Насмешники. Дело в шляпе

1 Веселый катафалк

— Нет, Фадан, так нельзя. У тебя рожа слишком довольная, — отчитывал Шеф. — Ты помнишь, какая у вас легенда? Ты помнишь, в какой мы едем машине? Ты помнишь, по какому поводу мы едем?

— Да помню я!!!

— Не помнишь. Давай повторять.

— Шеф, это уже несерьезно.

— Нет, это вполне серьезно, Фадан. И… эй вы! Там, в кузове! Прекратите ржать! Аквист, немедленно лег и притворился мертвым!!! Ты же труп! Забыл? Шини, сядь. Бонни, ты тоже. Бакли, не отвлекайся от дороги. Так, хорошо. Фадан, начинай.

— Мы должны отобрать диски у тех, кто у нас их спер, — неприязненно сказал Фадан.

— Угу, — кивнул Шеф.

— Мы должны активировать систему, чтобы выбраться из «шляпы», — секунду подумав, добавил Фадан.

— Так, — подбодрил Шеф.

— А сейчас мы должны проехать так, чтобы нас не загребли полисы. Ага?

— В общих чертах — да. Но ты не мог бы хотя бы попробовать отнестись к делу чуточку серьезнее?

— Шеф, я почти декаду отношусь серьезно, и мне надоело! — взмолился Фадан. — А еще эти… Бонни, ну вот что смешного я только что сказал?

— Ни… ничего… просто… ой, мамочки…

— Над чем ты там хихикаешь?! — взорвался Фадан.

— Труп щипается, — пояснил Шини. — Аквист, сейчас как дам по рукам!

— Детский сад, — проворчал недовольно Шеф. — Так, Фадан, еще раз по пунктам, пожалуйста.

— Ох. Так, значит. Сейчас едем в Шенадор, ну или рядом, там ищем этих мерзавцев, отбираем диски, потом тащимся на гору, где эти, как их… ну, понятно, в общем, и активируем всю эту систему. Я правильно сказал?

— Ну да, сказал-то ты правильно, — неприязненно ответил Шеф. — Но за эти дни вы безобразно распустились. Никуда не годится. Поэтому еще раз попрошу всех: сохраняйте, по возможности, серьезность. Дело нам предстоит нешуточное.

— Да это мы уже поняли… — Фадан нахмурился. — Бонни! Кончайте там смеяться, и дай мне сюда, пожалуйста, распечатки по атомным станциям. Мы ведь до сих пор так и не поняли, куда именно собирается отправиться Олка со своими подонками.

Еще двое суток назад предстоящее дело казалось Фадану относительно легким, но сейчас он стал понимать, что легкостью тут на самом деле и не пахнет. Во-первых, у них заканчивались деньги, и надо было откуда-то взять еще, иначе экспедиция будет обречена на провал. Во-вторых, опасность команде грозила все-таки немалая, Шеф объяснил, что полисов надо будет остерегаться — есть шанс, что их ловят, и что проверки бывают разными. В-третьих, подготовка команды явно оставляла желать лучшего, поэтому Алу и Элу предстояло сейчас спешно натаскивать своих учеников, чтобы те могли хотя бы как-то отбиться. И, в-четвертых, и, пожалуй, самых главных, было определение места назначения — в окрестностях Шенадора имелось целых три атомных станции, и до сих пор было неясно, на какую из них поедут Олка и Грешер…

— Бакли, зря ты все-таки этого тухлого рыбца привязал снаружи, — посетовал Аквист. — Не дай Триединый, остановят, и как мы тогда быстро запах изобразим?

— Как-нибудь, — Бакли был занят, дорога в этих местах оказалась неровная, и он переживал за свою старенькую машину. — Поверь, если бы рыбец был внутри, мы бы давно задохнулись.

— Пусть лучше там, — попросила Бонни. — Я даже отсюда эту гадость чувствую.

Идею с тухлым рыбцом предложила «добрая» Ана, а подлый Шеф эту идею одобрил, к большому негодованию всей команды. Суть идеи заключалась в следующем. Берется рыбец среднего размера, обрабатывается всякими консервантами, типа формалина, и оставляется в теплом месте на денек-другой. Запах будет очень и очень похож на запах покойника, по крайней мере, для полисов обманка получится в самый раз. Маловероятно, что кто-нибудь захочет подробно рассматривать «мертвое тело», нюхнув предварительно рыбца с формалином. Проблема заключалась только в том, что Бонни категорически отказалась сосуществовать с рыбцом в кабине. Остальные, впрочем, с ней согласились. В результате крепко запечатанный пакет с наформалиненной дохлятиной Бакли привязал снаружи, под днищем. При необходимости его можно переместить в кабину, и пусть полисы нюхают на здоровье.

— А если перетащить не успеем? — Аквисту надоело лежать, поэтому он сел, придерживая грубую ткань, изображавшую погребальное покрывало, и с удовольствием потянулся. Первоначальную идею — ехать в мешке — Аквист отмел категорически. Еще не хватало! Сошлись на покрывале.

— А если не успеем, то скажем, что ты еще не протух как следует, — дернул плечом Бакли. — Лег бы ты лучше.

— Не хочу, надоело, — Аквист поморщился. — Сколько можно лежать?

— Сколько нужно, — поддел его Бакли. — Плечо болит?

— Да нет. Ноет немножко, но не болит.

— Это хорошо, — похвалил Бакли. — Через несколько дней вообще должно пройти.

— Хорошо бы. Фадан, так что про электростанции получается?

— Ну, примерно вот что…

Первую Шеф забраковал сразу же: она была, по его мнению, слишком маломощной, да и располагалась неудачно. Вторая, по его мнению, подходила лучше — и от города недалеко, и мощности достаточно. Только одно обстоятельство смущало: на этой станции не так давно был пожар, поэтому из четырех блоков работали сейчас только два. Да и рабочих, ремонтирующих станцию, там сейчас должно было быть немало. Оставалась третья. Она подходила идеально. Шестьдесят километров от Шенадора, это раз. Шесть работающих исправных блоков, это два. Хороший удобный подъезд, это три.

— Видимо, они отправятся именно туда, — подвел итог Шеф. — На эту самую станцию. Слушайте, а почему они все с названиями у вас? Эта называется «Весенний гром», подгоревшая — «Единая мощь», маломощная — «Восход». Первый раз вижу, чтобы им названия давали.

— А что не так? — удивилась Бонни. — Названия и названия…

— Ну, не знаю, — пожал плечами Шеф. — Впрочем, неважно. Давайте подробнее про этот «Весенний гром».

— Ит, ну чего? Получается что-то? — Скрипач кое-как сел, зевнул.

— Да не очень, — признался Ит. — Не идет у меня сегодня.

— Тогда ложись, — предложил Скрипач. — Раз не идет, лучше спать лечь, как я думаю.

— Не хочется, — Ит нахмурился. — Просто, понимаешь, сейчас мне, по идее, надо расписывать подробности, почему они решили поехать именно на эту электростанцию, а это будет так скучно!

— Ну так не пиши про это, — пожал плечами Скрипач. — Вот мне, как читателю, глубоко по фигу, почему. Дай-ка посмотреть, что у тебя там получилось…

Написано в блокноте было совсем немного, поэтому чтение заняло у него минуты три от силы.

— Ну? — требовательно спросил Ит.

— Не пиши подробности, — Скрипач решительно захлопнул блокнот. — Действительно, тягомотина будет. Лучше напиши прикол с рыбой.

— Напишу, — пообещал Ит. — Я, правда, его на потом хотел.

— У тебя для «напотома» вся книжка, — напомнил Скрипач. — Разбавь свои унылые рассуждения хоть чем-нибудь. Пусть у них пройдет какое-то время, что ли? Это можно?

Ит задумался.

— Можно, наверное, — неуверенно сказал он. — Сейчас, попробую.

— Вот и давай.

— Угу.

Ит отобрал у Скрипача блокнот, поставил знак отбивки, и начал писать. «Пошли третьи сутки их путешествия…»

Пошли третьи сутки их путешествия. Дороги стали лучше, погода теплее, и команда, не смотря на увещевания Шефа о том, что нужно соблюдать осторожность, слегка расслабилась. Аквист сидел в кабине наравне со всеми, вместо того, чтобы лежать под покрывалом, Шини втихую заплел себе несколько привычных косичек, а Бонни, из которой «унылая молодая вдова» и так получилась неважнецкая, занималась преимущественно тем, что листала прихваченные из гостиницы в Аюхтеппэ модные журналы с разнообразными моделями шляпок. Относительную серьезность сохранял только Бакли, который вел машину, но и он нет-нет, да влезал в веселые беседы, которые шли эти дни в салоне машины.

— Прикольно будет, если получится, — мечтал вслух Шини. — Мы — агенты, представляете себе? Форму, наверное, настоящую дадут, драться хорошо научат…

— Ты бы для начала меня слушал почаще, недотепа, — ругался Ал. — Научишь тебя, как же! Если ты со мной работаешь кое-как, то что тебе, например, учитель-человек скажет? Или когни?

— Учитель — кто? — удивился Шини.

— Человек или когни, — пояснил Ал. — А ты думал, что в Службе только рауф работают, что ли? Там полно разных рас, так-то. Учитель-человек с тобой бы нежничать не стал. Люди, они знаешь какие строгие?

— Ой, да ладно, — отмахивался Шини. — Тоже мне, напугал. Бонни, мы где в этот раз ночуем?

Ночевали они в маленьких придорожных отелях для паломников, и Аквисту это очень не нравилось: ему приходилось оставаться на ночь одному в траурной машине, потому что вид разгуливающего покойника мог бы вызвать у окружающих множество ненужных вопросов. Поэтому, пока остальные нежились в мягких кроватях, бедный «покойник» ворочался на носилках, стараясь укутаться получше — места всё еще были северные, и по ночам машина выстывала.

— Наверное, в лесу, — отозвалась Бонни, разворачивая карту. — Ана, что мы там придумали?

— Или вон тот отель, или можно отъехать в лес, — Ана возникла рядом с Бонни, и указала на две точки на карте. — Что, Аквист, надоело?

— Не то слово.

— Понимаю. Терпи. В общем, два варианта, и… Бакли! Внимание! Тормози, это полисы.

К слову сказать, полисы на Раворе-7 вели себя весьма специфически. Во-первых, служить брали только мужчин, ни женщины, ни гермо полисом стать не могли. Во-вторых, как казалось тому же Фадану, полисов словно специально подбирали для этой работы: они даже внешне были чем-то похожи. Высокие, рослые, зачастую толстые, они имели практически одинаковые лица и почти идентичные выражения на этих лицах. Под длинным козырьком полисовской кепки обычно находилась морда, исполненная брезгливости и презрения ко всему окружающему пространству. Казалось, еще секунда — и полис, не выдержав, плюнет тебе в глаз.

Полисы существовали пешие и дорожные. Пешие таскались по городам и поселкам парами, либо же тройкам, а вот дорожные за городом всегда ездили вчетвером. Машины у них были довольно большие, и, по слухам, быстрые — догнать старенький пикап Бакли такой машине не составило бы никакого труда. Но это были полисы, работавшие на межгородских трассах. В городах транспортные полисы катались по трое на маленьких юрких машинках, способных заехать при надобности в любой переулок или двор.

Особого внимания заслуживала форма, в которую полисы одевались. Форма эта, не лишенная даже некоторого изящества, шилась из мягкой плотной ткани болотного оттенка, и состояла из штанов с множеством карманов, и рубашки с длинными рукавами, в которой тоже карманов находилось — хоть отбавляй. Так же у формы имелся многофункциональный кожаный пояс, на который специальными карабинами крепилось следующее — баллон с плаксивым газом, ярко-красного цвета, погоняло из твердой резины с удобной ребристой рукояткой, наручи трёх размеров (женские, гермо, мужские), и (мечта всех без исключения детишек) большой серебряный свисток, от звука которого можно было оглохнуть, особенно если полис внезапно засвистит рядом.

На голове полисы носили кепки, причем не простые, а тоже функциональные. Справа — наушник рации, спрятанной в кармане рубашки; посредине — табличка с номером участка; слева — пачечка тонких бланков-нарушалок и короткий карандаш для записи.

И вот всё это богатство и роскошь, позвякивая наручами и помахивая снятыми с поясов погонялами, в количестве трёх полисов сейчас направлялось к остановившемуся пикапу Бакли. Четвертый полис остался в машине, видимо, на всякий случай.

— Аквист, быстро лег, — распорядился Фадан шепотом. — Черт!.. Рыбец!..

— А я вот говорил, — проворчал Аквист. Он проворно лег на носилки, и Шини с Бонни спешно закрыли его покрывалом.

— Молчи, — прошептала Бонни.

— Угу…

— Говорить буду я, — Бакли выпрямился. — Не в первый раз. Сидите со скорбными рожами, и молчите в тряпочку.

— Ладно, — шепнул в ответ Фадан.

— Всё, тихо.

Подойдя к пикапу, полисы остановились. Один из них ткнул пальцем в Бакли, и жестом приказал — вылезай, мол. Бакли тут же покорно вылез, раболепно согнулся, и, вытаскивая из-за пазухи документы, поспешил навстречу полисам.

— Что они там делают? — шепотом спросила Бонни.

— Бумаги смотрят, — беззвучно ответил Фадан. По счастью, Бакли не заглушил мотор, и они могли разговаривать. — Не дай Триединый, полезут внутрь.

— А они полезут, — Шеф в этот раз решил остаться невидимым. — Так, быстро сделали нужные лица. Быстро! Они идут сюда!..

Действительно, один из полисов остался снаружи — он и Бакли стояли у дороги, листая документы, а двое других полисов решительно направились к пикапу. Один из них стукнул своим погонялом по двери и велел:

— Открывайте, выходите.

Пришлось послушаться. Фадан вылез из пикапа первым, следом за ним на землю ступила Бонни. Шини вылез последним, уронив при этом себе под ноги пластмассовую бутылку с водой.

— Ой, простите, — забормотал он, поднимая бутылку. — Можно обратно поставить?

— Валяй, — разрешил полис. Шини буквально на секунду скрылся в кабине, и тут же вылез обратно. Уже без бутылки.

— Так… — полис, прищурившись, смотрел на компанию. — Откуда едем? Чего такие невеселые?

— Потому что… потому что у меня муж умер! — выпалила Бонни. — Я что, веселиться должна?

— Муж умер, муж умер… а этот кто? — полис кивнул на Шини.

— Это тоже муж, — пожала плечами Бонни.

— А я их скъ`хара, — расставил всё по местам Фадан.

— Откуда едем?

— Из Аюхтеппэ. Из свадебного путешествия, — пояснил Фадан.

— А чего все вместе-то поперлись? — удивился полис.

— А так было дешевле, — встрял Шини.

Этот аргумент, видимо, показался полису логичным — он кивнул.

— Дешевле, это точно. Я так по отдельности платил, год потом долги отдавал, — согласился он. — Так что там случилось у вас? Чего твой муж-то помер?

Бонни открыла было рот, но тут ей в голову, видимо, пришла какая-то мысль — и она картинно разрыдалась, повиснув на шее у Шини. Полис крякнул, сдвинул кепку на затылок и выжидающе глянул на Фадана: ты, мол, объясняй.

— Он заболел апчихитом, — тихо произнес Фадан. — И прожил только шесть дней после этого. Мы даже быраспас вызывали, но не помогло.

— А как помер-то? — видимо, полису стало интересно. Ну, правильно, что может быть интереснее, чем какие-нибудь жаренные фактики или личные подробности чужой жизни?

— Страшно, — Фадан понял, что нужно добавить обстановке драмы. — Ночью, ближе к утру. Он… он задохнулся. Кашлял, кашлял, и…

Фадан не договорил. Поднес к лицу весьма натурально трясущуюся ладонь и прикрыл ею глаза. И тут ему внезапно, совершенно не к месту, вспомнилась одна давняя студенческая постановка, в которой он принимал участие — играл ученого-археолога. Фадан вспомнил, как безбожно лажали студенты-актеры, и как дело кончилось тем, что один из них неудачно упал, оборвав при этом хилый самодельный занавес… тут Фадан понял, что его начинает, помимо воли, душить истерический смех.

— Простите… — с трудом выдавил он. — Я… не могу говорить… слишком… тяжело…

Полис, видимо, принял этот смех за сдержанный плач — и отступил на шаг.

— Ну, это, соболезную типа, — произнес он. — Кто у вас тут вменяемый-то остался?

Взгляд его упал на Шини.

— Пойдем, покажешь мне это… ну, тело.

— Зачем? — неприязненно спросил Шини, кое-как освобождаясь из объятий Бонни.

— Ориентировка у нас, преступников ловим. Давай-давай, покажешь, и дальше поедете, — приказал полис.

— Показать-то я могу, но… понимаете ли… — Шини замялся.

— Чего — но? — нахмурился полис.

— Три дня едем. Пахнет там плохо.

— Понятно, что пахнет. Иди, показывай.

Шини и полис скрылись в салоне пикапа, но секунд через двадцать буквально выпали оттуда, давясь кашлем и отплевываясь.

— Сссскотина!!! — заорал полис. — Ритуальщик, скотина ты жадная!.. Ты чего не накачал его?! Воняет же так, что хоть рядом ложись!!!

— Да накачал я… — Бакли изобразил на лице недоумение.

— Это называется — накачал?! Чем накачал-то?! Воздухом, что ли?! Да я вас с такой вонью в Шенадор не пропущу, так и знай! Потому что это… неуважение вообще… фу ты, ну не знаю… иди, доливай, чего там положено, и проветри машину, урод! Пока не дольешь, дальше не поедете!!!

«Что происходит? — не понял сначала Фадан. — Чего они говорят про запах, откуда?» И тут его осенило. Рыбец!!! Значит, Шини успел как-то протащить в машину рыбца, и подсунуть его полисам. Вот только с рыбцом они, видимо, перестарались, раз полис так орет.

Бедный Аквист! Он ведь до сих пор валяется там, в кабине, в этой вонище, изображая покойника!..

— Господин Бак, сделайте то, что велит полисандер, — приказным тоном решительно сказал Фадан. — Прощения прошу. Мы с открытыми окнами ехали, машина проветривалась. А сейчас, как встали, видимо, воздух застоялся, ну и вот…

— Оно и видно, — хмыкнул полис. — Да, ну и работенка… пока кого поймаешь, с ума сойдешь.

— А кого вы ловите-то? — поинтересовалась Бонни. Она уже вытерла слёзы и, кажется, успела даже слегка припудрить носик.

— Да воришек одних, — поморщился полис. — Семейство. Состав — как у вас, но, остроухий раздери, у половины Равора такой же состав! Старший, двое гермо, жена. Ориентировка такая у нас.

— У нас один гермо, — поправил Фадан. — Было двое, да. А стал один.

— Вообще верно, — согласился полис. — Хороший парень-то был?

— Хороший, — вздохнула Бонни. — Добрый и ласковый.

— Жаль мне тебя, девушка. Но ничего. У тебя еще один остался, а захочешь, так потом кого найдешь, если этот надоест, — полис шутливо ткнул Шини в бок погонялом. Погоняло было твердое и с резиновым шипом на конце, но Шини заставил себя улыбнуться в ответ, хотя улыбка, что греха таить, вышла вымученная.

— Ритуальщик, скоро ты там? — поторопил второй полис.

— Скоро, скоро, — донесся из машины голос Бакли. — Уже почти готово!

— Давайте езжайте отсюда, — приказал первый полис. — Пока вы нас тут совсем не потравили.

Полис, который проверял документы у Бакли, давно уже сидел в машине, вместе с водителем. Вскоре оба полиса присоединились к товарищам, и полицейский фургон стартовал. Бакли сел за руль, и повел пикап прочь.

— Меня сейчас вырвет, — слабым голосом предупредил из-под покрывала Аквист. — Бакли, останови, мне плохо!..

— Сейчас, сверну куда-нибудь, — в машине и впрямь воняло, но не так, как десять минут назад.

— Останови, сказал!.. — Аквист закашлялся. — Ой, мамочки… Фадан… помогите, кто-нибудь…

Выбирать не приходилось. Бакли свернул на первую попавшуюся грунтовую дорогу, доехал до первых же кустов — и следующие полчаса они провели весьма творчески: Аквист, который, видимо, решил поселиться в этих кустах, требовал то воды, то укол от тошноты, то «понюхать какой-нибудь травки», то убить его прямо сейчас, то позволить отправиться домой. Дело в том, что у рауф, в отличие от людей, гораздо более тонкое обоняние, и можно себе представить, что пережил бедный Аквист, которому почти двадцать минут пришлось нюхать стухшую рыбу, пропитанную формалином, и при этом не шевелиться, да еще и дышать через раз, ведь мертвое тело, как известно, дышать не может.

— Так. Ночуем мы, видимо, здесь, — подвел неутешительный итог Шеф, когда, наконец, Аквист вылез из кустов. — Потому что до завтра на этой машине вы явно никуда не поедете. Надо как следует проветрить и помыть.

— И мертвеца я больше изображать не буду! — рявкнул Аквист. — Хватит с меня! Чуть кишки не выблевал!..

— Между прочим, испытание отвращением — одно из самых сложных в работе, — рядом с Аквистом появился Эл и одобряюще ему улыбнулся. — И вы все сейчас с ним отлично справились. Особенно ты.

— Вот спасибо, — саркастически ухмыльнулся в ответ Аквист. — И какие же испытания нам еще приготовлены?

— Ну… — Эл замялся. — Болью, например. Алчностью. Много чем. Я не могу сразу рассказать, прости.

— Почему это? — с подозрением спросил Шини.

— Потому что вы будете этих испытаний ждать, а этого не нужно, — твердо сказал Шеф, тоже появляясь из ниоткуда. — Все должно быть честно.

— Уж куда честнее… — проворчал Аквист. — Бонни, можно мне еще водички?

— Сейчас.

Разговор этот происходил на маленькой лесной полянке, куда Бакли перегнал машину, когда Аквиста, наконец, перестало тошнить. Полянка всем понравилась, тем более что неподалеку протекал маленький лесной ручеек, а машину было решено хорошенько вымыть изнутри.

— Будем менять легенду, — решительно сказал Шеф. — Вы едете теперь не на похороны, а с похорон. Была, допустим, у вас какая-то ветвь семьи, и помер, допустим, дядюшка по черти какой линии. Вы его схоронили, и возвращаетесь. И никаких покойников в машине.

— Зато состав семьи совпадет с ориентировкой полисов, — проворчал Аквист. Он уже почти оправился, правда, до сих пор с опаской поглядывал на машину, которую Бакли поставил на другом краю полянки. Машина сейчас стояла открытая настежь, а до этого ее долго все вместе мыли, но Аквисту нет-нет, да казалось, что запах все-таки остался.

— Не совпадет, если вы его измените, — рядом с Бонни появилась Ана.

— Ты что-то придумала, Стерва? — с интересом спросил Шеф.

— Конечно. Знаете, я до этого больше молчала, но вы наделали столько глупостей, что одной координацией, чую, моя функция не обойдется. Потому что головами думать вы явно не приучены. В общем, смотрите. Значит, предлагаю вам следующее. Первый вариант — мужчина, старший, его гермо, жена гермо, сестра жены, и племянник, который ведет пикап.

— И кто у нас сестра? — с подозрением спросил Шини.

— Ты, — невозмутимо ответила Ана.

— Не выйдет, — замахал руками Шини.

— Еще как выйдет. Следующий вариант. Немолодая женщина за рулем, старший — тоже в годах, две девушки, и, например, одноногий инвалид.

— Инвалид, видимо, я, — проворчал Аквист.

— Не обязательно, — пожала плечами Ана. — Ногу можно подвязать кому угодно. Еще варианты предложить?

— Ну, давай, — Фадану стало интересно.

— Молодой мужчина, женщина, гермо, и две девочки-подростка.

— Не смогут, — тут же отозвался Шеф. — Это сложнее. Это надо делать личины, а им такое пока не по силам.

— Да, действительно, — согласилась Ана. — Этот вариант не пройдет. А жаль. Перспективно.

— Как это — личины? — с интересом спросил Аквист.

— Такая техника, её часто используют агенты, — принялась объяснять Ана. — Ты, находясь рядом с кем-то, снимаешь характеристики и образ этого кого-то. Обычно это делается в ускоренном режиме. А потом ты проецируешь этот получившийся образ на себя так, что окружающие видят не твой облик, а тот, который в проекции. Очень действенный метод, когда надо быстро прикинуться кем-то. Еще существуют метаморфозы, но…

— Вот не надо, — оборвал ее Шеф.

— Почему не надо? — не понял Шини.

— Потому что для того, чтобы сделать из агента метаморфа, этому агенту нужно сначала подсадить клетки того существа, в которое он потом будет превращаться. И задать этим клеткам программу. И еще кучу всего сделать, — объяснил Шеф. — Это калечащий агента метод, и я его категорический противник!

— Превращаться? — с тихим восторгом спросил Шини. — По-настоящему?

— Да, — неприязненно ответил Шеф. — Превращаться по-настоящему.

— В кого?

— Например, в существо другой расы. Но тебе это не светит, Шини, так что не спрашивай больше. Пойди лучше, помоги Бакли и Бонни готовить ужин.

— Ну вот, опять, — проворчал Шини, вставая. — На самом интересном месте.

— Ничего, ничего, всему своё время, — строго ответила Ана.

— Правда, помоги им, пожалуйста, — попросил Фадан. — Так хочется поесть хорошей вкусной каши, а не бурды, в которую ее превратит Бонни.

Ночевали на улице, благо, что Шенадор был уже совсем рядом, и ночь оказалась очень теплая. После холода Аюхтеппэ все поняли, что тепла им очень и очень не хватает, и сейчас блаженствовали: разложили одеяла, сунули под головы дорожные сумки, и с комфортом улеглись кто где.

— Какие звезды красивые, — мечтательно произнесла Бонни, глядя в небо. — Прямо как глазки ангелов или маленьких деток. Сияют, подмигивают…

— А ты хочешь детей, Бонни? — поинтересовался как бы невзначай Фадан.

— Ну… — Бонни, кажется, растерялась. — Вообще-то я хорошо отношусь к детям, но… наверное хочу, но… не теперь, конечно.

— А когда хочешь? — спросил Аквист.

— Эммм… после свадьбы, наверное, — будь на полянке чуть посветлее, все бы увидели, что Бонни сейчас покраснела аж до корней волос. — Не понимаю, к чему эти вопросы?

— Вопросы важные, — рядом с Фаданом возникла слабо светящаяся фигурка Шефа. — Фадан правильно сделал, что тебя про это спросил. Наверное, надо объяснить.

— Ну, валяй, — Бакли перевернулся со спины на грудь. — Так при чем тут дети?

— В Официальной Службе запрещено работать не семейным, — спокойно ответил Шеф. — Если хочешь работать, заведи семью и детей. Таково правило.

— Но почему? — в голосе Фадана зазвучало огорчение. Что греха таить, он-то как раз детей не любил, и обзаводиться ими совершенно не хотел. — И потом, это что, надо сразу?

— Нет, не сразу, — успокоил его Шеф. — После того, как закончите обучение.

— И через сколько? — требовательно спросил Фадан.

— Лет через двадцать. Или двадцать пять, — пожал плечами Шеф.

Фадан почувствовал, что у него словно гора с плеч свалилась — для него слова «двадцать пять лет» были сейчас равны слову «никогда».

— И все-таки, почему так положено? — поинтересовался Бакли. — Кому они нужны, эти дети?

— Лояльность, — пожал плечами Шеф. — Доказательство лояльности.

— Немного странно, — Аквист задумался. Лег поудобнее, подсунул под голову сползшую куда-то вбок сумку. — Не совсем понял.

— Я потом объясню, — пообещал Шеф. — В общем, хорошо, что Бонни не против. Тем более что дети довольно быстро вырастают, смею заверить.

— Отец говорил, что это чужие дети быстро вырастают, — проворчал Бакли. — Да… не светит мне быть врачом в этой самой службе.

— Почему это? — не понял Шеф.

— Потому что я никому на фиг не сдался, и детей со мной никто делать не будет, — врач отвернулся. — Кому такой урод нужен.

— А с чего ты взял, что ты урод? — еще больше удивился Шеф.

— Мама сказала, — едва слышно произнес Бакли. — Ладно. Как есть, так и есть. Поживем — увидим.

— Вот это верно, — одобрил Шеф. — Все. Доброй ночи, команда. Завтра начинаем действовать.

С действиями, однако, все с самого утра пошло наперекосяк.

Сначала Шини, к всеобщему удивлению, умудрился сжечь утреннюю кашу. Ну, не то, чтобы совсем сжечь, но каша изрядно подгорела. Потом Аквист заявил, что у него разболелась раненное плечо, и, как оказалось, не соврал — видимо, вчера он потянул как-то руку, и в суматохе не обратили на это внимания. А еще получасом позже выяснилось, что верный пикап решил изменить своим правилам, и категорически отказывается заводиться.

— Да что же это такое! — в сердцах воскликнул Фадан, отставляя от себя недоеденную кашу, воняющую, по его мнению, жженой резиной. — Вы сговорились все, что ли?

— Нет, Фадан, мы не сговорились, — отозвался Шини. — Это всё сделалось само.

Сейчас он стоял рядом с Бакли, который, сняв крышку капота, ковырялся во внутренностях машины. Инструменты у него с собой имелись в избытке, врач, по его собственным словам, лечил не только страждущих, но и машине помощь оказать был всегда рад, но в этот раз от инструментов было мало проку.

— Что там? — Аквист подошел к ним и тоже заглянул в недра механизма. Заглянул с опаской — в такой технике он разбирался слабо. Другое дело, если речь идет о компьютерах, фотиках, и иже с ними.

— Похоже, генератор накрылся, — мрачно ответил Бакли. — Нужен новый.

— А этот починить никак нельзя? — с надеждой спросил Шини.

— Ты знаешь, что такое диодный мост?

— Не знаю.

— Значит, я не смогу тебе объяснить, почему этот починить нельзя.

— Совсем?

Ал и Эл синхронно возникли рядом с Шини. Несколько секунд Эл пристально смотрел на нужную деталь, потом отрицательно покачал головой.

— Совсем нельзя, — констатировал он. — Бакли, новый достать очень сложно?

— Сложно, но можно, — хмыкнул Бакли. — Если добраться до мастерской, да пошуршать там, с кем получится, то можно. Другой вопрос, что стоит генератор недешево.

— Сколько? — обреченно спросил Фадан.

Бакли назвал сумму. Фадан присвистнул. Это были практически все деньги, которые у них оставались на тот момент.

— Так что делаем? Покупаем? — Бакли требовательно посмотрел на Фадана. — Или как?

— Придется покупать, ездить же надо, без машины мы не справимся, — Фадан задумался. — Вот чего. Давайте, собирайте мотик, и езжайте. Ты, Шини, и ты, Бакли. Аквисту, по-моему, рановато водить, а пассажиром растрясет еще, ну и…

— Согласен, — тут же отозвался Шеф откуда-то сбоку. — Правильное решение, Фадан, одобряю. Пока они будут ездить, вы успеете привести машину в порядок, приготовить обед, и наметить план действий.

…Мотик, чтобы занимал поменьше места, они разобрали, и распихали детали по кузову, куда получится. Рама с движком помещалась под носилками, колеса нашли себе временные пристанища в кузовных нишах, руль и крылья положили под сиденья, а топливную смесь хозяйственный Бакли слил в резервный бак пикапа. Все равно им никто не пользовался, потому что бак был отключен от основного.

Собирали мотик почти час, и, к всеобщей радости, он замечательно завелся.

— В общем, мы погнали, — Шини привычно сел на водительское сиденье, Бакли запрыгнул на пассажирское. — Сначала смотаемся в деревню, которая рядом, если там ничего не найдем, то доедем до города. Деньги постараемся зря не тратить.

— Уж постарайтесь, — покачал головой Фадан. — А то нам через несколько дней будет нечего есть.

Мотик, стрекоча моторчиком, весело прыгал по кочкам грунтовой дороги, идущей через молодой лесок. Согласно карте, которую посмотрели перед выездом, до нужной деревни было километров шесть, но Бакли сразу предупредил, что на деревню особо не рассчитывает: пикап был старой модели, довольно редкой, и детали ему подходили не все подряд. Так что, по всей вероятности, придется тащиться в город.

— И часто ты его так чинишь? — спросил Шини, когда они выехали в поле.

— Еще как часто, — отозвался Бакли. — Он же старый. Ломается постоянно. Мне проще назвать, что я в нем за пять лет не чинил, чем то, что починено.

— И что ты не чинил?

— Крышу, — мрачно ответил Бакли. — И то, только потому, что денег на это нет. То есть как, не чинил. Я ее липучкой заклеивал, чтобы дождь не попадал в дырки. Липучку, и сверху покрасил.

— Понятно, — протянул Шини. — Слушай, а новые машины быроспасу не выдают?

— Издеваешься? — засмеялся врач. — Новые выдают, само собой. Раз в три года, одну машину на подстанцию. И если новая приходит, то мы ее тут же на запчасти для старых разбираем. Все больше толку. Была у меня мечта… кузов новый урвать хотел. И колесную базу. Но где мне! Начальство себе забрало, мне с этой новой машины достались только дворники, да еще резонатор глушителя я под шумок тогда стянул. И вся добыча.

— А кто у вас начальство?

— Да уж не такой сладкий Фадан, как у вас, — засмеялся Бакли. — Мужики у нас, которые по многу лет отработали, и не сломались, в начальство выходят. Сидят на подстанции, бухают, звонки принимают. Живут тоже не подстанции. Должность называется «старший врач», если ты про это.

— А что они еще делают?

Бакли задумался.

— Да много, на самом деле, — сбавил он обороты. Видимо, ему хотелось поругать своего начальника, но, справедливости ради, следовало признать, что ругать особо и не за что. — Лекарства государственные получают, которые выкупать положено, машины помогают чинить, с прачками разбираются, которые бинты стирают у нас… ну, за гипсом ездят, за палочками для стариков, за костылями. В общем, всякое делают.

— А интересно, они как-то связаны с теми врачами… ну, когда мы административное это здание ограбили… знают они про тих врачей или нет? Как считаешь?

Бакли задумался.

— Раньше я бы тебе сказал, что нет, не знают. А теперь мне кажется, что знают. Еще как знают.

— Почему ты это понял? — Шини стало интересно.

— Вот гляди. Я лекарства выкупаю для своей машины, да? Ну, которые Сеп забраковал. Часто так бывает, что я выкупаю, а они со срока уже сошедшие. Там, на картонках, всегда дата печатается. Покупаю, а срок в том году уже вышел…

— То есть, выходит, пользоваться нельзя? — удивился Шини.

— Да еще год можно, — успокоил Шини.

— А ты откуда знаешь?

— Так старший врач про это говорил, — Шини вдруг осекся. — Остроухий раздери, а ведь действительно!.. Ведь, скорее всего, и нельзя, а я их кому попало колол… вот же подлость… так, я про что?

— Про то, что лекарства ты покупал уже просроченные, — напомнил Шини.

— Точно! Так я подумал: если они просроченные, то где-то же они должны были валяться до этого срока? И, выходит дело, к нам лекарства из таких вот административок и попадают. А вовсе не со складов, как Аксин говорил.

— Кто это — Аксин?

— Наш старший… неважно. И потом… — Бакли задумался. — Знаешь, он каждый раз какой-то потрепанный приезжает, когда за лекарствами ездит. Один раз с синяком под глазом явился. Сдается, они там еще и дерутся за эти лекарства.

— Да ладно! — не поверил Шини.

— Раньше и я бы сказал «да ладно», — Бакли тяжело вздохнул. — А теперь я скажу — «запросто».

Деревня оказалась большой, и была явно из богатых. Ну, это понятно — и к городу близко, и к оживленной трассе, да еще и старосты подсуетились, построили пару гостиниц: для паломников, и для шоферов большегрузов, отдельно. Дабы шоферы не смущали благочестивых. Сразу за деревней начинались большие злаковые поля, сейчас покрытые молодой порослью — лето только-только начиналось, до урожая было пока далеко. Дома деревенских, крепкие, красивые, стояли на трёх основных больших улицах. Улицы тоже были хоть куда, кое-где даже мощеные.

Справедливо предположив, что им нужно к механизаторам, Бакли попросил Шини рулить к мастерским, которые, по его расчетам, должны были находиться где-нибудь на краю деревни, поближе к полям. Бакли не ошибся, мастерские они нашли быстро (трудно не заметить торчащие к небу стрелы подъемников и большие, кургузые комбайны высотой в два этажа), но в мастерских их ждало разочарование.

— Неее… не знаю я, — молодой гермо, механик, пожал плечами. — Может, и есть чего, но это надо у Круса спрашивать, а его нету.

— Он деревенский? Отсюда? — стал допытываться Бакли.

— Отсюдова они, да, — покивал механик. — На второй улице, к дороге ближе дом, желтый такой. Видели, когда ехали?

— Видели, — кивнул Шини.

— Вот это его дом и есть.

— Так, может, нам к нему съездить? — справедливо предположил Бакли. — Не пьет он?

— Какой там пьет, ты чо! Он вообще не пьет. Не до генератора ему, пойми. Жена у них там рожает второй день, родить не может, ждут, когда помрет, — механик сплюнул через левое плечо. — Избегались они там с ней, а толку… Круса жалко, и этого его, Харгена, тоже жалко… хотя он, Харген, тот еще вельш, надо сказать… кто на службе не был, кто гревана послушать не остановился, всех пишет всегда.

— Зачем пишет? — удивился Шини.

— Как — ждут, когда помрет? — не понял Бакли. — Подожди. А быраспас женский что, не вызывали?

— Вызывали, только там две бабы приехали, и сказали, что резать надо, а им нечем, — видно было, что механик смакует новости с таким же удовольствием, как Бонни какую-нибудь театральную постановку. — Прикиньте, да?

— Жуть, — вполне искренне ответил Шини. — А кому он отдает это, чего про кого записал?

— Так начальству районному отдает, — дернул плечом механик. — Ну, съездите к ним, может, выйдет он… поговорите… Только не шумите слишком, лучше мотик по улице на руках доведите. А то у Харгена рука тяжелая.

До нужного дома шли в молчании, и Бакли всю дорогу ощупывал карманы жилетки, прикидывая, что у него есть собой. По карманам он еще несколько дней назад распихал некоторое количество лекарств, которые предпочитал иметь под рукой (за что получил от Сепа одну похвалу и два нагоняя), и сейчас вспоминал, что брал. Маловато. А шприц так и вообще только один, хорошо, что новенький и в коробке.

— Сеп, — позвал он на подходах к дому. — Ты, если что, поможешь? Ну, если меня пустят туда?

— Помогу, — ответил Сеп у него в голове, но голос его звучал сейчас напряженно и вовсе безрадостно. — Если смогу. И если в этом будет смысл.

— Не пустят, — тут же влез в разговор Шини. — Ты же сам говорил…

— Да знаю я! — раздраженно отмахнулся Бакли. — Заткнись ты, ради Триединого. Самый умный нашелся.

— Да ну тебя, — рассердился Шини. — Я просто напомнил.

— А я не просил!!!

Возле калитки остановились. Шини утвердил мотик на шаткой подножке, и они вдвоем нерешительно направились через палисадник к широкому крыльцу, расположенному в связке между мужской и женской половинами дома.

— Никого не слышно и не видно, — констатировал Шини. Он деликатно постучал по двери, и, чуть повысив голос, произнес: — Хозяева! Отзовитесь! Мы по делу, ненадолго…

Через пару минут за дверью раздались шаги, она открылась, Шини и Бакли увидели хозяина. И тут же поняли, что про генератор можно даже не начинать разговор.

Гермо, стоящий за дверью, имел вид настолько убитый и подавленный, что они поневоле сделали шаг назад. Видно было, что Крус (а перед ними сейчас стоял именно он), очень долго не спал, и что ему, видимо эти было вовсе не до себя — рубашка застегнута криво, волосы взлохмачены, взгляд, как у дикого вельша.

Первым опомнился Бакли.

— Доброго дня, — вежливо поздоровался он. — Мы из гаражей ваших приехали. Нам сказали, беда у вас. Я врач. Может, помочь чем сумею.

— А… — Крус махнул рукой. — Не, не сумеешь. Там… по женскому у неё… нельзя тебе смотреть.

— Слушай, — Бакли подошел к нему поближе. — Давай так сделаем. Я просто посмотрю. Понимаешь? Глазами посмотрю, послушаю. Даже трогать ее не буду. Может, укол сделаю, если подойдет то лекарство, которое есть у меня.

— Делали вчера укол уже, не помог, — помотал головой Крус. — Говорили, резать надо. А им резать нечем. Ну, сказали, что если резать, то тоже помрет скорей всего. Так что иди, врач, не нужно нам ничего. Да и денег лишних нету…

Бакли разозлился.

— Я тебе хоть что-то говорил про деньги? — рявкнул он. — А ну давай, веди к жене! Неужто совсем ее не жалко?

Вот это подействовало — видимо, Крус жену свою любил и жалел. Через пару минут они вдвоем вошли следом за ним в женскую половину дома. Две комнаты, кухня, общий коридор… нужная им комната располагалась в дальней части коридора, и выходила окнами в маленький садик.

— Саничка, пришли тут к тебе, — предупредил Крус, входя в комнату первым. — Врач пришел. Посмотреть…

Ответом ему был слабый стон, раздавшийся с кровати.

— Саничка… — неуверенно позвал Крус еще раз. Бакли отодвинул его в сторону, подошел к кровати поближе, и сел на стул рядом.

— Не шумите все, — попросил он. — Мне надо послушать.

Слух у рауф много тоньше, чем наш, человеческий, поэтому, например, тот же стетоскоп им просто не нужен. Они запросто всё услышат и так. С минуту Бакли сидел молча, неподвижно — Шини понял, что он сейчас беззвучно советуется с Сепом — потом заговорил.

— Ребенок жив. Крус, я могу попробовать спасти твою жену и ребенка.

— Но ты же не…

— Не баба? — едко спросил Бакли. — И чего?

— Так нельзя же…

— Это кто сказал, что нельзя? — прищурился Бакли. — Греваны сказали? Или кто? Тебе сейчас что важнее — что кто-то что-то когда-то сказал, или твоя жена и маленький, которого вы ждали?

— Не… не знаю… — выдавил из себя Крус.

— Ну, ты пока думаешь, притащи сюда теплой воды побольше, простыни, все, какие найдешь, и все лампы, что есть в доме, — распорядился Бакли. — И запри дверь в женскую. Еще не хватало, чтобы кто-то помешал.

Тремя часами позже Шини и Бакли сидели на кухне в женской половине дома, и пытались как-то придти в себя. Крус в это время суетился рядом с женой, которая уснула, прижимая к себе новорожденного мальчика. Впервые за трое суток ее не мучила боль, потому что на обезболивающее Бакли не поскупился, и сейчас она спала, как убитая. По словам Сепа, и мать, и ребенок теперь были вне опасности.

В дверь женской половины время от времени принимались стучать, но Крус пока что не открывал — Бакли запретил. За дверью то и дело раздавались чьи-то голоса, с кухни не было видно, чьи именно.

— К-к-к-какой ужас, — в которой уж раз пробормотал Шини. — Мамочки, какой ужас… я не думал, что дети когда… это т-т-т-такой ужас…

— Ну, не такой чтобы какой, но вообще да, жуть, — согласился Бакли. Он старался держаться уверенно, но и его нет-нет, да и сносило — например, когда он пил, зубы по краю кружки стучали более чем явственно. — Без Сепа я бы их угробил за милую душу.

— Ты и со мной чуть не угробил, — проворчал Сеп. — Но вообще молодец. Патология непростая, для рауф, как расы, не характерная. Чудо, что малыш остался жив, на такое я в самом начале не рассчитывал. Повторю еще раз: парень, у тебя отличные руки. К рукам должны прилагаться знания, поэтому учеба — прежде всего. Так. Сейчас пойдешь, сделаешь ей еще дозу того антибиотика…

— Который длительного действия? — уточнил Бакли.

— Угу. И напишешь сопроводительную записку для быраспаса, который к ней приедет завтра. И объяснишь этому тупице, чтоб вызвал завтра обязательно. Понял?

— Понял.

— Тогда делай. Ох, как же хорошо, что у вас, рауф, дети такие мелкие. Был бы человек или нэгаши, малой кровью бы не обошлось. А тут — кило восемьсот. Делов-то. Лекарство, Бакли, лекарство им оставь! Четыре ампулы.

Бакли вышел. Шини налил в пустую кружку еще воды, и залпом выпил. Руки у него всё еще тряслись, но все-таки уже поменьше, чем полчаса назад.

Через несколько минут в кухню вернулся Бакли. Вошел он как-то странно — спиной вперед, пятясь… Шини привстал, и в ту же секунду увидел, что на Бакли надвигается из коридора здоровенная мужская фигура, держащая перед собой огромные вилы для сена с остро отточенными зубцами. За спиной фигуры маячили еще два силуэта, и силуэты эти спутать с чем-то безобидным было сложно: уж больно характерные у них были кепки, уж больно явственно слышалось в коридоре позвякивание наручей.

— Что я сделал-то? — Бакли отступил еще дальше, остановился рядом с Шини. — Что…

— Вот они, господа полисандеры, — произнесла мужская фигура. — В чужой дом пролезли, к чужой женщине подошли… в родах…

— Так вашего же ребенка спасали! — крикнул Бакли. — Мы же не…

— Молчать, — один из полисов вошел в кухню и остановился рядом с мужиком, до сих пор сжимавшим в руках вилы, направленные на Бакли. — Сейчас договоришься у меня, кощунник. Врач, тоже мне. Чужих баб лишь бы лапать!

— Но…

— Молчать! Севан, давай наручи, второй номер, — приказал полис. — Две пары.

«Ал, что делать?! — мысленно завопил Шини. — Они же сейчас нас поймают!»

«Они вас уже поймали, — отозвался Ал. — Бежать не пытайтесь, под окнами еще четверо полисов. Сдавайтесь. Дайте себя заковать и идите с ними».

«Но…»

«Шини, не спорь. Идите пока что с ними. Это безопаснее. Если вы не пойдете, вас забьют камнями фанаты вашего Триединого. Пока вы спасали женщину и малыша, этот Харген собрал сюда полдеревни».

«Почему ты не сказал про это раньше? — возмутился Шини. — Ну ты гад».

«Потому что вас нельзя было отвлекать, вы бы могли сделать ошибку, и она оказалась бы смертельной, — невозмутимо ответил Ал. — Спокойно. Дайте себя сковать и идите. Идите!»

Через несколько минут от дома отъехала полицейская машина. Бакли и Шини сидели в кузове, и с тоской глядели в зарешеченное окошко.

— Мотик жалко, — невесть почему пробормотал Шини. — Сопрут.

— Может, и не сопрут, — возразил Бакли.

— Эти? — Шини мотнул головой удаляющейся деревни. — Да щас. Они даже нас сперли, ты не заметил?

— Ну вот, уже неплохо, — одобрил Скрипач, отдавая Иту блокнот. — Но почему ты остановился на самом интересном месте?

— Это у меня задумка такая, — объяснил Ит. — Хочу, чтобы тот, кто будет читать, ждал, что же там дальше.

— Ммм… в этом что-то есть, но уж больно избитый прием, — Скрипач хмыкнул. — Почти во всех сериалах так делают.

— Так я и пишу, считай, сериал, — пожал плечами Ит.

— Тогда не размазывай события и не затягивай диалоги, — посоветовал Скрипач. Улегся на своей койке, сунул под голову подушку, и со вкусом протяжно зевнул. — Давай пиши без тягомотины.

— Знаешь, из кого получаются самые хорошие литературные критики? — прищурился Ит. — Из тех, кто писать сам не может в силу несостоятельности.

— Да-да-да, — передразнил Скрипач. — Отбивайся, отбивайся. Правда глаза колет?

— Ой, да иди ты…

В их комнату просунулся Кир и заговорщицки подмигнул Скрипачу. Потом заметил в руках у Ита блокнот, и поинтересовался:

— Ну что, скоро продолжение-то будет?

— Как получится, — туманно ответил Ит. — Кир, сирена когда?

— Говорят, что через час.

— Иди тогда поешь лучше, тебе же работать, — посоветовал Ит.

— Если перевести с Итского на русский, то фраза звучит как «вали отсюда, не мешай мне чиркать в блокнотике», — подсказал Скрипач. — Ладно, Кирушка, пошли обедать. Ну его, писаку этого. Пусть развлекается.

2 Вот так поворот

Неделю они бездельничали. Ит время от времени принимался терзать блокнот, а Скрипач шатался по госпиталю, и, по словам Ильи, активно мешал всем работать. Конечно, Скрипача можно было понять: нога зажила в рекордно короткий срок, он отдохнул и отлично выспался, а работать, увы и ах, запрещают идиотские правила «по ранению». Иту тоже было скучновато, но выручал тот самый блокнот — новая книжка неожиданно захватила его, он и сам удивился, когда это понял. Для того чтобы писать новый текст, он поднял свои старые записи (копия первого блокнота нашлась в его архиве), перечитал их, и с удивлением обнаружил, что сейчас герои видятся ему не совсем такими, как были изначально. Они словно бы стали объемнее, ближе, и… как-то серьезнее. И совершенно его не слушались! У Ита стало появляться ощущение, что он не руководит героями, как в первом тексте, а словно бы подсказывает им, что можно сделать. А дальше они уже действуют сами. Правда, то, что они творили, Иту не нравилось, да и книжка почему-то стала писаться не с начала, а с середины, поэтому Скрипачу читать свою писанину он пока что не давал.

Так прошла неделя.

А в начале следующей недели случилась катастрофа.

Госпиталь «Дананг», разумеется, выезжал на сборы — врачей пропускали на места боев. Выходили стандартным порядком, на «стрелах», небольших летающих машинах, каждая из которых могла нести двух врачей и двоих раненых. Конечно, «желтые комбезы» никогда и никто не трогал; по ним не стреляли, разве что случайно (такие случайности были исчезающе редкими), мало того, согласно пакту врачебная бригада даже могла, при необходимости, потребовать приостановки боя, чтобы иметь возможность подойти и забрать пострадавших, если вызов давало командование.

Однако, как показала практика, правила иногда придумывают для того, чтобы их нарушать, причем цинично, подло, и крайне жестоко. Так и случилось в тот день, когда обратно в «Дананг» не пришла вовремя «стрела» номер четыре.

Через пять минут после окончания сбора Илья поднял тревогу — «стрела» перестала отвечать еще несколько минут назад, но он не имел права действовать до того момента, как последний раненый не будет поднят на борт госпиталя.

Через восемь минут в сторону леса, в котором до сих пор шел вялый бой, вышло три «стрелы» — Илья послал на поиски шестерых свободных врачей.

Еще через полчаса к ним присоединилась еще одна «стрела»: Фэб передал операцию Саишу и Полю, и они с Киром тоже отправились на поиски.

Ит и Скрипач с всё нарастающим волнением отслеживали сигналы с поисковых «стрел». Сейчас они сидели в приемном боксе на первом ярусе: Илья приказал им дежурить на подхвате, раз в поле пока нельзя. Этому обстоятельству оба только обрадовались, потому что спокойно сидеть в комнате, когда такое творится, не представлялось возможным.

За приемным люком бокса стояла непроглядная ночь, и хлестал дождь. Впрочем, как и вчера, и позавчера. Октябрь, центральный район страны — а что вы хотели, собственно? Сезон дождей, всё как положено. Конечно, дождь этот изрядно надоел, но выбирать не приходилось.

— Выйдем? — предложил Ит, когда первый час ожидания подошел к концу.

— А следить?

— А не по фигу, если через налобник?

— Так всё равно ничего не видно, — проворчал Скрипач.

— Ну это да. Смотреть там действительно особенно не на что, — согласился Ит. — Подожди… кажется, подходит кто-то… а, нет, отбой. Свернули.

— Надеюсь, с ребятами всё обойдется, — Скрипач подошел к люку, поднял прозрачность до максимума. — Зараза у нас существо, которое с головой не сильно дружит… временами…

— Да ладно тебе, — покачал головой Ит. — Не идиоты же они, в конце концов, Олле товарищ рассудительный. Может, сломались и просто где-то встали?

— Ты сам веришь в то, что можно сломаться и где-то встать таким образом? — прищурился Скрипач. — На «стреле»? Чтобы связи не было?

— Конечно, не верю, — развел руками Ит. — Самообман. Знаешь, порой слегка… как бы так сказать… успокаивает.

— Ты меня успокаивал сейчас, или себя?

— Тебя. Себя у меня не получается.

— Кретин…

— И тебя туда же, — галантно отозвался Ит. — Рыжий, подходит кто-то! Да быстро как!.. Давай на красную!

Отработанный до автоматизма алгоритм действий: открыть приемник, вывести первый стол, поставить наготове следующий, две панели инструментов (одновременно, зеркально) — за спины, и — какими же тягучими и медленными всегда кажутся эти секунды!.. — замереть. Ждать подхода «стрелы».

— Ненавижу стоять на стреме, — пробормотал Скрипач. Люк бокса зашипел, испаряясь, «стрела» уже встала напротив бокса. — Поехали.

…Первым был Фэб, который, вопреки всем сводам и правилам, почему-то нес раненого на руках; в первую секунду они не сообразили, кто это, но потом все в мгновенье встало на свои места — изодранный в клочья желтый комбез, перемазанный кровью и грязью, безвольная рука, а на руке — знакомый браслет, три переплетающихся платиновых нити… Зарзи, и он в сознании, и Фэб… Фэб что-то настойчиво спрашивает у него…

— Сколько прошло времени? Зараза, сколько? Не молчи, отвечай!.. — не поворачивая головы, Скрипачу: — Рыжий, срочно сдавать кровь! Триста! Зараза, сколько времени?!

— Ч-ч-час… сорок… считал… как мог, считал…

Уже на бегу, выдирая второй стол, потому что Кир тащит второго, и это Олле, слава богу, это Олле, и он живой, и идет сам, и если час сорок, то это значит, что «золотые» два часа на исходе, и что трехсот не хватит точно, поэтому — перекинуть второй комплект подбежавшему Саишу, и пулей — следом за Скрипачом, и плевать я хотел на запреты, потому что это мой друг, мой коллега, с которым я годами работал бок о бок, и он мне, как брат, он меня с того света в свое время тянул, и кем я буду, если не сделаю сейчас то, что делаю, ведь так случилось, что наша кровь в таких случаях — спасение для рауф, потому что мы с рыжим — наполовину рауф, и наполовину люди, и у нас универсальный индекс Kell, и с помощью нашей крови, которая подходит обеим расам, можно подавить иммунный ответ, который может очень быстро убить Зарзи, ведь так всегда происходит, когда в организм попадает чужой белок, в кровь попадает чужой белок, когда…

Когда, например, рауф пола гермо — а ведь Зарзи именно рауф пола гермо, надо заметить — насилует человек.

— Иииииитак. Значит, вы не можете объяснить, почему вы, Бакли Рут, врач, работающий на сороковой подстанции быраспаса города Шенадор, совершили недопустимое действие, и вошли к гражданке Сани Гурсер, находящейся в родах, да еще и без разрешения старшего мужа этой семьи?

— Я вошел, потому что данная гражданка, по словам ее мужа, Круса Гурсер, умирала, — безнадежно ответил Бакли. — Я хотел оказать ей помощь. И оказал. Гражданка жива, ребенок жив. Что не так?

— Всё не так!!! Вы врач, работаете несколько лет! Вы отлично знаете, что, согласно закону о Святости Жизни, к женщине в родах имеет право подходить только женщина!!!

— Так что, было бы лучше, если бы она умерла? — огрызнулся Бакли.

— На всё воля Триединого, — смиренно опустил глаза следователь. — Значит, ей по судьбе было умереть. А вы…

— Да что я сделал-то?!

— Вы совершили преступление против самого святого, что у всех нас есть, — голос следователя вновь обрел твердость. — У всех нас, Бакли Рут! Вы презрели Святую Волю! Вдумайтесь!.. Ведь через страдания мы обретаем… возвышение… жаль, что я не греван, думаю, мало вы слушали греванов, вот какой-нибудь хороший черный греван вам бы лучше объяснил. Но в любом случае — за это преступление вы понесете наказание. И как врач, и как гражданин.

— Я мало слушал греванов? — переспросил Бакли. — Хм. Кажется, последнее время я только и делал, что их слушал… ладно, неважно. Слушайте, а можно меня того… ну, хотя бы после отпуска наказать, что ли? — попросил он вдруг. — Я три года в отпуске не был. Да и в тот дом я совсем за другим пришел… — Бакли осекся. — Я хотел масла для мотика купить, мы с другом катались немножко, мотик чихать начал, и я вот решил в мастерских спросить…

«Не умеешь врать — не берись, — прошептал у него в голове Сеп. — Впрочем, уже поздно».

«И что делать? — безнадежно спросил Бакли. — Эй, Сеп, не молчи!»

«Получать люли, — строго ответил Сеп. — Придурок».

— Мааасло, значит? — ехидно спросил следователь. Невысокий, полноватый гермо, он явно был не прочь и вкусно покушать, и можно одеться. — Маааасло? А куда же девался генератор?

— Чего? — деланно удивился Бакли.

— Работник мастерской рассказал о том, что вы с товарищем искали гражданина Круса с целью нелегально, я замечу, нелегально! купить у него генератор для некоего фургона.

— Пикапа, — автоматически поправил Бакли, и тут же спохватился. — Правильно, да. Так и было. Генератор мне тоже нужен, машина стоит, не едет. Ну, по дороге я и про масло того… вспомнил.

— Машина стоит, машина стоит… — пробормотал следователь. — Хорошо. Это мы проверим. Где стоит машина? Район, улица, дом? Или на подстанции?

«Трындец, — со вкусом резюмировал Сеп. — Доигрался».

— Нет, в городе. Где я живу.

— Вы же сказали, что живете на подстанции. В общежитии.

— Ну… да, но не всегда, — принялся выкручиваться Бакли. Тут ему в голову пришла гениальная, как ему в тот момент показалось, мысль. — Я еще сторожу, подменяю. За швейной фабрикой, которая на перекрестке Благочинства, есть стоянка. Я там сторожу. Машина там сейчас.

— Марка какая?

— Сборная солянка её марка, — хмыкнул Бакли. — Ищите пикап, сильно ободранный, колеса сняты, стоит на кирпичах, — сейчас Бакли врал, но почему-то Сеп одобрительно крякнул. — Краска тоже содрана.

— А на чем же вы работаете? — удивился следователь.

— На чужих машинах, — пожал плечами Бакли. — И вообще, отпуск у меня сейчас.

— Боюсь, что ваш отпуск теперь продлиться долго, много дольше, чем вам бы хотелось, — следователь улыбнулся змеиной улыбкой. — Вот только проведете вы его вовсе не в окрестностях Шенадора, а кое-где еще. Где — решит суд. Уведите его! — крикнул он. В комнату вошли два полиса, Бакли покорно встал.

— Второго приводить? — спросил один из полисов.

— После обеда, через часок, — следователь ухмыльнулся. — Давайте в четвертый день, что ли. Или даже в пятый. Надо до управления доехать, хочу поговорить кое с кем, — объяснил он. — Сдается мне, что ты, Бакли Рут, не так прост, как кажешься. Да и на ориентировочку одну ты сильно похож… посоветуюсь-ка я на счет вас с нужными начальниками, а вы пока посидите, да подумайте, что влезать в чужие дома к чужим женщинам нехорошо.

Ит отложил блокнот, вывел показания с налобника. Весь госпиталь в системе, никто не спит. Оперируют Зарзи четверо, двое на подхвате. А остальные… остальные так же висят в общей сети. Следят. Ждут.

— Да, это надолго, — обреченно пробормотал Скрипач. — Как же это вышло-то такое, а?..

— Узнаем, — мрачно ответил Ит. — Впрочем, по генетике уже узнали.

— Узнали — кто. Но не узнали, как, — уточнил Скрипач.

— Очнется Зараза — расскажет… если сможет. Но как же это поддонок так ловко снял «стрелу», а! — Ит покачал головой. — Ювелирно снял. И не скажешь, что он на такое способен. По виду был обычный боевик.

— Сука черномазая, — зло сказал Скрипач. Глянул на визуал. — И даже не думай называть меня расистом! Потому что…

— Я и не думал, — отмахнулся Ит. — Меня другое просто убило… ведь… черт, рыжий, мы ведь эту тварь лечили месяц назад. И он, видимо, именно тогда это и задумал. Дождался момента, разузнал, кто на какой «стреле» ходит… Это никакая не случайность! Вот помяни моё слово!..

— Да верю я, верю, — Скрипач задумался. — Ты прав, скорее всего.

— Я прав на сто процентов, — мрачно ответил Ит. Тоже посмотрел на показания. Операция шла уже три часа, и будет идти еще, как минимум, два. Только бы удалось хотя бы одну почку спасти… почки в таких случаях всегда погибают самыми первыми, а потом удар идет по нарастающей, циклично, захватывая всё новые зоны… а к этому всему еще нужно прибавить прямые повреждения, как то — порванный кишечник, изувеченные половые органы, переломанные ноги, ребра… Тварь знала, что делала, и знала, как делать. Ведь это не очень легко — гермо, который не хочет, чтобы его насиловали, просто так не дастся, поэтому его сперва надо грамотно изувечить, и только потом можно… гм… пользоваться…

— В голове не укладывается, — беззвучно произнес Скрипач, глядя на визуал. — Чтобы в часе лета от Дананга, чтобы врача из миссии… и вот так… да еще и официал…

— Давай не будем сейчас вспоминать, как Огден пускал слюни вот конкретно по мне, — Ит отвернулся. — Смею только напомнить, что на тот момент он был более чем при делах. Это его сейчас слегка понизили. Но шлюх он все равно заказывает одних и тех же. Тощих и черноволосых.

— Тьфу на тебя, — рассердился Скрипач. — Сядь и напиши лучше что-нибудь, пожалуйста. Мне думать про это всё тошно! Я больше всего боюсь, что завтра позвонят Верунчик с Дашиком, а мы с тобой тут с такими рожами…

— Вот это да, это я тоже боюсь, — покивал Ит. — Ладно. Ты следи, а я действительно напишу пока что-то. И правда, так ждать легче.

Шини сидел в камере один, и ждал, когда Бакли приведут обратно. То есть как — сидел… сидеть тут было особенно негде, поэтому сначала Шини в камере стоял, а потом решил, что надо бы полежать. Впрочем, долго пролежать не получилось, пол оказался слишком холодным.

Когда Бакли вернулся, Шини снова стоял — на этот раз лицом к крошечному окошку, расположенному под самым потолком.

— Привет, — поздоровался Бакли. — Ну и как тут?

— Руки затекли, — пожаловался Шини. Руки им до сих пор так и не расковали. — Про что тебя там спрашивали?

— Почему мы поперлись помогать гражданке, — пожал плечами Бакли. — У меня тоже руки затекли. Вот гадство!

— И времени уже черти сколько, — огорченно заметил Шини. — Наши, небось, ждут. Волнуются.

— Ой, не напоминай, — Бакли сморщил недовольную гримасу. — И так настроение хреновое.

— Как думаешь, что с нами сделают? — с опаской спросил Шини.

— Как я понял, ничего хорошего, — мрачно ответил Бакли. — Следователь сказал, что поедет куда-то про нас советоваться.

— Вот чтобы они действительно не сделали с вами что-то нехорошее, вам пора сматываться, — Ал возник посреди камеры.

— Эй, ты, спрячься быстро! — прошептал, испугавшись, Шини. — Они тебя увидят!

— Сейчас рядом никого нет, поэтому можно, — учебная программа покровительственно ухмыльнулась. — Итак, внеплановый урок номер один. Первое задание: учимся освобождаться от механических держателей верхних конечностей. Если короче — от наручников.

— А от них можно как-то освободиться? — с надеждой спросил Шини.

— О, способов множество, — заверил Ал. — Но вам сейчас нужен самый простой. К сожалению, он не самый приятный.

— И что в нем неприятного? — с опаской осведомился Бакли.

— Ты вывихи вправлять умеешь?

— Научим, — рядом с Алом появился Сеп.

— Вообще-то я умею, — встрял Бакли.

— Тогда всё еще проще. Шини, подойди поближе к Бакли. Смотри, — фигурка Ала стала немного больше. — Тебе сейчас нужно будет вытащить из сустава большой палец, и тогда кисть из держателя выйдет запросто.

— Но это же больно! — возмутился Шини.

— Если связки не порвешь, то это неприятно, но не больно, — заверил Сеп.

— Смотри. Руку максимально заузь, ага, сведи пальцы вместе… теперь тяни большой палец вот сюда, к этой точке…

— Уже больно, — прошептал Шини.

— Тяни, — настойчиво приказал Сеп. — Давай!

Палец вдруг негромко щелкнул — и через секунду Шини увидел, как наручник соскользнул с руки. Пальцу было больно, да, но не так сильно, как он ожидал.

— Бакли, потом вправишь, — распорядился Сеп. — Шини, вторую руку. Не хватало еще, чтобы вы тут бегали и звякали. Так, Бакли, теперь ты. Поосторожнее, учти, что руки — твой рабочий инструмент.

— Кстати, если проделывать это упражнение часто, боли не будет, — пояснил Ал. — И ничья помощь станет не нужна, потому что палец сам становится на место.

— Здорово, — неуверенно отозвался Шини. — И сколько раз это надо сделать, чтобы не болело?

— Ну, раз сто, — Ал почесал в затылке. — А может, двести.

— Твою налево, — проворчал Бакли, потирая руки. — Командуйте, что делать дальше?

— Внеплановый урок номер два. Создание личин.

— Это чтобы притворяться тем, кого недавно видел? — у Шини загорелись глаза. — Ал, это круто! Что для этого нужно сделать?

Ал с сомнением посмотрел на Шини — судя по всему, он ничего особенно крутого в происходящем не наблюдал. Да и в способности Шини выполнить задние сильно сомневался.

— Гм. Так. Кого ты видел последним? — спросил Ал.

— Бакли, — пожал плечами Шини.

— Из чужих, — терпеливо произнес Ал.

— Следователя, — Шини задумался. — Полиса, который меня сюда привел. Еще одного полиса в коридоре.

— Давай остановимся на полисе, который тебя отводил в камеру, — предложил Шини. — Постарайся вспомнить его внешность, чтобы у тебя в памяти появилась картинка. Попробовал?

— Ну да, попробовал, — кивнул Шини. — И что дальше?

— Теперь я тебе мысленно нарисую схему, что нужно будет сделать с этой картинкой. И, видимо, мне придется все-таки взять частично контроль над твоим телом на себя, — вздохнул Ал. — Потому что ты сам не справишься.

Пятнадцать минут они совместно трудились, пытаясь изобразить личину, и, наконец, их усилия увенчались успехом — воздух вокруг фигуры Шини на секунду сгустился, а потом…

— Это что такое? — враз севшим голосом спросил Бакли. — Шини, тебя вел в камеру монстр?!

Пожалуй, Бакли даже приуменьшил масштабы катастрофы — существо, стоящее напротив него, было похоже на полиса весьма отдаленно. Во-первых, оно было огромным, даже выше и так не низкого Фадана. Во-вторых, одето оно оказалось, как пугало — на голове кривоватая кепка, болотного цвета форма усеяна гипертрофированно большими и кособокими карманами, дубинка на поясе длинною в метр, а наручников не три пары, а все шесть. Но хуже всего получилось лицо — квадратная перекошенная челюсть, маленькие, налитые кровью глазки под козырьком кепки, и крючковатый нос, размещенный как-то не по центру свирепой физиономии… что греха таить, нос располагался сбоку, и хищно нависал над самым краешком верхней губы урода.

— Н-да… — констатировал Ал. — Не прокатит. Вот что значит — не уметь переходить в ускоренный и снимать личины грамотно. Черт, что же делать-то… дайте подумать…

— Ал, а как обратно-то? — жалобно спросил монстр голосом Шини.

— Разверни схему, и действуй в обратном порядке, — отмахнулся Ал. — Идиотский вопрос. Бакли, скажи, есть у тебя какой-нибудь хороший знакомый, которого ты можешь вспомнить?

Бакли задумался.

— Ну, может, начальник наш, — неуверенно ответил он. — Его я хорошо помню. Но разве он подойдет? Я так понял, нам полисы нужны.

— В идеале да, полисы. Но за неимением лучшего сойдет и это. Давай пробовать начальника.

Против ожиданий, Бакли справился лучше, чем Шини — через десять минут в камере оказался пожилой степенный врач, гермо, довольно благообразный и весьма неплохо выглядящий.

— Другое дело, — одобрил Ал. — Теперь ты, Шини.

Выяснилось, что долговременная память у Шини куда лучше кратковременной (Ал после долго что-то ворчал про историков, которым лень по сторонам смотреть), и в результате Шини сумел сделать личину одного из университетских преподавателей. Получилось, по словам Ала, удовлетворительно.

— Ладно, сойдет, — махнул рукой Ал. — Внеплановый урок номер три. Как выйти из камеры…

— Ну и где носит этих идиотов? — раздраженно осведомился Фадан.

Они только что пообедали — в отсутствии Шини обед получился неважнецким, потому что Бонни, не смотря на старания, в этот раз не преуспела. Суп получился слишком жидким, каша недоваренной, сушеную зелень Бонни как следует не размочила, а вместо банки с мясом открыла банку с рыбцом, который в сочетании с кашей показался совсем уже невкусным. Сейчас Аквист отправился к ручейку мыть посуду, а Фадан с Бонни держали совет — рискнуть воспользоваться связью, чтобы узнать, где носит Бакли и Шини, или же повременить.

— Я предлагаю подождать до вечера, — в разговор, конечно, вмешались учебные программы. В частности, Ана. — Если они в месте, где много народу, то связь применять опасно. Еще перепугаются не вовремя и выдадут себя.

— Согласен, — тут же добавил Шеф. — Со связью предлагаю пока что подождать.

— А если они вообще куда-то пропали? — с вызовом спросила Бонни.

— Свяжемся вечером, — пожала плечами Ана. — Пока что время терпит.

— А если что-то случилось? — Фадан прищурился.

— Если что-то случилось, ты вряд ли поможешь, — развел руками Шеф.

— Это почему это? — с вызовом спросил Фадан.

— Потому что не сможешь, — довольно грубо ответил Шеф.

— Ана, а можно как-то связаться с Алом или Сепом? — голова у Бонни работала неплохо, соображала она куда лучше, чем варила суп. — Ты можешь сейчас их вызвать?

Ана задумалась.

— Вызвать-то мы можем, но я пока не хочу этого делать.

— Почему? — удивилась Бонни.

— Шеф, объясни ты, — попросила Ана. — У тебя лучше получится.

— Ладно, — нехотя отозвался Шеф. — Сейчас попробую…

…Диск, разумеется, уже находится на электростанции, и с высокой долей вероятности он включен. А если он работает, то с его помощью нашу связь запросто можно отследить. Знает ли мерзавка Олка Гит о том, что диск выдал команде браслеты, и что активированы учебные программы? Скорее всего, знает. Мог ли диск выдать Олке и ее команде точно такие же браслеты? Возможно. Поэтому…

— Поэтому от связи лучше пока что воздержаться, — со вздохом закончил Шеф. — Они нас запросто могут вычислить. А мы им очень и очень нужны.

Бонни и вернувшийся с ручейка Аквист синхронно кивнули. Конечно, нужны! Еще как нужны — аккумулятор находится у них.

— Так что я предлагаю поступить следующим образом, — продолжил Шеф. — Сейчас ждете еще пару часов, а потом ты, Фадан, отправляйся в город за генератором. Вернешься к ночи, нормально. В это время мы с Элом максимально подготовим Аквиста к тому, чтобы он мог вести машину, а Бонни с Аной составят новый план действий.

— Я — вести машину?! Шеф, ты с ума сошел? — Аквист покрутил пальцем у виска. — Я не сумею!

— Сумеешь, — отмахнулся Шеф. — Не велика наука.

— Я тебе помогу, — подхватил Эл. — Поверь, это не намного сложнее, чем ездить на мотике.

— Сравнил тоже, — покачал головой Аквист. — Мотик, он маленький. И вокруг видно хорошо. А машина… не знаю, как Бакли ее водит! Там же видно только вперед, да и то как-то не очень.

— Ничего, научишься, — ухмыльнулся Эл. — Ты же хотел быть агентом?

Аквист подумал, что ничего он на самом деле не хотел, но… но тут его взгляд упал на Бонни, и тут же кольнуло стыдом — кем я сейчас выгляжу в ее глазах? Трусом?.. Ну уж нет.

Аквист расправил плечи и кашлянул.

— Ладно, давай учи, — он повернулся к Элу. — Мне в кабину?

— Другой разговор. Пошли, поработаем. Пока машина не заводится, как раз изучишь теорию.

— Простите, уважаемый, а где тут выход? — Бакли заискивающе склонился перед рослым полисом. — Мы заблудились.

— Как это — заблудились? — немного опешил полис.

— Да вызвали нас, потом мы в кабинет ходили, рассказывали, что и как, потом уважаемый Гуаспин искал туалет, — Бакли кивнул в сторону Шини, — а потом мы вышли из туалета, и теперь не можем найти дверь.

— Придурки, — сквозь зубы процедил полис. — Прямо по коридору, потом налево, потом направо, потом опять налево, и увидите выход. Какого остроухого вас понесло в туалет для сотрудников?!

— Ой, мы не нарочно, господин полисандер, — залебезил Шини. — Просто… в моем возрасте… да с застуженной спиной… все время очень хочется писать, понимаете ли. Я не специально…

— Валите отсюда, — полис скривился. — Старые пердуны. Писать ему хочется, видали? Пошли вон, сказал!

Через три минуты они уже были на улице. Алу и Сепу пришлось даже слегка их притормозить — негоже двоим пожилым гермо нестись прочь от участка с такой скоростью. Улица оказалась узкой, грязной (участок был расположен на самой окраине Шенадора), но после нескольких часов в камере Шини и Бакли она увиделась просто-таки райским уголком. Побыстрее бы удрать подальше! До чего же отвратительное, оказывается, это место, полиция…

— Куда вы несетесь?! — беззвучно возмущался Ал. — Тише! Тише, говорю!.. Вы же пожилые, вы должны степенно ходить, а не как мотик без тормозов мчаться! Бакли, стой! Вы бы хоть решили для начала, куда идти.

— Оттуда, — прошипел Бакли. — Максимально быстро и максимально далеко — оттуда!!! Я не успокоюсь, пока хотя бы на пять километров не уйду.

— Проняло, — хмыкнул Сеп. — Не понравилось под замком сидеть. Ну, это немудрено. Кому такое понравится.

— Ты угадал, — огрызнулся Шини. — И наручники тоже не понравились. И пальцы до сих пор болят. И вообще!..

— И вообще, самое обидное, что просто не за что, — с грустью произнес Бакли. — Я же хотел, как лучше.

— Ты и сделал как лучше, — заверил Сеп. — Ты молодец, парень. Ты спас две жизни. Это очень хороший поступок.

— За который нас сунули под замок.

— Это уже другое, — заверил Сеп. — Просто запомни, что ты был совершенно прав.

— Ладно. Эх, что-то мне от этих всех переживаний есть захотелось, — Бакли остановился. — Шини, у нас совсем денег нет?

— Совсем, — вздохнул Шини. — Они же всё отобрали.

Увы, в участке у них действительно отобрали всё, что было — Шини сейчас с грустью подумал, что деньги, причем немалые, нашли себе пристанище в карманах полисов, которые его обыскивали. Вот же невезуха! Сбежать-то они сбежали, но теперь что делать? Ни генератора, ни денег.

— Придется как-то добывать средства, — подсказал Сеп. — Думаю, Ал подскажет, как именно.

— Подскажу. Но сначала нужны новые личины. Разгуливать в этих не стоит, они уже засвечены в участке.

— И кем мы притворимся на этот раз? — с подозрением спросил Шини.

— Нужно что-то такое… неожиданное, — Ал задумался. — Мой прототип был мастером импровизации. Думаю, настало время воспользоваться его умениями.

Ана и Бонни ушли на край полянки, Бонни вытащила из сумки карты и книги, и они с головой ушли в работу. Эл, успешно загнавший Аквиста в кабину, появился на секунду перед Шефом, и попросил, чтобы их часок не трогали: его ученику нужно сосредоточиться. Поэтому Фадан в сопровождении Шефа отправился к ручейку, прихватив с собой пару «книг», однако к «книгам» он пока что не притронулся — Шеф сообщил, что ему нужно объяснить Фадану что-то важное.

— Во-первых, не вздумай воспользоваться связью, — с места в карьер начал Шеф. — Это опасно. Диск уже активирован, а связь слишком заметна, пока что её использовать нельзя. Теперь я это точно знаю. Во-вторых, скажи мне, пожалуйста, ты умеешь красть?

— Я? Красть?! — возмутился Фадан. — Да я… да никогда в жизни!..

— Вот это плохо. Потому что сам подумай — где взять генератор? Денег нет, если ты не забыл.

— Ну это вообще из рук вон, — Фадан повесил голову. — Как же я смогу… это же грех… не перед Триединым, не подумай. Перед собственной совестью.

— Ты опять за старое? Дело не в том, что это грех. Конечно, красть плохо, но у вас сейчас нет выбора, — осторожно начал Шеф. — Ты должен это понять. И потом, когда крали лекарства для Аквиста, ты вроде бы не возражал.

— Так то лекарства, — принялся вяло отбиваться Фадан. — Необходимость. А тут…

— А тут тоже необходимость, — строго оборвал его Шеф. — Неизвестно, что с ребятами, а вы, считай, привязаны сейчас к машине. Которая стоит, как вкопанная.

— Мы могли бы и пешком, — промямлил Фадан, за что тут же поплатился.

— Пешком? — издевательски произнес Шеф. — И убегать, если что, пешком? И на станцию пешком? А если получится отобрать оба диска, тоже на себе потащишь? Смею тебе напомнить, что каждый из них по двадцать пять кило весит. И еще аккумулятор десятку. И «книги». И продукты для команды. И все это пешком, да? Может, хватит уже, а, Фадан?

— Ну хватит, так хватит, — Фадан тяжело вздохнул. — Я все понял, Шеф, можешь не продолжать. Так что мне делать-то?

— Сейчас соберешься с духом, и двинемся в город. Выйдешь на дорогу, проголосуешь, и доедешь, чтобы время не терять. Тут не очень далеко. Добудем генератор, и обратно. Как поставить, я тебе объясню. Надеюсь, к тому времени Эл сумеет объяснить Аквисту, что нужно делать с машиной.

Бакли и Шини вышли на площадь, и нерешительно замерли — куда только подевалась вся смелость? Площадь была небольшая, квартальная, и народу на ней сейчас было немного. Небольшая группа слушала в дальней части какого-то белого гревана, вещавшего елейным голосом о любви к ближнему своему, остальные шатались между низенькими прилавками выездного базарчика, прицениваясь и торгуясь. На эту площадь, как стало вскоре понятно, приезжали поторговать жители окрестных деревень и сёл, поэтому ассортимент был немудрящий. Копченая вельшевская колбаса, пучки трав для каши, вязанные носки и гетры, свежий и сушеный рибир, который продавали небольшими кулечками, остро пахнущие ягоды голдра, которые принято добавлять в мясо при тушении, жилетки из пестрой ковровой ткани, аляповатые и жутко неудобные, зато очень теплые, вырезанные из коричневого дерева сувенирные ложки, молоко в пластиковых мутных бутылках, свежий плоский домашний хлеб, и прочий нехитрый товар.

— Жрать охота, аж кишки к спине прилипли, — пожаловался Бакли. — Шини, ну давай, что ли. Начинай.

— А почему не ты?

— Потому что я первый сказал.

— Ну вот еще…

— Так, прекратили оба, — прошипел невидимый Ал. — Шини, давай. Действуй.

— Чтоб вас всех… Ладно. Добрые граждане! — повысил голос Шини. — Помогите, кто чем может, нашей школе на проведение летнего праздника Осуществления! Мы собираем на гирлянды и угощение родителям!..

— Голос тоньше сделай, урод, — прошептал Бакли. — Ты же девочка, а басишь, как греван!!!

— Заткнись!.. Помогите, кто чем может, граждане! А кто поможет, мы за вас помолимся на празднике!..

— Бакли, не молчи, — подсказал Сеп. — Чего как воды в рот набрал?

— Наша школа очень хорошая, только очень бедная, — загнусавил Бакли тонким голосом. — А мы хотим милостью Триединого устроить достойный праздник…

Личины они сняли — по словам Ала — лечь, не встать. Сейчас на площади стояли две совершенно простецкого и небогатого вида чистенькие девочки, подростки лет по четырнадцать. Одна из них (Бакли) держала в руках стыренную с веревки наволочку, долженствующую изображать мешок для сбора, а вторая (Шини) — зеленую веточку, отломанную от дерева, и символизирующую в данной ситуации ветвь Древа Не Сбывшегося Искушения. По приданию, именно такой веткой погнала искусителя-нага добродетельная Макура, жена Амда и Доуха. Точнее, она исстегала его веткой до смерти, но на святых картинах ее всегда изображали с зеленой тонкой веткой в руке. Хотя, надо полагать, после погони и избиения листья на ветке вряд ли остались.

— Подайте на праздник, — снова затянул Шини. — Доброго вам здоровья!..

К его удивлению, к ним, пусть и не очень часто, но подходили. И в наволочке вскоре уже позвякивало полтора десятка монеток. И даже шуршали две или три бумажки — на такую щедрость ни Бакли, ни Шини не рассчитывали.

— Бумажки переложи во внутренний карман жилетки, — подсказал Ал. — Давай, давай, не тяни.

— Зачем? — шепотом спросил Шини.

— Когда в мешке только монетки, это выглядит более жалостливо. А с бумажками создается ощущение, что вам уже порядочно накидали. И не молчи, говори, давай. И веткой, веткой!..

Веткой, опять же по обычаю, было положено слегка похлестывать тех, кто хотел избавиться от греха. Такие подходили, кидали монетку, потом поворачивались спиной — и Шини слегка хлестал их по этим самым спинам. Считалось, что так изгоняются грехи, которые поменьше. Дурные мысли, например.

Через полтора часа стало смеркаться, и народ потянулся с площади по домам. Селяне складывали в коробки непроданный товар. Поняв, что больше ничего собрать не получится, Бакли и Шини потихоньку ушли с площади, сняли личины, прошли через несколько дворов, и сели подсчитывать свою добычу.

Добыча, против ожиданий, оказалась немаленькая.

— Ну ничего себе… — потрясенно бормотал Бакли, пересчитывая монетки и бумажки. — Одних шуршалок больше чем на полтысячи. А с мелочью все семьсот наберется. Шини, сколько там?

— Триста, — удивленно ответил Шини. — Я еще не досчитал. Сейчас…

На поверку оказалось, что собрали они почти девять сотен. И это — на полупустой площади, на окраине города. Бакли как-то странно притих, Шини заметил, что он расстроен.

— Ты чего? — спросил он.

— Да просто думаю. Врач быроспаса получает пять сотен. В месяц. А у вас какие зарплаты?

— Мы не работали еще, — напомнил Шини. — Но… тот же Фадан получал тысячи две, иногда поменьше. За родословные мы брали от пятисот до трех тысяч… примерно… Мой папа получал, как я думал, много. Почти пять тысяч. Мама полторы… Бакли, это что же получается? Это нас вот так дурят?..

— Видимо, да. Я ведь сколько раз сам кидал в такие же мешки мелочь! — в сердцах воскликнул Бакли. — Думал, на благое дело. Когда на праздник, когда на приданое кому-то, когда на ремонт церкви какой-нибудь, когда на воссоединение семьи чьей-нибудь. Шини, кого мы кормили, а? Это же огромные деньги! Куда они уходят?

— Это мы скоро выясним, — пообещал Ал. — Ребята, идите в какую-нибудь столовую, поешьте. Пока вы доберетесь до Фадана и компании…

— Про то, что надо поужинать, я согласен, — кивнул Шини. — Вот только где?

— Пройдите подальше от этого места, — предложил Ал. — Не стоит тут лишний раз светиться. Вы молодцы, отлично справились.

— Только Шини плохо голос подделывает, — проворчал Бакли. — Тоненько надо было, а ты…

Бонни и Аквист, конечно, спать не ложились — какое там. Сплошные нервы, не до спанья. Шини и Бакли пропали, ни слуху, ни духу, а теперь еще и Фадан куда-то запропастился, и неизвестно, вернется ли вообще. Да еще и машина неисправна — если что, придется удирать пешком.

— Проклятый генератор, — в сердцах произнес Аквист, когда они с Бонни забрались в кабину. Вечер выдался прохладным, и сидеть на улице, поджидая, больше не хотелось. — Если бы не он, мы бы уже были на станции, наверное.

— Да… — протянула Бонни. — Из-за него даже журналы не посмотришь, темно слишком.

Лампочка в салоне, само собой, не работала.

— Слушай, я вот про детей хотел вчера спросить, — несмело начал Аквист. — Ты их вообще любишь? Своих хочешь?

Бонни задумалась. Подперла кулачком щеку.

— Ну если честно, я их не очень люблю, — призналась она. — Но ведь у всех есть дети. Значит, и мне придется.

— Даже если не любишь?

— А что делать? — Бонни вздохнула. — Ведь так положено, Аквист. Хотя сейчас… я не знаю. Раньше я думала, что мое желание ничего не значит, а теперь, когда прочла Лердуса… Ведь всё не так трактуется, как принято считать, да? Про те же плоды, например. Что такое плоды? Все говорят, что плоды — это дети. А Лердус пишет, что плодом может быть совсем даже не ребенок, а что-то другое. Ту же притчу о плотнике взять.

Притча о плотнике была, по всеобщему мнению, одной из самых простых для толкования. Плотник этот ходил по городам и селам, и строил дома. И как-то повстречал спустившегося в Мир Триединого. И спросил у Триединого — не пора ли мне прекратить строить дома, и, уподобившись живому древу, начать приносить плоды? Триединый покрутил трижды пальцем у виска и пошел дальше. Суть притчи проста — ты и сам всё понял, и нечего было задавать Триединому дурацкий вопрос. Конечно, ты должен остановиться и наплодить побольше ребятишек.

— А теперь я думаю, что Триединый имел в виду не это вовсе, — вздохнула Бонни. — Тот плотник, он и так принес достаточно плодов, потому его плоды — это построенные им дома. Которые его переживут, и будут даже после его смерти полезны многим. У Лердуса красиво про это написано.

— А что там написано? — Аквист, как историк, конечно заинтересовался.

— Сейчас попробую по памяти, — Бонни подняла глаза. — За-ме-ча-тель-но написано, Аквист. Минуточку. Так… «Плод твой — не есть ребенок, выходящий из чресл твоих, он может быть подобен дыханью ветра, не содержать никакой иной субстанции, кроме духа; и не делается плод от этого меньше и незначительней. Ты можешь облечь плод свой в древо и камень, можешь заставить его светиться путеводной звездой; но не перестанет от этого быть плодом дело рук твоих и духа твоего».

— Ого, — только и сумел сказать Аквист. — А вот это было круто. То есть он, считай, говорит, что плод — это любое твое творение? Подобен дыханью ветра — это ведь про мысль, да? Я прав?

— Ага, — кивнула Бонни. — Выходит, что плод — это просто то хорошее, что некто сделал в своей жизни. Сделал, Аквист, а не родил. Построил дом, посадил сад, написал книжку. Да что угодно, главное, чтобы это что-то пережило его самого. У нас плод — это ребенок. И ничего больше.

— Н-да… — протянул Аквист. — Неожиданно.

— Ну и вот, понимаешь… Аквист, я не люблю детей, — потупившись, призналась Бонни. — Нет, иногда они милые, даже лапочки, но мне они не нравятся. Я люблю… — она потупилась. — Я люблю красиво одеваться, люблю постановки всякие смотреть, спектакли, фильмы. Море люблю.

— Ты же всего один раз на нем была, — напомнил Аквист.

— Ну и что? Один раз, да, и полюбила. Читать люблю. А детей… как-то не очень.

— Ты понимаешь, что уже сейчас наговорила на анафему? — тихо спросил Аквист.

— Еще бы! Конечно, понимаю, — Бонни тяжело вздохнула. — Попробуй скажи при ком такое — вмиг уделают.

— Слушай, я вот одного никак не могу уяснить, — осторожно начал Аквист. — Ты же не глупая вовсе. Ты же умная! Зачем притворялась глупой так долго?

— Ты дурак, что ли? — Бонни искоса глянула на Аквиста. — Девушке не положено умной быть. Даже если она греван.

— То-то Фадан удивился, когда ты сказала, что ты греван-универсал, — протянул Аквист. — У него не сошлось. Вроде бы ты дурочка, а на самом деле…

Бонни снова вздохнула. Поправила волосы, одернула короткую курточку.

— Аквист, а я красивая? — робко спросила она.

— Очень! Ты очень красивая, — с жаром сказал Аквист. Посмотрел на Бонни — не смотря на то, что в машине было темно, Бонни была вполне различима. — У тебя прекрасная фигура, волосы замечательные, и глаза такие… такие…

— Мои глаза выше, — подсказала Бонни. — Но это у меня тоже ничего, да.

— Это — у тебя выше всяческих похвал, — заверил Аквист. — И, если честно… Бонни… ты мне очень нравишься…

— Спасибо, — Бонни улыбнулась. — Так приятно, когда говорят… ну, вот так… как ты сейчас сказал…

— Тебе, небось, много кто так говорил, — Аквист погрустнел. — Верно?

— Ну… нет. Если честно, ты второй.

— А кто был первый? — ревниво спросил Аквист.

— Шини, — пожала плечами Бонни. — А что?

Аквист почувствовал себя гораздо лучше.

— Да ничего. Это я так, просто интересно было. Слушай, а ты не хотела бы…

Аквист не договорил.

Рядом с машиной вдруг раздались шаги и покашливание. Бонни и Аквист переглянулись. Аквист прижал палец к губам — тихо, мол, ничего не говори. Бонни кивнула. Мало ли кто это может быть? А вдруг Олка со своей компанией их нашла? И что тогда делать?

— Эй, вы где? — позвал голос Фадана. — Вылезайте, давайте, я всё, что надо, привез.

Ит закрыл блокнот — больше писать не хотелось. За окном их комнаты стоял сейчас серый дождливый рассвет. Скрипач полулежал на своей кровати, и рассеянно смотрел на визуал.

— Ну чего там? — спросил Ит.

— Заканчивают, как я понял, — Скрипач зевнул. — Уже недолго осталось. Фэб освободился, написал, что сейчас подойдет.

— Ясно, — кивнул Ит. — Поесть успеем?

— Давай его дождемся, — предложил Скрипач. — Много написал-то?

— Вторую главу закончил, — сообщил Ит. — Как-то у меня не особенно опять идет. Словно мешает что-то писать, понимаешь?

— Еще бы не мешало, от таких-то новостей, — Скрипач поморщился. — До станции они добрались уже?

— Какое там, — махнул рукой Ит. — Фадан генератор приволок, и всё пока что.

— А Бакли и Шини вернулись?

— Еще нет.

— А когда вернутся?

— Как только, так сразу, — пообещал Ит. — Я же не просто так их в город загнал. Им предстоит кое-что узнать.

— И что же? — с интересом спросил Скрипач.

— Вот я тебе взял и рассказал, — хмыкнул Ит, пряча блокнот под подушку. — Имей терпение. И вообще, не до них мне сейчас как-то. Тебе, я думаю, тоже.

— Что верно, то верно, — покивал Скрипач. — Ладно, с этим ясно. Давай еду сообразим какую-нибудь. Фэб голодный придет, восемь часов операции отстоял, как-никак.

…Фэб, против ожиданий Скрипача, есть не хотел. Видно было, что кусок в горло у него не лезет, и что самое последнее, о чем он сейчас думает — это завтрак. Поэтому Фэб кое-как одолел половину порции салата, и запил это салат двумя чашками крепкого лхуса.

— Фэб, ну как там? — отважился, наконец, спросить Скрипач.

— Там так себе, — Фэб покачал головой. — Очень большой срок. Как минимум десять кругов атак придется пройти. Если бы вы кровь не сдали, на заменителе его бы не вывели. А сейчас прогноз хороший, но лечиться ему придется долго. И на системе две недели.

— Я что-то такое и предполагал, — Ит опустил голову. — Но у меня цифры другие получились.

— В плюс или в минус? — с интересом спросил Фэб.

— В плюс, — признался Ит. — Три недели на системе, и атак не десять, а двенадцать.

— Ну-ка покажи расчет, — приказал Фэб. — Может, мы с устатку что-то упустили?

Расчет они смотрели минут десять, после чего Фэб заявил, что Иту, видимо, придется пересдавать курс, потому что он, Ит, ужасный перестраховщик, и что это, с одной стороны, конечно, хорошо, но с другой не очень, потому что риск в определенных пределах должен допускаться.

— Вы ему память замыли? — прервал их спор Скрипач.

— Нет, пока что нет, — Фэб покачал головой. — Только если попросит об этом сам.

— А если не попросит? — Скрипач нахмурился.

— Рыжий, ему жить. Понимаешь? Ему. Он сам решит, что и как, — Фэб отвернулся. — Хорошие мои, я посплю, пока сирены нет, а вы сходите, поговорите с Ильей. Честно говоря, я за него боюсь даже больше, чем за Олле и Зарзи. Помните, когда Виталий и Саша погибли, что с ним было? Он же месяц с ума сходил. И теперь будет то же самое. Он снова обвинит во всем себя.

— Сейчас найдем его, — пообещал Ит. — Скъ`хара, слушай… он ничего не говорил про смену локации или про что-то подобное?

— Илюха? Пока нет, — помотал головой Фэб. — Вообще, я с трудом представляю себе масштабы дела, которое из-за этого случая откроют официалы. И что-то мне подсказывает, что наш опыт может оказаться для Ильи полезным.

— Угу, — кивнул Скрипач. — Ит, пошли. Куртки наши прихвати, там дождь на улице.

— Тут всегда дождь, — пробормотал Ит, выходя из комнаты следом за Скрипачом.

3 О том, как полезно уметь зависать в воздухе

Илья стоял у люка третьего бокса, под проливным дождем, и пристально смотрел куда-то вглубь леса. Смотрел, не отрываясь, словно силясь разглядеть что-то, видимое ему одному, и никому больше. На нем был операционный комбез, судя по бледно-лиловому выцветшему цвету, практически полностью разряженный, и поэтому от дождя ни разу не защищающий.

Ит и Скрипач переглянулись, набросили куртки, и тоже вышли под дождь. С полминуты постояли рядом с начальником госпиталя, помолчали. Потом Ит осторожно спросил:

— Ты как, Илюш?

— Я нормально, — глухо ответил тот. — Что мне сделается.

— Пойдем обратно, пожалуйста, — попросил Скрипач. — От того, что ты будешь тут стоять, ничего не изменится.

— Да, это ты прав, — Илья, наконец, опустил глаза и посмотрел на Скрипача. Взгляд был тяжелый, неподвижный, ничего не выражающий. — Идите, я скоро подойду.

— Может, с нами? — предложил Ит. Илья отрицательно покачал головой. — Мы тогда тебя в боксе подождем.

— Хорошо, подождите, — Илья снова поднял голову. Лес, плохо различимый за пеленой дождя, словно бы притягивал его взгляд. — Я… недолго.

В бокс Илья пришел минут через десять. Покорно переоделся в новый комбез, который притащил Скрипач, так же покорно взял у Ита чашку чая, отпил половину. Затем отдал чашку Иту обратно, сел на выступ стены, и опустил голову на руки.

— Илюш, мы можем что-то для тебя сделать? — спросил Скрипач, тоже присаживаясь рядом.

— Вы? Сам как думаешь? — не поднимая голову, ответил Илья. — Что вообще теперь можно сделать?

— Ну что-то, предположим, можно, — осторожно начал Ит, но Илья его ту же перебил:

— Нет, Ититская сила, ничего тут уже не сделаешь! — вскинулся Илья. — Один из моих лучших хирургов-реаниматологов сейчас валяется в боксе, на системе, покалеченный и физически, и морально, и скажи мне, что ты предлагаешь с этим делать? И кого, ответь мне, ты предложишь на их места? Ты меня знаешь, я не беру кого попало, и…

— Стоп, — приказал Ит. — С какой радости тебе кого-то брать на их места? Зарзи вылечится, и будет работать дальше, точно так же, как и раньше.

— Уже не будет, — Илья отвернулся. — Ты всего не знаешь.

— Чего именно я не знаю? — нахмурился Ит.

— Ничего ты на самом деле не знаешь. И ты тоже, — Илья коротко глянул на Скрипача. — И вообще никто не знает…

— Так, — Скрипач прищурился. — Илюш, ты что-то пил?

— Пока нет. Не успел. Но хотелось. У меня, по-моему, крыша едет.

— Не «по-твоему», а точно едет, — подтвердил Ит. — А ну-ка пошли к тебе, накатим грамм по сто, и ты объяснишь, что к чему.

— Накатим — согласен, — ответил Илья. — Но вот объяснять… ребята, давайте вы вечером к ним подойдете, и они сами вам объяснят. Собственно, Олле просил, чтобы вы подошли. Именно вы.

— Почему — мы? — удивился Ит.

— Потому что вы — гермо. Кроме вас, гермо в команде больше нет. Да еще и кровь вы дали свою… Он, как мне показалось, решил, что вы поймете. Только пусть лучше они сами. Я… не хочу. Лучше они.

— Ну ладно, — с сомнением произнес Скрипач. — Илюш, ты их скъ`хара вызвал сюда?

— Гела? Да, вызвал, — кивнул Илья. — Гел через шесть часов прилетит. Вот уж кому не позавидуешь. И так вся жизнь через пятую точку, а тут еще вот такое приключилось. Не знаю, сумею ли я с ним говорить вообще, и сможет ли он меня простить.

— Тебя-то за что? — изумился Скрипач.

— За то, что не уследил. А должен был.

— Илюх, они вообще-то более чем взрослые давно, чего за ними следить? — Скрипач нахмурился. — Как-то странно получается у тебя.

— Да ничего странного, — Илья махнул рукой. — А где Фэб?

— Спать пошел, — Ит тоже присел рядом с Ильей. — И Поль тоже. И Саиш. И тебе бы тоже не худо хоть на пару-тройку часов прилечь.

— Заботливые, сил никаких нет, — проворчал Илья, вставая. Скрипач с Итом поднялись следом за ним. — Пошли, составите мне компанию на сто грамм, и я тоже, пожалуй, лягу. А вы подождите, Олле сказал, что сам вызовет вас, как решит, что можно.

Кафе-столовую, работавшую круглосуточно, Бакли и Шини вычислили по одуряюще вкусному запаху свежезаваренного лхуса и традиционной зеленой каши. Народу было, разумеется, превеликое множество (по всей видимости, неподалеку находилась фабрика, на которой трудились в три смены), но, к радости обоих, еду в этой столовой можно было брать на вынос, поэтому друзья нагрузились у кассы тремя объемистыми пакетами с едой и пластиковой бутылкой с теплым лхусом, и отправились трапезничать в тихий дворик неподалеку, который заприметили по дороге. Сели с комфортом — во дворике обнаружилась детская площадка, на которой имелся столик и пара лавочек.

— Красота, — удовлетворенно заметил Бакли, вытаскивая из пакета картонную коробочку с кашей. — Шини, ешь, пока горячая. Ух ты, мяса много положили!

— И мне тоже, — обрадовано сообщил Шини, запуская картонную ложку в свою коробку. — Вкусно как…

— У тебя так вкусно не получается, — заметил Бакли.

— У меня получается даже вкуснее, если я готовлю на плите из нормальных продуктов, а не запариваю концентраты на этой дурацкой белой вонючей горючке, — обиделся Шини. — Вот подожди, доберемся до какого-нибудь нормального жилья, и я тебе покажу, как я готовлю.

— Да ладно, ладно, не сердись, — хмыкнул Бакли. — Чего ты разошелся-то? Мы в общаге чего только не жрали, так что я привычный. Дай мне лхуса, пожалуйста… ага, спасибо…

— Ну и денек выдался, — Шини покачал головой. — Бесконечный какой-то. Как не заладилось с самого утра, так до самой ночи хрен знает что.

— Прорвемся, — отмахнулся Бакли. — Покемарим где-нибудь в парке, а утром к нашим будем добираться.

Время и впрямь было немало — дело шло к третьей ночи. Недоеденные продукты Шини сложил в один пакет, остальные аккуратно пристроил в мусорку; и они побрели прочь из гостеприимного дворика — искать место для спанья. Вскоре поиски увенчались успехом: им подвернулся симпатичный сквер, в котором росли густые и высокие кусты декоративного рибира. Под кустами оказалось чисто и сухо. Бакли и Шини улеглись, и вскоре заснули — это день вымотал их просто ужасно.

Шини проснулся первым — его разбудил голос. Кто-то стоял совсем рядом с кустами, в которых они спали, и говорил. Как сначала показалось Шини, говорил сам с собой. Однако Шини ошибся — вскоре к первому голосу присоединился второй.

— Они обманули вас. Мы перерыли дно этого проклятого ручья на участке в сто метров, там нет и следов генератора. Надо было лучше обыскивать машину.

— Мы обыскали машину, и генератора в ней не было. Только диски.

— Кестал, вы искали плохо. Потому что они либо увезли генератор с собой, либо закопали его вместе с тем гермо, которого вы подстрелили…

— И могилу которого вы не нашли! Не знаю, за что мы вам платим.

— Мы искали в Аюхтеппэ, а он мог умереть вовсе не там, — зло сказал первый голос. — Подумай сам, начальник! Они, скорее всего, уехали из города, и…

— Если ты такой умный, и они уехали — ищи, где он подох, и где его зарыли! — Кестал явно разозлился. — Кому, как не вам, про это знать! Все кладбища, все церкви, все ритуальщики — под вашим контролем. Ищите! Нам нужен генератор. Срочно. Олка рвет и мечет, и учти, если она разозлится всерьез — достанется не только нам с Суном!.. Вашей группе тоже прилетит, так и знай! Тебя что, не устраивает то, что сейчас имеешь? Ведь всё потеряешь, дурак — и кормушку, и докторишек, и транспорт на халяву, и студентов в помощь. Грешер это легко устроит.

— Ты мне не угрожай, — голос того, кто отвечал Кесталу, неуловимо изменился. — Грехи не жмут, Кестал Амсунати? Или думаешь, что твоя двойница тебе отпустит? Чего ты злой такой сегодня? Опять до тела не позвала?

— Не позвала, — вдруг ответил Кестал. В голосе его зазвучали горесть и раздражение. Шини немного опешил — он не ожидал, что Кестал так резко сменит тон. — Твоя правда, брат Боун, не позвала. Снова. Я уже извелся весь. Играет с нами, как хочет, измучила…

— Ну-ну-ну, успокойся, — голос того, кого Кестал назвал братом Боуном, стал внезапно приторно-сладким. — Поверь, Триединый не допустит вам долгого расстройства. Он смилостивится, правда, он вразумит вашу женщину, и будут тебе покой и умиротворение…

Греван? У Шини глаза полезли на лоб. Это ведь говорит греван, точно! Но какой? Шини, стараясь не зашуметь, осторожно приподнялся. Только бы не разбудить Бакли…

Видно было не очень, но Шини все-таки сумел различить говорившего. Да, это был греван, и тарга его оказалась черной. А на голове… точно, монашеская шапочка. Так что же, выходит дело? Грешер с этой своей Олкой привлек к поискам генератора — кого? Монахов? Греванов?! Ой-ой-ой.

— Ладно, давай вернемся к нашей проблеме, — голос брата Боуна посерьезнел. — В первую очередь мы должны найти этих глупцов, и, так сказать, лишить их возможности разгуливать туда-сюда и разглагольствовать о том, о сём. Конечно, им никто не поверит, потому что нести они будут откровенную чушь и ересь, но ведь вам не нужна утечка, правильно?

— Верно мыслишь, — подтвердил Кестал. — А еще вы должны добиться от них, где они спрятали генератор. Потому что без генератора у нас ничего не получится.

— Согласен, согласен. Мир, дорогой мой друг, находится в большой опасности, — размеренно заговорил брат Боун. — Мы должны не допустить вторжения. И удержать в руках власть, как ты понимаешь.

— Еще бы.

— Поэтому мы должны выстроить полную Печать. Скажи-ка мне, мерзость, которая есть служанка черного диска, она что-то новое говорила вам?

— Говорила, — Кестал хмыкнул. — Она искушала нас, брат Боун. Прельщала. Заманивала. Лгала.

— Я так и предполагал. Держитесь. Не поддавайтесь. Когда мы соберем все части, мы уничтожим Круглую Гору, и мир наш обретет, милостью Триединого, полное и нерушимое равновесие. И знай — все греваны на вашей стороне, и готовы придти к вам на помощь. С этого дня любой монастырь, любая церковь, любой греван — ваш воин и помощник.

— Красиво излагаешь, — хмыкнул Кестал. — Хочется верить, что это и в самом деле так. А если это так, то давайте-ка побыстрее найдем то, что ищем, и тех, кого ищем. Один раз они от нас сбежали. Второго раза не будет.

— Кестал, мы проследили их путь в Аюхтеппэ. Они останавливались в гостиницах для паломников. Не думаю, что они изменят этой привычке, — брат Боун ухмыльнулся. — Наши гостиницы самые лучшие, и самые дешевые. Так что не сомневайся, их поимка — дело весьма невеликого времени.

— Что ж, хорошо. И повторю еще раз: ищите генератор. Ищите! Время действительно дорого.

Шини зря опасался — разговор за кустами Бакли не разбудил. Чтобы разбудить Бакли, пришлось громко щелкать пальцами у того над ухом, и шуршать пакетом с едой, только после этого Бакли соизволил открыть глаза, и недовольно спросил:

— Что, уже надо вставать?

— Надо, — шепотом рявкнул Шини. — И побыстрее! Бак, у нас ужасные проблемы!

— Опять проблемы? И что на этот раз?..

Шини принялся пересказывать Бакли подслушанный разговор. С каждым его словом лицо Бакли вытягивалось все больше и больше. Наконец он обалдело помотал головой, и, с опаской оглянувшись на кусты, шепотом же спросил:

— И что ты предлагаешь делать?

— Надо скорее к своим, они же не знают, — Шини тоже оглянулся. — Но сперва нужны какие-то личины. Нас же греваны ищут! Ты можешь себе представить, сколько в Шенадоре греванов?

Бакли присвистнул.

— Вот то-то и оно, — развел руками Шини. — Надо кем-то притвориться.

— Но мы же волосы перекрасили, — напомнил Бакли.

— Корни уже отросли, — Шини подергал себя за наспех заплетенную косичку. — И потом, рожи наши слишком приметные.

— Может, в девчонок тех обратно попробовать? — предложил Бакли.

— Ну… можно, наверное, но я как-то не очень себе представляю… — Шини задумался. — Девчонки маленькие, одни, за городом… Нам бы лучше в фермеров каких-то.

— А где ты возьмешь фермеров?

— Да на том рынке, где мы вчера были, — пожал плечами Шини. — Ну что, пошли?

Аквист после первого часа настоящей тренировки понял, что к вождению машины у него, кажется, вообще нет никаких способностей. Если с мотиком он освоился достаточно быстро (как ему сейчас казалось), то здесь не получалось ну вообще ничего. Совсем! Проклятая машина то глохла, как только он отпускал газ, то прыгала вперед, как взбесившаяся ацха; когда он все-таки кое-как поехал, машина завиляла из стороны в сторону — он испугался, отпустил газ, и машина снова заглохла.

— Безнадежно, — констатировал Фадан. Он и Бонни во время тренировки сидели под кустиками на краю полянки, и следили за тем, как Аквист мучает машину. — Мы так никогда никуда не уедем.

— Ему просто нужно потренироваться, — возразил Шеф. — А хочешь, ты попробуешь?

— Я? Ну вот еще, — Фадан нахмурился. — Старый я уже этому учиться.

— Ты? Ты сопляк ленивый, — усмехнулся Шеф. — Тоже мне, старик нашелся.

— Мне сорок пять, — напомнил Фадан.

— Я и говорю, сопляк. Ладно, пусть пока Аквист покатается, — смилостивился Шеф.

— А может, мне попробовать? — предложила Бонни. Фадан глянул на нее с удивлением.

— Попробовать стоит, но точно не на этой машине, — отозвался Шеф.

— Почему?

— Слишком тяжелое управление, да и кресло под твой рост не отрегулируешь. Она не рассчитана на женщин, машина эта. Руль тяжело поворачивается, педали тугие, рычаг передач тоже тяжело ходит, — принялся объяснять Шеф. — Вот если бы у нас была такая машина, как у конкурентов, тогда был бы другой разговор.

— Я бы смогла ее водить? — с интересом спросила Бонни.

— Почему нет? — удивилась Ана. — Конечно, смогла бы.

— Ана, а расскажи мне, как это делается, — вдруг попросила Бонни. — Ну, так же, как Эл Аквисту показывал.

— Запросто. Смотри…

Фадан, чтобы не мешать им, встал, потянулся, и прошелся туда-сюда по краю полянки. За поворотом надсадно ревел движок — Аквист продолжал тренироваться. Вскоре показалась машина, которая, пусть и немного виляя, все-таки ехала в их сторону. Доехав до Фадана, машина остановилась, и двигатель тут же заглох.

— Всё! Не могу больше, — пожаловался Аквист, спрыгивая на траву из кабины. — Не понимаю, как Бакли водит этот металлолом. Она же не едет!

— Чувствовать надо механизм, понимаешь? Чувствовать! — Эл появился рядом с Аквистом. — А ты давишь, как не знаю что. И вообще, с мотиком ты вполне договорился, чего сейчас пасуешь?

— Не знаю, — Аквист виновато опустил голову. — Не получается, и всё тут.

— Ну, в принципе, можно на слиянии попробовать, — предложил Эл. — Давай ты отдохнешь часок, и поучимся. Аквист, правда, очень нужно. Нам нельзя больше тут оставаться.

— Да понимаю я, — Аквист тяжко вздохнул. — Сейчас лхуса выпью, и продолжим.

— Вот и ладно. Не расстраивайся, всё получится, вот увидишь.

— Хорошо бы.

Фадан видел — Аквист и впрямь серьезно расстроен своей неудачей. Может, попробовать самому?..

— Шеф, — тихонько позвал он. — Как думаешь…

— Садись в кабину, — приказал Шеф. — Угу. Отодвинь кресло подальше, так, чтобы ноги хорошо дотягивались до педалей, и чтобы сидеть было не тесно. Ага, отлично. Теперь — положи руки на руль, вот сюда, и вот сюда. Запомни, это правильное положение рук. Понял?

— Да.

— Убери ноги с педалей… Фадан, поверь, если ты сумел прикрутить на место генератор, это ты тоже сумеешь.

— Ну, не знаю. Одно дело — прикрутить шесть гаек. Другое — пробовать управлять этим рыдваном.

— Благодари небеса, что у рыдвана два аккумулятора, и что сдохший генератор разрядил только один из них, — проворчал Шеф. — Так. Теперь поверни ключ в замке зажигания.

— Ого! — обрадовался Фадан. — Заработала!..

— Хорошо. Теперь посмотри на педали. Правая нога у тебя обслуживает правую педаль и среднюю. Левая педаль — сцепление, правая — газ, посредине — тормоз. Ну-ка, нажми на газ правой ногой.

Движок взревел.

— Это чтобы ехать, так? — спросил Фадан.

— Типа того, — хмыкнул Шеф. — Но не совсем. Теперь дальше. Нажимаешь левую педаль, переводишь рычаг на один щелчок вперед, а потом левую ногу… ты какой ногой нажал на сцепление?

— Правой, — недоуменно ответил Фадан.

— А надо было — левой! — рассердился Шеф. — Фадан, левая нога! Она к этой педали ближе!

— Фу ты, пропасть, — запутавшийся во всех этих право и лево Фадан досадливо поморщился. — Так… погоди… вот я нажал левую педаль левой ногой, ага?

— Ага, — подтвердил Шеф. — А теперь слушай. Да не делай ничего, а слушай! Держи ногу, не отпускай!!! Переводи рычаг на один щелчок вперед.

— Так.

— А теперь медленно, Фадан, мед-лен-но, отпускай левую педаль и потихоньку нажимай на правую, — приказал Шеф.

Фадан послушался, и, о чудо! машина поехала. Фадан жал на педаль еле-еле, и машина тащилась тоже еле-еле, переваливаясь с кочки на кочку.

— Отлично, — похвалил Шеф. — Нежно, Фадан, нежно! Еще нежнее!.. Руки на руле лежат правильно, и… вот перед теми кустами нужно будет повернуть. Газ отпусти почти полностью… можно теперь совсем полностью… и аккуратно поворачивай руль… не дергай, тихонечко! Очень хорошо… еще сильнее поворачивай… отлично… теперь выравнивай руль… ага… и чуть-чуть прибавь газу. Совсем чуть-чуть.

— А останавливаться как? — решился задать мучавший его вопрос Фадан.

— Давай попробуем, — предложил Шеф. — Выжимай сцепление… пока лучше так, потом покажу, как иначе. Выжимай, одновременно правой ногой осторожно дави на тормоз. Только не резко, а то об лобовое стекло убьешься. Хорошо, молодец. Теперь, когда машина стоит, переведи рычаг назад, опять же до щелчка. А теперь отпускай и сцепление, и тормоз. Все, приехали.

Фадан глубоко вздохнул — только сейчас он понял, что взмок от напряжения, что руки вспотели, а сердце колотится, как ненормальное. Получилось? У него получилось? С первого раза?

— Очень неплохо, — заверил Шеф. — Еще час тренировки, и поедем. Правда, придется пробираться окольными дорогами, потому что на большую трассу тебе пока что выезжать опасно. Не справишься.

— Да я и по окольным вряд ли сумею, — усомнился Фадан.

— Сумеешь, куда ты денешься, — заверил Шеф. — Нам сейчас главное добраться до города, и найти ребят.

— Почему ты уверен, что они в городе?

— Им больше негде быть, — твердо ответил Шеф. — Видимо, они попали в какие-то неприятности. Надо выручать. Так, давай снова за руль, и продолжим.

Конечно, Аквист обиделся, и еще как. Что же это получается такое? Он старался, пытался, и ничего, а Фадан, гад долговязый, поехал с первой же попытки. Ну и ну… Ну и дела…

— Да не дуйся ты, — примирительно сказала Бонни, заметив выражение на его лице. — Ну, подумаешь, тоже мне. Научишься.

— Но Фадан же сразу…

— И чего? Вот, например, взять мои шляпки, — Бонни поправила шляпку, украшенную крошечным розовым букетиком. Эту шляпку она достала из чемодана сегодня утром. — Думаешь, у меня с первого раза стало получаться? Страшно вспомнить, сколько я ткани и клея извела, пока сделала первую нормальную шляпу на продажу. Такие кособокие уродки выходили, страсть. Но потом научилась. И ты научишься. А Фадану, небось, просто повезло. К тому же у тебя рука еще болит, наверное.

— Вообще-то да, болит, — соврал Аквист. Ему очень хотелось как-то оправдаться, а тут Бонни подкинула такую замечательную идею.

— Ну вот видишь! Пройдет рука, и всё получится…

Через полчаса Фадан позвал их в машину. Все расселись по местам, и пикап тихонько тронулся по проселочной дороге. Шеф, разумеется, перешел в невидимый режим, однако слышали его все отлично. И непрерывно, потому что Шеф ни на секунду не затыкался. Он руководил процессом.

— Чуть притормози… хорошо… а теперь немножко прибавь газу. Сильнее дави на педаль, сильнее… да не так сильно, слабее… нет, сильнее… осторожно, поворачивать сейчас будем!.. А теперь поднажми… опять поворачиваем… сцепление выжми… теперь обратно газ…

— У меня левую ногу сводит, — сквозь зубы произнес Фадан.

— А ты как хотел? — удивился Шеф. — Все так же ездят. Терпи.

— Ужас!..

— Нормально. Чуть газу прибавь…

Дорога тянулась через лес, и показалась Фадану просто бесконечной — удивительно, как это Бакли сумел проехать по ней так быстро? Однако вскоре они выехали на поле, и Фадан повеселел. Дорога стала теперь ровная и прямая. Ну, почти прямая. Шеф даже разрешил перещелкнуть рычаг во второе положение.

— Смотри, фермеров не задави, — глазастая Бонни подалась вперед. — Вон, по полю тащатся. В лес, что ли? Далеко им идти придется.

— Фермеров? — рядом с Бонни появился Шеф. — Фадан, а ну-ка притормози. Тормози, тормози… знаем мы этих фермеров.

— Чего? — не поняла Бонни.

— Того. Фадан, останавливай машину, я сказал!

Фадан покорно затормозил — к сожалению, слишком резко, из-за этого Бонни чуть не стукнулась лбом о стекло, хорошо, что ее успел поймать Аквист. Через полминуты фермеры подошли к машине и остановились.

— Вы чего делаете, придурки? — спросил один из них. Голос показался Фадану странно знакомым. — Кто вам разрешил машину брать?!

— Эээ… а вы, собственно, кто будете? — нерешительно спросил Фадан. Шеф рассмеялся.

— Ладно, шоу окончено. Снимайте личины, парни. Молодцы, неплохо сделано.

— Так это… — начал Аквист, и удивленно потер глаза. — Ребята, это вы?!

— Ну мы, мы, — ответил со смешком Шини. — Сейчас, секундочку. Не приноровились еще.

— Здорово! Слушайте, как же это здорово! — Бонни была восхищена. — Шеф, миленький, я тоже так хочу, делать личины!.. Ана, пожалуйста… ну, пожалуйста…

— Да научу, научу, что ты ноешь, как маленькая, — рассердилась Ана. — Давайте, ребята. Рассказывайте. Все по порядку.

Бакли, шипя и ругаясь, гнал сейчас пикап к следующему островку леса, видневшегося на горизонте. Дорога была плохая, к тому же неопытный Фадан едва не пожог и так полудохлое сцепление. Хорошо хоть не сломал ничего, альтернативно одаренный, а ведь мог. Еще как мог! Но, следует признать, генератор он поставить сумел. Уже неплохо — для полного-то профана в этом деле. Хотя, наверное, ему Шеф помогал.

День входил в силу, и обещал быть жарким, поэтому день решили пересидеть в лесочке. И посовещаться, и отдохнуть хорошенько, и поучиться. А еще — снова перекрасить машину. На это раз в серый цвет.

Шини в деталях пересказывал подслушанный разговор. До него, как он обнаружил, только сейчас доходило, что произошло на самом деле. Это было невероятным совпадением, фантастической удачей, и самым настоящим везением. Потрясающим везением.

— Это называется «фарт новичка», — со знанием дела заметил Шеф. — Если новичку хоть раз так повезло, из него потом выйдет хороший профессионал. Потому что удача показала — она тебя любит. Да, Шини, любит, и потому спасает и дает шанс. Поверь, если бы она тебя не любила, вы бы уже сидели под замком у каких-нибудь греванов, или кого похуже.

— Да я так и понял, что нам повезло, — покивал Шини. — Так что делать-то будем, ребята?

— Импровизировать, что еще, — пожал плечами Шеф. — И думать.

— Генератор нужно спрятать, срочно, — мрачный Аквист сидел в дальней части кабины и переживал, но тут решил вмешаться. — Может, нам сейчас лучше не на станцию, а туда, в Круглую Гору съездить? Проведаем нашего старого друга, спрячем генератор, и…

— Согласен, — тут же ответил Шеф. — Ана, Эл, Ал, Сеп, что скажете?

Фадан немного удивился — он первый раз видел, чтобы Шеф вот так, в открытую, советовался с остальными программами.

— Я за, — ответила Ана. — А вы, ребята?

— Мы тоже, — кивнули Эл, Ал, и Сеп.

— Он правильно сказал, — добавила Ана. — Даже если часть из них поймают, те, кто останутся на свободе, смогут активировать систему.

— Ты умеешь обрадовать и обнадежить, — поддел ее Шеф. — Но в любом случае — всем будет на порядок спокойнее, если генератор будет надежно спрятан в нужном месте.

Шини, как выяснилось, не давало покоя одно обстоятельство — за разговорами он как-то упустил момент с генератором и перекраской машины. Сейчас машина стояла на лесной прогалине, и ее снова торопливо красили. На это раз дело шло быстро, потому что краска была специальная, в баллончиках. Баллончиков оказалось полтора десятка, должно хватить. Вот только…

— Фадан, а где ты взял генератор и краску? — с интересом спросил Шини.

Фадан мрачно глянул на него, и Шини понял, что зря он, кажется, затеял этот разговор.

— Украл, — нехотя ответил Фадан. — Мы доехали с Шефом до города на попутной машине, нашли мастерскую, в которой ремонтируют автобусы, и я туда заглянул.

— И?..

— Ну, меня спросили, кто я и откуда, и тут Шеф стал советовать… — Фадан кашлянул, как показалось Шини, смущенно, — ну и… и потом я типа что остался подождать в гараже, пока они ищут… неважно. Бумагу они одну искали. Ну, пока искали, я… В общем, положил в рюкзак то, что сказал Шеф. И ушел. Мне кажется, они даже не заметят, там этой краски десять ящиков стояло.

— А генератор?

— Я взял с самой верхней полки, авось, не хватятся, — пожал плечами Фадан. — Шини, не спрашивай. Мне неприятно про это вспоминать.

— А мне неприятно вспоминать, как мы на площади деньги клянчили, — признался Шини. — Так противно было, не передать.

Они понимающе поглядели друг на друга, а потом Фадан вдруг улыбнулся, и Шини улыбнулся ему в ответ.

— С той женщиной очень страшно получилось? — понизив голос, спросил Фадан.

— Которая рожала? Ужасно! — Шини поежился. — Она так вопила… и там было просто море кровищи, когда Аквиста подстрелили, крови было много меньше. Посмотришь на такое, и понимаешь, почему в Книгах живущих столько упоминаний о смерти матерей и младенцев. Если бы не Бакли и Сеп, она бы точно умерла.

— А что с ней произошло?

— Я так понял, что ребенок застрял, — объяснил Шини. — И его нужно было как-то хитро повернуть. Сеп сказал, что у нас разучились так поворачивать. Женской силы для этого не хватит, гермо нужен, или, что лучше, мужчина…

— Мужчина — во время родов? — изумился Фадан.

— Ну да, именно так, — подтвердил Шини. — Ну, в общем, Бакли ребенка повернул, и только после этого он смог родиться.

— Ничего себе… — протянул Фадан. — Понятно. Как же ты это выдержал?

— С трудом, — признался Шини. — Никогда бы врачом стать не смог. Это надо иметь просто стальные нервы. Меня там чуть не стошнило.

Фадан покачал головой.

— Ужас, — пробормотал он. — Ну, что? Пойдем помогать машину красить?

— Пошли, — согласился Шини. — По-моему, Бакли рад, что мы перекрасить решили. В черном виде машина его не радовала.

…Бакли и в самом деле был рад. В особенности тому, что можно закрасить символ ритуальщиков, который не нравился ему категорически. Красить из баллончиков оказалось сплошное удовольствие, главное было не заляпать стекла, и не давать краске стекать. Высыхала эта краска замечательно быстро, пахла сосем чуть-чуть, и выглядела, когда высыхала, вполне достойно. Получалось матовое, темно-серое покрытие, приятное на ощупь.

— Этой краской, если кто помнит, автобусы изнутри красят, — со знанием дела рассказывал Бакли. — Но не все подряд, а только те, которые на междугородних линиях ходят. Эту на стены, а бежевую — на всё остальное. Перила там, лесенки. Краска хорошая, только ее фиг достанешь. Она дорогая, и дают не всем. Да, Фадан, круто, что ты ее добыл.

— Украл, — поправил Фадан.

— А не всё равно? — пожал плечами Бакли. — Парк не обеднеет, поверь.

— Все равно, нехорошо как-то, — Фадан поморщился.

— Слушай, прекрати заниматься самоедством, — попросил Шеф. — Вот смотри, если взять вред и пользу, которую ваша команда принесла за последние сутки, польза явно перевесит. Что такое — эта несчастная краска и железка, генератор, и две спасенные жизни? То-то и оно. Да и денег ребята собрали, в ближайшие дни можно не беспокоиться о них. Собрали, и никого при этом не обидели лишнего. Так что все нормально.

Когда с покраской машины было покончено, все собрались неподалеку от нее, и принялись держать совет. Потому что положение у них сейчас получалось — хуже некуда. Дело и раньше было сложным, но теперь оно приобретало совсем уже серьезный оборот.

— Очень жаль, что мы не умеем зависать в воздухе, — констатировал Аквист.

— Это как? — не понял Бакли.

— Ну… Нас же со всех сторон сейчас, считай, обложили. Так получается? — все закивали. Аквист встал — до этого он сидел на куртке под кустом, и что-то рисовал в потрепанной зеленой тетрадке, которую нашел под сиденьем в машине. — Нам бы подпрыгнуть и зависнуть, народ. Потому что любой наш шаг может привести к чему-то плохому.

Все были вынуждены признать, что так оно и есть. Если Шини все услышал правильно, то, получается, ловить их будут везде. Ведь греванов, их очень много. Ну, хорошо, допустим, что ловить будут только монастырские, не вольные — но в том же Шенадоре этих самых монастырей, причем больших, как звезд на небе. Несколько сотен. Причем мужских монастырей в пять раз больше, чем женских…

— Бонни, вот ты греван, что думаешь об этом? — спросил Фадан.

Бонни задумалась. Сняла шляпку, принялась теребить букетик. Все видели: она обеспокоенна более чем сильно, и, кажется, сообразила что-то, о чем другие пока не догадались.

— Они нас и правда будут ловить везде, — произнесла, наконец, Бонни. — Вообще везде, ребята. Не знаю… нам так, как сейчас, ехать нельзя, наверное.

— Почему? — удивился Бакли.

— Потому что нельзя, чтобы совпадало.

— Что и с чем совпадало? — не понял Аквист.

— Мы все плюс машина, — принялась объяснять Бонни. — Вдруг та девушка из диска уже рассказала им, что у нас есть программы? Тогда они легко догадаются, что мы можем кем-то притвориться, и будут ловить… в общем, всё скопом. Если в машине есть пять неважно кого, она будет поймана и проверена, наверное. Полисы про то же самое упомянули еще тогда.

— Я согласен, — Шеф улыбнулся Бонни. — Она дело говорит. В том составе, в котором вы идете сейчас, вам до Круглой Горы не добраться. Возьмут по дороге.

— И что делать? — спросил Шини. Варианты, которые предлагала раньше Ана, ему не нравились категорически.

— Вам нужно разделиться. Бакли, Фадан, и Бонни поедут на машине, а вам двоим, ребята, придется или выручать обратно мотик, или добывать другой транспорт. И ехать на нем.

— А они не поймут, что мы разделились? — резонно спросил Бакли.

— Думаю, они это поймут, но вы им сильно усложните задачу, если будете ехать порознь. И еще момент. Генератор вы будете передавать друг другу по дороге, чтобы снизить риск. У вас есть сутки, чтобы добраться до Круглой Горы, и спрятать его. Кстати, есть какие-нибудь мысли о том, как будете прятать?

Мысли были — у Аквиста. Он рассказал о музее, в котором работал старый смотритель Вайши Орудо, и о странном месте в подвале. Шеф слушал внимательно, иногда кивая в такт его словам, а когда Аквист дошел в своем рассказе до странных «корней», похожих на кости, которые они с Шини видели, Шеф буквально просиял.

— Это же великолепно! — обрадовался он. — Аквист, вы даже не представляете себе, что это такое на самом деле!

— И что это такое? — с подозрением поинтересовался Аквист.

— Это часть живой энергосистемы, — пояснил Шеф. — Если вы сумеете пристроить генератор туда, он просто уйдет в систему, и… его уже никто не сможет отобрать. Нет, ну то есть сможет, конечно, но это будет много труднее сделать. Эти корни-кости — ну… как бы так сказать… это одновременно источник питания, средство связи, и средство роста живых домов, которые там стоят. Ясное дело, что дома давно уснули, но…

— Уснули? — переспросил Фадан. — Ты хочешь сказать, что их можно разбудить?

— Ясное дело, — пожал плечами Шеф. — Еще как можно. Это технология расы, которую ваша раса когда-то называла Зивами. Эти самые Зивы, они… они, по сути дела, растения. Разумные растения. И технологии у них сплошь биологические. Они строили живые космические корабли, живые дороги, живые дома. Зивы могли за совсем короткий срок вырастить, например, целый город. Что уж говорить о Таможнях! Когда планета входит в Транспортную Сеть, вторыми приходят всегда Зивы, и через несколько дней раса получает Таможню, которая будет для нее более чем удобной, которую не нужно ремонтировать, потому что она ремонтирует сама себя, которую можно увеличивать или уменьшать по желанию, и которая идеально подходит для той расы, для которой создана…

— Ты сказал — приходят вторыми, — вклинился в восторженный монолог Шефа Фадан. — А кто приходит первым?

— Сетевые инженеры, — Шеф разом поскучнел. — Но про это вам лучше ничего не знать.

— Ладно, — кивнул Аквист. — В общем, я так понимаю, нам нужно добраться до Горы, и там спрятать генератор под пол. Хорошо. Так и сделаем. Бакли, слушай, ты можешь нас подбросить до той деревни, в которой вас словили полисы?

— Это зачем? — с подозрением спросил Бакли.

— Я так понял, что нам нужно вернуть скутер, или добыть транспорт, — объяснил Аквист. — Ну так у меня есть парочка идей.

— Давай, излагай, — приказал Фадан.

По пыльной дороге шел здоровенный полис, перед которым, спотыкаясь и озираясь, брел сгорбленный и явно чем-то напуганный гермо. Машина, на которой они приехали, остановилась вдалеке, у леса. Видимо, ее водитель решил подождать свих пассажиров в теньке. Полис вышагивал важно, выпятив грудь, а гермо, напротив, с каждым шагом брел все медленнее и неохотнее.

— Какой дом? — зло спросил полис.

— Вон тот, — гермо ткнул пальцем в нужное строение.

— Пошли, — приказал полис.

У двери полис и гермо остановились. Полис стукнул по двери ногой, и гаркнул:

— Харген тут живет? Потерпевший Харген который… Эй, открывайте!

Через минуту на порог вышел давешний знакомец Шини и Бакли — гермо Крус.

— Вы кто будете? Ты Харгена младший? Чего молчишь? Поперхнулся? — нелюбезно осведомился полис.

— Вам Харгена надо? — спросил Крус. — Так он спит, отдыхает…

— Значит, проснется сейчас, — пообещал полис. — Мотик где?

— Ка-ка-какой мотик? — округлил глаза Крус. Округлил, надо сказать, весьма натурально.

— Красный, — невозмутимо пояснил полис. — На котором вот этот вот приехал с товарищем. Этот твою жену спасал?

— Другой, — испуганно ответил Крус. — Этот больше рядом стоял.

— Не важно. Мотик давай сюда, живо. Он ворованный. Будет у нас проходить, как вещественное доказательство.

— Д-д-да?

— Тебя заело? Мотик где, глухомань деревенская?!

— Так мы его немножко… того… разобрали слегка, — испуганно, как старый вельш, заблеял Крус. — Починить немножко… хотели…

— Чужой мотик? — прищурился полис. — Зачем это?

— Ну так… старенький же… чтобы ездил получше…

— Так, значит, — полис сплюнул Крусу под ноги. — Чтобы через десять минут мотик был здесь. А то вы всей семейкой будете соучастниками кражи. Хочешь в тюрьму?

Крус нервно сглотнул, и покосился на дверь в дом. Судя по всему, мотик успели разобрать не «немножечко», а весьма основательно — по запчастям его было легче легкого продать в городе на ближайшем базарчике. С руками оторвут.

— Чего задумался? — поторопил полис. — Давай, дружок, действуй. Буди своего старшего, и дуйте собирать. Резче давай, скотина вонючая, пока я тебе ноги не переломал! И попробуй только сбежать!.. Если смоешься, тут через полчаса будет весь наш участок. Мы тебя из-под земли достанем, так и знай.

— Г-г-г-г-господин полис, так никак не получится за десять-то минут, — от волнения Крус начал заикаться еще сильнее. — Пока все части найдем…

— Пятнадцать минут, высерок. И не минутой больше.

— Но…

— Я десять раз повторять не собираюсь, — полис снова сплюнул. — А ну, быстро!!!

…В пятнадцать минут Крус, конечно, не уложился, но, о чудо! через двадцать минут собранный (ну, относительно собранный, но всё же) мотик стоял рядом с крыльцом. Полис обошел мотик вокруг, затем подошел к Крусу, и… ловкой подножкой отправил того лицом прямехонько мотику в колесо. Крус охнул. Когда он встал, обнаружилось, что скула у него ободрана, а ухо стремительно распухает.

— Гайки докрути. Ты же не хочешь, чтобы я разбился, да? И заведи мотор.

— Так не заведется…

— А ты сделай так, чтобы завелся, — рявкнул полис. — Долго мое время тратить будешь, ворюга? Или делаешь, или сейчас с нами поедешь.

В результате Крус поставил рекорд скорости по исправлению неполадок мотиков в полевых условиях — и мотик все-таки завелся. Пусть и не с первой попытки.

— Значит так, кусок навоза. Если я на этой штуке поеду, и не доеду, то знай — ты покойник, — предупредил полис. — Это я тебе запросто устрою.

Крус ничего не ответил. Когда полис, мотик, и конвоируемый гермо скрылись, наконец, за поворотом улицы, он молитвенно сложил руки, и беззвучно произнес:

— Чтобы я… да никогда больше… да я… Триединый, я больше не буду!.. — потом оглянулся на дом, и позвал. — Харген, выходи! Уехали они!..

— Да? — Харген высунулся на крыльцо. — Уф… как он тебя приложил-то… думал, убьет… слышь, Крусик, ты меня прости, дурака… что я полисов позвал, когда Саничка рожала… Никогда больше не позову, ни в жизнь!.. Пойдем, щеку тебе промоем, надо полотенце приложить…

Отъехав на порядочное расстояние, остановились.

— Снимайте личины, парни, — приказал Бакли. — Тут уже можно.

Полис, спустя пару минут, превратился в Шини. А Шини — в Аквиста, правда, на превращение у него ушло больше времени.

— Зачем ты его бить стал? — возмутился Аквист. — Он же не сделал ничего плохого!

— Он не сделал?! — возмутился Шини. — Мотик спер — это раз. Разобрал — это два…

— Полисов на нас натравил — это три, — подсказал Бакли.

— Полисов не он натравил, а это его Харген, — возразил Аквист, правда, без особой уверенности в голосе.

— И чего? — Шини упер руки в боки. — Он не возражал, когда нас увозили. Не смотря на то, что Бакли на его глазах спас его жену и сына. И это ты называешь — ничего не сделал?!

Аквист задумался.

— Ну, не знаю, — неуверенно начал он. — Все-таки, ты слегка переборщил.

— Потому что он меня слегка разозлил, — невозмутимо пояснил Шини. — Или даже не слегка. Ладно, поехали. Нам ведь еще нужно помочь Бонни сшить тарги.

— Чего-то мне не по себе, — пожаловался Скрипач, когда они прошли в реанимацию, и остановились в «вошегонке» на положенные полминуты. — Что-то Илья темнит, как я не знаю кто, и мне это все чем дальше, тем больше не нравится.

— Молчи, грусть, — попросил Ит. — Ты не одинок, поверь.

Когда, наконец, «вошегонка» открылась, они вошли в реанимационный зал, и остановились на пороге.

— Привет, — тихонько произнес Скрипач. — Как дела, ребята?

— Лучше всех, — хмыкнул Зарзи. — А то сам не видишь. Нашел, что спросить, рыжий! Ты бы еще про здоровье поинтересовался.

…Зарзи не просто так называли и за глаза, и в глаза Заразой. Характер у него был едкий, как соляная кислота, а язык, что называется, без костей. Ну совершенно без костей. От Заразы стоном стонали практически все, кто с ним общался, но, не смотря на свои вечные колкости и едкость, Зарзи — не для всех, разумеется, только для своих — был хорошим верным другом, который никогда не подведет и не предаст. Приложит при этом, конечно, так, что небо с овчинку покажется. Однако никогда не подведет и гадость не сделает.

Ит остановился на пороге реанимационного блока, и посмотрел на Зарзи — но не так, как смотрел всегда, не так, как на друга, рядом с которым отработано полтора десятка лет, а иным взглядом. На друзей он так никогда не смотрел… обычно. Но сейчас — Ит это чувствовал — обстоятельства изменились.

Зарзи был красивым — по меркам любой расы, и рауф, и людей. Гермо бывают разными, но Олле и Зарзи принадлежали к подвиду, точнее, к ветви расы рауф, которая с человеческой точки зрения была выше всех похвал. Ростом на полголовы выше Ита и Скрипача, Зарзи был сложен практически безупречно — характерная для гермо тонкость, легкость, но при этом — достаточно широкие плечи, сильная спина, отличная осанка (Олле, например, горбится, Зарзи — никогда); лицо — красивое, какое-то даже канонически красивое, интересный разрез глаз, чаще всего ехидно прищуренных, высокие скулы, тонкий нос, небольшой рот.

— А волосы у тебя все-таки черные, — хмыкнул Ит.

Цвет волос Зарзи был многие годы неразрешимой загадкой для всех. Он перекрашивался постоянно: Ит и Скрипач помнили его пепельно-блондинистым, красноволосым, пегим, седым, в полосочку, сине-зеленым, и ярко-рыжим. И не только ярко-рыжим, а рыжим вообще. В последние три года Зарзи почему-то увлекся экспериментами именно с рыжим цветом.

Сейчас, разумеется, система краску — а если точнее, пигмент — устранила, и волосы Зарзи приобрели свой естественный цвет.

— И что с того? — не особенно любезно осведомился Зарзи.

— Тебе идет, — решил польстить Скрипач. — Зачем ты красишься, не пойму? Это же классное сочетание — серые глаза и черные волосы. Редко встречается.

— Много ты знаешь, «зачем», — Зарзи отвернулся. — Затем, что мне так хочется. Еще какие-то вопросы есть?

— Не нужно, перестань, — Олле, который сидел рядом с реанимационным блоком, в котором лежал Зарзи, наконец-то решил подать голос. — Разве они в чем-то виноваты?

— Да я разве кого-то обвинял? — Зарзи поскучнел. — Это я так… ты же меня знаешь.

— В том-то и дело, что знаю, — тяжело вздохнул Олле. — Рыжий, Ит, спасибо вам большое — за всё. И за дружбу, и за то, что кровь дали. С вами было хорошо. Во всех смыслах. И дружить, и работать.

— Ты чего несешь? — Скрипач недоуменно посмотрел на Олле. — Когда со «стрелы» падал, мозги отшиб окончательно? Что это за прошедшее время?..

— Потому что оно прошедшее, — пожал плечами Зарзи. — Потому что работать с вами у нас больше не получится. Ну, у меня не получится, если точно.

— Ты чего, умирать собрался? — нахмурился Ит. — Ты свои показатели смотрел?

— При чем тут показатели? — Зарзи рассердился. — Смотрел, конечно, тоже мне, новость. Не в показателях дело.

— А в чем тогда? — закономерно удивился Скрипач. — Ребята, извините, но мы сюда пришли не для того, чтобы разгадывать ваши кроссворды. Или говорите толком, что происходит, или мы уйдем. Илья сказал, что вы хотите с нами поговорить…

— А вместо разговора мы сейчас видим непонятно что, — продолжил Ит. — Или вы говорите прямо, что случилось, или прекращаете играть в загадки. Это уже начинает нелепо выглядеть. Не хотите говорить — тогда зачем звали?

Олле и Зарзи переглянулись.

— Давай лучше ты, — попросил Зарзи. — Я сейчас не смогу.

Олле обреченно вздохнул.

— Ладно. Ит, рыжий, вы стулья возьмите, что ли. Это надолго… В общем, начать надо с самого начала, наверное.

— Ну так начинай, — предложил Ит. — Мы все внимание.

— Ладно. Итак, для начала мы с Зарзи — нейкеры.

— Да ну? — удивился Скрипач.

— Да, да, — покивал Олле. — А вы и не заметили…

4 Мастера маскировки

…Нейкеры — это гермо, которые не имеют отношений с женщинами. Только с мужчинами. Явление это довольно редкое, и, безусловно, относится к порицаемым — гермо, признавшийся в том, что он нейкер, рискует очень сильно. В первую очередь репутацией, во вторую — здоровьем. Совершивший такое признание гермо вполне может остаться без работы на всю жизнь, его могут выгнать из дома, если семья религиозна, его будут презирать и ненавидеть. Поэтому нейкеры обычно молчал, что они нейкеры, хотя по некоторым особенностям их поведения можно понять, с кем имеешь дело. Но чтобы вот так…

— Парни, но у вас ведь есть жена, — напомнил Ит. Напомнил — и тут же прикусил язык, потому что вспомнил их со Скрипачом первый брак. Если вдуматься, они тогда вполне тянули на нейкеров. Особенно в последние годы, когда брак превратился в чисто формальный.

— Есть, — пожал плечами Олле. — Очень хорошая женщина, наша старая подруга. Тут все по обоюдному согласию, Ит. Мы выручили ее, она выручила нас. Все довольны.

— Но вы же к ней мотаетесь время от времени, — прищурился Скрипач. — И приезжаете всегда вроде бы довольные.

Да, они действительно ездят к жене. Да, возвращаются в хорошем расположении духа. Всегда. Когда кто-то спрашивает «ну как слетал?», ему всегда отвечают «отлично!», и на этом разговор заканчивается. А тут вон оно что, оказывается.

— А почему нам надо быть недовольными? — удивился Зарзи. — С ней очень хорошо. И накормит всегда вкусно, и поговорить с ней интересно. Нейкеры вообще-то к женщинам очень хорошо относятся. Просто спать с ними не хотят.

— Допустим, — Ит задумался. — Хорошо, вы нейкеры, хотя я, признаться, немного удивлен.

— Чему? — прищурился Зарзи.

— Тому, что вы не сказали про это раньше.

— Ит, вы вообще как бы натуральские натуралы. У вас как бы дети в количестве. Жена, мужья, хозяйство, дом, кот…

— И золотые рыбки, — добавил Скрипач. — Ни в коем случае нельзя забывать золотых рыбок. И что с того?

— А то, что черт вас разберет, может, вы ортодоксы. Нас не сильно любят, сами понимаете, — Олле кашлянул. — Мы поэтому предпочитаем помалкивать.

— А кто еще в курсе? — спросил Ит, хотя уже понял ответ.

— Илья. И Саиш, — Олле глянул на потолок. — А теперь, подозреваю, что весь госпиталь…

— Подозреваешь зря, — Ит покачал головой. — Слежки нет, поверь.

— Хотелось бы мне в это верить… впрочем, неважно.

— Хорошо. Вы нейкеры. И что? — пожал плечами Скрипач. — Из-за того, что вы сейчас про это рассказали, вы не сможете работать? Или есть еще что-то?

— Есть, — Зарзи отвел взгляд. — Конечно, есть. Нейкеры… это причина. На самом деле…

— Давайте, рассказывайте, — приказал Ит. — И побыстрее. Зарзи, тебе вообще-то в таком состоянии отдыхать надо, а не…

— Хорошо, сейчас расскажем.

…Так вот, семья. Не династия Ти, конечно, но тоже весьма и весьма. Аристократия, за ногу ее в душу мать, со всеми полагающимися правилами и обычаями. Но он не хотел такой жизни. Отчаянно не хотел. Через бесконечные ссоры и споры он пошел учиться, и отучился, и начал работать. Сначала — в небольшой больнице своего города, куда пробился с большим трудом, потому что мешала родня. Потом — сумел перевестись в большой госпиталь, в котором и познакомился с Олле.

— Мы как-то быстро сдружились, — Олле сидел рядом с Зарзи, и улыбался — своим воспоминаниям. — Сначала просто пересекались, потом стали квартиру вместе снимать, чтобы сэкономить. Пять лет так прожили, нас ситуация устраивала. Конечно, его родичи ставили палки в колеса, но мы уже тогда находились на хорошем счету, и нам эти палки не сильно мешали. О личной жизни вообще речи не было. И некогда, и не хочется.

…А на шестом году этого спокойного существования появился Гел. Он был старше, чем они, на полтинник, не особенно красивый и какой-то неуверенный в себе, что ли. Работал он, по словам начальства, отлично, но продвинуться по карьерной лестнице ему мешала ужасная застенчивость. Гел сомневался в каждом своем шаге и даже если умудрялся не показывать этого, все равно всегда мешкал с решениями и действиями. Конечно, не во время работы, нет! Он хирург отменный, с золотыми руками и прекрасным чутьем. Но на выходе из операционной вся его решительность куда-то пропадала, и он снова превращался в мямлю и рохлю.

— В общем, он никому не нравился, — хмыкнул Зарзи. — А вот нам почему-то понравился сразу. Мне кажется сейчас, что его тогда просто никто не разглядел… ну, кроме нас. А мы разглядели. Вот только подойти не решались долго, с полгода где-то. Работали в разных отделах, виделись не часто. Ну и в один прекрасный день я решился. Эти двое сами никогда не осмелились бы…

…Дальше? Дальше, ребята, были самые прекрасные пятнадцать лет в нашей жизни. Нет, мы не заключили брак, просто жили вместе, и… и тогда поняли, что вот так и есть для нас правильно, вот так и надо. А потом…

— Потом нам предложили очень выгодный контракт, но для этого контракта требовался брак. Который мы и заключили, — Олле отвернулся. — И в этот момент на горизонте снова замаячила семья Зарзи. Не просто замаячила. Выяснилось, что все эти годы они не спускали с нас глаз, они выжидали. Искали удобного случая.

…Условия были поставлены просто чудовищные. Невыполнимые. Зарзи — увы, так получалось по законам их мира — был, по сути, имуществом семьи и распоряжаться собой права не имел. Пока речь шла об учебе или работе, его «выходки» еще терпели, но когда речь зашла о браке, терпение тут же кончилось. Гелу и Олле была озвучена сумма стоимости Зарзи и предложено выплатить эту сумму — потому что именно столько семья потеряет, если Зарзи не вступит в два брака, в которые требуется…

— И почем нынче у вас гермо? — полюбопытствовал Скрипач.

— Шестьдесят два миллиона, — беззвучно ответил Зарзи. — Я стою шестьдесят два миллиона. В рассрочку — шестьдесят пять. Мы выбрали рассрочку. Кроме того…

…Кроме того, существовал еще ряд условий, которые тоже надлежало выполнить. Свидания с мужем — сутки в месяц, в случае превышения лимита Зарзи тут же возвращается в семью, а брак признается недействительным. Обязательная женитьба на женщине — спасибо, Байну-син, выручила. Ежегодные выплаты денег семье. Проживание: строго не в мире, в котором находится семья. И — самое главное — полная сохранность гермо, за которого пока что не заплачено. Если с гермо что-то случится и он останется жив, брак расторгается, а гермо возвращается домой. Ну, не совсем домой. В изолированный монастырь, где будет жить до конца дней своих. Почему? Ит, не задавай идиотских вопросов. Честь семьи, сохранность информации. Страховка от позора. Конечно, деньги в случае расторжения брака не возвращаются…

— И давно это было? — Ит спросил просто для проформы. Он знал, что Олле и Зарзи работают у Ильи сорок четыре года. Значит, тогда это все и произошло.

— Посчитай, — хмыкнул Олле.

— Уже, — Ит осуждающе покачал головой. — И много вы успели заплатить?

— Почти семь миллионов, — Зарзи вздохнул. — Тяжело, да. Но оно того стоило, поверь.

— Верю, — кивнул Ит. — Но видеться раз в месяц, это…

— Лучше видеться раз в месяц, чем не видеться вообще, — пожал плечами Олле. — Ит, рыжий… понимаю, что это нелепо звучит, но… у вас статус ST. Вы не последние люди для Санкт-Рены. Надежды у нас нет никакой, но…

— Мы попробуем помочь, — ответил Скрипач. Ит согласно кивнул. — Пятьдесят восемь миллионов нам, понятное дело, взять неоткуда, но… мы подумаем, что можно сделать. Возможно, не все еще потеряно.

— Про людей у тебя забавно получилось, — усмехнулся Ит. — Надо будет Фэбу рассказать, что ты нас в люди записал. Слушай, Зараза, у меня идея. Пока суд да дело, давай я тебе читать буду, что ли?

— Ты что-то новое пишешь?

— Ага. Может, это тебя хоть немножко отвлечет. Ты не против?

Зараза задумался. Потер переносицу пальцем.

— Давай, — согласился он. — Все равно мне тут еще лежать и лежать.

— Вот и славно, — подытожил Скрипач. — Так, ребята, мы пошли, а вы отдыхайте. И пока что носы не вешайте, хорошо? Тем более что сейчас Гел прилетит, и как сами считаете, ваши кислые мины ему сильно помогут справиться с ситуацией?..

Идея, которая пришла в голову Фадану, была проста, как все гениальное. Если нас собираются ловить греваны, лучшей защитой будет притвориться не кем иным, как ловцами. Монастырей существует великое множество, верно? Конечно, между ними налажена связь, но всем отлично известно, что работает она кое-как. Да и не будет никто тратить время на проверку «рядового состава», кому они интересны, простые монахи? То есть, скорее всего — не будет, но и на этот случай можно подстраховаться. А для этого…

— Сначала заедем в Шенадор и сделаем нужные документы, потом провесим новый маршрут, — принялся перечислять Фадан. — Потом…

— Эта дорога занимает четыре часа, — напомнил Шини, за что тут же и поплатился.

— Конечно, она занимает четыре часа, — фыркнул в ответ Фадан. — И на всей этой дороге нас ждут с распростертыми объятиями. Добро, мол, пожаловать! Так что прости, конечно, но по ней мы не поедем. Нужен какой-то окольный путь. Шеф, я прав?

— Прав, — кивнул Шеф. — Есть, конечно, ряд нюансов, но, думаю, мы по ходу дела разберемся.

— Слушайте, я сейчас подумал, и вот что у меня получается, — до этого момента молчавший Аквист решил, что можно встрять в разговор. — Нам в Шенадоре нужно будет еще в какой-нибудь компьютерный центр зайти.

— А зачем? — не понял Бакли.

— Нам нужны документы, да? Значит, нам надо… — Аквист задумался. — Эл, слушай, ты это называл «метка места», да?

— Соображаешь, — похвалил Эл. — Детализируешь достоверность, как я учил?

— Пытаюсь, — скромно опустил глаза Аквист. — Так вот. Я сделаю… ну, что-то типа странички монастыря, из которого мы едем. Захолустного какого-нибудь. В сети полно фоток, которые делают паломники, натащу откуда-нибудь, и соберу. Это же быстро! И сделаю там типа… ну… примерно так же, как в нашем универе делают. Расписание. Допустим — тогда-то праздник такой-то, тогда-то реставрация того-то, тогда-то поездка туда-то. И впихну в это расписание информацию о том, что нас послали с миссией… вот только куда?

— В Круглую Гору, видимо, — пожала плечами Бонни.

— Нет, не пойдет. Не надо про это писать. Куда-нибудь неподалеку, я придумаю, куда именно. В общем, у нас получится два подтверждения — и документы, и, если что, можно сослаться на то, что есть в сети. Как вам идея?

— Идея дельная, — похвалил Шеф. — Молодец, парень. А теперь — все за шитье. Все, все, не надо делать такие несчастные глаза, Шини. И ты, Фадан, тоже не отлынивай. У вас мало времени.

Шили из всего подряд, но, благодаря таланту Бонни, костюмы получились хоть куда. К счастью для Фадана и Шини, машинку удалось подключить к автомобильному аккумулятору, и шить им толком не пришлось, разве что сметать через край детали. В результате вскоре гардероб их обогатился пятью таргами и пятью ушастыми шапочками. На эти нехитрые туалеты пошла ткань, оставшаяся от «маскировки под паломников».

— Не хочу я быть греваном, — ворчал Бакли, примеряя таргу. — Даже фальшивым. Бесят они меня, понимаете? Бесят! Я врач, а не придурок в тарге!

— Ты врач в команде, — строго одернул его Сеп. — Поэтому будь любезен соответствовать. Если тебе Фадан или Шеф скажут, что надо бежать на зубах — ты побежишь на зубах. Без всяких разговоров. Потому что это приказ старшего, а приказы нужно выполнять.

— Да чихать я хотел на эти все приказы, — злился Бакли. — Лучше бы пожрать кто-нибудь сделал. А то все, понимаешь, зашились…

В город было решено ехать вечером, и как оказалось, решение это было абсолютно верным. Их, не смотря на все опасения, не остановили ни разу — хотя постов полисов и греванов самых разных видов и мастей им встретилось по дороге великое множество.

Город встретил их яркими, почти праздничными огнями, и привычным теплом — оказывается, все уже успели по нему порядком соскучиться. Бонни с нескрываемой радостью смотрела по сторонам; Аквист и Шини тоже прильнули к окошкам. Один лишь Фадан старался сохранять внешнюю невозмутимость, но когда впереди показался университетский забор (ехали они через центр, и объехать университет не было никакой возможности), он невольно подался вперед. «Скучаю, — подумалось ему. — Неужели я скучаю? А ведь правда. Я соскучился — и по своему дому, и по книгам, и даже по негодяям-студентам. Я же люблю это место. И вещи люблю. Свой рабочий стол, лавочку у порога, кухоньку, кровать в нише, старенький фотик, даже деревянную хлопалку, и ту люблю. Но… я теперь не знаю, хочу я это вернуть, или нет. Может, на день-два я бы хотел обратно. Передохнуть, выспаться. А вот потом… я не уверен, что сумел бы остаться и превратиться в себя прежнего».

Остальные, видимо, думали о чем-то похожем, потому что Шини сказал:

— Вот ругал я твою плиту, Фадан, а зря. Какие на ней вкусные вещи получалось готовить… эх… Хорошая же на самом деле плита была.

— А наша комната, Шини? — спросил Аквист. — Это ведь тоже была не самая плохая комната в мире. Комод жалко. Не доремонтировали мы с тобой комод. Пропадет теперь. И моя коллекция музыки пропала, небось.

— А у меня, наверное, пропало полтора десятка шляпок-котильонок, — горестно вздохнула Бонни. — Небось, все девчонки с курса в них теперь ходят. Делала на продажу, и продать не успела, — пояснила она. — Оставила в коробке под кроватью. Такие милые шляпки, вы не представляете! Они маленькие, крепятся на трех шпильках, поля чуть вверх загнуты, на тулье ленточка, и сбоку — композиции из цветочков и ягод. И разноцветные все, нежных оттенков. Глубенькие, желтенькие, зелененькие… всякие. Под платье такую шляпку надо выбирать, под цвет. Я увидела модель год назад, в спектакле, а потом полгода искала выкройки и шаблоны, у меня самой не получалось так, как там. Эх, всё пропало…

— Чего вы разнылись-то? — недоуменно спросил Бакли.

— Скучаем по дому, — пояснил Аквист. — А ты разве нет?

— Я? Скучать? По этому всему? Я еще не треханулся, — фыркнул Бакли. — Не, я не скучаю. У меня в общаге вокруг койки черти сколько народу постоянно храпело, и свет не гасили никогда. Потому что один только приперлись со смены, а другие на нее собираются. Если я и скучаю, так только по деду.

— Это который шприц подарил? — вспомнил Аквист.

— Ага, по нему, — покивал Бакли. — А по этому всему мне скучать, простите, совсем неохота. Ну на фиг. Так, Фадан, командуй давай, куда едем?

— Давай за универ поворачивай, и дальше по дороге, которая вдоль забора. До поворота налево. Потом повернешь, проедешь до еще одного поворота, и там направо…

— Библиотека имени Рожуй Кина! — дошло до Аквиста. — Слушай, Фадан, а это не опасно? Нас же могут узнать.

— Некому вас там узнавать, — проворчал Фадан. — Вы так хорошо учились, и так часто туда ходили, что даже не знаете о том, что два месяца назад там обновили всех библиотекарей. А компьютеры там стоят хорошие.

— Слушай, Фадан, имей совесть! — рассердился Шини. — Сначала мы мотались с родословной. Потом готовились к экзаменам…

— В университетской библиотеке, и у меня дома, — проворчал Фадан. — Вы лентяи, и никто не убедит меня в обратном.

— Но мы же сдали! — возмутился Аквист.

— Еще бы вы не сдали!..

Так, за разговором и взаимными попреками, они добрались, наконец, до Большой Исторической Библиотеки имени Рожуй Кина. БИБиРК, или в просторечии биба или бирка, располагалась в конце узкого переулка, среди старых домов и административных зданий. Бакли с трудом приткнул машину в каком-то уголке, и Аквист с Шини отправились внутрь.

— Вы пока сходите поесть купите, что ли, — попросил Аквист. — Мне кажется, мы тут надолго.

— У вас два часа, — предупредил Шеф. — Ну, два с половиной. Учтите, нам нельзя больше двух часов находиться в одном месте.

Место им удалось занять удачное — в самом темном и неприметном уголке компьютерного зала. Впрочем, в зале и так сейчас было пустынно: большинство студентов разъехались на лето по домам, и в библиотеке, которая, к слову сказать, работала круглосуточно, народу почти не было. В зале, кроме них, сидела парочка аспирантов, и трое младшекурсников, которые, судя по выражениям на лицах, занимались сейчас вовсе не историей.

На двух греванов библиотекарша даже не посмотрела — видимо, решила, что они из академии Духовного слова, таких сюда приходило немало. Они поздоровались, и пошли смотреть подходящие свободные машины.

— …так. Нам надо что-то такое… что-то неприметное… — Аквист щелкал по строчкам каталога. — Смотри. Монастырь Кыслы Милейшей…

— Придурок, протри глаза, он женский, — фыркнул Шини. — Какая Кысыла, ты что?

— А, ну да. Верно. Тогда, может, вот этот?

— Мякис Мудрый… нет, не пойдет. Слишком большой и новый. Дальше давай. И быстрее надо, они нас ждать не будут!

— Будут, куда они денутся. Во, Шини, глянь-ка!

— Сочер Гордо Смотрящий… это, кажется, неподалеку от поселка, который упоминал Вайши тогда. Алый путь.

— Точно, — кивнул Аквист. — И, что самое главное, он не действует. Вот, читай.

— А вот это мы сейчас подкорректируем, — пробормотал Аквист. — Эл, подскажешь?

— Ты хочешь исправить информацию в системе? — осведомился Эл беззвучно.

— Ага. Я хочу сделать монастырь действующим.

— Согласен. Так, смотри, что делать…

Через десять минут запись про монастырь выглядела следующим образом.

— Кому-то не повезет с курсовой, — пробормотал Шини. — Ничего. Будут знать, как искать информацию, где попало, и не проверять ее.

— Точно, — рассеянно кивнул Аквист. — Так, теперь сам монастырь. Нам нужна общалка.

Общалку сделали быстро, вот только с фотографиями вышла загвоздка — уж больно их было мало. Впрочем, Аквист и тут не растерялся. Он поступил следующим образом. Фотка монастыря — а потом несколько фоток с детского праздника, сворованных из чьей-то общалки. Еще фотка монастыря — и снова пара фоток, на этот раз с какого-то церковного дня, снятых непонятно кем. Фотки Аквист подбирал с таким расчетом, чтобы невозможно было вычислить, где они сделаны, и чтобы на фотке находилось поменьше узнаваемых лиц. Как же хорошо, что существует такое огромное количество паломников с паршивыми фотками! Фотографий низкого качества в сети валялось море, бери — не хочу.

— Шини, посмотри мне расписание, пожалуйста, — попросил Аквист. — И найди пару форм церковных приказов.

— А как я их найду? — удивился тот.

— Ала спроси…

К исходу второго часа у них получилось следующее.

Исправленная информации в базе, согласно которой монастырь вполне себе функционирует.

Общалка монастыря с множеством фотографий, расписанием торжеств и праздников, а так же с распоряжениями старшего гревана по монастырю.

Распоряжение, уже несколько сползшее вниз, перекрытое новыми, согласно которому пять младших черных греванов — один мужчина, трое гермо, и одна женщина — отправлены с поручением о закупке тканей в Шенадор, а затем в монастырь Великих Сладостных, на закупку книг.

Последним весел приказ о бдительном оке… который Аквист скопировал в общалке первого попавшегося монастыря. Это приказ не было никакой нужды искать — он обнаружился в общалках всех монастырей без исключения. Внешне он выглядел безобидно: просто призыв быть бдительным в вопросах сохранения веры, и не допустить двояких толкований, кои есть зло.

— Нас ловят, — беззвучно произнес Шини. — Ого, как нас ловят!

— Да, это точно нас, — подтвердил Аквист. — Ну что? Стираем информацию, и пошли?

— Ага. Сейчас пойдем. Нам же еще надо кого-то найти, чтобы документы… восстановить, — Шини поднялся. — Хорошо, что такие частники работают по ночам.

В машине они рассказали уставшим от ожидания друзьям, что у них получилось. После этого Фадан сообщил, что они хорошо потрудились, и заслуживают поощрения — к сожалению, кроме конфет у него сейчас ничего больше нет. Аквист и Шини, подумав, согласились на конфеты — надо сказать, что они после возни в библиотеке весьма проголодались.

— Потом поедим, сначала надо дело закончить, — вздохнул Шини. — Можно будет в ту столовую наведаться, где мы еду купили. Да, Бакли?

— Ага, — подтвердил тот. — Там каша просто отличная, и пироги с ягодами вкуснейшие. Пирог такой толстый-толстый, а посредине варенье, много, с этими такими крошечками…

— Крошечки называются штрейзель, — подсказал Шини. — А каша реально с мясом, а не так, как в нашей столовой была. В которой от мяса одно название.

— Ну, значит, туда и заедем, — согласился Фадан. — Бакли, поехали искать частника. В городе полно полисов и греванов, а ну как остановят, а у нас никаких бумаг.

…Частника нашли довольно быстро. В неприметном дворике глазастый Шини заметил маленькую вывеску, которая гласила: «Открытки. Праздничные свидетельства. Приглашения. Документы при потере. Родовые книги. Детские альбомы». Вывеска была напечатана на пожелтевшем бумажном листе, и висела в угловом окне.

— Кажется, это то, что надо. Бакли, ставь машину, — приказал Фадан. — Со мной пойдут… Шини и Аквист. А вы подождите.

— А чего это я — подождите? — обиделась Бонни. — Я тоже хочу.

— Иди, иди, — хмыкнул Бакли. — Я лучше посплю лишний час. Трещишь постоянно, спать не даешь.

— Какой ты противный, — Бонни надула губки. — Тебе лишь бы дрыхнуть. Вот запомни мои слова, Бакли — ты так свое счастье проспишь. Запросто!

— Напугала, — фыркнул Бакли. — Не обижайся, — вдруг улыбнулся он. — Я правда не выспался. Вот и ворчу.

— А я и не обижаюсь, — вздернула носик Бонни. — Мне, может, тебя жалко.

— Ну, тогда ладно. Ребята, вы постучите, как приедете.

Обычно мастерами-частниками были или гермо, или мужчины. Еще в Аюхтеппэ Фадан в этом убедился, когда искал того, кто сможет выправить им фальшивые документы. Но в этот раз им открыла женщина, тощая, как палка, некрасивая, с короткими черными волосами. Одета она была в сильно потасканные вещи, явно с чужого плеча — Аквисту показалось, что рубашка так и вообще не женская, а для гермо. Или мальчишечья, подростковая. В дальнейшем выяснилось, что он не ошибся.

— Чего вам? — не слишком любезно поинтересовалась женщина.

— Документы потеряли, надо бы восстановить, — улыбнулся Фадан.

— Документы потеряли, документы потеряли… — пробормотала женщина. — Заходите. Руками ничего не трогать!

Зашли. Женщина включила свет. Маленькая прихожая, в которой они стояли, переходила в приемную комнату, тоже небольшую, и набитую техникой под завязку. Три компа со снятыми кожухами, две печатные машины, здоровенная резалка с опасно поблескивающим огромным ножом для бумаги, повсюду — стопки картонок, листов разного цвета; какие-то бесчисленные папки с завязками, баллоны с краской, рулоны разноцветной пленки (для альбомов, догадался Фадан), и еще кучи какой-то мелочи, о назначении которой знала, видимо, только сама хозяйка этого фантастического бардака.

— Греваны, значит. Документы потеряли, — протянула хозяйка. — Дайте-ка я угадаю. Поехали в город из монастыря, и… сопроводительные документы — потеряли. Я права?

— Откуда вы знаете? — удивился Фадан.

— Слышь, мужик, ты думаешь, ты первый такой самый умный, что ли? — хихикнула женщина. — Вас таких по три на дню бывает. Ну или почти таких. А где еще один, кстати?

— В машине решил поспать, — не задумываясь, ответил Фадан. — Что?! Какой еще один?!

— Да расслабься, чего ты всполошился. Про вас объявки на общалках всех епархий висят. На скрытых, конечно. И награда за вас назначена.

— Большая награда? — поинтересовался Аквист.

— Две сотни. Поэтому вот чего. Документы сделаю, но стоить они будут четыре сотни, — женщина вдруг закашлялась. — Прощения прошу… апчихит замучил… Четыре сотни, значит. И не бумажкой меньше.

— А не слишком? — прищурился Фадан.

— А если слишком, мои ребятки сейчас позвонят полисам. И я получу две сотни, вообще ничего не делая, — спокойно женщина. — Но за четыре сотни я, так и быть, покорячусь. Сваяю вам бумажки. И тащите этого спящего сюда, мне же фотографии надо будет сделать.

— Хорошо, — обреченно согласился Фадан. — Аквист, сходи за Бакли.

Аквист ушел. Вернулся он спустя пять минут в сопровождении сонного и злого Бакли.

— Чего ты меня приволок, идиот? Чего, вот прямо сейчас фотографироваться надо будет? — ворчал тот.

— Не сейчас. Но ты же не хочешь быть на фотке с сонной рожей? — резонно спросил Аквист.

— Да мне плевать, с какой я там буду рожей, я спать хочу, — Бакли поискал, куда бы сесть, не нашел, и остался стоять в дверях.

— Нишкни, парень, все спать хотят, эка невидаль, — женщина села за один из компов, нажала стартовую кнопку, прикрученную сбоку к корпусу. Комп взревел. — Эх, вентилятор старый… надо новый, так еще и не достанешь… Так. Значит, бланки командировок нам надо… монастырь смешанный?

— Ага, — согласился Аквист. — Сочера Гордо Смотрящего.

— Так он вроде бы закрытый… а, хотя какая разница. Эмблемы нет, но это ничего… — бормотала женщина. — Сейчас одолжим у кого-нибудь эмблему, не велика работа… во, сгодится. Где там рожа этого Сочера? А вот она. Да, ну и ряха у монаха… Это сколько ж он жрал, чтобы такую харю наесть?.. Так, ряху на эмблему, и сойдет. Теперь вы. Как зовут? — она повернулась к Фадану.

— Фадан Киго, — ответил тот. — Но ведь нужно другое имя…

— Которое ты через полчаса позабудешь, и спалишься на первом же посту? Не, не пойдет. Надо твое имя переиначить, так запомнить проще. А скажешь случайно правильно, так легко соврать, что оговорился. Так что я тебя вписываю — Кадан Фиго. Все равно к тебе будут обращаться Брат Кадан, так что какая тебе разница?

— Ээээ… ну да, наверное, — Фадан несколько растерялся.

— Так, следующий, — приказала женщина. — Эй ты, соня! Как звать?

— Бакли Рут.

— Ракли Тур. Или лучше Ракли Бут?

— Ой, да мне по фигу. И так, и так уродство, — поморщился Бакли.

— Красавец нашелся, тоже мне… следующий!

— Аквист Атум, — не без злорадства произнес Аквист. А и еще А — как тут переиначишь? Однако женщину это не смутило.

— Иствак Мута, — невозмутимо сообщила она. — Сойдет?

Аквист только и смог, что обалдело кивнуть.

— Чего молчим, девушка? — женщина глянула на Бонни.

— Бонни Бирд, — пискнула Бонни несмело.

— Да вы что, сговорились, что ли?! А-А, Б-Б… Так, сейчас… Инба Рид. И тебе, и этому вот придется имя заучить, чтобы не попасться. Следующий!

— Шини Рой, — обреченно сообщил Шини.

— Рини Шой, — облегченно вздохнула женщина. — Ну хоть с тобой просто получилось. Так, теперь фотографии. Эгли, Амрумус, живо сюда! — крикнула она, и снова закашлялась. — Готовьте камеру и свет. И подключите второй комп, чтобы время не тратить.

В комнату вошли два подростка лет по пятнадцати, оба гермо. Они были удивительно похожи на свою мать — оба невысокие, черноволосые. Даже одежда, и та была похожа: потасканные рубашки, штаны не по размеру. Близнецы? Да нет, скорее погодки — понял Фадан.

— Мам, черняшки снимаем, или цвет? — спросил один из них.

— Черняшки, Эгли, это же монастырь. Когда ты выучишь?

— Ладно, мам, не ворчи, — подросток виновато глянул на мать. — Кого первого фоткать?

— С девушки начни.

Бакли вдруг нахмурился, и, подойдя к женщине поближе, внимательно посмотрел на нее.

— Чего ты пялишься? — рассердилась она. — Не мешай работать.

— Вы кашляете, — Бакли прищурился. — Это у вас давно?

— Это у меня апчихит, умник. Месяца два уже. А что?

— Это не апчихит, — покачал головой Бакли.

— А ты откуда знаешь? — прищурилась она.

— Я врач, — тихо ответил Бакли. — И… поверьте, это не апчихит. Скажите, вы сильно похудели за последнее время?

— Ну, есть слегка, — женщина пожала плечами. — Так в чем дело-то?

Бакли с полминуты молчал, потом осторожно произнес.

— Это не апчихит. Но эту болезнь можно вылечить.

— Порошки мне не помогают, — пожала плечами женщина.

— И не помогут. Можно мне листок бумаги и ручку?

— Да бери, вон на столе лежат…

Женщина снова повернулась к компьютеру, а Бакли, пристроившись на уголке стола, принялся быстро что-то писать. Потом встал, сложил листок пополам, и вышел. Вернулся он минут через десять, держа в руках кулек, завернутый в какую-то тряпочку.

— Отвлекитесь на секунду, — попросил он. — Так, значит. Смотрите. Это — лекарства, я написал, как их принимать, и сколько по времени. Завтра же берите детей, садитесь на поезд, и езжайте на море. Деньги есть у вас?

Женщина ошарашено посмотрела на него.

— Немного есть, — ответила она, — но…

— Вы жить хотите? — рявкнул Бакли. Женщина кивнула. — Тогда слушайте! Едите на море, и живете там месяц, можно больше. Принимаете лекарства, дышите воздухом. Еще лучше будет, если вы там сумеете найти работу, и остаться жить хотя бы на год. Ваша болезнь сильно запущена. Это не физдецома, но близко к тому. Если так будет продолжаться, то этой осенью вы сляжете. И уже не встанете.

Женщина была явно не из пугливых, но — это Бакли тут же заметил — ей явно стало не по себе. И он решил дожать, чтобы наверняка.

— Если вы любите своих детей, то вы поступите так, как я велю, — продолжил он. — Вы ведь не хотите, чтобы они оказались в приюте?

— Допустим, не хочу, но… слушай, парень, ты серьезно? — нахмурилась она.

— Ты дура, да? — Бакли перешел на привычный тон. — Такими вещами вообще шутят? Учти, идиотка. Я тебе сейчас отдаю лекарства, которые мы украли из административного дома в Аюхтеппэ. Этими лекарствами лечатся всякие большие начальники, которых ты только по телеку видела. И вылечиваются. И ты тоже вылечишься, если сделаешь так, как я сказал.

— А что со мной, по-твоему?

— У тебя в легких, внизу, идет воспаление, — принялся объяснять Бакли. — Оно сейчас такое, как бы сказать, притихшее, потому что на улице лето, тепло, и сухо. Но когда станет холодно и повысится влажность, воспаление проснется. Оно очень быстро перерастет в физдецому. И ты от нее умрешь.

— Как ты это понял? — полушепотом спросила женщина.

— По звуку твоего кашля, — пояснил Бакли. — Чем бы тебе еще доказать-то… Фадан, пойди сюда.

Фадан, к удивлению всех, повиновался.

— Дай деньги, Фадан, — приказал Бакли. — Ага… Так, сотню нам на еду… Смотри. Тут восемь сотен. Ты просила четыре, так вот тебе восемь. И лекарства. Поверь, если бы у нас было больше денег, я бы дал больше. Но у нас больше нету.

Он силком сунул женщине в руки сверток и ворох бумажек.

— Почему ты это делаешь? — сказать, что женщина удивилась — это не сказать ничего. Казалось, что Бакли сбил с нее всю спесь своим напором.

— Потому что я врач, — просто ответил Бакли. — Потому что у тебя двое детей. Потому что я так решил. Этого достаточно?

— Обычно все сами платят врачу, а не наоборот, — женщина покачала головой.

— Правильно. Постоянному врачу, который в районе, ты платишь, все так и есть. А я… ну, считай, что тебе один раз в жизни попался сумасшедший врач, — Бакли вдруг улыбнулся, и женщина несмело улыбнулась ему в ответ. — Учти, я обычно сам не прочь денег получить. Просто… — он примолк, осекшись. — Просто я недавно кое-что понял для себя. Неважно. В общем, давай того, лечись. Пацаны у тебя вон какие классные. Глядишь, лет через пять внуков нянчить будешь.

В машину они сели только под утро, когда уже стало светать. На руках у них, помимо заказанного комплекта документов, оказался еще один, резервный, и — просто царский подарок! — карта Шенадора и окрестностей, да не простая, а такая, которой пользуются полисы. Карта, по словам Шефа, была отличная. Например, на ней оказались нарисованы дороги и проезды, которых на простой карте в помине не было. Там же было указано время, за которое можно преодолеть тот или иной путь, и оптимальная скорость для этого пути.

Такая щедрость женщины объяснялась тем, что первую таблетку она приняла при них, по настоянию Бакли — и через полчаса почувствовала, что у нее упала температура, которая до этого держалась повышенной два месяца. Она — поверила. Это самое главное, позже объяснил Балки Сеп — то, что она поверила. Значит, она послушается, и сделает так, как он велел.

Значит, она останется в живых…

Фадан, который изначально хотел отругать Бакли за то, что тот оставил их без денег, в результате ругаться не стал. Он подумал тогда — а как бы поступил я на его месте? И понял, что, видимо, так же. Поступок Бакли был глупым, нерациональным, но, в то же время, было в нем что-то бесконечно правильное и честное.

— Фадан, прости, что я ей деньги отдал, — произнес Бакли, когда они выехали, наконец, на утреннюю улицу. — Сам знаю, что дурак.

— Ты молодец, — покачал головой Фадан. — Все правильно сделал.

— Да ну, деньги, — фыркнул Шини. — Добудем. Найдем первый же базар, и там пособираем. Тем более что на еду у нас есть. Забей, Бакли.

— Хорошая женщина, — вдруг сказала Бонни. — И мальчики хорошие. Этот парнишка, Эгли, вон меня как красиво сфоткал, — она вынула из сумочки фотографию. — И напечатал. Сказал, что на память.

— Ох, Бонни, — вздохнул Аквист. — «На память». У тебя, понимаешь ли, очень красивые… глаза. А ему пятнадцать лет.

— Дурак ты, — Бонни отвернулась. — Может, я ему просто понравилась.

— Именно что понравилась, — подтвердил Аквист. — Очень понравилась, это точно.

Бонни беззлобно пихнула его кулачком в бок.

Город Бакли знал очень и очень неплохо, поэтому им даже удалось немного поспать — Бакли отогнал машину на территорию заброшенного завода, поставил под полуразрушенный навес, и они улеглись, кто где — спать всем хотелось просто неимоверно. Потом, после сна, уже ближе к вечеру, Аквист и Шини направились в город, на разведку и за едой. Вернулись они изрядно повеселевшие. По дороге, как рассказал Аквист, удалось собрать денег, в этом очень помогла бумага, которую сделала женщина. В бумаге было написано, что данные монахи собирают средства на покупку тканей, нужных для пошива облачений и праздничных занавесов. Вид у монахов был усталый, лица — честные, бумага — правильная, поэтому давали деньги им охотно и часто.

— Две с половиной сотни! За полчаса! — восхищался Шини. — Да это же золотая бумажка, народ!.. Странно, что никто до нас не додумался так делать.

— Тебя это удивляет? — тихонько спросил Шеф. — А меня нет. Совершенно.

— Почему? — удивился Шини. Повернулся к Шефу, недоуменно посмотрел на него. — Это же простое решение, на поверхности лежит.

— Твои мозги, дорогой будущий агент, освобождаются от промывки, — объяснил Шеф. — У всех же прочих жителей Равора-7 мозги настроены так, что подобное им даже в голову не придет. Для них обман настолько крепко сросся с правдой, что они охотно будут позволять обманывать себя, но никогда не додумаются обмануть сами.

— Это ты не прав, — возразил Фадан. — Обманывают у нас. И еще как.

— Обманывают — но это никогда не связано с Триединым, — возразил Шеф. — Скажу больше. Девять десятых обманщиков именем Триединого не подозревают о том, что они — обманщики. Только одна десятая часть об этом знает. Даже, может, и не десятая. Сотая. Или даже тысячная.

— Мерзко, — поморщился Фадан.

— О, да, это мерзко, — покивал Шеф. — Догадываюсь, что ты скажешь, когда до тебя дойдет истинная цель этого обмана.

— В книгах про это написано, — возразил Фадан. — Жаль, сейчас нет времени читать. Но в общем и целом я понимаю, что…

— В книгах — чистая теория. А здесь и сейчас мы имеем практику. Знаешь, Фадан, мне самому очень интересно, кто и с какой целью запихнул ваш мир в эту самую шляпу.

— Так какая же это цель?

— Могу только предполагать, — Шеф пожал плечами. — Но озвучивать свои догадки пока не хочу. Боюсь сбить вас с толку. Так, теперь о деле. Аквист, Шини, как там дела в городе?

— Много полисов и греванов, а так вроде бы мирно. С нами поздоровались пару раз, поулыбались.

— Греваны? — с опаской спросил Фадан.

— Ну да, — пожал плечами Шини. — А почему бы и нет, если мы свои?

— И вы?..

— Улыбнулись в ответ и вежливо поздоровались, — ответил вместо Шини Аквист. — Давайте уже есть, что ли. Мы вроде бы хотели до вечера убраться из города?

Единственной, кому ситуация не понравилась, была Бонни. После того, как команда перекусила, Бонни вместе с Аной потребовали, чтобы команда ее выслушала. Как оказалось, Бонни была недовольна не просто так.

— Если вы будете трепаться, вас раскусят в один момент, — назидательно начала она. — Потому что тарги — это хорошо, бумаги — тоже хорошо, но ни тарги, ни бумаги не сделают из вас греванов. То есть монастырских греванов, я хочу сказать.

— Ну так объясни, как себя вести, — попросил Шини. — Мы так и сделаем.

— Вот смотрю я на вас, и понимаю, что вы не сумеете, — Бонни наморщила лобик. — Вы слишком… ну… не знаю, как сказать даже. Вы что, в монастырях не были?

— Сто раз были, — пожал плечами Аквист.

— И не видите разницу между ними и вами?

Аквист задумался. Шини тоже.

— Вообще-то… — несмело начал Аквист. — Как бы так сказать… ну вообще-то да, видим.

— Давай лучше я скажу. Монахи, они живут словно бы внутри идеи, понимаешь? Поэтому у них иначе устроены мозги.

Шеф, который до этого момента молча слушал, одобрительно кивнул.

— Верно, — согласился он. — И какой вывод?

— Они словно бы немножко искусственные, — Бонни повернулась к Шефу. — Словно в них есть что-то фальшивое. Я раньше не думала, что это можно так назвать, а теперь понимаю, что это так и есть. Мне кажется, что им в головы заложили какую-то фигню… Что-то настоящее вынули, и что-то искусственное положили. И это искусственное, оно не умеет и не хочет думать. Вот ты, Аквист. Вот давай я тебе задам вопрос, а ты на него ответишь — так, как ты ответил бы сам. Настоящий ты.

— Ну, давай, — Аквисту стало интересно.

— Вот мы были у женщины, она была больна. Надо ли ей лечиться?

— Надо, — недоуменно ответил Аквист. — Конечно, надо! У нее же двое детей, ей еще жить и жить.

— Правильно. А монах бы сказал тебе — на всё воля Триединого, и если ей суждено умереть, а детям ее — попасть в приют, то, значит, так и надо. А лечиться ей не нужно, ну только если чуть-чуть. Потому что волю Триединого нарушать нельзя.

— А ведь точно! — вмешался Бакли. — Точно! Так бы и сказал. Еще бы сказал, что надо смириться, и принимать судьбу покорно. Что бороться с волей Триединого грех.

— А ты откуда знаешь? — удивился Аквист.

— Ну, у меня в жизни было много разных вызовов, — обтекаемо ответил Бакли. — Не знаю только, что это за воля Триединого, по которой ребенка кипятком можно облить до смерти, или старику ногу сломать в драке. Но — воля, реально. Меня так даже выгоняли иногда, чтобы волю не нарушил.

Фадан сидел, глубоко задумавшись. Потом прокашлялся, и произнес:

— Мы не сумеем так, Бонни права. Мы в какой-то момент обязательно что-то не то ляпнем. Поэтому я вот что придумал. Это сейчас нечасто практикуется, но идея не новая.

— И что же? — поторопил его Шини.

— Обет молчания! — тожественно произнес Фадан. — Всего-то надо — написать на бумажках записки, и, если чувствуешь, что ответить не можешь, показывать записку. Мол, я дал обет молчания, не надо меня не про что спрашивать, все равно не отвечу. Бонни, что скажешь?

— Неплохая идея, — кивнула Бонни. — Хорошая даже. Давайте писать записки, и поехали. Шеф, ты же сам сказал, что у нас мало времени.

— …отложить как-то разбирательство. Илья, не сообщай пока что!

— Да поздно, блин, я же в головной госпиталь сообщил, — понуро отозвался Илья.

— Значит, нельзя пропустить выше головного, — зло ответил Скрипач. — Пока его семья не в курсе, у нас хоть какая-то мобильность сохраняется. Хоть какое-то пространство для маневра. Допустим, мы с Итом и Ри сейчас закинем прошение на высочайшее имя. И что будет с этим прошением, когда пойдет прописанный в их договоре процесс? Нам упреждение нужно, хотя бы на пару суток.

— Илюш, правда, не торопись, — попросил Ит. — Я очень надеюсь, что Её Величество рассмотрит дело. Может быть, даже вне очереди. Мы черти сколько лет ни о чем не просили, и не брали, даже если предлагалось — только для дочерей учебные программы, и всё. Мы не досаждали никому, поэтому шанс, пусть и маленький, но есть. Нельзя его упустить. Никак нельзя, Илюш.

Главный врач госпиталя сидел напротив, и буравил их тяжелым взглядом.

— А если не получится ничего? — резонно спросил он. — Вот дадите вы им надежду, и…

— Они сами попросили, — напомнил Ит. — Получится или нет, я не знаю. Никто не знает. Но они попросили, а мы сейчас просим тебя: дай нам возможность исполнить их просьбу.

— Ладно, я попробую, — Илья отвел, наконец, взгляд. Скрипач, помимо воли, вздохнул с облегчением. — Вы Гела уже видели?

— Нет пока что, — покачал головой Ит.

— А придется увидеть. Из-за него проблемы еще сильнее осложняются. У них… как бы так сказать… по правилам скъ`хара обязан за такое вот отомстить. Ну, там-то это называется иначе — восстановить справедливость — но суть в том, что Гел на полном серьезе собирается рвануть в лагерь официалов, добывать этого подонка.

— Убьют, — тут же сообщил Скрипач.

— Так и я о чем, — развел руками Илья.

— А подонок — обязательное условие? — нахмурился Ит.

— К сожалению, да. Гел от этой идеи не откажется ни под каким видом. Пока что я уговорил его немного подождать, но именно что немного.

— И что делать будем? — Скрипач прикусил губу. — Черт, это серьезно.

— А что делать? — Ит пожал плечами. — Видимо нам с тобой, рыжий, придется прогуляться в лес. И, кажется, вовсе не по грибы…

5 Обед молчания

— Пап, как там дела?

— Неплохо, зайчик, — Ит улыбался, но дочь, увы, обмануть не удалось.

— А если не врать, то как?

— Даш, ну правда… у нас всех — неплохо, но в госпитале сейчас неприятности, — Ит понял, что попался. Потому что ему придется очень сильно постараться, чтобы объяснить то, что произошло, десятилетней дочери. Без ненужных ей подробностей, но так, чтобы она поверила. — Зарзи тяжело ранил официал один.

— Случайно? — тут же спросила дочь.

— Если бы. Специально. Никто не знает, зачем. Этот официал, он у нас лечился. Может быть, он с ума сошел, может, не любит рауф… малыш, я не знаю. Мы пытаемся разобраться.

— Зарзи? — расстроено переспросила Даша. — Ой, как жалко… Он такой классный! Пап, он поправится?

— Конечно, поправится, — клятвенно заверил Ит. — И поправится, и в гости приедет обязательно.

— Это хорошо, — дочь задумалась. — А как именно его этот официал ранил?

— В лесу, во время сбора, — ответил Ит. — Сначала сбил «стрелу», на которой они с Олле летели, а потом напал на Зарзи. Сломал ногу, ребра. В живот ножом ударил.

— Да ты что… папа, а Олле? Олле он тоже?..

— Нет, Олле он бить не стал. Но с Олле не очень хорошо сейчас, потому что он ударился сильно, когда падал. Вот такие вот дела, зайка.

— Но зачем же он это сделал? — недоуменно спросила Даша. — Везде написано, что официалы хорошо относятся к врачам. Уважают, слушаются. Ведь так?

— Именно так и есть, — твердо ответил Ит. — Я первый раз сталкиваюсь с подобным случаем. И, надеюсь, последний.

— А может быть, он решил отомстить за что-то? — Даша прищурилась. — Допустим, у него был друг, этого друга Зарзи лечил, и… тот погиб. Ну, я просто размышляю, пап.

— Спасибо за версию, — кивнул Ит. — Но, боюсь, не сойдется.

— Почему?

— Это подразделение перевели месяц назад. В котором тот официал работает. У нас за этот месяц ни одной смерти в госпитале не было. Не за кого ему мстить. Поэтому мы пока что решили считать его сумасшедшим.

— Пап, но если вы знаете, кто он такой, то почему его до сих пор не наказали? — возмутилась Даша.

— Потому что не так просто наказать боевика-официала, — мрачно ответил Ит. — Не переживай. Накажут. Илья уже заявление подал.

— А что с ним сделают?

— Суд решит. Я думаю, посадят в тюрьму, — как можно более обтекаемо ответил Ит.

— В ту, в которой вы сидели? — уточнила дочь.

— Я там не сидел, а лежал, — усмехнулся Ит. — Видимо, в ту самую. Потому что больше тюрем для официалов здесь нет.

— Вот когда его туда посадят, я туда пойду, и ему в камеру тухлое яйцо брошу, — пообещала Даша. — Может быть, даже не одно.

— Не получится, — усмехнулся Ит. — Для таких преступников камеры изолированные.

— Очень жалко. Тогда ты, пап, плюнь ему в глаза, — попросила Даша. — От меня. И скажи, что это за то, что он сделал с Зарзи.

— Если увижу, то обязательно так и сделаю, — пообещал Ит. — Мама там далеко?

— Мама собирает Веру в художку. А Верка злится, и говорит, что ей сложно собираться, а мне просто. Потому что мне в литературный кружок нужно только тетрадку с ручкой положить, а ей каждый раз тащить то мольберт, то тубус, то краски, то пастель. Сама виновата, художница, — Даша хмыкнула.

— Как у тебя в кружке дела? — поинтересовался Ит.

— Юлия Павловна хочет мой рассказ на союзный конкурс отправить, а я боюсь, — призналась Даша. — Рассказ сырой совсем, куда его на конкурс. Я же не успела его отшлифовать, как надо. А она заладила — отвезу, отвезу…

— Ну и пусть отвезет, — пожал плечами Ит. — Тебе жалко, что ли?

— Мне-то не жалко, но, папочка, если рассказ выиграет, гордиться будет Юлия Павловна, а если проиграет, переживать буду я, — объяснила Даша. — Пап, вы когда обратно? Мы ужасно все соскучились. Ужасно! Может, хоть на Новый Год?..

— Зайчик, давай договоримся так, — посерьезнел Ит. — Ничего загадывать не будем, но вчера я слышал, как Илья сказал какому-то начальнику, что после того, что произошло с Зарзи, наш госпиталь расторгает этот контракт, и отправляется в основную локацию. До окончания разбирательства. Весь. Если все так и будет, то мы приедем уже в начале декабря. Но пока что об этом ни слова никому. Ни маме, ни Вере. Ага?

— Ура, — констатировала Даша. — Начинаю копить на подарок.

— Ну, начинай. Только учти, я хочу новую пуховую перину, желательно побольше, трехлитровую банку абрикосового варенья, атлас звездного неба с красивыми картинками, и лису, умеющую кататься на велосипеде, — невозмутимо сообщил дочери Ит. — Справишься?

— Обойдешься вареньем, — осадила его дочь.

— Вся в маму. Жадина-говядина.

— Пап, я же не прошу у тебя дрессированную обезьяну или торт в три этажа? Вот и ты не проси всякие глупости. Ладно, я побежала, а то в кружок опоздаю. Катер через десять минут!

— Беги, зайчик. Обнимаю и целую…

Из города выезжали вечером, и Бакли, пока ехали, изругался вконец — уж больно много машин сейчас тянулось за город. В основном это были рейсовые автобусы, которые развозили по близлежащим поселкам любителей отдохнуть на природе, и грузовики, спешившие по деревням за товаром для магазинов. Дорога, по которой они сейчас ехали, шла в южном направлении, чуть позже она превратилась в широкое шоссе, и поток машин стал посвободнее. Вскоре Бакли остановил пикап, и приказал:

— Аквист, Шини, вытаскивайте мотик, и давайте сами. Пора разделяться.

— Эй, подожди, «давайте сами», — всполошился Шини. — А куда ехать-то?

— За нами ехать, — проворчал Бакли. — Смотрите. Три поворота отсчитываем, уходим направо…

— На четвертом повороте? — уточнил Аквист.

— Да. Мы быстрее, поэтому уедем вперед. Поворачиваем, едем прямо двадцать километров. Потом будет поворот налево, я так понял, он там один. Повернули, прямо, и в первый поворот направо. Бонни, там чего?

— Там гостиница, обычная, — Бонни вытащила свой блокнот. — Остановимся в ней на ночь. И учтите, мы не знакомы! Вы отдельно, мы отдельно! Смотрите, не забудьте.

— Хорошо, не забудем, — пообещал Аквист. — Ночуем… Фадан, что дальше?

— Дальше отъезжаем от гостиницы, и вы у нас забираете генератор, — подсказал Фадан. — И потом едем тем же порядком. Мы впереди, вы следом.

— Ну… хорошо, — кивнул Аквист. — Договорились.

— Вот и славно. Все, погнали, — подытожил Бакли. — Нам еще пилить и пилить.

Путь, который они придумали, напоминал большую ломанную линию, укладывающуюся в плавную кривую. Он на хорошем расстоянии обходил и Шенадор, и все крупные поселки, тянулся по проселочным дорогам, и лишь пару раз выходил на крупные межгородские трассы, которые не представлялось возможным объехать. В район Круглой Горы он подходил не со стороны Шенадора, а с противоположной, и тоже шел проселками. Фадан, когда составляли этот маршрут, не один раз поблагодарил женщину с больными легкими, которая подарила им карту. Без этой карты маршрут получился бы другим, и совсем не факт, что он оказался бы проще и удобнее. К тому же маршрут выглядел (так тогда показалось Фадану) безопасным. Ну или почти безопасным. Шини и Аквисту показалось точно так же.

— Когда мы мотались составлять родословные, я на таких дорогах никогда полисов не видел, — говорил Шини, разглядывая карту. — Ну ни разу! Бакли, ты молодчина. Здорово, что ты помог этой тётке.

— Компьютерщица, — пожал плечами Бакли. — Не самая крутая. Они еще круче бывают, поверь.

— Да какая разница.

— Никакой. А на чем вы ездили, когда родословные делали? — с интересом спросил Бакли.

— На автобусах, а потом пешком, — пожал плечами Аквист. — Как еще-то?

— Ясно.

…Мотик вытащили из пикапа, завели. За руль сел Шини, Аквисту пока что предстояло ехать пассажиром. Пикап стартовал почти сразу, и вскоре скрылся в потоке машин, а им предстояло выждать хотя бы минут десять.

— Слушай, Шини, я вот тут подумал, и теперь опасаюсь, как бы этот Вайши нас не выставил, — вдруг сказал Аквист. — Помнишь, как он тогда… он же трус. И еще эта его Оташенька, которая орала, как бешенная ацха. А если он нас не пустит?

— Если не пустит, сделаем личины, и проберемся туда без его разрешения, — дернул плечом Шини. — Тоже мне, делов-то.

— Нет, это все не то, — помотал головой Аквист. — Мне не нравится. Надо придумать что-то такое… этакое… Понимаешь, мне сейчас думается, что он нам рассказал далеко не всё. Он еще что-то знает. А если мы будем обманывать его личинами или чем-то другим, он испугается еще сильнее, и мы так ничего и не узнаем.

— Что он трус — согласен, — кивнул Шини. — Записной трус. Может, он нас и не выставит, но донесет он на нас тут же.

— Значит, надо придумать что-то, чтобы он не донес, и мы пристроили генератор в эти самые корни, — Аквист примолк. — Ладно, время еще есть. Подумаем. Ну что, поехали?

— Поехали.

До гостиницы они добрались поздним вечером — Бонни немножко ошиблась, и дорога заняла на час больше, чем у нее вышло по расчету. Возможно, виной тому стал затор, в который они попали, и то, что покрытие у дороги, мягко говоря, оставляло желать лучшего. А говоря проще, дорога была раздолбана в хлам всякой сельскохозяйственной техникой, которая по ней, видимо, ездила часто и много. На карте все выглядело неплохо. На поверку все оказалось не столь радужно.

— Фадан, давай завтра в мастерскую какую-нибудь завернем, — взмолился Бакли, когда они, наконец, остановились возле гостиницы, представлявшей собой маленькое двухэтажное здание, стоящее на поселковой улице. — Надо рессоры посмотреть, и смазку заложить. Угробим же машину!

— А время? — с тоской спросил Фадан.

— Если нам не на чем будет ехать, мы потеряем еще больше этого самого времени, — резонно возразил Бакли. — Еще нам не хватало сломаться!

— Ладно, давай заедем. Только перед мастерской надо будет и «книги», и генератор отдать Шини с Аквистом. На всякий случай.

— Да без вопросов… о, кстати, вот и они. Легки на помине, — сообщил Бакли. — Тащатся. Жопы себе, небось, поотбивали на этих колдобинах.

Бакли не ошибся. Мотик остановился неподалеку, мотор смолк, и Шини с Аквистом кое-как сползли с сидений на землю.

— Триединый и все его пророки!.. — донесся до них возмущенный голос Шини. — Ну неужели нельзя было сделать дорогу получше!..

— На всё воля Триединого, — смиренно ответил Аквист, украдкой потирая поясницу. — Видимо, он решил послать нам испытание в виде дороги. Терпи смиренно, брат Рини, и уповай на…

— Сейчас ты у меня довыдрючиваешься, — прошептал Шини. Прошептал достаточно громко — Фадан, Бонни, и Бакли его отлично услышали. — Сейчас я тебе устрою смирение, дай только комнату снять.

Бонни прыснула.

— Не подерутся? — спросила она Фадана.

— Могут. Но не всерьез, — ответил тот. — Ладно, идемте.

Гостиница постояльцами не изобиловала, поэтому комнаты сняли без проблем. Мало того, они оказались на втором этаже всей командой, и, кроме них, на этом самом этаже больше никого не было. К великой радости Бонни, в женском номере имелась колонка и водопровод, поэтому она тут же стала греть воду для ванной. Фадан робко поинтересовался, можно ли будет помыться после нее, на что Бонни милостиво согласилась. С условием, что он, Фадан, даст ей почитать какую-нибудь из «книг». Лердуса она уже прочла от корки до корки, и ей хотелось узнать что-то новенькое.

— Только обещай, что не расстроишься, — попросил Фадан. — Там, знаешь ли, все очень не весело.

— Я вообще-то не собиралась веселиться, — пожала плечами Бонни. — Если соберусь, возьму что-то другое. Комедию, например. Или про любовь что-то. Понимаешь, Фадан, я не хочу быть глупой. И никогда не хотела.

— Я уже понял это. Хорошо, договорились. Выберите с Аной, что тебе больше подойдет для первого раза…

После Фадана в дверь комнаты Бонни робко поскребся Аквист. Бонни пустила в ванную и его. Следом пришел Шини, который утверждал, что если он не смоет с себя пыль, уснуть он не сможет. А самым последним притащился зевающий Бакли, которого мыться погнал Сеп — еще неизвестно, когда представиться следующая возможность вымыться с мылом и горячей водой. Вымывшись, гермо тут же расползлись спать — устали от дороги, а Шини и Аквиста, ко всему прочему, еще и растрясло на мотике.

Бонни, пока шло паломничество в ванную, сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и вместе с Аной читала книгу «Как избежать опасных поворотных моментов». Книга, по всей видимости, впечатлила ее более чем сильно, потому что Бонни то принималась теребить краешек одеяла, то хмурилась, то тяжко вздыхала. Это продолжалось уже второй час, поэтому Фадан рискнул вмешаться. Он, до этого тактично торчавший в коридоре, постучал, вошел, а потом кашлянул, привлекая к себе внимание, но Бонни так и не подняла глаз от текста.

— Ой-ой-ой, — пробормотала она. — Вот они с нами как, значит…

— Чего такое? — требовательно спросил Фадан, присаживаясь на стул возле окна. — Расстроилась?

— Вроде того, — кивнула Бонни. — Одно только не пойму. Почему мы так легко съели всю ложь, которую нам скормили, и так легко сдались?

— Я тоже думал про это, — Фадан пожал плечам. — Разумеется, меня это заинтересовало в первую очередь.

— И почему это произошло?

— Наших предков исподволь обработали. Какое-то время они сопротивлялись, потом перестали. То есть как, перестали. Перестало поколение, которое было четвертым в цепочке, как мне кажется. Первое — боролось. Второе — уже только сопротивлялось, довольно вяло. Третье — смирилось почти полностью, и лишь местами выражало недовольство. А вот четвертое — приняло правило игры, и стало всем довольно. А ведь знаешь, Бонни, до недавнего времени я тоже был всем доволен, — самокритично признался Фадан. — А с чего мне было выражать недовольство, сама подумай? Работа хорошая, ребята, опять же, появились. Да, денег не хватало, но мне это было как-то… почти всё равно. И я такой не один. Отца Шини в свое время посадили за то, что он воровал мясо. На год посадили, представляешь себе? И знаешь, о чем он жалел, когда вышел? Шини рассказал. Он жалел только о том, что попался. Ему не было жаль тех, кого он обнес, нет, что ты. Как только он вернулся на свою работу, он стал воровать пуще прежнего, только стал осторожнее в разы. И он — всем доволен. И другие родители Шини довольны. И родители Аквиста довольны. Мама его картины рисует, песни поет с подругами. И твои, я думаю, тоже… так же…

— Они недовольны мной, — отозвалась Бонни. — Они хотят, чтобы я вышла замуж и родила кого-нибудь поскорее. А я… взбрыкнула. Уехала в Шенадор, поступила в Духовное слово. С мамой поссорилась. Она внуков хочет, а я…

— Но если бы ты родила им внуков, они были бы довольны, да? — требовательно спросил Фадан.

— Думаю, да. Нет, почему — думаю? Точно были бы довольны, — Бонни вздохнула. — И еще знаешь, Фадан… я только сейчас стала понимать, как у нас тут всё устроено на самом деле. Книжка мне кое-что подсказала.

— Ну-ка, — Фадан сел поудобнее. — Я ведь тоже ее читал. Интересно, мы поняли одинаково или нет?

— У нас тут есть… как бы такие слои, — принялась объяснять Бонни. — Самый большой слой — это мы. Ну, все подряд. Второй слой — это исполнительная власть.

— Полисы? — прищурился Фадан.

— Не-а. Полисы — это тоже мы, только с наручами и погонялами. Полисы существуют, чтобы мелочи всякие разруливать, типа папы Шини, — Бонни хихикнула. — Второй слой… у меня получается, что это греваны. Но не простые, а те, которые в монастырях живут. Я вот когда ездила в монастыри, обратила кое на что внимание, — она оживилась. — Все греваны в определенные часы уходят к себе, в закрытую часть монастыря. Считается, что они там молятся, кушают, и всякое такое. Паломникам туда вход воспрещен, снимать тоже нельзя. Никто и не снимает. А я сейчас думаю — может быть, не только молятся и кушают, а? Вот ты смотрел, и сказал, что окна в монастырях как бойницы, что подставки для свечей из какого-то сплава… верно? — Фадан кивнул. — Так, может, их там еще чему-то учат?

Рядом с Фаданом возник Шеф.

— Блестяще, девочка, — похвалил он. — Просто блестяще! Давай дальше.

— Дальше… дальше, получается, они обладают какими-то знаниями, которых у нас нет. Например, как пользоваться бойницами этими и подсвечниками для чего-то еще. А другие все… ну, которые первый слой… ну, мы… мы не умеем интересоваться и спрашивать. Нам не любопытно.

— Верно, — покивал Шеф. — Ты совершенно права. Эта тема для вас табуирована полностью, и ни у кого даже мысли не возникает, что можно узнать нечто такое, что под запретом. Но есть еще момент. Впрочем, ты продолжай, мы до него и так скоро дойдем.

— Так вот, получается, что греваны — это второй слой, но он тоже не главный. Есть третий.

— Элита, — покивал Фадан. — До этого места я тоже дочитал.

— Так вот, элита. Самый тонкий слой, который управляет первыми двумя. У них есть всё — техника, врачи, ученые… у них есть знания, и они умные. Элита всегда умная, там так написано. Потому что не будь она умной, она бы не сумела удержать власть так долго.

— Правильно, — снова согласился Шеф. — Вот тебе, Фадан, и блондинка с большими глазами. Съел?

— Съел, — удрученно признал Фадан.

— Так-то. Бонни, ты умница, — похвалил Шеф. — Но давай я кое-что добавлю. Потому что это важно, а в книге про это есть, но уже на другом слое. Понимаешь, дело в том, что удерживать власть таким образом — это большое искусство. И для этого хороши все средства. Так вот, греваны — это, считай, реальное оружие власти. Именно оружие. Которое всегда под рукой, всегда наготове. Которое не надо скрывать или прятать, вид которого настолько привычен, что не вызывает никаких разногласий и толкований. Но чтобы оружие было оружием, его… нужно оружием сделать. И ваши греваны, которые монастырские, все как один имеют перепрограммированный мозг. Они могут даже не осознавать, что выполняют программу. Вполне возможно, что их затачивают на какой-то код, мало того, я допускаю, что они вообще не осознают, что с ними происходит в закрытой части монастырей, я верю, что они помнят только, как едят, спят, и благочестиво молятся. Я ведь влезал в вашу информационную сеть и бродил по ней, причем не один раз. И — невероятно — ни одной утечки! Сплетен и глупостей полным полно, но при этом — ни одного упоминания о том, о чем мы говорим сейчас.

— Это плохо? — Фадан нахмурился.

— Это очень плохо, — покачал головой Шеф. — Противник много серьезнее, чем мы думали вначале. И ситуация начинает выглядеть не так, как я предполагал.

— Шеф, а вот я спросить хотела. Элита, получается, наследственная, да? — Шеф кивнул. Ободренная Бонни продолжила. — Но если они там все переженились, то они, небось, чахлые должны быть? Если одним средним вельшем всех вельших три года подряд вязать, потомство будет хилое. То есть сначала нормальное, а потом захиреет.

— И ты снова права. Им нужен приток свежей крови. Поэтому я кое-что проверил, и обнаружил, что у вас иногда пропадают молодые девушки и гермо. Это ведь так?

— Да, случается, — признал Фадан. — Но тут по большей части криминал. Убийства, пьянки, и всякое такое.

— Да, верно. Но не всегда. Вот смотрите, — перед Шефом повисла в воздухе полупрозрачная картинка, на которой был снимок экрана. — Это из вашей сети. Из новостей. Вон там, внизу странички — найдена мертвой женщина, пропавшая двадцать лет назад. В пригороде, совершенно случайно. Тело искалечено. Женщина имела как минимум троих детей. Пропала она совсем молодой, никаких детей у нее не было. Вопрос — где эти дети, что с ними? И что случилось с ней самой?

— То есть ты думаешь, что ее украла эта самая элита, и она… — Бонни зажала себе рот ладонью. — Она у них там была…

— Да, ее, видимо, там держали именно с этой целью — чтобы она родила детей, которых потом воспитает элита. С ее помощью они освежили какую-то линию, добавили в нее новую кровь. Ну и, конечно, для этого нужны новые гермо.

— Согласен, — Фадан почувствовал, что у него перехватывает горло. — Наследование идет по мужской линии…

— Жутковато, да? — мрачно спросил Шеф. Бонни и Фадан кивнули. — Вот эта самая элита — и есть ваш настоящий враг. Мы были в относительной безопасности, когда не представляли для них интереса. А сейчас… сейчас уже представляем.

— Интересно, а женщина из диска нас выдала? — Бонни вопросительно посмотрела на Шефа.

— Боюсь, что да. Но не обвиняй ее, — попросил Шеф. — Она чужда нашей морали, и, если разобраться, все мы для нее — пылинки, не больше. Она представляет собой очень сложное устройство, и… ей всё равно, кто сделает то, что нужно ей.

— Жалко, — вздохнула Бонни. — Она мне понравилась. Показалось, что она хорошая.

— Она не плохая и не хорошая, — покачал головой Шеф. — Так же, как и ваш мир. Равор-7. Он ведь тоже и не плохой, и не хороший. Он просто такой, какой есть.

— Она попытается заставить этих, которые за нами гонялись, сделать то, что ей нужно? — переспросила Бонни. — Шини что-то такое говорил.

— Конечно, попытается, — согласился Шеф. — Вот только у них другие задачи.

— Но какие? — Фадан с интересом посмотрел на Шефа.

— Одну из версий озвучил тот греван. Не допустить вторжения.

— Какого вторжения? Если мы находимся в шляпе, то кто к нам вообще может вторгнуться? — Фадан задумался. — Ох, чего-то мы не знаем, точно говорю.

— Мне тоже это интересно, — признался Шеф. — Ладно, хватит на сегодня. Ложитесь спать.

Шини и Аквист, разумеется, проспали, и будить их пришлось Фадану. Хорошо еще, что на этаже никого больше не было. Растолкав ворчащих гермо, сердитый Фадан сказал:

— Ну вот как с вами, сонями, можно сохранить анонимность, а? Решили же, что порознь едем! А вы!.. И мыться к Бонни поперлись, и буди я вас… Безобразие. Давайте, соберитесь уже, наконец!

— Ну ладно, ладно, — проворчал, садясь, Шини. — Только не говори про хлопалку.

Рядом с Шини появился Ал.

— Если бы я мог, я бы сам тебя хлопалкой отходил, лентяй, — упрекнул он. — Так, быстро встали оба, и на зарядку.

— У меня рука болит, — соврал Аквист, и тут же поплатился.

— Ничего у тебя не болит, — сообщил невозмутимо Эл, тоже переходя в видимый режим. — А за то, что врешь, будешь дополнительно приседать. Пятьдесят раз.

— Ой, мамочки…

— Ты еще заплачь, — посоветовал Эл. — Итак, приступим.

Фадан, Бонни, и Бакли уже заканчивали завтрак (ели они в кабине пикапа ту еду, которую захватили из города), когда Аквист и Шини спустились вниз, к мотику. Фадан постучал по стеклу, они подошли, и Фадан вручил им два объемных толстых бутерброда, которые приготовила Бонни. Бутерброды были хоть и кривоватые, но вкусные — Бонни не поскупилась ни на мясо, ни на зелень.

— Так, ребята, сейчас забираете «книги» и генератор, и уезжаете вперед, — распорядился Фадан. — Мы вас к полудню догоним. Нам надо в мастерскую заехать, а то Бакли сказал, что мы можем угробить пикап.

— Ладно, — пожал плечами Аквист. — Где мы вас ждем?

— Вот смотри, — Фадан вытащил карту. — Село называется Плодородное, оно довольно большое. Доберитесь до него, встаньте на площади. Скорее всего, там есть или столовка, или гостиница, или рынок… неважно. Там нас и подождите. Поешьте, отдохните, ну, как получится.

— Особо долго ждать не придется, — подсказал Бакли. — Ремонта тут на час-полтора, а скорость у нас больше вашей. Только смотрите, чтобы с мотика ничего не сперли. Деревенские, они такие.

— Это я уже понял, — хмыкнул Шини, вспомнив их с Бакли похождения. — Не бойся, не сопрут. Уши отдеру, если кто попробует.

— И помните, что вы греваны! — Бонни высунулась из окошка и погрозила Шини пальцем. — Ведите себя соответствующе.

— Ладно, ладно, — проворчал Шини. — Аквист, доедай, и поехали уже.

В село Плодородное они приехали немного раньше двенадцатого дня — дорога оказалась неплохая, и скорость на ней получилось держать повыше. На поселковой площади встали в сторонке, долили в бак топливной смеси из маленькой канистры, и только потом принялись осматриваться.

А посмотреть было на что.

Потому что сегодня в селе шла большая ярмарка.

Площадь, рядом с которой они поставили мотик, была празднично украшена бумажными лентами и воздушными шариками. Сельчане, все, как один, были одеты празднично — разноцветные костюмы, ленты в волосах у женщин, праздничные шляпы на мужчинах, яркие налобные повязки у гермо; в дальней части площади располагалась небольшая сцена, на которой сейчас стояли две девушки и пели какую-то веселую песенку. Кроме того, на площади стояли торговые ряды в преизрядном количестве.

— Эх, тут бы денег собрать, — пробормотал Шини. — Народу сколько…

— И не вздумай даже, — шикнул на него Аквист. — Нельзя внимание привлекать.

— Да знаю я, — отмахнулся Шини. — Просто говорю, что народу много. Столько возможностей пропадает. Могли бы тысячу срубить, а то и больше. Может, попробуем?

— С ума сошел? Ну, много, и чего? — они разговаривали шепотом, но сейчас Аквист рассердился, и, кажется, был уже готов разораться. — Какую тебе тысячу? Не смей даже думать об этом! Нам Фадан с Шефом голову оторвут, если мы спалимся! У нас же генератор и «книги», ты не забыл?!

— Да не ори ты. Не забыл. Ладно, давай тогда по очереди пройдемся, поесть купим, и посмотрим, чего тут вообще творится.

Аквист понял, что любопытный Шини от него не отстанет, поэтому сказал, чтобы тот шел, куда хочется, но «без фанатизма». Шини ушел. Аквист остался один.

Впрочем, ненадолго.

Не прошло и десяти минут, как к нему подошла какая-то женщина средних лет, одетая в ярко-синее платье. Женщина была толстая, румяная, а за подол ее юбки цепко держалась девочка лет пяти. Девочка тоже оказалась толстая, а платьице на ней было надето ярко-розовое. Настолько розовое, что у Аквиста тут же заболели глаза.

— Доброго дня, уважаемый, — расплылась она в улыбке. — А вы с какого монастыря будете?

И тут Аквист с ужасом понял, что напрочь забыл «с какого» он монастыря.

— Эээ…

«Сочера Гордо Смотрящего, кретин, — подсказал Эл. — Легенду надо учить, идиот».

— Сочера Гордо Смотрящего, — ответил Аквист. — Что вы хотели, уважаемая?

— Сколько стоит у вас моление за семью заказать? А то мы все в паломничество никак не соберемся, а так молением нам надо, так надо, — зачастила женщина. — Так я хочу второго ребеночка, а все никак Триединый не дает. Мы уж тут у нас все монастыри и храмы проехали, а всё никак. Говорят, надо в дальний монастырь какой съездить, но разве ж бросишь надолго хозяйство-то?

— А вы к врачу обратиться не пробовали? — не подумав, ляпнул Аквист.

— А зачем? — округлила глаза женщина. — Это ж только когда рожаешь.

— Ну, в принципе, да, — согласился Аквист, поняв, что про врача сказал зря. — Так вы хотите моление заказать о новом ребенке?

— Да-да-да! Могу сотняшку дать. Или мало? — женщина засунула руку в лиф платья, и вытащила несколько смятых бумажек разных цветов. — А то можно полторы, чтобы наверняка. Вдруг не поможет, если сотняжку?

— Вполне поможет, — Аквист вынул из кармана блокнот. — Диктуйте имена.

Женщина продиктовала четыре имени, и Аквист протянул ей блокнот.

— Проверьте, я правильно записал? — спросил он.

— А я почем знаю? — удивилась она. — Я читать не умею, не надо мне это. Как записали, так и записали. Вот держите полторашечку… уж не подведите нас…

— Все в воле Триединого, — важно ответил Аквист, как подучила Бонни. — Будем верить, что его воля совпадет с вашим желанием.

…Шини не было час. За этот час Аквист, просто стоя рядом с мотиком, собрал ту самую тысячу — за обещание поговорить с Триединым проблемах мирян от своего имени. Когда Шини вернулся, Аквист приоткрыл карман и продемонстрировал другу кучу бумажек. Шини в ответ ухмыльнулся, и тоже приоткрыл карман — бумажек было в два раза больше.

— О-бал-деть, — констатировал Аквист. — Ты просил?

— Нет, — помотал головой Шини. — Сами тащили. Благослови, помолись, пожалей, и так далее. Что же у народа с мозгами-то делается? — жалобно произнес Шини. — И мы хороши. Да я в жизни не думал, что религиозные… вот такие, оказывается. И что их так много.

— Я тоже, — покивал Аквист. — Мы с тобой как-то не обращали внимания…

— Доброго дня, уважаемый греван, — раздался сбоку женский голос. — А вы с какого монастыря будете?

— Еще одна, — прошептал Аквист. — Сочера Гордо Смотрящего, уважаемая.

— А можно у вас моление заказать за свадьбу? Чтобы сына получше женить? Все никак не женю, не отдают нам девушку, которую я хочу, а он вообще другую хочет…

Когда женщина отошла, Шини, оглянувшись, произнес:

— Поехали отсюда. Я уже охрип, а деньги не умещаются в кармане.

— Поехали, — кивнул Аквист. — Ты еды купил?

— Какое там! Мне не дали даже подойти к лотку, где лепешки с мясом продаются!.. Заводи мотик, смотри, вон еще две прутся!..

— Ой, дорогие греваны, погодите, не уезжайте! Вы с какого монастыря будете? — раздалось им вслед.

Аквист крутанул вариньер, и мотик, отчаянно стрекоча моторчиком, унесся прочь с площади, оставив позади себя клубы пыли и двух рассерженных отсутствием не случившейся благодати женщин.

Фадана и компанию они очень удачно поймали на подходах к селу. Увидев пикап, Аквист соскочил с мотика и кинулся ему навстречу, размахивая руками, и крича:

— Стойте! Стой, Бакли!.. Не надо туда!

Бакли остановил пикап посреди дороги, приоткрыл окно, и сердито осведомился:

— Ты рехнулся, что ли? Чего случилось?

— Не надо ехать в это село, там полная труба, — начал объяснять Аквист. — Фадан, ты слышишь? Туда нельзя!

— Почему? — удивился Фадан, выходя из кабины.

— Потому что… вон, погляди. Шини, покажи ему, — попросил Аквист.

Шини подкатил мотик к пикапу, и вытащил из кармана ворох смятых бумажек.

— Там праздник, в селе. В общем, нас обложили местные. Если мы опять туда приедем, мы до вечера оттуда не выберемся.

— А откуда столько денег? — опешил Фадан, сообразив, что ему показывает Шини.

— Говорю же, селяне обложили! То им благословение, то моление, то — то, то — се! Их там толпа здоровенная, село большое, да еще из соседних деревень приехали, видимо. Греванам прохода вообще не дают!

— Так, — Фадан задумчиво потер переносицу. — Бонни, доставай карту. Надо смотреть, куда ехать. Тут, как я понял, пообедать не получится.

Пообедать, к слову сказать, хотелось всем. Особенно Бакли.

— Какое там пообедать, я до лепешек дойти не смог, которые рядом продавали, — посетовал Шини.

— А я за все время ни разу не присел, — добавил Аквист. — Но сколько мы заработали…

— И сколько же? — полюбопытствовал Фадан.

— Две тысячи семьсот! Если бы остались, к вечеру было бы тысяч пять. И мы ничего не просили, они сами, — Аквист покачал головой. — Нет, все-таки жизнь в университете и вот это всё — совершенно разные вещи. Фадан, ты вообще думал когда-то о таком?

— Нет, — честно ответил Фадан. — Бонни, что скажешь?

— Ну… — Бонни задумалась. — Обычным мирским греванам, таким, как я, например, не подают. Мы просто читаем проповеди, бесплатно… Фадан, честно, я не думала про это никогда. Мне даже в голову не пришло бы посчитать, сколько получают монастырские. Мало того, я сама подавала, когда куда-то приходила.

— По многу? — с интересом спросил Фадан. Сам он в церкви не ходил, и, конечно, никуда не ездил.

— Да не очень, — пожала плечами Бонни. — Когда двадцатку, когда полтинник. Сейчас-то я понимаю, сколько таких же идиоток и идиотов давали так же, и шли дальше, сокрушаясь, что дали мало, надо было больше.

— А еще они торгуют, и делают много других интересных вещей, — тихонько добавил невидимый Шеф. — Неважно. Заработали, и молодцы. Пора уезжать, кто-то есть хотел. Я прав?

До следующего большого села добрались только через два часа. По счастью, там не было никакого праздника, но на автобусной площади имелся небольшой рынок, где они сумели разжиться домашними пирогами, колбасой, и зеленью. Пообедать решили где-нибудь у дороги, в лесочке. Отъехали от села, выбрали полянку, расстелили на травке кусок ткани, разложили продукты, и сели есть.

— Прямо как настоящий пикник, — радовалась Бонни. — Красиво получилось.

— Милая моя, у нас этих пикников было уже за это время — не счесть, — напомнил Бакли, отламывая кусок колбасы. — Что в этот раз особенного?

— Ну, просто место такое, — принялась объяснять Бонни. — И погода… небо голубое, облака, цветочки, лес прекрасный. Разве нет?

— Ну, да, наверное, — с сомнение в голосе ответил ей Бакли, которому было, в сущности, наплевать и на погоду, и на цветочки. В данный момент его интересовала исключительно колбаса.

— Вот, — наставительно произнесла Бонни. — Будем получать удовольствие.

Но удовольствие им получить не удалось.

Потому что через несколько минут на дороге послышался шум мотора.

— Это что-то большое, — удивленно заметил Бакли, который в звуках двигателей разбирался весьма неплохо.

— Трактор? — спросил Аквист.

— Сам ты трактор… нет, не похоже. Кажется, это автобус.

— Здесь? — удивился Фадан. — Что он может здесь делать?

Через минуту из-за поворота действительно показался здоровенный автобус светло-серого цвета с ярко-зеленой полосой на борту. На полосе имелась надпись, при виде которой Фадан почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились от ужаса.

Потому что это был полный автобус греванов.

— Мама… — прошептала Бонни.

Автобус замедлил ход, съехал с дороги на обочину, и остановился.

— Монастырь Трех Самых Умных… — еще тише произнес Аквист. — Это же самый большой мужской монастырь Шенадора!!!

— Обет! — шепотом крикнула Бонни. — Парни, обет молчания! Выразите радость им, пригласите к столу, и только, умоляю, не произносите ни звука!!! Если что, покажите бумажки! Все, тишина, они идут сюда…

К полянке, на которой сидела компания, и правда направлялось трое греванов, все — мужчины. При других обстоятельствах их можно было бы счесть вполне дружелюбными. Красивые добротные тарги, две черные, одна черно-белая, открытые доброжелательные лица, статные гармоничные фигуры. Греваны, что греха таить, выглядели очень приятно, их вид располагал к себе. Подойдя к компании поближе, они заулыбались, и все, даже Бакли, которого неожиданное появление автобуса отвлекло от колбасы и пирога, невольно улыбнулись в ответ.

— Доброго дня, уважаемые, — ласково произнес греван в черно-белой тарге. — Куда едете? Вам помощь не нужна?

Фадан снова улыбнулся, хотя улыбка, кажется, получилась несколько натянутой. Он залез за пазуху, и вытащил сначала фальшивые монастырские документы, а затем бумажку с надписью про обет. Протянул бумаги гревану, продолжая улыбаться.

Ну, компьютерщица, не подведи…

— Документы исправные, — негромко произнес греван. — Все в порядке. А чего этой дорогой поехали?

Фадан указал на свой рот, затем на бумажку, и развел руками.

— Ах, да, обет, — спохватился греван. — Прости, брат Кадан. Я запамятовал. Придется мне про дорогу угадать, да?

Фадан кивнул. Собственно, ничего другого ему не оставалось.

— Решили ткани купить подешевле?

Нет.

— К родне заехать?

Нет.

— Немножко денег по дороге собрать?

Нет.

— Ааа! Понял! — лицо гревана посветлело. — На праздник Святой Дикусцы собрались?

Нет.

— Так что же тогда?

Фадан показал на пикап, а потом сделал рукой движение, словно что-то закручивал. Там закручивал, сям закручивал — а потом показал, словно считает деньги. И развел руками — мол, денег мало.

— Ясно, — кивнул греван. — Надо подешевле починить машину? Точно?

Фадан закивал и заулыбался.

— Ну, это дело хорошее, — тоже улыбнулся греван. — А что ж ваш главный не купит новую?

Фадан пожал плечами и развел руками — мол, почем мне знать?

— Надо купить. Как обет кончится ваш, так ему и скажи. Негоже слугам Триединого кататься на таком хламе, — греван кивнул в сторону фургона. — А если какая работа срочная, как сейчас? А он сломается? Что делать будете?

Фадан сокрушенно вздохнул и покачал головой.

— Вот то-то и оно. Так что пусть не жадничает. Эй, братья, давайте остальным скажите, пусть выходят. Мы, пожалуй, тоже тут покушаем. Место-то какое благостное, а! — греван огляделся. — Поле, цветочки, небо…

Бакли кинул на Бонни уничижающий взгляд — выбрала, мол, пейзаж! Бонни чуть заметно дернула плечом — откуда я, мол, могла знать, что так получится? Шини заметил их безмолвную перепалку, и тихонько ткнул Бакли кулаком в бок — нишкни, мол, чего творишь? Бакли ответил ему сердитым взглядом, но на Бонни дуться, кажется, перестал.

Греваны высыпали из автобуса — всего их Фадан насчитал пятьдесят два. Действовали они слаженно и организованно: вскоре на полянке выстроился ряд складных алюминиевых столов, и складных же стульев. Потом появилась еда: холодный лхус в пластиковых бутылках, упакованные в красивые картонки бутерброды, коробки-самогрейки с мясной кашей, и баночки с ягодным повидлом. Всю эту снедь греваны разложили на столы, потом тот черно-белый греван, который расспрашивал Фадана, махнул компании рукой — давайте, мол, к нам. Ничего не оставалось, как присоединиться. После короткой молитвы греваны расселись, и приступили к трапезе.

— …что там в приказе было, брат Кун! Я как прочел, так, думал, поседею! Ты хоть понял, что там написано?

— Ну, вроде, понял…

— Вроде! Эта шайка, которую ловят сейчас, хочет из-под земли самого Остроухого достать! И вроде как нашла даже способ. Представляешь, что с нами будет, если Остроухий с войском из-под земли наружу выйдет?

— Не приведи Триединый.

— Вот и я о том! Приметы выучил?

— Не успел я прочитать. Я ж по трапезной дежурил, и как сбор объявили, сразу оттуда и пошел.

— Ну, давай я тебе обрисую, что и как. Значит, первая бандитка — девица молодая, толстая, сероглазая, нос пимпочкой, и огромные сисяндеры…

Бонни, сидевшая рядом, и отлично слышавшая их разговор, покраснела до корней волос, но, по счастью, на ней была шапочка с ушками, закрывавшая большую часть ее личика.

— …второй — мужик, высокий, тощий, староватый. Он, судя по всему, там главный колдун и есть. Вроде как был историком, да его за колдовство выгнали с института, где он работал. И правильно сделали, нечего молодежь развращать…

Фадан икнул и поспешно отвернулся.

— …третий — любовник его незаконный, гермо, под мужика косит. Он что-то вроде телохранителя у того мужика, который колдун. Чуть что, драться лезет. Ногами машет, и всякое такое. Сначала-то у него два телохранителя было, так одного убили. И, по слухам, они с собой труп второго телохранителя таскают…

— Зачем? — полушепотом спросил греван, для которого велся этот рассказ.

— Чтобы кадавра из него сделать! Жуткая штука это, кадавр. Ему все равно — хоть ты его бей, хоть души, хоть ножом, хоть подстрели.

— А как же его убить?

— Только если сжечь, никак иначе.

Шини и Аквист украдкой переглянулись.

— …а последний там — врач-потрошитель. На быраспасе работал, кучу невинных душ положил. Они там и так зверствуют, сам знаешь, а этот был просто сдвинутый. И удушил он там кого-то, и детям ноги ломал, и машиной женщин давил, потому что женщин ненавидит. А потом в бумагах про это писал, и картинки даже рисовал, чего и как сделал.

Бакли поперхнулся лхусом.

— А чего ж его там держали? — изумился второй греван.

— Чего же не держать, когда они там все такие изуверы? Этот, правда, всех переплюнуть смог. В общем, такая вот у них банда получается. И называют они себя Насмешниками. Мол, смеемся мы над вашими законами, над верой, над Триединым, и над вами всем заодно. А как приведем сюда Остроухого, так и вообще…

— Вот же мерзавцы! — в сердцах воскликнул второй греван. — Как таких только земля носит!.. И как нам их ловить?

— Ну, не только же мы ловить будем, — успокоил его первый греван. — Говорят, три сотни монастырей по тревоге подняли. Одна часть едет к электростанции…

— А туда зачем?

— Так им электричество нужно, чтобы Остроухого добывать. Поэтому станцию защитить нужно. А вторая часть — к городку одному, Круглая Гора называется. Там, по слухам, и есть вход в преисподнюю, где Остроухий отсиживается.

— А нас куда же?..

— Вот не знаю, — пожал плечами первый греван. — Да не бойся, не надо. Сам видишь — нас много, мы сила, и Триединый нам поможет. Справимся.

— Ну, это да, это ты прав, брат, — второй греван заулыбался. — Навалимся всем скопом и прикончим этих супостатов.

От автобуса с греванами удалось отделаться только через час — те хорошенько поели, отдохнули, и лишь потом стали собираться в путь. Фадану пришлось писать на бумажке, что они сейчас не поедут, потому что им нужно хорошенько остудить двигатель машины, и только после этого братья, великодушно предлагавшие помощь, от них отстали.

Когда шум автобуса, наконец, стих вдали, Бонни, до этого момента с трудом сдерживавшаяся, сорвала с себя греванскую шапочку, и что есть мочи завопила:

— Толстая?! Нос пимпочкой?! Огромные сисяндеры?! Да я их поубиваю всех!!! Да я им!.. Да я!!!

— Не кричи, — примирительно сказал ей будущий неуязвимый кадавр. — Ну, подумаешь… глупости всякие слушать — оно надо?

— Если я такой потрошитель, то пусть готовятся, суки, — зло начал Бакли. — Распотрошу на хрен! А потом машиной перееду, и ноги переломаю!..

— Слушай, Фадан, а чего ты молчишь? — с усмешкой спросил Шини. — Я вот, понимаешь, примеряю на себя роль любовника. Правда, я не сильно себе представляю, как это может быть, потому что… ну, потому что…

— Потому что никто никому ничего еще не предлагал, — галантно подсказал Фадан. — Ты не только любовник, ты еще и охранник, не забыл? Который машет ногами и лезет драться. А я, выходит дело, колдун. Пожилой. Круто, что тут скажешь.

— Вы перестали возмущаться? — поинтересовался Шеф, появляясь рядом с Фаданом. — Всё? Высказались? А теперь я скажу. Радоваться надо, идиоты, а не расстраиваться. Потому что по этим приметам вас могут ловить до скончания века. И никогда не поймают. В общем, ждите еще час, а то и два, и спокойно езжайте дальше. Только лучше, конечно, с греванами так близко больше не контачить. И не останавливаться в местах, которые им нравятся. Тут, конечно, просчета не было, потому что никто из вас не мог знать об автобусе, но на вашем месте я бы начал избегать монастырей, скоплений народу, паломнических гостиниц… словом, тех мест, где могут возникнуть лишние вопросы.

— В следующий раз я остановлюсь где-нибудь рядом с помойкой, — зло пообещал Бакли. — Лучше помойка, чем такое соседство!

Зарзи закрыл блокнот и отдал его Иту.

— Ну как? — спросил тот.

— Забавно… местами, — ответил Зарзи. — Своим-то дашь почитать?

— Только тут, не дома, — отрицательно покачал головой Ит.

— А почему? Дарья ведь пишет. Ей это будет интересно.

— Дарья меня раскритикует в пух и прах, — рассмеялся Ит. — Она первый рассказ написала в шесть лет, а сейчас, к десяти, пишет так, что ее на цитаты разбирают. Сегодня утром говорили, новый рассказ на всесоюзный конкурс отправлять хотят. А она еще упрямится, мол, не отшлифовала как нужно. Так что не буду я это никому показывать. Ну, здесь побалуемся, и всё.

— По-моему, зря, — пожал плечами Зарзи. — Мне, например, было интересно. Немножко на Коэр похоже.

Коэр — это был мир, в котором родились Зарзи, Олле, и Гел. Окраинная часть Санкт-Рены, полузакрытый мир рауф. Ортодоксальная религия, строгие порядки… впрочем, как почти в любой провинции, рвущейся в столицы. Впрочем, Коэру стать столицей не грозило. Всего восемь серьезных коммерческих транспортных потоков. Не тот масштаб.

— Они все похожи, такие миры, — пожал плечами Ит. — От расы не зависит. Где я только не работал, и везде одна и та же песня. Единый, Триединый, Вседержитель, Небесный… без разницы. Где-то лучше, где-то хуже. У вас, я думаю, всё-таки лучше.

— Не для всех, — вздохнул Зарзи. — Для меня вот хуже.

…В реанимационном зале, где стоял блок, в котором находился Зарзи, свет был максимально приглушен — еще вчера Зарзи сказал, что устал от света. Илья не стал возражать, он просто перевел управление на самого Зарзи. Делай, мол, как знаешь. Тот и сделал. Олле потом потихоньку рассказал Иту, что Зарзи и в комнате, где они живут, постоянно делает то же самое. Не любит яркий верхний свет. Ему неуютно. Говорит, что в операционной оперируют, а не живут…

— Не пори горячку, — строго сказал Ит. — Еще ничего не решено. Подожди. Я тебя очень прошу, подожди.

— Мне ничего другого не остается, — Зарзи криво улыбнулся.

— На счет памяти решил что-то?

— Не знаю… наверное, надо всё-таки замыть. Ит, это было так больно, — Зарзи передернуло. — Дико больно. Он… он понял, что со мной ничего не выйдет… и… и сделал так, что все-таки вышло… я боялся, что он разорвет меня на части… смешно, да? Я и не знал, что умею так бояться… дикий совершенно страх, иррациональный… господи, какие же глупости я несу…

— Это не глупости. И хорошо, что несешь, про это нельзя молчать, сам же знаешь. Но с памятью надо решить. Ты поговори со своими, и вы вместе определите, когда можно будет делать…

— Ит, я говорил уже, — Зарзи отвел взгляд. — Гел настаивает, чтобы я это сделал чем быстрее, тем лучше. Олле тоже. А я… словно мне что-то мешает, понимаешь? Словно я хочу пока что эмоциональную часть помнить. Для чего-то. Там было что-то важное, наверное, и… — Зарзи говорил сбивчиво, сумбурно, слов было много, но в полные предложения они почему-то всё никак не складывались. — Там какая-то… какая-то правда… Ит, можешь меня выслушать? Может быть, если я это расскажу, ты… ну, сумеешь понять? Я не вижу сам… а важное там есть. Точно есть!..

Ит украдкой глянул на время — сейчас перед ним висел визуал. Еще двадцать минут в запасе. Успеем.

— Рассказывай. Но учти, я сначала поставлю на стрём Саиша и Кира. И не спорь! Если с тобой что-то случится, мне Гел потом голову оторвет.

— Ладно, — обреченно согласился Зарзи. — В общем, мы шли в тот день последними в цепи, и Олле снял сигнал брони на северо-северо-восток. Мы вышли из ряда, и пошли на этот сигнал. Он был «живой», поэтому мы торопились…

6 Корни Круглой Горы

— Илюш, знаешь, мы с рыжим испытываем настоятельную потребность прогуляться в лес, — Ит сидел сейчас напротив Ильи, облокотившись на стол, и пристально смотрел на главного врача госпиталя, ожидая его реакции. — А то мы что-то засиделись.

— Соображаешь, что несешь? — ласково осведомился Илья. — Ты понимаешь, чем это может кончиться?

— Да, конечно, — кивнул Ит. — Все кончится отлично, поверь. Мы же не собираемся рисковать.

— Я вообще-то не о вас говорил.

— А, ну если не о нас, то все еще проще, — улыбнулся Скрипач. — Потому что мы как бы будем и ни причем…

— А кто «причем»?! — взорвался Илья. — Если не вы, то кто тогда?

— Я, — тихо ответил Гел.

До этого он молча сидел у окна, и слушал разговор. Ни во что не вмешиваясь.

— Ты? — повернулся к нему Илья. — Замечательно. Хочешь, я тебе скажу, чем всё кончится? И вам двоим, остолопы, тоже скажу, да? Ну так вот. Зарзи посадят до конца дней под замок его родственники, тебя, — кивок в сторону Гела, — упекут лет на пятнадцать официалы, а вам двоим, кретины, может, и удастся выкрутиться, но про работу и про специальность вы сможете забыть до конца дней своих. И про выезды по внешку — тоже! В том числе и для ваших детей!.. Будете до самой смерти тут водить грузовики со свеклой туда, и с апельсинами обратно! Вы этого хотите?!

— Но я должен… это сделать, — Гел, не отрываясь, смотрел на Илью. Тот не выдержал и отвел взгляд. — Я же не собираюсь никого убивать, но… тот ответ, который нам дали, меня не устраивает! Я не могу ждать год до окончания разбирательства, их подразделение переведут отсюда через две недели, и…

— Ты думаешь, я тебя не понимаю? — в голосе Ильи зазвучало самое настоящее отчаяние. — Гел, пойми… не могу я позволить, чтобы вы все искалечили себе жизни!

Гел, наконец, отвел взгляд. Сгорбился, поник. Безнадежно вздохнул.

— Нет, так нельзя, — покачал головой Скрипач. — Мы должны что-то придумать. Фэб, не молчи, ну что ты, ей богу…

Феб подошел к Гелу, сел рядом. Положил тому руку на плечо. Ит подумал, что, пожалуй, трудно представить себе более непохожих мужчин. Черты лица у Гела были мягкие, а взгляд — совершенно не мужской, какой-то удивительно беззащитный. Гел, в отличие от Фэба, особой красотой не блистал, но обладал другой, даже, пожалуй, более важной чертой — в его мягкости заключалось немалое обаяние, располагающее к себе практически всех, кто с Гелом общался. По словам Олле, Гела очень любили пациенты: рядом с ним им становилось спокойно, появлялась уверенность в том, что все обойдется, что все будет хорошо. Олле рассказывал, что до встречи с ними двоими Гел таким не был, что эти его качества стали проявляться, когда жизнь Гела изменилась, когда появилась уверенность в себе и ощущение причастности — к целому.

— Илюш, мне кажется, мы сможем что-то придумать, — очень осторожно начал Фэб. — Только не надо рубить сплеча, в этом я с тобой согласен. Рыжий, Ит, пока что ни о каких прогулках в лес с целью оторвать кому-либо голову не может быть речи. То есть, я полагаю, прогулка будет, и не одна, но в наших силах все обставить так, что никто не сумеет к нам придраться.

Гел поднял голову и с надеждой посмотрел на Фэба.

— И как это сделать? — спросил он.

— У меня есть несколько идей, — Фэб прищурился. — Но для начала… Так. Ит, родной, обеспечь нам конфиденциальность. Рыжий, приведи сюда Кира и, пожалуй, Саиша. Больше мы никого в мою задумку посвящать не будем.

Когда команда прибыла в окрестности Круглой Горы, Фадан понял, что идея с маскировкой «под греванов» была не просто хорошей, нет. Она была гениальной. Потому что любой, кто греваном не был, выделялся из толпы настолько, насколько это было возможно.

Греваны были повсюду. Тут и там мелькали тарги, преимущественно черные, лишь иногда встречались черно-белые. Греваны ходили по улицам, греваны забредали в магазины, греванами были полны кафе и столовые, даже в общественном туалете на площади, в который пришлось зайти Шини, оказались сплошь греваны, причем черные. Мало того, почти все греваны были мужчинами, женщин и гермо было раз в десять меньше.

— Ничего себе, — пробормотал Фадан, когда пикап, наконец, с трудом выехал с площади, и начал подниматься в гору по извилистой дорожке среди домов. — Вот это армия!..

— Именно что армия, — подтвердил Шеф. — Мне кажется, вам лучше где-нибудь оставить машину, и дальше идти пешком. В пикапе вы слишком заметны.

— Твоя правда, — кивнул Фадан. — Бакли, ищи место для стоянки.

Вскоре они нашли небольшую гостиницу, в которой оказалась пара свободных комнат. На всякий случай Фадан снял их (чистой воды грабеж, конечно, по сотне за сутки), и компания отправилась в музей, навестить старого смотрителя Вайши Орудо.

…Сегодня двери музея оказались приветливо распахнуты, видимо, день был туристический. У входа Аквист и Шини заприметили свою давнюю знакомую, ту самую неприветливую толстую Оташу, жену Вайши. Она стояла у входной двери и проверяла билеты у большого шумного семейства: замотанного вида мужчина, трое еще более замотанного вида гермо, две весело щебечущие дамочки средних лет, и пятерых ребятишек, про которых Фадан сначала решил, что их не пятеро, а семеро, уж больно быстро они носились вокруг родителей.

— В музее не бегать и не шуметь, — донесся до компании голос Оташи. — Мамы, папы, слыхали? Шлейки для детей возьмите в коробе на входе. Детей только на шлейках!

— Это дискриминация! — возмущенно воскликнула одна из женщин. — Это же дети! Им положено бегать и играть!..

— Ага, на улице, — отрезала Оташа. — А тут музей.

— Мы за билеты заплатили!

— И чего? Экспонаты государственные, дурища! Ты будешь с государством потом рассчитываться, если они поломают что? А денег хватит? Берите шлейки и не выпендривайтесь, дамочка.

Отец семейства, молчаливо стоявший рядом, одарил смотрительницу благодарным взглядом. По всей видимости «семейственный отдых» его порядком уже достал.

Семья втянулась внутрь, и после этого Фадан кивнул своим — пошли, мол. Аквист и Шини на всякий случай поглубже надвинули свои шапочки, но, как выяснилось, никакой необходимости в этом не было — смотрительница их не признала. Видимо, была по возрасту подслеповата.

— Доброго дня, уважаемая, — вежливо поздоровался Фадан. — Скажите, как нам билеты приобрести?

— Греванам бесплатно, бесплатно, что вы, — заулыбалась смотрительница. — Проходите, дорогие гости, полюбопытствуйте. У нас новая экспозиция. Недавно найденные вещи эпохи Пришествия. Гребни для волос, сосуды, тарелки с росписью, сбруи ацошьи…

— Сбруи? — удивился Фадан, позабыв на минуту, что он вообще-то греван. — Но кожа за столько лет должна была истлеть!

— Так кожа новая, реконструкция. А вот бубенчики и нашивки настоящие, глине что сделается.

— А, тогда ладно, — Фадан покивал. — Ну что, братья и сестра? Пойдем, полюбуемся? Вдруг этих вещей касался кто-то, кто видел самого Триединого?

Бонни незаметно показала ему большой палец — видимо, Фадан, сам того не желая, попал в точку.

— Пойдемте, — степенно согласился Бакли. — Посмотрим, что тогда были за сосуды.

— Для масла и вина, — подсказала смотрительница.

— Для вина? Это хорошо, — заметил Шини. — Уважаемая, а сосуды с древним вином никто не находил?

Фадан кинул на него испепеляющий взгляд.

— Нет, — не заметила подвоха смотрительница. — Они же битые все. Их из черепков собирают.

— А жаль, — вздохнул Шини. — Интересно ведь, какое вино Триединый пил.

Аквист незаметно, но довольно чувствительно, ткнул друга в бок кулаком, и они первыми направились к входу. Фадан, Бонни, и Бакли последовали за ними.

— Я сопру из этого музея историческую хлопалку, и отхожу тебя ею по заду, — пообещал Фадан шепотом. — Что ты несешь, позорище?

— А что я такого сказал? — Шини посмотрел на Фадана невинным взглядом. — Просто поинтересовался.

— Область твоих интересов порой оставляет желать лучшего, — Фадан погрозил Шини кулаком. — За старое решил взяться? Совсем сбрендил?

— Да не решил я ничего, — Шини, кажется, даже немножко испугался. — О, смотрите! Вон он, Вайши.

— Где? — заозирался Аквист.

— Да вон же! Детей от экспозиции отгоняет.

Старый смотритель и впрямь был сильно занят: он стоял у стены, на которой висел древний выцветший гобелен, и неуклюже размахивал палкой. Причиной столь странного поведения оказалась стайка детей лет пяти-шести, которая, кажется, вознамерилась пощупать гобелен, а заодно отодрать от него пару-тройку забавных круглых бамбошек, заманчиво свисавших с нижней кромки. Вайши, судя по всему, был категорически против, поэтому махал палкой весьма активно.

— А вот я вас! — кричал он. — Куда лезете!.. Это нельзя трогать! Нельзя! Ах ты негодная девчонка, еще язык мне показывать?! Куда руки тянешь! А ну убери!!! Да что ж такое!.. Вон пошли отсюда, остроушьи дети! Не трогай, сказал!!!

Аквист, потихоньку подошедший к хулиганам, сейчас корчившим Вайши рожи, ловко поймал за ухо того, кто оказался поближе, и строго произнес:

— А ну говори, где мать? Сейчас отведу к ней, так она тебе быстро попу отполирует!

— Ой, не надо, греванчик, миленький, — заскулил мальчишка. — Не надо, я больше не буду!..

— Раз не будешь, то пошел вон отсюда, — смилостивился Аквист. — Не стыдно над пожилыми издеваться? Вот прокляну волей Триединого, будете знать!

Детей как ветром сдуло.

— Ох… спасибо, господин греван, — с чувством произнес Вайши, вытаскивая из кармана очки и водружая их на нос. — Совсем довели меня эти малолетки. Жду, не дождусь, когда музейный день кончится. Хоть отдохну немного.

Он посмотрел на Аквиста сквозь стекла очков, лицо его вдруг посветлело, и он радостно воскликнул:

— Ой, так это же ты!..

— Тока — тшшш, — беззвучно сказал Аквист. — Маскировка. Так нужно.

— Ааа… — Вайши тоже понизил голос до таинственного шепота. — Вы узнали что-то новое?

— И да, и нет, — туманно ответил Аквист. — Нам нужно поговорить. Где это лучше сделать?

— Надо подумать. Последние дни тут очень много народу, — признал очевидное старый смотритель. — В такой же одежде, как вы. Вот что. Подходите к шестому вечеру на угол одиннадцатого дома в нашем ряду, там кафе. Посидим, поедим, и решим, куда пойти.

Кафе, судя по всему, большой популярностью не пользовалось, не смотря на полный аншлаг, который царил сейчас в городе. Из десяти столиков были заняты всего два. Друзья выбрали столик у стены, в дальней части зала, и принялись ждать Вайши. В срок он не пришел, явился только тогда, когда все уже начали немного волноваться.

— Прошу прощения, — старый гермо плюхнулся за стол рядом с Бакли. — Очень много народу было, пока всех выпроводили, пока музей закрыли… А говорят еще, что у нас легкая работа!.. Поработали бы сами так же, узнали бы, какая она легкая…

— Кто же это такое говорит? — спросил Фадан.

— Да служащие из департамента культуры, чтоб их Остроухий сожрал, — проворчал Вайши. — Легкая работа, подумать только! Легче, видимо, только мешки разгружать у овощной лавки. Впрочем, о чем это я? Вы ведь по делу хотели побеседовать…

— Да, хотели. Но не здесь, — напомнил Аквист. — Куда мы пойдем?

— Давайте поедим сначала, — попросил смотритель. — Умираю, как хочу есть. А дома только лхус, да сохлая вчерашняя лепешка.

Аквист и Шини переглянулись, Шини покачал головой. Они еще в прошлый раз были удивлены прожорливостью смотрителя, и, видимо, изменять своим привычкам он не собирался.

— Ладно, давайте поедим, — согласился Фадан. — Что тут лучше взять?

— Вот это мясо жаренное с овощами, потом вкусные купалики тут есть, и вот это вино, зеленое, очень хорошее, — принялся перечислять Вайши.

— Купалики? — удивилась Бонни. — Ой, давайте возьмем! Сто лет их не ела… а они с чем?

— Тут есть с вареньем и с белым кремом, — Вайши облизнулся. — Советую с кремом, так вкуснее.

Купалик, одно из любимых всеми сладких блюд на Раворе-7, представлял собой сдобную сладкую булку, у которой кондитер срезал верх и вырезал середку, чтобы из булки получалась чашечка. В эту чашечку перед подачей накладывалась какая-нибудь сладкая начинка — либо варенье, либо сладкий или медовый крем, либо сгущенное молоко с сахаром. Вырезанная часть булки и крышечка резались на аккуратные кусочки и подавались вместе с булкой, ими предполагалось вычерпывать начинку. Ну а потом, разумеется, съедалась и сама булка. Любительниц и любителей купаликов было легко вычислить на улице по объемным филейным частям. Что, впрочем, вовсе не удивительно[1].

— Давайте возьмем и так, и этак, — предложил Шини, который больше любил варенье. — Значит, мясо с овощами, лепешки с сыром, купалики, и лхус.

— И вина бутылочку, — заискивающе подсказал Вайши.

— Может, не надо? Нам же еще разговаривать, — напомнил Аквист.

— А я с собой домой возьму.

— Хорошо, — сдался Шини. — И вина для Вайши, с собой. Все согласны?

Возражений не было. Шини сходил к стойке, оформил заказ — цены тут были на удивление демократичные — и вернулся обратно.

— Так куда мы пойдем? — спросил Фадан.

— На природу прогуляемся, сейчас тепло, — пообещал Вайши. — Посидим где-нибудь в лесочке. Сами видите, что в городе творится. Сдается мне, что это не просто так.

— И вы правы, — кивнул Аквист.

После столь сытного ужина все малость отяжелели, и не были настроены идти далеко, но Вайши, наоборот, отдохнул и взбодрился, и теперь был неумолим в своем желании утащить компанию в место, которое счел подходящим для разговора. В результате они больше получаса тащились за Вайши по лесной тропинке, и лишь когда они отошли на порядочное расстояние от городка, Вайши решил, что, наверное, хватит.

— Тут хотя бы этих нет, в таргах, — констатировал он. — Уф, упарился я что-то. Тепло сегодня. Ну что расскажете? И почему вы все в таком маскараде?

Аквист посмотрел на Фадана, тот кивнул.

— Маскарад для маскировки, чтобы внимания не привлекать, — объяснил Аквист. — А расскажем… Сейчас расскажем. Вайши, во-первых, ты был отчасти прав. Не во всем, но во многом.

— И что я угадал правильно? — с интересом спросил Вайши.

— Про красный путь — верно. Это действительно остатки древней дороги. Про то, что холм и город пришельцы построили — тоже…

— Я так и знал! — Вайши в восторге хлопнул себя ладонью по бедру.

— Про технологии, и про то, откуда диск, тоже верно, — продолжил Аквист. Фадан одобрительно кивнул. — А вот про то, что холм направлен на созвездие — нет. Он для другого, этот холм. Для чего — мы сами пока что толком не выяснили.

Фадан решил, что пора вмешаться.

— Холм и диск связаны, — продолжил он. — Собственно, именно поэтому тут сейчас столько греванов. Считаю нужным вас предупредить: при греванах ни слова о ваших изысканиях. Чего доброго, убьют.

— В этом и не сомневался… А диск при вас? — повернулся к нему Вайши.

— Увы, нет, — развел руками Фадан. — Диск у нас похитили.

— Власти? — проницательно заметил хранитель. — Ну, разумеется. Интересно, что же они собираются с ним делать…

— Я так думаю, что уничтожить. Вайши, тут сложная история, и сейчас всё упирается в то, что нас… что мы… что нам угрожает опасность, — Шини решил, что настала его очередь говорить. — В общем, нам надо спрятать один предмет…

— Еще один диск? — напрягся Вайши.

— Нет, — рассмеялся Фадан. — Просто древний артефакт, он на самом деле не особо ценный. Но мы подозреваем, что он как-то может быть связан с диском, и поэтому… словом, мы оказались тут, по счастью вспомнили про вас, и хотим попросить у вас помощи. Мы ищем место, чтобы его спрятать.

— А можно посмотреть, что это такое? — с любопытством спросил Вайши.

— Аквист, покажи, — приказал Фадан. — Это… мы называем это штырём.

— Хм… больше похоже на какую-то запчасть от трактора, — критично заметил смотритель. — Вы уверены, что это точно артефакт?

— Более чем уверены. Мало того, из-за этого штыря на нас сейчас охотятся полисы, — Фадан решил не уточнять, что охотятся еще и греваны.

— Спрятать, говорите? Но тогда… тогда, если станут спрашивать меня, я запросто выдам вас. Уж простите, но я старый, и мне тяжело терпеть боль, они, знаете, любят очень больно подраться, — Вайши задумался. Затем лицо его посветлело. — Вот что! Идите по этой тропинке, по низу холма. Через полчаса увидите небольшое лесное озеро. Оно почти круглое, темное такое. Говорят, что очень глубокое. Мальчишкой я там купался, хотя мать за это и порола, и могу сказать, что до дна доставал только у берега, да и ко всему прочему там очень холодная вода. Так вот, пройдете по берегу, который повыше, и там будет такое место… молодые, помните кости-прожилки у меня в подвале? Так вот, там сползла глина, и их из-под земли торчит целая кучища. Толстенные, в полтела толщиной, а то и больше! Некоторые надколотые, треснувшие. Может засунуть свой штырь в какую-нибудь из них, и замазать глиной. Идеальное укрытие, поверьте.

— А не полезет никто? — с сомнением спросил Шини.

— Туда? Нет. Конечно, нет. Озеро это у нас называют проклятым, там вельшев перетонуло тьма тьмущая, словно тянет их туда… и потом, местные про эти штуки, что из-под земли торчат, решили, что это… прямо повторять стыдно, честное слово. Такое мракобесие!

— Так что они говорили? — с интересом спросил Аквист.

— Что это — пальцы Остроухого. Из-под земли, мол, руку тянет. Так что никто туда не полезет, уж будьте уверены.

Ранним утром Бонни проснулась из-за того, что под окном кто-то визжал. Спросонья не поняв, что случилось, она села на узенькой гостиничной кроватке, потерла глаза, и посмотрела на окно: за хилой занавеской едва-едва пробуждался сейчас рассвет.

— А-а-а-а-а-а!!! Макира-а-а-а-а-а! Макира, вставай, слышишь!!! Беда-а-а-а!!! Вставайте все!..

Через секунду к первому голосу присоединился второй, потом снова завизжала женщина.

«Чего они все разорались? — недоуменно подумала Бонни. — Что там случилось?»

Она опустила ноги с кровати, и…

…и вдруг поняла, что ноги ее, вместо того, чтобы ощутить прохладу деревянного пола, ощущают что-то совсем иное. Бонни испуганно отдернула ногу и глянула вниз.

Пол был покрыт поверх дерева каким-то странным, незнакомым материалом, теплым, и податливо-мягким. Бонни присмотрелась. Материал этот оказался тонким, полупрозрачным, и имел слабый зеленоватый оттенок. Сквозь него можно было разглядеть доски пола, и монетку, которая, видимо, выпала вчера вечером из кармашка курточки Бонни.

«Как же ее теперь достать? — Бонни, видимо, еще до конца не проснулась, именно поэтому ей пришла в голову столь неуместная мысль. — Расковырять эту штуку как-то можно?»

Монетка вдруг слабо дрогнула и поплыла сквозь слой материала на поверхность. Через несколько секунд монетка оказалась уже над материалом, она лежала перед Бонни точно так же, как на самом обычном полу.

— Это как это? — недоуменно спросила Бонни. — Кто это сделал?

— Ты, — рядом появилась Ана. — Это ты сделала ты, Бонни. Ты подумала, что хочешь взять монету, система поняла это, как приказ, и — пожалуйста. Бери.

— Какая система? — опешила Бонни.

— Бионическая система Зивов, которая обслуживает Холм Переноса, — пожала плечами Ана. — Когда вы вчера вернули ей генератор, она начала пробуждаться. И, конечно, стала обеспечивать комфорт всем, кто находится внутри. Живые дома просыпаются, активируются. Только и всего.

— Только и всего?! — воскликнула Бонни. — Так вот почему они там на улице орут? А что там вообще происходит?

— Выгляни в окно, увидишь, — Ана усмехнулась. — Не надо бояться ходить по полу. Поверь мне, система максимально дружелюбна, и никогда не сделает никому ничего плохого. Правда, местные жители про это не догадываются.

Бонни с опаской встала — да, пол действительно был теплым и мягким. Мало того, когда Бонни сделала шаг, пол вдруг слабо засветился под ее ногами, и вдруг поменял цвет с зеленого на бледно-фиолетовый.

— А это еще зачем? — спросила Бонни.

— Видимо, ты любишь этот цвет. Система просто подстраивается под тебя.

— А если нас будет в комнате несколько? — тут же спросила Бонни.

— Тогда она даст нейтральный цвет. Серый, зеленый. Или покрытие станет прозрачным. Впрочем, можно задать какой-то цвет приказом, многие делают именно так. Ну что? Освоилась? Подойди к окну.

Между домами бродили туда-сюда растерянные и напуганные горожане. Дома за прошедшую ночь изменились, и, видимо, продолжали меняться дальше — на противоположном доме начала вдруг без всякого ветра раскачиваться, а потом и вовсе упала на землю аляповатая вывеска. Дома выдавливали из себя окна, вместо них в оконных проемах появлялось что-то наподобие тонкой пленки. Стены, как поняла Бонни, покрывал тот же материал, что и пол в ее комнате: и они меняли цвета в зависимости от того, кто находился рядом. Все искусственное, приколоченное и прикрученное, дома просто сбрасывали с себя, а места креплений быстро зарастали и становились незаметными.

— Хорошая технология, правда? — Ана улыбнулась. — В таком виде Холм может существовать сотни тысяч лет… или даже дольше. Пока планета вращается, и пока на ней есть вода.

— Вода? — переспросила Бонни.

— Конечно. Энергию комплекс получает от вращения планеты, а строит сам себя из воды. Тут, правда, комплекс еще весьма сонный. Видимо, не все зоны роста уцелели. Но ничего, он быстро саморемонтируется. Через несколько дней это место будет не узнать.

— Ана, а вчера нельзя было сказать, что так получится? — Бонни рассердилась не на шутку. — Я испугалась, между прочим!

— Нельзя, — серьезно ответила Ана. — А вдруг комплекс бы не заработал? Мы-то откуда могли знать, в каком он состоянии? Уничтожить, знаешь ли, можно всё, что угодно. Прецеденты бывали.

— Ну, тогда ладно, — протянула Бонни. — А как там, интересно, мальчики поживают?

Ответ о том, как поживают мальчики, она получила тридцать секунд спустя, и этим ответом стал чей-то дикий вопль. Кто-то из команды, видимо, тоже спросонья наступил на новый пол. Бонни, наскоро одевшись, выбежала в коридор, и столкнулась нос к носу с Шини, который, судя по всему, бежал в ее комнату, спасать от неведомой напасти.

— Ты цела? — спросил Шини испугано. — Видела, что творится?

— Видела, — спокойно ответила Бонни. — Не ори. Пошли к вам, сейчас Ана всё объяснит. Ничего страшного не происходит. Наоборот, все отлично.

— Это ты называешь — отлично? Что это вообще такое? Откуда это?

— Это включилась бионическая система холма, — ответила Бонни загадочной фразой, которую запомнила после разговора с Аной. — Ничего страшного. Пошли, говорю, сейчас в этом коридоре будет полно народу.

В городе царила самая настоящая паника. Видимо, многие, если не все, испытали шок, когда проснулись и увидели, что происходит нечто, явно из ряда вон выходящее. Где-то уже тянули по улице тачки с домашним скарбом, пробираясь на площадь, чтобы штурмом взять автобус, и бежать из города прочь, куда глаза глядят, где-то все еще орали; к греванам, разумеется, шли за советом и участием, вот только греванам сейчас было явно не до помощи ближнему. Они были заняты кое-чем другим.

…Военный совет Фадан решил держать в мужской комнате, которая была больше — в комнату Бонни, совсем крошечную, они бы при всем желании не поместились.

— Я так понимаю, завтрака не будет, — недовольно проворчал Бакли.

— Смеешься? — хмыкнул Шини.

— Нет, есть хочу, — огрызнулся Бакли. — Я, знаешь ли, по утрам всегда хочу есть.

— Только ли по утрам? — парировал Шини. — Тебе дай волю, так ты через месяц ходить не сможешь. Такой толстый станешь.

— Перестаньте, — попросил Аквист. Он сидел на корточках, и с интересом рассматривал пол. — Бонни, что надо сделать, чтобы вон тот камешек поднять?

— Попроси про себя, — подсказала Бонни.

— Ага… ох ты, прикольно! А обратно если… здорово… Эл, слушай, а что еще можно сделать?

— Ну, попробуй структуру поменять. Мягче, жестче, гладкий, шероховатый, и так далее, — подсказал Эл. В видимый режим программы, конечно, не переходили, но общаться это не мешало.

— А еще?

— Температуру можно менять, можно попросить сделать ванну с водой, если хочешь помыться, можно очищать воздух… слушай, очень много всего можно, но вам сейчас вообще до этого?

— Ну так интересно же! — глаза у Аквиста горели. — Никогда в жизни ничего подобного не видел.

— Если у вас все получится, ты еще и не такое увидишь, — пообещал Эл.

Фадан, до этого момента что-то разглядывающий в окне, обернулся, наконец, и строго приказал:

— Так. Все сели и замолчали. Ситуация очень серьезная.

— Мы так и поняли, — тут же встрял Шини. — Но…

— Нет, вы ничего не поняли пока что, — рассердился Фадан. — Шеф, как головная программа, связался с системой. Система дает ему оповещения о том, что происходит на всей территории комплекса.

— И что там происходит? — с интересом спросил Аквист.

— Греваны перекрывают выезд из города, вот что! — рявкнул Фадан. — Город сейчас окружают живой цепью, ставят технику, какая есть, и подвозят все новые и новые отряды из монастырей. Вы понимаете, что это значит?!

— Ну… — несмело начал Шини, но Фадан зыркнул на него так, что тот тут же смолк.

— Это значит, что мы не сумеем выбраться из города! Они не выпускают никого, кто в момент включения системы был внутри!

— Так… — у Аквиста с лица разом пропала улыбка. — Подожди, Фадан, а как это народу-то объяснят? Тут же туристы, паломники, всякое такое… Их-то как?

— По телеку уже сказали, что тут началась эпидемия физдецомы, — мрачно ответил Фадан. — Город признали опасным и закрыли на карантин. А все, кто здесь находится, признаны погибшими. Уже. Заранее. Шеф сказал, что система принимает сигналы. Хотите посмотреть?

— Как телек? Она как антенна принимает сигналы? — удивился Бакли. — Хотим, конечно! Но телека-то нет.

— Материал, который на полу и на стенах, может быть телеком, — пояснил невидимый Шеф. — Он может быть вообще практически чем угодно. Приемником, телеком — запросто.

— А еду он не может приготовить? — поинтересовался Бакли.

— Приготовить не может, — ответил Шеф. — А вот доставить — запросто. Другой вопрос, что не стоит пока что проводить такие эксперименты.

— Почему? — Бакли расстроился.

— Потому что не хватало еще, чтобы тут кастрюли с кашей по улицам плавали, — объяснил Шеф. — Не факт, что это будет выглядеть именно так, но пока система до конца не проснулась, возможен и такой вариант. Так что лучше не рисковать.

Посмотрев пару трансляций на каналах с новостями, все почувствовали себя персонажами пьесы абсурда. С точки зрения властей и озвучивавших их мнение дикторов, ситуация выглядела следующим образом.

В город кто-то из туристов привез заразу, вызывающую физдецому. Обчихал много народу в автобусе. Заразил. Начали чихать уже несколько сотен приезжих. Обчихали местных. Те тоже заболели. Город обречен, потому что местные врачи быраспаса, числом пять душ, сбежали, отказавшись лечить эту физдецому, или хоть как-то помогать заболевшим. Сбежали они, когда сами уже были больными, и все перемерли за сутки. И тогда греваны встали живой стеной на пути неизлечимой болезни. Только их беспрестанные молитвы сейчас сдерживают физдецому, рвущуюся в другие города, только их живое кольцо способно противостоять напасти. Въезд в город запрещен, выезд тоже; вокруг города предполагается установка стены пять метров высотой с колючкой поверху, чтобы никто случайно не пролез, и не заразился. Стену начнут строить в ближайшие дни.

— …., вашу …… падлы! — орал Бакли, когда трансляция подошла к концу. — Что они несут?! Какие врачи?! Кто сбежал?! Да как они так могут…

— Увы, — развел руками Фадан. — Ты сам всё слышал.

— Поймаю — убью, — зло пообещал Бакли.

— Кого именно поймаешь? — уточнил Аквист. — Ты представляешь, скольких придется переловить?

— Ой, отстань, — Бакли отвернулся. — Как же тошно такое слышать…

— Понимаю, — сочувственно вздохнула Бонни. — Мало того, что вранье, так еще и какое подлое.

— Мне больше интересно, что нам дальше делать, — Шини понял, что если все начнут рефлексировать, ситуация с мертвой точки не сдвинется. — Фадан, мы-то куда? На улицу пойдем?

— Конечно, — кивнул Фадан. — Надо разузнать все, посмотреть обстановку, и решить… что мы сами будем делать.

В дверь комнаты вдруг кто-то робко поскребся. Аквист и Шини переглянулись, Бонни на всякий случай отодвинулась от двери подальше, Фадан нахмурился.

— Кто там? — спросил он.

— Это я, я, это Вайши, — зашептали из-под двери. — Впустите меня быстрее, пока никого нет!..

Аквист открыл дверь, и смотритель молниеносно очутился в комнате. Он запыхался, одежда его была натянута явно второпях, на рукаве не хватало пуговиц, а очки болтались сейчас на самом кончике носа.

— Что там делается! — в голосе Вайши слышался ужас, смешанный с восхищением. — Народ с ума посходил, одним детям, кажется, весело… А на самом холме… тот храм… который наверху, на куски — бах! Не слышали? И озеро!.. Там вообще, где озеро…

— А можно не всё сразу? — попросил Шини.

— Попробую. Воды у вас нет? И мне бы сесть куда, — попросил Вайши.

Через минуту он уже сидел на кровати Фадана, и лихорадочно дохлебывал из стакана тепловатую воду, которую принесла ему Бонни.

— Так, значит. На холме храм есть… был. В общем, греваны говорят, что рассыпался. И тихо так! Словно куски руки невидимые отламывали, и в сторонку складывали. Огромные такие руки… ох… там теперь на его месте осталась большая платформа каменная, черная… с круглой дыркой посредине, — Вайши искоса глянул на Фадана. — Думаю, дырка аккурат будет под ваш диск. Правда, дырка не одна. Говорят, их там то ли две, то ли три.

— Интересно, — Фадан решил пока что не спешить с эмоциями. — Еще что-то?

— Озеро, говорят, высохло. — Вайши оглянулся на дверь, не подслушивает ли кто. — Совсем. Только оно оказалось и вовсе бездонное. Ну, то есть дна не видно… а по бокам такие дырки неровные. И здоровые, как тоннель. Во все стороны, и в гору, и не в гору. Вот только попасть в эти дырки нельзя никак, потому что сверху озеро пленкой затянуло, такой же, как тут окна. Вроде она прозрачная, а пробить не получается.

— Это всё? — равнодушно спросил Фадан.

— Не всё, — Вайши понизил голос. — В мой подвал прогуляться не хотите? Они двое знают, про что я сейчас. Видели.

— Хотим, — без колебаний ответил Аквист. — И даже очень хотим.

…По улицам бродили группками местные, туристы, и греваны. Впрочем, греванов было не в пример меньше, чем вчера — видимо, большая часть их по приказу встала в большое оцепление, отгородившее город от остального мира. Те греваны, что встречались сейчас на улицах, были предельно собраны и деловиты. Фадан и команда поняли все правильно даже без подсказок учебных программ, и, возможно, именно по этой причине их никто не остановил.

Двери музея оказались, конечно, закрыты. Вайши вытащил из кармана ключ, и через несколько секунд все оказались внутри, в неосвещенном холле. Вайши потянулся было к выключателю, но Фадан сказал:

— Не надо света. Мне почему-то кажется, что вполне можно обойтись и без него.

— Вообще, верно, — согласился Вайши. — Идемте?

— Идем, — подтвердил Аквист. — Но что же там такое?

— О… — протянул смотритель. — Это… это… да я не знаю, что. Но надо, чтобы вы увидели.

…Стены подвала покрывал все тот же материал, который начинал слабо светиться, когда они проходили мимо. Свет был неяркий, но вполне позволял идти спокойно, без риска наткнуться на угол и разбить себе нос.

— Система работает меньше, чем в одну сотую мощности, — едва слышно сказал в голове у Фадана Шеф. — Ей нужно набрать потенциал. Чудо, что она вообще еще жива.

Фадан рассеянно кивнул.

— Уже почти пришли, — заметил смотритель. — Ох, мальчики, как же я запарился, пока вытащил эти треклятые сундуки оттуда! Но оно того стоило.

Сундуки оказались кое-как расставлены вдоль стены, и (это показалось Аквисту интересным) материал их не покрывал, хотя, по идее, должен был это сделать. Значит, система различает назначение того или иного объекта? Как же она понимает, что дом покрыть этим странным материалом можно, а сундук — нет? Потом он вспомнил, что стоявшие в номерах кровати система не тронула. И одежду тоже. И вообще, вся мебель была свободна. И занавески…

— Вот, любуйтесь, — возвестил смотритель, отступая в сторону. — Удивительно, правда?

В голосе его звучала гордость, словно происходящее было исключительно его заслугой. Хотя, надо признать, Вайши и впрямь приложил к тому, что произошло, руку. Ведь именно он посоветовал спрятать генератор рядом с озером.

Фадан, а следом за ним и Аквист с Шини, вошли в комнату и уставились в угол, где Вайши когда-то снял часть покрытия с пола. Да, посмотреть действительно стоило. Еще как стоило.

То, что раньше выглядело как высохшие корни или гигантские кости, оказалось вовсе не корнями и не костями. Сейчас эти предметы были больше всего похожи на…

— Ого! — раздался за спинами Фадана, Шини, и Аквиста голос Бакли. — Ничего себе! Да это же самые настоящие артерии!.. Во пульсация какая…

Точно! Фадан хлопнул себя по лбу. Вот на что это похоже! Он, стараясь действовать незаметно, приложил палец к запястью — видел, как Бакли щупает пульс — и ощутил под кожей удары своего собственного сердца. Значит…

— И где же само сердце, интересно? — тут же озвучил его мысль Бакли. — Если есть артерии, то и сердце должно быть. А красиво. Даже светятся немножко.

— Может быть, сердце где-то под холмом? — предположил Аквист. — И вообще… Надо, наверное, посмотреть на озеро. Как думаете?

— Надо, — подтвердил Вайши. — Интересно про сердце получается. Юноша, а вы не доктор случайно?

— Случайно доктор, — кивнул Бакли. — А что?

— Я, к сожалению, не очень в этом разбираюсь, но… когда-то читал про то, как устроен круг кровообращения, — осторожно начал Вайши. Кровь поступает в легкие, в нее набирается кислород… так?

— Верно, — кивнул Бакли.

— Потом сердце разгоняет ее по органам, которым она кислород отдает, так? — снова кивок. — А потом она попадает в вены, по которым возвращается обратно, чтобы в нее попал кислород… и так далее. Я прав?

— В общих чертах да, — согласился Бакли.

— Я, знаете ли, люблю порассуждать логически, — смотритель призадумался. — Что у этой штуковины может быть легкими? Если сердце под холмом, то легкие…

— Наверное, это дома, в которых мы находимся, — заметила Бонни. — Они же на улице, значит, воздух, и всё такое…

— Слишком прямые аналогии получаются, — Фадан потер пальцем переносицу. — Сердце, легкие. Этак вы сейчас придумаете, что где-то должен быть мозг.

«Он есть, — сказал Шеф в голове у Фадана. — Фадан, прости, но я понял только сейчас. Он есть, и вам надо срочно пробираться к озеру. Желательно с машиной. И захватите с собой еды на несколько дней. По возможности».

— Почему бы не быть мозгу? — пожал плечами Аквист. — Может, и еще что-то имеется. А, Бакли?

— Руки-ноги, и прочая галантерея, — хмыкнул Шини. — Нет, Бакли, правда! Как думаешь, чего еще есть?

Видимо, Бакли в этот момент общался с Сепом, потому что с минуту он молчал, и лишь потом, осторожно подбирая слова, ответил:

— Если это что-то живое… а оно живое, как мы видим… то оно не обязательно должно быть как мы, верно? Мозг — думаю, он есть. Сердце, чтобы снабжать энергией всю систему, тоже. Сосуды мы видим, вон они. Руки-ноги — берд полный, потому что этому существу не нужны руки-ноги. И желудок не нужен. И много что еще. Но что-то другое, я думаю, ему нужно.

— Стесняюсь спросить, что именно, — поддел его Шини, но Бакли, против обыкновения, не обратил на это внимания.

— Значит, я был прав, — тихо, но торжественно, произнес Вайши. — Еще тогда, мальчики, я был прав! Когда рассказывал вам про простыни-паутинки, и про это вот всё! Я чувствовал, я догадался! Я…

— Молодец, — похлопал его по плечу Бакли. — Нет, правда-правда. Чтобы про такое догадаться, надо очень светлую голову иметь. Да, Фадан?

Фадан кивнул и улыбнулся Вайши.

— Я с самого начала понял, что молодец, — подтвердил он. — Еще когда подавал запросы про надписи на диске. Потому что ответ, который пришел отсюда, от вас, был самым интересным и полным. Поэтому я и послал ребят к вам. И не ошибся.

— Спасибо, — растроганно произнес Вайши. — Это ведь так важно, когда тебе верят. Никто не верит, а один кто-нибудь поверит. И… мир меняется. Причем не только для тебя самого, а вот как сейчас… тоже… Но один вопрос! Что же мне делать дальше? Город перекрыт, нас уже, считай, похоронили, и я теперь…

— Дайте подумать, — попросил Фадан. Думал он с минуту — видимо, снова просил совета у Шефа. — Побольше сидите дома, запаситесь продуктами, и ждите. На улицу без дела не высовывайтесь. Дней за десять, максимум за пятнадцать, ситуация решится. В любом случае, решится. Если… гм… как бы сказать-то… Если она решится в хорошую сторону, то всех нас ждут большие перемены к лучшему. Если в нехорошую… надеюсь, у вас ничего кардинально в жизни не изменится. Вот только, боюсь, из города придется уехать. Это тяжело, но не смертельно.

Вайши, задумавшись, смотрел на Фадан.

— Ох, юноша, сдается мне, вы многое не договариваете, — протянул он с сомнением.

— Чистая правда, — подтвердил Фадан. — Но с одной лишь целью: не подвергать вас и вашу семью опасности.

— Ну, тогда один вопрос только, если можно.

— Попробую ответить, но не обещаю, — предупредил Фадан.

— Линия… вот эта линия, которая Красный путь… она ведь имеет отношение к…

Фадан кивнул.

— Да, — просто ответил он. — Да, имеет. Это одна из живых дорог, которые шли от холма по всему миру. Но от нее уцелел лишь след. И только от красной. Остальные не пощадило время.

— И сколько же их было? — с ужасом и восторгом спросил Вайши.

— Семь, по цветам видимого спектра, — голос Фадана немного изменился, и Аквист вдруг понял, что сейчас через Фадана говорит Шеф. — Их было семь, умный и прозорливый смотритель Вайши, и легенда, о которой ты сейчас вспомнил, не врет, это чистая правда.

— Семь земных путей…

— Да.

— А сейчас нам пора, — Фадан выпрямился. — Проводи нас, пожалуйста. Я очень надеюсь, что наши земные пути пересекутся еще раз.

— Я тоже, — прошептал Вайши. — Спасибо вам, Фадан Киго.

— За что?

— За то, что вернули мне надежду.

— И чего? Они полезут под землю? — спросил Зарзи. — С машиной?

— Легко догадаться, что полезут, — пожал плечами Ит, закрывая блокнот. — Иначе зачем бы я про это написал?

— Зивовская хрень, значит… опасная штука, — Зарзи покачал головой. — Помнишь, как Берту шарла цапнула?

— Ну ты вспомнил, — засмеялся Ит. — Это же сто лет назад было.

— Ну, сто не сто, но цапнула знатно. Я их эти биотехи всегда стараюсь за километр обходить, а ты своих героев гонишь в самое пекло. Не жалко?

— Жалко, — признался Ит. — Но если бы они сидели в кресле у камина, то какой мне от них был бы толк?

— Твоя правда, — Зарзи зевнул. — Слушай, я не знаю, получится завтра почитать или нет. По всем показателям я завтра дойду до пика, и буду валяться битой тушкой… под причитания Гела и заламывания рук Олле.

— Не говори глупости, — Ит немного рассердился. — Никогда они никаких рук не заламывали и не причитали. И вообще, до работы с тобой их никто в жизни не допустит. А во время пика даже в зону не допустит. А то ты Илюху не знаешь. Будут сидеть у себя…

— И пялиться на визуал, — Зараза досадливо крякнул. — И ты тоже будешь. И рыжий. И Фэб. Устроили, понимаешь, танцы с бубнами со мной в главной роли.

— Фэб пялиться не будет, потому что Фэб с тобой будет работать. А мы с рыжим… ну, если ты против, можем не смотреть, — дернул плечом Ит.

— Да какая на хрен разница, — обреченно махнул рукой Зараза. — Смотрите. И Кир пусть смотрит. А то он местами ничего, а местами тот еще рукожоп. Может, чего умное поймет.

— Что можно умного понять в терапии по симптоматике и маркировке с последующим выводом резидентных групп? — Ит сунул блокнот в карман. — Из тебя, Зараза, хреновое учебное пособие получилось. Скучное. Предсказуемое, как летящие в лоб грабли.

— Ерничай, ерничай, — Зараза поморщился. — Не умеешь шутить, так не берись.

— Ладно, не буду, — согласился Ит. — Ну, чего? Твоим можно, или ты спать?

— Давай моих, что делать… Слушай, как память подзамыл, реально полегче стало. То есть оно грызет, конечно, но не так, как в первые дни. Словно это было… ну, год назад. Или даже больше. То есть помню всё, а эмоции сглажены. Иногда проскакивают, но так… ровненько.

— Ну да, так оно и работает, — подтвердил Ит. — Я же делал смывку, когда Дашка родилась. Через полгода где-то. Не хотел от ребенка отвлекаться на это говнище. Да и рыжего с Фэбом и Киром довел до белого каления.

— Это когда у тебя тюремные охранники в голове каждую ночь ходили? — уточнил Зараза.

— Они самые, — Ит вздохнул. — Про Берту я вообще молчу. Со мной ночевать в одной комнате было невозможно, я ж каждые полчаса орал… ладно, не будем о плохом. В общем, я пошел. И зову твоих. Ешь, пей, отдыхай, и всё такое. Завтра не читаем, так что, видимо, до послезватра.

— Ладно, — Зарзи протяжно зевнул. — Давай, Ит, топай. Своим привет передавай.

— Фэб тебе завтра от меня персональный передаст. Биощупом.

— Ой, да иди ты…

…Выйдя из стерильной зоны, Ит вывел визуал. Время было подходящим, в Москве сейчас как раз семь вечера. Берта уже дома, а девчонки вернутся только к восьми.

Когда Берта ответила, он первым делом улыбнулся, сделал вид, что собирается поцеловать изображение жены на визуале, и только потом сказал:

— Привет, маленькая. Ты одна?

— Одна. Ит, привет. Как там?

Она уже всё знала. От Фэба, разумеется. Потому что ни он, ни Скрипач, ни Кир не горели желанием быть первыми во время этого разговора.

— Там ничего, лечат потихоньку. Малыш, мне надо перекинуть тебе прошение на Высочайшее Имя. Оно должно уйти сегодня до полуночи, это крайний срок. Фэб не скидывал?

— Пока нет. Что я с этим делаю?

— Копию нам, копию на таможню. С курьером, срочно. Плевать, сколько это будет стоить, сейчас главное вовремя попасть в «карман» на таможне. Поэтому я тебя очень прошу, не затягивай, хорошо?

— Вопросов нет, — заверила Берта. — Память смыли?

— Смыли, — подтвердил Ит. — И очень хорошо, что смысли. А то он сутками не спал. Как-то это не очень было правильно.

— Да не то слово. Ладно, родной, я побежала, — спохватилась Берта. — Мне еще ужин готовить. Попозже на связь выскочишь?

— Выскочу обязательно, — заверил Ит. — Всё. Люблю, целую, обнимаю…

7 Заколдованное озеро

— Ит, рыжий, ну-ка давайте, рассказывайте, что там у вас за документы ходят туда-сюда, — взгляд Ильи не предвещал ничего хорошего. — Третий пакет прошел, и это только за сегодня.

— Завтра расскажем, — пообещал Скрипач.

— Почему не сейчас? — прищурился Илья.

— Потому что хотим получить хоть какой-то результат, прежде чем рассказывать, — спокойно объяснил Ит. — И вообще, Илюш, неужели ты думаешь, что если бы мы хотели скрыть эту переписку, мы бы не сумели этого сделать?

— Снова вылезли агентские уши, — хмыкнул Илья. — Вы хоть определитесь, кем работаете-то, ребята. И где именно. У меня врачами, или сами на себя агентами.

Ит ничего не ответил, а Скрипач, секунду подумав, осторожно сказал:

— Если ты хочешь нас уволить, то мы, конечно, рады не будем, но что ж поделать. Правда, один моментик получается. Документы к нашей работе отношения не имеют, и дать нам пинка за профнепригодность не выйдет. Но если тебе всё настолько не нравится, то, думаю, повод ты так и так найдешь.

— Если бы я мог дать тебе пинка, я бы сейчас дал, — покачал головой Илья. — Вот за такие слова. Не стыдно?

— Нет, — Скрипач поднял чистый и прозрачный взгляд на главного врача. — Совершенно не стыдно. А вдруг это личные дела какие-то? Мы должны по ним тоже отчитываться?

— Ит, заткни этого шутника, — попросил Илья. — Пока я его не придушил.

— Рыжий, заткнись, — скучным голосом произнес Ит. — Иначе тебя придушат. Понял?

— Хорошо, молчу, — развел руками Скрипач. — Но я всё-таки про личную переписку несколько не понял…

— Знаете, я вот чувствую кое-что, — Илья вдруг заговорил иначе, совсем не так, как пять минут назад. Из голоса его разом пропали ворчливые нотки, он больше не сердился, не стращал. Наоборот, в словах его чувствовалась сейчас усталость, которую главный врач обычно мастерски ото всех скрывал. — Вы… через какое-то время вы пойдете дальше. Уже сейчас я вижу: вы перерастаете эту работу. Только честно — ведь это не впервые?

Скрипач с Итом переглянулись.

— Мне кажется, все не так, — Ит покачал головой. — С прежними работами происходило иначе. Ничего мы не перерастали. Обстоятельства. Из агентов ушли… из-за того, что нас тогда подставили очень серьезно. Из авиации — после моей отсидки какая могла быть авиация? А из транспортного управления тогда я вообще не уходил, мы просто с Терры-ноль сбежали. Так что, я думаю, ты не прав.

— А вот я так не думаю, — покачал головой Илья. — Знаешь, я слишком долго работаю, и вижу кое-что. Не всегда могу сказать, но в этот раз попробую. Для некоторых вот это всё — призвание. Для вас — специальность. Еще одна, в череде других.

— А вот это сейчас подло было, — глаза Скрипача нехорошо сузились. — Ты хочешь сказать, что мы…

— Я сказал то, что хотел сказать, — Илья повернулся к Скрипачу. — Я же не говорю, что вы что-то делаете плохо. Вы делаете это даже немного лучше, чем хорошо. Это очень тонкая грань, рыжий, и не надо сердиться. Просто по вам видно, что вы можете не только это. Вы можете что-то еще. Сейчас попробую на примере объяснить, чтобы понятно получилось. Вот, допустим, есть пилот какой-нибудь. Всю жизнь он летает на маленьком самолетике, и занимается тем, что обрабатывает поля от вредителей. А потенциал у него — рассчитан на то, чтобы водить, как минимум, военный саппорт, а то и вообще какую-нибудь херню, типа вашего «Ветра». Он что, будет плохо водить свой самолетик? Да хрена с два! Отлично он будет пилотировать, но вот в глазах у него навсегда появится… это как печать, понимаешь? Печать несбывшегося. Невозможного. И будет для него тот пилотаж — специальностью. А до призвания он так и не доберется. Теперь понятнее?

Скрипач кивнул. Опустил взгляд.

— Ну хоть работаем неплохо, и то хлеб, — пробормотал он. — Еще что-то?

— Да. Еще вас тянет к справедливости. И даже к борьбе за неё. А справедливость — это страшная вещь. Одна из самых страшных вещей на этом свете.

— Ну так нам чего, собираться? — напрямую спросил Скрипач, за что тут же схлопотал от Ильи увесистый подзатыльник.

— Ой, замолчи, — ответил Илья. — Идите, возитесь со своей перепиской дальше. Разведчики, тоже мне.

— Нам еще в лес завтра, — напомнил Ит. — За первой дозой справедливости.

— Угу, угу, точно. Всё, кыш, и чтоб до вечера я вас не видел!

Машина завелась как-то подозрительно легко — Бакли даже слегка удивился. Впрочем, особо удивляться у них сейчас не было времени. Народу становилось больше и больше, все тянулись к площади, уже не шарахаясь при этом от разноцветных стен и окон-пленок. Бакли осторожно повел пикап по улице, то и дело бибикая. Улочка была узкая, народу много, поэтому Бакли постоянно ругался и ворчал — чего, мол, глухие, не слышите, что машина сзади?

Выехали на площадь — и тут же поняли, что с площади нужно убираться как можно быстрее. Потому что на площади сейчас стояла толпа с узлами и баулами, и слушала, что говорил в усилитель пожилой черный греван.

— Сохраняйте спокойствие и уповайте на волю Триединого, — неслось из усилителя. — Отправляйтесь по домам, и молитесь. Молитесь! В том, что произошло, ваша вина, и только ваша!!! Это вы были слабы в своей вере, и призвали сюда тень самого Остроухого! Это вы были алчны и жадны, это вы не ремонтировали храм на холме, и он из-за этого развалился! Молитесь и кайтесь! И не ищите виноватых, ибо виноваты вы сами!!!

— Круто загибает, — с уважением заметил Шини. — Прямо даже горожан жалко стало.

— А мне не жалко, — проворчал Бакли. — Дружили бы они с головой, давно бы дали этому горлопану по башке. И сбежали. А они стоят и слушают.

— И верят, — добавил Аквист. — Вон, даже плачет кто-то…

Плакали на самом деле многие. Плакали искренне, покаянно. Аквист вдруг ощутил, что в душе его поднимается гнев: как же этот греван может так делать?! Никто из тех, что сейчас стоит на площади, ни капли не виноват в происходящем, но с легкостью признает свою вину, если…

«Если ему это говорит тот, в кого этот кто-то верит, — подсказал Эл. — Подлейший прием, ты прав, парень. Но это далеко не самое страшное. Поверь, ты даже не представляешь, насколько сильно на самом деле изменено ваше сознание».

«И мое тоже? — с ужасом спросил Аквист. — Я… такой же?»

«Уже не совсем, но отчасти — да. Попробуй проанализировать свою собственную реакцию на слова этого гревана, — предложил Эл. — Поверь, ты сильно удивишься».

Аквист задумался.

А ведь и правда, понял он. Я ощущаю вину! Ведь это мы виноваты, наша команда, мы засунули генератор в эту штуку, и получилось вот это всё. Может быть, если признаться, греваны отпустят город, и пострадаем только мы?..

«Теперь понял? — ехидно спросил Эл. — Так вот запомни: ты ни в чем не виноват, и команда тоже, потому что от ваших действий никто не пострадал. Даже слегка наоборот, но не об этом сейчас речь. Город страдает разве что от неизвестности и от действий греванов и властей, которые нагнетают обстановку и ищут виноватых. Вместо того чтобы понять и проанализировать явление. Понимаешь?»

«Кажется, я понял, — Аквист кивнул. — Значит, придется еще и над собой работать».

«Верно, — подтвердил Эл. — Так оно и есть».

Бакли, наконец, вывел пикап с площади, свернул в очередной проезд, и приготовился уже дать по газам, но тут по двери забарабанили. Фадан, коротко шикнув на команду, открыл дверь и спросил:

— Что нужно?

— Брат, вы в какую сторону едите? — рядом с пикапом стоял какой-то молодой греван весьма потрепанного вида. — Не к лесу?

— К озеру, — как можно равнодушнее ответил Фадан. — А что?

— Подвезите меня, — попросил греван. — Запарился на своих двоих бегать. Хоть до полдороги с вами доеду.

— Давай, запрыгивай, — разрешил Фадан. — Братья, подвиньтесь, дайте место попутчику.

— Вот спасибо! — обрадовался греван. — Только мне побыстрее надо.

— Нам тоже, но сам же видишь — толпа, — пожал плечами Фадан. — Быстро не получится.

— Да понятно… Новости слыхали уже?

— Смотря какие, — туманно ответил Фадан. — Тут каждый час новости.

— Озеро это, ну, которое рот Остроухого Злыдня, вроде как пленкой затянуло, да? А тут, смотрим, к нему ручей несет дохлую ацху. Причем ручей-то маленький совсем, а ацха здоровенная!..

— И чего? — с интересом спросил Шини.

— А того! Ацха сквозь пленку провалилась, и сгинула! Вот чего! Плюх, и нету! А живые прикасаются к ней, трогают, и ничего… почти даже по ней ходят.

— Подожди, не понял я, — осадил гревана Фадан. — Кто живые ходят? По чему? По дохлой ацхе? А зачем?

— Да не по ацхе, а по пленке этой, — раздосадовано объяснил греван. — Кто посмелее, тот даже на обе ноги вставал на нее и прыгал. Держит. А ацху того… поглотила. Значит, Остроухий дохлятиной питается, выходит дело?

«Органика, — беззвучно пояснил Шеф в голове у Фадана. — Система не трогает живую материю, но поглощает другую органику, дозволенную».

— Кто ж его знает, — пожал плечами Фадан. — А что еще слышно?

— Ой, да куча всего, — греван махнул рукой. — Горожан, как я слышал, того будут… ну, приберут… и туристов тоже. Только старшие не поймут пока, как это сделать. Народу-то больше десяти тысяч душ, это ж еще пристроить куда-то надо, за один день не справишься.

— Приберут? — растерянно спросила Бонни. — То есть…

— Ну да, приберут, сестра, — повернулся к ней греван. — Ты сама посуди. Вот куда их? Они ж насмотрелись на ненужное, еще замутят кому мозги.

— И детей? — полушепотом спросил Шини.

— Так детей-то в первую голову, — развел руками греван. — Это старшие уже решили. Чего мы, изверги, детей голодом и страхом мучить?

— Вообще да, это правильно, — степенно произнес Фадан, кидая на Шини и Бонни испепеляющий взгляд. — Народ хороший у нас, но языки совсем без костей. Так для всех лучше будет. А когда они это планируют-то? Не говорили?

— Да как решат, наверное. Дней через десять. За десять дней от голода, может, кто помрет. Или заболеет. Врачей-то того, и в самом деле похерить пришлось. Но то не велика потеря, быраспас, тоже мне, целители. А за эти десять дней… в общем, были там мысли. Город загоним вдоль нашей цепи, к забору, защитный ров рыть. Пусть пока копаются, всё при деле. А потом их того, в этот же ров и положим.

— Но горожанам придется как-то объяснить, для чего ров… — пробормотал Фадан. — Брат, мысль есть! Передай там, чтобы до старших дошло. Ров пусть во искупление роют. Грех искупать. И ров хороший получится, и работать станут вдохновенно. Сказать им, что это нужно, чтобы пакость эта за пределы города не просочилась, и…

— Отлично придумано, брат! — обрадовался греван. — А как старшим передать? Как тебя зовут?

— Брат Кадан, монастырь Сочера Гордо Смотрящего, — ответил Фадан. — Эх, жаль, до начальства первее тебя не доберусь. Ну да ладно. Ой, спросить забыл! Как прибирать-то решили? Ядом?

— Ядом, — покивал греван. — В воду добавить, и к утру половину не будет, а то и больше. Ну а дальше как получится.

— Не очень идея, — хмыкнул Аквист. — А кому тела таскать? Нам, что ли?

— Ой, про это я как-то не подумал, — греван почесал в затылке. — Лучше бы и они и правда до этого рва сами дотопали… Ладно, не наше дело это. Старшие решать будут. Ой, брат, стой, стой! Вон туда мне, дальше я пешочком…

За пределы городка они уже выехали, и сейчас машина стояла под холмом, на грунтовой дороге. Греван выскочил из кабины, и резво рванул куда-то в сторону леса.

— Почему я его не придушил? — спросил Аквист, когда греван скрылся из виду. — А ведь так хотелось!..

— Не тебе одному, — зло сказал Бакли. — Они же врачей убили, твари! Ты понял?

— Они убьют много больше, если мы не поспешим, — заметил Фадан. — Ужасно. Просто ужасно! Так хотелось дать ему по башке…

— Это бы ничего не исправило, — заметил Шеф. — Давайте, резвее. Время!

Перед выездом к озеру Бакли остановил пикап, и вкрадчиво поинтересовался:

— Эй, обучалки, или как там правильно-то. Теперь вводите в курс дела, как нам быть дальше. Мы про эту систему ни в зуб ногой. Ну, доедем мы, предположим, и что? Я так понял, нам надо в какой-то там тоннель, так? Как туда попасть?

Шеф возник в центре кабины, и жестом приказал Бакли замолчать.

— Ситуация серьезная… — начал он.

— Да уж мы догадались, — проворчал Фадан. — За подсказки спасибо, кстати. Но Бакли прав. Что нам делать?

— Импровизировать. Я предлагают следующую схему. Вы должны выехать к озеру, и сымитировать отказ тормозов. Бакли, тебе нужно переключать передачи, дергать руль, кидать машину в разные стороны. Окна придется приоткрыть. Остальным — вы должны орать, как можно громче. Думаю, с этим проблем не будет, потому что… ну, потому что…

— Потому что, видимо, это страшно, — подсказал Шини.

— Верно, — кивнул Шеф. — Но! Это самое главное. Вы должны при этом думать одновременно следующее: пропусти нас и доставь в тоннель номер восемнадцать.

— А почему именно восемнадцать? — недоуменно спросил Аквист.

— Во всех таких системах тоннели первой двадцатки главные, и расположены ближе всего к той точке, которая вам требуется.

— А что это за точка? — с интересом спросил Аквист.

— Как доберемся, узнаешь, — отмахнулся от него Шеф. — Так… надо вам как-то пристегнуться или привязаться. Да покрепче.

— На передних сиденьях есть ремни, — напомнил Бакли.

— Угу. Для водителя и пассажира. А остальным что? Летать по салону? И мотик тоже привяжите покрепче. И быстро, быстро! У нас совершенно нет времени!

Привязывались и пристегивались в результате минут пятнадцать, но Шеф и Ана все равно остались недовольными — уж больно ненадежной выглядела эта импровизированная сбруя. Наконец, все было более или менее готово, и Шеф отдал приказ стартовать. Он заметно нервничал. Из визуального режима Шеф, разумеется, вышел, но его голос отлично слышали все.

— Думать, не забывайте думать, — повторял он. — Как только машина коснется пленки, сначала отдаете приказ — пропустить, потом — тоннель восемнадцать. Так, поехали… Бакли, прибавь скорость…

Машина побежала резвее, но Бакли не хотел особо сильно гнать по лесной дороге.

— Быстрее, — потребовал Шеф.

— Подвеска развалится, — сквозь зубы прошипел Бакли.

— Не развалится! Прибавь газу!..

— Да чего ты так торопишь-то?! — раздраженно спросил Бакли.

— В зеркало заднего вида посмотри, — подсказал Шеф. — У нас гости.

Бакли глянул в зеркало — до этого он был целиком и полностью сосредоточен на дороге — и оторопел.

За из пикапом, стремительно приближаясь, несся здоровенный белый автобус. О том, кто в нем сидит, догадаться было несложно — когда автобус приблизился еще немного, они различили рядом с водителем того гревана, которого подвозили.

— Доложил, значит, — констатировала Ана, появляясь рядом с Бонни. — А у дурачка умные хозяева оказались. Сообразили.

— И быстро сообразили, — согласился Шеф. — Эй, Сеп! Как тебе обстановочка?

— Дурная обстановочка. Бакли, педаль в пол, и спокойно, — Сеп, видимо, хорошо разобрался в том, что собой представляет его ученик. — Как тогда, когда с той женщиной работал… смело, уверенно, и… быстро!

Бакли послушался. Пикап наддал ходу, проскочил пару поворотов, и вырвался, наконец, из-под сени деревьев на просвет.

— Дорога ровная, — подсказал Сеп. — Еще газу!

— Сеп, это будет девяносто в час по проселку! — взвыл Бакли. — Мы на части развалимся!!!

— Если ты не прибавишь еще, то нам помогут развалиться, — пожал плечами Фадан. Он выглядел на удивление спокойным. — И потом, мы не развалимся.

— Почему?!

— Увидишь, — хмыкнул Фадан. — О, вон оно! Озеро!

Никакого озера на самом деле перед ними не было. А была идеально круглая дыра в земле, от края до края и в самом деле затянутая мутной белесой пленкой. Над этой пленкой стоял словно бы туман, по крайней мере, Бакли показалось в тот момент, что это именно туман. На месте, которое раньше было сходом к озерному берегу, суетились какие-то фигурки — греваны, как понял Фадан.

Сзади загудел автобус — водитель, видимо, что есть сил нажал на клаксон.

— Это он хочет, чтобы мы остановились, — подсказал Шеф. — Газу, Бакли! Газу!

— Да я уже и так…

— Поднажми, говорят! Эта махина сзади разгоняется дольше, чем мы, но он гораздо новее, и скорость у него выше! Догонят!..

Автобус снова начал приближаться, но, по счастью, берег озера уже был совсем близко. Где же съезд? Бакли чуть сбросил скорость, и тут, о счастье, заметил две полузаросшие травой колеи, ведущие к зарослям на берегу. С риском опрокинуть несчастный пикап, Бакли вывернул руль, и машина заскокала по высоким кочкам, прячущимся в траве.

На берегу их заметили. Греваны забегали, закричали — пикап был уже совсем близко, и голоса были явственно различимы.

— Бакли, давай! — заорал Шеф. — Все думайте! Думайте!!! Пропустить! Тоннель восемнадцать!

Бакли снова крутанул руль.

Заросли прибрежной осоки, мошкара, тучей поднявшаяся над лобовым стеклом, хруст старых лежалых веток под колесами, рев двигателя настигшего из автобуса сзади…

— Давай!!!

Колеса пикапа коснулись поверхности белой пленки.

Бонни, сидевшей во втором ряду, было не очень хорошо видно, что происходит там, впереди, но в боковое окошко она увидела, как передняя часть машины пошла вниз, всё вниз, через какое-то белое марево — и точно так же ухнуло куда-то вниз ее сердце.

Перевернемся!

— Думайте! Думайте!!! — надрывался Шеф.

Вот этой всей круговерти еще и думать?!

«Ттт… тоннель… тоннель!.. — пронеслось в голове у Бонни. — Тоннель восемнадцать!..»

Машина летела вниз, во тьму, но, вот странность, она почему-то не перевернулась, она продолжала падать, вопреки всем законам физики, не тяжелой моторной частью вниз, а колесами. Вдруг Бонни ощутила прикосновение, и через секунду поняла, что Аквист держит ее за правую руку, а Шини — за левую.

— Думайте, — уже немного спокойнее произнес Шеф. — Система нас держит, мы не разобьемся, не бойтесь. Тоннель!

Машина продолжала падать.

— Шеф… а он когда будет… этот тоннель? — робко спросила Бонни.

— Километра через два, два с половиной, — невозмутимо ответил Шеф.

— Что?!

— А ты как думала? — удивился Шеф. — Впрочем, да. Вы же не знаете.

— Мы ничего не знаем! — приглушенно взвыл Шини. — Может, хоть что-то скажешь? Какой глубины эта дырка в земле?

— Обычно системы закладывают на двенадцать километров вниз, — невозмутимо ответил Шеф. — Наверное, это такая же. Для подобных миров они стандартные. Ну, относительно…

— Спасибо, — едко заметил Фадан. — Просветил. Раньше было нельзя?

— Если бы я сказал, вы бы не согласились, — признал очевидное Шеф. — Бакли, включи свет в кабине. Или… нет. Не надо. Бонни, попробуй приказать, чтобы был свет.

— Как? — спросила та. — Так же, как с пленкой?

— Ну да.

«Я хочу, чтобы стало светло, — подумала Бонни. — А то в темноте мне жутковато».

В ту же секунду пространство вокруг машины слабо засияло. Все осторожно выглянули в окна, ожидая увидеть проносящиеся мимо каменные стены, но, к общему удивлению, никаких стен видно не было. Пространство сейчас окутывал мягкий матовый туман, и различить, где именно и мимо чего сейчас пролетает пикап, не представлялось возможным.

— Шеф, а мы где? — с интересом спросил Фадан.

— В расширении, как я думаю. Если ты имеешь в виду, почему не видно стен…

— Именно это я и имел в виду, — согласился Фадан.

— …то стен не видно, потому что до них в каждую сторону метров по двести примерно. Дырка в земле — как горлышко кувшина. Ниже… в общем, всё шире и шире.

Машину вдруг слабо дернуло. Бонни вскрикнула.

— Ага, — удовлетворенно констатировал Шеф. — Скоро будем в нужном месте. Нас заводят в тоннель.

Белый туман рассеялся не сразу, а когда он, наконец, растаял, команда обнаружила, что пикап стоит на полу какого-то сооружения, напоминающего тоннель весьма отдаленно. Пол оказался гладкий, ровный, словно отшлифованный, а стены тоннеля уходили вверх плавным сводом, и терялись где-то в темноте.

— Неплохо, — констатировал Шеф. — Вы заметили, что здесь тепло?

Бакли приоткрыл окно и высунул из него руку.

— Да, действительно, — согласился он. — И влажно. И воздух какой-то… не такой. Свежий, но запах странный.

— Это хорошо. Значит, система жива и функционирует, — Шеф явно обрадовался. — Больше всего я боялся, что там, наверху, может действовать только часть верхних модулей, а низ… ну, в общем, хорошо то, что хорошо кончается.

— По-моему, всё только начинается, — заметил Фадан. — И как теперь отсюда выбираться? Наверху полно греванов, да и не сможем мы вылезти отсюда вверх по этой стене.

— Вам не нужно никуда вылезать, — Шеф, наконец, соизволил появиться. После него в визуальный режим вышли и все остальные программы. — Думаю, можно провести очередной внеплановый урок.

— Это какой? — прищурился Шини.

— О том, где мы находимся, и что нам это может дать.

— Ждем с нетерпением, — поторопил Фадан.

— Итак, сейчас я расскажу вам о континентальных тоннелях…

Любой мир, подключенный к так называемой Транспортной Сети, снабжается объектом, именуемым Машиной Перемещения. Машина эта, начав работать, выпускает из себя семь Полос, чаще всего три или четыре из них основные, а остальные — вспомогательные. Полосы эти проходят через все континенты, и являются, по сути своей, живыми дорогами. Территории планеты они не принадлежат. По полосам передвигаются специальные механизмы, управляемые либо Таможенниками, либо Мастерами Путей.

— А кто такие эти Мастера Путей? — заинтересованно спросила Бонни.

— Это разумные, которые обслуживают Машину. Без них она не сможет работать.

…Так вот. Полосы, идущие по поверхности, Мастера всегда дублируют целой системой тоннелей, идущих на большой глубине — и всегда делают это тайно.

— А почему тайно? — нахмурился Фадан.

— Ты идиот? — повернулся к нему Шеф. — Сам-то как думаешь? Транспортники — торговцы. Политики. И очень часто случается так, что они обслуживают чужие войны. И не только. Поэтому…

— Ничего себе, — протянул Шини.

— Поэтому им нужно иметь возможность в любой момент либо спрятать большой объем… неважно, чего; или переместить что-то в обход Полос, не афишируя это что-то, или… ну, в общем, вы поняли. Так вот, именно для этого и используются континентальные тоннели. Они идут на очень большой глубине, под морями, океанами…

— Под океанами?! — ошарашено спросил Фадан. Шеф кивнул. — Но как?!

— Технологии, мой дорогой, позволяют им делать и не такое. Да вы не волнуйтесь. Чаще всего тоннели строят… а потом ими вообще никто и никогда не пользуется. Но! Вот это для вас важно. Тоннели сложной сетью опутывают всю планету. Это раз. Они отлично защищены от вторжения извне, это два. Они неимоверно крепкие, это три. И они…

— Сумеют вывести нас на поверхность? — догадался Аквист.

— Это четыре, — подтвердил Шеф. — Но есть одна загвоздка.

— Какая? — с подозрением спросил Фадан.

— Схему этих тоннелей знают только Транспортники.

Фадан даже не представлял, что он, оказывается, умеет так витиевато и долго ругаться. Самым удивительным было то, что Шеф во время этой пятиминутной отповеди ни произнес ни звука. Он молча слушал, и, лишь когда Фадан выдохся, кротко спросил:

— Всё?

— На данный момент всё, — согласился Фадан. — Но потом я добавлю.

— Хорошо, потом, так потом. Значит, сейчас моя очередь. Ситуация на самом деле не так трагична, — успокоил Шеф. — Особенно, если вспомнить о том, что вас ждет наверху.

— Ой, кстати, а что с нами бы сделали эти греваны? — спросил вдруг Аквист. — Убили бы?

— Не думаю, — покачал головой Шеф. — Боюсь, что ваша судьба была бы гораздо хуже. На счет свежей крови мы с вами, кажется, уже беседовали. Вы, надо сказать, показали себя не с самой плохой стороны, и…

— Не надо, — слабым голосом произнесла Бонни. — Это ужасно.

— Чего ж хорошего, — развел руками Шеф.

— Так что нам делать дальше? — поинтересовался Шини. — Мы куда-то едем?

— Разумеется, — кивнул Шеф. — Давай потихоньку по этому тоннелю, а дальше посмотрим. В любом случае, нам нужно выйти в центральную часть системы.

— Но зачем? — не понял Шини.

— Поверь мне, смысл есть, — заверил Шеф. — Бакли, ты не обратил внимания на то, как вела себя машина?

— Некогда было мне на это обращать внимание, — проворчал Бакли. — А что?

— Ну, давай откроем капот, и посмотрим, — предложил Шеф. — Может, что новое увидишь.

— Новое? — с сомнением переспросил Бакли. — Да ладно.

— Давай-давай, — поторопил Шеф. — Остальные, давайте тоже. Это весьма поучительно.

Кое-как отвязавшись, все выбрались из пикапа.

Воздух действительно был очень важно, и пахло странно — против ожиданий, запах был свежий, чистый. И ни на что знакомое не похожий. Хотя… так, наверное, могла бы пахнуть земля в южном лесу после сильного дождя. Или берег моря. Или…

— Синтез, — объяснила Ана. — Это работают блоки синтеза. Сейчас система еще привлекает посторонние белковые соединения, но потом перестанет это делать, потому что пропадет необходимость. Как только блоки заработают в полную силу, она будет вырабатывать своё топливо сама.

— Белок — это дохлая ацха? — уточнил Балки.

— Верно, — кивнула Ана. — И не только. Впрочем, неважно. Такие включения нужны только для запуска.

— Не совсем понял, — нахмурился Бакли. — Сама — это как?

— Она выращивает всё, что ей требуется, — пожала плечами Ана.

— Я, кажется, понял, — Аквист задумался. — Энергию она получает от генератора, да?

— Именно. А стройматериалы у неё свои. Ну и, конечно, для работы ей нужна вода, но воды у нее, судя по всему, в избытке.

Бакли в это время открыл капот, и сосредоточенно уставился внутрь. Фадан последовал его примеру: после замены генератора он себя чувствовал едва ли не экспертом по двигателям.

— Ну что? Заметил что-то? — ехидно спросил Шеф.

Бакли медленно кивнул.

— Заметит-то я заметил, но что это такое, Остроухий тебя раздери?.. — спросил он. — Шеф, оно шевелится! Вон там только что что-то шевельнулось!

— Это шарлы, — пожал плечами Шеф. — Ремонтные роботы. Биологического происхождения. Они за ночь довели до ума наш пикап.

— Чего? — Бакли отступил на шаг от капота и с опаской поглядел на машину. — Какие… кто?.. Шеф, роботы — это дрыны из картона и фольги, в фильмах бывают! А эта хрень размером с ручку и с глазами!!! Какой это на хрен робот?!

— Ну да, в свободном состоянии они такие и есть — размером с ручку и с глазами, — подтвердил Шеф. — Они доползают до места, которое считают неисправным, и преобразуются.

— Во что?!

— Да во что угодно, — фыркнул Шеф. — Во что сочтут нужным. Или во что-то недостающее. Это прекрасная биотехнология зивов, которая совместима с техногенными разработками других рас. Потому что шарлы с легкостью ремонтируют как биотехи зивов, так и любую технику из металлов, пластиков, и всего прочего. Единственное, что я не советую, так это им мешать.

— Почему? — с опаской спросил Фадан.

— Ужалить могут, — беззаботно ответил Шеф. — Но это редко случается. Для того чтобы шарла ужалила, надо серьезно сбить ей программу.

— То есть под капот лучше не лазить? — уточнил Бакли.

— Лазай на здоровье, только не дергай шарл, не пытайся оторвать или повредить узлы, которые они создали, и не делай попыток что-то подправить сам, — посоветовал Шеф. — И еще. Если ты окатишь их ведром воды, да еще сыпанешь сверху горсть сахару, они будут очень довольны.

— А если дохлого вельша туда? — с интересом спросил Шини.

— Переработают за несколько минут, белок они любят. Кроме того, у нас теперь есть еще один бонус, так сказать. Машина может прекрасно ехать на воде, — сообщил Шеф изумленному Бакли. — Или вообще без ничего. Под днищем пикапа, судя по всему, есть дополнительный аккумулятор. Целиком из шарл.

— Шеф, подожди, — Аквист нахмурился, что-то про себя прикидывая. — Так, выходит дело, они обработали всю технику в городе?! На площади было полно автобусов, у некоторых машинки личные во дворах стоят… я прав?

— Совершенно прав, — подтвердил Шеф. — Всю. Кроме техники греванов. Потому что…

— Потому что техника греванов стоит в цепи, за городом! — обрадовано воскликнула Бонни. — До нее шарлы не добрались?

— Верно, — подтвердил Шеф. — Жаль только, что горожане не поймут, какое у них есть преимущество. Хотя, может, до кого-то и дойдет. И, к счастью, отравить город у греванов не получится.

— Шарлы уберут яд? — предположил Шини.

— Яд нейтрализует сама система, — Шеф вздохнул. — К сожалению, чтобы убить кого-то, можно обойтись и без яда. Ну что, поехали?

— Поехали, — кивнул Фадан. — У нас, как ни крути, времени действительно мало.

Тоннель шел слегка под уклон, плавно изгибаясь влево, словно закручиваясь в огромную пологую спираль. Бакли вел пикап потихоньку — пол не везде был ровным, в некоторых местах на нем встречались участки, похожие на застывшие морские волны. Стены тоннеля слабо светились, однако, стоило пикапу проехать, ту же гасли. Все сидели молча, сосредоточенно глядя на удивительную дорогу, по которой сейчас ехала машина.

Вскоре тоннель стал расширяться, уклон сделался сильнее — Бакли начал оттормаживаться, но совершенно напрасно, потому что уже через несколько десятков метров пол совершенно выровнялся и пикап выехал из тоннеля на открытое пространство. Свет усилился, и все увидели, что потолок, и раньше не низкий, ушел куда-то ввысь — и из этой выси льется свет, яркий, очень похожий на дневной.

— Там улица? — с надеждой спросила Бонни.

— Нет, там около двух километров камня и грунта, — ответила Ана. — Это имитация.

— Жалко, — Бонни погрустнела. — А что впереди?

— Предлагают оставить машину, и пойти посмотреть, — предложила Ана. — Думаю, вам будет интересно. Заодно и дорогу поищем.

…Шли недолго, тоже сквозь туман — он, кажется, уже начал становиться привычным. Недалеко, впереди и справа, слышались какие-то звуки, и меньше всего эти звуки ассоциировались с работой машины — скорее уж это были звуки чего-то живого. Например, огромного болота. Или… Фадан задумался. Да нет, аналогий тому, что он слышал, у него не было. То есть были, но какие-то смазанные и отдельные. Потому что слышал он сейчас…

…вдалеке капали огромные капли, размеренно, гулко; капали, ударяясь словно бы в кожу огромного плохо натянутого барабана; еще дальше словно бы ворочалось в грязи гигантское животное, ворочалось сонно, протяжно, неторопливо; в стороне слышались сухие потрескивания и пощелкивания — что-то неведомое, но тоже большое, брело через сухую траву, и травинки ломались при его движении; где-то наверху раздалось и пропало басовитое жужжание, потом — словно бы лопнул воздушный шарик; а еще, немного погодя, ко всем этим звукам прибавился новый — журчание воды, но неравномерное, а короткими скупыми периодами.

Туман стал постепенно рассеиваться…

— Дальше идти не стоит, — предупредил Шеф. — Зал мы увидим отсюда, а подходить ближе к работающему блоку небезопасно.

— Вот эта хрень и есть блок? — почему-то шепотом спросил Аквист.

Шеф молча кивнул.

То, что Шеф назвал блоком, выглядело, как живой холм, метров сто пятьдесят в диаметре, и как минимум тридцать метров в высоту. Холм этот и производил все слышимые ими раньше странные звуки. Поверхность его была неровной и всё время менялась, словно бы текла. В ней образовывались провалы, воронки, вспухали и тут же лопались огромные пузыри. Казалось, холм сейчас растечется, и зальет собой всё пространство вокруг, но нет, его словно бы удерживала на месте какая-то волшебная сила.

— Как тесто, — вдруг с восторгом сказал Шини. — Дрожжевое тесто!

— А ведь и правда, похоже, — согласился Аквист. — Ну и штуковина…

— Ой, смотрите, к нам что-то… ползет… — Бонни испуганно отступила на шаг. — Ана, что это?!

— Стойте спокойно, — посоветовала Ана. — Спокойно! Он просто знакомится.

От холма действительно протянулась к ним по полу тоненькая, как вязальная спица, ложноножка — стояли они метрах в двадцати пяти — и, разделившись на пять отростков, добралась до ботинок каждого.

— На ручеек похоже, — шепнула Бонни. — Только непрозрачный.

— Протоплазма, — ответила Ана. — Сейчас обнюхает, и уйдет. Зивовские агрегаты всегда так делают. Вы не враждебны, но он должен убедиться.

Ложноножка заскользила обратно.

— Узнал, — подытожила Ана. — Вы же виделись с ним наверху.

— Так это он сделал? — Бонни всё еще говорила тихо-тихо. — Монетка, стены? Машина… когда падала?

— Он и его собраться, тут их несколько сотен, — подтвердил Шеф. — О, смотри, еще что-то хочет.

К ним двинулась вторая ложноножка, на этот раз толщиной в руку. Она подползла почему-то к Бонни, и замерла напротив неё. Окончание ложноножки вдруг стало утолщаться, и вскоре у ног Бонни оказался предмет, размерами и формой напоминавший большой мяч. Над мячом вспыхнули, буквально на долю секунды, и пропали какие-то символы. И ложноножка поползла обратно.

А мяч остался у ног ничего не понимающей девушки.

— Ничего себе! — в голосе Аны послышался восторг. — Бонни, бери эту вещь, и пошли к машине.

— Но что это такое?..

— Бери, и пойдем. По дороге объясню.

Бонни с опаской присела на корточки и дотронулась до «мяча». На ощупь он оказался тёплый, шершавый, и мягкий. Бонни осторожно взяла его в руки — «мяч» был весьма увесистый.

— Идем, — повторила Ана. — Вот это да… Вот это подарок…

— Невероятно! Такая удача! — Шеф, как и Ана, не мог сдержать восторга. — Это универсалка! На двенадцать циклов работы! Да, девочка, чем-то ты им сильно понравилась!

— Я вообще обалдела, когда увидела, — вторила ему Ана. — Да с такой штукой можно горы свернуть! Вот повезло, так повезло.

— Вы объясните, наконец, что это вообще такое, и почему повезло? — не выдержал Фадан.

— Объясним, объясним, — покивал Шеф. — Значит, так…

Вот эта штуковина, которая выглядит, как мяч — это универсальный биомодуль Зивов. Он может… ну, практически всё. Если ты, конечно, дашь ему разумное задание. Такой модуль, например, может превратиться в убежище, способное спасти под снежной лавиной. Или в антиграв, если надо спуститься с горы. Или в лодку, которая перевезет тебя через реку. Или во что-то другое. Конкретно этот может быть использован двенадцать раз — при разумном использовании заряда, конечно. Использование заряда, разумеется, лимитировано.

— А почему двенадцать раз? Число неровное, — заметил Аквист.

— Число ровное, — парировал Шеф. — Ровное — для вашей расы, и для зивов тоже. Потому что почти во всех цивилизованных мирах используется двенадцатеричная система счисления. А не десятеричная.

— Двенадцатеричная? — удивился Фадан. — Но это должно быть чем-то обусловлено, как мне кажется. Не из воздуха же она появилась.

— А тебя не смущает, что у вас три утра, три дня, три вечера, и три ночи? — ехидно спросил Шеф. — Это, милый мой, двенадцатеричная система пролезла. Не заметил? Она повсюду, но сейчас нам не до того. Обещаю, всё расскажу. В своё время.

— Ладно, подождем, — пожал плечами Фадан. — А сейчас с этой штукой что делать?

— Положите куда-нибудь, и пусть себе лежит, — посоветовала Ана.

— А можно на коленках подержать? Он тепленький такой. И мягкий, — Бонни хихикнула. — Его погладить хочется.

— Ну так и погладь, — пожала плечами Ана. — Он ведь живой… в некотором смысле. Только, пожалуйста, не желай ничего пока что. Он нам еще пригодится.

— Ладно, не буду, — кивнула Бонни.

— Ребята, там, кажется, что-то похожее на тоннель, — прервал общий разговор Бакли. Пока другие болтали, он увел пикап к стене огромного зала, в котором они находились, и ехал потихоньку вперед. — Вон там, видите?

— Видим, — Шеф разом посерьезнел. — Так. Включай фары, и двинулись. Только медленно. Тоннели эти… в общем, горазды на сюрпризы. Так что лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Какие милые шарлы, — ехидно заметил Скрипач, закрывая блокнот, и отдавая его обратно Иту. — Прямо пуси.

— Это фантастический роман, — напомнил Ит. — Он от реальности несколько отличается.

— Я заметил. Еще и модуль подарили. Если в реале Зивы кому-то подарят модуль, ты меня позови, пожалуйста, — галантно попросил Скрипач. — Не хочу пропустить такое событие.

— Обязательно, — желчно отозвался Ит. — Всенепременно. Ты будешь первым, кто про это узнает!

— Да ладно, ладно, разошелся, — Скрипач хмыкнул. — Обидели бедного автора, понимаешь. Злые дяди.

— Одна дядя, — поправил Ит. — Наглая и рыжая… Черт, чего Илюха тянет, а? Мы вообще вылетим сегодня?

— Вот мне это тоже интересно, — отозвался Скрипач. — Час уже сидим. Этак попа к «стреле» прилипнет.

— И не говори, — подтвердил Ит. — Нет, правда. Надоело.

— Дааа… — протянул Скрипач. — Послушал бы нас кто… раньше, на заданиях, сутками сидели по кустам, помнишь? Сутками! И ничего. Сидели, да еще и радовались, что бежать никуда пока не нужно.

— Вспомнила бабка, как девкой была, — Ит покачал головой. — Ладно, ждём. Даст же он отмашку, в конце концов.

«Стрела», на которой они сейчас сидели, неподвижно висела в слабо освещенном шлюзе. Резервном. И сама «стрела» была чужая, не их рабочая; им пришлось полночи возиться с ней, перестраивая буквально всё: управление, навигационную систему… По сути, если разобраться, этой «стрелы» не существовало в природе. Ее наспех собрали из четырех разбитых. Благо что разбитых имелось в избытке.

И их самих в этом шлюзе тоже не должно было быть. Точнее, не было. По всем данным, которые сейчас уходили в головной госпиталь, они оба сейчас заканчивали реабилитацию. Если совсем точно, они спали у себя в комнате.

А госпиталь «Дананг» в это время выходил на сбор, в поле. Практически в бой, потому что бой получился затяжной (спасибо, Ри, неплохо вбросил в систему дополнительные данные), но вялотекущий, и сейчас…

Над входом шлюза мелькнула белая искра.

Пленка мембраны стала таять.

— Ит, давай только без игл в этот раз, — беззвучно шепнул Скрипач. — Опять ногу расковыряют к чертям.

— Постараюсь, — сквозь зубы ответил Ит. — Не промажь, смотри.

— Поехали…

«Стрела» канула в дождь, в ночь. Позади нее мгновенно встала на место мембрана шлюза.

…Ит вел осторожно, но максимально быстро, «стрела» делала рыскающие короткие рывки по горизонтали, не поднимаясь, однако, выше чем на три метра над раскисшей от постоянного дождя землей. В зону боя зашли с юга, с неактивной стороны, зашли, надо сказать, довольно лихо — как в лучшие годы.

— Ит, уходи к востоку, — рыжий, видимо, сейчас сверялся с навигацией. В целях сохранения полной анонимности навигация не была подключена к «стреле» и, судя по всему, безбожно лажала.

— Еще километр, и не парь мне мозг, — «стрелу» кинуло влево. — Ага, вот они, родимые…

Не заметить резервный отряд было сложно — официалы перли через лес во всей красе, ни мало не заботясь о маскировке. Мощно перли, с техникой, с дополнительным снаряжением, в общем, с хорошей такой выкладкой.

— Нашего тут нет, — заметил Скрипач, обходя отряд. — Значит, в поле где-то бегает.

— Значит, бегает, — согласился Ит. — Рыжий, готовность. Вот это уже наши клиенты, кажется.

— Они, — подтвердил Скрипач. — Ит, ниже.

— Есть.

«Стрела» шла сейчас в метре над почвой, и Иту приходилось постоянно маневрировать, потому что вписаться можно было во что угодно: от бесконечных трав, кустов, и ползучек, до древесных стволов. Так низко приходилось идти, во-первых, из-за анонимности, а, во-вторых, из-за того, чтобы лишний раз не соваться на уровень выстрелов. В этой военной кампании существовала целая куча ограничений, поэтому воевали фактически вслепую: официалов вынудили спуститься до второго уровня, и «работать» наравне с противником. Единственное, что было высококлассным — это оружие. У обеих сторон. А вот все остальное…

— Рыжий, он тут вообще есть? — зло спросил Ит, подтормаживая стрелу у торчащих из земли корней огромного дерева. — Ты ищешь?

— Да ищу я! Не вижу пока. Давай север пролезем… блин, Ит, ходу! Вон трактор прется! С подсветкой!

Тракторами врачи между собой называли мобильные платформы, на которых перемещались иногда небольшие группы официалов.

…Нужного бойца, того самого, обнаружили, когда время было уже почти на исходе. Дальнейшее заняло буквально три секунды — рывок «стрелы» в нужную сторону, один выстрел, который и выстрелом можно было назвать с большой натяжкой, разворот — и бегом обратно.

Всё тот же дождь, всё та же минимальная высота. Но сейчас Ит немного снизил скорость: из зоны боя они уже вышли, и можно было так сильно не дергаться.

— А хорошо я попал, — гордо сообщил Скрипач. — Спорим на что хочешь, он и не заметил ничего.

— Еще не хватало, чтобы он заметил, — проворчал Ит. — Куда, кстати, вмазал-то, ворошиловский стрелок?

— Аккурат в среднюю дырдочку на броне. В поясной сегмент. Сползет, куда нужно, за три минуты. Нет, ну я правда молодец, а?

— Слушай, заткнись, пока мы все деревья не пересчитали, — рассердился Ит. — Или тебе под иглы хочется попасть по второму кругу?

— Не хочется, — Скрипач поежился. — Ладно, так и быть. Рули давай…

«Стрелу» бросили в полукилометре от госпиталя. Ит за несколько секунд перенастроил управление, и «стрела» бодро рванула в лес, уже пустая. Вот и хорошо, вот и правильно. Сейчас полетает немножко, а потом сработает механизм самоуничтожения, который они с большим трудом впихнули в один из компенсаторов. И привет, «стрела». Никто, скорее всего, ничего не поймет, просто в районе сегодняшнего боя прибавится немножко обломков. А чистильщики сюда не заходят. Почему? Договора нет. Пока что нет. То есть договор есть на раненых, а на область он будет только тогда, когда прекратятся бои. Через полгода где-то. Конечно, есть вероятность, что кто-то обратит во время анализа внимание на обломки «стрелы». Но это не страшно, потому что обломки будут законными. Они маркированы госпиталем «Дананг», а госпиталь за время работы полтора десятка стрел в этом районе потерял по тем или иным причинам. Их даже местные угоняли пару раз. Значит, эта стрела — одна из угнанных. Угнали, решили «доделать», ну и вот, результат. Местные и вправду «доделывали» экспроприированную технику. В частности, отдирали от нее блок с компенсаторами, который, по их мнению, снижал маневренность.

Первое правило агента — делай работу чисто. Настолько чисто, чтобы и через десять лет не возникло ни у кого ни единого вопроса. Чтобы уши не торчали, и рояли в кустах не прятались. Чтобы придраться было не к чему. Чтобы можно было смотреть на оппонента, буде такой появится, невинными глазами, и нагло врать в лицо — отлично зная, что крыть оппоненту нечем.

До госпиталя дошли в молчании. Точно так же, молча, сунули в утиль оба комбеза, в которых ездили на дело, туда же отправился и сверхтонкий операционный биощуп, у которого не хватало конечного зажима.

— Спать? — предложил Скрипач.

— Ложись, я еще посижу, — Ит вздохнул. — У тебя нет ощущения, что всё возвращается на круги своя?

— Есть, еще как есть, — в голосе Скрипача звучало что-то, что он бы и сам, при всем желании не смог бы объяснить. — У меня только одна надежда, Ит.

— На что? — беззвучно спросил Ит.

— На то, что это не круг, а всё-таки спираль.

— Да, согласен, — кивнул Ит. — Круг, это было бы слишком…

8 Насмешники в гостях у Остроухого Злыдня

— Как там дела? — Ит отложил блокнот, и встал навстречу вошедшему в комнату Фэбу.

— Неплохо, — улыбнулся тот. — Глянь сам. Через неделю уже вставать разрешат.

— Отвлекаться не хочу, — виновато ответил Ит. — Что-то я расписался. Странно оно. То не идет по нескольку дней, а то запоем. Да и времени у меня осталось не больше недели. Потом снова работать придется.

— Придется? — вкрадчиво уточнил Фэб. — Ты не хочешь работать?

Ит нахмурился.

— Я сказал «придется»? — удивился он. — Черт… действительно… Фэб, прости, я просто увлекся, по всей видимости. Писать — это ведь такая зараза! Затягивает.

— Я говорил с Ильей, — Фэб сел на стул, и жестом приказал Иту сесть тоже. — После этой кампании мы идем в отпуск. Долгосрочный. И не только мы, видимо…

— Ты о чем? — нахмурился Ит.

— Если уйдут Зарзи и Олле, Илья распускает госпиталь, — мрачно сообщил Фэб.

— Да ты что… — Ит прикусил губу. — Нет… Ну нет, Фэб, ну так нельзя.

— А кто тебя спрашивает, можно или нельзя? — горько спросил Фэб. — Ни тебя, ни меня… никого. И потом, он ваши настроения тоже видит. Лихачество это. Дерготню. Он очень мягко сказал — что могут больше, что хотят больше. И, знаешь, мне думается, что он прав. Ведь это так и есть, родной. И относится это не только к вам двоим. Ко всем остальным тоже. Ри раздражается и злится, потому что не его это дело: таскать транспорт отсюда в орбиталку. Помнишь поговорку: микроскопом гвозди забивать? Так вот это еще хуже.

— Ри сам не свой после того, как Ромка с Настей во внешку уехали, — напомнил Ит. — Но учиться-то нужно! Они ведь большие уже совсем.

— Ит… Даша с Верой лет через шесть-семь захотят того же самого. И будут правы.

— В семнадцать — не отпущу, — твердо сказал Ит.

— Отпустишь, — покачал головой Фэб. — И я отпущу. Выть по ночам буду от ужаса, но отпущу. С возвратами, с заездами домой, с каникулами, с огромными деньгами на трансивер — но отпущу. И вам, с рыжим и с Киром, не позволю не отпустить. Сложнее всего, конечно, придется с Бертой, но я думаю, что она поймет.

— Фэб…

— Не «фэбкай», блин! Опять канючишь? Это что, первые дети, которые вырастают в семье?

— Не первые, — покачал головой Ит. — Последние. И ты это знаешь.

— Ит…

— Не «иткай»! Что, не нравится? — Ит треснул кулаком по столу. — Ты же знаешь, что я сказал правду! Внуки, правнуки — да, будут. Надеюсь, что будут. А вот дети… не строй иллюзий. Еще одного такого шанса у нас уже не появится.

Фэб сник. Опустил голову на руки, тяжко вздохнул.

«Какая же я скотина, — подумал Ит с раскаянием. — Он ведь так любит девочек, так этого хотел. А я…» Он подошел к Фэбу, присел рядом с ним на корточки. Положил руку Фэбу на колено.

— Дурак ты, — беззвучно сказал Фэб. — Зачем такую правду произносить вслух, а? Мог бы промолчать.

— Я больше не буду, — по-детски виновато ответил Ит.

— И не надо. Ох… Так, ладно. Проехали. Так что ты там написал-то?

Ит обрадовался, что с разговором покончено, и протянул Фэбу блокнот.

— Хочу Заразу повеселить, пока суд да дело, — объяснил он. — На, почитай. Мне кажется, получилось ничего.

Бакли думал, что тоннели будут выглядеть более цивилизованно, но на поверку оказалось, что он ошибался. Точнее, Бакли ожидал увидеть нечто, напоминающее метро в Шенадоре, а попали они в результате в широченный тоннель, весьма напоминающий пещеру. Хотя…

— Могли бы и покрасивее сделать, — проворчал Бакли, когда пикап въехал по неровному полу в тоннель. — Каменюки одни…

— Зачем? — удивился Шеф. — Для кого? Тоннели чисто утилитарные, их украшать ни к чему. И потом, ты представляешь себе хотя бы приблизительно объем работы, который нужен для того, чтобы это построить? Миллионы тонн камня, который вывозился отсюда, да еще и утилизировался так, чтобы никто ничего не понял. У тоннеля идеально ровный пол, угол между полом и стенами девяносто градусов, высота потолка от десяти метров… что тебе еще нужно?

— Я думал, это будет выглядеть как-то покруче, — промямлил Бакли. — А тут пещера и пещера.

— Ну, извини, — ехидно ответил Шеф. — Если бы они знали, что ты тут появишься, они бы, наверное, подготовились бы к твоему приходу.

— Как же тут холодно, — пожаловалась Бонни. — И камень этот словно давит.

— Три градуса — холодно? — переспросил Шеф. — Нет, это нормально — для пещеры. Кстати, обратите внимание, какой тут воздух. Он, смею заметить, вполне себе свежий.

— А вот это интересно, — оживился Фадан. — Почему он такой?

— Тоннели сообщаются с поверхностью системой воздуховодов, — объяснил Шеф. — Вентиляция тут сделана отлично. Да, тут прохладно, но в любом случае не задохнешься.

— Но ведь через эти проходы можно попасть внутрь, — сообразил Аквист. — Почему же до сих пор никто не влез?

— Ловушки страха, ловушки деструкции, — пожал плечами Шеф. — Воздуховоды неплохо защищены. У любого разумного, который сунется в воздуховод, начнется, как минимум, паническая атака. Потом, если он сумеет ее преодолеть, станут сходить с ума приборы — компас, например, начнет чудить, испортится рация. Если есть веревка, она порвется. И так далее. Ну а если разумный преодолеет и эти препятствия…

— Ну так что будет, если преодолеет? — поторопил Аквист.

— Погибнет, — сурово ответил Шеф. — Пройти в тоннели может только тот, у кого есть на это право.

— А у нас оно есть? — с сомнением спросил Шини.

— С нами особый случай, — осторожно ответил Шеф. — Мы же не лезли в пещеру, правда?

— Слушайте, а я понял! — просиял Фадан. — Я же читал об этом! Есть пещеры, которые считают проклятыми, и в которые никто далеко не заходил. А если заходил, то не возвращался. Да-да-да, точно! Ноздря Усвы, на юге, например. Пять Колодцев Солнца, это рядом с Синим Морем. Наверное, есть еще, но я в этом не специалист. Но такие пещеры упоминаются и в книгах, и в летописях. Получается, это воздуховоды этой вот системы?

Шеф покивал.

— Они самые и есть. Только их много больше. Некоторые расположены так, что найти их вообще невозможно. Некоторые скрыты под почвой, их часто принимают за водяные линзы. Да что говорить! Даже в развитых мирах эта тема почти всегда под запретом. Есть планеты, на которых про тоннели знают… и предпочитают молчать. Правильно делают.

— Страшновато, — призналась Бонни. — Живешь себе, ходишь по травке, по улице. Вроде всё просто и понятно. А получается, что у тебя под ногами вот такое вот… и ты про это даже не знаешь! Шеф, а бывает так, что земля, например, проваливается в такой тоннель? Землетрясение, или что-то такое?

— Бывает, — кивнул Шеф. — На таком месте образуется гигантская карстовая воронка. Но тоннель при этом не страдает, потому что… — Шеф вдруг осекся.

— Потому что — что? — с подозрением спросил Аквист.

— Потому что в тоннелях всегда живет то, что их ремонтирует, — осторожно ответил Шеф. — Любая планета — это живое существо. Любой такой объект будет требовать слежки, охраны, и обновления.

— Так… — Аквист нахмурился. — То есть мы тут, выходит дело, не одни?

— Ну да, — кивнул Шеф. — Но бояться нечего. То, что ремонтирует тоннели, не враждебно.

— А что это вообще такое? — повернулась к Шефу Бонни.

— Если честно, я понятия не имею, — понурился Шеф. — У имитатора, наверное, есть сведения. Но у моей части данных их нет. Я знаю только, что существуют ремонтники, по две штуки на планету. И всё.

— Прелестно, — протянул Шини. — Ну, Шеф, спасибо. Обрадовал.

— Может, еще что-нибудь расскажешь? — вкрадчиво спросил Аквист. — Что это за манера — выдавать информацию крошечными порциями, скрывая при этом важные моменты? Вот как, например, нам придется выбираться на поверхность?! Нас же убьет эта система… ну, которая от незваных гостей!

— Она работает только против тех, кто входит, — спокойно ответил Шеф. — Наша проблема не в этом.

— А в чем? — спросил Бакли.

— В том, что нам нужно найти выход максимально быстро, а мы даже представления не имеем, где он находится.

Вторые сутки пикап с командой ехал по тоннелям, и Бакли за это время кардинально изменил о тоннелях мнение. Да, действительно, это было грандиозное сооружение, и далеко не везде оно выглядело, как тривиальная пещера, о нет!

Первые несколько часов их путь пролегал по узкому, почти прямому коридору, пробитому в скале, но потом они выехали в огромный прямоугольный зал, заставленный круглыми колоннами разного диаметра, причем самая маленькая, как показалось Фадану, имела в диаметре основания не меньше трёх метров. Почти два часа они блуждали по этому каменному лесу, и уже начали беспокоиться, но, о счастье! вскоре впереди замаячила гладкая блестящая стена, в которой имелся вход в следующий тоннель. Холод в зале стоял просто ужасный, и все поняли, что это, видимо, сделано искусственно: как только въехали в тоннель, сразу же стало гораздо теплее. Что это был за зал, никто не понял, но впечатление он произвел сильное, и довольно тягостное: тьма, и сотни круглых высоченных колонн темно-серого цвета, уходящих к невидимому своду.

Следующий тоннель, по которому они ехали часа три, был уже не прямым, он извивался, как горный серпантин, и, подобно серпантину, вел куда-то вниз. Фадан заметил, что стены тоннеля имеют новый оттенок, местами зеленоватый, местами красный, и пожалел, что не знает геологию — потому что геологу эти стены рассказали бы, наверное, о многом. Закончился тоннель идеально круглой площадкой пятидесяти метров диаметром с куполообразным сводом, который слабо светился — Шеф подсказал, что это, видимо, пересадочный узел. С площадки уходили два тоннеля, один вел вниз, второй поднимался наверх. Выбрали идущий вверх, но уже через десять минут поняли, что ошиблись, потому что тоннель, чуть поднявшись, шел вниз. Вернулись на площадку, заехали в другой тоннель — на этот раз правильно. После небольшого спуска начался плавный подъем.

— Чего-то я устал, — пожаловался Бакли, когда они выбрались в очередное расширение, в этот раз квадратное, с квадратными колоннами по углам. — И совершенно сбилось ощущение времени. Сколько сейчас?

Бонни посмотрела на часики.

— Ого! Почти десятый вечер! — удивилась она. — То-то я и чувствую, что проголодалась. Ребята, есть хотите?

Ребята есть хотели, поэтому было решено устроить привал, тем более что тут, на квадратной площадке, оказалось тепло, и воздух был свежее, чем внизу. Шини споро разогрел еду (всё та же самозаваривающаяся каша, которая всем изрядно поднадоела, и консервы), вскипятил воду для лхуса, и все сели есть.

— Спать предлагают сменами, по очереди, в машине, — сказал Фадан, когда с едой было покончено. — Безопасно-то оно безопасно, но всё равно как-то не по себе.

— Согласен, — кивнул Бакли. — У меня последние часы такое ощущение, что на нас кто-то смотрит. Я молчал, ясное дело, потому что в глюки не верю, но мне тут тоже не очень нравится.

— Мы здесь чужие, — заметил Аквист. — Приперлись без спросу, ездим, шумим. Живи я тут, мне бы тоже не понравилось, что по моему дому без моего разрешения кто-то шляется.

— Согласен, — тут же подключился Шини. — У меня тоже чувство, что я нахожусь в чужом доме без разрешения. И хозяин не очень доволен тем, что я здесь.

— Значит, не показалось, — Бонни опасливо оглянулась по сторонам.

— Ты чувствуешь? — повернулся к ней Аквист.

— С самого начала, — Бонни поежилась. — Поскорее бы отсюда выбраться.

…Первыми дежурили Шини и Фадан, Бонни и Аквист должны были дежурить вторыми, а Бакли, посовещавшись, от дежурства освободили: ему машину вести, пусть лучше отсыпается. Бакли и вправду сильно устал. Вести пикап в тоннелях оказалось делом непростым, пол был неровным, постоянные подъемы, спуски, повороты, неожиданные остановки. Бакли в результате вымотался, как ездовая ацха, у него болели руки, ноги, и спина.

— И вообще! Я врач, а не водитель, — в сердцах заявил он, когда распределяли дежурства. — Вы когда будете учиться, охламоны? Да, да, я про вас говорю, Аквист и Шини! И нечего прятать глаза!

— Да научимся мы, научимся, — примирительно ответил Аквист. — Не переживай. Ложись лучше спать.

— Я-то лягу. А вот вы — охламоны и олухи, — ворчал Бакли, забираясь в пикап. — Нет, Бонни, я лучше под носилки лягу. А то вы будете меняться, и оттопчите мне все руки…

— Знаешь, Фадан, я себе даже не представлял, что этот мир… что он такой огромный, — Шини сидел, повернувшись спиной к Фадану, а тот, беззвучно ругаясь сквозь зубы, заплетал ему десятую по счету косичку. — А ведь мне казалось, что мы что-то знаем. Что мы умнее остальных… ой! многих остальных… чего ты дергаешь?

— Сиди ровно, — приказал Фадан. — Дожили. Чтобы я еще раз согласился тебя заплетать! Пусть лучше Бонни.

— Она спит. Так вот, про мир. Я его теперь вижу, как… ой!.. как множество векторов, линий. Мы бегали по одной, а теперь…

— И по какой мы бегали? — поинтересовался Фадан.

— История, разумеется. Причем… ай!.. причем исторический период весьма короткий… во как я могу, прямо как в институте, — хихикнул Шини. — А что? Напустить на себя серьезности, и… ой!..

— Ты перестанешь орать? — разозлился Фадан.

— А ты перестанешь дергать меня за волосы? Больно же! Ну так вот, векторы. Они теперь стали, как солнечные лучи. Их же огромное количество. Во все стороны. И… самое удивительное для меня то, что мы сумели поверить в то, что написано в этих книгах, в то, что рассказывают учителя… почему-то мне кажется, что попадись эта информация кому-то другому, у нее и судьба была другая. Весьма незавидная.

— Вот с этим согласен, — Фадан взялся за следующую прядку, и Шини снова ойкнул. — Информация просто канула бы в небытие. Согласись, это обидно.

— Не то слово, как обидно.

— Что же касается веры, то у меня странное ощущение, — признался Фадан. — Ни на что не похожее. Наверное, это можно назвать прозрением. Раньше ни вы, ни я, просто не задумывались ни о чем подобном, но как-то так получилось, что мы оказались в состоянии это воспринять. Правда, на счет результата я не уверен.

— А я вообще не понимаю, какой должен получиться результат, — признался Шини. — Шеф, ты здесь? Как должен выглядеть результат для нас всех — на самом деле?

Шеф откликнулся не сразу. Кажется, он размышлял.

— Если брать в общем и целом, то должно получиться следующее, — Шеф явно осторожничал, и говорил сейчас обтекаемыми фразами, не вдаваясь в конкретику. — В первую очередь, планета должна оказаться подключенной к Транспортной сети. Подключение уже существовало, поэтому процесс много времени не займет. Потом… вот с этим сложнее. У меня нет данных, но если брать в общем и целом…

— Не мямли, пожалуйста, — Фадан и до появления Шефа был рассержен из-за косичек, а теперь и вовсе потерял терпение. — Про микродозы информации мы уже говорили. Можно конкретнее? По делу?

— Ох. Ну, хорошо, я попробую объяснить, — Шеф перешел в визуальный режим. — Но я совсем не уверен в том, что вы поймете.

— А ты попытайся, — предложил Фадан. — Может, мы не совсем безнадежны.

— Есть такая структура, которая называется Системами Контроля. Каждый мир развивается по своим законам, но на самом деле путей развития не так уж и много. Так вот, контролирующие занимаются тем, что осуществляют взаимодействие миров на ментальном уровне. Делают так, чтобы миры помогали друг другу в развитии.

— Что-то типа торговли? — поинтересовался Фадан.

— О, нет. Миры, которые связывают между собой Контролирующие, могут даже не знать о существовании друг друга. Но у них будет, скажем так, похожая энергетика. Хотя живут на них совершенно разные расы. То есть как, разные. В любом случае это будут расы определенного Круга, но — зачастую разные.

— Гм, — Фадан задумался. Шини тоже. — Гм-гм. Подожди, Шеф. А можно как-то проще? Мне кажется, что эти твои Контролирующие делят миры на плохие и хорошие. Я прав?

— Можно проще. И ты не прав. Добро и зло весьма относительные понятия, поэтому принцип деления другой — по путям развития. В то, что Контролирующие называют Сетью, мир попадает только тогда, когда разумные, его населяющие, доходят в своем развитии до определенной фазы. До этого мир называется Белым, и его никто не делит и не трогает.

— Я запутался, — пожаловался Шини. — Шеф, а можно с помощью аналогии какой-нибудь?

— Вполне, — заверил Шеф. — Вот сейчас Фадан плетет тебе косички. Скажи, если бы волосы были короткими, можно было бы заплести?

— Нет, конечно. Не из чего.

— Вот тебе аналогия. Мир в белой стадии — это слишком короткие волосы, которые невозможно заплести. Поехали дальше. Фадан, когда ты плетешь косички, ты делишь их по принципу хороших и плохих волос? Какие у Шини волосы плохие, а какие хорошие?

— Волосы не могут быть плохими или хорошими, это же просто волосы, — Фадан задумался. — А делю… они растут, я беру прядку, потому что волосы растут рядом… вот и весь принцип деления. Значит, там примерно то же самое?

— Ну, если совсем примерно, то да, похоже. Только ты делишь волосы по территориальному признаку, а Контроль делит по энергетическому. И вот этот самый Контроль должен будет включить ваш мир в Сеть. Потому что сейчас, если я правильно понимаю, мир никуда не включен. А стадия развития, уровень, проще говоря, у вас на вполне нормальную двойку. Мир должен быть уже в Сети. В организованной части Сети, если точнее.

— По-моему, ты опять темнишь. Поясню с помощью аналогии, пожалуй. Если есть эти самые Белые миры, то они тоже как-то… ну… соотносятся друг с другом, верно? — Шеф согласно кивнул, и ободренный Фадан продолжил. — Собственно, это получаются не заплетенные волосы на голове у Шини. Я прав?

— Да, всё так. В любом случае волосы растут на голове, и, так или иначе, соприкасаются друг с другом.

— Можно, я угадаю? — спросил Шини. — Сейчас ты скажешь, что мы вообще ни с кем не соприкасаемся. Так?

— Увы, да, — Шеф понурился. — Конечно, в этом вопросе я могу ошибаться, но мне кажется, что Равор-7 ни с кем не взаимодействует. Подчеркну — мне кажется. Сказать наверняка могут только Контролирующие.

— Ясно. Шини, повернись другой стороной, — приказал Фадан. — Значит, нас должны включить в какую-то Сеть. А что еще, Шеф? Транспортная сеть — это значит, что к нам придут инопланетяне, так? Чтобы это всё включить? Потом этот самый Контроль, будь он неладен, ну а потом что?

— Цивилизация, — Шеф переместился поближе к Фадану. — Технологии. Помощь. Развитие. Мир уже не будет одинок, понимаешь? Поверь, я не знаю, как это будет выглядеть на деле, но уже в этом году ни один ребенок, и не один старик не умрет от апчихита. Хотя бы ради этого уже стоит постараться.

— Звучит неплохо, — пробормотал Фадан, отделяя очередную прядку. — Вот только подозреваю, что на практике всё будет сложнее.

— Ну еще бы, — хмыкнул Шеф. — Практика, она всегда отличается от теории.

— Это я уже заметил, — констатировал Фадан. — Шини, ты можешь сидеть неподвижно? Если ты будешь ерзать, я тебе такого наплету, что потом останется только остричь под корень!

— Не надо! — испугался Шини. — Всё, сижу, замер. Слушай, Шеф, а вот еще вопрос такой получается. Если мы это всё включим, то куда мы попадем-то?

— Спроси чего полегче, — Шеф отвернулся. — Понятия не имею! Имитатор, может, и знает, но я — нет.

— Но это, получается… — Шини задумался. — Получается, что мы окажемся на другой планете, что ли?

— Вроде того, — кивнул Шеф.

— Круто! — обрадовался Шини. — Нет, ну правда же, это круто! Это тебе не в пыли, в архиве, сидеть и бумажки старые перебирать. Или кататься по городам и весям, разыскивая четвертое колено каких-нибудь чванливых идиотов.

Фадан, задумавшись, промолчал. На счет другой планеты у него появились нехорошие подозрения, и оптимизма Шини в этом вопросе он не разделял. Но и возражать не стал, решил до поры смолчать. К тому же косичек осталось плести еще уйму, и Фадан решил не отвлекаться. Поживем, увидим, подумалось ему. Все познается на практике.

Утром, если в подземелье вообще существовало утро, все встали какими-то подавленными и разбитыми. Отдохнувшим себя чувствовал только Бакли, да то, по его словам, «на троечку». Бакли рассказал, что всю ночь ему снились кошмары на тему бесконечных подземных коридоров — то он удирал на машине от неведомых преследователей, то, прячась в темной щели, смотрел, как мимо него проносится череда странных, ни на что не похожих механизмов, то он стоял в каменном колодце, точно зная, что сверху на него надвигается какая-то опасность, и не имея возможности убежать. В общем, полная муть и чушь, но хорошего настроения эта муть и чушь не прибавила ни разу.

Спешно позавтракав, засобирались — отнесли в машину одеяла, сумки; Бакли на всякий случай осмотрел двигатель (шарлы при его появлении оживленно зашевелились, и Бакли кинул им несколько кусочков сахара), и пикап тронулся в путь.

— …и все-таки я не понимаю, — Фадан, с удобством расположившись в кресле, беседовал с Шефом. — Допустим, мы всё это сделаем, и… Шеф, куда мы попадем, и как это будет?

— На планете нет Мастеров путей, поэтому проход вовне может открыться только в одну сторону и в одну точку, — объяснил Шеф. — Простые смертные про эту возможность Машины перемещения вообще не знают, для них, если нет Мастеров, планета будет заперта окончательно и бесповоротно. На самом деле выйти можно. Это будет мир, в который Транспортники пришли до вас. Существует версия, согласно которой на свете есть всего одна настоящая Машина перемещения, все остальные — это матрицы, копии, дубли истинной Машины. Так вот, копии связаны между собой бесконечной цепочкой — и вы во время прохода попадете в предыдущее звено этой цепочки. В мир, который Сетевые инженеры и Транспортники посетили до вас. Фадан, не пытай! Я понятия не имею, где это, что это за мир, и… да ничего я не знаю, и знать не могу.

— Но как именно мы будем проходить туда?

— Помнишь, греван на площади говорил про то, что наверху холма стоял храм, и он рассыпался? Этот самый храм скрывал под собой нулевую площадку — для того, чтобы выйти с планеты, вам нужно будет попасть туда. Вместе с имитатором и часами. После того, как вы отдадите приказ, площадка сработает.

— Подожди. То есть ты хочешь сказать, что тот, кто построил храм, сделал это специально? Место выбрано не просто так? — Фадан прикусил губу. — Нет, я отлично знаю, что многие монастыри и храмы строятся в определенных местах не случайно, но чтобы такое…

— Это как раз в порядке вещей, — пожал плечами Шеф. — Вообще, на самом деле, в этом мире мало что происходит просто так.

— Что-то уклон сильный, — пожаловался вдруг Бакли. — Вроде бы плавно шел, а теперь… да что ж такое-то!

Тоннель, по которому сейчас ехал пикап, и правда становился всё более и более крутым, он уходил вниз. Бакли сначала подтормаживал осторожно, потом надавил на педаль изо всех сил — но пикап почему-то продолжил сползать вперед.

— Включай заднюю передачу! — Фадан, сидевший рядом с Бакли, первым сообразил, что происходит неладное. — Давай назад! Езжай назад!!!

— Пытаюсь, — сквозь зубы проговорил Бакли. — Не включается!

— Ручной тормоз! — блеснул глубокими познаниями в вождении машины Фадан. — Вытяни тормоз, скорее!

— На тормоз посмотри, дурила, — предложил Бакли. — Давно уже! Нас что-то тянет вниз, я ничего не могу сделать!

— Разобьемся… ой, мамочки, — Бонни вцепилась Фадану в плечо. — Ребята, может, выскочим из машины? Успеем?

— Слишком узкий коридор!!! Тут даже двери не откроешь!

Действительно, тоннель стремительно сужался, и через секунду по крыше чиркнул камень, торчавший, видимо, из низкого свода.

— А если выбить стекло и выскочить? — предложил Шини.

— Куда ты выскочишь? Вперед? — едко спросил Аквист. — Под машину прямо?

— А если назад? — с надеждой спросил Фадан.

Шини пробрался к задней двери, подергал ее — безрезультатно.

— Заклинило, — мрачно сообщил он. — Опять. Снаружи бы открыли, а изнутри не выйдет.

— Бонни, у тебя есть модуль, — рядом с Бонни появилась Ана. — Держи его наготове. Если мы будем падать, он поможет… надеюсь.

Бонни вытащила из-под кресла теплый бархатистый мяч, и положила себе на колени.

Пикап, между тем, продолжал двигаться — он всё так же медленно полз вперед, почему-то не ускоряясь. По крыше то и дело шоркали всё новые и новые камни. Свет фар выхватывал впереди тоннель, который, правда, больше не сужался. Казалось, тоннель сделан ровно под размер пикапа. Уклон становился всё больше и больше, но скорость машины почему-то не возрастала.

— Я сползаю, — заметил Шини.

— Давайте пристегнемся и привяжемся, как тогда, — предложил Фадан. — Ой, смотрите, еще больше вниз уходит!

Угол наклона и впрямь становился всё сильнее. Фадан оказался прав — если бы они не привязались, они бы вскоре попадали друг на друга.

— Мне кажется, нас куда-то тащат, — заметил Бакли. Голос его звучал испуганно. — Машина ни на газ, ни на тормоз не отвечает. Давайте я попробую заглушить двигатель. По-моему, от него нет никакого проку.

И правда, пикап с неработающим двигателем продолжал всё так же медленно ползти по тоннелю. В наступившей тишине было слышно лишь напряженное дыхание команды, да шорох камней под колесами.

— Вроде бы свод повыше стал, — шепотом заметил Аквист. — По крыше больше ничего не елозит.

— Может, выберемся? — с надеждой спросила Бонни. — Не может же этот тоннель быть бесконеч…

И в этот момент машина внезапно ахнула вниз.

Фадан пришел в себя первым. Оказалось, что он лежал на полу кабины (ремень порвался), и что он относительно цел, не считая ссадины на левой скуле. Фадан посмотрел влево. Бакли, по всей видимости, досталось посильнее: на лбу шишка, нос разбит в кровь, но ремень выдержал — гермо весят не в пример меньше, чем мужчины, это-то Бакли и спасло.

Фадан огляделся.

Сзади всё тоже было не очень хорошо, но лучше, чем могло бы быть после такого падения. Аквист и Шини, по всей видимости, пытались прикрыть собой Бонни — на той не оказалось даже маленького синяка, не то, что на гермо. Шини, по всей видимости, ударился головой о стойку, Аквисту повезло еще меньше — в него прилетел оторвавшийся от крепления мотик.

— Ой-ой-ой, — пробормотал Фадан, с трудом вставая на ноги. — Ну и ну… Эй, Шеф, помогай давай! Что делать?

— Сначала осмотреться, — ответил Шеф почему-то сдавленным голосом, едва слышно.

— Так я вроде осмотрелся…

— Наружу выгляни!

Только в этот момент Фадан сообразил, что в кабине почему-то светло, как днем. Он медленно поднял голову, глянул за окно, и сдавленно охнул.

Пещеры не было.

Вместо пещеры пикап стоял сейчас на огромной зеленой поляне, рядом с прозрачным озером, под светлым небом. Поляна, по всей видимости, была вершиной огромного холма, и, если присмотреться, на горизонте было можно разглядеть город, совсем не такой, как Шенадор — совершенно фантастический город, с высоченными домами, металлически блестящими, сияющими, с каким-то непонятными арками, с дорогами, идущими, кажется, в небо… Озеро рядом с пикапом выглядело искусственным, и минуту спустя Фадан сообразил, что это не озеро вовсе, а просто участок земли, затянутый чем-то вроде голубой, слабо отсвечивающей прозрачной пленки. Что находилось под пленкой, Фадан понять не смог.

— Шеф, что это такое? Где мы? — шепотом спросил Фадан.

— Мы внутри имитации, — тоже шепотом ответил Шеф. — Это всё ненастоящее.

— Но кто это делает?

— Спроси что полегче.

Сзади кто-то слабо застонал. Фадан обернулся — оказывается, Шини пришел в себя, и сейчас сидел, держась руками за голову.

— Ой, как больнооооо…

— Ты в порядке? — с тревогой спросил Фадан.

— Ой, не знаююю… Ой, мамочки, моя головаааа…

Бонни шевельнулась, и вскоре тоже села.

— Мы упали? — робко спросила она. — Разбились? Мы где?

— Разбились, но не насмерть, — успокоил Фадан. — Шини, кончай стонать, надо ребятам помочь.

Бакли и Аквиста пришлось вытащить из машины и положить на травку. Бонни нашла уцелевшую бутылку с водой, и с помощью воды оба довольно быстро пришли в себя — правда, Бакли жаловался на тошноту, а Аквист мрачно сообщил, что мотик угодил ему прямехонько в едва зажившее плечо.

Следующий полчаса все старались как-то помочь друг другу — промывали ссадины, принимали таблетки от головы, и ощупывали друг друга на предмет переломов. К счастью, всё обошлось, никто ничего не поломал. Да и пикап не пострадал, к общему удивлению. Даже все стекла остались целыми.

— Видимо, шарлы не дали ему разбиться, — заметил Шеф. — Это хорошо.

— Надо думать, что делать дальше, — Фадан огляделся. — Шеф, как считаешь, мы можем продолжать ехать?

— Куда? — тут же спросил Бакли. — Если это всё видимость одна, то куда ехать-то? Где мы вообще?

— И кто сделал это вот всё? — Аквист огляделся. — Не само же оно возникло! Поляна, небо, город этот… Эй, хозяин, если ты есть, скажи, что нам делать? И прости, что побеспокоили, но так уж получилось.

— Неплохо, — вдруг раздался голос откуда-то сверху. — А я-то ждал, когда вы сообразите.

От неожиданности все аж присели. Шини стал потихоньку подталкивать Бонни к пикапу — прячься, мол! Но та замерла, подняв глаза к ненастоящему небу, а затем спросила:

— Кто ты? Почему не показываешься?

— Охотно покажусь, — ответил голос. — А кто я — ответить сложно. Но вы можете называть меня Остроухим Злыднем.

Никто не понял, откуда именно появился говоривший, но через секунду он уже стоял перед замершей от удивления командой. Потом, когда обсуждали происшествие, делились версиями. Бакли, например, утверждал, что Остроухий появился из-за машины, просто вышел, и всё, Бонни говорила, что он спустился с неба, а Фадан считал, что фигура их собеседника соткалась за считанные секунду прямо из воздуха.

Ростом появившийся был высок, фигуру имел стройную, и больше всего напоминал мужчину-рауф, с тем лишь исключением, что лицо у него было какое-то непонятное, да на голове имелось странное украшение, то ли колпак, то ли шапка, с двумя выступами по бокам. При большом желании эти выступы действительно можно было принять за острые уши, но, конечно, на самом деле они никакими ушами не были. Одет пришелец оказался в костюм, состоявший из широких штанов, затянутых на поясе черным шнуром, да ослепительно-белой рубашки. Шини осторожно глянул вниз — и увидел, что на ногах у пришельца ничего нет. Обычные ноги. Самые что ни на есть обычные. И, кажется, даже не особенно чистые.

— Доброго дня, уважаемый, — Фадан, наконец, решился заговорить. — Простите, что потревожили ваш покой. Мы случайно оказались в этих тоннелях, и…

— Случайно? — усмехнулся Остроухий. — Случайностей не бывает. Я слежу за вами с самого начала, и, признаться, немного удивлен. Не думал, что вы доберетесь до меня столь необычным образом. Мне почему-то показалось, что вы войдете в тоннели еще в Аюхтеппэ. Но вы поступили сложнее.

— А оттуда можно войти? — удивился Фадан.

— Конечно! — кажется, пришелец удивился еще больше. — Как же иначе? Ведь это логично, и это напрашивалось. Предмет, который вы называете часами, располагался ровно над входом. Если бы вы пригнали туда эту смешную машинку, и приказали входу открыться…

— Мы не знали про это, и потом, меня ранили у входа в пещеру, — встрял Аквист. — Имитатор нам ничего не говорил ни про какой вход.

— Возможно, она решила, что так будет лучше. Впрочем, сейчас это неважно. Главное, что вы здесь. Прошу прощения за некоторые неудобства. Отвлекся. Ну, то есть не отвлекся, просто… — пришедший замялся. — Вы запустили Холм, и у меня появилась новая и очень интересная работа. По которой я, что греха таить, ужасно соскучился.

— А кто вы такой? — спросила Бонни, делая маленький шажок вперед, чтобы рассмотреть пришельца получше. — На нас не очень похожи… или похожи?.. я что-то не пойму.

— Вы имеете в виду расу, милая девушка?

Милая девушка кивнула.

— Я сделал свой облик универсальным, так проще. Сейчас я немножко похож на вас, рауф, немножко на людей, немножко на когни, и немножко на нэгаши. Всего по чуть-чуть. Да вы присмотритесь, — предложил Остроухий. — Я не против. Только, кажется, я слегка переборщил с реалистичностью.

Шини снова глянул Остроухому на ноги, и опешил — теперь на ногах у того были ботинки, да не простые, а снабженные сложной системой шнуровки.

— Так кто вы такой? — снова спросил Фадан.

— Я?.. — пришелец задумался. — Вы можете называть меня координатором, я думаю. Я управляю системой.

— Какой именно? — не унимался Фадан.

— Собственно, всей, — улыбнулся Остроухий. — Вообще всей.

— Тоннелями?

— Ну да. Тоннелями, Холмом, обеспечением Машины… да много чем. Я не такой, как вы, не думайте. Я не существо из плоти и крови. В некотором смысле меня вообще, считай, и нету.

— Это как? — не понял Шини.

— Я локализовался в тоннелях, не оставив наверху совсем ничего, — Остроухий погрустнел. — Раньше было замечательно, а теперь нет никакого смысла там находиться. Я скучаю по прежним временам. Как было хорошо! Я лечил и чинил живые дороги, со мной общались разумные, я был нужен, востребован, а теперь… что теперь? Гонять глупцов из воздуховодов, да рисовать картинки из прошлого — вот что мне осталось. А наверху так и вообще, как я понял, меня объявили всеобщим злом.

— Злым началом, — поправил Фадан. — Олицетворением порока и неповиновения.

— Неповиновения кому? — уточнил Остроухий.

— Триединому, разумеется.

— Этот хренов демиург, опять он! Мало того, что прогнулся под систему, потерял связь с Богом, так еще и на меня напраслину возвел, — констатировал Остроухий. — А от самого, небось, ни слуху, ни духу. Закуклися, и только и делает, что жрёт жертвы. Ни до чего ему дела нет. Впрочем, что еще от него было ждать в капкане. Ох, как же давно я не видел хороших настоящих живых разумных!

— По-моему, видели, — осторожно заметила Бонни. — У нас есть книжка, которую написал некий Лердус Великий, и в ней он описывает, как…

— Он записал наши беседы, я знаю, — покивал Остроухий. — Умнейший, просто умнейший был мужчина. И очень правильный. Отличная семья, прекрасные дети.

— Дети? — изумилась Бонни. — Позвольте, но у Лердуса не было детей! У него был один только гермо, которого убили, когда Лердус вернулся из подземелья!

— У Лердуса не было детей?! — в свою очередь изумился Остроухий. — Один гермо? Что за чушь! Странно слышать подобное… от его прямых потомков.

На Остроухова уставилось пять пар обалдевших глаз.

— А что такого? — спросил тот. — Вы бы никогда не сумели сюда попасть, если бы ими не были. Да, вы все — отдаленные потомки того, кого вы называете Лердусом Великим. Именно поэтому вас пропустила система, именно поэтому на вас так хорошо реагирует биотехника зивов, именно поэтому вы сумели активировать имитатор.

— Так, значит, вы все-таки следите за тем, что происходит на поверхности? — вкрадчиво спросил Фадан.

— Ну, слегка, — Остроухий потупился. — Скажем, в относительной близости от Транспортных полос.

— Так, стоп, — Фадан рассердился. — Это, выходит дело, всё вы? Вы подсунули нам имитатор, потом аккумулятор, потом…

— Ну, выходит дело, что я, — согласился Остроухий. — Но вы меня тоже поймите правильно. У меня уже терпения нет тут сидеть.

— А сами не могли? — прищурился Аквист.

— А это и есть «сами», — пожал плечами Остроухий. — Тут такое дело получается… как бы вам объяснить. Я могу лишь подсказывать, но решения подобного рода имеют право принимать только жители планеты. Вы вполне могли выкинуть диск, или закинуть аккумулятор обратно в болото. Но вы этого не сделали — у вас хватило ума, любознательности, и жажды жизни, чтобы понять важность того, что у вас в руках. И вот вы здесь. Так кто оказался прав?

Фадан задумался.

— Если мы действуем… по вашим подсказкам, то на основании чего действуют наши конкуренты? Нам — подсказали вы. А им кто?

— Я, кажется, понял, — Аквист говорил медленно, осторожно подбирая слова. — Они, если следовать вашей логике, слуги Триединого, так? Вы хотите, чтобы Равор-7 стал… тем, чем был раньше?

Остроухий кивнул.

— А он, видимо, хочет, чтобы всё оставалось так, как есть?

Снова кивок.

— Так, получается, мы… мы богоборцы? — Аквист почувствовал себя очень неуютно. Остальные, видимо, тоже — потому что подобного даже не предполагали.

— В некотором смысле, — согласился Остроухий. — Только его не следует называть богом. Он — не Бог. Он просто мелочный, жадный, и дико прожорливый демиург, который в свое время с легкостью пошел на очень подлую сделку. Фактически, он допустил то, что произошло — ваш мир был продан.

— Кому? Как? — изумился Фадан.

— Продан в резерв, — вздохнул Остроухий. — Спрятан. Скрыт. Поставлен выполнять функцию, которая… — он осекся.

— Какую функцию? — с подозрением спросил Фадан.

— Про это — как-нибудь в другой раз, — попросил Остроухий. — Простите, но я, кажется, совсем забыл о законах гостеприимства. Вы голодны, вы поранились, да и нервы я вам потрепал изрядно. Позвольте мне исправить хотя бы некоторые свои огрехи! Тем более что впереди у вас еще множество испытаний.

Рауф обожают мыться, и про эту их особенность Остроухий, кажется, отлично знал. Сначала он предоставил каждому по комнате с отличной ванной — комнаты возникли в чистом поле, но команда, кажется, уже устала удивляться — и все вымылись, потом выдал каждому по баночке с какой-то мазью, после которой у всех перестали болеть ссадины и ушибы, а потом пригласил за стол, который появился рядом с пикапом. Кажется, Остроухий понимал, что Фадан и компания его всё-таки побаиваются, и справедливо рассудил, что им не захочется уходить далеко от машины.

— А можно подробнее объяснить, что на самом деле произошло? — спросил Фадан, когда они уселись за стол. Еда была привычная, ничего особенного — тушеное мясо, обязательная каша, хлеб, лхус, и большущий сладкий пирог. Всё в лучших традициях.

— Про Триединого? — уточнил Остроухий. — Конечно. Слушайте.

…Поначалу Триединый был вполне нормальным демиургом, ничуть не хуже других. Спускался к смертным, ходил с ними рядом, был повержен, воскресал, нес смертным мудрость, как философскую, так и житейскую. В общем, демиург как демиург, слова плохого не скажешь.

А потом началось.

— Он стал жадничать, — рассказывал Остроухий, сидя во главе стола, рядом с Бонни. — Одна эпидемия, другая, третья. Одна война, вторая… Ему говорили — те, кто мог говорить — остановись, хватит! Но нет, ему всё было мало. Потом он понял, что если ввести деструкцию, жертв станет больше. И он ввел. Связался с… пока неважно, с кем именно, и ваш несчастный мир оказался в программе. Фадан, пожалуйста, не спрашивай, в какой! Даже если я отвечу, ты не поймешь.

— И что получилось в итоге? — спросил Фадан.

— А в итоге ваш мир регрессировали едва ли не до первобытного уровня, и Триединый стал выстраивать конструкцию с нуля. Тогда он тоже еще приходил к смертным, но он начал вводить совсем другие трактовки тому, что делал раньше. Мы долго говорили на эту тему с Лердусом. У него был прекрасный ум — логичный, ясный. Для меня он был и остается гением, самым настоящим. Ведь он сумел рассчитать и мое местонахождение, и найти вход ко мне, и добраться до меня. Добрался он, правда, при последнем издыхании — а я до самого последнего момента не мог решить, открываться ему, или нет. Ведь это риск, и риск великий. Меня трудно уничтожить, но ведь можно же. Я рискнул. Я подобрал его в одном из тоннелей, перенес к себе, вылечил. И месяц он прожил здесь. Один из лучших месяцев на моей памяти. Я даже дал ему книги, ну те, которые у вас с собой… это был мой подарок.

— Ничего себе! — восхищенно произнес Аквист. — Так значит, это он спрятал книги в Аюхтеппэ?

— Разумеется, он.

— Подождите, — попросил Фадан. — Не совсем понял про жадность. Ему что, нужны были… чьи-то смерти?

— Ну, конечно, — пожал плечами Остроухий. — Любой демиург питается жизнями. Вот только одни обходятся с резервом разумно, а другие — поступают так же, как здешний подлец. Он и сейчас жрет, не переставая. Медицину почти полностью убил, оставил только для тех, кто ему прислуживает; страны изничтожил, чтобы некому было возражать… У вас ведь очень высокая смертность, Фадан, вы просто привыкли и не замечаете. Для вас это всё стало в порядке вещей. Очень высокая рождаемость, и очень высокая смертность. Это как раз то, что ему нужно.

— А как должно быть? — прищурился Аквист.

— На порядок меньше. И смертность, и рождаемость должны быть ниже в десять раз. А разумные должны жить дольше. Подумай сам, парень. За столь короткую жизнь невозможно ничего толком успеть. А что может дать пятнадцатилетняя или двадцатилетняя мать ребенку, когда она сама, по сути, еще подросток? В том-то и дело, что ничего. В мирах с нормальными демиургами детей рождают в сорок, в пятьдесят, в шестьдесят лет. И живут по четыреста-пятьсот лет, а то и больше. Причем живут много лучше, чем вы. И счастливее. Потому что та же мать, которая действительно хочет ребенка, осознанно, не инстинктами, способна дать ему много больше. И мужчина, и гермо — они сумеют реализоваться, найти себя, и тем самым показать своему потомству положительный пример. А у вас что? Больше половины населения даже читать не умеют! Родился, вырос, родил, заболел, умер. И так по кругу, до бесконечности. Чудо, что еще как-то существуют такие, как вы — пусть во лжи, пусть ограниченно, но всё-таки думающие, пытающиеся подняться над этим болотом. Но даже вы… Вот ты, Фадан. Если бы не случилось это всё, ты бы заключил брак с Шини и Аквистом, они бы женились, через год появились бы дети — и еще через два года ты бы обнаружил себя работающим вместо своего университета в каком-нибудь месте, типа фабрики, потому что прокормить семью на преподавательскую зарплату ты бы не сумел. И они оба работали бы, не покладая рук, причем образование было бы брошено, а когда разумный перестает учиться, он начинает быстро деградировать. Что, скажешь, я не прав?

Фадан молчал. Да, Остроухий говорил жестокие вещи, но он был прав — Фадан прекрасно помнил, как уходили из университета коллеги-преподаватели, которые обзавелись потомством. Оставались единицы, и они, нужно признать, влачили весьма жалкое существование.

Деньги.

Деньги, деньги, деньги.

От твоего желания ничего не зависит.

Да, были такие среди его, Фадана, коллег, которые не обзаводились семьями. Собственно, в подавляющем большинстве работали именно они. Но и им приходилось трудно, потому что на них давили, равно как давили и на самого Фадана. Вступи в брак с хорошими, чистыми, домашними гермо. Жени гермо. Заведи деточек. Как — не хочешь? Тогда мы тебя премии лишим. Или расписание сделаем такое, что тебе несладко придется. Или еще что-то учудим. Ты — должен. Ты — обязан. Почему? Потому что все так делают. Кто — все? Ну, все. Почему?! Потому что так положено…

— Мне еще повезло, — пробормотал Фадан. — Сорок пять лет, это же немало…

— Да, верно. Другим повезло меньше, — согласился Остроухий. — Прости, Фадан, но я немножко следил за ветвями рода Лердуса. Ты мне показался достойным, именно поэтому я и отважился сделать то, что сделал. И, кажется, я не ошибся.

— А мы тоже потомки его рода? — с интересом спросил Шини.

— Да, но не по мужской ветви. Ты, Бонни, по линии гермо. В вы двое — по женской линии. Очень дальние потомки, очень. Вас даже сложно назвать родственниками.

— Сколько же детей было у Лердуса? — спросила Бонни.

— Пятеро. От двоих гермо и трех жен. Они дали начало пяти родам, но они скрылись, когда поняли, что дело их старшего отца стало опасным. Меняли имена, уезжали. И сумели выжить. И сегодня оказались у меня в гостях, — Остроухий улыбнулся.

— Простите, а можно вопрос? — Бонни подняла руку, как в школе. — Что у вас на голове такое?

— Вот это? — Остроухий снял с головы непонятный предмет, и протянул Бонни. — Мне немного неловко, но это просто шляпа. Я, когда принимаю материальное обличие, всегда ее делаю. Я вообще люблю шляпы, признаться. А эту особенно. Эти штучки — ушки. Есть такая раса, называется люди…

— Слыхали, слыхали, — покивал Фадан.

— И эти люди держат домашнее животное, оно называется кошка. У кошки ушки именно такой формы. Очень хорошее животное, забавное и красивое. Ну и вот… кошек тут нет, и быть не может… и я себе придумал шляпу. А что?

— Спасибо, — с чувством сказала Бонни. — Как же приятно осознавать, что я не одна такая.

— Какая? — растерялся Остроухий.

— Шляпы люблю, — пояснила Бонни. — Хотя последние дни нам не до шляп.

Кир закрыл блокнот, и вернул его Иту.

— Ну, что скажешь? — спросил тот.

— Графомань, — честно ответил Кир. — Полная фигня. Но местами забавно.

— Ну хоть местами, — пробормотал Ит, пряча блокнот в свою сумку. — И на том спасибо.

— Ты чего, обиделся? — Кир нахмурился. — Ну, прости, псих. Я врать не умею, ты меня знаешь.

— Да знаю, знаю, — Ит был явно расстроен. — Теперь еще скажи, чтобы я Дашке не показывал.

— И скажу, — тут же подтвердил Кир. — Не позорься перед дочерью.

— Я и не собирался, — Ит вздохнул. — А Фэб сказал, что нормально получается.

— Фэб тебе правду не скажет, — Кир ткнул Ита пальцем в бок. — Фэб ради тебя убьется. Соврет, украдет, солжет, да что угодно сделает, лишь бы тебе было хорошо.

— Ну, это ты загнул, — хмыкнул Ит. — Если речь идет о работе, он скорее меня убьет…

— Не сравнивай, — покачал головой Кир. — Слушай, я вот чего на самом деле хотел-то. Если по делу — кто этого гада будет в лесу подбирать послезавтра?

— Да у кого получится, — пожал плечами Ит. — Кто первый подхватит. Если честно, я больше всего боюсь сорваться, и что-нибудь ему сделать. Что-нибудь, что не входит в наши планы. Меня что-то слегка вынесло, честно говоря.

— Не тебя одного. Хотя Зараза вроде бы получше, — Кир задумался. — Ит, а ты домой хочешь?

— Я?.. Да, наверное. Не знаю, — Ит нахмурился. — У меня последние месяцы странное ощущение. Которое не так давно подтвердил Илья.

— Ты о чем? — не понял Кир.

— Долго рассказывать. Слушай, давай потом поговорим? — попросил Ит. — Не хочу про это сейчас.

— Ну, потом так потом, — пожал плечами Кир. — Пошли обедать.

9 Внизу и наверху

— Взяли? 2/8 взяли? — голос Ильи был полностью лишен каких бы то ни было эмоций. Всё как всегда, обычная работа в поле. Ничего особенного.

— Взяли, идем на базу, — отозвался Скрипач точно таким же будничным голосом. — Еще выходим?

— Нет, у нас комплект, — ответил Илья. — Потом становитесь на дубль.

— Есть.

2/8 — это вполне приличные показатели. Неприятно, но не смертельно. Да, собственно, они не делали, чтобы получилось смертельно — при их прежней боевой практике сделать подобное было совсем несложно. Первый раненый, в правой капсуле, был четным — его взяли из боя очень вовремя, парню не повезло. Второй… второй как раз и был «клиентом».

Тем самым.

— Стрела четыре, заходим в шестой и седьмой приемники, — произнес Ит.

Всё штатно, всё по плану. Никаких сбоев и форсмажоров. Вот только седьмой шлюз держали под эту задачу и не занимали с самого начала операции. Там дежурили Саиш, Поль, и Фэб.

А Гел ждал наверху, в зарезервированной операционной.

— «Дананг», стрела четыре на месте, — еще один код, еще одно подтверждение. — Шлюзы шесть и семь.

В шлюз шесть — раненого.

В шлюз семь — «клиента».

А ты думал, сволочь, что ты так легко отделаешься?

Тридцать секунд — шестерка.

Тридцать секунд — семерка.

Всё штатно, всё обычно.

При любой проверке придраться будет не к чему.

— Ит, рыжий, в биологичку и наверх, — приказал по связи Илья, — рук не хватает.

Ясно, что не хватает. «Дананг» сейчас взял максимум, полный максимум. Собственно, так и было задумано.

В «вошегонке» Ит первым делом отрубил слежение, потом переключил его на заранее подготовленную картинку с мытьем в душе, а затем сказал:

— На кой мы ему там понадобились, интересно? Сами не справятся?

— Хрен его знает, — зло ответил Скрипач. Махнул рукой, включая воду, и принялся стаскивать с себя комбез. — Чего-то мне как-то мерзко. А тебе?

— То же самое, — мрачно кивнул Ит. — Вот тебе и обратный отсчет.

— Мы же его не убили, — возразил Скрипач.

— Еще не хватало, — поморщился Ит. — Но резанул я его не хуже, чем он тогда «стрелу» с ребятами.

— Это да, красиво сделал, — покивал Скрипач. — Знаешь, если Гел отрежет ему яйца, я переживать не буду. Нет, ну то есть буду, но о другом. Не о яйцах — точно.

— А о чем ты собираешься переживать? — поинтересовался Ит, тоже стаскивая комбез.

— О том, что нам вообще приходится это делать, — признался Скрипач. — Мы как-то последние годы перестали думать о клиентах, как о… черт, не знаю, как сформулировать. В общем, нам было плевать на их моральные качества и на их поступки, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — кивнул Ит. — Кажется, мы снова слезли с небес на землю. Я прав?

— Видимо, да. Мне не хочется больше помогать…

— …всем подряд, — закончил мысль Ит. Скрипач вздохнул. — Теперь осталось только понять, что же нам на самом деле хочется.

…Гела они нашли рядом с операционной. Он сидел на выдвижной скамейке, и смотрел перед собой невидящим взглядом.

— Как там? — спросил Скрипач, подходя поближе.

— Я не смог, — беззвучно ответил Гел. — Они там сами. Я… я должен был, но я не сумел. Это словно… перейти какую-то запретную черту, понимаешь?

— Да, понимаю, — согласился Скрипач.

— Мы ее уже перешли, — добавил Ит. — Но я почему-то не жалею об этом.

— Да? — Гел повернулся к нему. — Почему?

— Потому что справедливость в этот раз оказалась больше, чем все наши принципы, — Ит отвернулся. — Мы там нужны?

— Нет, я думаю. Саиш, Илья, Фэб, Поль — куда больше.

— Тогда мы просто тут посидим, что ли, — Скрипач плюхнулся на лавку рядом с Гелом. — Мы поболтаем, а Ит в это время напишет чего-нибудь.

— Напишу, — кивнул Ит. — Только за блокнотом смотаюсь.

Почти что сутки команда пробыла в гостях у Злыдня, и к концу этого срока все были вынуждены признать очевидное — никаким злыднем он, конечно, не был. Сложнее всего оказалось понять, что он вообще такое, и в результате сошлись на том, что Злыдень чем-то сродни учебным программам, правда, он наделен куда большей властью, выполняет более сложную функцию, и может делать многие вещи, которые учебным программам не доступны. Например, становиться материальным и управлять всякими разными вещами.

— Мне его даже жалко, — призналась Бонни, когда они собирали вещи, чтобы отправляться в дальнейший путь. — Зачем его так оклеветали? Он же хороший. Мудрый. Лердусу помог, теперь нам помогает.

— Что мудрый, это я согласен, — ответил ей тогда Аквист. — А вот что хороший… Сколько народу погибло в этих тоннелях по его вине, сама подумай. Не всё так просто, Бонни.

— Погибли, потому что лезли туда, куда их не звали, — резонно заметил Фадан. — Остроухий делает то, что должен. Защищает тоннели от чужаков. Это его обязанность. И если чужак не понимает трех предупреждений, и продолжает лезть… в общем, приятного мало, но Остроухий тут ни при чем. Сами виноваты.

— Ну, не знаю, — протянула Бонни. — Хотя ты прав, наверное. Он же действительно сначала пугает, чтобы ушли.

— Вот именно, — подтвердил Фадан. — И хватит об этом.

Перед отъездом Остроухий увел Фадана куда-то, в неприметный уголок, и долго говорил с ним — о чем, команда так и не узнала. Вернувшийся Фадан был задумчив и, кажется, немного мрачен, по крайней мере, настроение у него, кажется, слегка испортилось.

— Значит, так. Выезжаете вон в тот тоннель, потом прямо, никуда не сворачивая, десять километров. Дальше дорога пойдет под уклон, вниз, — объяснял Остроухий Бакли. — Пугаться этого не стоит. Где-то в середине спуска будет поворот направо, вам туда и надо. Та ветка тоже сперва идет вниз, но очень скоро выровняется, а потом пойдет вверх. Дальше — по той схеме, которую я отдал шарлам. Ты просто скажи, что тебе требуется, и они подскажут дорогу.

— Ясно. Хорошо, — покивал Бакли. — Слушай, Злыдень, а ты сам-то с нами не хочешь?

— Не могу, — с сожалением отозвался Остроухий. — Процесс же идет. Мне следить надо. И воду почистить, чтобы не потравили никого, и Таможню от чужаков защитить. За жителей не бойтесь, я их в обиду не дам.

— То есть их не отравят? — с надеждой спросил Шини.

— Вот еще, — фыркнул Остроухий. — Я и снаружи тоже защищу, а то там, как я погляжу, нехорошие дела замышляются. Не бойтесь, вас купол пропустит, как возвращаться станете, он только на чужаков действует.

— Какой такой купол нас пропустит? — с подозрением спросил Фадан.

— Защитный, — пожал плечами Остроухий. — Если успею. Я обязан беречь Таможню. Что и делаю. Так что отправляйтесь в путь спокойно. Фадан, ты всё запомнил? Точно?

— Запомнил. Хотелось бы мне, чтобы мы обошлись без того, о чем ты сказал, — заметил Фадан. — Значит, на поверхность мы выйдем не так далеко от станции? Так?

— Так. Пятьдесят километров. Это близко, как ты сам понимаешь. Осмотритесь, а потом дальше решай, что тебе делать.

— Ладно…

На прощание Остроухий сделал каждому по маленькому подарку, вот только что это за подарки, они так и не поняли. Бонни досталась крошечная коробочка ярко-бирюзового цвета, с виду монолитная, со слепым окошком сбоку; Шини и Аквист получили предметы, больше всего похожие на древние наручи, только очень легкие и почти прозрачные; Фадану досталось нечто, напоминающее тоненькую то ли книжку, то ли картинку, заключенную в светящуюся желтым рамку; Бакли же получил странный предмет, который, по словам Остроухого, следовало надевать на голову. Предмет напоминал тонкий обруч, отделанный стеклянной поблескивающей крошкой.

— И что это всё такое? — спросил бесцеремонный Шини.

— В свое время узнаете, — заверил Остроухий. — А пока что берегите эти предметы, и следите, чтобы они не попали в чужие руки.

Пикап неспешно двигался по подземному коридору. Бонни забавлялась тем, что вертела в руках свою коробочку, Аквист и Шини пробовали нацепить на руки свои наручи, но те оказались слишком большими, и с рук соскальзывали. Бакли вел машину. Подаренный ему обруч он сунул в бардачок и, кажется, про него уже позабыл.

Фадан думал — всё равно, больше делать ему сейчас было нечего. Он сидел на пассажирском кресле рядом с Бакли, глядел в окно на проплывающие мимо каменные стены, и размышлял.

…Это ведь очень старая программа, правда? Может быть, даже старше, чем наши учебные. Так почему же тогда мы так легко общались с этим Остроухим? Тут два варианта. Либо он нарочно подстроился под нас, либо… либо он и правда общался с такими же, как мы, раньше. С такими же по развитию, по цивилизованности, поправил себя Фадан. Поэтому он смог говорить на понятном нам языке, и использовал доступные нам слова. Наверное, он может общаться с теми, кто гораздо более развит, чем мы. На их уровне. И на уровень такого, как Лердус, он может спуститься, потому что Лердус Великий, при всей его мудрости, просто не смог бы воспринять то, о чем говорил Остроухий. Машины, например — не было во времена Лердуса таких машин. Как, интересно, Лердус вообще сумел пройти в тоннели?..

— О чем думаешь, Фадан? — спросил Аквист.

— О Лердусе, — честно ответил Фадан. — Думаю, как он попал под землю. Если он был такой же, как все, Остроухий и его бы убил. Но не убил же. Почему-то.

— Это да, странно, — согласился Аквист. — Блин, опять сваливается.

— Что сваливается? — не понял Фадан.

— Да браслет этот дурацкий! Я в него две руки могу засунуть, и он всё равно будет велик, — пожаловался Аквист. — Как же сделать его поменьше?

— Понятия не имею, — пожал плечами Фадан. — И все-таки… Лердус… почему мне не дает покоя Лердус, а?

— Действительно, почему? — спросил Аквист.

— Да потому что не сходится, — Фадан нахмурился. — Лердус полез в тоннели, так? И вместо того, чтобы кокнуть его, как и всех остальных, Остроухий его пропускает. Почему?

— Ну, может, Лердус ему понравился, — заметила Бонни. — Показался умным, интересным, вот он и пропустил.

— Мне кажется, что умных и интересных в эти тоннели попадало много, — возразил Фадан. — И они в лучшем случае не прошли дальше второго предупреждения, а в худшем случае погибли. Ох, что-то тут не так. Что-то он не договаривает.

— Ну не возвращаться же, чтобы спросить, — справедливо заметил Шини. — Пропустил и пропустил. Мало ли, почему.

— Нет, не мало, — сердито возразил Фадан. — Точно вам говорю, это важно.

— Сейчас мы всё равно ничего не выясним, — миролюбиво заметила Бонни, подкидывая на ладони свою коробочку. — По-моему, ты сгущаешь краски, Фадан.

— Не знаю, — Фадан отвернулся. — Может, и сгущаю. А может, и нет.

— Вот в кино, например, бывает и не такое, — оживилась Бонни. — Мало ли какие совпадения встречаются! Вот до этого всего я смотрела один фильм, и там было про то, как один молодой гермо…

Фадан в пол уха слушал ее рассказ, но мысли его были в тот момент уже далеко. Его мысли перекинусь с Остроухого на странный предмет, который он сейчас держал в руках. Что это такое? Рамка на ощупь казалась теплой, а сама книжка (или не книжка?) отдавала ледяным холодом. Фадан задумчиво провел по ней пальцем. Ничего, никакого эффекта. Фадан повертел предмет, провел пальцем по рамке.

Что же это такое?

Для чего оно?

Почему Остроухий дал ему эту штуку?

Книжка была небольшая, размером в две ладони. Холодная средняя часть, теплая рамка…

— Ой, — вдруг сказал Аквист. — Наделся.

— Что? — с трудом отвлекся от своих мыслей Фадан.

— Браслет наделся! И его не видно теперь, — Аквист, придерживая наспех закатанный рукав, рассматривал свою руку. — И браслет, который для Эла, тоже не виден. Эл, ты тут?

— Тут, — Эл возник рядом с Аквистом. — О, неплохая штука, поздравляю. Только будь осторожен, пожалуйста.

— Так что это такое? — Шини протянул Элу свой браслет. — Ты знаешь?

— Еще бы я не знал, — хмыкнул Эл. — Это наручи для ближнего боя… в вашем языке нет правильного названия, к сожалению, но можно перевести и так. Полезная штука, но опасная.

— В смысле? — Аквист с испугом посмотрел на своё запястье. Рука выглядела так же, как обычно, разве что стала чуть-чуть потолще. — Чем она опасна?

— Это оружие, — спокойно пояснил Эл. — Активируется оно мысленно, желанием. Заряд… ну, заряда тут хватит драк на пятьдесят, наруч совсем новый. Например, ты видишь, что перед тобой враг…

— Так же, как тогда в пещере? — уточнил Аквист.

— Да, хороший пример. Если бы у тебя был этот наруч, ты бы снес нападавшим головы с расстояния метров десять. На двадцати смог бы прилично им врезать. Мог бы повредить их машину, дать по роже Олке, ну и так далее. Единственное, чем опасен наруч — слишком легко зацепить своих. Это не «разумное оружие», оно не различает своих и чужих. Универсалка. Подходит для любой расы, любых условий. Простейшее управление, ограниченное количество функций, емкий аккумулятор, мимикрия…

— Тебе бы кашу по телеку рекламировать, — заметил Шини. — Или паломнические поездки. Объясни лучше, как надеть-то?

Он до сих пор держал свой браслет в руках.

— Аквист, что ты подумал, когда сумел надеть свой браслет? — уточнил Эл.

— Чтоб я помнил, — проворчал Аквист. — Кажется, что-то типа «да наденься ты, блин, наконец!».

— И он наделся, — констатировал Эл.

Ал появился рядом со своим учеником.

— Шини, подумай то же самое, — приказал он.

— В любых выражениях? — уточнил Шини.

— Можно в любых. Но желательно не вслух.

С минуту Шини мрачно буравил взглядом свой браслет, и, о чудо! тот вскоре оказался у него на руке.

— Просто, правда? — улыбнулся Ал.

— А как снимать? — с интересом спросил Аквист.

— Так же, — ответил Ал. — Ребята, только очень осторожно! Пока наручи на вас, вы опасны. Причем для всех окружающих. Потому что стоит вам только подумать, как браслет может сделать то, о чем именно вы подумали.

— А можно потише? — сердито поинтересовался Фадан. — Ал, они думать не умеют. А вот я сейчас думал. А вы мне все мешаете…

Он не договорил, ойкнул, и схватился за голову.

— Я же сказал — осторожно! — рявкнул Ал. — Шини!..

— Это ты меня треснул?! — возмутился Фадан.

— Я не нарочно, — принялся оправдываться Шини. — Я не хотел.

— Нет, хотел, — Фадан рассердился. — Если ты про это подумал, значит хотел!

— Да не хотел я, правда! Ай!!! Это кто сделал?!

— Это, видимо, я, — подсказал Аквист. — Уж больно громко ты орешь.

— Слушайте, снимите вы эти браслеты, — попросила Бонни. — Пока вы тут всех вокруг не переубивали.

— Она дело говорит, — кивнул Эл. — Лучше снять.

— Заткнитесь все, пока я в стену не въехал! — разозлился Бакли. — Вы мне мешае… уй!!! Ну, всё!!! Сейчас я вас без всяких браслетов уделаю!!!

Следующие десять минут занимались тем, что по очереди снимали браслеты. Видимо, Шини с браслетом не особенно хотел расставаться, и с ним провозились втрое дольше, чем с Аквистом.

— Слушай, Эл, а что это за коробочка такая у Бонни? — спросил Аквист, когда с браслетами, наконец, было покончено.

— Тебе какое дело? — сердито спросил Эл в ответ.

— Ну, просто интересно, — пожал плечами Аквист.

— Если Ана захочет, она сама поставит Бонни в известность.

— А всё-таки?

— Отстань.

— Это тоже какое-то оружие? — спросила Бонни.

— Нет.

— А что тогда?

Посреди кабины появился сердитый Шеф.

— Что надо, — заявил он. — В свое время узнаете. Пока что я скажу вам всем только одно. Предметы, которые вы получили, соответствуют вашим будущим профессиям. На этом закончим. Вы действительно мешаете Бакли вести машину.

Выход из подземелья находился там, где они меньше всего предполагали — тоннель упирался в совершенно глухую стену, на которой не имелось ни малейших признаков выхода. Маленький круглый зал, в котором с трудом мог развернуться пикап, потолок высотой метров пять, и больше ничего. Свет фар выхватывал из темноты всё тот же бесконечный камень, от которого все уже порядком устали.

— Это точно здесь? — с сомнением спросил Шини.

— Точно, — Бакли выглядел растерянным. — Видишь, шарлы карту нарисовали? И точка мигает? Мы на месте.

С шарлами он за последние пару дней сдружился. Подкидывал им сахару, без опаски залезал при надобности под капот. Говорил, что шарлы — это, оказывается, здорово. Что пикап можно месяц не заправлять, потому что они что-то сделали с бензином. Что мотор работает теперь почти бесшумно. А больше всего ему, разумеется, понравилась светящаяся прозрачная карта, которую шарлы рисовали прямо на стекле. На дорогу она смотреть не мешала, и сама подсказывала, где нужный поворот, где подъем, где спуск. Бакли думал, что такая карта была бы очень полезна в городе. Шенадор большой, и порой, чтобы найти нужный адрес, приходится долго рыться в старом потрепанном справочнике.

— Если мы на месте, то как попасть на улицу? — резонно поинтересовался Фадан. — Дальше дороги нет. Остроухий нам ничего не сказал.

— Давайте выйдем, что ли, — предложил Шини.

— Ну, давайте, — пожал плечами Бакли. — Может, поближе что-то сможем разглядеть.

На поверку выяснилось, что разглядывать особенно нечего. Всё те же камни, всё тот же ровный пол. Бакли походил туда-сюда, поднял каменный обломок размером с кулак, и стал простукивать стену.

— Что ты делаешь? — удивился Фадан.

— Если где-то камень тоньше, звук должен измениться, — объяснил Бакли. — Как при перкуссии.

Рядом с Бакли появился Сеп, и, одновременно, рядом с Фаданом возник Шеф.

— Видал? — гордо спросил Сеп.

— Видал, — кивнул Шеф. — А остальные лохи. Согласен?

— Согласен, — хмыкнул Сеп.

— Эй, полегче, — попросил Фадан. Тоже подошел к стене, и стал ее внимательно рассматривать. Безрезультатно, впрочем.

Бонни и Шини дошли до дальнего угла зала, и тоже принялись осматривать стену. Аквист же остался у машины. Он стоял, о чем-то задумавшись, а потом спросил в пространство:

— Как бы на потолок посветить?

Ему никто не ответил.

Аквист залез обратно в машину, долго там рылся, а потом вылез обратно, держа в руках фару, снятую с мотика, и его маленький аккумулятор.

— Эй, Шини, помоги, — позвал он.

— Ты чего хочешь сделать?

— Вверх посветить хочу. Подержи провода.

Вскоре все смотрели наверх — а там, наверху, оказался вовсе не камень. Больше всего материал потолка напоминал старые и ржавые листы металла, вот только…

— Только никакой металл не простоит столько лет, — констатировал Шеф. — Теперь задача. Как поднять с фургоном наверх?

— Летать фургон не умеет, — медленно произнес Аквист. — Но… Шини, вниз посвети, пожалуйста.

— Что ты ищешь? — с интересом спросила Бонни.

— Ну, я подумал, что машинам, которые тут когда-то ездили, тоже, скорее всего, не летали. Ну или летали, но не высоко. Должно же быть что-то, что помогало им подняться.

— Верно, верно, — покивал Шеф. — Хорошо. Бакли, что ты там настучал?

— Вот в этом месте звук отличается, — отрапортовал Бакли. — Везде глухо, тут гораздо звонче.

— И снова верно. Аквист?

— Внизу есть щель. Тонкая совсем, но она идет… идет… по всему периметру зала. Она и на въезде есть. Но если бы не подсветка, мы бы ее в жизни не заметили.

— Хорошо, — одобрил Шеф. — В общем, такие места, как это… это подъемник. Не буду больше утомлять, поэтому, пожалуй, помогу. Садитесь в машину… Бакли, Аквист, высший балл за наблюдательность. Остальным — повод задуматься.

— Так что делать-то? — Бакли влез на водительское кресло, завел пикап.

— Прежде всего — взять предметы, которые вам дал Остроухий, — серьезно ответил Шеф. — Шини, Аквист, наденьте браслеты. Скажите им, чтобы стали невидимыми. Бонни, убери коробочку в карман. Она прекрасно там поместится. Фадан, возьми свою рамку, и тоже спрячь. Бакли, обруч надень на голову.

— Я чего, дурак, что ли? — удивился Бакли. — Чего я, девушка, с обручем ходить?

— Он станет невидимым, так же, как браслеты, — спокойно объяснил Шеф. — Теперь дальше. Бакли, отведи пикап назад, и с разгону — в стену, пожалуйста.

— Чего?! — Бакли аж поперхнулся.

— Того. Разгоняйся, и стукни в стену. В тот участок, который тебе показался звонким.

— Шеф, ты рехнулся? — ласково спросил Бакли. — Я что тебе, идиот? Или мне, по-твоему, машину не жалко? Разобью же!

— Не бойся, не разобьешь, — усмехнулся Шеф.

— Да ладно…

— О, всемогущий и всеведущий, дай ума этому неумному, — пробормотал Шеф. — Ладно, объясняю. Вот представь себе транспортника, который, допустим, торопится. Очень торопится. Он проскочил через эти секретные тоннели половину континента, и… неужели ты думаешь, что он станет тратить время на то, чтобы выходить из своей машины, чтобы она поднялась наверх?

Бакли почесал в затылке. Нахмурился.

— Нет, наверное, не будет, — согласился он. — Но я-то тут при чем?

— Да при том, что машина твоя сейчас, благодаря нашему Остроухому другу, получила точно такие же права, как машина транспортников. Разгоняйся и врезайся. Увидишь, что получится. Так, все сидите на местах, и держитесь покрепче.

Пикап стоял на солнечном пригорке, посреди молодого леска. За ним зияла сейчас огромная яма, которая на глазах уменьшалась и затягивалась — казалось, сама земля стремится поскорее зарастить место провала. Еще минуту назад он был глубиной метров пятнадцать, если не больше, но теперь яма стремительно переставала быть ямой. Она с каждой секундой становилась всё мельче и мельче, мало того, поверхность голой, словно бы вспаханной земли оживала: по ней уже вовсю ползли вьюнки и начинали подниматься первые травинки. Становилось ясно, что еще минут десять, и место примет абсолютно первозданный вид, словно никакой ямы и не было вовсе.

Вот только…

Только вокруг пикапа сейчас стояли греваны. На почтительном расстоянии, метров в сто. В руках многих из них находились странные предметы — Фадан, не смотря на слезящиеся от внезапно яркого дневного света глаза, успел понять, что предметы эти состоят из деталей подсвечников и другой храмовой утвари. За греванами виднелись странные, никогда не виданные им машины: грязного серо-зеленого цвета, широкие, приземистые, похожие на автобусы, но явно не автобусы.

— Броневики, — беззвучно подсказал Шеф. — Я не ожидал… такого я не ожидал…

— Шеф, у нас неприятности? — тихо спросил Аквист.

— Да. И еще какие.

— Что делать? — шепотом поинтересовался Фадан.

— Сдаваться. Иначе они вас за минуту перебьют.

— Но у нас же есть… есть шарлы, наручи, и эта штука у Бонни… — робко начал Шини, но его тут же перебил Шеф.

— Вы не умеете этим всем пользоваться, и потом, никакая шарла не успеет за минуту починить машину, если ее превратят в решето! На это надо хотя бы полчаса! Сдавайтесь, дальше разберемся… по ходу дела.

— Они нас не убьют? — со страхом спросила Бонни.

— Если будете сидеть так и дальше — убьют. Если сдадитесь — у вас есть хотя бы минимальный шанс выжить.

— Шеф, что у них в руках? — прозревая, спросил Аквист.

— Огнестрелы, — подтвердил его догадку Шеф. — Нечета тому пистолетику, из которого ранили тебя. Гораздо более мощные. Сдавайтесь, скорее! Они на взводе, у них вот-вот посрывает крыши, они пойдут в разнос, и перестреляют вас всех! Фадан, открой окно… повторяй, что я тебе сейчас буду говорить.

— Итак, я снова повторю вопрос, — Олка стояла, опираясь на стол, и буравила Фадана тяжелым взглядом. — Что за учебные программы? Как они выглядят, и как вы сумели получить их у диска?

— Я ничего вам не скажу, — упрямо повторил Фадан. В который раз уже повторил. — Обойдетесь.

— Глупец, — Грешер, сидевший в кресле у стены, встал, прошелся по комнате. — Вы глупец, Фадан Киго, не смотря на это ваше так называемое образование и должность. Вы не понимаете, что происходит.

— Почему же, — хмыкнул Фадан. — Очень даже понимаю.

— Что понимаете? Что натрепал вам Остроухий? Или эта баба из диска? — Грешер рассмеялся. — Кретин. Вашу глупую голову не посетила мысль, что они могут вам лгать?

— Зачем им это делать? — Фадан приподнял брови. — Да и потом… простите, но их ложь выглядит более правдоподобно, чем то, что пытаетесь внушить мне вы.

— Я пока что не начинал ничего внушать, — резонно заметил Грешер. — Я констатирую факты.

— Они тоже, — пожал плечами Фадан.

— Вы ничего не знаете, — Олка, наконец, отошла от стола. Налила себе воды в резной стеклянный стакан, отпила половину. — Именно поэтому вас так легко было поймать на ложь. Похожую на правду, но все-таки ложь.

— И в чем же эта ложь заключается? — вкрадчиво поинтересовался Фадан.

— Что ж, раз так получилось, придется, видимо, вас просветить, — ответил Грешер. — Слушайте…

Этот разговор происходил там, где Фадан и команда меньше всего ожидали оказаться после того, как попали в плен — на той самой атомной станции, куда они и сами стремились. Увы, нечего было даже и думать пробраться туда тайком, как они изначально планировали. Станция буквально кишела греванами, причем вооруженными; греваны были везде, мало того, станция, как беззвучно пояснил Фадану Шеф, находилась в двойном кольце оцепления.

На станцию их доставили, как понял Фадан, с эскортом. В первом броневике повезли их, всех пятерых, предварительно сковав руки и ноги; пикап каким-то образом закатили во второй броневик, размером побольше. Мало того, их сопровождали еще и несколько автобусов, в которых сидели угрюмые и хорошо вооруженные греваны. Речи не шло о том, чтобы попытаться как-то сбежать — при таких раскладах побег означал бы верную смерть.

«Зачем нас привезли сюда? — думал Фадан, когда увидел в окошке броневика вывеску с названием станции. — Ах, да. Диск. Они думают, что мы умеем взаимодействовать с диском… и ведь, Остроухий их раздери, они правильно думают. Хотел бы я знать, что они от нас потребуют».

Когда броневик заехал внутрь, и их вывели на улицу, Фадан понял, что все только начинается. И что самое плохое еще впереди. Сперва их разделили. Двое крепких греванов увели Бакли, потом подошли четверо новых, и потащили куда-то Шини и Аквиста; затем еще двое пришли за Бонни, и, наконец, оставшиеся четверо повели куда-то внутрь здания самого Фадана.

…Сначала он довольно долго сидел в маленькой комнате без мебели совершенно один. Через пару часов Фадан понял, что, во-первых, ему ужасно хочется пить, и, во-вторых, ужасно хочется в одно такое уютное небольшое заведение. Фадан, прежде никогда не ловивший себя на подобных вроде бы взаимоисключающих желаниях, удивился, однако решил, что надо не сдаваться и терпеть.

Терпения хватило еще на два часа, после чего Фадан принял следующее решение — он сперва робко, но потом всё отчаяннее начал стучать в дверь и просить, чтобы выпустили. Безрезультатно. В коридоре явно кто-то был, но этот кто-то на стук и крики Фадана и не думал реагировать.

Когда еще через три часа за ним, наконец, пришли, Фадан был уже обозлен до крайности и слегка напуган. По счастью, в туалет его всё-таки отвели — и он даже успел глотнуть воды из-под крана, хотя пить ему не позволили. А после туалета Фадана препроводили в эту самую комнату. На беседу с Олкой и Грешером.

— …так вот. Придется, видимо, вас просветить. Если вы думаете, что мы не знаем ни про вашего Остроухого товарища, ни про тоннели, ни про то, что спрятано под Круглой Горой, вы ошибаетесь. Знаем. Причем гораздо больше вас. Ах, Фадан, неужели вы считаете, что мы скрыли эту информацию от народа просто так, к своей выгоде? — Грешер печально усмехнулся. — Вы думаете, что мы строим какой-то заговор, призванный к тому, чтобы сделать всем ныне живущим — хуже?

— Да, примерно так я и думаю, — честно ответил Фадан. — А для чего вы это делаете, раз знаете?

— Для того чтобы уберечь наш народ и наш мир от большой беды! — рявкнул Грешер. — Вот для чего! Единственное, что мы хотим — так это чтобы наша планета жила мирно и счастливо.

— И была тупой, максимально, — подсказал Фадан.

— Счастье в неведении, — отрезал Грешер. — И в вере. И учтите, Фадан, не стоит ровнять всех ныне живущих по себе. Да, Триединый наградил вас… нет, не умом, а всего лишь немного пытливым умишком, и вы, как только представилась возможность, ощутили в себе этот слабенький позыв — действовать. Но поймите, другим этого не нужно. Это не сделает их счастливыми.

— То есть умирать от апчихита в тридцать пять — это нормально? — ехидно спросил Фадан. — Это такое счастье?

— Да, это счастье, — серьезно ответил Грешер. — Для них это действительно счастье. Пусть короткая, но осмысленная жизнь. Родиться. Вырасти. Влюбиться. Родить потомство. Радоваться первым шагам и словам своего живого продолжения. И — умереть, с гордостью осознавая, что жизнь прожита не зря. Что ты, хоть и уходишь рано, оставляешь за собой следующую ступень. Родную кровь.

— Я не думаю, что мой старший отец был счастлив, умирая от удушья, — тихо сказал Фадан. — И гордиться ему было особенно нечем. Он умер, оставляя семью нищей, и мать с отцами были обречены на…

— Не равняйте всех по себе, — снова приказал Грешер.

— Я не ровняю, — отмахнулся Фадан. — Но это… подло. Почему вы взяли на себя такую ответственность — решать за всех? Вы народ спросить не пробовали? Может быть, они пожелали бы чего-то другого?

Олка рассмеялась. Грешер тоже. Фадан переводил недоуменный взгляд с одного на другую, не понимая, что именно их так сильно развеселило.

— Спросить… ох… у них? — хихикала Олка. — У этого… стада вельшев?.. Они пожелают, да… Знаете, чего они пожелают, уважаемый Фадан? Не работать, иметь много денег, и чтобы праздник Пресуществования был каждый день. Вот чего они пожелают. Или вы думаете, что все массово захотят учиться грамоте? Захотят хорошей медицины? Захотят строить красивые города или моделировать быстрые поезда и автобусы, развивать эту вашу несчастную науку, или еще чего? Не смешите, Фадан. Мы слишком хорошо знаем, чего они на самом деле хотят. Именно поэтому мы вправе решать за них.

— Народ — это биологическая масса, — уже серьезно произнес Грешер. — Понимаю, для вас это звучит кощунственно, но это, к сожалению, чистая правда, как бы горько она не выглядела. Это масса, которая существует и возобновляется, которая может становиться больше или меньше, которая достаточно пластична, и которой необходимо мудро управлять. Не дрожать над каждым представителем, не цепляться за каждую жизнь, а управлять — целиком. Сейчас, например, нам необходим прирост населения. И мы запускаем программу, благодаря которой даже самые неимущие семьи обзаводятся тремя, а то и четырьмя детьми. Потом, возможно, нам будет необходим спад — и мы сделаем упор на другое. Они в течение пары десятилетий перейдут на модель — один-два ребенка в семье. А то и вовсе ни одного. Для чего это нужно? Я не могу вам объяснить, Фадан. Потому что вы не имеете представления о глобальных экономических моделях, о прогрессе, о разработках ресурсов. Да ни о чем. И лезете туда, куда вам ход заказан.

— То есть всё уже решено за нас? — уточнил Фадан.

— Конечно. И решено теми, кто умеет решать, — отрезала Олка. — Скажу не так. Имеет право решать.

— И всё это делается исключительно для того, чтобы наш народ выжил, — добавил Грешер. — Понимаете? Не надо делать из нас чудовищ, Фадан. У нас благая цель. В отличие от ваших новых друзей.

— Каких друзей?

— Главной программы из диска и вашего остроухого хлыща из-под земли, — фыркнула Олка. — Эти твари уже один раз едва не погубили наш мир, Фадан! И если их сейчас не остановить, погубят его уже точно! Равор-7 стоял на грани смерти, когда его увели в тайное место, спрятали, и очистили. Про это вам, конечно, никто не рассказал?

Фадан молча ожидал продолжения.

…Давным-давно, когда звезды на небе были другими, Равор-7 являлся частью цепочки из миров, и действительно стоял в ней седьмым звеном. «Друзья» подобрались вроде бы хорошие, но, конечно, не без корысти. И когда цепочка, в которой находился Равор-7, ввязалась в одну из бесчисленных экономических войн, которых в Большом Пространстве идет множество, Равор-7 «друзья» решили использовать, как разменную монету. Им предполагалось откупиться от врага…

— Каким образом? — уточнил Фадан.

— Продать. В рабство. Всю планету, — отчеканил Грешер.

— И в чем бы заключалось рабство?

— Мы были бы вынуждены отдавать им почти всё, что производили и добывали, оставляя себе лишь малую толику. Мы должны были бы предоставлять им ресурс — солдат, технику — по первому запросу. Мы должны были бы передать им власть и подчиняться во всем чужой воле. И мы приняли решение…

…Нас тогда спас Триединый. Это он сумел вывести всю систему, и звезду, и планету, в безопасное пространство, где мы стали недоступны. Конечно, не обошлось без волнений, тот самый обожаемый вами, Фадан, народ уже тогда оказался не в состоянии понять, что происходит на самом деле — он видел лишь минусы. Ну, конечно, исчезло транспортное сообщение с другими мирами, жизнь стала сложнее, потому что во всем теперь следовало опираться только на себя, и…

— И вы приняли, видимо, следующее решение, — прошептал Фадан.

— Именно так, — кивнул Грешер. — Решение. Начать процесс полного регресса цивилизации. Потому что спасти ее можно было лишь подобным образом, никак иначе.

Тридцать поколений.

Тридцать поколений шел этот процесс — а заодно «подчищались хвосты», стиралась прежняя, опасная для умов, история, разрушались постройки, уничтожались технологии. С того времени и по сей день всеми процессами на Раворе-7 руководят Мудрые, потомки Трёх Самых Умных. Это было очень и очень давно, с тех пор Равор-7 развивается и деградирует волнами, следуя четкой, продуманной, и тысячелетиями опробованной дорогой. Подъем — падение. Прогресс — регресс.

— Сейчас, если я правильно понимаю, нас ожидает как раз регресс, — Фадан удивился тому, как слабо прозвучал его голос.

— Верно, — кивнул Грешер. — Слишком умные все стали. А этого не нужно.

— И что же нужно?

— Поменьше мыслей. Побольше бога. И надо обязательно освежить генофонд, перемешать его, — пояснила Олка. — Поэтому мы создадим в ближайшем будущем несколько государств, и слегка их стравим. Война — самое милое дело для этого. А после встряски можно начинать работать. Поколений за десять дойдут до нужной кондиции. А то, понимаешь, распустились. Даже быраспас себе придумали. Слишком жить хотят. Это не естественно.

— Вы тоже хотите жить, — напомнил Фадан.

— Мы — это другое дело, — отрезала Олка. — Мы не вы. Мы не стадо.

— Вот это верно, — пробормотал Фадан. — Вы действительно не стадо. Уж куда нам… до пастухов. Но что вы хотите конкретно от меня и от… от моей команды? Почему вы привезли нас сюда, зачем? Не проще ли было убить нас сразу?

— Убить потомков Лердуса и уничтожить такую хорошую кровь? — удивилась Олка. — Вот еще. Лердус был, конечно, тот еще подлец, но качество крови это не умаляет.

— Он был отступником, — спокойно пояснил Грешер. — Он, прекрасно зная, что к чему, пошел против нас. Нашим предкам составило большого труда качественно дискредитировать его. Неужели вы думаете, что он первый полез в тоннели общаться с Главным Техником, которого сейчас называют Остроухим? Мы прекрасно знаем, что там, под нами, он до сих пор функционирует, и что уничтожить его невозможно, потому что он привязан к энергетическому полю планеты.

— Так что нужно от нас? — снова спросил Фадан.

— Вам придется остановить процесс, который вы же сами инициировали. Заставить межмировой имитатор деактивировать Красную Гору, вывести генератор, и отключить всю систему.

— А если я этого не хочу? — упрямо спросил Фадан. — Что тогда?

— Тогда придется вам показать, что мы настроены серьезно, — пожал плечами Грешер. — Вряд ли вы оцените появление в вашей камере ваших любимых гермо… по кускам. Постепенно вы, конечно, соберете весь комплект. Руки, ноги, тела, головы… Им будет больно, и я гарантирую, что их смерть не будет быстрой. Но, мой дорогой Фадан, начать нам придется непосредственно с вас. Итак, диск сообщил нам, что вы пятеро получили от него учебные программы. Теперь по порядку. Что они собой представляют, и чему они вас уже успели научить?

— Погодите, — попросил Фадан. — А если, допустим, я соглашусь сотрудничать, что тогда?

— Тогда вам будет позволено оставить потомство. И после этого ваша смерть будет относительно легкой. И быстрой. Поверьте, это не так уж мало, — улыбнулся Грешер. — Вернемся к нашему первому вопросу. Что за программы?

Бакли сидел на стуле, вжавшись в спинку, а над ним нависал здоровенный мужик, одетый поверх дорогого костюма в греванскую черно-белую таргу.

— Ты отвечать будешь или нет? — грозно осведомился мужик. Бакли отрицательно помотал головой. — Будешь, будешь, куда ты денешься… А ну-ка давай говори, где научился этому? И кто надоумил антибиотики спереть?!

— Я сам, — наконец, решился Бакли.

— Саааам? — протянул мужик. — Ой, насмешил! Мы ж его смотрели сейчас, Аквиста этого. Чистые косметические швы, от дренажа след, аккуратная работа — хирургическая. Этому что, в быраспасе учат?

— Я по книжкам…

— По каким таким книжкам? — заржал мужик.

— По старым. Из библиотеки.

— Ой, не ври, там даже методик этих нет. Ты еще скажи, что шов-нитку сам придумал.

— И скажу. И придумал! И чего?

— Того, что врешь ты много, Бакли Рут. Ты упер из нашей клиники самые лучшие препараты последних поколений. Самые дорогие. Ты взял лучшие инструменты. И ты, что показательно, профессионально ими сумел воспользоваться. Абсолютно грамотно и разумно. Я бы даже сказал, мастерски. Лучше, чем наши специалисты. Поэтому я повторю свой вопрос — кто и когда тебя этому обучил?

— Никто. Я сам.

— Угу. И переворот внутриутробный ты тоже научился делать сам, — хмыкнул мужчина в тарге. — Когда все отлично знают, что до гинекологии допускаются только женщины. А ты гермо, смею тебе напомнить. Хватит лгать, отвечай, давай.

— А если не отвечу, что будет? — с вызовом спросил Бакли, и тут же об этом пожалел — мужчина сунул ему под нос пудовый кулачище.

— Сам догадаешься? — едко поинтересовался он. — Говори! Говори, давай!.. Сам. А то я потом посмотрю, как ты будешь сам вставлять себе зубы.

— Что это такое? — допрашивающий кивком указал на стол. На столе, в ящике с низкими бортами, покоился сейчас универсальный модуль.

— Мячик, — жалобным голосом ответила Бонни.

— Мячик, ага. Весом десять килограмм. Имеющий температуру сорок градусов. На кого это вранье рассчитано, девочка? Ты же греван. У тебя же должна быть совесть! Ответь по-хорошему.

Бонни всхлипнула. Весьма натурально. Вот только допрашивающего это не проняло.

— Ну? — неприязненно спросил он.

— Я не знаю, что это, — Бонни опустила голову. — Мне это дали…

— Врешь. Да и про остальное тоже врешь.

— Это про что?

— Хотя бы про маршруты, по которым вы от нас уходили. Это какую светлую голову надо иметь, чтобы выстроить дороги так хитро! Упреждение на два-три шага, всё распланировано чуть не до минуты, и, что самое главное, ни единого пересечения с патрулями и охотниками! Одного ты, конечно, предугадать не смогла… что у нас тоже есть схема тоннелей, и мы догадаемся, где вы захотите выйти, — допрашивающий, черный греван преклонных лет, ухмыльнулся. — Или это была не ты? Хотя подчерк в тех блокнотах, несомненно, принадлежит тебе. Под чью диктовку писала?

— Я не буду отвечать, — Бонни нахмурилась.

— Почему?

— Потому что вы всё равно не поймете.

— Пойму, не бойся, — заверил ее греван. — Ах, девочка, девочка… быстро же ты однако проделала путь от дурочки, шьющей шляпы, до хитрой твари, с легкостью предающей себе подобных. Опомнись и покайся. Пока не поздно.

— Где. Вы. Прячете. То. Что. Вам. Дали!!! — Аквист невольно втянул голову в плечи, а Шини досадливо поморщился. Он терпеть не мог, когда на него кто-то орал. — Ну?

— Нигде, — пожал плечами Аквист.

— Но было?

— Было, — подтвердил Аквист.

— А теперь? Где теперь?!

— Говорю же. Нигде. Всосалось, — Аквист улыбнулся. — Или рассосалось. Не знаю.

— Как это выглядело?

— Как тонкий браслет, — совершенно честно ответил Аквист. Собственно, ему сейчас давал подсказки Эл. — В один прекрасный день он просто исчез. Видимо, стал не нужен.

— У всех остальных — то же самое? — спросил греван. Аквист кивнул.

Это греван ему категорически не нравился, и, что самое плохое, он не нравился Элу.

— То же самое, — подтвердил Аквист.

— Учебные программы как-то себя обнаруживали?

— Как голос в голове, — ответил Шини. Ему сейчас давал подсказки Ал.

— А внешне?

— Никак. Только голос.

— Сейчас с вами кто-то говорит?

— Нет, — помотал головой Аквист. — Последний раз под землей говорили. Давно уже молчат. У меня, по крайней мере. Шини, у тебя говорит этот твой голос?

— Не-а, — Шини зевнул. — Заткнулся пару дней назад.

— И о чем же они с вами беседовали? — поинтересовался греван. Аквист снова украдкой посмотрел на него. Высокий, на голову выше Фадана. Широкоплечий. Тарга сбоку оттопыривается, а это значит, что под ней прячется кобура с пистолетом. Фигура… у спортсменов в универе были похожие фигуры, вот только спортсмены по сравнению с этим черным греваном сейчас казались Аквисту совершеннейшими рохлями. Чтобы такого завалить, спортсменов, наверное, нужно десятка два. Если не больше. И совсем не факт, что сумеют справиться. Во всех движениях гревана чувствовалась скрытая сила, и какая-то хищная грация. Как у крупной южной птицы-мясоеда. Если взлетит, то высоко. Если ударит, то насмерть.

Аквист поежился.

— Ну, обо всем… так… — Шини задумался. — Рассказывали кое-что…

— Например, как притвориться полисами, и выйти из участка? — подсказал греван. Шини, против воли, кивнул. — Учти, тут этот номер не пройдет.

— Да я как-то и не собирался, — промямлил Шини. — Жить-то хочется.

— Вот это правильно, — похвалил греван. — А теперь, пожалуйста, подробно. Что говорили, что показывали, чему учили.

— Я не хочу отвечать, — вдруг решился Аквист. Произносить такое было страшно, но почему-то ему показалось, что сейчас озвучить это решение важно. Необходимо. — Это не ваше дело.

— А чье же?

— Моё. И программы. Но точно не ваше.

— Похвально, похвально, — покивал греван. — Впрочем, упорство всегда было присуще этой ветви крови. Учтите, юноши, сейчас я только предупреждаю — вы всё нам расскажете. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. И лишь от вас будет зависеть, какое количество боли придется на временной отрезок от сопротивления до начала рассказа.

— Бить будете? — полюбопытствовал практичный Шини.

— Нет, — покачал головой греван. — Резать. По частям. Сначала кисти рук, потом предплечья. Уши. Глаза. Носы. Постепенно, мы же не торопимся. Вам ведь потребуется время, чтобы осознать всю важность происходящего. Не думайте только, что мы будем делать это всё для своего удовольствия! Нам будет искренне вас жаль, но что поделать? Если вы не хотите сотрудничать по-хорошему…

— А можно нам подумать хотя бы до завтра? — дрожащим голосом спросил Шини. — Ну или хотя бы до вечера? Я… мы… мы должны решить…

— Подумайте, подумайте, — покивал греван. — Я, пожалуй, даже распоряжусь, чтобы вам в камеру доставили воды и хлеба. Видите, какой я добрый?

— Видим, — кивнул Аквист. — Теперь видим.

— Ит, чего ты понаписал, а? — с упреком спросил Скрипач. — Ну ни хрена не смешно!

— А может, мне сейчас не смешно, — Ит отвернулся. — Кому-нибудь из вас смешно?

Гел и Скрипач промолчали.

— Ит, просто эта твоя писанина больше похожа на Сод, а не на… ну, на этот Равор-7, который ты придумал, — осторожно начал Скрипач. — У меня ощущение, что ты снова включаешься в работу. И совсем не в ту, которой мы теперь занимаемся.

Ит коротко глянул на него, и тут же опустил взгляд.

— Что за Сод? — с удивлением спросил Гел.

— Мир такой, с осколком Сонма, — неохотно ответил Скрипач. — Долгая история. К тому, что сейчас происходит, отношения не имеет. Совсем.

— Понятно… — Гел вздохнул. — Ребята, а если честно — вы ведь собираетесь уходить?

Ит и Скрипач переглянулись.

— Не сейчас, — Ит отрицательно покачал головой. — Потом. Не знаю, когда. Но не в ближайшие годы. А как ты понял?

— Ветер, — слабо дернул плечом Гел. — Зарзи и Олле мне рассказывали про вас. Много. Еще тогда, когда вы… когда вы попали в госпиталь, когда локация находилась на Земле-n. Я уже тогда понял, что не всё так просто, как могло показаться. А потом, когда мои очутились тут, на Терре, и я год добивался перевода к ним… — Гел с трудом подбирал слова. — Я попробую объяснить то, что вижу, только сперва попрошу, чтобы вы не обижались.

— Мы не будем, — кивнул Скрипач.

— Хорошо. Вы… как бы правильно сказать… Вы — другие. Вы не такие, как мы. Не такие, как все. Не в хорошем, и не в плохом смысле этих слов. Ит, ты, например, выжил… я не идиот, прости, и ваша семья не идиоты, мало того, вы все врачи, и ты сам знаешь не хуже меня, что выжить ты не мог, и Ри не мог восстановиться после утраты половины мозга. Вы оба прекрасно понимаете, что после таких травм… да еще и не первый раз подобное… любой разумный, если он разумный, отходит от дел на всю оставшуюся жизнь, не лезет на рожон… я правильно сказал?

— Да, правильно, — кивнул Скрипач. — Русский сам учил?

— Сам, — кивнул Гел. — Так вот. Любой разумный живет совсем другой жизнью, потому что понимает для себя некоторые вещи… но только не вы. Когда Олле мне рассказал о том, что ты, — кивок в сторону Ита, — рвешься на работу и добился ввода в основной состав, я дар речи потерял. Сколько тогда было девочкам? Два и три года?

— Четыре и три, — поправил Скрипач. — Хотя на «Балтику» мы поступили работать раньше. Ну да, мы начали работать — и что с того?

— В боевых госпиталях «на ходу», с «полем», с выкладкой, в ненормированном режиме? — Гел прищурился. — После эндоротезирования половины тела? Ну-ну. Вы…

— Ну, допустим, мы ненормальные, — хмыкнул Ит. — И что с того?

— Да нет, вы нормальные. Это как раз ветер и есть. Причем сейчас вы еще немножко остепенились. Из-за детей. Но дети вырастут. Уже довольно скоро. И… я прав?

Ит прикусил губу.

— Вообще-то да, прав, — беззвучно ответил он. — Прости, Гел.

— И сейчас. Ит, вы… вы оба… и Фэб… вы с легкостью перешли ту грань, которую… я перейти не смог. И никто не смог. Ведь я знаю, кто… их там трое, но я знаю, кто…

Гел не договорил.

— Ты знаешь, кто доводит задуманное нами до конца? — напрямую спросил Ит. Гел кивнул. — Я тоже знаю. Фэб. Они не скажут никому, кто именно, но у меня сомнений нет. Собственно, это было ясно с самого начала.

Гел отвернулся.

— Руки, — вдруг произнес Скрипач. — Чистые руки, да, Гел? Знаешь, а ведь нам нечего терять. Уже. Не смотря на обратный отсчет. У нас руки по локоть в крови. Или даже больше. Это вам нельзя пачкать руки. Нам можно. Грехом больше, грехом меньше. Нам нечего бояться. Фэбу тоже.

— Именно поэтому вы и уйдете, — кивнул Гел. — Вы уже сейчас собираетесь дальше. Не знаю, куда.

— Мы тоже не знаем, только догадываемся. Но один момент, Гел, — Ит встал. Тяжело вздохнул, покачал головой, нахмурился. Говорить было трудно, он с трудом подбирал слова. — Мы хотя бы попробуем сделать так, чтобы ваша семья, вспоминая потом о нашей, не думала о плохом. Мы почти ничего не можем, денег у нас нет, возможностей тоже немного. Сейчас мы вообще, по сути, заложники, в очередной раз. Но мы попытаемся. И… Гел, я считаю Зарзи и Олле друзьями. А за своих друзей и я, и рыжий — мы убьем. Не взирая на этику и иже с нею.

Гел вдруг улыбнулся.

— Я знаю, о чем ты подумал, — примирительно сказал он. — Ответ — нет. После того, что произошло, друзьями мы быть не перестанем. Очень надеюсь, что и я впоследствии смогу стать для вас тем, кем уже являются мои. То, что случилось в эти дни, никогда не станет стеной между нами.

— Точно? — прищурился Скрипач. — А то, знаешь ли, немножко не по себе эти дни было.

— Точно, — заверил Гел. — Что бы ни случилось, в этом, именно в этом я не сомневаюсь.

— И на том спасибо. Ладно, пошли Зарзи проведаем, что ли, — предложил Ит. — Уж кому, а ему о происходящем знать пока что рановато.

— Только ты ему эту свою тягомотину сегодня не читай, — предупредил Скрипач. — Ты обещал, что будет смешно. Ну и где оно, смешное-то? Давай, пиши следующую главу, но только так, как обещал, а не так, как сейчас. Ага?

— Ох. Ладно, ага, — сдался Ит. — Критик хренов, чтоб тебя…

10 Универсальный модуль Бонни

— Так… так… так… хорошо, это же очень хорошо! Бертик, слушай, нам нужно официальное подтверждение решения, и срочно. Нет, я понимаю, что давать они его не захотят, но ты заставь.

— Ит, ау. Интересно, как именно я их заставлю? — Берта потерла переносицу. — А то ты официальную не знаешь! Заставлялка отвалится.

— Вызови Ри, в конце концов! — Ит рассердился. — Он уже дома. Пусть поможет.

— Он занят в проекте…

— И что?! В каком он, на хрен, проекте?! В общем?! Давай уж на чистоту. Он полетал тут, потаскал раненых, и выдал депрессию и черную меланхолию, потому что ему скучно. И сейчас он сидит в Питере, возится с Витькой, проедает заработанные тут денежки, и спит каждый день до полудня, после того, как отправит парня в школу… я прав? — Ит нехорошо прищурился. — Пускай отрывает жопу от дивана, и едет в представительство. У Джесс права голоса нет, у него есть. Ты вообще читала, что там написано? Ее Величество отзовет на хрен всю программу миссий, если решения не будет в течение пяти дней!!!

— Ит, давай на тон ниже, — попросила Берта.

— Хорошо, — сдался Ит. — Но ты его выдернешь?

Берта поморщилась.

— Выдерну, — пообещала она. — Следующим утром будет здесь. Честно говоря, когда ты подавал это прошение, я не ожидала, что она решит всё таким образом. Я думала, что она просто аннулирует этот договор. Или выплатит деньги. Даст отступные его родне.

— А она врезала по всей планете, — развел руками Ит. — Имеет право. Это мир Санкт-Рены, и, видимо, королеву ситуация не устроила.

— Если честно, меня бы она тоже не устроила. Конклав прогрессивный, и вот такие отдельные миры сильно портят картину.

— Нам не до картины. Главное, что по этому решению Зарзи полностью свободен, и никаких денег никто никому не должен. Единственный затык на данном этапе — это официалы, которые гадят нам, и слишком долго рассматривают результат, вместо того, чтобы передать решение семье, — Ит устало вздохнул. — Мы пока что ничего не говорили им. Ни Олле с Зарзи, ни Гелу. На всякий случай.

— Как он там? — участливо спросила Берта.

— Выбирается потихонечку, — успокоил Ит. — Опасности уже нет, но лечиться еще год придется, не меньше. Одних восстановительных операций с десяток предстоит. Вообще он умница, отлично держится. Мы больше всего боялись, что он расклеится всерьез, при его темпераменте так попасть — хуже некуда, но он мало что собрался, так еще и память слегка замыл, и… сейчас Гел с Олле вареные ходят, от приближающихся перспектив, а он ничего, даже их подкалывает по старой привычке.

— Молодец, — согласилась Берта. — Ит, знаешь… я была удивлена, что они нейкеры. Не думала, если честно. Они так охотно возились всегда с девчонками, ко мне хорошо относились, к вам…

— И ты туда же? — с тоской спросил Ит. — Малыш, пойми. Нейкеры — не детоненавистники и не женоненавистники. Они просто предпочитают спать только с одним полом, игнорируя второй.

— По нашим меркам они — геи, — заметила Берта.

— По меркам рауф — тоже, — кивнул Ит. — Именно поэтому они свою семейную жизнь столь тщательно скрывают. Годами. Ото всех, даже от близких друзей. Я не считаю, что это правильно.

— Конечно, это неправильно, — согласилась Берта. — Можно еще вспомнить, что с точки зрения того же Огдена мы тоже неправильные. И дочки у нас неправильные. Потому что разные расы должны ненавидеть друг друга, а не жить большими дружными семьями, да еще и детей растить…

— Кстати! — Ит оживился. — Чего там с этой Веркиной выставкой? Мне Даша все уши прожужжала, но я так и не понял, в чем проблема. Слишком большие работы?

— Ребенок не влез в стандарт. Снова, — объяснила Берта. — Размер самого большого багета у них А3, а Верочка размахнулась щедро — у нее несколько студийных работ А1. Рамок нет для наших полотен, понимаешь? А папы все в госпитале застряли. А мама рукожоп, и свинтить рамы не может.

— А заплатить мама не может тоже? — удивился Ит.

— А где я деревяшки нужной длины достану?! Причем не простые, а настоящие? Мы ездили на барахолку строительную, купили плинтус. Но Вера плинтус не хочет категорически, плачет, и говорит, что ее картины не паркет, — сообщила Берта.

— Когда развеска? — с тоской спросил Ит.

— Двадцать шестого декабря, — минорно сообщила Берта.

— Твою зеленую кошку. Ладно, мы что-нибудь придумаем, — пообещал Ит.

— Ты собираешься раздобыть рамы нужных размеров во Вьетнаме? — удивилась жена. — Каким, интересно, образом?

— Понятия не имею, — развел руками Ит. — Будем думать.

— Ну, думайте, — милостиво позволила жена. — Так, Ит, всё. Я побежала. Иначе мне Томанов голову открутит.

Фадан сидел в углу своей камеры (которая, судя по всему, до недавнего времени была просто чьим-то рабочим кабинетом), и мысленно беседовал с Шефом. Полтора часа назад в камеру зашли двое греванов. Один сторожил входную дверь, а второй поставил перед Фаданом пластиковый стакан с водой и кусок сохлого хлеба. Воду Фадан, по наущению Шефа, выпил до половины, а от хлеба отгрыз пока что только корку. Если честно, есть ему не очень хотелось.

— Как мне понять, кто из вас врет, а кто действительно хочет, чтобы было как лучше? — в который уже раз спрашивал Фадан. — Они ведь действительно в чем-то правы. Я вынужден это признать, хоть мне эта правда и не нравится. А вдруг…

— Я тебя переубеждать не собираюсь, — сердито отозвался Шеф. — Ты согласен с ними в том, что животное существование в виде биомассы — это разумно и правильно? Да на здоровье! Верь им дальше. Я могу, если угодно, вообще отключиться, и больше не общаться с тобой. Совсем. Мне это сделать проще простого.

— Да подожди ты! — мысленно взвыл Фадан. — Они же нас убьют!!!

— Ты, с их точки зрения, тоже биомасса, — невозмутимо напомнил Шеф. — Тогда о чем переживать? Убьют — туда тебе и дорога.

— Но я жить хочу!

— Много кто хочет. Но если ты согласен с тем, что говорили тебе Грешер и Олка, то будь любезен соблюдать правила игры. Их игры. Своё «я» в этом случае ты можешь засунуть себе в…

— Но ведь получается… получается, что… Они… а я… — мысли Фадана разбегались, как маленькие вельшики месяц от роду: бегут во все стороны сразу, и совершенно без смысла. — Но ведь… весь мир… жизнь… какая-то опасность…

— Фадан, успокойся, — попросил Шеф. Как-то неожиданно ласково попросил, по-доброму. — Выпей воды, посиди минутку молча. И послушай — теперь уже меня, а не этих двоих.

— Я попробую, — прошептал Фадан беззвучно. Он чувствовал себя плохо, причем физически плохо. Никогда раньше он не сталкивался с тем, что телу может стать нехорошо от мыслей.

— Вот и правильно, попробуй. Аксиома первая — они лгут. Им удобно лгать, Фадан, им удобно считать себя элитой, а всех прочих — безмозглым скотом. Но это не так. На сто разумных твоей расы даже сейчас найдутся двое, способные мыслить и учиться, не смотря на все чистки и регресс. Это очень большой процент. Аксиома вторая — они солгали тебе про рабство. Судя по тому, что я вижу, ситуация выглядела совершенно иначе. То, что ваш мир засунут в эту самую шляпу, в эту петлю — как раз и есть рабство. Или даже хуже, чем рабство.

— Так что же было на самом деле? — с надеждой спросил Фадан.

— Могу только моделировать. С вами как раз и случилось… вот это самое. То, чем они тебя пугали. Вы — рабы. А они… они, милый мой Фадан, слуги тех, кто вас поработил. Ты ведь читал про то, как устроены те же тюрьмы?

— Не современные. Но да, читал, конечно. Самые злобные и строгие охранники получаются…

— Из тех заключенных, которых приблизили к себе настоящие смотрители тюрьмы, — закончил за него Шеф. — Вот кто такие Олка и Грешер. Они такие же рабы, как и ты, Фадан, но они считают себя господами, элитой. Они не настоящие хозяева.

— А кто же? — с тоской спросил Фадан.

— Нам нужно это выяснить, — веско ответил Шеф. — Поэтому рассиживаться некогда. Вызывай агентов, координатора, и врача. Нам пора делать отсюда ноги.

— Но как? — изумился Фадан.

— Импровизация. Ее величество королева Импровизация.

— …представь себе, что в твоей руке находится длинная ветка, — советовал Эл. — Просто невидимая. А теперь хлестни кончиком этой ветки по решетке на окне. Ну-ка! Да не размахивай ты рукой, чуть-чуть кисть поверни.

Решетка слабо тренькнула.

— Отлично, — похвалил Эл. — Шини, теперь ты.

Еще один едва слышный треньк.

— Поняли? — спросил Эл. — Любой, кто в зоне вашей видимости, для вас досягаем. Метров на пятьдесят запросто добьете. Только не заденьте друг друга, пожалуйста. Не надо добавлять Бакли работы.

— Эл, у них же эти… огнестрелы. Похожи на ружья старинные, — напомнил Аквист. — Только больше размером, и…

— Это не старинные ружья, — поправил Эл. — Это вполне соответствующие вашему времени автоматы. Они многозарядные. Так круглая штука, которая рядом с рукой — это магазин. В нем не меньше пятидесяти патронов.

— Мамочки, — слабым голосом произнес Шини. — Да они нас в фарш превратят!

— Разумеется, если вы не обезвредите их. Ваши наручи вполне на это способны, — «успокоил» Эл. — Если ты перерубишь ствол, стрелять будет уже нельзя. Если ты заденешь стрелка, то стрелять будет некому.

— Веткой? — уточнил Аквист. — Мне кажется, что они только еще сильнее разозлятся.

— Значит, так. Коротко и по делу, — Ал, разумеется, не переходил в видимый режим, но голос его зазвучал в голове Шини и Аквиста одновременно — видимо, Ал решил, что его должны слышать оба ученика. — Действие вашего оружия, наручей, будет таким, каким вам нужно. Как прикажете, так и произойдет. Ты можешь подумать «разрубить металл», и наруч разрубит. Ты можешь подумать — выбить автомат, и выбьешь. Ты можешь подумать «оглушить врага», и оглушишь. Плохо то, что у вас совершенно нет опыта. Эл, может, рискнем?

— Слияние? — с сомнением спросил Эл. — А они потом дуба не дадут?

— Не дадим… чего? — не понял Аквист.

— Не скопытитесь. Не отрубитесь. Не помрете, — невозмутимо пояснил Эл. — Это тяжело выдержать с непривычки.

— А что с ними будет? — хмыкнул Ал. — Ну, сахар в крови упадет. Бакли потом подколет глюкозой…

— Если ее еще не нашли и не вытащили из пикапа, до которого нужно сперва добраться, — сообщил очевидное Эл. — Но всё равно, выбора у нас нет. Парни, значит, так. Первые минуты идем в слиянии. Выбиваем дверь, обезвреживаем охрану. Потом нужно будет найти Бонни, Бакли, и Фадана. Они на этом же этаже, просто в разных концах здания. Слияние на это время мы уберем. Дальше…

— Дальше будем пробираться к пикапу, и снова войдем в слияние, — продолжил за него Ал. — Если нам удастся сделать то, что мы задумали, Бакли вам потом поможет. Конечно, сперва придется как-то вытащить с территории станции пикап…

— Это безнадежно, — констатировал Шини. — Нас убьют. Всех.

— Вас так и так убьют всех, — зло заметил Ал. — Ты до сих пор не понял?

— Понял, — уныло вздохнул Шини.

— Я тоже понял, — Аквист покосился на дверь. — Эл, а если честно — у нас есть хоть какой-то шанс отсюда вырваться?

— Я считаю, что есть, — бодро сообщил Эл. — В любом случае, если мы не попробуем, то никогда про это не узнаем.

— А если… — начал было Шини, но Ал решил, что демагогии на сегодня хватит.

— Всё, — решительно сказал он. — Отойдите от двери подальше, и скомандуйте одновременно «слияние». Поняли?

Шини и Аквист покорно кивнули и отошли к стене.

Через секунду дверь разлетелась на куски.

Когда в коридоре раздался грохот, за которым последовали чьи-то испуганные и гневные крики, Фадан вскочил на ноги и побежал к двери. Что происходит?

— Происходит импровизация, — невозмутимо сообщил Шеф. — Только не твоя. Нас немножко опередили.

— Кто?

— Аквист с Шини, судя по шуму. Фадан, отойди от двери на всякий случай…

Шеф угадал. Примерно через минуту дверь в его комнату разлетелась в щепки, а на пороге, в облаке бетонной пыли, появился Аквист. Фадан, стоявший у дальней стены, не смотря на предупреждение Шефа, посмотрел на него с большим удивлением. Такой прыти от Аквиста он не ожидал, почему-то ему казалось, что двери будет ломать Шини.

— Фадан? Прости, что без стука. Я тебя не задел? — с тревогой спросил Аквист.

— Нет, — Фадан чихнул. — А как-то поаккуратнее можно было? Смотри, пылища какая!..

— Не знаю, — пожал плечами Аквист. — Про аккуратность я как-то не подумал. Пойдем, скорее! Надо Бакли найти, он где-то здесь должен быть.

— Пошли, — согласился Фадан. — А то я от этой пыли сейчас буду чихать, как ненормальный.

Фадан от пыли всегда чихал, именно поэтому он так любил посылать во всякие архивы Шини с Аквистом. Этим было всё равно, пыль или не пыль. А сам Фадан после посещения архивов всегда ходил с красным опухшим носом и слезящимися глазами.

— Аквист! — раздался издали голос Шини. — Я Бонни нашел!!! Бонни, отойти от двери, и глаза закрой!

Аквист и Фадан побежали по коридору, ориентируясь на голос Шини — в коридоре тоже стояло пылевое облако. На бегу Фадан споткнулся обо что-то мягкое, глянул вниз, и обомлел. На полу бесформенной кучей лежало тело какого-то гревана.

— Вы чего, их убили? — севшим от ужаса голосом спросил Фадан.

— И не думали даже, оглушили просто, — пояснил Аквист. — Они типа что спят.

— Спят? А ты проверял?

— А у меня время было проверять? — вдруг разозлился Аквист. — Они с нами церемониться бы не стали.

— Понятно… ладно, давай дальше скорее.

Бонни и Шини встретили их на углу, в этом месте коридор немного расширялся, а по стенам стояли узенькие скамейки.

— Бакли где? — озираясь, спросил Фадан.

— Не знаем. Где-то здесь. Фадан, вызовите с Шефом Сепа, — попросил Шини. — Он же главный. У нас не получается.

Шеф ответил буквально в ту же секунду:

— Бакли в камере этажом ниже. Он на допросе. Фадан, Бонни, оставайтесь здесь. Спрячьтесь. Аквист, Шини, скорее!

Аквист и Шини тут же рванули по коридору, и вскоре скрылись из вида.

— А где прятаться? — спросила Бонни недоуменно. — Тут везде заперто.

Рядом с ней появилась Ана.

— Бонни, модуль! — приказала она. — У тебя же есть модуль, дурочка!

— Его отобрали, — сообщила очевидное Бонни. — Так что…

— Его невозможно отобрать, — пожала плечами Ана. — Позови.

— Как?

— Как угодно. Модуль — это ваш реальный шанс добраться до пикапа.

По коридору двигалась странная конструкция — чем-то она напоминала амебу, если смотреть под микроскопом, только амеба эта была огромная. Не меньше трех метров в длину и двух в высоту, она занимала почти что весь коридор. Греваны при виде амебы бросались, кто куда. Амеба медленно, но верно ползла вперед, подминая под себя всё, что попадалось ей на пути, и никому из видевших ее не хотелось оказаться на месте мебели и обломков стен.

— …Бонни, осторожно, лавочка, — подсказывал Фадан. — Дальше чисто… ой, греван, притормози, пусть удерет… ага, хорошо… теперь поворачивай давай, только не спеши…

— Ты там дальше видишь? Лестница скоро? — с тревогой спрашивала Бонни.

— Пока что нет лестницы… ага, теперь налево, и еще раз налево… рано, куда ты! Стена!.. Вот теперь поворачивай, давай… ага, вот лестница…

«Амеба» получилась у Бонни совершенно случайно — Ана потом устроила ей разнос за такую формулировку высказанного модулю пожелания. А пожелала Бонни следующее. Чтобы модуль их защитил, и при этом чтобы он пугал греванов. И чтобы в нем можно было передвигаться, ведь нужно срочно найти ребят.

Вот только из-за неточностей желаемое оказалось далеко от действительного. Когда модуль превратился в «амебу», и они с Фаданом залезли внутрь, выяснилось, что видеть то, что осталось снаружи, может только Фадан. Прозрачное изнутри и невидимое извне окошечко находилось для девушки слишком высоко — даже Фадану, чтобы что-то разглядеть, пришлось встать на цыпочки.

А управлять могла только Бонни, потому что «руль», который Бонни второпях придумала, находился слишком низко, и ей пришлось присесть на корточки.

— Идиотка, — шипела Ана. — Могла бы себе представить хотя бы пикап!

— А переделать можно? — чуть не плача, спросила Бонни.

— Можно, но не нужно, не трать ресурс. Ладно, и так доберетесь. Снаружи эта хреновина выглядит еще хуже, чем изнутри. Испугаются.

— Наши тоже испугаются, — справедливо заметил Фадан. — Даже я, и то испугался.

На Аквиста, Шини, и Бакли «амеба» произвела впечатление не хуже, чем на греванов. Увидев выползающее из-за угла коридора чудовище, Аквист первым делом примерился треснуть его с помощью наруча, хорошо еще, что Эл вовремя опомнился и сумел его удержать. Шини с Бакли дунули, что было сил, по коридору прочь, и если бы не Сеп, нарвались бы на очередную порцию греванов, спешивших на помощь своим товарищам. Следующие полторы минуты ушли на то, чтобы вернуть беглецов, потом Фадан кое-как вылез наружу, и вскоре вся команда очутилась, наконец, внутри «амебы», которая потихоньку поползла в сторону выхода — Шеф оставил попытки добиться вразумительных действий от команды, и взял руководство операцией на себя.

Когда «амеба» очутилась снаружи, Фадан смог, наконец, хоть как-то осмотреться. Команда, спрятавшаяся в модуле, находилась сейчас на небольшой площади рядом с трехэтажным административным зданием. Сама станция стояла в некотором отдалении, примерно в полукилометре — Фадан сумел разглядеть четыре корпуса, высоких, несколько жутковатых на вид. Серый бетон, какие-то железные конструкции, крошечные, как бойницы, окошки, в некотором отдалении — гигантские приземистые трубы. «Амеба» проползла чуть подальше, и Фадан увидел, что станция окружена высоченным забором, да еще и с колючей проволокой по верху. От площади отходила к воротам в заборе станции дорога, по которой сейчас бежал в их сторону отряд из сотни греванов. То есть это Фадану показалось, что из сотни — на самом деле греванов, возможно, было много больше.

— Что дальше делать? — нервно спросила Бонни. — Куда ехать? Где наш пикап?

— Понятия не имею, — Фадан снова огляделся. — Бонни, разверни эту штуковину в другую сторону окном. Ага, вот так. И еще поверни… куда же они его девали?

Снаружи раздались сухие щелчки — это опомнившиеся греваны начали стрелять по «амебе». Аквист с опаской глянул на стену, он испугался, что пули пробьют оболочку, но, кажется, опасался он зря. Стенка, мягкая и теплая на ощупь, пули не пропускала.

— Пусть палят, — хмыкнул Эл. — Модуль эти пули замечательным образом съест.

— Съест? — переспросил Аквист.

— Конечно. Он же всеядный. Органика ему больше нравится, но и железо сойдет. Расслабься, пока мы в модуле, нам ничего не угрожает.

— А мы не можем их как-то жахнуть в ответ? — поинтересовался Шини.

— Нет. Модуль не оружие, — кажется, Эл вздохнул. — Шеф, где пикап? Ты нашел?

— Нашел. Не я, конечно, но нашел, — ответил Шеф. — Бонни, езжай прямо. Потом, когда я скажу, повернешь направо.

— Они машину не сломали, интересно? — с тревогой спросил Бакли.

— Не сломали, — со смешком ответил Шеф. — Об твою машину они себе кое-что пообломали, судя по всему.

— Чего? — не понял Бакли.

— Увидишь…

…Когда «амеба», наконец, повернула за угол административного корпуса, Фадан увидел. И Бакли, который вовремя подпрыгнул, чтобы посмотреть, увидел тоже.

— Это чего такое? — севшим враз голосом спросил он. — Это что за хрень?!

Пикап в конструкции, стоящей за углом здания, можно было различить с большим трудом. Потому что на пикап эта штука была похожа весьма отдаленно.

Машину, или то, во что она превратилась, покрывал ковер слабо шевелящихся игл полуметровой длины, на вид железных. Иглы слегка поблескивали, по ним иногда пробегали ленивые волны — словно машина превратилась в животное, и это животное сонно дергало сейчас шкурой. Рядом с машиной стояла охрана — десять греванов. Они расположились по периметру метрах в двадцати от пикапа, и подходить к нему ближе желанием явно не горели.

— Шарлы, — спокойно пояснил Шеф. — Защищают механизм-симбионт, пока хозяин в отсутствии.

Бакли нервно сглотнул.

— Шеф, почему ты не сказал раньше, что они так могут? — сердито спросил он.

— Времени не было. Я потом объясню, почему не сказал. Бонни, Фадан, подводите модуль вплотную к машине.

— А мы сами на эти штуки не напоремся? — с подозрением спросил Фадан.

— Нет. Давайте, давайте, время дорого!

Пять минут Бонни не могла сообразить, как объяснить модулю, что от него требуется. Хорошо, что вмешалась Ана, и помогла. После этого от модуля к машине протянулся узкий, похожий на трубу проход, по которому все кое-как перелезли в машину. Бакли на ощупь нашел водительское сиденье, и щелкнул выключателем. В кабине засветилась слабенькая лампочка.

— И чего дальше? — спросил он. — Куда ехать — не видно, а снаружи вон сколько греванов понабежало.

— Для начала нужно забрать модуль, — резонно заметил Шеф. — Дальше… сейчас решим, как лучше поступить.

— …Бонни, вели модулю свернуться обратно в шарик и закатиться внутрь, — советовала Ана. — Ага, вот и всё. Не надо изобретать что-то лишнее. У вас и так из-за твоих изобретений пропали полчаса времени. Давно бы уже отсюда вышли!

— Как выйти-то? И как ехать с этими всеми иглами?! — возмутился Бакли. — Я же ничего не вижу! А если иглы убрать, они нас тут же расстреляют на фиг! Шеф, что делать?!

— Прежде всего, перестать паниковать, — Шеф появился в центре кабины. — Уехать у вас не получится. Периметр оцеплен, и не так, как это было рядом с Красной Горой. Вы не проедете, хоть с иглами, хоть без. Тут, на территории станции, у греванов только автоматы, для которых вы недосягаемы. А вот за территорией станции находится оружие, которое куда серьезнее.

— А почему оно не здесь? — резонно спросил Фадан.

— Потому что руководство станции боится за ее сохранность. И не зря боится, если учесть, какой кавардак вы устроили в бухгалтерии, — проворчал Шеф.

— Так это была бухгалтерия? — Шини хищно улыбнулся. — Жаль, что папа этого не видит. Он бы порадовался.

Его папу поймал на махинациях как раз один из бухгалтеров, поэтому Шини с тех пор бухгалтеров не особо жаловал.

— Тюрьма на станции не предусмотрена, — пожал плечами Шеф. — Итак, задача — выйти отсюда. Сами вы этого сделать не сумеете. Поэтому придется снова задействовать модуль…

— Ой, только не модуль, — взмолилась Бонни. Ей до сих пор было стыдно за «амебу», и она подозревала, что стыдно будет еще долго.

— Модуль, — с нажимом произнес Шеф. — Но тебе, Бонни, нужно будет войти в слияние с Аной. Потому что сама ты не справишься.

— Но как вообще можно выйти, если ты утверждаешь, что за периметром находится серьезное оружие? — резонно спросил Аквист.

— По воздуху, — спокойно ответил Шеф. — Антигравитационная платформа сумеет удержать нас на приличной высоте минут пятнадцать и унести довольно далеко. В воздухе они нас не достанут. Поэтому… Бонни, Ана, действуйте. Сейчас жизнь тех, кто в пикапе, зависит только от вас.

Пожалуй, греванов, которым выпало охранять периметр, можно было даже пожалеть. Мало того, что они просидели парочку последних дней под палящим летним солнцем, нацелив пушки в забор, так еще и после этих дней вместо обещанной битвы им суждено было стать участниками неразберихи, из которой они победителями не вышли.

Сначала на территории явно стало что-то происходить, но начальство приказа двигаться или действовать не отдавало. Потом через ворота вглубь территории отправился первый отряд из пятидесяти бойцов, следом за ним второй, уже сотня.

К воротам от здания бухгалтерии (по слухам, там сидели пойманные отступники), против ожидания, никто не бежал. Ни сами отступники, ни товарищи по оружию. Греванов начальство предупредило, что если с территории попытается выехать машина, ее следует немедленно расстрелять, но никакой машины не было.

Примерно через час после начала событий — сбежать эти отступники попробовали, что ли? — с территории вдруг раздались крики и выстрелы. Стоящие у орудий греваны вытягивали шеи, чтобы хоть что-то разглядеть, но тщетно: ничего не видно, сколько шею не тяни. Скорее всего, все события сейчас происходили за зданием.

— Вон, вон, смотрите! — вдруг закричал кто-то. — Смотрите!!!

Над крышей злосчастной бухгалтерии возник некий предмет, который греваны для себя никак идентифицировать не смогли. Больше всего предмет напоминал игольчатый шар, который неведомая сила удерживала в воздухе.

— Стреляй! — заорал кто-то. — Бей по нему, скорее!

Конечно, стрелять греваны были обучены, вот только боевого опыта ни у кого из них не имелось, и быстро навестись на летящий объект никто не смог. Две или три пушки из полутора десятков успели выстрелить, но не попал ни один из стрелков — а шар между тем поднимался всё выше и выше.

Через несколько секунд странный объект поднялся настолько высоко, что стрелять по нему стало бессмысленно. Оставалось только наблюдать, как игольчатое сооружение скрывается из вида в небесной синеве.

Пикап стоял на лесной полянке, скрытый от чужих глаз кустами и молодыми деревьям. Иглы уже практически полностью исчезли, шарлы, поняв, что опасности больше нет, возвращали машину в первоначальное состояние.

Фадан сидел рядом с Бакли неподвижно, прикрыв глаза — он до сих пор ощущал, что его трясет. В буквальном смысле трясет: дрожали руки, бешено колотилось сердце. Остальным, судя по ватной тишине, царившей сейчас в машине, было не лучше. Бакли, кажется, дышал через раз, и не мог выпустить из окостеневших рук бесполезный руль.

— Молодцы, справились, — произнес Шеф, возникая, по своему обыкновению, посреди кабины. — Хвалю.

— Уйди, гадюка, — слабым голосом ответил Фадан. — Видеть тебя больше не хочу!

— А я-то тут причем? — изумился Шеф. — Это Бонни с Аной.

— Это не я, — голосок у Бонни дрожал. — Это всё она!.. А я… я вообще высоты боюсь…

— Модуль твой, поэтому как раз ты, я только помогала, — сообщила невозмутимо Ана.

— Мы где? — Аквист, наконец, опомнился. — Бонни, ты куда нас утащила?

— Как это ни странно, утащила она нас в правильном направлении, — сообщил Шеф. — До цели чуть больше трехсот километров.

— До какой цели? — отмер Шини. — Шеф, всё! Пока вы не объясните толком, чего и как, мы с места не двинемся.

— Согласен, — подхватил Бакли. — А меня ко всему еще и побили! И вообще, мы имеем право знать!..

— Что знать? — повернулся к нему Шеф.

— Всё! — рявкнул Бакли. — Хватит идиотов из нас делать! Либо вы говорите всю правду сразу, либо мы… да мы поснимаем эти браслетики, и разбежимся. И хана этой вашей операции. Чужими руками задумали свои дела сделать? А?

— Хорошо, — неожиданно легко сдался Шеф. — Ладно, мы расскажем. Но поймите, мы не говорили всё сразу только из-за того, что хотели поберечь вас…

— Не надо нас беречь, — нахмурился Аквист. — Вокруг нас и так слишком много лжи. Мы хотим знать правду. Всю правду, а не обрывки и кусочки.

— Зачем? — спросил Шеф.

— Потому что, только зная правду, ты получаешь право что-то решать, — ответил Аквист.

Логично будет начать с самого начала.

Вы ведь помните Сказание о Трех Самых Умных? Есть само Сказание, и есть список Деяний. Вот ты, Фадан, не дашь соврать. Трое Самых Умных были кто?

— Греваны, проповедники, — пожал плечами Фадан. — Сейчас вообще многие сомневаются в их существовании. Есть версия, что это некий собирательный образ.

— На самом же деле это три реально существовавших личности, — заметил Шеф. — Вот только никакими проповедниками они, конечно, не были. И жили много раньше, чем говорит ваша современная история.

— Насколько раньше? — прищурился Фадан.

— На триста тысяч лет.

…Истинная причина увода планеты в петлю, в воронку, в шляпу, если так проще, нам неизвестна. Точнее, причина была не одна, и экономический аспект, рабство, про которое говорил тебе, Фадан, идиот Грешер — это лишь одна причина из многих, и не главная.

— Но что это были за причины?

— Я не знаю, — вздохнул Шеф. — Точнее, я знаю слишком много, чтобы сейчас про это говорить — потому что у меня нет данных, чтобы из сотни причин выбрать правильную. Причины? Они были внешними и внутренними примерно в равной степени. Скажем так: в один момент мир оказался на распутье, в ситуации, из которой было два выхода, и группа, которая на тот момент сумела захватить контроль, выбрала путь, который… в общем, не самый лучший.

Так вот. Трое Самых Умных были верхушкой организации, которая являлась на тот момент настоящим мировым правительством. А мы, мы, пятеро, были последними выжившими представителями тех, кто посмел им возразить. Мы действительно были сотрудниками Официальной Службы, но что толку от Службы, если мир к тому моменту уже лет двадцать как был уведен в петлю? Нас просто перебили. Методично, безжалостно. Мы были слишком… слишком свободными… — Шеф запнулся. — Слишком свободными, и потому слишком опасными, чтобы нас можно было оставить в живых.

Команда слушала его, затаив дыхание. Бонни, украдкой взглянув на Ану, вдруг поняла, что та плачет.

— Мы сумели выкрасть имитатор, часы, часть знакомых тебе, Фадан, «книг», и уйти в место, которое вы знаете, как Аюхтеппэ. А там… там произошло то, что произошло. Но Она пожалела нас.

— Кто такая Она? — спросил, удивляясь собственной смелости, Аквист.

— Главная программа. В момент смерти она перенесла наши сознания к себе. А тот, кто известен вам как Остроухий Злыдень, перехватил диск, книги, и генератор, и унес их в тоннели. Туда, где они стали недосягаемы для Самых Умных.

Вот так мы стали тем, чем стали. Нет, Шини, не спрашивай. Я не могу ответить тебе на тот вопрос, о котором ты сейчас думаешь. Что такое душа, сознание ли это, и кто мы такие — сейчас. Я помню, как мы стоим, защищая диск, в глубине пещеры, я помню могильный холод, я помню, что меня трясет, не смотря на комбез, который на мне надет; я помню боль, когда меня достиг первый выстрел, и я помню свой страх. Даже не страх, а какой-то звериный ужас от неотвратимости происходящего. Я даже помню своё имя, но так ли это важно…

— Так кем вы были? — спросил Фадан.

— Все просто. Я был руководителем сектора кластера, в котором находился Равор-7, Ана была координатором планеты, Сеп — начальником медицинской службы сектора, а Эл с Алом — преподавали молодым агентам, они и сами были в свое время агентами. Поймите правильно: мы остались тут тогда только потому, что действительно любили этот мир, и не теряли надежды, что ситуацию еще можно исправить. И мы не потеряли этой надежды до сих пор.

— А кем был Лердус на самом деле? — с интересом спросил Шини.

— Одним из потомков прежних официалов, которые тут работали. Он сумел докопаться до правды. Но, увы, он родился тогда, когда выход из петли был невозможен в принципе. Могу только посочувствовать ему, — Шеф снова вздохнул. — Самое страшное, что может случиться с разумным — это появление на свет не в свое время. Он хотел сделать дело, но не мог. Теперь его дело делают его потомки.

— То есть ты хочешь сказать, — медленно начал Фадан, — что вы всё, считай, спланировали заранее? И нас, и то, что к нам попадет диск, и…

— Ну, не до такой степени, — пожал плечами Шеф. — Но в общем и целом да. Пойми, Фадан, кроме нас существуют и какие-то высшие силы. Вы, трое, были вместе давно и не случайно. А вот то, что в команду попала Бонни, и то, что на тот вызов приехал именно Бакли — это уже игра высших сил, не иначе.

Бонни задумалась.

— Высших-то высших, но точно не Триединого, — заметила она. — Ему ведь невыгодно, что мы собрались, так?

— Верно, — покивала Ана. — Не думаю, что он этому рад. Но и помешать не может. Потому что, как мне кажется, ему тоже кто-то мешает. И, если честно, я понятия не имею, кто.

— Так уж и не имеешь, — ехидно заметила Бонни. — А как по мне, так имеешь. Но говорить не хочешь.

— Не хочу, — легко согласилась Ана. — Могу только одно сказать. Ваш мир любили не только мы пятеро.

— Ну, допустим… хорошо… — Аквист нахмурился. — Допустим, всё так и есть. Но что сейчас-то делать? Станция забита греванами, как каша зеленью, за нами охотятся, и могут поймать в любой момент. Как имитатор достать? И не только достать, его еще и в Красную Гору доставить нужно!

Шеф кивнул.

— Собственно, ответ уже есть, — сообщил он невозмутимо. — Когда… когда это всё происходило с нами, мы успели спрятать один… как бы так сказать…

— Да говори уж, как есть, — попросил Шини.

— Мы спрятали один корабль, малый саппорт, — вступила в разговор Ана. — В ваших летописях нет про него ни одного упоминания, равно как и про оружие, которым он оснащен, поэтому можно сделать вывод, что корабль так и не нашли. Пластинка, которую Остроухий дал Фадану — это активатор для корабля, его сердце и мозг. Если вы сумеете добыть корабль и оружие, вы с легкостью заберете со станции диски. И с такой же легкостью доставите их на место.

— Так Остроухий, выходит дело, про это знал?! — удивился Аквист.

— Видимо, знал, — подтвердила Ана. — Черт его вообще знает, чего он знает. Это программа транспортников, а Транспортная Сеть, по слухам, может быть даже старше, чем вся эта вселенная.

— Корабль? — вдруг дошло до Шини. — Шеф, ты предлагаешь нам доплыть до станции на корабле? Но там же нет реки.

— Ты идиот, — емко сообщил Шеф. — Саппорт — это межпланетник. Это космический корабль. Причем боевой.

— Ага, — только и сумел произнести Шини.

Ит закрыл блокнот, и посмотрел на спящего Фэба. Устал после операции? Как бы ни так. Фэб по трое суток может бегать, да еще и других будет строжить за лентяйство.

Если Фэб спит — значит, Фэб решил удрать. От проблем, от мыслей. От какой-то очень неприятной правды. «В любой непонятной ситуации ложись спать» — это как раз про Фэба. Фэб огорчен, Фэб расстроен, Фэб подавлен… Фэб спит. Зарывшись лицом в подушку, и натянув одеяло до ушей. Вот как сейчас.

— Эй, скъ`хара, — тихонько позвал Ит. — Ужинать пойдешь, или тебе сюда принести?

— Ммм… а скоро надо? — спросил Фэб из-под одеяла.

— Через полчасика.

— Тогда пойду, наверное. Возьму себя в руки, потом руки в ноги, и пойду.

— Хреново? — сочувственно спросил Ит.

— Примерно в той же степени, что и тебе. Ведь это ты в него стрелял в последний раз?

— Я, — покорно ответил Ит. — А то ты сам не понял.

— Понял, конечно. Плохо это, родной. А еще хуже то, что не сделай мы этого, нам было бы ничуть не лучше.

— Верно. Потому что не сделали, — согласился Ит. Положил блокнот на стол, пересел на кровать к Фэбу. — Знаешь, у меня такое ощущение, что мне опять тридцать три, и всё повторяется. Ну сколько можно? Мы вообще когда-нибудь вырастем?

Фэб усмехнулся. Выпростал из одеяла руку, щелкнул, причем весьма ощутимо, Ита по лбу.

— Никогда, — сообщил он. Сел. Оказывается, спал он в комбезе, спасибо, хоть ботинки снял. — Это было бы слишком скучно, вырасти. Ответ пришел?

— Берта сказала, что утром будет, — Ит тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, и сообщил: — Фэб, там развеску Верке надо делать двадцать шестого, а рам для работ нет. А работа на городском конкурсе. И без рам никак.

— Мы когда вернемся? — нахмурился Фэб.

— Я так думаю, что девятнадцатого, — Ит потер висок. — До чего же проще с Дашкой! Не передать.

— Проще? — ухмыльнулся Фэб. — А бархатное платье кому спешно шили? Не Дарье ли?

— Так то платье, — пожал плечами Ит. — Не было бы платья, пошла бы в чем другом.

— И рыдала бы потом полночи, что была некрасивая, — заметил Фэб.

— На нее хоть мешок из-под картошки надень, она будет красивая, — усмехнулся Ит. — Для меня так и вообще самая красивая девочка на свете.

В комнату сунулся Скрипач.

— Не спите? — спросил он. — Там наш этот… клиент… бузит.

— И чего хочет? — зевнул Фэб.

— Объяснений, почему хозяйства нет, и почему обратно не пришили, — заржал Скрипач. — Ну, сейчас Илюха ему выдаст объяснения. Правда, сдается мне, что клиент не так прост, как мы думали.

— То есть? — напрягся Ит. — Ты о чем? Мы и так знали, что он наймит.

— Он еще и шантажист, оказывается. В общем, со схемой я окончательно разобрался, сейчас информацию сброшу. В беседе поучаствовать не желаете? — Скрипач хищно улыбнулся. — Саиш с Илюхой очень просили. Мы же рауф, а человечек же дурак, вдруг не поймет.

— Ай, бедняжечка, — Ит встал. Фэб тоже. — Ну что, пойдем побеседуем. Но только недолго. А то ужинать скоро. Инфу кинь…

…У входа в палату стоял Саиш, и выразительно смотрел на потолок. На потолке висел модуль следящей системы госпиталя, разумеется, включенный. Разглядеть модуль, само собой, не представлялось возможным, но у Саиша в руке был детектор — из тех, что «на коленке» сваяли несколько дней назад Кир и Скрипач. Видеть модуль Саиш мог, а вот отключить не мог. И сейчас по этому поводу сильно сердился.

— У меня не получилось, — сообщил он подошедшим. — Могли бы глушилки сделать.

— Не умеешь, не берись, — проворчал Ит. — Фэб, подсади. Прыгать неохота.

— Ну чего, можно уже? — спросил Саиш.

— А почему нельзя? — удивился Ит, у которого на отключение модуля ушло полсекунды. — Я думал, мы тебя ждем.

— А я вас жду. Ладно, пошли. Ответ не пришел еще?

— Илья сказал, с минуты на минуту.

Палата предполагалась двухместная, но сейчас в ней, конечно, был только один пациент. Тот самый. Ит остановился на пороге, и окинул этого самого пациента взглядом — он чувствовал сейчас, как оживают старые рабочие навыки… видимо, оживают уже прочно. Да, действительно что-то в тот момент менялось. И в мире, и в нем самом. Кажется, Скрипач тоже ощутил в тот момент что-то подобное: на долю секунды он напрягся, а потом в пространство произнес:

— Забавненько. Ну что ж, парень, давай рассказывай.

— Что рассказывать? Я ничего не знаю! — выдал себя с головой пациент.

— Ничего не знаешь — про что? — ласково уточнил Ит, подходя поближе.

Фэб пока что молчал. Всему своё время.

— Ни про что! — выпалил пациент.

— А от чего тогда такое волнение? — вкрадчиво поинтересовался Скрипач. — Тахикардия такая сильная? Даже вспотели, сударь.

«Сударь» нехорошо прищурился. Это был здоровенный негр — по данным рост метр девяносто один, чистая раса, с отличной физической подготовкой. Боевик, отряд, правда, не элитный, но близко к тому. Согласно досье, переведен на Терру-ноль два месяца назад, после адаптации направлен в лагерь под Данангом… придраться совершенно не к чему. Вроде бы. Но именно что вроде бы.

— Согласно нашим данным, вы должны были отправиться на базу в Баренцевом море, — добродушным голосом сказал Ит. Почти весело сказал, да еще и улыбнулся. — И что ж вы напросились к нам?

— Там холодно, — быстро ответил боевик. — Я не люблю холод.

В палату вошел Кир, и остановился на пороге.

— Кирушка, ты слышал? — спросил Скрипач. — У нас теперь боевые подразделения климат себе начали выбирать. Феноменально!

— Да уж, — протянул Кир, который мгновенно понял суть игры. — Сколько я служил, так впервые про такое слышу. Неужто перевели?

— Ну ты же сам видишь, — развел руками Скрипач. — Он же здесь. А должен быть на Баренцевом море. Как такое возможно?

— А может, я попробую угадать, как? — Ит подошел еще ближе. — Вас ведь Миха зовут, да? Я не ошибся?

Боевик кивнул.

— Чудесно, — кивнул Ит. — Так вот. У нашего нового друга Михи есть начальник. И начальник этот предложил Михе подработать денег. Видимо, сумма была немаленькая. Да и Миху начальник выбрал не случайно, потому что Миха разборчивостью не отличается, и уже когда-то делал нечто подобное. Такая мелочь — трахнуть гермо. И такая сумма… я ведь прав?

Боевик буравил Ита неподвижным взглядом. Он уже взял себя в руки, но, кажется, стал понимать, что попался. И попался крепко.

— Попутно Миха решил пошатажировать и собственного начальника, отщипнуть немного и от его доли. И Миха… — боевик оскалился. — Миха немного порылся в его документации и переписке.

— Мельчает официальная, ох, мельчает, — по стариковски проворчал Кир. — До чего докатились, сказать стыдно.

— Ну, это только в данном кластере, — поправил Фэб. — В других, возможно, ситуация получше. — Ит, позволишь?

— Конечно, — кивнул Ит.

— Спасибо. Миха начинает шантажировать и своего начальника, и заказчика. Попутно, конечно, он исполняет работу, за которую получил, считай, уже тройную сумму. Вот только Миха не учел, что врачи госпиталя, в котором работал объект, не на помойке себя нашли, и за несколько дней раскроют и вашу милую схему, и заказчика, и посредников. Да еще и лишат Миху самого дорогого. На всякий случай, чтобы впредь неповадно было… А теперь серьезно, — голос Фэба изменился, да так, что даже Кир, и тот невольно пригнулся. — Вот что, тварь. Врача ты изуродовал, но врача мы вылечим. Ты — исключен из официальной службы, и через сутки отправишься на родину, без права выхода в пространство до самой своей смерти — ты теперь заложник. Кроме всего прочего, официальная служба оплатила твоё лечение… но уже не как коллеге, а как пострадавшему во время боевых действий. Так что вернуть утраченное даже не надейся.

— Они… они не могли! — выпалил боевик. — Они не имеют права!!!

— Почему? — удивился Саиш. — Имеем. Операция вообще-то проводится с привлечением конклава Санкт-Рена, и у нас есть все полномочия. Только что готовый пакет ушел в головной пункт, и уже получен ответ официальной… Рыжий, можешь включать следилку обратно, ответ положительный.

— А неофициально тебе велено передать, что служба не намерена терпеть выверты извращенцев и мошенником, — в палату зашел Илья. — Все утряслось наилучшим образом, ребята. Для нас. Но не для тебя, сука ты безъяйцая!!! — рявкнул он, повернувшись к боевику. — Такого хирурга мне поуродовал, гадина!!! Была б моя воля, я бы тебе не яйца твои отчикал, и не репродуктивку снёс, я бы тебя на лоскуты порезал, и в лес выкинул!.. Народ, пойдемте отсюда, — попросил он. — Пока я его и в самом деле не прибил.

— Кажется, у нас есть повод порадовать Зарзи, — заметил Скрипач, когда они, наконец, вышли из палаты. — Но, честно говоря, я бы хотел сначала поужинать. И выпить грамм сто.

— Зачем? — спросил Ит, хотя и так понимал, зачем.

— Чтобы прополоскать рот после общения с этой тварью, конечно…

11 Портал

— Зарзи, как делищи? — спросил Скрипач, входя в комнату. Зарзи, сидевший на кровати и что-то читавший, пожал плечами. Никак, мол. Нет у меня никаких «делищь». — А чего читаешь?

— Смотрю, что меня ждет в ближайшем будущем. Это уставы, — Зарзи кивнул на свой визуал. — Уставы монастырей, в которые я могу попасть. Решил изучить заранее, чтобы хоть как-то подготовиться.

— А на хрена? — изумился Скрипач. — Ты чего, в монастырь собираешься?

— Я не собираюсь, но ведь отправят, — Зарзи вздохнул. — И Олле где-то шляется, нет бы хоть тут посидел, напоследок.

— Олле с Гелом собирают вещи, — спокойно объяснил Скрипач. — Уже два часа как. Собственно, мы тоже собираем.

— Чего? — не понял Зарзи. — Какие вещи?..

— Ну, комбезы там, оборудование своё, сувениры всякие, барахло… неважно. Ребят, заходите, — позвал Скрипач. — Сообщим уже этому страдальцу результаты нашей недельной работы.

В комнату вошли все, кто был свидетелями и участниками разговора в палате боевика Михи — Илья, Саиш, Фэб, Кир, Ит.

— Кто начнет? — спросил Саиш.

— А есть разница, кто именно? — Фэб пожал плечами. — Могу я начать, мне не сложно.

— Начинай, — согласился Саиш, присаживаясь в кресло. — Ребят, садитесь, а то чего вы, как на параде…

— Хорошо, рассказываю. Зарзи, боевик, который так с тобой обошелся, работал по заказу твоей семьи. Понимаю, что это трудно принять, но это, к сожалению, именно так, — Фэб говорил максимально спокойно. — Я мог бы пожалеть тебя, и не сообщать подробности, но считаю, что подобные вещи нельзя скрывать. Это было бы, как минимум, низко по отношению к тебе…

Зарзи прикусил губу, и движением руки свернул визуал.

— Но зачем? — спросил он тихо.

— Наследство. Умерла одна твоя дальняя родственница, и тебе завещана немалая сумма. Нужно было сделать так, чтобы ты не смог вмешаться в процесс, получить эти деньги, и использовать их для покупки своей же свободы. Находясь в монастыре ты, конечно, уже не мог ни на что претендовать. Монахам у вас деньги не положены, сам знаешь.

— Так… — Зарзи напрягся. — Что дальше?

— Конечно, мы не знали об этом, поэтому неделю назад мы обратились к Ее Величеству, чтобы как-то исправить ситуацию. Сегодня пришел ответ Королевы, и решение официалки по твоему делу. Оглашать?

— Давай, — Зарзи нервно сглотнул. — Фэб? Ну не тяни, а то меня уже трясет!

— Оглашаю, — Фэб хмыкнул. — Первое. Ты — полностью свободен. Мало того, свободны все тем или иным образом причастные к подобным договорам разумные, живущие в твоем мире. Королева аннулировала постановления, и внесла корректировки в судебную систему. Подробности я тебе расскажу потом, там всё сложно, но главное, что ты сейчас должен услышать — никаких миллионов, никакой отдачи, никаких условий. Мало того, вам обязаны выплатить всё, что уже вытащили из вас, плюс моральную компенсацию. И наследство. Так что ты не только свободен, но еще и при деньгах. Хорошо, хорошо, не ты. Ваша семья.

У Зарзи округлились глаза. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Фэб опередил.

— Продолжаю, — произнес он. — Мы слегка поправили карму у твоего обидчика. Он жив, относительно здоров, но он под следствием официальной, и… детей иметь не сможет. И восстановить ничего не сможет, это мы тоже предусмотрели. Не спрашивай, пожалуйста, зачем мы это сделали. Решили и сделали. Потому что не могли не сделать.

Зарзи растерянно смотрел на Фэба, и тут Ит понял, что пора брать дело в свои руки. Он подошел к Зарзи, сел рядом с ним, и произнес:

— Если проще, то вот что получилось. Денег у нас не было, конечно, сам знаешь, мы сейчас девчонкам на обучение собрать пытаемся, и то боимся, что не хватит… Но мы подали прошение Королеве. Она вмешалась. Приняли закон, вот и всё. А про то, что мы этого красавца наказали… Зараза, ты бы тоже, наверное, так же поступил, окажись ты на нашем месте. Может, оно и неправильно, но мы не могли иначе. Не так много у нас настоящих друзей на этом свете. Защитить не сумели, так хоть это.

— Ребят, подождите минутку, у меня в голове всё что-то никак не уложится, — попросил Зарзи. — То есть, получается, мы никому ничего не должны? Мы свободны?

Ит кивнул. Фэб тоже.

— Ё-моё… — протянул Зарзи. — И они…

— Твоя бывшая семья должна вернуть вам то, что вы уже заплатили, а так же твою часть наследства той родственницы, — вмешался Илья. — Вернут, куда денутся. Ну, чего? Ты рад?

Зарзи задумался.

— Пока не знаю, — честно ответил он. — Как-то я еще не догнал, по всей видимости.

— Ну, ничего. Догонишь, — утешил его Илья. — Тем более что завтра мы уходим, а после Нового года я вас троих переведу, пожалуй, на полгода в «Ксению». Поработаете, отдохнете…

«Ксения» — это был маленький госпиталь в Крыму, в поселке Симеиз. Работали там врачи, которые восстанавливались после травм, а лечились, точнее, проходили реабилитацию, по большей части летчики. Работа в «Ксении» была не просто халявой, а, по выражению Скрипача, суперхалявой (в свое время они с Итом тоже там побывали, и знали о том, как обстоят дела в «Ксении» не понаслышке[2]).

— И Гел тоже? — только и спросил Зарзи.

— Я же сказал — втроем. Гела я беру на работу, место-то было, — пояснил Илья. — В общем, всё понял?

— Кажется, да, — Зарзи вдруг улыбнулся. — А госпиталь уходит отсюда завтра?

— Завтра, завтра, — добавил Илья. — Посмотрите на этот дождь напоследок, кому охота. Глаза мои его бы не видели. Я собираться пошел.

— Ит, — окликнул выходящего из комнаты следом за Ильей друга Зарзи, — подожди!

— Жду, — отозвался тот, останавливаясь на пороге.

— Ты эту книжку свою дописал?

— Не успел, — покачал головой Ит. — А что?

— Слушай, допиши, а? — попросил Зарзи. — Интересно узнать, чем всё кончится. Но только пусть кончится хорошо, ладно?

— Ладно, — усмехнулся Ит. — Допишу сегодня. А завтра по дороге почитаешь.

Дороги, которые выбирали Бонни с Аной, были исключительно грунтовыми, и тянулись от леска к леску, от поля к полю. Впрочем, довольно скоро ровная местность кончилась, и начались холмы — сначала невысокие, но потом всё более и более крутые. То тут, то там стали попадаться скалы. Когда пикап поднялся на очередную вершину холма, все разглядели в туманной сизой дымке на горизонте горный хребет.

— Ой, горы! — обрадовалась Бонни. — И близко совсем!..

— Близко? — хмыкнула Ана. — Да не сказала бы. Это только кажется, что близко. На самом деле еще пилить и пилить. С нашей скоростью мы даже за сутки не доберемся.

— Согласен, — кивнул Шеф. — А модуль активировать нежелательно. Еще неизвестно, что нас ждет впереди.

— Было бы хорошо, если бы впереди нас ждала какая-нибудь еда, — проворчал Шини. — Не знаю, кто как, а я голодный.

— Я тоже, — быстро произнес Бакли. — Может и правда остановиться и поесть? Какой толк от нас, голодных?

Шеф и Ана переглянулись. Рядом появился Сеп, а потом Эл с Алом.

— Останавливаться, конечно, времени нет, но и голодными ходить — не дело, — констатировал Сеп. — Это вредно. Поэтому я думаю, что остановиться всё же придется. Концентраты еще остались?

Бонни полезла в полку на стене пикапа, и через полминуты сообщила:

— Совсем мало. На один раз, может, и хватит, но только так, по чуть-чуть каждому.

— А еще нам нужна вода, — сказал Аквист. — Кажется, шарлы добрались до наших запасов.

— Это они могут, — кивнул Сеп. — Вода им действительно необходима. Обычно они забирают ее прямо из атмосферы, но в этот раз, видимо, торопились. Вот и выпили все ваши бутылки.

— Понятно, — проворчал Шини. — Ну, чего? Ищем какой-нибудь ручеек, и устраиваем привал? Все согласны?

— Все, — кивнул Фадан. — Есть действительно хочется.

…После перенесенных волнений есть действительно хотелось всем, но вот еды, увы, было совсем мало — сваренной Шини каши каждому досталось меньше, чем по половинке тарелки. К тому же у них не было хлеба, а все консервы они доели еще во время путешествия через подземелье.

— Может, по дороге завернем в какую-нибудь деревню, прихватим еды? — предложил Шини.

— Опасно, — с сожалением отозвался Фадан. — Видимо, придется потерпеть.

— Бонни, а твой модуль нас покормить не может? — спросил Бакли с надеждой.

— Не может, — покачала головой Бонни. — Вот скажи, зачем ты шарлам весь наш сахар отдал?

— Так я ж не знал, что так получится, — принялся оправдываться Бакли. — Слушайте! У нас же глюкоза есть! В таблетках. Хотите глюкозы?

Хотели все. Бакли раздал по пять таблеток каждому, и вскоре все заметно повеселели — есть действительно стало хотеться меньше.

— Я думаю, что стоит передохнуть тут пару часов, а потом снова в путь, — предложил Шеф. — Дни стоят длинные, время в запасе, пусть немного, но есть.

— Ну, давайте, — согласился Бакли. — Я бы часок поспал.

— Мы тоже, — ответил Аквист, а Шини закивал.

— Вот и договорились, — подытожил Шеф. — Отдыхаем, и поехали.

Бонни спать не хотелось. Она отошла в сторонку от стоянки, и села на камушек рядом с маленьким чистым ручейком. Собственно, именно из-за ручейка они тут и остановились — надо было набрать воды.

Бонни одолевали сейчас невеселые мысли, но вслух она пока что ничего не сказала. Сидела, бросал в ручеек травинки, и смотрела, как их уносит проворный прозрачный поток.

— О чем грустишь, Бонни? — спросила Ана, переходя в визуальный режим. — На тебе лица нет.

— Да так…

— А всё-таки?

— Понимаешь, я про маму подумала, — Бонни отвернулась. — А вдруг… вдруг я ее никогда не увижу? Или вдруг эти греваны придут к нам домой, и родителей… того… отомстят за то что я… вот так сделала…

Бонни всхлипнула.

— Ты права, — ответила Ана. — Ты правильно боишься. Но пойми, всё уже зашло слишком далеко. Даже если ты сейчас всё бросишь, и вернешься, они всё равно сделают именно так, как ты сказала.

«Если уже не сделали, — подумала Ана. — Скорее всего, сделали».

— У нас нет другого выхода, мы можем только продолжить то, что начали, — голос Аны обрел твердость. — Потому что это твой шанс спасти родных.

— А мы вернемся? — с тревогой спросила Бонни. — Ана, скажи правду! Мы сумеем вернуться потом назад, домой? Вот, допустим, мы сейчас найдем этот корабль, прилетим… туда… уйдем куда-то… не знаю даже, куда, тебе виднее… а обратно-то как?

Ана смотрела на нее печальным взглядом. И ничего не отвечала.

— Ана, скажи…

— Бонни, я не знаю, — Ана опустила голову. — Только одно знаю — я была права.

— В чем?

— В том, что не хотела принимать в этом всем участие с самого начала. Тогда, когда вы активировали имитатор — я была против этой затеи.

— Но почему? — изумилась Бонни. — Ведь тебе тоже, наверное, надоело там сидеть?

— Потому что с моей точки зрения это было неэтично. Потому что вы — по сути, еще дети, все, даже Фадан, не смотря на то, что он вроде бы старше. Потому что сейчас ты спрашиваешь меня о том, чего я сама боялась в свое время больше всего на свете — а у меня нет ответа, который мог бы тебя утешить и дать тебе надежду. Вот поэтому, Бонни. Прости меня, девочка. Если сможешь, если сумеешь, прости меня.

Бонни заплакала.

— Вы ведь даже сначала не поняли, что это не игра, не понарошку, что это опасно. Даже когда подстрелили Аквиста, вы этого не поняли. Только сейчас. Но… Бонни, всё и правда зашло слишком далеко. Выхода нет. Другого выхода — точно нет.

— Я поняла уже, — Бонни вытерла слёзы рукавом. — Но я так по маме соскучилась… и так за нее боюсь…

— Вы вроде поссорились, — напомнила Ана.

— Ну, не так сильно, — пожала плечами Бонни. — Они просто хотели, чтобы я поскорее замуж вышла, а я того гермо не любила, за которого они меня отдать решили. Ерунда, Ана. Разве это ссора? Мама бы поняла, если бы я не рассердилась и не убежала. Она меня простит… да уже простила, мы переписываемся с ней… неважно. Не такая это и ссора… это же мама моя…

Поняв, что Бонни опять собирается плакать, Ана решила, что пора брать ситуацию в свои руки. И менять тему разговора.

— Бонни, давай немножко по делу, — попросила она. — У нас с тобой очень сложная трасса получается, и нужно на всякий случай предусмотреть хотя бы пять качественных путей отхода. Принеси из машины карту, и давай посмотрим еще раз.

Холмы и леса, леса и холмы. Пикап то уверенно тянул в гору, то норовил побыстрее скатиться вниз, но еще через пару часов подъемы стали преобладать. Дорога оставалась почти пустынной, несколько раз встречались идущие навстречу машины, но все они, как одна, были старыми развалинами, которыми управляли хмурые сельчане, и до пикапа не было никому никакого дела.

Ближе к вечеру Фадан рискнул остановиться неподалеку от небольшого села, и послал в это село Шини и Аквиста за припасами. Те вернулись через час, притащили свежего хлеба, кровяной колбасы домашнего производства, два больших круга сыра, и целый мешок свежайшей зелени. Венцом гастрономического разнообразия стал плотно завязанный пакет, в котором лежали, судя по запаху, купалики с медом.

— И никто за нами не следил, — с гордостью сообщил Шини. — Всё, поехали дальше.

— У кого купили? — полюбопытствовал Фадан.

— Там таверна небольшая есть, для местных пьяниц. Но готовят очень вкусно. Я сказал, что мы паломники, от колонны отстали, и нам с Аквистом еще и скидочку сделали.

— Правильно, если религия тебя окружает со всех сторон, нужно ею просто пользоваться для собственных нужд, — кивнул Фадан. — Вполне разумно.

— Вот и я про то же самое подумал. Бакли, хватит нюхать! Поехали скорее, а то и правда кто сообразит, что никакие мы не паломники, — проворчал Аквист. — Господи, какие же вы все прожоры, сил нет!

…На ночевку остановились рядом с дорогой, загнав машину в кусты. Спали по очереди, Шеф нервничал, он небезосновательно считал, что нужно сторожить. В путь отправились с самого раннего утра, едва поднялось солнце…

— Сегодня, думаю, доберемся, — сообщил Шеф. — Но нам нужно удвоить осторожность. Вот что. Шини, Аквист, Бонни. Доставайте карту, и давайте смотреть.

По мнению Шефа выходило, что теперь дорогу, которая постепенно превращалась в настоящий горный серпантин, нужно будет проверять на возможные засады. Шеф указал на несколько сомнительных мест, и было принято решение — перед тем, как проезжать эти участки, их следует проверять. И делать эти проверки должны Шини с Аквистом.

— Никакого мотика, — предупредил Шеф. — Только пешком, и только через лес. Обходите по лесу поворот, смотрите, что за ним, и обратно к машине.

— Но тут горы уже, — напомнил Шини.

— И чего? — удивился Шеф.

— Так… того… высоко. И скалы. И камни.

— Значит, придется полазить. Тоже мне, агент называется. Залезешь, как миленький. И не говори, что это трудно. Гораздо хуже будет, если вы попадете в засаду.

— А если в засаду, то опять эти иглы появятся? — уточнил Бакли.

— Боюсь, что нет, ресурс у шарл не безграничен, — покачал головой Шеф. — Сейчас расскажу, что мы сделаем, если будет засада.

Подъем, подъем, подъем, ровный участок, снова подъем, снова ровно, но ровно совсем недолго, потому что дорога снова поворачивает, и снова начинает ползти в гору. У Бакли с непривычки вскоре начали болеть руки, и им пришлось остановиться, чтобы дать ему отдохнуть — только теперь все начали понимать, почему на это дороге так мало машин. Еще бы! Ездить по такому серпантину удовольствие ниже среднего, да еще и состояние дороги оставляло желать лучшего. Асфальт тут и там зиял дырами, под колеса машины со склонов скатывались камни — иногда такие большие, что оттащить можно только втроем; защитный заборчик местами разрушен, а на месте отсутствующих элементов, упавших вниз, росла сухая горная травка. Через какое-то время Бонни пожаловалась, что у нее шумит в ушах, и Шеф тут же подтвердил — да, это нормально, всё дело в том, что они поднялись на большую высоту, так что шум в ушах или вовсе заложенные уши вполне закономерное явление.

— Нам нужно перевалить через эту гору, и подняться на следующую, — ответил он на вопрос Шини, долго ли еще ехать. — Причем делать это придется обычным способом. Нам пока что нельзя тратить ресурс модуля и шарл. Мы не знаем, что нас ждет впереди.

Не смотря на трудности, все нет-нет, да заглядывались на пейзаж — а посмотреть было на что. Старые горы оказались удивительно красивыми. Фадан пожалел, что столько лет просидел, почти не выходя из дома. Сколько же он, оказывается, потерял! Никакой телевизор, никакие старые книги не могли передать того, что он сейчас видел. Фадан поймал себя на том, что он готов вот прямо сейчас плюнуть на всё, и сбежать в эти потрясающие леса, в эти горы — пожить, посмотреть своими глазами, ощутить… Как же скучно и неинтересно он до сих пор жил! Лентяй, позор какой.

— И это всего-то в двух сутках езды от твоего дома, — беззвучно произнес Шеф у него в голове. — Стыдно?

— Стыдно, — шепнул Фадан.

— А за этими горами — море, — напомнил Шеф. — Ты ведь ни разу в жизни не видел море. Как глупо, правда?

Фадан ничего не ответил. Он продолжал молча смотреть в окно.

— Ведь твоя зарплата в университете была вполне достойной, ты бы мог…

— Слушай, заткнись, а! — не выдержал Фадан. — Мне и так тошно! Вот перебьют нас всех, и я вообще никогда моря не увижу.

— Фадан, ты же говорил, что моря не бывает, — заметил Аквист. Шеф удивленно посмотрел на него.

— Как — моря не бывает? — не понял он.

— Ну, так. Фадан несколько раз говорил, что моря не существует. Ему, мол, какой-то приятель с физического факультета это очень изящно доказал.

Шеф с сомнением поглядел на Фадана.

— А я-то тут причем? — сердито спросил Фадан. — Я даже не помню, что он там говорил такое. Давление воды, что ли… в общем, дно не выдержит, если на самом деле будет столько воды… Шеф, я не помню! Но вот сами слова о том, что моря не бывает, меня почему-то задели.

— В голове у тебя моря не бывает, — хмыкнул Шеф. — Чего только не слышал в жизни, но чтоб такое… Да, Фадан, сумел ты меня удивить.

— Я не специально, — Фадан опустил голову.

— Верю, — улыбнулся Шеф. — Не переживай. Море ты обязательно увидишь.

— Неплохо бы, — пробормотал Фадан. — Это было бы весьма неплохо. Но куда лучше было бы еще хоть раз увидеть маму…

Первый поворот проверять не стали. Шеф торопил, говорил, то время поджимает, что надо спешить.

Второй поворот тоже не проверили.

А вот перед третьим Шеф велел остановиться. Собственно, до Шефа про необходимость остановки начали говорить Ана и Бонни. Дело в том, что это был не простой поворот, а с перекрестком, к нему со стороны долины подходила еще одна дорога. И поэтому…

— Шеф, а ты уверен, что нас там могут ждать? — резонно спросил Аквист. — Они ведь не знают, куда мы полетели.

— Они не знают. Она — знает, — Шеф, конечно, имел в виду главную программу имитатора. — И потом… я не уверен, что они не знают. Да, корабль мы спрятать сумели, но это не значит, что они точно не в курсе, куда именно. Достать его они, конечно, не смогут, техника для задачи слаба. Но понять, куда мы двигаемся, они вполне в состоянии.

— Слушай, а ты не соизволишь объяснить, где именно корабль? — Фадан решил, что пора уже расставить все точки над «и». — Что нас ждет? Что нам нужно будет сделать?

Шеф искоса глянул на Фадана.

— Ладно, объясню, — нехотя начал он. — В горах, неподалеку, есть долина. Она создана искусственно, и укреплена особым образом. В долине имеется озеро… тоже искусственное. Если опуститься на пятьдесят метров вниз, то можно попасть в подводный тоннель, который, собственно, и выведет нас к пещере, в которой спрятан корабль. Тоннель не пропустит вашу технику, но пропустит универсальный модуль. Понятно?

Фадан кивнул.

Бонни в это время разложила на коленях карту и принялась ее изучать. Аквист и Шини, которые сидели рядом, пододвинулись поближе — им тоже было интересно.

— Так… — медленно начала Бонни. — Шеф, это вот здесь? — она ткнула пальцем в карту.

— Здесь, — кивнул Шеф.

— Треклятая долина, — прочитала Бонни. — И Озеро Гиблое. На карте предупреждение: в долину въезд и вход запрещены, в ней скапливается… сероводород? То есть там нельзя дышать, что ли?

— Ну… — Шеф задумался. — Впервые про это слышу.

— А это что? — Ана тоже пододвинулась поближе к карте. — Это уже не очень хорошо.

— Что там? — с подозрением спросил Фадан.

— Тут написано, что единственная дорога, идущая по скале над долиной, закрыта, потому что почти полностью разрушена, — объяснила Ана. — Долину положено объезжать вообще через побережье. Ничего себе крюк получается, почти сто семьдесят километров.

— Погоди, — попросила Бонни. Перевернула карту, на обороте которой были напечатаны пояснения, и стала читать. — Дорога не современная, — объявила она вскоре. — Написано, что она историческая, из каменных плит. Что ее разрушило «время и непогода». И что закрыли ее после того, как одна из проезжавших по ней машин сорвалась вниз, и свалилась в озеро… Шеф, это то самое озеро? — уточнила Бонни.

— Там другого нет, так что да, то самое, — кивнул Шеф.

— А дальше там написано, что спасательная операция была невозможна, потому что в долине нельзя дышать из-за газа.

— Я так понимаю, что нам придется повторять фокус той машины? — с подозрением спросил Бакли. Шеф кивнул. — Ну уж хренушки! Я свой пикап калечить не дам!!!

— Бакли, нам уже несколько не до пикапа, — напомнил Шеф. — И потом, может быть, нам вовсе не придется…

— Не дам, я сказал! — Бакли разозлился. — Да он для меня… он для меня, как… как родной! Мне когда его отдали, он же никакой был! Я его сам, своими руками!.. Собирал!.. Чинил!.. Да он…

— Так, понятно, — осадил его Шеф. — А теперь послушай меня. Как только мы полетим вниз, Бонни включит модуль, так же, как тогда, когда мы бежали со станции. С пикапом ничего не случится. И оставим мы его в пещере, где с ним тоже ничего не случится. Потому что туда никто не сможет попасть. Бакли, я тебе клянусь, с машиной всё точно будет в порядке!

— Так я тебе и поверил, — хмыкнул Бакли.

— Хорошо, не верь, — кажется, Шеф тоже рассердился. — Но если тебе придется выбирать — наши жизни, или машина, что ты выберешь?

Бакли примолк.

— Вот то-то и оно, — назидательно закончил Шеф. — Так, теперь дальше. Аквист, Шини, вам сейчас нужно будет проверить поворот. Для этого нужно подняться по склону, осторожно спуститься вниз, и посмотреть. Потом вернуться и доложить обстановку.

— По склону? — ошарашено переспросил Шини. Шеф кивнул. — Лезть вот в эту гору?!

К слову сказать, пикап сейчас стоял на узкой дороге, пролегавшей между двух довольно высоких и крутых скал. За той скалой, что слева, и был тот самый поворот, который предстояло проверить.

— Да, лезть вот в эту гору, — невозмутимо подтвердил Шеф. Рядом с ним возникли Эл и Ал.

— А как ты хотел? — спросил Ал. — Ты агент. Они и не в такие месте залезают. Так что вперед.

— Ну ё-моё, — пробормотал Шини. — Аквист, чего молчишь?

Аквист смотрел из окна на скалу. Потом покачал головой.

— Мы тут шеи переломаем, — констатировал он. — Как туда вообще залезть можно?..

— Вон по той трещине в распорку, потом по тому плоскому участку, потом вон до того дерева, а дальше проще, — принялся объяснять Эл.

— А обратно?! — возмутился Аквист. — Без веревки не получится.

— Ну, возьмите с собой десяток шарл, — пожал плечами Ал. — Пусть они побудут веревкой. Дел-то…

На практике оказалось, что про «дел-то» Ал был неправ.

Во-первых, Шини и Аквист лазить по скалам не умели совершенно, и за первые десять минут подъема ободрали себе в кровь руки и понасажали синяков, где только можно.

Во-вторых, шарлы упорно не хотели становиться веревкой. Точнее, они легко превращались в веревку… и так же легко превращались обратно, как только про них хоть на секунду забывали.

В-третьих, за первой скалой оказалась вторая, вдвое выше первой.

— Нет, я так больше не могу, — простонал Шини, когда они, наконец, вскарабкались наверх. — Он нарочно… издевается…

— Кто? — запыхавшийся Аквист плюхнулся на камень рядом с Шини.

— Шеф, кто! — рассерженно отозвался Шини. — Ацох бесстыжий!

— Он всё правильно говорит и делает, — вмешался Эл. — Вы отдышались?

— Нет еще, — мрачно ответил Аквист.

— Тогда сидите три минуты, и дальше, — приказал Эл. — Осталось всего ничего. Дойдете до спуска, посмотрите, и обратно.

— А если там кто-то действительно есть? — справедливо спросил Шини.

— А если есть, то начальство решит, что делать, — резонно ответил Ал. — Так, пошли, пошли, пошли! Время!

— А как же три минуты?..

— Ладно, — сдался Ал. — Так уж и быть.

Аквист, наконец, действительно слегка отдышался, и стал оглядываться вокруг — до этого он не думал ни о чем, кроме как о камнях и корнях, за которые приходилось хвататься, и о том, что эта проклятая гора никогда не кончится.

Пейзаж был красивым и тут, но сейчас они уже поднялись выше, поэтому деревьев стало меньше, а камней больше. На скалах росли преимущественно низкие, искривленные ветрами хвойники, да сухая, невысокая трава. А вот небо оказалось потрясающе красивым. Ни Шини, ни Аквист, большую часть жизни прожившие в большом и, что греха таить, довольно грязном Шенадоре, не видали такого чистого и такого огромного неба.

— А тут красиво, — с легкой грустью заметил Шини. — Вот бы тут посидеть подольше, посмотреть. И еще бы фотик! Жалко, что у нас нет с собой фотика. Я бы поснимал, а потом бы посмотрели, вспомнили.

— И не говори, — согласился Аквист, вставая. — Только учти, что фотик тебе бы пришлось переть сюда своими руками, а он довольно тяжелый.

— Ну и что? — возразил Шини. — Ради такой красоты можно и потерпеть.

— Времени нет на красоту, — напомнил Эл. — Вперед.

Засада оказалась именно там, где предполагали Ана и Шеф. Перекресток, на котором сходились дороги, имел сбоку площадку-расширитель, и на этом расширителе стояло сейчас целых четыре автобуса. Греванов Аквист насчитал полторы сотни, и это были только те, что повылезали из автобусов наружу. Аквист справедливо предположил, что часть вполне может сидеть внутри. Разумеется, греваны были вооружены — всё те же огнестрелы, собранные из деталей подсвечников. А еще прямо на дороге стояла небольшая пушечка… да не одна, а целых две пушечки, причем одна смотрела в небо, а другая целилась в то место, откуда мог, предположительно, выехать пикап.

— Круто, — шепотом заметил Шини. — И это всё нам?

— Не сомневайся, — хмыкнул Аквист. — Кому же еще. Да ладно тебе, на станции их было в десять раз больше.

— На этот перекресток в десять раз больше не влезло бы, — резонно отозвался Шини. — Ал, Эл, ну чего? Нам теперь обратно?

— Угу, — согласился Ал. — Обратно. И не забывайте про шарл, пожалуйста. Еще не хватало сорваться со скалы и переломать себе ноги.

…К пикапу они вернулись через полчаса. Коротко обрисовали ситуацию Шефу и Ане. А затем Аквист спросил:

— Ну и что мы делаем дальше?

Шеф, против ожидания, задумался.

— Делаем, делаем, — пробормотал он себе под нос. — Плохо, что высадили модуль. Этот полет съел у него больше половины ресурса. А нам сейчас… даже не знаю…

— Может, как на станции? — предложил Бакли. — Иглы, и всякое такое. Авось, испугаются.

— Пушки, — напомнил Шеф. — И не испугаются они, не надейся. На станции нас спас элемент внезапности, а тут ни о какой внезапности уже речи не идет.

— Можно сделать следующее, — осторожно начала Ана. — Первый этап — полет…

— Опять? — испуганно спросила Бонни.

— Опять, — подтвердила Ана. — Потом сажаем машину на дорогу, и едем своим ходом. Я так думаю, что за нами будет погоня.

— Обязательно будет, — подтвердил Шеф.

— Нам не так долго нужно лететь, всего-то километров пятнадцать, — заметила Ана. — По моим расчетам получается, что модуля хватит еще на три задания. Первое полет, второе — добраться до корабля…

— А третье? — спросила Бонни.

— А третье оставим на потом, мало ли что, — туманно заметил Шеф. — Ана права. Так и поступим.

— А то, что мне страшно — это нормально? — вдруг спросила Бонни. — Потому что мне чего-то очень страшно.

— Нормально, — успокоила Ана. — Мне тоже страшно.

— А тебе почему?

— Как-нибудь потом объясню…

В этот раз процессом руководила Ана, и в результате полет Бонни не напугал. Наоборот, даже понравился. Пикап мягко поднялся в воздух, и заскользил вдоль склона, едва не касаясь верхушек низких деревьев. Управляла пикапом сейчас Бонни, точнее, Ана делала это через нее, и спустя пару минут страх Бонни пропал, словно его и не было.

— Не поднимайся выше, — советовала Ана. — Держись левее… еще левее… чуть ускорься… молодец, отлично получается… ниже! Говорю же, не поднимайся выше, нас так заметят!

— Но пушка же направлена не туда, — возразила Бонни.

— Это сейчас она направлена не туда, а через несколько секунд будет уже туда, — «успокоила» Ана. — Еще ниже. Иди вот над той расселиной.

— А они поймут, что мы их перелетели? — с тревогой спросил Бакли.

— Обязательно, — заверил Шеф. — Главное, чтобы они не поняли этого еще хотя бы минут десять. Бакли, сиди за рулем наготове. Остальные, тоже давайте по местам. Помните, как на дороге трясло?

— Помним, — вразнобой отозвалась команда.

— Так вот, сейчас трясти будет гораздо сильнее, — обрадовал Шеф. — Эта дорога еще ничего. А вот если нам повезет, и мы доберемся до той дороги…

Не повезло.

До «той дороги» оставалось еще целых три километра лета, когда внизу, под пикапом, вдруг что-то гулко бухнуло, и пикап качнуло в воздухе, а окна вдруг заволокло черным дымом.

— Недолет, — констатировал Шеф. — Бонни, Ана, машину вниз! Быстрее!!! Вот не ждал я этого…

— Ч-ч-чего не ждал? — испуганно спросил Шини.

— Третьей засады, — невозмутимо объяснил Шеф. Пикап снова тряхнуло. — Мы считали повороты, а тут пушка стоит на прямом участке дороги. И нас видно, как на ладони… Ана, перехвати управление уже, и быстрее давай!!!

Пикап свечкой взмыл вверх, а затем камнем рухнул вниз — Ана выполняла маневр, чтобы вывести машину из-под огня. Еще один пухлый клубок черного дыма, еще один рывок пикапа — всех посносило с кресел, только перепуганная Бонни осталась сидеть рядом с Бакли, сжимая в руках тонкую трость — именно так в этот раз Ана реализовала управление. Несколько рывков по горизонтали, в опасной близости от скал — и пикап снова взмывает вверх, а после — его резко уводит влево, и Шеф кричит:

— Бакли, заводи мотор! Мотор! Давай же!!!

Дальнейшее запомнилось всем, как безумные скачки на взбесившейся машине, причем там, где любым машинам было явно не место. Через километр относительно ровная дорога кончилась — пикап на полном ходу снес хилое деревянное заграждение, снабженное предупредительной надписью, что по этой дороге ходить и ездить нельзя, и понесся по узкому каменному карнизу над пропастью. Карниз этот можно было назвать дорогой весьма условно: небольшой уступ, кое-как выложенный перекосившимися каменными плитами, где-то побольше размером, где-то поменьше.

— Ух ты, какая красота! — восхищенно провозгласила Ана. — Посмотрите в окно, когда такое еще увидите! А чего это у вас всех такие рожи?

Рожи у всех и впрямь были еще те. Аквист, которому «посчастливилось» оказаться у окна, смотрел сейчас вниз, в двухсотметровую пропасть, на дне которой он видел длинное озеро с темно-синей водой, и берег, состоявший из каменных глыб.

— Нам еще долго так ехать? — Бакли едва справлялся с машиной. — И что потом?!

— Еще с полкилометра где-то, — обнадежил Шеф. — А потом руль вправо. Я же говорил. Бонни, готовься. Ана, помоги ей.

— Я бы не хотел вас отвлекать, но, кажется, в нас стреляют сзади, — дрожащим голосом заметил Шини. — Бакли, можно ехать побыстрее?

За ними и впрямь ехала сейчас машина — конечно, не автобус, но всё же побольше их пикапа. Водитель этой машины гнал, как сумасшедший, и расстояние между машиной и пикапом постепенно сокращалось.

— Не можно, я… я не сумею… — Бакли на секунду задумался. — Шарлы! Давайте назад, там пулями кормят! — сообразил он.

— Всех не посылай, двигатель едва тянет, — напомнил Шеф. — Вообще, молодец. Сообразил. Бонни, готовы?

— Почти, — ответила за Бонни Ана. — Сейчас.

Окна пикапа стала вдруг заволакивать муть, словно он въехал в густой туман. Внутри стало стремительно теплеть.

— Спокойно, всё так и надо, — предвосхитил вопросы Шеф. — Вода ледяная, глубина приличная. Бакли, готов?

— Готов.

— Прибавь газу, и руль вправо.

Само падение они не ощутили — модуль в компенсировал ускорение и не дал машине перевернуться в воздухе. А вот удар почувствовали все. Видимо, модуль счел, что на это тратить энергию не стоит. Громкий всплеск, туча брызг — и пикап начал стремительно погружаться, опускаясь под воду, уходя из солнечного теплого дня в ледяную глубину.

В кабине стало стремительно холодать.

— Сколько же тут градусов? — недоуменно спросил Аквист. За окнами стояла тьма, пикап опускался всё ниже и глубже.

— Температура замерзания воды, — пожал плечами Шеф. — Знаешь, очень хорошо отбивает охоту исследовать, чего тут и как. Будь вода теплее, в озеро обязательно влез бы кто-то с аквалангом. У вас есть костюмы для подводного плавания с подогревом?

Аквист и Шини недоуменно переглянулись. Уж про что, а про это они вообще ничего не знали.

— Понятия не имею, — пожал плечами Аквист. — Наверное, есть. А может, и нету.

— Бакли, включи фары, — попросила Бонни. — Интересно же! А тут рыбы есть какие-нибудь?

— Рыбы? — кажется, Шеф удивился. — Не знаю. Когда мы прятали корабль, мне было как-то не до рыб.

— Я тоже не помню, — призналась Ана. — Сеп, а ты?

— Вообще про это не думал.

— Эл, Ал? — кажется, Шефу стало интересно. — А вы?

— Рыб в тот раз не было, — тут же отозвался Эл. — Правда, включи. Всё равно нам еще плыть и плыть.

Вода в свете фар выглядела чуть мутной, как запыленное стекло, но ничего живого в пределах видимости не наблюдалось. Бонни разочарованно вздохнула.

— Ничего, — утешила ее Ана. — Мы не на экскурсии сейчас. Будут в твоей жизни моря с рыбами, и не только. Вот увидишь.

— Хорошо бы. Ана, мы правильно плывем?

— Возьми чуть левее… да, вот так и держи.

— Шеф, а в тот раз вы как туда попали? Тоже через озеро? — с интересом спросил Фадан. Рыбы его мало интересовали, а вот технические детали — более чем. — Или как-то еще?

— Туда — да, через озеро. Корабль небольшой, в тоннель прошел без проблем, защита пропустила. Обратно… обратно мы выходили не через воду, конечно, иначе.

— А как?

— Обратно Остроухий вывел, там есть малые тоннели, и мы прошли через них.

— А мы как выйдем? — поинтересовался Фадан.

— Это всё-таки боевой саппорт. Выйдем, не бойся, — усмехнулся Шеф. — Нам сейчас не до приличий. Поэтому выйдем мы красиво, поверь. Они нас надолго запомнят, что бы ни случилось дальше.

Фадан, да и все остальные, были готовы к чему угодно (после посещения места обитания Остроухого Злыдня они перестали удивляться «чудесам»), но только не к тому, что увидели. Аквист, например, думал, что корабль по прошествии стольких лет будет завален камнями и пылью, и неисправен. Шини про себя решил, что корабль, скорее всего, вообще развалился, и они никуда не полетят. Бонни считала, что за кораблем, наверное, ухаживали шарлы, и поэтому он окажется цел, но лететь от старости не сможет. А Бакли смотрел на всю ситуацию скептически — по его мнению, любая машина без вмешательства в ее существование хозяина быстро хиреет. Фадан в техническом плане был не силен, но тоже про себя думал, что корабль вряд ли прожил такой огромный срок.

Однако то, что они увидели, когда пикап, выехав по пологому дну, попал в пещеру, удивило всех без исключения. То, что Шеф и остальные называли кораблем, было похоже на что угодно, но только не на корабль — по крайней мере, на корабль из постановок, так любимых Бонни.

Посредине зала весьма внушительных размеров и высоты, висела в воздухе, метрах в пяти над полом, абсолютно гладкая, матово-черная, цилиндрической формы конструкция длинной метров пятнадцать, не больше. Спереди этот цилиндр, кажется, немного сужался, однако нос имел не острый, а тупой, словно срезанный. На конструкции, кажется, не было ни единой пылинки, ни единого, даже самого крошечного, камушка. Свет фар пикапа корабль, кажется, поглощал — Фадан подумал, что никогда в жизни не видел более черного предмета.

— Какой черный! — озвучила мысль Фадана Бонни. — И совсем цельный. А где у него дверь?

— Подождите, — остановил Шеф желающих подойти поближе. — Не всё сразу. Это защитное поле, и оно активно. Без него от корабля мало бы чего осталось. Сейчас нужно его снять, активировать корабль, и можно лететь.

— И как снимают это поле? — с подозрением спросил Шини.

— Надо войти в слияние, а дальше мы сами, — объяснил Шеф. — И управлять тоже будем мы. Простите, но это необходимость. С этим вы не справитесь.

— Да уж, — хмыкнул Бакли. — Это явно не пикап.

…Поле сняли в считанные секунды — темнота тут же растаяла, но конструкция от этого понятнее не стала. Сейчас корабль выглядел не таким черным, но всё равно своим видом вызывал недоумение: было невозможно угадать, где двигатели, где оружие (оружие?..), где вход… корабль больше всего был похож на клубок ниток, подумалось Бонни. Ну, хорошо, не ниток… тогда на металлическую чушку, испещренную линиями, выступами, и впадинами.

— Хрень какая-то, — подвел итог общим размышлениям Шини.

— Болотная, — добавил Фадан.

— Подводная, — поправил Аквист.

— Пещерная, — уточнил Бакли.

— И в воздухе до сих пор висит, — заключила Бонни. — Ана, а как попасть внутрь?

— Подождите, — Шеф, кажется, даже слегка увеличился в размерах, чтобы его было видно всем. — Вы… вы все молодцы, но я обязан спросить. Сейчас у вас есть последний шанс отказаться от всей этой затеи. Вон там, — он махнул рукой в сторону, в темный угол зала, — есть выход. Остроухий пропустит вас, выведет. Если вы хотите уйти, то можете это сделать. Для того чтобы передать информацию о планете вовне, достаточно только одного участника команды…

— Шеф, иди ты на хрен, — зло ответил Бакли. — «Уйти». Никто никуда не уйдет. Правда, ребята? — Ответом ему был дружный кивок. — Ну и вот. Вот и правильно. Сажай давай эту хреновину, и поехали.

— Тогда отгоняй пикап в дальний тоннель, берите то, что хотите взять с собой, и что поместится в карманах, и в путь, — приказал Шеф. — Бонни, прихвати модуль на всякий случай. Там остался один заряд, и… мало ли что. Фадан, доставай свой подарок от Остроухого. Пришло его время.

— Так что он всё-таки такое?

— Это «ключ», — пожал плечами Шеф. — С его помощью мы активируем корабль и сможем им управлять.

— Вот эта моя книжка — ключ? От корабля?

— От кораблей, — уточнил Шеф.

— И что мне делать?

— Просто подними ее повыше и подойди поближе. Корабль всё сделает сам.

Внутри корабля, к вящему удивлению всех, не было ничего. То есть вообще ничего, кроме стен мягкого серого оттенка. Когда проход открылся, и Фадан, замирая от собственной дерзости, первым влез внутрь — он был удивлен безмерно. Он ожидал чего угодно, но только не того, что цилиндр окажется внутри совершенно пустым.

— А где всё? — удивленно спросил Бакли, просовываясь в проход следом за Фаданом.

— Что — всё? — не понял Шеф.

— Ну кресла там, панель, чтобы управлять. Руль…

— Сейчас всё будет, — засмеялся Шеф. — Это универсальная машина, она под вас подстроится сама. Зайдите все, и подождите несколько секунд.

Вот это оказалось здорово! Бонни чуть в ладоши не захлопала от восторга, когда из пола, как трава после дождя, стали вырастать мягкие кресла, на стенах — образовываться овальные прозрачные окна (которые, конечно, были не окнами вовсе), а впереди стало буквально из воздуха формироваться что-то, очень напоминающее водительскую кабину.

— Управлять будут Эл с Алом, у них практики больше, — объяснил Шеф. — Остальные — занимайте места. Сейчас будет наш выход.

— Красивый выход? — уточнил Фадан, вспомнив свой недавний разговор с Шефом.

— Красивый, — пообещал Шеф. — Я бы даже сказал, эффектный. Итак, по местам.

Выход и впрямь получился эффектным. Казалось, Шини и Аквист (а точнее, Эл и Ал), сидя на своих креслах, не делают почти ничего, но это только казалось. Чуть заметное синхронное движение руками — и корабль, чуть развернувшийся в пещере, вдруг окутало прозрачное зеленое пламя, из которого ударил вертикально вверх золотой луч — и скала, находившаяся над ними, испарилась. Просто испарилась, словно ее и не было. Над кораблем, в узком проходе, было видно небо, маленький кружочек неба в каменном своде.

— Пройдем, — удовлетворенно заметил Ал. — Эл, давай.

— С удовольствием, — согласился Эл. — Как же я по этому скучал!..

— Эй, вы про нас-то не забыли? — напомнил Шини.

— Не забыли. Сидеть удобно? — спросил Ал.

— Удобно, — ответил Аквист. Сидеть и впрямь было более чем удобно, кресло подстроилось под него, и сейчас по спине разливалось приятное тепло.

— Тогда — слияние, — скомандовал Эл. — Работаем!

То, что происходило дальше, запомнилось Фадану, как череда настолько стремительных событий, что его разум сумел воспринять их лишь частично, кусками, обрывками. Фадан думал, что его собственные действия, и действия команды выглядели для настоящих профессионалов, таких, как Шеф, Ана, Сеп, Ал, и Эл нелепыми, глупыми, медленными, и совершенно нерезультативными… а события все неслись и неслись вперед, как взбесившиеся ацохи, и Фадан с огромным трудом поспевал за ними.

…Вот корабль вырывается из пробитой в склоне пещеры дыры, разворачивается — а внизу, на безопасном расстоянии, вспухают черные клубки разрывов. Кажется, что по небу гуляет стадо мохнатых пушистых вельшей, только это не вельши, это рвутся снаряды, и как же их много! Корабль поднимается еще выше, и, о чудо, он, Фадан, видит то, чего не видел, кажется, еще никто в его мире — звездное небо… днём.

— Стратосфера, — шепчет в голове Шеф. — Красиво, да?

Всего несколько секунд — и корабль уходит вниз. Почему-то нет перегрузки, понимает Фадан, а ведь должна быть перегрузка, но ее нет… он поворачивает голову и видит ошалевшее от восторга лицо Бонни, сидящей рядом.

— Море, смотри, море! И еще одно!..

В овальном окне — поразительной красоты картина. Это огромный, скручивающийся в спираль циклон, но посмотреть не получается, потому что корабль уже уходит вниз, в облака, и через крошечный промежуток времени они оказываются на теневой стороне… вечер? Ночь?

— Фадан, приготовься, — приказывает Шеф.

— К чему?

— Вы идете забирать диски.

— Кто — мы?!

— Ты и Бакли. Точнее, я и Сеп. Я всё сделаю, главное, не мешай мне.

…Грохот получился знатный — половина корпуса станции просто испарилась в мгновение ока, а вторая половина обрушилась. Корабль в это время поливает всё вокруг оранжево-огненным светом, и — греваны, как же они бегут, бросая свои самострелы, они бегут, и он, Фадан, и Бакли, тоже бегут; Шеф, я не могу так быстро, в боку колет, и ноги, о, мои ноги…

— Не останавливайся!

— Я не могу… так быстро!..

— Вот кончится это всё, и я лично тебя тренировать буду, — сердится Шеф. — Совсем чуть-чуть осталось.

— А… эти?.. — в другой части полуразрушенного здания могли остаться греваны, и ведь не хочется совсем, чтобы их застрелили.

— Им не до вас, к тому же, вас защищает корабль. Беги!

Да, греванам действительно не до них — те, что встречались по дороге, или лежали неподвижно, или бродили, держась за стены. Что корабль сделал с ними?

Бакли, кажется, этот вопрос тоже волнует.

— Сеп, они поправятся? — требовательно спрашивает он.

— Через сутки, их просто ослепили, потом объясню технологию. Бак, не отвлекайся, ходу!

И Бакли бежит дальше, так же, как и он, Фадан, задыхаясь, хватаясь за левый бок.

— Обратно будет ближе, — радует Шеф. — Они зачистили станцию, сейчас подойдут…

…Зал, по всей видимости, машинный, тела на полу, чьи-то стоны, крики; кто-то ругается, кто-то пытается найти выход; да где же диски, куда их могли засунуть? Бакли вдруг толкает в плечо, и Фадан, обернувшись, видит, что вот он, диск-имитатор, на высокой подставке, неподалеку от огромной панели управления, расцвеченной сотнями лампочек, а вот и стойка со вторым диском, из Аюхтеппэ; но рядом стоит Грешер и целится из пистолета в воздух, он тоже слеп, но отнюдь не сломлен, в отличие от остальных.

— Предатели! — кричит Грешер. — Скоро здесь будут предатели! Оставаться на местах!!!

Его никто не слушает, но почему-то Фадану, до этого тихо ликовавшему, что злой и безжалостный противник повержен, становится нерадостно и неуютно — словно он одержал эту победу не в честном бою, словно что-то неправильно… он тихо подходит к Грешеру, выхватывает у него пистолет, и отбрасывает в сторону. А затем легко толкает Грешера в грудь — и тот садится на пол.

— Ты!..

— Да, это я, — удивляясь собственному спокойствию, отвечает Фадан. — С тобой всё будет в порядке. Это временно.

— Будь ты проклят! — выпаливает Грешер. — Чтобы тебя Остроухий сожрал!..

— Этого не будет, — усмехается Фадан. Всё мгновенно становится на свои места, раскаяния в содеянном больше нет и в помине. — Вот что, урод. Если ты тронешь или мою маму, или родителей кого-то из моей команды — пощады не жди. Как вернусь — убью. Понял? Понял, спрашиваю?!

— Понял, — Грешер отворачивается. — Если вернешься…

— Вернусь, — самонадеянно обещает Фадан. — Не сомневайся!

— Фадан, идем, — оказывается, Бакли уже снял диск с подставки, и засунул в сумку. — Фадан!..

— Иду.

…Короткий перерыв — они снова вышли в стратосферу, потому что остался последний рывок, последнее дело, которое неизвестно, чем кончится. Бакли предлагает перекусить, но с собой у них только мешок с подсохшим хлебом, да пара бутылок воды. Остальная еда осталась в пикапе, внизу. Шеф снова и снова проговаривает порядок того, что предстоит сделать, и Фадан чувствует, что от волнения у него пересыхает во рту — а воды больше нет, всю выпили.

— Корабль подойдет максимально близко, но Холм Переноса — запретная зона для любых механизмов, кроме механизмов самих Транспортников, — говорит Шеф. — Поэтому вам предстоит пробежаться. Да, корабль сумеет вас защитить, пока вы будете в зоне таможни, но дальше, на Холме, вам предстоит отбиваться самим.

— А модуль? — спрашивает Бонни с надеждой.

— А ты знаешь, куда мы попадем? — спрашивает в ответ Ана. Бонни мотает головой. — И мы тоже не знаем. Поэтому побереги модуль, пожалуйста. Вдруг пригодится.

— Ладно…

Фадан вдруг понимает, и тут же выдает версию, которая, кажется, обнадеживает всех:

— Если механизмы там перестали работать, то, наверное, и самострелы у греванов работать тоже не будут? — спрашивает он.

— Процесс идет постепенно, и… я не знаю, на какой он стадии, — отвечает Шеф. — Может быть, не будут. Может быть, вся техника уже встала. А может, и нет. В любом случае, это риск. Потому что, если ты помнишь, убить живое существо можно и без самострела. Ножи и палки еще никто не отменял.

Фадан мрачнеет. Потом спрашивает:

— Мне свою книжку с собой забирать? Или она только для этого корабля годится?

— Забирать, она универсальная. С ее помощью…

— С ее помощью Фадан сможет подрезать любой такой корабль, — хихикает Бакли. — Крутая штука. Я бы тоже от такой не отказался.

…Все расселись по местам, и разложили свое имущество по карманам и небольшим сумкам. Все нервничают всё сильнее и сильнее, и Шеф велит успокоиться и собраться. Последняя инструкция, это важно. Это надо послушать.

— Вы поднимаетесь наверх, на холм. Туда, где был рассыпавшийся храм. Находите черный блок, он лежит горизонтально. Он большой, три на три метра, и высотой почти метр, не ошибетесь. Вам нужно взобраться на этот блок и вложить имитатор в выемку на его поверхности. Второй диск, часы, нужно держать в руках. После этого… что, Бонни?

— Модуль, — Бонни немного привстает, но Фадан берет ее за горячую от волнения руку, и Бонни снова садится. — Что сделать с модулем?

— Ничего. Модуль может понадобиться после переноса, и у тебя будет несколько секунд на активацию. Держи в голове схему «универсальная защита». Ана подскажет, как это сделать.

Бонни кивает.

— После того, как вы вложите диск в выемку, блок сработает. Будет слышен сильный звук, и появится яркий свет. Бояться этого не нужно. Просто стойте на месте, и держитесь за руки, если это будет возможно.

— Просто стоять? — зачем-то уточняет Фадан.

— Ну, можно сплясать круговой танец, но вряд ли это поможет, — пожимает плечами Шеф.

Фадан никогда в жизни не думал, что бег вверх может быть столь же стремителен, как бег вниз. Он вообще в жизни своей так никогда не бегал, а тут, кажется, побил все мыслимые и немыслимые рекорды. Личные, конечно. Бегун из Фадана был никакой.

Корабль подошел к Холму максимально близко, и мягко сел на землю. По счастью, они догадались выбрать сторону холма, противоположную городу, ту, где находилось озеро — через город они, конечно, при всем желании не прошли бы.

Разумеется, корабль тут же заметили греваны, но, корабль сел метрах в пятистах от них, поэтому у команды появилась какая-никакая, но всё же фора.

И — все побежали. Впереди неслись по узкой лесной тропинке Шини и Аквист, за ними бежали Бонни и Бакли, Фадан же, как самый старший и наименее проворный, плелся в арьергарде, подгоняемый Шефом. Уже через десять минут пробежки Фадан ощутил, что ему не хватает воздуха, и стал замедляться, но тут Шеф принялся на него орать, и Фадан всё-таки ускорился, хотя в боку начало предательски покалывать.

— Быстрее, быстрее, — торопил Шеф. — Они же нас догонят!

— У них… оружие… не работает…

— Они тебя ногами прекрасно забьют без всякого оружия! Быстрее, я сказал!

— Имитатор… тяжелый… скотина…

— Сам ты скотина ленивая, беги, давай! Бакли вон тоже тащит, и не жалуется!!! — Бакли и правда было не до жалоб. Если он про что и думал, так это про то, как бы не упасть.

Вскоре, однако, стали замедляться все, и команда, и погоня — склон становился всё более крутым, тропинка, прежде почти прямая, запетляла, зазмеилась. Несколько раз попробовали проскочить, срезать, но от этой идеи пришлось отказаться — виной тому стали колючие непролазные кусты, росшие по сторонам тропинки.

— Дикий… рибир… чтоб его… — ругался Шини. — Заваривать… вкусно, а вот лазить… нет…

Выше, выше, выше. И, наконец, склон стал более пологим, деревья и кусты остались позади, а впереди замаячило ровное поле, на котором, как все поняли, и стоял тот самый храм.

Храма сейчас не было, а были разбросанные тут и там каменные обломки. На которых, разумеется…

— Греваны, — с отвращением произнес Бакли, останавливаясь. — Сколько же их тут!

Их пока что не заметили — команда всё еще стояла под деревьями — но могли заметить в течение нескольких минут. Тем более, что сзади пробиралась по той же тропинке погоня.

— Шини, Аквист, браслеты. Слияние, — приказал Шеф. — Вперед. Остальные — держаться метрах в десяти от этих двоих, стараться не попасть под хлысты, искать блок. И… удачи, ребята.

То, что происходило в последующие три минуты, можно было бы назвать словом «каша». Или словом «мешанина». Или «столпотворение». Аквист и Шини, под руководством Ала и Эла, махали руками, как умалишенные, и греваны, кинувшиеся было наперерез нежданным посетителям развалин, в первую минуту разлетались в стороны, как мухи от мухобойной лопатки. Потом глазастая Бонни закричала «нашла, вон он!», греваны опомнились, и стали вовсю швыряться камнями, избегая подходить близко. К сожалению, после того, как храм рассыпался, камней под ногами имелось в изобилии.

— Осторожно! — кричал в полный голос, уже не скрываясь, Шеф. — Справа!.. Нет, слева! Пригнись! Не стой столбом, беги!.. Да не туда, кретин, за Бонни! Стой!.. Беги!.. Направо! Налево!..

Фадан и сам не понял, каким чудом ему удалось пробраться через эту кашу к черной платформе, на которую уже пыталась залезть Бонни. И ведь почти залезла, но к ней подскочил какой-то греван, схватил за воротник, и швырнул на землю. Фадан рассвирепел. Он, сам удивляясь собственной прыти, побежал к гревану, и со всей силы треснул его кулаком по голове.

— Девушку бить? — заорал он. — Ах ты вонючка такая!

Парировать «вонючку» греван не успел — на счастье Фадана как раз в этот момент к платформе подоспел Аквист, и огрел встающего разозленного гревана невидимым хлыстом. Еще через полминуты к платформе подбежали Бакли и Шини. У Бакли был рассечен висок — видимо, попали камнем — а Шини потирал ушибленную руку.

— Быстрее, быстрее, они сейчас опомнятся, — торопил Шеф. — Фадан, диск! Бакли, держи второй в руках! Быстро в круг!

Повторять ему не пришлось — со всех сторон к ним со всех ног бежали отогнанные было греваны. Еще несколько секунд, и всё пойдет прахом…

— Клади! Скорее! Фадан, диск в выемку!!!

Когда диск коснулся круглой выемки, на которую указал Шеф, платформа ощутимо вздрогнула, а через мгновение, кажется, содрогнулся весь холм. Фадан, успевший встать, с трудом удержался на ногах — его вовремя схватил за руку стоящий рядом Шини.

— Музыка… — в наступившей вдруг тишине тихий голосок Бонни прозвучал пугающе громко. — Вы слышите музыку?

И тут услышали — все.

И увидели — все.

Воздух задрожал, сгустился, завибрировал, и начал слабо, но с каждой секундой всё сильнее светиться. Свет менялся, переливался, дрожал; можно было поклясться, что этот свет был живым, теплым, он согревал, как дыхание огромного неведомого существа.

Через десять секунд и платформу, и стоящих на ней словно объяло холодное белое пламя, а в воздухе разлилось торжественное мажорное пение — тысячи тысяч невидимых голосов зазвучали со всех сторон. Звук был чарующим и волшебным, и тот, кто хоть раз в жизни слышал его, уже никогда и ни с чем не смог бы его перепутать.

Звук сработавшего портала.

Бирюзовое небо…

Бирюзовое небо, и плывущее по нему бледно-розовое облако…

И две маленькие точки, которые летят по небу в их сторону… по бирюзовому небу с розовыми облаками.

— Я живой, — прошептал Фадан. — Я живой, я лежу в… в траве? Да, в траве. Спину колет… Шеф?

— Все живы, — сообщил Шеф, привычно появляясь рядом. — Скоро придут в себя. Поздравляю, у вас получилось.

Фадан сел, огляделся.

Оказывается, он сидел на склоне огромного холма, сплошь заставленным вертикальными блоками метров по пять в высоту. Блоки отстояли друг от друга на приличные расстояния, поэтому Фадан и сумел рассмотреть и холм, и блоки, и небо. Были бы они близко друг к другу, ничего бы он не увидел. Значит, у нас дома такие же, просто они под землей? Вероятно, да. Блоки, ветер, сухая степная трава. И никого. Только две точки в небе. Машут крыльями, теперь это стало видно. Машут крыльями и приближаются. И чего-то они какие-то пузатые, эти точки. И шеи у них слишком длинные для птиц. И крылья какие-то странные.

— Спокойно, — произнес Шеф. — Сиди спокойно, и ничего не делай.

— Что это? — хриплым шепотом спросил Фадан. — Шеф, кто сюда летит?

— Сиди спокойно, и ничего не бойся.

— Но кто это, Остроухий тебя раздери?!

— Ничего особенного. Это всего лишь драконы.

— Кто?!

— Драконы, — невозмутимо пожал плечами Шеф.

Зарзи закрыл блокнот, и протянул его Иту. Тот спрятал блокнот в карман.

— А дальше? — с упреком спросил Зарзи. — На самом интересном месте!

— Это так всегда бывает, что на самом интересном месте, — хмыкнул Ит.

Самолет, в котором госпиталь «Дананг» летел домой, сейчас кружил над аэропортом, спрашивая разрешения на посадку, а посадку всё не давали — черт их знает, почему. Ничего, дадут. На худой конец, уведут машину во Внуково, хотя, конечно, ждать катера из Внуково удовольствие ниже среднего. Особенно в такую погоду…

— Нас вообще посадят, или нет? — Скрипач, разумеется, занял козырное место у окна, и сейчас выпендривался, как мог. — Ит, я там дом уже вижу внизу. Кажется. Или это универ?

— Это твоё воображение, — сообщил Кир, зевая. — Зараза, как там итская писанина?

— Увлекательно, только он не написал, что там дальше, — упрекнул Зарзи.

— А чего там дальше может быть? Победят всех врагов, и всё такое, — пожал плечами Кир.

— Что победят, понятно. Непонятно, как победят, и что на самом деле с планетой случилось, — Зарзи задумался. — Что-то мне это всё напоминает. Где-то я про похожий мир читал.

— Я тебе как агент скажу, что таких миров на самом деле уйма, — Ит погрустнел. — И разумных таких уйма. Я, если честно, скрестил несколько миров, но сама по себе ситуация не нова. Конечно, ты читал. Просто все воспринимают по-разному.

— Меня местами проняло, — признался Зарзи. — Особенно вся эта религиозная подоплека. Очень на нас похоже, очень! Вроде бы благие цели, доброта, милосердие, а потом… ррррраз! И они уже везде. И в политике, и в юриспруденции, и в образовании, и в медицине. И липкие, как не знаю что, не отвяжешься. Этого нашего договора не было бы, если бы… не вот такие же греваны, — он опустил голову.

— Не вспоминай ты про это, — попросил Ит. — Вот приедем домой сейчас, запустим вас в квартиру, и вы как сядете, и как напьетесь! Особенно ты.

— Не хочу, — помотал головой Зарзи. — В Новый год разве что. Илюш, к тебе за ферментами завтра подъехать можно? — крикнул он.

— А синтезатор из госпиталя было слабо спереть? — крикнул в ответ Илья. — Нет, ну я не знаю просто. Как дети прямо!

— Мне было не слабо, я спер, — невозмутимо сообщил Фэб.

— Тебе-то зачем, у тебя же адаптация сделана? — удивился Илья.

— Не «зачем», а «почему». Из любви к искусству. Зараза, он в багаже у меня, дома отдам, — пообещал Фэб.

— А домой-то хочется, — мечтательно протянул Скрипач. — Дома девчонки… ванная… варенье яблочное… может, какая добрая душа батон белого еще купила…

— А потом он с батоном и вареньем заснет в ванной, — открыл всем тайну Ит. — А у нас народу много. Семь человек. А ванная одна. Рыжий, ты скотина.

— Не тесно в квартире? — спросил кто-то из передней части салона.

— Тесновато становится, — вздохнул Скрипач. — Но в тесноте, как говорится, да не в обиде. Лучше, когда тесно, чем когда пусто.

— По крайней мере, сейчас, — беззвучно добавил Ит.

Фэб глянул на него — но Ит на взгляд, против своего обыкновения, не ответил. Он чувствовал этот взгляд, требовательный, повелительный — но так и не повернул головы.

Лгать. Сейчас придется лгать, и к этой лжи нужно подготовиться, причем так, чтобы не поняли. Не поняли, не догадались, не осудили. Он уже сам судил себя, он чувствовал, что снова в нем что-то надломилось — уже в который раз, и всё бы ничего, но к этому надлому надо привыкнуть, а он пока что еще не успел.

— Не надо, — беззвучно произнес Фэб. — Зря.

— Надо, — так же беззвучно ответил Ит. — И не зря. Ничто не зря. В этой жизни всё происходит только для того, чтобы мы сумели понять что-то новое. Порой это больно. Но неизбежно.

…В терминале было людно, и они сначала долго проходили таможню, а потом полчаса ловили на ленте свои чемоданы и сумки. Кажется, вся эта суета принесла толику облегчения — по крайней мере, Ит перестал думать о том, что произошло в том лесу под Данангом, а сосредоточился на более близких и более важных вещах. Чемоданы. Баулы с подарками. Кофры с личным инструментарием, оранжево-зеленые, противоударные. Еще кофры, на этот раз с «наукой», был заказ от московских биологов, им передали, они привезли.

Потом они долго лезли со своим хабаром сквозь толпу, выискивая глазами своих, и, наконец, Кир, уронив сумку Скрипачу на ногу, принялся махать руками, а Фэб закричал:

— Девчонки, мы здесь! Эй!.. Берта, мы здесь!..

И толпа как-то сразу кончилась, и Ит увидел, как они бегут навстречу — Даша с Верой впереди, Берта следом. Ит тоже уронил сумку, не разобрав, на кого, и кинулся вперед — к дочке.

…И с каждым шагом он ощутил, что Дананг с его вечным дождем и болью остаются там, на летном поле, в воздухе, во мгле, а сейчас, теперь, вот уже очень скоро — всё будет иначе. Совсем иначе. Будет Новый год, елка, пироги; и тепло, и гирлянда скоро замерцает в полутемной комнате, и кот придет погреться на колени, и самое главное, самое…

— Папка, как же я скучала! — выпалила Даша, повисая у Ита на шее.

— Я тоже очень, очень скучал, зайчик, — бормотал Ит, гладя дочь по волосам. — Три месяца всего, а ты так выросла…

— Мама сказала, что джинсы новые нужны, да… Пап, я первое место заняла на союзе, представляешь? — Даша чуть отстранилась, Ит поймал ее взгляд — удивление удаче, и та сила, молодая, рьяная, которая, как ему казалось, давно уже отступила от него самого. — За тот рассказ!

— Который про палочки на обоях?

— Ага!

— Какая ты у меня умница, — похвалил Ит, вставая. Всё это время он сидел на корточках… впрочем, в этом уже не было необходимости. Одиннадцатый год, она ведь уже большая… привычки, привычки…

— Привет, родной, — Берта подошла, и он обнял ее, и Скрипач тоже обнял, и они с минуту стояли втроем, пока Фэб и Кир обнимались с девчонками. — Мы скучали…

— И мы скучали, — отозвался Скрипач. — Бертик, ребят пустим?

Он, конечно, имел в виду вторую маленькую квартиру и Гела, Олле и Зарзи.

— Пустим, в чем вопрос. Только пускай они сами за бельем зайдут.

— Зайдут, конечно, — Ит тихонько поцеловал Берту в ухо, ощутив запах знакомых духов, и она в шутку погрозила ему пальцем. — Что с работой?

— Дома расскажу…

Дома.

Это, конечно, очень хорошо, что вот так. Что дома. Что он есть, этот дом, и что в нем порой до боли и слёз хорошо, и что это так важно, и так прекрасно…

Вот только — ветер.

Тот самый ветер, он уже где-то неподалеку. Просыпается, расправляет крылья. Взлетит и позовет, и не удержишься. Сам знаешь, что не удержишься, но пока гонишь от себя само воспоминание об этом ветре, потому что еще не время.

Ветру — пока не время.

А время Новому году, семье, девчонкам, Дашиной победе и Вериной выставке, время этому несносному черному коту, который любит играть в охоту посреди ночи, время обычной и, скажем так, очень неплохой жизни. Время елке, подаркам, шампанскому, огонькам гирлянды, тазикам салатов, мандаринам, магазинам, суете, праздничным платьям и домашним майкам, потому что ни Фэба, ни Кира без особой нужды в парадную одежду не засунешь; время запаху лаванды, ванили и грецких орехов; а еще они обязательно будут вырезать из фольги снежинки и звездочки и клеить их на окна. Время — этому всему, и ничему другому.

И время — забвению.

Может, оно и к лучшему…