Наследники Тимура

Приезд отца

Ленинградская зима неустойчива: подует южный ветер, и наступает ростепель, словно юг находится где-то здесь под боком — в районе Пулковских высот или Славянки. Но стоит вздохнуть Ладоге или пошуметь карельским лесам, как в город приходит полярная стужа. Она сковывает реки, каналы и залив. Завывая на разные голоса, носятся вьюги по вздыбленному в торосах невскому льду. Раньше срока гаснет день, и тогда кажется, что Северный полюс рядом, — так ощутимо ледяное дыхание арктической пустыни.

Аня не заметила, как прошла зима, — неделя за неделей пронеслись в трудах и заботах. Надо было подгонять запущенные во время болезни занятия рисованием. В этом году, с переходом в восьмой класс, она собиралась оставить школу и поступить в художественное училище. Мечта стать художником ее не оставляла.

Дружба с тимуровцами и вступление в отряд не ограничивались только встречами. Аня выполняла тимуровские поручения. Как правило, они имели отношение к живописи. Стенгазета, хоть и раз в месяц, но требовала настоящего художественного оформления. Аня сделала, наконец, рисунки к давно обещанным ребятам значкам. На одном из них, который больше всего понравился тимуровцам, был изображен крутой обрыв над бурным потоком. В гордой позе победителя стоит знаменосец, сжимая двумя руками древко красного флага. Ветер натянул полотнище и алой дугой опоясал плечи знаменосца. Искусный орнамент украшает значок тонкой бронзовой резьбой, а вокруг выгравирована миниатюрная золотая россыпь: «Герою-тимуровцу за спасение жизни».

Были и другие работы: к весенним каникулам Аня вновь оформляла тимуровский каток. Откуда ни возьмись, в конце марта ударили морозы, и ребята решили отметить прощание с зимой спортивным праздником.

В один из этих студеных, но уже обласканных весенним солнцем дней ледокол привел в порт «Новую Ладогу». Встреча с отцом, как всегда, была очень радостной.

— Что же произошло с тобой такое, папа? — спрашивала после Аня. — Шел, шел домой, поднимался наверх по Атлантике, и вдруг… как говорит один мой знакомый тимуровец, «трах-бах»… скатился вниз к берегам Бразилии.

— Не понимаю, милая, что тебя удивляет…

— Ну, как же, папа! Острова Зеленого Мыса вон где, — провела Аня рукой по карте, стоя на цыпочках. — А Сан-Паулу? Смотри-ка, мне приходится чуть не на корточки садиться.

— Далеко! — согласился отец. — Ну, а что тебя удивляет? Вначале Сан-Паулу, а потом Зеленый Мыс.

— Э нет, папочка! Вначале радиограмма была с Зеленого Мыса.

— Какая радиограмма?

— Как какая? От тебя!

— С Зеленого Мыса я не посылал никакой радиограммы…

— А это что? — вынула Аня из стола телеграфный бланк.

Отец повертел его в руках, удивленно пожал плечами:

— Странная история! Ничего не понимаю… «Прошли острова Зеленого Мыса…» — прочитал он, потом поднес телеграмму поближе к лампочке и еще больше удивился: — Вот тебе на! Да ведь это фальшивка!

— Что значит фальшивка?

— Не настоящая, а поддельная. Таких телеграмм не бывает. Она напечатана на обыкновенной пишущей машинке прописными буквами. Фальшивка — и все. Интересно: кому понадобилась эта подделка? — недоумевал он. — С какой целью? Невероятный случай!

Отец рассказал, что, выйдя из Буэнос-Айреса в обратный рейс, «Новая Ладога» попала в полосу сильного шторма. Когда корабль находился у островов Фернанду-ди-Норонья, радист «Новой Ладоги» принял сигнал о бедствии с португальского корабля, который находился в ста милях восточнее. «Новая Ладога» пошла на помощь и в тяжелых штормовых условиях спасла весь экипаж гибнущего судна. Застигнутый бурей, португалец потерял рулевое управление, потом из строя вышел главный двигатель. Судно несколько суток носилось по океану. Досталось и «Новой Ладоге», — из-за порчи радиорубки была утрачена связь. Португальцев благополучно доставили в Сан-Паулу. Отсюда и была послана отцом радиограмма. «Новая Ладога», исправив повреждения, пошла прежним курсом — домой.

Отец снова повертел в руках загадочную телеграмму и, помолчав немного, добавил:

— Ничего не понимаю!

Пока отец рассказывал, Аня уже догадалась о том, кто был автором телеграммы. Вспомнилось, как однажды Игорь, Толя и Буданцев зашли к Ане во время болезни. Кто-то из них, кажется Буданцев, спросил об отце: когда он приедет или где он сейчас, — что-то в этом роде. И тогда Аня и мать — обе выразили свое беспокойство по поводу молчания капитана Баранова. Ребята, конечно, начали успокаивать, а потом… через два часа после их ухода в почтовом ящике Николка обнаружил эту телеграмму.

— Ну и хитрецы! — воскликнула с восхищением Аня.

— Кто это? — спросил отец.

— Тимуровцы, папа. Такие хорошие ребята!..

Она рассказала отцу об отряде, о мальчиках, которые оберегали ее от нападения.

— Действительно молодцы! — согласился отец. — Передай своим дружкам, что, когда у них будет этот самый клуб, — я их отблагодарю: организую уголок моряка, помогу сделать приборы, подарю морские карты, прокладочный инструмент — все как следует!

— Правда? — обрадовалась Аня. — Спасибо, папа!

Утром в школе Аня рассказала девочкам про случай с телеграммой.

Тося и Люда удивленно ахали, а Наташка почему-то печально вздыхала.

Девочки уже давно заметили, что при упоминании фамилии Буданцева Наташка всегда так вздыхала, печально и мечтательно.

Ночная беседа

Почти половина двора превратилась в склад строительных материалов. Под двумя временными навесами хранились свежеоструганные бревна, штабеля досок, горбыля и «вагонки», легкий штакетник. Он предназначался для нового забора на пустыре. Предприимчивый Иван Никанорович выклянчил пустырь, как он говорил, «навечно», пообещав создать здесь образцовую детскую спортивную площадку. Весной предстояли большие работы по дренажу, установке различных сооружений, посадке деревьев и кустарника, разбивке клумб.

— Но имей в виду, командир, — говорил Иван Никанорович Грише Буданцеву, — без твоих тимуровских, орлят я тут ничего не сделаю. Взяли мы с тобой вдвоем грех на душу, — давай и действовать сообща. Не справимся — пустырь весной улизнет, и уже навсегда.

— Не беспокойтесь, Иван Никанорыч! Я за ребят ручаюсь, — убеждал Буданцев. — Они не подкачают. Все летние планы отряда предусматривают работу на этой площадке. Не подведем! Вы же видите, как мы помогаем строительству клуба?

— Точно! — соглашался Иван Никанорович и удовлетворенно похлопывал Буданцева по плечу. — Молодцы! Верно говорит инженер товарищ Крылов, что ребята: — великая сила. Без вас бы… Э, да куда там к Первому мая!.. — усмехался он.

Строительство клуба шло полным «ходом. «Веселые подсобники», как называл ребят инженер Крылов, делали всё, чтобы облегчить труд строителей и ускорить сроки. Штаб тимуровского отряда создал три сменные бригады и укомплектовал их самыми надежными и физически сильными ребятами. Они таскали кирпичи, доски и песок, разогревали и месили глину. Ребята из звена «содействия технике» выполняли даже мелкие плотничьи, столярные и малярные работы. Родители не протестовали, наоборот, — были даже рады: делом занимаются. Если не во вред учебе, — пусть! Они мирились с душераздирающим воем электропилы, которая заготовляла для клубного пола плитки дубового паркета, мирились с пылью и мусором двора, заваленного заготовками и отходами строительства. А кое-кто из родителей и сам охотно помогал на стройке, понимая, какую пользу детям принесет будущий клуб.

Игорь после своей неудачи с злополучной корзиной не оставлял надежды найти «Зимнюю канавку». Ребята щадили его самолюбие и не напоминали о случае в котельной. Только Костя «трах-бах» и Виктор, видимо сговорившись между собой, подпускали иногда «шпильки». Особенно Виктор. Встретится с Игорем и начнет:

— Вот какое дело, Игорек… Послушай… — а сам Костю подталкивает и подмигивает ему. — Топаем мы с Костей сегодня по улице. Смотрим, — тетенька с Балтийского вокзала идет. Надрывается, тяжелые вещи тащит: чемодан и корзину. Ну, мы, конечно, как тимуровцы, на выручку: «Разрешите, поможем». Она говорит: «Ах, спасибо, ребята! В Ленинграде все такие внимательные… Возьмите корзину». Мда… Вот несем мы с Костей корзину, а сами думаем: «Эх, жаль, нет с нами Игорька, — посмотрел бы, а вдруг в корзине-то… «Зимняя канавка».

И Виктор начинает хохотать, а Костя ему вторит, да так зычно и заливисто, что прохожие оглядываются.

А то, случается, вдвоем опять же разыщут где-нибудь Игоря, схватят его под руки и начнут с двух сторон таинственно шептать, перебивая друг друга:

— Тсс! Пес! Ни слова! Сейчас на третий двор новые жильцы приехали. Грузовик мебели, рояль и… две бельевые корзины.

Игорь стойко сносил эти насмешки, говорил:

— Ладно! Смеется тот, кто смеется последним.

Вместе со своим помощником Деминым он за зиму немало покатался по городу, разыскивая, в какой артели «Реммебель» работает Василий Кузьмич Горохов — управхоз, сменивший после войны Галину Алексеевну Москвину. Наконец, удалось такого найти. Василий Кузьмич сказал, что действительно он такую корзину знает. Даже интересовался ее содержимым и нашел две очень запачканные картинки. Дал их посмотреть знакомому художнику-плакатисту, ценные они или нет. Тот обещал разобраться, да видно забыл, а может, картинки бросовые.

Василий Кузьмич дал им адрес плакатиста, и ребята покатили на Петроградскую сторону. Но здесь их ожидала неприятность. В квартире сказали, что художник вот уже несколько лет как уехал работать в Благовещенск.

Получив адрес, Игорь и Коля написали художнику в Благовещенск подробное письмо и попросили ответить.

Из всех тимуровцев в это дело были посвящены только Буданцев и Толя Силаев. Буданцев даже перепечатал письмо на пишущей машинке, и все вчетвером подписались: «Члены совета штаба наследников Тимура…» такие-то… Обратный адрес был дан Игоря Бунчука, и Буданцев частенько спрашивал его, нет ли каких-нибудь известий.

Гриша в эти дни был полон особой энергии. Еще бы! Ведь мечта о клубе становилась действительностью. Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы сбегать на стройку: помочь перетащить какую-нибудь бадью с цементным раствором, горку кирпичей или вынести из котельной строительный мусор. В мечтах он уже видел будущий клуб таким, каким он был на проекте: маленький зрительный зал с эстрадой, кинобудкой и экраном, три комнаты для кружковой работы. Но Гриша не просто мечтал, а уже прикидывал, как интереснее развернуть будущую деятельность тимуровцев. Он завел «Тетрадь предложений» и пустил ее по рукам. Через две недели она вернулась мятая и разбухшая, испещренная записями. Ребят интересовало все: наука и техника, искусство и спорт, литературный кружок и военное дело, токарное ремесло и художественная вышивка, фотография и школа танцев. Одни хотели научиться играть на рояле и баяне, требовали открыть музыкальный кружок; другие желали участвовать в спектаклях. Гуляев писал: «Нужен стрелковый тир с хорошими винтовками и настольный теннис». Саша Кудрявцев ратовал за шахматную секцию и секцию радиосвязи. Он даже приложил чертежи для клубной коротковолновой приемочно-передаточной радиостанции. Юннаты требовали целую оранжерею для домашнего разведения цитрусовых. Вкусы, мечты и желания ребят совпадали, пожалуй, только в одном: «Нужна большая клубная библиотека с интересными книгами».

Раздумывая над записями, Буданцев решил сделать несколько вариантов плана и поставить его на обсуждение совета штаба.

В школе Гриша пользовался всяким удобным случаем, чтобы посоветоваться с Громовым. Не забывал иногда забежать и к Клавдии Петровне. У инспектора детской комнаты был большой опыт работы с ребятами.

К сожалению, все эти планы несколько расстроило одно неожиданное обстоятельство. Как-то уже поздно вечером в комнату Гриши вошел отец.

Сергей Назарович держал в руках ящик с табаком, коробку гильз и машинку для набивки папирос. Видимо, разговор предстоял серьезный и долгий.

— Что скажешь, сын, относительно жизни в Москве? — неожиданно спросил он.

Нет, такого разговора Гриша не ожидал. Он даже присел от изумления.

— Тебя переводят в Москву? Совсем?

— Представь, да. Министерство, собственно, давно имело такое поползновение. Но настойчивой необходимости не было. А сейчас создается новое научно-исследовательское бюро. И я с большим интересом буду в нем работать…

— Когда? — только и спросил Гриша.

— Разумеется, не завтра… Закончишь учебный год, а десятый класс придется уже начинать в Москве…

Гриша решил ничего пока не говорить ребятам. На другой день при встрече с ними он испытывал какую-то неловкость и смущение, словно в чем-то обманул их. Но вскоре это ощущение было рассеяно разными неотложными делами.

Из-за Нарвской заставы приехала делегация ребят. Они хотели создать у себя тимуровскую организацию и не знали, с чего начать. Пришлось созвать совет штаба, — надо же помочь ребятам. Теперь таких посланцев будет все больше и больше: слух о наследниках Тимура переходит из дома в дом, становится крылатым, даже в другой район перелетел. Приезжим подробно рассказали о жизни отряда, ответили на все вопросы, а в заключение выделили двух консультантов — Сашу Кудрявцева и Игоря Бунчука — для временной помощи и руководства.

Тут же, на совете, Толя Силаев и Виктор доложили ребятам, что Котька и Минька высказали желание вступить в отряд. Произошло это вот как. После участия в зимнем карнавале приятели зачастили на каток. Каждый раз, при случае, расспрашивали об отряде. А однажды, встретив Виктора и Толю, задали прямой вопрос:

— Что летом будете делать?

— Стадион на пустыре организуем, — сказал Виктор.

— Ну да? — не поверил Котька.

— Ага! Во-первых, футбол — две сборных будут… — начал перечислять по пальцам Гуляев, — баскет… волейбол, рюхи, настольный теннис…

— А еще?

— Желающие по водному спорту — в яхт-клуб. Походы на спортивных шлюпках и байдарках по речкам и вдоль залива!

— Брось!

— Я тебе говорю… А туристы — пешком по Карельскому перешейку. Три похода.

Минька заинтересовался звеньями отряда:

— «СМ» — это что такое?

— Содействие милиции, — пояснил Толя. — Чтобы порядок был на улице и во дворе, не безобразничали ребята, не хулиганили, стекол не били, драк не устраивали…

— Я слышал, — у вас сыщики есть, — неуверенно заметил Котька.

— Есть.

— А зачем?

— Как зачем? Вот, например, ты лампочку на лестнице вывинтил…

— Я лампочек не вывинчиваю, — насупился Котька.

— Да не ты… Я так, для примера. Вот ты вывинтил и думаешь, — никто не узнает.

— Ну?

— А наши сыщики узнают.

— Смеешься?

— Факт.

— К Первому мая свой клуб будет, — добавил Гуляев. — Эх, заживем тогда! Идем, братва, на стройку, посмотрим…

И вот Котька и Минька стали появляться на стройке.

— Вчера тоже были, вдвоем… — рассказывал Толя на совете. — Вначале просто слонялись без дела, наблюдали… А мы с Сашей Кудрявцевым в это время как раз каменную чушку с места сдвигали. Ну, я Сашу незаметно подтолкнул, подмигнул ему: дескать, молчок. А сам и говорю как бы между прочим: «Нет, не управиться нам, Саша, с тобой. Тут хоть трактор вызывай, чтобы каменище тот сдвинуть»… А Котька почесал затылок, потом на руки плюнул и говорит: «Расступись, братва! Тут нужна вага…» Взял он толстую жердь, подвернул ее под чушку и сдвинул с места. А потом спрашивает: «Ну еще чего?» Я говорю: «Вон кору надо с горбыля сдирать». Тут Минька подошел, интересуется: «Топором, что ли?» Я говорю: «Топором-то лучше…» — «Давай топоры!» — говорит Котька. Я им принес. Так и стали работать…

— Вот видите, как хорошо! — одобрительно потер руки Буданцев. — Достижение! Давайте примем их в первое же воскресенье.

— Но они ставят ультиматум, — сказал Виктор: — «Боцману, — говорят, — Буданцев обещал яхт-клуб, швертбот и яхту. А мы что, — рыжие? Давайте и нам…»

— Ладно! Ультиматум так ультиматум, — согласился Гриша. — Мы не гордые, — примем ультиматум. Завтра в школе надо узнать у Ивана Степаныча, как там с яхт-клубом обстоит дело. Время-то очень неподходящее… Для буера уже нет на заливе льда, а для яхты еще сезон не наступил. Ничего, что-нибудь придумаем… Ты что, Игорь, как-то иронически улыбаешься? — спросил он Бунчука. — Не веришь Миньке и Котьке?

Игорь неопределенно пожал плечами:

— Время покажет!

Ему не хотелось говорить, что он не доверял всем троим. Даже Буданцев не знал о том, что Игорь дал своему помощнику Коле Демину тайное задание — неослабно следить за «подозрительной троицей».

Коля Демин со свойственной ему энергией тотчас принялся выполнять поручение. Он переговорил с двумя наиболее смышлеными ребятами из звена СМ, и они начали действовать.

Возвращение мецената

Жорж появился в городе ранней весной. Боцман встретил его, как ни странно, на одной из лестниц своего дома и вначале даже не узнал. Исчезла узенькая полоска усов. Некогда худощавые щеки Жорки округлились. Приметным был только характерный вырез нижней губы, сложенной ковшичком. В нем торчал внушительный янтарный мундштук и дымилась толстая сигарета.

— Красота! Вот ни за что бы не узнал! — оглядывал его удивленно Боцман.

— Старею, мальчик. Время бежит, как горный поток. Что нового в городе-герое?

Жорж открыл цветистую коробку, угощая сигаретами.

— Недавно приехал? — спросил Боцман, закуривая.

— Почти… — уклончиво заметил Жорж и виртуозно выдул колечко голубого дыма. — Были дела в одной союзной республике. Но местный климат действовал мне на нервную систему.

Жорж прислушался и глянул в пролет лестницы. Кто-то спускался с пятого этажа.

— Выйдем на воздух, — взял он под руку Боцмана, — надо дышать озоном. Весна!.. Я в вашем доме по воле влюбленного сердца, — говорил он, когда они уже шли по улице. — Понравилась девушка, нежная и юная, стройная, как кипарис.

— Кто же такая? — полюбопытствовал Боцман и важно сплюнул, довольный таким доверием Жоржа.

— Из тридцать пятого номера, крошка.

— Из тридцать пятого! — удивился Боцман. — Там живет генерал медицинской службы с женой, а больше никого нет. Жила какая-то старая тетка, заместо домработницы, но ее рассчитали. Я слышал, как генеральша говорила соседке: «Грязнуля, — говорит, — и неряха… чуть газом не отравила…»

— Правильно, дорогая крошка! И вот на ее место взяли новенькую. Я познакомился с ней на одной танцульке, а потом пару раз бывал в кино. Чудная девушка! Но где встречаться юным влюбленным, где побыть наедине, — вот вопрос!

— А на квартире у генерала, — предложил Боцман. — Он же раньше вечера домой не возвращается. На «ЗИМ» е ездит. Ох, красота! Служебная машина. Шофер военный.

— А генеральша будет слушать мои серенады? — усмехнулся Жорж.

— Да она дома тоже не сидит, служит где-то. Кажется, на радио что-то делает. И зачем, дура, работает, — не понимаю! И так у них всего полно. Когда осенью с дачи приехали, я помогал дворнику вещи наверх таскать. Видел. Ну и квартира, — чего только нет! И ковры, и посуда разная, телевизор там…

— Мой юный друг, — ласково прищурился Жорж, — вот мы с моей подругой и задумали провести свидание днем; но вдруг хозяева придут? Ведь это совестно, неудобно.

— Можно всегда предупредить… — перебил его Боцман. — Посвистать или как иначе… Ну, в общем, постоять на стрёме.

— Вот именно: постоять на стрёме и посвистать! Чудная идея! — оживился Жорж. Он вновь достал коробку с сигаретами.

Они закурили, и Жорж, указывая на скамейку, сказал:

— Погреемся на солнышке. Потолкуем подробно.

В сквере у деревьев еще виднелись остатки побуревшего талого снега, но песчаная дорожка уже просохла. Выведенные на прогулку малыши ковыряли песок лопатками и совками.

— Значит, так… — сказал Жорж, усаживаясь на свободную скамейку и приглашая Боцмана. — В случае чего, — ты посвистишь. А уж я не останусь в долгу.

Он покопался в боковом кармане пальто, быстро переложил что-то в коробку из-под сигарет и протянул ее Боцману:

— При удаче — двойная премия.

Боцман, не в силах сдержать любопытства, приподнял крышку.

Сверх слоя сигарет лежала сложенная вчетверо сотенная бумажка.

Он просиял; постукал по коробке мясистыми пальцами, сунул в карман и держал ее там, не выпуская из рук.

— Послезавтра, — сказал Жорж, — мы встретимся в одиннадцать часов у «Гастронома», на углу. Так?

Боцман понимающе закивал головой.

Понизив голос, Жорж стал излагать свой план встречи с любимой девушкой.

Боцман отлично понимал, что за этим скрывается что-то другое, более серьезное, но перспектива шутя получить еще две сотни увлекала его. «В конце концов, чепуховое дело, — думал он: — подежурить час-полтора у парадного подъезда. А если на горизонте появятся хозяева квартиры, — дать два коротких свистка; только-то и всего!»

— Договорились? — спросил Жорж.

Боцман кивнул головой:

— Заметано!

— Ну, чудесно! Проводи меня, крошка, до автобусной остановки. Погода так хороша!

Жорж оглянулся.

Ребятишки копались в песке.

За деревом, спиной к скамейке, стоял маленький мальчик. Он прилагал все усилия, чтобы застегнуть непокорный замок у разбухшего школьного портфеля.

Свидание на пустыре

О встрече Боцмана с «неизвестным молодым человеком» было доложено Игорю Бунчуку. Приметы Жоржа: кожаное пальто с меховым воротником, новые суконные боты, синяя шляпа и некоторые характерные особенности физиономии — были подробно занесены Игорем в записную книжку. Содержание беседы, хотя и очень скупое, отрывочное, навело Игоря на невеселые размышления.

— Затевается какая-то преступная история! — сказал он Демину. — Наша задача — предупредить события. Я сейчас сообщу Грише, а ты усиль наблюдение.

Боцман в это время поджидал Котьку у подъезда школы.

— Эй, пижон! — окликнул он его при выходе. Котька отделился от группы ребят.

— Чего тебе?

— Есть дело!

— Ну, говори…

— Так вот сразу и начну звонить во все колокола! — огрызнулся Боцман. — Пойдем куда-нибудь в укромное местечко.

— Пойдем.

Они молча дошли до пустыря.

На льду тимуровского катка появились широкие прогалины — виднелась жухлая прошлогодняя трава. От обмякших грязных сугробов бежали к улице быстрые ручьи.

— Привел, — недовольно сказал Котька. — Тут ноги промочишь…

— Неженка! — усмехнулся Боцман. — Зато никого нет.

Они не заметили, как вслед за ними вдоль стены прокралась маленькая увертливая фигурка. Она шмыгнула за дощатую трибуну и притаилась там.

— Ну, какое такое дело? — остановился Котька.

Боцман указал ему на край обсохшей ступеньки и сам уселся.

— Ты связался с этой тимуровской компанией, — начал он обидчивым тоном, — бросил товарища, изменил дружбе…

— Ничего я не изменял! — раздраженно остановил его Котька. — А что болтаться-то по улицам, как неприкаянным! Интерес! У них вон буера есть, гоночные гички, байдарки. Ездили с Минькой на Крестовский остров. Вот, полюбуйся, — полез он в карман и извлек маленькую голубую книжечку с эмблемой на обложке: белый парус накренился к волне. — Видал миндал! Члены яхт-клуба! Инструктор нас в группу записал. Обучит, и будем с Минькой ходить на швертботе. Спортивное общество «Искра», — прибавил он с восхищением.

Боцман недоверчиво разглядывал членский билет Котьки.

— Подумаешь! А потом что?

— Потом? В гонках будем участвовать. Почему ты отказался? Ведь Гришка тебе предлагал. Хочешь, мы с Минькой скажем ему?..

— Катись ты со своим Минькой! Этим делом денег не наживешь. Вот! — хвастливо постукал он по коробке с сигаретами и открыл ее. — Сотняга! А завтра будет три. Пальцы в рот — и деньги на бочку. Кури!

Котька с сожалением посмотрел на толстые с золотым ободком сигареты, но не взял.

— Не курю, бросил, — мрачно сказал он и отвернулся, чтобы не дразнить себя. — У нас в яхт-клубе это запрещено…

— Ого! — хрипло произнёс Боцман. — У вас, наверно, в яхт-клубе вместо папирос соски сосут! Брось ты трепаться, Котька! — шутливо толкнул он товарища. — Кончай с этой волынкой. Пойдем, я угощу тебя пивком. По паре кружек.

Он поболтал рукой в кармане, звеня монетами.

— Мелочь! Есть и бумажки.

— Не пойду.

— Ну и дурак. А ведь знаешь, Котька, — это нечестно предавать товарища.

— Да я тебя не предаю!

— Ну как же! На Миньку я плевал. Это верно! Черт с ним, с малохольным, а вот ты… Ты же мне друг…

— Ну и хорошо! — обрадовался Котька. — Давай пойдем с нами в воскресенье в яхт-клуб. Тебе понравится. Вот увидишь, — понравится!

— Да ну тебя!.. — недовольно оборвал его Боцман. — Заладил свое… Предлагаю последний раз. Есть богатое дело. Никому не скажу, а тебя, как старого друга, даже в пай возьму. Получишь полсотни. Только, чур, никому ни гу-гу! Могила!

И Боцман рассказал о встрече с Жоржем.

— Врет твой Жорка! Он, наверно, хочет что-нибудь украсть у генерала, — сказал Котька.

— А ты откуда знаешь? Умник какой! Я сказал, — молчок — и все!

Взволнованный Котька встал.

— Отдай ему деньги, слышишь! Влипнешь в историю… Отдай.

— Поздно! — прервал его Боцман. — Если я сорву у Жоржа свидание, — худо мне будет. Понятно?

— Черт с тобой! — плюнул с досады Котька. — Я ничего от тебя не слышал и ничего не знаю. До свиданья!

— Постой!

— Нечего мне тут стоять!

— Ну, смотри, — нахмурился Боцман, — если кому пикнешь, — с Жоржем шутки плохи. И моя заступа не поможет.

— Прощай! — сказал Котька, не глядя на Боцмана. Он сделал шаг, на секунду задумался, потом махнул рукой и пошел к выходу.

— Прощай… прошептал Боцман и в глазах его появилось тоскливое выражение. Он достал заветную коробку с сигаретами и посмотрел вслед уходившему Котьке: как он шел по размокшему катку хлюпая по лужам.

Необычайное происшествие

После свидания с Котькой на пустыре Боцман часа два болтался по улицам, изнывая от скуки, и наконец вернулся домой, но и здесь его заедала тоска. Предстоящее завтра подозрительное предприятие не очень тревожило Боцмана, но не радовали и деньги, полученные от Жоржа. А что они, деньги, когда некому даже похвастаться своим капиталом! Друзей больше нет. «Остался один! Твои бывшие товарищи теперь с нами!» — вспоминал он слова Буданцева.

Он шел по двору, рассеянно шаркая ногами, не обращая внимания на веселую беготню ребят. У него с ними нет ничего общего. Он здесь чужак в своем собственном дворе.

Какой-то мальчуган шмыгнул мимо, и Боцман по привычке подставил ему ножку, но даже не посмотрел, как тот растянулся, не засмеялся, удовлетворенный своей ловкостью, а пошел дальше. Дойдя до конца двора, он медленно повернул обратно и все ломал себе голову, стараясь придумать, чем бы развлечься, как убить непереносимую скуку.

Ребята друг за дружкой шныряли в подъезд, быстро поднимались по лестнице, весело шумели, смеялись.

«К Буданцеву Гришке идут», — решил Боцман и, подняв голову, взглянул на окна пятого этажа. Хлопая по водосточной трубе, раскачиваемые ветерком, колыхались разноцветные флажки. «Там у них, наверно, весело», — с горечью подумал Боцман. И ему вдруг очень захотелось попасть в эту крикливую, шумную компанию, пошутить, «потрепаться», сыграть в какую-нибудь залихватскую игру, повозиться с крепкими, сильными ребятами. «Скажи, что ждешь на дворе. Я сейчас же спущусь…» — снова вспомнилась ему встреча с Буданцевым, разговор зимой на бульваре.

Он издали увидел Котьку и Миньку, крикнул им, но, занятые веселой беседой они не услышали его и скрылись в дверях подъезда.

Боцман достал из пачки сигарету, закурил и вслух сказал:

— Куда же податься? Тоска смертная!

Рядом быстро прошел Виктор Гуляев, неся на плече два тяжелых весла, и чуть не задел Боцмана.

— Эй, чемпион! — окликнул его Боцман.

— Чего тебе? — повернулся Гуляев.

Боцман нерешительно потоптался на месте.

— Тут ваш дружок Буданцев предлагал мне быть капитаном яхты. Подумаешь, дело! Я отказался…

— Ну и что?

— Так вот, передай ему, что я согласен на пару с ним командовать тимуровским отрядом. Пускай он будет комиссаром, а я командиром. Ты его сейчас увидишь?

— Увижу.

— Вот передай. Я буду здесь ждать.

Гуляев переложил весла на другое плечо и оглядел Боцмана. Очень хотелось сказать: «Ты что, белены объелся?! Ты в своем уме?!» Но Гуляев, помня постоянные наставления Буданцева, сдержался и только сказал недовольным тоном, с трудом скрывая раздражение:

— Пожалуйста без ультиматумов!

— Я жду полчаса, — повторил твердо Боцман. — Так и передай!

— Жди! — сказал Гуляев и пошел к подъезду, думая по дороге: «Ага, заело! Околеваешь в одиночку, так тебе и надо! Подождешь, потерпишь, больно горд: захотел нами командовать! Собьем с тебя спесь! Попросишься в будущий клуб полы подметать, так мы еще подумаем».

Придя на заседание совета штаба, Гуляев никому ничего не сказал, нарочно сел у окна и, посмеиваясь втихомолку, поглядывал на двор, где разгуливал Боцман, нетерпеливо мусоля сигарету.

Прошел час. Тимуровцы обсуждали программу открытия клуба.

Гуляев, выбрав удобный момент, когда Толя Силаев оторвался от записи в дневнике, толкнул его локтем:

— Взгляни-ка на двор, — там Боцман мотается как неприкаянный. Ждет с Гришей свидания. Задумал быть нашим командиром. Чудик! Вот потеха, ей-богу!

— Ты правду говоришь? — спросил Толя и бросился к окну. — Где же он?

— Да, видно, ушел. Скатертью дорога!

— Он просил с ним встретиться Гришу?

— Ну да. «Ждать, говорит, буду полчаса». Вот барахольщик!

— Тише! — крикнул Буданцев. — Ребята, ну что у вас там за разговоры! Толя, ты будешь вести дневник или нет?

— Ребята! — вдруг закричал Толя. — Гриша! Товарищи! На дворе нас ждал Боцман, хотел говорить… Сказал Виктору, чтобы он об этом передал Грише. А Виктор ни гу-гу! И Боцман ушел.

— А что же я буду передавать, когда он командиром хочет быть! Подумайте, какой наглый тип!

— Неважно, кем он хочет быть, — прервал его Толя. — Он хочет быть с нами. Вот что! Неужели у тебя не хватило ума это понять?

— У тебя ума много? — разозлился Гуляев. — Пусть Боцман вначале сломит свою спесь. Подумаешь, барин! Пижон! Мы и так цацкаемся с ним, как с писаной торбой.

Буданцев энергично похлопал в ладоши, но видя что ребят не унять, застучал кулаком по столу.

— Да прекратите же! Заседание штаба временно прерывается. Найдите Боцмана. Я буду ждать его во дворе по тех пор, пока вы его не найдете, — хоть до вечера!

Он накинул пальто, схватил шапку и вышел из комнаты.

Ребята шумно споря, последовали за ним. Но найти Боцмана не удалось. А на другой день утром, когда все тимуровцы были в школе, во дворе дома произошло необычайное происшествие…

Около двенадцати часов дня при попытке ограбить квартиру были задержаны Жорж и его сподручный, некто Филин.

Когда воров выводили на улицу, Боцман, увидев Жоржа среди милицейского конвоя, так перепугался, что бросился бежать сломя голову по улице.

Какой-то худощавый, невысокого роста мужчина, который до этого безмятежно читал на стене дома газету, сделал вдруг резкий прыжок и преградил Боцману дорогу:

— Одну минуточку!

Боцман растерянно дернулся в сторону, но сразу почувствовал сильную боль в плече. Незнакомец крепко держал его за руку.

Боцман плаксиво запротестовал:

— Не имеешь права хватать! Я ни в чем не виноват. Пусти… Меня в аптеку мамка послала…

Гражданин молча подал знак милиционеру. Тот подбежал.

— Взять!

— Есть! — козырнул милиционер и, качнув головой в сторону подъехавшего к воротам закрытого автомобиля, сказал:

— Давай шагай поживей! Не задерживай!

Всю дорогу Боцман трясся от испуга и недоумевал, — каким образом он попался, как он не увидел раньше милиционеров? Ему и в голову не приходило, что задолго до того, как он встал «на стрёме», работниками угрозыска была налажена в доме засада.

Чего же хочет Буданцев?

Никто никогда не видел Гришу в таком возбужденном состоянии. Он резко ходил по комнате, круто разворачиваясь, то снимая, то вновь надевая очки, ожесточенно размахивал руками и кричал:

— Это мы виноваты, что упустили Боцмана! Мы! И прежде всего я. Надо было раньше им заняться. Всё завтра! Прошляпили! Грош цена всему отряду, если мальчишки в нашем доме будут оказываться соучастниками воров. Позор! И нет нам никакого оправдания. И нечего нам друг друга утешать. Ведь подумать только: уже шел к нам своенравный, дрянной парень, хулиган, своевольный и самолюбивый… С чего бы это? Исправился? Перевоспитался? Я думаю, что просто с тоски. Один! Душа заныла. Вот бы и зацепить его в этот момент. Нет, черт! Проворонили! А, что зря говорить! К чему тут дурацкие слова сожаления! Не поправишь!

Ребята, подавленные волнением своего старшего товарища, молчали.

Некстати пришла еще Наташка. Никто так и не мог понять, зачем она пришла.

Вид у нее был такой же растерянный, как при свидании в ТЮЗе с Ромео — Демьяновым.

Она не ожидала застать у Буданцева так много народу и теперь совсем запуталась в словах:

— Я хотела бы… очень хотела… заняться в отряде… Я прошу дать поручение мне… но очень серьезное, чтобы я могла заняться…

— Заняться! Заняться! — повторил раздраженно Буданцев.

Он крутил в воздухе очки, недовольно морщил брови, кося глазами, смотрел в упор на Наташку и не видел ее удивленного и растерянного лица.

— Дозанимались уже! Допрыгались наследники Тимура! Вороны!

Он снова зашагал по комнате, крутя очками, но уже не так резко, сделал поворот, замедлил шаг. Видно было, как он настойчиво и упорно овладевает своими разгулявшимися чувствами. Наконец обычное спокойствие вернулось к нему. Он надел очки и, подойдя к Наташке, мягко сказал:

— Извини, пожалуйста. Я, откровенно говоря, ничего не слышал, — что ты сказала? Но у нас такое дело…

Он сделал характерный жест кистью руки, обведя комнату, словно приглашал свидетелей подтвердить, что здесь действительно произошло что-то очень важное.

— Мы поговорим с тобой, Наташа, завтра. Хорошо? Когда ты свободна?

— Мне все равно… — пролепетала Наташка.

— Тогда в шесть часов.

Он протянул ей обе руки. Коротким прикосновением, словно мимоходом, пожал ее маленькую похолодевшую руку. Затем, посмотрев внимательно на ребят, бросил тоном приказа:

— Бунчук, Силаев, Демин! За мной! В отделение милиции!

В милиции

Гриша очень сожалел, что не позвонил сразу Клавдии Петровне. Час тому назад она уехала в район. Вместо нее был совершенно незнакомый лейтенант.

«Почему я немедленно не сообщил ей? Такая досада! — упрекал себя Буданцев. — Как бы нужна была сейчас Клавдия Петровна! Ах, как нужна!»

Он попросил разрешения у лейтенанта оставить Клавдии Петровне записку. Живо вырвал из своего блокнота листок и размашистым почерком торопливо написал: «Прошу позвонить. Чрезвычайно срочное дело! Буданцев».

Ребята ждали его в коридоре.

— За мной! — крикнул им Гриша. — К начальнику отделения!

Их принял сам майор. Он усадил всех на длинный кожаный диван, придвинул свое кресло поближе и внимательно, не прерывая, выслушал Буданцева. Гриша просил освободить Боцмана, давал поручительство и подчеркнул, что он уполномочен говорить от имени всего отряда.

— Это все очень хорошо, — сказал майор. — Мы с вами знакомы уже около года; правда? Я высоко ценю вашу помощь органам милиции. Во-первых, хотя бы потому, что вы дали нам возможность поймать крупного вора-рецидивиста, который неоднократно ускользал от нас. Второе: вы организовали и поддерживаете среди детей в доме и на улице такой порядок, о котором мы сотрудники милиции, только мечтаем. Это…

Это всё конкретные факты. И о них надо сказать прямо. Но даже не в них суть. Самое главное заключается в том, что вся деятельность вашего коллектива — это помощь нам, родителям, школе, помощь в нашей общей борьбе за культурное воспитание. Я пользуюсь случаем, ребята, чтобы поблагодарить вас. Я доложил генерал-майору — начальнику управления, — и ваша деятельность будет отмечена в приказе официальной благодарностью командования. Больше того, генерал хочет с вами побеседовать. Он приказал мне пригласить на эту беседу работников ленинградских газет, с тем чтобы опыт вашего отряда получил гласность и стал примером. Это всё так. Но то, что вы просите… увы, это невозможно! Конечно, я должен оговориться, поручительство такого прекрасного коллектива — это аргумент очень серьезный. Я не имею права недооценивать его. Но все же Леонид Рогачев, или, как вы его называете, Боцман, — соучастник преступления. Он, кроме того, хулиган, и нам известны все его мерзкие проделки. Между прочим, Клавдия Петровна передала мне ваше сообщение о том, кто именно сбросил девочку с велосипеда и покалечил ее. Опять же, оказывается, этот злополучный Боцман… Я очень рад, что вы пришли. О вашей просьбе мною будет доложено по начальству, но обещать я вам ничего не могу.

Ребята, чувствуя, что разговор окончен, встали.

— Вот так, — сказал майор. — Позвольте, дорогие ребята, пожелать успеха вашему коллективу. Крепите его. Не оставляйте. Я слышал от Клавдии Петровны, что вы открываете в доме клуб школьника. Это очень большое дело. Надеюсь, вы пригласите как-нибудь и меня. Я приду с товарищами.

Он нажал кнопку электрического звонка. В дверях появился дежурный.

— Попросите ко мне лейтенанта Фролова и старшего лейтенанта Викентьева.

Через несколько минут в комнату вошли два офицера милиции.

— Позвольте представить вам, товарищи, — сказал он, обращаясь к офицерам, — руководящий состав штаба отряда тимуровцев. Вы люди новые и еще незнакомы с этой превосходной организацией. Я по старшинству, — улыбнулся майор и обратился по военному. Вот это — командир отряда Григорий Буданцев. Его заместитель — Толя Силаев. Наконец, руководитель звена содействия милиции Игорь Бунчук и его помощник Демин… Извините, забыл имя.

— Коля, — подсказал Буданцев.

— Правильно, вспомнил, — Демин Коля.

Офицеры, приветливо улыбаясь, крепко пожали всем руки.

Майор проводил ребят до дверей.

— Еще раз большое спасибо! — сказал он. — Заходите. Я всегда буду рад вас видеть. До свиданья.

— До свиданья, — попрощались тимуровцы.

Офицеры вытянулись и козырнули.

Ребята вышли на улицу и некоторое время стояли молча, взволнованные приемом.

Буданцев неторопливо протирал очки. Игорь сосредоточенно дергал кончик своего длинного носа. Руководитель звена СМ был очень горд: ему показалось, что офицеры с особым почтением пожали руку именно ему.

Толя Силаев и Демин думали каждый о своем, переминаясь с ноги на ногу.

— Мда! — нарушил молчание Буданцев. По губам его пробежала обычная лукавая усмешка. — Я думаю, что Боцман вернется. А? — хлопнул он сильно Игоря по плечу — Безусловно вернется!

Торжественное открытие

Три дня с помощью ребят дворники наводили чистоту и порядок, убирая строительный мусор и оставшиеся неиспользованными материалы. Часть досок забрали юннаты для изготовления цветочных ящиков: еще зимой отряд принял решение озеленить все подоконники дома.

Накануне Первого мая клуб принимали специальные комиссии. Инженер Крылов был не совсем здоров. Пришлось Ивану Никаноровичу одному «отдуваться». Он устал от придирок. Больше всего доставила ему беспокойства представительница архитектурного управления. «Вот въедливая тетка! По каждому поводу морщит нос», — думал с неприязнью Иван Никанорович. То ей не нравилось сочетание красок, то не удовлетворяла высота потолка.

Иван Никанорович терпеливо защищался:

— Извините, выше некуда! Мы не можем влезать в частную квартиру: над потолком жильцы.

— Печально! А это что за стиль такой сногсшибательный?

Она придирчиво постукивала по обшивке одной из комнат.

— Это не стиль, а необходимость. Здесь были трубы котельной. Чтобы не разворачивать весь первый этаж, мы их срезали и зашили этой обивкой. У нас ограниченные средства и маленькие сроки. Поймите: это не Дворец культуры, созданный по проекту знаменитого архитектора. Это маленький клуб школьника при доме, пока что единственный во всем городе. Может быть, даже во всей стране. Первенец!

— Да? — притворно удивлялась женщина и назидательно добавляла: — Но это не дает ему права быть уродом. Клубы школьников должны быть великолепны в архитектурном отношении. Они призваны развивать хороший эстетический вкус у детей.

— Совершенно правильно, — соглашался Иван Никанорович. — Вот вы их и создавайте в новых домах во всем великолепии!

Вечером заседала культкомиссия дома. Был приглашен широкий актив. Родители принесли гардины и занавески, цветы и тропические пальмы, ковровые дорожки и картины, разную мебель. Поздно ночью клуб был обставлен и украшен на славу.

На другой день, задолго до открытия, на дворе толпились ребята. Лица у всех были торжественно-взволнованные.

Собирались и родители. Желающих присутствовать на открытии клуба было так много, что большому числу взрослых пришлось отказать в удовольствии. Тем более, что особо приглашенные гости не только сами пришли, но и привели своих друзей. Здесь были Петя Громов с целой группой старшеклассников-комсомольцев, Клавдия Петровна, инструкторы горкома и райкома комсомола и даже сам начальник отделения милиции, майор, с двумя офицерами.

Всех нужно было встретить, со всеми хотелось поговорить. Немалый интерес вызвал приход ребят-музыкантов — товарищей Силаева по музыкальной школе. Целый духовой оркестр из двенадцати человек!

Тимуровцы, не чувствуя под собой ног от радости, носились по всему двору.

Больше всех, пожалуй, был озабочен Игорь Бунчук. И не только потому, что совет штаба назначил его главным распорядителем вечера. Это само собой. Конечно же, хотелось блеснуть перед гостями образцовым порядком. Но, кроме того, утром произошло событие, которое немало взволновало Игоря. Когда он выходил из дому, чтобы отдать последние распоряжения дежурным, он встретил у дверей почтальона.

— Кто будет здесь Бунчук Игорь Владимирович? — спросил почтальон.

Бунчук даже не понял сразу, какой такой Игорь Владимирович. Такого в квартире нет. И вдруг сообразил: да ведь это он и есть Игорь Владимирович!

— Это, может быть, я, — сказал он неуверенно.

— Ты — Игорь Владимирович? — спросила женщина-почтальон.

— Наверно!

— Ну, давай расписывайся, Игорь Владимирович! — улыбнулась женщина и, подав Игорю карандаш, ткнула пальцем в открытую тетрадку, указав, где нужно расписаться. — Получай заказную бандероль.

Она положила на столик почтовый пакет размером с небольшой школьный портфель.

Игорь кинул взгляд на конверт, и первые слова, которые ему попались на глаза, заставили его вздрогнуть: «Адрес отправителя: БЛАГОВЕЩЕНСК».

Дрожащими руками он разорвал конверт и вытащил исписанный чернилами листок: что-то большое и твердое, как картон, завернутое в кальку.

«Зимняя канавка!» — осенило его, и он почувствовал, как сердце забилось часто-часто.

Теперь уже осторожно, словно боясь, что он сотрет с бесценной картины ее легкие нежные краски, Игорь развернул восковую бумагу.

Окантованная картонным обкладом была превосходная цветная репродукция картины художника Куинджи.

Он долго смотрел на этот снимок, любуясь им, потом вспомнил, что есть письмо.

«Милые тимуровцы! — писал художник. — Из двух миниатюр, которые я увез, уезжая в Благовещенск, одна действительно оказалась принадлежащей кисти Куинджи. Она была в довольно плачевном состоянии, но ее мастерски реставрировали, и она находится сейчас в Дальневосточном краевом музее. Посылаю вам репродукцию этой чудесной «Зимней канавки». Искренне желаю успехов в учебе и крепкого здоровья».

Да, у Игоря было основание почувствовать себя именинником. Торжествуй, упорный искатель! Кончились шутки Виктора и Кости насчет разных корзин…

Конечно, не прошло и получаса, как известие о посылке, которую получил Игорь, распространилось среди ребят по всему дому. «Зимняя канавка» переходила из рук в руки, — ею все любовались. Аня Баранова даже попросила разрешения показать ее отцу и матери. Ей дали, — она художница. Пусть у нее и хранится до вечера. А когда откроют клуб, в нем найдется на стене место для настоящего произведения искусства.

«Так интересно начался день! — радовался Игорь, хлопотливо шныряя сейчас среди гостей. — Дальше будет еще интересней! Скорей бы открытие!»

И в это время тонким серебристым переливом разлетелся по двору сигнал силаевского корнета: «На сбор!»

Все повернулись к широким, отделанным под красное дерево дверям клуба.

Иван Никанорович вел под руку к входу совсем древнюю старушку, Матрену Спиридоновну, старейшую жилицу дома.

В полной тишине он вручил ей новенькие, сверкающие ножницы:

— Прошу, пожалуйста!

Матрена Спиридоновна, взволнованная оказанной ей честью и всеобщим вниманием, разрезала алую шелковую ленту у входа.

И сразу грянул торжественный марш. А над входом загорелись ярким огнем две неоновые надписи: одна, красная, — «Клуб школьника» и другая, голубая, — «Добро пожаловать!»

Пожаловало много. Зал и все комнаты оказались переполненными.

Долго и шумно усаживались.

Первое слово взял Иван Никанорович.

— Дорогие ребята! Вот ваш клуб. Берегите его. Будьте гостеприимными хозяевами. Пусть каждый школьник, который придет к вам, найдет здесь веселые игры, увлекательные полезные занятия и добрых друзей. Я верю, что организатор и застрельщик всех хороших дел — славный отряд тимуровцев — будет умело управлять клубом и достойно нести его честь. От имени культкомиссии дома, которая берет над клубом культурное и хозяйственное шефство, я поздравляю вас с первомайским подарком!

Снова гремел оркестр, играя бравурный туш.

Потом выступил с приветственным словом Петр Громов. Не все здесь знали, что секретарь комсомольской организации школы был тимуровским наставником, что это он дал тимуровскому отряду путевку в жизнь. Рассказывая о первых днях зарождения отряда и оценивая его деятельность, Громов скромно умолчал о своем участии. Но, когда он кончил, тимуровцы повскакали с мест, зашумели, стали бурно хлопать в ладоши.

Председательствующий — Иван Никанорович — позвонил в колокольчик и хитровато улыбнулся.

— Шум-то вполне законный, — сказал он. — Требуется поправочка. Тут записка получена. Подписали ее Гриша Буданцев, Игорь и Толя Силаев. А содержание такое…

И Иван Никанорович рассказал, какую поддержку, помощь и умные советы получали тимуровцы от комсомольцев школы.

Громова сменил отец Ани Барановой:

— Я, ребята, моряк, и жизнь моя проходит больше на воде, чем на суше. И вот уйдешь, бывало, в дальнее плавание, а в голову лезут разные тревожные мысли: все ли хорошо дома? Чем детишки заняты, когда жена на работе. Не случилось бы с ними какой беды. Но теперь, должен вам прямо сказать, таких мыслей больше у меня не будет. Не будет, хоть на целый год в Антарктику пойду. Почему? Да что же, скажите, пожалуйста, беспокоиться, когда у моей семьи теперь столько друзей! Вот они сидят, мудрые, великодушные, заботливые юные шефы. Не знаю, как вы, ребята, на это посмотрите, но хочу я организовать здесь в клубе уголок моряка.

В шуме одобрения капитан подал Ане и Тосе Пыжовой знак, и они втащили на эстраду чемодан. Капитан Баранов открыл его и стал выкладывать на стол разные вещи. Тут были роскошные морские карты и справочники, подзорная труба, огромный бинокль, шлюпочные компасы, весь прокладочный инструмент, то есть секстант, измеритель и прочее.

Все это сразу пошло гулять по рукам, и Ивану Никаноровичу пришлось не раз звонить в колокольчик, чтобы добиться тишины.

Вслед за капитаном Барановым выступил старый жилец дома — ученый, известный своими трудами в области астронавтики. Он сказал, что ему не хотелось бы отставать от капитана Баранова. К сожалению, нет возможности подарить ребятам ракету, которая вскоре полетит в межпланетное пространство. Но он всегда готов провести в клубе беседы о таких полетах.

Очень тепло встретили тимуровцы Клавдию Петровну. Она поздравила ребят с открытием клуба и прочитала приказ начальника управления милиции города Ленинграда, где тимуровцам объявлялась благодарность и отряд награждался ценным подарком.

Внесли подарок. Это был телевизор, с которого Бунчук тут же лихо сдернул чехол, чтобы все могли полюбоваться.

Наконец на эстраде появился Гриша Буданцев. Все захлопали.

— Нас очень щедро хвалили сегодня, — сказал он, — и поднесли дорогие подарки. Нам подарили этот прекрасный клуб и все то, что мы видим в нем. Большое спасибо! Но главный подарок, который взволнованно ощутили наши сердца, — это вера в нас и признание, что наши скромные успехи приносят пользу советскому обществу. Каковы же наши мечты и надежды? Они по-прежнему скромны и вполне осуществимы. Пусть этот клуб, с его приветными огнями, станет еще одним, хотя бы и маленьким, звеном, укрепляющим дружбу и товарищеское общение! Пусть он будет местом любимых игр и развлечений, очагом тимуровского отряда, способным с пользой занять свободное время ребят, дать им веселый, разумный отдых! Если этот клуб хоть немножко поможет семье, комсомолу, то и тогда хорошо. Мы верим, что он поможет. Как начальник штаба наследников Тимура я уполномочен от имени совета штаба объявить благодарность всем тимуровцам, принимавшим участие в строительстве клуба. Славным тимуровцам ура!

В шуме аплодисментов и криков «ура» оркестр заиграл тимуровский марш. Его подхватили десятки голосов. И хотя мотив был старый и не ахти какие слова, — песня всем понравилась.

Когда в зале все успокоились, вышел Костя Широков. Ему было поручено объявить программу вечера. Костя не обошелся без своих «трах-бах», чем немало повеселил аудиторию.

После перерыва показали два ленинградских киножурнала, потом был концерт самодеятельности, а в заключение, конечно, состоялись танцы.

Силаевский оркестр играл с таким веселым подъемом и воодушевлением, что многим захотелось танцевать. Толя то дирижировал оркестром, то сам играл на корнете. Его круглая румяная физиономия от усилий и оживления стала совсем пунцовой.

Гриша Буданцев отозвал его, и они вышли во двор.

— Вот, друг мой, Толя! Как все хорошо! Правда? — весело обнял Буданцев товарища.

К ним присоединились Коля Демин, Бунчук и другие ребята.

Подбежала Аня Баранова и Наташка.

— Осуществилась наша мечта! — сказал Буданцев и показал на светящиеся буквы над входом. — За последнее время я часто видел во сне эти надписи.

Наташка не отрываясь смотрела на него. Он поймал этот взгляд, и она тотчас смущенно воскликнула:

— Ой! Посмотрите, — какое красивое небо!

И все посмотрели на изумрудное небо — этот первый предвестник белых ночей. В нем зажигались и мигали ясные майские звезды.

Так проходили будни

Девочки готовились к экзаменам сообща. Собирались то у Ани Барановой, то у Наташки. У нее теперь тоже была отдельная комната, — старшая сестра уехала на освоение целинных земель. Романтика этого героического похода комсомольцев увлекла Наташку. Она представляла себя в мечтах осененной каким-то сказочным успехом, о котором заговорили все и даже написали в газетах. Но что это мог быть за успех такой, — она не знала… Может быть, рекорд никому не известной трактористки, вспахавшей неисчислимые гектары целины. Или… А вот что «или»? Словом, очень отличилась чем-то Наташка — первогодка-комсомолка. Все обратили внимание и, в частности, конечно, Гриша Буданцев. Он узнал об этом из газет или по радио. И так стал досадовать на себя: «Как, это та самая Наташка, на которую я дико наорал? Назначил свидание в клубе ровно на шесть часов вечера, а пришел неизвестно когда. И она, перечитав все газеты и журналы, ушла. Может быть в слезах, и навсегда. Ах, она такая красивая, умная и энергичная! Как я раньше не заметил?!»

Но предаваться мечтам особенно долго было нельзя. Предстояли трудные экзамены за семь классов. Русский устный надо было сдавать за пятый, шестой и седьмой классы. Очень пугала Наташку письменная алгебра.

— А я геометрии боюсь, как огня! Смертельно! — восклицала Люда Савченко, зябко поеживаясь, словно от озноба.

Она рассказала, что Лиза Гречик и Тамарка Болтина заготовили к экзаменам целую кучу разных талисманов. Тамарка умудрилась даже зашить в подкладку туфли на самых пальцах серебряный полтинник. Где только она его достала? А Лиза Гречик собирается тащить билеты левой рукой, стоя на левой ноге, зажмурив левый глаз и приговаривая какие-то дикие слова: «Цыр-быр-ма-царыр!»

Девочки занимались по три — четыре часа в день, а потом бежали в клуб.

При входе их неизменно встречал какой-нибудь дежурный мальчик с повязкой на рукаве. Он приветливо открывал дверь и говорил: «Добро пожаловать!»

В клубе стоял шум. Любители домино с ожесточением и восторгом выбрасывали на стол кости, в углу трое ребят мастерили модель крейсера «Аврора». Над головами моделистов то и дело мелькал, пролетая, мячик настольного тенниса. Только в комнате-читальне было тихо. Чуть слышно шелестели страницы книг и журналов, а любители шахмат с безмолвной сосредоточенностью поражали друг друга хитроумными ходами. Библиотекой ведал Вася «синий». Книг было много. Приходилось посиживать над составлением описи и каталога.

Подготовка к экзаменам несколько задержала кружковую работу. Но все обязанности были уже распределены. Заведующим клубом единогласно избрали Игоря Бунчука. Костю «трах-бах» — комендантом. Всей художественной частью ведали Аня Баранова и Толя Силаев. Саша Кудрявцев — техническими кружками. Вышел первый номер клубной стенгазеты «Красная звездочка». Главный редактор — Тося Пыжова. Она же была введена и в состав совета клуба. По субботам ребята из звена «содействия технике» показывали кинокартину, а так обычно работал телевизор. На июнь месяц был составлен интересный календарь: встреча с бывшим командиром крупного партизанского соединения, шашечный турнир, выезд на яхтах по взморью, футбольный матч против сборной команды района, воскресный концерт-утренник: «Малыши-дошкольники в гостях у тимуровцев» — и даже двухдневный туристский поход, под девизом: «Наша первая встреча с лесом и речками».

Гриша Буданцев не оставлял без контроля деятельность клуба, хотя его ближайшие помощники — Силаев и Бунчук — вполне справлялись самостоятельно.

Игорь очень гордился своим новым назначением и проводил в клубе все свое свободное время. С ним очень подружились Котька и Минька. Они были заняты организацией при клубе кружка любителей парусного спорта, и Бунчук их всячески поддерживал:

— Кройте, ребята! Хорошее дело! — говорил он. — Только не утоните на ваших швертботах.

— Ничего, Витя Гуляев всех спасет! — смеялся Котька.

Он тоже был увлечен клубными делами и жалел, что закадычный друг его — Боцман — «пропал ни за понюх табаку».

— Боцман вернется! — сказал ему как-то Игорь. — Я имею от Клавдии Петровны самые обнадеживающие сведения.

И Боцман, верно, вернулся.

Однажды Игорь играл с ребятами на маленьком настольном бильярде. В окно он увидел, как по двору ступает мешковатая фигура, размахивая длинными руками.

Игорь выскочил во двор с кием в руке.

— Привет, Боцман! — крикнул он громко. Мешковатая фигура обернулась.

— Привет!

— Не хочешь ли сыграть партийку на бильярде? Боцман покосился на кий.

— А где?

— Да здесь, в клубе.

Боцман поднял глаза и увидел сверкающую надпись над входом.

— «Клуб школьника», — прочитал он и, тряхнув плечами, сказал: — Я пока еще не школьник, но любого обставлю. Идем!

Часа полтора он играл, меняя одного партнера за другим, оставаясь победителем. Потом ребята предложили ему осмотреть клуб.

— Айда! — сказал Боцман. — Потопали…

Его повели через комнаты для кружковых занятий. Каждый старался показать то, что казалось ему наиболее важным: юннаты — свой комнатный сад, спортсмены — гимнастические снаряды, любители музыки — гитары, домры и балалайки.

Боцман одобрительно кивал головой и все трогал руками. На мандолине он даже немножко потренькал, словно хотел оценить качество инструмента.

В библиотеке-читальне Боцман долго стоял перед репродукцией «Зимней канавки», почесывая голову, но ничего не сказал и пошел дальше. Удовлетворенные его вниманием, экскурсоводы повели Боцмана в зрительный зал.

В этот же день был созван экстренный совет штаба отряда. Разговор шел о Боцмане. На совете впервые присутствовала Клавдия Петровна. Она сообщила ребятам, что, по настоянию милиции, Боцмана приняли в ту же, школу, в которой учатся Толя Силаев, Игорь Бунчук и другие тимуровцы.

— Отныне, — подчеркнула Клавдия Петровна, — Леонид Рогачев — член вашего коллектива. Всем отрядом вы взяли его на поруки. Это смелый, но очень ответственный шаг. Теперь вам надо хорошо продумать, ребята, как изменить злую судьбу этого парня, как сделать его настоящим человеком…

Заседание совета штаба продолжалось долго. Боцман ничего об этом не знал. Виктор Гуляев, Минька и Котька увезли его в яхт-клуб на Крестовский остров.

В этот вечерний час Финский залив был чист и ясен. Солнце прочертило по взморью сверкающие водяные дороги. Они уходили вдаль, к горизонту, и по ним, провожаемые криками чаек, неслышно скользили белые паруса.

Минуты перед разлукой

У вагона № 6 скорого поезда «Ленинград — Москва» собралась большая группа провожающих. Даже клуб в этот вечер опустел; были брошены все игры и занятия. Остался один дежурный.

Девочки пришли с подснежниками и фиалками.

Аня собрала цветы в один букет и, передавая Грише, слегка стесняясь ребят, сказала:

— Не забывай нас!

— Что ты? Разве я могу забыть своих друзей!

Он оглядел окружавших его ребят долгим ласковым взглядом. Ему хотелось сказать: «Я вас очень люблю всех! Мне так невыносимо грустно расставаться с вами. Или садитесь вместе со мной в вагон, или я сейчас выйду с вами на Невский и никуда не поеду!»

Эти тягостные минуты разлуки были для Гриши тяжелы и обычные слова прощания: «Пишите! Не забывайте!» — не выражали его истинных чувств. Поэтому он просто протянул вперед руки, схватил Толю Силаева, крепко обнял его, Игоря, Костю, других ребят… Подошел к Ане.

— Может быть, когда-нибудь и увидимся снова?

— Может быть… Спасибо, Гриша!

— За что?

— За разное… Ну, хотя бы за телеграмму с Зеленого Мыса.

— А! — улыбнулся он. — Ты догадалась? Это коллективное творчество.

Из окна Буданцеву махала рукой мать.

— Гриша! Осталась одна минута.

— Сейчас, мама!

Он увидел плачущую Наташку и подбежал к ней.

— Прощай, Наташа! Нам так и не удалось поговорить…

Она уткнулась носом в платок, не отвечая. Он потрепал ее ласково рукой по плечу.

— Прощай!

И вскочил на подножку.

Поезд тронулся. Ребята пошли по перрону, с каждой секундой убыстряя шаг, потом побежали рядом с вагоном, махая шапками и руками.

— Гриша! Приезжай в Ленинград! Пиши нам! Не забывай!

Кончилась платформа, и красный фонарь в руке проводника стал удаляться все дальше и дальше. Наконец он ушел вправо за железнодорожное депо, и его не стало видно.

На площади Восстания, огибая сквер и не умолкая, шуршал поток машин. Впереди был многолюдный и шумный Невский проспект. В глубине его, освещенная предзакатным солнцем, розовела Адмиралтейская игла.

— Пойдем пешком? — спросил Игорь, тихо трогая за рукав Толю Силаева.

— Пойдем!

Он не трогался с места. Ему показалось, что он слышит далекий гудок паровоза, который увозил его друга.

— Эх! — тяжело вздохнул Игорь и стал щипать кончик своего носа, который и без того был красным, — так ему досталось сегодня.

Костя с сочувствием посмотрел на товарищей, развел руками:

— Ведь вот какое дело, а? Был с нами Гриша Буданцев — и вдруг… трах-бах… нет!

Никто даже не улыбнулся.

Их догнали девочки. В руках они держали добрых полдюжины эскимо.

— Ребята, подсластите горечь разлуки! — сказала Тося, протягивая мальчикам эскимо. — Кто хочет?

— Буданцев любил мороженое, — сказал Костя и вздохнул. — Не догадались купить в дорогу. Шляпы!

— А помните, как Гриша однажды… — начал было Толя и замолчал, услышав у себя за спиной судорожное всхлипывание.

Он обернулся.

Сзади шла Наташка, кусая носовой платок. В руке у нее таяло и расползалось по пальцам мороженое.

— Что с тобой, Наташа? — спросил Силаев.

— А ничего такого! — живо ответила за нее Тося. — Она у нас девочка нервная и впечатлительная. Не может видеть, когда даже чужие люди уезжают. Ее просто нельзя брать на вокзалы. Рёва!

— Грише тоже невесело, — сказал Игорь. — Когда еще новых друзей-то приобретешь, правда?

— Конечно! — согласился Толя. И они опять заговорили о Грише.

Видно, не так-то было просто и легко примириться с мыслью, что его больше с ними нет.