На другой день мы не выходили из дома: слишком донимали любопытные. И без того, кажется, всем соседям вздумалось зайти к нам по тому или другому поводу, а на поверку — чтобы узнать, вправду ли ко мне приехал муж, да вправду ли из Нового Света, да вправду ли… Но я с утра понесла в меняльную лавку два дублона.
На всякий случай я выбрала лавку вне нашего квартала. Лицо у торговца было желтое и скучное.
— Испанские дублоны. Два за них дам.
— Два? Два гульдена? Отчего так мало?
— Больше не дам.
— Так я пойду в другую лавку!
— Идите в другую, госпожа, а я вам больше не дам, — сказал он с легким раздражением. Но это раздражение у него, переполненного флегмой, было как если бы другой человек ударил кулаком по столу. Я удивленно взглянула на него… и тут вспомнила. Раннее утро, черное покрывало и кольцо с жемчужиной — кольцо, которое испарилось из запертого ларца, часы спустя после того как были уплачены деньги! Воистину память на лица — важнейшая добродетель для торгового человека, но на сей раз он ошибся, монеты самые честные, не от Господа, так от кесаря… А впрочем, ему же хуже.
— Ваше дело, — холодно сказала молодая госпожа сумасшедшему меняле и направилась к двери.
Когда я подошла к дому, мне навстречу поднялся с земли огромный черный пес. Я попятилась, подняв перед собой корзину, — мне показалось, что он вот-вот набросится на меня. Он, безмолвно скаля зубы, подошел ближе. Шерсть у него была клочковатая, с репьями, а в глазах тлел красноватый огонек. Я продолжала пятиться. Господи, как мне быть? Перекрестилась бы, но боюсь пошевелить рукой…
— А ну пошел вон, сучье отродье!
Пес поджал хвост и оглянулся.
— Ступай вон, говорю, пока по башке не дали! — Мой муж спрыгнул с крыльца и отнял у меня корзину. Пес потрусил прочь. — Сердце мое, так ты боишься собак?! Вот никогда бы не подумал!
— Собак? — А ведь верно, когда я рассказывала Кристофу про Дядюшку, то начала со встречи у церковной ограды — мои отношения с уличными псами показались мне недостаточно важной материей, чтобы обсуждать их с учеником отца. Не рассказала о псе и позже и, правду говоря, до сего дня не вспоминала о нем. — Нет, но только таких… больших.
Кристоф засмеялся:
— Ну, благо мне, хоть чего-то боится моя храбрая женушка! Хоть на что-то я тебе нужен — собак гонять! Пойдем в дом, каша стынет.
Держась за руки, мы поднялись на крыльцо. В дверях я оглянулась.
Черный пес бежал по мощеной улице навстречу юноше, который вышел из переулка и поднял руку, закрывая глаза от низко стоящего утреннего солнца. Парень был без шапки, кудри вспыхнули золотым огнем.
«Карл!» — хотела я его окликнуть, но тут же подумала, что обозналась.