог и принимаюсь его жевать, завариваю зеленый чай – говорят, тонизирует, но не помогает особо.

Дышу тяжело, жую, просто заставляю себя делать хоть что-то, чтобы не упасть в истерику. Наконец, беру телефон и звоню своей единственной подруге в мегаполисе.

Дышу тяжело, жую, просто заставляю себя делать хоть что-то, чтобы не упасть в истерику. Наконец, беру телефон и звоню своей единственной подруге в мегаполисе.

Пока жду ответа и считаю гудки, вожу пальцем по стеклу. На улице заряжает дождик, барабанит по окну. Трезвонит весело.

Тук-тук-тук…

Прикрываю веки и пытаюсь успокоиться. Подруга долго не берет. Отключаю и сжимаю телефон в руках. Не знаю, что делать. Как быть дальше. И от внезапной трели чуть не подпрыгиваю. Смотрю на дисплей и отвечаю на звонок.

– Привет…

– Журавлева, чего стряслось?!

Задает вопрос сразу же, как только слышит мой подавленный голос.

– Даже не знаю, с чего начать, – отвечаю с горькой иронией.

Не рассказываю о всем том, что у меня случилось, ограничиваюсь лишь инцидентом с Алевтиной Михайловной.

– Вот дрянь первосортная эта твоя “домомучительница”, – выговаривает зло и с шумом выдыхает Таня, а я словно наяву вижу, как сдувает рыжий локон со лба.

– Значит так, Журавлева. Дуй ко мне. Кстати! Как раз соседка моя пакует чемоданы, вроде уже и хату нашла, будет со своим парнем съезжаться. Ты вовремя позвонила. Я-то думала кого искать, чтобы вместе за съем платить, не думала я, что твоя Мудаевна окончательно крышей поедет, но тут ты, считай, в шоколаде. Вовремя я тебе подвернулась, – звонкий смех Таньки немного поднимает настроение и заставляет улыбнуться.

Она такая. На позитиве. Веселая. Смешливая. Легкая на подъем.

– Хоть какие-то положительные новости за последние сутки, – проговариваю, тоже улыбаясь.

– Что-то мне твой тон не нравится, Поль. Случилось у тебя чего? Кроме твой Алевтины Мудаевны, я имею в виду.

Прикусываю губу, не собираюсь я все по телефону выкладывать, просто молчу.

– Тихо что-то, Журавлева. Как там в песне завывают? Не молчи… трам-пам-пам, – напевает хитовый мотивчик.

– Тань. С тобой не соскучишься.

– Да чего скучать, Поль. Жизнь одна. Так что все будет хорошо в конце концов, а если этого “хорошо” не видно – значит, не на тот конец смотришь!

Заявляет со всей серьезностью, и я не выдерживаю, хохочу, прижимая трубку к уху, чтобы не уронить в угаре телефон.

– Ладно, Журавлева, давай молча собирай свои манатки и дуй ко мне. Адрес знаешь. Приедешь – готовься к экзекуции! Буду выбивать из тебя информацию.

– Хорошо, – соглашаюсь с легкостью.

Готовлюсь уже отключиться, как Танька напоминает:

– Только платить придется вперед хозяйке, ну и она с тебя депозит выцарапает. Сама знаешь. Тут в столице фейс-контроль, который мы – понаехавшие, не проходим.

Говорит вроде и грустные вещи, но я опять улыбаюсь. Но недолго. Улыбка сползает с лица сразу же, как вспоминаю, как у меня с деньгами. Туго. Их нет.

Мысленно прикидываю, что могу сделать.

– Ладно. Приедешь – обсудим, – вздыхает Таня и отключается, а я принимаюсь собирать свои вещи. Их не много. Один чемодан одежды. Остальное книги и учебники. Учится на заочном, кто бы что ни говорил, сложнее, чем на очном, слишком много приходится изучать самому.

А я, честно говоря, в последнее время не успеваю ничего читать. Как-то некогда, когда работаешь без продыху. Раньше таскала конспекты с собой, чтобы хоть в автобусе почитать, но пару раз я просто засыпала, уткнувшись головой в стекло, проезжала свою остановку, так как уставшая не могла справиться с дремой, которую навевал сухой безэмоциональный технический текст.

Пока собираюсь, время показывает уже глубокую ночь. Проверяю кредитную карточку в моем кабинете на телефоне. Баланс показывает, что моих накоплений на самый черный день хватит на оплату разве что такси. Еще раз смотрю из окна в густую ночь.

Дождик накрапывает все сильнее. Не хочется тащиться еще и с чемоданами до автобусной остановки. Все же не знаю, успею ли на последний рейсовый автобус, да и подхватить насморк не хочу.

Ну и, разумеется, не забываю, что район здесь не самый благополучный.

– М-да… куда ни глянь, как говорится…

А вообще с моей удачей я наткнусь еще и на маньяка и это будет кульминацией самого неудачного дня в моей жизни. Хотя…

Вереницей кадров перед глазами проскальзывает ночь с Шахом. Щеки опять обдает жаром. Теперь мне суждено вспоминать его изо дня в день.

Ударяю рукой по подоконнику.

– К черту. Гулять так гулять!

Тыкаю и вбиваю адрес подруги. Вызываю такси и смотрю на таймер, отсчитывающий, когда именно подъедет автомобиль. Накидываю легкую курточку и без сожалений бросаю взгляд на каморку, в которой ютилась весь последний год.

Сожалений нет! Скучать не буду!

Клоповник!

Закрываю дверь на ключ, осматриваю бывшие владения с едким омерзением, разворачиваюсь на пятках и смотрю на дверь напротив.

Кажется, стукач Алевтины Мудаевны бдит. Делаю пару шагов, протягиваю руку, но еще до того, как успеваю позвонить, дверь открывается и в щелку на меня смотрит дряхлая старушенция в затрапезном халате болотного оттенка в какашечных разводах.

Право слово, постирала бы. Бабулька смотрит на меня из-под густых кустистых бровей, шамкая беззубым ртом с протезами.

Удовольствие лицезреть Фоминичну сомнительное. Гроза всего дома, видимо, так же не воспылала ко мне любовью с первой нашей встречи, когда меня угораздило поприветствовать соседку с улыбкой. Любящая клеить ярлыки на всех жильцов, если они ей не нравятся, а они ей поголовно неприятны – невзлюбила меня пуще всех остальных девиц легкого поведения, которые, по убеждению Фоминичны, решили избрать центром дислокации именно этот обшарпанный подъезд.

Меня эта премилая бабуся с ячменем на глазу невзлюбила с первой секунды. Уж не знаю, за какие такие выдающиеся заслуги на поле блуда.

– Ишь! Я вот знала, что должна бдеть! На ночь глядя решила сбежать! Куда собралась без проверки? Я все Алевтине скажу! Прикрывать вас, шалашовок, не будууу.

УУУ – это ее похоже на подвывание выдры в период случки. Мне почему-то вспомнился поход в зоопарк. Было бы смешно все это. Да. Если бы не так грустно.

– Куда, говорю, ночью-то собралась?

Задает вопрос скрипучим мерзким голосом, а я вскидываю с иронией бровки. Улыбаюсь мило. Есть оружие против таких. Спокойствие и равнодушие.

Бабке мое молчание не нравится.

– Чего молчишь?!

Что и требовалось доказать. Вопрос не заставил себя ждать.

– Знаем мы таких… видали… вона внучок мой ненаглядный на вот такой вот лимите женился… Всю плешь ему проела, дрянь такая, к родной бабуле перестал приезжать мой ненаглядный… неизвестно, чем кормит женушка его. Исхудал весь…

Это, на секундочку, она про бритоголового упыря стокилограммового с внешностью настоящего рецидивиста говорит.

Помню, как однажды столкнулась с дитятком на лестницах и как мне вот этот золотой мальчик пройти не давал.

Зажал у стены и жвачку свою жевал, гоняя на языке с хлюпким звуком. Пока глаза водянистые осматривали мою трепыхающуюся фигурку.

– Ничо такая. Че делаешь вечерком? Могу заглянуть. Одиночество скрасить, гыыы…

Передергивает от одного накатившего воспоминания. Не помню, как мне удалось тогда от него убежать и юркнуть в квартиру, закрывшись на все замки.

На мою радость, скоро Витек обзавелся девушкой. Как там говорят, на каждую кастрюлю своя крышка, так вот эта “крышка” всех быстро и разом построила. Скандал с Фоминочной на весь двор был.

Воспоминания развеивает крякающий рык:

– С дороги уйди!

Бурчит бабулька и шаркает в мою сторону, а я смотрю на ее тапки с крокодилами и премило улыбаюсь.

Две раззявленные пасти бедолаг, угодивших под стопы Фоминичны, видимо, беззвучно орут, требуя спасения, которое они, скорей всего, найдут на мусорке, если бабулька сжалится и все же выбросит тапки с несчастными мордами крокодилов.

– Говорю, куда собралась. А?!

Издает Фоминична воинственный клич племени “Зоркий глаз”, временно украшенный ячменём, так что про зоркость здесь явно лишнее, и я, наконец, отвечаю:

– Съезжаю я.

– Давно пора. Ключи давай.

Каркает и я протягиваю злой старушенции свой экземпляр.

Выхватывает связку из моих рук как-то бодренько. Шаркающей походкой проходит дальше. А до меня, наконец, доходит, что какашечные кляксы на выцветшем халате ничто иное, как ужасающий принт с когда-то розовыми павлинами.

Хочу быстрее распрощаться.

– Счастливо оставаться! Алевтине Муда…хм… Михайловне мой пламенный привет!

– Не спеши. Мне хозяйка квартиры наказала, чтобы я лично все проверила перед тем, как тебя, неблагодарную, отпустить на все четыре стороны. Знаем мы вас, лимитчиц предприимчивых!

Закатываю глаза. Даже говорить на это ничего не буду. Чего людей разочаровывать и не соответствовать их убеждениям.

– Все, что плохо лежит, норовите сцапать! – не унимается вредная бабулька, пока копошится в замке как заправский взломщик.

– Я депозит оставляла на случай порчи имущества, – напоминаю спокойно общеизвестный факт. – Кстати, мне его не вернули. Хотя должны.

Знаю наперед, что никто мне ничего не отдаст. Придумает чего Алевтина.

Есть такие злыдни. Они без повода просто ненавидят. Вся детвора дома для них будущие рецидивисты, а девушки – носительницы клейма эскортниц. Я давно это поняла. Поэтому отношусь с юмором. А как иначе?

Если хочется плакать, так смейся до слез. Если можешь, конечно.

– Ишь, как заговорила!

Вот вызывают у меня чувство умиления такие злыдни.

– Про деньги ничего не знаю! Мое дело проверить! – горланит старушенция и, наконец, отпирает дверь, проходит внутрь, а я бросаю взгляд на дисплей. Время прибытия автомобиля две минуты.

Слышу шаркающие шаги бабки по комнате, она сейчас, видно, повторяет маршрут Алевтины Мудаевны.

Ну-ну.

Не жду вердикт злой бабульки, просто срываюсь с места и бегу прочь. Открываю дверь и вылетаю на улицу.

Стоит подъездной двери с грохотом захлопнуться за спиной, меня обдувает холодным неприятным ветром. Вздрагиваю и передергиваю плечами. Одинокий фонарь мигает. То зажигается, то гаснет, как в лучших фильмах ужасов.

Как там у классика? “Ночь, улица, фонарь…” ни одной живой души. Все словно вымерли и пренеприятный дождик моросит, заползает под ворот куртки.

В то время как синоптики обещают скорое потепление и заветные теплые деньки, погода гарантирует холод и слякоть.

Где-то вдали жалобно воет кот, видимо, бедному животному кто-то наступил на хвост.

Страшно становится. Совсем теряюсь и опять смотрю на дисплей телефона, отслеживаю маршрут такси, машинка стоит в пробке на дороге. Двигается со скоростью черепашки. Отбиваю ритм, ударяя ступней о сколотый асфальт.

Хочется вернуться обратно в подъезд, отдающий смрадом, но зато теплый. Однако наличие злой бабки в моей бывшей съемной квартире отгоняет подобное стремление. Уж лучше здесь в холоде, чем там…

Наконец, на дисплее высвечивает надпись, что машина прибыла и ожидает на месте. Одновременно с этим рядом останавливается желтенькая потрепанная иномарка с шашечками.

Все же вариант эконом не предполагает лоска и шика, но не ожидала, что машина будет в столь плачевном состоянии: с битой задней дверью и скотчем на окне.

Такое корыто вообще имеет право пассажиров перевозить?!

Рассматриваю автомобиль, преисполненная сомнениями. Отменить заказ уже не могу, деньги спишут с карты и не докажешь ведь, что виной всему само такси. Да и погода откровенно оставляет желать лучшего, как и мое самочувствие. Тело начинает ломить нестерпимо. Как при жаре. На автомате трогаю свой лоб и мне кажется, что он ледяной.

Ничего хорошего. Плохие симптомы. Плавали. Знаем. Если температура еще не поднялась, то через пару часов меня сломит жаром и тошнотой.

Пока я стою в нерешительности, водительская дверца открывается со скрипом и из битой иномарки выбирается мужичек – маленький и щупленький. С огромным носом и надвинутой на глаза кепоче с узким козырьком.

– ДЭвушка. Такси ты вызываЛ? – спрашивает с жутким акцентом, скептически окинув взглядом мою щуплую промокшую фигурку.

– Да, – отвечаю стойко. Решаю, что хуже, чем есть, быть уже не может. На маньяка мужичек не тянет, да и мы в разных весовых категориях. Я выигрываю. Да-да. Водитель такси ниже меня ростом на полголовы. Кожаная курточка выцвела. Вероятно, когда-то была коричневой. Сейчас в каких-то песочных оттенках и белых пятнах. Так бывает, когда носишь вещь не снимая. У папы такая была. Он в ней в гараже пропадал. Лет двадцать, наверное, служит исправно.

– ЧЭмодан куда класть будЭм? – мужичек задает вопрос и тянет руку. Помочь хочет, а я смотрю на него и не понимаю, как он собрался мою кладь поднимать. Видок водителя такой, что кажется, дунешь – улетит. Правда, нос у него выдающихся размеров. Если что, он как якорь сработать может, или амортизатор.

– В багажник. Я сама могу.

– Нэт, что ты?! Сейчас помогу. НЭ жЭнское это дело тяжЭсти ноСит.

Надо же. Мужичек в моих глазах набирает недостающие сантиметры в росте. Я улыбаюсь мужчине и киваю, благодарю за помощь.

Как только водитель закидывает мои пожитки в автомобиль, юркаю внутрь салона. Тепло. Пахнет дешевым освежителем воздуха, напрягает скотч на окне, но в целом очень даже миленько.

Бросаю взгляд на стоящую на панели игрушку, которая поддакивает моим мыслям, когда мужичек садится за руль и с третьей попытки заводит свой драндулет.

Двигатель такси фыркает недовольно, вероятно, мечтая наконец-то уйти на покой на какой-нибудь металлолом, а я на всякий случай проговариваю молитву про себя. Хочется спокойно доехать до Таньки и просто вырубиться. Поспать, надеясь, что все мои невзгоды останутся в прошлом. За закрытой дверью съемной квартиры и прозрачной люксовой вывеской “Элит”.

– Не заводится?

Горло болит. Ко всему прочему я, кажется, заболеваю.

– Машина звЭрь. СЭйчас поедем.

Ну-ну.

Надеюсь, не такой “зверь”, как в старом советском фильме. А то там один драндулет, как только хвалили, он глох насмерть…

– МалАдец! КрАсавиц мой!

Поддакивает мужчине своей ласточке, когда она, наконец, издает победный рык, двигатель фыркает уже иначе и такси начинает отъезжать и в этот миг меня обдает светом фар. Глаза слепит.

Оборачиваюсь и, прищурившись, преодолевая острую резь, подмечаю как у моего бывшего дома паркуются два черных тонированных внедорожника-гиганта.

Это не просто высокие иномарки. Это танки на колесах. Хаммеры выглядят агрессивно, опасно. Если не ошибаюсь, в переводе название машин означает “молоток”. Вот такие вот несуразные хищные металлические молоты останавливаются у подъезда. На том самом месте, где минутой ранее стояла я.

– Гля, какая тачка! Серый… Толян!

– Зачетная!

Слышу крики пацанят, которые свешиваются с окон, чтобы лучше видеть диковинные автомобили. В нашем дворе отродясь таких машин не видели.

Заблудились, что ли, водители?!

Ага. На пару. У обоих навигатор сдох. Бред.

Странный холодок проскальзывает по спине. Подобно слизкой змее, которая падает куда-то в районе копчика и сворачивается гнетущим ощущением надвигающейся катастрофы.

Я замираю, боюсь даже пошевелиться.

Дико. Жутко и страшно. Словно у меня за пазухой настоящая змея притаилась и стоит мне дернуться, как длинные ядовитые клыки пронзят мою кожу, лишая жизни, лишая всего…

Внедорожники с полностью тонированными стеклами не дают мне увидеть, кто же пожаловал в обычный спальный район столицы.

Может, все же маршрутом ошиблись?

Ну не вяжется подобная машина и старая побитая годами хрущевка.

Эти машины, скорее, из фильмов про богатых мафиози. Ну не знаю, кто может водить подобные громадные коробки. На них смотришь и то страшно до жути. Да и неудобные они, наверное, громоздкие, ни припарковаться, ни объехать затор.

«Да, да, Полечка, ты еще подумай и пожалей бедненьких, – поддакивает внутренний голос с иронией, – если ребятки на этих тачках захотят – им враз всю дорогу очистят и парковочное место организуют».

Да сами водители будут бежать, только чтобы не подпасть под каток и не разгневать мужиков на таких тачках.

Цокаю языком и заталкиваю интуицию куда подальше. Я даже не хочу допускать мысль, что эти молодчики за мной.

Ну нет у Зуевой таких возможностей, чтобы отправить по мою душу…

Хотя… мысль шпарит. А если?!

– Боже… нет… не может быть, – бормочу бессвязно. Догадка заставляет сердце забиться где-то в горле.

– Чего там гАвАришь. Машина – звЭр. Домчу до пункта назначения как вЭтер.

Привлекает мое внимание к себе водитель такси, о котором я уже успела и подзабыть. Я на секунду оборачиваюсь на мужичка и опять прилипаю к окну.

Я очень хочу узнать, кто же приехал в наш двор, чтобы развеять сомнения и убедить себя в простой истине – у страха глаза велики, а я вижу то, чего нет.

Ну кто я такая?! В принципе, Зуевой мне предъявлять нечего, я, так сказать, выполнила то, на что не подписывалась, но все же.

Что касается Шахова…

Ну убежала очередная девка не прощаясь. Не все же ему так своих пассий бросать, а то, что этот мужчина поступает именно так, у меня почему-то сомнений не вызывает.

Лучше так. Бежать и оставить все в прошлом. Так легче.

Ставлю ладошки на окно, приникаю лбом. Дождик моросит и мешает видеть все четко, но все же видимость неплохая.

Наконец, мои ожидания подтверждаются. Водительская дверь хаммера открывается и я замечаю, как на землю опускается нога в черных штанах, еще секундочка буквально и мужчина захлопнет дверь и окажется в поле моего зрения, но я не успеваю ничего увидеть, по закону подлости, который работает в моем случае идеально – такси, наконец, приходит в движение и как-то слишком шустро сворачивает за угол, а я как ненормальная продолжаю смотреть в окно, сворачиваю шею, чтобы увидеть, кто же пожаловал, но… ничего не вижу.

Только боковую стену дома с красной полоской краски понизу.

В негодовании ударяю кулачком по сиденью.

– Черт!

Я кусаю язык, чтобы не попросить водителя дать заднюю. Меня влечет назад. Хочется посмотреть, кто же пожаловал. Сердце бьется в груди, словно пойманная птица, мечтающая о свободе.

Заставляю себя отвернуться. Убираю пряди со лба. Температура поднимается быстро. Самочувствие ухудшается слишком стремительно.

Но в мозгу горит неудовлетворенный интерес.

Кто пожаловал? Или по чью душу, вернее?!

Чокнутая мысль зарождается ужасным подозрением, а что если…

Нет! Даже думать о таком нельзя!

Убеждаю себя, что это просто совпадение. Не может быть такого, чтобы эти два монстра были по мою душу…

А с другой стороны, что-то внутри кричит, что, возможно, я прямо сейчас каким-то чудом спаслась от беды.

А вдруг это был Шахов…

Только одно воспоминание о мужчине и у меня в горле все становится сухим, как в пустыне, а внизу живота, наоборот, расцветает жар.

Аслан…

Боже, сколько раз за ночь я кричала его имя, царапала сильную шею и взлетала в эйфории. Может быть, чтобы мужчина решил отыскать меня!

Но зачем? Зачем ему могла понадобиться случайная девка? Ведь я для него именно такая… Может быть…

Щелкаю языком. Ага. Шахов влюбился. Пришел искать свою Золушку. Только на этот раз беглянка уронила не туфельку, а посеяла трусы в его лоундже…

Эпично и неправдоподобно. Меня могут искать только для того, чтобы вкатать какую-нибудь неустойку за провинность, которую я не совершала.

Прикрываю глаза и откидываюсь на сиденье. Голова начинает пульсировать от боли, в висках ломит. Мне все сложнее держать глаза открытыми.

Нужно будет у Таньки попросить что-нибудь от жара…

Это последняя здравая мысль проскальзывает и, наверное, я все же теряю сознание. Отключаюсь. Падаю в темноту.

Меня вытягивает из странного марева на грани горячечного бреда.

Все в прошлом, Поля. Забудь его. Как бы там ни было, страница перевернута, а этот мужчина должен остаться в прошлом…

Только почему-то под сомкнутыми веками я отчетливо вижу чеканный профиль Шахова и его взгляд, когда он в моем воображении резко поворачивает голову и смотрит прямо мне в глаза.

Его резкие черты словно становятся более острыми. В глазах полыхает золотое пламя негодования, а пухлые губы с четкой белой каймой по контуру словно выдыхают мое имя…

А я слышу не Полина, а это странное “Айша”…