Имитация. Насмешка Купидона

Пролог

– Начинай действовать. Время на исходе.

– У меня нет уверенности, что твой план сработает.

– Ты помнишь правила?

– Слишком поздно. Надо было начинать раньше. Он сильнее, чем мы думали.

– Понятие силы абстрактно. Любого можно разрушить, каким бы сильным и несокрушимым он себя ни считал. Найти слабое место несложно, главное правильно расставить акценты и рассчитать удар. И поэтому я говорю: время пришло.

– Что нужно сделать?

– Не промахнуться, только и всего.

– А как насчёт моих условий?

– Одного условия. Я выполню его. Не сомневайся.

– Это будет больно.

– Значит крепись. Игра стоит свеч, не так ли?

– Зачем ты это делаешь?

– Ты узнаешь, когда все закончится. Ты узнаешь, когда все закончится, если не поймешь раньше. Но ты не поймешь.

– Месть?

– На самые страшные преступления нас толкает не месть, а чувство, куда более разрушительное – одиночество.

Канарские острова. О. Тенерифе.

Звук вертолетной вертушки Элизабет Флойд услышала не сразу. Рассеянное сознание с трудом воспринимало внешние факторы и раздражители. Она подняла голову, только когда шум рассекающих воздух мощных лопастей стал оглушительным. Повернувшись, девушка с трудом встала на ноги, опираясь ладонями на стекло. Большой, стального цвета вертолет с красными полосками и надписями, оборудованный понтонами, сел прямо на воду на расстоянии пятидесяти метров от примыкающей к берегу небольшой прямоугольной пристани. Как завороженная, Элизабет Флойд отрешенно наблюдала, как железная огромная птица медленно приближается, разгоняя вокруг себя волны потоками воздуха, выпускаемыми вращающимися лопастями. Ее заторможённые реакции являлись последствиями шока и морального истощения. Она едва держалась на ногах, быстрое прерывистое дыхание срывалось с губ. Озноб не отступал, усиливаясь с каждой минутой, заставляя стучать зубы. Ее хлопковая майка и джинсовые шорты высохли за ночь, но она все равно чувствовала себя так, словно ее накрыло ледяной волной. Мысленно Элизабет все еще была там, в океане, беспомощно барахтаясь в воде и глядя, как огонь пожирает последние обломки яхты, черный дым, копоть, пепел…

Вертолет максимально подплыл к пристани. Металлическая дверь автоматически поднялась вверх, выпуская троих мужчин в непривычных этому району черных безупречных костюмах и закрытой кожаной обуви. Они стремительно направились к ступеням, ведущим наверх, к дому, замаскированному под обычную рыбацкую хижину, а внутри оборудованную по последнему слову техники. Элизабет видела, как они поднимаются: высокие, крепкие, излучающие опасность, уверенность, силу, но ничего не предпринимала. Да и что она могла сделать? Одна против троих мужчин. Их цель – убить или спасти – одно из двух. Жить гораздо проще, когда количество вариантов ограничено. Где-то под ногами рядом с пультом валялся пистолет, которым она умела пользоваться, но девушка не спешила наклоняться за оружием. Все казалось бессмысленным. Что может быть страшнее, чем взорвавшаяся на твоих глазах яхта с близкими людьми на борту?

Однако когда до дверей дома осталось десять или чуть больше ступеней, страх пришел, он обрушился на хозяйку дома лавиной, прошелся дрожью вдоль позвоночника, и оказалось, что умирать она еще не готова. Суровые сосредоточенные лица надвигающихся мужчин не внушали никакого доверия или надежды на то, что за ней явились спасатели. Да, у них не висели на плече автоматы, и незнакомцы не выглядели, как головорезы и беспредельщики, но опасность очень часто замаскирована под цивилизованными масками, облачёнными в дорогие дизайнерские костюмы. Девушка почувствовала, как гулко и быстро забилось сердце в груди, вернулась ясность мысли и осознанность происходящего. Страх запустил мощный выброс адреналина в вены, наполнив тело энергией.

«Идиотка, чего ты стоишь!» – мысленно влепила себе пощечину. Посмотрев вниз, на приближающихся незнакомцев, бегло оценила расстояние. Черт, времени мало. Элизабет подняла пульт, нажимая кнопку, запускающую механизм закрытия бронированных рольставней вдоль всего дома. Схватила пистолет, прячась за металлическую перегородку, отсекающую кухонную зону от гостиной. В помещении становилось темно, как ночью. Твердые шаги непрошеных гостей все ближе, громче. У самой двери. Она слышала, как пугающие уже только своим видом люди переговаривались вполголоса, но не разобрала ни слова. Возможно, кто-то из мужчин успеет пройти до того, как ставни закроются. С одним она справится. Ну или попытается. Почему бы не попалить напоследок? Она еще ни разу не стреляла в живую мишень. Только в нарисованную. Неужели пригодятся навыки, до этого момента считавшиеся бесполезными? Нервно усмехнувшись, девушка вспомнила, что не надела линзы, и вряд ли сможет попасть в цель, но попытаться стоит. Ей нечего терять, кроме собственной жизни. Стоило затаить дыхание, как стали слышны шум, скрежет и скрип со стороны входной двери. Элизабет проверила наличие патронов и двумя руками обхватила пистолет, не собираясь сдаваться без боя.

То, что внутри кто-то есть, она почувствовала по тому, как встали дыбом волоски на собственном затылке. Пришлось сильнее сжать оружие, вслушиваясь в каждый шорох в окутанном мраком доме. Свет включался либо пультом, либо хлопком в ладоши. Она аплодировать точно не собиралась. В темноте у нее больше шансов выстрелить первой, но гораздо меньше – попасть.

Первый шаг мужчина сделал спустя тридцать секунд, в течение которых Лиз вся покрылась холодным потом. Потом еще и еще один. Словно перепуганный зверек осторожно выглянула из-за перегородки и смогла разглядеть темный силуэт. Спряталась обратно. Врут, когда говорят, что в темноте все кошки серы. Они черные. У черного огромное количество оттенков цвета. Куда больше, чем у знаменитого серого. Если поразмыслить, то и сам серый является оттенком черного, его тусклой тенью. Черт, о чем она думает?

– Эби? – спокойный мягкий мужской голос разрезал тишину, едва не заставив девушку подпрыгнуть от неожиданности. Ха, так и повелась. Если вычислили, значит, все о ней знают. И имя в первую очередь. Придумай что-нибудь другое. Те, кому она доверяла, точно начали бы не с озвучивания очевидного факта.

– Не прячься, Эби. Тебе нечего бояться, – продолжил незнакомец. Приятный голос и в тоже время твердый, уверенный. – Я получил твое сообщение. Я знаю, что ты здесь. Я приехал за тобой, чтобы увезти в безопасное место.

Девушка напряглась. Это уже ближе. Сообщение получили два человека. Доверенное лицо отца и Джером. Но ни тот, ни другой не были тем, кто говорил сейчас с ней.

– Эби?! Не прячься от меня, – снова позвал мужчина, делая еще несколько шагов. Девушка услышала его тяжелый вздох и потом… хлопок. Свет вспыхнул автоматически, ослепив Элизабет и вызвав волну паники. Она выскочила из своего укрытия и направила обоими руками пистолет на незнакомца с отчаянным воплем:

– Стоять, на хрен, мозги вышибу, – кажется, она слышала нечто подобное в фильмах. Звучало внушительно и пугающе.

– Эй, крошка, я без оружия!

Удивить удалось точно, поняла девушка по тому, как парень в костюме резко остановился, поднимая вверх руки ладонями вперед.

– Никакая я тебе не крошка, мудак, – рявкнула она свирепо, откидывая за спину густые волосы и глядя в синие глаза, наблюдающие за ней с серьезным сосредоточенным выражением. Не опуская пистолет, девушка сделала шаг назад, напряженно разглядывая незнакомца с поднятыми руками. Он выглядел молодо и чертовски привлекательно для киллера или наемника. Легкая щетина, правильные черты лица, красивые скулы, глаза, губы. Все красивое, даже стрижка. Выбритые виски, удлинённый вверх, уложенный с нарочитой небрежностью. Смущало только выражение лица: жесткое, не по возрасту суровое. И взгляд острый, тяжёлый, вызывающий внутреннее смятение и еще какое-то тревожное ощущение….

– Эби, – что-то мелькает в глазах незваного гостя, когда он снова делает шаг в ее сторону – усталость, боль, тоска с примесью все того уже удивления. И она застывает, не пытаясь и дальше махать пистолетом, угрожая расправой. Девичий взгляд мечется по мужскому лицу, по высокой спортивной фигуре, просматриваемой даже под строгим дорогим костюмом. Не во внешности, не в голосе, а скорее на уровне подсознания и инстинктов она ощущает нечто знакомое в стоящем напротив молодом парне с взрослыми уставшими глазами, и узнавание разрастается с каждой секундой, заставляя сердце сжиматься от надежды.

– Не на такую встречу я рассчитывал, сестренка, – произносит он, опуская левую руку и потирая подбородок правой. Ее взгляд устремляется к его пальцам, пистолет падает на пол, вывалившись из ослабевших ладоней, чудом не выстрелив при ударе. Несколько секунд она потрясённо смотрит на парня, а потом с разбегу бросается на шею, обнимая за плечи обеими руками.

– Никакая я тебе не сестренка, – со слезами на глазах бормочет девушка и, разразившись рыданиями, прячет лицо на каменной груди, уткнувшись носом в ямочку под горлом.

– Ты забыла добавить «мудак», – произносит он, одной рукой гладя ее содрогающуюся от всхлипываний спину, а другой утешающе водя по длинным черным волосам.

– От тебя пахнет сигаретами и морем, – затихнув, приглушенно бормочет она. Слезы облегчения насквозь промочили его пиджак и рубашку.

– Я летел над океаном и курил, – наклонив голову, Джером устало улыбается в ее волосы. Девушка поднимает голову, отстраняясь и все так же внимательно изучая его лицо. Он убирает спутанные волосы за ее маленькие ушки, проводит указательным пальцем по щеке, стирая стекающую слезу. Сердце ее сжимается от нового приступа боли, усилившейся стократно в безопасных крепких объятиях человека, которого она уже и не надеялась увидеть.

– Я чуть тебя не убила, – вздрогнув от собственных слов и их смысла, прошептала Лиз. В его глазах застывает гнетущее нечитаемое выражение. Он выглядит ожесточенным, озлобленным, полным внутренней ярости, сдерживаемой только присутствием девушки.

– Поверь, ты сделала бы мне одолжение, – тяжело вздохнув, произносит Джером, скользнув по ней беглым взглядом. Она снова прижимается щекой к промокшему пиджаку, слушая громкое и как ни странно успокаивающееся биение его сердца.

– Что происходит, Джерри? И когда это кончится? – задается она вопросом, хотя уверена, что у него нет на него ответа.

– Нам нужно уходить. Нет времени на разговоры. Дом заминирован? – он отстраняется, берет девушку за руку и ведет к дверям. Она согласно кивает:

– Да.

– Подними ставни. Ничего не бери, Эби. Только себя, – его губы изгибаются в улыбке, но взгляд остаётся серьёзным и сосредоточенным. Джером останавливается возле заблокированного входа, наблюдая, как Лиз управляется с пультом.

– Меня зовут Элизабет Флойд, – сообщает она, поднимая голову и глядя в синие глаза.

– Я знаю, Эби. Пришло время и мне представиться… Меня зовут Джером Морган, – когда он произносит слово Морган, собственный рот кривится в пренебрежении.

– Я знаю, – она опускает длинные черные ресницы, влажные и тяжелые от слез. Комнату постепенно снова наполняет солнечный свет.

– Как много? – хмурится Джером, пристальнее всматриваясь в черты ее лица и крепче стискивая в пальцах хрупкое запястье. Она бросает на него задумчивый взгляд и отводит в сторону.

– Все, что знал отец, – едва слышно говорит Элизабет и отступает в сторону. Рольставни полностью поднимаются, и девушка толкает стеклянную дверь.

Они выходят из дома вместе. Снаружи их ждут молчаливые, брутальные и серьезные «люди в черном». Вблизи они вовсе не кажутся похожими. Один абсолютно лысый, огромный качок средних лет со шрамом вдоль виска и на нижней губе, другой более поджарый, с коротко стрижеными волосами и проглядывающими татуировками на висках. Обоих суровых мужчин объединяет исключительно военная выправка и цепкий пронзительный взгляд. И черный костюм, разумеется. Кстати на Джероме все-таки не черный, а темно-графитовый и синяя рубашка под цвет глаз.

– Все в порядке? – спрашивает лысый. Джером коротко кивает.

– Уходим, – добавляет твердым тоном.

– Секунду, – Лиз поворачивается к дверям и набирает на сенсорном замке комбинацию цифр, потом к круглому датчику подносит кончик указательного пальца. – Все. У нас десять минут.

Когда скрытая между скал небольшая хижина с буро-красной черепицей взрывается, охваченная пламенем, и разлетается на обломки, вертолет уже находится высоко в небе. Снова черный дым и пепел. Элизабет вздрагивает, спрятав лицо на плече Джерома, и он мягко обнимает ее в ответ, не произнося ни слова утешения. Сидя рядом, рука в руке, они оба понимают, что в некоторые моменты слова не способны выразить то, что жжет в груди и рвет душу на части. В некоторые моменты молчание кажется священным и дарующим временную анестезию, действие которой скоро закончится, и тогда придет время разговоров, долгих, выматывающих и болезненных.

Беззвучные слезы снова потекли из-под зажмуренных век, но сейчас это были слезы облегчения. Ее жизнь разрушена и покрыта слоем пепла и черной пыли. И только время покажет, хватит ли у нее сил на новые испытания и сможет ли она смириться с понесёнными потерями.