Насмешники. Дело тел

Пролог. Москва Новый блокнот

— Так что вы от меня-то хотите? — безнадежно спросил Ит.

— Перенесите ему дату путевки, — приказным тоном заявила женщина.

— Я? — уточнил Ит.

— Да, вы.

— Почему — я?

— Потому что вы его лечащий врач, и вы должны нормально обслуживать пациентов, а не ерничать тут сидеть, — брезгливо поджала губы женщина.

Ит вздохнул. Видимо, получилось вздохнуть как-то неправильно, потому что у тетки сузились глаза, а губы, и без того тонкие, вытянулись в брезгливую ниточку.

— Я не могу перенести дату, — в который уж раз повторил Ит. — Это вне моей компетенции. Я не занимаюсь распределением путевок для командного состава. Я вообще не занимаюсь распределением путевок. Я всего лишь…

— Вы заместитель главного в отделении, и вы должны!

— Я заместитель не месткома и не распределителя, я хирург! — рявкнул в ответ Ит, окончательно теряя терпение.

— Вот если вы хирург, тогда и обслуживайте!

— Это в парикмахерской вас обслуживают, а здесь — лечат! — Ит почувствовал, что звереет, но ничего с собой поделать он уже не мог. — Я сотый раз повторяю — я не занимаюсь путевками!

— Но у нашей дочери свадьба, путевка совпадает, а вы!.. Вместо того чтобы!.. Войти!.. В наше положение!.. Издеваетесь!!!

— Я не издеваюсь, я объясняю русским языком — дата путевки от меня не зависит, — Ит сбавил тон. А то еще в коридоре услышат. — Вам поставили лучший месяц, и я, при всем желании ничего не смогу…

— Я напишу на вас жалобу, и вас уволят, — мстительно улыбнулась женщина, вставая.

— Пишите, — галантно улыбнулся Ит. — На здоровье. Мое заявление уже у начальника, через две недели я ухожу. Увольняюсь. Так что хоть обпишитесь.

— Как — увольняетесь? — видимо, такого поворота эта капризная и тупая баба не ожидала. Она привыкла повелевать и командовать. А вот получать по носу не привыкла.

— Вот так, — еще шире улыбнулся Ит. — По собственному желанию. Приказ утвержден, так что можете свою писанину использовать в качестве туалетной бумаги. Супругу только не предлагайте. Ему сейчас требуется бумага понежнее. И желательно без чернил.

Женщина задохнулась от возмущения и гнева, но Ит, встав, быстро открыл дверь кабинета, и выпроводил ее прочь.

Всё.

Достали.

Еще две недели, и всё.

Вообще всё.

Прощайте, геморройные генералы, их чопорные обнаглевшие жены, прощай, кремлевка, прощайте, подковерные игры, интриги, гонка за зарплатами, вот такие вот безобразные сцены — прощайте, прощайте, прощайте. Хватит с нас — перепившего и пережравшего командного состава, которому подавай самое лучшее, и которое с дерьмом сожрет, если не подашь, и если подашь не так, и если не прогнешься, если не пойдешь навстречу, если не поддашься.

С нас хватит, мы наигрались в это всё. Теперь нас ждут совсем другие игры. Не лучше, надо сказать. Но другие. Потому что время, считай, пришло. Мы потеряли тот поводок, который нас тут держал. Он больше не держит. Вот только генеральской ли оборзевшей от собственной значимости жене про это знать?

В кабинет сунулся Скрипач — так же, как Ит, при полном параде. Форменная шапочка, аккуратно подобранные волосы, белоснежный халат, под халатом, разумеется, строгий костюм-тройка… как обрыдло это, бог ты мой, как обрыдло и достало, и сил уже больше нет никаких!.. сунулся, и спросил:

— Эта треханутая ушла?

— Погодаева? Ушла, — кивнул Ит. — Заходи, у меня никого.

Скрипач зашел, плотно закрыл за собой дверь. С отвращением потеребил воротничок рубашки, который, разумеется, был застегнут наглухо, не смотря на то, что на улице плюс двадцать пять.

— Сука, — беззвучно, но очень выразительно произнес Скрипач. — Очень хотелось ее обслужить ногой по заднице.

— Забей, — махнул рукой Ит.

— Ну или забить, да, — кивнул Скрипач.

— Ой, ладно тебе, — Ит поморщился. — Ты сдал архив?

Сейчас, перед увольнением, они спешно заканчивали с архивом, приходилось подбивать дела, да так, чтобы придраться было точно не к чему. Адова работа. Оба эту работу тихо ненавидели, сколько себя помнили, но что тут поделаешь.

— За последние три месяца осталось только. А ты?

— Я уже, — Ит кивнул на стол. — Рыжий, иди к себе, и заканчивай. Кир звонил, у нас времени полтора часа.

— Ёшкин кот, да что ж такое! — раздраженно произнес Скрипач. — Как полтора часа? И всё?!

— Да, и всё, — развел руками Ит. — Оба ордера на руках, и надо сегодня решить вопрос, кому что.

— Так, ладно, я побежал, — Скрипач взялся за ручку двери. — Тебе папки донести помочь?

— Не надо, я сам, — отмахнулся Ит. — Рыжий, быстрее давай. Рысью. Время.

…Через полтора часа они вчетвером выходили с территории больницы, направляясь к пристани. Шли быстро, нужный катер отходил через десять минут. Фэб, кажется, нервничал, он то и дело дергал то Ита, то Скрипача, то Кира — быстрее мол, не успеем. В результате успели, не смотря на то, что Ит зачем-то остановился у старенькой «Союзпечати» и тем задержал компанию на целую минуту.

— Ты что там покупал такое? — сердито спросил Фэб.

— Ничего особенного. Блокнот и ручку, — пожал плечами Ит.

— Зачем?

— Ну, надо, — дернул плечом Ит. — А что?

— У нас дома блокнотов с ручками нет? — Фэб, кажется, рассердился еще больше.

— Есть. Но это не те блокноты, — Ит посмотрел на реку. — Мне нужен был такой, знаешь, особый блокнот и непростая ручка.

— И что в них непростого? — с интересом спросил Кир.

— То, что они куплены в союзке, на бегу, и именно вот в такой день, — невозмутимо пояснил Ит. — Иначе ничего не получится.

— Не получится — что? — уточнил Фэб.

— То, что я задумал.

— Кажется, начинаю понимать, — хмыкнул Скрипач. — Ит собирается продолжать свою бессмертную сагу, про которую забыл на семь с лишним лет. Точно?

— Точно, — кивнул Ит.

— Лучше б ты про нее на семьдесят семь лет забыл. Или вообще никогда не вспоминал, — подначил Скрипач. — Идиот же, ну? Бросает на самом интересном месте, потом все забывают, чего он там калякал, а потом он в самый неподходящий момент собирается продолжать…

Фэб посмотрел на Ита с интересом. Ит в ответ безмятежно улыбнулся.

Катер шел по Москва-реке, и вокруг расстилался сейчас чудесный майский день, из тех редчайших, когда кажется, что ты вместо грешной земли попал в какое-то райское, удивительное место; когда небо над головой становится подобно куполу никем невиданного храма; когда листья деревьев невозможно празднично зелены, потому что не успела еще пыль осесть на них, и они не потускнели; когда даже сам воздух, и тот становится как-то по-особому прозрачен, и невероятно свеж. В такие дни хочется верить в чудо, верить в то, что лето будет, и будет оно обязательно прекрасным, волшебным, и впереди только хорошее, и никакой тьмы, одно лишь хорошее, на веки вечные…

— Бертик бедный измучился с этими ордерами, — заметил Скрипач. — Она себе все ноги сбила, пока таскалась по конторам, а мы, паршивцы, просиживали себе жопы. Чертовы архивы, и чертовы карты, слов нет.

— Слушай, не надо, — попросил Ит. — Она сама хотела всё так спланировать. И в экспедицию, и с квартирами, и чтобы мы уйти с работы успели. Знала же, что у нас не будет времени.

— Скорее всего, нам прилетит по шеям, — пожал плечами Фэб. — Потому что знать-то она знала, но надеялась, что мы освободимся хотя бы на три дня раньше.

— Нереально на три дня раньше, — парировал Скрипач. — Отчеты по операциям, карты на каждого толстозада, рекомендации…

— Рыжий, про пациентов так нельзя, — покачал головой Фэб.

— Ой, не лечи, — отмахнулся Скрипач. — Идиота с кишечной непроходимостью помнишь? Который жрал неделю, и нажрал ведро дерьма? И я еще понимаю, если бы онкология, если бы что-то действительно криминальное, но вот так?! Вот как я должен к таким относиться, скажи мне?!

Фэб пожал плечами.

— С пониманием. Он боялся. Многие тянут, потому что боятся, и думают, что само пройдет. И обращаются только тогда, когда…

— Фэб, я не про то. Не про них. Я про себя. Работать с таким контингентом я не хочу. Категорически, — Скрипач чеканил каждое слово, и, кажется, с каждым же словом свирепел всё больше. — Одно дело — работа в поле, в бою, когда делаешь действительно что-то серьезное. Другое… вот так. Я вот так — больше не могу.

— Ну и не надо, — пожал плечами Кир, всем видом давая понять, что тема ему опостылела. — Мы вообще-то увольняемся. Чего тебе еще не нравится?

— Сидеть там две недели мне не нравится, — огрызнулся Скрипач.

— Терпи, — посоветовал Ит. — Ты думаешь, ты тут один такой?

…Последние четыре года превратились в форменную пытку, и пытку эту надо было выдержать, любой ценой выдержать, потому что жизнь как-то неожиданно принялась набирать обороты. Да так стремительно, что никто поначалу не сообразил, как же такое получилось. А получилось…

Во-первых, Даша и Вера к пятнадцати Дашиным и четырнадцати Вериным годам экстерном окончили школу. Одновременно. Дарья легко подтянула сестру, слегка отстававшую в точных науках, и вскоре дипломы об окончании школы были уже у девочек на руках. Потом обе выдвинули требование — мы поступаем. Куда? Универ, конечно. А факультет? Высшая математика?! Девочки, но зачем?.. Им прочили совсем другие карьеры, но, по словам Даши, одно другому не мешало.

Позже к девчонкам присоединился Витька, и началась безумная гонка — пять курсов за три года. И произошла первая крупная ссора между Ри с Джесс и Бертой с Фэбом. Потому что каждый обвинял каждого в том, что дети так торопятся.

А дети — торопились.

Разумеется, инициатором оказался Витька, влюбленный в Веру еще с одиннадцатилетнего возраста, естественно, молодежь хотела самостоятельности, разумеется, все трое рвались во внешку, учиться дальше… но для семей, что питерской, что московской, эти четыре года были просто невыносимы.

— Так, в общем. Я про жилье, — заявил Ит во время первого семейного совета. — Бертик, начнем с тебя. Когда ты уехала от папы, ты где жила?

— В общежитии. Потом дали ту квартирку.

— Кир?

— Общага, военка, — хмыкнул Кир. — А то ты не знаешь.

— Рыжий?

— Помойка, — галантно напомнил Скрипач.

— Фэб?

— Комната в доме родителей, — пожал плечами Фэб. — Девять квадратных метров.

— Моя была шесть, — закончил Ит. — В общем, девчонки так жить не будут. Нужны две равноценные квартиры, в действительно хороших местах. Не черти что, не новострой, не окраина.

— Ит… — начала было Берта, но Ит ее тут же перебил:

— Не новострой и не окраина, — с нажимом произнес он. — Нужны хорошие и качественные двухкомнатные квартиры. И деньги на мебель и прочее. Дальше — пусть сами решают. Может быть, они в этих квартирах и жить не будут. Это уже не наше дело. Наше, как родителей — дать им достойное жилье. И независимость.

— Вообще-то он прав, — вдруг, неожиданно для всех, согласилась и Итом Берта. — Они не избалованные… и я бы хотела, чтобы…

— Пока они учатся, мы работаем, — подвел итог Фэб. — Часть денег у нас уже есть. Нужна вторая часть. И, да! Если кто возьмет у Заразы с Олле хоть копейку — убью на месте. Ни в коем случае.

— Вот я тоже про это хотел сказать, — добавил Ит. — Всё правильно.

…И началась работа. Работа, которую они тихо ненавидели, но которая позволила им выкупить вне очереди жилье, за ордерами на которое сегодня как раз ездила Берта…

…Оказывается, он сидел на склоне огромного холма, сплошь заставленным вертикальными блоками метров по пять в высоту. Блоки отстояли друг от друга на приличные расстояния, поэтому Фадан сумел рассмотреть и холм, и блоки, и небо. Были бы они близко друг к другу, ничего бы он не увидел. Значит, у нас дома такие же, просто они под землей? Вероятно, да. Блоки, ветер, сухая степная трава. И никого. Только две точки в небе. Машут крыльями, теперь это стало видно. Машут крыльями и приближаются. И чего-то они какие-то пузатые, эти точки. И шеи у них слишком длинные для птиц. И крылья какие-то странные.

— Спокойно, — произнес Шеф. — Сиди спокойно, и ничего не делай.

— Что это? — хриплым шепотом спросил Фадан. — Шеф, кто сюда летит?

— Сиди спокойно, и ничего не бойся.

— Но кто это, Остроухий тебя раздери?!

— Ничего особенного. Это всего лишь драконы.

— Кто?!

— Драконы, — невозмутимо пожал плечами Шеф…

Ит задумался. Он сидел сейчас на кухне, и перед ним лежали два блокнота. Один совсем старый, истрепанный, с ободранными уголками, и второй, посвежее, но тоже уже видавший виды. На обложке первого сохранилась с трудом читаемая надпись «Ялта», на втором имелись какие-то вьетнамские письмена — он, оказывается, уже и забыл, что там было что-то написано. «Ресторан матушки Тао» — прочел Ит. Ага, теперь понятно, где Кир в прошлый раз прикупил блокнот. Скупердяй. Значит, в Дананге они с Фэбом завернули в ресторан поужинать, и только там Кир спохватился и вспомнил про блокнот…

Над Москвой стояла сейчас майская светлая ночь, и если хочется что-то написать, то нужно поторопиться — время второй час, а вставать в полседьмого, потому что в больнице нужно быть к восьми, ведь к девяти приедет большое начальство, а им предстоит отчитываться по архиву. И придется три с лишним часа сидеть в душном кабинете с постным выражением на лице, и выслушивать отповедь на тему, что «специалист вы, конечно, хороший, но так запускать документацию ни в коем случае нельзя».

— Потерпи, — приказал себе Ит. — Еще совсем немного. Потерпи. И не такое ведь терпел, верно?

Подсознание, кажется, беспомощно вздохнуло, но и только.

Ит открыл следующий блокнот, на зеленой картонной обложке которого было выдавлено слово «Москва», и написал:

— Кисонька, ну ты только не плачь, пожалуйста…