Наследник Крэнфорда

Глава первая

От потрясения он лишился дара речи. В тускло освещенной комнате не было слышно ничего, кроме гулких ударов его сердца. И голоса в голове, твердящего: «Неправда! Этого не может быть!»

Блейк сомневался, что кто-то из его предков когда-либо слышал такое убийственное, немыслимое откровение, как это…

«Ты не законный наследник. Ты… дитя моей любви».

Слова матери вертелись в голове, лишая способности трезво мыслить. Блейку потребовалось колоссальное усилие воли, чтобы прийти в себя. И еще несколько секунд, чтобы понять: этому всему должно быть какое-то логическое объяснение. Ведь не от интенсивного медикаментозного курса же помрачилось ее сознание.

— Я утомил тебя своей болтовней, мама. Думаю, тебе лучше поспать, — мягко посоветовал он.

Глаза Кей Беллами сверкнули гневом — единственный признак жизни на когда-то красивом лице, которое теперь было белой маской надвигающейся смерти.

— Не обращайся со мной, как с выжившей из ума! — прокричала она надломленным голосом. — Я в своем уме. Ты не Беллами!

— Мама! — Блейк поморщился от ее настойчивости.

— Это правда! Ты не имеешь права на наследство. Взгляни на себя! — продолжала она. — Ты думаешь, в тебе есть кровь Беллами? Где же твои светлые волосы? А брюшко? А нос «картошкой»? Я знаю, кто зачал тебя. Это был мой любовник!

Его мать посмотрела на него так, словно видела кого-то другого, и Блейк почувствовал, как страх безжалостно стискивает его желудок. Нет, подумал он в безмолвном ужасе. Это неправда!

— Ты же видел свои детские фотографии, — проскрипела Кей. — И знаешь, что родился с шапкой иссиня-черных волос. Как у моего возлюбленного. — Отстраненная улыбка на мгновенье приподняла ее тонкие губы. — Боже мой, Блейк, — продолжила она горячо, — я хранила эту тайну всю жизнь и хочу сбросить тяжесть прежде, чем умру.

Ее рука вдруг повисла, и она вся обмякла на постели. Медленно, неохотно Блейк устремил взгляд в направлении написанного маслом портрета отца над каминной полкой. Холодная дрожь начала бить где-то глубоко в позвоночнике и распространялась по всему телу до тех пор, пока ему не стало казаться, что весь он стал высеченным изо льда. Сколько же людей обсуждали полное отсутствие их сходства?

Силы, казалось, полностью покинули его. Разум словно оцепенел. Блейк сидел возле постели матери совершенно неподвижно, словно его проткнули копьем.

Он ласково погладил ее горячий лоб:

— Мама. Лекарства, которые тебе прописали, — сильнейшие успокоительные…

— Я уже несколько дней не принимаю их, — перебила его Кей. — Я говорю правду, клянусь здоровьем своего внука, — выкрикнула она в отчаянии.

Блейк сделал глубокий вдох, наполняя воздухом съежившиеся легкие. Его кулаки непроизвольно сжались. Абсурд — не так ли? Всю жизнь родители, гувернантки, тренеры по фехтованию, инструкторы по верховой езде и управляющие готовили его к будущему в качестве наследника Беллами.

Ему было двадцать, когда его пожилой отец, Дарси, умер. С того дня он оказался в положении человека, облеченного властью. На него вдруг обрушилась ответственность за решения, которые влияли на жизни многих людей. Мало-помалу он постигал свои обязанности, вникая в них с особой тщательностью. И уже через восемь лет почувствовал себя абсолютно уверенно в этой роли. Роли, которая будет принадлежать ему до тех пор, пока он не умрет и его место не займет сын.

Уверенно… да. Однако надо признать, иногда под гнетом долга он испытывал какое-то смутное беспокойство и растущее негодование. Порой ему страстно хотелось быть свободным…

Неужели он унаследовал эту неугомонность от своего настоящего отца? От этой мысли волосы на затылке встали дыбом. Верные традициям и условностям, флегматичные мужчины рода Беллами, как известно, всегда были вполне довольны своим богатством и привилегиями. Возможно, в нем действительно нет ни капли их крови!

Но в одном Блейк был совершенно уверен. Он любит каждый дюйм Крэнфорд-холла, каждую травинку обширного поместья — даже аккуратные коттеджи работников имения, вливающиеся в примыкающую деревню Грейт-Астон.

И теперь его мать заявляет, что поместье ему не принадлежит! Если это правда, она только что разорвала на части саму основу его жизни. Неужели он двадцать восемь лет прожил во лжи? И он всего лишь внебрачный ребенок? Незаконнорожденный. Ублюдок!

От внезапной боли мышцы живота снова сжались. Блейк взглянул на свою мать, которая любила его, и вдруг осознал, что она говорит правду. Кей нащупала свой золотой медальон и открыла его. Фотография. Блейк наклонился вперед и вгляделся в миниатюрный снимок в форме сердца.

Молодой мужчина. Смуглый, полный жизни, с непослушно вьющимися волосами, в точности как у него, и смеющимися черными глазами — зеркальным отражением его собственных. Те же черты лица. Тот же огонь.

— Твой отец, — прошептала Кей и любовно погладила фотографию дрожащими пальцами. — Вы с ним так похожи. — Она вздохнула. — Он владел мной, телом и душой. Я чуть не бросила все ради любимого. Но у него не было ничего — а мне слишком хорошо была знакома бедность. Я хотела, чтобы все это стало твоим! — крикнула она, окинув трясущейся рукой роскошное убранство комнаты.

Почти не дыша, он тяжело опустился в кресло. Его отец. Круговерть эмоций бурлила в нем: гнев, отчаяние и наконец жажда этой непознанной отцовской любви, отчего в горле встал ком, а на глаза навернулись слезы.

Высохшая вялая рука с проступающими голубыми венами приподнялась с шелкового покрывала и накрыла его руку:

— Блейк, ты знаешь, что я люблю тебя, — сказала мать с необыкновенной нежностью. — Я посвятила свою жизнь тебе. Я поклялась, что сын моего возлюбленного однажды унаследует Крэнфорд.

— Унаследует? Как? Ты сделала это невозможным! — резко крикнул он.

Блейк тяжело прислонился к дубовому комоду, отчего китайские вазы, стоящие на нем, тревожно задребезжали. К нему подступила тошнота, и в этот миг он понял, что должен делать. Боже, его всего трясло от этого решения. Еще никогда в своей благополучной жизни он не чувствовал себя таким больным, таким раздавленным. Таким… опустошенным и одиноким.

С посеревшим лицом он остановил мрачный взгляд на своей матери — жалкая, трогательная фигурка, почти незаметная на огромной кровати с пологом эпохи Якова I, которая ему не принадлежит. Ничто здесь ему не принадлежит. Только этим утром он ездил по своей земле, разговаривал со своими арендаторами, заходил в паб и обсуждал ремонт со своим строителем и плотником за пинтой эля. Теперь все это принадлежит кому-то другому. Вся его жизнь была обманом.

И, похоже, он и его шестилетний сын остались без средств. Откинув назад голову, Блейк тихо застонал. Что он скажет Джозефу? Его ребенок, его любимый сын, свет очей его с тех пор, как жена ушла…

— Мой… настоящий отец. Где он?

— Ушел. Растворился в воздухе. — Слезы выступили на бледных глазах матери. — Я велела ему уйти, сказала, что не люблю его, хотя отдала бы за него жизнь, так сильно любила. И до сих пор люблю…

Глубоко потрясенный, он уставился на ее лицо, на котором так ясно читались горе и отчаяние. Никогда раньше он не видел у матери такого пыла. За этой холодной, сдержанной внешностью, оказывается, жила страстная женщина, которая пожертвовала всем ради сына.

Всю жизнь она столь же безжалостно подавляла и его чувственные проявления. Всякий раз, когда он выходил из себя или слишком бурно на что-то реагировал, его жестоко наказывали.

Бывали моменты, когда Блейк чувствовал, что может взорваться от внутреннего огня и энергии, но вынужден был контролировать себя. Именно тогда он вскакивал на коня и пускал его в бешеный галоп.

Теперь все это уже не имело значения. Он должен покинуть Крэнфорд и начать новую жизнь. Это будет правильно. Он побледнел при мысли, какой груз мать взвалила на него, и внезапно понял, как зовут его отца.

— Его имя Джозеф, верно? — выпалил он. Так же зовут его сына. Имя, выбранное матерью, которая утверждала, что так звали ее венгерского дедушку.

У него закружилась голова. С обливающимся кровью сердцем он с усилием выдавил:

— Я должен найти настоящего наследника. Законного потомка.

— Нет! Только не Джайлз! Не кузен твоего отца! — вскрикнула она.

— Если он законный наследник, мой долг найти его, — отчеканил Блейк.

Кей закусила губу, затем выкрикнула в отчаянии:

— И ввергнуть всех в ад? Джайлз… Он зло, Блейк! — Казалось, она с трудом подбирает слова, чтобы убедить его, рассеять сомнение на его угрюмом лице. — Джайлз был пьяницей и развратником! Ты не можешь передать Крэнфорд ему! Ты должен подумать о своем сыне! — Ее руки в отчаянии хватались за него. — Умоляю тебя, дорогой! Не дай мне умереть, зная, что вся моя жизнь, моя жертва были напрасны!

Блейк сильно любил мать, и ему больно было видеть ее глубокое отчаяние. Он ласково погладил морщинистый материнский лоб, немного успокоив ее. Дал таблетку. Подождал, пока она уснет. Затем тяжелыми шагами прошел к высокому окну, глядя на все другими глазами. Глазами постороннего.

Как ему поступить? По совести? Или как будет лучше для большинства людей?

Взгляд Блейка наткнулся на Джозефа. Сын торжественно сидел на своем новом пони и счастливо болтал со Сьюзи, грумом. Любовь к сыну переполнила его сердце. И когда Блейк обвел мрачным, встревоженным взглядом обширный прекрасный парк и простирающиеся за ним покрытые лесами холмы, он почувствовал неразрывную связь с этим местом, связь, которую ничем было не искоренить.

Его жизнь уже никогда не станет прежней. С холодной яростью он подумал, что едва ли когда-нибудь снова будет счастлив.

Глава вторая

— Полагаю, вы гадаете, зачем я пригласила вас на обед спустя всего лишь три недели после смерти отца.

Несмотря на горделивую посадку хорошенькой светлой головки, голос Николь Базо дрожал. Выдавив слабую улыбку, она оглядела своих гостей, которые сидели за длинным столом под буйно разросшимся виноградом. На лицах друзей было сочувствие из-за смерти ее отца, Джайлза.

Почти наверняка друзья попытаются отговорить ее уезжать из страны, полагая, что она не в том состоянии, чтобы путешествовать одной с семинедельным ребенком. И будут, конечно, правы.

Ее алые сочные губы напряженно сжались. После всех ударов, которые судьбы нанесла ей в последнее время, она чувствовала себя надломленной.

— Завтра я еду в Англию. — Подбородок Николь вызывающе вздернулся. — Не знаю, как долго меня не будет.

Глаза гостей удивленно расширились. Николь раздраженно отодвинула свою тарелку с нетронутой пищей и приготовилась встретить возражения. Ей не пришлось долго ждать.

— Дорогая! Слишком рано. У тебя маленький ребенок.

— Да, он такой ангелочек. Посмотрите, как спокойно он спит! — воскликнула она полным любви голосом.

Все взоры устремились к корзинке, стоящей под оливковым деревом, в которой спал светловолосый Люк.

Поправив бретельку платья, соскользнувшую с ее изящного плечика, Николь сделала глубокий вдох. Взгляды присутствующих мужчин нацелились, словно крылатые ракеты, на глубокую ложбинку между ее увеличившимися грудями. От женщин внезапно повеяло холодком. Испугавшись неожиданной сексуальности своего тела, чуть располневшего после родов, она сказала:

— Я должна ехать. У меня нет выбора. Отец просил меня развеять его прах на английском церковном дворе.

Голоса за столом загудели. Удивление гостей почти не уступало ее собственному. Ее тоже поразила эта просьба.

— Но, Николь, ведь ты же родилась в Дордони!

— С двойным гражданством.

— И матерью-англичанкой.

— Несомненно, твой отец был французом — Джайлз Беллами… Французское имя, да? И ты, такая утонченная, такая артистичная…

— Я знаю, — вздохнула Николь. — Вообще-то он родился в деревне, называющейся Грейт-Астон. — Она слегка запнулась на незнакомом названии.

Гости зашумели. Она почти не слушала их. Голова болела от тяжелых раздумий о событиях, произошедших с ней в последнее время: болезненный развод, рождение ребенка, смерть отца. А теперь еще и вот это.

Ее отец был истинным французом по манере поведения и внешности, хотя в доме всегда говорили по-английски. Даже ее мать — давно разведенная с отцом и живущая сейчас со своим новым мужем в Нью-Йорке — ничего не знала о его английском паспорте. Потрясенная, Николь отыскала Грейт-Астон на карте. Она располагалась в районе, называющемся Котсволдс, в сельскохозяйственной части Англии.

Там, должно быть, красиво, подумала она. И почувствовала уже меньше негодования по поводу необходимости этой поездки.

— Интересное место. Устрою-ка я себе нечто вроде отпуска, — проговорила вслух Николь.

— Я отвезу тебя, — объявил Луи.

— Нет, я. Я знаю Англию! — настаивал Леон. Николь заметила, как задумчиво потемнели глаза мужчин, когда их взгляды снова устремились к вырезу ее шелкового платья, плотно облегающего фигуру. Она вздохнула. Мужчины! Ее либидо сейчас просто не существует. Сейчас у нее другие приоритеты.

— Спасибо, но нет, — ответила она им. Женщины заметно расслабились. Внезапно Николь почувствовала себя ужасно одинокой. Теперь, когда она больше не замужем, к ней стали относиться по-другому. Женщины — как к опасной сопернице. Мужчины — как к желанной добыче.

— Мне нужно время, чтобы пережить утрату — продолжила она. — А потом, после небольшого путешествия, я вернусь домой и снова окунусь в жизненный водоворот.

Грациозным жестом она указала на великолепие, окружающее отцовский — нет, ее — коттедж. Фруктовые деревья в цвету. Воздух, наполненный запахами трав. Пчелы, деловито жужжащие среди диковинных цветов. Сад в английском стиле. Как и многие английские эмигранты, отец создал кусочек Англии в чужой стране.

Позабыв о гостях, Николь невидящим взглядом уставилась на покачивающиеся розы, лилии, сладко пахнущую сирень. В растревоженных мыслях вертелся вопрос: почему?

Почему он не открыл ей своего секрета, когда они были так близки? Почему за всю жизнь ни разу не покидал Францию? Неужели он так ненавидел свою родину, или же была какая-то другая, более мрачная причина, по которой он отвернулся от своей страны?

— Там на кладбище какая-то тетя разбрасывает пыль! И у нее горб на животе!

Необычайно возбужденный Джозеф влетел в церковь и вихрем пронесся по проходу. Одетый в свой нарядный воскресный костюмчик, сияющий Джозеф резко остановился перед серьезным, немного угрюмым отцом, который пил кофе в компании преподобного Томаса.

С тех пор как Блейк узнал, что он не имеет права управлять Крэнфордом, прошло почти две недели. Но он пообещал матери, что не станет действовать поспешно. Его дни и ночи были наполнены вопросами, совесть мучила его всякий раз, когда он принимал какое-либо решение относительно поместья.

Только Джозеф придавал ему мужества. Он улыбнулся сыну и его непосредственности. Тетя с горбом на животе скорее всего лишь беременная женщина.

— А почему, по-твоему, она это делает? — спросил он, не удержавшись и любовно погладив ладонью возбужденное личико Джозефа.

— Потому что она сумасшедшая, — заявил Джозеф. — Она бормочет себе под нос какую-то ерунду, как будто произносит заклинание. И плачет.

— Плачет? — Блейк нахмурился и обменялся озабоченными взглядами с преподобным Томасом. — Пол, думаю, мне лучше посмотреть, чем я могу помочь.

Взяв сына за руку, он поднялся и зашагал так быстро, что Джозефу пришлось бежать, чтобы поспевать за ним.

У выхода из церкви, где бесчисленные предки Беллами мирно покоились под каменными плитами и медными табличками, он не мог не затаить дыхание в благоговении, несмотря на то, что зрелище было ему хорошо знакомо. Позади небольшого церковного двора беспорядочно возвышались крыши старых коттеджей. Великолепный парк простирался в глубь долины, зеленый и пышный, сливаясь с массивом леса у подножья Крэнфорд-хилл.

Блейк знал, что обязан этой красотой, этим бесценным наследием тому факту, что сотни лет Котсволдс производил лучшую шерсть в Европе. Он просиял от гордости.

В воскресную тишину мягко вплетались звуки птичьего пения и тихое и ровное жужжание пчел. Он ощутил прилив невыразимой любви. Это место стало частью его жизни.

— Она исчезла, папа! Она заколдовала себя в невидимку?

— Сейчас увидим.

— Но ты же не можешь видеть невидимое! — резонно возразил его сын.

Блейк зашагал вокруг старинной церкви, ведя за собой Джозефа, крадущегося на цыпочках. На сердце у Блейка потеплело, и он гадал, все ли родители приходят в такой восторг от забавных выходок своих чад.

Они увидели женщину прямо за тысячелетним тисом. Она стояла на четвереньках у могильной плиты, так что Блейк не мог видеть ее «горба». Он мельком увидел ее лицо, когда она повернула его в сторону, и предположил, что ей лет двадцать пять или около того.

Одежда ее была необычной — длинная юбка, лежащая мягкими складками, и облегающий хлопковый топ, обнажающий не меньше пары дюймов загорелой спины. И все же она выглядела стильно. Возможно, благодаря длинному шелковому шарфу, обтягивающему ее стройную шею.

Светлые волосы были модно подстрижены, и шелковистые пряди мягко свисали наперед, когда изящные тонкие пальцы медленно двигались по покрытому лишайником камню. Что-то совсем не похожа на сумасшедшую, подумал Блейк, заинтригованный незнакомкой.

— Она щупает могилу! — прошептал его сын. — Спорим, она еще и слепая!

Беспокоясь, что Джозеф может ляпнуть что-нибудь неподходящее, Блейк напустил на себя строгий вид.

— Тише. Не говори ни слова.

Николь застонала. Вот еще одна неопознанная могила! Она уже была близка к отчаянию и гадала, удастся ли ей когда-либо найти признаки существования семьи отца. По-прежнему сжимая теперь уже пустую урну с его пеплом, она присела на корточки рядом со следующим надгробием и попыталась разглядеть, нет ли на нем имени Беллами. Но и на этой плите надпись стерлась от времени, и Николь почувствовала, как ее накрыла новая волна разочарования.

С первых же минут приезда в Грейт-Астон она ощутила страстную потребность найти свои корни в этой прелестной английской деревушке. Покой и безмятежность окутали ее многострадальное сердце.

Вся деревня, казалось, дремала в безмолвии воскресного утра, живописные коттеджи радовали глаз приятным медовым оттенком.

Именно такой Николь всегда представляла Англию. Опавшие лепестки магнолии усеивали дорогу от дерева, склонившегося над старой каменной стеной. Напротив церкви дремал бревенчатый паб. А за всем этим виднелась маленькая деревенская лужайка для игр с прудом и утками.

По дороге к маленькой церкви ее переполняло ощущение того, что она идет по отцовским стопам. Она чувствовала, что ребенком он ходил по этим тропинкам. Был здесь. Бегал, смеялся, играл с друзьями…

И почему отец покинул такое прекрасное место? Но в чем бы ни заключалась правда, она сделала то, о чем он просил. Вернула его прах к подножию древнего тисового дерева.

А теперь она ищет доказательства существования отцовских родственников. Но ни на одном могильном камне нет имени Беллами!

Удрученная неудачей и подавленная прощанием с отцом, Николь испустила вздох.

— Papa! Quelle trahison! — пробормотала она, прислонившись лбом к замшелому камню.

Вдруг она застыла. Что-то заставило ее повернуть голову, хотя она не слышала ни звука. Сквозь пелену слез Николь увидела фигуры высокого темноволосого мужчины и взъерошенного ребенка, встревожено разглядывающих ее.

Понимая, как нелепо она, должно быть, выглядит, Николь покраснела и тут же поднялась на ноги, обхватив руками подвешенную на животе сумку.

Темные блестящие глаза мужчины засветились смехом. Глаза настолько бездонные, что на мгновенье она утратила ощущение реальности, словно соскользнула в черную бездну…

— Ребенок! Джозеф, у леди в рюкзаке ребенок! — прошептал мужчина испуганно таращившему глаза мальчику рядом с ним, и сжатые детские губки разлепились.

— Я думал, это горб. Горб на животе, — объявил он, затем снова сжал губы.

— Comment? [1] — крикнула Николь, не сознавая, что говорит по-французски.

— Une bossue[2], — серьезно пояснил мужчина. — Bonjour, Madame. Je m'appelle Blake[3]…

— Доброе утро, Блейк, — торопливо сказала она, приятно удивленная тем, что незнакомец говорит по-французски. — Я говорю по-английски. Моя мама родом из Лондона, и дома мы говорили в основном по-английски. Я Николь Базо, — представилась она. — А мой горб на животе — это Люк, — весело сообщила она Джозефу, плененная его огромными черными глазами. — Ему семь недель.

— О, бог мой! Вы привезли его сюда, потому что он умер? — горестно воскликнул мальчуган.

— Джозеф!

Сдержав смех, Николь покачала головой, отчего светлые локоны рассыпались по плечам.

— Нет, посмотри. С ним все в порядке. Он просто спит. — Присев на корточки легким, гибким движением, она позволила мальчику убедиться, что ее сын жив.

— Он дышит!

Николь кивнула, зачарованная радостью и облегчением Джозефа. Со светлым, любящим лицом она тоже залюбовалась маленьким комочком плоти и крови, который был ее сыном. Волна любви захлестнула ее, и она мягко поцеловала персиковую щечку Люка.

— Mon chou, — пробормотала она.

— Это заклинание? — ахнул Джозеф, поспешно отступая назад.

Ее глаза заискрились при виде его испуганного личика:

— Разве я похожа на ведьму?

— Вы могли замаскироваться, — осторожно ответил он.

— Нет. Просто я говорила по-французски. Это означает «моя крошка», «мой дорогой», — пояснила она и, увидев удовлетворенную улыбку мальчика, поднялась, внезапно осознав, что Блейк пристально наблюдает за ней.

Он был высок и безупречно одет. Легкий серый костюм, качество и покрой которого она немедленно оценила, отлично сочетался с голубой рубашкой и фиолетовым галстуком. И маргариткой в петлице. Она улыбнулась, заподозрив, что цветок — дело рук мальчика.

Лицо мужчины было загорелым и обветренным, а широкий рот, сильный нос и брови выдавали твердый характер. Волосы тоже были особенными. Иссиня-черные, как вороново крыло, они спускались на плечи хорошо уложенными локонами.

Пристальный взгляд его глубоких карих глаз, казалось, подмечал все. Внезапно Николь застеснялась своей помявшейся в дороге юбки и заплаканного лица.

— Извините нас за вмешательство, — мягко проговорил мужчина. — Я подумал, что вы, возможно…

— …сумасшедшая, — подсказал Джозеф с огромным энтузиазмом. Суровый взгляд Блейка был встречен невинным протестом. — Но ведь она же швыряла…

— «Бросала» было бы более подходящим словом, — поправил отец. — Джо, думаю, тебе лучше пойти и посмотреть, не можешь ли ты помочь дамам убрать посуду.

— Он хочет, чтоб я ушел, — пояснил мальчик с тяжелым вздохом. Николь хотелось рассмеяться, и впервые за много дней ее настроение поднялось. Малыш сделал несколько шагов по направлению к церкви, затем обернулся. — Но ты расскажешь мне, зачем она швы… бросала ту пыль, ладно, папа?

— Иди! — грозно прикрикнул Блейк и повернулся к Николь, которой с трудом удавалось сохранить серьезное лицо. — Я могу лишь еще раз извиниться, — тихо сказал он. — В его сознании отсутствует понятие «такт», но я продолжаю упорно внушать ему его и уже подумываю, не написать ли это слово у него на лбу. Как вы считаете?

Она отметила, какой искренностью и теплом светятся его глаза. Притягательный мужчина, заслуживающий доверия.

— Всему свое время.

Блейк вздохнул:

— Думаю, вы правы. Извините.

— Все в порядке. На самом деле мне было очень грустно, а он взбодрил меня.

Улыбка осветила лицо незнакомца, обнажив ряд белоснежных ровных зубов.

— Он лучик солнца в моей жизни, — сказал Блейк нежно.

— Вы обожаете его, — пробормотала Николь.

— Всем сердцем, — признался он. И рассмеялся. — Это так заметно?

Она тоже засмеялась.

— Вне всяких сомнений. Но я вас понимаю. — Ее рука погладила головку спящего малыша. — Когда родился Люк, я поняла, что значит любить кого-то всем сердцем, всей душой. — Она подняла голову. — Думаю, пора объяснить мое пребывание здесь.

— Я заинтригован, — признался Люк.

— Я приехала сюда, чтобы рассыпать по земле прах отца. Это было его предсмертным желанием.

Улыбка испарилась, и на лице Люка отразилось сочувствие:

— Понятно.

— Наверное, надо было спросить викария, но церковная служба была в разгаре, а я не хотела никого беспокоить.

— Все в порядке, — заверил он. — Я бы ни за что не помешал вам, но Джозеф влетел и сказал, что какая-то леди плачет на улице, и я забеспокоился.

— Я… разговаривала с отцом. Мне так не хочется оставлять его здесь. Совсем одного. Далеко от дома.

— Это было его желанием, — последовал спокойный, утешающий ответ.

— Я знаю, но… — Ровные белые зубы с силой прикусили нижнюю губу. — Ведь я скоро поеду домой, а он останется здесь, на чужой земле…

— Где он хотел быть. — Твердые, убедительные нотки в голосе Блейка немного успокоили ее. — Хотя я понимаю, как это для вас тяжело. Вам кажется, что вы предаете его и память о нем. Но вы сделали то, о чем он просил, а у него, должно быть, была веская причина.

Какая причина? — мучительно размышляла она. И вновь от искреннего сочувствия Блейка слезы набежали на глаза, и она часто заморгала, прогоняя их. Охваченная печалью, она уныло наблюдала за желтой бабочкой, порхающей с цветка на цветок. Лимонно-желтый был любимым отцовским цветом. Он всегда носил желтые рубашки, скорбно подумала она.

— Мне будет так его не хватать. Мы были очень близки, потому что я была его единственным ребенком, — пробормотала она.

Мужчина немного помолчал, потом добавил с величайшей мягкостью:

— Возможно, вам станет легче, если я расскажу о том, что было со мной, когда умерла моя бабушка. Мне тогда было всего лишь семь, и я находил саму мысль о смерти ужасной. Мне снились кошмары. Но мама рассказала мне старинную легенду. — Он заколебался, выглядя неуверенным. — Вы, наверное, сочтете это глупостью… — Он замолчал. Николь затихла, не сводя с него огромных глаз. Ощущение покоя снизошло на нее.

— Продолжайте, — попросила она. Лицо Блейка смягчилось.

— Я вспомнил легенду, когда увидел порхающую лимонницу. Мама рассказала мне, что малиновки и бабочки являются людям, которые потеряли близкого человека, людям, которые безутешны в своем горе.

Николь улыбнулась.

— Спасибо, что рассказали мне, — поблагодарила она от всей души. И затрепетала от теплой улыбки, которой он наградил ее. — И к вам являлись?

— Не сразу, — ответил Блейк добродушно, — хотя я все время искал глазами птиц и бабочек. Затем через, десять дней я увидел малиновку на любимой бабушкиной скамейке в саду. Мне показалось, что она пытается утешить меня. — Он на мгновение нахмурился и медленно продолжил: — Я твердо верю, что любовь никогда не умирает и что некая нить продолжает связывать нас.

— Красивая мысль. Я ее запомню. Спасибо, — просто сказала Николь, успокоенная и умиротворенная.

На мгновенье он уставился на нее, затем вдруг предложил:

— Послушайте, я не знаю, что вы подумаете о нашем английском кофе, но мы можем предложить вам чашечку растворимого в церкви — или вы можете выпить настоящего кофе у меня в доме. Приглашаю вас и вашего мужа.

— У меня нет мужа, — перебила Николь, опустив глаза на маленькую головку Люка. — Я приехала одна, — отрывисто добавила она.

Кошмар предательства Жан-Поля до сих пор причинял ей боль. Сможет ли она когда-нибудь это простить? Это было все равно, что врезаться в кирпичную стену, когда на четвертом месяце беременности она обнаружила Жан-Поля в постели со своей, как она считала до этого момента, лучшей подругой. Николь поморщилась, лицо передернуло в мучительной судороге. По его словам, она сама была виновата. Жан-Поль не хотел ребенка. Он ненавидел ее беременность и полнеющую фигуру.

Думая о будущем ребенка, она имела глупость простить его. А через две недели, почувствовав недомогание, вернулась с работы раньше обычного и снова обнаружила мужа и «подругу» в постели.

Именно тогда ее любовь к Жан-Полю умерла. Отец предупреждал ее относительно любви. Наслаждайся сексом, советовал он ей, но не принимай его за любовь. Любовь приходит, но редко. И приносит боль и страдания. Он был прав. Так и случилось.

Она заметила, что Блейк с грустью смотрит на ее малыша, и почувствовала волну сострадания, исходящую от него. И внезапно его предложение показалось ей замечательным. Она соскучилась по душевной обстановке. Последний час исчерпал резервы ее стойкости.

Она приложила руку ко лбу. Длительные часы за рулем, кормление Люка, нерегулярное питание и недосыпание…

— Вы выглядите измученной, — озабоченно сказал Блейк. — Пожалуйста, идемте, отдохнете немного, хотя бы ради ребенка.

— Вы очень добры. — Она пригладила волосы и слабо улыбнулась Блейку. — Добрый самаритянин. Кофе в любом виде было бы чудесно. Дорога показалась мне такой длинной.

— Из Франции на машине? С ребенком? — недоверчиво переспросил он.

— Я ехала несколько дней.

— Ночевали в гостиницах и таскали туда-сюда детские вещи?

Ее глаза засветились.

— Это был кошмар, — призналась она. — Правда, есть один плюс. Теперь, если мне понадобится новая работа, я могу выступать тяжеловесом от Франции. — Она в шутку продемонстрировала несуществующие мускулы, и тут ей пришло в голову, что в ее жилах нет ни капли французской крови. Как странно. Она англичанка до кончиков пальцев. К этому еще надо привыкнуть.

Блейк рассмеялся, его красивое лицо светилось жизненной энергией.

— Это действительно плюс, — признал он. — Но все-таки, должно быть, тяжело путешествовать одной.

Свое одиночество Николь почувствовала еще раньше. Богемные друзья отца после его смерти перестали посещать коттедж. Что касается ее собственных друзей, поначалу ее окружали нежной заботой, но это были либо холостяки, которые были бы не прочь приударить за ней, либо любящие пары, чья привязанность друг к другу становилась лишним болезненным напоминанием о ее неудавшемся браке. Постепенно отношение к ней всех подруг изменилось, поскольку теперь она была разведена, доступна и привлекательна. Тело, ставшее после родов пышнее и женственнее, разумеется, лишь усугубляло дело.

— Откуда вы? — поинтересовался Блейк. Перед мысленным взором Николь встал ее коттедж.

— Я живу в Дордони.

— А, это все объясняет. Земля английских эмигрантов.

— Вот именно… Я всегда считала, что мой отец француз! — выпалила Николь, поддавшись порыву. — Я понятия не имела, что он из Англии, пока не увидела его британский паспорт. Он родился здесь. А я ничего об этом не знала, пока он не…

Ее голос дрогнул, и Блейк озабоченно шагнул вперед, поддержав ее за локти.

— Тише, тише, все в порядке, — успокаивал он, но это было совсем не так.

Ее эмоции готовы были хлынуть через край. Николь снова хотелось удариться в слезы. Блейк же поддерживал ее, успокаивающе поглаживал и бормотал что-то ободряющее своим медово-бархатным голосом.

— Извините, — промямлила молодая женщина, розовая от смущения. Поднеся ладони к глазам, она решительно расправила плечи. — Я веду себя так глупо.

Внезапно ее желудок протестующе заурчал, и Николь прижала руку к животу, осознав, как голодна.

— Как вы слышите, — сказала она с извиняющейся улыбкой, — я отчаянно нуждаюсь в пище! Думаю, мне лучше найти место, где можно поесть. И его тоже скоро надо кормить. — Рука Николь ласково погладила головку Люка. — Я так странно себя чувствую. Какой-то сонной и вялой. Наверное, уровень сахара в крови совсем упал, — предположила она. — Я не завтракала.

— Ясно. В таком случае, идемте.

Не успела Николь сообразить, что происходит, как ее уже вели по тропинке. Он шагал с легкостью и грацией, напоминающей опасного дикого хищника, — точь-в-точь лев, властвующий над всеми джунглями.

Последние события ослабили броню ее либидо, это ясно. Если не поостеречься, то очень скоро она с рыданиями бросится в радушные объятия незнакомца. Несмотря на желание свернуться калачиком на чьей-нибудь груди, надо было ретироваться, пока ее достоинство не пострадало!

— Я не хочу больше отнимать у вас время. Я пойду в паб, — сказала Николь, придя в ужас от того, что боится встретиться с его женой. — А вы, должно быть, уже беспокоитесь, где ваш сын.

— В церкви. Где его балуют и всячески ублажают. Я скажу ему, что ухожу. Без сомнения, он вернется домой в сопровождении эскорта, с набитым шоколадным печеньем животом, напичканный всякими новыми словечками, которые мне придется объяснять, когда он станет не к месту вставлять их. — Глаза Блейка заискрились. — Леди обожают его. Не исключено, что они сами приведут его домой, чтобы попотчевать меня забавной чепухой, которую он им наговорил.

— Не сомневаюсь. Тем больше причин отказаться от вашего великодушного предложения, — неохотно сказала Николь, почувствовав к нему еще большую симпатию. Когда еще она встречала мужчину, который был настолько понятливым, неотразимым и ни капельки не эгоистичным? И который, с трепетом подумала она, возбуждал ее. С большим трудом Николь заставила себя сказать: — Все равно, мне хочется поесть в пабе. Это будет забавно.

— Как пожелаете, — разочарованно ответил он. — Если вы уверены, что справитесь одна.

— Я должна привыкать, — печально пробормотала Николь.

— Это правда. Тем не менее я восхищаюсь вашей силой.

Их глаза встретились, и в его взгляде действительно читалось восхищение. Оно, казалось, прогревало ее насквозь, словно огненный коньяк, растекаясь по жилам и ускоряя пульс.

— Блейк… Есть вещь, которую вы можете для меня сделать, прежде чем я уйду, — решилась она.

— Назовите ее.

На мгновение по блеску в его глазах ей показалось, что он флиртует с ней. Затем ощущение реальности вернулось. Это просто человеческая доброта, ничего больше.

Николь сделала успокаивающий вдох, чувствуя, что волнуется.

— Я пытаюсь понять, почему отец хотел, чтобы я привезла сюда его прах, — пояснила она. — Вы ведь местный житель, да?

— Я родился здесь. И… мои родители и их родители до меня.

Ее лицо осветилось нескрываемой радостью.

— Значит, вы, возможно, именно тот человек, которого я ищу!

— В самом деле?

— Да, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро. — Дело в том, что я осматривала надгробия, чтобы увидеть, не захоронены ли здесь какие-нибудь родственники отца. Но ничего не нашла. Многие надгробия невозможно прочесть из-за… э…

— Лишайника, — любезно подсказал он, поняв, что она подыскивает слово. — Время уничтожило большинство старых надписей. Если вы ищете фамилию Базо, то, боюсь, я не знаю…

— О нет, — внезапно прервала его она. — Фамилия моего отца была не Базо.

— Нет?

Поняв намек, он взглянул на ее руку и нахмурился, потому что на ней не было никаких колец.

Но спеша поскорее все узнать, она не стала объяснять ему, что в ярости швырнула в Жан-Поля свое обручальное кольцо. В волнении она сделала глубокий вздох, отчаянно надеясь, что он знает хоть что-нибудь о ее родственниках.

— Нет. — Она не отрывала от него напряженного взгляда. — Его фамилия была Беллами.

— Беллами?

Николь съежилась, потрясенная его реакцией. Улыбку с его лица как ветром сдуло, а вместо нее появилось выражение крайней тревоги.

— Д-да… а что?

— Беллами!

Одно лишь упоминания папиной фамилии спровоцировало в этом вежливом человеке такую пугающую реакцию, что ее мысли вмиг перепутались.

Она испустила тихий стон. Если б можно было забрать назад свою просьбу о помощи, она бы сделала это. Ошибкой было вторгаться в прошлое. Надо было рассеять прах и уезжать домой. А теперь воспоминания об отце вот-вот окажутся запятнанными каким-то ужасным разоблачением. И она совсем не хочет это слышать.

Глава третья

К счастью, поблизости оказалась скамейка. Николь с облегчением опустилась на нее. Не осмеливаясь взглянуть на Блейка, она сосредоточилась на насущном: сняла сумку, вытащила из нее Люка, затратив на это вдвое больше времени, чем обычно, потому что с перепугу пальцы стали неуклюжими и все время путались.

Отец, что ты натворил?

Она расстроено наклонила голову, надеясь, что Блейк уйдет, но он не двинулся с места и остался стоять перед ней. Быть может, он думает, что я опасна для общества? — истерически подумала она.

Под его сверлящим неодобрительным взглядом Николь обессилено прислонилась спиной к спинке скамейки, твердые планки которой больно вонзились ей в лопатки.

И тут еще заплакал Люк. Его действительно давно уже было пора кормить. Отчаянно моля про себя, чтобы Люк успокоился, она неуклюже завозилась с пуговицами блузки. Обычно она не стыдилась кормить ребенка на людях, но в Блейке было что-то настолько откровенно мужское, что заставляло ее отчетливо сознавать свою женственность. А он не перестанет пялиться на нее. Эти сияющие алмазами глаза будут изучать каждое ее движение, оценивать изгибы ее груди… Она вздрогнула.

Люк продолжал кричать. О скромности, в отчаянии подумала она, надо забыть. Она взглянула на Блейка из-под ресниц, словно напоминая ему об элементарном приличии.

— Давайте разберемся. Вы называете себя Базо, но на самом деле являетесь Беллами? — процедил он сквозь зубы, напрочь игнорируя ее потребность в покое и уединении.

— Да! — прокричала она сквозь пронзительные вопли Люка, вызывающе вскинув голову. — И горжусь этим!

Мысленно пожелав ему провалиться на месте, Николь решительно расстегнула пуговицы — наплевать, что он увидит ее грудь! — и направила ротик Люка к своему набухшему соску. Секунду-другую повозившись, взял грудь, и его всхлипы прекратились. Последовало знакомое потягивание, которое обычно расслабляло ее до состояния блаженного удовольствия. Но не в этот раз.

Не тогда, когда громадный Блейк нависал над ней, уже одной только позой выражая преднамеренную угрозу.

Чувствуя себя разбитой и несчастной, Николь прижала к себе своего малыша. Даже зрелище насыщающегося Люка, чье негодование сменилось полнейшим довольством, ничуть не уменьшило ее беспокойства. Вот-вот произойдет что-то ужасное. Почувствовав подступающую к горлу тошноту, она глубоко вздохнула. Наклонила голову и нашла утешение в том, чтобы поцеловать белые шелковистые волосики Люка.

Но непреодолимая сила притягивала ее взгляд назад, к разъяренному Блейку. Нет, оторопело подумала она. Не разъяренному — пораженному ужасом. Она нервно облизнула пересохшие губы. Если бы ее руки были свободны, она бы закрыла ими уши, чтобы не слышать того, что он может сказать.

— Мне нужно установить пару фактов, — вдруг заявил Блейк ледяным тоном.

Николь еще крепче прижала Люка, словно он был ее спасательным кругом. Что такого натворил отец, если одно лишь упоминание его фамилии вызывало у Блейка такую реакцию?

— Каких? — сдавленно проговорила она.

— Полное имя вашего отца. Ее затрясло.

— Джайлз. Джайлз Беллами.

Блейк резко втянул воздух, и она поняла, что он узнал имя, потому что лицо его исказилось гримасой ужаса, а глаза еще больше потемнели.

— И он мертв.

— Вы же знаете, что да! Я развеяла его прах, помните? — ответила Николь, чувствуя себя на грани истерики. — Вы часто допрашиваете женщин, когда они кормят грудью? — бросила она и получила некоторое удовлетворение, увидев, как краска проступила на его высоких скулах.

— Обстоятельства необычны.

— Правда?

— Вы хотите найти своих родственников? Она прищурилась. Его голос звучал более уравновешенно. Но не менее отстраненно.

— Зависит от обстоятельств, — осторожно парировала она.

Казалось, он взвешивает возможные варианты. Николь наблюдала, как он отвернулся и уставился на красивый сад, простирающийся за каменной оградой церковного двора. Напряженные спина и плечи говорили о том, что внутри него происходит борьба. Тошнотворный ком тревоги поселился в ее желудке. Это невыносимо. Лучше сейчас все узнать, чем продолжать мучиться ужасными подозрениями в отношении отца.

— Скажите мне, в чем дело! — потребовала она вибрирующим от настойчивости голосом. — Вы знали моего отца?

— Я знал о нем.

— И? — Она затаила дыхание. Блейк сделал глубокий вдох.

— Вы очень молоды, — обронил он резко и отрывисто, словно сдерживал сильные эмоции.

— Двадцать пять! — с негодованием воскликнула она. — А вы такой старый?

— Двадцать восемь, — скупо сообщил он. — А Люк ваш собственный сын, ваша кровь?

— Разумеется! Вы думаете, я вожу с собой чужого ребенка и кормлю его? — вспылила она, выведенная из себя его необъяснимым поведением.

— Я должен знать! — рявкнул он.

Холодное лицо Блейка — мужчины, который ей сразу понравился и чьего сына она считала таким прелестным, заставило ее с горечью выпалить:

— Теперь Люк единственный, кто у меня есть на всем белом свете!

— Ваша мать умерла? — продолжил он допрос.

— Замужем во второй раз, живет в Америке, и ей нет никакого дела до меня… — Она раздраженно смолкла, прикусив язык. — Какое, черт побери, вам до этого дело?

— Большое. — Несколько секунд он разглядывал ее, затем задумчиво склонил голову набок. — Фамилия, которую вы носите, Базо. Ваш отец использовал ее в качестве фальшивого имени?

Николь съежилась от ужаса, глаза стали огромными, а мозг лихорадочно перебирал причины, по которым он мог такое подумать. Преступление. Мошенничество. Двоеженство… нет, такого просто не может быть, останавливала она себя. Наверняка существует какое-то простое объяснение. Или это все просто недоразумение.

— Он всегда был Беллами. Эта была и моя фамилия тоже, — пробормотала она, все еще слишком ошеломленная, чтобы сказать что-то еще.

— Но… — Блейк нахмурился. — Вы же сказали, что не были замужем! — прорычал он.

— Нет, не говорила. Я сказала, что у меня нет мужа, и его нет, — безжизненно ответила она. — Больше нет. Я разведена.

— Означает ли это, что ваш муж был отцом Люка? — натянуто поинтересовался он.

Ее глаза вспыхнули гневом. Кем он ее считает? Возможно, ее жизнь была свободнее, чем у большинства известных ей людей, но она никогда не была неразборчивой в связях или сексуально безответственной.

— Вы намеренно пытаетесь оскорбить меня, или это вышло случайно? — парировала она.

Колкость попала в цель. Блейк вздрогнул и покраснел.

— Я должен знать, является ли Люк законным ребенком, — заявил он.

— Зачем? — кипятилась она. — Вы не разговариваете с матерями незаконнорожденных?

Он вздрогнул и побледнел.

— Дело не в этом!

— Тогда в чем? Вы собираете сплетни для деревенской газеты? Ищете падших женщин, чтоб наставить их на путь истинный? — набросилась она на него, войдя в раж. — Или хозяин поместья не допускает падших женщин в эту деревню?

— Хватит! — прошипел Блейк, трясясь всем телом от с трудом сдерживаемой ярости. — Ответьте на вопрос. Это ваш законный сын?

— Да! — прокричала она. — Почему это так важно для вас? Скажите — или катитесь к чертям собачьим!

— Я же сказал вам, — проскрежетал он. — Я устанавливаю факты.

— Возможно. Но с какой целью? Вы должны сказать мне, что происходит! — крикнула она в раздражении и не заметила, что сдвинула с места Люка.

Малыш протестовал долго и громко. Кое-как Николь успокоила его, и вскоре он снова начал сосать, мирно посапывая. Только тогда она вновь подняла на мужчину разгневанный взгляд.

И вновь ей показалось, что Блейк изо всех сил пытается побороть какое-то сильное чувство. Ее страхи усилились. Это как-то связано с ее отцом. Но ведь папа был таким добрым, великодушным, любящим и любимым!

Никогда прежде Блейк не ощущал такой нерешительности. Вот она сидит тут перед ним, оскорбленная невинность, поглощенная кормлением своего ребенка. Мадонна с младенцем. С крошечным, беззащитным малышом, законным наследником Крэнфорда.

Боже милостивый! Вся его жизнь — жизнь, которую он так любил, — грубо отнимается у него. Дом, земля, его проекты, которые он начал и которые уже успешно завершил, — все это больше не будет принадлежать ему.

Он представил личико Джозефа, когда скажет ему, что они уезжают, и недоумение сына, силящегося понять, что же такого сделала бабушка, и почему они должны покинуть свой любимый дом, друзей, жизнь, которая, как они наивно полагали, принадлежит им по праву.

Его мозг казался перегруженным, мысли путались. Вначале было потрясение от встречи с дочерью Джайлза через такое короткое время после материнского признания. Потом нежные сцены матери и дитя. И все время их встречи — ощущение ее невероятной сексуальности. Накал ее чувственности поразил его, пробив бронь его холодного безразличия к женщинам и разжигая почти неукротимое вожделение. Собственные чувства пугали его. Ему хотелось заключить ее в объятия. Целовать этот мягкий рот до тех пор, пока они оба не задохнутся.

Склоненная головка Николь сияла, словно желтое стекло на солнце. Он охватил взглядом совершенство ее кожи, маленький прямой носик, эти мягко приоткрытые губы, и в нем поднялось такое желание, какого он никогда прежде не испытывал. Горячее, сильное, настойчивое. Что за дьявольщина с ним творилась?

И хотя он твердо вознамерился не разглядывать ее, глаза его не слушались. Ненавидя, презирая себя, разрываясь между добропорядочностью и низменными порывами тела, он позволил своему многострадальному взгляду задержаться на безупречной выпуклости ее обнаженной груди.

Он борется с желанием к совершенно незнакомой женщине. Его троюродной сестре. Дочери Джайлза.

Долг Блейка был ясен, как божий день. Объявить Николь о ее удаче и откланяться. Однако он не мог заставить себя произнести эти слова.

Будучи женщиной, она не может наследовать сама, но в течение восемнадцати лет, пока Люк не достигнет совершеннолетия, именно она будет управлять имением. И тратить его деньги. А он ведь совсем ничего о ней не знает.

За исключением того, что она красива и сексуальна. Блейк стиснул зубы, силясь укротить свое чересчур прыткое желание. Казалось, что его знакомый, безопасный мир рушится, а с ним и с таким трудом давшаяся ему дисциплинированность, державшая в узде своенравные страсти. Сердце Блейка заколотилось. Неужели материнское откровение высвободило его эмоции из смирительной рубашки?

Потеря контроля над собой тревожила его и сбивала с толку. Пожалуй, угрюмо подумал он, подавление чувств имеет свои преимущества и может быть добродетелью, в конце концов.

Он хмуро уставился в землю. Что касается Николь… Она жила со своим отцом. Не могла не знать о его образе жизни — и тем не менее боготворила его. Потому ли, что у них были сходные вкусы, или она любила его, несмотря на его порочность?

Так много вопросов и ни одного ответа — хотя они были нужны ему, как воздух.

Блейк нахмурился, подумав о ее реакции, когда он по неосторожности позволил своему неожиданному влечению выйти на поверхность. Ее губы изогнулись в распутной улыбке, а в глазах читалось почти неотразимое приглашение. За которое он чуть не ухватился обеими руками.

Возможно, это было взаимное влечение. А может, это ее обычная реакция на мужчин. Откуда ему знать? Он не может рисковать будущим Крэнфорда. При неправильном управлении и бестолковых инвестициях пострадает не только имение, но и деревня. Он должен побольше узнать о ней прежде, чем сделает окончательный шаг и расскажет Николь, что ее сын является наследником. В этот момент он услышал, как ее пальцы возятся с тканью. Застегивают пуговицы. Его сердце вновь забилось сильнее.

Послышался звук расстегиваемой «молнии» детской сумки. Хрипловатым грудным голосом с этим неповторимым акцентом она обратилась по-французски к ребенку.

— Ну вот, мой сладкий. Сейчас мы приведем в порядок твою попку и…

Ее голос смолк. Он ждал, напрягшись всем телом, прислушиваясь к ее тихому, скрытому шепоту на языке, который он знал, как свой родной.

«И тогда мы добьемся правды от этого мужчины, даже если для этого мне придется воспользоваться всеми своими уловками!»

Глаза Блейка вспыхнули. Какое счастье, что у него такой хороший слух. И что семейство Беллами не только давало французские имена своим наследникам мужского пола, но и по традиции посылало их во Францию для овладения языком.

Значит, она желает знать правду. Он расскажет ей то, что ему известно о ее отце, и посмотрит на ее реакцию. Под этими слезами и очарованием лежит сильная воля. Он понял это, когда она бросила ему вызов.

До тех пор, пока не убедится в ее незапятнанности, он не может передать ей имение и отдать в ее руки жизни людей, которых он любит.

Блейк подумал о матери, которая была так близка к смерти. Сердце его сжалось, и он понял, что не сможет рассказать ей о законном наследнике. Она тут же умрет, убитая горем. Его сыновний долг защитить ее от страданий любой ценой. Она пожертвовала всем ради него. Он по крайней мере может позволить ей умереть спокойной. Сыновняя любовь боролась с долгом чести. И Блейк нашел компромиссный вариант. Он расскажет Николь обо всем, если сочтет ее достойной узнать правду, когда она будет готова — и совершенно определенно это будет только после смерти матери.

Глава четвертая

Непослушными руками Николь закончила менять Люку подгузник, украдкой бросая тревожные взгляды в сторону Блейка.

Уложив спящего ребенка в рюкзак, она поднялась со скамейки. Голова была словно ватой набита. Пустой желудок вновь жалобно заурчал.

— Я иду в паб, — объявила она твердым голосом. Пусть не думает, что может вытирать об нее ноги. — Я спрошу там, что им известно о ком-нибудь из Беллами.

Блейк с шумом втянул воздух и резко повернулся. В его глазах она увидела искры тревоги и поняла, что эта мысль ему не понравилась. Довольная своей тактикой, Николь добавила:

— А после этого я бы хотела встретиться с вами снова. Я имею право знать, почему вы питаете такую враждебность к моему отцу. И ко мне.

— Вы должны пойти ко мне домой, а не в паб, — проскрежетал он.

— Скорее я съем червей, — язвительно парировала она.

В его глазах снова мелькнуло что-то похожее на тревогу.

— Николь, вам нужно понять, что это должно оставаться между нами, — угрожающе сказал он, вновь вселяя в нее страх. Его губы скривились. — Никакого полоскания грязного белья на людях.

Последовала долгая напряженная пауза. Николь видела: Блейк готовится сказать что-то, что явно предпочел бы держать при себе.

— Мы члены одной семьи, — выдавил он наконец.

От изумления она вытаращила глаза:

— Что вы сказали?

Он помолчал, затем с явной неохотой протянул:

— Меня зовут Блейк Беллами. Я ваш троюродный брат.

— Троюродный брат? — тупо повторила она и часто заморгала, силясь собраться с мыслями. Он знал, что они родственники, все это время, что допрашивал ее! И скрывал это.

— И когда вы собирались мне это сообщить? За чашкой кофе?

Блейк на мгновенье задумался:

— Не знаю.

— Как вы смеете? Это ни в какие ворота не лезет! — разбушевалась она. Было еще обиднее от того, что сначала он был так добр и внимателен, и они поделились друг с другом сокровенным. Перемена его отношения к ней казалась почти предательством. — Вы знали, что я расстроена. Знали, что я хочу найти своих родственников. — Николь замолчала, сделала вздох и наконец отважилась: — Вы признались мне только потому, что я собралась пойти в паб, да?

— Да, — резко ответил он с угрюмым лицом. — Где ваша машина?

— Во… возле почты.

Блейк кивнул. Потом быстро зашагал к церкви, даже не оглянувшись. Николь не знала, что делать. Она могла бы сесть в машину и исчезнуть, сохранив память об отце незапятнанной. Но едва подумав об этом, она поняла, что до конца жизни эта тайна не будет давать ей покоя.

Взглянув в сторону церкви, она увидела, как Блейк, вытащив из кармана носовой платок, вытирает испачканные шоколадом личико и руки Джозефа. Потом он что-то тихо сказал своему сыну. Тот молча ухватился за отцовскую руку и потрусил рядом с ним.

— Привет, — жизнерадостно защебетал Джозеф. — Привет, карапуз. — Он похлопал сумку маленькими ручками с ямочками. — Папа говорит, мне можно будет съесть мороженое с пудингом, когда мы придем домой.

— Идем? — холодно предложил Блейк. — Я расскажу, куда ехать. Тут недалеко. Мы с Джозефом пойдем пешком.

— Но… — начал было Джозеф, но умолк под сердитым отцовским взглядом.

Вместе с Джозефом, болтающим с удивительным знанием дела о растениях и цветах, они с Блейком в каменном молчании подошли к ее машине.

Холодно и отстранено он рассказал ей, как ехать, затем забрал Джозефа и зашагал по дороге.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы вытащить Люка из сумки и устроить в машине, и еще дольше, чтобы заставить себя включить зажигание.

К тому времени когда она догнала Блейка и Джозефа, они входили в большие кованые ворота. Николь поехала очень медленно, широко открыв глаза от изумления и оглядывая открывающийся прекрасный вид.

Джозеф оторвался от отца и взобрался на забор, энергично замахав какому-то человеку верхом на лошади, которая галопировала перед посадкой старинных дубов. Когда всадник приблизился, она увидела, что это женщина — молодая и стройная.

Жена Блейка? — нервно гадала Николь. Ее рот угрюмо сжался.

Она прибавила скорость и подъехала к тому месту, где Блейк и Джозеф разговаривали со стройной блондинкой. Когда Николь заглушила мотор и вышла, то заметила вспышку раздражения в глазах Блейка. Но ее было не запугать.

— Здравствуйте, — сказала она женщине и протянула руку для рукопожатия. — Мы с Блейком…

— Это Сьюзи, — прервал он ее ледяным тоном. — Она уже уезжает.

Сьюзи выглядела слегка сбитой с толку, но торопливо взяла руку Николь и пожала ее:

— Здравствуйте. — Она вопросительно вскинула бровь в сторону Блейка. — И до свидания.

— До свидания, миссис Беллами, — сказала Николь, делая выстрел наугад.

— Сьюзи, — промолвил Блейк тоном, вполне способным заморозить кипящую лаву, — грум.

С таким словом она никогда не встречалась. Джозеф увидел это и пришел ей на выручку:

— Она ухаживает за лошадьми, — пояснил маленький мальчик. — Выезжает их. Чистит сбрую.

— Спасибо, Джозеф, — сухо ответил Блейк, прежде чем его сын пустился в подробности.

Николь порозовела.

— Я думала, она ваша жена.

— У меня нет мамы, — дружелюбно пояснил Джозеф. — Она убежала с шафером, когда я был маленький.

— Шофером, — поправил Блейк, нахмурившись. — Кто тебе это сказал?

— Люди, — бросил Джозеф неопределенно. — Мне всегда было интересно, что такое шафер. Все нормально, — добавил он, увидев встревоженный взгляд Николь. — Я ее не помню. А из папы получилась хорошая мама. И потом есть еще повариха и Мейзи, которая убирает, и…

— Джозеф, — сухо перебил Блейк. — Давай проверим, за сколько ты добежишь отсюда до парадной двери. Воспользуйся короткой дорогой. Я засеку время.

Николь ничего не сказала. Хотя взгляд ее был направлен на Джозефа, который уже почти скрылся в зарослях растущего впереди рододендрона, она была слишком занята перевариванием двух новых фактов. Жена Блейка оставила его. И у него, похоже, целый штат прислуги. Какой же у него дом? Его даже еще не видно!

— Вы… Вы владеете этим бесподобным местом?

Его красивые губы вытянулись в тонкую линию:

— Это Крэнфорд-холл. Беллами живут здесь уже несколько столетий.

— О! А как же мой отец? Как он вписывается во все это? — воскликнула Николь, гадая, какое место отведено ему в этой богатой семье лендлордов. Она не могла представить его здесь. Отец никогда не любил рутину и условности. Поэтому покинул такую роскошь? До того, как его работы стали широко известны, он едва сводил концы с концами. Ее пальцы нервно теребили браслеты. В горле пересохло, вопросы остались незаданными.

Блейк снова окинул ее мрачным взглядом, и ей показалось, он задержался на ее тонкой талии и мягкой округлости бедер. И вновь она почувствовала то опасное томление в груди, которое сигнализировало о ее повышенной восприимчивости к его мужскому началу.

— Очень скоро вы все узнаете. При этом вам лучше будет сидеть, — пробормотал он пугающе. — Давайте покончим с этим как можно быстрее. Поставьте машину у главного крыльца и входите в холл. Там я присоединюсь к вам.

— Вначале я должна поесть, — слабо напомнила она.

Он бросил взгляд на ее бледное лицо и дрожащие губы и нахмурился.

— Садитесь на пассажирское сиденье. Вы ужасно выглядите.

Машина тронулась, как только она захлопнула дверцу.

Они проехали между рядами рододендронов и азалий, затем через фантастически красивый вишневый сад. За ним тянулись луга, пестреющие колокольчиками, лесными анемонами и змееголовником. Ее сердце на миг замерло. Точно как луг у них дома.

Сама того не сознавая, она поискала глазами терновник и нашла его. И груши, все в цвету.

Грусть снизошла на Николь. Все это были растения, по настоянию отца посаженные вокруг их коттеджа во Франции. Он любил это место, подумала она, осененная внезапной догадкой. И, должно быть, тосковал по нему. Всей душой хотел вернуться.

Но не вернулся. Она непроизвольно вздрогнула.

— Все, нормально? — пробормотал Блейк. — Нет.

— Уже почти приехали.

Наконец показался внушительный особняк. Золотистый камень, трубы дымоходов и стрельчатые окна. Он купался в теплом апрельском свете, глициния, сплетающаяся с роскошным диким виноградом, скрывала стены.

Ниже, на окруженных бордюрами клумбах перед домом она увидела алые тюльпаны среди кустов и многолетников, каждый из которых она узнавала. Ее сердце сжалось от боли.

— Это самый красивый дом, который я когда-либо видела, — призналась она мягким от благоговейного трепета голосом.

Блейк нахмурился и свернул на вымощенный двор, окруженный хозяйственными постройками. Потом, не сказав ни слова, выскочил из машины и начал отстегивать детское сиденье Люка.

Николь медленно вышла из машины и смиренно последовала за ним через узкую, обитую деревом дверь.

Блейк приостановился и сунул голову в одну из дверей. Там, должно быть, находился Джозеф. Наверное, это кухня, куда он был отправлен, подумала Николь.

— Отличная работа, Джо, ты несся, как пуля, выпущенная из ружья! — объявил Блейк с улыбкой в голосе.

— Думаю, он заслужил вашего бесподобного пудинга, миссис Картер. И не могли бы вы подать ленч для меня и моей гостьи?

— С удовольствием, мистер Блейк.

Мистер Блейк? Почему имя вместо фамилии? Она нахмурилась.

Слепо следуя за Блейком, который скрылся в одной из комнат вместе с Люком, Николь вдруг вспомнила, как отец предложил садовнику, который приходил раз в неделю и выполнял всю тяжелую работу по вскапыванию земли, называть его месье Джайлз.

Невыносимая тоска нахлынула на нее, и, на миг прикрыв глаза, она споткнулась. Послышались торопливые шаги, и она почувствовала, как две сильные руки подхватили ее. От его рук исходил жар. Дыхание Блейка смешалось с ее дыханием.

Она подняла голову и встретилась с его черными властными глазами. Комната завертелась вокруг нее, и Николь почувствовала, что какая-то сила отрывает ее от пола, и она повисает в воздухе. А потом вдруг оказывается прижатой к живительному теплу его груди. Не успела она задуматься над своим желанием обвить Блейка руками за шею, как ее без особых церемоний переложили на диван.

— Как безответственно с вашей стороны нерегулярно питаться. Вы должны думать о ребенке, — прорычал он.

Ее голова постепенно прояснялась.

— Люк! — наконец вскрикнула она, лихорадочно оглядываясь вокруг.

— Цел и невредим, — последовал ворчливый ответ.

Проследив за взглядом Блейка, она увидела своего сына, спящего блаженным сном. Детское сиденье стояло перед антикварным столом из превосходно отполированного дуба.

— Я никогда раньше не падала в обморок, — сердито пробормотала она, пытаясь сесть. — Но, с другой стороны, меня никогда еще не запугивали так немилосердно на пустой желудок.

— Прошу прощения, если расстроил вас, — натянуто проговорил Блейк.

— Расстроили? — Она сделала глубокий вдох. — Я недавно потеряла отца. Я одна ращу маленького ребенка. Я приехала в чужую страну, узнав, что мой отец скрывал от меня свое место рождения и национальность. А потом встречаю вас — сначала доброго и отзывчивого, а потом — требовательного и грубого!

— Я прошу прощения, — повторил он низким, хриплым тоном. — Вы поймете мою реакцию, когда… — Замолчав, он облизал губы и глубоко вдохнул. — Послушайте, не могли бы вы поправить юбку?

Взглянув вниз, Николь густо покраснела. Юбка задралась на бедра и оказалась зажатой под ней. С некоторым трудом она выдернула ее, с ужасом чувствуя на себе неодобрительный взгляд Блейка.

В эту секунду послышался тихий стук в дверь, и вошла пухлая добродушная женщина с подносом в руках.

— Я слышала, вы приехали, чтоб развеять прах вашего отца, и я так сожалею. — Женщина улыбнулась Николь с искренним сочувствием.

— Спасибо.

— Я подумала, что горячий суп и домашние булочки — как раз то, что надо, — продолжила миссис Картер. — Тут еще буженина, горячая курица и грибной пирог с молодой картошкой. В кувшине домашний лимонад, и на десерт своя клубника. — Она улыбнулась Николь и тут увидела Люка. — Ой, какая крошка! Это ваш малыш?

— Да. — Голос Николь смягчился. — Его зовут Люк.

— Хорошенький, как картинка, — просияла женщина. — И посмотрите-ка, его волосики такие же светлые, как у Беллами!

Николь увидела, что кухарка указывает на серию написанных маслом портретов на стенах. До сих пор не замечавшая ничего вокруг, Николь обратила внимание, что все мужчины на портретах — блондины. У одного даже были глаза, как у ее отца.

— Но, — озадаченно проговорила Николь, с любопытством взглянув на темноволосого Блейка, — не все они блондины.

— Нет правил без исключений, дорогая, — поведала миссис Картер, подмигнув Блейку.

Он ответил натянутой улыбкой, которая не затронула глаз.

— Совершенно верно. А сейчас мы, пожалуй, приступим к еде. Спасибо, миссис Картер. Ленч выглядит восхитительно, — сказал он тоном вежливого освобождения.

Николь поняла, что он не собирается представлять ее как родственницу. Она побледнела.

— Ну, ладненько. — Повариха заторопилась к двери. — Я принесу кофе, когда позвоните. И вашего любимого шоколадного печенья.

С очередной вялой улыбкой Блейк кивнул и дождался, когда она выйдет из комнаты, прежде чем налить суп в тарелку и подать Николь. Аромат был восхитительным, и она с готовностью окунула в него ложку.

Сам Блейк ел мало — несколько ложек супа, кусочек пирога. Николь же с удовольствием налегала на пищу. Она заканчивала вторую миску клубники, когда наконец произнесла:

— Вы готовы говорить. Я готова слушать. — Ее большие перепуганные глаза встретились с его взглядом.

Блейк встал и начал ходить по комнате. Николь следила за каждым его движением.

Когда его скульптурные губы приоткрылись, чтобы начать, она ухватилась за подлокотник кресла и приготовилась услышать слова, которые изменят всю ее жизнь.

Глава пятая

Я бы могла привыкнуть к этому, подумала Николь, блаженствуя в ароматной пене. Она в изнеможении закрыла глаза и позволила мыслям дрейфовать. Относительно ее отца произошла какая-то ошибка, в этом она уверена. Истории, которые Блейк поведал ей час назад, не имели никакого отношения к человеку, которого она знала. И она так прямо и сказала ему об этом. Ну, вообще-то она накричала на него, если быть честной. Но как он посмел выдвигать такие смехотворные и гадкие обвинения?

— Вы мне не верите, — ровным тоном констатировал он после того, как наплел свои небылицы про якобы развратную юность отца.

Ее глаза предостерегающе вспыхнули.

— Все, что вы сказали — полный бред. Мой отец был добродушным и веселым. Он жил своей работой, своими картинами.

— И сексом.

— Едва ли. Да, у него была пара подруг после ухода матери. Но что в этом плохого? Если взрослые люди по обоюдному согласию…

— А почему ушла ваша мать?

Николь состроила мину.

— Встретила кого-то богаче и известнее! Тогда еще папа не завоевал себе имя, а она была сыта по горло бедностью. Для некоторых женщин бедность невыносима, — вызывающе добавила она, когда он нахмурился.

— Я знаю. Почему же она вышла за него, если он был так беден?

— Недоразумение, — печально ответила Николь. — Когда они познакомились, у него были «Бентли» и несколько дорогих украшений. Мама рассказывала мне, что это ввело ее в заблуждение, которое развеялось, когда он начал распродавать вещи, чтобы заплатить ренту.

Блейк торжествующе произнес:

— Деньги утекали у него сквозь пальцы.

— Неправда! — негодующе воскликнула она. — Он экономил каждый франк, чтобы одеть и прокормить меня.

— Но и себе не отказывал в удовольствиях, — прорычал Блейк. — Только не говорите мне, что ваш отец никогда не напивался.

— Не скажу, — призналась она. — Но…

— Я так и думал!

— Один-единственный раз! — возразила она. — И по веской причине!

Николь замолчала, чувствуя, что не может говорить из-за подступившего к горлу кома. Так больно было вспоминать о том, какое потрясение она испытала, услышав о неизлечимой болезни отца.

Она представила его — скорбного, сломленного болью, со срывающимся голосом, когда он осторожно сообщил ей эту ужасную новость. Гнев вспыхнул с новой силой. Что этот изнеженный аристократ знает об отчаянии и горе?

— Отец напился только один раз, потому что ему нужно было сообщить мне тяжелейшую в мире вещь, — выдавила она, сверкая глазами от гнева. — Он сказал мне, что ему осталось недолго жить. Я думаю, любому простительно напиться при подобных обстоятельствах, не так ли?

Видимо, ее объяснение Блейка не убедило.

— Алкоголики ловко умеют скрывать свою слабость от членов семьи.

— Он не был алкоголиком! — закричала Николь.

Он пожал плечами, словно ее мнению нельзя было доверять.

— А как насчет разврата? Вы не припоминаете никаких бурных вечеринок?

У нее возникло желание ударить его.

— Как вы смеете?

— Значит, не было вечеринок? — протянул он.

— А они запрещены? — парировала она. Его брови цинично изогнулись.

— Это зависит от того, что на них происходит.

— Конечно, мы устраивали вечеринки. Шумные. Если вы называете музыку, пение, смех и возбужденную болтовню «бурными», то да, наши вечеринки были именно такими! Но никогда ничего дурного! Люди приводили своих детей. Неужели вы думаете, что они подвергли бы их чему-то неприличному?

— Ваша мать не была в восторге от вашего отца, — заметил он с язвительным выражением лица.

— Если бы я была злюкой, — резко ответила Николь, — я могла бы сказать то же самое о вашей бывшей жене. И о моем бывшем муже. Но разве это делает нас чудовищами?

Он улыбнулся в невольном восхищении.

— Если вы такая задиристая после всевозможных неприятностей и изнуряющего путешествия, — удивленно размышлял он, — какая же вы, интересно, в своей лучшей форме?

— Динамит.

— Да… я могу в это поверить.

Низкая хрипотца его голоса и чернильная чернота глаз посеяли сумятицу в ее теле. Николь чувствовала, как его сексуальная аура неумолимо притягивает ее к нему. Поэтому сложила руки на груди, словно защищаясь. Затем осознала, что тем самым только еще больше приподнимает и подчеркивает свою грудь, что уж совсем неразумно. Вот тогда-то, заметавшись в поисках выхода из неловкой ситуации, она и спросила, нельзя ли ей принять ванну и отдохнуть.

Со вздохом она погрузилась глубже в пену, вытянувшись в огромной викторианской ванне. Никогда раньше она не видела такой роскошной ванной комнаты с тяжелыми золотистыми шторами на окнах, подобранными витыми шнурами с массивными кисточками.

Когда она вошла, ее босые ступни утонули в мягком ворсе кремового ковра, и она с нетерпением предвкушала, как завернется в одно из огромных банных полотенец. Освободившись от страха, что ее отец мог совершить что-то ужасное, она теперь могла расслабиться. Приятная музыка, льющаяся из невидимого стерео, проникала в ее подсознание.

Вдоволь насладившись купанием, она задернет полог огромной кровати и отключится до тех пор, пока не придет время кормить Люка, который мирно спал в одной из старинных колыбелек Джозефа.

Совершенно очевидно, что между отцом и кем-то еще из семьи Беллами произошел разрыв. А те дурацкие истории были выдуманы семьей Блейка, чтобы объяснить внезапный отъезд Джайлза.

Он лично проводил ее до комнат в западном крыле и сказал, что придет за ней в семь, чтобы проводить к ужину.

— Я сама могу найти дорогу, — надменно возразила Николь.

— Пожалуйста, ждите здесь, — настаивал он. — Я буду плохим хозяином, если позволю вам заблудиться.

Как странно, размышляла она, выходя из ванны и закутываясь в полотенце. В тот момент он был заметно напряжен. Как будто боялся, что она начнет шнырять по комнатам и, возможно, прикарманит парочку антикварных вещиц.

— Что ж, Блейк Беллами, — весело проговорила она, энергично растираясь полотенцем, — завтра в это время я уже буду на пути домой. А ты и твоя драгоценная семейка можете дальше лелеять свои предрассудки. Несмотря на то, — печально добавила она, разглядывая в зеркале свои совершенно впустую пропадающие прелести, — что ты самый сексуальный мужчина из всех, которых я когда-либо встречала.

Ошеломленная властью, которую он возымел над ней, Николь подняла голову и уставилась невидящим взглядом в окно комнаты. Затем ее глаза сфокусировались на чем-то, движущемся в отдалении.

Плотно завернувшись в полотенце, она подошла ближе. Кто-то, словно ветер, скакал верхом по парку. Высокая темная фигура на блестящей черной лошади.

Блейк.

Мужчина верхом на коне. Символ господства и власти, физической силы, мужественности и жизни.

Что ж, мужественности и жизни Блейку не занимать. В нем чувствовалась бездна энергии. Он контролировал эмоции. В постели такой мужчина будет тигром, выпущенным на свободу из клетки. Трепет вновь пробежал по ее телу. И она устыдилась своих мыслей.

Атмосфера за ужином обещала быть холодной. Николь вдохнула, отвернувшись от окна и решительно выбросив Блейка из головы.

Начав готовиться к кормлению и переодеванию Люка, она сказала себе, что молча поест, потом отправится в постель, а завтра утром уедет, не попрощавшись. Блейк не заслуживает вежливости. Кроме того, он наверняка будет рад ее отъезду.

Все тело Блейка приятно ломило после скачки. В этот раз потребовалось довольно много времени, чтобы освободиться от накопившихся эмоций. Казалось, Николь забралась в самые потайные уголки его сознания. Как глупо было воспылать к ней страстью, когда он оставался равнодушен к десяткам куда более подходящих женщин!

Но эта женщина, похоже, знала все о наслаждении. Это было видно по соблазнительному покачиванию ее бедер, по кокетливым взглядам и вызывающе пухлым губкам.

После скачки Блейк провел час с матерью, рассказывая ей о событиях дня — ни словом не упомянув о Николь, разумеется.

Миссис Картер и остальная прислуга были озадачены его просьбой ничего не говорить матери об их неожиданных гостях, но он знал, что они выполнят его пожелание.

Было несколько рискованно оставлять Николь в доме на ночь, но все-таки это было лучше, чем позволить ей говорить с жителями деревни. Кроме того, она выглядела уставшей и измотанной. Главное — не дать ей бродить по дому и случайно набрести на материнские покои.

Блейк начал одеваться к ужину. Днем он показал Николь семейное древо. Ему пришлось поддержать ее, потому что она покачнулась при виде аккуратного квадратика, вырезанного в пергаменте, где должно было быть имя ее отца. Ему всегда говорили, что специалист по генеалогии сделал ошибку, рисуя древо, но теперь он знал, что Джайлз был убран намеренно.

Его рука обняла ее за плечи. Но она сделала глубокий вдох и повела плечом, сбрасывая его руку, холодно отметив, что у них общие прадедушка и прабабушка.

— Да. Мой дед и ваш были родными братьями. Наши отцы — двоюродные братья, — ответил он.

— Да, но мой отец был вычеркнут из вашей жизни, — пробормотала она. — Кто-то хотел, чтобы он ушел!

В тот момент было очень трудно не дотронуться до нее. Она нуждалась в утешении. Скрипя сердце, он устоял.

— Дайте мне ваш адрес, — предложил он. — Мы будем поддерживать связь.

И она дала ему адрес. Спустя какое-то время он намеревался пригласить ее, чтобы посмотреть, можно ли ей доверить Крэнфорд. Но пока жива мать, лучше ей уехать отсюда.

— Привет, папочка! — Словно маленький вихрь влетел в дверь. Блейк ловко поймал Джозефа и, смеясь, бросил его на кровать.

— Ты когда-нибудь научишься стучать?

— А зачем? Никого же нет, кроме тебя! Безумной вспышкой промелькнула мысль, что он мог заниматься любовью с Николь. На долю секунды он мысленно увидел ее роскошное тело на своей постели, а затем яростно пресек подобные мысли. Правда, справиться с возбуждением оказалось делом посложнее.

— Ты в своем лучшем костюме, — заметил его наблюдательный сын. — Это означает, что Николь будет ужинать у нас? А можно я тоже побуду с вами? — горячо воскликнул он.

— Ты же поел. Я видел, как ты уничтожал огромную тарелку спагетти, две булочки, прогибающиеся под горками масла и две порции клубники.

— Ну да, я подкрепился. Но я могу смотреть, как вы будете есть! — Джозеф уцепился, словно пиявка, за ногу Блейка. — Я уберу в своей комнате. Я даже еще раз умоюсь.

— Боже милостивый! Какие жертвы! Улыбаясь, Блейк проковылял к зеркалу, таща за собой Джозефа. Он попытался сосредоточиться на узле галстука. Пальцы почему-то плохо слушались. А с какой стати он, черт возьми, так старается?

— Хулиган! — любовно пробормотал Блейк. Внезапно присутствие Джозефа показалось хорошей идеей. — Убираешь комнату и чистишь зубы без возражений в течение недели.

Блейк был вполне доволен собой. Джозеф будет напоминать ему о его отцовской роли и сотрет все мысли о соблазне.

— Ты сегодня какой-то рассеянный. Причесал волосы четыре раза, — констатировал его наблюдательный сын.

— Это потому, что они никак не слушаются, — прорычал Блейк, раздраженный тем, что его поймали. Он швырнул расческу, злясь на себя. — Готово. Идем.

— На закорках! — потребовал Джозеф.

Блейк и его наездник громко хохотали, виляя из стороны в сторону, и время от времени перепрыгивали воображаемый забор. К тому времени, когда он постучал в дверь гостевой комнаты, они оба тяжело дышали и умирали со смеху.

Николь услышала об их приближении задолго до того, как послышался стук в дверь. Это дало ей время успокоиться. И еще разок проверить, как она выглядит.

В испуге она увидела, что ее лицо почти не отличается по цвету от алого платья. Запаниковав, она пожалела, что не надела что-нибудь поскромнее. Теперь же она выглядела так, будто предлагала себя. Николь заколебалась, не зная, то ли ей открывать дверь, то ли бежать искать что-нибудь, чем прикрыть почти обнаженные плечи. И еще более вызывающую ложбинку между грудями.

Но Джозеф и Блейк были уже у двери, поэтому она схватила Люка и заторопилась открывать. Блейк будет слишком занят своим сыном, чтобы разглядывать ее наряд, который она столько раз надевала, не задумываясь…

При одном лишь взгляде на Блейка ноги ослабели в коленках. Он улыбался сыну своей самой ласковой улыбкой.

Свесившийся с плеча Блейка Джозеф был уменьшенной копией своего отца — те же непослушные черные кудри, черные брови и глаза, в которых плясали чертенята.

Но едва только Блейк посмотрел на нее, выражение его лица стало мрачным. Опустив сына на землю, он даже шагнул назад, окинув ее сверху донизу презрительным взглядом. Рот вытянулся в тонкую линию. Глаза сузились. Кулаки сжались.

Настроение Николь упало. «Он думает, что я выставляюсь. Что я дешевка», — в отчаянии подумала она. И оборонительным жестом прижала Люка к груди.

— Вы готовы? — спросил он весьма далеким от любезности голосом, напомнившим ей хриплое тигриное рычание.

Она нервно сглотнула. И предпочла все-таки прикрыться. Не может же она весь вечер держать Люка, словно щит. Да ей не удастся проглотить ни крошки!

— Я… мне надо взять шаль.

Он одобрительно кивнул:

— Мы подождем.

Наверное, надо было надеть шерстяной свитер, куртку с капюшоном и вязаный шарф. Тогда бы он был доволен, раздраженно подумала она.

Николь застонала над своей глупостью. Почему, перебрав все свои вещи, она выбрала это платье, когда могла бы надеть что-то менее кричащее?

Тщеславие. Она вздохнула и осторожно положила Люка на заваленную одеждой кровать. Она знает, что хорошо выглядит в облегающем красном платье. Понимая, что вечер будет трудным, хотела чувствовать себя на высоте. Сразить Блейка наповал и заставить уважать себя. А вышло наоборот: она выглядит легкомысленно, и он презирает ее. Удрученная, она стала рыться в своей сумке в поисках шелковой шали.

— Ух ты! — услышала Николь возглас Джозефа у себя за спиной. — Да у вас такой же беспорядок, как и у меня!

— Джо! — рявкнул Блейк.

— И папа, поглядите, сегодня тоже разоделся, — добавил Джозеф.

Ее взгляд метнулся к Блейку. Чернильные глаза встретились со взволнованными голубыми. Она почувствовала, что ее словно наэлектризовали. Приятное покалывание разлилось по всему телу. Стало трудно дышать.

— Он выглядит неплохо, — сдавленно пробормотала Николь.

На Блейке был мягкий черный костюм, покрой которого подчеркивал ширину его плеч, хорошо развитую грудь и узкую талию и бедра. Бирюзовая рубашка и изумрудный галстук оттеняли загар. Он был великолепен, и она почувствовала огромное облегчение, что Джозеф, похоже, будет ужинать с ними.

— Идем? — надменно предложил Блейк, забирая Люка с кровати.

Возражения по поводу того, что он так бесцеремонно завладел ее сыном, замерли у нее на губах. Люк так много времени проводил с ней одной, что неохотно шел к незнакомым людям, однако на руках у Блейка весело загукал — еще одно очко в пользу обаяния этого мужчины, черт бы его побрал!

И все-таки, подумала она, набрасывая шаль на плечи и укутываясь в нее, Блейк с младенцем на руках представляет меньшую сексуальную опасность для ее разгулявшихся гормонов. Но идя по коридору с Джозефом с одной стороны и Блейком с другой, она поняла, что ошиблась. Опять. Нежность Блейка, вид его больших рук, осторожно держащих ее любимого сына, заставляли сердце Николь биться чаще.

Когда они вошли в гостиную, Блейк посмотрел на Джозефа и мягко сказал:

— Время вечерней сказки.

Потом поднес Люка к дивану и положил среди подушек.

— Ты знаешь историю про мальчика, который нашел в своем кармане маленького дракончика, и тот плакал, потому что прилип к недоеденному леденцу? — спросил Блейк, глядя Джозефу в глаза.

История разворачивалась с таким комизмом, что в конце концов Николь стала хихикать вместе с Джозефом. После сказки Джозеф был отправлен спать.

Видя, с каким обожанием Блейк смотрит вслед своему сыну, Николь почувствовала, как к горлу подкатил ком. Этот семейный вечер был откровением.

Ей вдруг ужасно захотелось понравиться ему. Захотелось, чтобы он поверил ей, а не этим злым наветам на ее отца. Блейк — человек не жестокий и не мстительный. Его просто ввели в заблуждение.

Но она не может этого так оставить. Она решила задержаться здесь до тех пор, пока не убедит Блейка, что отец должен быть восстановлен на том треклятом семейном древе. И еще она поклялась, что настоит на мраморной плите с именем отца в церкви рядом с другими, увековечивающими существование семейства Беллами с шестнадцатого века.

— Будем ужинать? — мягко пробормотал Блейк.

— Да. Конечно. Э… кто-нибудь еще присоединится к нам?

— Нет. А что, вы против?

Блейк не принял в расчет миссис Картер, которая появилась с закусками: крабовым салатом и тартинками — и умыкнула довольно воркующего Люка прежде, чем Николь успела хоть что-то возразить.

— Примерно через час его нужно кормить, — напомнила она Блейку.

— Нет проблем. А пока можете немного отдохнуть от своих материнских обязанностей.

Блейк налил себе бокал вина и наполнил стакан гостьи минеральной водой. В мерцающем свете свечей она смотрелась слишком хорошо, чтобы быть правдой. Невероятно красивой. Огромные голубые глаза, прелестное лицо и рот, созданный для поцелуев. За короткое время, пока он рассказывал сказку, Блейк почувствовал тоску по более глубоким отношениям с женщиной. Тот период перед ужином был именно такой семейной сценой, о которой он всегда мечтал. Расслабленная атмосфера, в которой расцветают тепло и любовь.

— Расскажите мне о себе, — попросил он Николь.

Ее глаза ярко заблестели, словно он подарил ей возможность, о которой она мечтала.

И в течение всего главного блюда он слушал и задавал вопросы. Она бесстрастно поведала ему о маленьком коттедже, скромной отцовской славе и своей работе по реставрации старинной керамики.

— Вы унаследовали вашу любовь к красивым вещам от отца, — заметил он хрипло.

— Надеюсь, я унаследовала и его характер. Его доброту. Терпимость. Безграничное гостеприимство.

Обожание к отцу сквозило во всем, что она говорила.

— Судя по вашим словам, он был человеком компанейским, — закинул он удочку.

— Еще каким! — Ее глаза засветились энтузиазмом. — Он любил людей, и они любили его, — воскликнула Николь, наивно не замечая скрытого смысла, который он мог вложить в эти слова. — У нас постоянно гостили какие-нибудь друзья с семьями. И им всегда были рады.

— Расскажите мне о ваших вечеринках. Ее голос сделался тоскливым.

— Мы допоздна засиживались под звездами, дети у родителей на коленях, что-то бурно обсуждали, смеялись. — Она улыбнулась. — Я обожала это.

— Вы любите танцы? Музыку?

Глаза Николь засверкали.

— О да! Порой я танцевала до упаду. Музыка меня зажигает. Она может растрогать меня или рассмешить. На наших вечеринках мы, бывало, полностью отдавались ей.

— Неужели? — Он вскинул бровь.

— Не так, как вы думаете! — негодующе заявила она. — Мы просто отзывались на ритм, будь он быстрый и яростный или медленный и мечтательный. Дети, взрослые, люди пожилые… Впрочем, вам не понять. Вы за свою жизнь, наверное, ни разу не совершили ничего безрассудного или спонтанного!

— У меня есть обязательства, — огрызнулся Блейк, уязвленный правдивостью ее слов.

— Но ведь жизнь — это не только долг! — С жаром воскликнула она.

Да. Всю жизнь Блейк помнил о своем положении. Тщательно следил, чтобы не сказать и не сделать чего-то лишнего. А теперь Николь дразнит его своей свободой от ограничений, невольно подстрекая сгрести ее в охапку и заняться любовью.

Неудивительно, что он желает ее. В ней есть все, к чему он так страстно стремится. Она представляет собой ту личность, которой он сам был всегда. В тот момент Блейк с удовольствием поменялся бы с ней образом жизни.

Был поразительный контраст между ее беззаботным времяпрепровождением и его строгим воспитанием. Так много раз он усмирял себя, напоминая о том, что он «сын» английского джентльмена. И больше, чем когда-либо, завидовал ее свободе, в которой ему было отказано.

Почувствовав себя увереннее, она стала более открытой, менее сдержанной в движениях. Теплый свет осветил глаза. И он почувствовал, что заворожен ею, что его притягивает к ней.

— Я умоляю вас, — тихо попросила она, возможно, почувствовав, что он размяк, — поспрашивайте местных жителей о моем отце. Сохраняйте объективность, пока у вас не будет доказательств его предполагаемой безнравственности.

Ее нежная доверчивая улыбка растопит даже каменное сердце, подумал он, сурово сопротивляясь такой судьбе. Николь сделала глубокий вдох, и он почувствовал первый толчок желания.

Если она предлагает, почему не взять?

Блейк откинулся на стуле, но на лице его не отразилось ни намека на страсти, бушующие в теле. Однако она разрушала его самообладание дюйм за дюймом.

Все, о чем он мог думать, это дотронуться до ее шелковистой кожи. Взять прекрасное лицо в ладони. Притянуть ее ближе и почувствовать, как тает ее податливое тело, а губы раскрываются для неизбежного поцелуя…

— Блейк?

Он моргнул. Почувствовал, что еще немного, и он взорвется. Надо двигаться. Блейк резко встал и убрал тарелки.

Ошибкой было приближаться к ней даже на тот короткий момент, чтобы забрать тарелку. Она пробормотала слова благодарности, взглянув на него своими огромными глазами — двумя серебристыми колодцами в свете свечей, и он чуть не прыгнул в них с головой, чтобы утонуть счастливым.

Аромат ее духов остался с ним, пока он деловито счищал остатки еды с тарелок. Игнорируя порыв подхватить ее и осыпать дождем поцелуев, он отрезал два куска клубничного пирога. Поставил ее порцию перед ней и сел на место, двигаясь, как робот.

— Вы не слушаете. Я наскучила вам, — грустно сказала Николь, не притронувшись к пирогу.

Наскучила! Если бы. Он отметил, как сексуально она сложила губки, и разозлился.

— Я слышал каждое слово.

Не поднимая головы, он подцепил несколько клубничин и постарался сделать вид, что смакует их.

— Тогда вы поймете, — сказала она голосом низким и гортанным, обращая в прах все его намерения оставаться отстраненным, — почему я не могу позволить вам думать — тем более говорить — эти ужасные вещи о моем отце.

Он вынужден был снова встать. Прошел к окну, отдернул шторы, затем открыл дверь на террасу, впуская звездную ночь. Немного подышал воздухом, пока голова не прояснилась. Она использует свою женственность, чтобы убедить его, гневно подумал он. Флиртует с ним. Понижает голос и опускает глаза, чтобы ослабить его сопротивление и добиться своего. Бессмысленные трюки. А он поддается на них, болван.

— Мой источник безупречен. Мой источник не станет лгать, — твердо сказал Блейк.

Он услышал звук отодвигаемого стула. Стук высоких каблуков, приближающийся к нему. В паху стало жарко.

— Но что-то не так, потому что я знаю, что не лгу! — горячо воскликнула Николь всего в нескольких дюймах от него. — Я знала Джайлза, а вы нет. Значит, мне лучше известно, каким он был на самом деле!

Ее дыхание дразнило волоски у него на затылке. Он знал, что если повернется, то заключит ее в объятия и выставит себя полным дураком. Блейк попытался заставить свой одуревший мозг сосредоточиться. Ясно, она искренне верит, что ее отец был хорошим человеком. Это ставит его перед дилеммой. Принять ее слова за чистую монету и подвергнуть сомнению материнскую версию событий или промолчать, пока не узнает ее получше.

Ее ладонь коснулась его руки, и он застыл.

— Пожалуйста, Блейк, — отрывисто выдохнула Николь. — Я знаю, что не нравлюсь вам, но вы хороший человек, и я уверена, что, если вы подумаете об этом беспристрастно, вы поймете, что я… я…

Он наплевал на свои решения и развернулся одним резким движением. Приподнятое лицо женщины расплылось у него перед глазами. Не в силах остановить себя, он приблизился на шаг. Крепко ухватил ее за руки повыше локтей.

— Николь, — хрипло проговорил он. И понял, что достиг точки, из которой нет возврата.

Глава шестая

Николь не могла пошевелиться. Разумеется, она слышала о любви с первого взгляда. Но до сих пор она как-то не верила, что влечение может возникнуть вот так сразу, в одну секунду.

Все ее тело побуждало ее уступить перед неизбежным, податься вперед и целовать упрямо сжатый рот Блейка до тех пор, пока он не смягчится.

Она подняла голову, и ее губы оказались в нескольких дюймах от его губ.

— Да? — зазывно промурлыкала она.

И в этот момент она услышала протяжный детский плач.

Руки Блейка резко отдернулись.

— Как раз вовремя, — протянул он.

Ее глаза сузились. Что он имел в виду? Дрожа, она направилась на кухню. Он считает, что благодаря этой помехе сможет благополучно избежать ее вопросов?

Как она могла быть такой дурой? Да, она с трудом дышала от боли физической пустоты. Да, она хотела, чтобы Блейк занялся с ней любовью. Очень. Но это не означало, что она должна была хлопать ресницами, как какая-то влюбленная школьница!

Она поспешила на кухню, чтобы утешиться, прижав к себе теплое тельце своего малыша.

— Эй, солнышко! Ты опять проголодался, да? — любовно пробормотала она, слабо улыбнувшись в знак благодарности миссис Картер.

— Не стоит вам бросаться к нему в ту же секунду, как он заплачет, — ласково пожурила Николь миссис Картер. — Бедняжка. Вы такая бледненькая. Сделать вам какао?

— Я позабочусь о Николь, — последовало низкое рычание позади нее.

Николь напряглась, когда Блейк вошел и словно заполнил собой всю кухню. Ее кожа запылала. Атмосфера, казалось, сгустилась.

— Я справлюсь, — поспешила заверить Николь. — Мне не нужна ничья помощь.

— Почему бы вам не отправиться к себе, миссис Картер? — предложил Блейк, игнорируя бормотание Николь. — Вы уже и так сделали для нас больше чем достаточно. Мейзи уберет утром все остальное. — Он положил руку на широкое плечо кухарки. — Обед был великолепен.

Сердце Николь упало, когда миссис Картер вытерла руки и покинула кухню. Теперь Блейк устроит ей нагоняй, мрачно подумала Николь. Обвинит в безнравственности. Заявит, что женщина, которая предлагает себя незнакомцу, должна была воспитываться в атмосфере сексуальной распущенности…

— Ваш ребенок плачет.

Ее огромные глаза метнулись к Блейку.

— Думаете, я этого не слышу? — вспылила она. — Я жду, когда вы уйдете!

Он холодно разглядывал ее, не сводя проницательных угольно-черных глаз. И все ее тело стало таять — между тем как кровь вспенилась и забурлила, наполняя каждую клеточку энергией и жизнью.

Она должна успокоиться. Но разве это возможно, когда Блейк находится с ней в одной комнате?

Его веки казались отяжелевшими.

— Хотите какао?

Банальные слова были произнесены хриплым тоном, который посеял в ней сумятицу. Она поспешно села спиной к нему.

— Нет! — выдавила она сквозь зубы. — Просто уходите!

Его рука неожиданно коснулась ее плеча. Пальцы неспешно заскользили по бретельке взад-вперед. На секунду ей показалось, что он собирается обнажить ее грудь. Она почувствовала, как каждый дюйм ее тела затрепетал в предвкушении.

— Спокойной ночи, — пробормотал он жестким, решительным тоном и ушел.

Хлопнула дверь. Дрожа, Николь спустила бретельку, отчетливо ощущая горящие отпечатки его пальцев, до сих пор жгущие кожу.

— Ох, Люк. Мое сокровище, — в отчаянии прошептала она, прикладывая его к груди. — Я совершила ужасную ошибку. Он презирает меня. Я подвела твоего дедушку.

Николь откинулась на стуле и сидела так до тех пор, пока сумятица в мыслях немного не улеглась.

Утром она займется собственными расспросами. Наверняка найдется кто-то, кто помнит Джайлза Беллами.

Шесть часов. Николь потихоньку упаковала свою сумку и подготовила все необходимое для Люка. Он почему-то плохо ел и капризничал, поэтому ей потребовалось больше времени, чтобы одеть его в голубой комбинезон.

Но этим утром она чувствовала, что справится с чем угодно. Несмотря на переполненную мыслями голову, спала она хорошо. Впрочем, это было неудивительно, ибо предыдущий день измотал ее до предела.

Николь надела одну из своих любимых расклешенных юбок и безрукавку, затем прибралась в комнате, чтобы не слишком обременять миссис Картер или Мейзи после своего отъезда.

Ее игра с Люком до завтрака была короче обычного.

— У нас с тобой много дел, солнышко, — пробормотала она, легонько поглаживая крошечные розовые пальчики на ножках. — Надо повидаться с людьми, восстановить доброе имя моего отца. Идем, маленький. Подожди здесь, в колыбельке, пока мама все устроит.

Она запустила движущуюся музыкальную игрушку, которую миссис Картер приладила к люльке, и на какое-то время Люк перестал хныкать и завороженно уставился большими голубыми глазками на вертящуюся музыкальную ферму.

Надеясь, что в доме нет сигнализации, Николь на цыпочках спустилась по лестнице и оставила сумку в углу холла. Потом вернулась за Люком, который опять расхныкался.

— Тише, солнышко, тише. Мама уже здесь. Она собирается позавтракать, — зашептала она в маленькое ушко, торопясь к кухне, — а потом погуляем по деревне. Хорошо? — Она чмокнула его в носик, и он ненадолго перестал капризничать. — После этого мы выпьем кофе, а потом снимем где-нибудь комнату.

Она замерла в дверях. Взлохмаченный, небритый и сонный Блейк сидел за кухонным столом, хмуро уставившись на нее поверх фарфоровой кружки с дымящимся кофе. Он выглядел таким неотразимым в узких черных джинсах и облегающей тенниске, что она лишилась дара речи.

— Вы! — нелюбезно прорычал он.

— Я. — Она вызывающе вздернула подбородок. — А что удивительного?

— Вы рано поднялись, — недовольно буркнул он.

Николь решительно вошла:

— Придется напомнить Люку, чтобы не просыпался до восьми, если я еще когда-нибудь окажусь в этом доме!

Это должно заткнуть ему рот. С высоко поднятой головой она прошествовала к чайнику и поднесла его к крану, намереваясь положить Люка на одну руку, а другой приготовить себе завтрак.

Чайник в ту же секунду был отнят у нее.

— Позаботьтесь о сыне. — Блейк открыл кран. — Я сделаю вам чаю.

Николь гневно зыркнула на него.

— Я собиралась приготовить что-нибудь…

— Я приготовлю.

— Лучше мне сделать это самой, — огрызнулась она, — чем позволить вам испортить яичницу своим дурным настроением.

— Вы нужны Люку. Он беспокоится. Займитесь им и позвольте приготовить вам завтрак, а потом можете оба отправляться своей дорогой.

Блейк сунул вилку в розетку, затем включил плиту. Она наблюдала, как он промаршировал к холодильнику, схватил бекон, яйца и колбасу.

— Неплохо было бы еще и помидор, — нахально прокомментировала она.

Он насупился, и Николь захихикала.

— Рад, что вам весело, — проворчал он.

Она ненадолго оторвалась от Люка и рассмеялась:

— Просто у вас такой сердитый вид! Вы по утрам всегда такой брюзга?

— А вы всегда такая веселая? — парировал он.

Она состроила гримасу.

— Не слишком-то большой у меня выбор. Люк просыпается с рассветом и уже готов играть.

— Когда вы уезжаете?

— Сразу после завтрака. — Она заметила, как он прикрыл зевок. — Вы где-то были всю ночь? — язвительно поинтересовалась она. — Хорошо повеселились? — Интересно, подумала она с внезапным уколом ревности, кто продержал его всю ночь, кто измотал до такой степени.

— Гулял. — Он ловко перевернул кусочки колбасы.

— Один? — спросила она. Дура. Дура!

— Да. Вчера ночью было полнолуние.

— Гм. А вы случайно не вампир? — поддразнила она, глядя на него большими, невинными глазами и хлопая ресницами.

Блейк уничтожил ее веселость одним презрительным взглядом.

— Если бы я был вампиром, — натянуто сказал он, — то прошлой ночью вы бы стали моей жертвой. — Он взъерошил свои и без того растрепанные волосы, затем помассировал виски. — Почему бы вам не оставить меня в покое?

— А, — обронила она с преувеличенным пониманием. — Похмелье!

Он швырнул нож и вилку на стол, затем соль и перец были подвергнуты аналогичной проверке на прочность.

— Я выпил всего лишь пару порций виски, — прорычал он.

— Значит, вашему дурному настроению нет оправданий, — энергично возразила Николь.

Он со свистом втянул воздух.

— У меня есть причины. — Казалось, его глаза мечут молнии. — И вы, определенно, одна из них.

— О! — Она почувствовала себя раздавленной.

Последовало молчание, нарушаемое лишь шипением яичницы на сковородке. Вскоре ей под нос сунули тарелку.

— Давайте его мне, пока будете есть.

— Нет, спасибо. Он сегодня что-то капризничает и…

Блейк приблизил к ней свое лицо, и она увидела, что он ужасно зол.

— Я хочу, чтобы вы уехали как можно скорее, — процедил он сквозь зубы. — Если вы будете цепляться за Люка, мне придется кормить вас с ложечки. Вы этого хотите?

Образ кормящего ее Блейка был невероятно эротичным. Сердце Николь заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Сглотнув, Николь отдала ему Люка. Дрожащими пальцами она взяла нож и вилку и начала есть. Насильно запихивала еду в рот, но только потому, что, если бы она оставила ее нетронутой, он бы догадался, какое действие произвела на нее его угроза.

Блейк тем временем развлекал Люка, легко подбрасывая его в воздух. Ее сын окончательно предал ее, радостно взвизгивая и наслаждаясь каждой захватывающей дух секундой.

— Мы уходим. Но остаемся в деревне, чтоб вы знали.

Игра резко прекратилась.

— Это вряд ли, — прошипел Блейк, кладя Люка на плечо.

— Мне нужно порасспрашивать людей о Джайлзе, — самодовольно заявила она, сунув последний кусочек бекона в рот с величайшим удовлетворением.

Он задумчиво разглядывал ее.

— Никто не станет с вами разговаривать.

Она метнула в него подозрительный взгляд:

— Потому что вы здесь царь и бог?

— Что-то вроде того, — лаконично ответил он.

— Вы хотите сказать, что прикажете людям не пускать меня на ночлег и не давать еды? — потрясенно закричала она.

— Если потребуется…

— Почему? — возмутилась она.

— Очень просто. Я не хочу, чтобы вы докучали людям только потому, что не можете смириться, что ваш отец был…

— Не произносите этого! — закричала она, вскакивая на ноги. — Вы можете заставлять здесь всех плясать под вашу дудку, но так или иначе я выясню правду! В округе есть другие деревни. И другие гостиницы, где можно остановиться. Отдайте мне моего сына. Я хочу поскорее убраться из этого дома. — Она забрала у него Люка и ужасно огорчилась, когда ее сын снова захныкал. — Я вернусь с доказательствами, Блейк Беллами, и тогда вы будете извиняться передо мной на коленях! — отчеканила она.

Сердито тряхнув головой, Николь развернулась и зашагала к двери.

— Одну минуту, — приказал он.

— Ну, что еще? — Она вызывающе обернулась.

— Вы кое-что забыли, — прорычал он, и она ощутила трепет опасности.

— Что? — беззвучно выдохнула она.

Николь знала, что он собирается сделать, но не могла ни пошевелиться, ни остановить его. Их взгляды скрестились. Ее пересохшие губы раскрылись, ловя воздух, надежда и страх сплелись в ее сознании в необузданное желание и не позволили повернуться и убежать.

В один миг Блейк преодолел расстояние между ними. Не успела она пошевелиться, как он схватил ее за плечи, и его рот захватил ее губы в таком страстном поцелуе, что она невольно застонала от сильнейшего возбуждения.

Он резко оторвался и шагнул назад с непроницаемым лицом. Она вообще не могла дышать. Рот горел, все тело пульсировало от неутоленного желания. Широко раскрытыми глазами она уставилась на него в замешательстве.

— Мне кажется, именно этого вы ждали вчера вечером, — едко проговорил Блейк, натянутый, словно струна, от с трудом сдерживаемых эмоций.

— Я… не понимаю, — промямлила она.

— Если в поместье что-то происходит, то только тогда, когда я этого хочу. Здесь я хозяин положения.

— Ах, да, царь и бог! — съязвила она.

— Совершенно верно. — Его глаза потемнели. — Предупреждаю, Николь, — добавил он с тихой угрозой. — Сделаете хотя бы шаг на мою землю или будете докучать людям в деревне, и я обнародую выходки вашего отца.

— Вы хотите сказать… — Она сглотнула. — О его якобы порочном поведении никому не известно?

— Разумеется, нет. Это семейное дело, — отрывисто ответил Блейк. — Но не сомневайтесь, если станете упорствовать, я втопчу его в грязь. В противоположность тому, что вы могли подумать, я не правлю здесь как тиран. Меня уважают. Мое слово не подвергают сомнению. Так что уезжайте-ка из Грейт-Астона и не возвращайтесь, пока вас не пригласят. Иначе по собственной вине окажетесь в аду!

Глава седьмая

— Привет, папа! Привет, Николь, привет, малыш!

Неугомонный Джозеф вбежал на кухню вприпрыжку, одетый в костюм человека-монстра поверх школьной одежды.

— Ой, — пробормотал он, резко останавливаясь и переводя взгляд с одного напряженного лица на другое. — Вы ссоритесь. Мне выйти, а потом снова войти, чтобы вы могли сделать вид, будто все в порядке?

Николь лихорадочно пыталась придумать, как успокоить его, когда Блейк заговорил.

— Что ты здесь делаешь в такое время? — спросил он с пугающим хладнокровием.

— Я проснулся и пошел к тебе в спальню, а твоя постель даже не разобрана. Поэтому я оделся и отправился проведать бабушку. — Джозеф улыбнулся отцу. — Я сказал, что красивая леди гостит у нас, и она подняла бровь прямо как ты. Ты спал в кровати Николь, папа?

— Нет! — в унисон крикнули Блейк и Николь. Джозеф испуганно отскочил.

— Что я такого сказал? — пожаловался он. — Бабушка попросила меня принести ей апельсинового сока и рассказать еще о…

— Я сам отнесу, — пробормотал Блейк, направляясь к холодильнику. Он налил стакан сока.

— Значит, вы ссорились не потому, что ты перетянул на себя все одеяло и оставил Николь замерзать, папа?

Рот Блейка сжался.

— Нет! Сделай себе завтрак. — И направился к двери. — Я скоро вернусь, — буркнул он и исчез.

Николь умиротворяюще улыбнулась необычайно притихшему Джозефу:

— Мы с твоим папой познакомились совсем не давно, — мягко сказала она. — Обычно только женатые люди делят постель.

— Папа Питера не женат на Дебби Баркер, а они спят вместе, — заявил Джозеф, высыпая хлопья в тарелку.

Николь вздохнула. Детей не проведешь.

— Ну, я полагаю, они знают друг друга очень хорошо, — предположила она.

— О, ну еще бы. Пит говорит, они вместе моются в ванне. А вы с папой будете так делать, когда хорошенько подружитесь?

— Я предпочитаю душ, — слабо промямлила Николь.

— В папином хватит места для двоих, — обнадежил ее Джозеф. — Правда, там не поиграешь ни с моторками, ни с чем еще.

— По-моему, — торопливо сказала Николь, — Люка надо переодеть. Оставь нас на минутку.

Поспешив к дивану, она разложила на нем подстилку для переодевания и положила на нее плачущего Люка.

— Я сказал бабушке, что ты симпатичнее всех папиных подружек, — объявил неугомонный Джозеф с набитым ртом.

— Это очень лестно. Спасибо, — ответила она, гадая, много ли «подружек» пришлось пережить маленькому мальчику. Вероятно, десятки, подумала она. — Я не знала, что у тебя здесь есть бабушка, — праздно заметила Николь.

— Она все время в постели. Я хожу ее навещать только один раз в день с папой. А Мейзи говорит, что она дышит на ладан.

Николь быстро расстегнула комбинезончик. Прошло несколько секунд, прежде чем она с ужасом осознала, что кожа Люка покрыта сыпью, которой прежде не было. Дрожащими руками она быстро переодела сына и ровным, насколько это было возможно, голосом крикнула Джозефу:

— Принеси мне, пожалуйста, стеклянный стакан!

— Он тоже пьет апельсиновый сок?

— Нет!

В панике Николь выхватила у него стакан и прижала его к коже Люка, чтобы проверить на менингит. Сыпь исчезла. Она облегченно опустилась на корточки. Стакан выпал из ее нервных пальцев и был подхвачен большой загорелой рукой.

— Что случилось? — тревожно спросил Блейк.

Она приложила руку ко лбу, стараясь взять себя в руки, но не могла унять сильнейшую дрожь. Рука Блейка обвилась вокруг нее.

— Спокойнее. Дышите глубже, — проговорил он. — Эта сыпь…

— Это не менингит! — прошептала она, пряча голову на плече Блейка. — Это что-то другое… — Она подняла несчастное лицо. — О, Блейк! Я подумала… подумала…

— Ну-ну, успокойтесь.

Она не переставала дрожать, он поколебался мгновенье, а затем с обреченным вздохом обнял ее крепче, надежно обхватив руками. Она вдохнула его мужской запах, почувствовала твердость его теплого тела и моментально успокоилась.

Затем маленькая ручка протиснулась в ее руку, и, отодвинувшись, она увидела взволнованное личико Джозефа.

— Все хорошо, — отрывисто сказала Николь, успокаивая себя. Она выдавила слабую улыбку и сжала ладошку Джозефа. — Я подумала, что Люк сильно заболел, но, похоже, ничего страшного.

Блейк отпустил ее, вскочил на ноги и направился к телефону, говоря голосом, не терпящим возражения:

— Мы вызовем врача, просто для полной уверенности. Джо, доедай овсянку, сделай себе тостов и приготовься к школе. Сегодня утром Сьюзи отведет тебя. Ты найдешь ее в конюшне. Хорошо?

— Да, папа. Но если что-нибудь случится, ты?..

— Я позвоню в школу в любом случае. Обещаю. Молодчина. — Блейк одобрительно кивнул сыну и начал говорить низким тоном по телефону.

Сердце Николь гулко колотилось. Опустившись на диван, она прижала к себе сына, молясь, чтобы сыпь не оказалась чем-то серьезным. Причин могло быть много — а она не вынесет, если с Люком что-то случится. В нем для нее сейчас вся жизнь.

— Врач будет через несколько минут. Не волнуйтесь, — подбодрил Блейк, когда она подняла на него полные слез глаза. — Все будет хорошо.

Николь взглянула на него с благодарностью.

— Спасибо, — прошептала она. — Я… я могу справиться с чем угодно, но мысль о… о… — Она не могла произнести это. Смерть отца и без того была тяжелым ударом, но то, что ее малыш может… — Извините! — выдавила она, глотая слезы.

Он промокнул ей глаза носовым платком. Его лицо было очень близко и казалось менее сердитым, чем раньше.

— Ничего. Я понимаю ваши тревоги, — мягко проговорил он. — Я чувствовал точь-в-точь такую же беспомощность, когда у Джозефа однажды был гастроэнтерит.

— Я помню, — вклинился Джозеф. — Меня тошнило и рвало. Папа постоянно убирал за мной. Фу!

— Делай свои тосты, Джо, и избавь нас от неприятных подробностей, — сухо перебил его Блейк.

— А Николь с Люком еще будут здесь, когда я вернусь? — спросил Джозеф.

Блейк громко выдохнул.

— Возможно.

— Хорошо. Значит, я покажу им своих жуков.

— Зависит от того, как будет себя чувствовать Люк, — предупредил Блейк. — Вполне возможно, ему будет не до жуков.

Николь была уверена, что Блейк не рад этой вынужденной задержке их отъезда. Вчера вечером он ясно дал понять, какие чувства к ней испытывает. Его сочувствие относится исключительно к ее ребенку, а не к ней, так что ей не следует обольщаться.

— Я очень сожалею по поводу задержки, — неуклюже сказала она. — Я действительно намеревалась уехать.

— Но теперь вы не можете, — отрывисто проговорил он. — Не могу же я выставить вас с больным ребенком, верно?

— Послушайте…

Блейк был смущен и сбит с толку. Казалось таким правильным держать ее за руку, защищать, пытаться успокоить ее тревоги. Он не понимал почему, только все его существо восставало против его же решения удерживать ее подальше от Крэнфорда любой ценой. Что-то говорило ему, что в ней есть качества, которые не могут не вызывать восхищения. Она все время чутка и внимательна по отношению к его Джозефу, и она преданная, любящая мать. Он нахмурился. Только что его мать выразила надежду, что он наконец встретил «славную девушку».

Блейк криво улыбнулся и заверил ее, что ночью отнюдь не предавался страсти, а выслеживал барсука на северном лугу.

— Жаль, — сказала Кей, удивив его. — Будь счастлив, мой дорогой, — посоветовала она. — Слушайся своего сердца и интуиции. Не соверши моей ошибки.

Сдержав язвительную реплику, что именно она научила его подавлять свои чувства, Блейк с печалью в сердце поцеловал мать, пообещав почитать ей перед ланчем.

И вот теперь его сердце и интуиция убеждали его дать Николь шанс. Позволить молодой женщине остаться и посмотреть, можно ли доверить ей Крэнфорд.

— Вы собирались что-то сказать, — пробормотал он.

— Ничего, — сказала она.

— Что-то беспокоит вас. Я вижу это по вашему лицу. — (Николь опустила ресницы и закусила губу.) — Почему бы вам не сказать, что хотели?

Он почувствовал, как она сделала глубокий вдох.

— После визита врача, — сказала она. — Сейчас я плохо соображаю.

— Разумеется.

Рядом послышался какой-то хруст. Блейк поднял глаза и увидел взволнованного Джозефа, жующего полусгоревший кусочек тоста.

— С ним будет все хорошо, да, папа?

Не обращая внимания на сыплющиеся горелые крошки, Блейк притянул сына на колено и обнял его.

— У нас лучший врач в Котсволдсе. Конечно, с ним будет все хорошо. Взял все, что нужно?

— Физкультурную форму, деньги на ланч, носовой платок, веревку, наклейку с Монстерменом, банан, шоколадку, совиные катышки, счастливый камень, пустой спичечный коробок, полоску кожи и сорочиные перья, — торжественно перечислил Джозеф.

Николь вопросительно взглянула на Блейка.

— Не спрашивайте, — пробормотал он и поднялся с дивана вместе с сыном. Ему удалось выпроводить Джозефа за дверь как раз в тот момент, когда вошел Стив.

— Доброе утро, Блейк! Это и есть мой пациент? Блондин, прямо как Беллами, да? Доброе утро, юная леди. Я доктор Стив Маккензи. Давайте я осмотрю этого юного джентльмена, а Блейк тем временем сделает нам чай, идет?

Блейк бросил взгляд на испуганное лицо Николь и в тот момент готов был сделать все, что угодно, лишь бы унять ее тревогу. Она небезразлична ему. Почему, черт побери? Возможно, его способность сострадать куда больше, чем он себе представлял. Возможно, он бы чувствовал то же самое к любой женщине, чей ребенок болен. Он отмахнулся от своих сомнений и сосредоточился на приготовлении чая.

— Что ж, Николь, — наконец-то сказал Стив, и Блейк обнаружил, что подался вперед в ожидании вердикта.

Стив успокаивающе ей улыбнулся, и она слегка расслабилась. В тот момент Блейку хотелось заключить ее в объятия и защитить от всех бед и страданий. Черт. Он сходит с ума.

— Ну что? — потребовал он резче, чем следовало.

Стив удивленно заморгал, затем снова повернулся к Николь.

— Беспокоиться не о чем.

— Ох, слава богу! — хрипло воскликнула она, зарывшись лицом в маленькое тельце Люка.

К горлу Блейка подкатил огромный ком.

— Он вне опасности? — выдавил он, чувствуя на себе взгляд Николь.

— Вы делаете все правильно. Вы кормите грудью, и это исключает многие инфекционные заболевания, потому что защищает Люка от них. Полагаю, это аллергическая реакция, возможно, на краба, которого вы ели вчера вечером, так что на всякий случай больше не употребляйте никаких морепродуктов.

— Так это из-за меня? — воскликнула она в ужасе.

— Не стоит ругать себя, — посоветовал Стив с искренней улыбкой. — Вы подвергли испытанию его иммунную систему и сами пережили небольшое потрясение, ничего больше.

— Вы правы! — пробормотала она. — За долю секунды я умерла сотней смертей.

— Тогда расслабьтесь. Все наладится. Не кутайте его, держите в прохладе. Позже я зайду посмотреть, как он. Позвоните мне, если у него поднимется температура, хотя я не думаю, что до этого дойдет. Никакого аспирина ни ему, ни вам…

Блейк слушал инструкции и чувствовал, как волна облегчения омывает его. Николь пробудет в его доме еще по крайней мере полдня, и его это ужасно радовало.

Стив весело помахал на прощанье, взял с него обещание поиграть в теннис на этой неделе, заговорщически подмигнул, и они вновь остались одни.

Блейк немедленно повернулся к Николь.

— Это хорошая новость.

— Да. — Последовала длинная пауза. Она не поднимала несчастного взгляда от Люка, который, кажется, немного успокоился. — Я могу… я уеду после того, как доктор еще раз осмотрит его днем.

— Не думаю.

Когда огромные, с влажными ресницами глаза Николь поднялись на него, он почувствовал такой прилив нежности, который сводил на нет всякую злость.

— Но вы не хотите, чтобы я оставалась здесь, — проговорила она тихим голосом.

Что он мог ответить? Правду? Что он хочет, чтобы она была рядом, но не уверен, что сумеет держать свои руки подальше от нее? Что боится выпустить на волю свои страсти?

— Идемте в сад, — предложил он. — Люк спит. Я принесу детскую коляску, и вы сможете посидеть в тени под кедром. А я наконец смогу объяснить, почему был так решительно настроен выпроводить вас из дома как можно скорее.

Глава восьмая

Не успела Николь шагнуть за порог, как ощущение безмятежности снизошло на нее.

Блейк принес коляску для Люка, а потом два невероятно удобных плетеных кресла. Николь опустилась в одно из них и огляделась, зачарованная.

Вид зеркальной глади большого озера и поросших лесом холмов был захватывающим, и она почувствовала успокоение, уже просто сидя здесь и любуясь пейзажем.

— Что вы думаете о поместье? — поинтересовался Блейк, пристально наблюдая за ней.

Она улыбнулась.

— Что я никогда не видела ничего прекраснее, — ответила Николь с тихим вздохом.

— Я потратил не один год, создавая аллеи из тиса и самшита, любимых моим… отцом, — поведал он голосом, звенящим от гордости.

— Вы? — потрясенно воскликнула Николь.

— Когда вы получаете в наследство такое место, как это, на вас ложится огромная ответственность. Те, кто унаследовал историческую землю — лишь попечители. Их долг — сохранить все хорошее и сделать землю финансово жизнеспособной. Я счел своей обязанностью изучить ландшафтный дизайн. — Он улыбнулся сам себе. — Есть в этом занятии что-то такое, что даже в плохую погоду поднимает мне настроение, — сказал он, к ее удивлению.

— Вы очень любите свое поместье, да? — пробормотала она.

— Каждый клочок, каждый закоулок. Это мое творение. Часть меня, — тихо ответил Блейк.

— А Джозеф чувствует то же самое?

Блейк нахмурился.

— Если он куда-то запропастился, я знаю, что найду его в саду за каким-нибудь полезным занятием. Ему просто необходимо постоянно быть на открытом воздухе, как и мне.

— Удивительно, что вы находите время для садоводства, когда вам нужно управлять имением и таким огромным домом, — задумчиво проговорила Николь.

— Это нелегко, но у меня хороший персонал, который со мной уже много лет. Я хорошо им плачу, и они достаточно любят Крэнфорд, чтобы заботиться о нем. Но у меня мало свободного времени, это правда. Конечно, — продолжил он странно изменившимся тоном, — я с детства знал, что унаследую поместье. Я везде сопровождал своего… отца так же, как Джозеф сейчас сопровождает меня. — Он отвел взгляд и нахмурился. — Мой сын не переживет, если ему придется покинуть этот дом, — сказал он с какой-то непонятной резкостью в голосе.

— Э… не сомневаюсь, что это так, — пробормотала Николь, видя, что он раздражен, но, не понимая почему. Затем возможная причина пришла ей в голову. — Вы ведь не думаете, что придется продать все это по финансовым обстоятельствам, нет? — в испуге воскликнула она.

— Мои финансы в полном порядке. Мы имели долги, когда имение перешло ко мне, но теперь оно приносит прибыль, потому что я рискнул пойти на некоторые нововведения. Не считая фермы, у нас есть сдаваемые в аренду коттеджи. У меня работают кузнец, горшечник и печатник, которые изготавливают сувениры для туристов.

— Боже мой! — пораженно пробормотала она.

— Это не все. У нас имеется магазин сельхозпродукции, лицензионные права на ловлю рыбы в реке и озере и проведение свадеб и торжеств в старой оранжерее.

Николь взирала на него с искренним восхищением.

— Вероятно, вы спасли имение от разорения.

— Не могу с этим спорить, — согласился Блейк. — Оно было в плохом состоянии, когда перешло ко мне.

— Вы молодец, — задумчиво проговорила она. — Вам, должно быть, ужасно приятно сознавать, что все это принадлежит вашей семье и перейдет вашим потомкам. Неудивительно, что Джозеф такой уверенный в себе мальчик. Его будущее абсолютно надежно.

— Ничто, — тихо проговорил Блейк, — не бывает абсолютно надежно.

— Ну, при такой активности едва ли вы потеряете Крэнфорд!

Последовало довольно долгое молчание, во время которого Блейк неотрывно смотрел куда-то далеко. Взволнованная такой отрешенностью, Николь дотронулась до его руки. Он вздрогнул, и она закусила губу.

— Блейк. Пожалуйста. Мы же кузены. Я хочу, чтоб мы были… друзьями.

Это была неправда. Тяжело вздохнув, она призвала на помощь всю свою храбрость. Отец всегда учил ее открыто признавать свои ошибки. Пришло время извиниться за глупое хлопанье ресницами прошлым вечером.

— Я знаю, что вы подумали обо мне вчера вечером, — храбро начала она.

— Сомневаюсь, — протянул Блейк.

— Ладно. Скажу прямо. Вчера я поощряла вас потому, что нахожу вас очень привлекательным. Если я смутила вас, прошу прощения. До этого я никогда в жизни не вела себя так. — Николь тихо усмехнулась. — Я совершенно неопытна, если честно. Мой бывший муж, Жан-Поль, был моим единственным возлюбленным, единственным мужчиной, который целовал меня до того, как… как…

— Это сделал я.

Блейк повернул голову, и на мгновенье его глаза задержались на ее губах. Затем он так же резко отвернулся.

— Да. Я… я не знаю, что нашло на меня вчера. Это был импульс, о котором я сожалею. Поскольку у вас ко мне нет интереса…

Тогда он вновь повернулся к ней.

— Правда?

Протянув руку, он погладил ее щеку. Николь вся затрепетала и подивилась его способности одним лишь легким прикосновением возбуждать ее. Она стиснула зубы и заставила себя сосредоточиться на том, что хотела сказать, потому что для нее было важно устранить всякое недопонимание между ними.

— Я могу понять намек. Вы ясно выразили свои чувства. Блейк, я хочу, чтобы вы забыли о том, что произошло, — продолжила Николь. — Я привыкла открыто выражать свои чувства и наверняка показалась напористой и… Пожалуйста, простите меня! — взмолилась она. — Все было так хорошо до тех пор, пока вы не узнали, кто я. И во время ужина так весело было с вами разговаривать. Если вы выбросите меня из своей жизни, у меня, кроме Люка, не будет ни одной родной души.

Николь наклонилась вперед, умоляюще глядя на него.

— Вы не можете отвернуться от нас. Произошло какое-то недоразумение в отношении моего отца, и я думаю, со временем мы могли бы разобраться. Будьте моей семьей. Будьте моим кузеном, ради наших детей, — взмолилась она.

Блейк в этот момент понял, что всю жизнь будет жалеть, если отошлет ее прочь, не попытавшись выяснить правду.

Было какое-то необыкновенное достоинство в ее манере держаться. Он подумал о том, как Николь обращается с Джозефом, и об обожании в ее глазах всякий раз, когда она смотрит на своего малыша или дотрагивается до него. Она хороший человек, он был уверен в этом.

Кроме того, она Беллами, и он не может отвернуться от нее. Приходилось признать, что его жизнь стала запутанной и непредсказуемой там, где когда-то была стабильной и не богатой событиями. Не так давно он знал, что принесет ему завтрашний день. Но с появлением Николь его жизнь внезапно изменилась.

Разумеется, положение усугублялось болезнью ребенка. Ближайшие несколько дней они пробудут в поместье, а он пока постарается побольше узнать о своих новых родственниках.

Николь с опаской наблюдала за сменой выражений на его лице. Казалось, он целую вечность смотрел на нее и молчал.

Затем, к ее радости, взял ее руку в свою. В его глазах появилась теплота, и она почувствовала головокружение от надежды и желания.

— Кузина, — хрипло проговорил Блейк. — Как же я могу устоять перед такой пылкой мольбой?

Ее губы приоткрылись в беззвучном удивлении.

— Думаю, кузенам разрешены… поцелуи, — прошептал он.

Николь была потрясена. Медленно, по мере того как лицо Блейка приближалось, ее глаза закрывались. Ожидание было сладостно-болезненным.

Но в тот момент, когда его губы коснулись ее губ, она почувствовала, как что-то внутри нее лопнуло. Со стоном Николь обхватила лицо Блейка своими ладонями и углубила поцелуй, пока голова не закружилась от яростной атаки его твердого требовательного рта.

Блейк притянул ее к себе на колени. Страстные поцелуи осыпали ее лицо и шею, и сквозь туман возбуждения до нее дошло, что он все-таки желает ее. Она почувствовала себя чудесно раскованной и желанной. Легкими, словно перышки, движениями рук он скользнул к теплой наготе ее спины между краем топа и юбкой, и она выгнулась навстречу ему с тихим стоном удовольствия.

Вспомнив, что их могут видеть, она уперлась ему в грудь, и он отпустил ее.

Николь соскользнула с его колен и, дрожа, опустилась в свое кресло. Ее рот, казалось, пробудился к жизни. И сам собой растягивался в улыбке.

— Я… я не могу… пока он…

— Я знаю, — прошептал он. И его глаза пообещали: «Позже».

Николь почувствовала, как восторг наэлектризовал все ее тело. Позже. Позже!

Казалось, что фейерверк уже начался. Безумная радость, надежда и растущая уверенность, что их отношения будут совершенно особенными. Возможно, она даже могла бы полюбить. Голова закружилась. С самого начала она знала, что между ними существует какое-то необычайное притяжение. Связь, которая крепче и неразрывнее, чем узы крови. Поэтому она была так сбита с толку тем, что он отверг ее. В глубине души, несмотря на его очевидное равнодушие, она подозревала, что притяжение было обоюдным.

Николь почувствовала греховный порыв стать той, которая будет сводить его с ума до тех пор, пока он не позабудет обо всем, кроме любовных утех с ней.

Она взглянула на него из-под ресниц, неосознанно подражая соблазнительным уловкам знающих себе цену женщин.

Блейк застыл, вспомнив других женщин, которые, как он считал, пытались соблазнить его своей сексуальностью.

Делала ли она это, чтобы добиться своего? От этой мысли ему стало плохо. Ему выше крыши хватило этого с бывшей женой, которая согласилась иметь ребенка только за хороший денежный куш. Воспоминание о тех месяцах хладнокровной торговли остудило его пыл. Он больше не позволит сделать из себя дурака. Не допустит, чтобы им манипулировали. Больше никогда не станет жертвой женщины.

Николь почувствовала, что он отдалился от нее, хотя он и не пошевелился. В глазах, где только что светилось желание, появилась отчужденность.

Они опять вернулись к тому, с чего начали.

— Ты не доверяешь мне, да? — в отчаянии выпалила она. — Думаешь, я развращу Джозефа или кого-то из слуг?

— Я не знаю, — пробормотал он, взлохматив рукой свои черные кудри. — Скажу прямо: я не уверен относительно твоих мотивов.

— Мотивы? У меня? — возмутилась Николь. — У меня нет никаких мотивов! А тебе не приходит в голову, что мое поведение может иметь отношение к сексуальному влечению? — негодующе добавила она.

Блейк пожал плечами:

— Ты можешь использовать секс, чтоб заставить меня изменить мнение о тебе, — без обиняков высказался он.

— К таким женщинам ты привык, да? Женщинам, которые расценивают свои прелести как орудие торговли? — в ужасе воскликнула она.

Он издал короткий смешок:

— Да. Полагаю, это так.

— Что ж, мне жаль тебя! Но существуют и другие женщины. И эти женщины — я в их числе — наслаждаются сексом ради него самого, а не из-за того, что можно за него получить.

— Кто бы мог подумать, — хрипло выдавил он.

— Будь я поумнее, — со вздохом продолжила Николь, — я бы скромнее оделась и сдержаннее вела себя. Тогда бы ты мог усомниться в том, что я воспитывалась беспутным отцом.

— Тогда почему, — пробормотал он, сердито коснувшись пальцами ее голого живота, отчего она резко втянула воздух, — ты поступаешь как раз наоборот?

Ее глаза потемнели.

— Потому что именно так я обычно одеваюсь и… — Она рискнула. — Там, где дело касается тебя — и только тебя — я ничего не могу с собой поделать.

По испуганному взгляду, который он бросил на нее, она поняла, что он вновь хочет ее поцеловать.

Николь видела, что он борется со своими желаниями, и ее губы приоткрылись в ожидании. Когда он оторвал от нее взгляд и упрямо откинулся в своем кресле, она почувствовала, как осколок разочарования вонзился в ее истомившееся тело. Ей так хочется понравиться ему, стать предметом его неуемной страсти.

— Я должен сохранять объективность, — пробормотал он. — Я не могу просто делать то, что мне нравится. — И тихонько добавил: — Слишком много поставлено на карту.

— Я не вижу проблемы, — возразила она. — Нас влечет друг к другу. Мы свободны.

— Я и хочу остаться свободным, — прорычал он.

Ее лицо вспыхнуло.

— Я не собираюсь вести себя, как сварливая жена, только потому, что мы занимаемся любовью!

— Ты всегда так откровенна в выражении своих чувств? — спросил он.

— Я знаю, женщинам не полагается быть такими откровенными, но что же мне делать? Прикидываться скромницей и недотрогой? Я не такая, Блейк. — Она улыбнулась, видя, что он расслабился и подозрительное выражение лица исчезло. — Возможно, поэтому я чувствую такую близость к Джозефу. Он такой непосредственный и честный, правда?

— Даже слишком, — проворчал Блейк.

— Но ты ведь не собираешься наказывать его за искренность?

Он сурово сдвинул брови:

— Нет. Хватит того, что этого было предостаточно в моем собственном детстве. Моя цель — научить его быть добрым и внимательным и ставить себя на место других людей.

— Значит, мы мыслим одинаково. Мой отец всегда учил меня говорить правду и никогда не играть в игры, особенно с мужчинами.

Он потер подбородок.

— Значит, ты никогда не лжешь.

— Если врешь, ты должен всегда помнить, что ты наврал, кому и когда. Куда легче говорить правду.

— Твой муж… — Блейк задумчиво сощурился. — Он ценил твою честность?

Николь вздохнула:

— Сомневаюсь.

— Ты расскажешь мне, почему вы развелись?

Она кончиком пальца убрала волосы за уши.

— Ладно. Он не хотел, чтобы я забеременела, потому что это должно было превратить меня из жены в мать.

— Он хотел, чтобы твое тело оставалось сексуальным и не испорченным материнством, — тихо сказал Блейк.

— Да! — изумленно воскликнула она. — Но откуда ты знаешь?

— Моя бывшая жена так же беспокоилась о своей фигуре, — сказал Блейк с горечью.

— Но, — возразила Николь, — она же все-таки стала матерью. Родила Джозефа.

— Только потому, что я пообещал ей приличную долю своего состояния, — пробормотал он.

Глаза Николь потрясенно округлились:

— Это ужасно!

Блейк пожал плечами.

— Я бы никогда не согласился на такой наглый шантаж. Но я пытался сохранить свой брак. Думал, что, когда Джозеф родится, она изменится, полюбит своего ребенка и будет рада материнству.

— Но этого не произошло, — угадала Николь. Его глаза потемнели:

— Она даже не смотрела на него. И я бы никогда не смог простить ей такого пренебрежения к своей собственной плоти и крови. Она жила со мной потому, что наслаждалась своим положением хозяйки поместья. Но в конце концов устала даже от этого. Она ушла, когда Джозефу было почти три годика.

— Не знаешь, она счастлива со своим шофером? — осторожно полюбопытствовала Николь.

— Понятия не имею. Она даже не присылает открыток ко дню рождения Джо.

Николь в ужасе уставилась на него.

— Не могу этого понять, — медленно проговорила она.

Блейк снова небрежно пожал плечами:

— Некоторые люди думают только о собственном благополучии.

Николь вздохнула.

— Теперь я понимаю, почему ты отнесся ко мне с подозрением. Трудно доверять людям после подобного опыта. Но ты должен рискнуть, Блейк, иначе проживешь жизнь, так и не узнав, что такое настоящая дружба. Он покачал головой:

— Я не хочу новой боли.

— А по мне, так лучше боль, чем жизнь без любви, без близкого человека, которому можно отдать сердце!

— Давай вернемся к твоему браку, — напомнил Блейк. — Итак, ты все-таки забеременела. Наверное, твоему мужу это не понравилось.

— Хуже того. Он был в ярости, — призналась она. — Видишь ли, Люк не был запланирован.

— Ты не хотела его? — не поверил Блейк.

— Наоборот, очень хотела. Я мечтала иметь ребенка и была на седьмом небе, когда узнала, что беременна. Моя жизнь казалась наконец полной. — Она нежно улыбнулась, поглядев долгим любящим взглядом на своего малыша, потом лицо ее снова погрустнело. — Боюсь, Жан-Поль так и не простил меня. Он стал поздно возвращаться домой. Я без обиняков заявила ему, что мне это не нравится. Подруги советовали завлекать его домой интимными ужинами и сексуальными платьями. — Она пожала изящными плечиками. — А я считала, что если он любит меня, то должен хотеть быть со мной безо всяких уловок с моей стороны.

— Зрелый мужчина справился бы с переменами в своей и твоей жизни, — презрительно заметил Блейк.

— Именно. Просто он недостаточно любил меня. Поэтому у меня не было настроения соблазнять его.

— Предполагаю, он завел интрижку на стороне.

— В нашем доме, на нашей постели, у меня под носом и с моей лучшей подругой!

— Может ли быть что-то хуже этого, — сухо прокомментировал Блейк.

— О, может, когда ты застукала его один раз, простила, а потом нашла его и эту же подругу в постели снова! — пробормотала она.

Блейк нахмурился и чертыхнулся.

— После развода он исчез и даже не знает, сын у него или дочь.

Он снова выругался.

— Значит, после родов ты не имела ни моральной, ни физической поддержки?

— Сначала мне помогал отец.

— Минуточку. — Он сурово сдвинул брови. — Люку семь недель. Твой отец был жив, когда он родился?

— Ну, конечно. Джайлз был так счастлив, что стал дедушкой. Бывало, он сидел и смотрел на Люка, словно тот самое бесценное сокровище на земле.

— Так когда именно, — мягко пробормотал Блейк, — он умер?

— Чуть больше трех недель назад, — прошептала Николь дрожащим голосом.

Он выглядел искренне потрясенным.

— Я не могу выразить, как мне жаль. Я был суров с тобой. А ты прошла через ад, — хрипло проговорил он, поднес ее руки к губам прижался к ним нежным, полным затаенной страсти поцелуем.

— Я очень сильно любила его, — выдавила Николь. — Мне так его не хватает.

Блейк еще крепче сжал ее руки, но ничего не сказал. Большим пальцем он легонько поглаживал внешнюю сторону кисти, пока Николь боролась со слезами.

— Как ты теперь справляешься? — тихо спросил он.

— Папа продал пару своих картин, и покупатель очень любезно заплатил деньги непосредственно мне. Я унаследовала его коттедж, так что у меня есть дом, а со временем и его сбережения, когда душеприказчики сделают свою работу. Я могу зарабатывать даже пока Люк маленький, потому что могу заниматься реставрацией керамики на дому. Так что мне повезло.

— Ты уже распланировала свое будущее, — заметил он, нахмурившись.

— Мне надо думать о Люке.

— Ты счастлива у себя во Франции?

— Была, — честно ответила она. — Но смерть папы все изменила. И боюсь, что теперь, когда я разведена, мои приятели-мужчины считают меня легкой добычей, а женщины опасаются меня.

— Не могу их винить, — сухо заметил Блейк.

— Но я никогда не уводила чужих мужчин! — возразила она.

— Но это вполне может произойти помимо твоей воли.

— Нет! Я не такая! — настаивала Николь. — Я не разлучница.

— Ты сексуальна и свободна. Мужчины находят это неотразимым.

Она раздраженно вздохнула. Хотя в том, что он говорил, была доля правды.

— Может быть, — размышляла она, — мое положение пробуждает в мужчинах рыцарский инстинкт. Они хотят утешить меня.

— Возможно, — отрывисто бросил он. — За последние месяцы ты определенно настрадалась.

— А беспокойство о репутации отца добавляет мне переживаний, — мягко напомнила она.

Молчание, которое последовало, сказало ей, что он принимает решение относительно нее.

— Я думаю, — в конце концов сказал он, — ты действительно…

— Заслуживаю доверия.

— Николь. — Блейк нахмурился. — Я знаю, что выгляжу щепетильным, старомодным и чересчур осторожным, но всю жизнь меня учили защищать Крэнфорд и семью Беллами и ставить их интересы на первое место. — Он еще больше помрачнел. — Тот, кто наследует эту землю, должен быть готов к тому, что нужды Крэнфорда превыше всего. У нас имеются традиции, которым мы должны следовать.

— Я понимаю, — кивнула Николь. — Ты привык тщательно взвешивать свои решения. Но поверь, я не представляю угрозы для Крэнфорда!

Он глубоко вдохнул, словно сомневался в ее словах.

— Ты просто не знаешь всех проблем.

— Так расскажи мне, — предложила она.

— Не могу. Когда-нибудь, возможно. Ты остаешься у нас, но я должен попросить тебя не рассказывать никому о нашем родстве.

— Ты хочешь, чтобы я лгала?

— Не совсем. Позволь мне объяснить. Судьба свела нас вместе. И судьба распорядилась так, что мы пробудем в одном доме некоторое время, пока Люк не выздоровеет.

— И еще ты должен лучше узнать меня, — горячо воскликнула Николь. — Понять, что я открытая книга.

— Часть которой, — предостерег он, — должна оставаться закрытой.

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Николь, я не могу позволить тебе жить ни в этом доме, ни где-либо поблизости до тех пор, пока ты не согласишься держать в тайне наше родство. В противном случае я вынужден буду настаивать, чтобы вы с Люком переехали в какую-нибудь частную лечебницу неподалеку, пока ты не будешь уверена, что он вполне здоров для обратной дороги.

— Я не уверена, — медленно заговорила она. — Мне трудно принять тот факт, что ты стыдишься меня.

— Дело совсем не в этом, Николь.

— Тогда в чем? — нетерпеливо воскликнула она.

— Это сложно. Ты уже знаешь, что у меня больная мать.

Выражение ее лица тут же стало сочувствующим:

— Да, Джозеф сказал мне. Как, должно быть, тяжело тебе видеть ее такой больной. Я испытала это на себе.

— Я ничего не могу сделать. Откровенно говоря, — сказал он напряженным голосом, — она умирает.

— Какой ужас! — теперь пришла ее очередь быть утешителем. — Вы очень близки?

Глаза Блейка стали задумчивыми и грустными:

— Она многим пожертвовала ради меня, — тихо ответил он. — Она очень сильно любит меня, Николь. И я люблю ее.

— Какое ужасное время для тебя. Я знаю, что ты чувствуешь, — горячо воскликнула она.

— Тогда ты поймешь, почему твой приезд ошеломил меня. Она очень слаба, и я хочу, чтобы ее последние дни были спокойными и счастливыми.

— Конечно, но как могу я…

— Ты дочь Джайлза. А она ужасно разозлится и разнервничается, если узнает, что ты в доме.

— Она твой источник, да? — догадалась Николь. — Она рассказала тебе всю эту ложь?

— Мать абсолютно уверена в том, что говорила, — возразил Блейк. — Она чуть не впала в истерику, когда рассказывала мне о Джайлзе. До того момента я ничего о нем не знал. Никто никогда не произносил его имя и не упоминал о нем. Нет ни его фотографий, ни портретов. Мы, Беллами, держимся вместе. Однако твоего отца даже стерли с семейного древа.

Николь почувствовала беспомощность. Блейк любит свою мать. Естественно, он верит ей. Николь подумала, что даже она поверила бы в эти россказни, если б не знала так хорошо своего отца.

— Я не хочу расстраивать тебя, — твердо сказала она, — но твоя мама ошибается.

Он поморщился.

— Мы ходим по кругу. Я воздержусь от решения до тех пор, пока не буду знать наверняка. Сейчас важно лишь то, что она не должна знать ничего помимо того, что ты моя подруга. Все остальное не только ускорит ее смерть, но и не даст ей умереть со спокойной душой. — Его голос изменился, стал тверже, решительнее. — Я этого не допущу. Ты понимаешь?

Ее восхищало то, как он защищал свою мать, даже несмотря на то, что она не права.

— Да. И, учитывая обстоятельства, мне бы тоже не хотелось расстраивать твою маму, — горячо заверила она.

— Значит, ты согласна?

— Да. Я вполне счастлива побыть подругой какое-то время.

Она сделает все на свете ради будущего, которое мечтает построить с ним. Радостное волнение охватило Николь. Она знала, что рано или поздно сумеет доказать невиновность отца. И тогда они с Блейком смогут дать волю своим истинным чувствам. Ее лицо расплылось в улыбке.

— Спасибо, — пробормотал он с облегчением и поцеловал кончики ее пальцев. Подняв глаза, он улыбнулся. — Черт. Надеюсь, я поступаю мудро.

— О да! — счастливо воскликнула она. — Мы разгадаем тайну и станем настоящими кузенами. Джозеф с Люком познакомятся друг с другом. Может, вы сможете приехать к нам в гости во Францию на летние каникулы. Это так чудесно, Блейк, знать свои корни, знать, что у тебя есть родные.

Наклонившись вперед, Блейк нежно поцеловал ее в губы.

— Я доверяю тебе.

— Ты не пожалеешь об этом, — пообещала она, и глаза ее сияли, как звезды.

— Надеюсь, что нет. А сейчас, — заявил он, энергично вскакивая на ноги, — меня ждут дела. Принять душ и побриться для начала! — Он улыбнулся, внезапно став беззаботным. — Располагайся и чувствуй себя как дома. Миссис Картер, начинает работу в одиннадцать, а Мейзи уже где-то здесь, если тебе что-то понадобится. Где кухня, ты знаешь. Составь список необходимых покупок, и тебе все доставят. Ланч в час. Тогда и увидимся, но если забеспокоишься насчет Люка, скажи кому-нибудь, и со мной свяжутся по мобильному. Хорошо?

Николь кивнула. Он заколебался, затем наклонил голову и снова поцеловал ее долгим и крепким поцелуем.

Глава девятая

Утро было чудесным. Освободившись от страха, что Люк серьезно болен и что Блейк может вышвырнуть ее прежде, чем она закончит свои расспросы, Николь снова наслаждалась жизнью.

Он собирается расследовать слухи об ее отце. Это прогресс. Как и его признание, что их влечет друг к другу, подумала она, переполненная радостным ожиданием.

Николь поиграла с сыном, покормила его, переодела, затем непринужденно поболтала с миссис Картер.

Во время этой беседы Николь узнала кое-что о жене Блейка. Таня в самом деле была очень красивой и ужасно испорченной. И, как и говорил Блейк, было ясно, что она не пользовалась популярностью в деревне.

Миссис Картер хлопотала, выкладывая раскатанный пласт теста на консервированные персики и с поразительной ловкостью защипывая края.

— Вашему малышу намного лучше. Сыпи уже почти не видно, так почему бы вам не прогуляться, пока он спит? Я присмотрю за ним. Вам надо отдохнуть, а солнышко очень полезно.

— Я бы с удовольствием, — заколебалась она, — но…

— Идите, идите. — Две пухлые руки подтолкнули ее к открытым дверям. — У вас есть час. Потом возвращайтесь к ланчу. Никаких возражений. Мистеру Блейку эта идея тоже бы понравилась.

— Да? — Она жаждала услышать о нем как можно больше.

— Он всегда любил быть на свежем воздухе. Не мог подолгу сидеть взаперти и частенько, когда шел дождь, потихоньку удирал из дома и возвращался через несколько часов, мокрый до нитки и грязный, но счастливый. Такой уж непоседа, прямо ртуть в жилах, ей-богу! Нет для него большей радости, чем скакать на лошади или работать на свежем воздухе.

— А он… — Николь заколебалась. Не хотелось показаться чересчур любопытной. Но кухарка поощрительно улыбнулась, и она рискнула. — Он похож на своего отца… или его кузена?

Миссис Картер фыркнула:

— На отца? Да ни капельки! О мертвых плохо не говорят, но мистер Дарси управлял Крэнфордом из рук вон плохо. Мистер Джайлз, заметьте, был хорошим парнем. Всегда был вежлив со мной — а я в то время была всего лишь скромной служанкой.

— Но он уехал, — осторожно сказала Николь, радуясь тому, что кто-то, наконец хорошо отозвался о ее отце.

— Какие-то семейные неприятности. — Рот миссис Картер внезапно плотно захлопнулся. — Больше ничего не скажу. Идите. Погуляйте хорошенько, а потом отдадите должное моему ланчу.

Николь засмеялась, понимая, что больше ничего не узнает. В другой раз, подумала она.

— Вы ангел! — заявила молодая женщина, поворачиваясь и целуя пухлую красную щеку. — Спасибо. Я вернусь и помогу накрыть на стол.

— Посягать на мою территорию? — вскричала повариха в ужасе. — Из-за вас лишусь работы. Ну-ка, марш отсюда. Нечего путаться у меня под ногами, — добродушно заворчала она.

Хихикая, Николь выскочила за дверь. Как же ей здесь нравится! Счастливая, она неторопливо пошла по саду, восхищаясь цветами и мечтая сделать наброски, как только у нее будет свободная минута.

Пройдя сквозь кованые железные ворота она очутилась на конюшенном дворе. На огромном лугу паслись несколько лошадей, но звуки нетерпеливого фырканья и ржанья доносились и со стороны конюшни.

— Привет! — крикнула она стройной энергичной фигурке, в которой узнала Сьюзи.

— Здравствуйте! — Сьюзи подбежала со взволнованном видом. — Как ваш малыш?

— Намного лучше, спасибо. Думаю, скоро совсем поправится, — ответила Николь, тронутая искренним интересом Сьюзи. — Mon Dieu! — воскликнула она, испуганно вздрогнув от грохота колотящих по двери ближайшего стойла копыт.

— Это Странник, — объяснила Сьюзи со смехом. — Жеребец Блейка. Настоящий дьявол. Никто не может справиться с ним, кроме хозяина. Блейк здорово умеет обращаться с лошадьми. А вот и он сам.

Николь огляделась, но ничего не увидела.

— Я поражена. У вас, должно быть, слух как у летучей мыши.

— Нет! Это у лошадей! Смотрите!

Все лошади на поле подняли головы, и даже на расстоянии было видно, как они навострили уши.

Блейк появился в поле зрения. Николь затаила дыхание, когда он приблизился к воротам в поле, но его конь перескочил их без видимых усилий. Пасущиеся лошади приветственно заржали, поскакав ему навстречу.

— Хотела бы я обладать такой властью, — с завистью проговорила Сьюзи. — У него родство со всеми животными. Раненые птицы, лисы, барсуки… Скольких из них он вылечил, и не счесть. У Джозефа такой же дар. Он не ведает страха, и животные, наверное, чувствуют его любовь к ним.

— Во Франции, — задумчиво проговорила Николь, очарованная общением Блейка с лошадьми, которые толкались, борясь за его внимание, — мы говорим про таких, что в них течет цыганская кровь.

Сьюзи усмехнулась.

— Ну, может, и тут не обошлось без маленькой толики цыганской крови. Это бы объяснило его внешность, верно?

Николь хихикнула.

— Беллами пришли бы в ужас, услыхав подобное!

Вскоре Блейк подъехал к воротам во двор. Наклонился, чтобы открыть их и въехав, спрыгнул одним гибким движением. На его лице читалась неприкрытая радость — он увидел Николь.

— Привет! — весело бросил он, занявшись расседлыванием своего коня. Странник выразительно лягнул Дверь, и Блейк рассмеялся. — Приятно видеть тебя здесь, — пробормотал Блейк, игнорируя фыркающего зверя, пытающегося проломить крепкую дверь.

Николь почувствовала, как часто забилось сердце. Он выглядел таким привлекательным. Капли пота покрывали лоб. Глаза сияли, лицо светилось здоровьем. И было что-то мучительно сексуальное в его белоснежной рубашке, плотно облегающих ноги бриджах и высоких сапогах. Ее сердце сжалось от тоскливого желания.

— Полагаю, Люку лучше, иначе тебя бы не было здесь, — предположил Блейк.

— Значительно лучше, — хрипло сказала она. — Сыпь уже почти исчезла.

На мгновенье ее сияющее лицо заставило его замереть.

— Я очень, очень рад.

Сьюзи бросила ему полотенце, и Блейк стал вытирать потное лицо и руки. Это дало ему возможность чем-то занять себя. Иначе он бы схватил Николь и целовал ее, нашептывая невозможные вещи, которые он с ней сделает. Вместо того чтобы утихомирить его страсть, скачка лишь усилила ее.

— Блейк! — крикнула Сьюзи. — Прекрати пялиться на дурацкое полотенце и разберись со своим конем!

— Извини. Задумался. — Он взглянул на Николь. — Я мигом, — пообещал Блейк весело. Ничуть не страшась молотящих в воздухе копыт своего необузданного жеребца, он снял засов с двери в стойло.

— Я плохо разбираюсь в лошадях, — призналась Николь, попятившись назад.

— Поэтому разумнее держаться от них подальше, — предостерегающе крикнул он через плечо.

Как обычно, Странник выскочил как ракета, подбрасывая копыта в воздух, а Блейк пытался удержать уздечку в руках.

— Тише, тише, — успокаивал он, поглаживая жеребца в завораживающем ритме. Тот последний раз вскинул мощную голову, низко заржал и присмирел. — Я знаю, — прошептал Блейк, прижимаясь к лошадиным ноздрям. — Ты ненавидишь сидеть взаперти. Я тоже. Но тебе нужно было хорошенько отдохнуть после нашей ночной скачки. Идем.

Он бегом повел послушного Странника к полю и отпустил. Когда ворота были надежно заперты, Николь присоединилась к нему.

— Какой красивый, — восхищенно воскликнула она, глядя, как Странник носится по полю в порыве безумной радости.

— Чистокровный араб, моя слабость, — ответил Блейк, наблюдая за игрой сильных мускулов под блестящей шкурой. Было нечто захватывающее в радостном возбуждении Странника. Оно затронуло в нем какую-то струну. Он тоже может освободиться. Может вырваться на волю, если захочет. Может разорвать путы ограничений, сковывающих его столько лет, и последовать за своими желаниями.

Он искоса посмотрел на Николь. Ветер задувал шелковые пряди ее волос на лицо. Не сводя глаз со Странника, она подняла изящную руку, и длинные пальцы рассеянно заправили волосы за ухо.

Ее лицо было приподнято, солнце освещало высокие скулы и манящую выпуклость груди. Желание ударило Блейка с такой силой, что он вынужден был стиснуть зубы и отвернуться. Его бросило в жар. Сейчас не время.

Он сердито взглянул на Странника, завидуя его свободе, в которой отказывал себе. К черту ограничения! Он знает, чего хочет. И хочет немедленно!

— Идем.

Не дожидаясь согласия, Блейк схватил ее за руку и повел через двор и наверх по ступенькам на сеновал.

Николь бросила один взгляд на гору сладко пахнущего сена и все поняла.

— Ай-ай-ай, мистер Блейк! — пробормотала она, подражая крестьянской девушке. — Что это у вас на уме, сэр?

— Ты, — прорычал он.

Ее глаза стали огромными и чувственными. Улыбка, приоткрывшая губы, была лукавой и совершенно восхитительной.

— Я так рада, — хрипло сказала Николь и протянула руки.

Он грубо схватил ее в свои объятия. Выгнул податливую женскую спину неистовостью своего поцелуя. Через секунду они оказались на сене. Его голова шла кругом. Он не мог ни о чем думать, уже не мог управлять своим телом. Вот что значит по-настоящему предаваться любви, мелькнула мысль. Никаких заученных движений. Лишь чистая, идеальная гармония тел, рук, губ, стремящихся к высшему наслаждению.

Мягкость ее кожи восхищала Блейка. Когда его губы коснулись живота Николь, это было все равно, что почувствовать гладкость атласа. Каким-то образом она оказалась обнажена — хотя он не помнил как — и его рубашка куда-то испарилась.

Николь была такой сладкой на вкус. Он никак не мог насытиться ее ртом, хотя ее ноги обвились вокруг него, и жар тела заставил его вскрикнуть от остроты желания. Ловкие пальцы расстегнули его джинсы, и он почувствовал, как ее руки гладят тугие, крепкие мышцы его ягодиц.

— Николь, — хрипло пробормотал Блейк, ослепленный, сбитый с толку пугающей силой своих бурных эмоций.

Сильнейшая дрожь прошла по нему, за ней другая, когда она просунула руку вниз и коснулась его. Он не мог ждать. Он должен сказать ей об этом…

— Я… не могу… я…

Блейк закрыл глаза. Через мгновение он уже был там, в теплых, влажных, зовущих глубинах. И тогда он получил свою свободу, внезапно окрыленный, опьяненный ею, щедро делясь собой с Николь, зная лишь восхитительно раскрепощающее движение их тел.

Николь вздрогнула, когда серия мощных спазмов пронзила ее тело. Блейк взглянул на нее блестящими от непролитых слез глазами. И в этот момент она влюбилась в него без оглядки. Она читала его душу в этих горящих желанием, любящих глазах. И поняла, что отныне связана с ним на всю жизнь. Что бы ни случилось.

— О, моя дорогая, — прошептал он, нежно касаясь ее лица. — Извини. Я был слишком…

Ее пальчик прижался к его губам. Учащенно дыша, ослабевшая от любви и желания, Николь улыбнулась сияющей улыбкой.

— Это было великолепно. Так много страсти. Чудесно, — выдохнула она.

Рот Блейка снова захватил ее губы в долгом нежном поцелуе. Ее руки обвились вокруг его шеи, и Николь удовлетворенно вздохнула. В его сверкающих черных глазах плясало счастье, и она почувствовала неуемный восторг от того, что является его причиной. Легчайшими прикосновениями она ласкала его лицо, шею, а его палец прочертил дорожку между ее грудей. Когда его язык слизнул капельки молока, дрожащие на вершине каждого соска, она ухватилась за его густые спутанные волосы, застонала от удовольствия и неохотно прошептала:

— Мне надо идти. Пора кормить Люка. Уже, должно быть, поздно.

Блейк удрученно застонал.

— Время! Враг всех влюбленных. Я хочу оставаться здесь, с тобой, целый день, но… Мне надо принять душ и посидеть немного с матерью. Я обещал.

— Конечно, — сказала она, но он снова поцеловал ее, не позволяя уйти.

— Ты знаешь, что наделала? — спросил Блейк хрипло.

Ее сердце, казалось, подпрыгнуло в груди.

— Да, — прошептала она.

Он улыбнулся и натянул бриджи.

— Не уверен. Сейчас я чувствую, что хочу быть с тобой двадцать четыре часа в сутки и возненавижу каждую минуту, проведенную где-то еще.

Она улыбнулась и стала торопливо одеваться, прерываясь каждые несколько секунд, чтобы уклониться от его поцелуев.

— Ты ненасытный! — возмущенно воскликнула она, когда его рот снова пленил ее губы.

— Просто одна ведьмочка свела меня с ума.

— Блейк, — прошептала Николь, крепко обнимая его. — Я так рада, что мы нашли друг друга.

Опустив ресницы, он бережно пригладил ее волосы.

— Ну вот. Так лучше. — Один поцелуй в губы, и он потянул ее к дверям сарая.

Когда Николь торопливо шагала одна к дому, ее сердце было готово разорваться от счастья. Поэтому она запела и позволила своей безмерной радости зазвенеть по саду. Не так давно она была в отчаянии. А сейчас… Никогда в жизни она не была так счастлива.

Глава десятая

Блейку было неловко за то чувство облегчения, которое он испытал, когда наконец покинул мать. Но она расспрашивала его о Николь с удивительной для своего состояния энергией. А ему было неприятно лгать ей. Это казалось в некотором роде предательством.

Господи, как же ему быть? Джозеф всегда был для него самым важным в жизни. И теперь Блейк холодел при одной мысли, что может лишить сына будущего, позволив Николь с Люком стать хозяевами Крэнфорда. Не говоря уже о собственном будущем.

В смятении проклиная любовника матери, несмотря на то, что этот человек дал ему жизнь, Блейк угрюмо шагал в сторону развесистого кедра.

Там был приготовлен легкий ланч. Николь сидела на коврике рядом с тиковым столом, накрытым белой скатертью и уставленным всевозможными холодными закусками. Когда он приблизился, его хмурое настроение исчезло.

Блейк переоделся в желтую рубашку с короткими рукавами и старые потертые джинсы. Опустившись рядом с Николь, он взглянул на голенького малыша, лежащего на пеленке. Тот радостно гулил и махал ручками и ножками.

Блейк улыбнулся.

— Он прекрасно выглядит. Не вижу никакой сыпи.

Николь пощекотала животик Люка и была вознаграждена детским смехом. Ее радость проникла в самую душу Блейка.

— Чудесно, правда? Думаю, к приходу доктора он совсем поправится.

Блейк дал Люку ухватиться за его палец, любуясь милым карапузом.

— Такое крошечное тельце, — подивился он. — Даже не верится, что он вырастет во взрослого. Чудеса, да и только.

Наследник Крэнфорда, подумал Блейк с болезненным уколом. И нахмурился, потому что не желал этому малышу ничего, кроме счастья. Не пора ли рассказать обо всем Николь?

— Можно мне подержать его? Я помню Джо был таким же маленьким. У меня прямо комок вставал в горле всякий раз, когда я видел его. Никак не мог поверить, что он мой сын, и то и дело подкрадывался к нему, чтобы дотронуться и убедиться, что он настоящий.

— Пожалуйста, — мягко проговорила Николь. Наклонилась и поцеловала его в щеку.

Блейк поймал ее лицо в свои ладони и дотянулся до сладких губ. Она пахла ребенком. Этот запах свежести и талька. Ее волосы… Блейк уткнулся лбом в ее шею… напомнили ему благоухание яблоневого цвета. Кожа была такая… мягкая.

Прежде чем все зашло слишком далеко, он отстранился. Взял Люка и уместил пухленькую попку в своей ладони. Голубые глазки доверчиво уставились на него. Блейк почувствовал прилив любви вместе с чувством вины.

— Он прелесть, — хрипло сказал Блейк.

— Не могу спокойно смотреть, когда сильный мужчина держит на руках младенца. Это так берет за душу. — Николь рассмеялась. — Я знаю! Это глупо! Но так приятно видеть, что Люк тебе небезразличен. Как насчет ланча? — добавила она наигранно-веселым тоном, вскакивая на ноги.

Не могла же Николь сказать ему, что снова почувствовала острую потребность материнства. Что захотела иметь детей от Блейка. Захотела, чтобы он лелеял и любил ее, их детей. Что бы он на это сказал? — ужаснулась она своим фантазиям. Наверное, убежал бы за милю и запретил бы ей появляться не то что в Крэнфорде, но даже в Англии.

— Ну, как твоя мама? — бодро поинтересовалась Николь, когда Люка снова положили на коврик, а Блейк сел за столик рядом с ней.

— Что-то подозревает, — сухо ответил он.

Глаза Николь удивленно расширились.

— Почему?

Он грустно улыбнулся.

— Даже после того, как я принял душ и переоделся, я, должно быть, сиял больше, чем обычно. Честно говоря, у меня было такое чувство, что я в состоянии завоевать весь мир и после этого еще протанцевать ночь напролет, так хорошо мне было. Думаю, это было заметно. Она устроила мне форменный допрос!

Глаза Николь засияли от удовольствия и радости.

— И что ты ей сказал?

— Я немного рассказал ей о тебе. Думаю, она сложила два и два. Мой нарочито небрежный тон ничуть не обманул ее. Она хорошо меня знает и наверняка догадалась, что мы стали любовниками. — Он бросил на нее вопросительный взгляд. — Ты не возражаешь?

— Нет, конечно. Мы же свободные люди и можем делать, что хотим. Но не возражает ли она?

— Не думаю. Наверное, она рада видеть меня счастливым. Это единственное, чего мы хотим для наших детей, правда? — добавил он, внезапно нахмурившись.

Ее пальцы скользнули по его плечу, почувствовали напряжение мышц, пробегая по шее, затем поиграли с непослушными завитками волос.

— Своим счастьем мы тоже обязаны нашим детям, — прошептала Николь.

— Не всегда, — проговорил он тихо.

— Ты говоришь о своей матери? Она была несчастлива? — мягко спросила Николь. — Я не могу в это поверить. Она любит тебя и видит, что ты превратился в мужчину, которым она может гордиться. И потом, есть еще Джозеф, в котором она наверняка души не чает.

— Да, конечно.

По его угрюмому профилю Николь поняла, что он что-то утаивает от нее. Что-то важное — возможно, связанное с болезнью матери. А значит, он ей не доверяет. Несказанно удрученная этим, Николь подалась вперед и легонько поцеловала его в уголок рта.

— Твоя мать не единственная, кому не нравится видеть тебя несчастным, — тихо сказала она.

Он бросил на нее быстрый взгляд, и внезапно его рот овладел ее губами, ищущий, требовательный, горячий.

— Ты творишь со мной чудеса. — Он сверкнул улыбкой, которая показалась Николь не вполне убедительной. — Давай поедим. У нас сегодня много дел.

— У нас? — весело переспросила она.

Нет смысла подталкивать Блейка к откровенности. Она может подождать.

— Если хочешь.

С каждой секундой он удалялся от нее все дальше и дальше. Она закусила губу.

— А что мы будем делать?

Вилка Блейка лениво поигрывала кусочком лосося.

— Я подумал, тебе будет интересно совершить со мной объезд имения, помочь мне кое в каких делах, — небрежно сказал он.

Она просияла:

— С удовольствием. Мне только надо покормить Люка и уложить его спать.

— Мы оставим его с миссис Картер, — твердо сказал Блейк. — Согласна?

— Ну, если она не против… Блейк прямо взглянул на нее:

— Я хочу, чтобы ты поехала. Это важно для меня.

— О! — Николь почувствовала волнение от такого признания. — Тогда… да. Конечно. Я уверена, Люк будет в хороших руках.

Когда они закончили есть, Николь одела Люка и стала кормить.

— Наелся, солнышко? — проворковала она засыпающему малышу и положила его в люльку. — Вот и умница, — сказала она, выпрямляясь и медленно застегивая лиф. — Ой!

Блейк проследил за ее удивленным взглядом и уставился на дом, прищурив глаза.

— Что такое? — встревожено спросил Блейк.

— Лицо. В окне наверху. — Николь покраснела, поняв, что за ней подглядывали.

— Что за лицо — и где?

— Я только заметила белые волосы. Видишь, где герб. Так вот, прямо над ним, только на два окна левее.

Блейк нахмурился:

— Моя мать. Ее, наверное, одолело любопытство.

— Она наверняка сочла меня бесстыдницей из-за того, что я кормлю Люка в твоем присутствии, — предположила Николь и встревожено взглянула на него. — Я очень хочу произвести на нее хорошее впечатление, — пожаловалась она. — А теперь, если она узнает, кто я, она подумает…

— Она не узнает, кто ты! — отрезал Блейк с неожиданной резкостью. — Не должна. — Последовало холодное молчание, потом он сказал чуть спокойнее. — А теперь, если ты не передумала, давай собираться.

Николь повесила голову. Он вдруг стал таким далеким. День померк. Но она должна держаться, должна дать ему время. Она достаточно любит его для этого.

Блейку казалось, будто он идет по канату. Протянутому куда-то вдаль, где не видно конца. И раскачивается из стороны в сторону, в одно мгновенье давая волю своим безумным страстям, а в следующее рывком возвращая себя в тиски воздержания.

Но следующие несколько часов должны все решить. Его арендаторы прямолинейны и, не стесняясь, называют вещи своими именами. Возможно, он ослеплен сексуальным влечением, но они-то сразу разберутся, какая она на самом деле.

Блейк загрузил в машину ящик с персиками, стопку журналов и романов, купленных им в деревенском магазине на прошлой неделе, и свой рабочий комбинезон. Николь весело щебетала, пока они ехали к своему первому пункту назначения — коттеджу миссис Ли. Он отвечал кратко, все больше нервничая из-за результата этой поездки.

Блейк хотел, чтобы ее приняли местные жители. Это, разумеется, безумие. Если она чиста, как первый снег, у него не будет выбора, кроме как освободить место владельца поместья. Для него же было бы лучше, если сегодня она все испортит, и он со спокойной душой отправит ее домой.

Черт. Блейк раздраженно переключил скорость. Впервые в жизни он, славящийся своими мудрыми решениями, даже не может понять, чего хочет.

— Мы едем в гости к миссис Ли, — отрывисто сказал он, когда они свернули на узкую ухабистую дорогу и в поле зрения показался коттедж. — Она пожилая и редко выходит из дома.

— Романы и журналы для нее? Мне взять их?

— Нет. Она сочтет это благотворительностью.

Блейк помог Николь выйти из машины, стер с лица хмурое выражение и подошел с ней к двери, потянув за старомодный колокольчик, как делал много раз в своей жизни. Послышались шаркающие шаги и дребезжащий голос крикнул:

— Кто там?

— Серый волк, Красная Шапочка! — весело крикнул Блейк.

— Плут! — Посмеиваясь, миссис Ли открыла дверь и подставила морщинистую щеку для поцелуя.

— Надеюсь, мы вас не побеспокоили. Я ехал в деревню со своей подругой Николь и решил заглянуть и узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, раз уж я все равно буду делать покупки.

— Может быть, — ответила миссис Ли с достоинством. — А может, и нет. Здравствуйте, Николь. Проходите. Я сделаю чаю.

— Спасибо. С удовольствием выпью, — с энтузиазмом отозвалась та.

— Не знаете никого, кому я бы мог сбыть кое-какие книги и журналы? — спросил Блейк, когда они все держали в руках дымящиеся кружки с крепким чаем. — Мама уже прочитала их, и я должен был отвезти их на распродажу, да у меня нет времени.

— Может быть. Надо взглянуть, — осторожно заметила миссис Ли.

Блейк спрятал улыбку и поспешно вышел. Когда он вернулся, миссис Ли покатывалась со смеху над чем-то, что сказала Николь. Зачарованный, он остановился в коридоре.

— Я, наверное, больше никогда не надену рюкзак-кенгуру, — услышал он голос Николь, — из страха быть принятой за сестру Квазимодо.

Конечно. Эпизод с Джозефом. Блейк усмехнулся, вспоминая его.

— Замечательный малыш? — заявила миссис Ли. — Как и его папочка. Хотя дедушка его мне никогда не нравился. Вот мистер Джайлз был совсем из другого теста.

Блейк замер.

— Вы помните их обоих, да, миссис Ли? — спросила Николь, и он услышал напряжение в ее голосе, хоть она и старалась, чтобы он звучал небрежно.

— Мистер Дарси был чванливым зазнайкой, — проворчала миссис Ли. — А мистер Джайлз настоящий джентльмен. Любил рисовать, я помню. Нарисовал мне вон тот портрет. Он не закончен, поэтому не подписан, но это его работа, точно.

Блейк услышал шуршание юбки Николь и догадался, что она подошла взглянуть. Он хорошо знал этот рисунок, но понятия не имел, кто его нарисовал. Это был портрет молодой миссис Блейк всегда восхищался им.

— Портрет…

Блейк сглотнул. Голос Николь надломился Она узнала руку отца. И, конечно, расстроилась. Это был портрет миссис Ли, изображающий лик красивой и благородной женщиной, сделанной с любовью и чувством. Он всегда считал, что это работа человека, способного понимать настоящую красоту.

— …великолепен, — с нежностью закончила Николь. — Он ухватил вашу суть.

— Вы увидели это, правда? Узнаю родственную душу. Поэтому-то мы с мистером Джайлзом и были дружны. Мы все очень любили его. Жаль, что ему внезапно пришлось уехать за границу. Он так больше и не вернулся. Не закончил мой портрет. — Пожилая леди хихикнула. — Теперь-то уж он бы не узнал меня.

— А я думаю, узнал бы, — тихо сказала Николь — В душе-то вы все та же, верно?

— Умная девочка — Послышался звук легкого похлопывания по руке. — Ну, и где же ваш молодой человек? Он не допил свой чай.

— Он не мой… — начала Николь.

— Меня не обмануть. Я же вижу, как он смотрит на вас. Надеюсь, он не позволит никому отбить вас — а, вот и он.

— Извините, что так долго, — объявил Блейк показавшись в дверях. — Пришлось отбирать эротические…

— Но их-то я и люблю! — запротестовала старая женщина.

Блейк наградил ее шутливым взглядом.

— Я знаю. Я отбирал их для вас! Книги со скромной фигуркой в фартуке на обложке я оставил, а вам принес со страстными объятиями и бугристыми мускулами.

Обе женщины рассмеялись. Блейку пришлось начислить Николь максимум очков за визит. Миссис Ли известна своей прямотой и умением видеть человека насквозь.

Возможно, его мать все-таки ошибается. Он почувствовал неуместный прилив счастья от этой мысли и недоумевал, с какой стати он так радостно приближает свой незавидный конец. Затем посмотрел на смеющуюся Николь и все понял.

Это открытие потрясло его.

Глава одиннадцатая

— Убедительное доказательство, — согласился Блейк, когда Николь взволнованно поведала ему о разговоре с миссис Ли. — Я поговорю с матерью. Попытаюсь добраться до сути.

— О! — радостно воскликнула она. — Спасибо, Блейк, спасибо!

— Следующий — кузнец, — объявил он, сдерживая порыв остановить машину и поцеловать ее приоткрытые губы. — Он учит меня своему мастерству.

— Зачем? — удивленно спросила она.

— Просто так. Я буду там около часа. Это все, что он уделяет мне из своего времени, — сказал он с усмешкой. — Там рядом гончарная, но ты можешь погулять по деревне, если станет скучно.

— Вначале я побуду с тобой, посмотрю, как ты там все испортишь, — поддразнила она. — А потом пойду сделаю кое-какие покупки для миссис Ли.

Николь обменялась рукопожатием с невысоким, коренастым Джозефом Кроксфордом, кузнецом, который на вид был лишь немногим старше Блейка. Ее ладошка утонула в огромном кулаке мужчины, но его рукопожатие было мягким, а улыбка приветливой.

Пока Блейк где-то на заднем дворе переодевался в комбинезон и тяжелый кожаный фартук, она с интересом огляделась. Внутри небольшого домика с высокой крышей было темно, и, всмотревшись в полумрак, она различила всевозможные инструменты, висящие на бревенчатых и оштукатуренных стенах.

— Давно здесь кузница? — поинтересовалась она у Джозефа.

— Давно. — Джозеф взял в руки тяжелый молот. — Уже много веков поколения Кроксфордов владеют этой кузницей и считаются лучшими мастерами во всей округе, — с гордостью сказал он, когда Блейк вошел в заднюю дверь. — Во всяком случае, задолго до того, как эти выскочки Беллами заявились сюда.

Она рассмеялась, когда Блейк бросил на Джозефа притворно-сердитый взгляд.

— Новички, значит, да? — подыграла она.

— Иностранцы. А про нас упоминается в Книге Пришествия, — ответил кузнец.

— Как о ворах овец, насколько я помню, — усмехнулся Блейк.

— Может, и так, — хмыкнул Джозеф. — По крайней мере в моей семье приличные английские имена, а не какие-то там заморские. Ваша матушка хорошо сделала, что не нарекла вас Дарси.

— Или Джайлз, — подсказала Николь.

— Не знал такого. Вот. Держите этот брус, мистер Блейк, и посмотрим, выйдет ли у вас из этого что-нибудь больше свиного уха.

Несмотря на взаимные подшучивания, мужчинам было хорошо в компании друг друга. Николь прислонилась к стене и наблюдала за ними. Блейк натянул комбинезон только до пояса, связав рукава узлом и оставив грудь обнаженной. Скоро она заблестела от пота в раскаленной от жары кузнице.

— Ослабь хватку, приятель! — рявкнул кузнец. — Пусть молот отскакивает! И перестань поглядывать на леди, — проворчал он.

Блейк заметно покраснел.

— Ну, как он? — прошептала она, когда Блейк брал огромные щипцы с соседней скамейки.

— Неплохо для любителя. — Джозеф помолчал. — Слышал о вашем отце. Тяжело это, должно быть, для вас. Он не мог быть слишком старым, — сказал он с удивительной мягкостью.

Николь взглянула в его внимательные серые глаза.

— У него был рак, — тихо пояснила она.

— Как и у моего. Тяжело смотреть, как они вот так уходят. — Он заколебался. — Хотите, я сделаю крест и поставлю его под старым тисом?

Чувство благодарности переполнило Николь.

— Я бы очень хотела. Скажите, сколько это будет стоить, и…

— Я не беру денег с друзей мистера Блейка. Эта кузница развалилась бы, если бы не он. Когда-нибудь и вы вспомните обо мне.

— Но… я живу во Франции, — неуверенно начала она.

— Пока, — обронил Джозеф. И прежде чем она успела спросить, что он имел в виду, заорал на Блейка: — Ну же, пошевеливайся! Некогда мне тут с тобой возиться целый день.

— Тиран! Я повышу твою ренту, — проорал в ответ Блейк сквозь грохот молота, летающего вверх-вниз серебристым полукругом.

— А я ее и так не плачу! — торжествующе прокричал Джозеф.

Блейк приостановился и ослепительно улыбнулся им обоим.

— Забыл! — Смеясь, он вытер лоб рукой, оставив грязные полосы.

Блейк тяжело дышал, грудь вздымалась, и еще никогда он не выглядел желаннее.

Николь поймала на себе задумчивый взгляд Джозефа и понадеялась, что он не заметил неприкрытого обожания в ее глазах. Чтобы не выдать себя окончательно, она решила уйти.

— Я иду в магазин! — крикнула она Блейку, который возобновил работу.

Он сунул брусок в раскаленные угли.

— Погуляй по деревне. Встретимся в пабе. В три часа.

— Ну, как твои успехи? — спросил Блейк, когда Николь вошла в старый паб. Хотя он и так все знал.

Николь очень радушно была принята теми деревенскими жителями, с которыми познакомилась. Джозеф, Джоан, владелица магазина, несколько местных, делающих покупки, Тим-горшечник…

Николь села рядом с ним на скамейку с высокой спинкой и изложила свою версию событий под галдеж и крики игроков в дартс.

Свежий после холодного душа на заднем дворе кузницы и энергичного растирания щеткой, Блейк откинулся на спинку со стаканом яблочного сока и наблюдал, как она с энтузиазмом рассказывает о дружелюбии жителей Грейт-Астона.

— Могу я заказать тебе что-нибудь выпить? — вежливо поинтересовался он, когда Николь остановилась перевести дыхание.

— Чего-нибудь безалкогольного, пожалуйста. Может, то же, что и у тебя?

Николь улыбнулась и дружески кивнула группе фермеров у бара. Они подняли за нее свои стаканы, и она просияла, словно они одарили ее всеми сокровищами мира.

— Мне надо проверить несколько заборов, а потом, думаю, мы отправимся на холмы, — небрежно сказал он.

— Э… а что будет там? — спросила Николь, взглянув на часы.

— Секс, — бросил он. — Я собираюсь заняться с тобой любовью. Пока что мне удается держать руки подальше от тебя, но надолго меня не хватит.

— Блейк, — проговорила она с восхитительной хрипотцой, — ничего большего я бы и не желала. Но мне скоро надо возвращаться, чтобы покормить Люка.

Блейк крепко зажмурился, Сделал несколько глубоких вдохов. Отхлебнул сока. Постарался не прислушиваться к противному внутреннему голосу, твердящему, что он совсем потерял голову.

— Конечно. А я просто приму еще один холодный душ. Посижу в холодильнике недельку-другую. Не обращай на меня внимания.

Она хихикнула.

— Говорят, ожидание усиливает страсть.

— Они ошибаются. Это мучение, — прорычал он, стукнув стаканом по столу.

Ее глаза засверкали. Он сознавал, что все смотрят на них, и ему было наплевать. Наклонившись вперед, он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал долгим, медленным поцелуем.

Где-то на заднем плане фермеры издали поощрительные возгласы. Он не нуждался в их подбадривании.

— К черту ожидание, — пробормотал Блейк.

— Что ты наделал! — выдохнула Николь. — Теперь вся деревня будет знать о твоих намерениях.

Блейк дотронулся до ее пухлого рта. С вожделением взглянул на натянувшуюся на груди ткань. Понял, что пленен ею, пойман на крючок. В этот момент он решил выбросить книгу правил и запретов. Он последует за своей интуицией — и будь что будет.

И как только сможет, он заставит мать рассказать ему правду. Что касается проблемы их с Джозефом возможного выселения из поместья, он как-нибудь решит ее. Ведь должно же быть решение.

Обеспокоенный ухудшением состояния матери после ее вылазки к окну, Блейк долго пробыл у ее постели после обеда.

Но не смог спросить о Джайлзе. Она выглядела слишком слабой, чтобы подвергать ее расспросам.

— Как она? — Встревоженная, Николь вскочила с дивана, где дожидалась его.

— Спит. Мне удалось рассмешить ее подробным отчетом о жуках Джозефа.

Николь усмехнулась и элегантно опустилась обратно на светлые диванные подушки.

— Навозные жуки, — нежно пробормотала она.

Блейк подумал о своем любимом сыне, невинно спящем наверху, не догадывающемся, что его будущее висит на волоске. Ему пришлось отвернуться, потому что сердце сжалось так сильно, что он не мог скрыть своих мучений.

Джозеф уже был дома, когда они вернулись, после того как завезли покупки миссис Ли. Он встретил их бурной радостью, счастливо завопив, что у Люка уже совсем нет пятнышек и поэтому он может показать ему и Николь своих жуков.

— Я недолго держу их, — объяснил он Николь. — Животные должны быть свободны. Они любят быть на воле, чтобы отыскать свой собственный навоз.

Джозеф, похоже, души в Николь не чаял. Впрочем, она сумела покорить всех окружающих. Пожилые леди видели в ней свою юность. Старики мечтали о своей молодости, когда глядели в ее глаза.

Блейк сомневался, что кто-то станет возражать, если она заменит его. Он похолодел от этой мысли. И заставил себя посмотреть в лицо реальности. Представил ничего не понимающее, залитое слезами личико Джозефа, когда они будут уезжать из Крэнфорда навсегда.

Он не может поступить так со своим сыном!

Решение, разумеется, есть. Он может промолчать. Его совесть будет успокоена, если он ничего не скажет, а Николь останется его любовницей. Тогда наследником будет Джозеф, и потом половину имения можно будет передать Люку.

— Иди и поцелуй меня, — мягко проговорила Николь.

— Нет времени, — отрывисто бросил Блейк. Сделав вид, что поправляет свои золотые запонки, он старался не замечать взволнованного взгляда молодой женщины. — Через минуту я иду смотреть фейерверк. Хочешь со мной?

— Что случилось? — Ее голос прозвучал встревожено.

— Ничего.

— Неправда. Ты переживаешь из-за матери, да?

Блейк застонал. Услышал шелест шелкового платья, когда она встала. Мягкий звук шагов. Ее тепло и аромат сказали ему, что она рядом. Николь подошла и положила голову ему на грудь. Он погладил блестящие пшеничные волосы, отчаянно желая, чтобы между ними не было этой ужасной тайны.

— Все, что тебе нужно, — проговорила она мягким, успокаивающим голосом, — это сделать так, чтобы она была как можно счастливее. Показать ей, что с тобой будет все в порядке, когда… когда ее не станет. Именно из-за этого переживал мой отец. Я рассказала ему, как буду жить, что делать, и он успокоился. Поэтому позаботься, чтоб она знала, что у тебя есть все, чего ты хочешь.

— Но у меня нет всего, чего я хочу, — пробормотал он.

Николь внимательно посмотрела на него:

— Чего же еще ты мог бы пожелать?

— Тебя! — прорычал Блейк и впился ей в губы. — Пойдем потанцуем, — хрипло попросил он. — Мне хочется держать тебя в своих объятиях на виду у всех. Чувствовать близость твоего тела, вот так… Глядеть в твои глаза и знать, что я нужен тебе так же, как ты нужна мне.

— Дети… — ахнула Николь.

— Мейзи будет спать сегодня рядом с детской и присмотрит за Джозефом. — Он улыбнулся. — И о Люке она тоже позаботится. Он спит хорошо. С ним ничего не случится. — Он легонько коснулся губами ее щеки. — Итак, свидание? — спросил Блейк, в надежде затаив дыхание.

Ее губы нашли его. А затем она мечтательно улыбнулась.

— Только если ты возьмешь свой мобильный, чтобы Мейзи могла найти нас в случае чего, — пробормотала Николь, нежно гладя его лицо.

Рука об руку они прошли через сад к оранжерее. Казалось, все обернулись, когда они вошли в помещение, полное людей. Блейк знал, что мужчины восхищаются Николь, и испытал гордость, что сейчас она находится с ним и что ее сияющие глаза и прелестная улыбка предназначены только для него.

Скрывая нетерпение, он представил Николь организаторам и официальным лицам. Потом ускользнул вместе с ней и повел ее на танцевальную площадку. Ее дыхание было частым, прерывистым, как и у него. Ее запах сводил его с ума. Тело, покачивающееся под чувственный ритм блюза, соблазнительно потиралось о его напрягшиеся чресла.

Он должен спросить ее. Сейчас же.

— Николь, — хрипло прошептал Блейк ей на ухо. Боязнь и неуверенность вдруг овладели им. Они очень недолго знают друг друга. Он-то ничего не потеряет, попросив ее быть его любовницей. Но вот она?

— Да?

Ее улыбка ослепила его.

— Мне кажется, будто я знаю тебя всю жизнь, — прошептал он, все еще ослепленный ее сияющими глазами и счастливой улыбкой.

— То же самое чувствую и я, — призналась Николь со вздохом.

— Ты знаешь, что я хочу тебя, — нетерпеливо заявил он.

Лукавый взгляд:

— Я заметила!

— Николь, мне надо кое-что тебе сказать. Давай прогуляемся? — хрипло предложил он.

Она кивнула, с нежностью гадая, почему он просто не сказал, что хочет заняться с ней любовью.

Они остановились у озера. Оно было неподвижным и чернильно-черным, за исключением тех мест, где лунный свет превращал его в серебро. Аромат жимолости ударил в ноздри.

Блейк повернул Николь к себе и поцеловал долгим крепким поцелуем, и она привстала на цыпочки, обхватив руками его красивую голову, чтобы усилить наслаждение.

Я люблю его, подумала Николь, переполненная восторгом.

— Николь. — Это был всего лишь шепот ей на ухо. — Ты… — Он сделал дрожащий вдох, и она заглянула ему в глаза, заранее говоря «да». — Ты выйдешь за меня? — спросил он.

Глава двенадцатая

Блейк не мог поверить, что произнес эти слова. Как такое случилось? Запаниковав, он стал лихорадочно подыскивать способ обратить свою ошибку в шутку.

Но Николь опередила его. Сказав «да». И поцеловав его с такой нежностью, что он, сам не заметив как, мягко потянул ее на землю. Голова шла кругом от наслаждения и радости.

Все казалось нереальным. И эта горячка, овладевшая им, и мягкость ее податливого, зовущего тела, и поспешное срывание одежды. Они растворялись друг в друге, и горячая спираль сладостной агонии скручивала их тела в спазм.

Она выкрикнула его имя — отчаянный, исступленный вскрик, который проник прямо в его сердце. А потом, когда он уже больше не мог сдерживаться, тихо прошептала:

— Я люблю тебя, Блейк! Я так люблю тебя!

Сознание, казалось, разлетелось на куски. Эмоции хлынули потоком. Блейк припал к ее мягким дрожащим губам с нежностью, от которой у Николь защемило сердце.

Их тела были ненасытны. Он овладевал ею со страстью, которой сам от себя не ожидал. А потом, перецеловав каждый дюйм ее тела, он любил ее с замедленной неторопливостью, от которой оба стонали от наслаждения.

Когда небо начало светлеть, он помог ей одеться. Нетвердыми шагами, притихшие и ошеломленные тем, что произошло, возвращались они к дому. Опьяненные. Одурманенные. Насытившиеся и дрожащие от переизбытка эмоций.

— Спи, — сказал Блейк, проводив ее до комнаты. — Спи столько, сколько нужно, сколько Люк позволит. Спокойной ночи.

Он наклонился и легко коснулся губами ее губ. А потом тихо ушел.

С сияющими глазами, утром Николь легко сбежала вниз с Люком на руках. Это было безумием и безрассудством — вверять себя человеку, которого едва знаешь, но она не сомневалась в Блейке. Нисколечко.

На столе была записка от Блейка, сообщающая, что он будет к ланчу. Поэтому она поиграла с Люком, а когда пришла миссис Картер, помогала ей делать открытый французский пирог до тех пор, пока повариха не выставила ее на свежий воздух.

— Если пойдете по тропинке к лесу, — хитро сказала она, — можете встретить Блейка, возвращающегося с фермы.

Николь рассмеялась.

— Вас не провести, верно?

Повариха хмыкнула.

— Я же не слепая. Поторапливайся, деточка. Иди!

Николь чмокнула сынишку и весело помахала на прощанье одобрительно улыбающейся поварихе. Жизнь здесь будет чудесной, подумала она, вся светясь от счастья.

Быть рядом с Блейком, не имеет значения где — это рай. Но здесь… Она радостно улыбнулась, понимая, какой серьезный шаг он сделал, предложив выйти за него. Он, должно быть, очень уверен в своих чувствах, мечтательно подумала она.

Замужество. Николь испустила длинный счастливый вздох. Никогда ни в ком она не была так уверена. Мечтая о будущем, она бесцельно брела по лесу, пока не наткнулась на маленькую хижину рядом с тропинкой. Заинтригованная, Николь открыла шаткую дверь и вошла внутрь. Почти в тот же момент она услышала громкий стук копыт снаружи и мужской голос, выкрикивающий что-то на непонятном языке. Стук копыт замедлился и прекратился.

Николь осторожно выглянула через не застекленное окно. И не поверила своим глазам.

Рядом с нервно приплясывающим Странником стоял мужчина с черными, как у Блейка, волосами, хотя у него они были длинными и схваченными на затылке тонкой черной лентой. Он был гораздо старше и худощавее, но так же пронзительно красив.

Сердце Николь заколотилось. К ее изумлению, мужчине удалось успокоить дикого, необузданного жеребца, пошептав ему что-то на ухо. И Странник ткнулся ему в шею и лицо, словно лаская.

Вскоре Николь услышала чьи-то шаги. И расслабилась, когда поняла, что это Блейк. Но приветственный крик замер у нее на губах при виде лица Блейка.

Блейк сразу все понял.

Отец.

Эмоции забурлили, подкатили к горлу, лишая способности говорить. Несколько секунд они просто стояли, замерев, и смотрели друг на друга.

Старший пришел в себя первым, почтительно склонив голову.

— Доброе утро, сэр, — произнес он низким, глубоким голосом. — Ваша лошадь? Прекрасное животное. Видно, испугался чего-то. Теперь с ним все в порядке.

— Джозеф, — проговорил Блейк хриплым, дрожащим голосом.

В его глазах стояли слезы.

Мужчина поднял голову. И Блейку показалось: он видит ответное сияние любви в отцовских глазах.

— Значит, ты знаешь, — мягко проговорил отец.

Блейк безмолвно кивнул. Шагнул в радушные отцовские объятия. Тихий сдавленный звук сорвался в его губ.

Несколько долгих мгновений они не размыкали объятия, словно боялись обнаружить, что это всего лишь сон.

— Отец! — прохрипел Блейк, справившись с комом в горле. — Ты вернулся!

— Ты не должен был меня увидеть, — спокойно сказал Джозеф.

— Я рад, что увидел, — хрипло проговорил Блейк.

— Я тоже. Хотя это создает проблемы. По правде говоря, я пришел повидать твою мать перед ее смертью.

— Ты опять собираешься исчезнуть? — вскричал Блейк, ни за что не желая снова потерять отца.

— Так надо.

Блейк закусил губу:

— Я хочу узнать тебя.

— Узнаешь. Для этого будет время. Она захочет видеть меня, как думаешь?

— Мама встретит тебя с распростертыми объятиями. Она все еще любит тебя, — мягко заверил Блейк.

Отец печально улыбнулся:

— Я так и думал. Она сказала, что я был всего лишь бурным увлечением, но я-то знал. Любовь ни с чем не спутаешь. Она стирает все остальное.

— Но… если ты все знал, почему оставил ее?

— Потому что, — тихо сказал Джозеф, — она этого хотела. А я готов был дать ей все, что в моих силах. Не было в моей жизни ничего тяжелее, — добавил он, — чем уйти от любимой женщины и своего не рожденного ребенка.

Двое мужчин улыбнулись друг другу, немного смущаясь силы собственных чувств.

— Ты цыган, — внезапно догадался Блейк. С этой догадкой пришло и понимание собственной неугомонной, свободолюбивой натуры.

— Ты не стыдишься? Многие стыдились бы, — сухо заметил отец.

— Я вижу человека, а не национальность.

Джозеф улыбнулся:

— Я уже давно отказался от бродяжничества. Стал ремесленником в деревне, где живу со своей матерью, братом и его семьей. Всегда сам зарабатывал себе на жизнь. Никогда никого не обманывал, не предавал. Всегда был предан своей семье по-своему, по-цыгански. В этом ты такой, как я. С примесью необузданности и страсти. Я вижу свет в твоих глазах.

Блейк почувствовал, что его тело расслабилось.

— Мне кажется, ты прав, — медленно проговорил он. — Теперь я знаю, почему нуждаюсь в ощущении свободы, почему ненавижу рутину.

— Когда-то у всех нас были крылья. Но только цыгане помнят, каково это — летать, — с улыбкой сказал отец.

Блейк вспомнил о Джозефе.

— У меня есть сын — а у тебя внук, названный в твою честь. В нем тоже живет дух свободы.

— Я знаю. Я видел его. Прекрасный парнишка. И о тебе, Блейк, я слышал только хорошее. — Он улыбнулся, заметив вопросительно поднятую бровь Блейка. — Я умею оставаться в тени. Частенько сижу в пабе с надвинутой на глаза шляпой и поднятым воротником и слушаю разговоры людей в деревне. Ты здесь добился успехов. Я горжусь тобой. Живи. Будь счастлив. Жизнь дается только один раз.

— Я знаю! — горячо отозвался Блейк. — Мама говорит то же самое. Я собираюсь во что бы то ни стало сохранить Крэнфорд.

Застыв на месте, с отхлынувшей от потрясенного лица краской Николь наблюдала, как Блейк и его настоящий отец снова обнялись.

— Мое существование должно было оставаться в тайне, — упрекнул Джозеф.

— Так и было до недавнего времени. Но, зная, что умирает, мама хотела облегчить душу, — услышала она голос Блейка. — Вначале я не мог поверить, что я не сын Дарси. А потом мать показала мне твою фотографию в медальоне, с которым она не расстается, и я понял, что это правда.

Джозеф выглядел обрадованным.

— Моя фотография, — мягко проговорил он. — Так, так. Отведи меня к ней. Никто не увидит меня, я об этом позабочусь. Сходство между нами слишком сильно, так что сразу станет ясно, что ты не сын Дарси. Ты же ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал, что ты не наследник, правильно?

Николь не расслышала тихий ответ Блейка. В ушах стоял гул. Не наследник. Не наследник!

Отец Блейка — этот человек. А мать Блейка всю жизнь выдавала его за наследника Крэнфорда!

Голова пошла кругом, и Николь едва не потеряла равновесие. Но страх быть обнаруженной помог ей взять себя в руки. Стараясь унять нервную дрожь и сохранять спокойствие, она заметила, что мужчины удаляются, тихо разговаривая, а преданный Странник послушно трусит позади них.

Когда они отошли на безопасное расстояние, она обессиленно прислонилась к окну, ухватившись за перекладину для поддержки.

Если Блейк не наследник… тогда она? Это значит… Блейку прекрасно известно, что он не имеет права на Крэнфорд. Но, женившись на ней, он становится мужем законной наследницы.

Николь прижала кулак ко рту, чтобы сдержать крик отчаяния.

Господи, не может быть, чтобы он обеспечивал тылы, делая ей предложение!

К горлу подкатила тошнота. Возможно, все это было притворством. Блейк так боялся потерять свое положение, что он… он…

— Нет! — простонала Николь.

Он не мог сыграть такую неприкрытую страсть. А любовь в его глазах? Совпадение ли это, что они полюбили? Или… это был тщательно продуманный спектакль, чтобы навсегда закрепить за собой наследство Беллами? Николь поежилась, чувствуя, как холод пробирает ее до костей.

Вопросы накапливались в голове так плотно и быстро, что пришлось зажать уши руками, чтобы блокировать сознание.

Николь вышла наружу. Сбитая с толку и несчастная, она стояла в красивом лесу, сознавая, что он по праву принадлежит ей, и зная, что не может открыто об этом заявить. Она не сумеет управлять поместьем, даже при всеобщей поддержке. Мысль об управлении таким огромным предприятием без малейшего опыта вселяла в нее ужас.

Кроме того, она страстно желает Блейка. Хочет, чтобы все было прекрасно, чтобы он любил ее ради нее самой, а не потому, что в ней течет кровь Беллами. Она понимала, что брак может быть односторонним. Она будет нелюбима и в конце концов отвергнута. Стоит ли подобное унижение того, чтобы быть с мужчиной, которого она любит так одержимо?

Бледная и дрожащая, она медленно побрела обратно, прокручивая все в голове. Возможно, Блейк на самом деле любит ее.

— Вот те на! Прогулка не пошла вам на пользу, как я погляжу! — всплеснула руками миссис Картер, когда Николь с несчастным видом вошла в заднюю дверь. С бледным, осунувшимся лицом она немедленно подошла к Люку и прижала к себе его теплое маленькое тельце.

— У меня ужасно болит голова, — пробормотала она, готовясь покормить сына и надеясь, что эту единственную ложь ей простят.

Ее задача — любить Люка. Защищать его и позаботиться, чтобы он научился управлять Крэнфордом. Но совесть кольнула ее: а как же маленький Джозеф? Она сжала рукой горло.

— Николь!

Услышав голос Блейка — добрый, озабоченный, — она закрыла глаза, борясь с тошнотой, и сосредоточилась на Люке. Ее малыш. Ее плоть и кровь. Он никогда не предаст ее. Только на его искреннюю, беззаветную любовь она может рассчитывать.

— Милая!

Послышался шорох, когда он присел перед ней на корточки. Его ладони легли ей на руки, и ощущение покоя и надежности снизошло на нее.

— Просто жуткая головная боль, — выдавила Николь. И внезапно боль на самом деле пришла, ударив с такой раскалывающей свирепостью, что она застонала.

Ласковые пальцы погладили ее лоб.

— Что я могу сделать? — нежно спросил Блейк.

Люби меня! — хотелось крикнуть ей. Скажи, что тебе нет дела до наследства, что ты испытываешь такое же всепоглощающее страстное чувство ко мне, как и я к тебе!

— Чашечку хорошего чаю, — послышался заботливый голос миссис Картер.

— Нет, спасибо, — прошептала Николь. — Я хочу побыть одна. В темноте.

Он снова массировал ей голову столь заботливо, что она чуть не поверила, что любима.

— Мне невыносимо видеть, как ты страдаешь, — мягко проговорил Блейк.

Конечно, горько подумала Николь. Пока мы не женаты, твое будущее неопределенно. Ты будешь ухаживать за мной, как садовник за своей тыквой-призером! А потом… Она стиснула зубы. Как только они поженятся, она станет не нужна.

— Я заберу Люка, — предложил он.

— Нет! — Ее глаза распахнулись, дикие и безумные. Она не даст ему своего ребенка! Николь заморгала, увидев, что миссис Картер разинула рот от изумления. Почувствовала удивление Блейка, застывшего над ней. — Я хочу, чтобы он был со мной, — прошептала она. — Все равно он будет спать.

Когда Люк закончил есть и она переодела его, Блейк помог ей подняться наверх. Прикосновение его рук и близость тела доводили ее до отчаяния. Он живет во лжи! — твердила она себе.

Блейк задернул шторы, создавая прохладу и темноту в комнате.

— Хочешь, чтобы я остался? — пробормотал он, уговорив ее раздеться и лечь в постель.

— Подержи меня за руку! — попросила она, не успев остановить себя.

Он твердо сжал ее руку.

— Что… — Она облизала пересохшие губы. Надо спросить. Она должна знать наверняка. — Что бы было, — слабо спросила Николь, — если бы ты родился девочкой?

— Я бы носил платья, — пробормотал он насмешливо.

Ее брови раздраженно сошлись. Сейчас не время для шуток.

— Я имею в виду Крэнфорд.

Он убрал волосы со лба, и она заметила, что его рука слегка дрожит. Затем губы прикоснулись к маленькой морщинке у нее на лбу.

— Наследство перешло бы к твоему отцу, — ответил он странным, хрипловатым тоном.

— Значит… оно передается по мужской линии.

— Да, дорогая. Но зачем забивать свою головку этим сейчас? — спросил Блейк с едва заметным напряжением в голосе.

Теперь она знала, что Люк — наследник и вдруг испугалась за своего сына. Ужасные, немилосердные мысли осаждали ее мозг. Она упорно пыталась успокоить себя. Блейк не причинит вреда Люку. Он хороший человек.

Однако он почему-то держит наследство Люка в тайне.

— Милая, — пробормотал он. — Тебя пугает мысль стать моей женой и хозяйкой Крэнфорда?

Ее глаза наполнились слезами.

— Да, — честно ответила она слабым голосом.

— Ты прекрасно справишься. Я буду направлять тебя, — заверил Блейк, нежно целуя ее в щеку.

— Блейк… — Она вглядывалась в его лицо, пытаясь разглядеть истину. — Ты… правда любишь меня?

Он ласково улыбнулся.

— Ты самое чудесное, что случилось со мной — не считая рождения Джозефа, — заверил он ее. — Я оставлю тебя.

Ее глаза испуганно распахнулись.

— Что?

— Ненадолго. Поспи. — Он чмокнул ее в щеку. — Начну приготовления к свадьбе. Надеюсь, тебе так же не терпится, как и мне.

Он ослепительно улыбнулся, послал ей воздушный поцелуй и вышел.

Николь уставилась на потолок. Поспешные ухаживания и еще более поспешный брак! Разве не подозрительно?

— О, пожалуйста, пусть он любит меня! — простонала она.

Ситуация была ужасная. Ей надо было как-то успокоить свою совесть в отношении Джозефа, но как? Ребенок ожидает, что Крэнфорд будет принадлежать ему. Если она ничего не скажет, так оно и будет. Если же она станет защищать права Люка, тогда маленький Джозеф останется ни с чем.

Николь понятия не имела, что делать.

Глава тринадцатая

Николь отказалась от ланча. Она лежала в полутемной комнате, уставившись в потолок и чувствовала себя отвратительно из-за тупой головной боли.

Блейк тихонько вошел, и она закрыла глаза, надеясь, что он уйдет, но он сел возле кровати.

Ее глаза открылись. Блейк выглядел таким озабоченным и любящим, что сердце Николь перевернулось. Губы слегка коснулись ее губ.

— Могу я для тебя что-нибудь сделать? — прошептал он.

Скажи правду! — хотелось ей закричать. Вместо этого она пробормотала, что ей лучше побыть одной. Затем решила испытать его. Неприятно было играть в игры, но нужно было дать ему шанс признаться.

— Сегодня утром я была в лесу, — начала Николь.

Блейк вздрогнул и после некоторой паузы спросил:

— Хорошо прогулялась?

— Мне показалось, — слабо прошептала Николь, — я видела тебя. С кем-то.

Тишина повисла настолько плотная, что Николь показалось, она окутывает ее, словно одеяло.

— Один человек, который знал мою мать, — наконец ответил Блейк.

Николь ждала, но он больше ничего не добавил.

— Хочет повидаться с ней? — спросила она, чувствуя, как наполняется страданием каждая клеточка ее тела. — Но Кей никому не разрешает навещать ее, кроме тебя и маленького Джозефа. Даже со мной не встретилась.

— Этот человек был особым другом.

Николь попыталась придать голосу шутливый тон:

— Старая любовь? — игриво спросила она. Пожалуйста, скажи мне, умоляла она глазами. Скажи.

Блейк пожал плечами.

— Мне надо идти. Извини.

Он отстраненно поцеловал ее холодными губами и скрылся за дверью прежде, чем она успела что-то еще сказать.

День тянулся бесконечно долго. Николь немного поспала. Отказалась от ужина. Позволила уговорить себя на маленькую чашечку бульона и кивнула, когда Блейк сказал ей, что Джозеф рвется навестить ее.

— Тебе лучше? — спросил мальчик, появившись в дверях.

— Немного. К утру все пройдет, — заверила Николь, подумав, как любит этого ребенка. Глаза ее наполнились слезами, и Блейк, видя это, взял ее руку в свою.

— Я принес тебе кое-что, что сделал сегодня в школе, — сообщил Джозеф торжественным шепотом, преувеличенно тихо шагая к ее кровати.

Ее сердце растаяло.

— Правда?

Он сунул ей какой-то странный предмет — немного сплющенную раскрашенную коробку из-под овсяных хлопьев. Понимая, какую честь он ей оказывает, она с серьезным видом приняла ее.

— Я уронил ее на обратном пути, — объяснил он. — Мы играли в футбол, и она нечаянно оказалась в кустах вместе с мячом и чуть-чуть помялась. Тебе нравится?

Она узнала глицинию, которая была нарисована над аккуратно вырезанной дверью.

— Крэнфорд, — улыбнулась она. — Спасибо. — И добавила от чистого сердца: — Я сохраню это навсегда.

Джозеф просиял и взглянул на отца.

— Из нее получилась бы прекрасная мамочка, папа, — тоскливо проговорил он.

Блейк сделал глубокий вдох. Улыбнулся ей. И Николь замерла. Но было слишком поздно.

— Я тоже так думаю, — сказал он. Джозеф широко раскрыл глазенки:

— Ты хочешь сказать…

Его отец рассмеялся:

— Мы скоро поженимся.

— Ух ты! Здорово! Класс! — Джозеф зажал рот ладошкой, чтобы сдержать восторженные вопли.

Взгляд, который Блейк послал ей, выражал неподдельную любовь, и Николь откликнулась, счастливо улыбнувшись.

— И ты будешь моей мамой? — Джозеф прижался к Николь.

— У тебя есть мама. Я буду вместо мамы, — мягко проговорила она.

— Будешь печь торты с шоколадной крошкой и глазурью?

— Да, — ответила она, и сердце ее разрывалось от любви к Блейку и его сыну.

— И мы будем ходить на пикники, и ты будешь отчитывать меня, когда я свалюсь в речку или еще куда? — серьезно спросил он.

— Непременно.

— Я так счастлив, — вздохнул Джозеф. — Я смогу учить Люка ездить верхом. И ловить рыбу. И он будет моим братом и мы будем всем делиться!

Николь почувствовала, как Блейк напрягся при этих словах.

— Думаю, нам надо дать Николь отдохнуть, — сказал он.

Джозеф ласково обвил ручонками ее шею и поцеловал в обе щеки.

— Спокойной ночи, — сказал он с такой нежностью и любовью, что ее сердце на мгновенье замерло. — О, папочка, ну разве не здорово? — воскликнул он. — Мне хочется выбежать на улицу и немножко покричать, прежде чем идти спать, если можно. А то меня просто разорвет от счастья!

— Конечно, — усмехнулся Блейк. — Я знаю, что ты чувствуешь. — Он посерьезнел. — У меня такие же чувства. — Его голос дрогнул. — Такие уж мы, Джозеф.

Ласково поцеловав ее, он тоже вышел, и она услышала возбужденную болтовню Джозефа и затем его восторженные крики.

Блейк любит ее, сказала она себе. Ведь любит?

А потом она вспомнила, как он говорил, что значит для него Джозеф. Она испытывала те же чувства и понимала, что он пойдет на все ради сына. Даже женится на нелюбимой женщине.

Блейк обманул ее. Обманул всех. Он и его мать жили во лжи ради собственных целей — и оклеветали ее отца.

Эта ложь будет отравлять их отношения.

Позже Блейк скользнул в постель к ней. Обнял нежно и бережно, словно она была бесценной фарфоровой вазой. И она лежала без сна, пока он спал, обожая его и разрываясь между желанием промолчать и признаться, что она знает правду.

Ей стало холодно, и это, должно быть, разбудило его.

— Как твоя голова? Опять болит? — сонно пробормотал Блейк. — Я могу принести тебе чего-нибудь от…

— Нет, — прошептала она. — Обними меня, Блейк. Обними меня!

Удивленный ее страстью, он заключил ее в объятия, нежно целуя лицо.

— Головная боль! — воскликнул он с притворным укором. — А ведь мы еще даже не женаты!

Николь слабо рассмеялась.

— Ты… любил раньше? — спросила она дрожащим голосом.

— Нет. Я даже ни с кем не встречался с тех пор, как мой брак распался. — Она ждала слов, которые так жаждала услышать. Но ждала напрасно. — Мы должны сказать маме. Представить тебя. — Его рот скользнул по ее скуле и подбородку. — Джозеф на седьмом небе. Я с трудом уложил его. Боюсь, у него слишком длинный список того, что должны делать мамы с папами. Один из пунктов которого — вместе принимать ванну.

Николь не смогла сдержать улыбку.

— Я рада, что он доволен. Он ведь очень дорог тебе, да?

— Да. — Голос Блейка был хриплым. — Я хочу уберечь его от страданий. Беда в том, что я знаю, что это невозможно, — пробормотал он. — Он будет страдать. Это неизбежно. — Ей стало больно при виде его удрученного лица. Он тоже находит эту ситуацию неприемлемой, осознала она.

Николь было невыносимо видеть его таким. И внезапно она поняла, что должна делать. Она с радостью принесет эту жертву.

— Люби меня, — прошептала она, почувствовав вдруг лихорадочное желание быть как можно ближе к нему.

Они оба, казалось, нуждались друг в друге с одинаковым отчаянием. Они сорвали друг с друга одежду. Он был горячим и нетерпеливым, и ей было все равно, испытывает ли он всего лишь вожделение или любовь, потому что она хотела отдать ему все — сердце, душу и тело.

Она сможет держать рот на замке, потому что слишком сильно любит Блейка. И испытывает тоже самое к Джозефу. И потому что знает, что Джо позаботится о будущем Люка. Таково было ее решение.

Она застонала под яростными ласками Блейка. А потом они слились, соединились, сплелись в едином порыве наслаждения.

— Я люблю тебя, — прошептала Николь, когда они, уставшие, лежали рядом.

— О, Николь! — прохрипел Блейк и спрятал лицо у нее на шее.

Она стиснула челюсти. Ни слова любви. Неужели так будет всегда?

На следующее утро Николь проснулась рано, но Блейк уже ушел. Ей показалось, она услышала стук копыт по камням конюшенного двора. Она улыбнулась, догадавшись, что скачкой он, должно быть, хочет снять напряжение и чувство вины. В будущем, вероятно, будет много таких быстрых скачек. А что, интересно, будет делать она, чтобы сохранить рассудок?

Покормив Люка и сделав себе завтрак, Николь решила прогуляться.

Толкая впереди себя коляску и в задумчивости опустив голову, она и не заметила, как вышла прямо на Блейка, который стоял со Странником у озера и наблюдал за ее приближением. Она в замешательстве остановилась.

Сегодня Блейк казался отстраненным и холодным, глаза были мрачными и черными, а брови угрюмо сошлись у переносицы.

— Что случилось? — Ветер растрепал ей волосы, когда она остановилась в нескольких шагах.

Боль исказила его лицо:

— Я должен поговорить с тобой.

Страхи Николь усилились. Если он собирается во всем признаться, тогда она не желает слушать. Это положит конец их отношениям, потому что он уедет…

— Николь, — отрывисто сказал он. — Подойди и сядь. Ты должна выслушать меня.

— Нет, — запротестовала она, пытаясь высвободиться из запутавшегося подола длинной юбки. — Я не хочу слушать.

— Ты должна! — хрипло приказал он, удерживая ее. — Это о твоем отце.

Удивленная, она перестала сопротивляться.

— Об отце?

— Я разговаривал о нем с матерью, — быстро начал он. — Она призналась, что лгала. Она не знает, почему он уехал. Он просто исчез за одну ночь. Но все мои расспросы подтвердили, что он был хорошим человеком, Николь. Замечательным художником. Все любили его, и ты была права. Я извиняюсь. Я ошибался, веря ей. Пожалуйста, прости меня.

— Конечно, — механически проговорила Николь. — Я понимаю, почему ты поверил ей, а не мне.

— Прости и ее тоже, если сможешь. Она лишь пыталась защитить меня. Всю свою жизнь она ставила мои интересы на первое место. Она глубоко сожалеет, что очернила его. Не хочешь знать, почему она солгала?

— Нет! — прошептала она. Отчаянно желая закончить разговор, Николь попыталась встать, но он не дал ей.

— Выслушай, Николь! — прорычал он, приподнимая ее подбородок так, чтобы ей пришлось посмотреть ему в глаза. — Это изменит твою жизнь.

— Но я не хочу, чтобы она менялась! — в отчаянии прокричала она, испугавшись, что он близок к признанию. — Я хочу лишь тебя! Любить тебя, быть твоей женой! Ничего больше, Блейк! Ты понимаешь? Я не хочу больше ничего!

На мгновенье они уставились друг на друга, тяжело дыша. И Николь поняла с ужасающей обреченностью, что его не остановить.

— Правда неизбежна. Она хотела, чтобы я плохо думал о твоем отце, потому что думала, что он еще жив. В своем горе и страдании выпалила первое, что пришло ей в голову. Она не хотела рисковать, думал, что я могу связаться с ним. Видишь ли… Я не законный наследник Крэнфорда.

Николь закрыла глаза. Он решил сказать правду…

— Нет, — простонала она, качая головой.

Она сидела, вся сжавшись в комок, губы дрожали, на лице было написано страдание. Она расценит это как предательство и, что бы он теперь ни говорил, больше никогда не поверит ему.

Никогда в жизни Блейк не чувствовал себя таким несчастным. Он потеряет не только Крэнфорд, но и Николь. Но он не может обманом лишить ее того, что принадлежит ей по праву. Боль и ярость вырвались наружу.

— Я должен был сказать тебе! Я больше не мог держать это в тайне! У моей матери был любовник. Тот человек, которого ты видела, мой настоящий отец.

— Поэтому ты рассказал мне? — спросила Николь тихим голосом. — Из-за того, что он появился здесь, и тебя скоро разоблачили бы как самозванца?

— Нет, он сказал, что его никто не увидит. Но я не хочу, чтобы он прятался! Я не стыжусь его! Я хотел получить все: Крэнфорд, тебя, его. И теперь я знаю, что это невозможно. Я решил рассказать тебе до того, как мы поженимся — даже раньше, чем он пришел. Ждал удобного момента. И вот он наступил. Во мне нет крови Беллами. Наследство не может передаваться по моей линии. Остаешься ты, как ближайший родственник. Это означает, что Люк наследник.

Блейк замолчал, ожидая, что она заговорит. Она выглядела потрясенной, и неудивительно.

— Я знаю, ты подумаешь, что я хотел жениться на тебе, потому что это позволило бы мне остаться здесь.

— А это когда-нибудь приходило тебе в голову? — прошептала Николь удрученно.

Он не мог ее обманывать.

— Когда я только узнал, кто ты, и когда почувствовал сексуальное притяжение между нами, — ответил он, — я подумал, что ты, возможно, захочешь жить со мной, разделить блага поместья.

— Не… брак.

Боже. Это прозвучало так ужасно.

— Тогда нет.

— Что заставило тебя передумать? Почему ты сделал мне предложение?

Ее глаза преследовали его. До конца жизни он будет помнить упрек в них.

— Я не знаю, — признался он хриплым шепотом. — Это… просто вырвалось.

— Не слишком лестно, — отрывисто обронила Николь.

Он провел рукой по волосам.

— Я пытаюсь быть честным. Предложение удивило меня самого. Я понятия не имею, откуда оно пришло. Откуда-то изнутри меня. Из души… черт! — простонал он. — Ты должна ненавидеть меня, и я не виню тебя за это. Я уеду, как только смогу. Оставлю поместье на твое попечение. — Он сглотнул, не в силах вынести подобной перспективы. — Мне просто нужно время, чтобы сказать обо всем матери и Джозефу и найти новое жилье. И попрощаться со всеми.

Николь почувствовала, словно ее сердце разрывают надвое. Он отвернулся, но надломленное, убитое выражение его лица осталось с ней.

— Скажи же что-нибудь! — прошептал он. — Бога ради, скажи что-нибудь!

— Ты не можешь так поступить с Джозефом, — сказала наконец Николь дрожащим голосом.

Сильная челюсть сжалась.

— Мне придется. Он поймет.

Николь подняла голову.

— Ему не понадобится.

Блейк нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я возвращаюсь во Францию, — заявила она. Он нахмурился, и она пояснила: — Кровь не важна. Важен человек, — сказала она, частично повторяя то, что Блейк слышал от своего отца. — А ты и Джозеф будете управлять Крэнфордом лучше, чем смогла бы я. Люк ничего не знает об этом и не узнает. Оставь себе Крэнфорд. Ты дарил ему любовь и нежную заботу все эти годы и ты его заслуживаешь.

Он молча уставился на нее.

— Ты… отказываешься от жизни в богатстве и роскоши ради меня? — в конце концов произнес он надтреснутым голосом.

Она улыбнулась:

— Конечно. Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами, — просто сказала она ему. — И хочу, чтобы ты был счастлив.

— Но это невозможно! Как я могу быть счастлив?

Пришла ее очередь изумленно посмотреть на него.

— Почему? У тебя будет Крэнфорд. Джозеф. Что еще тебе нужно?

Блейк сдвинул брови.

— Ты! Тебя не будет со мной, — прорычал он.

— Нет, — проговорила она, с трудом скрывая свою радость. — Если я буду во Франции.

— Тогда я поеду туда за тобой! — пылко воскликнул Блейк, заключая ее в объятия. — Я докажу, что люблю тебя, даже если мне придется выстроить дом рядом с твоим и ухаживать за тобой в течение следующих десяти лет! — горячо пообещал он. — Я должен быть с тобой, Николь. Жизнь немыслима без тебя. Я понял это недавно, и сила собственных чувств напугала меня. Если ты хочешь моего счастья, останься со мной. Если любишь меня, будь моей женой. Ничего меньшего я не хочу. Я знаю, ты не можешь доверять мне, и я подожду столько, сколько тебе потребуется, чтобы понять, что я на самом деле чувствую. Ты нужна мне. Для меня самого. И для Джозефа. Я хочу, чтобы мы были семьей.

Его рот захватил ее губы по-собственнически, требовательно. Николь обвила руками его шею и отдалась во власть поцелуя. Нужные слова наконец прозвучали.

Николь улыбнулась:

— Мы можем остаться здесь, как ты думаешь? Мальчики будут вместе владеть Крэнфордом. И другие наши дети тоже.

— Другие… дети?

— Я слишком тороплю события?

Он улыбнулся, и их губы встретились в долгом томном поцелуе.

— О, любимая, я так надеюсь на это, — пробормотал он. — Ты не возражаешь, если я совершу какое-нибудь безумство? Внутри меня столько энергии, что хочется кричать и прыгать от счастья!

— Мы могли бы объединить это, — предложила она с обманчиво скромным видом. — Наш план иметь еще детей и твое высвобождение энергии.

— Отличная идея, — выдохнул Блейк, поднимая ее на ноги.

Но они еще долго стояли, нежно целуясь, обнимая друг друга.

— Темнеет. Раздвинь немного шторы, впусти последний дневной свет, мой дорогой Джозеф, — прохрипела Кей Беллами.

Было совсем не темно. Свет струился в окна, но Джозеф знал, что для нее свет меркнет.

Он сделал вид, что раздвигает шторы, и постоял у открытого окна, наблюдая, как его сын и дочь Джайлза с любовью обнялись.

— Надеюсь, Блейк понимает, почему я солгала про Джайлза. Мне так стыдно из-за этого. Я вела себя как эгоистка, — сокрушалась Кей. — А он из-за своей гордости непременно потеряет Крэнфорд.

— Нет. Каким-то чудом все уладилось, — мягко проговорил Джозеф.

Она должна знать. Джозеф сел рядом и рассказал ей, как молодой Джайлз был тайно влюблен в деревенскую девушку, которая трагически погибла, работая на ферме Крэнфорда. Джозеф объяснил, что сделал несколько серебряных браслетов для девушки, которая умерла прежде, чем Джайлз успел их ей подарить. Как убитый горем юноша не мог выносить вида Крэнфорда после этого и убежал от мучительных воспоминаний.

— Впоследствии он мог отдать эти браслеты только тому, кого очень сильно любил, — пробормотал он. — Своей дочери. Девушке, которая приехала развеять прах своего отца на церковном дворе. Которая так похожа на своего отца, что мое сердце дрогнуло, когда я увидел ее. Женщине, которую полюбил Блейк. Жизненный цикл прошел полный круг и завершился. Они будут счастливы вместе, не сомневайся.

Джозеф увидел слезы в глазах любимой.

— Кей, — нежно сказал он, гладя ее ладонь. — Ты наконец счастлива?

Она улыбнулась ему своей прежней ослепительной улыбкой, и глаза ее были цвета летнего неба.

— Да. Спасибо за то, что рассказал мне. За то, что ты здесь, — слабо проговорила она. — Я очень, очень счастлива. Я люблю тебя, Джозеф. И всегда буду любить.

— И я всегда любил тебя, Кей. Только тебя. Он проглотил ком в горле и нежно поцеловал ее в губы. И почувствовал, как жизнь отлетела от нее с тихим шорохом.

Глядя на нее, он видел не женщину, постаревшую раньше времени от жестоких болей, а прекрасную девушку, в которую он влюбился без оглядки.

— Мы встретимся вновь, — тихо пообещал Джозеф.

Подняв голову, он увидел сквозь пелену слез, как Блейк и Николь рука об руку возвращаются к дому. Позже он расскажет им о Кей.

А затем ему на глаза попалась бабочка-голубянка, цвета неба. Она впорхнула в комнату, лихорадочно забив крылышками по стеклу. Старая цыганская легенда припомнилась ему.

Мягко, благоговейно Джозеф обхватил ладонью хрупкую бабочку и с любовью, наполняющей сердце, отпустил.