Насмешники. Дело тел

1 Второй день на планете Тарораг

— Кисонька, ну ты только не плачь, пожалуйста…

— Я сколько раз уже говорил, что я не кисонька, и плакать я не собираюсь! — взвыл Фадан. — Не со-би-ра-юсь я плакать, остроухий вас всех тут раздери!!!

— Ну вот, ты уже и плачешь, — с горечью произнес в ответ Агорх и уселся на хвост. — Ну что я такой бестолковый? Что я опять не то делаю?

— Я не прошу ничего делать!!! Я прошу меня просто выслушать!!! — Фадан уже орал, но дракону на это было, кажется, начхать. — Нам нужно срочно!!! Обратно!!!

— Нет, в таком виде нельзя, — отрицательно помотал мордой дракон. — Кисонька, вы же не здоровые все. И у нас информации никакой нету. Ну нельзя же так, чтобы нездоровые, без информации, без поддержки, и обратно. Вы на таможне, и таможня несет за вас ответственность. Ну и мы несем, сообразненько. Ну подожди еще денек-другой, миленький. Ну не торопись. Дай хоть разобраться.

— В чем?

— Для начала — откуда вы тут оказались, и как, — Агорх привстал, сложил на животе дополнительную пару рук, и кротко вздохнул. — Ну и ситуация…

Фадан с опаской глянул на дракона, и на всякий случай отошел подальше. Вроде бы этот Агорх ничего, вот только он, по всей видимости, действительно очень старый, а еще у него длинный хвост, про который дракон вечно забывает. Точнее, он просто не думает о том, что рядом находится существо много меньше размером, для которого хвост потенциально опасен. Драконы, ясное дело, хвостами сталкиваются по сто раз на дню, и все нормально. Правильно, чего им будет. Голова на длинной шее поднимается почти на три с половиной метра, тело длинной тоже метра три, а то и больше, а сзади — пара метров хвоста, закованного в чешуйчатую броню. Мягкую броню, но все-таки. Драконы с легкостью ходили как на двух лапах, так и на четырех, с точно такой же легкостью летали, вторыми передними лапами пользовались даже лучше, чем рауф — руками, и были замечательно дружелюбны… вот только толку от этого пока что было нуль целых, нуль десятых.

Следует, наверное, рассказать, что увидели драконы, когда команда оказалась на Холме Перемещения планеты Тарораг карантинного сектора. Холм, которым последние пять тысяч лет пользовались раз в год по большому обещанию, вдруг ни с того, ни с сего ожил — причем заработал тот сектор, про который все вообще в принципе даже думать забыли. Хотя бы потому что во всех источниках этот сектор назывался заблокированным, и никто не стремился узнать, почему и зачем это было сделано. Про «когда» даже речи не шло.

Двоих драконов средних лет, Мастеров Путей, которых звали Ангк и Гингк, нежданный вызов застиг во время рыбалки. В результате Ангк, красный дракон, едва не врезался в воду и уронил добытую рыбу, а Гингк, синий дракон, тут же рванул к берегу, и принялся нацеплять на себя положенную амуницию, которую они во время рыбалки, разумеется, сняли — какой дурак охотится на рыбу в форменных застежках и при параде?

— Крыльями давай греби, корова! — кричал Гингк, пытаясь извернуться, чтобы застегнуть крепеж на спине. — Там же вызов! Там кто-то вышел!

— Я не глухой, — парировал Ангк, приземляясь рядом с Гингком, и подхватывая свою амуницию с песчаного наноса. — Дай, застегну.

— Давай. И быстрее!

— Кто же это может быть?..

Ответ на вопрос, кто это может быть, для драконов выглядел настолько же обескураживающим, сколь обескураживающим было для Фадана появление этих самых драконов.

Фадан увидел: два дракона в небе, и это было настолько невероятно, что, когда драконы подлетели поближе, и до него дошло, насколько они большие, он всё-таки не выдержал, и отрубился. Видимо, происшествия этого дня дались ему слишком тяжело.

Драконы увидели: рядом с никогда не работавшим блоком переноса валяются на земле пять… это рауф?! Точно, рауф, которых тут отродясь не было, причем рауф эти в наиплачевнейшем, с точки зрения любого цивилизованного разумного, состоянии. Грязные, пыльные, побитые, в неаккуратной, сшитой из не пойми чего одежде, тощие, и совершенно обессиленные.

— Что это такое? — спросил Ангк, когда они сели на землю рядом с блоком. — Как это у них получилось?!

— Котята… рауф, — уточнил Гингк. — Сто лет не видел рауф. Но что с ними?

— Вызывай Керги, — приказал Ангк. — Тут без врача не обойтись.

— Я уже вызвал. И Агорха вызвал.

— Осталось вызвать Хийтри, и будет полный комплект, — согласился Гингк.

Ангк кивнул.

Всё дело было в том, что драконов на планете имелось пять душ.

И больше на Тарораге не было вообще никого.

Дальнейшие сутки запомнились Фадану как куча разрозненных обрывков и фрагментов, которые в цельную картинку складываться не желали. Вот его куда-то несут, вот яркий дневной свет сменяется на мягкую полутьму, в которой перемигиваются синим и зеленым цветом слабые лампочки; вот в лицо дует приятный теплый ветерок, а в высоте, где-то над ним, незнакомый голос произносит длинную фразу на непонятном языке, потом другой голос, пониже, говорит уже на их родном языке:

— Непорядочно, он же не спит. Скажи это, пожалуйста, на их наречии…

Снова темнота, потом Фадан вроде бы просыпается, но не до конца — тот же голос предлагает ему попить, и Фадан пьет, не открывая глаз, а потом снова проваливается в забытье.

Проснулся окончательно Фадан лишь через сутки.

Проснулся, сел на постели, и начал оглядываться.

А посмотреть было на что.

Таких огромных комнат Фадан в жизни своей не видел. Кажется, даже университетские аудитории, в которых он читал лекции дома, были много меньше. Потолок находился на высоте метров десяти; стен Фадан углядел только две, вместо противоположной стены была какая-то странная конструкция, непонятно для чего предназначенная, а на стенах, которые были ему видны, находились… Фадан задумался. Шпеньки? Штырьки? Предметы? Непонятно.

Потом Фадан обратил внимание на кровать, глянул вниз, и обомлел — оказывается, он был абсолютно голым! По счастью, его все-таки укрыли — и Фадан поспешно натянул тонкую ткань чуть не до подбородка. Какой позор, какой ужас. И почему он ничего не помнит? Что случилось?

Придерживая простыню (Фадан для себя решил пока что считать эту штуку простыней), он снова сел и опять огляделся. И тут же понял, что, к счастью, вся команда тоже находится в этой странной огромной комнате. Другие кровати, как выяснилось, были поставлены на расстоянии друг от друга, и образовывали полукруг.

А рядом с самой дальней кроватью стоял…

— Фадан, я тебе уже говорил — это драконы, — спокойно произнес Шеф. — Кончай истерику.

— Какой он большой, — прошептал Фадан. Его передернуло. — Шеф, а те вроде другие были.

— В смысле? — не понял Шеф.

— Красные, что ли. Или синие. А этот зеленый. И еще больше, чем те.

— Это ты больших не видел, — ухмыльнулся Шеф. — Это не большие. Это средние. Три, ну три с половиной метра в высоту по голове, когда стоя, пять, когда сидя.

— А какие же тогда большие?

— От десяти метров стоя.

— Шеф, а стоя — это как? На четырех ногах?

— Ну да, — подтвердил Шеф.

— А этот на двух, — прошептал Фадан. — Что он там делает?

— Лечит. Это врач. Вы в медцентре таможни.

— Но зачем? Мы же здоровы, — удивился Фадан.

— С твоей точки зрения да, вы здоровы. С его точки зрения, — Шеф кивнул в сторону дракона, — у вас масса проблем. Сейчас он закончит с Бакли, и придет.

— Сюда? — Фадан, кажется, слегка испугался. Снова.

— Сюда, он же видит, что ты проснулся.

— А что с Бакли? — испугался Фадан.

— У него сотрясение мозга, по голове камнем попали, — объяснил Шеф. — Бывает так, что не сразу проявляется. Он, как попали, встал, и дальше пошел — ты сам видел. Ну а потом ему стало хуже. Ничего, не волнуйся, всё будет хорошо. Поверь мне, это не Равор-7. Тут и не такое лечат.

Через пару минут дракон отошел от кровати, на которой и в самом деле лежал Бакли, и неспешно направился в сторону Фадана. Шел он на задних лапах, в одной из передних дракон держал какой-то ящик, во второй передней у него находился вроде бы рулон ткани (или что-то еще, Фадан не понял, что), в третьей передней…

— Шеф, у него что, четыре руки? — свистящим шепотом спросил Фадан.

— Ну да, — пожал плечами Шеф. — Когда они ходят на четырех, они две дополнительные поджимают. Прячут. А когда на двух, используют. Они поменьше, и…

— Но как такое может быть?!

— Слушай, вот у них рук четыре, и крылья, а пола в расе — два, — хмыкнул Шеф. — А у вас рук по две, а пола в расе — три. И чего?

— А ты какой расы был?

— Я был человеком, у нас рук две, и пола два. И крыльев нет.

— Охренеть, — Фадан зажмурился. — А что это он такое тащит?

— Понятия не имею, — отмахнулся Шеф.

Дракон подошел поближе, и Фадан смог разглядеть его во всех деталях. Тело дракона покрывала чешуя, но, кажется, она была не такой, как у крупных ящеров, которые водились у них дома, на Раворе-7. У ящеров чешуя была твердой, а у дракона она выглядела мягкой. Темная на спине, она переходила в более светлую на брюхе, а на дополнительных руках — или лапах? — ее, кажется, и вовсе не было. Большие кожистые крылья дракона сейчас были аккуратно сложены. Голова покачивалась в такт шагам на длинной шее, а морда (Фадан пока что даже в мыслях не мог назвать то, что видел, лицом) оказалась неожиданно симпатичной, и чем-то напоминала ацошью. Этакая длинная морда с круглыми щеками, большими глазами, и ушками, которые, кажется, могут складываться. Точнее, должны складываться, поправил себя Фадан, драконы же летают, и уши им, наверное, могут помешать. Ветер задувать будет.

— Добрый день, — сказал подошедший дракон. — Рад, что ты проснулся. Меня зовут Керги, я местный врач. А ты, видимо, Фадан? Начальник вашей команды?

— Да, — кивнул Фадан. — Я не понял, что с нами случилось.

— Шок, стресс. Вы не были готовы к переходу. Ну и то, что вы на самом деле больны, — пояснил дракон.

Шеф, всё это время молча висевший в воздухе по правую руку от Фадана, сказал:

— Керги, они не больны — в их понимании.

— А при чем тут их понимание? — дракон фыркнул. — Они инфицированы. Все. У них куча вялотекущих болезней. Я их до послезавтра даже выпустить отсюда не смогу, не имею права, и ты отлично знаешь, почему. И их не выпущу, и сам не выйду, пока не решу, что можно. К тому же вон у того мальчика, — он махнул мордой в сторону кровати Бакли, — серьезная травма. Фадан, этот мальчик, он ведь врач в вашей команде, да?

Фадан кивнул.

— Я так и понял.

— А как вы это поняли? — осторожно спросил Фадан.

— На нем же был налобник, очень устаревшей модели, правда, но всё-таки, — пояснил дракон.

— Это тот обруч, который…

— Да, да, да, — дракон закивал. — Налобник я, конечно, сохранил, и твой универсальный ключ тоже, и навигатор, или что-то на него похожее, который был у девочки. Наручи, правда, пришлось деактивировать, уж больно нехорошая это штука. Но мальчикам я велел не переживать, если им так хочется, Агорх им потом отдаст эти наручи. Совершенно не понимаю, для чего, но у каждого свои причуды.

— Я не понял про болезни, — Фадан нахмурился. — Я болен? Чем?!

— Куча инфекций, это раз. Воспалительный процесс в правом легком, это два. Для вашей расы это обычное явление, кстати, вам нужно беречься, холод вам противопоказан. Нарушен обмен веществ, это три. Ты слишком худой. У тебя проблемы с сердцем, и совсем недавно ты перенес сердечный приступ. Тебе всего-то сорок пять лет, мальчик, и уже такой букет! У тебя зубы, подумать только, зубы — разрушаются, а ты…

— Не ругай его, он понятия не имеет, как всё должно быть в идеале, — попросил Шеф.

— Да я не ругаю, я просто объясняю, — дракон вдруг опустился на четыре лапы, и потянулся. — В общем, я, конечно, попробую привести вас всех в порядок, но на это потребуется какое-то время.

— У меня был сердечный приступ? — дошло вдруг до Фадана. — Когда?

— Когда мы бежали вверх, — спокойно объяснил Шеф. — У тебя кололо в боку, ты помнишь?

Фадан кивнул.

— С твоей точки зрения ничего необычного не произошло. С точки зрения специалиста — у тебя проблемы.

— Всё поправимо, — успокоил дракон.

— А почему вы так хорошо говорите на нашем языке? — вдруг сообразил Фадан. — Я помню, что вы говорили как-то иначе.

— Говорю? Маску языка снял, вот и говорю, — дернул крыльями дракон. — Тоже мне, большое дело. Так. Ты, наверное, хочешь одеться и поесть?

Тут Фадан понял, что и в самом деле голоден, да еще как. Да и на счет одежды дракон был совершенно прав — просто Фадан не рискнул просить его об этом.

— Вот тебе синтезатор, одевайся, — дракон плюхнул рядом с кроватью тот предмет, который напоминал рулон ткани. — А я пойду, проверю остальных.

— Но я не умею, — ошарашено ответил Фадан.

— Ты, который без тела, тоже не умеешь? — дракон глянул на Шефа. Тот отрицательно покачал головой. — Дожили. Так, значит. Кладешь руку на… эммм… вот сюда, — он ткнул лапой в верхнюю часть рулона, — и представляешь то, что тебе нужно. Можно название произнести, если представить сложно. Давай, пробуй.

Фадан с опаской положил руку на рулон, а потом произнес:

— Ну… штаны.

От рулона отделился плоский фрагмент и упал на пол рядом с кроватью. Дракон поднял этот фрагмент, и протянул Фадану.

— Оно? Это то, что ты просил?

Фадан отрицательно помотал головой. То, что у него получилось, напоминало штаны, но с некоторыми поправками. Можно ли назвать штанами силуэт штанов, вырезанный из материала, напоминающего своей структурой мягкий войлок?

— Не вышло, — констатировал дракон. — Ладно, ты пока что еще попробуй, а я к остальным.

К десятой попытки добыть себе одежду Фадан начал уже впадать в отчаяние от собственной тупости, но тут, наконец, у него стало что-то получаться. Первой удалось сделать светлую рубашку, пусть и самую простую, с завязками вместо пуговиц (откуда у него в голове взялись эти завязки, Фадан так и не понял), вторыми стали всамделешние штаны, правда, на пару размеров больше, чем ему требовались, и не коричневые, как он хотел, а черные. Впрочем, минутой позже Фадан додумался попросить у рулона пояс, и вот с поясом как раз получилось замечательно. Фадан оделся, опасливо озираясь, и, наконец, слез с кровати.

Пол, как он заметил, покрывал точно такой же материал, как тот, что появился после активации системы в домах Красной Горы — видимо, все таможни были таким образом унифицированы, при их создании использовались одни и те же технологии. Под ногами оказалось всё то же мягкое и теплое покрытие сиреневого цвета, сквозь которое просвечивали каменные плиты.

— Не торопись, — предупредил Шеф. — Ты спал почти сутки. Постой несколько минут, привыкни.

— Да я вроде бы в порядке, — запротестовал Фадан, но Шеф был неумолим.

— Стой спокойно, еще свалишься. Куда ты идти-то собрался?

— Туда, к ребятам.

— Спят еще ребята. Сейчас вернется Керги, и пойдешь обедать.

Керги действительно отвел Фадана обедать — отвел в соседнее помещение, не менее огромное, взмахом лапы приказал возникнуть столу подходящего для Фадана размера, потом рядом со столом появилось подобие стула, а на столе, словно бы из ниоткуда стала возникать еда. И сколько! Огромная тарелка с чем-то, отдаленно напоминающим купалики, блюдо в форме широкого кольца, на котором лежали остро пахнущие кружочки зеленого цвета, дальше — бадья, Фадан не мог подобрать другого слова, именно бадья — с густой субстанцией, горячей даже на вид, и множество маленьких тарелочек непонятно с чем. Фадан попробовал их пересчитать, но сбился на третьем десятке.

— Это всё мне? — ошарашено спросил он.

— Ну да, — мотнул мордой дракон. — Мало?

— Мало?! Я за месяц съедаю меньше, — Фадану стало неловко. — Мне бы что попроще… ну, каши тарелку, лхус, можно еще пирога кусок… но можно и без пирога.

— А что вы вообще едите? — дракон, кажется, удивился. — Я взял из стандарта, эту еду обычно заказывают рауф на таможнях. Ничего особенного.

— Я не знаю, что это такое, — уныло ответил Фадан, с опаской покосившись на стол.

— Так что вы едите, расскажи, — потребовал дракон.

Фадан принялся перечислять. Каша, мясо, или ацховое, или вельшевское, зелень, чаще сушеная, но если есть свежая, то свежую, пироги… да, из злака, нет, злак один, не три, почему три? Из муки, конечно, и с начинкой. С какой? Из мяса, из меда, из молока, из ягод. Фрукты? Редко, в нашем районе не растут. Где растут, там едят, а у нас почти не бывает. Зато ягоды есть. Рыба? Да, рыбец тоже, его привозят, обычно это консервы. Ну или мороженный. Корни? Какие корни? Нет, такое у нас не выращивают. Выращивают злак, терень называется, выращивают ягоды, ну и рибир выращивают еще, на лхус. В селе можно овощи купить, но не все покупают, и потом, не все любят. Какие виды? Ну, с десяток наберется…

Дракон слушал внимательно, на морде у него сменялись выражения — непонимание, удивление, возмущение, затем — недоумение.

— Низшая линейка, — вдруг произнес он. — Так, подожди.

Еще один взмах лапой, и дракон протянул Фадану круглую коробочку, в которой оказалось с десяток ярко-красных таблеток.

— Съешь одну такую таблетку, и обедай спокойно, — распорядился дракон.

— А что это? — не понял Фадан.

— Это ферменты. Твой желудок с этой едой без них не справится. Ты обедай, а мне нужно поговорить, — дракон отвернулся, и, не меняя тона, произнес: — Агорх, подойди в медблок. Ситуация много серьезнее, чем мы думали.

— Почему ситуация серьезная? — решился спросил Фадан.

— Потому что описанная тобой схема питания — это так называемая низшая линейка, — пояснил дракон. — По сути, это меню для скота, предназначенного на убой. Не сдохнет до срока, и ладно. А сдохнет — туда ему и дорога. У вас высокая рождаемость?

— Да, — кивнул Фадан.

— А смертность?

— Тоже.

— Что и требовалось доказать. Всё, не слова больше. Ты ешь, а мне надо поговорить с моим начальником.

— Кто он? — поинтересовался Фадан.

— Агорх. В свое время был руководителем кластера, потом… в общем, у него были личные проблемы, и он добровольно отправился сюда, в карантин, пятьдесят лет назад. Ты поешь, и пообщаешься с ним. Должен тебя предупредить, что он немного странный, но ты его не бойся. Он очень добрый. И умный. Впрочем, сам увидишь.

Еда неожиданно оказалась настолько вкусной, что на полчаса Фадан позабыл обо всем на свете — он пробовал. В жизни своей он не видел ничего подобного, и не представлял, что, оказывается, существует столько различных вкусов, оттенков, сочетаний. Горячая штука в бадье оказалась супом, но совсем не таким, каким суп был дома, причем даже хороший суп, приготовленный умелым Шини. Зеленые кружочки были сыром, но то, что это сыр, Фадан без подсказки Шефа не понял бы. Штучки, которые Фадан принял за купалики, были пирожными — тоненькое хрустящее тесто с бесподобного вкуса фруктовой начинкой. А содержимое всех тарелочек Фадан попробовать так и не сумел — на десятой тарелочке он обнаружил, что объелся.

— Вот это еще попробую, и всё, — Фадан взял тарелочку, на которое лежали тоненькие прозрачные ломтики. — Шеф, что это?

— Фрукты. Не знаю, как они тут называются, в этом секторе. В нашем назывались гуириш. А как тут, понятия не имею. Вкусно?

— Не то слово. Я бы еще съел, но не влезет.

— Ну так потом и съешь, — пожал плечами Шеф. — В смысле, потом закажешь еще.

— А тот суп… Шеф, он ведь с рыбой был?

— Ну да, с рыбой, — кивнул Шеф. — Тоже понравился?

— Никогда не ел суп из рыбы, — признался Фадан. — У нас не варит так никто… слушай, а низкая линейка — это, получается, очень скромная еда?

— Очень скудная еда, — поправил Шеф. — Ограниченная. Направленная, прежде всего, на массовость. Вас очень много, Фадан. В мире, подобном вашему, должно жить максимум пять миллиардов особей. В идеале — три-четыре. А вас на данный момент больше десяти миллиардов, я прав?

— Двенадцати, — поправил Фадан.

— Тем более. Так вот, ваша еда — это, обобщенно говоря, не пища для хорошей жизни, а некий перекус на бегу. Речь идет о беге между рождением и смертью. И забег получается ультракороткий. Как ты думаешь, сколько лет драконам, с которыми мы тут встретились?

— Не знаю, — пожал плечами Фадан.

— Каждый — старше пятисот лет. В среднем разумные этой расы живут от восьмисот до тысячи с лишним. Люди и рауф живут несколько меньше — шестьсот, семьсот. Нэгаши и конги — чуть меньше людей, до шестисот максимум. Дольше всех живут зивы — по полторы, а то и по две тысячи лет. И это я говорил только о нашем Круге…

— Что такое Круг?

— Это общность рас, способных воспринимать друг друга, — объяснил Шеф. — И каждый Круг — срез Сферы. Думаю, ты уже понял, что количество срезов бесконечно.

— Ничего я не понял, — отмахнулся Фадан. — Я объелся. И я бы прилег, наверное. Надо же как-то это всё переварить.

— Ну так приляг, в чем вопрос. Пошли обратно. Правда, приляг, а то сейчас придет этот самый Агорх, и тебе нужно будет с ним побеседовать.

Агорх, на счастье, пришел только через час, и Фадану снова пришлось идти в соседнее помещение, туда же, где он обедал. Конечно, никакого стола там уже не было, но Фадан поневоле принюхался — теперь эта комната ассоциировалась у него с теми вкусными вещами, которые час назад он тут ел.

— Ты голодный? — участливо спросил дракон, разворачиваясь, и едва не сбил при этом Фадана хвостом. — Есть хочешь?

— Нет, спасибо, — покачал головой Фадан, разглядывая дракона.

Агорх имел чешую бледно-серебристого цвета, и был крупнее размером, чем Керги… и, кажется, старше. Намного старше. Глаза у него и впрямь оказались удивительно добрыми, но вот манера общения, как позже выяснилось, оставляла желать лучшего. Нет, Агорх вел себя образцово, но его, к ужасу Фадана… умиляли рауф. Первые десять минут Фадан исподтишка старался выяснить, что означает слово «кисонька», потом Шеф ему тихонько объяснил, что это, и Фадан почувствовал жгучее желание придушить сюсюкающего дракона собственными руками.

Первые сорок минут Фадан добросовестно рассказывал дракону о том, кто они пятеро такие, как жили, где жили, чем занимались. Потом — как вляпались в историю с болотной хренью и что из этого вышло[1]. Дракон слушал очень внимательно, задавая иногда по ходу повествования наводящие вопросы, но с выводами не торопился. Выводы он стал делать потом.

— Пока что мне понятно, что ничего не понятно, кисонька, — заключил дракон, когда Фадан, наконец, закончил рассказ. — Равор-7, значит?

Фадан кивнул.

— Никогда не слышал о таком мире. В моем кластере его точно не было, и в соседних тоже. Да у нас вообще нет миров с подобными характеристиками.

— А сколько в кластере миров?

— От пятидесяти тысяч до ста тысяч, — невозмутимо сообщил дракон.

— И вы их все помните?! — изумился Фадан.

— Я — нет, система — помнит. Даже среди белых миров такого нет. Они не часть кластера, но в реестре есть в любом случае, — дракон задумался. — И с какой целью вы сюда, позволь спросить, пришли?

Фадан обернулся, ища поддержки Шефа, но тот почему-то себя никак не обнаруживал.

— Мы пришли попросить о помощи, — собрал волю в кулак Фадан. — Нашу планету нужно спасать! Мы с огромным трудом попали сюда, и…

— Кисонька, ты не волнуйся только.

— Да я не волнуюсь! — Фадан начал закипать. — Нам помощь нужна, как вы не понимаете?!

— Какого рода помощь? — уточнил дракон.

Фадан растерялся.

— Давай-ка я тебе кое-что объясню. Планета, на которой мы находимся, в карантине. Раса, которая на ней жила, оставила этот мир около двадцати тысяч лет назад. У него сильно выработан ресурс, и, пока он не восстановится для повторного заселения, на планете жить нельзя. То есть можно, но плохо. Поэтому мир сейчас восстанавливается. Убираются следы деятельности прошлой расы, идет накопление ресурса, создается новая форма биологической модели для планеты. Понимаешь? Соответственно, планета присутствует в Транспортной Сети, но все обходят ее стороной — из-за карантина. Через планету не идет торговля, не проходят путешествующие. Мало того, часть блоков вообще не работает, и не должны работать — они выключены. Никуда не ведут. И вы пришли, кисонька, как раз из такого блока. Который никуда не ведет. Это уже само по себе абсурдно, но мало того — ты, ко всему прочему, еще и просишь помощи, рассказывая о совершенно невозможном для этой области смычек мире, который, ко всему прочему, еще и находится на грани гибели, как я понимаю. А ты знаешь, у кого ты просишь помощи?

Фадан отрицательно помотал головой.

— На всей планете нас пятеро. Собственно, так положено по штату. Я, Агорх, руководитель. Хийтри, она ученый, исследователь, работает в нескольких направлениях, но основная ее задача — восстановления баланса биосферы. Керги, он доктор, и, по совместительству, тоже исследователь, помогает Хийтри. Ну и два бездельника-тунеядца, Ангк и Гингк, они Мастера Путей, и находятся здесь исключительно для проформы. Ну, изредка они отправляют нас троих в отпуск или по делам. Больше здесь нет никого. Ни боевых подразделений, ни агентуры, ни юристов, ни политиков, ни ученых. Этот мир пуст, и в нем никогда слыхом не слыхивали о рауф. До нас тут жили люди, а люди большие мастаки вытравить планету под корень, — Агорх сморщил нос. — Мы, драконы конкломерата Синего кольца, купили этот мир за бесценок, и стали восстанавливать. Мы не торопимся. Первые наши поселения появятся тут еще очень нескоро.

— То есть помочь нам… некому? — Фадан почувствовал, что ему внезапно стало душно. — Совсем?

— Выходит дело, что так, — дракон задумался. — По крайней мере, пока.

— Тогда нам надо обратно, — Фадан встал. — Можно разбудить моих? Они… я… мы… ваши эти Мастера ведь смогут отправить нас назад, к нам домой?

— Возможно, — дракон нахмурился. — Но зачем?

— Как — зачем?! Наш мир… он же в западне! Вы же сами говорили, что мы как скот, что нас… на убой… и… значит, если тут помочь некому, то мы должны сами хоть что-то сделать!

— Ну подожди еще денек-другой, миленький. Ну не торопись. Дай хоть разобраться.

— В чем?

— Для начала — откуда вы тут оказались, и как, — Агорх привстал, сложил на животе дополнительную пару рук, и кротко вздохнул. — Ну и ситуация…

— А что — ситуация?! — Фадана уже трясло. — Мы столько вытерпели, чтобы попасть сюда, а вы…

— Кисонька, ну не надо так, — на морде дракона появилось жалостливое выражение. — Давай ты отдохнешь немножко, потом Керги разбудит твоих друзей, вы приведете себя в порядок, придете в себя, а мы тем временем попробуем разобраться.

— В чем? — уныло спросил Фадан.

— В том, как нам действовать дальше, — объяснил дракон. — Я же не сказал тебе, что ничего не собираюсь делать. Но надо понять, что это вообще за явление такое. Мне бы еще побеседовать с твоим бестелесным товарищем. Не одолжишь свой браслет, в котором он прячется?

— Шеф, — позвал Фадан. — Ты… согласен на время меня покинуть?

— Мне бы этого не хотелось, — неожиданно ответил Шеф.

— Хорошо, — дракон вздохнул. — Тогда побеседуем позже и все вместе. Иди, кисонька, отдыхай. И не расстраивайся ты так, мы что-нибудь придумаем.

…Позже, когда Агорх ушел, Фадан тихонько спросил Шефа:

— Почему ты не пошел с ним?

— Он людей не любит, — с неприязнью ответил Шеф. — Драконы, они твари хитрые на самом деле. Отжали мир под шумок, небось, а теперь строят из себя святых. Мол, люди мир вытравили. А то они сами не вытравливают! Одна такая туша, как наш серебристый друг, в сутки может съесть до тридцати килограмм только рыбы. И это не считая овощей, фруктов, и чего-нибудь по мелочи на перекус. Впрочем, ладно. Поговорю я с ним. Но, Фадан, исключительно в твоем присутствии, и никак иначе.

Ит отложил блокнот и глянул на часы.

Черт! Пять утра!.. «Посидел немножко», называется.

За окном уже рассвело, но он решил, что можно, пожалуй, час, а то и полтора проспать. Хуже от этого точно не будет. Выпил полстакана воды из-под крана, и, бесшумно ступая, отправился в их с рыжим комнату.

Разумеется, рыжий, в отсутствии конкурента, спал на кровати по диагонали, и двигать его было жалко — вдруг разбудишь? Ит осторожно пристроился на самом краю, кое-как вытащив у Скрипача из под руки свою подушку, и через минуту почувствовал, что засыпает. Сегодня, подумалось ему. Хорошо, что вчера не успели с ордерами, поэтому сегодня. Хоть бы Дашке досталась бумажка с рыбкой!.. Бумажек, заготовленных Скрипачом, две — на одной нарисована человеческая фигурка на высоком холме, а на другом — рыбка. Сегодня они, родители, разыграют, какая квартира кому достанется.

Ничего, подумал сквозь сон Ит. Ничего, на дежурствах в военных госпиталях «на ходу» по трое суток не спали, а тут всего-то, до вечера потерпеть. Ерунда. Прорвемся.

А драконы смешные получились. Кажется, смешные. Это хорошо.

Больше он ни о чем подумать не успел, потому что заснул.

2 Золотая драконица

Правая тапочка улетела куда-то в глубину коридора, и Даша, стряхнув с ноги левую, побежала искать, куда же подевалась эта чертова правая. «Хороший бросок, — подумала она. — В следующий раз добью до кухни». Она подняла тапочку, и кинула ее в сторону прихожей. Кинула так, как учил когда-то папа. Почти не целясь. Попала — теперь обе тапочки лежали там, где и положено, под вешалкой.

В квартире было сейчас пусто, даже кот ушел по своим котовским делам. Имелась у него задушевная подруга этажом ниже, и кот, когда дома никого не было, частенько отправлялся к ней в гости. Если учесть, что последний год дома днем не было никого и никогда, Сирежик к своей подруге практически переехал.

Интересно, где бродят те, которые должны были придти домой еще полтора часа назад? А конкретно — где Витя и Верусик? И кто может быть в курсе, куда они запропастились? Мама? Ну, нет. Мама в институте, пробивает финансирование для экспедиции. И маме они точно не звонили, потому что мама, которая что-то пробивает, опаснее торнадо, лавины, или всемирного потопа. Кто-то из отцов? Ох, маловероятно, что гуляльщики звонили в кремлевку, папа Фэб вчера предупреждал, что там какое-то совещание, и чтобы до пяти часов их не беспокоили.

Даша прошла на кухню, открыла тот холодильник, который поменьше, вытащила банку яблочного компота собственного приготовления, и поставила ее на стол — банка тут же запотела, на ее боках появились маленькие, как бисеринки, капельки воды. Кружка, утром позабытая ею в раковине, нашлась на своем месте в сушке: ну понятно, рыжий опять вечером будет ворчать, что «пораскидали всю посуду, а я вам что, уборщиком нанимался», или что-то в этом роде. Даша налила себе компота, отпила добрую половину кружки. Здорово, холодненький. Подошла к окну. Отодвинула занавеску, и глянула вниз, на город.

Город всегда воспринимался ею словно бы огромной квартирой; куда бы они ни пошла, везде было свойски, уютно; находясь в Москве, она нигде не ощущала себя вне дома. Порой доходило до смешного — например, ей ничего не стоило, забывшись, выйти за хлебом в домашнем халатике и тапочках, причем вовсе не по рассеянности, а просто потому, что показалось странным себя окорачивать, она же просто вниз, на минутку… признаться, папа тоже порой этим грешит, но тут, по его словам, другое, ему лень переодеваться. Город был свой, словно бы часть ее, неотделимая, неотъемлемая, но сейчас…

Даша почувствовала, что уютные стены ее города-квартиры разбегаются, расширяются; невидимые руки раздвигали их в стороны и ввысь, город становился всё больше, всё огромнее, а сама Даша вдруг показалась себе совсем крошечной. Словно она налила из запотевшей банки не компот вовсе, а содержимое пузырька «выпей меня» для уменьшения роста, которое пила Алиса.

— Не угодить бы в зазеркалье, — пробормотала Даша.

Где же, в конце концов, эти гулены?..

Сначала она все-таки отважилась, и позвонила маме, которая, конечно, о маршрутах младшей дочери не имела ни малейшего понятия. Берта велела Даше снова позвонить в институт, «как только Верка объявится», пообещав устроить младшей разнос, но тут Даша решила заступиться за сестру — и в результате обрадованная мама велела ей «для порядка поругать эту шленрду самостоятельно».

Далее последовал звонок в кремлевку. Точнее, не звонок, а четыре звонка, и лишь четвертый, Киру, стал успешным — он хотя бы трубку снял. Нет, маленькая, не звонили, не заходили. Не знаю. А сама бы куда пошла? Да, пойти можно много куда. Может быть, на море поехали. Выпуск завтра? Ну да, именно. Выпуск. Даш, пусть гуляют, жалко тебе? Завидно? Пойди сама погуляй, не сиди в духоте. Маме обещали? Черт, я совсем забыл!!! Так, ладно, пока-пока, к семи приедем, целую, и всё такое.

Положив трубку обратно на аппарат, Даша задумалась. Может, и правда пойти прогуляться? Но куда? И зачем? За последний год учебы он от прогулок как-то отвыкла (а вот Вера не отвыкла, как выяснилось), и теперь с трудом себе представляла, куда можно отправиться, и что там делать. На Воробьевы горы? Нет, не сегодня. На бульвар, с книжкой? Вот еще. На море? Одной?.. Или просто взять билет на катер, и по реке туда-обратно?

— Да ну, — пробормотала Даша. — Делать мне больше нечего.

Делать и вправду было совершенно нечего, и будет нечего еще три часа, а то и все четыре. Непривычное ощущение. Все экзамены позади, завтра — торжественное вручение дипломов, и уже куплены два замечательных платья, огненно-красное Верке, под цвет волос, и темно-синее, сапфировое — для неё, Даши; и уже привезли из Домодедова их заказ — три набора туристических кофров, и документы для отъезда тоже оформлены, и страховки, и медицинское освидетельствование…

Через две недели они уезжали. Верка, она, и Витька. Уезжали во внешку, потому что прошли дубль-экзамен здесь, и были зачислены в хорошо себя зарекомендовавший межвидовой университет в прекрасном мире Иклес конклава Санкт-Рена. Этот университет, между прочим, в свое время закончил старший сын Джессики и Ри, Ромка, и жена его, Настя, тоже там училась. Факультет, правда, они выбрали другой, но это и понятно — не всем же в этой семье идти в медицину, да еще такого уровня. Базовой специальностью у них пока что шла межрасовая истории я и культурология, а потом можно будет расширить специализацию, войти в новые кластеры — возможностей море. И все они оплачены. Уже. Заранее.

Как-то раз Даша спросила:

— Пап, а сколько стоит эта учеба?

Сначала папа попытался отшутиться, но Даша тогда проявила недюжинную настойчивость, и ему пришлось ответить. И вот что он ответил:

— Примерно десять лет жизни. Твоей.

— Но…

— Твоей, Дарья, исключительно твоей. А если ты про деньги, то не дороже тех денег, которые мы в состоянии заработать. Ты же меня знаешь. Когда у меня на что-то не хватает, я первый про это говорю.

— Да ну тебя, — расстроилась тогда дочь. — Я же всё равно узнаю.

— Всему своё время, — пожал плечами папа. — Разумеется, узнаешь. Но когда ты про это узнаешь… — глаза его стали хитрыми, — ты ничего не сможешь поделать.

— Почему это?

— Потому это, что ты будешь в учебе по ушки, а мы усвистим куда-нибудь в экспедицию, и отругать папу ты не сумеешь. А маму тем более.

— Маму ругать — себе дороже, — хмыкнула тогда Даша.

— А почему? — с интересом спросил тогда Ит.

— Потому что она днем орет в ответ, а ночью плачет в подушку, — объяснила дочь. — Мне ее жалко, пап. Потому и дороже.

…Сначала она сходила в душ, потом почти час просидела в их с сестрой комнате, размышляя, что брать — многое хотелось взять с собой, но было нельзя, и она бездумно перебирала вещи, прикидывая, что увозить, а что нет. В три кофра побольше и в один поменьше предстояло положить многое… почти всю жизнь, вдруг поняла Даша. Как запихнуть всю свою жизнь в три чемодана и дорожную сумку? Невероятно. А ведь придется. Тетради с бесчисленными рассказами и зарисовками — зачем они? Кому они там будут нужны? Старая, но такая любимая пляжная сумка, которую когда-то отдала мама, отдала после настойчивых просьб — но куда там, в университете, она будет ходить с сумкой, и зачем там сумка вообще? Мамины подарки, подарки отцов… «Черт, ну почему я не мама? — с тоской подумала Даша. — Уметь бы как она собираться». И мама, и оба отца собирались мгновенно и по-спартански скромно. У мамы, например, имелся дорожный чемоданчик, в который она, не глядя, забрасывала штаны «на смену», майку «чтобы спать», рубашку «тоже на смену», водолазку, свитер, дорожную косметичку, тапочки, и чашку с ложкой. Сборы папы были еще короче — его имущество умещалось в рюкзак, по размеру вдвое меньше маминого чемоданчика. А рюкзак папы Фэба… Почему у нее так не получается? Может быть, потому что они уезжают, чтобы потом вернуться, а она сейчас…

Думать про это не было никаких сил. Даша положила обратно на полку шкатулку, которую держала в руках, и пошла на кухню — ей снова захотелось компота. Она опять подошла с чашкой к окну, но в этот раз взгляд ее упал не на город — на подоконнике лежал, ранее ею незамеченный, новенький блокнот в коленкоровой зеленой обложке. Даша машинально взяла его в руки и открыла.

Это еще что?

Даша нахмурилась.

Фадан? Бонни? Шини? Аквист? Бакли?

Ее детство вдруг встало перед ней, и она увидела — словно и не прошло тринадцати лет — огромное теплое море, дамбы на горизонте, чайки, и мама, и та самая пляжная сумка… а потом — как они ждали зимой, и она, тогда еще только пробуя, рисовала палочки на обоях, считая дни, когда приедет папа Ит и все остальные, и тот Новый год, и елка, и…

— Папка, да ты что, — растрогано прошептала Даша. — Папка… ты опять?

Всю команду удалось собрать только к вечеру, когда на небе зажглись первые звезды — до вечера Агорх, по его словам, «приводил всех в порядок». В результате приведенная в порядок команда была раздражена и, ко всему прочему, зверски проголодалась. Управиться с синтезатором для одежды с первого раза сумела только Бонни, остальные провозились почти час, причем одежда Бакли вызвала у всех вполне закономерные, пусть и сдавленные смешки. Он, привыкший на работе носить халат, так и вышел к ужину — в халате на голое тело, потому что ничего другого у него не получилось. Позже Бонни сжалилась над ним, и помогла, конечно, но первые полчаса ужина прошли очень весело.

— Фадан, ну правда, что ты торопишься? — недоумевал Шини. — У нас же почти декада в запасе. Давай сначала действительно разберемся, что и как, и только тогда…

— Боюсь, что поздно будет, когда мы разберемся, — отвечал Фадан. — А если там что-то произойдет?

— Что именно там может произойти? — пожал плечами Аквист. — По-моему, там и так уже всего вдосталь напроисходило.

— А если народ в городе перебьют?

— Так Остроухий обещал, что защитит, — напомнила Бонни.

— Вас послушать, так нам можно вообще не возвращаться, — сердито проворчал Фадан. — Никакой ответственности.

— Фадан, у нас есть ответственность, — примирительно заметил Аквист. — Мы просто очень есть хотим. Ты лучше скажи, а вот это что за штуки?

— Пирожки с начинкой, типа купаликов, — вздохнул Фадан.

— А это?

— Вроде бы суп.

— А вон там?

— Понятия не имею! Давайте, ешьте, и пошли говорить с Агорхом. Это местный большой начальник, — Фадан хотел добавить, что это еще и местный большой придурок, но вовремя сдержался. — Он вроде бы обещал нам посодействовать, но пока что не решил, как именно.

— Было бы неплохо, — кивнула практичная Бонни. — Кстати, мальчики, как вам моя новая шляпка?

Вот уж кто-кто, а Бонни оценила возможности синтезатора практически сразу, и, конечно, использовала его возможности на полную катушку. Если все остальные пыхтели и мучились, пытаясь выпросить кособокие рубашки и безразмерные штаны, то Бонни развернулась по полной программе. Для начала она сделала себе брючный костюм небесно-голубого цвета, потом сапожки на низком каблучке, потом широкий пояс, который выгодно подчеркнул ее тонкую талию, а напоследок — изящную шляпку-лодочку, увенчанную тонким синим перышком. Впрочем, за обедом Бонни обнаружила, что с поясом она погорячилась. Еды было столько, и она была такой вкусной, что пояс Бонни вскоре пришлось временно снять.

— Если мы тут пробудем еще несколько дней, мы лопнем от обжорства, — справедливо заметил Бакли, наливая себе в тарелку третью порцию мясного то ли супа, то ли подливки. — Я ведь понимаю, что есть уже не могу. А руки всё равно тянутся.

— Хочешь, я тресну тебя по рукам? — галантно предложил Шини, утаскивая с тарелки десятый по счету кусок зеленого сыра.

— Как бы я тебя не треснул… хлеб передай, пожалуйста.

— Так что мы будем делать? — через несколько минут спросил Аквист. Спросил лишь потому, что конфетки, оказавшиеся на тарелочке рядом с ним, наконец, закончились. Они были бесподобны — темная оболочка, а под ней белый крем, слегка похожий на сгущенное молоко… или на варенье, Аквист так для себя и не решил, на что больше.

— Вы будете слушать и молчать, — строго произнес Шеф. Он во время ужина сидел на плече Фадана, сильно уменьшив свой привычный размер, и помалкивал, но тут оживился. — Говорить будет Фадан. Ну и я, в меру возможностей. Вам же предстоит тактично помалкивать.

— А почему помалкивать? — расстроился Аквист.

— Потому что вы — идиоты, — жестко ответил Шеф. — Еще ляпните чего-нибудь, не подумав. А это драконы.

— Ты еще скажи, что это тебе не вельшевская жопа, — хихикнул Шини, и тут же огреб от Фадана подзатыльник.

— Да, пожалуй, ты прав, Шеф, — согласился Фадан, потирая руку. — Пусть лучше молчат пока что. Больше толку будет.

На этот раз к уже знакомым команде Агорху и Керги прибавился еще один дракон, точнее, это была драконица по имени Хийтри. Конечно, по меркам разных рас красота может очень сильно разница, но тут было ясно — драконица является очень красивой представительницей своего рода.

Размером она была поменьше, чем остальные виденные командой драконы, тело ее оказалось изящным, покрытым золотисто-белой чешуей. На голове у Хийтри имелась шапочка тончайшей работы, прикрывающая уши и верхнюю часть шеи, а на меньшей паре рук Фадан с большим удивлением разглядел несколько браслетов. Но больше всего его поразили глаза драконицы — бирюзовые, с красноватым отливом в глубине.

Разумеется, Хийтри тут же поняла, что ее рассматривают, однако, кажется, ее это не смутило. Наоборот, рассмешило. Она сделала шаг вперед (до этого она стояла чуть в стороне, за спиной Керги), и, чуть усмехнувшись, спросила смущенного Фадана:

— Так видно лучше?

— Вы очень красивы, — отважился Фадан на комплимент. — Но, право, не стоило…

— Я красива? Странно это слышать от мужчины расы рауф. Хотя, возможно, интерес чисто эстетический?

Фадан усердно закивал.

— Признаться, я сравнивал. Дело в том, что у нас есть старинные гравюры, предания, сказания… о драконах… — он всё еще запинался. — Они не очень популярны сейчас. Но там драконы несколько иные.

— И какие же? — чуть наклонила голову Хийтри.

— Они больше вас, у них нет вторых рук, они летают…

— Мы тоже.

— …и извергают огонь, — закончил Фадан. — А еще они любят есть девушек. Молодых. И часто.

Хийтри звонко рассмеялась, Агорх и Керги заулыбались ей вслед.

— Связка, — неожиданно оборвала свой смех драконица. — Видимо, след очень старой связки. Значит, их мир когда-то был в одном сиуре с каким-то миром драконов, если есть такие легенды.

— В белом периоде? — уточнил Агорх.

— Разумеется, — кивнула Хийтри. — Вспомни наши сказки и легенды. Например, про маленьких белых, которыми до сих пор пугают детей.

Агорх передернул крыльями.

— Теория неплохая, но про это лучше уточнить у Контроля, — произнес он.

— У кого? — осторожно спросил Фадан. — Шеф, это именно те, про кого ты рассказывал, когда я плел Шини волосы? Которые делят миры?

— Угу, — тихо отозвался Шеф. — Те самые. Но тут их нет.

— Фадан, можно задать вам несколько вопросов? — Хийтри посерьезнела, села, обернув задние лапы хвостом. — Отвечать прошу подробно, потому что в данном случае важна каждая мелочь.

— Конечно, спрашивайте, — Фадан, кажется, обрадовался, что наконец-то разговор дошел до дела.

— Сейчас я воспроизведу вам несколько звуков. Постарайтесь узнать звук, которые будет похож на звук портала во время работы. Слушайте. Это первый…

— Слишком низко и мрачно, — шепнул Аквист. — Да?

— Низко и мрачно, — подтвердил его мнение Фадан.

— Это второй.

— Больше похоже, но тоже не такой.

— Третий.

— Еще больше похож, — обрадовался Фадан.

— И четвертый.

— А вот это он! Точно такой же, да? — Фадан повернулся к команде, все дружно закивали.

— Хорошо, — одобрила Хийтри. — Теперь свет. Вопрос всем. Попробуйте восстановить в памяти момент, когда вы увидели свет. Можете закрыть глаза… отлично. Микс, без нарастания, — заключила она. — Таможне, я думаю, информации будет достаточно. Пусть Ангк и Гингк теперь считают, а мы продолжим.

— Кто что считает? — не дошло до Фадана.

— Нам нужно вычислить, откуда вы к нам попали и каким образом, — пояснила драконица. — Я передала эту информацию Мастерам проходов, они сейчас будут ее обрабатывать. А мы вернемся к вопросам. Фадан, какой у вас средний брачный возраст?

Фадан растерялся.

— Для кого? — спросил он.

— Для каждого пола.

— Ну… мужчины от двадцати пяти и старше, гермо от двадцати, женщины от шестнадцати.

— Сколько детей обычно в семьях?

— По-разному. У кого-то пять, у кого-то один.

— А чаще?

— Два, три.

— Отлично. Планета исповедует единую религию?

— Ну, в принципе, да, — осторожно начал Фадан. — Но могут быть различия.

— Например? — драконица, кажется, заинтересовалась.

— В какой-то области, например, был некий святой, и он особо почитаем. Поэтому и мифология, и служение, и даже имена будут привязаны к этому святому. Есть еще эти, как их… двойники? Они не признают, что Триединый является Триединым, а считают, что у него две ипостаси.

— Ясно. Сколько государств существует на планете?

Фадан растерялся.

— В принципе, одно, — ответил он. — Но сейчас мне кажется, что их может быть несколько. То есть стать несколько. Для этого достаточно…

— Немножко изменить отношение к святым, верно? — подсказала драконица. — Хорошо, не буду больше мучить. Давайте пройдемся по технике. А почему молчат остальные? Ну-ка, молодежь, кто сумеет рассказать, как устроен компьютер, и что с его помощью можно делать?

Разговор в результате затянулся далеко за полночь. Сначала все говорили робко, но потом потихонечку осмелели — только Бонни, обычно словоохотливая, в этот раз почему-то предпочла остаться в стороне, и в беседу почти не вмешивалась. Фадан долго гадал, в чем же дело, и позже для себя решил, что Бонни, кажется, приревновала их всех к более чем красивой Хийтри. Ну а в чем еще может быть причина? Обычная женская ревность, ничто иное.

Однако на деле всё оказалось не так просто.

После разговора Керги проводил всю команду в новое место, где им предстояло, по его словам, прожить несколько дней. Это был дом, стоящий в некотором отдалении от здания, в котором они лечились и приходили в себя; дом, явно спешно переоборудованный таможней под их нужды. Для каждого оказалась подготовлена отдельная комната, по меркам Равора-7 роскошная, для каждого имелось отдельное меню, с возможностью заказать еду в любое время суток, и, о чудо, для каждого появилась, наконец, готовая одежда — не то убожество, которое они сотворили сами, а подходящая по размеру, удобная и добротная.

— Бонни, чего ты дулась, не пойму? — начал Шини, как только Керги скрылся за общей дверью, и команда очутилась в коридоре перед комнатами. — Сидела, как бука какая-то.

— Она мне не нравится, — заявила Бонни.

— Чем? Почему? — опешил Бакли.

— Не нравится, и всё тут, — категорично ответила Бонни. — Что-то с ней не то.

— По-моему, ты выдумываешь, — решил заступиться за драконицу Фадан. — Она добрая и красивая. И умная.

— Вот что умная и красивая, я согласна. А вот что добрая — нет, — Бонни отвернулась. — Шапочка у нее прикольная, это да. Но сама она…

— Что — она сама? — попытался уточнить Фадан.

— Не знаю, — дернула плечиком Бонни. — Но она мне не понравилась. И я ей, кажется, тоже. Ана, а ты что скажешь?

— Пока что ничего, — ответила Ана. В визуальный режим она так и не перешла — к большому удивлению Фадана. — Пока что воздержусь. Мне нужно подумать.

— Девочки, да вы просто ревнуете, — рассмеялся Фадан.

— К кому ревнуем? — возмутилась Бонни. — К этой ацхе с крыльями? Вот еще! И не думали даже!

— Тогда чего ворчите обе?

— Надо, и ворчим, — отрезала Бонни. — Мы пошли к себе. Доброй ночи.

— Бонни, подожди, — взмолился Аквист. — Нет, правда! Ну объясни ты, что тебе так не понравилось?

— У нее очень холодные глаза, — неохотно ответила Бонни. — Холодные и злые. Вам не понять. Это может увидеть только женщина. А вы будете видеть то, что вам показывают.

— И что мы будем видеть? — поинтересовался Бакли. Драконица ему очень понравилась, и сейчас он за нее слегка обиделся.

— Красивую фигуру, цацки, золото, и всё такое, — поморщилась Бонни. — Или одежду. Это неважно. Неужели вы не заметили?

— Не заметили — что? — требовательно спросил Фадан.

— О, триединый… Мальчики, у нее глаза в точности такие же, как у Олки Гит! — в отчаянии произнесла Бонни. — Она точно такая же, рептилия! В общем, думайте, что хотите, а мы пошли спать, — подытожила Бонни. — Доброй ночи.

Утро началось с того, что к ним с самого ранья заявился Керги, и всех перебудил. Даже Бакли, который вставать не хотел категорически. Спорить с драконом никто не решился, поэтому все быстро встали, умылись, оделись, и, разумеется, отправились для начала завтракать — вот только после вчерашнего обжорства есть никому не хотелось. Фадан робко попросил лхуса, и в процессе выбора выяснилось, что вариантов напитка из идентичных ингредиентов существует полторы тысячи видов. Результат Фадана разочаровал: вроде бы вкусно, но всё равно, лхус был совсем не такой, как дома.

— Давайте, завтракайте побыстрее, нам нужно идти, — торопил Керги. — Агорх на сегодня вызвал консультантов и рабочую группу. Боюсь, вам предстоит очень много дел.

— Каких дел? — немного удивился Шини.

— О, самых разных. Ситуация действительно серьезная, и предстоит решить кучу вопросов.

— Каких именно? — уточнил Фадан.

— По вашему миру. Рабочая группа скоро прибудет, так что поторопитесь.

— Керги, я бы хотел узнать, где тот диск, который был у нас, — Фадан встал. — Вчера я не спросил, но…

— Кажется, он у Хийтри, — дернул крыльями дракон. — Я не интересовался. Он вам нужен?

— Вообще-то да. Наверное, нужен, — Фадан задумался. — Дело в том, что он как раз основной источник информации и есть.

— Тогда точно у Хийтри, — уверенно заявил Керги. — Сходите к ней, попросите, чтобы отдала.

— А отдаст? — с сомнением спросила Бонни.

— Почему же нет? — удивился дракон. — Он ведь ваш. Часть вашего мира, ваше имущество. Но зачем он вам сейчас?

— Хотели поговорить с… главной программой, — обтекаемо ответил Фадан. — Нельзя?

— Почему нельзя? Вам все можно! Просто, боюсь, сегодня вам будет не до диска.

— Ладно, посмотрим, — кивнул Фадан. — Ребята, ешьте, и пошли.

…Те, кого Керги назвал рабочей группой, прибыли через час, и Агорх, о чудо, разрешил команде посмотреть, как именно это прибытие выглядит. Это штатный переход, объяснил он, вот так Мастера путей, такие, как Ангк и Гингк, открывают проходы на Холме, проходы, идущие между мирами.

Признаться, Фадан из увиденного мало что понял. Сначала красный и синий драконы подошли к одному из блоков, стоящему в самом низу Холма, потом… потом они вроде бы ничего не сделали, но блок начал слабо светиться, постепенно свет стал ярче, блок полыхнул сиянием, а потом из него начали по очереди выходить…

— Ой, а они такие же, как мы, — тихо сказала Бонни. — Или не совсем такие же?

То, что прибывшие были одной расы с командой, не оставляло никаких сомнений, но, тем не менее, они от Фадана с друзьями все-таки отличались. Кожа у них выглядела много светлее, она была почти белой, а на головах росли не волосы, а, кажется…

— С таким мехом косички не заплетешь, — прошептал Шини. — Но вообще прикольно смотрится.

Фадан украдкой дал ему привычный подзатыльник — помалкивай, мол — и стал смотреть, что же будет дальше. Прибывшие (их оказалось десять) выстроились в ряд неподалеку от драконов, Гингк махнул когтистой лапой, и сияние блока стало меркнуть. Вскоре он выглядел так же, как все остальные — пятиметровой высоты каменный, грубо обработанный прямоугольник, похожий на бетонную плиту.

— Добро пожаловать на планету Тарораг, — степенно произнес Ангк. — Мастера проходов к вашим услугам.

— Спасибо, — с секундной задержкой ответил один из четверых мужчин, стоявших первыми в ряду. — Маска языка принята. Удачного дня, мастера.

Оба дракона поклонились, отошли на несколько шагов, и, синхронно взмахнув крыльями, поднялись в воздух.

А десять прибывших направились к Агорху, Керги, и Фадану с компанией.

— Мы — малое стандартное исследовательское подразделение. Четверо боевиков, четверо агентов, и двое ученых, по основным специальностям. На самом деле специальности проникающие. Например, номера Пять и Шесть помимо агентуры еще и социологи, номера Семь и Восемь специализируются в биологии подвидов трех рас, хотя по статусу агенты, номера с Первого по Четвертый помимо боевой практики так же являются сотрудниками дипломатического отдела, а номера Девять и Десять, кроме того, что они ученые, и большую часть жизни проработали в Белой Зоне, имеют еще по парочке дополнительных специализаций. По формам регрессий и математике высоких процессов в том числе. Вам понятно?

— Понятно, — кивнул Фадан, хотя понятно ему было далеко не всё.

— А имена у вас есть? — встрял бесцеремонный Бакли.

— Есть, но вам они без надобности, — тот мужчина, который говорил, повернулся к нему и неожиданно улыбнулся. — Для тебя я пока что буду Первый. На всё время работы.

— Ладно, — пожал плечами Бакли. — Маловато вас. Я думал, будет больше.

— Бакли, — рассерженно прошипел Фадан. — Перестань!

— Ну почему же, — одна из девушек, на которых сейчас во все глаза смотрела Бонни, тоже улыбнулась. — Он задал вполне закономерный вопрос. Не волнуйся, парень. Если понадобится, мы вызовем подмогу.

— Боюсь, что без подмоги не обойтись, — вздохнул Фадан. — Потому что против вас будет вся планета.

— Вот про это мы и хотим, прежде всего, послушать, — Первый сел на траву, остальная группа тут же последовала его примеру. — Пока что поговорим здесь.

— Почему? — удивился Фадан. Удивился вполне искренне, день выдался жаркий, а там, в здании Таможни, была сейчас приятная прохлада.

— Так положено, — невозмутимо ответил Первый. — Уважаемые Агорх и Керги, покиньте нас, пожалуйста.

К еще большему удивлению Фадана оба дракона не стали возражать. Взлетать, впрочем, они тоже не стали, просто кивнули, и пошли не спеша в сторону зданий Таможни.

— Поясняю. Вы — заявители. Согласно протоколу мы должны принять от вас информацию без риска искажения со стороны заинтересованных или незаинтересованных лиц. Поскольку драконы к вашему миру никакого отношения не имеют, по крайней мере, пока мы считаем, что не имеют, их присутствие здесь излишне. Девять, защиту, — одна из девушек щелкнула пальцами, и над всей компанией повис переливчатый зеленоватый купол, похожий на мыльный пузырь. — Рассказывайте.

Рассказ длился долго, больше часа. Сначала говорил один Фадан, но потом подключились и другие — в отличие от драконов эти собеседники страха не вызывали, наоборот, были симпатичны. Конечно, они были не совсем такими, как компания, конечно, на них была странноватая (с точки зрения Бонни) форма, но у них было по две руки, по две ноги, а у Первого (Бакли был готов поспорить с кем угодно на что угодно) были ко всему прочему еще и очень красивые глаза. А еще красивые глаза, и не только глаза, с его точки зрения оказались у девушки по имени Десять, но признаться в этом Бакли не рискнул бы никому.

— Хорошо, с этим ясно, — покивал Первый, когда Фадан при помощи Аквиста расписал ему в подробностях монастырские обычаи и повадки. — Шесть?

— Идентификация, документы? Фадан, чем у вас пользуются? Образцы есть? — Шесть был гермо, слегка чем-то похожий на Шини. — Если нет, ничего страшного. Возьмем из памяти. Но если есть, еще лучше. Сдается мне, там могут быть закладочки, про которые вы сами не в курсе.

— Могут, — согласился еще один гермо. — От состава бумаги, до бионики. Фадан, вам делали сканирование?

— Не знаю. А что это?

— Когда вы прибыли, вас должны были проверить.

— Понятия не имею, делали или нет, — пожал плечами Фадан.

— Почему?

— Мы были без сознания.

— Долго?

Фадан и Аквист переглянулись.

— Долго… кажется, — неуверенно ответил Аквист. — Несколько часов. Потом, как в себя пришли, тоже как-то… в общем, пришли в себя не сразу, — поправился он. — На следующий день.

— Нехорошо, — тихо произнес Первый. Фадан догадался, что он, видимо, руководит группой. По крайней мере, без разрешения этого высокого мужчины с белой пушистой гривой на голове никто и рта не открывал. — Это действительно нехорошо, и сейчас уже ничего не проверишь. Нет, мы проверим, конечно, но это будет пустой формальностью. А жаль.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился Фадан.

— Существуют особые методы надзора за населением. Прошивки, чипирование, маски крови, генные маркеры… всего не перечислишь. Они нужны, чтобы контролировать популяцию. И во многих случаях «дирижеры», подобные вашим, клеймят «стадо» каким-то образом.

— Через прививки? — с подозрением спросил Бакли, нахмурившись.

— Конечно, нет. С чего ты это взял? — удивился Первый.

— У нас есть такие… против прививок которые, — Бакли поморщился. — Якобы прививки — это метки Остроухого Злыдня. Мол, в состав прививок входит какая-то гадость, которую Злыдень добавляет, чтобы после смерти к нему попадали.

— Чушь. Через прививки никто никого не метит, — рассмеялся Первый. — Глупо и грубо. Зачем прививки, если метку можно поставить через обычную воду?

— Водопроводную? — уточнил Бакли.

— Опять нет. Любую. Речную, морскую. Можно через воздух. Метка обычно разово ставится на всю популяцию, и подновляется лишь изредка. Такая метка чаще всего способна перейти от матери к ребенку. А для прошивок или чипа даже вода не требуется.

— И это везде так? — с ужасом спросил Фадан.

— Нет, конечно, — помотал головой Первый. — Но в мирах, подобных вашему, я этот сценарий исключить не могу. Поэтому на метки мы вас все-таки проверим. И будем надеяться, что если они есть, мы сумеем этот вопрос как-то обойти.

— Понятно, — убитым голосом ответил Фадан. — Значит, мне не показалось, и мы действительно для них… как скот.

— Не расстраивайся, — попросила одна из девушек. — Давай лучше будем надеяться, что всё поправимо. Ага?

Фадан вздохнул.

— Ага, — покорно ответил он. — Будем.

— Вот и славно. Поехали дальше. Нам нужен ваш маршрут, чем подробнее, тем лучше, и ключ к кораблю, который остался там, у холма. Ключ потом вернем, не волнуйтесь.

— А своего у вас нету? — Фадану, что греха таить, было жаль расставаться с ключом.

— Своего у нас есть, но лучше подстраховаться, — сейчас отвечал номер Семь. — Корабль очень старый, ключ сложный. Если честно, я такую универсалку впервые в жизни вижу. Абсолютно иррациональная штука.

— А вот про эту иррациональную штуку что скажете? — Бонни вынула из кармана свою коробочку, и положила на ладонь.

— И что это такое? — удивилась девушка с номером Десять. — Впервые вижу. Как ты это включаешь?

— Я? — Бонни растерялась. — Никак. Я сама не знаю, что это.

— Хм. Забавно, — девушка рассматривала коробочку, но, вопреки ожиданию Бонни, в руки ее взять даже не попыталась. — Что бы это ни было, оно не активно. Похоже на устаревший навигатор, вот только это не навигатор. Как зовут твою… ммм… приятельницу, которая без тела?

— Ана, — ответила Бонни. — Ана, ты же говорила, что знаешь, для чего это. Может, скажешь?

— Не знаю точно, — ответила Ана. — Бонни, спрячь это пока что.

— Сплошные тайны, — хмыкнула девушка. — Впрочем, нам этот предмет не пригодится. Ладно, теперь дальше. Давайте поговорим про власть, и про те ее структуры, о которых вы хоть что-то знаете…

Разговор закончился ближе к вечеру, и к концу этого разговора команда чувствовала себя, как выжатое белье, которое рачительная хозяйка хорошенько постирала, а потом повесила на веревку сушиться. Все ужасно устали, хотели есть, пить, в туалет, умыться, и полежать. А тем рауф, с которыми они беседовали, всё, казалось, было нипочем — после беседы часть из них отправилась обустраиваться, а вторая часть… пошла тренироваться. Четверо агентов, гермо, и две девушки, ученые, спросили у Агорха «где тут можно побегать?», получили разъяснения, и, весело переговариваясь, убежали в вечернюю степь навстречу закату.

— Вот как и надо, — наставительно заметил Эл, пока Аквист жадно допивал второй стакан какого-то сока. — Вот это я понимаю. А вы, двое! Растеклись, как лужи… Давай через часок тоже немножко пробежимся?

— Может, завтра? — с тоской спросил Аквист.

— Сегодня. Лентяй! Позор, да и только, — упрекнул его Эл. — Ученик, называется. Не стыдно?

— Но я устал, — начал оправдываться Аквист.

— Они тоже устали.

От тренировки Аквиста спас Первый. Он перехватил Аквиста и Эла на выходе из здания, и попросил пройти с собой в медцентр, туда, где они приходили в себя в течение суток. Через несколько минут туда же подошел Фадан в сопровождении Второго.

— Я не совсем понял, что именно вы хотите проверять, — говорил Фадан. — Метки? Еще что-то? Драконы вроде бы всё уже проверили. Или нет?

— Всё, да не всё, — отвечал Второй. — Нам необходимо кое-что уточнить. Вас двоих для этого более чем хватит. Можно для очистки совести потом проверить еще и девушку, но, как мне кажется, это будет уже излишним.

— Нас опять будут проверять? — изумился Аквист. — Что проверять-то?

— В процессе объясню. Фадан, пройдите вот сюда, пожалуйста, и постойте неподвижно, — Первый указал Фадану на круглую, вроде бы металлическую пластину, вделанную в пол. Пластина была большая, на такой и дракон запросто бы уместился, и выглядела старой и потертой.

— А что это такое? — с любопытством спросил Аквист.

— Это сканер, — рассеянно ответил Первый. Перед ним, на уровне глаз, возникло несколько световых пятен, на которых с невероятной скоростью стали появляться какие-то символы. — Точнее, биосканер. Фадан, уступите место Аквисту. Ага, спасибо… Теперь по очереди прикоснитесь руками вот к этой коробочке. Угу, хорошо.

— Первый, что там? — Второй, до этого возившийся в углу с каким-то прибором (или это был не прибор? Остроухий их разберет) повернулся к коллеге.

— Нету, — с некоторым удивлением ответил тот.

— Как — нету? — опешил Второй.

— Ну вот так. Нету. Рауф — да. Основа совпадает полностью, никаких сомнений. Ветвей — нет.

— Запрашивай.

— Уже запрашиваю, разуй глаза.

— Что происходит? — с тревогой спросил Фадан.

— Как бы это правильно сказать… — замялся Первый. — Драконы, когда вас лечили, проверили главное — вашу принадлежность к расе. Она сомнений не вызывает.

— Странно было бы, если бы вызывала, — пробормотал Аквист.

— Не странно, во вселенной чего только не бывает, — покачал головой Первый. — Но когда мы просматривали информацию по вам, то обратили внимание на один момент, который драконы почему-то пропустили.

— И что это за момент? — Фадан нахмурился.

— Вы ведь имеете представление о генетике, верно? — Второй улыбнулся, вот только улыбка вышла какая-то напряженная.

— В общих чертах, — осторожно ответил Аквист. — У нас ее мало изучают на самом деле. Говорят, что смысла нет вкладываться в область, которая практического применения иметь никогда не будет.

Первый и Второй переглянулись.

— Забавно, — протянул Первый. — Впрочем, неважно. Важно другое. В каждой галактике живет по несколько тысяч генетических ветвей каждой расы. От десяти тысяч примерно. Иногда больше, иногда меньше. И всегда можно определить по генетическому коду любого разумного, к какому кластеру, к какой области он принадлежит. То есть понять, откуда он родом.

— Так. Ясно. И что? — Фадан недоуменно посмотрел на Первого.

— В этой галактике вашей ветви нет, — осторожно ответил Первый.

— Значит, мы откуда-то еще? — удивился Аквист.

— Дорогие мои, вы, видимо, действительно из другой галактики. Уж точно не из этой. Но маленькая проблемка в том, что вашей галактики нет в нашей базе.

— То есть? — не понял Фадан.

— У нас не зарегистрировано ни одной генетической ветви, к которой вы принадлежите. Вы есть, однако вас просто не существует.

— Как это не существует? — растерянно спросил Аквист.

— Не знаю, — Первый всё еще рассматривал светящиеся символы. — Никогда с таким не сталкивался.

— Если в вашей базе нет, то, может быть, есть в какой-то другой? — резонно спросил Фадан.

— В какой-то другой? — с кривой усмешкой переспросил Первый. — Фадан, вон тот ящик видите? Это блок памяти. В нем информация по всем известным нам на данный момент галактикам… около полутора миллиардов… именно поэтому блок такой большой. И ни в одной нет вас.

— Полтора миллиарда галактик? — Фадан почувствовал, что у него закружилась голова. Аквист, кажется, всё еще не понимал. — Галактик?!

— Ну да, — кивнул Первый. — Это та область, в которой сейчас работает Официальная Служба. Точнее, та область, с которой мы тем или иным образом контактируем. В этой части обозримой Вселенной.

— Но ведь есть другие части, да? — с надеждой спросил Аквист.

— Конечно, есть, но проблема в том, что вас, подозреваю, в них тоже нет, — Первый отвернулся.

— И что теперь? — растерянно произнес Фадан. — Вы… вы не будете нам помогать из-за этого?

— С чего ты такое подумал? Будем, конечно, — успокоил Первый. — Просто… когда знаешь, куда попадешь, понимаешь, с кем придется иметь дело. Или с чем. Хотя бы в общих чертах. Ваш случай… он с самого начала выглядел странным. Вы, пятеро, появились из ниоткуда, вы просите непонятно какой помощи, вы рисуете картину мира, которая вызывает очень нехорошие опасения, с вами находится имитатор, с вами пятеро умерших, не очень удачно притворяющихся учебными программами, которые на деле так не выглядят. Причем приходите вы из нерабочей зоны, которая никуда не ведет. И те, кто вас принимает, почему-то не дают нам полную информацию о вас — то есть не включают в проверку то, что обязаны включить в первую очередь. Кстати, а где имитатор?

— Я утром спрашивал, мне сказали, что он вроде бы у драконицы, Хийтри, — неуверенно ответил Фадан.

— Пошли, — Второй поднялся на ноги. — Первый, вызови команду.

— Сейчас будут, — отозвался Первый. — Похоже, диверсия.

— Пока что не похоже, — покачал головой Второй. — Какой смысл в подобной диверсии?

— Нет смысла, — согласился Первый. — Это-то меня и настораживает.

— Простите, а нам что делать? — решил напомнить о своем присутствии Фадан.

— Пойдете с нами. Ваши у себя?

— Понятия не имею, — покачал головой Фадан.

— Как — не имеешь? Вам что, не дали коммуникаторы?

— А что это такое? Типа рации? — уточнил Аквист.

— Типа, — кивнул Второй.

— Ничего нам не дали, — пожал плечами Аквист. — А зачем? Мы и так всё время вместе.

— Не обращайте внимания, он идиот, — Фадан, кажется, начал понимать, что к чему. — Так мы идем?

— Идем, идем, — кивнул Первый. — Только, пожалуйста, стойте в сторонке, и не мешайтесь под ногами.

Даша закрыла блокнот и тихонько положила обратно, на подоконник.

Ей почему-то хотелось плакать, но она при всем желании даже себе сейчас не смогла бы объяснить, почему. Что-то уходило из ее жизни в этот момент, что-то неуловимое, призрачное, но без этого призрачного было настолько горько, что слёзы сами наворачивались на глаза.

— Ты стала совсем взрослая, — произнес голос за ее спиной. — Но осталась при этом записной хулиганкой. Вот допишу, и прочитаешь, ага?

— Нет, пап, не ага, — покачала головой Даша.

— Тогда я в тебя кину тапком, — пообещал Ит.

— Кидай.

— И выпью твой компот.

— Пей.

— Или не выпью, потому что он теплый, — Ит подошел к дочери и щелкнул ее по носу. — Неужели у меня такая грустная книжка получается, что у тебя глаза на мокром месте оказались?

— Пап, ну перестань, — попросила Даша.

— Что именно перестать? — уточнил Ит. — Пить твой компот, щелкать тебя по носу, или писать эту книжку?

Даша ничего не ответила. Отвернулась. Ит обнял ее за плечи и чмокнул в макушку.

— Зайка, ну не плач, — попросил он. — Ну хочешь, я прямо сейчас этот блокнот выкину в форточку?

— Пап, не говори глупости, — Даша вздохнула. — Я просто вспомнила.

— О чем?

— Тогда, в Ялте… когда мы были маленькими, и мамина сумка была совсем новая, и я тоже была какая-то… новая, и Верка, и Витя… Я не помню деталей, зато я очень хорошо помню ощущение, пап.

— И какое же? — спросил Ит, хотя и сам понимал, куда она клонит.

— Тогда всё было правильно. Понимаешь? Весь мир был правильным. И счастливым. А сейчас он таким быть перестает.

— И когда ты это поняла? — Ит всё еще держал ее за плечи.

— Года два назад, наверное. Когда мир стал разваливаться, — Даша, наконец, высвободилась из его рук, взяла со стола банку с компотом, и понесла к холодильнику. — Мы все немножко неправильные, пап. Мама, ты, Фэб… вроде бы правильные, а на самом деле — нет.

— Почему? — требовательно спросил Ит.

— Я чувствую… словно бы ветер, понимаешь? Даже ночью. Мы все ложимся спать, но я не сплю, я лежу, и слушаю этот ветер. Который внутри. За окном ветра нет, на небе ни облачка, река как зеркало, ни один лист не шелохнется — а я всё равно слышу. Ты мне веришь?

Ит замер. Даша выжидающе смотрела на него, а он всё молчал — не в силах произнести ни слова. В горле пересохло.

— Так веришь или нет? — требовательно спросила Даша.

— Да, зайчик, — Ит с трудом кивнул. — Да, я верю.

— Почему?

— Потому что я его слышу… тоже. Но, Дашуль… не всё так плохо, — Ит заставил себя улыбнуться. — Правда. Просто сейчас некий переходный период, и поэтому…

— Переходный — откуда и куда? — прищурилась Даша.

— Знал бы, ответил, — хмыкнул Ит. — Но что переходный — это точно.

— Пап, а чего ты так рано пришел? — вдруг сообразила Даша. — Ты же должен в больнице быть.

— Уже не должен. Даш, меня уволили. Досрочно.

— Как — уволили? Почему?!

— Не «почему», а «за что», — беспечно поправил Ит. — Поговорил, понимаешь, по душам с одной генеральшей. Хорошо хоть архив успел сдать раньше всех, так что увольнение моё не сильно на что-то повлияло.

— О-бал-деть, — по слогам произнесла Даша. — Но ты, кажется, совершенно не расстроен.

— Абсолютно, — заверил Ит. — Надо бы, конечно, поделать всякие дела, но… у меня тут возникла мысль…

— Какая?

— Одевайся, и поехали есть мороженое. В «Шоколадницу», на Гоголевский. Мы с тобой миллион лет не ели мороженого! Такого, знаешь, ванильного, с карамельным соусом, с вафельной крошкой, с орехами, и с половинкой персика в сиропе. И кофе! Там же лучший кофе в Москве. Имеет право неправильный папа угостить неправильную дочь мороженым в честь своего неправильного увольнения, а? Давай, пулей.

— Но Верка с Витькой должны придти…

— У них что, нет ключей? — прищурился Ит. — Даша, я сказал — пулей. Ты не расслышала?

— Папка, ты псих, — усмехнулась Даша. — Авантюрист. И кофеман.

— И очень хорошо. Ну что, мир стал хоть чуточку лучше?

— Стал, — заверила Даша. И поняла, что не соврала. Действительно, ощущение, вот это сильное, до слёз, внезапно отпустило её почти полностью. Надолго ли? Неизвестно. Но сейчас… почему бы, действительно, не поддаться на папину авантюру, ведь авантюра и впрямь обещает стать восхитительной. Потому что одним мороженым папа, ошалевший от отсутствия работы, явно не ограничится. А папины авантюры — это всегда здорово.

— Так мне книжку дальше писать, или ну ее на фиг? — спросил Ит вслед выходящей с кухни Даше.

— Писать, конечно, — ответила дочь. — Попробуй только не написать.

3 И что у вас там еще есть?

Берта сидела за столом и невидящим взглядом смотрела за окно, в майский день, на купола, на Яузу, на дома; смотрела словно бы сквозь привычный пейзаж, сквозь небо, сквозь самое время. Перед ней на столе лежали бумаги, и именно поэтому смотреть на стол сейчас не хотелось. Совсем не хотелось.

В эту квартиру, маленькую, она приходила не очень часто — некогда. Но приходила. Особенно тогда, когда хотелось побыть одной и подумать в тишине. Посидеть вот так, молча, размышляя, пытаясь что-то понять и осмыслить.

— Что-то уходит, — прошептала Берта беззвучно. — Что-то уходит с земли…

Руки ее сейчас покойно лежали поверх трёх листов, двух сероватых, рыхлых, и одного кипенно-белого. Два ордера и один приказ.

Первый сероватый лист. Ордер. Квартира на Красной Пресне, в высотке. Две комнаты, десятый этаж, окна на реку. Большая, двенадцать метров, светлая кухня. Балкон. Три минуты пешочком до пристани, на которой останавливаются десять маршрутов.

Идеально.

Второй сероватый лист. Ордер. Квартира в ГЗ, тоже высотка. Воробьевы горы. Четырнадцатый этаж, окна на реку, великолепный вид на город. Кухня чуть меньше, и до пристани автобусом, но за то, что это Главное Здание, можно простить и кухню, и автобус.

Тоже идеально.

Третий лист. Тот самый, белый-белый, белее любого снега; это привозная бумага, это Томанов выпендривается, ясное дело. Приказ. Заключение о целесообразности проекта «Голограмма», и разработки объектов Терры-ноль и внешнего пространства. В сотрудничестве с Официальной службой, разумеется.

Итог четырнадцати лет работы. Её работы.

Итог?

Или новое начало?

Или начало конца?..

— Что-то уходит с земли, — снова прошептала Берта.

Она, наконец, опустила взгляд, и прочла то, что уже читала полчаса назад. «…временной приостановке проекта «Азимут», и запуска проекта «Зеркало». Возможно внесение корректировок по мере продвижения темы». Обеспечение, первый веерный поиск, отработка ряда миров, в том числе Тлена (не дай-то бог), размещение длительно действующей аппаратуры, эксперименты…

Берта встала, прошла в ванную. Открыла холодную, подождала, когда сольется тепловатая, застоявшаяся в трубах вода, и принялась умываться — ожесточенно, всхлипывая, уже понимая, что плачет, но не в силах остановиться.

— Это ничего, — голос срывался. — Это я просто… умываюсь, да… я умываюсь… поэтому глаза… мокрые… да, поэтому…

Отсрочка.

Это была отсрочка, и сейчас — Берта уже понимала — отсрочка заканчивалась.

А еще — он лгал.

Или нет. Не так. Не лгал. Молчал. Он и сейчас молчит, но она уже видит этот ветер — в его глазах. Время безмятежности, время спокойной работы, время долгого сна, время любви и дома — вот что сейчас уходило с земли. Видимо, уже без возврата.

Конечно, это произойдет не сразу. Они будут собираться тут, как говорили, обязательно будут. Сначала раз в два месяца. Потом в три. Потом в полгода. Потом в год.

А потом…

Берта выключила воду, обернулась. Полотенца на вешалке не было.

— Ссскотина, — с чувством произнесла Берта. — Хозяйственная рыжая скотина!

Увы, от этих слов ни полотенце, ни «хозяйственная рыжая скотина» не появились. Полотенца, конечно, были аккуратно сложены в шкафу, в большой квартире, а «хозяйственная рыжая скотина» сейчас писала отчеты и закрывала архивы.

Берта пошла на кухню — тоже ничего. Не занавеской же вытираться?..

«Ладно, — подумала она. — Так высохну. А что это за блокнот такой, который мне подсовывала вчера весь вечер Даша? Надо бы посмотреть».

Блокнот лежал сейчас у нее в сумке, а ведь Даша просила вернуть его до вечера на место, на кухонный подоконник. Даша… Даша очень на нее, Берту, похожа. Такая же дотошная в некоторых вещах. Не посмотришь — обидится.

— Так, ладно, — Берта глубоко вздохнула, провела ладонью по глазам — надо же, и впрямь, уже почти высохли. — Ну и что там?

Времени у нее оставалось меньше часа, но, по счастью, блокнот был исписан не весь. Где-то на четверть. Берта зашелестела страничками.

— О! Старые знакомые! — воскликнула она через минуту. — Так-так-так…

Если Ит пишет — значит, Ит нервничает. Значит, ему тоже не по себе. Может быть, даже больше, чем ей самой. Значит…

— Значит, его тоже пугает этот ветер, — пробормотала Берта, вновь садясь за стол. — Ладно, посмотрим, далеко ли зашло дело.

Домик, в котором жила драконица, оказался совмещен с лабораторным комплексом — Агорх объяснил, что Хийтри работает сразу в нескольких направлениях, исследований много, и ей удобно, что всё рядом. Сейчас, правда, удобство это показалось Фадану весьма сомнительным, тем более что пока шли, он успел накрутить себя, и в воображении его рождались самые разные картины, в том числе, например, побег Хийтри с диском наперевес.

Однако на деле всё оказалось вовсе не так.

Хийтри и не думала никуда бежать. Напротив, она приветливо распахнула двери, и с порога поинтересовалась, что понадобилось так поздно рабочей группе. Просто она уже ложится спать, но если дело срочное, то она, разумеется, может и повременить.

— Дело действительно срочное, — Первый и Второй вошли следом за драконицей в дом, Фадан с Аквистом последовали за ними. Аквист краем глаза успел заметить, что в темноте (уже стемнело) мелькнула едва различимая тень, и понял, что команда вернулась с тренировки, и, видимо, находится неподалеку.

— Что-то случилось? — с тревогой спросила драконица.

— Хийтри, вы сотрудник Официальной службы. Скажите, почему вы не провели проверку линий? — Первый мотнул головой в сторону Фадана и Аквиста. — Вы были обязаны это сделать.

— Я провела. Они рауф, это установлено точно, и я…

— Речь не о принадлежности к расе, а о принадлежности к ветви, — строго произнес Первый. — Вы обязаны были проверить.

— Я планетолог, вообще-то, — кажется, золотая драконица немного обиделась. — У меня нет, и никогда не было, доступа к общей базе. Да еще и по чужим расам. По своей — есть, но только в пределах кластера.

— Вы обязаны запросить… — начал Первый, но драконица его перебила:

— Я?! Почему я, а не врач? Простите, уважаемый Первый, но это не моя обязанность, а доктора, который с ними работал. Не хочу сказать ничего крамольного о коллеге, но в данном случае он явно сплоховал. И вы пришли ко мне среди ночи ради такого вопроса?

— Не только, — Первый, кажется, слегка оробел под ее напором. — Хийтри, где находится имитатор? Тот, который был у них с собой?

— В лаборатории. Я еще не занималась им, — драконица дернула крыльями. — Если честно, мне было некогда. Да и сам имитатор, как мне кажется, не очень расположен к сотрудничеству.

— Почему вы так решили? — Первый прищурился.

— Потому что я не смогла его активировать, — фыркнула драконица. — Хотите посмотреть и убедиться? Тогда прошу. Может быть, у вас получится.

Фадан и Аквист недоуменно переглянулись.

— Аккумулятор остался дома, — вдруг сказал Фадан. — Может быть, он поэтому не хочет включаться?

— Здесь полностью рабочая исправная система, — заметил Шеф. — Аккумулятор просто не нужен. Имитатор находится в живой среде, поле активно, с энергией никаких проблем. Странно.

— Шеф, а ты ее чувствуешь? Ну так же, как на станции было? — спросил Аквист. Он ожидал любого ответа, но только не того, который услышал.

— Я не знаю, — Шеф выглядел растерянным. Впервые с момента их знакомства. — Не могу понять. То ли да, то ли нет.

— О чем вы? — с интересом спросил Второй.

— Шеф, Эл, и другие… они чувствуют диск, — Аквист задумался. — И сейчас Шеф говорит, что чувствует его, но как-то странно.

— Мертвый, можешь объяснить, что ты конкретно ощущаешь? — повернулся к ним Первый.

— Не могу, — покачал головой Шеф. — Может быть, стоит посмотреть на диск?

…Диск, как и обещала драконица, отыскался в ее большой лаборатории. Он стоял на прозрачном постаменте, слабо подсвеченном сверху, неподалеку от большого окна полукруглой формы. Рядом с диском не было ничего, а вот дальше, собственно, и начиналась сама лаборатория Хийтри, точнее, лабораторный комплекс. От того, как этот комплекс выглядел, Аквисту стало немного не по себе. Там, в этом переплетении плоскостей, емкостей, каких-то приборов и трубок затаилось, кажется, что-то живое. По крайней мере, ему так почудилось. А минутой позже показалось, что в глубине комплекса, за приборами, кто-то есть. Не просто живой, нет. Разумный. И этот разумный сейчас наблюдал за ним, Аквистом. Он чувствовал на себе чей-то неприятный пристальный взгляд, от которого мороз пробегал по коже.

— Это точно ваш диск? — спросил Первый, подходя поближе. — Фадан, посмотри и скажи.

— Вроде бы наш, — ответил Фадан.

— Вроде бы?! — возмутилась драконица.

— Он правильно говорит, — заметил Первый. — Вроде бы. Он ведь не может проверить. Мы тоже.

— Я подам на вас жалобу, — драконица рассердилась. — И не только на вас, на всю вашу группу.

— За что? — равнодушно спросил Первый.

— За оскорбление, — прищурилась драконица.

— Оскорбление — чем? — уточнил Первый.

— Тем, что вы сомневаетесь в моих словах, — выплюнула драконица. — Я честный ученый, а не объект для поиска саботажника.

— Странно, что вы вообще произнесли это слово, — задумчиво проговорил Второй. — Впрочем, неважно. Фадан, бери диск, и пошли. Хийтри, если выяснится, что всё в порядке, мы принесем извинения. Официально. От всей команды. Но если выяснится, что нет…

— А что может быть не в порядке? — безмерно удивилась драконица.

— Понятия не имею, — широко улыбнулся Второй. — Надеюсь, что ничего. Пошли, Фадан, пошли, незачем тут стоять.

— Там кто-то был, — робко заметил Аквист, когда они вышли из дома драконицы, и направились к своему жилищу. — В лаборатории.

— Заметил? Молодец, — похвалил Первый. — Шестой, кто там был, кстати?

Из темноты внезапно выступил гермо, которого звали Шестым, и сказал:

— В комплексе сидел дракон, мастер путей. Ангк. Поэтому завтра я бы предпочел работать со вторым.

— Разумно. Что он там делал? — с интересом спросил Первый.

— В дальней части лаборатории стоит аквариум с мальками местной рыбы. Всё время, пока я смотрел, он жрал. Таскал их по одному, и жрал. Деликатес, видимо. Зыркает по сторонам, а лапы, которые меньшие, запустил по локоть в аквариум. Скорее всего, он там пасется не первый раз.

— Или аквариум там стоит специально, — подхватил гермо по имени Восьмой. Оказывается, всё это время он находился за спинами говоривших, а подошел настолько тихо, что никто не заметил. — Мне кажется, наша золотая подруга держит эту рыбешку для себя, а мастера захаживают туда время от времени, и подъедают. Понемножку. В общем, на первый взгляд, обычное развлечение местных, которые лезут на стену от скуки.

— А на второй? — спросил Фадан.

— На второй — он нас слушал, — пояснил гермо. — Ну и ладно. Сперва он нас, потом мы его… жаль, что мало времени. Пятый, а ты что скажешь?

Еще один агент, с которым ни Фадан, ни Аквист пока что не общались, подошел к компании откуда-то сбоку, и, секунду подумав, уверенно произнес:

— Саботаж сто процентов. Рыбу жрали для отвода глаз. Слежку вашу сняли…

— А твою?

— А мою нет. После рыбы он рванул полным ходом оттуда, но не к себе, а к Холму. Сейчас его там встретит Десятая, и посмотрим, что за комедию он разыграет для нее.

— Два фигуранта, — подытожил Первый. — Фадан, да ты положи пока диск-то. Тяжело, небось?

— Нормально, — отмахнулся Фадан. — А что дальше будет?

— Посмотрим, — Первый зевнул. — В общем, кто как хочет, а я пошел спать. Утро вечера мудренее.

— Спать? — растерянно произнес Фадан.

— Конечно, — пожал плечами Первый. — И вы тоже идите спать. Сейчас и Холм, и этого мастера будут отслеживать ребята. А кто-то еще, видимо, будет отслеживать нас.

— Первый, что происходит, а? — требовательно произнес Фадан.

— Что-то, — пожал плечами тот. — Разберемся, не переживай. Доброй ночи.

Бонни проснулась раньше всех, не было еще и шести утра. Несколько минут она пролежала, наслаждаясь теплом, тишиной, и покоем, но потом решила, что надо бы встать — судя по всему, заснуть ей уже не удастся, а валяться в кровати просто так нехорошо. К тому же вчера к ней, уже засыпающей, сунулся Аквист, и стал сбивчиво говорить про что-то… про что, кстати? Про то, что происходит что-то нехорошее, про то, чтобы она была осторожна, и, кажется, про то, что утром им надо будем всем встретиться, уйти в сторону от Таможни, и поговорить про что-то важно. Кажется, так. Ну, ладно. Вставать, так вставать. Тем более что день обещает стать интересным.

Первые полчаса Бонни посвятила ванной — тут было, где развернуться. Ванная комната, огромная, роскошная, изобиловала всякими приспособлениями и приборами, про которые Бонни не имела представления, но с которыми очень стремилась познакомиться. Благо, что система охотно отвечала на все вопросы, и подсказывала, что делать. Сначала Бонни минут пятнадцать плавала в маленьком бассейне, который, оказывается, был в полу, потом еще минут десять изучала различные режимы душа — от дождика, идущего с потолка, до облака теплого водяного пара — потом мыла волосы чем-то вроде шампуня, но она никогда не нюхала такого чудесного шампуня, потом ей снова захотелось в бассейн… В общем, к окончанию банных процедур Бонни почувствовала себя совершенно счастливой и умиротворенной. Как жаль, что дома такой роскоши нет, и никогда не будет. Маме, наверное, тоже очень понравилось бы. От мыслей про маму ей стало грустно, но Бонни решила, что поддаваться грусти сейчас нет никакого смысла. Если она будет грустить, маме она этим не поможет.

После ванны Бонни заказала себе в комнату еды, переоделась, и решила попробовать поговорить с Аной. Та почему-то неохотно шла на контакт, и Бонни сочла, что это нужно исправить.

— Ну и о чем ты хочешь поговорить? — спросила Ана, когда Бонни в пятый раз стала упрашивать её «выйти и не упрямиться».

— Ты почему спряталась и молчишь? — упрекнула Бонни.

— Потому что для этого есть причины, — жестко ответила Ана. — Прежде всего — система оповещает Агорха обо всем, что происходит в этих помещениях. И не только его, как я думаю.

— И что? — удивилась Бонни. — Тебя это смущает?

— А тебя нет? — парировала Ана. — Да, меня это смущает. Приватный разговор невозможен, а неприватный меня не устраивает.

— Мы можем выйти на улицу, — Бонни вдруг поняла, что от ее безмятежности не осталось и следа.

— Смешно. На улице нас слышат точно так же.

— А куда нужно уйти, чтобы не слышали?

— Я подумаю. Но тут — разговора не будет. Только одно скажу, девочка. Будь очень осторожна. Учти, драконам доверять нельзя. Тут происходит что-то очень странное и нехорошее. Всё, я ухожу.

— Подожди! — взмолилась Бонни. — Если драконам доверять нельзя, то кому можно?

— Сама подумай.

Больше Бонни ничего от нее добиться не удалось — Ана выходить категорически не хотела, и на вопросы и просьбы не реагировала.

— Да ну тебя, — рассердилась Бонни. — Пойду-ка я прогуляюсь, пока мальчишки спят. Может, здесь и опасно, но сидеть взаперти я не хочу.

Ничего опасного Бонни на улице не обнаружила. Точнее, на улице просто никого не было. Вообще. Ни рядом с их домом, ни рядом со зданиями таможни. Бонни постояла, подумала, а потом медленно пошла в сторону Холма — ей до сих пор было очень интересно, как выглядят блоки, а еще она решила посмотреть, есть ли на них надписи. Дома надписи были. Интересно, тут тоже есть?

Тропинка, по которой она шла, оказалась широкой. Ну это понятно, ее протоптали существа гораздо большего, чем сама Бонни, размера. А так — тропинка и тропинка, ничего особенного. Пыльная, сухая земля, мелкие камушки, низкая степная трава по обочинам. Тропинка, как вскоре поняла Бонни, вела не к самому Холму, она плавно уходила вправо, и скрывалась за зданиями Таможни.

— Можно и туда, — справедливо рассудила девушка. — За таможню мы еще не ходили.

За таможней обнаружилось симпатичные домики поменьше, и пара домов побольше, с какими-то пристройками — видимо, в них работали или жили драконы. Чуть позже Бонни увидела то здание, в котором располагался медцентр. А еще дальше стоял дом, в котором, кажется, поселилась рабочая группа. Но и там никого не было. Интересно, а где все?

— Большинство спит, а я вот решила потренироваться, — сказал женский голос за ее спиной. — Доброе утро!

Бонни обернулась. На тропинке стояла девушка из рабочей группы, та, у которой был номер девять.

— Ой, а я что, вслух спросила про всех? — удивилась Бонни.

— Нет. Я просто немного владею телепатией, вот случайно и подслушала, — девушка усмехнулась. — Извини, если напугала.

— Телепатией? Это когда мысли читают, да? Здорово! — восхитилась Бонни. — А ты только читать можешь? А передавать? Я когда-то смотрела постановку, и там был гермо один, который тоже умел мысли читать, — вспомнила Бонни. — А еще он передавал их. Ну, то есть, внушал. И он очень хотел жениться на одной девушке, но только он ей не нравился, и он решил…

— Я поняла, поняла, — Девятая, кажется, поняла не только то, что Бонни знает, что такое телепатия, а еще и то, что ее сейчас от всей души загрузят совершенно ненужной ей информацией. — Да, и передавать тоже могу. Но только тем, кто может принять.

— А я смогу? — у Бонни загорелись глаза.

— Пока не попробуем, не узнаем, — пожала плечами девушка. — А ты в группе кто? Координатор?

— Ну, какой я координатор, — потупилась Бонни. — Хочу им стать, пытаюсь. Но не думаю, что у меня получится.

— Учись, — пожала плечами девушка. — Была бы охота. И не такому можно научиться, поверь. Я, когда начинала, тоже себя неуверенно чувствовала. Но потом всё постепенно стало меняться. У тебя тоже так будет.

— Хорошо бы, — протянула Бонни. — Слушай, а вы сегодня того? Туда, к нам?

Девушка кивнула.

— Если проход откроют.

— Могут не открыть?

Девушка задумалась.

— Должны открыть. Понимаешь, когда блок включается на проход, он выдает в систему Транспортников характеристики своей рабочей чистоты. Это происходит автоматически, поэтому рабочая частота у системы уже есть, и она никуда не денется. У Мастеров в этом случае задача более чем простая: войти в резонанс с этой частотой и активировать блок. И проход откроется. Но…

— Что — «но»? — не поняла Бонни.

— Сами мастера у нас вызывают некоторые сомнения, — Девятая усмехнулась. — И госпожа Хийтри тоже.

— И вам она не понравилась? — изумилась Бонни.

— Сама-то как думаешь? — хмыкнула девушка.

— Вот! Вот я же говорила! — топнула ногой Бонни. — А мои… «Ах, она красивая, ах, ты просто завидуешь», — в ее голосе зазвучала обида. — Красивая она!.. Может, и красивая, но она хитрая пройда, и явно что-то знает. Но не говорит. Так что мои могут болтать всё, что угодно, но меня она не проведет.

— У тебя хорошее чутье, — похвалила девушка. — Кстати, а что бы ты сделала, если бы имела такую возможность?

— С драконицей? — уточнила Бонни.

— Ну да.

— Под замок бы посадила, и заставила всё рассказать, — фыркнула Бонни.

— А если под замок нельзя? Понимаешь, пока нет доказательств, мы не имеем права никого сажать не под какие замки, — объяснила Девятая. — Что бы ты сделала в этом случае?

Бонни призадумалась. Прикусила губу.

— А ее можно как-то спровоцировать? — спросила она почти через минуту размышлений. — По-моему, она просто так себя не выдаст.

— Умница, — снова похвалила девушка. — Твоя мертвая подруга тебе в этот раз ничего не подсказывала?

— Ана? Нет, — помотала головой Бонни. — Она чего-то боится всё время, и разговаривать отказывается.

— Ну, сейчас-то разговаривать можно, я сразу поставила защиту, — объяснила девушка. — Эй, мертвая, как тебя там… Ана? Как тебе идея с провокацией?

Ана отозвалась не сразу.

— Как именно вы хотите провоцировать? — спросила она. — На что? Вы обе понимаете, что на другой стороне прохода мир с нестабильной связкой? Если драконица и впрямь что-то знает, и если оба мастера путей в ее подчинении, вы понимаете, чем это кончится для Равора-7? Провоцировать они собрались… я бы выбрала другую тактику.

— Какую? — прищурилась Девятая.

— Не спугните случайно, — мрачно отозвалась Ана. — Уже и так наделали дел.

— Каких дел? — изумилась Бонни.

— Ты всё проспала, — сердито ответила Ана. — Фадан с Аквистом и Первый с Вторым приперлись к Хийтри ночью, хамили, отобрали имитатор, и вообще изображали из себя героев. А Десятая, которая тоже не спала, успела побеседовать с мастером путей, которого зачем-то понесло к Холму.

— С каким мастером? — нахмурилась Девятая.

— С Ангком, красным драконом. Спать надо меньше, клуши! — упрекнула Ана. — Так всю жизнь проспать можно.

— И что нам теперь делать? — жалобно спросила Бонни.

— Исправлять ситуацию. Я бы на вашем месте сходила к Хийтри, искренне перед ней извинилась, и попробовала бы загладить свою вину… — Ана хитро улыбнулась. — Дайте ей понять следующее. В группе, в вашей группе, Девятая, произошел раскол, и вы — на ее стороне.

— Так она и поверит, — засмеялась Девятая. — Ты б сама поверила, мертвая?

— Не надо называть меня мертвой, у меня имя есть, — огрызнулась Ана. — Конечно, нет. Но я бы поняла следующее: вы обе идиотки, а вот это уже лакомый кусок. Потому что идиоток можно приспособить для собственных нужд. Поверить она вам не поверит, конечно, но приспособить — попробует.

— А как, по-твоему, в этой ситуации поступил бы кто-нибудь умный? — с обидой спросила Бонни.

— Так, как сейчас поступаете вы, — фыркнула Ана. — Молчать и смотреть. Девятая, ты сколько на службе? Лет сто?

— Сто сорок.

— Оно и видно, — пренебрежительно скривилась Ана. — Девчонка. Куда тебя вообще понесло в поле? Шла бы в дипломатический. Нарядная одежда, вежливые кавалеры, высокие гости, и отпуска по полгода. Да еще и денег вдвое больше.

— Мертвая, а не пошла бы ты… — с угрозой в голосе начала Девятая, но Ана показала ей язык и растаяла в воздухе.

— Вот такая она стерва, — констатировала Бонни. — Я уже внимания не обращаю.

— Да, стервоза еще та, — покивала Девятая. — По больному бьет. Меня ведь звали в дипломатический когда-то. Но я отказалась. Я люблю работать в поле, на задания ездить, выкладываться. Мне такая жизнь по душе. Хотя, конечно, это непросто. Но я и не хотела, чтобы было просто…

— Чего ты оправдываешься? — удивилась Бонни. — Твоя жизнь — твоё дело. А не Аны или чье-то там еще. Ну что? Пойдем к этой драконице, изображать дур?

— Пойдем. Но только после того, как я доложу про это Первому, — кивнула Девятая. — Он у нас строгий, самодеятельности не любит. Не то, что ваш Фадан.

— Фадан тоже не любит, — усмехнулась Бонни. — Но Фадан безобидный.

Первый, к огромному удивлению Бонни, предложение Аны одобрил. Правда, внес кое-какие корректировки — в частности, предложил чуть иной сюжет самой «обиды». В случае Девятой он велел сделать упор на то, что её, Девятую, не продвигают по службе. А в случае Бонни — дать намек о дискриминации в группе.

— Мы вчера действительно немножко перегнули, — самокритично признался он, — но меня тоже можно понять. Дама ведет себя, мягко говоря, вызывающе и нагло. Я даже несколько растерялся.

— Ты растерялся? — не поверила Девятая.

— Представь себе, — первый пожал плечами. — У меня создалось впечатление, что она очень раздражена, и что имитатор нам могут просто не отдать.

Разговор этот происходил в холле дома, занятого официальной группой, большом и светлом, практически лишенном мебели. Первый, разумеется, прежде всего включил защиту, поэтому Ана, подумав, тоже присоединилась к говорившим, пусть и не сразу.

— Диверсия однозначно, и они что-то знают, — задумчиво сказала она. — Вопрос в том, что именно.

— У нас не хватает информации, — покачал головой Первый. — Ана, ты же была координатором. Дай информацию по миру. Максимально. Мы всё еще не можем понять, кто вы, и что с вами произошло. Дай всё, что можешь. Карты, историю, рельефы, обычаи. Всё, до чего можешь дотянуться. И попробуй объяснить, что именно у вас произошло. В это состояние мир ушел зонированным?

— Да, — кивнула Ана. — Мы были в Мадженте. Собственно, этим объясняется такая хорошая сохранность полезных ископаемых, и практически не тронутый ресурс самой планеты.

— А сейчас ты к чему можешь отнести Равор-7?

— Индиго, вторая стадия, — тут же ответила Ана. — Слабая белая техногеника. Которая практически не развивается. Наоборот, пошла волна деградации.

— Ну это понятно, планету спешно регрессируют, — кивнул Первый. — В том числе и для того, чтобы сохранить ресурсы. Нефти достаточно?

— Достаточно. Десятой части запаса не задействовали. Мало того, сейчас и потребление снизили, но только не за счет введения технологий, а за счет привязки разумных к местам обитания, и разработке местных ресурсов. Звучит красиво, а на практике выглядит весьма убого.

— Понимаю. Мир в таком режиме можно выматывать очень долго. Что, собственно, и происходит. Но, убей бог, я не могу понять, кому и для чего это нужно, — Первый раздраженно засопел. — Ладно. Девятая, ты сегодня занимаешься драконицей и опционально нами, как врач. А мы прогуляемся.

Девятая явно напряглась.

— Сколько? — спросила она с тревогой.

— Пойдут шестеро, пройдут двое.

— Кто?

— Либо Десятая и Пятый, либо Шестой и Пятый, как получится. Да не волнуйся ты. Максимум, что мы тебе подгоним, это пара огнестрелов.

— Попробуйте только, — погрозила пальцем Девятая. — Честно говоря, Керги не вызывает у меня опасений, но и звать его на помощь мне не хочется.

— Потому что он дракон? — уточнил Первый.

— Потому что он кретин, — парировала Девятая. — Бонни, как ты считаешь, этот местный врач кроме своей специальности хоть в чем-то разбирается?

Бонни нахмурилась.

— Мне кажется, что нет, — покачала она головой. — Он какой-то… словно не от мира сего. Фадан говорил, что дракон его вроде бы расспрашивал, и про еду, и про всякое, но потом… потом он отвлекся и забыл, про что спросил.

— Не совсем верно, но в общих чертах ты уловила ситуацию правильно. Керги передал информацию о вас Агорху, и она тут же стала ему самому не интересной. Их словно специально подбирали сюда… тут трое — не от мира сего. И руководитель, и врач, и мастер путей.

— Который? — не поняла Бонни.

— Гингк, синий, — пояснил Первый. — Делами тут заправляют Хийтри и Ангк. И заправляют весьма лихо, надо признать… Вот что. Вы идите к драконице, а я сделаю пару запросов. Хочу понять, кто сформировал такой состав работающих на этой планете.

— А что у вас там еще есть? — с интересом спрашивала Девятая, когда они вышли из здания, и не спеша отправились к лаборатории, в которой хозяйствовала драконица.

— Что, например? — не поняла вопроса Бонни.

— Ну… может быть, есть что-то, что кажется тебе самой нелепостью или глупостью, что-то, что ты ничем не можешь объяснить, — подсказала Девятая. — Что угодно. Какая-нибудь ерунда.

Бонни остановилась. Девятая тоже.

— Глупостей и ерунды на самом деле полно.

— Например.

— Вот, например, Бакли. Он медик. Ну, наш медик, не такой, как вы, — Бонни хихикнула. — Он с собой таскает чемодан, а на нем эмблема наших медиков. Я как ее вижу, сразу смеяться начинают.

— И что на этой эмблеме?

Бонни принялась рассказывать о том, как выглядит эмблема медиков Равора-7. Две змеи со связанными хвостами, одна почему-то с лапами и ушами, другая с крыльями и клювом, и посредине цветок лиловой гербовой гицеры.

— Ну, про гицеру понятно, она у нас почти везде растет. Гицеры разные бывают, лиловая считается самой красивой. Но эти идиотские змеи с лапами!.. Это же абсурд. Змея — и с лапами. А вторая с крыльями. И с клювом.

Девятая, вместо того, чтобы засмеяться, вдруг нахмурилась.

— Змея с лапами? — переспросила она.

— Ну да, — кивнула Бонни.

— Змея с лапами — это ящерица. Ты знаешь, что это такое, и чей это символ?

— Что такое ящерица? — удивилась Бонни.

— Это либо животное, либо… либо представитель одной расы, — Девятая нахмурилась еще сильнее. — Ты никогда не слышала такого слова — нэгаши?

Бонни отрицательно помотала головой.

— Можешь потом нарисовать эмблему?

— Пусть лучше Бакли нарисует, — предложила Бонни. — Он хорошо рисует, кстати. Даже лучше, чем я. Просто я боюсь, что не вспомню всё полностью, а Бакли с этой эмблемой на чемодане много лет ходил.

— Бонни, ты понимаешь, что вторая змея, имеющая крылья и клюв — это дракон? — прищурилась Девятая. — Только это не клюв, конечно. Ты обратила внимание, что у них часть морды темнее? Рот, нос, губы — более темные, чем остальная область глаз и лоб? Тебе не приходило в голову, что художник не мог изобразить цвет, и просто нарисовал драконью морду — вот так?

Бонни замерла и уставилась на Девятую испуганным взглядом.

— Ты хочешь сказать, что… что они у нас там были, и поэтому такая эмблема? — испуганно спросила она.

— Именно. Две расы рептилий, со сплетенными хвостами — это договор, который заключен между ними. Гицера — это наша раса, это рауф, и она находится между ними. Но она ведь расположена отдельно, верно?

Бонни кивнула.

— Она не вплетена. Значит, раса в договоре участия не принимала. Её просто поставили между теми, кто подписал договор.

— Ничего себе… — протянула Бонни. — Так значит, вот оно как…

— Эмблема старая?

— Очень, — Бонни задумалась. — Надо у Фадана спрашивать, но я думаю, что очень старая.

— А еще что-нибудь такое ты помнишь?

— Ну… костюмы паломников. Там ленты нашиваются особым образом, и я где-то читала, что они вроде бы напоминают спираль ДНК. Девятая, я не помню точно. Там было написано, что про спираль — это чушь, потому что когда ленты придумали, ни про какие спирали понятия не имели, а просто это было красиво.

— А еще?

— Не знаю, — Бонни растерялась.

— Ладно. Потом что-нибудь вспомнишь. И спасибо тебе за подсказку про эмблему. Ты себе не представляешь, насколько ты нам помогла.

Драконица пустила их не сразу, а когда пустила, обеим девушкам показалось, что Хийтри выглядит уставшей и раздраженной. Словно она не спала полночи, а занималась не пойми чем. Бонни украдкой рассматривала драконицу — да, действительно, часть морды у той была темнее, но принять эту более темную область за клюв, по мнению Бонни, было невозможно. Девятая ошибается? Может быть, змея с крыльями — это не драконы?

— Что вы хотите? — поинтересовалась Хийтри, когда они следом за ней прошли в дом. — Я занята, работаю, у меня нет сейчас времени.

— Мы хотим принести свои извинения, — выступила вперед Девятая. — За вчерашний инцидент. Мужчины вели себя грубо, и…

— И что с того? — Хийтри зевнула. — За грубость я их не виню. Что еще можно ожидать от боевиков? Они мужланы.

— Двое из моей команды тоже вели себя нехорошо, — Бонни опустила глаза. — Фадан не имел права сомневаться в ваших словах. Мы же видим, что вы хотите помочь, а они… они… простите, пожалуйста! Им, может, и не стыдно, а мне стыдно.

— Глупости, — фыркнула драконица. — Это обычные рабочие дрязги. Когда просидите в Официальной с моё, тоже перестанете обращать внимание на подобные прецеденты. Конечно, неприятно, но не смертельно.

— Неприятно — это не то слово, — вдруг сказала Девятая. — Я вообще планирую уходить из этой группы. Уж больно часто мне там… неприятно. Да и напарнице тоже, — добавила она. — Есть причины.

— И какие же? — равнодушно поинтересовалась драконица.

— Можете посмотреть моё досье, поймете, — дернула плечом Девятая. — Я тридцать лет топчусь на месте. Мне не поднимают зарплату, не помогают продвинуться. Мне ужасно нужна рекомендация, чтобы уйти оттуда, и перейти повыше. Но Первый мне никогда ее не даст.

— Ясно, — хмыкнула драконица. — И что ты мне хочешь предложить в обмен на доброе слово? Вы ты именно к этому ведешь, так?

— Так. Что угодно, — Девятая вскинула голову. — Хийтри, вы можете мне не верить, поэтому я прошу еще раз: посмотрите моё досье, проверьте. Мне правда нужна рекомендация. Очень.

— А почему он за вас держится? — с интересом спросила драконица.

— Четыре основных специализации, плюс я еще и врач в команде, — с неприязнью ответила Девятая. — За такие деньги…

— Я подумаю, девочка, — Хийтри задумалась. — Знаешь, что? Я, пожалуй, могу сделать следующее. Подам прошение о твоем переводе, пару месяцев просидишь здесь, а дальше — рекомендация туда, куда попросишь. Как тебе такой вариант?

— Это было бы великолепно! Как хорошо, что вы согласились мне помочь. Я просила раньше, но никто не хотел связываться. А в центрах… ну, вы сами понимаете, что можно услышать в центре, имея восьмой класс, — Девятая махнула рукой.

— Ты сама в этом виновата, — строго ответила ей драконица. — Позволила сесть себе на плечи, а теперь жалуешься. Вот тебе урок, новенькая, — повернулась она к Бонни. — Видишь, что получается, если сразу неправильно позиционировать своё место в команде? Себя нужно уважать. Ладно, идите.

— А как мы вам сможем помочь? — спросила Бонни. — Что нужно будет сделать?

Драконица рассмеялась.

— Ничего, — ответила она. — Уж поверьте, мне ваши услуги не требуются. Помогу, но чисто из альтруистических соображений и женской солидарности. А теперь идите, у меня много дел.

— Клюнула, — удовлетворенно заметила Девятая, когда они с Бонни возвращались обратно. — Даже как-то странно. Я не ожидала.

— Разве клюнула? — удивилась Бонни.

— Конечно. Видишь, она сейчас копается в моем досье? — перед Девятой в воздухе возникли какие-то картинки и строчки, которые Бонни не могла прочесть. — Давай разберем ситуацию, хочешь?

Бонни закивала. Еще бы, конечно.

— Драконица нервничает. Сильно нервничает. Уже хороший признак. Первый всё рассчитал совершенно правильно, я, номинально, действительно слабая фигура в команде, и вполне возможно, что об меня, так сказать, вытирают ноги. Всякое бывает.

— А на самом деле? — с интересом спросила Бонни.

— На самом деле всё иначе, я тебе потом расскажу, — улыбнулась Девятая. — Сейчас она будет думать. Прикидывать, анализировать. И есть вероятность, что она рискнет. Вопрос — как именно?

— Она нам может приказать кого-то убить? — Бонни вспомнила очередную постановку, в которой была девушка-шпион, которая притворялась герцогиней, и, когда мужчины в нее влюблялись, их убивала, чаще всего — ядами. — Ничего себе!..

— Убить? — Девятая расхохоталась. — Дурочка… конечно, нет. Убивать никто никого не собирается, по крайней мере, пока. У нее на нас другие планы. Кое о чем я уже догадываюсь.

— О чем же?

— Не скажу. Мне интересно, сумеешь ты сама понять, или нет.

Операция по заброске агентов на Равор-7 была назначена на вечер, и подготовились к ней весьма основательно — когда Фадан и остальные увидели агентов и боевиков, выходящих из своего дома, они диву дались, до чего натурально и достоверно те сумели сделать себе внешности. Четверо мужчин теперь выглядели в точности, как черные греваны, причем внешность их изменилась почти до неузнаваемости — прибавился возраст, изменилась манера двигаться, говорить; у Первого, которого Фадан признал только по насмешливому взгляду, появились залысины и объемистое брюшко, а Второй обзавелся бифокальными тяжелыми очками и неопрятным полуседым хвостом засаленных, давно не мытых волос. Но больше всего команду поразило, как выглядели Десятая и Пятый. Потому что те превратились… в Олку Гит и Кестала Амсунати. Сходство было просто поразительным, Десятая сумела скопировать даже манеры Олки, даже то, как та двигалась.

— И это всё — по короткому рассказу? — изумился Фадан, когда обе группы направились на Холм, к ожидающему их Гингку. — Невероятно.

— Не только по рассказу, — покачала головой Десятая. — Мы же смотрели вашу память. А там много что имеется.

— Круто, — одобрил Шини. — А волосы не оторвутся?

— Нет, — засмеялся Пятый. — Можешь подергать.

Шини не преминул воспользоваться предложением.

— Как настоящие, — одобрил он. — Крепко держатся.

— А они и есть настоящие, — заверила Десятая. — Парни, смотрите, не подставьтесь там. И сделайте завесу погуще. Нам нужна паника. Хорошая и качественная. На пару минут. Можно на одну минуту. Хотя бы.

— Сделаем, сделаем, — заверил Третий. — Лучше закладки проверь, советчица. И не заигрывайтесь. Через сутки обратно.

— Двое суток, — покачал головой Пятый. — Не успеем.

— Двое — это максимум.

— А как они попадут обратно? — с тревогой спросил Фадан. — Проход ведь, наверное, охраняют.

— О, конечно, его охраняют. Особенно после вашего бенефиса, — покивал Первый. — А после нашего бенефиса его будут охранять втрое тщательнее. Но не волнуйтесь, всё будет хорошо. Не в первый раз, поверьте.

— Все равно как-то боязно, — проворчал Бакли. — А что за закладки такие?

— Мы готовим сюрприз вашему тайному правительству, — хохотнула Десятая. — Вообще, вы действительно молодцы. Самое главное — это дать правильное направление для работы. Вы это сделали с блеском. Особенно если учесть то, что вы начинающие.

— Но что вы хотите сделать? — Фадан нахмурился. — Если я правильно понял ход ваших мыслей, вы хотите на какое-то время деа… деда… де-ак-ти-вировать наших этих… как бы правильно назвать…

— Да, ваше руководство. И именно что деактивировать. Но при этом — никого не убить, не искалечить, не изуродовать. Эта задачка, поверьте, прекрасно решается, — Десятая снова улыбнулась. — Особенно, если знаешь пути передачи.

— Передачи — чего? — не понял Фадан.

— Узнаете. Пусть будет сюрприз.

— Лучше бы всё-таки рассказали, — проворчал Бакли. — Может, мы что умное подскажем.

— Это вряд ли. Хотя… — Десятая задумалась. — Ты ведь врач?

Бакли кивнул. Нет, он отлично понимал, что до здешних врачей ему как от земли до неба, но, тем не менее — да, врач, и право голоса имею.

— Если ты врач, то скажи — ты сталкивался во время своей работы с противовирусными препаратами? Там, у себя?

— Нет. Я про них только читал, — Бакли задумался. — Шини, помнишь, мы тогда обворовывали этих, ну, которые из власти? Там вроде бы не было ничего против вирусов?

— Ты у меня спрашиваешь? — Шини покрутил пальцем у виска. — Я почем знаю? Я хватал то, что Эл и Сеп приказывали.

— Думаю, препараты там есть, но только для самой верхушки, — Сеп появился рядом с Бакли. — Не было в том хранилище ничего противовирусного. Антибиотики были, в количестве. Но не более того. Скорее всего, существует пара-тройка лабораторий, в которых частным порядком какие-то противовирусы делают, но даже если и делают, то, скорее всего, вам они будут безопасны. А вы что, хотите кого-то заразить?

— В некотором смысле, — туманно ответила Десятая. — Не волнуйся, мертвый, дальше адресатов вирус не пройдет, тем более что клональная линия живет трое суток.

— У меня есть имя, меня зовут Сеп, — Сеп рассердился. — И я не мертвее тебя, юная леди. А что за вирус?

— Не расскажу. Эффекта не будет, — Десятая хихикнула. — Кстати, а где первый мастер, где Ангк?

— Занимается какими-то делами, — Первый чуть нахмурился. — Он тут, на территории Таможни, сидит у начальства.

— Гингк в одиночку сумеет удержать связку? — с сомнением спросила Девятая.

— Заверил, что сумеет, — пожал плечами Первый. — Так, всё. Разговоры заканчиваем. Готовность.

Действительно, они уже подходили к нужному месту, к тому самому блоку. Дракон уже топтался рядом, и, кажется, выглядел растерянным.

— Что-то не так, уважаемый? — поинтересовался Первый, подходя поближе.

— Не понимаю, — пробормотал Гингк. — Агорх сказал, что меня высылают домой. Только он выглядел при этом как-то странно.

— Агорх? — уточнил Первый.

— Да. Он был какой-то не такой. Не такой, как всегда, — уточнил дракон. — А потом он вызвал Ангка, и стал орать на него тоже. Обзывал бездельником, хотя Ангк больше меня работает, говорил, что тот не выстроил дополнительные схемы… Я очень удивлен, признаться.

— Не хотите переводиться? — спросил Первый.

— Конечно, не хочу. Тут интересно, и работа меня вполне устраивает.

— Какой срок перевода?

— Пять дней, — убитым голосом ответил дракон. — Велел собирать вещи.

— Ничего пока что собирать не нужно, — твердо ответил Первый. Второй согласно кивнул. — Сейчас мы забросим команду, и пойдем разбираться с вашим переводом. На всякий случай: если что-то пойдет не так, то управление рабочей группой берет на себя Девятая… и Седьмой. Если мы не вернемся, в ближайшие два часа вы, Гингк, в любом случае будете сидеть в кабинете вашего начальника в сопровождении заместителя руководителя кластера. Вы поняли?

Дракон ошарашено кивнул.

— Вот и славно, — Первый улыбнулся. — Активируйте связку. Время дорого.

— Вот даже как, — пробормотала Берта, пряча блокнот в сумку. — Вот тебя куда потянуло. Да, Ит, не умеешь ты жить спокойно… хотя кого я лечу? Чем я сама лучше?

И оба ордера, и приказ уже лежали в папке в той же сумке.

Индульгенция.

Право на свободу.

Свободу — от всего.

От всех обязательств, от ставшего в последние годы тяжким слова «должна», от спешного утреннего кофе, от дороги до института, от обязательных выходных, от каждодневных забот… Она устала? Устала от того, к чему люди обычно стремятся, и, получив, охладевают ко всему прочему?

И вообще, если вдуматься, если вот так взять, присесть (она и присела, на самый краешек стула), и подумать — плохо ли это было? Нет. О, нет. Это вовсе не было плохо, эти годы, кажется, стали самыми счастливыми в ее жизни, а еще у нее выросли прекрасные дочки, самые лучшие на свете девочки, и в ее жизни стало на две огромных любви больше, но…

Но сейчас словно бы просыпалась от долгого сна она сама.

Она — такая, какой была прежде, она — настоящая.

— И еще момент, — прошептала Берта. — Еще один маленький момент. Если бы я перестала быть собой, они никогда не смогли бы меня уважать. И теперь я снова — должна. Должна быть тем человеком, про которого Даша и Вера скажут с гордостью «вот это моя мама». Не курица, не тряпка, не придаток к плите, не черновик, не набросок, не поломойка, не черти кто. Вот это я теперь — должна. И кто же виноват, — она хитро усмехнулось, — что это частично совпадает с моими собственными желаниями?

4 Театр абсурда

— Вить, не надо. Пока что не надо. Подумай сам, что папа скажет?

— Чей конкретно папа? И какой из них? Твой, мой или твой старший?

— Все три.

— Если все три, Верусь, то можно сразу одалживать у мясников из магазина плаху и топор. Поверь, мы не ошибемся. Да, конечно, первые двадцать секунд будут не самыми приятными…

— Витя!

— …потому что, по словам Романыча, голова отдельно живет примерно столько, зато потом нам уже ничего не будет страшно.

Вера поймала его за вихор на макушке и дернула. Довольно сильно.

— Проверяешь на прочность? — хмыкнул тот. — Логично. Ну и как? Держится пока что?

— Держится, — проворчала Вера. — Слушай, а если сказать про привилегии, то… может быть, согласятся?

— Сомневаюсь, — покачал он головой. — Они не идиоты, и, я думаю, сами в курсе, что там и как. Еще и получше, чем мы.

— А мама? — с сомнением спросила Вера.

— Моя? Ты же сама знаешь, — Витька помрачнел. — Лучше сейчас не надо.

Разговор этот происходил на крыше одного из домов рядом с высоткой. Крышу они облюбовали еще зимой, и частенько сюда наведывались, возвращаясь с лекций. Пройдя по пыльному, засиженному голубями чердаку, можно было попасть в поистине сказочное место — с крыши дома открывался волшебный вид на старую часть города, на Яузу, на школу, в которую они когда-то ходили, но самым удивительным оказалось то, что из двора их совершенно не было видно. Это открытие они сделали случайно, и полюбили в результате чердак и крышу еще больше. Ты в городе, в самом его сердце, но при том — ты совершенно один, восхитительно один, и никто не в силах разрушить столь необходимое тебе одиночество. Точнее, одиночество двоих.

— И нашей крыши там не будет, — грустно сказала Вера.

— Не будет, — согласился Витька. — Там много чего не будет. Зато будет другое.

— Ты прав, прав, — кивнула Вера. — Ты всегда прав.

Витька подсел к ней поближе, обнял, и принялся гладить по волосам — замечательные у Веры волосы, медно-рыжие, и вьются, но не мелкими противными кудряшками, а словно бы волнами. В кого она такая пошла, совершенно непонятно — у Скрипача волосы тоже рыжие, но прямые, это у Берты волосы вьются почти так же, но они светлые… а мама ревнует, мама страшно ревнует, и это больно, потому что ревнует она к Верке, к Верусику, у него ведь отличная память, у Вити, и он прекрасно помнит, что всё было иначе до того дня, четыре года назад, когда он сказал родителям, что едет учиться в Москву…

— Она меня ненавидит, — с горечью заметила Вера, которая, как всегда, словно прочла Витькины мысли. — Она считает, что я тебя у нее украла.

— Ты не украла, — покачал головой Витька. — Это я сам себя украл.

— Нет, украла. Настя украла когда-то Ромку, а я тебя. Знаешь, я ее боюсь теперь, но почему-то мне ее жалко. Потому что обоих сыновей утащили всякие противные девчонки.

Витька хмыкнул. Вышло это как-то невесело.

— Знаешь, я с Итом говорил, — осторожно начал он. — И… как же там было? Ит сказал, что собственник теряет великодушие, и что Джесс сейчас трудно это признать. Им всем трудно это признать. И ему самому тоже. Но он, по его словам, понял кое-что другое.

— И что же?

— Что нужно двигаться дальше. Он так и сказал.

— Странно это всё как-то, — задумчиво произнесла Вера, высвобождаясь из его объятий. — Странно и немного грустно. Я словно теряю почву под ногами. Вот посмотри на наших же ребят из группы. Каникулы — и они едут куда? Домой, правильно. Дома бабушка с пирогами, и мама с причитаниями, что ты, дорогой, похудел… дома покой и некая стабильность, согласись. А у нас что? Что было, когда ты последний раз поехал домой?

— У нас был папин проект с кораблями, — понурился Витька. — Потому что им нужны еще три машины класса «Ветра», а три не получается, только две, и до «Ветра» они не дотягивают никак. И все каникулы я только и слышал про корабли, про оснащение, про исследования, и про то, что папа с мамой, как только я перееду в межмир, тут же на полгода уходят в поиск. Чудесно! — в сердцах он хлопнул себя по бедру ладонью. — Ну и где мои пироги? Где «сынок, ты похудел»? Где моя любовь и забота?..

Вера рассмеялась.

— И я не понимаю, Верусик, причин ее ревности. Она уже одной ногой там, во внешке, и в новых проектах. У меня порой создается впечатление, что я ей совсем не нужен.

— Нужен, — покачала головой Вера. — Тебе не кажется, что она это всё делает лишь для того, чтобы поменьше думать… о тебе?

— Не знаю, — пожал плечами Витька. — Но… Вер, давай всё-таки скажем. И распишемся. Как и хотели.

— Мне семнадцать, не распишут без согласия. Видимо, придется ждать еще год. Вить, давай подождем, правда, а? Ну они сейчас сами не свои, а если мы еще одну проблему подгоним… они же свихнутся. Ит вон снова писать начал, представляешь?

— Ит начал писать? — опешил Витька. — Да, это серьезно. Ит пишет только тогда, когда у него крыша ехать начинает. Или от безделья. Но поскольку бездельем там и не пахнет…

— Вот-вот, — согласно закивала Вера. — Вот и думай.

— Как бы почитать, — вздохнул Витька. — Интересно, что он там напридумывал.

— Почитать — легко, — засмеялась Вера. — Блокнот при мне, утащила утром. До вечера надо вернуть, так что у нас два часа в запасе. Даша с мамой уже читали.

— И?..

— И сказали, что Ит свихнулся. Ну что, проверим, так ли это?

— А давай.

— Сейчас, Агорх, сейчас будет получше, — Девятая стояла рядом с драконом, и успокаивающе гладила его по руке. — Система уже действует, и вам нужно просто подождать немного.

— Что со мной было? — простонал дракон. Он в данный момент полулежал в огромном кресле, над которым висел спешно подключенный Девятой скоровспомощной модуль — увидев этот модуль, и поняв с помощью Сепа, что именно девушка делает, Бакли понял, что врачом ему называться пока что рано.

— Воздействие на двух уровнях. И химия, и ментально. Вам очень повезло, мы пришли вовремя. Скажите спасибо Гингку, это он сообразил, что с вами неладно.

— Я… что-то ему сказал? — с ужасом спросил дракон.

— Вы его пытались уволить. Выслать. Велели собирать вещи, — пояснила Девятая. — Вы можете сейчас вызвать Керги, Агорх?

— Д-д-да, могу, — выдохнул дракон. — Или… подождите, а где он?

— Нас это очень интересует, — Девятая нахмурилась. — Седьмой, как у вас дела?

Седьмой и Гингк сейчас сидели рядом с домом Агорха, причем Девятая, сообразив, что дело неладно, велела Седьмому не спускать с дракона глаз, и, в случае чего, применять оружие.

— В порядке, — отозвался Седьмой. — Девятая, я сейчас заведу Гингка к вам, и мы пойдем… прогуляемся. Как только вернутся боевики.

— Отлично, — ответила Девятая. — Давайте двое на двое. Остальных Первый сейчас отправит искать врача.

— Угу.

— Так что случилось-то? — рискнул спросить Фадан.

— Пока что выясняем, что. Если кратко, то ничего хорошего, — Девятая нахмурилась. — Эй, погодите-ка. А где Бонни?

Бонни в это время сидела на корточках за одним из блоков, и с немым ужасом наблюдала за тем, что происходило буквально в ста метрах от неё. А происходило…

Золотая драконица и красный дракон мутузили того самого доктора, Керги — да еще как мутузили! Бедняга пытался закрыть голову и одними руками, и вторыми, а на него в это время сыпались градом удары двух мощных хвостов.

— Ты!.. Никому!.. Ничего!.. Не расскажешь!!! — шипела в перерывах между ударами Хийтри. — Потому что сейчас!.. Ты отправишься!.. К праотцам!..

— Всегда был… умный… тварь… — Ангк остановился, тяжело дыша, и развернулся к Керги. — Как догадался-то?

— Я ничего… не знаю… — простонал Керги. — Что вы делаете?.. За что?!

— Добить? Или пусть живет? — в пространство поинтересовалась Хийтри.

— Времени нет добивать, — с досадой отозвался Ангк. — Говорил я тебе, нужно брать оружие. Но нет, ты не хотела привлекать внимание. Так мы его до скончания века убивать будем.

— Если бы мы взяли оружие, они уже были бы тут, — ледяным голосом отозвалась Хийтри.

— Они заняты. Уводили часть команды.

— Сейчас они уже свободны. Открывай проход, и пошли отсюда, во имя Непобедимых! — рявкнула она. — Жаль, что я не успела прикончить этих мелких тварей. А всё он, — Хийтри со злостью пнула доктора. — Если бы он оставил меня с ними хотя бы на несколько минут…

— Отойди, — распорядился Ангк. — Ты мне мешаешь.

Драконица расправила крылья, и сделала прыжок в сторону — как раз в тот момент, когда блок, рядом с которым она до того стояла, заполыхал синим ледяным пламенем.

— Ты далеко собралась? — насмешливо спросил Ангк. — Пошли. Нам надо доложить о ситуации.

— Без тебя разберусь, — огрызнулась драконица. — Держи канал. Сам успеешь?

— Обижаешь…

Через несколько секунд оба дракона скрылись в синем сиянии, которое после их исчезновения стало быстро меркнуть. Бонни еще с минуту посидела в своем укрытии, а потом осторожно высунулась наружу. Как там Керги? Подойти, или…

Страшно, вдруг поняла она.

Мне очень-очень страшно.

Но я не имею права тут сидеть, потому что…

Дракон, всё еще лежащий на траве, слабо застонал.

— Кто-нибудь… — различила Бонни. — Боже мой… кто-нибудь… помогите…

«У него же должна быть связь, — догадалась Бонни. — Почему он не воспользуется ею? Отняли? Сломали? А, ладно! Была, не была».

Она вышла из-за блока, и поспешила к дракону. Он услышал ее шаги, попробовал подняться, но тут же повалился обратно.

— Я всё видела, — скороговоркой начала Бонни. — Видела, как они вас били. Я могу чем-то помочь?

— Да, — дракон закашлялся. — Маленькая, беги в таможню. Скажи Агорху, что случилось…

— За что они вас так? — спросила Бонни.

— Пока не знаю… но, кажется, догадываюсь… Бонни, беги. Скорее…

Часом позже Бонни сидела в доме Агорха на слишком большом и высоком для нее стуле, и в который раз повторяла то, что слышала от Хийтри и Ангка.

— Они так и сказали «во имя Непобедимых», да? — незнамо в который раз спрашивал Первый.

— Я уже сказала, что да, — сердито отвечала Бонни. — А кто это такие?

— Это… — Первый задумался. — Это сложно объяснить. Агорх, неужели вам и в голову не приходило, что среди вас находятся чужие агенты?

Дракон уныло помотал головой. Он выглядел подавленным и, кажется, даже стал словно бы ниже ростом.

— Я понятия не имел об этом, — с раскаянием отозвался он. — Они… они вели себя образцово… ведь их же назначили… я же не сам подбирал… отличные результаты, выслуга, рекомендации…

— Еще скажите спасибо, что они не успели добраться до второго Мастера путей, и не добили врача, — Девятая говорила резко, она явно была рассержена до крайности. — Видимо, расслабились за годы бездействия. Точнее, за годы, которые они отработали на Непобедимых в обход вас. Вы хоть понимаете, что происходит?

— Я вот ничего не понимаю, — встрял Фадан. И он сам, и команда сейчас сидели у стеночки на полу, и слушали, не вмешиваясь в разговор. Точнее, до этого момента они не вмешивались, но сейчас Фадану осточертело сидеть и молча слушать. — Вы можете объяснить, что тут вообще творится?

— Мы сами хотим это понять, — развел руками Первый. — Происходит нечто очень серьезное, если следы ведут к Непобедимым. Более чем серьезное.

— Театр абсурда какой-то, — пробормотал Аквист. — Вот мы попали, а! Уважаемый Первый, вы бы со своими делами разобрались сначала, прежде чем…

— Идиот, — емко констатировал Первый. — Ты… а, ладно. Давайте тогда по порядку, что ли.

— Давайте, — покивал Шини. — Беспорядок уже подзадолбал.

Давным-давно, где-то с полмиллиона лет назад, а может, и раньше, в одной из галактик кластера 1800-n, возникло, а затем стало стремительно распространяться некое межмировое сообщество, которое тогда вообще никак себя не называло. Сообщество это выглядело совершенно нелогично, и было, с точки зрения любых разумных, попросту невозможным.

Во-первых, если мир в него попадал, ходу обратно ему уже не было — он мог сообщаться только с мирами внутри этого самого сообщества. Точнее, были некие «половинные» миры, которые содержались именно для коммуникаций, но по большей части это были миры, лишенные даже атмосферы. Так, перевалочные станции.

Во-вторых, любая война с этим сообществом заканчивалась его победой — собственно, оттуда и пошло это название, Непобедимые. В процессе войн у многих появилось ощущение, что Непобедимые обладают каким-то военным сверх-ресурсом, неограниченным энергетическим запасом, и неограниченным запасом для обеспечения разумных. Это казалось невероятным, но какой-нибудь мир Непобедимых, находившийся несколько лет в тотальной осаде противника, вдруг выдавал на-гора мощнейшую атаку, причем тогда, когда лимит его возможностей должен был бы подойти к концу.

В-третьих, демиурги планет Непобедимых отличались огромным аппетитом и агрессией — но при этом население планет не только не страдало, оно отлично развивалось и росло, захватывая всё новые и новые территории, и подминая под себя миры.

— Демиурги — это нечто типа бога? — уточнил Фадан.

— Нет. Слово трактуется по-разному, но в данном случае под этим словом имеется в виду существо, либо созданное коллективным разумом, либо спонтанно пришедшее к обитаемому миру, и помогающее ему существовать. Демиург — это не бог. Это сущность, причем далеко не всегда хорошая, — пояснил Первый. — А уж демиурги Непобедимых… тема для отдельного исследования.

Так вот.

Напрашивается вывод — Непобедимые потому и непобедимые, что у них есть какой-то секрет, который позволяет им столь вольготно существовать. Не может такая масса обитаемых миров выжить только за счет своих собственных ресурсов, и не может у них быть неограниченного количества энергии для своих целей.

— Вы про закон сохранения энергии знаете? — поинтересовался Первый. Команда дружно закивала. — Это хорошо. Согласно этому закону, Непобедимые просто не могут существовать. Их не должно быть — но они есть.

— И вам это очень не нравится, — подсказал Фадан.

— Разумеется, — согласился Первый. — Понимаешь ли, если бы они использовали свои ресурсы во благо, было бы одно дело. Но — нет. Они захватчики. Жестокие, беспощадные захватчики, с которыми непонятно как нужно бороться.

— Если бы они только воевали, — добавил Агорх. — Это было бы еще полдела. Они ведь миры иначе захватывают.

— Как? — не понял Фадан.

— Да через демиургов как раз. Чем-то они их кормят таким… — Первый замялся. — Вообще, в этом вопросе я не спец.

— А кто спец? — спросил Фадан. Спросил, и вдруг понял, что уже знает ответ. — Эти, как их… Контролирующие?

— А ты откуда знаешь? — у Первого глаза полезли на лоб.

— Я рассказывал, — сообщил Шеф. — Но не думал, что он поймет.

— А я и не понимаю, — признался Фадан. — Ну, то есть понимаю, но не совсем.

— Кисонька, это тема очень сложная, — подал голос Агорх. Он уже вполне пришел в себя, и сейчас тихонько сидел в уголочке. — Но ты понял, в принципе, верно. Вообще-то демиурги бывают разные, и кушают они очень по-разному, но самая лакомая пища для них, это…

— Не надо, — резко сказал Первый.

— Почему не надо? — удивился Агорх.

— Потому что мы сегодня хотели снять им защиту, а после этой информации… — начал Первый, но тут вмешалась Девятая.

— А, по-моему, надо, — сказала она. Девятая только что вернулась, за разговором никто не заметил, что она вошла. — Если они сумели столько воспринять почти без подготовки, то поймут и это тоже.

— Так что они едят? — требовательно спросил Фадан.

— Души разумных, — тяжело вздохнул Агорх. — Нет, полно таких, которые этого не делают, но если какой-то демиург раз попробовал, то он, скорее всего, не остановится.

Аквист и Шини ошарашено смотрели друг на друга.

Фадан сидел неподвижно, нахмурившись.

Бакли ожесточенно грыз ноготь большого пальца.

А Бонни…

— Так что же получается, — медленно произнесла Бонни. — Триединый, он что? Он нас… ест?

— Возможно, — покачал головой Первый. — Вот вернутся ребята завтра, узнаем точно. Но, судя по вашим рассказам, он именно ест.

— Нас? — хрипло спросил Фадан.

— Вас. Парадокс в том, что демиурги Непобедимых едят непонятно что. Вроде бы души. Но при этом — они не трогают души тех, кто живет в их мирах. Если демиург не ест души, мир никогда не скатится в регресс.

— А что еще едят демиурги? — спросил Аквист.

— Эмоции, эманации. Некоторым нравятся положительные, некоторым отрицательные, — Девятая замешкалась, задумалась. — Это, кстати, самая частая ситуация, когда эмоции. Души… это нечасто. Но бывает.

— То есть… подождите… — Фадан встал. — То есть вы хотите сказать, что эти ваши Непобедимые, они… ммм… а как вы поняли, что их демиурги едят души?

— Резервы. Энергетические и физические резервы миров. Энергии у них столько, словно на каждой планете стоят вечные двигатели и шахты с неиссякаемыми запасами всего подряд.

— Нет, это правда какой-то абсурд, — сердито заметил Аквист. — И еще момент. Вы про какую такую защиту говорили? Я не понял.

— Аквист, тебя не удивляет то, что… тебя ничего не удивляет? — девушка прищурилась. — Вы находитесь в очень необычном месте, вас окружают непривычные вещи, существа, события — а вам почти всё равно, вы всё воспринимаете, как должное. Не странно?

— Ну, вообще-то да, действительно странно, — признался Аквист.

— Это потому, что Керги первым делом поставил вам психозащиту, чтобы не было шока. И очень правильно поступил. Без защиты и адаптации вы бы тут же свихнулись всей командой. А так — вполне хорошо держитесь. Но поскольку события принимают несколько неожиданный оборот, я хочу эту защиту снять. Возможно, ваше истинное восприятие мира поможет нам во всем разобраться.

Дракону, по словам Девятой, сказочно повезло — он очень легко отделался. Несколько трещин на ребрах, подбитые глаза, да ссадины, ничего больше. Хорошо, что мучители торопились, иначе всё вряд ли так просто обошлось.

— Полежит пару дней, и будет как новенький, — уверенно сообщила Девятая, когда речь зашла о Керги. — Хуже всего то, что он действительно совершенно ни при чем.

— А за что его били? — спросила Бонни.

— Сейчас объясню. Я с ним поговорила, посмотрела его память, и вот что выяснила.

…Керги, более чем ответственно относившийся к своей работе, увидел, что Ангк вроде бы куда-то собирается. Тот надел сбрую, прикрепил к поясу объемистую сумку, и полетел к Холму. Керги удивился, почему коллега не зашел перед дорогой к нему — ведь если отправляешься в какой-то мир из карантинного (коим является Тарораг) необходимо ставить биологическую защиту, это правило. И Керги, разумеется, рванул следом за растяпой-коллегой, с единственной целью — отдать блок защиты. Однако на Холме обнаружился не только Мастер путей, но еще и ученая. Которая, задав ему пару вопросов, принялась его избивать — и к ней по совершенно непонятной причине присоединился Мастер.

— Они его фактически убивали. Всего лишь за то, что он понял — они решили куда-то отправиться. Бонни молодец, сразу побежала за помощью.

— Да я-то что, — смущенно потупилась Бонни. — Любой бы побежал, наверное.

— Любой — не любой, а ты поступила верно.

Они до сих пор находились в доме Агорха, на этом настоял Первый. После того, как Девятая поснимала всем защиту, все стали словно бы заново оглядываться и осматриваться. Было на что посмотреть! Дом, который часом раньше не вызывал у них никаких эмоций, сейчас представал перед ними в своем реальном облике.

Прежде всего — мебель. Мебель, предназначенная для драконов. С той мебелью, что была в ходу на Раворе-7, эта не имела почти ничего общего. Например, предмет, который Агорх именовал креслом, был на кресло совсем не похож. Скорее — он напоминал глубокую огромную чашу, с выемкой для крыльев по центру, обтянутую мягким материалом темно-синего цвета. Или — стол. Стол оказался почти в рост Фадана, длинный, и почему-то узкий — позже выяснилось, что стол этот умеет раскладываться и превращается в огромное перекрестье с круглой серединой. Стулья в доме Агорха стояли низкие, овальные, и лишенные спинок — скорее уж табуретки, а не стулья — но для рауф они всё равно были высоковатыми. Стены комнаты, в которой они сидели, Агорх сделал похожими на пушистый мох оранжевого цвета. Сейчас наступал вечер, и псевдомох стал слабо светиться. Потолок комнаты находился на высоте метров пять, если не больше, и на нем с наступлением темноты начал раскрываться огромный бледный цветок — Бонни тихонько спросила Девятую, что это такое, и та ответила, что это всего лишь лампа.

— Итак, подведем неутешительные итоги, — в голосе Первого звучали нотки раскаяния. — Мы их всё-таки спугнули. И самое плохое то, что сбежавшие двое имеют непосредственное отношение к Непобедимым. Это скверно. Очень скверно.

— А нечего было лезть в полевую работу, — хмыкнула вдруг Девятая. — Впрочем, я и сама хороша. «Тридцать лет на одном месте», — передразнила она сама себя. — Переиграла.

— А кто вы такие на самом деле? — с интересом спросил Шини.

— Я руководитель этого кластера галактики, а она — мой заместитель, — Первый тяжело вздохнул. — Ваш случай… в общем, это более чем важно. Я решил пойти сам, она тоже.

— А остальная часть вашей компании?.. Они… — начал Фадан, но Первый отрицательно покачал головой еще до того, как Фадан закончил вопрос.

— Они работающие профессионалы, с богатой практикой. Это мы, двое, засиделись в кабинетах. Просто тема… да и вы сами… происходит нечто из ряда вон выходящее, поэтому я решил…

— Я вот тоже решил, — встрял Фадан. — Приключений захотелось. В результате сижу тут, и пытаюсь сообразить, что к чему.

Первый с интересом глянул на Фадана.

— Значит, в некотором смысле мы коллеги, — заметил он. — Товарищи по несчастью.

— Или, точнее, два замшелых пенька, которым захотелось поразмяться, — заметила Девятая.

— Мне не хотелось, просто так получилось, — возразил Фадан. — Если бы мне не дали по голове…

— …нас бы съел в результате Триединый, — пожал плечами Аквист. — А что, нет? Мы бы никуда не поехали, ничего не нашли, не попали бы сюда… я прав?

— Не зарывайся, — посоветовал Эл. — Прав, но это не повод для особой гордости.

— Мертвый верно говорит, — покивала Девятая. — Первый, что делаем дальше?

— Дальше… примерно так.

Сначала Первый планировал вызвать подмогу: всех подряд. Мастеров путей, несколько серьезных боевых отрядов, два десятка агентов, и как минимум десятерых ученых, которые могли помогли бы разобраться хотя бы на начальном этапе с происходящим. Это нужно было сделать срочно, в течение часа, а то и быстрее: Первый вполне справедливо полагал, что Непобедимые могут отправить на Тарораг свой десант, а этого допустить никак нельзя.

— Эти разумные пройдут через Холм, но кроме Холма есть еще и другие пути…

Завтра, когда вернется команда, и будет готов отчет, к планете подойдут корабли Официальной службы, которые тоже надо вызвать. Пойдут они… не совсем законным путем, через порталы, но, если речь касается столь важных вещей, то закон не грех слегка нарушить.

— Через какие порталы? — с интересом спросил Шини.

— Пространственные, — пояснил Первый. — Всегда есть альтернативы Холму, ну или почти всегда. Сейчас — они есть. А нам надо защитить планету.

Дальше… вам, дорогие мои будущие коллеги, предстоит путешествие. Вы отправитесь на совещание глав сотни кластеров, которое я созову, и перед ними честно расскажете всё, что знаете. Вы заявители, и я обязан предоставить вас, живых и здоровых, тем, кто принимает решения такого уровня. Это правило.

— Какого уровня? — не понял Фадан.

— Высокого, — пожал плечами Первый. — Девятая, ты уже досчитала то, что хотела?

— Пока нет. Но уже начала.

— И?

— Я не Контроль, я так быстро не могу.

— Ладно, ждем…

— Эээ… куда мы отправимся? — вдруг понял Шини. — Еще куда-то? Отсюда?

— Ну да, — кивнул Первый.

— Через Холм? — уточнил Шини.

— Нет. Отправитесь на корабле, через пространство. В данном случае так будет надежнее.

— В космос?! — у Шини глаза полезли на лоб. У Аквиста и Бакли — тоже. — По-настоящему?!

— Ну… ну да, — Первый не понял, чему они так удивлены. — Ах, конечно. Простите, я всё никак не привыкну к тому, что вы из Белой зоны. Да, в космос. Это будет очень интересно, — улыбнулся он. — И гораздо более зрелищно, нежели чем путешествие через Холм переноса.

— Они никогда в пространстве не были, — заметил из своего угла Агорх. — А там очень красиво, котятки. Впрочем, сами увидите.

Десятая и Пятый вернулись даже немного раньше, чем их ожидали — к вящей радости Первого и Девятой. Выглядели они уставшими, но более чем довольными. Видимо, заброс удался. В процессе общения выяснилось, что более чем удался. И по результатам этого заброса Первый спешно созвал совещание — на этот раз в медблоке. Ему хотелось, чтобы Керги тоже поучаствовал в разговоре, а Девятая пока что запретила дракону вставать.

Трое боевиков и двое свободных агентов сейчас патрулировали Холм (мало ли что), а все остальные собрались в медблоке, расселись, кто где, и слушали то, что рассказывали Десятая и Пятый. День выдался жарким, сухим, но в медблоке царила приятная прохлада, а через непрозрачные окна лился приятный рассеянный свет.

— Шоу с паникой получились просто отличными, а вот дальше нам с Пятым пришлось попотеть, — говорила Десятая. — Ключ от корабля и вправду очень старый, и мы три раза прокляли всё и вся, пока уговорили эту колымагу взлететь и встать на нужный нам маршрут.

— Вы летали на корабле? — спросил Бонни.

— О, нет. Не сразу. Сперва мы запустили его, и когда все… гм… решили, что мы улетели на нем, мы отправились по своим делам пешочком. Корабль мы использовали позже, сейчас расскажу.

Сперва им пришлось искать место в защите, через которое можно выйти — Остроухий и в самом деле сдержал свое обещание, город под его защитой, но, зная о том, как эта защита устроена, выйти вполне можно. Не сказать, что местные в большом восторге от происходящего, но потихоньку разбираются, что и как. По крайней мере, никто не погиб, не заболел, и в городе относительно спокойно.

— Это хорошо, — заметил Аквист. — Мы же обещали Вайши, что никто не пострадает.

— Никто и не пострадал, — успокоила Десятая. — Так вот…

Выйдя из-под защиты, они прошлись пешком до ближайшей деревни, экспроприировали там подходящую машину, и поехали в город.

— В какой? — спросил Фадан.

— В ближайший большой. В Шенадор, если точно.

— Круто, — хмыкнул Бакли.

— Так-так, — ухмыльнулся Аквист.

…Справедливо предположив, что у местных правителей имеется своя, весьма разветвленная сеть коммуникации и поставок, оба агента за несколько часов вычислили и проехали десяток запланированных точек — и дело, считай, было сделано. В каждой точке они оставили по нескольку пакетов с адресами доставки и всеми необходимыми распоряжениями и печатями.

— А дальше они уже сами, — Пятый улыбнулся. — Эпидемия началась через восемь часов, а к моменту нашего ухода на всей планете не осталось ни одного здорового управленца. Да, отдельное спасибо за рассказ о генетических ветвях, Фадан. Вы оказались совершенно правы. Модель идет избирательно, и действует исключительно на тех, на кого должна действовать. Всего-то тридцать шесть правящих ветвей.

— Так что с ними случилось? — с неподдельным интересом спросил Бакли.

— Есть такая штука, называется она ротавирусная инфекция, — пояснил Пятый. — На его основе мы еще тут изготовили свою «посылку». В результате сейчас вся ваша правящая элита блюет, мается поносом, оккупировала унитазы, температурит, и не понимает, чем это всё лечить. Штука не смертельная, но крайне неприятная. Поскольку все эти элитарные товарищи на протяжении многих поколений скрещивались друг с другом, пусть и опосредованно, чтобы сохранить чистоту крови, вирус, настроенный нами, работает избирательно. Конечно, он слегка исправленный — инкубационный период меньше, течение тяжелее, например, спутанное сознание… но это так, детали. Главное то, что элита выведена из строя на неделю минимум. Вся.

— Между прочим, у них шикарная курьерская служба, своя авиация, всё отлично продумано, — Десятая хихикнула. — Двенадцать часов ушло на то, чтобы доставить пакеты по всей планете, представляете?

— Двенадцать часов? — убито переспросил Фадан. — По всему миру?

— Да, — подтвердила Десятая.

— А что было в тех пакетах? — с интересом спросил Аквист.

— Ничего особенного. Призыв к максимальной готовности, — пожал плечами Пятый. — Общие фразы.

— Здорово, наверное, быть агентом, — мечтательно протянул Шини. — Круто вы их… того. Отделали.

— Ну, это еще не здорово, — рассмеялся Пятый. — Это так, рутина. Здорово было дальше…

Дальше агенты отправились выяснять, как обстоит дело с монастырями и местным демиургом. Рассказа Фадана и компании им показалось мало, и они решили проверить то, что посчитали нужным. Были у них кое-какие предположения, и практически все они подтвердились. Да, это действительно армия. Да, она неплохо технически оснащена. Да, она неплохо координируется. Да, они действительно кормят местного демиурга, которого называют Триединым, и которого прировняли к Богу. Вот только…

— Они кормят не его одного, — уверенно произнесла Десятая. — Такая рождаемость, и такая смертность — это ненормально. Это на трёх таких демиургов хватит. Мало того, в некоторых областях планеты вовсю разрабатывают редкоземельные элементы, вот только сама планета ими не пользуется.

— Как — не пользуется? — не понял Фадан. — А куда же они деваются?

— Их поставляют. Куда-то, — Десятая пожала плечами. — У нас не было времени смотреть, куда именно, но с десяток горных монастырей — это, по сути, космодромы. К вам прилетают, и…

— Подождите, — попросил Фадан. — Кто прилетает?! Как прилетают?! Я не…

— Сейчас объясним по порядку, — Десятая села поудобнее. — Вот что получается.

Ваш мир, если трактовать с общепринятой позиции, находится в некоей изолированной зоне, но зона эта изолирована лишь на первый взгляд. На самом деле она сообщается с каким-то пространством, которое можно назвать буферным, и через это буферное пространство идет… даже не торговля, нет. Передача из вашего мира определенных вещей. Куда-то. Вовне.

— Подождите, — взмолился Фадан, который окончательно потерял нить рассуждений. — То есть Равор-7 с кем-то общается? Так?

— Так, — кивнула Десятая. — Нерегулярно, непостоянно, но общается.

— А с кем, вы не узнали? — спросил Аквист.

— Нет, но… — Десятая замялась. — По косвенным признакам можно понять, с кем именно. Бакли, твоя эмблема оказалась права. И кое-что из твоих, Фадан, книг, тоже.

— Вы что, были у меня дома? — растерянно спросил Фадан.

— Были, — кивнул Пятый. — Там, правда, и до нас кто-то был, но нам это оказалось неважно.

— Греваны там были, — мрачно заметил Бакли. — Небось всё разнесли?

— Ну а как же, — закивал Пятый. — Конечно, разнесли. Ни одного целого стекла не оставили, ни одной целой книги. Даже мебель, и та вся переломана. Чего вы так расстроились? Это же ерунда! Это просто вещи. Скажите спасибо, что сами целы остались. Представляете, что с вами было бы, окажись вы на месте вещей?

Шини зябко передернул плечами. Аквист тоже поежился.

— Повторю еще раз — это всё неважно. Вы живы, целы, а мы уже ищем пути решения. Первый, по-моему, можно поговорить с центровой программой диска, — предложил Пятый. — Диверсантов больше нет, и бояться ей нечего.

— Фадан, Аквист, принесите диск, — приказал Первый. — Девятая, ты еще считаешь?

— Пока что да. Хотелось бы сначала послушать…

Девушка из диска появилась в этот раз почти сразу — Фадан даже удивился. Он вчера целый вечер уговаривал ее выйти, но она показалась лишь на одну минуту, и, сославшись на то, что диск разряжен, почти сразу исчезла. Фадан понял, что про диск она, конечно, соврала, и что прятаться у нее, видимо, есть свои причины — но что это за причины, выяснилось только сегодня, во время беседы.

— Значит, сначала мир разделили с другими, из связки, а потом кто-то куда-то вывел всю систему? — уточнил Первый.

— Я не знаю, — отвечала девушка. — Звезды остались прежними, по крайней мере, видимая часть неба. Законы остались прежними. Время, как мне кажется, тоже осталось прежним. Жизнь на планете не встала…

— И даже какие-то контакты вовне сохранились, верно? — подхватила Десятая.

— Я не знаю. Я была отключена от системы. Как я могу анализировать то, к чему не имею доступа? Я могла судить только по общему регрессу, и сделала вывод, что никаких контактов больше нет. И энергетических связок мира с другими, ему подобными, тоже. Мир находится в изоляции, и я…

— Что он в изоляции, мы уже поняли, — раздраженно заметил Первый. Встал, принялся ходить туда-сюда по комнате. Пол под его ногами стремительно менял цвета — сиреневый, красный, желтый, серый. Видимо, Первый о чем-то напряженно размышлял. — Ты была в стасисе?

— Да. Мои системы не потребляли энергии, а носитель выглядел, как монолитный мертвый камень.

— Кстати, красивая маскировка, — похвалил Первый. — Этнические мотивы, да? Узор такой… неплохой…

— Это инструкция, вообще-то, — дернула плечом девушка. — Тут всего лишь написано, что надо вставить аккумулятор в отверстие в нижней части диска, а затем отойти на расстояние, равное шести локтям. И что нужно соблюдать при этом осторожность.

— А мы-то думали — тайны вселенной, лекарство от физдецомы, и путешествие во времени, — протянул Шини. — Перевести пытались, вот только ключ так и не нашли. Никто не нашел, ни мы сами, ни лингвисты.

— Путешествие во времени? Вот так, на каменюке? — Десятая расхохоталась. — Слушайте, если серьезно говорить… неужели кто-то из вас думает, что какой-то древний мастер с какого-то перепуга стал бы тратить время и выбивать на камне такую инструкцию? Меня всегда забавляли археологи и историки, — добавила она. — Которые ищут тайны на камнях. А особенно тайны, которые кто-то специально оставляет для потомков, — слово «потомки» Десятая произнесла издевательски. — Шини, друг мой, скажи, вот ты, насколько я знаю, хорошо умеешь готовить, так?

Шини кивнул.

— Тогда, получается, тебе надо взять камень, и на нем выбить для потомков пару-тройку самых удачных рецептов. И себя в разных позах, во время приготовления пищи. Чушь ведь, правда? Если на камнях что-то и выбивали, это либо памятники событий, действительно значимых, либо украшение, либо, что реже, украшение с указанием и намеком. Символика — думаю, в этом вы отлично разбираетесь. Но никак не рецепты лекарств или предсказания концов света.

— Ясно, — Шини тяжело вздохнул. — Так что же получается-то? Равор-7 вроде как изолирован, а вроде как и нет? И где он вообще?

— Это нам и предстоит выяснить, — Первый, наконец, остановился. — Уже не самим, конечно. Десятая, Пятый, ну-ка расскажите, что там сейчас на горе?

На горе, как выяснилось, было полно греванов (ожидаемо), которые стремились изолировать камень-портал. Когда команда выходила, портал заработал, и…

— Они его, видимо, пытались завалить камнями и залить бетоном, — пояснил Пятый. — Но только не учли, что портал при срабатывании отодвигает любое препятствие от себя на расстояние, которое сочтет нужным.

— И? — Фадан подался вперед.

— Ну и все эти камни полетели в них, — пожал плечами Пятый. — Сами виноваты. Когда пойдет следующая команда, поглядим, усвоили ли они урок. Если там снова будут камни, им снова прилетит.

— А скоро прибудут эти команды? — поинтересовалась Бонни.

— Уже на подходе, — заверил Первый. Затем, не повышая голоса, произнес куда-то в сторону. — Второй, команда, пора встречать десант. У вас тихо?

— Тихо, — отозвался из ниоткуда голос второго. — Кажется, мы их всерьез напугали. Обратно они не спешат.

— Славно, — кивнул Первый. — Встречайте. Командиров сюда, сами к блоку. Через час пойдут группы.

Группы на планете задерживаться не планировали, после инструктажа они почти сразу уходили дальше, на Равор-7. По счастью, не сразу — и Фадан с друзьями сумели их хорошенько рассмотреть.

Первыми прибыли агенты, два десятка, их коротко инструктировал Пятый, и после этого агенты первыми же ушли. Фадан успел про себя отметить, что выглядели эти агенты… никак. Ну совсем никак. Серые, неприметные личности, все — рауф, все — гермо, все приблизительно одного роста, с невыразительными лицами, которые, если отвернешься на секунду, даже вспомнить проблематично. Одежда на них тоже была одинаковая, Фадан сунулся было к Первому сказать про это, но тот лишь махнул рукой, и сказал, что это форма-полиморф, которая преобразуется во что угодно, да и сами агенты великолепно умеют снимать личины (Аквист и Шини зябко поежились, вспомнив свои эксперименты), поэтому одежда никакого значения не имеет.

Вторыми пришли боевики, часть из которых после инструктажа тоже отправилась на Равор-7, а часть осталась. Боевики поразили воображение Шини, о чем он шепотом сообщил Аквисту — вот это мощь, вот это сила! Кроме того, у боевиков было оружие, совершенно ни на что не похожее, а форма их…

— Это универсальная защита, — подсказала Девятая. — Если ее активировать, то боевик практически неуязвим. Ну, почти. Надеюсь, в этот раз она не понадобится.

Боевики были все, как на подбор, мужики, причем здоровенного роста, даже выше Первого, который и так казался немаленьким. Фадан смотрел на них с интересом и уважением, а потом, кажется, слегка загрустил — и в ответ на вопрос Аквиста, что случилось, сообщил, что ему стыдно.

— Тебе стыдно? Скъ`хара, но почему? — изумился Аквист.

— Потому что по сравнению с ними я — тарелка с жидким супом, — печально сказал Фадан. — Вон какие… А я…

— Не говори глупости, — возмутился Аквист. — Ну, сильные они. Подумаешь! Дело-то вовсе не в силе.

— А в чем? — удивился Фадан.

Аквист покраснел, и ничего не ответил.

…Последними прибыли ученые, и вот тут команде стало совсем уже интересно, потому что ученые эти были вовсе не рауф, а…

— Это люди, — ответил Первый на вопрос Бонни. — Хорошо, что успели собрать такую большую группу. Издалека шли, видимо, есть какие-то свои интересы.

— Люди? — переспросил Шини. — Это те, у которых только мужчины и женщины, да?

Первый кивнул.

— Подожди, подожди, — Фадан нахмурился. — У которых два пола, верно?

Бонни с всё возрастающим интересом разглядывала прибывшую группу.

— Какие у них девушки большие, — констатировала она. — Рост просто огромный!.. А глаза маленькие.

Шини сдавленно хихикнул, за что тут же получил от Фадана оплеуху.

— А у мужчин рост какой-то… — Аквист задумался. — Они какие-то… усредненные, что ли. Неправильно выглядит это всё.

— С их точки зрения неправильные как раз мы, — вздохнул Первый. — У их детей всего лишь двое родителей, воюют у них преимущественно мужчины, женщины физически сильнее наших. Но дело не в этом.

Рядом с Фаданом привычно появился Шеф, и попросил:

— Первый, если можно, воздержись пока что от подробностей. Не надо.

— А я думаю, что надо. Сам понимаешь, всякое случается.

Сеп тоже решил материализоваться, следом за ним появилась Ана.

— Мы трое — Ана, Шеф, и я — были при жизни людьми, — объяснил Сеп. — У людей, замечу, очень сильны предрассудки. Даже у весьма продвинутых. Поэтому я вас, команда, настоятельно попрошу о следующем. Дайте им понять, что в вашей группе отношения чисто дружеские.

— Зачем? — не понял Фадан.

— Если они поймут, что отношения семейные… могут возникнуть проблемы, — обтекаемо пояснил Первый.

— Но они дружеские и есть, — пожал плечами Бакли.

— И очень хорошо, — кивнул Шеф. — Дальше посмотрим, но пока что не надо никого из них посвящать ни в какие детали. Могут неправильно понять.

— Если бы дело было только в неправильном понимании, это была бы ерунда, — пробормотала себе под нос Ана. — Ладно, авось пронесет.

— Ничего не понимаю, — пожаловался Фадан.

— И не надо пока, — твердо ответил Шеф. — Просто запомните, все. Вы друзья. И не более того. Никто ни с кем браки заключать не планирует, никто ни с кем не спит, — Бонни покраснела, — никто никому глазки не строит. Этого более чем достаточно.

— Ладно, — кивнул Аквист. — Думаю, это будет не трудно.

Вера закрыла блокнот.

— По-моему, Ита слегка заносит, — резюмировала она.

— А, по-моему, нет, — покачал головой Витька. — Ничего принципиально нового он не изобрел, но, кажется, ему…

— Ему грустно, — Вера вздохнула. — Неужели из-за нашего отъезда?

— Думаю, что не только поэтому, — Витька задумался. Потянулся, выпрямляя затекшую от долго сидения спину, зевнул. — Он когда-то говорил мне… как же это было-то… он говорил, что, по ощущению, прожил не одну жизнь, а несколько. Может быть, ему грустно из-за того, что очередная жизнь заканчивается?

— Никогда не думала об этом так. Мне всегда казалось, что жизнь продолжается, но при этом делится на какие-то этапы, — возразила Вера. — Не слишком ли он категоричен?

— Не знаю, — пожал плечами Витька.

Закатное солнце подсвечивало Веркины волосы, и они сейчас сияли, словно золотые. Засмотревшись на это красно-рыжее золото, Витька вмиг позабыл про всё — и про книгу, которую они сейчас читали, и про отъезд, и даже про маму, а ведь маме нужно было бы позвонить, и сказать про сроки отъезда, и…

Верка, однако, не забыла.

— Вить, пойдем домой, — попросила она. — Мама, конечно, не убьет за отсутствие, но и рада не будет. А мне еще надо вещи собирать.

— Ты уже собираешься? — удивился Витька. Он еще и не начинал.

— Конечно, собираюсь. И Дарья собирается. Очень не хочется забыть что-то важное.

— Жизнь, — вдруг произнес Витька.

— Что? — не поняла Вера.

— Не забыть жизнь, — пояснил он. Поднялся, подал Вере руку, она тоже встала. — Никак нельзя забыть свою жизнь… дома. Вот только сомневаюсь, что она поместится в чемодан.

5 Легенда о пропавшей галактике

Прогулочный катерок неспешно шел по Москва-реке вверх; до Киевской было еще порядочно (сели они в Печатниках), и делать оказалось совершенно нечего. Мороженое, которое притащил Скрипач, уже съели, липкие бумажки от него выбросили, смотреть по сторонам быстро надоело.

— Может, по пиву? — предложил Скрипач.

— Фэб убьет, — меланхолично отозвался Ит.

— За что это?

— За пьянку.

— Одна бутылка — это не пьянка, — возразил Скрипач. — И потом мы, кажется, никому и ничем не обязаны. Одно дело, если бы мы были на работе. Но сейчас…

Ит задумался. А ведь и верно.

— Тащи своё пиво, — решительно сказал он. — И картошку прихвати, если будет.

По счастью, в буфете нашлось всё — и холодное пиво «Колос», и «Картошка московская», в хрустких маленьких пакетиках. Сели на корме, и, по словам Скрипача, предались «разврату»: принялись со вкусом за неполезное пиво с еще более неполезными чипсами.

— Какая гадость, — с восхищением заметил Скрипач, запуская руку в пакетик с картошкой.

— Невероятная, — поддержал Ит, отхлебывая пиво. — Слушай, сколько мы с тобой пиво уже не пили?

— Года два, как минимум, — Скрипач задумался. — Может, и больше.

— Больше, — уверенно сказал Ит, ставя бутылку рядом с собой, и тоже открывая картошку. — Кажется, года четыре.

— И снега мы четыре года не видели, — Скрипач тоже отхлебнул пива. — И еще черти сколько не увидим.

— Ну, не знаю. Давай напросимся на Сод, что ли, — предложил Ит. — В программе он вроде бы есть.

— До Сода нам пока, как от земли до неба, — тяжело вздохнул Скрипач. — Сперва Сибирь, потом Франция, потом плато. А потом — как выпустят.

— Выпустят, — уверенно ответил Ит. — Слушай, может, повторим?

— Пиво-то? — прищурился Скрипач. — А давай.

За вторым пивом Скрипач изъявил желание посмотреть, что там Ит нового накропал в своем блокнотике. Сначала Ит отнекивался, пытаясь соврать, что забыл сегодня блокнот дома, но с враньем ничего не вышло — оказалось, что Скрипач видел, как блокнот Ит утром сунул в свою сумку. Ничего не поделаешь — Ит вытащил блокнот, отдал Скрипачу, и тот зашелестел страничками.

— Глава пятая… ох и ни фига себе! Ит, ты чего, прикончил в ней Романа?! — с удивлением спросил Скрипач.

— Ну… да, — Ит отвернулся. — Знаешь, я всё понимаю, но так с женщинами не поступают.

— …сказал гермо, — хмыкнул Скрипач. — Хотя ты прав. Свин он редкостный… ой, умора! «Челочка»!.. Хорошо ты его…

— Вообще-то это наметка к шестой главе. Отдай, у меня просто лист вывалился, дай на место поставлю… А что хорошо, так это, прости, понятно. Жаль, что он сам про это никогда не узнает, — дернул плечом Ит. — Котёнку жалко. Котёнка плакала каждый день целый месяц из-за этого мерзавца, — Ит имел в виду медсестру Катю, за которой и в самом деле какое-то время ухаживал красавец-Роман, врач из терапевтического отделения. А потом начал заводить новые амуры, но девушку держал, как запасной вариант, и измучил ее в результате до крайности. С любой точки зрения это было скотство. — Он гулял направо и налево. Ну, я и не сдержался. Ты, кстати, главу полностью прочесть не хочешь? А то один Роман на выпавшем листочке — это еще не глава.

— Хочу, хочу, — заверил Скрипач. — И предыдущую тоже хочу. Её я тоже не читал.

Фадан до этого, разумеется, никогда не видел людей, и не сказать, что люди ему понравились. Кажется, даже драконы были симпатичнее — по крайней мере, на первый взгляд. В людях (не во всех, лишь в нескольких) ощущалась явственная не дружелюбность, неприязнь; кажется, они пытались дистанцироваться от рауф, в том числе и от Первого. Нет, внешне беседа официалов, команды, и научной группы выглядела безупречно, но Фадана не покидало ощущение напряженности и скованность. Особенно сильно ему не понравился высокий сероглазый мужчина по имени Роман. Сначала Фадан даже не понял, чем именно, но потом, разобравшись, он сообразил, что его так смутило. Высокомерие, манерность, и… красота. То, что этого человека считают красивым, Фадан понял тоже не сразу, но когда понял — его кольнуло какое-то неприятное чувство. Чем-то этот Роман был похож на Грешера. Даже не внешне. Внутренне.

Самым плохим было то, что этот самый Роман был руководителем группы.

— Еще раз, по порядку и подробно — про демиурга, священнослужителей, обычаи, и про демографическую политику, — потребовал этот самый Роман. — Потом, так же подробно, про ваш путь и про то, что вы видели.

Фадан обреченно вздохнул, и в который уж раз за последние дни приступил к рассказу. Рассказывать ему, признаться, уже осточертело. Остальным тоже — поэтому Аквист и Шини с большой неохотой дополняли то, что говорил Фадан, а Бонни и Шини сидели молча со скучными лицами.

После рассказала, впрочем, веселее не стало.

— То есть, я так понимаю, добраться до Остроухого можно через пещеры в этом самом Аюхтеппэ? — уточнил Роман. — Он сам сказал, что система проходов позволяет это сделать?

— Ну да, — кивнул Фадан. — А зачем вам к Остроухому?

— Нам нужна информация. У него информации в избытке. Программа имитатора была долгое время неактивна, а он свою деятельность не прерывал, — объяснил Роман. — Давайте про пещеры.

Фадан принялся рассказывать про Аюхтеппэ, а у Бонни личико стало уж совсем несчастное.

— Чего такое? — тихонько спросил её Аквист.

— Надоело это всё, — так же тихо ответила Бонни. — Они словно не нам помогают, а так… сами развлекаются. Одна болтовня.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Аквист. — Посмотрим, что будет дальше.

Дальше, собственно, ничего интересного тоже не получилось. Одна часть научной группы отправилась к блоку, чтобы пройти на Равор-7, а другая осталась, и тут же ушла в тот дом, где до того остановились боевики и агенты.

— Так что нам делать-то? — поинтересовался Фадан у Первого. — Вроде бы говорили, что мы куда-то полетим?

— Чуть позже, вечером, — рассеянно отозвался тот. — Слушай, Фадан, сходите-ка вы к той части группы, которая осталась. Кажется, у них есть для вас интересная информация.

— Мне так не показалось. И потом… — Фадан замялся. — Они какие-то неприятные, люди эти.

Первый задумался.

Беседа, разумеется, происходила в доме Агорха, который сейчас стал по совместительству еще и штабом, но в комнате они были одни: после ухода группы все остальные присутствующие разбрелись, кто куда. Ушли Агорх и Керги, отправились прогуляться Шини, Аквист, Бонни, и Бакли, а боевики и агенты на этой встрече не присутствовали. Только Первый, но это понятно. Он же руководитель.

— Люди… — задумчиво проговорил Первый. Подошел к «стулу», сел, потом досадливо поморщился и соскочил на пол. — Какие же они все-таки здоровенные, — пожаловался он.

— Кто? — не понял Фадан.

— Да драконы, — недовольно ответил Первый. — Поскорее бы это всё кончилось, чтобы можно было отправиться домой.

— Вам-то хорошо, вы-то домой, — протянул Фадан. — А нам куда? После этого всего?

— Видимо, в учебный центр — раз имитатор вас счел годными к обучению. Но до этого еще далеко. Так что тебе не понравилось в людях?

Фадан обреченно вздохнул.

— От них пахнет неприятно, — пожаловался он. — Не сильно, но запах такой… чужой какой-то. И ведут они себя как уж очень… напористо, что ли?

Первый рассмеялся.

— Это ты еще нэгаши не нюхал, — сообщил он. — Вот уж кто пахнет, так это они. Вообще, с запахом всё легко решается. Прикажи системе сделать тебе защиту от чужого запаха, и всех дел. А с поведением ничего поделать невозможно. Люди почти всегда так себя ведут. Несколько бестактно, как мне кажется. Придется потерпеть, что поделаешь. Ну что, сходим?

— Вместе? — уточнил Фадан.

— Можно и вместе. За компанию.

Ученые, как оказалось, заняли самую большую комнату в доме. Судя по всему, жить они тут не собирались — вещей у каждого оказался самый минимум, зато в комнате присутствовали какие-то странные аппараты и приборы, ни на что знакомое Фадану не похожие. «Как же у них сложно всё, — подумал Фадан с тоской. — То ли дело дома. Комп, фотик… книги… наверное, с их точки зрения я выгляжу полным дураком. Противное ощущение».

Однако, как выяснилось немного позже, Фадан ошибался. Никто его дураком не считал, да и оставшаяся часть группы оказалась много дружелюбнее, чем Фадан подумал вначале.

Две женщины в одинаковой одежде — зеленые комбинезоны с ярко-желтыми полосками на рукавах — суетились около прибора, стоящего на столе посреди комнаты. Прибор напоминал большой прозрачный аквариум, только внутри, конечно, никаких рыб не было — вместо них в вязкой жидкости плавали словно бы клубки светящихся нитей, клубков этих были сотни, маленьких и побольше. Фадан остановился неподалеку, с интересом глядя на этот необычный предмет, а Первый ушел куда-то в угол комнаты, и сейчас беседовал с одним из мужчин-ученых.

— Интересно, что мы делаем? — спросила женщина, повернувшись к Фадану. Голос ее оказался необычным, непохожим на голоса женщин-рауф. Он был ниже, глубже, а тембр его напомнил Фадану звучание струнного инструмента выйлы, только выйла звучала все-таки чище и объемнее.

— Да, — осторожно кивнул Фадан.

— Мы готовимся к путешествию во времени, — пояснила женщина. — Ну, в некотором смысле. С помощью этого путешествия мы попытаемся понять, кто вы, и откуда.

— А что это за клубки? — поинтересовался Фадан, глядя на аквариум.

— Клубки? — женщина на секунду задумалась. — А, длинные нити, смотанные, точно. У вас забавный язык, не всегда слова переводятся правильно. Это не клубки. Это образы галактик во временном потоке. То, что тебе кажется нитью, является путем звезды, имеющей жизнь, и принадлежащей к определенному конгломерату. Понимаешь?

— Не очень, — признался Фадан.

— Сейчас запустим систему, и покажем. Варья, включай, — распорядилась женщина.

— Часть образов еще не подгрузилась, — отозвалась вторая женщина. — Ойтман, как всегда, задерживает наши запросы. Надо чуть-чуть подождать.

— Хорошо, тогда ждем. Понимаешь, парень, каждый этот клубочек — галактика. Но звезды выглядят не как точки, а как линии. Галактика не стоит на месте, она вращается. Мы берем некий временной промежуток, и образы звезд, имеющих рядом с собой обитаемые миры. В памяти имитатора, который вы принесли с собой, есть записи того, как выглядит звездное небо… и как выглядят галактики, соседствующие с вашей. По этим признакам можно определить, где находился Равор-7 тогда, когда велись наблюдения.

— Это как это? — не очень понял Фадан. Он хотел было обидеться на «парня», но через секунду просто про это забыл.

— Вот смотри. Судя по тому, что небо у вас «бедное», планета находится на краю галактики, точнее, на краю «пояса жизни». Это значит, что наблюдения за «соседями» для вас были возможны и эффективны. Их проводила не ваша цивилизация, а предыдущая, разумеется. Но в памяти имитатора они есть. Нам нужна не сегодняшняя картинка вашего неба, а примерно миллион лет назад. Сейчас имитатор даст нам карту, и обе системы, наша, и его будут пытаться сопоставить данные. Останься, посмотри, это красиво.

— Останусь, конечно. Спасибо, — кивнул Фадан. — А кто такой Ойтман? Какой-то ваш сотрудник?

— Если бы, — рассмеялась в ответ женщина. — Ойтман — это название полулегальной транспортной сети, пространственных коридоров. Вроде бы жил когда-то такой разумный, которого звали Ойтман, и он эти коридоры приспособил для перемещения. Где он жил, когда он жил, кем он был — никто не знает. Но название сохранилось. Так называемая Сеть Ойтмана. Они не воюют сами, не вступают в конфликты, но… нас они не очень любят. И, по мере сил, пакостят нам, когда требуется сотрудничество.

— Чем-то похоже на наш институт, — сообразил Фадан. — Неужели всё и везде так устроено?

— Всё. И везде, — подтвердила женщина. — Вся вселенная. Ну, за редким исключением…

— Вот про исключения не надо, — предостерегла вторая. — То есть надо, но не так. Запомни, парень: если где-то становится очень хорошо, то где-то еще становится в это время очень плохо. Это закон равновесия, который действительно работает везде и всегда… О, готово! Так, всем отойти к стенам, а ты, Фадан, встань поближе к двери.

— Почему? — не понял тот.

— Чтобы иметь возможность выйти, если станет нехорошо, — объяснила женщина. — Зрелище-то красивое, вот только с непривычки может и голова закружиться.

Зрелище было не просто красивым, нет. Оно оказалось поистине фантастическим. Как только Фадан отошел к двери, женщина махнула над аквариумом рукой, и он вдруг заполыхал ярким огнем. Клубки закрутились в бешенном танце, и начали вылетать из аквариума; вскоре в центре комнаты образовался светящийся столб метра четыре в диаметре, состоящий из тихо вращающихся клубков. Постепенно, однако, вращение стало замедляться, и вскоре остановилось вовсе. Клубки стали превращаться в пушистые шарики, словно нити втягивались внутрь точек, теперь их образующих, и через минуту воздух был заполнен уже не клубками, а…

— Галактики, — пояснила женщина. — Таким был известный нам сектор вселенной миллион лет назад.

Фадан заворожено смотрел на открывшуюся перед ним картину. Но откуда они могу знать, что это было именно так? Ведь свет имеет скорость, и картинка всё равно не сложилась бы.

— А как же скорость света? — спросил он. — Ведь невозможно так увидеть. В смысле, одновременно.

— Молодец, соображаешь, — усмехнулась женщина. — Эту карту делали не мы. Её создавал Контроль. Для них скорость света мало что значит.

— Вот даже как… — протянул Фадан. — Здорово.

— Голова не кружится? — заботливо спросила вторая женщина.

— Да вроде нет пока, — пожал плечами Фадан.

— Отлично. Ладно. Имитатор, поиск.

Диск кто-то принес в эту комнату заранее, и когда Фадан это понял, его кольнуло чувство, похожее на ревность. Это же ведь их диск. Какое право у этих ученых ему приказывать?

Однако вскоре Фадану стало не до размышлений, да и предупреждение женщины о том, что будет кружиться голова, он зря не воспринял всерьез.

Над имитатором взметнулось огненное облако, в которое попеременно, с всё возрастающей скоростью начали влетать пушистые шарики, диски, и овалы галактик. Влетали — и тут же возвращались обратно, уступая место новыми и новым комбинациям. Световая пульсация всё нарастала и нарастала, световое облако увеличивалось; Фадан прижался спиной к стене, чувствуя, что глаза начинают слезиться, а голова — кружиться. Но не смотреть он не мог. Зрелище оказалось настолько красивым, что отвернуться было просто невозможно.

И вдруг — всё кончилось. Мгновенно. В одну секунду. Огненное облако вспыхнуло и погасло, а следом за ним стали гаснуть шарики-галактики. Но погасли не все. В воздухе над диском повисло полтора десятка шариков, между которыми мигала ритмично ярко-синяя точка.

— Ты уверена? — севшим голосом спросила первая женщина.

— Да, — ответил голос девушки из диска.

— Фадан, что ты видишь? — требовательно произнесла женщина.

— Шарики и мигающую точку, — честно ответил Фадан, не понимая, зачем от него требуют ответ.

— Точка мигает в пустоте? — уточнила женщина.

— Да, — послушно ответил Фадан.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Нет.

— Ты понимаешь, что каждый, как ты их называешь, шарик — это галактика, в которой есть разумная жизнь?

— Понимаю.

— А точка мигает — в пустоте! С твоей родной планеты виден участок вполне реального неба, но вас — нет. В этой точке должен тоже быть такой же шарик. Это значит, что Первый был прав… Руководитель, низкий поклон — такой интуиции можно только позавидовать, — женщина повернулась к Первому и склонила голову.

— Это… она? — шепотом спросила вторая женщина. — Неужели… неужели мы нашли ее?

— Кого? — растерянно спросил Фадан.

— Пропавшую галактику.

Позже все снова сидели у Агорха и приходили в себя — люди пили какой-то оранжевого цвета напиток с едким запахом, Фадан попросил себе лхуса и «тех тонких сладких штучек», Агорх и подоспевший Гингк угощались местной рыбой с овощами, а Первый пил только воду, да и то, словно бы через силу. Видимо, был слишком занят своими мыслями.

— Невероятно, — говорил он. — Просто невероятно. Вообразить себе подобного не мог! Нет, необычного в ситуации было предостаточно, но я всё-таки думал, что или отдаленный кластер, или просто слишком далеко от нас… но чтобы такое! Невероятно…

— Этого не знала даже я, — подтвердила девушка из диска. Имитатор они взяли с собой, программа вышла в визуальный режим, и сейчас охотно общалась с людьми и рауф.

— И это сильно усложняет дело, потому что объем работы резко увеличивается, — заметила первая женщина. Фадан уже выяснил, что зовут ее длинным и сложным именем Никширама, но она, видимо, не из привередливых, и охотно отзывается на Никшу. — Представляете, какой должен быть масштаб, чтобы суметь обмануть имитаторы на всех планетах с разумом в целой галактике?! И не просто обмануть! Отрубить транспортную сеть, разобщить, опустить на низкие уровни… так, чтобы можно было эксплуатировать безбоязненно и нагло.

— Я не знала. Я думала, что только Равор-7, — грустно проговорила девушка.

— Ну, теперь ты знаешь. И, я думаю, сведений о твоей галактике у тебя было немало. Я права?

— Конечно.

— Они понадобятся. И понадобишься — ты, — Никша задумалась. — Дорогая, ты не хотела бы временно перейти в другой носитель?

Фадан заметил, что девушка, кажется, напряглась.

— Не уверена, что смогу, — осторожно ответила она. — Но если это нужно…

— Нужно. Понимаешь ли, таскать тебя с собой в таком виде, как сейчас, весьма затруднительно. Даже если с антигравом и платформой. Поэтому я предлагаю тебе не всё время находиться в диске, а переходить иногда… ну вот сюда, например, — Никша сняла с шеи кулон, больше всего похожий на кусок горного хрусталя, оправленного в черненый металл. — А носить его будет Фадан. Как старший, ответственный, и с твоей планеты. Ты согласна?

— Но на нем что-то есть, — запротестовала девушка. Фадану показалось, что она напугана. — Он не пустой!

— Я не предлагаю тебе переходить сейчас. Очищу блок памяти, и пользуйся. Просто мощнее, чем этот, у нас с собой ничего нет.

— Есть, — возразила девушка.

— Там карта, — напомнила Варья.

— Действительно, — спохватилась девушка. — Ладно… хорошо. А что там, кстати?

— То, что я охотно отправлю в небытие, — поморщилась Никша. — Одно давнее дело, в котором мы с группой принимали участие. Носила с собой, как напоминание о неудаче. Но жизнь продолжается, и сейчас, кажется, удача как раз с нами. Так что я охотно отправлю эту память ко всем чертям, а блок подарю тебе. Пользуйся.

— Спасибо, — девушка из диска улыбнулась, впервые за время разговора. — Я рада.

— И я тоже.

— Простите, а вы про галактику не хотите рассказать? — напомнил о своем присутствии Фадан. — Как это получилось, что целая галактика пропала?

— Мало что пропала, пропажу еще никто и не заметил, — с удовольствием ответил Первый. — А если бы мы не воспользовались картой Контроля, мы бы тоже не поняли, о чем речь, кто вы, и откуда. Уж не знаю, насколько правдива сама легенда, но звучит она следующим образом…

Давным-давно один торговец редкостями собрался как-то раз в путь. Был у него такое интересное хобби: он приходил на Таможню своей планеты, называл код наугад, и отправлялся в неведомое, куда судьба приведет. Он был человеком богатым, и мог себе позволить такие путешествия, тем более что они окупались. Из своих странствий он привозил порой совершенно удивительные вещицы, за которые можно было получить немало денег.

Так вот. Торговец, как обычно, назвал на Таможне мастеру путей придуманный по дороге код… но, против обычного, блок не сработал. Мастер тоже казался удивленным, и предложил любой вариант на выбор в той же галактике… но коды этой галактики словно бы никто и никогда не активировал. Торговец, прежде чем идти по другому коду в другой мир, набросал уведомление-жалобу, с сообщением о том, что в такой-то галактике не работает вход на всех машинах перемещения. Вскоре он получил ответ — оказывается, этих кодов никогда не существовало. Торговец был безмерно изумлен, но, увы, он был обычным разумным, и его словам просто никто не стал прислушиваться. Позже торговец решил, что мог ошибаться, и дело позабылось.

— А вы откуда про это знаете? — полюбопытствовал Фадан.

— Случайно сохранившаяся в архивах информация, — ответила Варья. — Ее очень и очень мало. Но кое-что нам удается найти. Таким образом сейчас складывается общая картина.

Позже в Официальную службу пришло еще одно заявление — на этот раз заявителем оказался командир боевого отряда, который подписал контракт на участие в боевых действиях… и не сумел вместе со своим отрядом попасть по назначению. И опять речь шла о тех же кодах. О тех же планетах.

О той же галактике.

Началось расследование Официальной службы, причем расследование тайное, закрытое. И стали выясняться поистине удивительные подробности. Огромная область пространства, наполненная звездами и планетами, исчезла. Но не просто исчезла, нет! Одновременно с физическим исчезновением она словно бы оказалась стерта из памяти практически всех, кто имел к ней доступ, и лишь случайные разумные, типа торговца и командира, почему-то не забыли про то, что она вообще существовала.

Происходило что-то немыслимое и невозможное.

Расследование засекретили еще сильнее — ведь такое исчезновение могло всерьез пошатнуть само существование Официальной службы. Прошляпить целую галактику!!! Где это видано?! Катастрофа. В результате о происшедшем знали только главы кластеров, типа Первого, их поверенные, да небольшое количество ученых. И Контроль. Но про Контроль особый разговор.

— А сейчас появляетесь вы, — закончила Варья. — Вы, пришедшие оттуда.

— А это значит, что есть реальный шанс отыскать вашу галактику, и вернуть её, — добавил Первый. — Но для этого…

— Для этого нужно понять, что именно произошло. И что нам делать. Одно дело теория, другое — практика, — Никша нахмурилась. — Те, кто это сотворили, задействовали совершенно непонятный нам механизм или метод, и нам следует очень быстро понять, что именно они сотворили, и как можно теперь решить эту задачу. Самое плохое, что на решение у нас есть сутки, и еще максимум четверо суток — есть на действия. Канал действительно нестабилен.

Фадан на улицу не вышел, а выпал — кажется, информации для него оказалось многовато. Вроде бы на словах всё просто и понятно, но масштаб! Очень, очень трудно осознать такое. Слова есть, а понимания — нет.

Он сел под стеной дома на землю, в теньке, и задумался. Однако подумать ему толком не дали: Бонни, Бакли, и Аквист с Шини вернулись с прогулки.

— Скъ`хара, чего это ты тут сидишь? — с удивлением спросил Аквист, подходя ближе.

— А что, нельзя? — раздраженно спросил Фадан в ответ. — Где вы шлялись? Тут такое было…

— Что было? — Бонни удивленно вскинула бровки.

— Они выяснили, откуда мы, и в каком месте… — Фадан запнулся. — В общем, где мы живем.

— И где же? — полюбопытствовал Шини, присаживаясь рядом.

— Была такая галактика… не знаю, какая… в общем, она исчезла. Давно. А мы, оказывается, из нее, — объяснил Фадан. — Из этой самой пропавшей галактики.

— А почему она пропала? — удивился Аквист.

— Никто не знает. Она мало того, что пропала, она еще как-то хитро пропала, настолько хитро, что никто не понял, как именно, — пожал плечами Фадан.

— Берд какой-то, — насупился Бакли. — Нас чего, сперли, выходит дело?

— Выходит, да, — кивнул Фадан.

— А кто? И на кой?

— Я тоже не понимаю. Хотя… — Фадан задумался. — У меня вроде бы как сходится картинка.

— А ну-ка? — Аквист придвинулся к нему поближе.

— Вот смотрите. Есть эти, Непобедимые, да? — команда дружно кивнула. — Которые непонятно откуда берут ресурсы всякие. Есть… мы. Пропавшие. Подозреваю, что галактика — это довольно большое количество ресурсов, — Бакли ухмыльнулся, остальные снова закивали. — Выходит, что нас сперли эти самые, Непобедимые. Сперли, спрятали, и используют для своих нужд. А мы совершенно случайно вырвались, и теперь…

— Ты прав, — подтвердил Шеф, появляясь рядом с Фаданом и усаживаясь на траву. В этот раз он увеличился в размерах и стал ростом с Аквиста. — Пусть и очень обобщенно, без деталей, но ты — прав. Ученые тоже поняли эту схему, теперь осталось только понять механизм ее работы.

— А это сложно? — спросила Бонни.

— Сложнее, чем ты думаешь, — покачал головой Шеф. — Будем надеяться, что они справятся.

Вечером команда готовилась к отлету. Собственно, готовиться-то было особо нечего, вещей ни у кого не было, но все, включая Фадана, заметно нервничали. Корабль должен был придти за ними уже совсем скоро, и сидеть по комнатам было выше всяких сил, поэтому команда собралась на улице, прихватив с собой кое-какой еды, и пару стульев, чтобы эту еду было куда поставить.

— Может, вина заказать у этой системы? — предложил Бакли.

— Это зачем? — с удивлением спросил Аквист.

— Для храбрости, — объяснил Бакли. — А то что-то мне не по себе.

— Ну, разве только для храбрости, — протянул Шини. — Если понемножку, то можно, наверное. Что скажешь, Фадан?

— Можно, мне кажется, — Фадану тоже было не по себе, хоть он и старался не подавать виду. — Только сладкого. По чуть-чуть.

— Можно мне тоже? — попросила Бонни. — А то я боюсь.

После двадцатиминутной битвы с системой им удалось заказать вино, вот только вместо «немножко» система выдала им емкость литров на шесть. Фадан с опаской понюхал принесенный Шини из дома графин, и сказал:

— Пахнет как-то странно. Но градус там есть.

— Ну-ка, — Бакли тоже пододвинулся к кувшину, стоящему на табуретке. — Точно, есть. И не меньше пятнадцати.

— Оно хоть сладкое? — спросила Бонни.

— Сейчас проверю, — Аквист заозирался в поисках какой-нибудь посудины, в которую можно налить, чтобы попробовать. — Шини, притащи стаканы.

— Умный какой, — хмыкнул Шини. — Сам притащи.

…Жидкость на вкус оказалась, против ожиданий, приятной, хоть и совершенно незнакомой. Для пробы выпили по полстакана, затем еще по полстакана — понравилось. На третьем полстакане Фадан ощутил, что голова начинает кружиться. Да и с руками происходило что-то неладное — они стали словно бы ватными, и категорически не хотели слушаться.

— Хватит, наверное, — Фадан осторожно поставил свой стакан на землю рядом со стулом. На стул побоялся, потому что понял, что может промахнуться. — Шини, хватит, я сказал!

— Но там же еще много осталось, — запротестовал Шини, наливая себе четвертую порцию.

— Ну и что? — возмутился Фадан.

— Жалко. Пропадет, — пояснил Шини.

— И что с того, что пропадет… Бакли, прекрати!

Бакли мелочиться не стал, да и алкогольная практика у него, видать, была побольше — он, пока Фадан спорил с Шини, налил себе стакан, и тут же одним махом проглотил его содержимое.

— Ой, мне что-то нехорошо, — слабым голосом сказала Бонни. — Мальчики, я пойду, прилягу.

Далеко, впрочем, она не ушла — ее хватило на расстояние до стены дома. Еще через минуту к ней присоединился Аквист. Бакли и Шини продержались чуть дольше, но и их вскоре догнала коварная жидкость.

Фадан в результате остался один — остальные вповалку спали, кто где.

— Шеф, — слабым голосом позвал Фадан. — Что мне делать?

Изнемогающий от смеха Шеф появился рядом с ним.

— И… и… идиоты! — с трудом выговорил он. — Вы хоть поняли, что выпили?

— Эээ… вино? — предположил Фадан. Его тоже клонило в сон, причем всё сильнее и сильнее.

— Вино? Как бы ни так, — Шеф всё еще смеялся. — Думать надо, когда формируешь запрос. Это успокоительное! На природной основе, из местных растений.

— Да?.. — опешил Фадан. — Погоди… но ведь тут живут драконы, нам эти растения не подходят…

— Драконы? И чего? До них жили люди. А до людей, судя по растениям, рауф, — Шеф вдруг замер. — Фадан, не спи! Эй, ау! Не спи, сказал.

— Не могу, — Фалан лег на землю рядом со стулом, на котором стоял предательский кувшин. — Глаза слипаются.

— Ах ты ж… ладно. Сейчас я вызову Девятую.

За полчаса до корабля все кое-как пришли в себя, но вид имели не ахти. Первый и Девятая поначалу смеялись, но когда Шеф кратко обрисовал ситуация с растениями, смеяться тут же перестали. Ситуация запутывалась еще больше. Если эта планета ранее принадлежала людям и рауф, как драконы сумели ее заполучить? На каком основании? Этот мир не мог отойти им, ни при каких условиях! Первый был возмущен — как настолько дикая и абсурдная ситуация могла получиться в его кластере?!

— В общем, вы летите, а мы будем разбираться, — подвел он неутешительный итог. — Девятая, Агорха и Керги ко мне. С мастера путей не спускать глаз. И выводи сюда еще десяток кораблей. Мне что-то всё меньше и меньше нравится эта планета.

Корабль, на котором команде предстояло отправиться в путь, представлял собой странную конструкцию, похожую на лежащий на боку платяной шкаф — по крайней мере, именно так показалось в первый момент Бонни. «Шкаф», впрочем, при ближайшем рассмотрении оказался размером с четырехэтажный дом (таких домов было полно в родном Шенадоре), и изобиловал всякими непонятными деталями, которые, по незнанию, можно было принять за… за что, Бонни не поняла. Окошки? Двери?

— Это модуль, а не корабль, — пояснил Первый, который пошел их проводить и ободрить. — Корабль на орбите. Он гораздо больше. Эта штука — всего лишь его маленькая часть. Идите, идите, не бойтесь! У Шефа и главной программы есть все инструкции, слушайтесь их. И не переживайте, это же недолго. Вы меньше чем через сутки вернетесь обратно. Сейчас вас встретит сопровождающий, он всё покажет и расскажет. Не надо так бояться, правда. Смелее!

Сопровождающим, к общей радости, оказалась женщина рауф, чем-то похожая на маму Аквиста — маленькая, черненькая, подвижная, и говорливая. Одета она была в ярко-красный комбинезон, немного похожий на комбинезоны ученых. Волосы забраны в гладкую прическу, на лице — уверенная улыбка, глаза смелые. Увидев ее, Аквист ощутил уже слегка сгладившуюся тоску и печаль, но женщина ему долго печалиться не дала. Она тут же потащила команду за собой внутрь корабля, на ходу поясняя, что к чему.

— Мы находимся на десантном модуле боевого саппорта «Акцент». Сейчас стартуем, выйдем за пределы атмосферы, и сольемся с кораблем. После этого мы пройдем через портал сети Ойтмана, и окажемся в зоне девятого кластера, там расположена планет Бэлам, на которой и будет происходить совещание по вашему вопросу. Вас выслушают, потом вы вернетесь на корабль, и отправитесь обратно, на Тарораг. Всё понятно?

— А посмотреть можно будет? — с интересом спросил Шини. Пока что смотреть было особо не на что. Команда шла следом за женщиной по неширокому коридору, в котором, кажется, не было ничего — ни дверей, ни поворотов. Просто труба с серыми стенами, и неяркая светящаяся полоска на потолке.

— На что посмотреть? — не поняла та.

— На то, как мы полетим.

— А, это. Конечно. Сейчас я вас отведу в каюту, — сообщила женщина, и… свернула в ближайшую стену. Все растерянно замерли.

— Вы чего остановились? — недоуменно спросила женщина, высовываясь из стены. — Проходите.

— Прямо… вот так? — с опаской спросил Аквист.

— А что не так? — нахмурилась женщина.

— Ну, тут как бы нет двери, — осторожно пояснил Аквист.

— Ой, простите, — с раскаянием произнесла женщина. — Сейчас.

Она взмахнула в воздухе рукой, и коридор в мгновение ока изменился. Это оказалась вовсе не серая труба, а сложная разноцветная конструкция, в которой чего только не было! Но самым удивительным оказалось то, что тут, совсем рядом, по этому коридору и окрестным помещениям бродило множество рауф. Мимо замершей от удивления команды прошла, оживленно переговариваясь, компания, в которой было несколько гермо и девушек, чуть поодаль двое мужчин возились у какого-то аппарата, вделанного в стену; еще дальше Фадан приметил бригаду из боевиков в полном вооружении, а в конце коридора располагалось вроде бы огромное окно, в котором пока что была видна степь — корабль всё еще стоял на месте.

— Как это? — растерянно произнес Бакли, оглядываясь. — Мы же ничего не видели!

— Правильно, — пожала плечами женщина. — Это защита. Пока вы не подключены к системам корабля, он вам и не позволит ничего видеть. Куда бы вы ни шли, будет одна и та же картинка. Серый коридор. Вы сможете обойти весь корабль, и при этом — не увидеть ровным счетом ничего.

— Это из-за того, что корабль военный? — с интересом спросил Аквист. Женщина кивнула.

— А обмануть эту защиту можно? — у Шини загорелись глаза. Им с Аквистом доводилось обманывать компы, и что-то сейчас ему подсказывало, что никакая защита не совершенна.

— К сожалению, можно, — подтвердила женщина. — Зависит от того, кто обманывает. Не думаю, что вам бы это удалось. Для того чтобы справиться с такой защитой, нужно быть, как минимум, агентом высокого класса.

Аквист и Шини переглянулись. Конечно, они пока что не агенты, но ведь есть шанс научиться! Вдруг потом получится?

— Интересно… — тихо сказал Аквист. — Вот это уже действительно интересно.

Женщина усмехнулась.

— Проходите, — позвала она. — Вот ваша каюта. Если хотите пить или есть, сделайте заказ сами, или обратитесь ко мне. Меня зовут Теви, я с удовольствием помогу вам.

— Спасибо, — кивнул Фадан. — Я Фадан. Это Бонни, это наш врач, Бакли, а это Аквист и Шини. Хотят стать агентами.

— А ты хочешь стать руководителем команды, — поддел Шини.

— Именно так, — серьезно кивнул Фадан. — Теви, а что будет на этой планете… как она называется?

— Бэлам. О, стартуем. Вы хотели посмотреть? — Теви кивнула на стену каюты, и та стала прозрачной. — Смотрите. Вы же в первый раз?

Фадан кивнул, остальные тоже.

Зрелище завораживало.

Модуль шел вверх, всё набирая скорость, он поднимался вертикально и абсолютно бесшумно. Внизу мелькнули и тут же пропали Холм с блоками и строения таможни, затем все успели увидеть серебристую ленту реки, впадающей в недалекое море.

— Облака! Ой, облака! — от радости Бонни даже захлопала в ладоши. — Я всего один раз в жизни их так близко видела! С самолета!

Действительно, модуль входил в облачный слой, облака были светлыми, редкими, полупрозрачными; их сейчас подсвечивало закатывающееся вечернее солнце. Те, что подальше, были больше, их очертания напомнили Фадану причудливые горные вершины.

— Красиво, — прошептал он. — Потрясающе красиво…

Модуль шел выше и выше, вскоре облачное море под ним стало сливаться, а небо начало стремительно темнеть, и в нем загорелись первые звезды.

— Прошли стратосферу, — сообщила Теви. — Теперь пойдем быстрее. Не страшно?

Все отрицательно замотали головами.

— Некоторые боятся. Вы молодцы, хорошо воспринимаете.

Небо становилось всё темнее, а звезды — всё больше и ярче. Фадан подумал, что никогда не видел таких больших и ярких звезд. Но Теви тут же его разочаровала.

— Край галактики, бедное небо, — она мотнула подбородком в сторону окна. — Вот на Бэламе небо богатое.

— Почему? — с интересом спросил Фадан.

— Он гораздо ближе к Центру, звезд больше. На таких планетах, как Бэлам, практически не бывает темно. Даже когда облачность, небо светится.

— А как же там спать? — нахмурился Бакли.

— На вашей планете еще не изобрели шторы? — удивилась Теви. Бакли смущенно хмыкнул. — Впрочем, это не должно вас волновать. Мы там пробудем максимум сутки. Вас приказано сразу же доставить обратно.

— Кем приказано? — нахмурился Фадан.

— Тем, кого вы сейчас называете Первым, — пожала плечами Теви. — Он считает ваше присутствие на планете обязательным. К сожалению, на совете оно обязательно тоже.

— Ой, а это что такое? — шепотом спросила Бонни. — Вон там…

— Это? Так это как раз «Акцент» и есть, — рассмеялась Теви. — Правда, хороший корабль?

— Кто его знает, — растерянно произнес Фадан. — Наверное, хороший.

Корабль казался громадным, впрочем, оценить его истинный размер команда смогла только тогда, когда модуль подошел к кораблю вплотную.

— Триединый, какой же он огромный! — благоговейным шепотом произнесла Бонни. — Он же с гору величиной!..

— Разве огромный? — хмыкнула Теви. — Это средний саппорт. Вот миграционные корабли — да, они большие. А этот так, букашка.

Фадан подумал, что у его команды и у Теви по всей видимости разные представления о букашках, но счел, что лучше промолчать.

Модуль вскоре подошел вплотную к кораблю, и его за считанные мгновения втянуло внутрь. Окно (или то, что команде казалось окном) на несколько секунд померкло, но потом засветилось вновь.

— Мы движемся? — с интересом спросил Шини.

— Конечно, — кивнула Теви. — Мы уходим сейчас за спутник, там порталы. Видите вон ту маленькую луну? Мы ее обойдем, и сразу же окажемся рядом с сетью Ойтмана. Они поразительно быстро умеют работать… когда им это выгодно. И всегда оказываются поблизости от мест, в которых происходят какие-то важные события. Сколько отличных агентов, пытавшихся вызнать их секреты, полегло… и ни один не добился результата. Очень, очень закрытая система. И с ней приходится считаться.

— И что, вся Официальная Служба не смогла с ними справиться? — удивился Аквист. — Но ведь… если я правильно понял, они не всегда соблюдают закон?

— Ты правильно понял, мальчик. Далеко не всегда. Но если какая-то сила вот так заявляет о себе, то с ней, увы, приходится считаться, — кажется, Теви была не очень довольна тем, что они вообще начали этот разговор. — Собственно, мы подходим. Смотрите.

Действительно, в пространстве висели перед кораблем два огненных кольца — для неподготовленного разумного весьма впечатляющее зрелище. Во-первых, кольца были огромными, не меньше километра в диаметре каждое (это Теви объяснила, что они такие, сам бы Фадан ни в жизни не сумел бы оценить их размер), во вторых, по их границам пробегал живой трепещущий огонь — опять же, Теви объяснила, что это плазма. Фадан, да и все остальные, имели весьма размытое представление о том, что такое плазма, в принципе, но времени на лекции не было — корабль стремительно приближался к одному из колец.

— Сейчас может тряхнуть, — предупредила Теви. — Лучше сядьте на пол. Трясет не всегда, но иногда при входе в нору…

Она не договорила. «Акцент» действительно преизрядно тряхнуло, но никто толком не успел испугаться, настолько быстро всё произошло.

— А куда звезды делись? — недоуменно спросила Бонни. За «окном» сейчас стояла непроницаемая чернота.

— Звезды остались там, где им положено, — пожала плечами Теви. — Мы сейчас идем по норе. Нора — это складка пространства-времени, в ней ничего нет. Звезд в том числе. Так что до выхода нам совершенно нечего будет делать. Отдыхайте. Поешьте, поспите.

— А по кораблю нам погулять можно? — с надеждой спросил Шини. — Интересно очень.

— Думаю, это можно устроить, — улыбнулась в ответ Теви. — Но всё равно, сначала хотя бы немного отдохните и поешьте. Поверьте мне, на Бэламе вас ждет не самое веселое развлечение в вашей жизни. Времени на отдых и еду там не будет абсолютно.

— Ну, жить можно, — великодушно решил Скрипач, отдавая блокнот обратно Иту. — Не фонтан, конечно, но ты и не Дарья, чтобы был фонтан. А вот с интригами это ты да, это ты попал в точку. Везде, где собирается больше пяти человек, начинает такая вот хренотень. За очень редким исключением.

— Ну, не везде, — возразил Ит. — В «Вереске» хренотени, предположим, не было.

— Ага, как же. Сколько лет Зарзи с Олле скрывали, что они нейкеры? Про кого мы еще чего-то не знаем по сей день? Не так всё просто, как нам бы хотелось, Ит, — развел руками Скрипач. — Ты выдаешь желаемое за действительное.

— Может быть, — Ит отвернулся. Мимо плыли неспешно знакомые, наизусть выученные берега — катер подходил к Воробьевым горам. — Рыжий, давай по мороженому, что ли? Хоть запах пива слегка отбить.

— О, засуетился, забегал, посмотрите на него, — проворчал Скрипач. — Иди, покупай. Шоколадное бери, оно поядренее.

— Я ванильное хотел…

— А я сказал — шоколадное, — припечатал Скрипач. — И там у тетки, кажется, мятные леденцы были. На сдачу.

Ит кивнул и ушел в буфет. Скрипач с полминуты сидел неподвижно, потом встал, ожесточенно потер ладонями виски. Сил уже никаких нет… вот так. Давай, давай, мироздание, давай, двигайся, родимое, а то мы уже приросли к месту и начали, кажется, зарастать самым настоящим мхом.

— Примерные семьянины и горррррдость отделения, — зло пробормотал Скрипач. — Не могу. Даже дома уже не могу. Да, шило. Да, в жопе. Но тебе, мироздание, гневаться не на что, это же ты нас такими сделало. Не мы сами.

Скрипач сел обратно, на лавочку. Ита до сих пор не было. Застрял он там, что ли? Сходить? Или подождать?

…Ит появился через пару минут — в одной руке два стаканчика с мороженым, в другом — горсть карамелек в блеклых обертках.

— Ну и где тебя носило? — раздраженно спросил Скрипач.

— Там очередь, — пожал плечами Ит. — Хватит ворчать.

— Ладно, хрен с тобой. Слушай, я так и не понял — нам гидрики дадут санкт-реновские, или местные?

— Вот доедем до склада, и узнаем. Судя по тому, что склад на Киевской, местные. И не криви рожу. Не первый раз.

— Ссссуки, — с чувством произнес Скрипач. — Они ж по шесть кило весят! По шесть кило, и в болото!.. Нет, ну так дело не пойдет. Надо будет нормальные универсалки взять армейские. Неужели Илюха откажет?

— Брать мы будем всё, — твердо ответил Ит. — Если ты помнишь, мы не одни идем. Группа большая, проект большой. Пригодятся.

— Да, группа большая, — кивнул Скрипач. — Это тебе не вдвоем.

— А ты хотел бы вдвоем? — прищурился Ит.

Скрипач едва заметно улыбнулся.

— Чего ты скалишься, Джоконда, — сердито произнес Ит, хотя сердитость вышла совсем уж напускной. — Хочет он. Кто нас спросит?

— В этот раз — никто. А дальше — посмотрим. Время покажет.

6 Челочка и последствия

— Мам, а вот ты… о чем ты думала, когда тебе было восемнадцать?

В комнате девочек царил сейчас форменный разгром, сбор вещей находился в самом разгаре. Берта выбрала свободный уголок на Дашиной кровати, села, задумалась.

— Так о чем?

— Честно? — Берта чуть заметно улыбнулась. — Я думала, как не вылететь с первого курса, сохранить общежитие и остаться в Москве. И о том, что я хочу спать, пожалуй. А что?

— И всё? Серьезно? — Даша, видимо, ожидала иного ответа. Этот, как показалось Берте, ее огорчил, но врать в семье было не принято.

— Серьезно, — кивнула Берта. Вздохнула. — Понимаешь, я же ушла из школы в четырнадцать, потом три года училась в медучилище и параллельно в вечерней школе. Еще успевала бегать по бабушкам, делать уколы от давления и готовиться в институт. Мама уже пять лет как ушла, а папа… он умер, когда мне было шестнадцать. Из квартиры меня тут же вышвырнули, брат мамин постарался, я снимала угол у одной из бабок. Когда закончила училище… мне надо было сразу поступить, потому что иначе я уехала бы из Москвы по распределению. Я поступила, к большому неудовольствию ректора, как ты понимаешь.

— Место было нужно тому, что мог дать взятку? — с горечью спросила Даша. Берта кивнула. — Ничего не меняется.

— Не взять меня не могли, вечерница, да еще с медалью, — Берта усмехнулась. — Но меня к тому моменту просветили, что могут выкинуть после второго семестра. Так что, мне кажется, ты понимаешь, о чем я тогда могла думать. Почему ты спросила?

— А ты влюблялась тогда в кого-нибудь? — решилась, наконец, Даша.

— Нет, — помотала головой Берта. — А ты?

— В том-то и дело, что нет, — Даша потупилась. — Может, со мной что-то неправильно? Верка вон с Витькой, у всех девчонок из бывшей группы есть ребята, и только я… — она не договорила. Осеклась, стушевалась.

— Всему своё время, — пожала плечами Берта. — Я первый раз влюбилась только в двадцать два. То есть мне казалось, что влюбилась. Потому что брак с этим человеком не принес мне ничего, кроме разочарования и печали. К тому моменту, как я вышла за него замуж, я любила твоего папу и рыжего. Только сама себе в этом признаться не могла. Долго не могла.

— А когда ты с ними встретилась?

— Мне было тридцать шесть. Вдвое больше, чем тебе. Так что не волнуйся, есть поговорка, что судьба и за печкой найдет. Влюбишься еще. Не ошибись только.

— Мам, а ты сейчас их любишь? — спросила Даша.

— Не знаю, — Берта отвела взгляд. — Это уже не любовь, наверное.

— А что?

— Что-то большее. Понимаешь, нельзя быть вечно влюбленным. Влюбленность и любовь — это разные вещи. Даш, я в этом не спец. Почитай классику.

Даша с досадой вздохнула. Тоже села на кровать, прямо на разложенные поверх покрывала вещи.

— Классику, — протянула она. — Шутить изволите, mama`n?

— Не изволю, — Берта посерьезнела. — То, что я к ним чувствую, на мой взгляд — нечто иное, нежели чем любовь.

— Увиливаешь, мам, — покачала осуждающе головой Даша. — Ну, не хочешь, как хочешь. Я тут у папы утащила блокнот…

— Опять? Даш, он будет ворчать, что ты ему писать не даешь.

— Мне было просто интересно, убил он этого Романа, или нет.

— Какого Романа? — напряглась Берта.

— Из начала пятой главы.

— Ах, этого… Господи, Даша, не пугай меня так! Я уже невесть что подумала. Ну так и что? Убил?

— Я еще не читала. Прочтем?

— А давай, — Берта посмотрела на вещи, и решила, что час туда, час сюда тут уже никакой роли сыграть не способен. — Все равно у нас еще куча времени.

Позже Фадан думал, что он поступил очень мудро, послушавшись Теви, и согласившись пообедать на корабле. На планете Бэлам ему некогда было даже удивляться, какое там думать о еде или о том, чтобы хотя бы присесть. Их всё время куда-то тащили, переводили из одного помещения в другое, потом везли, потом они снова кого-то ждали, потом шли, потом опять ехали. Ни Фадан, ни его спутники даже понять не успевали, куда и на чем. Машины? На лапах, как у птицы? Или как у мухи? А как они едут? А это что? Почему деревья такие огромные? Это не деревья, это город такой? Странный запах… это специально? А почему такие прически у жителей? А вот те, в синей чешуе, это кто? А эта штука для чего?.. Ой, как высоко и как страшно! Подождать? Не подождать?

Дальше события закрутились еще быстрее, и вскоре Фадан вообще потерял счет времени и способность удивляться. Он, по наивности, в дороге думал, что их посадят в каком-нибудь зале или комнате (как это было с драконами) и будут степенно расспрашивать обо всем подряд, но не тут-то было. Спрашивали в разных странных местах, разные странные разумные, и вопросы тоже были, с точки зрения Фадана, какие-то странные.

Сколько рауф с вашей планеты смогли бы воспринять информацию о вашем прибивании здесь и поверить вам? Один из десяти? Из ста? Из тысячи? Ни одного? Какая система впрыскивания топлива была у вашего фургончика? Какие слова из вашего языка кажутся вас странными или искаженными? За что вы могли бы убить, если бы пришлось это делать? С какого возраста ваши дети начинают учиться? Какую одежду предписано носить женщинам? Гермо? Мужчинам? У себя вы были историком, какие события, происходившие на планете за последнюю тысячу лет, вы могли бы выделить, как ключевые? Ваша мама вышла замуж добровольно или по принуждению? Вы когда-нибудь ели мороженое? Из чего оно было сделано? Какого цвета земля в Шенадоре? А рядом с Шенадором? Сколько детей вы бы хотели иметь? Из какого материала у вас делаются емкости для воды? Для художников существуют запрещенные темы? А для музыкантов? А что запрещено, и чем обусловлен запрет? Как вы назовете насекомое, которое село вам на руку и укусило? Телефон и комп — это одно и то же устройство, или разные? Цвета неба, солнца, облаков у вас имеют названия с неприличными синонимами? А что имеет такие названия? Триединого рисовать разрешено или запрещено? Ах, никто не знает, как он выглядит, поэтому его не рисуют? Если бы вы хотели оскорбить другого рауф, как бы вы это сделали? Какую еду вы любите больше всего, и согласились бы есть каждый день? Вы когда-нибудь давали имена или прозвища неодушевленным предметам? Как часто вы убираете пыль в доме? Что из вещей может быть желтого цвета, а что категорически не может?

Вопросов было столько, что Фадан вскоре окончательно потерялся. Бонни, Аквиста, Шини, и Бакли тоже спрашивали, но, кажется, вопросы им задавали чуть-чуть другие — Бонни почему-то рассказывала про полисов, а Бакли, против его собственных ожиданий, говорил на кулинарные темы, в которых откровенно «плавал». Аквисту и Шини пришлось хуже всего — с ними уже второй час разговаривала большая синяя ящерица, которая требовала от обоих ответы на такие вопросы, что слушать стыдно. Ответы получались еще более стыдными, потому что в вопросах этих и Шини, и Аквист были, что называется, ни в зуб ногой.

Хорошо еще, что Теви всё время находилась где-то поблизости, и как-то умудрялась исполнять просьбы, которые никто даже вслух произнести не успевал. Например, она могла в нужный момент подсунуть в руку стакан воды (точнее, не воды, а чего-то, больше похожего на крепкий лхус), дать салфетку, попросить прерваться на пару минут, чтобы выйти в туалет. Теви опрашивающие разумные почему-то слушались.

Потом наступило время опроса «мертвых», и Фадан с компанией растерялись окончательно — судя по этим вопросам, история Равора-7 была куда длиннее и трагичнее, чем они вообще могли себе представить.

Например, те же мегалиты — Шеф и остальные отлично знали про их происхождение, и охотно рассказали о строителях и времени постройки. Про назначение сооружений они тоже были в курсе, равно как и про то, что эти сооружения по сей день содержались Остроухим. Точнее, он следил за тем, что было под ними, а то, что осталось от надземной части, его мало интересовало.

Чего только не было в настоящей истории Равора-7 до того, как он попал в «шляпу»! Войны, долгие периоды мира и расцвета, могущественные цивилизации, торговля; долгое время бедный Равор-7 был, оказывается, культурным и научным центром в огромной плеяде миров, про которые никто из его нынешних обитателей никогда не слышал; были и спады, и долгие затишья, цивилизации сменяли друг друга… к концу того, что рассказывали Шеф и Ана, команда сидела, как зачарованная, не в силах произнести ни слова.

Напоследок опрашивающие принялись за главную программу имитатора, но тут Фадана и остальных постигло разочарование: это был не разговор вовсе, а примерно такая же световая феерия, которую Фадан видел на Тарораге. Программу спрашивали не словами, и отвечала она не словами тоже. Ничего непонятно, но безумно красиво: разноцветные всполохи, световые ленты, звездочки, бесконечные вспышки золотого, синего, алого цветов. Серия вспышек и всполохов — вопрос. Другие вспышки — ответ. Раз за разом, час за часом…

Наконец, всё кончилось. Но что оно кончилось, команда сообразила только тогда, когда Теви всунула каждому в руку по стаканчику с едко пахнущей жидкостью, и велела «приходить в себя и вставать».

— А сколько времени прошло? — Фадан вдруг сообразил, что ему хочется пить, есть, спать, и что у него ужасно болят глаза.

— Сутки, мы немного задержались, — объяснила Теви. — Вставайте, нам нужно обратно на корабль. Пришел вызов, надо торопиться.

— Какой вызов? — не понял Аквист.

— С Тарорага. Нас срочно требуют обратно, — Теви выглядела встревоженной. — Здесь всё хорошо, информацию вы подтвердили в полном объеме, и…

— И выглядели при этом идиотами, — пробормотал Шини. Ему до сих пор было стыдно за ответы, данные синей ящерице.

— Отнюдь, — парировала Теви. — Очень хорошо выглядели. Вставайте, вставайте! На корабле отдохнете.

— А где мы хоть были-то? — требовательно спросил Бакли. — Что это вообще за место такое?

— Координационный центр. Вас опрашивало полторы сотни специалистов, которым требовалось убедиться в том, что вы не мистификаторы, не представители враждебных организаций, не биониклы, не имитации… ну и так далее.

— Убедились? — с неприязнью спросил Аквист.

— Убедились, — кивнула Теви. — К Тарорагу уже вышел первый флот. А нам нужно следом за этим флотом, обратно. Бегом!

— Слушай, когда он спросил, в какой одежде у нас принято проводить вторую ночь с… мужчиной, ты ему чего сказал? — шепотом спросил Аквист.

— Сказал, что не знаю, — ответил Шини тоже шепотом.

— А он?

— А он спросил, почему не знаешь.

— А ты?

— А я ответил — откуда мне знать, я никогда не проводил, — Шини покраснел. — Ужас какой-то. Первый раз в жизни мне почему-то стало стыдно за то, что я гермо.

— Мне тоже, — Аквист передернул плечами. — Ужасно. Я до этого про это… ну, про это… как-то вообще не думал. Вот про девушек думал.

— Про Бонни, — подсказал Шини. Аквист кивнул. — Я тоже думал. А про развязку нет. Как-то мне не по себе от этого разговора, — признался он. — Этот ящер синий, он меня словно догола раздел и наизнанку вывернул. И дал мне понять, что я… какой-то плохой, что ли… кошмар…

Они говорили в дальней части каюты, возле большого «окна», за которым сейчас стояла непроницаемая тьма. Фадан после еды прилег поспать, Бонни тоже (она ужасно устала), Бакли упросил Теви поводить его по кораблю, а им двоим представилась возможность пообщаться.

Возле Аквиста появился Эл, а возле Шини — Ал.

— Это нормально, ребята, — успокаивающе заметил Эл. — Это ящер, который вам не понравился, из расы нэгаши. Поверьте, вы ему нравитесь еще меньше, чем он вам. Поэтому он и не упустил возможности сделать вам немножко больно и неприятно. Привыкайте. К сожалению, подобное в порядке вещей.

— Но почему? — удивился Шини. — Ведь мы ничего плохого ему не сделали!

— Достаточно того, что вы рауф, — развел руками Эл. — Подобная неприязнь, к сожалению, не редкость во вселенной. Люди не любят рауф, рауф не любят людей, нэгаши не любят ни тех, ни других, когни относятся ко всем, кроме себя, с презрением, а зивы небезосновательно опасаются всех подряд, и правильно делают. Конечно, есть конклавы, в которых эта неприязнь сведена на нет, или к минимуму, но таких не очень много. Впрочем, в такой враждебности есть смысл. Наверное.

— То есть ты в этом не уверен? — удивился Аквист.

— Нельзя быть ни в чем уверенным, — пожал плечами Эл. Ал согласно кивнул. — А вселенная… ей и не положено быть идеальной.

— Почему? — с интересом спросил Шини.

— Нечто идеальное не способно к развитию. Развиваться может лишь то, что несовершенно. Впрочем, это неважно. Знаете, мне понравилось то, что вы их на самом деле поразили, — Ал усмехнулся. — Правда-правда.

— И чем же? — нахмурился Аквист.

— Вы… невинны. Потрясающе невинны. Ваша неискушенность и непонимание вещей, которые, казалось бы, элементарны, удивила их до крайности. Ведь этот нэгаши очень старался вас поддеть, но наткнулся на совершенно непробиваемую стену. Вы так и не сделали того, что он от вас хотел.

— А что он от нас хотел? — с подозрением спросил Шини.

— Грязи от вас хотел, — вздохнул Ал. — Физиологии. А вы… вот, например, вы шутите, и довольно пошло порой, но у вас за этой пошлостью не стоит никаких реальных понятий. Или злости. Между прочим, это очень хороший признак для расы, для народа. В некотором смысле на Раворе-7 дирижеры переиграли сами себя.

— Не понял, — признался Шини.

— Они развратили и превратили в машины для размножения миллиарды разумных, но разумных стало настолько много, что уследить за всеми уже не представляется возможным, — со смехом объяснил Ал. — И на вашем примере видно, что стали восстанавливаться природные табу и установки. И как результат — двое умненьких молодых гермо в самом возрасте, которые знают кучу пошлых анекдотов, но понятия не имеют, что на самом деле происходит за закрытыми дверями спальни. Поверьте, от анекдотов это отличается очень сильно. Не всегда в лучшую сторону, но сильно. А Бонни? Маленькая Бонни, которая самим фактом своего существования ломает все стандарты Равора-7, не выскакивает замуж, не плодит кучу наследников; которая образована, умна, и которая при этом про постельные фокусы на самом деле знает еще меньше вашего! Про Фадана я вообще молчу, от него там все были в полном шоке. Эти внутренние табу, установки на что-то действительно серьезное, а не на сиюминутные задачи, сделало в их глазах вашу генетическую ветвь перспективной, достойной развития и помощи.

— И вот это всё — из-за того, что мы не занимались любовью, а сидели над книжками?.. — недоуменно спросил Аквист.

— Нет, конечно. Не только поэтому. Любовь и книжки — не более чем маркеры, одни из многих. Но маркеры серьезные. Поверь, никому не будет интересна, как союзник, раса, которая занимается исключительно самовоспроизводством, и возводит это самовоспроизводство в святость.

— Почему? — не понял Шини.

— Да потому, что это — захватчики, которых не будет интересовать ничего, кроме новых территорий и ресурсов. Между прочим, если я правильно понял, именно так ведут себя Непобедимые. Впрочем, пока воздержусь от оценок. Информации не хватает.

— Слушай, Эл, — начал Аквист, внутренне замирая от собственной дерзости. — А ты сам когда-нибудь занимался любовью?

Эл с подозрением посмотрел на Аквиста. Ал тоже. А Шини посмотрел с недоумением — мол, зачем тебе это?

— Занимался, конечно, — улыбнулся Эл.

— И как это было? — шепотом спросил Аквист.

— Приятно. В этом нет ничего плохого или грязного, постыдного или пошлого… того, о чем так любят говорить ваши греваны, загоняя при этом вас под одеяло, — объяснил Эл. — Любовь — это прекрасно, поверь мне. И то, что получается в итоге, прекрасно тоже.

— В смысле? — не понял Шини.

— В прямом. У нас, между прочим, была отличная семья, — объяснил Эл. — Детей было пятеро, трое мальчиков, гермо, и девочка. Жена чудесная, старший замечательный. А как ты думал? Ничего удивительного в этом нет. Обычное дело.

— А что потом с вами случилось? — словно прозревая, спросил Аквист. И попал в точку.

— То же, что и со всеми, — Эл опустил голову. — Дети выросли и разъехались, у них начались свои жизни. Жена умерла, она была старше нас, ненамного, но всё-таки… а потом погиб наш скъ`хара. После этого мы отошли от дел, переселились на Равор-7, и стали учить поступивших в местном отделении официальной. Когда случилось то, что случилось, мы были уже не молоды. Ну а дальше… ты знаешь.

— Прости, я не хотел тебя обидеть или сделать больно, — попросил Аквист. — Правда! Я просто хочу для себя понять…

— Парень, не волнуйся. Ты обязательно во всем этом разберешься, — пообещал Эл. — И, поверь, тебе понравится. Но разбираться ты будешь явно не сейчас. Ложитесь-ка оба спать, вот что. Хоть пару часов отдохнете.

— Мы на планете можем поспать, — возразил Шини.

— Не думаю, что там будет время спать, — Ал нахмурился. — Такие вызовы, они просто так не приходят. Там что-то срочное и очень серьезное. Боюсь, что будет не до сна.

Опытный Ал оказался прав на сто процентов.

За сутки с небольшим, которые они отсутствовали на планете, произошло множество событий, и события эти вряд ли можно было бы отнести к разряду хороших. Первый, который пришел их встречать, имел вид встрепанный и рассерженный, а Девятая, которую они увидели несколькими минутами позже, выглядела откровенно испуганной.

— Что случилось? — недоуменно спросил Фадан, когда они быстрым шагом шли от посадочного модуля к домам Таможни.

— Нам пришлось срочным порядком отозвать рабочую группу. Полностью. Всех, кто был на планете. Хорошо еще, что ученые успели вернуться… правда, не все.

— Не все? — удивленно спросил Шини. — Там что-то пошло не так?

— Да, не так, — кивнул Первый, не замедляя шага. — Конечно, не так. Когда от сотрудника, пусть и не моего, остается только челочка, это действительно называется «не так».

— Только челочка? — ошарашено переспросил Фадан.

— Да, только челочка, — подтвердил Первый. — Дело принимает серьезный оборот.

— То есть? — Фадан замедлил шаг.

— То есть в игру вступил этот ваш Триединый.

…Команда ученых, пришедшая следом за боевиками, прихватила с собой мобильную технику, с помощью которой за пару часов с легкостью добралась до Аюхтеппэ. Пещеры они тоже нашли без проблем, но работать так и не начали. Точнее, они успели пройти вглубь пещер, и разошлись в поисках нужного прохода. И тут…

— В общем, по описанию других, произошло следующее. Сначала стала сбоить связь — люди погрешили на Остроухого, но это был не Остроухий. Как только начались проблемы, все пошли обратно, в точку сбора. Но — все, да не все. Собравшаяся команда не досчиталась руководителя.

— Романа?

— Угу, его самого, — кивнул Первый. — Так вот…

…Большая часть команды осталась в пещере-зале, по всей видимости, в той, где вы нашли «часы» и «книги». Меньшая, четверо, пошла искать Романа. Далеко им идти не пришлось. Через несколько поворотов они увидели небольшой зал, в котором…

— Бонни, может быть, тебе не надо это слушать, а? — попросил Первый.

— Это почему это? — удивилась Бонни.

— Потому что это непристойно, — предупредил Первый.

— Ой, ладно, — отмахнулась Бонни. — Подумаешь! Я в свое время видела постановку, так вот в ней…

— Бонни, не надо! — взмолился Аквист. — Не до того сейчас!..

— Как хочешь, — пожал плечами Первый. — Так вот, в этой пещере они увидели своего совершенно голого шефа, который… совокуплялся с женщиной просто-таки невиданной красоты. Роскошная, по их словам, блондинка, с синими глазами, большой грудью, длинными ногами.

— С женщиной-человеком? — безмерно удивился Фадан. — Откуда у нас люди? Да еще и женщины?..

— Вот и я о том же, — хмыкнул Первый. — Впрочем, женщиной эта штуковина пробыла недолго. Минут пять, может, чуть больше. А потом… потом она в считанные секунды сожрала Романа прямо в процессе. Только клок волос на полу остался. Ребята говорят, что она выглядела, как метаморф за работой — мгновенное преобразование из красотки в живой ночной кошмар, состоящий из зубов и щупалец. Он только взвизгнуть и успел.

— Я посмотрела их запись, — вмешалась Девятая. — Много интересного, да. Свет в пещере, например. Там было очень светло, не смотря на то, что электричества в этом зале не имелось. Светились сами стены. Баба и впрямь хороша, я знаю, о чем говорю, в людях разбираюсь неплохо. И сделала она Романа очень красиво. Эффектно. Знала, зараза, что работает на публику.

— Точнее, знал, — поправил Роман. — После такого эффектного шоу свет в пещере погас, зато начал звучать голос. Голос отовсюду — и ниоткуда. Этот голос сказал, что так будет с каждым чужаком, который осмелится ходить по земле его мира. Что он не оставит в живых никого, и чтобы они, если хотят жить, убирались немедленно.

— И? — нахмурился Аквист.

— И они ушли, разумеется. Но не без приключений. Техника, которая была у них с собой, вышла из строя, и выезжать пришлось на угнанном автобусе.

— И они добрались так быстро? — ахнул Бакли. — Не может быть! Три дня ехать надо, а то и больше!

— Добрались, потому что этот поганец не успел добраться до антигравов, или просто не сообразил, что с ними делать, — ответил Первый. — Но тут было не только это. Он пытался достать всех, когда уходили. И ученую группу, и боевиков, и агентов. Так что удачным был только первый заброс, а вот потом… сейчас наших на планете нет, и, боюсь, провести туда кого бы то ни было я больше не сумею. Не ожидал, — Первый опустил голову. — Никогда не сталкивался с подобным…

Они уже стояли у дома, в котором жили ученые. Первый молчал, все ждали, что же он скажет дальше.

— Я никогда не видел, чтобы демиург принимал физическое обличие для таких целей, и настолько сильно старался помешать чужакам. Чужим на Равор-7 сейчас дороги нет. А значит, нет и дороги в вашу галактику. Но… — он запнулся. — Есть маленький шанс.

— Какой? — с подозрением спросил Фадан.

— Он действительно пытался выбить чужаков, но он до сих пор не тронул никого из «своих», независимо от того, на чьей стороне этот «свой». Например, Вайши Орудо, который вам помогал — с ним всё в полном порядке. Поэтому…

— Первый, говори уже, а? — рассердилась Девятая. — Сколько можно?!

— Эту работу сможете выполнить вы, — Первый повернулся к Фадану. — Если вы сумеете уничтожить или хотя бы изолировать Триединого, на планету смогут войти извне люди и рауф, и мы выведем вашу галактику из «шляпы». Мы уже знаем, как это сделать.

— Убить… бога? — Фадан почувствовал, что по спине его побежали мурашки. — Но как это возможно?!

— Возможно. Выбор за вами. У вас есть двенадцать часов для того, чтобы принять решение. Прости, Фадан, но это единственный выход.

Через три часа Фадан сидел в своей комнате с гудящей головой, и старался осознать то, что другой разумный, мог бы осознавать всю жизнь… и так не добрался бы до сути. А у него, Фадана, на осознание осталось аж целых полтора часа. Потому что после этих часов предстоит дать ответ.

Решать — вам.

И только вам.

Все остальные тоже решали, каждый в одиночку, так посоветовал сделать Первый. Общим подобное решение быть не может, и пойдет только тот, кто сумеет понять для себя правомерность действий, их нужность, и…

А как решать-то?

Это неизвестно.

Что хорошего мне, вот именно мне, сделал Триединый? За что я мог бы его простить, пощадить, оставить? Но ведь если оставить его, то мириады разумных будут обречены на вечное забвение, и…

Нет, так нельзя.

Сейчас для него, Фадана, не существует этих мириад, сейчас есть только он, есть комната, и есть раскалывающаяся голова. И мысли в этой голове, и беспощадное время, которого там мало.

Да, я появился на свет в мире, который Триединый, как говорит Первый, курировал. Правда? Правда. Наверное, я должен ощущать благодарность за это, но почему-то не ощущаю. Видимо, потому что первопричиной моего появления был вовсе не Триединый… и я это чувствую. Первопричина была совсем иной, а вот если бы я на своей родной планете умер, он бы меня сожрал. Мою бессмертную душу бы сожрал, превратил бы в энергию, а точнее — в себя.

Я съедобный, вдруг понял Фадан.

Я для него как вельш, а он — пастух.

Если бы вельши осознавали, что их держат для того, чтобы сожрать, что бы они сделали со своими пастухами? Вряд ли что-то хорошее. Вот только вельши на то и вельши, чтобы не понимать… хотя… когда стадо делят, кого на убой, кого на развод, эти самые глупые вельши всегда образуют «три кольца». Середняк загоняет внутрь первого самок с приплодом, и становится в оборону вокруг, а самцы бегают по внешнему кругу, защищая уже середняк.

То есть…

То есть даже вельши, и те умнее, чем мы, с ужасом подумал Фадан.

Они не хотят, чтобы их ели!

А мы — хотим.

Мы добровольно плодим на радость этой твари стада потомства, и с детства вбиваем этому потомству в голову, что быть сожранным — хорошо и почетно. Это и есть наша религия, смысл нашей жизни, цель нашего существования. Не развитие, не познание, не передача своим же детям знаний, которые сделают их умнее и счастливее, нет! То, что мы передаем по цепочке, это всего лишь долг, не нами придуманный долг, а сейчас так получилось, что я узнал истинные цели этого долга.

Рождается ведь не только тело. Рождается новая душа. Или рождается, или приходит откуда-то… но она появляется вовсе не для того, чтобы пойти кому-то на корм! Она рождается, как луч света, для жизни, для бесконечной дороги. А уходит она у нас не дальше, в какие-то иные миры, о которых мы ничего не знаем; она уходит…

Фадан вдруг ощутил, что к горлу подкатывает тошнота. Он едва успел добежать до ванной — его выворачивало наизнанку. Позже он несколько долгих минут сидел на полу, силясь отогнать омерзительное видение, которое его посетило.

Как это происходит? Как именно? Как выглядит эта самая душа, и как выглядит тот, кто пожирает её? Осознает ли себя душа? Испытывает ли чувства? Похожа ли она на физическое тело, которое покинула, больно ли ей, страшно ли, понимает ли она, что происходит? И если понимает, то успевает ли осознать всю чудовищность своей ошибки?

— Не могу больше, — пробормотал Фадан. С трудом встал на ноги, приказал воде включиться. Долго полоскал рот, умывался, тер ладонями лицо.

Да, я согласен.

Почему?

Они же спросят, почему, верно?

Я отвечу. Отвечу правду, свою правду. Маленькую правду, честную и горькую.

Я хочу отомстить за своего старшего отца, которого почти не помню. За того черноволосого, с золотыми глазами, которого больше нет. Совсем нет. И я хочу, чтобы младший отец и мама, умерев, умерли все-таки не до конца. Чтобы я мог выйти ночью, посмотреть на звездное небо, и прошептать:

— Где бы ты ни была, мама, я всегда буду любить тебя.

За это я готов убить Триединого.

— Демиурги такого уровня не приходят просто так, — объяснял Первый. — Их призывают или привозят. На вашей планете обязательно есть так называемая закладка. Уничтожишь закладку — уничтожишь Триединого. Сейчас главное понять, чем она может быть, и где может находиться.

— В это-то и есть главная проблема, — вздохнула Десятая. — Чаще всего закладка спрятана так, что найти ее практически невозможно.

— И как же мы ее найдем за трое суток или даже меньше? — резонно спросил Шини. — Мало что найти надо, так еще и уничтожить! А чем она может быть?

— Чем угодно, — мрачно ответил Первый. — Прибором, куском дерева, камнем, сосудом, украшением… я не знаю. Знаю только, что сам демиург и его приближенные берегут закладку пуще зеницы ока, а еще она может считаться утраченной, потерянной.

— Сдается мне, что она не потеряна, — вмешался Шеф. — Фадан, как думаешь, что из известных тебе артефактов может тянуть на закладку? Ты же историк. Какие будут предположения?

— Кисонька, ты только не торопись, — попросил Агорх. — Ты подумай.

Фадан зло зыркнул в сторону дракона, но от комментариев в его адрес сумел воздержаться.

— Может, посох Триединого? — предложил Шини.

— Время появления? — тут же спросил Первый.

— Три с половиной тысячи лет назад… примерно.

— Не подходит, слишком новый. Что еще?

— Есть еще камни Гурсы, — вспомнил Фадан. — Но… нет. Точно нет.

— Почему? — повернулась к нему Десятая.

— Потому что, во-первых, их несколько тысяч, а, во-вторых, археологи говорят, что это подделка, — объяснил Фадан. — Знаете, дешевая сенсация, чтобы паломников побольше привлечь.

— Что это за камни такие? — спросил Первый.

— Да ерунда полная. Календарь о деяниях Триединого во плоти, запечатленный на камнях. Якобы когда он ходил по земле, один из спутников каждый день выцарапывал на новом камне события этого дня. Да чушь, конечно! Этак, знаете, Триединый должен был бы ходить по миру в сопровождении обоза камней. И не одного, а нескольких. Камней там лет на десять хождений.

— Нет, точно не подходит, — согласился Первый. — Вспоминайте единичные предметы. Или хотя бы упоминания о них.

— Понимаешь, с Триединым связано не так уж и много предметов, — Фадан задумался. — Посох, покрывало, тарга… Ацха ручная…

— Это после Пришествия, — вдруг сказала Бонни. До этого она сидела молча, и задумчиво грызла ноготь на большом пальце. Шини уже несколько раз ее одергивал, она убирала руку, но, задумавшись, снова начинала грызть. — А до Пришествия были другие предметы.

— Например? — прищурился Первый.

— Например, Первый каменный свод. Там было пять камней, на которых Пророк Мухит выбил основные законы. Которые самые первые. Типа вырванного языка и порезанных детей чужого племени, — Бонни поморщилась. — Сейчас про это каменный свод мало вспоминают, уж больно он жестокий. Его же потом поменяли…

— Может, правда эти камни? — Десятая подперла кулаком щеку. — А где они, Бонни?

— Никто не знает. По одной из версий, их разбил в прах сам Триединый, когда ходил по миру, — Бонни вдруг рассмеялась. — Очень, ну очень странное у него поведение было! Сначала выдал Мухиту одну инструкцию, потом сам же на нее разозлился, изничтожил, и сделал совершенно новую. Противоречащую первой. Основу только оставил. В которой главная идея — что его нужно обожать, и детей рожать побольше.

— Не заводись, — попросил Первый. — Понимаю, что ты злишься, но злиться пока что нельзя. Надо делать дело. Какие еще предметы?

— Небесный огонь, — Фадан нахмурился. — Но это не предмет.

— А еще? — кажется, Первый начал терять терпение.

— Бонни?

— Чего — Бонни? — рассердилась та. — Думаю я! Ничего не получается. Дерево там это было, огонь… полная ерунда.

— Закладка обязательно должна быть маленькой? — вдруг спросил Аквист.

— В смысле? — не понял Первый.

— Ну, камень, посох, дерево. Она не может быть большой?

— Ты о чем? — Фадан с удивлением посмотрел на Аквиста.

— Я о Кламе. О святыне Двойников, — пояснил Аквист. — Ну, которую они охраняют по сей день, и которую они зачем-то красят каждый год в синий цвет.

— Что такое — Клам? — Первый прикусил губу.

— Клам — это непонятно что, — с усмешкой ответил Фадан. — Какое-то сооружение в центре города Кутур, на юге. Или, по другой версии, просто большой камень. Религия двойников признана ошибочной, их не так много, и…

— Олка Гит и Грешер — двойники. Гермо, которые с ними — двойники, — напомнил Аквист. Картинка у него в голове в этот момент сложилась окончательно. — Они прекрасным образом сотрудничают с греванами везде, где только можно. Да и про то, что они двойники, мы узнали случайно…

— Когда этот гад в тебя стрелял, — напомнил Шини.

— Угу.

— Так что такое этот Клам? — требовательно переспросил Первый.

— По мнению двойников Клам — это ступень, по которой Триединый спустился на землю, — Аквист развел руками. — Я только фото видел. Большая такая овальная фиговина, вроде бы каменюка, выкрашенная синей краской, и покрытая сверху кучей покрывал.

— Насколько большая? — уточнила Девятая.

— Да метров тридцать в длину будет, — Аквист задумался. — И метров пять в высоту. Овальная, со срезанной верхушкой. Кутур — закрытый город, в котором живут только двойники. Туда просто так не попадешь.

— Они хоть мирные? — Первый задумался.

— Если их не трогать, то вроде бы да, — Фадан вздохнул. — Не могу припомнить, чтобы с ними кто-нибудь сотрудничал. Историков или археологов они к себе и близко не подпускают. У них там свои порядки, свой уклад.

— Офигительная планета! — всплеснул руками Первый. Встал, принялся расхаживать по комнате — совещание, разумеется, снова происходило у Агорха в доме. — Ну просто офигительная! Живут ну как в лесу, сами про себя ничего не знают, и…

— Они в этом не виноваты, — тихо произнесла Десятая. — Ты же понимаешь.

— Да понимаю я, — горько вздохнул Первый. — Конечно, не виноваты.

— Чем может быть этот Клам? — спросил Шини. — Мы думали, что это просто камень. Большая скала, которую обтесали, покрасили, и поклоняются.

— Похоже на десантный модуль, — вдруг сказал Второй. — Тридцать метров, овальная форма… Система! Поиск. Свод кораблей по кластеру Р-14983, ищи совпадение по спускаемым модулям овальной формы, тридцать на пять метров, датировка не важна.

— Раса? — спросил голос из ниоткуда.

— Не важно.

— Назначение?

— Экспансия, война, исследования.

— Контроль?

— Слушай, не выпендривайся, — рявкнул Второй. — Хватит тут уже корчить из себя…

— Выдаю реестр, — сообщил голос. — И я не выпендривался.

— Ты не выпендривался, ты время тянул, — медленно сказал Первый. — Агорх, подойдите-ка поближе. Да и вы, остальные, тоже. Вот эта штука похожа на ваш этот Клам?

— Как две капли воды, — кивнул Шини. — Только он белый.

— Агорх, душа моя, чей это модуль, а? — улыбнулся Первый.

Дракон стоял перед ним, ни жив, ни мертв.

— Я, конечно, приложу все усилия, чтобы конкретно вас не тронули, — пообещал Первый. — Но ваш народ приложил руку к гибели такого количества разумных, что, боюсь, спать ночью спокойно вы не сможете уже никогда.

— Я не знал, — шепотом произнес Агорх. — Я… я за них не отвечаю…

— Конечно. И за то, чтобы смотреть по сторонам, вы тоже не отвечаете, — хмыкнул Первый. — Куда как проще сидеть на своем уютном месте, осваивать брошенные миры, и делать вид, что вокруг всё просто отлично. Или не брошенные? Но это так, к слову пришлось. Этакая спячка, да? В неведении. Чудесная это вещь, неведение. Так хорошо, так спокойно.

Фадан, как зачарованный, смотрел на объемную картинку, висящую над столом. Овальная штуковина, похожая… да, чем-то похожая на большую котлету, с едва заметной сеткой — видимо, входы, выходы, какие-то устройства. Котлета лениво вращалась, в воздухе над ней парила надпись, которая гласила: десантный модуль, корабль класса «Линия-2», назначение — исследования, раса — драконы, конклав — «Вертикаль», существовал четыреста пятьдесят тысяч лет назад, ассимилирован Непобедимыми.

— Вот тебе змея и ящерица в эмблеме быраспаса, Бакли, — кивнула Десятая. — Планету сначала оккупировали нэгаши, а потом драконы привезли вам этого божка. Именно поэтому гицера и находится в центре. Вас ведь никто не спрашивал.

— Кажется, я догадался, что будет внутри этого модуля, — прошептал Аквист.

— И что же? — с любопытством спросил Первый.

— Пока не скажу.

— Почему?

— Я еще не уверен.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Первый.

— А что там может быть, Аквист? — спросила Бонни.

— Что-то живое, — Аквист, видимо, решил, что вдаваться в подробности не хочет. — Что-то живое, и очень старое. И… мне кажется, что это что-то не любит гермо.

— С чего ты это взял? — поинтересовался Второй. Пока все говорили, он пристально рассматривал «котлету», видимо, что-то прикидывая.

— Потому что у двойников гермо считаются низшими существами относительно мужчин и женщин, — Фадан прикусил губу. — Их сильно притесняют в правах. Там вообще много всего нехорошего, и, наверное, именно поэтому данная ветвь не прижилась на планете. Знаете, я теперь смотрю на это всё какими-то другими глазами. Я словно прозрел. Не умел видеть, а теперь научился.

— То ли еще будет, — хмыкнул Первый. — Если всё закончится хорошо, ты узнаешь и не такое. И еще сильнее прозреешь. А потом ты снова научишься верить в Бога. Только уже в настоящего.

— Откуда ты про это знаешь? — спросил Фадан.

— А я сам таким был, — пожал плечами Первый. — Чем сильнее птица хочет научиться летать, тем выше она потом сумеет взлететь. Ты — хочешь. Знаешь, я думаю, у тебя большое будущее.

— Если всё кончится благополучно, — добавил Фадан.

— А вот чтобы оно кончилось благополучно, давайте готовиться, — Десятая решительно встала, остальные поднялись следом. — Вы же пойдете туда не просто так.

— Кстати, забыл спросить, — Бакли, до того тактично помалкивающий, рискнул вмешаться и слегка сбить пафос разговора. — Про будущее — это хорошо, конечно, но я хотел бы знать про вирус. Он до сих пор действует?

— Н-да… — протянула Даша, закрывая блокнот. — Уж убил, так убил. Не в настроении папа, судя по всему.

— Это ты еще приуменьшила, — Берта нахмурилась. — Если папа начинает, пусть и на бумаге, убивать богов, то…

— То хорошего ждать не приходится? — подсказала очевидное Даша.

— В некотором смысле да, — кивнула Берта. — Зай, а вот как ты считаешь, мы с отцами — молодые или старые?

Берта только-только прошла геронто, и выглядела сейчас лет на двадцать пять, совсем немногим старше дочери. По ее собственным словам возраст «за тридцать» ей поднадоел, да и в экспедициях после геронто работать будет куда как проще.

— Не знаю, — Даша задумалась. — Для незнакомых вы, как мне кажется, молодые. Для тех, кто вас знает — конечно, нет.

— Почему — конечно? — видимо, слова дочери задели Берту, но в тот момент Берта не понял, чем именно.

— Потому что вы — ворчливые зануды, — Даша решила, что пора обратить этот разговор в шутку, но в ту же секунду поняла, что не сумеет. — Потому что это не скроешь, да вы и не пытаетесь. Мам, у вас половина разговоров начинается со слов «а помнишь?». Постоянно это «помнишь, помнишь, помнишь». Понимаешь? Ты только не подумай, что я упрекаю тебя или отцов, нет! Ты задала вопрос, а я попыталась на него ответить. Прости, я не хотела расстроить тебя.

— Всё нормально, зайчик, — Берта прикрыла глаза. — Нет, правда. Всё нормально. И ты совершенно права. Знаешь, через какое-то время у тебя тоже это появится… это чертово «помнишь». Так вот, гони его от себя прочь поганой метлой. Даш, я серьезно. Для меня это «помнишь» давно стало маркером.

— Каким маркером? — не поняла Даша. — О чем ты?

— О том, что одна жизнь заканчивается, и начинается другая. Этой моей жизнью стала ты. И Вера. И это была самая моя лучшая жизнь, правда. Лучше — уже точно не будет…

Берта прикусила губу. Сильно, до крови. Но продолжила:

— И эта жизнь сейчас уходит от меня. И, знаешь, я совсем не уверена, что хочу в следующую.

— Мам, не плач, — кажется, Даша испугалась. — Не плач, пожалуйста!

— Как я могу не плакать, когда всё рассыпается на части, — Берта закрыла лицо ладонями. — Скажи мне, Даша, как? То, чего я так не хотела когда-то, оказалось в результате высшим счастьем, которое только для меня возможно, и сейчас это счастье… как вода сквозь решето…

— Мам, я тебя прошу…

— Всё нормально, — Берта отняла руки от лица, несколько раз глубоко вздохнула. — Всё в порядке, правда. Просто у твоих чертовых отцов шило в задницах, понимаешь? Сколько раз это было, бог ты мой, сколько раз!.. Это проклятое шило… эти бесконечные задания, с которых возвращались два полутрупа, но… у этих полутрупов были живые и горящие глаза! О, тогда они совсем даже не казались старыми, поверь. И знаешь, что самое страшное, дочь?

Даша осторожно кивнула. Она и сама уже была не рада, что затеяла этот разговор.

— То, что я тогда тоже себя ощущала живой. По-настоящему живой. И свободной, как птица в небе. И это при том, что жили мы под таким гнетом, под таким контролем, что ты себе этого и представить не можешь. Ладно. Закроем тему, пожалуй. А то я опять скажу сейчас «помнишь», и…

— Мне — не скажешь, — покачала головой Даша. — Видимо, пока что рановато.

— Ничего подобного, — парировала Берта. — Помнишь, ты ходила с папой есть мороженое?

— «Помнишь», — передразнила Даша.

— Ты помнишь, что я люблю орешки, которые там продаются?

— «Помнишь».

— Так почему же ты, если такая памятливая, не привезла бедной и несчастной родной матери крошечный кулечек орешков? — Берта встала, уперла руки в бока, и нахмурилась. — Вот что. Черт с ними, со сборами. Теперь моя очередь идти с тобой в кафе.

— А Верка с Витькой?

— Если поймаем их по дороге, прихватим за компанию. Чем больше народу, тем веселее. Гулять, так гулять! Смотри, какая погода замечательная. Ну когда еще мы так сможем пройтись? Вы приедете только осенью, а осенью уже совсем не то. Пошли?

Даша посмотрела на мать долгим, пристальным взглядом, от которого Берта внутренне вздрогнула — потому что это был ее собственный взгляд. Она видела этот взгляд тысячи раз. В зеркале. Недоверчивый, испытующий, пронзительный. Правда? Ложь? Пойму? Сумею?

— Пошли, — кивнула Даша.

— Положи только блокнот на место, а то Ит выскажет нам своё «фэ», когда приедет. Они второй день торчат на этом складе, и, кажется, хорошего настроения им это не добавило.

— Они там пиво пьют, — с неприязнью заметила Даша. Запах пива она не любила. — Не думаю, что им так настолько скучно.

— Пожалуйста, вырастили ехидну, — вздохнула Берта. — Уже пошли упреки. Вот возьму, и сама сегодня выпью пива.

— Это кто там пиво пить собрался без меня? — послышался голос из прихожей. — Фэб, нет, ты слышал, а?

— Слышал, Кир, слышал. Бертик, нас с собой возьмете?

Мать и дочь переглянулись. Даша прыснула.

— Мам, ты сама хотела большую компанию, — напомнила она. — Бойся своих желаний, они исполняются.

— Причем быстрее, чем я успеваю их додумать до конца, — пожаловалась Берта. — Клади блокнот, и поехали. И побыстрее, пока нам на хвост не упали Ри с Джессикой, и половина состава экспедиции.

7 Разноцветные дороги

— Тебе чего сказали? Восемнадцать. Ты понял? Восемнадцать базовых датчиков, и шесть в резерв. А не двенадцать!

— Так нету больше… Дополнительные только завтра будут. Их вообще пока нету.

— Так если нету, то привезите с другого склада!!! — Скрипач уже орал в голос. Ит сидел, опустив гудящую голову на руки, и в разговоре участия не принимал.

— А сами вы поехать не можете?

— С какого хрена я должен ехать сам?! Это ваша работа! А не моя!

— Ехать некому…

— Как тут сидеть, так есть кому, а как ехать — некому?!

Ит почувствовал — еще пять минут этого крика, и мигрень ему обеспечена до утра. Не смотря на любые меры. Он встал, подошел к столу, отодвину в сторону Скрипача, и приказал:

— Адрес дай. Я съезжу.

— Вот, он и съездит, — обрадовался кладовщик. — А вы кричали.

— И он, и я, должны заниматься комплектацией, а не мотаться по городу, — рявкнул Скрипач. — Ит, тебе больше всех надо?

— Угу, — кивнул Ит. — Надо. Мне надо, чтобы над ухом не орали. Ни тут, ни дома. Сил уже нет никаких. Так куда ехать-то?

— В Климовск, — заулыбался кладовщик.

Скрипач беззвучно произнес какую-то сложную тираду, но Иту было уже всё равно.

— Адрес, — повторил он.

— Два часа в одну сторону, — простонал Скрипач. — И каждый датчик по пять кило.

— Ключи от катера дай, — попросил Ит.

— А на чем я попру двенадцать датчиков? — резонно спросил Скрипач.

— Черт, действительно. Ладно, я тогда рейсовым, — Ит тряхнул головой. — А оттуда домой сразу.

— К ночи будешь, — проворчал Скрипач. — Эй, куда? А сопроводилку?

Пока кладовщик искал нужные бумаги, они перетащили отвоеванные датчики к входу, потом Ит забрал нужные листы, проверил печати, и, сунув листы в сумку, вышел на улицу.

Тепло. Совсем уже тепло, даже, пожалуй, жарко. Берта с Фэбом и Киром, конечно, в институте, а хорошо было бы в такой день куда-нибудь выбраться, наверное. Прогуляться, посидеть где-нибудь спокойно, поговорить.

О чем?..

И сколько лет они уже никуда вот так не выбирались?

Четыре? Пять?

Кого ты обманываешь, Ит, и зачем ты это делаешь?

Он спустился к набережной, взял два билета на рейсовые до Климовска, основной и пересадочный, и побрел к причалу, ждать катера. Народу на причале по дневному времени было немного. Стайка девчонок-студенток, пожилая женщина с толстым маленьким мальчиком, и солдат-срочник, судя по белым шнурам на форме, недавно демобилизовавшийся. Кретинская мода на эти шнурки. Впрочем, какая разница…

На катере Ит, против ожидания, не пошел на свое любимое место на корме, а спустился в нижний салон. И молодежь, и солдатик, и тетка с мальчиком пошли наверх, под тент, и он оказался в салоне в полном одиночестве. Поскольку катер был обычный, рейсовый, никакого мороженого тут, конечно, не продавали (такая роскошь существовала только на прогулочных катерах), и спускаться вниз честной публике не было никакого толку.

Ит сел, вытащил из кармана сумки блокнот, пристроил на коленку. Вынул из кармана ручку, и, вместо того, чтобы писать, принялся грызть пластиковый жесткий колпачок.

Не хочется писать.

Почему-то не хочется.

Точнее, написать-то надо, вот только мысли срываются, как дождевые капли, и падают… совсем не тот дождь, верно?

О чем ты думаешь — на самом деле?

— К черту, — пробормотал Ит. — К черту всё пошло. Нельзя сейчас про это. Нельзя. Еще рано.

А где я оставил несколько дней назад этих своих несчастных героев? Ах, да. Ну, допустим, допустим…

Колпачок, щелкнув, развалился на две половинки. Молодец, Ит. Догрыз. Следующим пунктом надо будет перемазать стержнем карман рубашки, а потом выслушать от Кира всё, что Кир думает про тех, кто таскает в карманах ручки без колпачков. Конечно. Ах, да, Кир же теперь стирает. Он тоже чувствует, что происходит что-то не то, поэтому он доказывает свою нужность и важность тем, что стирает всё подряд. А рыжий готовит. А Берта руководит. А Фэб до сих пор торчит в больнице, приводя в порядок ту часть архива, которую они не доделали. А он, Ит…

Может, после экспедиции всё как-то наладится?

— Кому ты врешь? — спросил Ит в пространство. — Себе?

Пространство молчало.

Ит сунул половинки колпачка в сумку, и снова уставился на девственно чистую страничку блокнота.

— Ну, ладно, — прошептал он. — Допустим, так…

«Разноцветные дороги. Неизвестно, какие поступки хуже. Глупые, совершенные по собственной воле, или же умные, но совершаемые по принуждению…»

Неизвестно, какие поступки хуже. Глупые, совершенные по собственной воле, или же умные, но совершаемые по принуждению. Именно так думал Фадан, спускаясь неспешным шагом по более чем знакомой тропинке, петляющей по склону холма. Против ожидания, спуску никто не препятствовал. На выходе не оказалось ни одного гревана, точнее, на выходе не оказалось вообще никого, и этот факт команду сильно удивил.

— А где эти все? — произнес Шини, едва они спустились на землю с черной платформы. — Нас что, никто не ждет?

— Странно, — пожал плечами Аквист. — Фадан, Бонни, Бакли, чего вы там стоите?

— Смотрим, — ответил Фадан. — Да, действительно. Странно.

— Так и я про что, — подтвердил Аквист. — Интересно, куда они все подевались?

— А я как-то не очень хочу про это знать, — заметила Бонни. — Подевались, и ладно. Нам же проще будет.

Шини согласно закивал.

— Ну что, пошли вниз? — предложил он. — Я так понимаю, нам надо искать транспорт, чтобы ехать к югу?

— Верно, — согласился Фадан. — Идемте.

Оборудование, которое они получили от Остроухого, сейчас было при них — Первый справедливо рассудил, что обозленный демиург, скорее всего, это оборудование не разглядит, так как оно сделано на Раворе-7, а, значит, оно является частью планеты, которую он считает своей. Поэтому наручи Аквиста и Шини, налобник Бакли, коробочка Бонни, и универсальный ключ Фадана вернулись к своим хозяевам. Так же с собой у команды были «часы» и имитатор, но «часы» сейчас ничего не весили (к ним удалось приделать антиграв), а имитатор представлял собой не диск, а кристалл, висящий на цепочке у Фадана на шее.

Ну и одежда, конечно.

Одежда была — что надо.

Каждому досталось по универсальному комбезу, и комбезы эти оказались выше всяческих похвал. Во-первых, они, по словам Десятой, неплохо защищали от пуль и могли оказаться весьма полезными во время драки: у них была функция, предусматривающая режим легкой брони. Во-вторых, в таком комбезе нельзя замерзнуть или перегреться. Он будет поддерживать комфортную, или близкую к комфортной, температуру. Когда надо, согреет, когда надо, охладит. В-третьих, комбез является еще и универсальной поддержкой. В случае ранения он закроет рану, да еще и будет вводить в кровь препараты, которые снимут боль и предотвратят заражение. В-четвертых, комбез маскирует. У него есть режим «хамелеон», в котором существо, одетое в комбез, становится если не совсем невидимым, то близко к тому.

— А что такое хамелеон? — поинтересовался Шини, когда Десятая закончила рассказывать про комбезы.

— Ящерица такая, — пояснила та. — Меняет цвет в зависимости то того, на каком фоне находится. В человеческих мирах живет.

— Ясно… — протянул Шини. — А она большая, эта ящерица?

— Да нет, маленькая. А что?

— Просто подумал. Подкрадется такая, и сожрет. А ты и не увидишь, — Шини передернул плечами.

— Ну, предположим, подкрасться и сожрать можно без всякой маскировочной окраски, — справедливо заметил Первый. — Про комбезы всё понятно?

— А по желанию у них цвет можно менять? — с интересом спросила Бонни.

— Можно, — пожал плечами Первый. — Но зачем?

— Чтобы красиво было, — комбезы Бонни понравились всем, кроме цвета. Цвет был какой-то унылый, темно-серый, с переходом в болотный. — Как-то сейчас не очень красиво.

— Поменяешь на любой, — улыбнулась Десятая. — Просто прикажи.

До поры Бонни не приказывала, но сейчас комбез на ней сменил цвет на серебристый, да еще и вспыхивал на солнце всеми цветами радуги. На вопрос Фадана — зачем такой маскарад? Бонни лишь фыркнула, и резво ускакала вперед по тропинке, догонять Аквиста. Зачем, зачем… чтобы красиво было, конечно, зачем еще-то?

Фадан неспешно шел вперед, все замедляя шаг, и про себя удивлялся странному умиротворению, которое вдруг появилось в его душе. День стоял теплый, летний, в кустах пересвистывались невидимые маленькие птички, а на небе не было ни облачка. Вокруг стоял тихий летний лес, кроны деревьев образовывали полупрозрачный зеленый шатер. Идиллия и спокойствие. В такой день хорошо выбраться на пикник, посидеть на травке, полюбоваться природой… какая, к Остроухому, природа, о чем я вообще думаю? Фадан резко остановился.

Откуда у меня эти мысли?!

И где остальные?..

Команда обнаружилась метрах в пятидесяти ниже по склону. Бакли сидел под деревом, прислонясь к стволу спиной, и, кажется, собирался немного подремать, Бонни сидела на коленях рядом с кустиком, усыпанным яркими розовыми цветочками, а Шини с Аквистом разглядывали что-то в траве на полянке.

Так…

— Вы что делаете? — сердито произнес Фадан, приближаясь к ним.

— А что мы делаем? — удивился Шини. — Тебя ждем… кажется.

— А мне кажется, что нас ловят. Или уже поймали. Бакли, подъем! — рявкнул Фадан. — Бонни, оставь куст в покое! На что вы там пялились, оба?!

— Улитка ползла… ох ты ж, ацошья пакость!.. — дошло до Аквиста. — Так это что же получается?!

— Получается, что нам нельзя расслабляться, — проворчал Фадан. — Я и сам едва не попался. Иду, про птичек думаю… а потом думаю — какие птички?

— Это Триединый, — мрачно подтвердил Бакли, с трудом поднимаясь на ноги. — Усыпляет нас, зараза.

— Точнее, успокаивает, — поправил Шини. — Вот же гадина какая! Надо в город идти. Все равно, машины только там были.

— Заодно и посмотрим, что в самом городе. Сдается мне, там тоже не всё так просто, — пробормотал Фадан.

В городе было… странно. Да, именно странно, и Фадан про себя порадовался своей догадливости. Главная странность заключалась в том, что спокойствию, которое сейчас внушал разумным демиург, подействовало не на всех. На кого-то да, и еще как. На кого-то — нет.

И теми, на ком внушение не сработало, оказались преимущественно дети.

Если взрослые сидели кто где, или лениво брели куда-то по улицам, то дети, почувствовав свободу, носились тут и там, и творили, что хотели. Двое мальчишек лет по десять, не больше, гоняли по пустой улице мяч, используя вместо ворот распахнутые двери домов; компания из пяти гермо лет по восемь катила по дороге тележку, доверху набитую какой-то снедью; совсем маленькие девчушки рисовали в центре мостовой большую картину, причем рисовали прямо руками, и дорога, покрытая составом, послушно меняла под их ладошками цвет. Видимо, воздействие, которое оказывал на взрослое население Триединый, им было нипочем.

— Сходим к Вайши? — предложил Аквист.

— Давайте, — согласился Фадан. — Интересно, на него подействовало, или нет?

— Мне почему-то кажется, что нет, — Аквист задумался. — Должен быть какой-то… какой-то критерий, мне кажется.

— Критерий чего? — нахмурился Шини.

— Критерий отбора, — пояснил Аквист. — Вот смотрите. Сначала нас вроде бы проняло, да?

Все дружно кивнули.

— Но потом мы поняли, что происходит что-то неправильное. И нас тут же отпустило. И больше это чувство не возвращается. Я прав?

— Прав, — согласился Фадан. — Ты считаешь, что он сумел догадаться?

— Мне кажется, да, сумел. Для того чтобы догадаться, надо… — Аквист задумался. — Надо мыслить как-то иначе, что ли. Не могу слова подобрать.

— Восприятие, — пожал плечами Бакли. — Сеп вон подсказывает, что существуют стереотипы мышления, и что те, кто мыслит не стереотипами, внушению не поддаются. Поэтому дети так себя и ведут. У них стереотипов нет еще. По крайней мере, у тех, кому их не успели внушить.

Ни Сеп, ни Шеф, ни Ана, ни Ал с Элом пока что не показывались, и, видимо, это было правильно — не смотря на то, что город находился в дурмане, появление «мертвых» было бы всё-таки излишним.

— Ана говорит, что Вайши точно не поддался, — добавила Бонни. — Вайши внутренне тот еще ребенок.

— В смысле? — не понял Фадан.

— Есть разумные, к которым грязь и дрянь просто не пристают, — повторила Бонни слова Аны. — Они внутренне до самой смерти остаются детьми. Вот Вайши как раз из таких. Он верит в чудо, в справедливость, в невозможное. И даже когда всё очень плохо, такие не теряют надежды и настоящей веры. Поэтому Вайши для внушения Триединого неуязвим.

Как выяснилось чуть позже, Сеп и Ана оказались совершенно правы.

…Вайши команда нашла неподалеку от музея, в переулке. Он сидел на раскладном стульчике, который, видимо, принес из дома, и оживленно беседовал о чем-то с компанией подростков. Вспомнив, как Вайши лютовал в музее, и чуть не подрался с детьми, Аквист удивился, но вида не подал. Видимо, музей для Вайши был местом особенным, а тут, на улице, порядки осуществлялись совсем другие.

— …по площади попозже погоняем. А сейчас сходите к девчонкам и проследите, чтобы мелких покормили, время-то уже обеденное. Стрейки, принеси мне попить, хорошо?

— Тележку привезти? — спросил долговязый мальчик по имени Стрейки. — Или пусть средние сначала для мелких отвезут?

— Для мелких сначала, чего ты… ребят, как родители покушать придут, вы им хлеба дайте с лхусом, а потом лучше всего по комнатам разведите. Ну вечером. А как разведете, мы как раз и покатаемся, — он заговорщицки подмигнул ребятам. — Много там машинок новых?

— С десяток есть, — ответил другой подросток. — И все на лапах! Мы еще не пробовали, но, наверное, эти быстрее первых будут. Лапы длинные такие…

— А дороги что? — спросил Вайши.

— Вроде пошире стали, — неуверенно ответил подросток. — Это надо, чтобы ты поглядел.

— Погляжу, погляжу, — пообещал Вайши. — Ох ты ж! Аквист, Шини! Это вы?

Аквист улыбнулся.

— Мы, конечно, — подтвердил он. — Как дела?

— Где вы были? — с подозрение спросил Вайши.

— Там, где ты подумал, — кивнул Шини. Он справедливо рассудил, что при подростках говорить про другую планету не стоит. — И… Вайши, это круто. Правда.

Глаза у Вайши загорелись.

— Так, ребятня, идите, гуляйте, — приказал он подросткам. — Мы попозже на площадь придем. И не гоняйте сильно пока, ладно? Давайте сначала приноровимся немножко.

Через минуту подростков в переулке уже не было, они гурьбой рванули куда-то вниз по улице.

— На площадь побежали, — пояснил Вайши. — К машинкам.

— На какую площадь? — не понял Фадан. — Автобусную?

— Какое там, автобусную! Вы не знаете, чего у нас тут делается! — Вайши хлопнул себя ладонями по костлявым бедрам. — Три дня уже, как началось. Взрослые словно заснули все, разом. В уме остались Вукер, я, Оташенька, да детвора.

— Оташенька? — с подозрением спросил Аквист. Оташеньку он откровенно побаивался, и небезосновательно. — Но…

— Почему она не заснула, хочешь спросить? — прищурился Вайши. — Да потому что она такая же чокнутая на самом деле. Она ругается, да, но почему ругается-то… напоказ. А в душе она другая. Вот и не заснула. Она сейчас команду из девчонок собрала, чтобы за малявками поухаживать, а я с пацанами и средними вожусь.

— Я про площадь так и не понял, — напомнил Фадан.

— А, площадь! Так вот, площадь. У нас тут площадь появилась, под холмом. Здоровенная!.. И от нее дороги стали появляться, как реки потекли в разные стороны. Сначала тоненькие были, меньше шага в ширину, а сейчас уже ого как расширились. И за горизонт ушли, в первый же день еще. С холма в бинокль смотрели, конца-края не видно. Здорово, да? — в голосе старого хранителя звучал самый настоящий восторг. — Угадайте, куда красная отправилась?

— Подозреваю, что по Красному Пути, который ты рассчитал, — сказал Фадан. — Точнее, по своему старому… ммм… руслу? Или как правильно.

— Заняла свое место, — пожал плечами Бакли. — Где ей положено быть.

— Верно, верно, — закивал Вайши. — И другие дороги тоже. А вот на площади, где эти дороги сходятся, на второй день появились машинки. Сначала маленькие совсем. Кабинка, одному с трудом влезть, и лапки такие, во все стороны. Ну, пацаны, а потом и гермы, полезли, ясное дело…

Оказалось, что машинками очень легко управлять, и что они, пусть и неспешно, разъезжают по площади туда-сюда. Разумеется, покататься захотелось всем, и пришлось Вайши брать процесс катания под свою ответственность: он вполне справедливо предположил, что за детьми надо последить, чтобы не сделали чего плохого и не поранились.

Вслед за первыми, маленькими, появились другие машинки. Точнее, уже машины. Кабина больше, двое запросто поместятся, и лапы уже не такие, посерьезнее. Эти машинки оказались более быстрыми, и ребята, разумеется, тут же принялись устраивать гонки по площади.

А сейчас…

— Что там сейчас? — с интересом спросил Бакли.

— А сейчас там уже здоровенные машины стоят. Размером с пикап, с автобус. Но с детьми они не едут. Я пробовал, со мной едут. А с ними нет. Видимо, нельзя детям на них кататься. Остроухий не позволяет.

— Остроухий? — удивился Фадан. — Он…

— Так он появлялся тут, — невозмутимо сообщил Вайши. Сообщил так, словно речь шла о старом знакомце, зашедшем вечерком выпить вина или лхуса. — Сказал, чтобы большие машины не трогали пока, ребятам шапок подарил смешных, с ушками. Взрослых велел поменьше тревожить, пусть делают, что хотят. Проснулся утром, добрел до работы, и ладно. Или дома сидит — тоже ладно. Или спит полдня… неважно. Главное, чтобы их кто-нибудь покормил утром и вечером. Воду, сказал, сам им будет ставить, чтобы пили почаще.

— А он рассказал, что случилось со взрослыми? — напрямую спросил Фадан.

— Да не особо рассказал. Так, намекнул…

— И что именно он намекнул? — нахмурился Фадан.

— Вот что. Пойдемте ко мне, — предложил Вайши. — Лучше там поговорить. А то взрослые-то спят, а всё равно не по себе. Вдруг кто что услышит?

Дома у Вайши они до того не были. Оказалось, что его семья жила в небольшой пристройке за музеем. Жилье скудное, не сказать — бедное. Две комнаты, женская, и для гермо, кухня, да маленькая ванна с туалетом. Квартирка выглядела запущенной, но, видимо, Вайши и его семью она устраивала.

Оташенька и второй гермо, по имени Вукер, оказались дома. Вукер выглядел примерно так же, как Вайши — тощий, седой, в очках, и даже палочка у него была похожая. Только взгляд у него был немного другой. Казалось, Вукер чего-то боится, но чего именно, не представлялось возможным узнать. Оташа, которой Аквист и Шини испугались в первый день знакомства, сейчас выглядела иначе, нежели чем раньше — она приосанилась, подтянулась, словно бы собралась внутренне.

— О, ацох старый явился, — заключила она, выходя из-за двери. — Да не один, а с гостями. Причем с теми самыми, что эту всю кашу и заварили.

— Вы правы, — кивнул Фадан. — Это мы и есть.

— Оташ, чего ругаешься? — с упреком спросил Вайши. — Поди, плохо, что ли?

— Я ж не говорила, что плохо… Вук, что опять молчишь? — второй муж робко высунулся из-за необъятной жениной спины и проговорил:

— Доброго дня, уважаемые.

— И вам добрый день, — улыбнулся Фадан.

— Оташ, нам бы перекусить чего, — попросил Вайши. Но у жены, видимо, было на счет еды иное мнение.

— Тебе лишь бы жрать, — рявкнула она. — До обеда не потерпишь? А вы вот зря его кормили, — повернулась она к Шини и Аквисту. — Ему помногу есть нельзя. Язва у него. Кирдык на пороге, считай. Но хоть бы хны! То обожрется на стороне, то вина напьется…

— Так кушать хочется, — развел руками Вайши. — Я ж не виноват.

— Да знаю, что не виноват, — сбавила обороты жена. — Один с кирдыком, другой с нервами, — она покосилась на второго мужа. — А я тут крутись между ними, чтобы не передохли.

— Язву можно вылечить, — заметил Бакли. Видимо, до этого он беззвучно общался с Сепом. — И нервы тоже. А что с нервами-то? И откуда вы про язву знаете?

— Я что, читать не умею? — пожала плечами Оташа. — У нас же музей. И библиотека есть. Я про язву две книги нашла, старые, правда, но пригодились. Я ж не совсем дура-то, — гордо сказала Оташа. — А нервы…

— Нервы по моей вине получились. Его полисы забирали, как мы с ним холм копать начали, — понурившись, объяснил Вайши. — Вук, ну прости ты меня… сбежал я, а его словили… через полгода только выпустили. Били сильно, угрожали. Ну он с тех пор немножко и того…

— Я не того, — сердито объяснил Вукер. — Давление у меня подскакивает, стоит чуть поволноваться. Лежать приходится. А с тобой, Вайши, одни неприятности! То раскопки снова затеет, словно тех, первых, мало было, то пол в музее выломает, то экспонат чуть не расшибет какой-нибудь. Никаких нервов на тебя не хватит.

— Понятно, — Фадан вздохнул. — А старший ваш?

— Помер давно, — махнул рукой Вукер. — Наверное.

— В смысле — наверное? — удивился Бакли.

— Пропал, — понурился Вайши. — Просто не вернулся домой. Искали мы его, искали… как в воду канул.

— А красивый мужик был, загляденье, — покачала головой Оташа. — И эти по молодым годам были тоже ничего, — она ткнула Вайши пальцем в бок. — Нас даже в городе прозвали «лихая четверка». Ругали, конечно, что не по канону живем, а что ругать было, когда они все трое так по душе пришлись, что я в свой дом пустила?.. — она махнула рукой и отвернулась. — Как не пустить, когда оно мало что хорошо, так с каждым днем всё лучше? Недолго счастье длилось. Сначала я заболела, потом Акад пропал, а потом и вовсе… что уж теперь. Как есть, так и есть.

— Простите, что спросил, — виновато произнес Фадан. — Не хотел расстроить.

— Вы лучше расскажите, вы правда… там были? — Оташа подняла глаза и посмотрела на небо. — Как там? Что там?

— О, там интересно. Сейчас всего не расскажем, но кое-что можно, наверное. Но Вайши нам обещал объяснить, что вам наговорил наш остроухий друг. Что у вас тут было?

Оказывается, Остроухий объяснил вот что. Триединый таким образом защищается. Судя по всему, «спит» сейчас весь мир. Почему? Да всё просто.

Представьте себе большое-пребольшое озеро. Озеро волнуется от ветра, а на берегу стоит кто-то, и кидает в воду камни. Кто-то этот — невидимый, а волны от камней смешиваются с уже имеющимися волнами на воде, поэтому вычислить, откуда летят камни, невозможно.

Что нужно сделать, чтобы найти кидающего, если учесть, что над озером и окружающим его миром у тебя практически полная власть?

Правильно.

Успокоить озеро.

И тогда сразу станет понятно, где находится тот, кто мутит воду.

— Так он, выходит, ждет нас? — с ужасом спросила Бонни.

— Выходит, что так. Чужаков-то он погнал, потому что отличить мог, другие они для него почему-то, уж не знаю, почему, а вот как своих найти, которые воду мутить будут? Правильно. Успокоить воду надо. Вот он и успокоил, — объяснил Вайши. — Нас он не трогает. И Остроухий тоже рассказал, почему.

— И почему же? — Фадан прищурился.

— Потому что мы, во-первых, старые, и, во-вторых, с места не двигаемся. Не пытаемся поехать куда-то, сделать что-то. Сидим, где сидели, с ребятней возимся. Подозреваю, что двинься мы с места, он бы нас тут же грохнул, — Вайши опасливо огляделся.

— И что же нам делать? — растерянно спросил Шини. — Значит, он нас не трогает, пока мы тут, в городе, а стоит нам из города выйти, как нас сразу и того?

— А вот это отдельная тема. Остроухий тоже не прост. Дороги эти не с кондачка появились, — гордо провозгласил Вайши. Оташа кивнула. — Оказывается, дороги эти — не часть нашей планеты. Прикиньте? Они нам не принадлежат. И Триединый над ними власти не имеет.

— Подожди, — Фадан задумался. — Так вот в чем дело… Выходит, это он их разрушил? Все эти легенды, сказки… про те же Семь Земных путей… Или нет, если власти не имеет, то не сам… через кого-то?

— Чего ты там бормочешь, Фадан? — спросил Бакли.

— Думаю. Дороги были раньше, да? Когда Холм работал.

— Получается, что да, — кивнул Аквист.

— Но потом дороги разрушились. Шесть полностью, а от красной остались следы в виде залежей камня, так?

— Так, так, — подтвердил Вайши. — Только я считаю, что они все-таки сами разрушились. От времени. Времени-то ого сколько прошло. А Триединый про другое постарался. Он устроил так, чтобы в дороги никто не верил. Чтобы они сказками стали, или типа того. Складно получается?

— Вроде бы складно, — согласился Аквист. — Жалко, что мы там забыли спросить про это всё.

— Да откуда нам знать было? — пожал плечами Шини. — Мы там вообще никаких дорог не видели. Их там, кажись, и не было.

— Были! — возмутилась Бонни. — Они с другой стороны холма там начинаются. Пока вы дрыхли, я гуляла, и видела. Правда, издали совсем. Но были. И площадь была!

— Не кипятись, — попросил Аквист. — А машины там ездили?

— Машин не видела, — покачала головой Бонни. — Может, разъехались?

— Сейчас мы этого точно не узнаем, — покачал головой Фадан. — Но… Вайши, а при чем тут дороги?

— Да затем, вельш ты непонятливый, что пока вы на дороге — вы для Триединого как бы и не существуете, — снисходительно пояснил Вайши. — Остроухий, видать, считает, что вам надо будет куда-то ехать… зачем-то… не в Аюхтеппэ случайно?

— Нет. Нам надо в… — Фадан вдруг осекся.

Интересно, а Триединый сейчас может слушать то, о чем они говорят?

А мысли читать может?

Наверное, может. Раз он смог вогнать в спячку почти весь Равор-7, то может. Запросто.

Фадану вдруг стало неуютно.

Очень неуютно.

Они все сейчас были, как экспонат в музее, как старая картина на стене, как открытая книга — и Триединый мог запросто их рассматривать, читать, наблюдать за ними.

— Пойдемте на эту самую площадь, — приказал Фадан. Остальные с недоумением смотрели на него, но Фадан решил не рисковать и не говорить вслух — может быть, поможет? — Там поговорим.

Площадь производила совершенно фантастическое впечатление — даже Бонни, которая уже видела похожую площадь (правда, издали и мельком), и та зачарованно остановилась вместе со всеми, разглядывая это диковинное сооружение.

Пространство площади представляло собой половинку круга, разделенного на сегменты разных цветов, и от каждого сегмента уходила в свою сторону яркая дорога… если можно, конечно, назвать дорогами широченные, метров по двадцать, полосы из непонятного материала, возвышающиеся над землей на метр с лишним. В той части полукруга, которая находилась ближе к холму, стояли рядами те самые машины, про которые Вайши говорил с подростками. Причем стояли не просто так, а под легкими (или только кажущимися легкими) навесами. Навесы эти вырастали из покрытия площади, и, кажется, составляли с ней единое целое.

День выдался солнечным, но, как всем показалось, полосы еще и сами светились, правда, едва заметно.

На вопрос — светятся ли дороги, Вайши ответил утвердительно. Светятся. Сейчас действительно не видно, солнце яркое, но ночью зрелище просто изумительное.

— Какого же размера этот полукруг? — с восхищением спросил Шини.

— Почти километр. Остроухий сказал, что потом он может стать больше. Много больше, — пояснил Вайши.

— А на той планете он маленький, — вспомнила Бонни. — Пятачок такой, совсем крошка.

— Может, это зависит от того, сколько народу в мире живет? — справедливо предположил Бакли. — Если народу мало, то и хреновина эта мелкая. Если много, то и она большая. Нас же много, вот она такая и вымахала.

— А ведь верно! — воскликнул Шини. — Умный ты, Бакли. Соображаешь.

— Жизнь заставит, — пожал плечами Бакли. — Ну что, пошли смотреть?

— Пошли, конечно, — кивнул Фадан.

…Под навесом царила приятная прохлада, а воздух был свежим и чистым. Сейчас команда стояла в синем секторе полукруга, неподалеку от рядов машин. Фадан попытался их сосчитать, но сбился после пятого десятка — более крупные механизмы не позволяли определить точное количество маленьких машинок.

С площади доносились веселые голоса — видимо, дети, для которых Вайши не нашел полезного занятия, продолжали кататься.

— Соревнования устроили, — проворчал Вайши беззлобно. — Охламоны… Ладно. Так про что вы поговорить хотели?

— Про то, куда нам нужно, — Фадан огляделся в поисках какой-нибудь лавочки, на которую можно сесть, но ничего похожего на лавочку поблизости не имелось. — Может, в какой-нибудь машине посидим? Неудобно стоя…

— Можно, можно, — закивал Вайши. — Вон та, здоровенная, подойдет. Сейчас… — он вдруг пронзительно свистнул, и, к огромному удивлению Фадана и остальных, машина вдруг беззвучно тронулась с места и заскользила над покрытием площади к ним. — На этой я уже ездил, — объяснил Вайши. — Никогда автобус не водил, не думал, что получится, и вот поди ты. А она побольше автобуса-то будет…

Бакли, как самый понимающий в машинах, рассматривал двигающуюся к ним махину с неподдельным интересом. Автобус механизм напоминал разве что размером, на этом всякое сходство заканчивалось. Выглядел этот агрегат как синий литой цилиндр, без видимых швов и стыков, из-под нижней части цилиндра торчали те самые «лапы», про которые говорил Вайши. На самом деле это были не лапы, конечно, а тонкие, изогнутые конструкции сложной формы, своими кончиками они соприкасались с поверхностью площади. Машина скользила над покрытием совершенно беззвучно, и через несколько секунд остановилась рядом с Вайши.

— Открой дверь, — важно приказал Вайши, и машина послушалась. Часть стенки цилиндра, обращенная к команде, вдруг разошлась в стороны, а из недр цилиндра к ногам компании съехал тонкий, как лист бумаги, пандус.

— Во как, — гордо сказал Вайши. — Пошли, внутри посидим. Тем более что там и попить можно, и поесть.

Понятно… Фадан только покачал головой и понадеялся, что эта еда старому хранителю во вред, может быть, всё-таки не пойдет.

— Оташе только не говорите, что я тут кушал, — попросил Вайши. — Ругать будет. Нельзя, нельзя. То нельзя, это нельзя. Хожу голодный всё время, сухарики грызу.

— Вот сухарики с язвой уж точно нельзя, — заметил Бакли. — Тоже, додумались…

В машине кресел имелось в изобилии, причем потрясающе удобных. Мало того, по команде Вайши стены механизма превратились в окна, а в руках у каждого оказалось по стакану с холодным лхусом, и по тарелочке с пирожками, напоминающими купалики, только размером поменьше, на один укус.

— Так куда вам нужно-то? — спросил Вайши.

— Нам нужно в Кутур, — ответил Фадан. — И не спрашивай пока, зачем.

— В Кутур? — ошеломленно протянул Вайши. — Уж не в паломничество к Кламу вы собрались?

Фадан и Аквист переглянулись.

Вот и сохрани от такого пройдохи хоть что-нибудь в тайне.

— Угадал, — кивнул Аквист.

— Так что тут гадать? — Вайши рассмеялся. — В Кутуре же ничего больше и не было никогда. Эх вы, историки, называется…

— Почему это «эх вы»? — возмутился Шини. — Кутур, независимая столица двойников, была отбита ими три тысячи лет назад у народа Реа, и в сравнительно короткий временной период двойники методично уничтожили все культовые сооружения, находившиеся в самом Кутуре и его окрестностях. Официальной святыней двойников является… эммм… загадочный объект, называющийся Клам, расположенный в самом центре независимой столицы…

— Как по учебнику шпарит, — с восхищением шепнул Аквист Бонни на ухо. — Может ведь, когда хочет.

— …возле Клама в разные месяцы года проводятся различные церемонии, служения, а так же публичные наказания семей, в которых родились гермо, — продолжал Шини. — Насколько известно, за рождение гермо женщине наносят десять ударов плетью, а мужчине двадцать.

— Ой-ой, — Бонни зябко поежилась. — Жуть какая.

— Это еще не жуть, — заметил Вайши. — Возле Клама казнят. Довольно часто.

— Кого казнят? — испуганно спросила Бонни.

— Гермо казнят. За всё. За ослушание, например. За то, что плохо угождают своим хозяевам. За своеволие.

— Странно, — заметил Бакли. — Неужели кто-то добровольно в эту религию уходит? То же Кестал Амсунати… неужели он сам решил стать… ну, вот этим самым… двойником. И, Фадан, ты же говорил тогда, что они не встречаются нигде.

— Они и не встречаются, — пожал плечами Фадан. — Я говорил, что это жуткая ересь, и что их, двойников, нет. Так их и нет! Они только в Кутуре живут, и поблизости, а у нас их отродясь не было. До меня как-то не очень дошло в тот момент…

— Что до тебя не дошло? — не понял Аквист.

— Род Амсунати, к которому принадлежит этот самый Кестал — практически царский, — принялся объяснять Фадан. — Это высокий род. И у меня не связалось, как гермо из такого рода стал слугой и приживалой у двойников. Я же тогда в машине сказал, что они двойники, помните?

Шини и Аквист неуверенно кивнули.

— И что с того? — нахмурился Шини.

— Только то, что сейчас мне кажется… — Фадан замялся. — Мне кажется, что у власти на Раворе-7 именно двойники и находятся. Они только сделали вид, что религия спряталась куда-то и не распространилась. А на деле всё иначе.

— А нам это как? На руку или нет? — поинтересовался практичный Бакли.

— По ходу дела поймем, — беспечно отмахнулся Шини. — Мне больше интересно, сможем ли мы добраться до Кутура, не привлекая внимания Триединого. Вайши, ты не в курсе, куда ведут эти дороги?

— Понятия не имею, — развел руками хранитель. — И не представляю, как это можно узнать…

— Можно спросить у меня, — произнес знакомый голос. — Вайши, впусти меня в машину. Ты слишком хорошо запер дверь.

Остроухий Злыдень и в этот раз своим привычкам не изменил — он был одет в точно такие же штаны и рубаху, как в прошлый раз, на ногах — те же сандалии, а на голове — та же шапочка с кошачьими ушками. Выглядел Остроухий донельзя довольным: судя по всему, происходящее было ему по нраву.

— Приветствую потомков Лердуса, — сказал он, заходя внутрь и усаживаясь в свободное кресло. — Какие вы молодцы! Вы оправдали мои надежды, сумев сделать то, что не сумел никто до вас.

— Сильно подозреваю, что до нас тоже были попытки, — пробормотал Фадан.

— Были, — согласился Остроухий. — Неудачные. А вы справились. Ну или почти справились.

— Ты лучше скажи, куда дороги эти ведут, — попросил Вайши. — Доедут они до Кутура или нет?

— Доедут, но, к сожалению, не к самому Кутуру, — ответил Остроухий. Воздух перед ним сгустился, и вскоре все увидели картинку, которую он проецировал. Это была карта Равора-7, и по этой карте сейчас тянулись разноцветные нити — именно там проходили дороги. — Вот смотрите…

Часть карты увеличилась, приближая изображенную на ней местность и фрагмент желтой дороги.

— Ага, это Кутур, — кивнул Фадан. — А какое расстояние до него от дороги?

— Больше двухсот километров, — чуть виновато ответил Остроухий. — Простите, но я не имею права подвести полосу ближе. Таковы правила. Без таможни не могу.

— Подвести ближе — чего? — не понял Бакли.

— То, что вы называете дорогами, на самом деле — полосы транспортной системы. Для того чтобы попасть в Кутур, вам нужно будет двигаться по желтой полосе. Потом вам нужно оставить машину — она будет ждать вас, сколько потребуется — и каким-то образом добраться до города.

— За двести километров дороги Триединый нас в фарш превратит, — хмуро констатировал Шини. — Мы едва не попались, когда от холма до города дошли, а тут двести километров. Это нереально.

— Реально, — покачал головой Остроухий. — От внушения можно защититься, во-первых, а, во-вторых, вам всё равно надо будет подготовиться, чтобы войти в город. Вы должны выглядеть, как двойники, ходить, как двойники, вести себя, как двойники.

— А может, они тоже спят, как и все остальные? — резонно спросил Аквист.

— Нет, они не спят, — невесело ухмыльнулся Остроухий. — Уж поверь мне, они — не спят. Наоборот, Триединый держит их в повышенной готовности, потому что он догадывается, что вы в курсе о том…

— О чем ты нам не сказал, — проворчал Фадан. — А ведь мог бы.

— Не мог! — раздраженно произнес Остроухий. — Не имел права! Вы — жители этого мира, вы должны сами узнавать, что в нем и как, и сами принимать решения. Я могу только немножко вам помогать. Иногда.

— С упреждением, — поддакнул Фадан. — Дороги построить, например.

— Не дороги, а полосы! Не построить, а запустить! Не решения, а…

— Какой сердитый! — восхитилась Бонни. — Было бы, из-за чего.

— Сердитый, потому что вы искажаете. Кстати, девочка, та коробочка, которую я тебе дал, цела? — Остроухий повернулся к Бонни. Та кивнула, вытащила коробочку из нагрудного кармана комбеза, и положила на ладонь. — Отлично. Скажи мне, ты догадалась, для чего она?

— Пока что нет, — покачала головой Бонни. — Версии у нас, конечно, были, но…

— Но?

— Боюсь, что все они были не верными. А вот сейчас мне кажется, что я догадалась, — Бонни посерьезнела. — Это ведь для Триединого, верно?

— Верно, — кивнул Остроухий. — Это ловушка.

— Вот даже как, — покачал головой Фадан.

— Да, вот так, — Остроухий нахмурился. — У тебя много вопросов, Фадан. Задавай. Я слушаю.

— Я, пожалуй, ограничусь только одним вопросом. Зачем мы уходили на другую планету? Мы могли бы поймать Триединого без всяких выходов вовне… — начал Фадан, но Остроухий его перебил.

— Чтобы на его место сразу же пришел другой такой же, а мы так и остались в капсуле? Думай, что говоришь. Без помощи извне никакого толку от его поимки бы не было. Как только он перестанет влиять, нашу планету тут же выведут наружу.

— Не планету, а галактику, — поправил Фадан.

У Остроухого весьма натурально отвисла челюсть.

— И не делай вид, что ты не знал, — Фадан покачал головой. — Кого ты сейчас обманываешь?

— Я действительно не знал, — ошарашено пробормотал Остроухий. — Я думал, что связку, несколько звездных систем… Но галактику?!

— Именно что галактику. А теперь рассказывай, как нам ехать на этой штуковине, куда, и что мы можем сделать, чтобы нас не повязали двойники, приказал Фадан. — Спорю на что угодно, что ты за ними не один год следишь, и многое про них знаешь.

— Знаю, — кивнул Остроухий. — Под их городом у меня имеется весьма симпатичный тоннель…

Ит закрыл блокнот, огляделся. Оказывается, катер уже шел по вечернему городу, а это значит, что скоро выходить на пересадку. Увлекательное это всё-таки занятие — истории придумывать. Увлекательное и отвлекательное. Жизнь, когда пишешь, она… где-то там. А ты — здесь. Внутри этой самой придумываемой истории. Насколько там всё проще и понятнее…

Это там ты, молодой и беззаботный, хорошо одетый и весь из себя правильный, идешь совершать нечто по-настоящему великое и нужное. Спасать, защищать, предотвращать, укрощать. Это там ты всем нужен и важен.

А здесь…

Здесь и сейчас ты, зтраханный по самое небалуйся, тащишь тяжеленную сумку с датчиками домой, а дома тоже не всё ладно и правильно, потому что дома всё разваливается на части и ты, мудак, одна из причин этого развала, точнее, ты главная причина, но надо как-то всё вывернуть под таким углом, чтобы никто до поры не понял ничего. Сверхзадача, блинский блин.

Что я делаю, а? убито думал Ит. Еще бы я сам понимал, что делаю. И ведь делаю-то правильно, чувствую, что правильно, но если я начну хоть кому-то эту правильность объяснять, всем будет только хуже.

Девятнадцать лет.

Девятнадцать лет прошло после того, как он принял это решение — и сейчас срок подходил начинать делать то, что он тогда еще задумал. То, что им всем казалось жизнью, на деле было только отсрочкой, но они-то принимали эту отсрочку за жизнь, и почти пятнадцать лет каждый из них свято верил в то, что это жизнь и есть. Да он и сам так думал. Даже какое-то время сумел внушить себе, что тогда, давно, он ошибался. Только четыре года как они стали понимать, что к чему. Даже нет, не так. Не понимать. Ощущать. Необъяснимое ведь можно не объяснять, верно? На то оно и необъяснимое. Но можно ощутить.

Это как падать в пропасть, понял Ит.

Мы всё еще летим.

Мы не упали пока, и дна не видно, но то, чему суждено разбиться, разобьется неминуемо.

Сейчас будет, кстати, весьма неплохо. Даже хорошо — отчасти. Девчонки уедут, мы хоть как, но сменим обстановку. Станет полегче — на какое-то время. Полегче — и одновременно острее и беспощаднее. Потому что…

Интересно, а что решил Ри?

Он же, мать его, гений.

Он обязательно что-то решил, в этом сомневаться не приходится, но что — этот поганец никогда не скажет заранее. Да, даже нам, и то не скажет. А ведь мог бы.

Ри они последний раз видели с неделю назад. Кажется. Чертов график, замотались, всё из головы вылетает, и всё из рук валится… катер проходил под мостом, Ит по привычке прислушался к гулкому эху и плеску воды. Так вот, Ри. Тот выглядел задумчивым, напряженным, то и дело отводил взгляд, и упорно отмалчивался, когда речь заходила о детях, домах, дачах — обо всем, что не касалось работы. Словно… словно он не хотел про это говорить.

Словно он уже сжигал мосты, хотя сжигать мосты было явно рано.

Ри, значит. С ним могут быть проблемы.

И — официальная. Сейчас расслабляться нельзя, потому что еще года два, а то и три, предстоит отыгрывать спектакль для официальной. Да так, чтобы комар носа не подточил. Это будет не сложно, потому что когда любишь, и играть ничего толком не надо… нет, не совсем так, надо, но хотя бы не надо притворяться тем, кем не являешься.

«Ты всё еще муж и отец, — напомнил себе Ит. — И должен вести себя соответствующе. И гению надо вправить мозги на эту тему, а то гений, кажется, начал истерить раньше времени, и выдаст нас всех к чертовой бабушке».

Катер подходил к причалу.

Ит подхватил сумку с датчиками, и поспешил на выход.

«Надо будет блокнот на подоконник обратно положить, — подумал он. — Пусть развлекаются и отвлекаются, правда?»

8 Двойники

Руки у Фэба были теплые, как всегда, и ласковые, тоже как всегда. Ах, если бы можно было лежать с ним рядом бесконечно долго, и никуда не уходить! Никогда никуда не уходить. Пусть это останется навсегда, пожалуйста — вот эта комната в маленькой квартире, эти задернутые шторы с пробивающимся между ними тонким, как лезвие, лучом света; этот волшебный запах, эта какая-то совершенно невозможная нежность, на которую только Фэб способен, и это ощущение — покоя, такого покоя, какой невозможен уже, если вдуматься. Думать только не хочется. Плохо в такие моменты думается…

— Ты решил? — беззвучным шепотом спросил Фэб.

Ит тяжело вздохнул. Прижался к Фэбу еще теснее, и закрыл глаза.

Решил.

Зачем ты только спросил…

— Да, — столь же беззвучно ответил Ит.

— И когда?

— Уж точно не сейчас.

Уверенность в «чистоте» квартиры — девяносто процентов. За всеми новинками не уследишь, а официалка горазда на пакости. Мало ли что.

— И на том спасибо, — безнадежно ответил Фэб.

— Ты ведь тоже чувствуешь, верно?

— Опасность? Уже пару лет, если ты об этом.

…Фэб, опасность — это хорошо. Но если ты не уберешь ладонь с моей спины, разговора, который ты сам затеял, не получится. Ты же меня знаешь…

— Знаю, — чертов телепат.

Спасибо, хоть руку убрал.

— Если чувствуешь — ты же понимаешь?

— Да.

— Фэб, я не хочу… Не хочу, чтобы кто-нибудь погиб.

— Не думаю, что кто-нибудь погибнет. На это они не пойдут, — беззвучный шепот, на грани слышимости. Если есть следящая система (вероятность, что она есть, с каждым днем всё выше), ей это нипочем. Но хотя бы из-за двери никто не услышит. И то ладно.

— На это не пойдут, да. А на другое — могут.

— Могут, — эхом, снова едва слышно. — Ит, тебе не страшно?

— Смеешься? Конечно, страшно. И больно. Но другого выхода я не вижу.

Фэб чуть отодвинулся, и с горечью посмотрел на Ита.

— Не представляю себе, как мы… как мы будем…

— Фэб, молчи! — взмолился Ит. — Молчи, ради Бога!!! И не проговорись никому, пожалуйста!.. Ты знаешь, я знаю… может быть, Ри знает. И это всё. Этого более чем достаточно.

— Скрипач тебя пришибет, — покачал головой Фэб. — Бедный ты мой, бедный…

— Не пришибет, — Ит снова закрыл глаза. — Он не идиот, в конце-то концов.

— Он сексуальный маньяк, — хмыкнул Фэб. — Он без Кира свихнется за три месяца.

— Ой, перестань, — поморщился Ит. — В твоем исполнении это звучит нелепо. Ко всему прочему феромоновые композиции и зонды никто не отменял. Справимся.

— А Берта?

— Не надо бить ниже пояса, — попросил Ит. — Хотя тут всё сложно.

— Ты умеешь усложнять, это да. Но в данном случае ты прав, — Фэб отвернулся. — Потому что живая Берта всяко лучше неживой или…

— Убивать они не будут. Они задумали кое-что интереснее. И я не вижу другого выхода… его просто нет, Фэб. Ты ведь понимаешь.

— Всё. К черту это всё. Иди сюда, — приказал Фэб. — Хорошо хоть не сейчас. Не в этом году.

— И не в следующем. И не через два года. И не через… аууууу, ну зачем так сразу-то… Фэб… ммм… зачем за волосы так сразу хватать, блин!.. Я ж никуда не денусь!..

— Кто тебя знает, а вдруг ты сейчас рванешь к своей писанине?

— Дома писанина валяется, на подоконнике, на кухне!.. Отпусти, кому говорю!.. Зачем мне тут, скажи на милость, писанина?

— Кто ж тебя, извращенца, знает, зачем, — проворчал Фэб. — Может, чтобы внести разнообразие в процесс.

— Сейчас я тебе внесу разнообразие в процесс, — пообещал Ит. — Положу на тебя блокнот, и прямо тут, с чувством, с толком, с расстановкой буду писать следующую главу.

— До или после? — прищурился Фэб.

— Вместо! Ты забыл, что сам назвал меня извращенцем?

— Ну, да такой степени я тебе извратиться не позволю, — покачал головой Фэб. — Иди сюда, сказал. У нас времени полтора часа. Полтора часа раз в три месяца — это мало даже для меня. Так что…

Желтая дорога, она же полоса, поражала воображение. Сейчас ее ширина была около тридцати метров, а Остроухий рассказал, что в полностью рабочем состоянии она будет больше пятидесяти. Препятствия вроде холмов, болот, низин, и даже гор дороге были нипочем: в болотах она не тонула, на холмы поднималась играючи, на горы, как обещал Остроухий, тоже. «Только держитесь крепче, — предупреждал он. — Подъемы транспорт проходит быстро, а в том, что компенсация сработает, я не уверен. Транспорт новый, не обкатанный».

В транспорте Бакли был несколько разочарован. Он-то собирался, по его словам, «порулить», но выяснилось, что рулить нет никакой необходимости. Машина, на которой они отправлялись в путь, всё делала сама. Максимум, что мог сделать Бакли — это приказать механизму остановиться и тронуться. Всё. Никакой романтики.

— Ну а что ты хочешь? — удивлялся Остроухий. — Это же транспортная система! Автобусом рейсовым ты ведь тоже не сам рулишь?

— Ну да, не сам, — пожал в ответ плечами Бакли. — Просто думал, что, может, ею управлять как-то по-особому можно…

— А зачем тебе ею управлять? Едет себе и едет, а ты в это время отдыхаешь. Отдохнуть вам в любом случае лишним не будет, судя по тому, что придется делать дальше.

Дело и впрямь, судя по всему, предстояло весьма сложное.

Полдня до этого ушло на подготовку, хорошо еще, что в музее (о, чудо!) нашлись предметы, которые могли поспособствовать успеху экспедиции.

— Учтите, — объяснял Вукер, который, как выяснилось, в двойниках разбирался лучше всех, — что если они заподозрят хоть что-то, пощады вам не будет. Убьют на месте. Двойники более чем агрессивны, а уж сейчас… я даже подумать боюсь о том, что они с вами могут сделать, если сообразят, кто вы такие, и зачем пришли. Вот ты, Бакли, например, почему-то поставил ударение в названии их религии на последний слог, сказав «двойникИ», а правильно иначе, «двОйники», по их этой самой двуединой основе.

— Если я правильно понимаю, двуединая основа в их трактовке — это бог и его творение, так? — уточнил Шини. Вукер закивал. — Сначала бог, потом мужчина. Верно? А поскольку бога сейчас на месте нет, то вместо бога становится мужчина, а вместо мужчины — женщина. Гермо остается за бортом.

— Правильно, — подтвердил Вукер. — Мужчина управляет женщиной, вместе они управляют гермо, которые низшие существа, созданные для услужения высшим полам. Поэтому вам троим, — он мотнул головой в сторону Шини, Аквиста, и Бакли, — предстоит нелегкое испытание. Никому не пожелаешь добровольно раболепствовать, унижаться, и угодничать.

— Давайте по обычаям пройдемся, — предложил Фадан. — Закрытые лица у гермо — это даже хорошо, я считаю. А то у них троих слишком наглые глаза, лучше спрятать.

— Скъ`хара, ну что ты несешь! — рассердился Шини. — Чем тебе наши глаза не нравятся?

— Я уже сказал, чем, — проворчал Фадан. — И не зыркай на меня так. Про хлопалку забыл? Так я напомню.

— Вот-вот, правильно, — похвалил со смехом Вукер. — Хлопалку со стенда возьмем. Старинная, красивая, с резьбой…

Аквист и Шини с ужасом посмотрели друг на друга.

— Ты серьезно? — спросил Аквист Фадана. — Ты же вроде больше не хотел… ну, так делать…

Он-то думал, что с постыдными и унизительными наказаниями покончено — ведь столько всего произошло, всё так изменилось — а тут на тебе.

— Да не серьезно, конечно! — засмеялся Фадан. — Парни, вы бы видели свои рожи сейчас! Ладно вам, ну неужели я так сильно бил?

— Не сильно, — отозвался Аквист. — Сильно и не надо. Ты до сих пор думаешь, что больно бывает только когда сильно бьют?

Фадан нахмурился.

— Хорошие мои, простите, — попросил он. — Я был дураком, и был не прав. Просто мы столько всего пережили, что… у меня сейчас в голове не укладывается, что раньше я… я считал эту хлопалку обычным делом, и ее использовал. Аквист, Шини, я вам клянусь, что никогда больше…

— Да ладно тебе, — смущенно пробормотал Шини. — Подумаешь, по жопе приложил. Переживем.

— В общем, хлопалку возьмем в музее, и пусть ее Фадан на поясе носит, у двойников так принято, — Вайши решил, что Вукер и Фадан увели разговор в ненужную сторону, и поспешил исправить ситуацию. — Еще ему шнур нужен на пояс…

— Какой шнур? — с интересом спросила Бонни.

— С петлей. Если гермо совсем плохо себя ведет, его положено немножко придушить, — пояснил Вайши. — Но это не часто делают. Если всех душить, никаких гермо не напасешься.

— А что еще там с гермо делают? — поинтересовался Бакли.

— О, много всего. Порка, прижигание железом, вырывание ноздрей, побивание камнями, — принялся перечислять Вукер. — Гермо у них абсолютно бесправны. Ну, это у ортодоксальных, разумеется, есть ветви, с гермо обращаются помягче. Просто как со слугами.

— Как Грешер и Олка, — заметил Фадан.

— Может, нам такой вариант больше подойдет? — спросил с надеждой Шини.

— Не подойдет, потому что это Юг, — твердо ответил Вукер. — Ортодоксов немного, всего миллиона полтора, из них больше четырехсот тысяч в Кутуре.

— А у нас их называли старозаветными, — вдруг сказала до этого момента молчавшая Бонни. — Двойники запрещенное название у греванов. Вы как-то забываете, что религия Триединого это религия двойников и есть, просто измененная.

— Ну-ка, ну-ка, — повернулся к ней Вукер.

— Вот я сейчас и понимаю, что религия-то одна и та же, — продолжала Бонни. — Но она невыгодна была. Вот ее и изменили, видимо.

— А главную святыню всё равно оставили охранять старой ветви, — закончил Фадан. — Ладно, с этим позже разберемся. Вукер, давай подробнее про одежду, и про то, как себя вести.

— Понятно, почему эти двойники такие злые, — ворчал Аквист. — Я бы тоже был злым, если бы был вынужден всю жизнь ходить по жаре в такой сбруе. Шини, помоги прицепить эту вот… как ее…

— А куда она вообще цепляется?

— Чтоб я знал. Фадан, посмотри схему, пожалуйста, — взмолился Аквист. — Вот эта тряпка для чего?

— На голову, — сообщил Фадан, заглядывая в лист, которым снабдил его Вукер. — В ней должна быть прорезь для глаз и лента для подбородка, изнутри.

— Дайте я сделаю, — Бонни уже понял, что к чему. — Аквист, руки опусти. Стой спокойно. Так… Теперь подними голову… ага… а теперь опускай.

— Я так задохнусь, — сдавленным голосом сообщил Аквист из-под тряпки. — Можно ленту сделать послабее?

— Эээ… не знаю, — Бонни растерялась. — Сейчас снимем и поглядим.

Ехать предстояло еще четыре часа, и первый час решили посвятить переодеванию. И не ошиблись — переодевание грозило сейчас затянуться дольше, чем все рассчитывали. Нет, с костюмами Фадан и Бонни проблем не возникло, но когда дело дошло до костюмов гермо, все дружно впали в ступор. В запасниках музея имелось шесть костюмов двойников, три из которых достались Шини, Аквисту, и Бакли, но разобраться в грудах тряпок оказалось затруднительно, не смотря на то, что Вайши оделил их схемой, чего и куда.

Комбезы Фадан разрешил оставить, куда же без комбезов. А дальше начиналось самое интересное. Сначала несчастному гермо предстояло надеть подобие длинной рубахи, потом — нечто, напоминающее жилетку с невероятно длинными полами, кои следовало особым образом обернуть вокруг тела; за жилеткой следовало странное приспособление, напоминающее больше всего ацошью сбрую, для его надевания в рубашке и жилетке были предусмотрены обметанные отверстия, в которые продевались многочисленные ремни; следом шла первая накидка, с прорезями для рук, которая крепилась застежкой на шее, а венчала конструкцию та самая тряпка, размером с большое покрывало, которая закрывала гермо с макушки до пяток. Далее эту тряпку следовало примотать тряпичными платками к шее и запястьям, видимо, чтобы не слезала при движении.

— Ты в этом всем дышать-то можешь? — с ужасом спросил Фадан у свежеупакованного Аквиста.

— С трудом, — признался тот. — Хорошо хоть наручам плевать, что на тебе надето. Будут работать.

— По-моему, это ужасно, — покачал головой Бакли. — Я так долго не выдержу.

— А придется, — развел руками Фадан. — Выбора у нас нет.

— Тебе хорошо говорить, — приглушенно заметил Аквист из-под накидки.

Фадан лишь грустно вздохнул. Его костюм, в отличие от нарядов гермо, был вполне удобным. Широкие, подхваченные поясом штаны, кожаные сапоги, рубаха из богато расшитой ткани, и накидка на голову, чем-то напоминавшая паломническую шапку. На поясе — небольшая сумка, и несколько приспособлений для наказания. Хлопалка, шнур, клеймо, плетеная плетка. По совету Вукера Фадан завершил образ тем, что с помощью Бонни подвел черным карандашом глаза — мужчины двойников не брезговали косметикой. Красить губы и приклеивать себе на виски бисерные наклейки Фадан отказался. Ему и с подведенными глазами было не очень уютно.

Бонни с одеждой тоже повезло. Поверх комбеза она надела длинное платье, тоже с богатой вышивкой, ногти накрасила синим лаком (попросила у Остроухого, тот сделал), глаза подвела. Головы женщины-двойники тоже, как выяснилось, покрывали — только вместо ушастой шапочки они носили нечто, больше всего напоминавшее веревочный парик, украшенный бисерными вставками.

— Так вот откуда этот бисер, — бормотала Бонни, разглядывая свою шапку. — А я-то думала…

— Живем на планете, и ничего про нее толком не знаем, — сердился Фадан. — Чувствую себя совершеннейшим болваном. Мне же сто раз в книгах попадалась информация про это, а я и значения никакого ей не предавал! Устаревшая религия, тупиковая ветвь… и всё такое… А на деле вон оно что…

На «упаковку» Бакли и Шини потратили еще сорок минут, потом еще десять — на то, чтобы выяснить, как надо отстегивать нижнюю часть головной верхней части большой накидки, чтобы, например, попить, и как гермо в этой одежде ходят в туалет, и ходят ли вообще.

— Я целый день терпеть не буду! — возмущался Бакли. — Одурели, что ли, совсем?!

Потом оказалось, что в сбруе были все-таки предусмотрены нужные отверстия, вот только сбруи они по незнанию надели задом наперед. Пришлось всё снимать, и одевать заново.

— Сколько нам ехать еще? — поинтересовался Шини, когда, наконец, с переодеванием было покончено.

— Два часа, — сообщила Бонни. — Ну что, пробежимся по нашему плану?

…План был прост — импровизация. Остроухий пообещал, что машина остановится там, где их высадку никто не сможет увидеть, а дальше им предстоит действовать самим, на свой страх и риск. Добыть транспорт, доехать до города, как-то пробраться к Кламу, и…

— И как получится, — развел руками Остроухий. — Если честно, я не знаю, как.

Желтая дорога всё тянулась и тянулась, и, казалось, конца-края путешествию не предвидится. Однако Бакли обратил внимание, что скорость машины гораздо выше, чем им показалось вначале — ощущения движения почти не было, и поэтому им первые часы чудилось, что машина идет медленно. Как бы ни так! Когда вдали появились горы, которые стали стремительно приближаться, Фадан понял, на какой скорости идет эта странная машина. Примерно как хороший самолет, может, чуть-чуть помедленнее, но ненамного.

— Давайте сядем, — предложил он. — Помните, Остроухий говорил, что лучше сесть, когда она поедет вверх.

Предупреждение оказалось весьма своевременным — едва все расселись, начался подъем. Скорость машины немного снизилась, а потом вновь стала увеличиваться.

— Фадан, как называются эти горы? — с интересом спросил Бакли. От пейзажа, открывавшегося за окном механизма, дух захватывало — сплошные скалы и пропасти. Дорога, как все поняли, висела над ними в воздухе.

— У нас или у южан? — уточнил Фадан. — У нас это записано, как Хребет Семи грехов.

— А у южан?

— Ограда Рая.

— Это какой должен быть рай, если у него такая ограда, — проворчал Бакли, который дальше Шенадора до путешествия с командой никогда не ездил. — А что там вообще?

— Где — там? — не понял Фадан.

— Ну, за оградой этой?

— Возвышенность. Огромное плато, окруженное горами, — Фадан задумался.

— Всё сходится, — констатировал Аквист. — Его, значит, сюда завезли, этого божка. Он находился под защитой, да и добраться до него было сложновато.

— Простите, что встреваю, — вмешался Шеф, который последние сутки себя никак не обнаруживал, — но я только теперь сообразил, что к чему. Там, где находится их город, Кутур, был… эммм… ну, это можно назвать космодромом. По сути — порт. Туда приходили корабли.

— И чего ты молчал? — рассердился Фадан.

— Я думал, — пожал плечами Шеф. — У меня нет информации о посадке такого модуля. Значит, ее скрыли. Значит…

— Значит, ты просрал планету еще раньше, чем тебе казалось, — огрызнулся Шини. Он злился. Сидеть в неудобной и тесной одежде было отвратительно, а ведь они еще даже не начали путешествие. — Значит, тебя обманули.

— Ну да, — согласился Шеф. — Значит, меня обманули. Значит, я дурак. Совсем дурак.

— Перестань, — попросила Ана, появляясь рядом с ним. — Сейчас в этом нытье нет никакого смысла.

— Уже перестал, — вздохнул Шеф.

— О, мы, кажется, подъезжаем, — с удивлением произнес Аквист, привставая в кресле. — Это же плато, верно?

— Оно, — подтвердил Шеф. — Видимо, скоро нас высадят.

Шеф оказался прав — минут через пятнадцать машина остановилась, и в стене ее открылся проход, а на землю выехал пандус. Выходить, как выяснилось, никому не хотелось, но — выбора не было, поэтому Фадан первым спустился вниз, и махнул рукой остальным. Давайте, мол.

— Воду все взяли? — поинтересовался Бакли.

— Все, — отозвались все.

— Как себя вести, все помнят? — прищурился Фадан.

— Ну, вроде бы тоже все, — неуверенно ответил Аквист.

— Если все — тогда вы, трое, вперед, а мы с Бонни следом. Эл, Ал, подсказывайте дорогу, — приказал Фадан. — Еще не хватало тут заблудиться.

Бредя вперед по каменистой равнине к стоящей в отдалении группе скал, Аквист думал, что, наверно, двойники еще злее, чем ему казалось. Идти было неудобно до ужаса: проклятая сбруя натирала поясницу, плечи, лопатки, длинные полы накидок путались в ногах, а накидка с дырой для глаз то и дело съезжала куда-то вбок, и Аквист полдороги вообще не видел, куда идет. Остальным, видимо, было не лучше — Аквист слышал, как Шини шипит себе под нос разнообразные ругательства, а Бакли перебирает родителей создателя этой амуниции до седьмого колена и всех боковых ветвей, с целью унизить каждого из них по три раза.

Бонни и Фадану было, конечно, не в пример лучше. Не сказать, что они наслаждались прогулкой, но им хотя бы не мешала идти уродливая идиотская одежда.

— …что-то типа, что у нас было два, а мы ездили в горное село, чтобы купить еще одного, да?

— Получается, что да. Машина у нас сломалась, вот и тащимся пешком.

— Ага, хорошо. Только, Фадан, лучше ты говори, — попросила Бонни. — На всякий случай. А то я еще собьюсь.

— Все равно, до моего разрешения говорить ты не можешь. А если разрешу… Представь себе, что ты Олка. И действуй, как она, — посоветовал Фадан. — Если я правильно понял Остроухого, то они тут живут вполне современно. Машины, фотики, компы — у них всё есть. Они тут не бедствуют.

— Интересно, а Олка с Грешером сюда наведываются? — спросила Бонни.

— Вполне возможно, — Фадан задумался. — Почему бы и нет?

— Но зачем? На праздники?

— Святыня. Клам. Если они действительно двойники, то ездят на поклон. По крайней мере, должны. Ладно, разберемся. Эй, а что это там, впереди? — Фадан приподнялся на цыпочки, и приложил ладонь ко лбу. — Так… приготовьтесь. Кажется, у нас скоро появится компания.

Если бы не подсказки Ала и Эла, Шини с Аквистом, скорее всего, прокололись бы. Самым удивительным было то, что Бакли почему-то первым уловил «правила игры», и повел себя практически в полном соответствии с ними. А вот Шини и Аквист поначалу растерялись, спасибо, хоть вида не подали.

Впрочем, по порядку.

У скальной группы сидела в тенечке и, видимо, отдыхала, компания, состоявшая из двоих гермо, мужчины, и женщины. Гермо сидели поодаль, на границы света и тени, а мужчина и женщина расположились с удобствами под самой скалой. Компания, видимо, только-только приступила к трапезе. На расшитой салфетке перед мужчиной и женщиной лежал местный плоский хлеб, куски вкусно пахнущего копченого вельшевского мяса, хороший пучок зелени, и треугольник белого сыра. Перед гермо лежал только хлеб, да пара поцарапанных пластиковых бутылок с мутной водой.

— Ясного дня, уважаемые, — степенно произнес Фадан, приближаясь к мужчине и женщине. — А так же сытной еды.

— Ясного дня, — откликнулся мужчина. — Присаживайтесь, разделите с нами трапезу.

Женщины пока что молчали, но уже с интересом рассматривали друг друга. Спутница мужчины из этой компании была много старше Бонни, выглядела вульгарно и, по мнению Бонни, даже несколько пошло. Её платье, расшитое блестками, монетами, бусинами, имело излишне большой вырез; шапочка из шнурков изобиловала подвесками и разноцветными перьями, полные руки украшали браслеты и кольца в огромном количестве. «Дикарка какая-то, — неприязненно подумала Бонни, — как в постановках. Фу». «Улыбнись ей, и молчи, — посоветовала беззвучно Ана. — Пока что стой и молчи, поняла?» «Поняла, поняла, — ответила про себя Бонни. — Какая же она противная». «Уж какая есть, — хмыкнула Ана. — Учти, пока мужчины не развяжут вам языки, говорить вы не имеете права». «Да помню я…»

— …и почем вы это взяли? — мужчина с интересом посмотрел на Аквиста. — По мне, так оно не стоит больше полтинника.

— Я не платил, менялся, — видимо, Фадан повторял то, что подсказывал Шеф. — А ну, подойди сюда! — приказал он Аквисту. — Покажи ладони.

— Молодое, чистое, — похвалил мужчина. — И ногти целые, и мозолей нет… видать, любила мать, берегла. Да, такого и жене не стыдно предложить. Ай, жена, прости, забыл про тебя. Развязана нитка, свободен язычок.

— И тебе развязана нитка… жена, — Фадан кивнул Бонни. — Кушать хочешь?

— Не голодная пока, — капризно ответила Бонни. — Попить только если.

— Ну так пей, — пожал плечами Фадан. — Уважаемый, у нас случилась неприятность. Машина сломалась. И мы…

— А где сломалась-то? — перебил мужчина.

— Да там, за перевалом. В общем, продал я ее, но нам бы дойти побыстрее куда-то, где можно другую купить. А мы в этих местах первый раз.

— Кайдза, куда им лучше податься? — спросил мужчина жену.

Та задумалась. Почесала пальцем переносицу.

— Ну, может, в Гартован… а дальше вам куда, уважаемые?

— В Кутур, — пожал плечами Фадан. — Сами понимаете, новое же.

— Да, да, надо приобщить побыстрее, — мужчина облизнулся. — Ты руки этому напачкай, — посоветовал он. — И ногти пообломай. Может, повезет, смотреть сильно не будут, так тебе первому достанется. Знаешь, как хорошо, когда первому? Уммм… вон это, видишь, первым брал. Свежее, оно, сам понимаешь, свежее. Были у тебя непорченые?

Фадана передернуло от таких откровений, но вида он не подал.

— Не было, — покачал он головой. — Повезло тебе, уважаемый.

— Так ты, уважаемый, с умом подойди, и тебе тоже повезет. Эй, пошло, пошло, — прикрикнул он на Аквиста, который до сих пор стоял рядом с Фаданом. — Заслушалось. Стоит, в соблазн вгоняет.

— Глупое оно, — с нажимом произнес Фадан. — Само не соображает, что делает, — он выразительно посмотрел на Аквиста, а затем на Шини, которые без приказа встал и сделал шаг по направлению к ним. — Оно должно сидеть, а оно всё норовит пойти куда-то.

Мужчина засмеялся, женщина тоже захихикала. Бонни улыбнулась, но улыбка вышла неважнецкая. Ситуация ей совершенно не нравилась.

Аквист и Шини покорно уселись на камни рядом с Бакли и еще двумя гермо, замотанные примерно в такое же количество тряпок. Один из гермо протянул Бакли хлеб, тот кивнул, отломил кусок, и сунул под ткань, прикрывающую рот.

«Интересно, как они будут пить? — подумал Аквист. — Бутылку же туда не запихнешь, не пролезет».

Но эти гермо, видать, были привычные — пили они, отстегнув нижнюю часть головной накидки, и отвернувшись, чтобы не смущать Высших.

— …много разговоров ходит про эту желтую дрянь. Видели?

— Издали, — покивал Фадан. — Подходить я не хочу. У меня жена молодая, дети скоро пойдут, а если эта дрянь напортит её?

— Верно подметил, уважаемый! Я туда тоже ни ногой. А другие ходят.

— Зачем же они ходят? — изумился Фадан.

— Извести пытались. Жгли, кислоту лили. Нет, не взяло. Но ничего! Вот выйдет бог на праздник, придумает что-то.

— А что же тут можно придумать? — осторожно спросил Фадан.

— Да много что. Может, кровь поможет.

— Чья кровь?

— Кто ж знает, чья. Может, низших. Может, неверная. А слыхал, что говорят те, что возвращаются из-за гор? — оживился мужчина. — Что в мире делается! Отступники, все, как один, потеряли разум. Ходят, как сонные. Сдается мне, это бог у них разум отнял, для чего-то. Вот будет завтра праздник, так и узнаем, для чего.

— Слышал про что-то такое, — покивал Фадан. — Мужчины говорили. Но мне не до разговоров было, сам пойми. Дело важное. Сначала дело, потом разговоры.

— Ну да, ну да, — мужчина отломил кусок сыра. — Я тебе завидую. Вовремя ты в Кутур направился. Всё сам увидишь, познаешь. Может, даже бога услышишь.

— Так почему и вам не пойти? — удивился Фадан.

— Не можем. Старшая дочь замуж выходит, мы первые сейчас идем, готовить праздник. Она завтра приедет. Хороший мужчина нашелся! Два низших сразу у него, еще нам одного дает, как у тебя, три будет… порченное, правда, но не сильно, из бывших неверных. Краденный. Дом порядочный, семья большая. Машина новая, участок свой, вода своя. Чего только не растет! Вельшей три стада, на шерсть и мясо. Телеки шикарные, три штуки, в каждой комнате по телефону, фотик, компы. Всё есть! Лучше и придумать нельзя.

— Молодой? — спросил Фадан.

— Да не очень, а нам молодого и не надо. Главное, богатый. Она у него второй женой будет. Первая в родах умерла. Ну, бывает. Он почему того низшего отдает? Врач он якобы. Ну, там был, откуда привезли.

— И что? — нахмурился Фадан.

— Не спас ту первую жену. Узкобедрая была больно. Не смогла родить. Ну, он этого врача прижег, конечно, — мужчина засмеялся. — А через год стал новую жену искать. И тут мы, со своей дочкой. Удачно вышло.

— Нельзя к женщине низших подпускать, когда рожает она, — сердито сказал Фадан, следуя подсказке Шефа. — Это даже неверные, и те знают.

— А я что и говорю, — кивнул мужчина. — Сдается мне, оно само полезло… безмозглое. Но ничего. Я-то этому живо мозгов добавлю, — хохотнул он, похлопывая себя по поясу.

На поясе висела хлопалка, да не такая, как у Фадана, а железная. И с острыми выступами. А еще висела плетка, в хвосты которой (Фадан был готов в этом поклясться) были вставлены свинцовые капли. Рядом с плеткой находилась цепочка с приваренным к ней клеймом — сложный узор, в центре которого изображение лепестка гицеры с какой-то надписью. Бедные гермо… судя по улыбке, этот «благодетель» частенько был не прочь кому-нибудь «добавить разума».

— Надо будет себе такую же купить, — равнодушно заметил Фадан, разглядывая хлопалку. — Испытаю на новом. В Кутуре, небось, покупал?

— А то где же. Конечно. Там мастера ого какие. Очень тонкая работа, не фабричная штамповка. А еще можно шипы поднимать. Вот так переводишь эту пластинку, и вот этим рычажком закрепляешь. Можно и так, и этак.

— Да, неплохо бы такую заиметь. Только, небось, дорого, — Фадан задумался. — Хотя есть деньги, что за машину взял. Подумаю. Спасибо вам за компанию, уважаемый, но нам пора трогаться в путь. Правее, значит, надо идти?

— Да, вон до той скалы, от нее дорога есть, — покивал мужчина. — Помолитесь завтра за нас в Кутуре!

— Обязательно, — улыбнулся Фадан. — Благословения вашей дочери.

— Его надо было придушить прямо там, — если бы можно было орать, Шини орал бы, но орать было нельзя, ни в коем случае. — Хлопалка с шипами, клеймо!.. Ты глаза этих ребят видел?!

— Не видел, я далеко сидел, — мрачно ответил Фадан.

— Очень жаль, — едко заметил Аквист. — А мы видели.

Скальная группа давно уже скрылась за поворотом дороги, но, увы, даже тут, в горах, следовало соблюдать конспирацию.

— И это не местные гермо, поверь мне. У них не темные глаза, и кожа светлая. И потом, это Олкины прихвостни, видимо, кайф ловят от того, что делают, потому что они свободны, а эти… — Аквист задохнулся от гнева. — Эти вообще — рабы!

— Украденные рабы, — поправил Бакли. До этого он шел молча, размышляя. — Мне кажется, что я одного из них узнал.

— Узнал? — Фадан остановился.

— Ну да. Вроде бы учились вместе. А потом пропал он. Не пришел в какой-то день, и всё. С концами. Нам сказали — мол, уехал, а сейчас я понимаю, куда он уехал. То есть его уехали.

— Вполне возможно, что власти про это знают, и не препятствуют этому, — вмешался невидимый Шеф. — Я, кажется, выстроил схему окончательно. Двойники — это резерв. Который держит правящая верхушка для своих нужд. Есть они сами. Есть их армия, греваны. И есть довольно обширная группа, с помощью которой можно довольно быстро восстановить популяцию вместе с идеологией и общим механизмом, в случае утраты популяции основной. Разумеется, эту популяцию тоже подпитывают свежей кровью, потому что гены нужно обновлять.

— И сейчас как раз, получается, подходящий момент… — пробормотал Фадан. — Так, что ли?

— Не исключено, — согласился Шеф. — Я очень вас прошу, поспешите. Времени у нас остается немного, надо торопиться.

…В селе, до которого они за час дошли по дороге, машин на продажу не оказалось, зато Фадан очень удачно разжился едой для всей компании, и купил Бонни ожерелье из глиняных шариков — доказав этим местным свою щедрость и платежеспособность. В результате ему охотно рассказали, как пройти туда, где можно приобрести машину — еще полчаса неспешной ходьбы, сорок минут торга, и вот уже Фадан становится обладателем странноватого тарантаса, впрочем, вполне пригодного для использования и относительно нового. Бензин, правда, пришлось покупать в другом месте, но, по счастью, того, что в машине оставил прежний хозяин, до заправки кое-как хватило.

К большому неудовольствию Фадана, вести машину пришлось ему, а не Бакли — низших за руль сажать было не принято. Их тут, кажется, вообще ни за что не считали, хотя, как чуть позже отметил Фадан, какая-то своя жизнь у низших тут всё же была.

Когда машина, тарахтя и выпуская из выхлопной трубы сизый дым, пробиралась по окрестностям Кутура, Фадан заметил, что многие местные гермо, например, одевались явно посмейно. То есть на представителях одной семьи была одежда особого цвета, а на запястьях замотанных рук болтались деревянные, глиняные, или стеклянные браслеты. У некоторых семей встречались одноцветные шейные повязки, еще у кого-то оказывались богато расшитыми прорези для глаз… Вполне возможно, думалось Фадану, не все тут такие же моральные уроды, как встреченный ими любитель жестоких наказаний, может быть, встречаются и относительно добрые или щедрые мужчины и женщины, но… Но всё это в корне неправильно, так не должно быть. Потому что даже самая красивая расшитая накидка — это всё равно накидка, под которой душно и тяжко. А самая богато украшенная плетка или хлопалка — это всё равно плохо, потому что это орудие, с помощью которого кого-то бьют. Пусть и не часто.

— Мерзкое место, — пробормотала Бонни, когда машина проезжала мимо очередного идущего по своим делам семейства. — Как можно считать такое правильным?

— Ты о чем? — спросил Аквист из-под накидки.

— Да это вот всё, — Бонни махнула рукой в сторону окна. — А бабы? Даже наши поганки, и те лучше, чем эти. Наша если сгоряча мужа приложит, всё равно потом раскаиваться будет и переживать. А тут, по-моему, это у них вообще эмоций не вызывает. Половина баб — с плетками. А шапки эти придурошные?! Как они в них ходят вообще? У меня голова непрерывно чешется, потная вся, а этим хоть бы хны.

— Да, двойники, вы попали, — хмыкнул Бакли. — Не надо вам было сердить Бонни. Мы-то что, мы потерпим. А вот она…

— Сейчас и правда рассердишь, — пообещала Бонни.

— И что ты со мной сделаешь? — ехидно поинтересовался Бакли.

— Подумаю, что. Без хлопалки как-нибудь обойдусь, но пощады не жди.

— Тише вы, — шикнул Аквист, который в это время смотрел в окно. — Кажется, мы подъезжаем.

— Не кажется, а точно, — ответил Эл. — Видишь, стены какие? Это точно посадочный сектор.

— Мегалиты? — поинтересовался Аквист, хотя и сам уже всё понял.

— Они самые. Но я не помню это место. Видимо, его построили уже после нашей смерти, — задумчиво сказал Эл.

— А я помню, — вмешался Шеф. — Но я не помню его таким. Стен тут точно не было.

— Потом поспорите, — попросила Бонни. — Да, здорово это всё выглядит. Вот это масштаб!

…Город, в который они вскоре должны были въехать, располагался на краю огромного плато, северная часть которого упиралась в горный склон, а южная — к ней и вела дорога — представляла собой гигантскую стену высотой метров триста и длиной в несколько десятков километров, сложенную из исполинских камней-мегалитов. Под чудовищной стеной можно было заметить маленькие, словно игрушечные, домики и какие-то другие постройки. Видимо, город разрастался, и вышел из-за стены, живущим в нем места уже не хватало. Сам город сейчас виден не был, но кое-где над стеной торчали верхушки высотных зданий. Причем явно современной постройки.

— Ох и ни фига себе, — протянул Шини. — Неслабо они тут устроились!

— Укрепрайон, — мрачно подтвердил Шеф. — Даже если у нас всё получится, официалам предстоит изрядно повозиться, чтобы выкурить оттуда эту нечисть.

— Может, газом каким потравить? — предложил Шини.

— Газом? — переспросил Шеф. — Ты собираешься травить газом женщин, детей, и стариков? Или попробуешь этот газ на гермо, которых выставят в первую очередь, как живой щит? Нет, милый мой. Только ручная и не калечащая зачистка. В первую очередь всегда думай о тех, кого можно спасти, а не о тех, кого ты хотел бы убить.

— Ты так уже думал, — хмыкнул Шини. — Рассказать, чем всё кончилось?

Шеф промолчал.

— Мне больше интересно, как мы справимся, — Фадан нахмурился. — Я-то думал, что тут несколько иначе.

— Иначе — это как? — спросил Шеф.

— Иначе — это небольшое поселение, полудикие двойники, и объект культа, а тут… — Фадан зябко поежился. — Тут, оказывается, вон чего.

— А почему ты думал, что тут ничего такого нет? — поинтересовалась Ана.

— Да потому что фотографии помню! На них есть камень под покрывалами, а на заднем плане маленькие домишки в один этаж! — развел руками Фадан. — И ничего больше. Стоит этот Клам, стоят дома… священство какое-то расхаживает… и всё, ничего такого. Ну, гору еще видно. Склон.

— Идиот, — констатировал Шеф, чем, разумеется, весьма Фадана задел. — Я, например, знал, куда мы идем. Спросил Остроухого, он охотно ответил. Он в курсе. Единственное, чего он не знает, так это то, какие там системы идентификации. Будем надеяться, что их можно обойти.

— Но эти, которых мы встретили… они были действительно из какого-то примитивного народа, если судить по виду, — заметил Шини. — Да и машина… мягко говоря, хреновая.

— Это сельские, — объяснил Шеф. — И потом, то, что ты видел — не показатель. Внутри такой культуры, как эта, возможен огромный контраст на весьма небольшой территории. И он, замечу, все более чем устраивает. Та часть населения, из поселков, более чем довольна происходящим. Они живут, как хотят, воруют гермо, женщин, мало работают, или почти не работают, и вполне довольны. Это такой плебс. А городские, боюсь, будут другими. Соблюдающими те же обычаи, но при этом другими. Гораздо более продвинутыми в техническом плане, в том числе. Это в вашей части планеты, в Шенадоре, всё несколько сглажено, а тут всё на контрастах. Вот увидишь.

— Я уже вижу, — мрачно отозвался Фадан. — И мне совсем не нравится то, что я вижу. Я бы предпочел…

— Увидеть что-нибудь другое, — закончил за него Шеф. — Увы. Придется как-то выкручиваться.

К огромной радости Фадана, въезд в город контролировался чисто номинально — двое мужчин, вооруженных огнестрелами незнакомой конструкции, заглянули в машину, попросили открыть багажник, и махнули руками, мол, проезжайте. Ни документов, ни подтверждений никто не спросил, Фадан этому даже слегка удивился. Впрочем, удивление его быстро прошло — в самом городе документы спрашивали на каждом шагу. Но тут выручили весьма поднаторевшие во внушении Шини и Аквист.

Эл и Ал, как выяснилось, времени даром не теряли, и, пусть и урывками, все-таки тренировали своих учеников — теперь умение «замыливать» глаза очень пригодилось. К сожалению, для того, чтобы заселиться в гостиницу для паломников, одного умения было мало — но тут всех сумел удивить Шини, который (под руководством Эла, разумеется) украл документы у какого-то зазевавшегося мужчины. Фотографии в них, по счастью, оказались черно-белыми, простецкими, а в гостинице их толком никто рассматривать не стал. Зарегистрировали, и дело с концом.

В гостиницах, как все поняли, была большая запарка — завтра должен состояться большой праздник, и постояльцев прибывало множество. Номер взяли весьма скромный, но не из-за отсутствия денег, а из-за того, что других номеров попросту не было.

Номер представлял собой одну большую комнату, разделенную на две части занавеской. Одна половина предназначалась для мужчины и женщины, вторая часть — для гермо. Мужчине и женщине предлагалось спать на огромного размера кровати, впрочем, весьма старой и продавленной, а для гермо были предусмотрены тонкие матрасы и подушки-валики. Так же в половине для гермо имелось раскладное кресло, на котором висела пришпиленная бумажка «для высших». К счастью, в этом номере были свои душ и туалет, а занавеска на окне оказалась весьма плотная. Окно, к слову, выходило на первый этаж небольшой площади, сплошь заставленной машинами, на которых прибыли гости.

— Лучше, чем я думал, — заключил Фадан, плюхаясь в кресло. — Что делаем? Перекусим, и отправимся искать Клам?

— Есть перед работой не советую, — подсказал Шеф. — Если придется бегать, еда на пользу не пойдет.

— Но я голодный, — возразил Фадан.

— И что с того? Агенты, эй! Быстро положите хлеб на место. Вам сейчас положено одну воду пить. Ну, в самом крайнем случае можно съесть по куску сушеного мяса, — предупредил Шеф. — Эл, Ал, чего молчите?

— Всё правильно, — согласился Ал. — Жрать нельзя. Пить понемногу.

— Замечательно, — расстроился Аквист. — Ну, ладно. Если вы такие умные, командуйте, что делать дальше.

— Дальше — снимайте этот маскарад, оставьте только верхние накидки, но на руки их плотно не приматывайте, сделайте так, чтобы можно было легко сбросить, если придется бежать. Это ко всем относится. Да, Бонни, к твоему платью тоже. Приведите себя в порядок, и ложитесь спать, пока светло. Вам нужно отдохнуть перед работой.

— Ну, хоть за это спасибо, — пробормотал Бакли, стаскивая с себя накидку. — Спать это я всегда пожалуйста.

Спали, однако, недолго — через три часа Шеф всех разбудил, и сказал, что сейчас они будут обсуждать детали предстоящей операции. Обсуждать поначалу никому не хотелось: дорога получилась длинная, все устали. Но Шеф был неумолим, поэтому пришлось вставать, наскоро умываться, и выслушивать его отповедь о том, что тренированной команде в такой ситуации вообще спать не положено, а он, добрая душа, им еще и поблажку сделал.

— Итак, ситуация выглядит следующим образом, — начал Шеф, едва все расселись. — Остроухий дал мне примерный план города, и указал, где находится модуль, но, к величайшему сожалению, он понятия не имеет, что творится в самом городе. Смею предположить, что модуль тщательно охраняется.

— Кто бы в этом сомневался, — проворчал Шини.

— Вооружены только двое из вас, — продолжал Шеф, — и оружием эти двое владеют плохо. Аквист, не надо делать такое лицо. Плохо!

— Я хотел сказать, что никак не владеем, — вставил Аквист, но Шеф не дал ему закончить:

— Пару раз махнуть рукой вы, я надеюсь, сумеете. И, я опять же надеюсь, этого должно хватить. На вашей стороне только одно — элемент внезапности. На их стороне…

— Всё остальное, — мрачно заметил Фадан.

— Правильно. Их много, они вооружены, и…

— …и про всё это ты всю дорогу тактично молчал, — ехидно заметил Бакли. — Кто бы сомневался.

— Ну сказал бы я. И что бы это изменило? — резонно поинтересовался Шеф. — Я не хотел нагнетать обстановку.

— Зато сейчас ты ее того… нагнел? — поинтересовался Бакли. — Нагнял? Так что делать-то, скажи. Хватит уже… нагнетать-то.

— Сейчас идете на разведку. Находим Клам, делаем круг почета, а потом по обстоятельствам — либо возвращаемся в гостиницу, чтобы посовещаться, либо действуем сразу. Это будет зависеть от того, что мы там увидим.

— Значит, в город? — подытожил Фадан, вставая.

— В город, — согласился Шеф. — Благо, уже стемнело.

…Увидев, сколько в городе народу, Фадан подумал что, кажется, количество двойников в статистике существенно занижено. По улицам бродили тысячи семей, причем полных семей, многие с детьми. Детей, кстати, было огромное количество. Что бы это могло значить?

— Только то, что вы имеете дело отнюдь не с идиотом, — беззвучно сказал у Фадана в голове Шеф. — И что он многое просчитал заранее…

Город был богато, даже как-то излишне роскошно, пожалуй, украшен. Почти на каждом здании — либо подсветка с земли, либо нарядные гирлянды из лампочек; тут и там — тележки, с которых продают лхус, сухие хлебцы, и тонко порезанное мясо со специями; лампочками украшены даже немногочисленные деревья и еще более немногочисленные витрины… странно, а где же двойники делают покупки? Вообще, город производил почему-то гнетущее неприятное впечатление, не смотря на всю иллюминацию. Это ощущали все — даже обычно беспечный Шини старался держаться поближе к Фадану, даже Бакли, и тот шел, не поднимая головы и почти не глядя по сторонам.

Идти, по словам Шефа, предстояло порядочно, а местным транспортом Шеф пользоваться не позволил: слишком велик оказался риск потеряться в толпе. Проблемой было то, что транспорт оказался раздельным, гермо не ездили с мужчинами и женщинами, а город команда не знала от слова «совсем».

— Идите лучше пешком, — посоветовал Шеф. — Так надежнее.

Через час блужданий Фадан, не смотря на протесты Шефа, сделал привал — остановился, купил всем с тележки по стакану лхуса (невкусного, без сахара, да еще с какой-то травой, добавленной к ягодам для аромата), а потом поинтересовался у Шефа:

— Долго еще?

— Двадцать минут. А если вы будете так и дальше тормозить, то сорок.

— Мы уже всё.

Фэб положил блокнот обратно, на подоконник, выключил свет на кухне, и побрел в комнату. Надо бы лечь спать, да только спать не хочется. Уж очень сумбурный день получился, да еще и разговор этот всё никак не шел из головы.

Как же мы будем все?

Что же нам делать?

Фэб понимал, что Ит, как ни крути, прав, но от этой правоты делалось с каждой минутой всё горче и горче. Прав, да. Прав. И решение, которое он принял, причем отнюдь не сейчас, а девятнадцать лет назад — верное. Мы ведь силой заставили его тогда отказаться, мы чуть ли не шантажом его вынудили… чудесным шантажом, что говорить, такие выросли девочки, загляденье просто… но всё-таки вынудили поступить так, как он в результате поступил, вот только срок и впрямь заканчивается, а дальше…

Что же с нами будет?

Ну хотя бы здоровый, печально усмехнулся про себя Фэб. Хотя бы здорового отпускать — неизвестно куда, неизвестно на сколько. Может, и навсегда. Это «навсегда» резануло где-то внутри, и Фэб остановился посреди коридора, силясь справиться с нахлынувшей болью. Девятнадцать лет назад я бы не согласился. Я и не согласился, собственно, так и вышло. А вот сейчас, ну, не совсем сейчас, а когда действительно подойдет срок, я соглашусь.

Видимо, потому я хочу жить.

И не просто жить, а на свободе.

Непонятно как, непонятно где, непонятно с кем, но — я отчаянно не хочу умирать, быть рабом, быть зависимым. Последние четыре года сумели мне показать, до какой степени я на самом деле этого не хочу. Пока мы бегали в полях, сохранялась хоть какая-то иллюзия свободы, даже при той сверхнагрузке, которую мы тянули, а вот когда нас взяли из полей, и посадили к себе под теплую задницу, да еще и регламентировали каждый шаг, вот тогда-то я и понял то, что Ит понял уже многие годы назад.

Они нас все-таки победили.

А чадолюбивые мы еще и поспособствовали этой победе.

Ит ведь тогда пошел на это для того, чтобы Берта была счастлива. Чтобы я, идиот, был счастлив. Чтобы какое-то время мы всей компанией торчали посредине мышиной лабораторной клетки, на предметном стекле микроскопа, как отрубленная голова на заборе, как ворона на голом зимнем дереве, как таракан в раковине. И мы торчали! Мы двадцать гребаных лет торчали там, где нам позволили, мы растили детей и зализывали раны… под неусыпным надзором тех, кто эти раны нам нанес.

Да, кое-что мы поняли. Кое-чему научились. Кое-что спрятали, как спрятал Ит свою способность управлять Террой-ноль, как спрятала Берта «теорию двенадцати», которую сначала подкинул всё тот же Ит, а она подхватила и доработала. Это были крупицы, крохи — то, что сумел спрятать в кулачке ребенок от строгой матери, то, что прижала лапкой к суку ворона на дереве. Даже проект «Зеркало» — это ничтожно мало, и это вовсе не то, что мы бы на самом деле хотели делать.

Например, искать.

Искать — под их надзором? Нет уж, увольте. Ни за что на свете. Официальная и так за последние полсотни лет настолько искалечила Контроль, что искать что бы то ни было, относящееся к Контролю, мы не будем.

Пока на нас смотрит тот, кто посадил нас в мышиную клетку.

Только вот девочки… впрочем, девочек они не тронут — об этом все вместе позаботились. Девочки — гражданки Санкт-Рены, от нас они уже независимы, а еще через пару лет… не надо про это. Я не хочу про это даже думать. Ит, видимо, тоже — недаром он пишет эту свою повесть, которая из веселой превращается в циничную и довольно грустную.

Ему грустно.

Мне тоже.

9 Драконий бог

Квартирные приключения двигались к своему логическому завершению, и сегодня предстояла предпоследняя и очень ответственная операция, а именно — завоз в обе квартиры мебели. Вообще, эта заваруха с квартирами, да еще и в обстановке строжайшей секретности, вымотала так, что даже подготовка к предстоящей экспедиции в Сибирь на ее фоне выглядела невинным отдыхом. Попробуй, утаи что-то в ставшей уже тесной для семерых четырехкомнатной квартире от двух пронырливых девиц, ко всему прочему еще и обладающих отменным слухом и прекрасной интуицией.

Конечно, Даша и Вера что-то подозревали. Но тайну все-таки удалось сохранить. Впрочем, через неделю, а то и меньше, тайна перестанет быть тайной.

…Сначала потащились на склад, забирать оба гарнитура. Гарнитуры раздобыл Фэб, через одного партийного бонзу, коему бонзе сделал отличную операцию, не взяв никакой мзды, да еще заодно пролечив втихую постыдную венеру, которой бонза обзавелся на отдыхе. Бонзина благодарность выразилась в том, что он выдал Фэбу два талона на «мебеля», да еще и добавил сверху пятьсот рублей, которые, конечно, оказались совсем не лишними. Вчера Фэб уже съездил, посмотрел — отличная мебель, польская, ореховая, отменно сделана, и, что очень приятно, без излишеств. В каждый гарнитур входило следующее: шкаф, широкая двуспальная кровать, две прикроватных тумбочки, сервантик, круглый стол, и шесть стульев. Проще говоря, какая-никакая обстановка для спальни и гостиной. С кухнями придется решать потом, кухни они добыть не успели, ну да ничего. Всё равно первые полгода девчонки подолгу тут жить не будут. Так что обойдутся на первое время плитами, простенькими кухонными столами, да табуретками.

— Еще бы стенки достать, — сокрушался Скрипач. — Но хрен там мы сейчас разживемся стенками. Ладно, пока так.

Выехали рано, в пять утра, сонным девчонкам наврали с три короба про местный выезд с институтом, впрочем, девчонки на объяснениях особенно и не настаивали. Было бы смешно на чем-то настаивать в такую рань. К половине седьмого были уже на складе, расположенном за городом, и ждали грузовой катер, который должен был подойти к семи. В семь, однако, катер не пришел, а пришел он только в восемь: по словам отчаянно зевающего частника, которому катер принадлежал, что-то там не заладилось с движком.

Два с лишним часа грузили мебель, потом еще час искали по всему складу чехлы, которые, оказывается, должны были прилагаться к этой мебели, но кто-то решил, видимо, что «богатенькие» обойдутся и так. Ит со Скрипачом рыскали по складу и окрестностям больше часа, проклиная всё и вся, и, о чудо, наконец-то обнаружили чехлы, которые местная кладовщица, весьма ушлая баба, собиралась упереть к себе домой.

— Было бы у меня побольше времени, ты бы у меня эти чехлы сожрала, причем без масла, скотина ты этакая, — злился Скрипач. — И не надо такие глаза делать, вон, бирки даже пришиты: «гарнитур мебельный, артикул 1176, Верба». Развелось ворья, сил нет никаких!

— Да чего вам эти тряпки!..

— Надо нам эти тряпки!!!

— Прям нельзя простыней накрыть… запылится твоя мебель…

— Я тебя сейчас простыней накрою! — рявкнул Скрипач. — Причем с головой! И бирка на ноге! Её за руку поймали, ворюгу, а она еще и припирается! Совсем того?

— А чего я того? Я б перешила, и занавески бы сделала, всё больше пользы.

— Вот будет у тебя своё что-то, с этим и решай, что на пользу, а что нет, — заключил Скрипач, подхватывая половину груды чехлов. — Ит, пошли отсюда, пока мне крышу не сорвало окончательно.

…Сначала отвезли часть мебели в ту квартиру, что на Пресне, но тут получилась неувязка. Отвезти-то отвезли, но грузовой лифт сломался — его обещали сделать «часика через три». Время поджимало, катер ждал.

— Давайте мы с Итом останемся сторожить, а вы отвезете остальное? — предложила Берта.

— И нам втроем таскать? — прищурился в ответ Кир. — А этот, значит, филонить тут будет?

— Если тебя так раздражает, что я собираюсь филонить, то после той квартиры на эту можешь не ехать, — рассердился Ит. — Фэб с рыжим вдвоем подъедут, и мы всё погрузим.

— Псих, ты совсем шуток не понимаешь? — вкрадчиво поинтересовался Кир.

— Сейчас не понимаю, — сказал Ит твердо. — Идите скорее, время.

— Раскомандовался, — покачал головой Кир. — Ладно, ребят, пошли. Ну его к лешему, психа. Не выспался, видать.

Когда они ушли, Берта взяла один из стульев, отставила чуть в сторону, и села. Ит последовал ее примеру, подумав, что, наверное, это очень комично выглядит — пустая, по дневному времени, площадка перед главным входом в дом, наспех составленная мебель, и двое, сидящих на новеньких ореховых стульях, на улице…

— Тут и останемся жить, — констатировала Берта. — С видом на зоопарк.

До зоопарка и впрямь было близко, через дорогу.

Ит усмехнулся.

— Можем полежать, — предложил он. — Если желаешь.

— Кровать испачкаем, а она новая, — возразила Берта.

— У нас есть чехлы, — напомнил Ит.

— По-моему, это перебор, — засмеялась Берта. — Как думаешь, девчонкам понравится?

— Думаю, да. Маленькая, вот если бы тебе в их возрасте кто-нибудь подарил квартиру с полной обстановкой, ты бы обрадовалась? — спросил Ит.

— Я — да, — пожала плечами Берта. — Точнее, я бы от радости умерла на месте, наверное. Но они — не я, Ит. И ты — не они. Мы судим по себе, и совсем не факт, что судим правильно.

— Мы выполняем свой долг, — пожал плечами Ит.

— Долг, долг… какой ты нудный, — Берта отвернулась. — И эти штампованные фразочки… самому не противно от них?

— Противно, — покивал Ит. — Тошно. Тебе не кажется, что мы шли, шли, хорошо так шли, достойно, вот только пришли куда-то совсем не туда?

— Кажется, — согласилась Берта. Вздохнула. — Совершенно не туда. И мне не хочется здесь быть.

— Вот на этом стуле вот сейчас? — уточнил Ит.

— Ой, да иди ты. Но если надо, то да, на этом и сейчас. В том числе.

— Понимаю, — Ит зевнул. — У меня рациональное предложение. В Фэбовском запасе есть два десятка бутылок шикарного коньяка. Давай, как это всё кончится, забуримся в маленькую квартиру, прихватим коньяка, и…

Берта усмехнулась и щелкнула его по носу.

— Ты умеешь уговаривать, — констатировала она. — Но если учесть, что днем раньше рыжий предложил то же самое, я с вами этак сопьюсь. Поэтому забуриться — без проблем, а вот коньяк отложим на Сибирь. Чтоб все вместе.

— Принимается, — согласился Ит. — Так, я пошел к метро за квасом и чем-нибудь съедобным. Что тебе принести?

— Зачем к метро? В магазин сходи, тут же кулинария отличная. А мне дай пока что блокнот твой, хоть почитаю. Ты дописал?

— Почти, — Ит вытащил из сумки блокнот и отдал Берте. — Там осталось сказать последнее слово. А ты сейчас прочтешь предпоследнее.

По мере приближения к Кламу проблемы с поиском дороги исчезли сами собой — о то, что Клам рядом, напоминали бесчисленные указатели, стрелки, пиктограммы. Гермо теперь надлежало идти за своими высшими, поэтому впереди гордо выступал Фадан, за ним Бонни, а уже за Бонни — остальная часть команды.

Про то, Клам расположен на площади, они знали, но то, что они увидели, когда, наконец, достигли цели своего путешествия, несколько озадачило.

Площадь оказалась огорожена, и, что самое неприятное, толпа несла всю компанию к воротам в изгороди… как-то незаметно так получилось, что они оказались в толпе, а ведь минуту назад народу было хоть и много, но все-таки не настолько. Толпа, впрочем, была мирная, состояла преимущественно из мужчин и гермо, она двигалась медленно, и Фадан слишком поздно сообразил, что у них больше нет возможности повернуть обратно.

— Держитесь рядом, — успел он шепнуть Аквисту. — Не отходите далеко…

В предупреждении, впрочем, не было необходимости — разойтись они теперь не имели возможности.

Клам они увидели сразу же, оказавшись на площади, точнее, они увидели его верхушку, которая с той точки, в которой они находились, выглядела как синяя стена, по верху которой были навалены бесчисленные покрывала самых разных цветов и размеров. Клам подсвечивали большие мощные фонари, установленные на высоких столбах, стоящих по краям площади, и сейчас он представлял собой сюрреалистическое, нереальное зрелище. Темное ночное небо, редкие звезды, и темно-синяя стена, над которой трепещут под слабым ветром многоцветные покрывала.

Когда толпа поднесла их ближе, Фадан увидел, что Клам, оказывается, отгорожен от толпы еще одним забором, чуть выше роста высокого мужчины. Забор этот, судя по всему, был установлен недавно; толпа текла мимо него, не прикасаясь, не наваливаясь. Их подносило всё ближе и ближе, и в какой-то момент Фадан и компания оказались вплотную к забору… в котором вдруг открылась неприметная дверь, в которую их тут же и втолкнули невидимые руки.

— Даже еще проще, чем мы думали, — констатировала Олка Гит, с презрением глядя на опешившего Фадана. — Он правильно сказал. Не надо ловить, придут сами. Так оно и вышло.

— Он всегда говорит правильно, потому что Он велик, — кивнул Грешер.

— А велик Он, потому что он дух от духа Создателя, — промурлыкала золотая драконица Хийтри. Из-за высоты стены ей приходилось сейчас пригибаться, но, кажется, дискомфорта от этого она не испытывала. — Сестра, разве Он когда-нибудь оказывался не прав?

— Никогда, — решительно покачала головой Олка.

— А вы откуда здесь? — с удивлением спросил Шини. — Ведь единственная дорога на Равор-7 лежит через холм… или я не прав?

Олка, Грешер, и Хийтри засмеялись, а стоящие чуть поодаль с оружием в руках Кестал и Сун начали презрительно улыбаться.

— Путей множество, — снисходительно пояснил Грешер. — Не таких удобных, как тот, но всё равно множество. Как бы он, по-вашему, передавал то, что нужно, своим братьям? Впрочем, еде про это знать не обязательно.

— А вы — еда, — хмыкнула Олка. — Ну, конкретно вы — чуть более сообразительная еда, чем обычно.

— Именно поэтому Он решил съесть вас сам. В некотором смысле это даже честь. Награда за вашу настойчивость.

— И наказание за наглость, — добавила драконица.

— Мы потом определим меру их поступка, — решил Грешер. — А сейчас…

— Подождите, — попросил Фадан. — Он нас убьет, да? Я правильно понял? Но можно перед смертью хотя бы узнать, какой смысл во всем этом? Непобедимые, Двойники, еда…

Аквист наступил Фадану на ногу, в ответ Фадан отвесил ему внушительную оплеуху. Олка засмеялась, Грешер тоже.

— Ну, так уж и быть. Вы правильно поняли, вы и есть еда. Точнее, вы, и подобные вам, основа существования лучшего конклава во Вселенной, созданного разумом, подобным нашему, — объяснил Грешер. — Всего одна галактика, а какой потрясающий результат! Если говорить серьезно, Фадан, то ваша жизнь — один из самых ярких примеров осмысленного существования из практически всех возможных. Ведь религия, к которой вы принадлежите…

— Мы к ней не принадлежим, — рявкнул Шини, и тут же получил от Фадана оплеуху, чем вызвал еще один взрыв смеха.

— Так вот, религия, к которой вы принадлежите, самая честная и правдивая из всех возможных. Например, вы говорите «отдал богу душу». Ведь это чистая правда! Вы отдаете свои души Ему, он сортирует их, часть отправляет себе, а часть предлагает другим. Ваши души идут исключительно во благо, они поддерживают жизнь в тех, кто обеспечивает стабильность и процветание мириадам поколений разумных.

— Еда еде рознь, — пояснила Олка. — Быть такой едой, какой являетесь вы — это честь на самом деле.

— Хороша честь, — негромко произнесла Бонни. — А если я хочу после смерти жить дальше?

— А я хочу быть птичкой, и уметь летать, — засмеялась Олка. — Мало что зависит от наших желаний.

— Но вы-то не умрете до конца, — сообразил Бакли. — Вы ведь…

— Да, умирать мы уезжаем на другие планеты, — пожал плечами Грешер.

— Как-то не сходится, — хмыкнул Фадан. — Если это такая великая честь, то чего вы-то сами не хотите пополнить наши ряды, и позволить себя скушать? Страшно?

Кажется, у Олки на лице промелькнуло что-то… что-то такое… Фадан при всем желании не сумел бы объяснить, что именно, но понял, что угадал верно. Они боятся. Боятся своего же бога. И предоставляют честь стоять с ним рядом тем, кто слишком глуп для какого бы то ни было понимания.

— Это не твое дело, — процедила Олка.

— Да нет, моё, — возразил Фадан. — Интересно, как это всё на практике выглядит? Как в кафе, что ли? Длинный такой прилавок, вместо корытец с супом и мясом стоят корытца со свежими душами, а над этим всем висит плакат «Выберете мир, съедобный для вашего демиурга. Приятного аппетита». Так?

— Сейчас узнаешь, — пообещала драконица. — Кестал, Сун, открывайте. Они хотели практику? Сейчас они ее получат.

Стена модуля поехала вверх — за ней стояла абсолютная чернота.

— Вперед, еда, — произнес Грешер без всякого выражения. — Не пытайтесь размахивать своими браслетами или лезть в драку. Если вы сделаете хоть один лишний шаг, то вас просто разорвут в клочья: от тех, кто очень хочет это сделать, вас отделяет лишь этот забор. Стоит мне подать сигнал…

— Я понял, — вздохнул Фадан. — Идемте, ребята. Спасибо вам за всё, и простите, что так получилось.

— Это ты нас прости, Фадан, — вздохнул Аквист. — Мы не справились.

— Я тоже.

— Но мы хотя бы попытались, — добавил Шини. — Бонни, Бакли, пошли. Я не хочу больше стоять тут и быть объектом насмешек для этой братии.

— И я не хочу, — Бонни выпрямилась. Сняла с головы шапочку из шнурков, швырнула под ноги Олке. — Сама носи это уродство, мерзавка. И запомни, если я — еда, то ты просто распутная тварь, которой еще и доплачивать гермо приходится, чтобы они с тобой спали!

Олка оскалилась.

— Что, не так? — прищурилась Бонни. — Чем ты их держишь? Красотой и добротой? Или тем, что платишь этому вот наследнику древнего рода… Аквист, правильно? Амсунати? Чтобы они изображали покорность, и таскались хвостами за твоей задницей…

Договорить она не успела — потому что Фадан подхватил ее подмышки, и вместе с ней рванул в открытую дверь модуля. Убьет их Триединый, или нет — это еще под вопросом, а вот то, Кестал и Сун могут выстрелить, сомнений не вызывало.

Бакли, Аквист, и Шини кинулись следом.

Как только они оказались внутри, дверь мгновенно встала на своё место.

Тьма.

Чье-то дыхание во тьме, и соприкасаются плечи и руки.

И ничего больше.

— Бонни, зачем ты стала их злить? — спросил Фадан.

— Так нас же всё равно убьют… убьет… этот… Вот я и решила, что раз всё равно, то я хоть правду скажу, — ответила Бонни.

— Ты забыла, как нас чуть на части не порвали, когда ты на проповеди правду сказала? — Шини всё еще сердился. — Вот чего тебе эта правда, а? И почему всегда в те моменты, когда лучше бы промолчать?!

— Тише вы! — шикнул Аквист. Он стоял с краю, чувствуя под рукой стену модуля, и прислушивался. — Не орите!

— Какая теперь разница? Ори, не ори… — начал было Бакли, но Аквист, нащупав его в темноте, дернул за рукав, и снова произнес:

— Тише! Не слышите, что ли?

Все замолчали и начали прислушиваться. Той абсолютной тишины, которая стояла раньше, больше не было — по модулю словно бы проносился едва различимый шорох, похожий на чей-то усталый вздох, вот только вздох этот не прекращался, не останавливался.

— Ветер? — шепотом спросил Фадан.

— Похоже, — отозвался Аквист. — Но откуда тут ветер?

— Да не может этого быть… — начал Бакли, но тут же замолчал — потому шорох вдруг усилился, теперь он больше напоминал шипение рассерженной огромной змеи.

— Я, кажется, какое-то слово всё время слышу, — прошептала Бонни. — Что-то вроде… недо… недос…

— Недостойные, — шепот вдруг превратился в голос, настолько громкий, что от него словно бы вздрогнуло пространство. — Жалкие! Как посмели!

— Чего посмели-то? — спросил вдруг Бакли. — Жить хотеть посмели?

— Не так, — голос стал немного тише. — Я это сделаю не так.

И в этот момент тьма перестала быть тьмой.

Кресло, в котором сидел Фадан, было на редкость удобное, и стояло оно в его комнате, в его доме, хотя раньше (это Фадан знал точно) такого кресла у него не было. Слишком дорого, такое он никогда не смог бы себе купить. Напротив, в другом кресле, располагался сейчас его собеседник — тоже мужчина, как и Фадан, чуть старше средних лет. Выглядел мужчина примерно так же, как коллеги Фадана по университету: скромный костюм, аккуратная прическа, интеллигентное, чуть усталое лицо. Только в глазах — что-то необычное, но пока что Фадан не понял, что именно.

— …ты говорил, что покорность плоха, но, дорогой мой Фадан, чем же плоха покорность? — спросил мужчина. — Разве не покорности ты требовал от своих студентов, от своих гермо, наконец? Мир, как он есть, построен на покорности и подчинении. Младший подчиняется старшему, слабый сильному. Что же в этом плохого?

— Отсутствие свободы воли, — услышал Фадан собственный голос. — Как минимум.

— Не смеши, — покачал головой мужчина. — У детей по отношению к родителям есть свобода воли? Нет! Ее нет, Фадан, и никогда не было. И у тебя ее не было тоже.

— Но Шини, например, сумел против воли родителей поступить в университет, и…

— И чем это кончилось? — прищурился собеседник. — Тем, что Шини умрет — сейчас? А ведь он мог стать поваром, и прожить куда более длинную жизнь, причем за эту жизнь он принес бы куда больше пользы другим — еда у него и впрямь получается очень вкусная. Многих бы порадовал. Так ли неправы были его родители?

— Пусть короткая жизнь, но своя, — упрямо возразил Фадан. — Подчиняясь, невозможно быть счастливым.

— Ой ли, — ухмыльнулся собеседник. — Возможно. И ты отлично об этом знаешь. И предки твои тоже про это знали, и подчинялись, и прекрасно жили. И не возомни ты себя невесть кем, ты бы тоже прожил весьма неплохую жизнь, в которой тебя ожидали бы радостные события… поверь, я знаю, про что говорю. Двое молодых, неиспорченных гермо — что может быть лучше для мужчины? Ты идиот, не познавший этой грани радости и, поверь, Фадан, если бы ты ее успел познать, ты бы не говорил таких вещей о покорности и свободе воли. Между прочим, в твоей воле было ускорить некоторые процессы, и в результате получать большое наслаждение от жизни… а ты? Что сделал ты?

— Это низко, — отрицательно покачал головой Фадан. — Все должно быть по закону, и…

— По закону! — собеседник расхохотался. — По закону, установленному в незапамятные времена мной, Фадан! Мной!!! Это ведь я установил, когда, что, и как можно, а что нельзя! Неужели ты не понимаешь, что априори подневолен, потому что ты уже подчиняешься мне, ты с рождения подчиняешься мне… и сейчас ты толкуешь о какой-то свободе воли? Ты?..

— Ты хочешь сказать, что, переспи я с Аквистом или Шини, я бы нарушил твой закон? — Фадан нахмурился. — Но ведь… ведь делать это до официального брака не принято, и… я как-то даже не думал…

— Вот именно! — собеседник хлопнул себя ладонью по бедру. — Именно, что не думал — потому что закон этот, установленный мною, хорош. Равно как и все другие. Этот закон ты понял, и радостно ему подчинился, ведь так? Но послушай: далеко не всем нужно понимание закона для подчинения.

— Радостного подчинения, — подсказал Фадан.

— Именно радостного. Понимание — не нужно. Например, взять паломников. Они не понимают, почему во время паломничества запрещено есть мясо или сладости, но они радостно подчиняются этому запрету.

— А, кстати, почему? — с любопытством спросил Фадан. — Всегда не понимал этого.

— Когда тело ослаблено, мне проще заглянуть внутрь духа, — пояснил собеседник. — А у паломников от отсутствия вредной сладкой еды только здоровье будет лучше.

— Ну, допустим, — осторожно согласился Фадан. — Но всё остальное! Та же медицина, например. Почему такая ненависть к врачам? Тоже закон, которому надо подчиняться, не думая?

— Медицина не нужна, — собеседник разом посерьезнел. — Вы должны умирать, а медицина в этом только мешает.

— Мы. Должны. Умирать, — со вкусом повторил Фадан. — Ну, конечно. Как же я про это забыл! Ведь это главный твой закон, основная твоя цель. Я прав?

— Должны, — кивнул собеседник в ответ. — И это действительно закон. Ты пожил сам, а потом ты должен освободить место для следующих поколений. Неужели тебе, Фадан, не жалко тех, кто идет следом за тобой? Они ведь тоже достойны жизни.

— Чтобы потом она кончилась… вот так? В твоей пасти? — прищурился Фадан.

— Почему пасти? — возмутился собеседник. — Ты пока что не представляешь себе, какое это блаженство для тех, кто уходит! Смерть души — это наивысшая радость и счастье, которое эта душа вообще способна испытать! Идущие на смерть идут на нее с радостью, уж это, поверь, я предусмотрел. Они отдают свои души мне совершенно добровольно.

— Потому что они не знают правды, — возразил Фадан. — Если бы знали…

— Если бы знали, шли бы еще охотнее.

— Чтобы стать топливом для чужой прожорливой глотки и чужой войны? — уточнил Фадан.

— Они не в состоянии этого понять. И потом, ты сам отлично знаешь — даже если ты выйдешь отсюда с этой информацией, тебя всё равно никто не станет слушать. Что такое слова полусумасшедшего ученого против слов десятков тысяч греванов по всему миру, против писаний, против учений, и против тех, кто с молоком матери впитал знание о том, что покорность и подчинение мне — это хорошо и правильно?

— О, давно хотел спросить, но не у кого было, — вдруг оживился Фадан. — Почему у двойников так не любят гермо? Это тоже твой замысел подчинения, или это кто-то еще придумал?

— Вообще, этот ответ не для тебя. Но, так уж и быть, послушай…

Шини, Аквист, и Бакли сидели в университетской аудитории — парты пологим амфитеатром, запачканная мелом доска с полустертыми надписями, запах пыли, и ватная тишина большого здания, из которого все ушли, чтобы никогда больше не вернуться.

— Чего это мы здесь делаем? — спросил с удивлением Бакли.

— Если бы мы были дома, я бы сказал, что нас оставили после лекций для профилактической беседы, — покачал головой Шини. — И что сейчас нас будут ругать. Видимо, сильно.

— Согласен, — кивнул Аквист. — Словно мы в чем-то проштрафились.

Дверь, ведущая в коридор, скрипнула, отворяясь, они подались вперед — и в аудиторию вошел…

— А что вы тут делаете, Кестал Амсунати? — удивился Аквист.

— Это не Кестал, — возразил Бакли. — Он там остался.

— Ну, если это Кестал, то это этот… — Бакли указал пальцем куда-то наверх. — Типа бог.

Кестал рассмеялся.

— Да, вы, трое, никогда не отличались умом, — сообщил он, подходя к кафедре. — Вывод напрашивается сам собой, и делается за секунду. У вас же для его осознания ушла почти минута. Именно поэтому я небезосновательно считаю гермо низшими существами относительно двух других полов.

— Спасибо, — язвительно заметил Шини. — Очень мило.

— Правдиво, — парировал Кестал. — И правда эта вам не нравится.

— Было бы странно, если бы она нам нравилась, — пожал плечами Бакли.

— От того, что она вам не нравится, она не перестает быть правдой, — Кестал подошел к кафедре, провел по ней ладонью — на ладони остался пыльный след. — Правда вообще штука болезненная. Но есть один способ… способ, позволяющий, как минимум, сохранять достоинство.

— Это какой же? — поинтересовался Аквист.

— Принимать правду такой, какая она есть, — невозмутимо ответил Кестал. — Взять, например, вас. Кто вы такие? Ошибка природы, довесок в системе размножения. Но при этом, не смотря на все недочеты, вы имеете вполне сформированные души, более чем пригодные для использования. Не скрою, я не сразу сумел определить истинную принадлежность вашего пола, но как только определил, всё пошло просто замечательно.

— Что именно? — угрюмо спросил Шини.

— Вы — дополнение. Добавка. Вы — слуги, помощники, опора. Но для того, чтобы вы стали тем, чем должны стать, с вами надо обращаться определенным образом… вы знаете, что такое кошки, собаки, или тарглы?

— Мы слышали про кошек, — осторожно сказал Бакли.

— Ну да, конечно, от этой тупой программы, которую всё никак недосуг выдрать из-под земли и уничтожить, — покивал Кестал. — Конечно-конечно. Все три названных мною вида — это домашние животные. Первые два — человеческие, третье — драконов. У вашей расы, между прочим, домашних животных нет. Знаете, почему?

— У нас есть вельши, ацхи, — возразил Шини.

— Домашних, а не сельскохозяйственных или ездовых, — оборвал его Кестал. — Большая разница! Домашние — это те, которые живут в доме, не на улице. Которых разумное существо приближает к себе, делает практически равными себе. Взрослый таргл даже похож немножко на детеныша дракона, он столь же умилен, он будет ходить и летать за хозяином, он будет терпеливо ждать дома, когда хозяин вернется, и, скорее всего, умрет, если с его хозяином что-то случится. Тарглы преданно любят своих хозяев, те отвечают им взаимностью. Так вот. У вашей расы домашних животных нет, зато… зато есть — вы. Вы, средний пол, гермо, и есть домашние животные расы рауф, к которой по недоразумению себя относите.

— Чушь! Полная чушь! — возмутился Бакли. — У всех по три пола! У деревьев, у животных! Что ты про нас придумал?

— Только правду, и ничего кроме правды, — улыбнулся Кестал. — Сам подумай.

— Бред какой-то, — покачал головой Аквист. — Не может такого быть.

— Почему? — повернулся к нему Кестал.

— Ну потому что не может. Потому что гермо всегда, во все исторические периоды, были равноправными участниками множества событий, и…

Аквист недоговорил. Осекся.

Во все?

Да ничего подобного. Не во все. Если вдуматься, то далеко не во все — особенно тогда, когда религии, близкие к религии двойников, являлись правящими. Ученые, писатели, композиторы, священство — практически сплошь мужчины, изредка — женщины. Среди современных ученых гермо есть, но не сказать, что они так уж успешны. А мы сами? Фадан да, Фадан профессор, а сами-то они на какие должности претендовали? Максимум — архивариус? А Бакли?.. Он гермо, он годами ездил по вызовам быраспаса, и у него не было ни единого шанса не то, что вырасти в должности, но даже выбраться из общежития в собственную, пусть крошечную, комнату. И это всё потому, что мы…

— Потому что вы — гермо, дополнительный пол, просчет природы, неувязка, — жестко произнес Кестал. — И вас надо разумно ограничивать. А даже не говорю «не любить», заметьте, потому драконы очень любят тарглов, а люди очень любят кошек. Но любить — это не значит дозволять всё подряд. А кошки или тарглы, допущенные, например, к науке или власти — это вообще нелепость и абсурд. Их задача — радовать и развлекать своих хозяев. Ваша… по сути дела, тоже. С той лишь разницей, что через вас еще можно передавать геном и корректировать пол будущего потомства.

— Корректировать? — с удивлением переспросил Бакли.

— Конечно. Это быстро делается, — пожал плечами Кестал. — Когда мне нужно больше мальчиков — рождается больше мальчиков. Когда нужно больше девочек — рождается больше девочек. Ну а когда всё спокойно, то можно и вас подрасплодить. На радость тем, кто вас использует.

— А что ж ты сам в таком виде к нам пришел-то? — с интересом спросил Бакли. — Тебе, наверное, неприятно в домашнее животное превращаться?

— Почему же? Нет, нисколько. Очень удобное и приятное тело. Но если мы ведем речь о том, как правильно вас содержать, то двойники в этом преуспели. Они скрывают тело, скрывают запах — от чужих, от посторонних. Причем делают они это на самом деле для того, чтобы гермо одного мужчины не возжелал другой. И чтобы женщины не путались и не ссорились друг с другом. Пожалуй, после реформы я сделаю их религию основной. Та, которую сейчас практикует ваше сообщество, позволяет слишком много вольностей, а мне это не нравится. Например, если бы не эти вольности, вы бы сюда не попали. А вы здесь.

— Не нравится, значит, — протянул Аквист. — А больше всего, как я понимаю, тебе не нравится, что мужчины и женщины считают нас, гермо, равными себе?

— Ну, разумеется! — кажется, Кестал слегка удивился.

— А то, что у нас, средних, организм устроен даже сложнее, чем мужской или женский, тебя не напрягает? — спросил Бакли. — То, что наш мозг по сложности точно такой же, как мужской или женский, тоже? Это для тебя значения не имеет?

— Я бог, и я решаю, что имеет значение, а что нет, — отозвался Кестал. — А для меня да, не имеет. Для меня имеет значение другое. То, что у вас, к примеру, двойной набор органов — псевдомужской и псевдоженский. То, что у вас два сердца. То, что…

— И то, что наш народ так устроен — для тебя чуждо? — Бакли сделал шаг вперед. — Эй, ты, божество хреново! А ну-ка покажи, какой ты расы на самом деле! Ты же к нам вообще никакого отношения не имеешь, если над нами, равноправными, такие эксперименты ставишь, и одних возвышаешь, а других объявляешь ущербными, тогда как ни один пол без двух других и существовать-то не сможет! Кто ты такой вообще?!

Кестал не торопясь вышел из-за кафедры. Улыбнулся.

— Ну что ж, я покажу, — произнес он спокойно. — Должны же вы увидеть, как по-настоящему выглядит ваша смерть.

Бонни обнаружила себя, стоящей на пенечке посреди небольшой поляны. Деревья вокруг были облетевшие, осенние, а небо над лесом хмурилось — кажется, вот-вот пойдет дождь. Трава вокруг пенька выглядела то ли полегшей, то ли вытоптанной. Кажется, все-таки вытоптанной — словно тут, на этой полянке, совсем недавно побывала немаленькая толпа. Вообще, может быть. Те же паломники, верно? Пенек для проповедника, гревана, и слушатели, которые еще недавно стояли на этой траве.

Бонни слезла с пенька, оглянулась — и увидела, что через поляну к ней идет толстая молодая женщина, за юбку которой цепляется то ли трое, то ли четверо малышей. Еще одно ребенка женщина прижимала к груди. Одежда женщины была хорошей, добротной, лицо довольное, и, кажется, знакомое… женщина подошла поближе, и тут Бонни с огромным удивлением поняла, что эта женщина — она сама.

— Ну что? — с легкой ехидцей в голосе спросила женщина. — На вот, посмотри, чего упустила. Что, завидно?

— Ты толстая, — ответила Бонни невпопад. — Очень.

— Я счастливая, — засмеялась женщина. Перехватила ребенка поудобнее. — Видишь, какие красавцы и красавицы? Могли бы твоими быть, послушайся ты мать. А ты что? Город, шляпки, учеба… такое счастье на ерунду променяла.

— И в чем же тут счастье? — спросила Бонни.

От женщины… скажем так, пахло. И запах этот показался Бонни почему-то ужасно неприятным, хотя она не могла разобрать, чем именно пованивает. Вроде бы дерьмом, но в то же время…

— С непривычки бывает, — снисходительно пояснила женщина. Расстегнула кофточку, вывалила наружу непомерных размеров грудь, и приложила к ней ребенка. — Но потом ты осознаешь, что это — истинное твое предназначение, к которому ты должна стремиться. Все остальные — притворство и лукавство.

— Ты же ведь… ты — он? — напрямую спросила Бонни. Женщина улыбнулась, кивнула. — И ты что же, предлагаешь мне рожать детей… на прокорм тебе? Вот спасибо. Я как-нибудь обойдусь.

— Дурочка ты, — ласково ответила женщина, поглаживая ребенка по голове. — Глупенькая. Никто, вообще никто не живет вечно, пойми. А дети — это действительно самое что ни на есть настоящее счастье, которое сделает твою жизнь совсем иной. Да, ты могла бы выглядеть вот так, — она глянула вниз, на своё тело. — Но, милая моя, твоим двум мужьям такое тело по вкусу! Они только и делают, что соревнуются между собой за твоё внимание! Разве это плохо? Красивое, налитое тело, женское, а не девичье. Способное доставить тебе большое удовольствие, поверь мне.

Бонни поморщилась. Один из детей отцепился от юбки, и подобрел к ней. Встал, схватившись ручкой за платье, поднял голову — на Бонни глядели голубые пустенькие глаза. Как две пуговицы…

— Чудесный мальчик, — женщина заулыбалась еще сильнее. — Красавчик. И вылитая ты. Вон как глазенки похожи.

— Не очень получилось у тебя с глазенками, — Бонни сделала шаг назад. — Как у куклы у него глазенки.

Ребенок вдруг скривил губы подковкой, и заныл — толстуха тут же сделала шаг вперед, взяла его за руку, и потянула к себе.

— Обидела злая девица крошечку, — засюсюкала она. — Иди к маме, Фаданчик, иди, малышечка…

— Фаданчик? — недоуменно переспросила Бонни. — Я не ослышалась?

— Нет, милая, не ослышалась. Фаданчик и есть. В честь отца названный.

— А это тогда кто? — Бонни показала на еще двоих детей. Они были помладше, и они были гермо.

— А это Кестальчик и Сунчик, в честь друзей ваших названы, которые привели вашу семью на путь истинный, — пояснила женщина. — Сзади Олочка прячется, в честь Доброй Мамочки званая. А на ручках у меня малютка-Боничка. Красавица, люлечка, вся в мамочку.

Бонни вдруг поняла — неприятный запах исходит как раз от младенца. Какая-то сложная, непередаваемая, но при этом тошнотворная смесь: молозиво, не молоко, а именно молозиво, прель, дерьмо, и что-то еще, что-то, что Бонни всё никак не могла определить… или это всё-таки пахнет не младенец? Этот еще один непонятный запах — он от женщины?..

— Дурочка, — снова повторила жируха. — Этот запах как раз запах счастья и есть.

— Я не могу понять, что это такое, — пробормотала Бонни.

— Счастье, — упрямо повторила женщина.

— Попробую задать вопрос иначе, — Бонни нахмурилась, соображая. — Какой именно запах ты называешь запахом счастья?

— Так вот этот, — женщина неуловимым движением отцепила детей, и вдруг задрала юбку. — Вот оно как выглядит.

Под юбкой… Бонни передернуло. Белья под юбкой не было, а было нечто розовое, в красноту, и огромный, свисающий складками живот. Бонни, не отрываясь, смотрела на него, и тут живот шевельнулся — так, словно по его стенке провела изнутри невидимая рука.

— Двойню жду, — пояснила женщина, опуская юбку обратно. — Скоро совсем уже.

— А трусы что, надеть нельзя? — полушепотом спросила Бонни.

— Нет, конечно. Резинка будет детям натирать. Тебе что же, наплевать на детей?

«Где-то я это уже слышала, — вдруг подумала Бонни. — Ой, слышала».

— А юбка что же, им не мешает? — спросила она.

— Нет, юбка под грудью, — помотала головой женщина. — Да, девонька… да… а ты порченная. Совсем порченная.

— Это почему это? — возмутилась Бонни.

— Да потому что у тебя всё естественное, всё женское, всё правильное вон какое отвращение вызывает, — женщина нахмурилась. — И ребенок тебе не так пахнет, и я сама, и живот беременный не так выглядит, и глазки у сыночки кукольные. И вот скажи ты мне, девонька… ведь хотелось тебя в живых оставить, а, видеть, не выйдет… скажи, сможешь измениться?

— Измениться? — тихо повторила Бонни. Женщина кивнула.

— Всех прочих я уничтожу, уж прости, но ты, девочка, еще не совсем потерянная. Я оставлю тебя в живых, но при условии.

— Каком условии? — Бонни прикусила губу.

— Если ты станешь двойницей, и родишь семь детей.

— Семь? А почему семь? Может, хотя бы пять? — спросила Бонни.

— Ну, ладно. Пять. Но ни ребенком меньше. Поверь, после третьего ты войдешь во вкус, — пообещала женщина. — Я вижу сейчас твоё сомнение, Бонни, твой гнев, твой страх. Поверь мне, у тебя действительно есть шанс измениться. И еще я не люблю убивать…

— …женщин? — вдруг догадалась Бонни. — Уж не потому ли, что ты сама женщина? На самом деле?

— Когда-то я действительно была… ею, — кивнула толстуха. — Именно поэтому я сейчас хочу дать тебе шанс. Никому из твоих друзей я этот шанс дать не смогу. Но тебе — попробую.

Бонни задумалась. По-настоящему, всерьез задумалась. Может быть, и правда?.. Они совершили глупость, приперлись к Кламу, не подготовившись, угодили в ловушку, и теперь, по сути дела, обречены. Скорее всего, ни Фадана, ни ребят уже нет в живых… Бонни всхлипнула… но если сейчас согласиться то, может быть, у нее появится шанс? Да и дети… ну да, пахнут они неприятно, но можно же привыкнуть?

— Верно мыслишь, девочка, — одобрила женщина.

— Можно, я подумаю? — попросила Бонни. — И… я хотела…

— Да? Что ты хотела?

— Попробовать подержать… малышку, — попросила Бонни. Или не Бонни? Или это была… Ана?

Что происходит?

— Подержи, подержи, — женщина снова заулыбалась. — Конечно, она тут не совсем настоящая, но, поверь, когда ты родишь живую дочку, она будет даже лучше. Много лучше.

Через несколько секунд кулек с ребенком оказался у Бонни на руках. Она откинула с лица одеяло, и тут же встретилась с взглядом голубых глаз, так похожих на ее собственные. Крошечный беззубый ротик, крошечный нос пуговкой, золотистые волосики. Что говорить, малышка выглядела мило, но, кажется, она была недовольна тем, что ее сейчас держит не мать, и явно собиралась в самом ближайшем времени расплакаться.

— Не плачь, — ласково попросила Бонни… точнее, Ана голосом Бонни. — Смотри, какая у меня есть хорошенькая штучка! Хочешь поиграем, моя маленькая богиня?

В этот момент в руке Бонни оказалась та самая коробочка, которая лежала до того у нее в поясной сумке. Коробочка произвела эффект разорвавшейся бомбы — всё окружающее пространство, все предметы, всё видимое и невидимое, всё, что находилось вокруг Бонни, взревело в миллион глоток:

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!

Орал, извиваясь, ребенок на ее руках, из кружевного конверта тянулись в сторону лица Бонни омерзительные, покрытые слизью, щупальца; орали деревья, выдираясь из земли и падая — с корней срывались комья грязи; из земли на местах падения деревьев вырывались фонтаны крови; орала толстуха, которая стремительно превращалась из женщины в огромного гротескного дракона, орали дети, порождения того, что было на самом деле Триединым — и всё это, орущее, визжащее, извивающееся, против своей воли ползло… ползло в сторону маленькой коробочки, лежащей на ладони замершей от ужаса девушки.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, ТВАРЬ?!

Пространство вокруг Бонни сворачивалось и исчезало, схлопывалось, всё быстрее и быстрее; мимо нее со страшной скорости скользили по воздуху призраки предметов, машин, живых существ, всё это скручивалось в воронку, съеживалось, сжималось, и…

…и, наконец, наступила полная темнота и тишина.

Точно такая же, как была в самом начале.

— Вот и всё, — констатировала невидимая Ана.

— Что — всё? — испуганно спросила Бонни.

— Коробку держи, — утомленным голосом попросила Ана. — Покрепче. Этот треклятый демиург — наше главное вещественное доказательство.

— Ана, а где все остальные? — сообразила Бонни. — Они живы?

— Надеюсь. Вели модулю включить освещение, и пойдем, поищем. Скорее всего, они где-нибудь неподалеку.

Берта закрыла блокнот, оглянулась — оказывается, Ит уже давно дремал, сидя на соседнем стуле. Пакет с едой и питьем он положил на тумбочку, и, кажется, в пакете что-то протекло… идиот, ну и зачем ты купил мороженое?

— Эй, — позвала Берта. — Эй, соня, подъем!

— А? Чего? — Ит поднял голову. — Они уже приехали?..

— Никто никуда не приехал, — объяснила Берта. — Все еще ждем.

— А зачем было меня тогда будить? — Ит поморщился. — Опять башка болит, чтоб её…

— Про башку не знаю, а вот про то, что тут написал, я бы поговорить все-таки хотела, — Берта протянула ему блокнот. — Как-то не очень хорошо, ты не находишь?

— Нехорошо. Зато правдиво, — пожал плечами Ит. — Малыш, я просто вспомнил, как когда-то общался с подобными сущностями. Я же их видел, как вот тебя сейчас. Морока, который таскал внутри себя женский труп. Железную голову во время реакции Блэки. Мастера Червей. Поверь мне, они не были милыми существами, и они всегда играли грязно. Очень грязно.

— Но дети… — Берта нахмурилась. — Ведь эту твою писанину прочтут девчонки, Ит. Я бы не хотела, чтобы у них…

— Формировалось такое вот отношение к детям? — Берта кивнула. Ит усмехнулся. — А я хочу. Знаешь, чего я хочу?

— И чего же?

— Чтобы никто не смог их поймать вот на этот крючок. Никто, понимаешь? Ни Санкт-Рена, ни Терра-ноль, ни любимый человек, ни обстоятельства.

— На какой крючок? — не поняла Берта.

— На физиологию, — Ит отвернулся. — На ту физиологию, после которой ты сам себе перестаешь быть хозяином. А становишься — рабом. В том числе — и системы тоже.

— Как мать двоих детей я тебе могу сказать, что я с тобой не согласна, — покачала головой Берта. — Но как твоя жена я тебе скажу — да. При всей моей любви — это крючок. Капкан. Причем капкан смертельный. Ит, что там капает из пакета, а?

— Мороженое, — убито ответил Ит. — Подожди, дай я сам…

Минут пять ушло на то, чтобы отделить не пропавшее содержимое пакета от пропавшей части, потом Ит снова сходил в магазин, и принес еще мороженого, и водички в картонном пакете, чтобы помыть руки; а потом они сидели вдвоем на роскошной ореховой кровати в тени высотки, и «со вкусом, с толком, с чувством, с расстановкой» если прекрасное черносмородиновое мороженное, которое только на Терре-ноль в Москве и можно купить. И нигде больше.

— В одном ты, к сожалению, прав. Девяносто процентов новородивших баб превращаются в совершеннейшие валенки, — констатировала Берта. — Я помню свои первые попытки погулять с коляской после рождения Дашки. Да уж…

— А ты думаешь, я, когда гулял, просто так постоянно менял маршруты? — развел руками Ит. — Мало того, что каждую прогулку выпасало пяток агентов, так еще и эти бабы с кульками… моей первоочередной задачей было уберечь Дашку, а затем и Верку, от их сюсюканий и хрюканий. По мне, так это всё издевательство над детьми.

— Ты прав. Но, Ит, может быть стоит хотя бы немножко смягчить этот текст? — попросила Берта. — Ну хоть чуть-чуть?

— Нет, не стоит, — Ит отрицательно покачал головой. — Из песни слов не выкинешь. Прости.

10 Насмешники

— Пап, так куда мы едем?

— Не скажу.

— Ну, пап…

— Даша, не вредничай. Не скажу.

— А все-таки?

— Ну, сначала мы едем гулять и ждать маму и Фэба, — сдался Ит. — Ты же любишь Пресню?

— Люблю, — пожала плечами дочь. — Там уютно… а зачем там гулять?

— Ну… так. По сторонам посмотреть, туда, сюда.

— Пап, да объясни ты толком! — Даша топнула ногой. — Я ненавижу, когда ты говоришь загадками!

— Ну, хорошо, — вроде бы сдался Ит. — Мы едем гулять. На Пресню.

— Зачем? — Даша вопросительно посмотрела на него.

— Я же сказал — гулять.

— А если честно?

Катер подходил к причалу, замедляя ход. Люди потянулись на нижнюю палубу; молодой матросик ловко пробирался между ними — швартовать. Ит и Даша не торопясь спустились вниз, выходящих было много, и торопиться сейчас не имело смысла.

— День-то какой замечательный, — улыбнулся Ит. — Правда?

— Пап, а если серьезно?

— Я серьезен, как никогда. Последний раз я таким серьезным был во время увольнения из кремлевки. Ты, кстати, вещи собрала?

— Собрала, — кивнула Даша. — Сколько у нас времени?

— Часа полтора-два, — пожал плечами Ит. — А что?

— Может, в зоопарк сходим? Сто лет не была в зоопарке. И неизвестно, когда в следующий раз буду, — Даша погрустнела. — Помнишь пони, которого звали Руслан?

— Помню, — улыбнулся Ит. — И как вас с Верой катали в тележке, помню. Наверное, там его уже нет. Он старенький был. Стоит ли заходить?

— Не хочешь?

— Не очень. Понимаешь, звери… они там в клетках, — Ит отвернулся. — Не слишком приятные ассоциации, если честно.

— Официальная? — нахмурилась дочь.

— Конечно. Ты же умница у меня, всё понимаешь.

По деревянным мосткам они сошли на причал, затем поднялись на набережную. Люди расходились в разные стороны, а они остались стоять. Просто стояли и смотрели, как отходит от причала легкий катер с полосатым летним тентом над верхней палубой.

— Сложно было бы не понять. А меня почему-то не смущали никогда эти клетки. И звери, которые там живут… они ведь на воле выжить уже не сумеют, — Даша задумалась. — Но если ты не хочешь в зоопарк, то не надо. Хватит с тебя клеток. Особенно после кремлевки. Вот если честно, пап, оно того стоило? Четыре с лишним года такой пытки?

— Стоило, — заверил Ит. — И как раз сегодня ты узнаешь, почему стоило. Слушай! — оживился он. — Если не в зоопарк, давай в планетарий? Будний день, все на работе… за билеты, если что, доплачу. Пошли?

— Планетарий? Мне давно не десять лет, — покачала головой Даша. — И даже не пятнадцать. Я не настолько наивна, чтобы…

Она не договорила.

— Знаешь, в примитиве есть своя прелесть, — возразил Ит, хотя понял, что в планетарий они не пойдут. — По себе знаю, примитив иногда застревает в памяти крепче, чем что-то очень сложное.

— В планетарий мы пойдем осенью, — решительно сказала Даша. — Ты сам сказал, что сегодня замечательный день. Поэтому давай просто погуляем, а? Хочешь, купи себе пива?

— Дочь, ты очень любезна, — хмыкнул Ит. — Но не забывай, что скоро приедут мама и Фэб. Так что пиво отменяется, равно как и планетарий. Я тоже… гм… не настолько наивен.

Даша засмеялась.

— Так что? Куда?

— Бродить, — решительно ответил Ит. — Бродить туда и сюда.

— Слушай, а ты книжку эту свою дописал? — спросила Даша.

— Почти. Там не хватает совсем чуть-чуть… я не успел, дел накопилось слишком много.

— А чуть-чуть — это сколько? — с интересом спросила Даша.

— Пару страниц… может, немножко больше, — Ит вытащил блокнот, подкинул на ладони. — Если честно, зайчик, я совсем не уверен, что это надо дописывать.

— Ну уж нет, раз начал, то надо, — покачала головой дочь. — Вот что. Давай купим кваса, и просто посидим в парке, ага? Ну или во дворике где-нибудь. И ты допишешь.

— Прямо сейчас? — удивился Ит.

— Да. А что? — пожала плечами Даша. — Боишься за два часа не управиться?

Ит, кажется, немного растерялся.

— Не знаю. Хотя… почему бы и нет? Только тебе не будет скучно, зайчик?

— А я тебе буду мешать, — спокойно объяснила дочь. — Критиковать стиль, ритм, искать тавтологии, тыкать носом в стилистические ошибки, в нестыковки, и в несуразности. Как тебе такая идея?

— Ну, разве что тавтологии и стилистические ошибки… ладно, — согласился Ит. — Пошли искать квас и лавочку в теньке?

— Ребята! Ребята, где вы? — звала Бонни. Проклятый модуль оказался чертовски норовистым, и Бонни лишь с третьей попытки сумела покинуть комнату, в которой, оказывается, находилась. — Эй! Кто-нибудь меня слышит?

Пахло в модуле странно и неприятно, но это был вовсе не тот запах, который исходил от ненастоящего младенца, нет, этот запах больше всего напоминал запах гниющего сена или перецветшей гицеры. Удушливый, тяжелый, он, кажется, заполнял собой всё помещение, и спастись от него не представлялось возможным.

— Интересно, можно тут как-то проветрить? — скривилась Бонни. — Чем это вообще таким воняет?

— Тем существом, которое у тебя в коробке, — ответила Ана. — И нам снова нужно спешить.

— Почему?

— Потому что коробка его долго не удержит. Он слишком силен, а ловушка слишком слаба. Сутки, ну, двое, она продержится. Но не больше. Остроухий неплохо рассчитал, однако не в его силах рассчитать всего.

— Тогда пошли скорее, найдем ребят, — про то, что с ребятами могло что-то случиться, Бонни старалась сейчас не думать. — Где же они могут быть?

Первым они обнаружили Фадана, который, казалось, спал — по крайней мере, он сидел в кресле, тоже в крошечной отдельной комнате, и на зов не откликался. Бонни убедилась, что он живой и дышит, но почему-то не просыпается — и отправилась искать остальных.

Остальные нашлись через полчаса, на другом конце модуля, живые и невредимые. Комната, в которой их запер Триединый, была побольше, а запах в ней, как показалось Бонни, был чуточку поменьше… или она просто принюхалась? Как знать.

После взаимных объятий, восторгов, и приветствий пошли смотреть, как там Фадан. Фадан продолжал спать, но тут дело в свои руки взял Бакли, и через пять минут сон с Фадана как рукой сняло — к большой радости всей команды.

— Бонни, но как ты сумела? Как догадалась? — спрашивал Аквист. — Как же ты всё-таки умница!

— Это не я догадалась, это Ана, — возражала Бонни, хотя понимала — ее заслуга в поимки Триединого всё-таки тоже есть. — Я растерялась, если честно…

— Это он растерялся, — поправила Ана. — Вы его крики слышали?

— Нет, — покачал головой Шини. — Мы с ним беседовали в чем-то типа аудитории, а потом он просто исчез, а эта аудитория превратилась в грязную комнатушку.

— А меня он, кажется, успел ударить, — признался Фадан. — Я с ним разговаривал в своем доме, представляете? Потом дом начал таять, и тут он встал и треснул меня по лбу.

— Фадан, это уже становится похожим на обряд, — хмыкнул Аквист. — То на тебя дома напали Грешер с Олкой, то Триединый. По-моему, домой тебе лучше не возвращаться.

— Кстати, про возвращение, — Фадан помрачнел. — Триединого-то мы словили, но что дальше? Вокруг модуля толпа, которая, выйди мы наружу, нас просто растерзает. А еще там Грешер, Олка, Хийтри, Кестал, и Сун. И у них оружие.

— И они могут в любой момент войти внутрь модуля, — напомнил Шеф. — Я тут прикинул… у нас есть всего лишь пара часов на решение. Не больше.

— Но почему? — нахмурился Бакли.

— Объясняю. Модуль они открывают на время праздников, и… ну, в общем, что-то происходит. Может быть, даже явление Триединого. Как знать. Забор стоит не случайно — видимо, до торжественного показа внутрь заходят избранные, проверяют, что и как. На время праздника этот забор должны убирать… в общем, нам надо спешить, потому что у них есть еще один повод сюда заявиться.

— Это какой же? — не понял Шини.

— Вы. Спорю на что угодно, но им очень хочется узнать, во что вас превратил Триединый. И, мне кажется, трупы отсюда все-таки убирают.

— Ты думаешь, сюда и до нас кого-нибудь… запихивали? — спросил Фадан.

— Уверен. Уж больно спокойно он воспринял ваше появление, — пожал плечами Шеф. — Наигравшись, он, скорее всего, убивал, а потом за ним прибирали.

— Так, и что делать? — заозирался Фадан. — Как нам выбраться отсюда?

— Совсем не факт, что надо выбираться, — Шеф задумался. — У меня есть пара-тройка идей, а так же схема этого модуля. Идемте. Время дорого.

— Улетят? — спросила Даша.

— На этом крашенном старье? Не думаю. Улетят, зайчик — это напрашивается. Поэтому — нет. Не улетят.

— Убьешь героев?

— Ну вот еще! — возмутился Ит. — Ни за что.

— Подожди-ка… — Даша задумалась. — Ах, да. Там же летает тот старый корабль, на котором они подбирались в свое время к Холму, верно?

— Уже теплее, но не угадала, — усмехнулся Ит. — Помнишь, мы были на Орине, и проездом заскакивали в наш старый дом? Тогда…

— Черт, — Даша заулыбалась. — А ведь верно! Но для этого нужны полномочия…

— Таможенника? Разумеется.

— На Раворе-7 у тебя нет таможенников, — напомнила дочь.

— Не было, — поправил Ит. Он залез в свою видавшую виды сумку, вытащил два старых потрепанных блокнота, и отдал Даше. — Держи, кстати. Это тебе. На память.

— Пап, это же первая и вторая книжки, да? — Даша взяла у него блокноты. — Спасибо… Я только теперь понимаю, почему ты…

— Вот это — твое детство, — Ит указал на первый блокнот с надписью «Ялта». — А здесь — ты уже подросток. Сейчас… сейчас я допишу, и подарю тебе третий блокнот, потому что с сегодняшнего дня, дочь, ты для меня уже совсем взрослый человек. Поверь, мне не так просто это признать. Но это факт.

— Но почему с сегодняшнего? — удивилась Даша.

— Узнаешь чуть позже. А сейчас давай я все-таки попробую дописать то, что нужно дописать.

Картинку того, что происходило снаружи, модуль неохотно показал лишь после долгих уговоров. Половина его систем, согласно тесту, были неисправны, мало того, в модуле, кажется, был в свое время бой, причем серьезный, а потом с модуля сняли силовую установку и двигатель. То ли для того, чтобы Триединый не полетел куда-нибудь, то ли чтобы модуль с «богом» не умыкнули конкуренты.

— Интересно, почему он торчал тут? — недоуменно спросил Шини. — В этой коробке?

— Это не совсем так, — возразил Шеф. — Здесь базировалась его крошечная физическая часть, сам же он присутствовал одновременно на всей планете.

— Шеф, а те, которые спали, они проснулись? — поинтересовалась Бонни.

— Вне всякого сомнения, — заверил тот. — Находясь в ловушке, он не может ни на кого влиять.

— Это хорошо, — кивнула Бонни. — А то я за детей волнуюсь, которые без присмотра остались.

— Ты же вроде бы не хочешь детей, — ехидно напомнил Аквист.

— Не хочу пока что. И чего? — округлила глаза Бонни. — То, что я пока не хочу своих, не значит, что мне чужих не жалко! Ты прямо как эти бабы бестолковые… — она поморщилась. — Раз своих нет, то всё, пропащая душа. Ерунда, Аквист! Полная ерунда. Думай хоть иногда, что говоришь.

— Ну, извини, — смутился Аквист. — Я же просто пошутил.

— Идиотская шутка.

— Вы там миловаться закончили? — едко спросил Фадан. — Если да, то смотрите, что получается.

Выяснилось, что, во-первых, можно попробовать подвести сюда корабль, ключ был у Фадана с собой. Но тут возникали некоторые сложности. Пилотировать дистанционно Фадан совершенно не умеет, и корабль под его управлением будет опасен для города, в котором полно высотных зданий. Двойники, конечно, существа гадские, кто бы спорил, но загонять сюда вслепую корабль, и тем ставить под угрозу жизни тех, кто им ничего плохого не делал, Фадану не хотелось абсолютно. Конечно, совсем снимать со счетов этот вариант не следовало, но всё-таки он был самым опасным.

Во-вторых, можно было бы попробовать связаться с Остроухим, и узнать, нет ли у него вариантов или какой-нибудь уютной пещеры поблизости. Этот вариант выглядел весьма сомнительным: совсем не факт, что Остроухий сумеет помочь. Да и времени этот вариант может отнять слишком много.

В-третьих…

— На это они имеют право, — объяснял Шеф. — Учтите, что таможенник управляет не только машинами. Полосами тоже.

— Это как вообще? — не понял Фадан.

— Вот смотри. Вы сюда ехали несколько часов, да? Потому что вы для системы — пассажиры. А таможенник — хозяин, у него такая дорога займет минут сорок. Кроме того, он имеет право сделать отвод полосы, и поэтому машина вполне способна добраться прямо сюда, — пояснил Шеф. — Проблема лишь в том, что у нас… нет таможенников.

— Это всё очень интересно, но там, кажется, начинается какое-то движение, — мрачно сообщил Шини, который смотрел, что делается снаружи. — Ребята, они, по-моему, волнуются.

Действительно, толпа, которая до этого мирно бродила вокруг забора, остановилась. Мужчины, которых в этой толпе было абсолютное большинство, теперь стояли, повернувшись лицами к Кламу, и что-то выкрикивали.

— Шини, попробуй сделать звук, — попросил Аквист. — Чего они там орут?

— Сам попробуй, — огрызнулся Шини. — Звук, кажется, не работает.

— Подождите, — приказал Шеф. Всмотрелся в картинку. — Они говорят, что надо разбирать забор, потому что подходит время праздника.

— Прелестно, — деревянным голосом отозвался Шини. — Сейчас они разберут забор, а потом ломанутся внутрь.

— Не все. Так… — Шеф задумался. — В любом случае, нам нужен Остроухий. Фадан, вызывай главную программу и устанавливай связь.

Фадан, к этому моменту уже подзабывший, что у него на шее висит кристалл, хлопнул себя ладонью по лбу, снял цепочку, и, как учил Первый, провел над кристаллом ладонью. Тот ярко засветился, и над ним тотчас появилась фигурка девушки.

— Нам нужна связь со Злыднем, — с места в карьер начал Фадан. — Организуешь?

— Сейчас сделаю, — охотно отозвалась та. — Но я бы на вашем месте для начала закрыла эту комнату.

— Почему? — нахмурился Фадан.

— Потому что в модуле вы не одни.

— Мы наблюдаем за входом, и внутрь пока что никто не проходил… — начал Фадан, но девушка его прервала:

— С чего ты взял, что в этом модуле только один вход?

— Добрый ты, папа, сил нет, — покачала головой Даша. — И героев своих ну просто обожаешь.

— Это у тебя герои — обычные люди с непростой судьбой, — поддел Ит. — А у меня герои — команда идиотов, думающих одной извилиной. Потому что если бы они умели думать двумя, было бы не интересно.

— Да, с этим трудно не согласится, — кивнула Даша.

— Как тебе, кстати? — с опаской спросил Ит.

— Количество интриг сегодня зашкаливает, — хихикнула в ответ дочь. — Начиная с того, что мы сидим в этом дворе по неизвестной мне причине, заканчивая тем, что ты загнал героев в ловушку, и всё никак их оттуда не вытащишь. Вообще, пап, у меня создается впечатление, что тебе надоело писать. Ты хочешь поскорее закончить, верно?

Ит задумался. Рассеянно посмотрел по сторонам.

Они сейчас сидели в углу двора дома, стоящего на улице Николаева; двор был пуст и тих, кроме них тут никого не было. Хороший, кстати, двор. Богатый. Выложенные плиткой дорожки, аккуратные кусты сирени, непременная акация, пара клумб с лилейниками и ноготками. В центре площадки — детские сдвоенные качели, горка, песочница; у дальнего края — стойки для сушки белья, с натянутыми веревками. Стойки пустые, но это и понятно — день. Если кто-то что-то и вешает, так обычно по вечерам. Подсушил, проветрил, и домой. А то сопрут еще ненароком без догляда.

— Да, наверное, — согласился Ит. — Понимаешь, Даш, тут вот что получается. Когда-то, еще до твоего рождения, я написал довольно много историй про Насмешников, но в тех историях они уже были взрослыми и опытными… ну, относительно опытными. И работали состоявшейся командой. Бонни — агент-координатор, Фадан — ученый, Бакли — врач, Шини и Аквист — просто агенты. Они расследовали всякие несложные дела, мотались по заданиям… почти как мы с рыжим в молодости. Они же действительно похожи на нас, пусть и не во всем… не важно. А когда ты появилась, я… — он запнулся, подыскивая слова. — Мне захотелось придумать самое начало их истории, потому что когда появляется кто-то маленький, мир… он словно становится для тебя новым. Вот будут у тебя свои дети, поймешь, про что я говорю.

— Кстати, о детях, — Даша опустила голову. — Пап, люди мне нравятся. Вот совсем. Так что я не знаю… на счет детей.

— А что, рауф уже отменили? — удивился Ит. — И потом, дорогая, куда тебе спешить, прости? Какие дети? О чем ты? Выучись сначала, а потом будешь решать про детей.

— Знаешь, просто немножко странно. Вон, Верка с Витькой уже больше года по крышам гуляют, а я до сих пор одна.

— По каким крышам они гуляют? — с подозрением спросил Ит.

— Да это я так, образно.

— Врешь ты всё, «образно», — упрекнул Ит. — Не свалятся они оттуда, как думаешь?

— Да нет, там до края далеко. Они ничего не делают, просто сидят, говорят… иногда целуются, наверное, — пожала плечами Даша. — Зря я их выдала.

— Какая разница? Вы через неделю уедете, — вздохнул Ит. — Кстати, там будет немало рауф. Понимаю, что я старый брюзга, но я тебя очень прошу — не торопись с романами. Еще успеешь.

— Хорошо, пап, не буду торопиться, — улыбнулась дочь. — Мы отвлеклись. Ты про новый мир что-то говорил.

— А, да. Верно. Так вот, когда ты появилась, я как раз и задумал это всё написать. Сначала это было просто игрой, потом переросло во что-то. Во что-то другое. Конечно, герои — идиоты, да и писатель из меня, как из тебя доярка, но… Даш, то, что я писал — я писал честно. От души. Просто умею плохо, — он улыбнулся. — Так что прости, если что не так.

— Всё так, пап, — Даша тоже улыбнулась. — Это самая лучшая и самая любимая книжка. Потому что ты написал ее для меня.

— Ну, тогда ладно. Сейчас закончу эту твою любимую книжку…

— А ну, выходите оттуда! — рявкнул Грешер из-за двери. Дверь, на взгляд Фадана, получилась хилая, но лучше такая дверь, чем совсем никакой.

— Это еще зачем? — ехидно спросил Шини.

— Затем, что мы вас так и так убьем, — пояснил Грешер. — Но если вы выйдете, убьем быстро, а если заставите нас тратить на вас время, медленно. Тут полно тех, кто мечтает вас убить, между прочим.

— Да мы уж догадались, — сообщила Бонни закрытой двери. — Двойники же вообще самые мирные и добрые существа на свете.

— Ох, договоришься ты, — произнесла невидимая Олка. — Учти, мразь, тебя я убью своими руками. Лично.

— Тогда точно долго будет, — картинно вздохнула Бонни. — Руки-то у тебя из жопы.

— Тварь!!!

— Сама такая! Дура старая!

— Ацха малолетняя!

— Не орите, — в пространство произнес Фадан. — Вы мне мешаете. Так что ты сказала?

— Остроухий говорит, что в его компетенции назначить трёх таможенников, — сообщила та. — Ему надо рассмотреть кандидатуры.

— Скажи ему, что пока он будет рассматривать, нас убьют! — взорвался Фадан. — Женщина таможенником может стать?

— Конечно.

— Ну и чего там рассматривать-то? — Фадан не заметил, как сам перешел на крик. — Вайши, Вукер, и Оташа!

— Он сказал, что есть еще кандидаты.

— Мое слово для него значение имеет? — сбавил тон Фадан.

— Он говорит, что не особо. Как совет.

— Значит, я советую Вайши, Вукера, и Оташу. Понятно? И объясни этому болвану, что нас тут прикончат с минуты на минуту!

— Секунду… так, он просит продержаться еще хотя бы час. Десять минут на принятие решения, десять на провод боевиков и инструктаж таможенников, и в путь, — объяснила девушка. — Спрашивает, сумеете час протянуть, или нет?

— Не уверен, — мрачно ответил Фадан. — Они пока что ломать не начали, но скоро начнут. А модуль этот нас не сильно жалует. Да и воняет тут гадостно.

— Всё передала, ждите, — девушка оглянулась вокруг. — Да, и впрямь помойка. Похоже, он затаскивал сюда тряпки, которые лежат сверху, и они тут гнили.

— Тысячелетиями, — подсказал Фадан. — Старые выбрасывал, новые притаскивал. Я тоже сначала не понял, откуда этот запах. А это просто гниет ткань.

— Мне показалось, что это он сам так пахнет, — заметила Ана. — Тоже только потом поняла.

— Выходите! — снова заорал из-за двери Грешер. — Выходите, и выпустите из плена Создателя!!! Немедленно!!!

— Создателя мы в плен не брали, — заявил Аквист. — Это вообще невозможно. А что до той козявки, которую мы посадили под замок, так это не создатель. Это воришка. И убийца. И нечего нам командовать, что нам делать, а что нет.

— Я тебе ноги выдерну, как только мы отопрем, — пообещал Грешер.

— Ты сперва войди, — Аквист разозлился. — А потом угрожай.

— Войду, не сомневайся.

— Сомневаюсь, — издевательски сообщил Аквист. — Ты вообще трус, который только и делает, что прячется за гермо и женщину.

— Сначала я выдерну тебе ноги, а потом отдам толпе, — тихим голосом ответил Грешер. — Ты не представляешь, как тут умеют наказывать дерзких гермо.

— Представляю, — парировал Аквист. — Одна дырка на плече у меня уже есть. Так что я в курсе.

— В голову тебе надо было стрелять, — процедил Грешер. — Между глаз. Или в ухо, чтобы наверняка.

— Можешь застрелиться сам, — поддел Аквист. — Всё будет больше толку.

— Мальчики, я не хочу никого пугать, но коробочка стала очень горячая, и трясется, — мрачно сообщила Бонни. — Похоже, ловушка слабее, чем ты думала, Ана.

— Хоть бы ее хватило часа на три-четыре, — Шеф явно нервничал. — Ну хоть на сколько… хоть дотянуть до Остроухого, он тогда поверх этой еще одну сделает…

— Только бы они успели, — пробормотал Аквист. — Только бы успели.

— Пап, драматизма мало, — сообщила Даша. — А времени у нас осталось полчаса.

— Черт, — Ит досадливо поморщился. — Половина шестого, действительно. Ладно, ничего. Подождут немножко, не развалятся. Идти нам отсюда три минуты ровно.

— Куда идти? — попыталась подловить отца Даша, но Ит, по счастью, вовремя сориентировался.

— Куда надо, — отрезал он, отбирая у дочери блокнот. — Драматизма, говоришь? Сейчас сделаем…

Рауф с дверью не справились, а вот драконица, пусть и не с первой попытки, но сумела. Под десятым ударом ее сильного тела дверь не выдержала и просто лопнула пополам. Фадан, который стоял ближе всех, едва успел отскочить — сначала на то место, где он только что стоял, рухнули осколки того, что раньше было дверью, а потом, в облаке пыли, приземлилась и сама Хийтри. Приземлилась — и ту же пружинисто вскочила на четыре лапы, подняв хвост и наполовину расправив крылья.

— Ой, попу видно, — удивленно произнесла Бонни. — Фу так делать, некультурно же.

— Ах ты тварь, — процедила драконица, делая шаг по направлению к Бонни, и (Бонни тут же это заметила) опуская хвост. — А ну отдай Создателя!

Второй шаг ей сделать не дали: под носом отпрянувшей назад от неожиданности драконицы щелкнули два невидимых хлыста — это Аквист и Шини пустили в ход свои наручи.

— Хийтри, чего ты дергаешься? — возмущенно спросила из-за спины драконицы Олка. — Ты чуть меня не раздавила!

— А ты не стой сзади, — огрызнулась драконица. — У этих тварей боевые браслеты, я не могу подойти.

— Не можешь подойти — тогда отойди, — посоветовал невидимый Сун. — Сейчас мы это решим.

— Бонни, — начал Фадан приглушенно, но Бонни уже вышла вперед, и сбросила на пол надоевшее ей платье. Под платьем был сверкающий комбез, широкий пояс которого соскользнул с талии девушки, и в мгновение ока превратился в…

— Только не опять эта хреновина!!! — взвыл Фадан, но было уже поздно.

— Залезайте, — предложила Бонни. — Фадан, ты смотришь, а я рулю.

— И как я забыл про твой этот универсальный модуль? — спросил Бакли, протискиваясь внутрь уже знакомой им по прошлым приключениям «амебы». — Ловко ты его спрятала. Ни за что бы не догадался!

— Ну, мне же когда-то сказали носить его с собой, вот я и приспособилась, — пожала плечами девушка. — Таскать в руках неудобно и тяжело, а пояс получился в самый раз.

— А чего это они там делают? — полюбопытствовал Аквист.

— Они по нам стреляют, и пытаются укусить этой драконицей, — пояснил Фадан. — Безрезультатно, впрочем. Бонни, мы можем сделать так, чтобы их, например, слегка било током?

— Сейчас попробую, — Бонни нахмурилась. — Так… как бы мне… ага!

Снаружи раздался чей-то крик и рев драконицы — видимо, Грешер и Хийтри прикоснулись к «амебе».

— Отлично, — констатировал Фадан. — А теперь поползли отсюда на фиг. Программа, скоро за нами приедут?

— Через несколько минут. За вами отправился первый десант, а второй уже на месте, и сейчас планету готовят к выводу в реальное пространство. Через несколько часов она займет свое законное место, а следом — вернется и вся галактика. Ребята… вы молодцы. Вы просто молодцы.

— Не знаю, молодцы мы или нет, но сперва надо отсюда как-то выползти. Так, встаньте цепочкой, — приказал Фадан. — Проход узкий.

…По улицам города двойников, направляюсь в сторону Клама, двигалась странная конструкция — две огромные, с два автобуса, машины, вроде бы как на паучьих лапах. Под этими лапами дорога менялась, она словно бы покрывалась искрящимся золотым льдом, только лед этот светился, и даже не думал таять. Наоборот, он был теплым на ощупь, пружинистым, и полупрозрачным, а в глубине его тут и там вспыхивали золотые и огненные искры.

Толпа перед Кламом, увидев странную процессию, растерялась, но опомнилась очень быстро. В машины полетели со всех сторон палки, камни — откуда они только взялись? — но на скорость движения машин это не повлияло. Толпу на их пути словно расталкивала неведомая сила, как будто мягкая рука отодвигала вопящих направо и налево, убирая с дороги. Возле Клама машины замедлили ход, и вскоре остановились. Из первой никто не вышел, а у второй открылись двери, и на землю стали выскакивать рауф, одетые в боевые доспехи. Их командир, рослый, светловолосый, махнул в сторону Клама рукой, и крикнул:

— Ребята, выходите! Игра окончена, и выиграли ее вы.

— Мы знаем, — пробормотал Фадан, направляя «амебу» к выходу из модуля. — Бонни, чуть правее. Ага… Только он не совсем прав. Пока что еще не выиграли до конца.

— Пап, время, — поторопила Даша. — Мама. Фэб. Ау!

— Сейчас, — процедил Ит, лихорадочно строча в блокноте. — Одна отбивка осталась, Даш. Две минуты.

— Отбивку тебе сделает Фэб, причем по голове, — предупредила добрая дочь. — Он ненавидит, когда опаздывают.

— Я и сам ненавижу. Но ничего не могу поделать, — Ит перевернул страничку. — Самый хвостик остался…

— Ишь ты, как вырывается, — Первый смотрел на коробочку, которую Бонни держала в руках. — Что вы с ним будете делать?

— Сейчас Остроухий явится, и сделаем, — Вайши был деловит и собран. На нем была надета новенькая форма, которая вызвала вздох зависти даже у Бонни. — Фадан, ты готов?

— Еще бы, — Фадан подкинул на ладони ключ для управления кораблем. — Корабль будет тут уже скоро.

Они стояли на самом краю площади, от которой брали начало разноцветные дороги. Тут, на открытом пространстве, посадить корабль сможет даже неопытный Фадан, никакой опасности нет. Да и советчики найдутся, подскажут, если что. Вон они, кстати. Идут.

Первый шел рядом с Остроухим, следом за ними шли Девятая, Десятая, Пятый, и Седьмой. Они о чем-то оживленно переговаривались, но, подойдя к Фадану и компании, смолкли. Первый выступил вперед, и произнес:

— Фадан, Бонни, Шини, Аквист, Бакли. Поздравляю вас с блестяще выполненной работой. С этого дня вы считаетесь полноправными сотрудниками Официальной Службы и вскоре начнете обучение по вашим специальностям…

— А вот и корабль, — Фадан поднял голову. — Прошу прощения, Первый, но наша работа еще не окончена. Минуточку. Остроухий, ты принес то, о чем мы просили?

— Конечно, — Остроухий подошел к Бонни, выудил откуда-то средних размеров контейнер, и Бонни положила в этот контейнер коробочку. — На дорогу этого точно хватит. Действуй. Направь машину сперва вон туда… ага, отлично… теперь разверни, снизь скорость… а теперь на малой скорости к нам. Хорошо, что я его сохранил. Видишь, пригодился.

— Еще как пригодился, — покивал Шини. — Ты, Остроухий, просто гений.

Остроухий улыбнулся. Корабль мягко спланировал вниз, и опустился на траву рядом с компанией.

— Дверь, — приказал Фадан, и дверь послушно пошла вниз. Фадан подошел к черному кораблю поближе, примерился и кинул коробочку внутрь. — Закрыть. Так, с этим ясно. Первый, не подскажешь, как приказать кораблю отвезти этого пассажира на Солнце?

Первый покачал головой. Усмехнулся.

— Да запросто. Вот смотри, — он взял ключ, сделал над ним неуловимое движение рукой — и корабль рванул вверх, только его и видели. — Через сутки от пассажира останутся только воспоминания. К сожалению, не слишком приятные. Ну так что, теперь работа закончена?

Шини и Аквист переглянулись.

— Ну, эта работа — да, наверное. А вообще, у меня ощущение, что наша настоящая работа только начинается. Я прав?

— Прав. Абсолютно прав, — кивнул Первый. — Ну что? Пойдемте все в город и отметим это дело лхусом и купаликами?

— А ты откуда знаешь про купалики? — с подозрением спросил Шини.

— Таможенники просветили. Фирменное, говорят, блюдо на этой милой планете…

— Папа, пошли!.. — простонала Даша. — Я не знаю, куда, но пошли, потому что уже без десяти! Ты всё?

— Да, — Ит решительно захлопнул блокнот, и протянул его дочери. — Бежим?

— Показывай, куда, — распорядилась дочь.

…К высотке они прибежали, слегка запыхавшись, и с большим удивлением обнаружили, что прибыли, оказывается, первыми — спустя пять минут выяснилось, что катер, на их счастье, немного опоздал, поэтому Берта с Фэбом, едва появившись, начали извиняться за свою задержку. Даша с Итом переглянулись, Ит заговорщицки подмигнул дочери, та пожала плечами — бывает. Повезло, обошлись без ворчания Фэба про то, что «это же бестактно, так поступать, ну неужели непонятно, что приходить надо на несколько минут раньше, чтобы был запас времени».

— Не сказал? — первым делом спросила Берта. Ит отрицательно мотнул головой. — Молодец. Ну, что идемте?

— Мама, я сегодня узнаю, куда мы идем? — нахмурилась Даша.

— Сейчас узнаешь, — пообещала так. — Фэб, вперед.

— Меня не надо подгонять, я и сам могу, — хмыкнул Фэб. — Ладно, чего уж там. Нам в главный вход, пошли.

— Мы идем к кому-то в гости? — удивилась Даша. Друзей у семьи было немало, но в эту высотку они не ходили ни к кому ни разу. — Это на счет учебы?

— Нет, не на счет учебы, — покачала головой Берта. — Имей терпение.

Холл этой высотки был похож на привычный Даше — только в плафоне нарисованы не дети с самолетом, а море и парус вдалеке. И выглядел холл как-то… светлее, что ли?

— Ну, если лифт опять не работает, я оборву кому-то уши… — пробормотала Берта. — Хотя сейчас нам и маленький подойдет.

— Работает, — с удовлетворением констатировал Ит. — Нет, сегодня нам всем положительно везет.

— Судя по всему — да. Везет, — согласился Фэб. — А кое-кому так и вообще сказочно везет, я бы сказал.

— Кому везет, заговорщики? — спросила Даша.

— Ну… а какая разница, кому именно? — Берта посмотрела на дочку невинным взглядом.

— Ничего не понимаю, — призналась Даша.

— Еще пара минут, терпение, — приказал Фэб.

Двери лифта лязгнули, открываясь, и они вышли в коридор — очень похожий на тот, что дома, только стены выкрашены не в зеленый, а в бежевый цвет, да на полу, о чудо, почти новая ковровая дорожка. Бежево-песочный коридор, коричневые двери…

— Так, теперь закрой глаза, — приказал Фэб Даше. — Давай-давай. Умница… а теперь дай мне руку… и вперед.

Даша не видела, но слышала — вот в маминой руке звякнули ключи, но как-то странно звякнули, слишком тихо, у нее ведь большая связка, и от дачи, и от двух квартир; потом она сделала несколько шагов по мягкой ковровой дорожке, ощущая, как по лицу скользнул теплый солнечный луч из открытой двери, и почувствовала легкий ветер — крошечный сквознячок.

— Открывай глаза, — разрешил Фэб. — Ну что? Нравится?

Сначала Даша не сообразила, что именно ей должно нравиться, но потом до нее стало доходить — родители стояли рядом, в пустом просторном холле незнакомой квартиры… стояли, и улыбались несмелыми заговорщицкими улыбками.

— Это что? — спросила Даша. — Это… мне?

— Ага, — кивнул Ит. — Две комнаты, кухня, балкон. Десятый этаж. Пошли смотреть?

— Да вы что… — Даша всё еще не могла придти в себя. — Это же… мам, пап, Фэб, вы что?! А Верка как же?

— А Верка сейчас свою квартиру осваивает, на Ленинских горах, — невозмутимо пояснила Берта. — С Киром и Витькой. Даш, это действительно тебе, и не спорь, и не возражай. Поверь, мы это не сейчас придумали.

— А когда?

— Когда ты родилась, тогда же и придумали, — твердо ответил Фэб. — Дочь, мы не просто так сидели столько лет в кремлевке. Я тебя прошу — давай ты отомри уже, наконец, и пойдем смотреть.

Даша всхлипнула, и кинулась Фэбу на шею, потом обняла мать, потом — Ита. А потом они стояли несколько минут, обнявшись, уже все вместе — словно после долгой разлуки.

— А вот теперь давайте смотреть, — приказала Берта. — Даш, плитка в ванной совершенно новая, прежние владельцы меняли, а вот раковину на кухне я бы посоветовала тебе сменить побыстрее, как только будет время. С кухней мы слегка проштрафились, не успели купить. Но до твоих каникул мы это поправим.

— Мам, да не надо, я же всё равно сейчас учиться буду, — слабо отбивалась Даша, но Берта была неумолима.

— В комнатах обои пока что ничего. Времени у нас не было, поэтому шторы и карнизы мы пока что тоже не купили. Купим, не переживай.

— Да тут еще и мебель! — ахнула Даша, входя в комнату. — Кровать какая огромная!..

— Взрослому человеку — взрослую кровать, — пожал плечами Ит. — Можно лечь вдоль, поперек… наискось, по диагонали… как вздумается.

— Любовников прячь в шкаф, — невозмутимо продолжила Берта. — Шкаф большой. Двое-трое свободно там поместятся.

— А если не поместятся, то вот тебе еще комод для этого дела, — подсказал Ит, открывая дверь во вторую комнату. — Ну и стол со стульями, само собой. Балкон тут, правда, поменьше, чем дома, но для всяких мелочей его хватит.

— У меня нет слов, — сказала Даша, когда они снова вышли в холл. — Сумасшествие какое-то.

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, — Берта улыбнулась, но улыбка получилась какая-то грустная. — Дашик, мы тебя просто очень любим, понимаешь? И тебя, и Веру. И мы хотим сделать всё для того, чтобы вы были счастливы. И ты, и сестренка — умные и замечательные девочки, и я… да мы все, что — я… мы просто хотели, чтобы у вас были условия для старта в этой жизни хоть немножко, но лучше, чем у нас. И если мы сумели дать своим детям то, что должен дать каждый уважающий ребенка родитель — то это хорошо. Если нет… ну, мы хотя бы попытались.

— Мам, вы дали слишком много. Я этого не заслуживаю, — покачала головой Даша.

— У тебя еще всё впереди, — пожал плечами Фэб.

— А если я захочу остаться жить во внешке? — прищурилась Даша.

— Значит, останешься, — твердо ответил Фэб. — Зайчик, пойми — мы делаем то, что должны делать мы. Ты — делаешь то, что велит тебе сердце. В жизни всякое случается, и, поверь, свой собственный дом никогда не будет для тебя лишним.

— Дачу, я надеюсь, вы не купили? — с подозрением спросила Даша.

— Дачу нет, не купили. Борками с Верой обойдетесь, — засмеялась Берта. — Впрочем там место столько, что потеряться можно.

— Что Верка в детстве неоднократно и проделывала, — закончил Фэб. — Бертик, нам надо ехать. Там же заказ.

— Ой, черт! — Берта сунула Даше связку из трех ключей. — Так, всё, мы побежали. Вы с папой тут всё досмотрите, а потом домой. Мы как раз заберем еду, и у нас будет сегодня праздничный ужин.

— Откуда заберете? — не поняла Даша.

— Из Арагви! Рыжий заказал за неделю это пиршество, там и салаты, и мясо, и торт, и всё-всё-всё. Фэб, побежали! Опоздаем!

— Скажи, вы… вы от нас откупаетесь? — отец и дочь стояли на балконе, и смотрели на город, который тонул сейчас в лучах заходящего бронзового солнца.

— В некотором смысле — да, — подумав, ответил Ит. — А вы — от нас. Ты не заметила?

— Универ экстерном, внешка, учеба? — обреченно спросила Даша. Ит кивнул.

— Вы очень сильно хотели поскорее вырасти, — подтвердил он. — Вы выросли, зайка. Но не подумай ничего плохого, хорошо?

— Не очень получается, — призналась Даша.

— Тогда я сейчас объясню. Понимаешь ли, ты подарила нам восемнадцать лет прекрасной жизни. Жизни, которая шла рядом с тобой… а мы смогли подарить тебе всего лишь квартиру. По-моему, обмен не равноценен.

— Это вы мне подарили жизнь, — поправила Даша.

— Навязали, — хитро улыбнулся Ит. — Мы же тебя не спрашивали.

— Пап, какой ты…

— Ну, какой?

— Особенный, и самый лучший на свете, — твердо ответила Даша. — А чем закончилась книжка?

— Знаешь, я сейчас пойду, пожалуй, а ты посиди тут и дочитай, — предложил Ит. — Просто всё закончилось. И хорошо. Если бы так было в жизни, мы бы все жили просто. И весьма неплохо.

— Ладно, — Даша улыбнулась. — Пап, а какой торт заказали?

— Секрет, — развел руками Ит.

— Сам, небось, не знаешь.

— Знаю. Но не скажу. Потому что я знаю, что одна любительница тортов побыстрее прибежит домой, если не будет знать, что на десерт. Её замучает любопытство.

На последней странице блокнота было торопливо нарисовано сердечко и солнышко — когда только успел?

— Папа опять убил бога, — пробормотала Даша, закрывая блокнот. — Пусть плохого и ненастоящего, но всё же… почему ему не дает покоя эта тема?

Пустая квартира, погруженная в вечерний полумрак, ответила ей молчанием, но молчание это было каким-то правильным, спокойным. Да, дорогая, ты права — с отцом что-то не то, но он никогда про это не скажет.

— А мама? — шепотом спросила Даша. — Я ведь чувствую, я вижу. И это ее новое геронто, потому что якобы ей не хочется в таком виде ехать через полгода во Францию… господи, какая чушь, при чем тут Франция?

Снова — тишина и молчаливое согласие пустых комнат.

Даша взяла три блокнота, лежавшие перед ней на новеньком ореховом столе, и прижала к груди. И вдруг, неожиданно для себя, заплакала.

— Вот тут — тепло, — прошептала она, гладя потрепанные обложки. — Нет, не тут… там и тогда было тепло, а сейчас — мне холодно… Господи, почему же мне так холодно?

Ответа не было. Да и не могло быть.

Даша встала, несколько раз глубоко вздохнула. Вытерла слезы ладонью, бережно собрала со стола блокноты, и спрятала в свою сумочку.

«Никогда, — думала она. — Я никогда с ними не расстанусь. Пусть это глупость и чушь, но куда бы я ни поехала, где бы я ни была, эти три блокнота будут со мной. Зря ты, папа, затевался с этой квартиры. И ты, мама, зря. И ты, Фэб, тоже. Потому что мне на всю мою жизнь с лихвой хватило бы этих трёх маленьких книжечек. Но ведь я тоже теперь умею молчать, и никому про это не скажу».

Хлопнула дверь, повернулся ключ в замке.

По полупустым комнатам прошелся легкий, почти незаметный ветерок — словно кто-то вздохнул устало и обреченно. Но вздох этот некому было услышать.

Жизнь уходила всё дальше и дальше…