Наследство за океаном

Глава 2

Этой ночью Линдсей написала письмо в Новую Зеландию. Дело оказалось не из легких, девушка выкинула три варианта послания, прежде чем результат ее удовлетворил. В письме Линдсей заверила Лекса в том, что она не держит на него зла, и сообщила о скором приезде. «Мы, — писала девушка, — продадим коттедж и у нас еще есть небольшие сбережения, поэтому мы сможем прилететь самолетом — сэкономим время, ведь вы в больнице. (Если будет желание, то потом Лекс сможет оплатить расходы.) Я, конечно, понимаю, — продолжала девушка, — что тратить деньги на самолет — непозволительная роскошь. Мы с ребятами вполне могли бы добраться пароходом, но, учитывая ваше состояние, я решила: чем быстрее мы приедем, тем лучше. Тем более столько эмигрантов добираются пароходами, заказывать билеты нужно, как минимум, за восемнадцать месяцев. Надеюсь, вы не будете слишком сердиться на нас за такие траты. Детям я ничего не рассказывала о том, что произошло много лет назад, они только знают, что вы с мамой расстались. Я решила, вам будет приятно, что они хорошо к вам относятся, да и проще будет налаживать с двойняшками отношения. Я искренне верю, что вы пойдете на поправку, несмотря на прогнозы врачей. Что касается меня, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь и поддержать вас».

Написав письмо, Линдсей никак не могла отделаться от сомнений. Она все еще не понимала, что в действительности заставило ее отчима сделать такой широкий жест. Возможно, он просто боится остаться один на смертном одре — вокруг не окажется ни одной женщины, которая бы за ним ухаживала. А тут как раз объявилась давно забытая падчерица. Вздор! В любом случае отъезд дело решенное. Линдсей поддержит больного человека. Нельзя злом отвечать на зло.

У семьи Бредмор появился свет в конце туннеля и дела пошли своим чередом. Они готовились к отъезду. Приезд миссис Локхарт с целью восстановить мир даже позабавил Линдсей. Несостоявшаяся свекровь намекнула девушке, что та может вернуться… Наверное, услышала, что объявился богатый отчим. Коттедж вот-вот перейдет в руки других владельцев, а о двойняшках позаботятся их сводный брат и опекун. Локхарты с радостью примут такую девушку, как Линдсей, в свою семью. Миссис Локхарт уже прознала о письме Лекса и его планах сделать двойняшек полноправными наследниками.

— Семья должна воссоединиться, — мурлыкала мать Робина, — я просто уверена, этот опекун и его жена станут чудесной семьей для ребят. Какой редкий дар судьбы — вырасти на преуспевающей ферме, которая впоследствии перейдет к ним, получить прекрасное образование. И, что самое главное, все законно, официально — это твоя заслуга, Линдсей, двойняшки тебе всем обязаны. Ты столько в них вложила сил… денег и…

Девушка сухо ответила:

— Я не собираюсь возвращаться из Новой Зеландии, миссис Локхарт. Детей я не брошу ни при каких обстоятельствах. Я понятия не имею, что собой представляет опекун Нейла, к тому же мне некуда да и не к кому возвращаться.

— А как же Робин? Неужели из-за какой-то глупой размолвки ты забудешь о вашей любви! Мы просто друг друга не поняли, вот и все.

— Как раз наоборот, миссис Локхарт. Лично я все прекрасно поняла. Сейчас вы уговариваете меня вернуться не из-за раскаяния, не из-за того, что я вам дорога и так далее, просто вы уверены, что у меня скоро появятся деньги. Вот почему вы приехали. Но поверьте, миссис Локхарт, у меня нет ни малейшего желания вступать в семью, подобную вашей.

Робин тоже снизошел до визита. Он пришел после того, как его мамочка потерпела полное фиаско. Молодой человек был полностью уверен, что сумеет растопить сердце строптивой девчонки и вернуть ее в лоно семьи Локхарт. Однако, уходя, Робин не раз приложил платок к глазам и напоследок смачно высморкался. Глядя вслед уходящему Робину, Линдсей поймала себя на мысли, что не испытывает никаких угрызений совести. Она дала себе обещание, что полюбит только того человека, с которым они вместе пройдут через испытания. Жизнь ее мамы была доказательством того, что человека нужно сначала узнать и проверить, а уж потом выходить за него замуж. Девушка твердо решила ни о чем не сожалеть и начать жизнь с чистого листа.

Вскоре принесли телеграмму от Александра Бредмора:

«Страшно рад, что скоро вас всех увижу. Дайте знать, когда и во сколько прилетаете. В Данидинском аэропорту вас встретят. Благослови вас Бог. Бредмор».

Последние слова в телеграмме согрели сердце Линдсей. Может быть, Лекс действительно изменился, стал другим человеком. В любом случае ей надо готовиться строить новые отношения с этим человеком, не оглядываясь на прошлое. Она все еще сомневалась, не был ли это жест отчаяния умирающего человека. Насколько искренним был Лекс?

Билеты на самолет удалось достать раньше, чем ожидалось. Линдсей тут же написала отчиму и сообщила о дате прибытия. Девушка долго боролась с желанием отправить телеграмму, но сочла это опрометчивой тратой денег. Для себя Линдсей решила быть поэкономнее, пока не выяснит, как в действительности обстоят финансовые дела, — мало ли что. Она пыталась заглушить чувство недоверия, но тщетно. Во всяком случае, успокаивала себя в очередной раз Линдсей, Лекс написал новое завещание, даже не дождавшись ответа от нее. Девушка старалась не показывать двойняшкам, что очень переживает: им нельзя портить настроение перед предстоящей поездкой, тем более они ждут отъезда с таким нетерпением. Она просто не имеет права омрачать их радость своим волнением. Пусть двойняшки думают только о скорой встрече с отцом и сводным братом. Так много нужно будет выяснить, уладить, понять. Еще неизвестно, как Нейл воспримет появление двойняшек. Не исключено, что он отнесется к ним как к лишним претендентам на наследство, начнет сомневаться, требовать проверки — точно ли они дети Александра Бредмора, да и другие проблемы могут возникнуть. Линдсей очень переживала, не знала, как отреагируют новые родственники на ее желание остаться вместе с детьми, но твердо решила: надо будет, останется как их нянька.

Дела с подготовкой к отъезду обстояли просто прекрасно, все шло без сучка и задоринки. Линдсей решила, что это хорошее предзнаменование и им остается только предвкушать перелет на самолете и ждать встречи.

Когда они приземлились в Сан-Франциско, Линдсей принесли телеграмму. Как это ни странно, послание было адресовано в Шотландию, а так как к тому времени они уже уехали, телеграмму переслали вслед за Линдсей и детьми. У девушки заныло сердце, а пальцы словно окаменели, они никак не хотели разворачивать телеграмму. И не зря. Сообщение выпало из рук Линдсей, когда она, собравшись с силами, его прочитала. Девушка подняла телеграмму и перечитала еще раз. Она была адресована Линдсей Макре, и подписал ее не Александр Бредмор.

«С прискорбием сообщаю, что Лекс Бредмор скончался 24-го числа сего месяца. Настоятельно советую вам оставаться в Шотландии, его адвокаты с вами свяжутся в ближайшее время. Приезжать сюда не имеет смысла. Хазелдин».

Линдсей резко отвернулась — она не хотела, чтобы служащие аэропорта увидели выражение ее лица. К счастью, Каллим и Мораг были увлечены покупкой открыток, которые собирались отправить своим одноклассникам.

Итак, Линдсей поторопилась. Останься она с детьми дома, в Шотландии, у нее был бы стабильный доход, возможно даже капитал, а что сейчас… Она находится на полпути, и единственно правильным решением было продолжить путешествие. Другого выбора у нее не было. Вероятно, Лекс скончался до того, как получил письмо Линдсей. Теперь нужно сообщить, что они все-таки едут. Назад пути нет — это девушка решила твердо.

Чувство сомнения, давно одолевавшее Линдсей, еще более усилилось, когда она с двойняшками приземлилась в аэропорту. Чужая страна, в которой нет ни одного мало-мальски знакомого человека, как она встретит чужестранцев? Примет ли их? Стоп! Только не впадать в панику. Отчим заверил Линдсей, что опекун Нейла чудесный человек. Он и адвокат Лекса помогут девушке и ребятишкам. Жаль, Линдсей ни разу не видела Рослочен. Что представляет собой ферма? Возможно, управляющий с женой живут в доме прямо на ферме? Интересно, а была ли у ее отчима экономка или нянька, которая приглядывала за Нейлом и за домом? Линдсей очень тревожило, найдется ли у них место для нее, ведь она, по сути дела, не имеет к Бредморам никакого отношения, но то, что она останется с детьми, девушка решила твердо. В крайнем случае, подумала Линдсей, пойду работать на ферму, если экономка будет против новой помощницы в ее владениях. Линдсей сообщила двойняшкам последние новости, но сделала это так тонко и деликатно, что на ребят они не подействовали так убийственно, как на нее. Главное для двойняшек было то, что сестра рядом, жива и здорова. Значит, все будет хорошо.

Наконец они подлетели к Момоне, где располагался Данидинский аэропорт. Перед Линдсей и двойняшками раскинулась незнакомая, но неописуемо красивая страна. Зеленые равнины украшали множество рек и речушек с небесно-голубой водой. И всю эту красоту, словно в сказке, охраняли горы-великаны. Вот оно, Центральное Отаго, место, где Линдсей и ребятам предстоит жить. По мнению девушки, они находились где-то рядом с краем света. Она знала, что неподалеку расположен Тихий океан, а дальше… Линдсей не сомневалась, что дальше уже Северный полюс.

Они вышли из самолета и попали в немыслимый людской поток. В этом аэропорту не было никакой таможни, никакого досмотра, в общем, никаких формальностей, подобных тем, что Линдсей с двойняшками приходилось проходить в других аэропортах. Они собрали все свои вещи и ждали, только чего или кого, не знала даже Линдсей. Ее сердце начало глухо биться. Девушка предполагала, что вот-вот дети увидят своего сводного брата, управляющего или уж на крайний случай адвоката Лекса Бредмора. Линдсей с детьми вошли в здание аэропорта. Вокруг них все кипело, и складывалось впечатление, что они находятся на островке одиночества в море приветствий, слез радости, улыбок, крепких рукопожатий знакомых людей. Знакомых для всех, но чужих для Линдсей и двойняшек.

Она пристально рассматривала одну группу людей за другой. Должно быть, двое взрослых мужчин и молодой парень, стучало в висках у Линдсей. А может, жена управляющего тоже придет? Это было бы здорово, все-таки с женщиной проще найти общий язык. Они стояли в нерешительности, вглядываясь в лица проходящих мимо людей. Мораг пыталась заговорить с половиной из них.

— Мораг, успокойся ты ради бога, — одергивала ее сестра, — это тоже вряд ли они. Я не вижу никого из…

Линдсей осеклась на полуслове. К ним подошел мужчина. В его худом лице было что-то хищное, а острые, резко выступающие скулы еще больше усиливали это впечатление. Мужчина был очень смуглый, его нависшие брови подчеркивали убийственный взгляд темно-карих глаз. Он был без шляпы. Остановившись в метре от детей и Линдсей, он пристально посмотрел на двойняшек и только потом сказал:

— Судя по всему, именно этих детей я и ищу. Я услышал шотландский акцент и не ошибся. Хотелось бы узнать, где их сопровождающий. Я ожидал встретить мистера Линдсея Макре с двумя детьми. Я полагаю, это…

Девушка недоверчиво произнесла:

— Мистер Линдсей Макре? Я — Линдсей Макре. Вот двойняшки, Мораг и Каллим Бредмор. Вы, должно быть…

— Мистер Хазелдин. Но почему вы — девушка?

— Главным образом потому, что так распорядилась природа, — резко ответила Линдсей. — Не понимаю, как могла возникнуть путаница. Уверена, мой отчим дал вам исчерпывающую информацию о том, что у его жены была дочь от первого брака!

Человек с хищным лицом сердито ответил:

— Насчет вас мне не давали никакой информации. Да, нам действительно известен прискорбный факт о неудачной женитьбе Лекса Бредмора во время его путешествия в Шотландию. Но ни о каких падчерицах или пасынках он не упоминал до самой кончины.

Линдсей присела перед детьми и ласковым, спокойным голосом сказала:

— Там скоро еще один самолет прилетит. Быстренько бегите на балкон, а то не увидите, как он приземляется. Это жутко интересно. Потом будет о чем написать одноклассникам. А мы пока с мистером Хазелдином все обсудим. Видите, как смешно получилось, этот мистер был уверен, что я мужчина. Ну, бегом, бегом.

Двойняшки замерли в нерешительности, они понимали, что что-то не так, но уверенный голос Линдсей их успокоил. Однако Каллим серьезно спросил:

— Линдсей, у тебя все в порядке?

Девушке удалось изобразить подобие улыбки.

— Конечно, все нормально. Это просто глупая ошибка. Так, а теперь марш на балкон или вы хотите прозевать самое интересное?! Я вас сама потом позову.

Мистер Хазелдин ехидно отметил:

— Ну что же, по крайней мере, они послушны.

Глаза Линдсей вспыхнули гневом.

— Интересно знать, чего вы ожидали. Увидеть дикарей?

— Я был готов увидеть все, что угодно. Честно скажу, мне не нравится, что вы сюда приехали. Воспользовались предсмертным состоянием Лекса, слетелись словно хищники в надежде чем-нибудь поживиться.

Линдсей не подозревала, что способна так сильно возненавидеть человека, которого знает всего несколько минут.

— Я приехала сюда лишь по одной причине. Мой отчим слезно молил сделать это. Что касается меня, я не испытывала ни малейшего желания вновь увидеть этого человека. Все эти годы я его презирала.

— Бедняга Лекс! Впрочем, это удел всех отчимов. Вы наверняка прилагали все усилия, чтобы испортить ему жизнь. Дети на это мастера.

Линдсей подняла голову и посмотрела своими серыми и холодными, как лед, глазами в лицо управляющему.

— Мистер Хазелдин, по-моему, вы забываетесь. Если вы даже не знали, какого я пола, то что вы можете знать о моей жизни. Известно ли вам, при каких обстоятельствах моя мать рассталась с Лексом Бредмором?

— Естественно, он рассказал мне всю историю.

Такого ответа Линдсей явно не ожидала.

— В таком случае, как вы относитесь к его возвращению в Новую Зеландию? Уверена, что вы не можете оправдывать человека, бросившего бедную женщину в таком положении.

— Так поступил бы любой здравомыслящий мужчина. Фермеру нужна жена, способная выполнять свои обязанности. Разве я не прав?!

Линдсей настолько была ошарашена этими словами, что на время потеряла дар речи.

— Все, что я могу на это сказать, — после некоторого молчания произнесла девушка, — если вы и мой отчим типичные новозеландцы, то мне очень жаль, что мы с детьми сюда приехали. Вы решили почему-то, что я мужчина. Это просто нелепо и говорит не в пользу вашего интеллекта.

Мистер Хазелдин сухо ответил:

— Свою первую телеграмму я адресовал на имя Линдсей Макре. Самочувствие вашего отчима резко ухудшилось, его рассудок был затуманен. Он послал за мной и рассказал всю историю. Лекс упомянул, что у его жены был ребенок от первого брака — Линдсей Макре. Он пояснил, что Линдсей опекает детей, а меня он собирается назначить соопекуном. Лекс также сообщил о вашем скором приезде из Шотландии, последнее, кстати, его немного смутило. Он не ожидал, что вы так быстро соберетесь. Ваша ответная телеграмма из Сан-Франциско опять-таки была подписана Линдсей Макре.

— Конечно, а как же иначе. Такое имя дается и девочкам, и мальчикам. Неужели вы этого не знали? Ведь двойственных имен очень много, ну, например, Беверли, Лесли и так далее.

— Да, согласен.

— Меня назвали по фамилии моей мамы — Линдсей. Но я, кажется, начинаю вас понимать. И все же моей вины в путанице нет. В любом случае это не столь важно, мужчина я или женщина.

— Вы глубоко заблуждаетесь. Этот факт в корне меняет дело. Вы не сможете жить в Рослочене.

— Это почему? О, вы, наверное, имеете в виду, что вы живете в одном доме и ваша жена будет недовольна появлением еще одной женщины в ее владениях.

— Я имею в виду совсем другое. В Рослочене нет женщин. Я холост. Нейл живет со мной, то есть мы живем вдвоем. На ферме есть еще один небольшой домик. Ничего лишнего, очень скромно. Но он, как я уже сказал, недостаточно просторен, мы не можем вас там поселить. Сейчас я занимаюсь его расширением, решил пристроить пару комнат. Обедом и уборкой занимается женщина, которая специально приходит на ферму. В доме она не живет. То, что вы женщина, — серьезное осложнение.

Линдсей почувствовала, что ноги ее не слушаются. Почему, почему Лекс Бредмор не объяснил ей ситуацию? Или же он надеялся, что будет жить с ними? Боже мой! Что за неразбериха?!

Нужно что-то делать, решила Линдсей.

— Поблизости есть какая-нибудь деревня, в которой я с детьми могла бы остановиться, хотя бы временно? На первое время, думаю, у меня хватит денег, чтобы себя прокормить. Со временем, когда все утрясется, я смогу претендовать на угол в вашем доме?

— Доме? — Мистер Хазелдин испытующе взглянул на Линдсей.

— Да, конечно. В своем первом письме отчим сообщил мне о новом завещании. Составить его он решил сразу же после получения новостей о двойняшках и смерти мамы. Естественно, что в Лексе заговорили отцовские чувства и он решил в конце жизни выполнить свой отцовский долг и позаботиться о детях. Он сообщил, что двойняшки становятся равноправными наследниками, вместе с Нейлом. Ведь, так же как и старший сын, Мораг и Каллим — дети Лекса Бредмора. Я готова защищать интересы двойняшек, поэтому я здесь. Надеюсь, новое завещание нашли?

Линдсей показалось, что мистер Хазелдин ответил медленно и неохотно:

— Конечно, о его существовании известно, оно находилось в столе Лекса вместе с личными бумагами. Я отправил завещание адвокату, но…

— Спасибо за исчерпывающую информацию, думаю, обсуждать нам с вами больше нечего. Мне нужно встретиться с этим адвокатом. Учитывая, что дело не терпит отлагательств, лучше сделать это сегодня же. Я надеялась, адвокат сам встретит нас, ну, впрочем, нет так нет. Мне кажется, нам пора отправляться в Отаго, а там я займусь поисками жилья, где-нибудь поблизости.

— Это полностью исключено. В округе нет ни единой фермы, по соседству тоже. Тем более я категорически против вашего проживания «где-нибудь поблизости». Могут пойти разговоры, потом поползут сплетни. Вы едете в Рослочен вместе с нами. Я посплю в хижине.

— Простите, я не поняла. Где?

— В ангаре. Мы там держим овец. Хижина — это слово пришло к нам из языка маори, оно означает маорийский дом, временное жилище. Но ангар — это не выход из положения, день-два, но…

— Хватит, я уже слышать не могу эти «но». Я устала. Мы с детьми проделали огромный путь. Всего семь недель назад они потеряли мать, и я не хочу, чтобы после всего этого двойняшки чувствовали себя неуютно. Я не рассказала Мораг и Каллиму, почему Лекса не было все эти годы, я просто сказала, что женитьба была неудачной. Незачем им знать правду, хочу, чтобы при встрече с Нейлом двойняшек не терзало чувство обиды.

— Чувство обиды?! Да вы в своем уме! Какого черта им…

— Нейл с самого рождения рос с отцом, знал свои права… Впрочем, сейчас не время и не место обсуждать эту тему. Я пойду позову детей, им там уже и смотреть-то не на что. Не очень гостеприимно вы нас встретили. Двойняшки очень устали и нуждаются в отдыхе. Мы сейчас куда поедем? У меня создалось впечатление, что вокруг одни поля. Данидин далеко? Мне бы не хотелось откладывать встречу с адвокатом.

— Что, прямо сейчас?

— Не задавайте глупых вопросов, я вас умоляю. Естественно, нужно выяснить, где нам остановиться.

Лицо мистера Хазелдина вытянулось от возмущения и приняло угрожающий вид. Он тихо сказал, точнее, прошипел:

— Неприлично беспокоить уважаемого человека по таким пустякам.

Линдсей недоверчиво взглянула на управляющего:

— Когда он узнает, какой путь мы проделали, то не расценит наше поведение как неприличное. Ну же, мистер Хазелдин! Я же не заставляю вас это делать. Скажите мне его имя и телефон, я позвоню и договорюсь о встрече в ближайшее время. Это очень важно, мне просто необходимо встретиться с ним.

— Я сам позвоню и узнаю у адвоката, когда он сможет вас принять. Сейчас мы отправляемся в Данидин. Время обедать.

— Не стоит беспокоиться. Если вы все-таки назовете его имя, я предпочла бы сама переговорить с ним. Сколько времени займет поездка в город?

— Около полутора часов. Но звонить буду я. Мне потребуется прояснить сложившуюся ситуацию.

Линдсей нахмурила брови. Этот бессмысленный разговор порядком утомил ее.

— Как же вы собираетесь ее прояснять, если я уже битых полчаса пытаюсь втолковать вам очевидные вещи.

— Вы забываетесь. Моей вины в возникшей путанице нет. Я имел дело с умирающим человеком, у которого был рак мозга. Его состояние вполне объясняет, почему он забыл рассказать мне о некоторых деталях.

Линдсей поджала губы и с жаром ответила:

— Это я забываюсь?! Я терплю ваши выпады, стараюсь быть как можно тактичнее и вежливее, выслушивая ваши заявления о том, что вы полностью оправдываете Лекса Бредмора, бросившего мою мать.

— Полагаю, мисс Макре, нам не следует вновь поднимать эту тему. С той поры много воды утекло. Уверен, сейчас разумнее взять детей, которые, как я уже успел заметить, ничего не понимают из всего здесь происходящего, и отправиться в Данидин. Думаю, все жутко проголодались, особенно эти невинные создания.

Они направились в сторону лестницы, чтобы позвать детей. Когда Линдсей и управляющий подошли, двойняшки выглядели немного встревоженными и испытующе смотрели на сестру, пытаясь понять по ее лицу, что происходит.

Не успела Линдсей открыть рот, как мистер Хазелдин защебетал словно соловей:

— Ну, теперь все в порядке, мы с вашей сестрой во всем разобрались. Уж теперь-то я на всю жизнь запомню, что имя Линдсей дают и девушкам и парням. А сейчас мы дружно отправляемся в Данидин. Вы, наверное, даже не догадываетесь, что означает это название. Эдин, находящийся на холмах. Один из четырех крупнейших городов нашей страны. Город основали шотландские поселенцы, его улицы носят те же названия, что и в Эдинбурге. Вообще, Данидин — это старинное название столицы Шотландии Эдинбурга. Итак, мы сейчас пообедаем, вы наверняка проголодались, потом я по просьбе вашей сестры договорюсь о встрече с адвокатом Лекса Бредмора. Когда мы с Линдсей отправимся на встречу, я отвезу вас в один замечательный музей. Как вам такое предложение, а? В этом музее вы сможете узнать, какие птицы и животные живут в наших местах, а потом всех их увидите в Рослочене. Если это, конечно, вам интересно. Думаю, в центр мы отправимся часа в четыре. Ну, все довольны?

Дети были в неописуемом восторге. Мораг просто светилась от счастья, глядя на мистера Хазелдина. Линдсей поправила на девчушке соломенную шляпку, которая сбилась набок и была готова вот-вот слететь, пригладила непослушные рыжие волосы и с умилением посмотрела на сестренку. Мораг была похожа на сказочного эльфа.

Каллим серьезно посмотрел на мистера Хазелдина и задал вопрос:

— А где мой брат?

Слово «брат» непривычно резануло слух Линдсей.

— Он в школе. В местной средней школе. Он очень хотел поехать со мной, чтобы вас встретить, но сейчас ноябрь, у Нейла письменные экзамены, и ему пришлось остаться в школе. Мальчишка очень много пропустил. Сначала из-за болезни своего отца — вашего отца, — ну а потом… похороны…

— Ему уже почти шестнадцать, если я не ошибаюсь, — не унимался Каллим, — как он выглядит?

— Так же, как и ты. Ни больше ни меньше, — с усмешкой сказал управляющий.

Мистер Хазелдин взял их чемоданы, загрузил в роскошный многоместный легковой автомобиль, который назвал фургончиком. Он распахнул перед детьми переднюю дверцу, чтобы они сели рядом с ним, а для Линдсей открыл заднюю. Последний факт не ускользнул от внимания девушки, и она еще острее почувствовала себя лишней и нежданной.

Включив зажигание, мистер Хазелдин внимательно посмотрел на Мораг и серьезно спросил:

— А знаешь что?

Мораг затрясла головой и с удивлением уставилась на управляющего:

— Нет… а что?

— Есть одна вещь, которую я люблю больше всего на свете. Веснушки!

С чувством юмора у этого человека все было в порядке. Мораг просияла в ответ на комплимент, но Линдсей не давала покоя мысль, будет ли она когда-нибудь чувствовать себя спокойно, или же чувство, что ты находишься не в своей тарелке, станет ее вечным спутником.

Двойняшки болтали без перерыва.

— Ой, смотри, смотри, мы как будто едем по Эдинбургу! — вопил Каллим. — Нет, Линдсей, ты только посмотри: Принсис-стрит! Ничего себе!

Смуглое лицо управляющего расплылось в улыбке.

— Да нет же, это Джордж-стрит, вот… Хери-отроу, Хановер-стрит, Квин-стрит и конечно же Робби-Бернс.

Управляющий привез их к отелю. Возможно, он не шел ни в какое сравнение с лучшими британскими гостиницами, но представлял собой иной мир, такой далекий от того, в котором все эти годы жили Каллим и Мораг. Его величие повергло двойняшек в такой шок, что они непривычно затихли и только озирались по сторонам.

Каллим первым нарушил молчание и с каким-то благоговением произнес:

— Ничего себе, кажется, мы действительно разбогатели! Должен признаться, это жутко приятная перемена. Теперь нам не придется экономить и считать каждую копейку.

Линдсей отметила, как после слов Каллима мистер Хазелдин сжал губы, и поняла, что покраснела. Управляющий усадил всех за стол, заказал суп и, поднявшись, сказал:

— Я только позвоню мистеру Маквилсону, иначе он тоже сядет обедать и будет неудобно его беспокоить.

С этими словами мистер Хазелдин удалился, оставив Линдсей, которая просто кипела от гнева. Не могла же она кинуться вслед за ним к телефону или затевать спор на глазах у всего персонала из-за разговора с адвокатом. Мистер Хазелдин все очень точно рассчитал и застал Линдсей врасплох.

От всех переживаний у Линдсей сдавило желудок, чувство тревоги еще более усилилось. Конечно, пыталась успокоить себя девушка, он ведь не просто управляющий, а опекун Нейла и будущий опекун двойняшек, следовательно, знает, что делает. Наконец принесли суп, источавший умопомрачительный аромат. Дети жадно накинулись на еду. Линдсей с удовольствием наблюдала, как Мораг и Каллим уплетают за обе щеки. Нельзя сказать, что в самолете их плохо кормили, все было очень вкусно, даже изысканно, но ничто не сравнится с ощущением вновь поесть на земле. Мистер Хазелдин отсутствовал довольно долго. Линдсей заботливо прикрыла блюдцем его суп, чтобы тот не остыл. Девушка с малышами уже приступили к рыбе, когда вернулся мистер Хазелдин.

— О, спасибо! Очень мило с вашей стороны, — произнес управляющий, снимая блюдце с тарелки, от него не ускользнул жест внимания со стороны Линдсей.

Девушка подняла на него глаза и сказала:

— Вас долго не было. Какие-то проблемы?

— Мне пришлось очень многое объяснить мистеру Маквилсону.

— Многое? На мой взгляд, все элементарно и не должно было вызвать никаких затруднений. «Линдсей Макре — женщина, а не мужчина. Произошла небольшая путаница. Она хочет встретиться сегодня же, и если возможно, то до отъезда из города».

Управляющий тряхнул головой в знак несогласия и серьезно ответил:

— Все не так легко и просто. Нам было что обсудить, особенно много вопросов возникло у Джима. Мне пришлось намекнуть, что мой суп уже покрылся корочкой льда.

Линдсей удивленно приподняла слегка изогнутые брови и взглянула в глаза мистеру Хазелдину:

— Джим? Вы, видимо, имеете в виду адвоката? Бог мой! Я слышала, что в Новой Зеландии люди обращаются друг к другу довольно фамильярно, но не предполагала, что это распространяется и на деловое общение.

Управляющий посмотрел на Линдсей с плохо скрываемой иронией:

— Я называю этого человека по имени не потому, что фамильярничаю или не знаю норм поведения, а потому, что мистер Маквилсон знает меня с детства. Когда я был еще сопливым третьеклассником, он возглавлял префектуру. С тех пор я немного вырос как в физическом, так и в социальном плане, теперь мы общаемся на равных.

— Понятно, — медленно произнесла Линдсей.

Управляющий положил ложку и внимательно посмотрел на девушку:

— Вы так многозначительно это произнесли. Разрешите полюбопытствовать, в чем дело? Что вас так настораживает?

Линдсей простодушно посмотрела на мистера Хазелдина и ответила:

— Просто меня очень удивило, что вы обращаетесь к уважаемому человеку запросто, по имени.

Она понимала, что подобный ответ не удовлетворил управляющего, но на удивление он не стал настаивать. Чувство тревоги вновь неприятно шевельнулось в груди Линдсей. То, что мистер Хазелдин близко знаком с адвокатом, ее очень насторожило. После обеда они завезли детей в музей, расположенный на Грейт-Кинг-стрит, а сами направились на Даулинг-стрит.

Как показалось Линдсей, Джеймсу Маквилсону было далеко за сорок. Девушка, стараясь быть честной сама с собой, никак не могла разобраться, был ли адвокат искренне вежлив и внимателен, а все ее страхи — лишь предубеждением, или же женская интуиция все-таки существует.

Мистер Маквилсон весело посмеялся над историей, связанной с именем Линдсей.

— Джона чуть удар не хватил, когда он обнаружил, что вы женщина. Я его приободрил, сказал, что ему, наоборот, крупно повезло. Мы даже не подозревали о возможности какой-либо ошибки. Лекс Бредмор лишь упомянул о ребенке от первого брака. Думаю, Джок уже рассказал вам, в каком тяжелом состоянии был Лекс. Он постоянно перескакивал с одной мысли на другую. Уследить за логикой было ой как нелегко. У него частенько случалось помрачение сознания.

— В самом деле? — спросила Линдсей. Она уже начала понимать, куда дует ветер, и это направление разговора ей совсем не нравилось. — Но в его первом письме не было и намека на то, что писал больной, как вы сказали, практически сумасшедший человек. Оно было составлено безукоризненно. Прочитав письмо, я решила, что, возможно, Лекс Бредмор не так серьезно болен, как думает или как хочет казаться. У меня была мысль, что он сгущает краски, чтобы меня разжалобить. В любом случае я приехала сюда помочь. Позаботиться, обеспечить необходимый уход.

На это мистер Маквилсон быстро сказал:

— Я не говорил, что у Лекса уже было помрачение сознания, когда он вам написал. Точнее… нет, но…

— Так же Лекс Бредмор написал, что составил новое завещание, в которое включил Каллима и Мораг. Он заверил меня, что двойняшки будут полноправными наследниками, как и Нейл. Завещание было написано в присутствии двух свидетелей, которые, я думаю, могут также подтвердить, что Лекс Бредмор пребывал в здравом уме и твердой памяти.

Линдсей заметила, как мистер Маквилсон и управляющий обменялись многозначительными взглядами. Девушка не обладала умением читать мысли, но могла поклясться, что уловила некоторое беспокойство в поведении двух мужчин.

— Конечно, вы абсолютно правы, и как адвокат мистера Лекса Бредмора я слежу за тем, чтобы последняя воля моего клиента была исполнёна. Вам не о чем беспокоиться, мисс Макре. Будущее двойняшек обеспечено и находится в надежных руках. Они получат все, что им полагается. Отличное образование, дом, содержание, в общем, все то, что может дать преуспевающее хозяйство. Естественно, двойняшки смогут вступить в свои права по достижении совершеннолетия, а пока интересы детей будет представлять их опекун. О Каллиме и Мораг позаботятся, равно как и о Нейле.

Как-то все слишком гладко получается, подумала Линдсей, уж очень сладко поет этот адвокат. Девушка поблагодарила мистера Маквилсона за прием и дала себе обещание разобраться, в чем тут дело, но… позже. Сейчас самым главным для девушки было определиться с жильем в Рослочене, а там она все хорошенько обдумает.

С виду мистер Маквилсон и управляющий казались людьми честными, действительно готовыми выполнить последнюю волю Лекса Бредмора, но Линдсей чувствовала какую-то фальшь. Ей зачитали завещание. Все имущество, как и писал Лекс, будет разделено на три равные части между Нейлом, Каллимом и Мораг. Дочитав завещание, Джеймс Маквилсон глянул на Линдсей поверх бумаги и спросил:

— Полагаю, теперь вы довольны.

Девушка нахмурилась, отчего тоненькая складочка залегла между слегка изогнутых бровей. Немного помедлив, она все же решилась спросить:

— В своем первом письме, в постскриптуме, мой отчим сообщил, что кое-что он оставил и мне, какую-то часть наследства. Разве в завещании ничего об этом не сказано?

— Вероятно, мистер Лекс Бредмор передумал, — ответил адвокат, — сожалею, но о вас в завещании нет ни слова.

Линдсей ничего не оставалось, кроме как смириться — против юридически заверенного документа она была бессильна. Именно сейчас девушке вспомнились все обиды, нанесенные Лексом. И вот опять — мистер Бредмор оставил ее у разбитого корыта, как много лет назад ее мать. Линдсей прекрасно понимала, что дело не в деньгах, не из-за них она сюда приехала, просто в Шотландии она бросила реальный источник дохода, чтобы привести будущих наследников, Каллима и Мораг, сюда. В какую нелепую и, самое главное, безвыходную ситуацию она попала! Тут Линдсей вспомнила, что плюс ко всему ей негде жить.

Линдсей сообщили о наличии счета на имя Каллима и Мораг, с которого она может брать деньги на нужды двойняшек. Заведовали этим счетом, естественно, мистер Маквилсон и мерзкий Хазелдин. Тут Линдсей ничего не могла возразить, так как совсем в этом не разбиралась. Знай она все юридические тонкости, то оспорила бы многие моменты, например, о компенсации ее собственных расходов на двойняшек, да и вопрос об опекунстве остался открытым. Будь Линдсей более подкована в юридическом плане или имей хорошего юриста, то законность ее опекунства над двойняшками, невзирая на волю Лекса Бредмора, была бы неоспорима, так как мать Линдсей, Маргарет Макре, поручила именно ей опекать детей. Внимательно выслушав двух мужчин и еще раз поблагодарив за то, что уделили ей время, Линдсей поднялась и направилась к выходу, но тут ее словно током ударило, и она резко повернулась, перехватив взгляд облегчения, которым обменялись мистер Маквилсон и мистер Хазелдин. Заметив, что девушка перехватила этот взгляд, оба отвели глаза.

— Ну что же, старина Джон, счастливо. Очень жаль, что не можешь остаться подольше, но в следующий раз жду тебя с ночевкой, договорились? — наигранно-непринужденно сказал адвокат.

Когда Линдсей и управляющий спускались по лестнице, девушка, чтобы нарушить молчание спросила:

— Мистер Маквилсон назвал вас Джок, значит, ваше второе имя Джон?

— Вовсе нет. Все имена в роду Хазелдинов оканчиваются на Джок. Так же как и всех в роду Родес называют Дасти, это что-то вроде прозвища, по крайней мере, меня все называют Джок.

— Джок… Хазелдин? — неуверенно сказала Линдсей. — Ну наконец-то поняла, что мне это напоминает. Стихотворение Вальтера Скотта «Джок из Хазелдина». — Линдсей не удержалась и рассмеялась.

— Не вижу ничего смешного, — не слишком обиженным, но в то же время каким-то странным голосом ответил мистер Хазелдин.

Линдсей взяла себя в руки и успокоилась.

— Не обижайтесь, просто это такое романтическое стихотворение. Женщина, проливающая слезы по Джоку. С вами это как-то совсем не вяжется. Это имя вам не идет. Не отражает вашу непреклонность.

А про себя добавила «мрачность, суровость и все остальное в том же духе».

Мистер Хазелдин посмотрел на девушку скучающим взглядом, он явно не разделял ее веселья.

— Когда мои родители меня крестили, они только и думали, как бы вам угодить.

— Ну, это вряд ли, — внимательно посмотрев на управляющего, произнесла Линдсей, — вы мне в отцы годитесь.

Мистер Хазелдин резко остановился на лестнице, с вызовом взглянул на девушку и, саркастически улыбаясь, сказал:

— Зря стараетесь. Вы ведь хотите вывести меня из себя. Да будет вам известно, мне всего тридцать два года, а вам, если не ошибаюсь, двадцать два-двадцать три, так что ваши ехидные замечания в мой адрес абсолютно не уместны. А злитесь вы по одной простой причине — вашего имени нет в завещании.

У Линдсей непроизвольно руки сжались в кулаки. Девушка высоко подняла голову и с чувством заявила:

— Вздор и чепуха! Мне никогда и ничего не надо было от мистера Лекса Бредмора. Когда он прислал письмо, то моей первой реакцией было отказаться, но я не могла распоряжаться жизнью двойняшек, тем более не имея достаточных средств на их содержание.

— Как же ваша мать со всем этим справлялась? Неужели она ничего не откладывала на будущее двойняшек?

— Откладывала? Вы что, смеетесь? С чего ей было откладывать? Моя мама работала учительницей, а сколько платят учителям, думаю, вам примерно известно. Мы еле сводили концы с концами, выручали деньги, которые я зарабатывала. Нам даже не удалось выплатить по закладной, чтобы выкупить коттедж. Мы жили на грани нищеты десять лет, а потом мама не выдержала…

Управляющий вдруг крепко сжал руку Линдсей:

— А как же деньги, которые Лекс посылал каждый месяц на содержание ребенка? Он, правда, и не предполагал, что у него их двое, однако…

— Моя мама договорилась с адвокатом, вероятно, не с мистером Маквилсоном, что будет брать эти деньги только до тех пор, пока детям не исполнится по пяти лет и они не пойдут в школу, а мама — работать. Мы вполне справлялись, пока была жива тетушка Джин, но после ее смерти жить стало очень тяжело, но мы все же выдержали.

Темно-карие глаза мистера Хазелдина просто впились в серые глаза Линдсей.

— Это правда? Вы не лжете?

— Знаете, у меня нет обыкновения врать людям. Моя мама ни за что не взяла бы больше денег от этого человека.

— Так, так, так… Очень интересно, а…

— Вы что-то сказали?

Мистер Хазелдин раздражительно отмахнулся:

— Ничего, ничего. Это я просто сам с собой, но… Мне интересно, куда же отправлялись деньги.

— Что вы хотите этим сказать?

Управляющий бессмысленно уставился в пол, изучая носок своего ботинка, его пальцы нервно стучали по перилам.

Линдсей повторила свой вопрос.

— Видите ли, такая штука… ну, в общем, я предполагал, что состояние Лекса Бредмора значительно больше. Учитывая, что он имел возможность обеспечивать, так скажем, побочную семью в течение всех этих лет, то наличие отдельного счета у двойняшек не вызывало у меня ни малейшего сомнения.

Линдсей на минуту закрыла глаза, одна мысль пришла ей в голову, и она начала рассуждать вслух:

— Очень странно… Во время нашего разговора с мистером Маквилсоном он ни словом не обмолвился о размерах состояния Лекса Бредмора. Неужели я не вправе знать — ведь я являюсь опекуном детей.

— Соопекуном, — поправил управляющий и продолжил, тщательно подбирая слова, словно очень боялся сказать что-нибудь лишнее. Подобная осторожность озадачила Линдсей, и чувство недоверия вновь нахлынуло на девушку. — Я полагаю, вы не очень-то разбираетесь в юридических вопросах. Видите ли, точно оценить состояние не так просто, это же не торги или аукцион. Тут точную цифру вам никто назвать не сможет. Размер состояния никак не зафиксирован в банке, на каком-либо счете. Имущество Лекса Бредмора измеряется акрами земли, всевозможным оборудованием и так далее, в общем, это потенциальные доходы. Из года в год оно меняется, в зависимости от урожая, качества шерсти овец и тому подобного. Уверен, денег от дохода фермы, которые будут переводиться на счет двойняшек, вам хватит. Сумма, судя по всему, набежит приличная. Смею вас заверить, что в ближайшем будущем, когда все возможности фермы будут использованы, она начнет приносить значительный доход.

— Надеюсь, что так оно и будет, — тихо сказала Линдсей.

Девушке оставалось только надеяться. Она оказалась в чужой стране, не зная ее законов и особенностей. Новозеландцы казались ей людьми с другой планеты, слишком часто она их не понимала, а иногда их поведение ее шокировало. Если бы только мистер Маквилсон и мистер Хазелдин могли предположить, как далеки были мысли Линдсей от наследства. У девушки не было ни желания, ни сил на что-либо претендовать, единственное, что у нее было, — это кипа счетов, связанных с переездом, и чек на смешную сумму, отложенную на черный день. Это все, что у нее осталось от денег, вырученных за коттедж, после расчета по закладной и покупке билетов на самолет. А деньги ей сейчас очень понадобятся, пока все не утрясется и Линдсей не найдет какую-нибудь работу. Работа! Где же ее найти?

Они заехали за детьми в музей. Каллим и Мораг болтали без умолку, рассказывая сестре взахлеб, как им там понравилось. Глядя на восторженные лица ребят, Линдсей повеселела. Уже на выезде из города мистер Хазелдин остановил машину и, взяв два термоса внушительных размеров, удалился. Когда он вернулся, то термосы были полными, а в руках он держал какую-то коробку, напоминающую ту, в которую обычно кладут торты или сандвичи.

— По дороге перекусим, устроим небольшой пикник в местечке Маунт-Стерт, — объявил мистер Хазелдин.

После Отаго он повернул направо и поехал вверх по Стерт-стрит. Управляющий пообещал, что сейчас они увидят город во всей красе. Он оказался совершенно прав. Вид города с его зданиями и университетом, кораблями, пришвартованными в бухтах, бесчисленными заливами, речушками и бескрайними просторами зеленых полей поражал своей красотой и величием. К западу тянулась гряда серо-голубых гор, которые стояли плотной стеной, словно стражники, охраняющие покой в сказочной стране. Им не было конца, последние сливались с горизонтом и уходили в небо.

Каллим с восторгом смотрел на горы. Мистер Хазелдин перехватил его восхищенный взгляд и, улыбнувшись, сказал:

— Отсюда эти горы кажутся игрушечными. Как-нибудь я вас, сорванцы, обязательно свожу к Уакатипу. Это большое озеро, которое возникло из-за таяния снегов с вершины вон той горы. А сейчас нам нужно ехать на юг около сорока миль, а потом еще семьдесят с хвостиком на запад. Мы поедем к горам, ферма расположена совсем недалеко от них.

Линдсей про себя отметила, что управляющий пообещал взять с собой «сорванцов», про нее не было сказано ни слова. Что касается детей, то их мистер Хазелдин был явно готов принять в семью. Детей, но не Линдсей. Девушка почувствовала себя словно кукушка, сидящая в одиночестве в своем гнезде, на которую всем остальным птицам просто наплевать. Чувство незаслуженной обиды вновь проснулось в Линдсей. «Лекс Бредмор не мог так поступить со мной, ведь я заботилась о его детях, да и сейчас они все еще во мне нуждаются. Неужели он мог забыть об этом?» — рассуждала про себя девушка.

Линдсей ехала в неизвестность с человеком, явно не склонным к сантиментам, мужчиной, который полностью одобрял поступок Лекса Бредмора по отношению к матери Линдсей. Подумаешь, бросил ослепшую беременную женщину. Жена ведь должна работать, выполнять возложенные на нее обязанности. А как насчет «и в болезни и в здравии»? Боже мой, неужели в Новой Зеландии подобное отношение мужчины к женщине является нормой? Как же можно доверять или восхищаться такими мужчинами? Ну ничего, она выяснит, как в действительности обстоят дела, и будет сражаться за права детей, чего бы ей это ни стоило. А то, что во всем этом есть что-то нечистое, не вызывало у Линдсей ни малейшего сомнения.

Единственное, что сейчас радовало девушку, — это великолепный пейзаж, представший перед ее глазами, и довольные лица двойняшек. Они проезжали по Каикорийской долине, здесь встречалось много новых домов, как деревянных, так и кирпичных. Большинство домиков были выкрашены в яркие веселые цвета, что непроизвольно поднимало настроение. Изредка мелькали лесопилки, по дороге им встретилось новое здание средней школы и, как прежде, поражало воображение несметное количество ручейков, речушек и маленьких бухточек. Они, словно вены в человеческом теле, пронизывали эту незнакомую, но потрясающе красивую страну.

Всего несколько лет назад о дороге не было и речи, это место было изрезано колеями, и добраться от одной лесопилки до другой было нелегко. Трудно себе представить, что за несколько лет полное бездорожье превратилось в современную магистраль. Единственным напоминанием о былом времени остался покосившийся столб с выцветшей и потрескавшейся надписью «Малбери-Лейн».

С центральной южной дороги они повернули направо, и перед ними раскинулась Таиэрийская равнина, которая тянулась от Маунгатуас до ущелий.

— Просто в голове не укладывается. На дворе ноябрь, — удивлялась Линдсей, с изумлением и восхищением глядя на упитанных барашков, разгуливающих по лугу, на роскошные кусты сирени и ломоноса, в которых утопали фермерские домики. По всему было видно, что хозяева любят свое жилище: живые изгороди были безукоризненно подстрижены, в глазах рябило от изобилия красок, а одновременное цветение стольких азалий, камелий и роз поражало до глубины души. — О господи. Рябина! — воскликнула Линдсей, с ностальгией глядя на родное сердцу дерево. — Я и не предполагала, что здесь так много деревьев, которые и у нас растут. Ой, это же каштан со своими свечками, а вот… кажется клен и дубы, правильно?

— Абсолютно верно. У нас здесь много лиственных лесов, хвойных деревьев, встречаются тополя, ивы. Они здесь чувствуют себя не хуже, чем у вас в Шотландии.

Обсуждение местной природы немного разрядило напряжение, возникшее между Линдсей и мистером Хазелдином во время их последнего разговора.

— А вы чего ожидали?

— Я ожидала увидеть вечнозеленые деревья и кустарники, мне казалось, они растут в Новой Зеландии, — сказала девушка.

— Это вы еще увидите, мы сейчас проедем подальше, за овраг. Большинство деревьев и кустарников, которые мы видели, были завезены из Англии и посажены первооткрывателями этих земель. К сожалению, немало местной растительности было выжжено, когда расчищали земли под пастбища.

Управляющий сбавил скорость.

— Видите, вон там, на склоне холма — это кауваи, распространенное новозеландское дерево. Вы бы видели его в цвету — красивые желтые цветы в форме колокольчиков, которые считаются одним из национальных символов Новой Зеландии. Особенно захватывает зрелище, когда маленькие птички с блестящим черным оперением и белыми отметинами на шее, мы называем их медососами, переворачиваются в воздухе кверху брюшком и своими хоботками ныряют внутрь колокольчика. Фантастика! А еще они очень мелодично поют.

— Если я не ошибаюсь, вы говорите о птицах туи? Это у них на язычках есть маленькие щеточки?

— Да, да, да. Совершенно верно. Это истинно австралийские птички, их по-разному называют. На языке маори название звучит Канохи-мовити, на мой взгляд, очень красиво. Если я не ошибаюсь, дословный перевод точнее всего отражает их природу. А вы, я вижу, время в музее зря не теряли. Похвально, похвально.

— Да мы про все это знали еще задолго до приезда сюда, скажи же, Мораг! — подал голос Каллим. — Линдсей сказала, что если мы собираемся стать новозеландцами, то должны побольше узнать об этой стране, о ее природе, о людях, их обычаях и традициях. Линдсей специально для этого принесла нам книжки из библиотеки.

Взглянув в зеркало, мистер Хазелдин встретился с девушкой глазами:

— Итак, Линдсей Макре, вы собираетесь остаться здесь, в Новой Зеландии? Я правильно понял?

— Вы абсолютно правы. Думаю, детям будет лучше в доме родного отца. Как ни крути, а родные корни — это родные корни.

На это управляющий промолчал, он только обратил внимание Линдсей, Мораг и Каллима на указательный столб с надписью «Бервик».

— Вам наверняка нравятся многие шотландские имена, такие, как Банок, Берн, Етрик, Роксберх, Тевиот, ну и так далее. На самом деле это довольно забавная смесь шотландских и маорийских имен. Они смешались как-то незаметно, но прочно, как европейские и местные деревья и кустарники, которые растут бок о бок. Это естественно, когда две культуры долго сосуществуют рядом, то взаимодействие неизбежно. Особенно меня забавляет смешение маори и пакеха. Последнее означает европеец, белый человек.

Линдсей понравились рассуждения мистера Хазелдина на этот счет. Он был человеком неглупым, она уже в этом убедилась. Однако девушка тут же себя укорила за проявление симпатии к управляющему. Она твердо решила, что будет считать этого человека исключительно отрицательным персонажем. Никаких симпатий к нему, только холодный расчет. К подобному решению Линдсей пришла, вспомнив, как дорого ей обошлось обаяние Робина Локхарта, как металось ее бедное сердечко между любовью и здравым смыслом. Мысли о маме, о поступке Лекса Бредмора тоже не стерлись из памяти. Симпатия, любовь и верность вели к одному — разочарованию и личной трагедии.

В Мильтоне они повернули на запад и поехали по холмистой местности. Вокруг высились желтоватые холмы. В Маунт-Стерт машина остановилась, мистер Хазелдин скомандовал выйти из фургончика. Они все вместе перебрались через хрупкие, расшатанные ворота, прошли вдоль ряда деревьев и вышли на поляну. Совсем неподалеку звенел ручей. Солнечные лучи, причудливо отражаясь в водных бликах, играли солнечными зайчиками. Это был райский уголок, все вокруг поражало своей первозданной красотой.

Они расположились для пикника, невиданных размеров пень послужил столом, на который мистер Хазелдин расставил чашки и коробки. Управляющий налил всем по очереди горячего чая и открыл наконец коробку, о содержимом которой всю дорогу гадали Мораг и Каллим. Внутри, к всеобщему восторгу, лежали аппетитные сардельки и сандвичи. От восхитительного запаха у Линдсей закружилась голова, и только сейчас она поняла, как проголодалась. Что касается Каллима и Мораг, то они не стали терять время и принялись за еду.

Поев и отбросив назад непослушные рыжие волосы, Мораг обратилась к управляющему с просьбой:

— Мистер Хазелдин, а можно мы по этому бревну перейдем через ручей на другой берег, нам жутко хочется его исследовать, а?

— Конечно, можете бегать по этому бревну до тех пор, пока не свалитесь. Ручей мелкий, так что ничего страшного нет. Только разуйтесь, слышите? Вам будет удобнее босиком. Ну а теперь вперед.

Линдсей заволновалась:

— Мистер Хазелдин, мы не хотим вас задерживать. У вас наверняка дела на ферме, уже пора доить коров и так далее. Совсем не обязательно потакать детям во всем, что придет им в голову.

Управляющий отрицательно покачал головой:

— Не волнуйтесь, этот процесс полностью механизирован. Нейл вполне справится. Мое присутствие вовсе не обязательно.

Вспомнив что-то, мистер Хазелдин крикнул детям, которые уже успешно перебрались на противоположный берег ручья:

— Если хотите полюбоваться отменным видом, то на первой развилке поверните налево и идите прямо по тропинке. Не пожалеете, обещаю.

Управляющий повернулся к Линдсей и, уже обращаясь непосредственно к ней, продолжил:

— Судя по личному опыту, могу сказать, что дети ценят, когда взрослые не мешают им познавать окружающий мир. Пусть порезвятся, тем более после такого сумасшедшего переезда. Примчаться с другого конца света в считаные дни — это не шутка.

— Этой спешке есть вполне логическое объяснение. Мой отчим очень хотел увидеть двойняшек. Он сам посоветовал добираться самолетом, так как это быстрее. В своем письме Лекс сообщил, что вряд ли протянет год, поэтому просил не затягивать с приездом. У меня просто не было выбора. Мы сначала решили добраться морем, но билеты на пароход можно было купить только за восемнадцать месяцев. Да и если честно, я сама была заинтересована, чтобы Лекс встретился с двойняшками перед смертью.

Мистер Хазелдин, тщательно закручивая термосы, смотрел на Линдсей с насмешкой.

— Отлично понимаю ваше стремление, при таком раскладе вам бы уж наверняка что-нибудь перепало.

Линдсей выдержала взгляд управляющего не моргнув, хотя от подобной дерзости у нее перехватило дыхание. Собравшись с силами, девушка спокойно ответила:

— Если вам так нравится думать, пожалуйста, хозяин барин. У меня нет никакого желания снова что-то объяснять, доказывать. Скажу лишь, что Лекс Бредмор в своем письме заверил меня, что я получу часть наследства. Естественно, я думала, что это свершившийся факт, подписанный и заверенный в завещании. Ну, раз нет… на нет и суда нет. Я как-нибудь справлюсь, главное, чтобы у Mораг и Каллима все было хорошо. У меня остались кое-какие сбережения, так что на первое время хватит. Со временем я надеюсь найти работу, чтобы себя обеспечивать. Думаю, именно это вам не дает покоя?

— Интересно знать, где вы собираетесь найти работу… До ближайшего населенного пункта больше пятнадцати миль.

— Вы забываете, что я сама выросла на ферме и о физическом труде знаю не понаслышке. Не сомневаюсь, что в Рослочене я смогу быть полезной и на жизнь себе заработаю, а большего мне и не надо.

Смех, которым разразился мистер Хазелдин, задел Линдсей за живое.

— Нет, вы только послушайте. «Я выросла на ферме!» Ну очень существенная деталь, особенно здесь, в Новой Зеландии. Между шотландскими и новозеландскими фермами огромная разница, и эта разница так же велика, как и расстояние между странами. У нас, например, нет такого понятия, как зимовка. Весь год наш скот находится во дворе и на пастбищах, где вечнозеленая и сочная трава гарантирует хорошую прибавку в весе. В Рослочене мы практически не занимаемся разведением сельскохозяйственных культур. Мы живем исключительно за счет разведения овец. Что касается молока, то у нас его ровно столько, сколько требуется нашей семье, ну и ягнятам, конечно. Да и еще вы, наверное, забыли одну очень существенную деталь — вы не сможете долго оставаться в Рослочене.

— Рослочен с недавних пор стал законным домом Мораг и Каллима, домом, который принадлежал их отцу. У них есть все основания остаться здесь, а где они, там и я. Я совсем не собираюсь причинять вам неудобства, мистер Хазелдин, поэтому в ангаре спать буду я.

Управляющий невесело рассмеялся:

— Представляю вас там с лицом великомученицы. Мы, новозеландцы, всегда гордились тем, что не уступаем шотландцам в гостеприимстве… Да уж, она будет спать в ангаре, смешно, мисс Макре! Вам и Мораг выделят комнату, которую готовили для Каллима и мистера Макре. Ну а Каллим сможет занять милую солнечную комнатку, которую планировали отдать Мораг. Он, конечно, может ночевать у Нейла, но у парня сейчас очень трудный год в школе, он допоздна готовится к занятиям, да и вообще Нейл привык жить в своей комнате один. Так что, мисс Макре, ангар мой и точка.

— В этом случае мне придется терпеть вашу страдальческую физиономию, — начала было Линдсей, но, взглянув в глаза управляющему, поняла, что вопрос закрыт, и быстро сменила тему: — А как Нейл относится к нашему приезду? Мораг и Каллим так обрадовались, когда узнали, что у них есть брат, что ждут не дождутся встречи с ним. Я бы очень не хотела, чтобы они разочаровались. Я…

— Нейл очень расстроился, что никак не сможет поехать в Данидин и встретить вас прямо в аэропорту, — оборвал ее на полуслове управляющий. — Как вы уже, наверное, заметили, я не очень-то сентиментален, но зато в Нейле этого предостаточно. Он очень романтическая натура и думает, что все это похоже на сюжет какого-то романа, где спустя много лет объявляются давно потерянные брат и сестра.

Линдсей от удивления заморгала.

— С чего вы взяли, что я считаю вас лишенным романтичности?

— Как же, вы сами мне об этом заявили, когда мы выходили от адвоката. Попробую освежить вашу память. Как сейчас помню, вы сказали, что не можете себе представить женщину, проливающую слезы по Джоку из Хазелдина. Думаю, я верно истолковал ваши слова.

Линдсей смутилась:

— Я не совсем то имела в виду. Я только…

— Вы хотели сказать именно то, что сказали. И не пытайтесь выкрутиться. Я уважаю людей, умеющих прямо и точно излагать свои мысли.

У Линдсей дрогнул подбородок.

— Забавно… Не ожидала услышать это от вас.

Мистер Хазелдин нахмурился и спросил:

— Что вы хотите этим сказать? Полагаю, вы не собираетесь ставить под вопрос мою честность.

— Боюсь поставить вас в неловкое положение.

Глаза управляющего сузились до щелочек.

— Будьте любезны объяснить. Я не понимаю ваших намеков.

— Ничего я вам объяснять не собираюсь. Я здесь нахожусь с единственной целью — защищать интересы, двойняшек, прошу уяснить это раз и навсегда. И если я замечу, что к ним плохо относятся или ущемляют их интересы, я намерена по… О нет, только не это! Мораг! Не наступай на эту ветку, быстро переступи на другую. Назад, быстро!.. О боже мой! Вы только посмотрите на нее.

Мистер Хазелдин в две секунды оказался в ручье. Не успела Линдсей договорить, а он уже вытаскивал испуганную Мораг из воды. Ручей был очень мелкий, взрослому вода едва доходила до колена, но, учитывая, что в воду свалилась Мораг, она умудрилась за долю секунды промокнуть насквозь.

Линдсей была в ярости.

— Это вы во всем виноваты! Я никогда не разрешаю им играть рядом с водой, когда они не одеты для купания. Если мы сейчас из-за этого опоздаем, то это послужит вам хорошим уроком.

Каллим и Мораг испуганно смотрели на сестру, губы у девчушки задрожали, но все же она пролепетала:

— Л-линд-д-д-сей! Ты никог-гда так на нас не руга-га-галась из-за т-такой ерунды. По-по-по-думаешь, упала в руч-ч-чей!

Когда Мораг была растеряна или сильно волновалась, ее шотландский акцент еще больше усиливался, порой было просто невозможно разобрать, что она говорит.

Неожиданно мистер Хазелдин выступил в роли миротворца:

— Успокойся, детка. Линдсей вовсе не ругается, просто ваша сестра очень устала после перелета из Шотландии. Это путешествие далось ей гораздо тяжелее, чем вам, не забывайте, что она за вас отвечает, а это, судя по вашим бойким характерам, очень нелегко. Мораг бултыхнулась в ручей, вот Линдсей и вышла из себя, но на это не стоит обращать внимания. Итак, теперь делаем следующее: Каллим, бегом к машине, принеси оттуда сумку сестры и постарайся это сделать побыстрее… Подожди, возьми ключи. Да, там на заднем сиденье большой кусок ткани, тащи его сюда. Используем вместо полотенца.

Не успел мистер Хазелдин произнести последнее слово, как Каллима и след простыл. Тем временем управляющий, посмеиваясь, достал из кармана огромный носовой платок и начал вытирать мордашку Мораг.

— Да, малышка, здорово ты бултыхнулась. Такое впечатление, что ты купалась не меньше часа.

Он аккуратно выжал остатки воды из волос Мораг и принялся их вытирать.

Линдсей хотела было заняться этим сама, но управляющий только махнул на нее рукой и продолжал сушить рыжую копну Мораг. Глаза девчушки просто светились счастьем и восторгом, и тут Линдсей поймала себя на том, что, кажется, ревнует. Но тут же отогнала эту глупую мысль. Естественно, что малышка тянется к мистеру Ха-зелдину, успокаивала себя девушка, он как-никак спас ее из «бушующего» ручья, а потом еще и заступился перед Линдсей. Для Мораг это новое ощущение, ведь у них на ферме никогда не было мужчин.

Тут как раз вернулся Каллим с сумкой. Линдсей взяла Мораг за руку и отвела под иву. Там она с таким рвением начала растирать волосы сестры, что последняя запротестовала против такого обращения. Линдсей, не обращая внимания на ее возмущение, переодела девочку в зеленый свитер и черные брюки. Когда же Линдсей достала расческу, Мораг выхватила ее и умчалась. Она нерешительно подошла к мистеру Хазелдину, который искоса наблюдал за сценой укрощения, и так трогательно к нему обратилась, что отказать было просто невозможно.

— Вы не расчешете меня, уважаемый мистер Хазелдин? А то Линдсей сердится, она будет больно дергать.

Искренне улыбаясь, управляющий принялся расчесывать непослушные волосы Мораг, затем аккуратно и довольно умело заплел две косички. Линдсей, глядя на эту идиллию, почувствовала, что сердце ее рвется на части. «Если так дальше пойдет, то дети меня ни во что ставить не будут. Этот мистер Хазелдин полностью завоюет их любовь, — проносилось у Линдсей в голове. — А может, это часть их плана, чтобы выкинуть меня из семьи? В таком случае, как он смеет вообще дотрагиваться до детей! Да он же всего-навсего управляющий какой-то фермы!»

Линдсей и виду не подала, что чем-то расстроена, она лишь пожала плечами и посмеялась над поведением сестренки. Девушка начала собирать вещи, складывая мокрую одежду Мораг в полиэтиленовый пакет. Покончив с этим, она подошла к сладкой парочке и спокойно сказала:

— Лучше дайте мне сделать ей хвостик, так вода не будет капать на плечи.

Мораг согласилась. Когда все уселись в машину, мистер Хазелдин взял курс на ущелье Манука. Именно проезжая по этим местам, Линдсей осознала, что перед ней самая что ни на есть настоящая Новая Зеландия.

— Зимой это ущелье превращается в западню, — сказал мистер Хазелдин, когда они из него выехали и перед глазами вновь замелькали бесчисленные холмы.

— Отличные пастбища для овец, — прокомментировала вид Линдсей.

Управляющий разулыбался:

— А знаете, что существует роман, написанный в 1948 году к столетию Отаго, и называется он именно так, как вы сказали. Кстати, в нем описывается как раз эта часть Новой Зеландии, а если точнее, то, кажется, Уаитахана.

— Уаитахана? — повторил Каллим за мистером Хазелдином. — Это, случайно, не там Габриэль Рид впервые нашел золото в… 1861 году?

— Чуть дальше, в Лоренсе. Но он очень близко от Уаитаханы, так что особой разницы нет. В Уаитахане тоже добывают золото. Именно из-за этого Отаго нанесли на карту страны. А ты молодчина, запомнил все, что сестра велела прочитать. Я отвезу вас к ущелью Габриэль, это совсем недалеко от этого места.

Линдсей решила, что управляющий просто подлизывается к детям. Страх ледяными щупальцами сдавил сердце девушки. «А вдруг он попытается разлучить нас? Устроит меня на работу в ближайшем городе, а дети будут жить на ферме… с ним!»

Тем временем они проезжали мимо городков, где еще совсем недавно добывали золото. Единственным напоминанием, что здесь когда-то кипела жизнь, были заброшенные бары и пабы. Некоторые из них отремонтировали и отдали под офисы разным фирмам, а оставшиеся, которые были словно бельмо на глазу, снесли. Глядя на этот пейзаж, Линдсей поражалась, как сильно могут изменить ландшафт люди, одержимые жаждой быстрой наживы. Сейчас Лоренс будто спал под сенью деревьев. Трудно представить этот город, запруженный людьми, звуки разгульных песен, доносящихся из салунов, лица людей, охваченных золотой лихорадкой.

Они свернули на гравийную дорогу, больше похожую на тропинку. Она уходила куда-то вдаль и терялась из виду. Было такое ощущение, как будто они перенеслись на много лет назад, когда это ущелье еще было населено людьми.

Выйдя из машины, мистер Хазелдин огляделся и сказал:

— Природа постаралась — смотрите, здесь все утопает в зелени. Сейчас с трудом можно представить, что каждый дюйм этой земли перекопали, раздробили, не один раз промыли, надеясь найти хоть крупинку золота. Ну, нам лучше пойти. Здесь не безопасно, земля очень неустойчивая, может просто уйти из-под ног.

Линдсей внутренне благодарила двойняшек за то, что они задавали кучу вопросов. Она сама умирала от желания расспросить управляющего об этих местах, но не хотела вести себя слишком дружелюбно — что-то в Линдсей восставало против. Однако девушка признавала, что мистер Хазелдин доходчиво, с радостью и юмором отвечал на все вопросы.

— Да, это именно капустное дерево. Отвратительно, правда? Растет пучками. Фи! А вот и не пальма. Похоже, это разновидность лилий. Что-то невероятное. Вот когда увидите их в цвету… Красота! А аромат! Просто фантастика! Поблизости все окутано этим потрясающим запахом.

Вокруг стояли голубые эвкалиптовые деревья. Австралийская гордость. Эти деревья не похожи ни на одно дерево в мире. Их кора гладкая, верхний слой коры иногда отпадает, а иногда сохраняется у основания ствола как бы отдельными лоскутами. Зрелище просто бесподобное. Эти деревья — символ Новой Зеландии. Стоит подумать об этой стране, и в памяти тут же всплывают величавые, необыкновенной красоты деревья. Спутанные колючки называются матагаури, или «сумасшедший ирландец», так их окрестили первые поселенцы. Выглядят они так, словно их принесло из ближайшей пустыни.

Большинство новозеландских полевых цветов нежных бледных оттенков. От них веет чем-то неземным, воздушным, казалось, стоит прикоснуться к одному лепестку и весь цветок исчезнет, будто мираж. Но два полевых цветка, рата и новозеландская омела, выбиваются из всеобщего колорита, расползаясь ярко-красными ленточками по сочной, зеленой траве.

Овцеводческие фермы, уютно расположившиеся у самого подножия гор, уступили место фермам по выращиванию фруктов, а на вершинах и в ущельях этих гор лежал невероятной, ослепительной белизны снег, сверкая на солнце так, словно кто-то рассыпал множество драгоценных камней.

Около Роксберга управляющий остановил машину, чтобы все полюбовались голубизной воды у дамбы. Малышка Мораг сказала, что падение воды по водосливу напоминает ей гигантскую стиральную машину, сливающую воду. Они проезжали мимо фруктовых плантаций, огромных ангаров, откуда фрукты и ягоды отправляли самолетом на рынки Окленда. Глядя на все это, Линдсей с болью в сердце спрашивала себя, сможет ли она полюбить эту страну, дающую шанс начать новую жизнь и встречающую так гостеприимно. Страну, так похожую на Шотландию, но в то же время поражающую своими просторами и жизненной силой.

Дорога поворачивала налево. Мистер Хазелдин, небрежно махнув рукой, сказал:

— Отсюда начинаются земли Рослочена.

— А где заканчиваются? — вполне резонно поинтересовался Каллим.

— Отсюда, боюсь, ты не увидишь — около следующего обрыва, а до него еще ехать и ехать. Другая граница тянется за домами, поэтому ее тоже не видно, для этого нужно проехать пару миль в сторону холмов.

Линдсей с удивлением подумала: «Неужели они считают площадь ферм милями, а не акрами, как в Шотландии». Вслух же она довольно колко произнесла:

— Ну, думаю, на таких просторах нам не стоит устраивать сражений из-за пары свободных комнат. Наверняка что-нибудь можно подыскать для нас.

— А нам и не нужно воевать, — спокойно ответил мистер Хазелдин.

Линдсей показалось, что ответ управляющего прозвучал чересчур оптимистично, словно он уже не сомневался в том, что все будет происходить по его сценарию.