Вторник

1

Алисия вздрогнула, услышав колокольчик домофона.

После кражи в пятницу и находки в понедельник подарков, вчерашней истории с домогательством ей потребовался выходной. Утром сделала обход, выписала выздоровевшую после пневмоцитоза двухлетнюю девочку, надеясь, что с Гектором скоро произойдет то же самое. Лихорадка утихла, последние рентгеновские снимки свидетельствуют о частичном преодолении пневмонии. Он идет на поправку.

Весь день она поддерживает постоянную связь с Центром через Реймонда, имея возможность домчаться при первой необходимости, если Коллингс с чем-нибудь не справится, но пойти туда нынче практически не смогла.

Необъяснимо буйство вчерашней реакции. Полностью утратив контроль над собой, она испугалась. Хуже того — происшествие ее вымотало физически и эмоционально.

Необходимо побыть в одиночестве, без всякого телефона, без всяких событий. Одной, в своей квартире. Заняться деревцами. Они в ней тоже нуждаются. А она оставляет их без внимания в последнее время. Ничего удивительного, учитывая, что проводит дома совсем мало времени.

Сильно полюбившаяся квартирка на верхнем этаже изначально предназначалась под художественную мастерскую — в полудюжину световых фонарей льется свет с юга и севера, идеальные условия для растений. Расположена в Западном Виллидже на Чарльз-стрит, засаженной деревьями, очень удобно по отношению к Центру.

Снова задребезжал колокольчик. Алисия отвернулась от молоденького грушевого деревца, которое готовилась обрезать. Кто-то внизу, в подъезде, звонит в ее квартиру. Сначала подумала, что звонивший случайно ошибся, но, кажется, визитер идет именно к ней.

Господи помилуй, кто это может быть...

Она практически ни с кем не общается. Даже не помнит, когда кто-нибудь сюда заглядывал в последний раз.

Алисия подошла к двери, взглянула на панель домофона справа на стенке. Что надо делать?.. Две кнопки — судя по маркировке, одна для ответа, другая открывает дверь. Нажмем первую.

— Да?

— Мисс Клейтон? — спросил мужской голос. — Это вчерашний детектив из полиции, Уилл Мэтьюс. Можно пару минут с вами поговорить?

Детектив Мэтьюс, удивилась она. Чего ему нужно?

Один из полицейских, снимавших с нее показания. Довольно молодой, приблизительно ее ровесник, может, чуть старше, вчера был любезен, сочувствовал, терпеливо ждал, пока она справится с дрожью, с отливом адреналина после инцидента.

Зачем сюда явился? Почему сейчас?

Возникло иррациональное опасение, что ему стало известно о планах поджога. Вдруг ее как-нибудь выследили, связали с Джеком, с теми, кого она расспрашивала насчет поджигателя? Если...

— Мисс Клейтон, — повторил детектив, — вы меня слышите?

— Слышу. Вы меня просто застали врасплох, вот и все. Я вас не ждала. В чем дело?

— Можно поговорить наверху... у вас?

— Конечно, — спохватилась Алисия. — Извините.

Нажала другую кнопку, подержала несколько секунд, потом отскочила от двери, забегала по квартире.

Успокойся, велела она себе. Дело просто касается вчерашнего извращенца. Наверняка. Вряд ли детектив еще что-то разнюхал.

Опустила глаза, охнула, видя на себе одни колготки. Кинулась в спальню, схватила штаны от тренировочного костюма, глянула на себя в зеркало над комодом.

Ужас. А волосы — смотреть страшно!

Потянулась за щеткой, стараясь привести в порядок сбившиеся во сне пряди. Не столько намереваясь произвести впечатление своей внешностью на детектива третьей степени нью-йоркского городского полицейского департамента Уильяма Мэтьюса — ничего подобного, — сколько желая выглядеть более-менее презентабельно.

Снова взглянула в зеркало, пожала плечами. Ничего не поделаешь. Что есть, то есть.

Опять пошла к двери, открыла, услышала шаги поднимавшегося по лестнице детектива. Наконец над площадкой показалась голова. Лицо раскраснелось, снятое пальто переброшено через плечо. Он остановился, взглянул на нее, пропыхтел:

— Сколько раз в день вы это проделываете?

— Как минимум, четыре.

Коп преодолел последние ступеньки, направился к ней, еле волоча ноги.

— Вы определенно в отличной форме.

— Лестница — мой персональный тренер, — улыбнулась Алисия.

Жилье на четвертом этаже, куда приходится взбираться по лестнице, имеет свои недостатки — порой нет никаких сил подняться, а с покупками мука смертная, — но она ни на что бы не променяла студию с потолочными фонарями.

Детектив помедлил на пороге:

— Можно?

— Заходите, — пригласила Алисия, отступив в сторону.

Когда он проходил мимо, заметила редеющие с обеих сторон на висках светлые волосы. Вчера не обратила внимания. Наверно, отсюда такая короткая стрижка. Все равно, похож на мальчишку, особенно когда улыбается. Высокий, с хорошим сложением, кожа чистая, щеки румяные, яркие голубые глаза. Неотразим почти для любой женщины.

Кроме Алисии.

— Чем я могу вам помочь, детектив? — спросила она, закрыв дверь и поворачиваясь к нему лицом. — Возникла какая-нибудь проблема?

И приказала самой себе: веди себя нормально. Норма-а-а-ально, споко-о-о-ойно.

— И да и нет. — Он оглянулся, как бы присматриваясь, куда можно повесить пальто. Алисия промолчала. Не пригласила пройти. Не хочется, чтоб он себя чувствовал непринужденно.

— Насчет вчерашнего?

— Верно. Флойд Стивенс, которого вы обвиняете в домогательстве, делает угрожающие заявления.

— Из тюрьмы?

— Нет, не из тюрьмы. Адвокат добился освобождения под залог, так что он успел домой к обеду.

Проклятье! Была надежда, что этот гад хоть одну ночь проведет в камере среди других подонков. Говорят, заключенные плоховато относятся к насильникам над детьми.

— Превосходно! — воскликнула она. — Значит, он снова свободно разгуливает по улицам, имея полную возможность отлавливать и пугать малышей. Ничего себе система.

— Фактически угрожает не он, а его адвокат.

Алисия застыла на месте.

— Почему? Неужели потому, что кто-то увидел, как его извращенец клиент сует руку в трусики маленькой девочки? Щупает четырехлетние гениталии?

— Ну, естественно, он утверждает, что клиент ничего подобного не делал, вы все совершенно неправильно поняли и без всякого повода нанесли бедному мистеру Стивенсу тяжкие телесные повреждения.

— Чего еще можно ждать от адвоката?

— Да, но...

Что? — Она сглотнула комок в горле. Язык превратился в наждачную бумагу. — Вы ведь ему не верите, правда?

— Нет. Только должен предупредить: Канесса Джексон вам тут не поможет. Девочка абсолютно ничего не соображает.

— А как бы вы думали? Ей всего четыре, она перепугана до сумасшествия.

— Ну... она... не совсем...

Детектив с трудом подыскивал нужное слово. Пришлось подсказать:

— В своем уме, вы хотите сказать?

— Я хотел сказать, умственно отсталая, только слышал, что больше так не говорят.

— Правильно. Теперь принято говорить «психически неполноценная», но у Канессы не только психические проблемы. У нее еще ВИЧ-инфекция и наследственная наркомания. В пренатальный период, то есть до рождения, не получала никакого ухода, никакой помощи. До выхода на свет Канесса жила в чреве некоей Аниты Джексон, почти постоянно лишенной рассудка. В любую минуту, когда ей не хватало до полного одурения, она ради денег на очередной кубок счастья занималась сексом всевозможными способами, какие только можно и даже невозможно представить. Наконец, через семь месяцев истерзанная матка выкинула Канессу в мир в каком-то закоулке. В некий точно неизвестный момент — то ли собственно при рождении, то ли вскоре после — мозг Канессы не получил необходимого кислорода, после чего она почти все время пребывает в полубессознательном состоянии.

— Господи Исусе, — зажмурившись, пробормотал Мэтьюс. — Говори после этого о насилии над детьми.

Черт возьми, он искренне тронут. Алисия оценила.

— Девочка травмирована физически и эмоционально, — продолжала она, чувствуя вскипавший в душе гнев, как бывало при каждом воспоминании о матери Канессы. — Анита Джексон ни разу не потрудилась зайти посмотреть на собственного ребенка. У нее восемь детей. Где половина из них, один Бог знает.

— Восемь, — охнул Мэтьюс. — Господи помилуй.

— И она снова беременна.

— Ох, нет.

— Да. Знаете, если бы меня, студентку и даже стажера, спросили о принудительной стерилизации, я любому бы голову оторвала. А теперь... а теперь...

Мысль осталась недосказанной. Не хочется доводить ее до логического конца. Однажды эта мысль завела Алисию в фантастический мир, где отлавливают всех городских анит Джексон, перевязывают под наркозом трубы, потом выпускают на улицу, пусть идут куда глаза глядят, только больше не причиняют вреда еще не родившимся детям.

— Ну ладно, — вздохнул детектив. — Тогда, видно, вы понимаете, что нечего рассчитывать на поддержку Канессы. Получается, ваше слово против слова Флойда Стивенса.

— Ну и замечательно.

Он пристально уставился на нее, как бы изучая. Алисия почувствовала себя неловко.

— Крутая вы личность.

— Когда речь идет обо всех этих детях? Будьте уверены.

— Что ж, это вам пригодится. Адвокат Стивенса Барри Файнмен, о котором вы наверняка скоро услышите, разговорился после слушания насчет залога. При мне объяснял клиенту, как выдвинуть против вас уголовное обвинение в насилии и побоях, подать гражданский иск о возмещении причиненного вами физического и морального ущерба. А еще посоветовал обратиться в больничный совет и потребовать вашего увольнения, поскольку, по его выражению, «подобная неуравновешенная и жестокая личность представляет опасность для окружающих».

Чувствуя внутри болезненный тугой комок, Алисия привалилась спиной к дверному косяку.

— Ничего себе.

Только этого не хватало, снова тратиться на адвокатов. И с работы можно вылететь. Ужас. Что творится в ее жизни?

— Однако он согласен ничего не предпринимать, если вы снимете со Стивенса обвинение в растлении ребенка.

Она застыла с простреленной ледяной злостью спиной.

— Никогда. Я хочу, чтоб этого мерзавца официально объявили педофилом и впредь близко к детям не подпускали.

Мэтьюс мрачно улыбнулся, но поддержал решение одобрительным, обнадежившим ее кивком:

— Правильно. Надеюсь, вам ясно, что путь перед вами ухабистый.

Ясно. Удастся ли дойти до конца?

— Можно полюбопытствовать? — спросила она. — Почему вас это интересует?

— По нескольким причинам. — Детектив залился смущенным румянцем. — Я одно время служил в отделе нравов... Всегда было труднее всего засадить вот таких вот охотников до ребятишек. С виду приличные граждане, как правило, с деньгами, могут себе позволить хороших адвокатов, жертвы плохие свидетели, так что...

— Знаю, — быстро кивнула Алисия, проглатывая тошнотворный комок. — А в данном конкретном случае?

Коп еще сильней покраснел.

— Мне понравилось, как вы работаете с ребятишками в Центре. — Он почти растерянно улыбнулся. — И понравилось, как расправились со Стивенсом. Надо же было духу набраться.

Не столько духу набраться, мысленно поправила его Алисия, сколько голову совсем потерять.

— Наконец, — продолжал Мэтьюс, — хотел предупредить насчет планов адвоката Стивенса. Чтобы вы приготовились.

— Спасибо. Я оценила. — И правда.

— А еще запомните, вы не одна в этом деле. Иногда система перемалывает не тех, кого надо. Даже если ты прав, всякие барри файнмены добиваются, чтобы суд наказал тебя вместо их клиентов. Но у вас есть союзник. Я займусь Флойдом Стивенсом, посмотрю, что можно раскопать.

— Это поможет?

— Кто знает, — пожал он плечами. — Иногда...

Зазвонил телефон. Наверно, из Центра.

— Извините, — бросила она, пробежав мимо Мэтьюса в большую комнату. Но, взяв трубку, услышала вовсе не Реймонда.

— Алисия? Джек. Надо поговорить.

Джек! Алисия виновато оглянулась на детектива, переминавшегося в прихожей с ноги на ногу. При нем нельзя говорить о поджоге. Тихонечко промычала:

— Ммм... сейчас не могу.

— В любом случае не хотелось бы по телефону.

— Я больше не пойду к тому самому жуткому Хулио.

— Думаю, лучше у вас.

Два гостя в один день? Рекорд. Джек ее немножко пугает. Не опасно ли оставаться с ним наедине?

— Ну, не знаю...

— Вы дома?

— Да, но...

— Хорошо. Значит, у вас.

— Ладно, — сдалась Алисия, — только, может... попозже?

— Конечно. После ленча. Давайте адрес.

Она продиктовала адрес, надеясь, что не совершает серьезной ошибки, положила трубку, вернулась в прихожую.

— У меня назначена встреча. — Протянула руку. — Еще раз хочу вас поблагодарить, детектив Мэтьюс. Очень благородно с вашей стороны.

— Зовите меня Уилл, — сказал он, задержав ее руку.

Она выдернула ладонь, распахнула дверь.

— Хорошо... Уилл.

Жутко неловко вот так его выпроваживать, но вдруг возникло непреодолимое желание побыть одной.

— Буду держать с вами связь, — пообещал он и вышел.

— Надеюсь услышать хорошие вести.

Выдавив натужную улыбку, Алисия закрыла дверь. Улыбка погасла, она ткнулась лбом в жесткую створку, внезапно лишившись сил.

Уголовные обвинения... гражданский иск... жалоба в больничный совет. Что еще?

Что это вообще за визит полицейского детектива? Вполне мог позвонить, рассказать то же самое. К чему столько хлопот ради личной беседы?

Алисия застонала. Надеюсь, не я его интересую. Но чем больше думала, тем больше убеждалась. Личная заинтересованность детектива Мэтьюса в этом деле именно... личная.

— Забудь об этом, Уилл, — пробормотала она. — Ты даже не знаешь, с кем связываешься.

2

Джек протопал по лестнице, стукнул в крепкую дубовую дверь, точнее, в бесчисленные слои краски, сгладившие на поверхности резные детали.

На латунной табличке на уровне глаз значилось «4А». Неясно, почему "А". На этаже всего одна квартира.

Хотелось добиться у нее согласия встретиться здесь, чтобы лучше познакомиться с загадочным доктором Алисией Клейтон, которая лечит детей, больных СПИДом, разбивает головы растлителям малолетних и собирается сжечь дом собственных предков.

Дверь распахнулась, в ней стояла Алисия, глядя на него — по мнению Джека, с некоторой опаской — тем самым стальным взглядом. Почти девчонка с черными волосами, схваченными в короткий конский хвостик. Руки в перепачканных садовых перчатках.

— Я смотрю, вы даже не охнули, — сказала она.

— Ну, я считаю вас привлекательной, только не думаю...

— Нет-нет, — улыбнулась она, — я про лестницу. Почти все выдыхаются после подъема.

Почему выдыхаются?

— А, ну да, — сообразил Джек. — Я тоже совсем выдохся. Можно зайти отдохнуть?

Она заколебалась.

— Не укушу, обещаю.

— Простите, — извинилась Алисия, посторонилась, впустила его. — Просто, знаете, осторожность никогда не мешает.

Когда дверь за ним закрылась, Джек вытряхнул из рукава «земмерлинг» и протянул ей. Она охнула при виде крошечного пистолетика.

— Возьмите. Он заряжен. Самый маленький в мире четырехзарядный 45-й калибр. Держите под рукой, пока я не уйду.

Алисия косилась на пистолет, как на живое существо, готовое укусить.

— Все в порядке. Действительно.

— Точно?

Она кивнула, Джек сунул пистолетик в карман, не зная, кому сильней полегчало, Алисии, когда он сдал оружие, или ему, когда она его не взяла. Совершенно не хочется видеть свой «земмерлинг» в чужих руках.

Она направилась вперед него из прихожей.

— Проходите. Здесь можно поговорить.

Джек проследовал за ней до порога и замер, тараща глаза.

Джунгли. Высоченный, почти чердачный потолок с большими световыми фонарями, а под ним одна зелень. Не комнатные растения. Деревья. Маленькие, но деревья. У одних на верхушки накинут прозрачный пластик вроде кислородной подушки, у других стволы забинтованы.

— Что тут у вас такое? — изумился он. — Больница для деревьев?

Алисия рассмеялась. Впервые на его памяти.

— Чаще надо это делать, — посоветовал он.

— Что?

— Смеяться.

Улыбка угасла.

— Так я и сделаю... когда дома не станет. — Он не успел вставить слово, как она отвернулась, широко развела руками, демонстрируя окружающую обстановку. — Вот мое хобби: прививка деревьев.

— Шутите? — недоверчиво переспросил Джек, заходя, озираясь по сторонам. — Хобби?

— Для меня. Или нечто вроде терапии. По крайней мере, это меня... радует.

Как ни странно, он вдруг на секунду подумал, что она хотела сказать «утешает».

— С чего же это началось?

— Точно даже не знаю. В колледже прямо под окном моей спальни стояло тяжело больное дерево. Кругом здоровые, а оно кривое, почти без листьев, несколько уцелевших скрученные, очень мелкие по сравнению с соседними. Я и задумала его спасти. Поставила перед собой задачу. Принялась поливать, удобрять — и никакого толку. Даже хуже стало. Спросила одного садовника, тот сказал: «Корни плохие. С плохими корнями ничего не поделаешь». Дерево собрались выкорчевать и посадить другое.

— Дальше можно не рассказывать, — вставил Джек. — Вы организовали движение за спасение дерева.

— Ну да... «Руби, руби деревце, дровосек»... — Алисия тряхнула головой. — Знаете, я в то время училась, работала официанткой, едва выкраивала время поспать, даже думать было нечего об активной природоохранной деятельности. Нет, просто почитала кое-что о прививках, сделала с больного дерева пару срезов, привила черенки к здоровой ветке, закрепив садоводческим воском. Больное дерево вскоре срубили и посадили другое. Только, понимаете, оно не совсем умерло. Черенок выжил, отлично прижился на ветке соседнего дерева. Когда я заканчивала колледж, он бешено рос, оказавшись едва ли не самым зеленым и пышным.

Серо-голубые глаза просияли при воспоминании.

— Поздравляю, — бросил Джек.

— Спасибо. Потом я как бы заразилась. Ходила в питомник, выбирала самые слабенькие черенки. Покупала почти за бесценок вместе с другими отростками поздоровее, такой же или близкой породы, приносила домой, прививала недоразвитые к здоровым.

— И кем себя чувствовали в мире деревьев — Флоренс Найтингейл или Франкенштейном?[12]

— Надеюсь, что Флоренс. Фактически привой сильней материнского дерева, обычно черенок вырастет быстрей и пышней его собственных веток. А может быть, чуточку и Франкенштейном. Взгляните вон на то, можно сказать, «лимонное дерево». Я привила к здоровому лимону ветку больного лайма. Через пару лет на нем стали расти и лимоны и лаймы. Только скрещивать можно лишь однородные виды, разнородные нельзя.

— Не понял.

— Лимоны, лаймы, грейпфруты принадлежат к роду цитрусовых, обычно приживаются к однородному виду. Тот самый черенок лайма не привился бы, скажем, к яблоне или груше.

Джек прошелся по комнате, разглядывая выздоравливающие растения.

— Стало быть... вы берете два дерева и превращаете в одно.

— Странная математика, — подтвердила Алисия. — В одной книге по садоводству написано: один плюс один равняется одному. Самое замечательное, что никто не проигрывает. Корни материнского дерева питаются листьями черенка.

— Спорю, вам и с людьми хотелось бы проделывать то же самое.

Он оглянулся, не слыша ответа. Она неподвижно стояла посреди комнаты, пристально на него глядя, с побледневшим лицом. Наконец глухо переспросила:

— Что вы сказали?

— Говорю, хорошо в с такой легкостью решать людские проблемы. Отрезал от гнилых корней, пускай растут свободно, разделавшись с прошлым.

Она еще сильней побледнела.

— Что с вами?

— Ничего, — ответила Алисия, чему Джек не поверил. — Просто интересно, почему вы об этом заговорили.

— Вспомнил ваших детишек со СПИДом. Ведь они унаследовали болезнь от корней... очень жаль, что нельзя прирастить их к здоровому дереву, дать возможность расти и избавиться от болезни.

— А. — Она заметно расслабилась. — Знаете, я об этом никогда не думала. Действительно, мысль превосходная.

Мрачная озабоченность не покидала ее, словно она отступила в другое измерение и только с виду оставалась в комнате. Джек гадал, какой нерв оказался случайно задетым, откуда он торчит, куда тянется?

— Если бы это было возможно, — тихо проговорила она из другого измерения.

— Кстати, о ребятишках, как там мой мужичок Гектор?

Алисия моментально вернулась:

— Поправляется. Антибиотик, кажется, помогает. — Она отряхнула руки. — Ну... надо, наверно, поговорить о деле?

— Гм... И да и нет, — хмыкнул Джек.

— Ox, что-то мне это не нравится.

Вполне можно открыто выложить карты на стол.

— Я вчера видел дом вашего отца, и, по-моему, если вы в самом деле хотите его уничтожить, надо искать другой способ, кроме поджога.

— Нет, — категорически заявила она. — Он должен сгореть.

— Но вместе с ним сгорит целый квартал.

— Для предупреждения подобной возможности существует нью-йоркский пожарный департамент.

— Правильно, однако огонь — вещь коварная. Никогда не известно, что выкинет. Переменится ветер и... — Судя по выражению ее лица, усилия напрасны. — Может, какой-нибудь специалист-подрывник, — выдумывал Джек прямо на ходу, — сумел бы заложить заряд так, чтобы дом обрушился внутрь... Могу поискать, разузнать...

Алисия с алебастровой маской на лице медленно и решительно покачала головой:

— Нет. Его надо сжечь. Почему бы вам не согласиться, если я заплачу?

Он пристально посмотрел на нее. Не ожидал ничего подобного. Откуда такое слепое упрямство при столь глубоких рассуждениях о многих вещах? Словно, когда речь заходит о доме, способность разумно мыслить вмиг улетучивается.

Ну, как бы там ни было, он не собирается спорить насчет поджога. Дискуссий на эту тему не будет.

— Потому что я сам решаю, на кого работать и что делать. За это дело предпочитаю не браться.

В течение минуты полного молчания глаза Алисии горели с такой силой, что Джек ждал взрыва. Потом она повернулась, направилась к входной двери, открыла, отступила в сторону.

— Тогда обсуждать больше нечего. Да свидания, Джек.

Правильно поняла. Однако, проходя мимо в дверь, он добавил:

— Просто помните: есть другие возможности. Сделайте несколько глубоких вдохов и поразмыслите, прежде чем искать кого-то другого для этой цели.

— Не беспокойтесь, — бросила она. — Я никого другого не буду искать.

И захлопнула дверь.

Джек медленно пошел вниз по лестнице. Может быть, в самом деле лучше распрощаться с Алисией Клейтон. В квартире 4А живет тяжело изувеченный человеческий отпрыск. Не хотелось бы оказаться поблизости, когда она начнет кусаться и биться о стены.

Теперь, по крайней мере, можно полностью уделить время проблеме Хорхе. Насчет Рамиреса уже выяснилось кое-что любопытное.

Джек оглянулся на дверь Алисии. Все-таки... есть в ней что-то притягательное. Или, лучше сказать, интригующее.

Как там говорится — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью? Вот что собой представляет Алисия Клейтон — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью, в плотной оболочке из пластиковой взрывчатки.

И с очень коротким запалом.

3

— Мне никого искать не придется, — пробормотала Алисия, замкнув дверь и направившись к телефону. — У меня есть уже имя и номер.

Надо позвонить сейчас же, сделать дело как можно скорее. Тот самый дом — раковая опухоль на теле города, на планете, в ее жизни.

Единственное средство — огонь, очистительный огонь...

Загрузка...