Старинный портрет не давал Вале покоя. Рано утром, когда Валя просыпался, и в вечернем полумраке, когда, приходилось ложиться, строгие глаза прадеда словно глядели на него в упор.
Это была небольшая, порыжевшая от времени фотография, на которой прадедушка Вали, Александр Пафнутьевич Синявин, человек могучего телосложения, с окладистой бородой и в старомодном длинном сюртуке, был снят за письменным столом с причудливой резьбой и пузатыми ножками.
Валя знал, что его прадед был необыкновенным человеком, он слышал даже, что с прадедушкой связана какая-то странная история.
Александр Пафнутьевич, служивший до революции лаборантом при физическом кабинете Московского университета, чуть не погиб во время какого-то взрыва, а спустя некоторое время он, человек железного здоровья, скоропостижно умер за тем самым письменным столом, который изображен на фотографии. Но что это был за взрыв и какое он имел отношение к смерти прадеда все это было покрыто тайной.
Вале очень хотелось разгадать эту тайну. Ведь недаром он увлекался историей и был одним из самых прилежных учеников, когда на уроках речь заходила об археологических находках, о старинных папирусах и расшифрованных иероглифах. Нет, во что бы то ни стало он должен был проникнуть в тайну тех необычайных и, конечно же, исторических событий, которые произошли с его прадедом много лет назад.
Именно это намерение Вали и привело к тому, что вскоре он сам и его товарищи оказались участниками удивительных событий.
Валя вместе с матерью, Верой Михайловной, и старшим братом, Сергеем, жили на территории Энергопромышленного института, в учительском корпусе. Это большое трехэтажное здание, как и учебные помещения, мастерские, лаборатории и студенческие общежития, было расположено среди довольно обширного парка.
Вера Михайловна преподавала в этом институте экономическую географию, а старший брат Вали, Сергей, учился на третьем курсе.
Между Сергеем и Валей было мало общего.
На округлом, чуточку веснущатом лице Вали нередко можно было заметить не по летам серьезное выражение. Задумчивый и медлительный, он улыбался широко и добродушно, но несколько застенчиво, особенно когда разговаривал со взрослыми.
Худощавый и порывистый Сергей, казалось, всегда был чем-то возбужден и встревожен. Выражение его подвижного лица часто менялось, взгляд быстро перебегал с предмета на предмет, словно он торопился ничего не упустить и не оставить без внимания. Лишь при разговоре Сергей обязательно смотрел в упор на своего собеседника.
Сергей не только не разделял Валиного увлечения историей, но и относился к нему с явным пренебрежением. Он еще со школьной скамьи мечтал стать знаменитым конструктором и изобретателем. Поэтому, когда однажды, войдя в комнату, Сергей увидел, что Валя, сняв со стены портрет прадеда, обследует его со всех сторон с помощью лупы, он сурово нахмурил брови.
— Ты что вздумал? — строго спросил Сергей. — Вешай обратно, пока не увидела мама!
— Да я так только… интересуюсь — смущенно пролепетал Валя, что-то торопливо пряча в карман.
— А в кармане что? — спросил Сергей.
— Ничего особенного. Перочинный ножик… Тут вот на обратной стороне имеется год, месяц и число… одним словом, дата. Только она очень грязная. От мух, что ли… Так я хотел ножичком немного…
Сергей отнял портрет и, водворив его на место, строго приказал больше к нему не прикасаться. Он прочел брату наставительную лекцию о том, что «пора взяться за ум и заинтересоваться чем-либо более существенным… В общем, заключил он, — чего ты прицепился к покойнику? Кому это нужно!» Но Валя и не подумал отказаться от своих исторических исследований.
«Как же добыть новые сведения об Александре Пафнутьевиче? — размышлял он. — Неужели ничего другого кроме того, что уже известно, не удастся узнать?»
А известно Вале было немного. Александр Пафнутьевич Синявин, родом из крестьян, умелец и самоучка, служил в свое время в Московском университете лаборантом при физическом кабинете. Это было давно, когда в университете читал лекции знаменитый русский ученый Столетов, открывший миру явления фотоэффекта, благодаря чему впоследствии стало возможным изобретение звукового кино, телевидения, сложных самоуправляемых электрических автоматов и многих других замечательных устройств.
Вместе со Столетовым в то время в университете работал его друг и помощник, не менее знаменитый Иван Филиппович Усагин, изобретатель трансформатора, без которого теперь не обходится ни одна дальняя электропередача и ни один совершенный электрический прибор.
Александр Пафнутьевич был близко знаком с этими знаменитыми людьми и помогал им в работе. Кроме того, он работал и самостоятельно над каким-то изобретением в области электричества.
Но вот на тридцать восьмом году жизни с ним приключилось несчастье. В физических классах университета произошел взрыв. Александр Пафнутьевич был ранен и попал в больницу. Причины взрыва так и остались невыясненными.
Александр Пафнутьевич обладал очень крепким здоровьем, и уже через неделю он настолько поправился, что потребовал выписки из больницы. Врачи отнеслись к требованию больного не слишком доброжелательно. Они посоветовали ему немного подождать. Но Александр Пафнутьевич настаивал на своем и пообещал, прежде чем пойти на службу, полежать некоторое время дома.
Неизвестно, оттого ли, что Александр Пафнутьевич не послушался совета врачей, или по другой причине, но скончался он так скоропостижно, что его жена, женщина очень религиозная, не успела даже пригласить священника для совершения обряда причастия. Он умер за письменным столом, сразу, как только уселся работать, еще не успев разложить перед собой нужные бумаги. Случилось это ровно через пять дней после выхода из больницы.
Вот почти все, что было известно в семье Синявиных об Александре Пафнутьевиче.
Правда, еще и сейчас была жива младшая дочь Александра Пафнутьевича, Полина Александровна, по мужу Чиликина, но узнать у нее какие-либо новые подробности о работе ее отца было совершенно невозможно. Ей перевалило за девяносто лет, она очень плохо слышала и разговаривала мало.
Валя очень любил бабушку полю и нередко навещал ее на даче, где она жила безвыездно много лет.
С некоторых пор Валю одолевала одна навязчивая мысль: ему казалось, что письменный стол с точеными, пузатыми ножками, тот самый, за которым Александр Пафнутьевич изображен на портрете, он как будто бы где-то видел… вероятно, очень давно, когда был совсем маленьким. Может быть, на даче у бабушки Полины? У нее много старинной мебели, среди которой есть и вещи, ранее принадлежавшие ее отцу. Но куда же девался этот стол теперь? Почему его не видно на даче? Непонятно…
И вот в одно из воскресений Валя направился в гости к бабушке, чтобы разрешить интересовавший его вопрос.
Пришлось приложить немало усилий для того, чтобы старушка наконец поняла, что от нее требуется.
— Он, милый мой, сломался! — сказала она. — Ножка у него отвалилась. А у нас, как видишь, тесно… так вот и я говорю, что он давно уже в сарае лежит. Антиквары разные сколько раз за ним приходили, да я не продала. Жалко…
— А можно на него посмотреть? — прокричал Валя над самым ухом старушки.
— Конечно, возьми его, милый, к себе! Так и передай маме: пусть присылает за столиком хоть завтра…
Валя принялся объяснять, что письменный стол у него с братом есть, очень хороший, но ему просто интересно взглянуть на предмет, старинная фотография которого висела возле его кровати.
— Вот-вот! И я так думаю продолжала старушка. — Поставите рядом с кроватью… Исправить ножку вы и сами с Сергеем сможете… А так столик очень хороший… старинная работа…
— Я говорю, бабушка, что столик нам не нужен! — повторил Валя.
— Вот и хорошо! — обрадовалась старушка. — Так я и знала, что вы рукодельные! В моего покойного отца пошли. Он очень любил сам мастерить… Каких только инструментов у него не было! И столярные и слесарные… А этот самый письменный стол он как купил, так сразу давай что-то в нем переделывать по-своему. Какие-то ящички мастерил, перегородки… А если вам некогда его чинить, то я и сама приглашу столяра…
Последние слова, произнесенные бабушкой, имели большое значение в событии, последовавшем в этот же день. Но во время разговора Валя не обратил на них никакого внимания. Он побежал в сарай, чтобы осмотреть стол. Василиса Егоровна, домработница, много лет живущая у бабушки, проводила Валю. Открывая скрипучие двери сарая, Василиса Егоровна сказала:
— Если этот стол да отремонтировать как следует, то его тебе на всю жизнь хватит… Смотри только не испачкайся.
Среди зимних оконных рам, разных ящиков и прочих предметов, какие очень часто можно встретить в сарае, Валя наконец увидел стол и не сразу его узнал. На нем лежал совершенно изодранный овчинный полушубок, подол которого свисал вниз, к самому полу. Рядом с овчиной на столе Валялись всевозможные склянки и банки, а также гитара с оторванным грифом. Все это было покрыто изрядным слоем пыли.
При первом же прикосновении стол пошатнулся и с треском повалился набок. Оказывается, Валя нечаянно задел коленом деревянную доску, служившую подставкой вместо сломанной ножки. С грохотом полетела на пол вся стеклянная посуда.
От стола отскочила какая-то рейка, которую Валя тут же поднял с пола и прислонил к стене. С большим трудом ему удалось снова подпереть стол доской, так, чтобы он принял правильное положение.
«Может быть, действительно взять его к нам домой? — подумал Валя, стирая пыль со стола. — Правда, он большой и займет много места, но зато будет очень интересно: старинная фотография прадедушки, работающего за тем самым столом, который находится тут же в комнате…» Валя понимал, что решить этот вопрос самостоятельно, без согласия матери и старшего брата, он, конечно, не может. Да и вряд ли Сергей согласится сменить маленький, но очень удобный для работы столик на этот довольно ветхий и громоздкий стол. Однако мысль о том, чтобы перевезти старинный стол к себе домой, была так заманчива, что Валя решил не отказываться от нее и при первом же удобном случае поговорить об этом с родными.
Как и говорила бабушка, ящики письменного стола имели сложную и хорошо продуманную систему деревянных перегородок. Некоторые из них, видно не приклеенные, а державшиеся только на пазах, повыскакивали из своих мест, по-видимому, только что, во время падения стола.
Но что это? Сквозь узенькое отверстие паза, из которого выскочила перегородка, виднеется что-то белое по всей вероятности, бумага.
Валя попробовал вытянуть ящик из стола, но оказалось, что он не вынимается. Пришлось заглянуть снизу. Никакой бумаги там не было. Неужели у этого ящика двойное дно?
Предположение оказалось правильным. Ящик действительно был с двойным дном. Однако, как ни старался Валя разгадать секрет, каким образом открывается тайник, ему это не удалось. Наконец после долгих усилий он сумел чуть отогнуть верхнюю доску, так что в образовавшуюся щель можно было с трудом просунуть пальцы.
Один за другим на столе начали появляться плотные листы бумаги, исписанные карандашом.
Валя ликовал: конечно, ему удалось обнаружить очень интересный документ! Может быть, это дневник прадеда? Или какое-нибудь завещание? Вот здорово!
Валя торопился, слишком резко дергал листы и некоторые из них порвал. Но самое неприятное было то, что, извлекая рукопись из стола, часть страниц он засунул дальше, в глубь потайного ящика, так, что зацепить их теперь было уже невозможно.
Не ломать же ящик и таким путем доставать ускользнувшие страницы… Да и к чему торопиться! Извлечь остальные страницы можно будет потом, а сейчас надо ознакомиться с теми, что уже имеются. Вале не терпелось рассказать о своей находке маме, брату и товарищам.
Бабушка выслушала взволнованное объяснение Вали, потрясавшего перед ней пачкой бумаги, и, видно, ничего не поняв, сказала:
— Разной ненужной бумаги в сарае много… Так передай маме — пусть присылает за столиком…
И Валя, попрощавшись с бабушкой, помчался домой.
Вечером оба брата, закрывшись в своей комнате, при свете настольной лампы трудились над изучением рукописи прадеда, с трудом разбирая слова с буквами «ять» и твердыми знаками на конце.
Вначале Сергей не разделял восторга младшего брата и к найденному документу относился с некоторым любопытством, но без всякого волнения. Однако по мере того, как ребята углублялись в чтение, Валя заметил, что брат начал проявлять признаки беспокойства. Он торопливо перебирал пачку, стараясь обнаружить недостающие страницы, огорчался, если они не находились, и то и дело возвращался к уже прочитанному.
По дороге домой Валя, конечно, успел просмотреть часть рукописи. Страницы были перепутаны, некоторых, судя по нумерации, не хватало. Но даже из того, что он смог разобрать, Валя заключил, что все это необычайно интересно. Особенно взволновали Валю несколько строк, которые были последними на одной из страниц:
К сожалению, все это закончилось для меня трагически.
Когда я отпер дверь и со свечой вошел в комнату Ивана Филипповича, то сразу же заметил, что у той стены, которая отделяла его комнату от помещения, где я производил опыты, стоит…
Вале очень хотелось узнать, что именно стояло у стены в той комнате, куда зашел прадед, и какое это имело отношение к трагическому случаю, на который намекалось в записях. Может быть, тут речь шла о взрыве, из-за которого Александр Пафнутьевич попал в больницу? В поисках ответа на этот вопрос Валя еще и еще раз просматривал все имеющиеся страницы и, лишь внимательно сверив их нумерацию, понял, что ищет напрасно. Страница с этими загадочными строчками была последней из тех, что ему удалось раздобыть. На остальных говорилось о чем-то техническом, для Вали малодоступном. Так же непонятны были маленькие карандашные рисунки, кое-где разбросанные среди текста.
— Наверно, он писал в постели, после того, как вышел из больницы. Видишь, какие неровные строчки? — осторожно высказывал свое предположение Валя, когда Сергей досматривал уже последнюю страницу.
— Подожди. Не мешай… Сам вижу… — отмахнулся Сергей.
Валя притих и принялся наблюдать за лицом брата, очень сосредоточенным и возбужденным. Конечно, обидно, что ему непонятна суть этих записей — судя по всему, очень важных, но обнаружил их все-таки он.
Наконец Сергей закончил чтение, бережно сложил бумаги в пачку и принялся в раздумье расхаживать по комнате.
— Слушай, Валька! — обратился он к брату. — Дело серьезное! Оказывается, наш прадед работал над очень интересной и важной проблемой в области электротехники. Понимаешь? Проблема эта еще до сих пор нигде в мире не разрешена. Понимаешь? И, судя по всему, Александру Пафнутьевичу удалось разрешить эту проблему… На этих страницах говорится о… о неслыханном, о гениальном открытии! — продолжал Сергей с жаром. — Все дело в сочетании материалов, которое нашему прадеду случайно удалось открыть… Понимаешь?
И чертеж имеется! Собственно говоря, не чертеж, а рисуночек… Но до чего все просто! Впрочем, все гениальное обязательно просто. Ты сиди тихо, а я постараюсь как следует разобраться…
Сергей снова придвинул к себе листы рукописи.
Осторожно, чтобы не помешать брату, склонился над столом и Валя.
Вот что было написано на пожелтевших страницах, лежавших на столе перед братьями:
…было отмечено с прискорбием. Но думал ли я, что эта неудача — последняя! Подозревал ли, что уже к вечеру следующего дня меня ожидает радость несказанная, словно дарованная мне в награду за упорство, выше человеческих сил стоящее, и тягости разочарований…
Подумать страшно… Ведь существуют в природе тысячи самых различных химических соединений. Если брать их по два, во всевозможных сочетаниях, то сочетаний этих наберется более нескольких десятков миллионов. Сколько же самых продолжительных человеческих жизней нужно, чтобы, перепробовать путем опытов все эти сочетания! Найти два вещества, сочетание которых даст желанный эффект…
Просто не верится, что открытие это сделано именно, мною, хоть и в результате тяжких трудов, но все же скромных и не столь значительных, коих открытие это достойно… Когда вспоминаю, что теперь электрическую энергию можно будет добывать очень просто, дешево, в большом количестве, без всяких динамомашин и паровых двигателей, — непосредственно от тепла горящего топлива, — то у меня и по сию пору кружится голова, а руки дрожат от радости… Избыток электрической силы, дешевой и общедоступной, проникнет во все уголки России. Да простит мне будущий читатель этих мемуаров непоследовательность изложения, а также сердечную горячность, которой, как считают некоторые ученые, не должно быть места в изложении вопросов строго научных.
Да и сам я сетую на себя за это! Надо ведь торопиться — закончить мемуары как можно скорее, до полного выздоровления, так как после выхода на службу передо мной стоит задача применить открытие на практике.
Да, работа очень трудная! Сколько будет вначале неверящих людей!
Первыми, кому я собираюсь продемонстрировать свои опыты, будут, конечно, Александр Григорьевич Столетов и Иван Филиппович Усагин. Они помогут. Признаться, не терпится уже и сейчас сообщить им радостную весть! Да, видно, придется дождаться выздоровления. Еще не поверят. Пусть уж вначале убедятся воочию… Однако ближе к, делу…
Итак:
Сернистый свинец и железо составляют ту пару, которая позволяет непосредственно и полностью превращать энергию тепла в электричество.
Батарея, в которой я применил указанную выше пару, построена просто; по прежнему образцу; с маленькими видоизменениями, изображенными на рисунке. Палочки сернистого свинца вытачивались мною из природных кристаллов. Железная проволока бралась обычная, мягкая. Батарея подогревалась простой газовой горелкой.
Сборку всего опытного устройства я закончил около двенадцати часов пополуночи, когда ни в соседних комнатах лабораторного помещения, да и вообще во всем этаже никого не было. Вскоре после того как, была зажжена горелка и батарея начала разогреваться, я увидел, как стрелка присоединенного к батарее вольтметра быстро передвинулась и начала указывать на присутствие большого напряжения…
Величина этого напряжения превзошла все результаты, достигнутые кем-либо от приборов подобного рода. Я подсчитал, что вся, решительно вся энергия тепла, вырабатываемого горелкой, целиком превращается в электрическую энергию.
Теперь я должен рассказать о тех событиях, которые заставили меня прервать свои опыты и лечь в больницу.
Дело в том, что я уже давно замечал, будто бы за стеной, в соседней комнате, раздается какой-то шум. Это мне показалось странным. Мне хорошо было известно, что в этой комнате, выделенной Ивану Филипповичу для проведения опытов с трансформаторами, сейчас никого не должно быть. Однако, лелея надежду, что Иван Филиппович, несмотря на поздний час, неожиданно вернулся в свое помещение и что можно будет немедленно показать ему свое открытие, я торопливо вышел в коридор.
К моему удивлению, дверь в соседнюю комнату оказалась запертой. Между тем из-за дверей совершенно явственно слышался все тот же шум. На мой громкий стук и призывы открыть дверь никто не откликнулся. Это показалось мне еще более странным. Я бегом бросился к дежурному швейцару за ключом…
К сожалению, все это закончилось для меня трагически…
Когда я отпер дверь и со свечой вошел в комнату Ивана Филипповича, то сразу же заметил, что у той стены, которая отделяла его комнату от помещения, где я производил опыты, стоит…
— Кто же все-таки там стоял? — спросил Валя брата. Сергей встал из-за стола и, приподняв абажур лампы, направил свет на стену, где висел портрет прадеда.
— Кто стоял или что стояло в той комнате, — задумчиво проговорил он, делая ударение на слове «что», — пока нам с тобой неизвестно… Удивительное дело, — продолжал он, не отрывая глаз от портрета, — в те времена и при том уровне техники…
— Вот видишь! — торжествующе заявил Валя.
— И опыт очень простой… — продолжал Сергей, водворяя на место абажур и подсаживаясь к брату. — Завтра же можно будет повторить его в учебной лаборатории. Собственно говоря, это даже моя прямая обязанность — повторить опыт. Понимаешь? Я рассматриваю найденные документы как наше наследство некоторым образом…
— Ну конечно. Сначала сами изучим, а уже потом передадим в музей.
— Ну и глупый же ты! — вдруг рассердился Сергей, снова принимаясь расхаживать по комнате. — Я говорю, что изобретение прадеда становится, в некотором роде, нашим наследством. Мы… то есть я, конечно, ты еще мал и в электротехнике не разбираешься… я обязан продолжить дело нашего прадеда и довести его до конца. Новая электрическая аппаратура, решающая мировую проблему электроэнергетики, так и будет называться: аппаратура Синявиных — Александра и Сергея — прадеда и правнука.
— Вот будет здорово! — обрадовался Валя. — Знаешь что, Сережа? Давай завтра вместе поедем к бабушке! Она давно тебя не видела и спрашивала, куда ты исчез. Вместе достанем оставшиеся в столе страницы. Здесь ведь записи обрываются на самом интересном месте. Видишь, прадедушка вошел в какую-то комнату со свечкой и чего-то там увидел у стенки. Дальше он, наверно, описывает, что там с ним произошло. Вероятно, такого случая в истории никогда еще не было…
— Погоди ты! — прервал Валю Сергей. — Тут идет речь о мировом перевороте в области электротехники, а ты — история, история… Соображаешь ли ты, что вскоре, может быть, не нужны будут никакие электростанции? Электричество будет получаться проще простого! Горит себе печь и нагревает совсем несложное устройство, которое чуть ли не каждый сможет соорудить у себя дома. Никаких тебе сложных и дорогих машин! Огромная экономия топлива! Электроэнергия станет, может быть… может быть… ну, в десять раз дешевле! Но все это произойдет, если я доведу дело, начатое прадедом, до победного конца. Ну… и введу усовершенствования, конечно… Да, собственно говоря, зачем перед тобой распространяться? Ты пока еще мало что в этом соображаешь, подрастешь поймешь.
— Ишь какой! Я нашел рукопись, а ты…
— Ну, прости, прости. Ты действительно сделал такое огромное дело, а я… это самое… Давай лучше по-дружески посоветуемся и распределим, кому чем заниматься. Значит, так… Ты с утра идешь на дачу к бабушке и достаешь остальные страницы. Может быть, из них и мне кое-что пригодится. Понимаешь? Потом сядешь писать, что тебе хочется: биографию прадедушки, исследовать там… А я, знаешь, что решил? Надо будет взять к себе в помощники Николая Карцева. На нашем курсе он самый толковый студент. И вообще парень хороший, честный. Ты не возражаешь?
— Нет, — тяжело вздохнув, ответил Валя.
— Вот и чудесно! — продолжал Сергей, усаживаясь рядом. — Я покажу Николаю эти три страницы, посоветуюсь с ним. Еще нужно будет сходить к заведующему учебными лабораториями, Виктору Николаевичу Побединскому, и попросить разрешения провести в лаборатории кое-какие опыты. Понимаешь?
— Понимаю, — снова вздохнул Валя.
Утром следующего дня Сергей разыскал в канцелярии заведующего учебными лабораториями института и обратился к нему с просьбой разрешить произвести «кое-какие» опыты. Однако Виктор Николаевич Побединский, хорошо известный в институте, как человек, любящий точность во всех вопросах, наотрез отказался допустить студента в лабораторию, если тот не объяснит, что именно он собирается там делать.
Сергей еще некоторое время пытался уговорить заведующего, но вскоре убедился, что это совершенно бесполезно. Виктор Николаевич был тверд:
— Может быть, ты пожар там устроишь. Откуда я знаю? — заявил он смущенному студенту.
Сергей понял, что придется поделиться своей тайной с заведующим учебными лабораториями, и тут же, после короткого пояснения, передал ему в руки три наиболее важные страницы рукописи.
К удивлению Сергея, Побединский, дважды внимательно прочтя документ, сказал довольно спокойно:
— Очень забавно… Только вот что… Ты действительно веришь, что при помощи описанного устройства можно целиком и полностью превращать тепловую энергию в электрическую?
— А вы как думаете, Виктор Николаевич? — упавшим голосом спросил Сергей.
— По-моему, ничего не получится. В опыты твоего прадеда, по всей вероятности, вкралась какая-то ошибка, которая и ввела его в заблуждение. Если бы, друг мой, так просто решалась проблема прямого и экономного преобразования тепловой энергии в электрическую, то, уверяю тебя, она была бы давно решена. А то ведь еще до сих пор ученые бьются над этим вопросом! Правда, за последнее время начали интересоваться свойством так называемых «полупроводников» и пророчить им большое будущее в технике. Сернистый свинец, указанный в записке, — это как раз один из полупроводников…
Но все равно… едва ли проблема преобразования тепла в электричество решается так просто!
— Но ведь в мемуарах написано ясно. И мне кажется, что нет никаких оснований думать, что мой прадедушка ошибся или… пошутил… — защищался Сергей. — Александр Пафнутьевич просто не успел из-за неожиданной смерти опубликовать свое открытие. Согласитесь, что это так естественно, Виктор Николаевич! А мне, как видите, вроде по наследству досталось…
Заведующий учебными лабораториями посмотрел на взволнованного студента и, немного подумав, сказал:
— Хорошо! Пусть будет по-твоему. Разрешение на проведение опытов дам. Попробуй и убедись сам. Кстати, работа в лаборатории тебе будет полезна во всех отношениях. Да… вот еще что: записки своего прадеда храни бережно. Интереснейший материал для истории русской техники прошлого века.
«И тут только насчет истории беспокоятся!» — подумал Сергей, раздосадованный скептическим отношением к открытию прадеда.
Через несколько часов Сергей Синявин и его товарищ, однокурсник Николай Карцев, явились в учебную лабораторию и сразу же приступили к опытам, кстати, очень несложным и не требующим какой-либо длительной подготовки. А к вечеру этого же дня выяснились два очень интересных обстоятельства.
Прежде всего оказалось, что небольшая опытная установка студентов, собранная наспех и не слишком тщательно, вопреки предсказанию опытного и безупречно разбирающегося во всех вопросах электротехники педагога Побединского, вдруг заработала самым сказочным образом, точно так, как указывалось в найденных записях…
Почти одновременно с этим Сергею стало известно, что старинный стол, в котором остались страницы обнаруженных записей, никому не нужный, ветхий и поломанный стол, простоявший в сарае без всякого употребления много лет, куда-то исчез.
В чем же заключалось изобретение Александра Пафнутьевича, лаборанта Московского университета, умершего еще в конце прошлого века? О чем свидетельствовали пожелтевшие страницы плотной бумаги, исписанные размашистым почерком?
В начале прошлого века физики обнаружили очень интересное явление. Оказалось, что если скрутить две какие-нибудь проволоки, но обязательно из разных металлов — например, железной и медной, а затем нагревать в пламени горелки, то на свободных концах проволок появится электрическое напряжение.
Этот очень простой физический опыт был встречен учеными всего мира с большой радостью. Его повторяли всюду и ему бесконечно удивлялись. Уж очень заманчивым казалось все это несложное устройство, названное термоэлементом, позволяющее получать электрическую энергию нагреванием проволок.
Ученые тщательно исследовали это явление. Прежде всего было установлено, что различные сочетания металлов дают различные электрические напряжения. Например, при одинаковой температуре нагревания от термоэлемента из железной и медной проволоки получается одно напряжение, а от термоэлемента из железной и никелевой — другое, значительно большее.
В те далекие времена, когда учение об электричестве еще только формировалось как самостоятельный раздел физики, было установлено, что наилучшие результаты дает термоэлемент, сделанный из таких довольно редких металлов, как висмут и сурьма. Попытки найти еще лучшее сочетание и таким образом построить более совершенный термоэлемент на протяжении многих лет ни к чему не приводили. А ученым и практикам зарождавшейся тогда электротехники этого очень хотелось.
Действительно, если бы удалось найти такое сочетание металлов или их сплавов, чтобы построенный из них термоэлемент давал достаточно высокое напряжение, то можно было бы очень просто получать большое количество электроэнергии, пригодное уже для практических целей.
Разве можно сравнивать термобатарею, например, с динамомашиной! Для того, чтобы динамомашина давала ток, обязательно требуется двигатель, вращающий ось динамо. Поневоле получается сложная и длинная цепь, по которой должна пройти свой путь тепловая энергия дров или угля, сжигаемых в топке паровой машины, прежде чем превратится наконец в электрическую энергию.
Только представьте себе, что это за цепь! Горящее топливо нагревает воду в паровом котле. Пар приводит в движение поршни и шатуны, вращающие, в свою очередь, маховые колеса. Дальше энергия передается по бесконечному ремню от маховика паровой машины к шкиву динамомашины. Сколько различных преобразований и сколько, следовательно, потерь по пути! Казалось бы, проще нагревать в топке кончики проволок и получать от них электрический ток. В этом случае не нужны были бы ни паровые, ни иные двигатели, устройства сложные, с двигающимися и вращающимися частями, которые требуют за собой большого ухода, смазки, ремонта. С помощью термоэлементов можно было бы получать электроэнергию непосредственно от тепла сгораемого топлива, без всяких промежуточных машин, надежно и совершенно бесшумно.
Так казалось многим ученым. Но… все упиралось, как выражаются инженеры, в «коэффициент полезного действия» — способность того или иного энергетического устройства с большими или меньшими потерями преобразовывать один вид энергии в другой.
Ученые измерили и подсчитали, что самые экономные из всех термоэлементов, сделанные из металлов висмута и сурьмы, могут превратить в электричество только одну или две десятых процента энергии топлива, идущего на их нагревание! К сожалению, все другие испробованные сочетания металлов, все построенные из них термоэлементы вырабатывали совершенно ничтожное количество электрической энергии по сравнению с количеством топлива, затрачиваемого на их нагревание. Даже самые старинные паровые машины на электростанциях, пожирающие уйму угля, дров и торфа, казались совершенством по сравнению с самыми лучшими термоэлектрическими батареями.
Паровые машины, установленные на электростанциях, тоже не отличаются экономичностью: всего только пять или восемь, а редко десять-двенадцать процентов энергии сжигаемого топлива они превращают в электричество. Но ведь и пять процентов — это в пятьдесят раз больше, чем одна десятая процента! Следовательно, термоэлектрический способ получения электричества, как бы он ни был прост, в пятьдесят раз менее выгодный. Многие годы ученые и изобретатели всего мира тщетно пытались создать такой термоэлемент, который хоть как-нибудь мог конкурировать с паровой машиной и другими двигателями, применяемыми на электростанциях. Но все было напрасно. Осуществление заманчивой идеи встречало на своем пути непреодолимые препятствия: металлов и сплавов существует в природе много, все они были перепробованы в самых различных сочетаниях, и оказалось, что лучшие результаты по-прежнему дает уже давно известный термоэлемент из висмута и сурьмы. Также давно было известно, что от этого «лучшего» термоэлемента можно получить лишь ничтожное количество электрической энергии.
Вскоре некоторые изобретатели новых термоэлементов смирились с досадной мыслью о невозможности применить термоэлектричество для практической цели.
Однако уже после того, как были бесплодно испробованы все существующие в природе металлы, сплавы и все оказалось тщетным, еще оставалось много изобретателей, не желающих бесславно покидать поле сражения с природой.
Одним из таких и был, очевидно, Александр Пафнутьевич Синявин.
А как было бы хорошо, если бы эту замечательную, простую идею можно было бы осуществить! Попробуем представить себе, о чем мечтали изобретатели во времена Александра Пафнутьевича, когда электротехника только зарождалась, а электрическое освещение было недоступной роскошью.
…Длинный зимний вечер. Топится печь, и слышно, как весело потрескивают горящие дрова. Что это за свет озаряет уютную комнату? Почему такой яркий, немигающий? Особая, усовершенствованная керосиновая лампа? Хозяин с гордостью поясняет, что свет электрический.
— Откуда? Каким образом? Неужели у вас в подвале стоит гальваническая батарея? Вы рискнули пойти на такие расходы?! — поражаются гости.
Тут надо пояснить, что во времена Александра Пафнутьевича многие изобретатели пытались разрешить проблему электрического освещения также с помощью гальванических батарей, тех самых, что теперь применяются только в карманных электрических фонариках, батарейных радиоприемниках и в устаревших телефонных аппаратах. Гальванические батареи — очень дорогой источник электроэнергии. Электричество в них получается за счет расходования такого ценного металла, как цинк, а срок жизни работающей батареи ограничен небольшим количеством часов.
— Никакой гальванической батареи у меня нет! И паровой электростанции также! — с гордостью объясняет хозяин квартиры. — Извольте убедиться… Вот к этой печке, которая, как вы видите, сейчас топится, приспособлено очень простое устройство… Прошу полюбоваться! Называется — термобатарея. Тут электричество получается за счет тепла. Никаких расходов на освещение! Ведь печь, согласитесь сами, все равно надо топить!
Мечты электротехников нашего времени выглядят несколько иначе.
…Вот мощная термоэлектрическая электростанция, дающая электроэнергию промышленным предприятиям, городам, колхозам. В ее светлых и просторных залах уже не видно огромных паровых котлов, сложных и дорогостоящих машин. Каменный уголь, торф и дрова загружаются тут в маленькие топки специальных термобатарей, простых, занимающих мало места и несложных даже на вид.
Тишина царит в залах термоэлектрической станции. Тут нет быстро мелькающих шатунов паровых машин, нет колес, своими массивными спицами рассекающих воздух, не хлопают приводные ремни, не слышно грозного гудения паровой турбины, колесо которой вращается с такой скоростью, что если бы оно каким-то образом вырвалось из турбины и покатилось по земле, не снижая скорости, то донеслось бы из Москвы в Ленинград за какие-нибудь три-четыре часа…
Только глухое гудение могучего пламени, бушующего в топках, приглушенное толстыми стенами термобатарей, чуть слышится в залах этой замечательной фабрики электроэнергии.
Выйдем с вами во двор и осмотрим подсобные помещения, полагающиеся каждой электростанции. Почему мы не видим больших бункеров, куда засыпается топливо? Почему нет широких навесов и вместительных складов, где обычно хранятся запасы угля, дров или торфа? Ведь электростанция, которую мы сейчас осматриваем, вырабатывает огромное количество электроэнергии.
Ответ на этот вопрос очень простой: тут термоэлектрическая станция. Она расходует топливо экономно, почти в пять-шесть раз меньше, чем обычная, при той же выработке электроэнергии. Здесь установлены такие термоэлементы, которые большую часть тепловой энергии, заключенной в топливе, превращают в электричество.
Покинув термоэлектростанцию, мы садимся с вами в красивую, обтекаемой формы автомашину. Почему не слышно, как шофер заводит мотор, нажимая на педаль стартера? Оказывается, что в этой машине нет бензинового мотора. Это термоавтомобиль. В топке небольшой термобатареи, скрытой под капотом машины, горит нефть, распыляемая форсункой. Электричество, вырабатываемое термобатареей, приводит в движение небольшие электромоторы, соединенные с колесами.
Шоссе, по которому почти бесшумно катит наш термоавтомобиль, пересекает железная дорога. Мимо нас мчится термоэлектрический паровоз. Над нашими головами проносится термоэлектрический самолет.
Да, многие машины и устройства совершенно преобразились бы, если бы удалось решить проблему прямого и экономного преобразования тепловой энергии в электрическую…
Что это виднеется справа от дороги? Для чего на ровной площадке установлены огромные зеркала?
Какие великаны должны в них смотреться? Нет, эти зеркала не для великанов. В них отражается солнечный свет — сотни «зайчиков» от этих зеркал ложатся на специальное термоэлектрическое устройство и нагревают его. Это — солнечная электростанция. Тут световая и тепловая энергия солнца при помощи термоэлементов непосредственно и просто превращается в самую удобную для людей энергию — в электричество.
. .
Если разобраться в записях Александра Пафнутьевича, тех, что недавно попали в руки его правнука, студента энергопромышленного института Сергея Синявина, то даже, несмотря на недостающие страницы, нам станет ясно, что покойный очень много работал именно над проблемой термоэлектричества.
Александр Пафнутьевич жил и работал в то время, когда совсем недавно зародившаяся электротехника, как говорится, еще становилась на ноги. Электрическое освещение казалось многим сказочным чудом, а обыкновенный выключатель, позволяющий зажигать и гасить сразу несколько лампочек, поразительным, почти фантастическим приспособлением. Что же касается теоретических знаний об электричестве, то в те времена еще только формировались подлинно научные взгляды, объясняющие это замечательное явление природы.
В стенах Московского университета, на глазах Александра Пафнутьевича, работал тогда знаменитый русский физик Александр Григорьевич Столетов. Быть может, скромному лаборанту приходилось принимать участие в замечательных опытах Столетова, при помощи которых ученый удивил весь мир, перекинув прочный мост между такими явлениями, как свет и электричество. Вероятно, Александр Пафнутьевич не раз присутствовал в маленькой, хорошо затемненной комнате и с волнением следил за стрелкой электроизмерительного прибора, присоединенного к несложной лабораторной установке Столетова.
Многим казалось тогда удивительным, что электрический ток может проходить прямо по воздуху, между металлической пластинкой и решеткой, как только на них упадет мощный луч света. Но стрелка электроизмерительного прибора безотказно и тотчас же сигнализировала о появлении тока, лишь только вспыхивал свет. Это устройство было первым в мире фотоэлементом — «электрическим глазом», благодаря которому стало возможным впоследствии изобретение звукового кино, телевидения, сложных самоуправляемых электрических автоматов, счетчиков и браковщиков готовых изделий, передвигающихся по ленте конвейера, надежных аппаратов для измерения силы света и многих других замечательных устройств.
Вместе со Столетовым в университете работал Иван Филиппович Усагин, изобретатель первого в мире трансформатора, позволяющего преобразовывать напряжение электрического тока. Очень возможно, что Александру Пафнутьевичу приходилось даже помогать Ивану Филипповичу и они вдвоем наматывали толстую изолированную проволоку на покрытую ржавчиной пачку железных пластин.
Все это могло быть, конечно. Но нам совершенно достоверно известно лишь следующее:
Имея перед глазами такие замечательные примеры, как работы Столетова и Усагина, Александр Пафнутьевич, будучи безусловно человеком одаренным, решил и сам испробовать свои силы.
В обнаруженных записях, над которыми Александр Пафнутьевич работал, по-видимому, дома, сразу после выхода из больницы и незадолго до своей кончины, рассказывалось о многочисленных опытах, проделанных покойным лаборантом ради изобретения совершенно нового типа термоэлемента.
Отличительной чертой его смелых исследований было то, что он оставил в покое уже основательно изученные сочетания разных металлов, над чем так долго и тщетно бились многие изобретатели термоэлементов, и принялся испытывать различные окиси металлов и соли. Все эти вещества, как известно, плохо проводят электричество, значительно хуже, чем металлы, почему и, названы были издавна полупроводниками. Казалось бы, какой смысл делать термобатарею из материала, плохо проводящего электричество? Как будет протекать ток через такую батарею? Какое сопротивление встретит ток на своем пути?
Но Александр Пафнутьевич упорно шел своим путем. В числе объектов его исследований были, например, перекись марганца, окислы магния, сернокислые соединения свинца, окись меди и многие другие химические соединения. Из перечисленных материалов он прессовал длинные столбики или вырезал их из природных кристаллов, а затем собирал свои термобатареи, пользуясь для соединения столбиков проволокой из различных металлов. В записях говорится, что Александру Пафнутьевичу удалось получить более высокие электрические напряжения, чем давали самые лучшие, уже известные термоэлементы только из металлических проволок. Однако и эти электрические напряжения были явно недостаточными, чтобы воспользоваться новыми термоэлементами для практических целей.
Но вот — если верить записям — случилось чудо… Наступил момент, когда опытная термобатарея из сернистого свинца и железной проволоки вдруг заработала не так, как обычно, а во много раз лучше. Если только безоговорочно и полностью верить записям Александра Пафнутьевича, то приводимый им факт говорил ясно о том, что проблема прямого и экономного преобразования тепловой энергии в электрическую была решена Александром Пафнутьевичем полностью.
Вот почему крайне обидно, что какой-то странный шум, донесшийся из соседнего помещения, заставил Александра Пафнутьевича прервать свои замечательные опыты. И очень жаль, что не хватает следующих страниц, в которых, быть может, говорится о том, что произошло с изобретателем в соседней комнате.
Студентам Сергею Синявину и Николаю Карцеву не пришлось затрачивать слишком много усилий, чтобы быстро воспроизвести опыт Александра Пафнутьевича.
Николай знал, что подходящие для опыта палочки из прессованного сернистого свинца имеются в готовом виде — валяются без дела в шкафу химической лаборатории. Кроме них, для опыта требовались сущие пустяки: мягкая железная проволока, хорошие плоскогубцы, напильники, спиртовая горелка и электроизмерительный прибор. Работа закипела быстро. Студенты начали прикреплять железную проволоку к концам матово-серебристых столбиков. Затем образовавшуюся длинную цепочку из палочек и проволок разрезали на части и свернули в кольца. Кольца складывались одно на другое и скреплялись между собой при помощи асбестового шнура — изоляции, не боящейся высокой температуры. Все устройство, укрепленное на лабораторном штативе, стало напоминать по своему внешнему виду ежика: у него во все стороны торчали, словно иголки, острые концы обрезанных проволок.
Николай Карцев явно сомневался в том, что эта устройство поможет решить вековую проблему электротехники — проблему прямого и экономного преобразования тепловой энергии в электрическую, но тем не менее без возражений взялся помочь своему товарищу.
Этот добродушный юноша, коренастый и черноволосый, с таким цветом лица, что всегда казалось, будто бы он только что загорал на солнце, никому не мог отказать в просьбе, если только она была хоть как-нибудь выполнима.
Во время перерыва, который студенты устроили себе незадолго до испытания почти готовой термобатареи, Николай не поленился зайти в институтскую библиотеку, чтобы порыться там в специальных книгах и журналах. Он любил точность, строгую систему в любом деле и не мог понять, как это Сергей не удосужился заглянуть в библиотеку, прежде чем приступить к опытам.
В результате, как только студенты снова встретились в лабораторной комнате, между ними возник не слишком приятный разговор.
— Мы, кажется, занимаемся детскими игрушками, Сережа! — добродушно улыбаясь, провозгласил Николай. — Ведь наши ученые уже давно интересуются термобатареями из полупроводников — в частности, из сернистого свинца. Научные споры идут! Один академик доказывает, что полупроводникам принадлежит огромное будущее и можно будет построить батарею с коэффициентом в три и четыре процента. Другие возражают. Идет напряженная теоретическая и, опытная работа. А мы с тобой? Хотим подкрутить проволоку к сернистому свинцу без всякой, так сказать, теоретической основы и получить сто процентов полезного действия. С маху решить мировую проблему!
— Подожди… Коля… Что ты говоришь?
— А то, что ты слышишь! — продолжал Николай, усаживаясь на стул. — Сочетание сернистого свинца и железа, как термоэлектрическая пара, давно изучается. С его помощью никаких «особых и необыкновенных» результатов, переворачивающих мировую электротехнику, так, сразу, не получишь. Твой прадедушка действительно в чем-то ошибся. И тебя, грешного, ввел в заблуждение… Да подожди, ты не огорчайся особенно! Тебе же и Виктор Николаевич то же самое говорил, так ты бы тогда и огорчался…
— А это мы еще посмотрим! — возразил Сергей, взволнованно расхаживая по комнате. — Все ошибаются! И мой прадедушка мог ошибиться, и автор того, что ты читал, тоже не святой…
— Да ты не волнуйся! Еще ничего не потеряно. Термобатарея почти готова. Скоро приступим к испытаниям… Убедишься сам. Только должен честно тебя предупредить, что я лично ни в какие такие «особые» результаты не верю. Хоть сердись, хоть не сердись…
…Студенты молча приступили к работе.
Дела оказалось намного больше, чем предполагали вначале. По настоянию Сергея, заметившего какую-то неточность, пришлось почти заново перемонтировать чуть ли не всю термобатарею. Николай выполнял все безропотно и очень добросовестно. Ему казалось, что именно так должен поступать настоящий товарищ.
Наконец все было готово, и светло-голубое пламя спиртовой горелки начало лизать дно цилиндра-ежика — только что собранной термобатареи.
Оба студента сразу же впились глазами в черную стрелку электроизмерительного прибора, к которому была присоединена исследуемая установка.
В комнате с высокими окнами, заставленной лабораторными столами, воцарилась напряженная тишина.
— Кажется, начинает двигаться… — с трудом сдерживая волнение, произнес Сергей.
— Это ты просто трясешь стол. Не облокачивайся на него так! — заметил Николай.
Однако уже через несколько минут оба экспериментатора увидели, как стрелка медленно поползла по шкале. Термобатарея начала вырабатывать электрический ток…
— Двадцать миллиампер… Двадцать пять миллиампер… Что-то стала задерживаться… Тридцать миллиампер… Уже тридцать миллиампер… — дрожащим от волнения голосом сообщал Сергей. — Тридцать три миллиампера!.. Тридцать три… Тридцать три… Все еще тридцать три…
К сожалению, вести счет дальше не потребовалось. Стрелка, с большим трудом добравшись до тридцати трех миллиампер, остановилась как вкопанная…
— Тридцать три миллиампера, — еще раз повторил Сергей упавшим голосом.
— Да, действительно тридцать три… — вздохнув, сказал Николай. — Миллиампер — это одна тысячная доля ампера, значит, наша батарея вырабатывает тридцать три тысячных ампера и ни капли больше…
— Странно, что так мало. — пробормотал Сергей. — Ты не находишь, что странно?
— Очень возможно… — неуверенно ответил Николай, который с самого начала не сомневался в том, что термобатарея, собранная из железных проволочек и палочек сернистого свинца, не может дать более сильный ток.
Долго возились студенты, без конца усовершенствуя свой опытный прибор, то и дело заглядывая в записи Александра Пафнутьевича. Все было напрасно: термобатарея по-прежнему давала очень слабый ток.
— Интересно все-таки, что это был за шум «в виде жужжанья низкого тона», из-за которого твой прадедушка бросил интереснейший опыт и побежал в соседнюю комнату? — склонившись над рукописью Александра Пафнутьевича, проговорил Николай. Он сказал это только для того, чтобы хоть чем-нибудь отвлечь товарища от мрачных мыслей.
Но Сергей рассердился.
— Причем тут какой-то шум! — с досадой сказал он.
— А при том, — ответил Николай, — что все явления в природе, как тебе известно, находятся во взаимосвязи — при объяснении неизвестных явлений или каких-либо процессов надо всегда помнить об этом.
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент оба студента вдруг отчетливо услышали слабый шум, какое-то гудение низкого тона.
— Вот и к нам в лабораторию проник подозрительный шум, — пошутил Николай. — Следовательно, по примеру Александра Пафнутьевича, нам пора кончать опыты… — И он прощальным взглядом окинул лабораторным стол.
То, что он увидел, было невероятным! Стрелка измерительного прибора, до сих пор указывавшая на присутствие тока всего лишь в тридцать три миллиампера, вздрогнула и, быстро набирая скорость, поползла по шкале.
Через какую-нибудь долю секунды стрелка ушла за шкалу и даже с легким щелчком стукнулась об ограничитель — настолько сильным оказался электрический ток, который неожиданно начала вырабатывать термобатарея.
— Ты видишь?! — радостно закричал Сергей, бросаясь к столу.
— Вижу… Совершенно невероятное дело… — пробормотал Николай, оставаясь от изумления на месте.
— А ты не верил! Э-э-эх, ты!
— Действительно… Да я и сейчас просто не верю. Вдруг ни с того ни с сего… Как-то странно все это.
— Николай! — торжественно провозгласил Сергей. — Ты присутствуешь при гениальном открытии! Понимаешь? Теперь я покажу этим скептикам!
— Подожди радоваться, чудак! Надо сначала разобраться, отчего так получилось. Странно ведь, что ни с того ни с сего, — пробовал успокоить своего друга Николай.
— А мне все равно, отчего получилось! Разберемся потом. Важен сам факт. Понимаешь? Повторяю: я… то есть мы сделали открытие. Это ведь самое главное! Понимаешь?
— Может быть, сообщить о случившемся Виктору Николаевичу? Он поможет нам разобраться.
— Ни в коем случае! Я не согласен! — горячо запротестовал Сергей. — К чему его тревожить в такое позднее время? Это неудобно… И вообще имей ввиду, что я запрещаю говорить до поры до времени кому-либо о результатах опыта. Все должно оставаться в секрете. У меня на этот счет особые соображения…
В это время в дверь постучали. У порога появился Валя и провожавший его усатый вахтер из институтской охраны.
Сергей быстро выключил измерительный прибор.
— Сережа! Знаешь, что случилось? — начал Валя, робко переступая порог. — Стол-то исчез из сарая нашей бабушки… И никто не знает, куда он девался. А на полу мы нашли вот этот кусочек, оторванный от рукописи. Ты прочти. Тут всего несколько строк насчет изобретения… — Валя подал брату измятый и грязный клочок бумаги.
Сергей молча взял обрывок. Вот что с большим трудом ему удалось разобрать:
«…теряя самообладание. И хорошо сделал, что не покинул своего поста немедля после случившегося со мной. Именно благодаря этому, как говорится — по горячему следу, мне удалось уяснить, что успех моего опыта зависел еще и от внешнего воздействия — влияния через довольно толстую каменную стену так же, не обрати внимания на странный шум, я бы не узнал и не увидел…»
— Куда же девался стол? Мне обязательно нужно достать остальные страницы, — строго сказал Сергей, обращаясь к Вале.
— Товарищи! — вмешался вахтер. — Уже время кончать работать. Давно пора! Чего это вы сидите так поздно? Не полагается!
Что же произошло на даче у бабушки, Полины Александровны Чиликиной? Каким образом старинный письменный стол, очень ветхий, со сломанной ножкой, малопривлекательный с виду, вдруг исчез из сарая, в котором он простоял много лет? Кому мог понадобиться этот музейный экспонат?
Рано утром, за завтраком, перед тем как отправиться к бабушке, Вале пришлось выслушать, как старший брат, волнуясь, объяснял матери необыкновенно важное значение обнаруженных вчера документов.
Вера Михайловна, которая хорошо знала, что Сергей склонен к преувеличениям, не перебивала сына. Слабо разбираясь в электротехнических проблемах, она не считала себя вправе спорить с Сергеем. Едва заметно улыбаясь, она молчала и лишь тогда только, когда Сергей принялся развивать теорию о «наследстве» изобретения, строго взглянула на сына и сказала:
— По-моему, в этом вопросе ты что-то путаешь. Почему изобретение прадеда ты хочешь считать именно своим наследством?
— В самом хорошем смысле этого слова, мама! Я же не говорю о наследстве как о ценности, принадлежащей только мне! — забеспокоился Сергей, ставя на блюдце стакан с чаем. — Обстоятельства складываются так, мама, что только мне полагается довести до конца дело прадедушки. Кроме того, всякое открытие или изобретение можно легко скомпрометировать, если отнестись к нему по-казенному. А я буду бороться за его реализацию от всей души! Это же так естественно!
Валя молча слушал разговор старшего брата с матерью и торопился поскорее допить чай: надо было немедленно отправляться на дачу к бабушке и достать из письменного стола оставшиеся там страницы.
Однако случилось так, что свое намерение Вале не удалось выполнить сразу. Виноватыми в этом оказались Ваня Курочкин и Петя Побединский — ровесники и друзья Вали, которых он встретил на дворе.
— Ты куда? — заинтересовался Петя Побединский, круглолицый рыжеватый мальчик с наголо остриженной головой, племянник заведующего учебными лабораториями Виктора Николаевича Побединского.
— Ого! Если бы ты только знал! — таинственно ответил Валя.
— За мороженым? — высказал предположение Ваня Курочкин, сын уборщицы Степаниды Афанасьевны, мальчик широкоплечий и коренастый.
Валя хотел было молча последовать дальше, чтобы подчеркнуть таким образом необычайную важность дела, по которому он торопится, но ему стало жаль своих друзей.
— Вы, ребята, не сердитесь, — начал он дружелюбно. — Дело очень серьезное. Тут вчера такое произошло… Одним словом, я сделал одно историческое открытие. Только это пока что тайна!
— Какое? Историческое? — заулыбался рыжеволосый Петя.
— А что ты смеешься?!
— А что же мне, плакать, что ли?
— Не ссорьтесь, ребята, — примирительно вставил Ваня.
— Ты что, хочешь, чтобы я рассказал, в чем дело? Да? — сказал Валя. — Но я же говорю тебе, что это тайна!
— И никакой тайны у тебя нет, и ничего ты рассказать не можешь! — насмешливо ответил Петя, пожимая плечами.
— Ах, не могу? Хорошо! Так вот: я вчера в сарае у бабушки нашел в старом письменном столе такой исторический документ, что о нем… ты сам скоро услышишь! — не выдержал Валя. — Его написал наш прадедушка. Знаменитый изобретатель. Там такое описывается… такое… да что с тобой говорить! Одним словом, важное изобретение! Вот. Соображаешь?.. А сейчас я опять иду на дачу к бабушке, чтобы хоть весь стол сломать, а достать из него оставшиеся там страницы… — закончил Валя, понижая голос и настороженно оглядываясь по сторонам.
— Вот это интересно! — уже совершенно другим тоном заговорил Петя, вынув руки из карманов и почему-то скрестив их на груди.
— А что за изобретение? — деловито спросил Ваня. Он очень любил технику и интересовался сущностью изобретения. Ему было досадно, что Валя так и не может толком все объяснить. Петю же Побединского, с огромным удовольствием читавшего всевозможные приключенческие повести, волновало лишь само происшествие, и он расспрашивал главным образом о том, как было устроено потайное отделение в столе.
— Ты уверен, что, когда ты доставал бумагу, за тобой никто не следил? — мрачно спросил он.
— Нет, никто.
— И все-таки нам придется пойти с тобой. Мало ли что! Ты даже не представляешь, какие опасности могут встретиться на твоем пути! — продолжал Петя.
— Какие?
— Всякие! — категорически заявил Петя. — Ты же говоришь, что это важные документы, значит, за ними могут охотиться преступники, которые хотели бы завладеть этим ценным изобретением, — фантазировал Петя. — Тебе, Ваня, придется зайти домой и взять Кудлу. Без собаки отправляться нельзя. Может быть, нам придется идти по следу! Да, моя большая лупа у тебя? Возьми обязательно! Шерлок Холмс в таких случаях никогда не расставался с лупой…
Ребята направились к дому Вани Курочкина, чтобы, по совету Пети, захватить собаку и лупу. Валя понимал, что все это только лишняя потеря времени, но Петя умел даже самому обычному делу придать оттенок игры с тайной и приключениями, и потому с ним было весело.
Черного и кудлатого щенка Ване подарила позапрошлой весной Петина тетя, жена заведующего учебными лабораториями Побединского, Вероника Аркадьевна. Ваня не очень симпатизировал этой женщине. Она носила слишком пёстрые платья, говорила как-то в нос и плохо произносила букву «р». По глубокому убеждению Вани, неумение произносить букву «р» было у нее действительно от природы, а что же касается произношения в нос, то Ваня уверял, будто бы Вероника Аркадьевна просто «ломается», потому что он слышал, как она кого-то ругала совершенно естественным голосом.
Вручая Ване свой подарок, Вероника Аркадьевна объяснила, что щенок очень породистый, и посоветовала назвать его каким-нибудь красивым и звучным именем — например, Гиацинта. Однако, несмотря на все старания Вани и его товарищей, имя Гиацинты почему-то не воспринималось глупым щенком. Как-то мать Вани, замахнувшись на Гиацинту мокрым веником, ни с того ни с сего обозвала ее «Кудлой». С тех пор эта кличка прочно утвердилась за ней: на нее она откликалась с большой охотой.
Завидев ребят, Кудла пришла в буйный восторг. Она прыгала и пыталась лизнуть кого-нибудь в лицо, как будто заранее предвкушала интересную прогулку.
Ребята совсем было собрались отправиться в путь, но Петя вдруг вспомнил, что ему обязательно надо забежать домой и предупредить тетю: она всегда очень сердится, когда он уходит далеко без спросу. Пришлось возвращаться обратно к учительскому корпусу.
Все эти задержки начинали уже беспокоить Валю. Ведь нужно торопиться на дачу к бабушке, а он болтается с товарищами по парку уже более часа! Но он, конечно, не мог предвидеть, что последствия всех этих задержек могут таким роковым образом повлиять на исход экспедиции за историческими документами, иначе он бросился бы бежать к бабушке один со всех ног.
Наконец ребята вышли через калитку из парка и направились мимо поселковых домиков к виднеющемуся невдалеке лесу. Впереди бежала Кудла, помахивая свернутым в колечко пушистым хвостом.
В тенистом и прохладном лесу пришлось тоже чуточку задержаться. У Пети появилось желание проверить, хорошо ли Кудла ищет по следу среди березовых стволов и ореховых кустарников. Во дворе и в парке, в котором росли только сосны, она проделывала это неплохо. Ваня принялся спорить с Петей, защищая честь своего пса и доказывая, что любая перемена обстановки не должна ничего изменить, если только собака обучена хорошо.
Несмотря на протесты Вали, тут же стали производить опыты. Ваня закрывал глаза вырывающейся Кудле ладонями, а Петя убегал далеко в чащу леса, делая сложные зигзаги между кустами, и там прятался. Вслед за этим по команде Вани: «ищи!» — Кудла бросалась по следу, низко опустив голову, учащенно посапывая и отфыркиваясь. Неизменно она находила Петю, который поджидал Кудлу, скрестив руки на груди.
Проверка повторялась несколько раз, пока, наконец, Петя не согласился, что у Кудлы есть нюх.
— Замечательный нюх! — торжественно проговорил Ваня, похлопывая собаку по мохнатой спине.
— С такой действительно не пропадешь, — согласился Петя.
— Ребята, пошли скорее! — взмолился Валя.
Ребятам предстояло перейти через мостик, устроенный из трех бревен в том месте, где ширина маленькой речушки Пигалицы не превышала нескольких метров. С одного боку узенького мостика были перила из крупных, плохо обтесанных жердей, заметно лоснящихся там, где за них чаще всего держались руками. На середине мостика стояла босая девочка лет десяти, в коротком красном платьице, и тихо всхлипывала.
— Ребята, девчонка плачет! Надо это… утешить! — сказал Петя.
— Кто обидел? — деловито спросил Ваня.
— Свечи урони-ии-ла… Утонули они… — всхлипнула девочка.
— Как же утонули? — удивился Валя. — Восковые и парафиновые свечи не тонут, это я сам видел.
— А у меня были железные свечи… в газету завернутые…
— Ребята, она сошла с ума! Наверно, от горя. Вы же слышите, что она говорит про железные свечи. Разве такие бывают? — авторитетно заявил Петя. — Ну, утешайся скорее, а то нам некогда.
— Бывают железные… — снова всхлипнула девочка. — У меня отец на грузовике шофером работает, а там железные свечи для мотора… Папа послал меня за ними в город, а я вот… уронила, и теперь они утонули… — и принялась вытирать глаза красной косынкой.
— Уже утешается, можно идти, — заметил Петя и направился было дальше. Но Ваня решил принять более близкое участие в судьбе затонувших автомобильных свечей.
— Сколько было? — деловито спросил он и, получив ответ, что четыре, принялся торопливо раздеваться, что бы лезть в воду.
Его примеру последовал Валя: он тоже начал снимать рубашку. Петя понял, что не может отстать от товарищей, уже спускавшихся к воде. Однако перед тем как раздеться, он счел нужным заявить незнакомке:
— Вот что… Ты тут временно не реви. Потому что мне придется от тебя отойти.
— Дело, ребята, не шуточное! Без свечей ни один автомобильный мотор работать не может. Разве только дизельный… — понизив голос, от чего он стал чуточку сиплым, проговорил Ваня, влезая в воду.
Поиски затонувших свечей заняли более часа. Дно было илистым, и даже самое легчайшее прикосновение к нему вызывало столько мути, что вода становилась совершенно непрозрачной. Приходилось ждать, пока медленное течение унесет взбаламутившуюся воду. Больше всех портил дело Валя. После того как он нырял, вода становилась особенно мутной. Мимо, через мостик, проходили люди и нередко вслух удивлялись, почему мальчики выбрали такое неудобное место для купанья.
Наконец общими усилиями свечи были найдены.
Дальше шли уже вместе с девочкой, так как оказалось, что она живет тоже в Красильникове.
Девочка, которую звали Машей, вначале очень боялась Кудлы и пряталась от ее настойчивых попыток познакомиться поближе за спины ребят. Но вскоре, убедившись в миролюбивых намерениях собаки, сама начала заигрывать с ней, размахивая красной батистовой косынкой. Кудла решила, что если уж играть, то играть надо как следует, и, вырвав косынку из рук Маши, помчалась с ней по полю.
Несмотря на все старания, Кудлу долго не удавалось поймать. Не помогали даже грозные окрики Вани. Трепать в зубах развевающийся по ветру кусок красной материи собаке, видно, понравилось настолько, что она даже забыла о своей дрессировке. Она успокоилась лишь тогда, когда ребята остановились возле грузовой автомашины — уже совсем рядом с Красильниковым.
Маша узнала по номеру грузовик, на котором работал ее отец. Ее смутило то обстоятельство, что в кабине автомашины, стоящей на обочине проселочной дороги, никого не было.
Ребята начали осматривать машину со всех сторон, строя различные догадки и предположения.
— Вероятно, закипел радиатор и твой отец пошел с ведром за водой, — заявил Ваня, с видом знатока ощупывая нос грузовика.
Петю интересовало, что находится в кузове.
— Наверно, очень ценный груз. — предположил он. — Если бы было какое-нибудь барахло, то его не стали так тщательно прикрывать брезентом. Ведь дождя-то нет!
Его любопытство было столь велико, что он даже поднялся на подножку кабинки водителя и заглянул в кузов через борт: с этой позиции видна была щель между складками серовато-зеленого брезента. Возмущенный Валя стащил его вниз с подножки за ногу.
Маша заявила, что она останется у грузовика ждать отца. Ребята простились с ней и тронулись дальше. Теперь они были близко от цели своего путешествия: всего в ста метрах, не более, начинались первые постройки местечка Красильниково.
Вскоре, оставив своих товарищей у калитки, Валя торопливо вошел в хорошо знакомый домик. Он нашел бабушку дремлющей в кресле с полузакрытыми глазами.
— Давненько ты не был… — пробормотала старушка.
— Вчера был, бабушка! Вчера! Вы еще собирались мне столик подарить! — прокричал Валя.
— И правда вчера… Вот память, прости господи… А столик-то уже успели отремонтировать?
— Как — отремонтировать? — удивился Валя.
— Вот видишь, милый, как память меня подводит… Столик-то увезли только что, а я уже спрашиваю…
— Какой столик? Кто увез? — прокричал Валя. — Я говорю про тот, что стоит в сарае, бабушка!
— Как пришел сюда столяр… да начал спрашивать про тот письменный стол, что в сарае стоит, так я сразу же поняла, что он прислан от вас… Вспомнила, что обещала тебе подарить…
Валя замер от неожиданности и удивления. Все это было очень странно…
— Кто увез столик, бабушка? Кто? — заволновался Валя.
— Чего ты кричишь… Чай, не глухая… Несмышленый какой ты, прости господи… Еще Василисы Егоровны дома не было, так я попросила его самого сходить в сарай… Да он совсем недавно уехал… Небритый такой, в гимнастерке… А Василиса Егоровна так и не приходила…
Сколько ни пытался Валя узнать еще какие-нибудь подробности об этом очень странном происшествии, ничего не получилось.
Полина Александровна уже устала, ее клонило ко сну. Так бабушка и не смогла рассказать Вале о том, как утром, когда она, по обыкновению, дремала в своем мягком кресле, на пороге комнаты появился незнакомый ей человек, плохо выбритый, в сапогах и гимнастерке военного образца, подпоясанной широким ремнем.
— Извините за беспокойство… Я пришел к вам насчет письменного стола, — проговорил он сиплым голосом, с любопытством оглядывая комнату.
— Что, милый? — удивилась старушка.
— Просили заехать насчет стола! Где его можно посмотреть?
Полина Александровна тихонько закивала головой. Она вспомнила и сообразила, в чем дело; это, конечно, человек, присланный от Синявиных за письменным столом, который она пообещала подарить.
— Вот какая оказия, прости господи… Домработницы-то нет дома… Помочь тебе некому… — вслух забеспокоилась старушка. — Стол в сарае… Вот не знаю, заперт он или нет…
— Тогда, может быть, вы разрешите посмотреть?
— Иди, милый… Иди посмотри… А если сарай не заперт, то и забирай стол… Зачем тебе терять время… Василиса Егоровна только к обеду вернется… Наверно, сарай открыт… Он у нас днем обычно не запирается…
— Значит, договариваться сейчас не будем? Так доверяете? — спросил человек в гимнастерке, удивленно и немного подозрительно взглянув на старушку.
Но Полина Александровна или не расслышала, или не поняла вопроса. Короткий, только что произошедший разговор достаточно ее утомил, и она лишь шевельнула рукой, указывая, что посетитель может идти…
Ничего этого старушке так и не удалось рассказать внуку.
Валя сделал еще одну робкую попытку поговорить с бабушкой, но, убедившись, что это совершенно бесполезно, прокричал над самым ее ухом:
— Я домой пойду, бабушка! До свидания!
Валя нашел своих друзей возле калитки. Тут же вертелась и Кудла с красной косынкой в зубах. Когда она успела возвратиться к грузовику и совершить это черное дело, ребята и не заметили.
— Стол исчез! — сообщил Валя мрачно.
Некоторое время ребята молчали, пораженные этой новостью. Первым заговорил Петя.
— Я предупреждал вас! Я говорил! — возбужденно ораторствовал он, победоносно поглядывая на товарищей. — Стол похищен преступниками! Они, конечно, охотились за этими ценными бумагами, которые были в столе…
— Не мешало бы обследовать сарай на всякий случай, — заметил Ваня.
Это предложение показалось Вале вполне разумным. Может быть, бабушка что-то путает и стол благополучно стоит в сарае на прежнем месте!
Но бабушка на этот раз ничего не напутала: стола в сарае не было. Лишь запыленные склянки, гитара с разломанным грифом и рваный овчинный полушубок валялись рядом с тем местом, где еще так недавно стоял таинственно исчезнувший стол.
Немного освоившись с полумраком, Валя заметил на полу обрывок какой-то бумаги. Он решил, что это, может быть, клочок рукописи, и на всякий случай спрятал в карман. Затем Валя подошел к стене, у которой он поставил вчера отскочившую от стола деревянную планку с резными украшениями на одной стороне. Она оказалась на месте. Валя решил, что ее, конечно, необходимо взять с собой, так как она может пригодиться при ремонте стола, если, конечно, он найдется.
Возвращаться домой ребята решили прежней дорогой. Мало вероятности, что грузовик все еще стоит на прежнем месте. А Маша продолжает поджидать возле него своего отца. Но ведь надо же попытаться вернуть ей косынку, украденную Кудлой!
Машины на обочине дороги не оказалось. Но когда ребята проходили мимо того места, где она раньше стояла, Петя вдруг остановился, хлопнул себя изо всех сил ладонью по лбу и торжественно произнес:
— Ребята! Знаете, что я вспомнил? Ой-ой-ой! Ну-ка, Ваня, дай-ка сюда эту планку!
— Чего ты? Говори толком, не ойкай! — недовольно проговорил Ваня, протягивая ему планку от стола.
— Клянусь чем хочешь… — произнес Петя, внимательно осмотрев планку и даже для чего-то понюхав ее, — клянусь чем хочешь, на этом грузовике я видел тот самый стол, который мы ищем, — помните, когда я еще заглянул под брезент? Я тогда подумал, что это какой-то ящик, но теперь я точно припоминаю, что это был стол как раз под цвет этой планки. А теперь мы упустили похитителей, и след их может быть навеки потерян, — закончил Петя.
— Вечно ты со своими фантазиями! — недовольно проговорил Ваня. — «Похитители», «Потерян след»! — передразнил он Петю. — А я думаю, что на этом грузовике стол и отвезли к нам в институт. Вот и всё.
Однако, когда ребята вернулись домой, выяснилось, что подозрительность Пети была на этот раз не напрасной. Стола, посланного бабушкой в подарок, в квартире Синявиных не оказалось. И Валя немедленно пошел разыскивать Сергея, работающего в лаборатории, чтобы сообщить ему эту новость.
Петя проснулся рано. Сквозь прикрытые ставни пробивался яркий солнечный свет. Петя поспешно сбросил одеяло и вскочил с кровати.
Быстро одевшись, он принялся торопливо расхаживать по комнате, наморщив лоб и о чем-то размышляя. По всему было видно, что Петя задумал дело необычайно серьезное и ответственное. Рассеянность, овладевшая Петей, была при этом столь велика, что он даже зацепил и опрокинул жестяную миску кота Гладиолуса, когда, стараясь не шуметь, пробирался через столовую, чтобы взглянуть на стенные часы и определить, сколько еще остается мучиться до завтрака.
Из спальни послышался недовольный, сонный голос тети Вероники:
— Что еще там такое?
Возвращаясь в свою комнату на цыпочках, Петя искренне пожалел, что он живет в настоящую минуту не дома, а у дяди. Дома все было бы гораздо проще! Можно было бы разбудить маму, потребовать завтрак и сразу же приняться за выполнение только что задуманного гениального плана. А в крайнем случае, раз дело такое серьезное и срочное, исчезнуть из дому, не позавтракав. Но здесь, у дяди, приходилось мириться со строгими порядками.
Отец и мать Пети были геологами. Этой замечательной и романтической профессией своих родителей Петя очень гордился. Еще бы! Ведь они почти каждое лето уезжают в далекие экспедиции, путешествуют по еще неизведанным пустыням, карабкаются по высоким горам, спускаются в глубокие ущелья, и, конечно, им приходится бывать в таких местах, где еще не ступала нога человека! Все это не обходится без разных приключений, рассказы о которых Петя очень любил.
Лишь одно неудобство было связано с этой замечательной профессией родителей. Чуть ли не каждое лето они оба уезжали и, несмотря на просьбы Пети, не соглашались взять его с собой. Вот почему Пете приходилось часто проводить лето у дяди.
Вообще тут было неплохо. Дядя и тетя относились к Пете, как к родному сыну. Только вот тетя, уж чрезмерно любящая чистоту и порядок, иногда, донимала Петю необычайно повышенными требованиями. Она чаще, чем полагается, заставляла мыть руки и каждый раз, когда Петя возвращался со двора, осматривала его костюм таким пристальным и подозрительным взглядом, что Пете действительно начинало казаться, будто бы его штаны очень грязные и требуют немедленной чистки.
Вот с дядей куда проще! Он всегда очень веселый, любит шутки, и с ним можно совершенно свободно говорить и советоваться по любым вопросам.
С трудом дождавшись завтрака, Петя со вздохом уселся за стол.
— Куда ты так спешишь? Хочешь подавиться? Ешь, как люди: игра от тебя никуда не уйдет, — заметила тетя Вероника.
— Очень важное дело… — невнятно проговорил Петя, с трудом пережевывая кусок булки.
— Это какое же? — заинтересовался дядя.
— Я придумал, как найти старинный стол… Тот, что вчера исчез вместе с документами… Его похитили преступные антиквары. Могу спорить! Валя рассказывал, что они давно за столом охотятся… один из них — небритый.
— Все понятно. Шерлок Холмс, исчезнувшее сокровище и все такое прочее, — улыбнулся Виктор Николаевич.
— И собаку возьмем… Кудла вчера, знаешь, какие чудеса показывала в лесу! Предмет для понюшки у нас имеется: это Машин платок! А у Машиного отца выясним, куда он отвез стол, а кроме того…
Петя, как видно, собрался тут же выложить свой тщательно разработанный план, но его бесцеремонно оборвала тетя. Прежде всего ей очень не понравилось слово «понюшка», принадлежащее, по ее мнению, к грубому жаргону. Дядя стал доказывать, что слово это не таит в себе ничего плохого и употребляется при разговоре в самом приличном обществе. Например: «пропал ни за понюшку табака».
— А что это у вас за непонятная игра? Почему надо искать стол? — подозрительно поглядывая на Петю, спросила Вероника Аркадьевна.
Только тут Петя сообразил, что его замечательный план может с треском рухнуть. Разве тетя Вероника отпустит его из дому, узнав, в чем дело? Петя так заволновался, что перестал даже на минуту жевать.
Но хорошо все-таки иметь такого дядю, который не только разбирается во всех тонкостях юной души своего племянника, но и согласен прийти ему на помощь в трудную минуту.
— Поиски исчезнувшего стола? Да что же ты, матушка, не знаешь разве? Это очень популярная в настоящее время детская игра. Что-то вроде знакомой тебе палочки-выручалочки, только еще более занимательная! — проговорил он весело, незаметно подмигивая Пете.
Однако, когда кончился завтрак и Петя на время остался с дядей наедине, разговор принял несколько другой оборот.
— Ты действительно собираешься вмешиваться в это дело? — тихо спросил Виктор Николаевич, внимательно глядя на племянника.
— А что ж тут такого особенного? — непринужденно ответил Петя, стараясь скрыть тревогу.
— Все дело в том, — продолжал дядя, — что Сергей Синявин обязательно поднимет, или уже поднял, на ноги всю милицию поселка, где живет его бабушка. Вот почему мне кажется, что ребятам неудобно вмешиваться в это дело… Еще позовут вас как свидетелей… к чему все это?
— Да мы незаметно… сами по себе… — дрогнувшим голосом сказал Петя. — Это будет вроде игры в сыщики, понимаешь? А потом, ведь нужно разыскать девочку Машу и вернуть ей косынку. Это даже наш долг. Разрешишь, дядя?
— Ладно, — помолчав, произнес Виктор Николаевич, не глядя на Петю. — Косынку, конечно, надо вернуть девочке…
Петя и Валя застали Ваню в кровати. Он лежал, заложив руки за голову, и мысли его, казалось, были далеко.
Ваня тоже проснулся очень рано, потому что находился под впечатлением вчерашних событий. Вчера вечером он вместе с Валей присутствовал при разговоре Сергея Синявина и Николая Карцева и узнал наконец подробности об изобретении прадеда Синявина. Проснувшись, Ваня размечтался о том, как, усовершенствовав и приспособив термобатарею для сельскохозяйственных работ, он привезет ее в далекую родную деревню…
Валя и Петя ворвались в его комнату как раз тогда, когда пораженные колхозники прислушивались к гудению молотилок и веялок, приводимых в движение электромоторами, работавшими от Ваниной термобатареи.
— Вставай скорей! Тут Петя такое придумал!.. — закричал Валя, стягивая с него одеяло.
— Кудлу сегодня уже кормили? — строго спросил Петя.
— Наверное, еще нет. А что? — ответил Ваня, одеваясь.
— Вот и хорошо, что не кормили. Пусть будет злее… А я, на всякий случай, взял для нее несколько кусочков сахара, — проговорил Петя, похлопывая ладонью по своему карману.
Спустя полчаса друзья по знакомой лесной тропинке направлялись к местечку Красильниково.
Впереди шел Петя с длинной палкой от стола, которую Валя нашел вчера в сарае. Вдохновитель и командир экспедиции Петя потребовал, чтобы Валя обязательно прихватил ее с собой для «понюшки». Планку эту командир нес под мышкой, наперевес, словно пику, изготовленную к бою.
За Петей следовал Валя. Больше всех огорченный исчезновением стола, он мало верил в какие-либо положительные результаты похода.
Шествие замыкал Ваня. Он хоть и гордился своей Кудлой и считал ее одной из умнейших собак, тем не менее втайне очень волновался: сумеет ли Кудла выдержать экзамен?
Что же касается самой Кудлы, та она совершенно не подозревала о такой важной роли, которая ей предназначалась, и беспечно бежала рядом, высунув язык и часто останавливаясь, чтобы обнюхать приглянувшиеся ей кусты или пеньки.
Вскоре друзья подошли к маленькому бревенчатому мостику, у которого они вчера повстречали девочку Машу. Петя обратил внимание на две бумажные лодки, медленно плывущие по течению. Одна из них совершенно размокла и держалась на воде боком.
— Смотрите, ребята! — весело проговорил Петя, не упускавший ни одного подходящего случая, когда можно было пофантазировать. — Эти два судна принадлежали, наверно, пиратам. Они потерпели кораблекрушение у необитаемого острова. Может быть, в их трюмах хранятся слитки золота!
— Опять ты сочиняешь… — недовольно пробормотал Ваня.
Любитель приключений, только что высоко оценивший проплывающие мимо суда, вдруг схватил камни и начал топить еле державшиеся на воде бумажные каравеллы.
Ребята перешли мостик и быстро направились вдоль берега.
Вот наконец и то место, где стояла грузовая автомашина.
— Начнем сразу. Отдыхать будем позже! — деловито скомандовал рыжеволосый начальник экспедиции.
Но, к сожалению, из того, что было «начато сразу», ничего не получилось. Как ни старался Петя тыкать в нос Кудле красную Машину косынку, сколько ни предлагал ей понюхать планку от стола, строго приговаривая: «Ищи! Ищи! Искать, Кудла! Искать!» — собака только доверчиво виляла хвостом и с удивлением посматривала на ребят. Потом, видно, вспомнив, что гонять по полю с косынкой в зубах не так уж скучно, она вырвала ее из рук Пети и помчалась в сторону поселка, высоко подпрыгивая на всех четырех лапах.
— Безобразие! — заявил Петя.
— Действительно, — хмуро согласился Валя.
— Я так и думал, что ничего не получится. Кроме предметов, нужен еще след, — заметил Ваня.
Однако начальник экспедиции не хотел сдаваться.
— Ребята, знаете что? — сказал он немного смущенно. — Давайте пройдемся по поселку и будем спрашивать, не знает ли кто девочку Машу, которая ходит в красном платье. А?
— Наверно, тут много их ходит в красных… — сказал Валя.
— И которых Машами зовут, тоже много, — добавил Ваня.
— Это ничего! — убеждал предводитель. — Переберем десять красных Маш, а на одиннадцатой остановимся, если узнаем, конечно… Только предупреждаю: дело это серьезное! Негодяи, которые утащили стол, легко могут догадаться, что мы разыскиваем… Не боитесь?
Петя хорошо знал, что его товарищи, конечно, «ничего не боятся», и потому им будет неудобно отклонить его смелое предложение.
На улицах поселка встречалось много девочек, но все они, как назло, были одеты в белые, светло-зеленые, голубые, коричневые и других цветов платья.
Когда же ребята спрашивали у них о Маше в красном платье, у которой отец шофер, никто про такую девочку ничего не знал.
Безрезультатно пробродив по улицам поселка более часа, ребята порядком устали. Все складывалось так, что задуманное дело приходилось бросать. А тут еще тучи затянули все небо. Вокруг стало темно и мрачно. На лицо уже падали первые капли дождя.
Но вот неожиданно произошла странная вещь. Проходя мимо одного двора, внутри которого виднелся старый, покосившийся домик, Петя обратил внимание, что у ворот стоит какой-то человек в синей гимнастерке, в галифе военного покроя и внимательно наблюдает за ним. Лицо человека было небритое и потому показалось Пете даже немного страшным. Может быть, это показалось еще и потому, что человек пристально и явно недоброжелательно глядел на Петю в упор.
Смелый и находчивый руководитель экспедиции отвернулся от настойчивого взгляда небритого человека и прошел мимо с таким видом, будто бы его это совсем не касается.
Однако позади вдруг раздался немного сиплый голос:
— Эй, ребята!
Мальчики остановились и оглянулись.
— Подойдите-ка сюда. Есть дело, — откашлявшись, угрюмо проговорил небритый.
— А что вам нужно, дядя? — робко спросил Петя, не двигаясь с места.
Человек медленно стал приближаться к ребятам.
— Да так, ничего особенного… — сказал он, подозрительно осматривая Петю. — Ты где живешь? Здешний? — спросил он, как показалось Пете, зловещим тоном и протянул руку к планке от стола, которую Петя держал под мышкой.
— Я… да… нет, собственно, мы тут к одной девочке пришли… в гости, — заволновался Петя.
— Так, та-а-ак… — угрюмо протянул незнакомец, забирая планку с резными украшениями. — А это откуда?
— Не знаем!.. Честное слово, не знаем!.. Нашли вот тут, недалеко… — дрожащим голосом почему-то начал врать Петя.
— Ага… Значит, нашли… Так, та-а-ак… Недалеко, говорите?
— Вы, может быть, думаете, что мы ищем чего-нибудь? — жалким голосом вдруг пробормотал Петя.
— Чего? — строго переспросил незнакомец.
— Ну может быть, вы думаете… — начал было Петя, но Валя дернул его за рукав, и он осекся на полуслове, не окончив фразы.
— От чего эта планка, мне хорошо известно, — продолжал сурово незнакомец. — Раз вы заявляете мне, что нашли, то я заявляю вам, что как раз ее ищу. Так что разрешите взять? В претензии не будете?
Не дождавшись ответа от оторопевших ребят, небритый человек молча повернулся и направился к своим воротам, унося драгоценную планку.
— Это он… это один из бандитов… антикваров, которые украли стол. Наверно, самый главный, — дрожащим от волнения голосом говорил Петя, когда ребята торопливо шли по улице, направляясь к даче Валиной бабушки. — Пусть бабушка поскорее позовет милицию, если Сергей не успел еще заявить! Все-таки мы сделали большое дело, обнаружив место, где скрывается этот бандит. Правда, ребята?
Ребята шли молча, на Петину речь никто не откликнулся.
— Я хорошо заметил, где он живет! — продолжал Петя. — Правда, все получилось здорово? Теперь уж они никуда от нас не уйдут. Я считаю, что нам просто повезло!
Но восторга начальника экспедиции, никто не разделял.
— «Здорово»! «Повезло»! — передразнил Ваня мрачно. — Эх, ты!
— Действительно, Петя… некрасиво получилось. — добавил Валя. — Зачем же ты ему планку отдал? Теперь у нас вообще ничего от стола не осталось. Разве у этого типа ее отнимешь?
— А насчет бандитов — это все твои фантазии.
— Конечно, а тут дело серьезное — не игра.
— А вы тоже хороши! Стояли как в рот воды набрали! Что же я, по-вашему, один должен был с ним драться? — защищался любитель приключений.
Только одна Кудла бежала рядом смирным и совершенно безразличным видом. Красную косынку Маши она давно уже где-то потеряла. Она и не подозревала, что встреча с незнакомым небритым человеком кончилась для ее друзей так плачевно.
Сергей Синявин и Николай Карцев торопливо вошли в кабинет начальника Красильниковского отделения милиции. За письменным столом сидел человек среднего роста в милицейской форме.
— Садитесь, товарищи! Что скажете? — проговорил начальник, продолжая быстро что-то строчить в блокноте длинным, остро заточенным карандашом.
— У нас очень важное дело! Очень важное! — отчеканил Сергей, присаживаясь на краешек заскрипевшего под ним стула.
Начальник мельком взглянул на посетителей и тотчас же снова принялся быстро писать.
— Я слушаю вас. Говорите! — бросил он.
— Товарищ начальник! Ведь я же объяснил вам, что дело у нас не личное какое-нибудь. Я попросил бы вас отнестись к нам более внимательно… — немного обиженно сказал Сергей.
— А вы не беспокойтесь, товарищ, я слушаю внимательно, — и на этот раз не отрываясь от блокнота, сказал начальник.
— Из сарая моей бабушки украден старый письменный стол… — сердито и громко проговорил Сергей, поднимаясь со своего места.
— Понятно… Украден… — машинально повторил начальник, внимательно просматривая исписанную им страницу.
— Старый, почти развалившийся и никому не нужный! — все так же громко добавил Сергей.
Удивленный таким заявлением, начальник отделения оторвался наконец от своих бумаг.
— Никому не нужный, говорите? Так зачем же его красть? — спросил он.
— У меня был прадедушка… — начал было Сергей, но задержался, видимо собираясь с мыслями.
— Это у каждого был, — нетерпеливо заметил начальник отделения, пододвигая блокнот.
— Товарищ начальник! — забасил Николай. — В этом столе находились документы!
— Очень важные для меня лично и вообще… Так сказать, невзирая на ветхость стола… и даже на то, что он простоял в сарае без всякого употребления много лет, эти документы лично мне крайне необходимы… вот, послушайте! — взволнованно начал Сергей.
Начальник снял телефонную трубку и начал набирать номер.
— Сергиенко, это ты? — закричал он. — Что, что?.. Так… Так… Не был говоришь?.. Ясно… Ясно… Да подожди ты! Я тебе позвонил по другому делу… — начальник повернул трубку так, что она, продолжая находиться возле уха, приняла горизонтальное положение, и обратился к посетителям: — Побыстрее говорите свой адрес и приметы стола…
Сергей вышел из кабинета начальника милиции совершенно неудовлетворенный. Ему казалось, что история с похищением стола должна необычайно обеспокоить и взволновать решительно всех. Что именно должны были делать эти взволнованные и обеспокоенные люди, Сергей не представлял, но то, как спокойно отнесся к этому, например, начальник милиции, казалось ему недопустимым.
А мама? Она отнеслась к сообщению об исчезновении стола совершенно без всякого волнения. Конечно, Сергей и не ждал, что она упадет в обморок или начнет метаться по комнате, но так, без малейшей доли хотя бы какого-нибудь испуга сказать, что тут, по-видимому, какое-то недоразумение, — это, знаете, тоже не дело.
Бабушке еще можно было простить: как ни бился Сергей, приехавший вместе с Николаем рано утром на дачу, старушка спокойно утверждала одно и то же:
— Отправила к вам с человеком, которого вы сами прислали. С него и спрашивайте.
Когда бабушка после пятиминутного разговора, по своему обыкновению, устала и от нее уже ничего нельзя было добиться, Сергей и Николай отправились в поселковое отделение милиции.
Сергею казалось, что тут-то уж сразу поймут всю необычайную важность происшествия и примут немедленно самые решительные и эффективные меры.
А на самом деле все получилось как-то буднично, начальник выслушал их между делом. По наблюдениям Сергея, он совсем не взволновался и не проникся приличным для подобного необычайного случая уважением. Поручил дело по телефону какому-то подчиненному и посоветовал посетителям справиться завтра.
Сергей решил написать подробное заявление. Тогда начальник почувствует больше ответственности. А то он, кажется, собирается отделаться шуточками…
Попросив у дежурного милиционера лист чистой бумаги, Сергей уселся за стол и принялся сочинять подробное заявление. Николай помогал ему.
Дело клеилось плохо. В приемную приходили люди, что-то спрашивали у дежурного и мешали сосредоточиться. Кроме того, дежурный милиционер, человек чуткий и доброжелательный, расхаживая по комнате, то и дело пытался вступить в разговор с обеспокоенными чем-то молодыми людьми.
— Это у вас права отобрали? — спрашивал он задумчиво, закуривая папиросу.
— Нет. Все наши права и обязанности при нас, — улыбаясь, отвечал Николай.
Вдруг дверь кабинета начальника неожиданно отворилась.
— А, вы еще здесь? — обрадовался начальник отделения. — Вот и прекрасно — ваш письменный стол, исчезнувший из сарая, уже обнаружен.
— Как? Так быстро? — удивился Сергей.
— Через час стол будет доставлен на дачу. О подробностях узнаете там же, у сержанта милиции Сергиенко. В случае еще каких-либо недоразумений — прошу заходить, — чуть улыбаясь, проговорил начальник отделения.
Ребята расположились на веранде бабушкиной дачи, притихшие и озабоченные. Узнав от бабушки, что Сергей и Николай ушли в милицию и должны вот-вот вернуться, ребята решили подождать их тут.
Валя уселся в плетеное кресло и, подперев голову обеими руками, задумавшись, смотрел в одну точку. Ваня устроился в углу, откуда сквозь яблоневые ветви, заслонявшие застекленную веранду, была хорошо видна бегавшая по саду Кудла.
Бабушка Поля терпеть не могла в комнате ни кошек, ни собак. В особенности собак. Когда-то, очень давно, собака загрызла ее любимого попугая. Вот почему Валя поспешил захлопнуть застекленные двери перед носом Кудлы, как только она попыталась его просунуть, завидев ребят.
Петя не находил себе места. Он то присаживался на краешек старого дивана, то со вздохом поднимался и начинал молча расхаживать, глубоко засунув руки в карманы, то снова садился.
— Возмутительно! — наконец нарушил он общее молчание. — Только подумайте, как они нахально действуют — мало того, что они завладели старинным столом, им еще потребовалась планка от этого стола, и они ее отнимают среди белого дня! Скорее бы Сергей привел сюда милицию — я им все расскажу.
— Да брось ты! — хмуро проговорил Ваня, поднимаясь и подходя вплотную к застекленным дверям. — «Они, они», а кто такие «они»?
— По-моему, антиквары, — задумчиво сказал Валя. — Стол — старинный и хорошей работы. Вот они и охотятся за ним уже давно. Мне бабушка рассказывала, сколько их приходило покупать стол. Конечно, она им не продала, потому что стол этот — память об отце. Вот они и решили украсть, знаете, какие сумасшедшие среди них бывают?
— А может быть, кто-нибудь пронюхал насчет изобретения? — высказал предположение Ваня.
Петя поднялся и снова начал расхаживать по веранде. Он был все-таки твердо уверен, что его настоящее призвание — это разгадывать тайны, загадочные истории, раскрывать преступления… Недаром же он прочел столько книг о гениальных сыщиках и хитрых бандитах, до поздней ночи просиживая над этими старыми замусоленными и потрепанными книгами, нередко без обложек и названий…
Не беда, что Петю и его товарищей постигла маленькая неудача. Не беда, что встреча с этим небритым незнакомцем окончилась столь плачевно. Разве на пути, самых отважных героев, искателей приключений, не возникали препятствия, разве их не постигали неудачи? В результате же герои всегда побеждали!
— Нет, прав все-таки Валя. Тут вся суть в антикварах… — наконец глубокомысленно изрек Петя. — Я еще раз все продумал. Я уверен, что это они украли стол. Главная их цель — похищать старинные вещи из музеев и сараев, а изобретение для них — ерунда! Вот посмотрите — они даже выбросят оставшиеся там страницы на помойку. Но я думаю, что не все еще потеряно. Правда?
Пете никто не ответил, и он снова уселся на свое место.
— Да, ребята, обидно будет, если конец описания изобретения так и пропадет, — вздохнув, сказал Валя. — Разве теперь снова изобретешь?
— А почему его нельзя изобрести заново? — вдруг оживился Ваня.
— Не так-то просто… — недоверчиво заметил Валя.
Петя собирался тоже высказать свое мнение по этому поводу, но вдруг сквозь стекла веранды он увидел нечто такое, отчего глаза его сделались круглыми, и он, раскрыв рот, только знаками мог показать ребятам, чтобы они посмотрели в сад.
Каково же было удивление ребят, когда они увидели, как через открытые ворота два человека вносят огромный письменный стол. Один из них, тот, что, оглядываясь по сторонам, пятился задом, был тот самый небритый, в синем костюме военного покроя, который час назад отобрал у Пети планку с резными украшениями.
— Стол… узнаю… он самый… — растерянно проговорил Валя.
— Вот это номер! — сказал Ваня, глянув в сторону Пети.
— Иш-шш-е! — зашипел Петя, обретший наконец дар речи. — Надо подслушать, о чем они говорят…
Ребята замерли, прижавшись к чуть приоткрытым дверям. Неизвестные разговаривали, стоя недалеко от крыльца.
— …и начинает стучать по пальцам. Стучит себе да стучит… — тихо говорил один из них, видно продолжая разговор.
— А случалось у тебя так, чтобы пальцы совсем хрустнули? — послышался сиплый, уже знакомый голос небритого.
— Это редко бывает. В моей практике не приходилось… — ответил собеседник небритого.
— Так ты можешь идти, — проговорил небритый, — тут я и сам справлюсь.
— Ладно… Посмотрю, нет ли дома стрекозы. Делать ей сейчас все равно нечего: можно будет послать. Пойду…
— Значит, все будет в точности, как мы уговорились! — крикнул ему вдогонку небритый.
— Запоминайте, ребята! — прошептал Петя. — Собирается куда-то послать какую-то стрекозу. Это, наверно, кличка их сообщницы…
— Выдумываешь ты все… — прошептал Ваня.
— Выдумываю? Да? Ты что, не слышал, как они о пальцах говорили? Не понял разве, о чем?
— По-моему, надо просто выйти и поговорить, — сказал Валя.
Послышались знакомые голоса. К небритому приближались Сергей к Николай.
— Вы будете товарищ Кудымов? — спросил Сергей, подходя к небритому, стоявшему у крыльца рядом со столом.
— Я, — послышался ответ.
— Как же так нелепо получилось? — продолжал Сергей. — Нам сержант милиции уже все рассказал, но мне хочется услышать объяснение еще и от вас. Вы знаете, как мы переволновались! Такой нелепый случай — даже придумать трудно!
— А что ж тут особенного! — откашлявшись, начал небритый. — Встречает меня на улице Василиса Егоровна, домработница, значит, и говорит: так, мол, и так — «решила моя хозяйка подарить своему внуку старый письменный стол, тот, что в сарае валяется. Зашел бы ты к нам, Кудымыч, да посмотрел, — говорит. — Нужно срочно этот стол подремонтировать». — «Хорошо, — говорю, — зайду на свободе».
— Так вы хотя бы потом сообщили, что взяли стол, — пробасил недовольным голосом Николай.
— Кому сообщать-то? — удивился столяр. — Ведь хозяйка сама велела мне взять стол из сарая, а теперь что ж получается? Приходит ко мне милиционер и спрашивает: «Ты взял стол из сарая на даче Чиликиных?» — «Я, — говорю, — ремонтировать взял». — «Почему без спросу?» — «Как же так?» — отвечаю. Ну и пошел разговор. Пришлось объяснять. Вообще за подобное подозрение любой человек в суд имеет право жаловаться. А я, как инвалид гражданской войны, контуженный в голову, в особенности… — закончил столяр с явной обидой в голосе.
— Вы уж простите, товарищ Кудымов! — забеспокоился Сергей. — Повторяю, что все получилось настолько нелепо — придумать трудно.
Ребята воспринимали разговор каждый по-своему. Валя весело улыбался, довольный таким благополучным исходом. Ваня немного насмешливо поглядывал на Петю, а Петя хмуро и явно подозрительно продолжал смотреть на небритого столяра, стоя в своей излюбленной позе, скрестив на груди руки.
— Работы тут было немного, — продолжал Кудымов. — Столярной — сущая мелочь! Вот только с лакировкой просто мученье! Политура старинная, такой теперь не подобрать. У меня сын в местной артели игрушек работает. Каких только у них лаков и красок там нет! Даже светящаяся в темноте краска имеется. А вот подобрать соответствующего лака так и не смог. Тоже самое с оторванной планкой. Разве такую резьбу по дереву возьмется теперь кто-нибудь делать? Хотел было ставить обыкновенную, гладко полированную, да вот случайно увидал у этого парнишки настоящую, от этого стола. Только вот непонятно: как она к нему попала? — закончил столяр, указывая на Петю.
— Товарищ Кудымов, — обратился Сергей к столяру, — вы не находили в столе… в нем должно быть небольшое потайное отделение… одним словом листы бумаги. Они-то как раз нам больше всего нужны.
— Как же! Особое отделение в правом среднем ящике действительно имеется. Секретер — по старинному названию. Был поломан — это верно, но я исправил, как полагается. Можете посмотреть.
— А бумаги, которые в нем лежали, вы, конечно, сохранили? — настороженно спросил Сергей, подходя к столу.
— Конечно! — с гордостью ответил столяр. — Все предметы, какие только оказались случайно неубранными, лежат вот здесь, в большом среднем ящике: это, значит, карандашная резинка, три большие пуговицы от пальто, две открытки, одна с видом вулкана Везувия, а другая с голубочками, — все в полной сохранности! Пожалуйста, посмотрите!
Небритый столяр взялся за резную деревянную ручку и быстро открыл ящик. Сделал он это небрежным движением, желая показать, что исправленный им ящик скользит в своих пазах гладко и совершенно легко.
— Все в порядке! — торжествующе проговорил Сергей, доставая из ящика хорошо знакомые листы плотной бумаги. — Но… Позвольте, что же такое? — забеспокоился он сразу же, перелистывая страницы. — Тут ничего не написано… чистая бумага… то есть как же так… это вся бумага? Больше не было?
— Точно, вся. Другой не было. И открыток только две: одна с вулканом, а вторая с голубочками, — ответил столяр немного обиженно.
К столу приблизился Валя. Он взял из рук брата пачку бумаги и принялся ощупывать ее точно так, как это делают покупатели, выбирающие в магазине материю.
— Ну что же ты молчишь? — не утерпел Сергей.
— Тут не вся бумага… Оставшаяся пачка была значительно толще, а кроме того, я видел, что страницы были исписаны, — заявил Валя, растерянно поглядывая то на брата, то на столяра.
— А зачем мне ваша бумага! Что вы, в самом деле, граждане! — сообразив, в чем дело, окончательно обиделся и вспылил небритый столяр.
Его возмущение было столь велико, что он, махнув рукой, повернулся и молча направился к выходу из сада. И, только вспомнив о расчете, остановился и сказал:
— Насчет денег, видно, придется зайти в другой раз, когда будет Василиса Егоровна, потому что с хозяйкой договариваться трудно, а вы тоже чудные люди… Да провались она пропадом, ваша бумага! Инвалида гражданской войны Кудымова весь поселок знает…
И еще раз махнув рукой, Кудымов быстро удалился.
— Ты хорошо помнишь, что в столе оставались исписанные страницы? Или, может быть, тебе это показалось? — строго глядя на младшего брата, спросил Сергей.
— Помню хорошо… Хотя нет, не совсем уверен… — забормотал Валя, насупив лоб. — Бумаги было больше, это точно… а может быть, мне тоже показалось…
— Растяпа! — со вздохом проговорил Сергей, швыряя на стол чистые и никому не нужные листы.
— Значит, выходит, что я все-таки прав! — заявил Петя.
— Насчет чего? — рассеянно спросил Сергей.
— А насчет того, что этот небритый дядька только делает вид, что он столяр, и притворяется простачком! — взволнованно заговорил Петя. — А на самом деле он не столяр и даже не антиквар… он просто из шайки обыкновенных бандитов…
— Что ты мелешь? — удивился Николай.
— А вот увидите, что я прав! — самоуверенно продолжал Петя. — Спросите Ваню и спросите Валю… Мы все слышали из засады, как этот «столяр» спрашивал у своего товарища: «хрустят ли пальцы, когда по ним стучат и они ломаются?» И у них есть сообщница — Стрекоза.
— Отстань ты со своими мальчишескими глупостями! Нам сейчас не до них! — раздраженно заметил Сергей, начиная быстро выдвигать и вставлять обратно подряд все ящики письменного стола.
— Пете все чудятся страшные тайны и всякие там загадочные истории — вот ему и обидно, что все кончилось так просто, — пояснил Ваня.
Он, конечно, не мог предполагать, что далеко еще не все кончилось и что в новых неожиданных событиях, последовавших в этот же день, юному любителю приключений — Пете — предстоит играть почетную роль.
Ребята возвращались с бабушкиной дачи прежней дорогой, вдоль речонки Пигалицы. После долгих поисков злополучного стола они порядком устали и потому плелись довольно медленно. Кроме того, сытный обед, которым их угостила бабушка, подействовал на всех умиротворяюще и создал благодушное настроение.
Приближался вечер, но жара еще не спала, и ребята, то и дело поглядывали на гряду темнеющего невдалеке прохладного леса, мечтая поскорее до него добраться.
Молчание нарушил Петя.
— А по-моему, ребята. — начал он, — дело все-таки обстоит не так просто. Этот небритый дядька — личность подозрительная. Во всем нужно еще как следует разобраться…
Его прервал Ваня. Засучивая рукава своей рубашки и с грозным видом приблизившись к Пете, он заявил, что ему надоели всякие фантазии и что пора этому положить конец.
— Оставь его в покое, — проговорил Валя, хватая Ваню за рукав. — Что ты пристаешь к нему? Не знаешь, с кем имеешь дело? Пусть думает как хочет.
Дальше опять шли молча. Однако рядом с лесом, там, где речушка Пигалица разливалась широко и ее песчаные берега были удобным местом для купанья, Петя предложил окунуться и немного полежать на песке.
Раздевшись, все трое с разбега бросились в воду, вздымая искрящиеся на солнце брызги. Петя притащил к берегу упирающуюся Кудлу и, ухватив ее за передние лапы, поволок за собой.
Накупавшись, ребята вышли на берег и улеглись на горячий песок, подложив под голову свои трусы и рубашки. Только Кудла, несмотря на уговоры, не хотела ложиться. Слоняясь рядом, она то и дело продолжала встряхиваться, и от мельчайших брызг, слетающих с ее мокрой шерсти, возникало радужное облачко.
Жара начала спадать.
Но ребятам не хотелось уходить от реки. Уж очень приятно было лежать на теплом песке и молча смотреть в голубое небо, где белые облака, обгоняя друг друга, принимали самые причудливые очертания.
— Вы не видали, ребята, — начал разговор Ваня, — как недавно над парком пролетел какой-то самолет? Так быстро, только — жжжж! — и нет его!
— Как стрела, — определил Петя, просеивая сквозь пальцы золотисто-желтоватый песок.
— Какая там стрела! Это раньше так говорили: летит быстро, как стрела. А теперь даже автомобиль может ехать по асфальтированной дороге быстрее, чем стрела, которую в древности пускали из лука. Это мне Афанасий Степанович говорил.
— Какой Афанасий Степанович? — спросил Петя.
— Афанасий Степанович Гром — мастер, который в институтских мастерских работает.
— А сделают когда-нибудь так, чтобы автомобиль летал? Вот едет себе по дороге, а впереди, предположим, разрушенный мост. Ра-а-аз!!! — Петя швырнул в Кудлу горсть песка, — и машина переносится по воздуху!
— Сделают, — убежденно сказал Ваня. — Обязательно сделают! Хочешь — она по земле идет, хочешь — под водой. И по воздуху может летать, как самолет и под землей пробирается, как крот, совершенно запросто…
— Про это тебе тоже Афанасий Степанович рассказывал? — спросил недоверчиво Петя.
— Может быть, и он. Не все ли равно… — ответил Ваня. Он собирался сообщить еще что-то, как вдруг из лесу, совсем рядом, послышался громкий и отчаянный лай Кудлы. Было такое впечатление, словно собака на кого-то нападает.
Ребятам показалось, что среди отрывистого тявканья они услышали чей-то жалобный голос.
— Что это значит? — встревожился Петя, вскакивая.
— Кудла! Кудла! Сюда! — закричал Ваня, но лай не прекращался.
— Бежим! Это неспроста! — скомандовал Петя, прыгая на одной ноге, а второй стараясь попасть в развевающуюся по ветру штанину.
Ребята помчались напролом через кустарники, по лесу, перепрыгивая через пни и ложбины.
Возле большого дерева они увидели прижавшуюся к нему девочку в красном платье. Ребята сразу же узнали в ней Машу. Она отмахивалась от Кудлы только одной рукой. Второй Маша прижимала к груди какой-то сверток.
Первым подбежал к Маше Ваня.
— Чего ты испугалась? — проговорил он. — Кудла же играет с тобой!
— Вот еще новость! — обиделась Маша. — Буду я еще бояться вашей собаки! Просто мне сейчас некогда с ней играть, а потом, она у вас противная и невоспитанная: мою красную косынку куда-то затащила, — закончила девочка очень спокойно, недружелюбно поглядывая на вырывающуюся из рук Вани Кудлу.
Валя принялся было очень подробно объяснять Маше, как он и его товарищи хотели вернуть ей красную косынку и как собака снова ее утащила, а затем потеряла, но девочка перебила его, заявив, что косынки ей совсем не жалко.
Маша присела на пень и положила рядом на траву свой бумажный сверток. Кудла тотчас же навострила уши и сделала попытку снова приблизиться.
Унять и отогнать собаку Ване удалось с большим трудом.
— А что у тебя в свертке? — заинтересовался Петя.
— Пальцы, — ответила Маша.
— Как — пальцы? Какие пальцы? — настораживаясь, спросил Петя.
— Вот какой ты любопытный! Объясняй ему еще, какие… Старые пальцы! Один совсем треснутый, — ответила Маша, хитро улыбаясь.
Петя вспомнил подслушанный разговор, небритого незнакомца в саду. В его воображении тотчас же возникли картины одна страшнее другой.
Но тут Кудла, пользуясь тем, что на нее никто не обращает внимания, подкралась к Машиному свертку и, схватив его зубами, помчалась, задрав хвост, через поляну, поминутно оглядываясь, словно приглашая девочку следовать за ней.
— Ой, держите ее! — закричала Маша.
Ребята дружно бросились за Кудлой. Однако догонять и ловить ее совсем не пришлось. В зубах собаки осталась только разорванная бумага, с которой она скрылась в кустах, а содержимое свертка вывалилось.
— На, полюбуйся на палец! — насмешливо проговорил Ваня, поднимая с травы и показывая Пете маленький цилиндрический столбик, на стальной и хорошо отполированной поверхности которого играли солнечные блики.
— Я, например, сразу сообразил, о каких пальцах идет речь, но решил посмотреть, догадаешься ты сам или нет…
— А как он мог догадаться? — спросил Валя. — Я, например, тоже не знаю, что это за штуки.
— Эх ты, Петька — Шерлок Холмс! — сказал Ваня. — Технику надо лучше знать, вот что! А то говорят тебе, например, «свечи», а ты, чудак, понятия не имеешь, что, кроме обычных восковых, существуют еще электрозапальные, для бензиновых моторов. Тебе говорят — «пальцы», а ты и думаешь, что они бывают только на руках. А это вот как раз стальной палец от автомобильного двигателя. Такие пальцы сидят в поршнях, что ходят внутри цилиндров мотора. Понимаешь? На пальцах держатся шатуны, которые вращают коленчатый вал. А еще, знаешь, что на поршнях находится? Кольца! Не подумай, что такие, какие твоя тетя носит.
— Откуда ты все это знаешь? — угрюмо спросил Петя. — Опять Афанасий Степанович рассказывал?
— А я в гараже видел, как разбирали автомобильный мотор. Пальцы в нем износились и начали стучать. А со стучащими пальцами ездить нельзя — мотор может совсем испортиться.
— Вот о чем и говорил твой небритый! — сказал Валя.
— Конечно, — подтвердил Ваня, — только мы тогда не догадались, потому что нам было ни к чему…
Когда все четыре пальца наконец были найдены, Маша завернула их в лопуховые листья и, простившись, ушла.
Собственно говоря, ребятам было с ней по пути. Но Петя заявил, что ему необходимо задержаться в лесу. На самом деле Пете было неловко перед Машей. Да и перед товарищами тоже. Что же это такое получается? Девчонка в технике разбирается больше его.
Усевшись на пне, на котором недавно сидела девочка, Петя задумался. Позже он неоднократно вспоминал этот момент и очень гордился тем, что не пошел с Машей. Действительно, если бы Петя не задержал ребят на полянке, то неожиданного происшествия, проливающего свет на историю с исчезновением документов, могло и не случиться. Увлекаясь и желая приписать себе более значительную роль, Петя даже уверял, что он будто бы «кое-что подозревал и предвидел» и только поэтому остался сидеть на пне.
А случилось вот что.
Петя молча сидел на пеньке. Ваня и Валя лежали рядом на траве, о чем-то тихо между собой беседуя. По полянке бродила Кудла все еще с остатками разорванной бумаги в зубах.
— Иди сюда, Кудла, — машинально позвал Петя.
Собака приблизилась.
— Брось эту гадость… — сказал Петя, поглаживая Кудлу по голове.
И вот тут-то произошло нечто совершенно неожиданное. Валя посмотрел на измазанный, замасленный и разорванный клок бумаги, валяющийся на траве, осторожно взял его в руки и сказал:
— Ребята! А ведь это, кажется… знаете, какая бумага?
— Какая? — с безразличным видом спросил Петя, вставая с пенька.
— Та самая! Старинная бумага из стола прадедушки. Посмотрите, какая она плотная! Сколько ее Кудла ни таскала, а все еще держится…
— Подожди, подожди… — заинтересовался Петя, помогая Вале расправить и сложить в одно целое разорванный и замасленный, исписанный карандашом лист.
— Почерк моего прадедушки! — волнуясь, проговорил Валя. — Да я же хорошо знаю эти страницы! Точно такие я вытащил из письменного стола… А потом мы вместе с Сергеем изучали…
— Аг-г-га!!! Значит, я был прав! Теперь верите мне? Верите? — заволновался Петя. — Что я говорил? Этот небритый — все-таки подозрительная личность. Он, конечно, и спрятал ценные бумаги, а стол вернул, чтобы… чтобы замести следы. Ясно? Нам надо действовать!.. Ребята!!! Я придумал! Ура! — завопил он вдруг так громко, что даже Кудла, лежащая рядом, подняла голову и, навострив уши, два раза тявкнула.
Не предупредив никого из домашних, Сергей Синявин, вернувшись от бабушки, ушел в лабораторию и заперся там.
«Конечно, очень обидно, что история с недостающими страницами записей прадеда кончилась неудачей. Но приходить в отчаяние не из-за чего, — решил Сергей. — Ведь первый же опыт с термобатареей дал такие блестящие результаты. Просто растяпа Валька все напутал с этим столом и меня поставил в дурацкое положение».
Сергей зажег спиртовку и приступил к наблюдениям за своей термобатареей. Стрелка измерительного прибора медленно поползла по шкале. Достигнув тридцати трех миллиампер, стрелка остановилась.
«Пока все идет правильно, — подумал Сергей. — Через несколько минут батарея сразу даст сильный ток.» Но прошло несколько минут, полчаса, час — стрелка прибора по-прежнему оставалась на цифре «тридцать три».
Уже совсем под вечер Сергея разыскал Николай, и они вдвоем принялись возиться с термобатареей, проделывая различные опыты — к сожалению, по-прежнему безрезультатные.
Быть может, потому, что в вестибюле лабораторного корпуса дежурил не слишком строгий вахтер, студенты засиделись совсем допоздна, дольше того времени, когда полагалось покинуть лабораторию. И нужно сказать: тут им определенно посчастливилось. В тот самый момент, когда оба собрались идти домой и Сергей уже наклонился к термобатарее, чтобы задуть голубое пламя спиртовки, странное явление, которое они наблюдали вчера, вновь повторилось.
Откуда-то издалека послышалось знакомое гудение, и стрелка амперметра поползла вверх. Термобатарея опять начала вырабатывать электрический ток большой силы.
— Я только этого и ждал… — нервным шепотом произнес Сергей, не отрывая глаз от круглого электроизмерительного прибора с блестящим никелированным ободом.
— Кажется, действительно на работу термобатареи влияет этот шум… Странно… — также шепотом произнес Николай.
— Да-да… Точно, как описано у прадеда, — не поднимая головы, сказал Сергей.
— Дело, как видно, серьезное…
— Конечно, серьезное! И очень несложное притом! Остается только узнать, что это за шум, влияющий на работу термобатареи, и величайшая проблема современной электротехники будет лежать у моих ног! Ключ уже у меня в руках! В сущности, теперь даже можно наплевать на недостающие страницы. Остается только поблагодарить прадедушку.
— Подожди! Чего это ты так непочтительно… — попробовал перебить своего товарища Николай.
Но Сергей не слушал его и продолжал все так же возбужденно:
— Ты только подумай, чем все это пахнет! Величайший переворот в электротехнике! Величайший переворот в электротехнике! Мое имя станет известным повсюду! Величайшая сенсация в научном мире!
— Перестань, наконец! С ума ты сошел! — не вытерпел Николай. — Перестань дурака валять! Давай лучше подумаем о деле… Я предлагаю сейчас же позвать сюда Виктора Николаевича.
Однако предложение Николая призвать на помощь заведующего учебными лабораториями, как и в прошлый раз, вызвало со стороны Сергея резкий протест.
— Сами разберемся. Обязательно разберемся сами! — заявил он твердо и решительно.
В этот момент прекратился откуда-то доносившийся шум и одновременно с этим резко уменьшился ток, вырабатываемый термобатареей.
Несмотря на позднее время, Сергей настаивал немедленно заняться обследованием причины шума, который появляется в тот момент, когда опытная установка начинает работать самым изумительным образом.
Николай понял, что противиться желанию своего товарища совершенно невозможно. Да, кроме того, неожиданный результат опыта, пусть кратковременный и очень странный, конечно, требовал к себе настоящего и очень серьезного внимания. Дело, в которое никто не верил, могло обернуться теперь совсем иначе.
И вообще было интересно, что все это значит. Почему примитивная и невзрачная на вид термобатарея, наспех построенная студентами, батарея, представляющая собой лишь чуть видоизмененный образец уже известных и вырабатывающая при нагревании лабораторной спиртовкой совсем слабый электрический ток, вдруг начинает работать ни с того ни с сего совершенно иначе? Неужели на нее действует в этом случае «что-то постороннее, находящееся за стеной»?
В том, что на работу электрического прибора может оказывать влияние «что-то постороннее», никакого отношения к этому прибору не имеющее, не было ничего сверхъестественного. Николай припомнил случай с французским физиком Бранли, описанный во многих учебниках физики.
В конце прошлого века молодой французский физик Бранли защищал диссертацию на ученую степень. Его научная работа была не слишком сложной и называлась «Электропроводимость порошков».
Бранли должен был изучить, как различные порошкообразные массы пропускают через себя электрический ток и какое при этом оказывают сопротивление прохождению тока.
И вдруг выяснилась совершенно невероятная вещь, показавшаяся в то время многим таинственной…
Как известно, металлы — это хороший проводник электрического тока. Одни из них лучше проводят ток, другие — хуже. В этом случае принято говорить, что одни металлы оказывают меньше сопротивления электрическому току, а другие больше. Физики давно измерили сопротивление всех существующих на земле металлов и составили специальную таблицу, которая так и называется: «таблица электрического сопротивления металлов». Выяснилось, что лучше всех проводит электричество серебро, а затем, чуть хуже, — красная медь. Делать электрические провода из серебра, конечно, невыгодно, серебро — драгоценный металл, поэтому стали изготовлять различные проволоки и электрические кабели из красной меди.
А как проводят электрический ток порошки из тех же металлов? Ведь порошок — это не сплошной металл, а тысячи мельчайших крупинок, соприкасающихся друг с другом. Электрическому току приходится в этом случае идти уже не по сплошной металлической массе, а преодолевать множество маленьких контактов между крупинками.
Изучением этого вопроса и занимался физик Бранли. Он брал стеклянные трубочки, насыпал в них различные порошки и, пропуская через них электрический ток, наблюдал с помощью электроизмерительного прибора, как этот ток проходит.
Почти в самом начале своих опытов физик столкнулся с очень загадочным и совершенно необъяснимым явлением. Он заметил, что металлический порошок, помещенный в стеклянную трубочку, ведет себя как-то странно. В одно время дня он плохо проводит электрический ток, а в другое — лучше. Ничего не менялось на лабораторном столе физика, к трубке с порошком никто не прикасался, не передвигал ее, а стрелка электроизмерительного прибора вдруг ни с того ни с сего в определенное время начинала качаться и указывать, что сопротивление порошка изменилось, через него уже проходит ток более сильный, чем несколько минут назад.
Физик стал брать для своих опытов порошки из самых различных металлов, и оказалось, что они почти все подчиняются этому странному закону: в определенные часы дня, на некоторое время, без видимой причины изменяют свое сопротивление.
В лабораторию молодого физика стали приходить многие ученые, чтобы собственными глазами посмотреть на это странное явление. Всех очень интересовал вопрос, — в чем тут дело. Что влияет на порошок? И почему именно в определенные часы? А самым таинственным казалось то, что в воскресные дни явления этого не замечалось.
Искать разгадку причины за стеной лаборатории, конечно, никому не приходило в голову, а она таилась именно там, вернее даже — за несколькими стенами старинного здания Парижской академии наук.
Как-то молодой физик, уже потерявший надежду найти объяснение этому загадочному явлению, просматривал в канцелярии толстую журнальную тетрадь, в которой велись записи всех опытов, производящихся по всем лабораториям академии. Перелистывая тщательно разграфленные страницы, он вдруг обратил внимание на интересное совпадение. Как раз в те самые часы, когда у него с порошками творилось нечто неладное, в другой лаборатории производились опыты с большой индукционной катушкой.
Трудно было поверить, что между порошком, мирно покоящимся в стеклянной трубке, и проволочной катушкой, находящейся за несколькими стенами, может быть какая-то взаимосвязь. Но часы, когда катушка работала, удивительно точно совпадали с явлением, происходящим в лаборатории молодого физика. И самое удивительное было то, что по воскресеньям, когда индукционная катушка, судя по графику, совсем не работала, с порошком ничего не происходило: его сопротивление было постоянным и не изменялось.
Взволнованный этим загадочным совпадением, молодой ученый направился в лабораторию, где стояла большая индукционная спираль.
В то время индукционная катушка, или, как ее иногда называют, индукционная спираль, была редкостью. Это теперь ее можно увидеть почти в каждом физическом кабинете средней школы. А там, где ее нет, учащиеся даже сами могут изготовить под руководством педагога этот несложный, но очень интересный физический прибор. С его помощью электрический ток от батареи или от электрической сети можно превратить в ток настолько высокого напряжения, что между проводниками с треском прыгают огромные фиолетовые искры — от десяти сантиметров до метра длиной. Просто маленькие молнии! А когда находишься рядом с работающей катушкой, то чувствуешь, как воздух насыщается озоном — точно так, как это бывает во время грозы в лесу или в поле.
Молодой ученый зашел в чужую лабораторию именно в тот момент, когда находившаяся там индукционная спираль работала. Он увидел, как огромные сине-фиолетовые искры с монотонным жужжанием сыплются на железный лист, лежащий на лабораторном столе. В комнате пахло озоном и чем-то жженым. Тут испытывали различные изоляторы: как они пробиваются очень высоким электрическим напряжением.
«Какая же может быть связь между этой искрой и лежащей совсем в другой комнате стеклянной трубкой с серебряным порошком?» — подумал физик.
Общими усилиями ученых, пришедших на помощь молодому физику, наконец удалось установить, что связь эта существует.
Оказалось, что электромагнитные волны, всегда образующиеся там, где проскакивает электрическая искра, проникают сквозь толщу воздуха, сквозь стены, сквозь стеклянную трубку, в которой заключен металлический порошок, и оказывают на него особое действие. Отдельные крупинки порошка как бы плотнее «слипаются» между собой, и весь порошок начинает значительно лучше проводить электрический ток.
С той поры стеклянная трубка, наполненная металлическим порошком, стала известна в физике под названием «трубка Бранли». С ее помощью можно было воспроизвести интересный физический опыт, показывающий влияние невидимых электромагнитных волн на проводимость металлического порошка.
Однако приспособить эту забавную трубку для каких-либо практических целей долго никто не мог. Да и не пытался даже! Только гениальный русский ученый, изобретатель радио Александр Степанович Попов обратил внимание на эту трубку, когда конструировал свой первый в мире радиоприемник.
В таком виде, как ее сделал Бранли, трубка для радиоприемника, конечно, не годилась. Попову пришлось сильно видоизменить ее и усовершенствовать. Но тем не менее русский изобретатель всегда отдавал должное заслугам французского ученого, труды которого могли приблизить исторический день изобретения радио.
Даже один этот интересный пример из истории техники, когда работа одного прибора оказывала влияние на работу другого, говорил о том, что в результатах опытов студентов не было ничего таинственного и неожиданного. Необходимо было только немедленно разобраться в том, что это был за шум, с появлением которого маленькая термоэлектрическая батарея неожиданно начинала вырабатывать очень сильный ток.
Оба студента понимали, что медлить нельзя, надо сразу же обследовать весь лабораторный корпус. Ведь «что-то», повлиявшее на результаты опытов с термобатареей, могло измениться. Если где-то, в одной из комнат здания, производятся какие-либо опыты или работает какая-нибудь машина, то уже час спустя или даже еще скорее люди могут уйти, и тогда очень трудно будет узнать, что именно повлияло на работу маленькой термоэлектрической батареи.
Но когда Николай снова предложил пригласить Виктора Николаевича, Сергей наотрез отказался.
— Вообще не следует привлекать лишнего человека к этому делу, — заявил Сергей.
— То есть как лишнего? Я тебя не понимаю! — возмутился Николай. — Заведующий учебными лабораториями — лишний! Ему хорошо известно, что сейчас делается во всем лабораторном корпусе, и вообще он может помочь нам разобраться.
— Все это верно. Но понимаешь… — Сергей остановился и продолжал уже немного смущенно: — Понимаешь, какое дело… Изобретение все-таки по наследству досталось мне от прадедушки… а дело, как ты видишь, получается очень серьезное… Появятся лишние люди, которых…
— Что ты за ерунду говоришь, Сергей! — пробасил Николай, насупив брови. — Откуда у тебя вдруг такое? Значит, и мне надо уйти!
— Нет-нет! — спохватился Сергей. — Ты мой друг. Ты уже помогал мне много… И вообще ты меня не так понял! Я сейчас нервничаю и потому, может быть, не точно выражаю свои мысли. Ну, одним словом, приятно, когда правнук изобретателя доводит дело своего прадеда…
Сергей запнулся, не зная, как закончить свою мысль.
— Ты действительно нервничаешь, — спокойно заметил Николай.
— Вот-вот! — обрадовался Сергей. — Я нервничаю еще потому, что нельзя терять ни одной секунды, а мы торчим тут без дела. Пойдем немедленно! Надо поскорее обследовать весь корпус…
— Только как это сделать?.. — задумался Николай. — Без разрешения Виктора Николаевича неудобно… И вообще я не могу представить себе, что в такой поздний час тут кто-то работает. Почти уверен, что все комнаты закрыты. Как мы в них попадем?
— Это как раз несложно. Надо пойти к дежурному вахтеру. Ключи он даст. Ему известно, что Побединский разрешает нам тут работать почти в любое время. Пойдем скорее! Сначала надо посмотреть, не открыты ли какие-нибудь комнаты…
Притворив за собой дверь, Сергей запер ее на ключ. Сделал он это тщательно, проверив несколько раз, хорошо ли держит замок.
Длинный коридор, под высоким сводчатым потолком которого редко горели маленькие лампочки, встретил студентов гулким эхом их собственных шагов.
Все двери были закрыты, только откуда-то издалека слышалось приглушенное ворчанье.
— А это что такое? — почему-то шепотом спросил Сергей, настораживаясь.
— Это снаружи… Давай подойдем к окну… — тихо пробасил Николай.
Через высокое окно в конце коридора был виден двор. Он слабо освещался несколькими лампочками, чуть раскачивающимися на столбах от ветра. Вдали, по асфальтированной дороге из города в институт, тянулись два острых луча, качающихся вверх и вниз. И каждый раз, как только они нащупывали растущие вдоль дороги деревья, листья вспыхивали серебристо-молочным светом, и затем быстро гасли и растворялись в темноте.
— Это грузовик приближается, он и шумит, — сказал Сергей по-прежнему шепотом.
Откуда-то издалека, по-видимому с нижнего этажа, послышались хлопанье дверей и чьи-то шаги.
— Мы ведем себя, как мальчишки. Надо или разбудить Виктора Николаевича, или идти спать, — недовольным голосом пробубнил Николай, отходя от окна.
Когда студенты спустились по лестнице со второго этажа, их встретил дежурный вахтер.
— Заработались, молодые люди! Я уже собирался идти вас разыскивать. Только что из двадцать седьмой и двадцать девятой комнат ушли, а вы последние остались на втором этаже, — проговорил он, зевая и побрякивая связкой ключей.
— Из двадцать седьмой и двадцать девятой только что ушли? — переспросил Сергей.
— Совершенно верно. Тоже засиделись неизвестно зачем… — ответил вахтер, зевнув еще раз. — Вот я и смотрю, — продолжал он, медленно направляясь к входным дверям. — С первого этажа — от двух комнат ключей еще нет. И во втором этаже — в одной еще занимаются. И для чего, скажите, это делается? Дня, что ли, мало?
— Товарищ дежурный, тут вот какое очень серьезное дело… — начал Сергей. — Мы работаем над одним важным изобретением…
— Понимаю, понимаю, — согласился вахтер.
— Нам немедленно нужны ключи от двадцать седьмой и двадцать девятой комнат, одним словом…
— Не понимаю. Вы же во втором этаже, в сорок третьей работаете?
— Видите ли, какое дело, — вступил в разговор Николай. — Мы только что наблюдали очень интересное и даже загадочное явление…
— Понимаю, понимаю… — утвердительно кивнул головой вахтер.
— Нужно посмотреть, что делается в комнатах на нижнем этаже. Обязательно! — заволновался Сергей.
— А вот этого не понимаю… — развел руками вахтер.
— Тут вот в чем дело, — продолжал Николай. — Между электрическими приборами иногда может существовать индуктивная взаимосвязь, даже на большое расстояние…
— Понимаю, понимаю, — моргая глазами, снова согласился вахтер.
— Значит, вы понимаете, зачем нам ключи от двадцать седьмой и двадцать девятой? — спросил Сергей.
— Нет, не понимаю. Вам разрешено работать только в сорок третьей, которая на втором этаже.
— Товарищ вахтер! Быть может, из этих комнат к нам на второй этаж попала какая-нибудь индукция: электрическая или электромагнитная… А может быть, какое-нибудь излучение…
— Все прекрасно понимаю! Всё!
— И я сын Веры Михайловны Синявиной, преподавательницы, работающей в институте. Неужели мне нельзя доверить ключи?
— А вот этого, дорогой товарищ, я не понимаю! Если вы сын преподавательницы, то по-вашему выходит, что можете нарушать существующие порядки? Так, что ли? Да будь тут хоть сын самого директора института, товарища Дудниченко, то я ему отвечу то же самое: не понимаю, да и всё!
Возвратившись домой, Сергей нашел на своем письменном столе Валину записку следующего содержания:
Сережа! Пишу тебе вкратце.
Эту страничку мы отняли у собаки Кудлы. А она отняла ее у девочки Маши. Машины стальные пальцы были завернуты в эту бумагу. Они потерялись, и мы их долго искали в траве. Тут и выяснилось, что Маша — дочь водителя грузовика, на котором перевозился бабушкин стол.
Валя.
Рядом с запиской лежал замасленный и порванный лист, у которого не хватало нескольких оторванных клочьев.
Разобрать написанное было необычайно трудно. То немногое, что Сергею удалось все-таки прочесть, оказалось малопонятным.
…он очень благоволил. Иван Филиппович всегда отличался точностью, аккуратностью и завидной памятью. Следовательно, оставить сей прибор без присмотра…
Дальше была вырвана часть страницы.
…железные листы нагрелись до такой степени, что когда я неосмотрительно прикоснулся к ним рукой, то от неожиданности…
Продолжение строчки было, видно, совершенно изжевано зубами собаки.
…А в первую голову то, как сохранить сей уникальный экземпляр, столь дорогой для Ивана Филипповича. Ведь его энергическая подготовка к Промышленно-художественной выставке, имеющей быть в Москве не позже…
Дальше можно было разобрать лишь некоторые слова:
«…кузнецы…» «престиж…» «…в будущем смелые, честные и любознательные потомки, умеющие бороться за справедливость…»
Сергей не стал будить Валю, как ему хотелось вначале, чтобы узнать от него подробности появления этой страницы. Раздевшись, он потушил свет и улегся спать. Слишком уж много волнений было за сегодняшний день.
Утром следующего дня Николай Карцев вошел в переднюю квартиры Побединского и остановился возле дверей в нерешительности.
Вероника Аркадьевна окинула его с головы до ног пристальным взглядом. Отметив с неудовольствием, что вошедший был без головного убора, без галстука, в ковбойке с засученными до локтя рукавами, Вероника Аркадьевна, не очень любившая, когда студенты приходили к ее мужу по какому-нибудь делу на квартиру, сухо попросила вошедшего подождать и скрылась за дверью.
Николай почувствовал себя неловко. Он был от природы очень застенчив.
В шумной компании товарищей Николай чаще молчал и редко пытался завладеть ее вниманием. Поэтому у людей, не знакомых с характером Николая, в первые минуты могло составиться представление о нем, как об очень необщительном человеке.
На свете существовала лишь одна компания, в которой Николай всегда себя чувствовал свободно и непринужденно, — это ребячья компания. Вот почему товарищи, наблюдавшие часто, с каким энтузиазмом разглагольствует Николай среди обступивших его подростков, говорили ему, что он по призванию педагог, а совсем не инженер.
Пока Николай стоял в прихожей, раздался еще один звонок. Вероника Аркадьевна открыла дверь и пропустила Ваню. Осмотрев внимательно его костюм, а в особенности начищенные до блеска ботинки, она предложила ему следовать дальше, в комнату Пети. По-видимому, Ваня, товарищ ее племянника, был в этом доме свой человек и порядки знал.
— Виктор Николаевич просит вас немного подождать, — сказала Вероника Аркадьевна Николаю. — Он очень занят. Пойдемте, я укажу вам место, где вы можете посидеть. — И она провела Николая в столовую, где он уселся на краешек мягкого кресла.
За дверью смежной комнаты слышался оживленный разговор Пети и Вани. Николаю очень хотелось пойти туда, но он не знал, можно ли это сделать без разрешения строгой хозяйки дома. Он обрадовался, когда дверь отворилась и оттуда высунулась рыжая голова Пети.
— Дядя Коля! Вы уже знаете, что с помощью Кудлы нам удалось обнаружить вчера еще одну страницу? — спросил Петя торжественно.
— Знаю, — ответил Николай.
— Значит, тут дело все-таки нешуточное! — продолжал Петя.
— Да как тебе сказать… — начал было Николай.
Но Вероника Аркадьевна, воспользовавшись небольшой паузой, спросила его:
— Отчего это наша молодежь любит ходить в ковбойках?
Николай улыбнулся, собираясь что-то ответить, но тут вмешался Петя.
— Тетя, а я знаю, почему! — сказал он, продолжая стоять в дверях. — Потому что ковбойку носят ковбои. В этом слове сразу чувствуется что-то такое… необыкновенное: пампасы, прерии…
— Ты так думаешь? Возможно, что ты прав, — проговорила Вероника Аркадьевна.
— А ты знаешь, — сказал Николай, — что «кау» в переводе на русский язык это «корова», а «бой» это «мальчик». Следовательно, слово «ковбой» обозначает «коровий мальчик». Иначе говоря, пастух…
Вероника Аркадьевна ничего не ответила и куда-то вышла. Что же касается Пети, то лингвистическое сообщение Николая его явно разочаровало.
В комнату вошел Виктор Николаевич. Поздоровавшись с гостем, он извинился, что не мог пригласить его к себе в кабинет, поскольку там еще не убрано.
— Невероятная вещь, Виктор Николаевич… — начал Николай, смущаясь и не зная, куда девать руки. — Термобатарея иногда как-то странно работает…
— В чем же заключается эта странность? — спросил Побединский, присаживаясь к столу.
— Дело в том, что она неожиданно начинает вырабатывать такую мощность, что стрелка измерительного прибора чуть не гнется. И все это происходит при очень странных обстоятельствах, в тот самый момент, когда откуда-то, из-за стены, слышится жужжанье.
— Жужжанье? — переспросил Побединский.
— Вчера это произошло, как и в первый раз, поздно вечером… Сидим мы… кругом тихо. Вдруг слышим, как где-то что-то жужжит. Я посмотрел на стрелку электроизмерительного прибора и увидел собственными глазами…
— Позвольте… — перебил Виктор Николаевич. — Значит, вы утверждаете, что ваша маленькая термобатарея начала вырабатывать более сильный ток, чем ей полагается? Действительно странно… Затем, вы говорите, что прибор действует только тогда, когда где-то вдали слышится какой-то шум. Так? Это уже совсем странно.
— Виктор Николаевич, — горячо заговорил Николай, которому показалось, что в голосе профессора прозвучали нотки недоверия, — взаимосвязь между работой термобатареи и отдаленным шумом, который появляется в здании, — кажется, на первом этаже, — совершенно очевидная вещь! К сожалению, была уже ночь и в лабораторном корпусе почти никого не было. А вахтер не разрешил нам обследовать здание…
Тихонько скрипнула дверь. Николай оглянулся и увидел сквозь щель между дверными створками Петю, который слушал разговор с расширенными от удивления глазами. Сзади стоял Ваня, очень серьезный и сосредоточенный.
— Какая же тут может быть взаимосвязь? На расстоянии… Через стены… — проговорил как бы про себя Виктор Николаевич. — И откуда мог проникнуть этот шум?.. Совершенно абсурдная вещь…
— Я вспомнил, Виктор Николаевич, открытие Бранли, когда за несколькими стенами работала индукционная катушка и влияла на проводимость металлических порошков, находившихся совсем в другой комнате. Ведь тогда тоже многим казалось таинственным и необъяснимым, что стрелка электроизмерительного прибора начинала ни с того ни с сего колебаться в определенные часы.
— Да, да… Это верно… — подтвердил Побединский. — Некоторым реакционным ученым того времени даже хотелось увидеть в этом явлении связь с господом богом, поскольку в воскресные дни оно не наблюдалось. А потом выяснилось, что индукционная катушка, находившаяся совсем в другом конце здания Парижской Академии наук, по воскресеньям не работала. История с открытием Бранли — вещь понятная, — продолжал Виктор Николаевич. — Просто в те времена люди плохо представляли себе, что такое радиоволны, и совсем не знали, что они влияют на металлические порошки.
— Значит, тут не радиоволны, а что-либо другое, — заметил Николай.
— Что другое? Вы же все-таки студент второго курса и, насколько мне известно, хорошо знаете физику. Что может быть другое? Космические лучи? Радиоактивное излучение? Во-первых, как они могут повлиять на работу термобатареи? Это же чепуха! А во-вторых, откуда им взяться в нашей учебной лаборатории? — рассуждал Побединский.
— В нашем веке, даже не очень давно, Виктор Николаевич, были сравнительно неожиданно открыты принципы радиолокации. И даже, я бы сказал, при некоторых странных обстоятельствах, — возразил Николай.
— Нет, позвольте, позвольте! Что вы подразумеваете под понятием «странные обстоятельства»? Давайте вспомним и разберемся…
Петя, на которого разговор о странном или таинственном всегда действовал возбуждающим образом, уже давно находился возле приоткрытых дверей и внимательно слушал. Рядом с ним стоял Ваня.
И ребята познакомились с интереснейшим эпизодом из истории техники.
Как-то изобретатель радио Александр Степанович Попов производил опыты на морских судах в открытом море. На одном корабле был установлен радиопередатчик, а на другом — приемник. Корабли удалялись друг от друга, снова сближались, и в течение всего этого времени радиосвязь действовала безотказно. Моряки, для которых в то время радиосвязь была новинкой, не могли нарадоваться, как быстро и четко передаются невидимые сигналы с одного корабля на другой. Но вот произошла досадная заминка. Радиосвязь вдруг оборвалась, и наладить ее никак не удавалось. Забеспокоились моряки: ведь любая связь годится в морском, а тем более в военно-морском деле лишь в том случае, когда она действует совершенно безотказно. Значит, непригодно для них изобретение Попова! Совсем недалеко друг от друга стоят корабли, а переговариваться не могут.
И вот тут Александр Степанович Попов обратил внимание, что между кораблями, на которых были установлены передатчик и приемник, проходит третий — бронированный крейсер.
Каково же было удивление Александра Степановича и всех присутствующих при опытах, когда радиосвязь восстановилась сама по себе, как только третий, случайно проходивший мимо корабль ушел дальше! Неужели он заслонял радиоволны и не позволял им достигнуть радиоприемника?
Пришлось с помощью сигнальных флажков позвать обратно ушедший в море крейсер и заставить его пройти прежним путем. Оказалось, что предположение Александра Степановича верно. Металлическая броня крейсера отражает радиоволны, словно зеркало свет. Изобретатель радио тут же сказал, что это явление можно будет использовать в будущем для того, чтобы в темноте и в тумане обнаруживать на далеком расстоянии вражеские корабли при помощи радиоволн, которые они отражают.
В то время радиотехника только зарождалась, и немедленно осуществить новую идею изобретателя радио было трудно. Но спустя много лет радиоинженеры вспомнили о ней — и вот при каких интересных и загадочных обстоятельствах.
Проводилось испытание маленьких коротковолновых передатчиков и приемников. Для такой работы нужна большая и ровная площадка. Радиоинженеры решили, что лучше всего воспользоваться большим аэродромом: места там много. И вот на одном конце аэродрома они установили радиопередатчик, а на другом испытываемый радиоприемник.
Вначале все шло хорошо. Аппаратура работала вполне исправно. Человек у радиоприемника сидел перед электроизмерительным прибором и записывал в блокнот показания стрелки.
Но вдруг ни с того ни с сего произошла непонятная вещь. Стрелка прибора, которой полагалось стоять на месте, вдруг вздрогнула и начала качаться.
Испытатели всполошились: что же это такое? Значит, аппаратура работает плохо, портится! В чем причина?
Но только они собрались искать причину неисправности, как колебание стрелки прекратилось само собой. Однако настоящим испытателям успокаиваться в этом случае было нельзя: ведь если один раз испортилось, то, следовательно, может испортиться опять.
Осмотрели внимательно свои аппараты. Все оказалось в полном порядке. И только успели они это сделать, как стрелка электроизмерительного прибора опять стала качаться.
Так повторялось в течение дня много раз. То стрелка стояла на месте как вкопанная, а то вдруг без всякой причины начинала болтаться — иногда сильно, а иногда слабо.
Сотрудники, производящие испытание, в раздумье расхаживали возле своей аппаратуры и старались сообразить, чем объяснить это загадочное явление. А вскоре явление показалось им не только загадочным, но даже и таинственным.
Один из присутствующих заметил, что стрелка начинает чуть-чуть колебаться, как ни странно, именно тогда, когда сотрудники двигаются, расхаживают рядом по полю. Наблюдавший за стрелкой человек попросил присутствующих на секунду замереть на месте. Конечно, удивились, но странную просьбу выполнили. Наблюдатель увидел, что стрелка тоже при этом замерла…
Но в тот самый момент, когда все, недоумевая, стояли неподвижно, к месту испытания стал приближаться какой-то человек. Это был подросток, посыльный, срочно разыскивающий одного инженера, чтобы вручить ему телеграмму. Он мчался по аэродромному полю во всю прыть, одной рукой поддерживая сумку, болтавшуюся у него через плечо, а другой размахивая телеграммой. Человек, наблюдавший за стрелкой, увидел… как она начала колебаться. По мере того как посыльный приближался, она раскачивалась все сильнее и сильнее.
— Стрелка двигается оттого, что по полю бежит человек!!! — закричал наблюдатель за электроизмерительным прибором.
Все присутствующие начали следить за стрелкой. Она, действительно качалась все время, пока бежал подросток. А как только он очутился рядом и его попросили остановиться и замереть на месте, остановилась и замерла стрелка.
Все это было просто удивительно! Как мог бегущий по полю человек — бегущий далеко от приемника и передатчика — так повлиять на испытываемую аппаратуру? Стараясь не шевелиться, люди продолжали стоять у прибора и пристально смотрели на стрелку. Нет ли тут какой-нибудь ошибки?
И в какой-то момент им показалось, что они нашли, бесспорное доказательство неисправности аппаратуры.
Никто не двигался, люди буквально затаили дыхание, а таинственная стрелка начинала понемногу качаться…
— Вероятно, кто-то из нас все-таки шевельнулся, — тихо сказал руководитель испытаний. — Давайте замрем как следует…
Но все было напрасно. Стрелка раскачивалась все сильнее и сильнее.
Присутствующие видели, что по аэродромному полю при этом Никто не ходит.
Спустя несколько минут послышался отдаленный гул, и маленькая движущаяся точка отчетливо обозначилась на облачном небе. Стрелка при этом закачалась еще сильнее.
— Неужели наша аппаратура чувствует приближение самолета с такого расстояния? — высказал кто-то предположение, показавшееся многим совершенно фантастическим.
Действительно, трудно было представить, что самолет, которого еще не видно и не слышно, влияет на маленькую черную стрелку.
Однако вскоре все убедились, что именно так. Радиоинженеры разобрались, что в этом явлении, казавшемся вначале загадочным, действуют отраженные от человека или от самолета радиоволны.
Заработали радиоконструкторы, радиоинженеры-изобретатели, и вскоре на свет появился новый замечательный прибор, названный радиолокатором. Этот почти сказочный аппарат позволяет видеть сквозь туманы и ночную мглу, не летят ли далеко, за сотни километров, вражеские самолеты, не появился ли в море неприятельский корабль. А при помощи радиолокатора, установленного на самолете, можно наблюдать на специальном экране очертания берегов рек и морей, и даже пустая консервная банка, покачивающаяся на волнах, будет обнаружена при помощи радиолокатора с самолета сквозь густые облака с большой высоты.
После разговора профессора и студента, который ребята подслушали из соседней комнаты, Петя как-то сразу охладел к своей идее о возобновлении поисков пропавших документов, несмотря на то, что еще с утра сегодня он готовился отправиться в путь по заранее разработанному сложному плану.
Теперь Пете больше всего на свете захотелось побывать в лабораторном корпусе, где начинали разворачиваться такие интересные события. Судя по разговору, дядя и Николай собирались вскоре пойти туда.
Воображению Пети представлялись какие-то гудящие аппараты и даже радиоволны, которые он как-то видел на обложке научно-популярной книги, где они были изображены в виде черных кругов, расходящихся вокруг антенны радиопередатчика.
Оказывается, в мире техники тоже существуют «тайны», которые надо «раскрывать»!
— Ты читал Майн Рида «Всадник без головы»? — спросил Петя.
— Читал, конечно, — ответил Ваня. — А что?
— А то! — сказал Петя. — Здесь тайны почище, чем в этой книжке. Ну, например, эта самая… как ее… индукционная катушка, ну та, что таинственно действовала через стены… Наверно, огромная? Ты знаешь, какая она?
— Конечно, знаю, — спокойно ответил Ваня.
— Может быть, ее обнаружат и у нас, в лабораторном корпусе?
— Там их, наверное, даже несколько, — заметил Ваня.
— Неплохо было бы хоть на одну посмотреть…
— Вот чудак! Через два года ты будешь изучать ее устройство на уроке физики. Ничего особенного в ней нет! Я хоть сейчас могу сам сделать такую катушку, только бы достать тонкую изолированную проволоку.
— Рассказывай! — усомнился Петя.
— И термобатарею могу сам сделать, — задорно заявил Ваня. — Проволочки из разных металлов скрутить, да и только…
— Термобатарею? О которой Николай рассказывал?
— Ну, может быть, не такую, а попроще. И будет от нее гореть маленькая электрическая лампочка…
— Это ты уж слишком воображаешь!
Ваня открыл было рот, чтобы привести какие-нибудь солидные доказательства, как неожиданно к нему пришел на помощь Николай, слушавший весь разговор.
— И термобатарею и катушку индукционную, конечно, вы сами сможете смастерить, — проговорил он.
В это время в гостиную вошел Виктор Николаевич и предложил студенту отправиться в лабораторию.
— Ваня… Знаешь что? — прошептал Петя торопливо. — Может быть, не сразу пойдем в Красильниково, а попросим дядю взять нас с собой?
— Обязательно! — обрадовался Ваня.
Виктор Николаевич, к удивлению Вани, совсем не раздумывая, тотчас же дал согласие. Он не возражал даже прихватить Валю, поскольку все равно Николай должен был зайти за Сергеем Синявиным.
Таким образом, трое друзей неожиданно попали в лабораторный корпус — длинное кирпичное двухэтажное здание, молчаливо хранившее в себе тайну, которую предстояло раскрыть.
К лабораторному корпусу шли через парк по широкой песчаной аллее.
По всему парку разносился громкий скрипучий звук, как от езды несмазанной коляски. Это каталась на детском педальном автомобиле дочь директора института — Лена, девочка лет десяти.
Провожая взглядом проехавшую мимо роскошную модель автомобиля, с никелированными фарами и какой-то красной эмблемой на радиаторе, Ваня спросил:
— Дядя Коля, а можно ли установить термобатарею на… вон таком детском автомобиле? Поставить ее под капот, а сзади присоединить к колесам маленький электромотор. Подогревать термобатарею можно сухими еловыми шишками: пусть себе потихоньку тлеют, как в самоваре, их у нас в парке много.
— Да ты, я вижу, изобретатель! — пробасил Николай. — Что ж, попробуй может, что-нибудь и выйдет.
Виктор Николаевич решил по дороге заглянуть в мастерскую, находившуюся в том же здании, что и лаборатория.
Студенты и ребята остались ждать возле дверей, откуда несся монотонный шум работающих станков и тяжелые удары молотка по металлу. Только Ваня, постояв немного в раздумье, к удивлению Пети и Вали, вдруг перешагнул через порог с видом человека, который тут бывал уже не раз.
И действительно, через открытые двери Петя и Валя увидели, как к Ване подошел какой-то человек с маленькой козлиной бородкой, в синем комбинезоне, сапогах и, по-свойски стукнув его по плечу, о чем-то с ним заговорил.
— Это кто такой? Чего тебе там было нужно? — заинтересовались они, когда Ваня возвратился.
— Мастер Афанасий Степанович Гром. Мне нужно было договориться с ним насчет одного дела… Насчет проволоки, в общем, — ответил небрежно Ваня почему-то чуть сиповатым голосом, видно желая казаться в эту минуту более взрослым.
Виктор Николаевич вышел наконец из мастерской, и все поднялись на второй этаж.
Вот и комната, где Сергей производил свой опыт с термобатареей. С глубочайшим уважением и нескрываемым интересом Петя осматривал помещение, где, как он слышал, наблюдалось какое-то необыкновенное, из ряда вон выходящее и даже «таинственное» явление. Все тут казалось ему загадочным и даже подозрительным. Вот наглухо прикрепленный к стене застекленный шкаф, на верху которого стоит коробка из оцинкованного железа, а от нее идет красиво гофрированная на изгибах широкая труба и тянется по потолку через всю комнату.
— Что это? — тихо спросил Петя.
— По-моему, вентиляция… В этом шкафу, наверно, варят что-нибудь такое… едкое, — шепнул Ваня.
— А эти черные шнуры зачем протянуты под потолком и вдоль стен? — не унимался Петя.
— Чудак! — улыбнулся Ваня. — Какие же это шнуры! Разве не видишь, что они привязаны к белым фарфоровым роликам: это толстые изолированные провода… По ним может идти ток большой силы…
Петя осматривал разбегающимися глазами аппараты и машины на лабораторных столах. Их много. Некоторые из них покрыты лаком, другие — какой-то очень красивой черной краской, с мельчайшим узором, напоминающим работу Деда Мороза на оконных стеклах. На приборах — блестящие рукоятки и кнопки. А у некоторых круглые застекленные окошечки, обведенные никелированным ободком. За стеклом виднеются черные стрелки, упирающиеся своими острыми концами и деления с цифрами.
Все это представлялось Пете не только таинственным, но и величественным. Ему вдруг показалось даже странным, что у него раньше не возникало такого ощущения, когда он смотрел на какие-либо аппараты и приборы.
В то время как Петя бродил между лабораторными столами, Ваня и Валя не отходили от взрослых и внимательно прислушивались к каждому их слову.
Студенты показали Виктору Николаевичу свою опытную термобатарею.
Ваня не заметил ничего особенного или сложного в маленькой модели, стоявшей на лабораторном столе перед Виктором Николаевичем. Ведь и по объяснению Николая и по научно-популярной книжке, куда Ваня успел недавно заглянуть, выходило так, что термобатареи очень просто делаются из скрученных, свинченных или склепанных между собой проволочек или пластинок обязательно разнородных металлов. Тут же разница была лишь в том, что соединялись между собой не разнородные металлы, а какие-то, толщиной в палец, серые столбики и медные проволоки. Кусочек проволоки, прикрученный к концу одного столбика, шел к концу второго, а от другого конца этого столбика — к следующему. Получалась зигзагообразная цепочка. Она была свернута в спиральные круги, образующие стопку цилиндрической формы, из которой торчали кончики палочек, обмотанные проволокой.
— А что это белое… Между палочками? — спросил Ваня.
— Негорючий картон из асбеста. Для изоляции, — скороговоркой ответил Николай.
— Ты еще в этом ничего не понимаешь, и вообще не мешай нам тут! — так же быстро, но уже с совершенно другой интонацией, пренебрежительно и строго, добавил Сергей, зажигавший спиртовую лампочку.
Ваня обиженно отодвинулся от стола. Это он-то не понимает, что такое изоляция?! Сколько раз ему приходилось обматывать липкой изоляционной лентой оголенные места провода, когда он мастерил радиоприемник! Или хотя бы взять асбест. Этот хрупкий картон, который можно даже истереть между пальцами в белый порошок, не раз побывал у Вани в руках. Как-то он, помогая Афанасию Степановичу Грому чинить электрический утюг, даже вырезал для него из асбестового картона пластинку.
— Сережа, ты зачем обидел Ваню? — заступился за своего товарища Валя, укоризненно глядя на старшего брата.
— И ты еще тут!.. — раздраженно проговорил Сергей. И, повернувшись к Виктору Николаевичу, сказал жалобным голосом: — Я не понимаю, зачем здесь эти мальчики? Они просто мешают. Тут ведь не игрушки, а очень серьезное дело…
— Очень серьезное, — согласился Виктор Николаевич. — И тем не менее… продолжал он, пододвигая свой стул ближе к столу, — тем не менее пусть остаются, хотя бы для того, чтобы вы учились вести себя спокойно и прилично при любых обстоятельствах…
— Постараюсь, Виктор Николаевич, — ответил Сергей сдержанно, подставляя горящую спиртовку под дно термобатареи. Не более чем через десять секунд притихшие ребята увидели, как вздрогнула стрелка электроизмерительного прибора и поползла в сторону, чуть покачиваясь.
По мере того как нагревалась термобатарея, все дальше уходила стрелка. Наконец она замерла на месте.
— Здорово!.. — прошептал Петя, видно забывший про неприятность, случившуюся три минуты назад с его товарищем.
— Тише… Потом я тебе все объясню… На, возьми, — также шепотом проговорил Николай, обернувшись.
В руках у Пети очутилась длинная леденцовая конфета, завернутая в красную бумажку. Но Петя даже не попытался ее развернуть.
— Ток нормальный для термобатареи такого типа и размера. И вы оба утверждаете, что он становился значительно больше? — проговорил Побединский, задумчиво постукивая пальцами по клеенке лабораторного стола.
— Конечно! Это было так неожиданно… Неужели вы не верите? Лишь только послышался этот звук, стрелка прибора прыгнула так, что чуть не сломалась, отскочив от предохранительного упора, — сказал Сергей.
— А может быть, вам все это показалось? Уж очень загадочное явление…
— Нет, Виктор Николаевич. Мы видели оба. Явление действительно наблюдалось в тот момент, когда откуда-то донесся звук, — почтительно подтвердил Николай.
— Что за звук! Каким образом он мог повлиять на вашу модель? Просто чепуха какая-то… Давайте попробуем разобраться… Вы говорите, что в это время работали внизу, в двадцать седьмой и двадцать девятой комнатах? — поднимаясь со стула, спросил Побединский, как показалось Пете, настороженно.
Сердце у Пети забилось. Быть может, вскоре произойдет нечто необычайно интересное! Петя понял, что сейчас пойдут искать какую-то машину, которая таинственным образом влияет на термобатарею. Воображение Пети нарисовало сложный механизм, со множеством колес и шестеренок, почему-то шагающий по комнате на трех стальных ногах, как марсианский посланник из фантастического романа «Борьба миров». А из стеклянных глаз «марсианина» льются фиолетовые потоки каких-то особых лучей, которые, проникая сквозь стены, заставляют ежикообразную термобатарею Сергея работать совсем иначе, чем ей полагается по земным законам физики.
В двадцать седьмой комнате действительно стояла очень сложная на вид машина, но, конечно, не похожая на «марсианскую». Однако когда машину привели в действие, то она показалась Пете еще более таинственной, чем недавно нарисованная в его воображении.
Вначале ничего особенного не происходило. Включили рубильник, и одновременно с появившимся гудением за двумя круглыми застекленными окошечками вспыхнул дрожащий голубой свет. Кто-то из присутствующих заметил, что какой-то «ртутный выпрямитель» уже работает. Но когда Виктор Николаевич взял со стола небольшой металлический кружочек с дыркой посередине и, подвесив его на железный прут с крючком на конце, поднес к машине, то тут же произошла совсем неожиданная вещь. Петя увидел, как задымилось масло, обгорающее на кружочке, затем он стал синим, а несколько секунд спустя он вдруг раскалился так, что с него даже посыпались искры.
«Как же это произошло? — удивленно думал Петя. — Ведь кружочек ни к чему не прикасался. Он и сейчас висит в воздухе. От машины не пышет жаром, как от кузнечного горна, и вообще нигде не видно огня».
— Это высокочастотная закалочная установка… — начал было объяснять Николай, заметив, что Петя смотрит с нескрываемым любопытством.
Но Николая позвал Сергей, и они оба побежали на второй этаж, чтобы посмотреть, не оказывает ли влияние работающая в этой комнате аппаратура на их термобатарею.
— Тебе интересно, что это такое? — немного удивленно спросил Виктор Николаевич, обращаясь к племяннику.
— Еще бы! — ответил Петя, переступая с ноги на ногу.
— Тогда слушай, — начал Побединский, чуть улыбаясь и не выпуская из рук прут с раскаленным кружком. — В этой машине действует электрический ток, который меняет свое направление несколько миллионов раз в секунду. Такой ток называется в электротехнике током высокой частоты. Если к проволочной катушке, через которую проходит этот ток, поднести… А еще лучше — вставить внутрь нее какой-нибудь металлический предмет… То он может нагреться до того, что даже расплавится. Вот эта катушка… Видишь? Я как раз держу над ней кружочек из железа. Сама катушка холодная — можешь даже потрогать ее, — а металл от нее раскалился. Прикоснись к катушке, не бойся…
Петя робко приблизил руку, в которой все еще продолжала болтаться конфета, н прикоснулся тыльной стороной ладони к толстым медным ниткам. Они действительно были холодные.
— А как же… Это самое передается? Ведь я видел, что кружочек не прикасается, а раскалился… — пробормотал Петя.
— Ты хочешь спросить, как передается энергия от катушки к кружочку? Сквозь воздух, на расстоянии. Внутри катушки и вокруг нее образуется невидимое электромагнитное поле высокой частоты, для которого ни воздух, ни стены не служат препятствием.
Что такое «электромагнитное поле», Пете, конечно, было непонятно, но то, что оно «невидимо» и действует таким потрясающим образом «на расстоянии», произвело на него сильное впечатление.
— А для чего такая машина? — осторожно спросил Ваня.
— Сейчас расскажу. Для закалки стальных деталей часто нужно нагреть их быстро, да еще так, чтобы раскалилась только поверхность, а середина оставалась холодной. Вот и пользуются в этом случае таким аппаратом, недавно изобретенным советскими инженерами. Как только стальная деталь, подвешенная на несколько секунд внутри катушки, нагреется, она сразу падает в воду. Получается такая хорошая и прочная закалка, какой при помощи обычного способа с огнем ни за что не получить.
В это время вернулись Сергей и Николай.
— Ничего не заметно. Термобатарея работает так же, как и раньше, — немного разочарованно заявил Сергей.
— Я так и знал. Ну что же? Пойдемте в двадцать девятую, — чуть улыбаясь, проговорил Виктор Николаевич, направляясь к дверям.
Долго ходили ребята из одной комнаты в другую.
Они видели замечательные электрические машины и аппараты. Некоторые из них приводились в действие, чтобы проверить, не влияет ли их работа на термобатарею Сергея. Но все было напрасно. Сергей и Николай, часто бегавшие в комнату, где находилась их опытная модель, каждый раз возвращались с одним и тем же сообщением: все остается по-прежнему.
Петя очень близко принимал к сердцу все происходящее. Его волновали поиски «таинственного» устройства, упорно скрывающегося в бесконечных комнатах огромного здания учебной лаборатории. Только было обидно, что не все оказывалось доступным его пониманию. Дядя не часто пускался в подробное объяснение, как в двадцать седьмой комнате, а Николай был очень занят.
Наконец Виктор Николаевич, выйдя в коридор, попросил студентов зайти к нему в кабинет, как он выразился, «для серьезного разговора», а ребятам предложил идти по своим делам.
Пете стало вдруг так обидно, что поиски «таинственной» причины кончились и, по-видимому, безрезультатно, что он даже уронил на пол конфету, которую, сам того не замечая, все время таскал с собой за бумажный хвост.
— Подними конфету, — прошептал Ваня.
Но было уже поздно. На конфету нечаянно наступил Сергей, и она, тихо хрустнув, рассыпалась на блестящие стекловидные крупинки, которые так и остались лежать на полу.
В течение нескольких дней, пока происходили все вышеописанные события, Валя, Петя и Ваня совсем забыли про своих товарищей. Они забыли решительно обо всем, что не было связано с поисками исчезнувших документов.
Вот и теперь, снова направляясь на дачу в Красильниково, они даже не сочли нужным остановиться, проходя мимо ватаги знакомых ребят, гонявших футбольный мяч по лужайке.
Разыскать Машу оказалось теперь делом нетрудным. Ребята встретили ее у ворот дома, как раз напротив которого и состоялось их первое знакомство со столяром Кудымовым.
— Маша, — начал Петя еще издали, — нам почти все известно! Признавайся, откуда у тебя та самая бумага, в которую были завернуты пальцы? Помнишь, в лесу?
Девочка немного испуганно посмотрела на Петю, но, встретив сочувственные взгляды Вани и Вали, успокоилась и сказала смущенно:
— А я и не помню… Зачем это вам?
— Маша! — торжественно продолжал Петя. — Тут дело серьезное, и ты должна вспомнить… Иначе знаешь, что будет?
— Да отстань ты от меня! Чего ты в самом деле, — забеспокоилась девочка. — Мало ли кругом валяется бумаги… А эту… Кажется, я у сестренки взяла. Она играла с ней…
— Тогда пусть сестренка скажет, где она взяла эту бумагу, — проговорил Валя как можно более добродушно.
Маша предложила ребятам подойти вместе к калитке ее дома и самим поговорить с сестрой.
Через три минуты у калитки появилась крохотная девочка, беловолосая, в коротеньком белом платьице и с куклой в руке, фарфоровая голова которой была повернута задом наперед.
— Она еще маленькая, — предупредила Маша, — и говорит плохо.
Петя присел на корточки и, достав из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, спросил:
— Девочка, где ты взяла вчера вот такую бумагу? Скажи, пожалуйста! Мы тебе конфету дадим, — продолжал он, стараясь придать своему лицу как можно более ласковое выражение.
Маленькая Паня застеснялась и уткнулась носом в колени сестры.
— Хочешь конфету? Только скажи, где ты взяла вчера бумажку?
— Дай! — отчетливо проговорила Паня, быстро поворачивая голову. Но, не увидев в руках у Пети обещанной конфеты, нахмурилась и отвернулась снова.
— Ну, что ты тут поделаешь! — сокрушенно заметил Петя, приподнимаясь.
В эту минуту Паня явно осмелела и, оторвавшись от сестры, потянула руку к листику бумаги со словами, звучащими, как приказание:
— Делай лодичку!
— Ой, ребята, знаете, что я вспомнила? — спохватилась Маша. — Надо спросить босоногого адмирала.
— Какого адмирала? — строго осведомился Петя.
— Босоногого! — повторила Маша. — У нас тут живет рядом мальчишка такой, Витькой зовут, так он только и делает, что пускает по речке бумажные лодки. Все время с засученными штанами ходит и босой — вот потому и называется босоногим адмиралом.
— Веди к адмиралу! — скомандовал Петя.
— Ви-ить-ка! — крикнула Маша в открытые окна соседнего домика. — Выйди-ка на минуточку!
На крыльце появился мальчик лет семи, в белой перепачканной рубашке и в темных брюках, одна штанина которых была засучена выше другой. Он грыз большое яблоко. На незнакомых ребят смотрел с пренебрежительным и независимым видом. Узнав, что от него требуется, он долго еще жевал яблоко и наконец ответил:
— В кудымовском заборе дырка есть. Так я всегда без спросу хожу к нему, он не ругается… Вот и взял у него бумагу, она под навесом валялась, где мастерская.
— А столяр видел, как ты брал бумагу? — спросил Ваня.
— Зачем?.. — удивился Витька.
— Как — зачем? Может быть, бумага нужная! — не вытерпел Валя.
Витька еще немного пожевал яблоко и лишь потом, предварительно выплюнув шкурку, сказал:
— А он знает, что я ничего нужного в жизнь не возьму. Гляжу, лежит возле верстака подходящая для лодок — такая, что и в жизнь не размокнет.
— Ох, и попадет же тебе! — сказал Валя.
— Тише! — скомандовал Петя. — Не перебивайте меня… Ты слышал… — продолжал он, обращаясь к Витьке, — слышал, что тебе попадет?
На лице кораблестроителя появилось искреннее изумление. Он даже перестал жевать.
— За что попадет?
— За бумагу! — зловеще объяснил Петя.
— Ну да-а-а… А я нужную не брал. За чистую — другое дело, могло попасть. А я только исписанную взял, — пояснил Витька.
Смелый кораблестроитель, потирая одну босую ногу о другую, представил все исчерпывающие сведения: лодок получилось ровно девять штук. Из них только одну он подарил маленькой Пане — Машиной сестренке, когда шел с ребятами к речке. И очень жаль, что она тут же ее развернула. Остальные благополучно были спущены на воду и поплыли вниз по течению довольно быстро. Расстрелять и полностью уничтожить вражескую флотилию с помощью камней не удалось: прозевали момент. Только какой-то Сенька, самый меткий попадала, удачно сшиб два корабля. Но они все равно, после того как опрокинулись, превратились в подводные лодки и поплыли дальше.
— Эх, ты! А еще адмирал… Представляешь… Какое государственное преступление ты совершил! — нахмурился Петя. — Все описание важного изобретения под воду пустил! Говори: всю бумагу на лодки переделал?
— Всю! — деловито ответил «адмирал» и тут же с сожалением добавил: — еще бы такой достать…
Больше ничего не оставалось делать. Надо было как можно скорее попробовать спасти то, что затоплено незадачливым «адмиралом». И Петя скомандовал немедленно отправиться на поиски.
Однако Валя счел нужным, перед тем как уйти, подробно объяснить Маше и «адмиралу», какую ценность представляют собой даже размокшие остатки бумаги. Он попросил их, в случае если найдут, обязательно спрятать или немедленно доставить в город.
Петя согласился, что мера эта разумна, и написал на клочке бумаги свой адрес.
Шли медленно, внимательно присматриваясь к обоим берегам. Каждая подозрительная мелочь немедленно подвергалась тщательному осмотру. А между тем солнце уже начинало клониться к западу и нужно было торопиться.
Ваня вспомнил, что две совершенно размокшие лодки они видели, когда проходили через мостик. Петя еще говорил ребятам в шутку, что это остатки потерпевших крушение кораблей. Если бы они тогда знали, из какого драгоценного материала сделаны эти бумажные корабли, то не разрешили бы Пете кидать в них камни.
Уже совсем недалеко от леса, там, где русло расширялось и течения почти не было заметно, ребята вдруг увидели, что недалеко от берега, среди редких водорослей, на поверхности воды плавает какой-то белый листок.
— Это он, ребята! — торжественно объявил Петя, расстегивая рубашку и собираясь ринуться в воду.
Но Петю предупредил Ваня. Пока Петя раздевался, Ваня быстро сбросил ботинки и, закатав штаны выше колен, полез в воду спасать исторический документ. Вода в этом месте доходила только до колен.
— Она? — почти в один голос спросили Валя и Петя, когда Ваня, осторожно стряхнув воду, принялся рассматривать страницу.
— Кажется, она… Только с двух сторон исписанная.
— Карандашом? — заволновался Ваня.
— Карандашом… Только почему-то с обеих сторон… А почерк похож — крупный.
Ребята уселись на песок и принялись изучать мокрый документ. Прежде всего трудно было определить, на какой стороне начало, а на какой продолжение. Но Петя, мельком заметив, что на одной стороне страница не дописана до конца, сразу же авторитетно заявил, что начинать чтение следует с обратной стороны.
Следы карандаша кое-где заметно стерлись.
Петя начал читать, сопровождая отдельные фразы комментариями.
— «…Когда я увидел эту машину, то у меня даже дух захватило», — с трудом прочел он первую строчку и тут же заметил: — Это, значит, ту машину, что действовала на термобатарею на расстоянии. Понимаете? Вот здорово! Как раз то, что нужно!.. «Когда ее хобот поворачивался…»
— Какой же это хобот? — заинтересовался Ваня.
— Не мешай! — рассердился Петя. — «Когда ее хобот поворачивался… То на расстоянии…» Вот видите! Тут сказано — на расстоянии! Значит, я прав! — снова прервал чтение Петя.
— А дальше что? — забеспокоился Ваня.
— А дальше… Тут не видно. Совсем стерлось. Ну, это не важно, пропустим одну строчку. Слушайте следующую: «все тут работают с огоньком. Каждый старается. Поневоле думаешь, как хорошо жить в такой стране, где самые смелые и самые большие мечты…»
Петя прервал чтение, так как дальше было неразборчиво, и задумался.
— Это про каких же людей мой прадедушка говорит? Наверно, про ученых Столетова и Усагина. Он ведь вместе с ними работал… — неуверенно проговорил Валя. — И потом, про какие это самые светлые и самые большие мечты он говорит?
Следующее, что удалось разобрать Пете, было:
— «Обычно, когда происходит взрыв, то…» Ребята, — заволновался Петя, это он пишет насчет того взрыва, от которого чуть сам не погиб… Правда ведь, Валя?
— Согласен… Только вообще как-то странно… — задумчиво ответил Валя, вспоминая все обрывочные сведения об истории с Александром Пафнутьевичем.
— Тут придется пропустить довольно много, но зато дальше все пойдет как по маслу, — заявил Петя, осторожно перевернув страницу. — Слушайте! «…Камни от взорванных скал идут на укладку плотины. И тут наши творят чудеса. Перевыполняют норму на двести-триста процентов! Я очень счастлив, дорогие родные и дорогие друзья, что попал прямо со школьной скамьи на эту грандиозную всенародную стройку. Всего не расскажешь! Увидимся — тогда узнаете больше. Ваш любящий сын Толя. Привет всем с Днепростроя!»
Петя с разочарованным видом положил чужое письмо на песок и, поднявшись, молча принялся отряхивать свои штаны от прилипшего песка.
— Осторожнее! Не сори на письмо, — заметил Валя, бережно поднимая бумагу.
— А зачем оно тебе? — спросил Петя.
— Чудак!.. Это ведь тоже исторический документ. Его писал человек, который собственными глазами видел все это. Как тебе не понятно! Надо сохранить это письмо.
— Ну вот еще… — рассеянно ответил Петя.
— А я его буду беречь, — задумчиво продолжал Валя, осторожно складывая теперь уже чуть подсохшую бумагу. — Может быть, этот Толя станет каким-нибудь знаменитым строителем. Ты же читал, как он пишет?
…Ребята еще долго бродили вдоль речки, внимательно осматривая берега. Они уже давно прошли хорошо знакомый бревенчатый мостик и углубились в лес. Солнце, склонившееся к горизонту, с трудом проникало сюда, и от маленькой речонки уже тянуло сыростью.
Только когда уже возвращались назад, Валя заметил под кустиком ольхи, растущей у самой воды, небольшую белую лодочку. Осторожно развернув ее, ребята убедились, что на этот раз они нашли то, что искали. Несмотря на длительное пребывание в воде, бумага оставалась плотной. Она была исписана графитовым карандашом только с одной стороны, точно так, как и остальные страницы документа.
К сожалению, совсем стемнело и прочесть что-либо было невозможно. Ребята заторопились домой.
Недалеко от ворот институтского парка ребята еще застали все ту же веселую ватагу, продолжавшую в сгустившихся сумерках гонять футбольный мяч.
Ваня подошел к долговязому капитану одной из команд и начал о чем-то с ним говорить. Догнав Петю и Валю, уже подходивших к воротам парка, Ваня сообщил, что он договорился с ребятами и они согласны пойти на поиски исторических бумажных лодок в любое время.