Наставник Его Величества

Глава 11-20

Глава 11

Ночью мне приснился старый китаец с длинными седыми волосами и такими же длинными усами, который с палкой ходил вокруг меня и что-то назидательно говорил, жестикулируя правой рукой.

Китайцы были как бы наши полубратья, мы у них оттяпали немало земель. В 1895 году по окончании японо-китайской войны по Симоносекскому мирному договору Ляодунский полуостров перешёл в ведение Японии. Россия, Германия и Франция надавили на Японию, и та вернула Китаю бывшие уже в японских руках китайские территории. Но Япония ничего не забыла и не хотела забывать.

В 1897 году наша эскадра зашла в незамерзающий порт Люйшунь, названный Порт-Артуром по имени английского лейтенанта Артура, чинившего свой корабль в этом порту. Придя как бы в гости, мы построили там военно-морскую базу для защиты китайцев от японцев. В 1898 году в Пекине была подписана Русско-китайская конвенция, по которой порт вместе с прилегающим Квантунским полуостровом был передан России в аренду на 25 лет. Ляодунский полуостров с прилегающими островами позднее составил Квантунскую область и в 1903 году вместе с Приамурским генерал-губернаторством вошёл в состав Дальневосточного наместничества.

В это же время строилась железная дорога, ответвляющаяся от Транссибирской железнодорожной магистрали, проходящая по территории Маньчжурии и соединяющая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Эта дорога, названная Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД), принадлежала России и была одной из причин русско-японской войны. Во время этой войны в 1904 году через год после постройки КВЖД японцы осадили Порт-Артур и в течение одиннадцати месяцев вели его осаду. В 1905 году крепость Порт-Артур пала, хотя солдаты и офицеры хотели продолжить её защиту. Но потом по Портсмутскому мирному договору все права на Порт-Артур и на весь Ляодунский полуостров (территория Квантунской области) перешли Японии.

Кстати, если посмотреть на топографические карты Китая, то они изобиловали названиями типа Большая Бутунда, Малая Бутунда и Средняя Бутунда. И было их столько много, что была отправлена специальная комиссия, чтобы выяснить причину наличия огромного количества одинаковых названий. Оказалось, что топографы, ведущие съёмку местности, по-русски спрашивали у китайцев, как называется та или иная высота или деревня. На это китайцы по-китайски им отвечали: Бутунда (budongde) — что обозначает — не понимаю. Ну, Бутунда, так Бутунда, дикий народ, других названий не имеет.

Я всё это помнил во сне и напряжённо вспоминал китайские слова, которые я заучивал на всякий случай, если ЕИВ всё-таки решит вспомнить о братских русско-китайских отношения и попробует освободить Порт-Артур. Китайские слова я так и не вспомнил, тогда я постарался запомнить всё-то, что говорил старик как мелодию и проконсультироваться у одного ходи, который работал холодным сапожником на подходе к городскому рынку.

Выйдя пораньше из дома, я подошёл к ходе (его так все называли, совершенно не представляя, что ходя — это искажённое китайское слово «хуоцзя — huojia», то есть бандит, разбойник). Ходи занимались контрабандой, носили ткани, в основном шёлк или банчки (плоские фляжки из оцинкованной жести) с китайским рисовым спиртом, а монополия на спиртное была в руках царя и его правительства.

— Ходя, — сказал я, — что обозначает вот это? — и пропел ему как песню то, что запомнил: Во ши Кхун цзы. Ни цхун минда хайцзы хэ нэн гоу мин бай во суо шуода хуа.

— Мальчик, а ты не китаец? — спросил меня ходя. — Ты очень точно воспроизвёл слова великого учителя Конфуция, который сказал, что ты умный мальчик и сможешь понять, что он тебе говорит. Прислушайся к Учителю и делай так, как он советует, возможно тебе предстоит свершить великие дела. А сейчас иди, видишь сколько пар обуви нужно починить, чтобы заработать себе на кусок хлеба.

— Похоже, что мне открылся канала бесплатного богатства, — полумал я. — Где и в каком месте ты сможешь вот так запросто получить тысячелетнюю мудрость, идущую к тебе в руки прямо от источника. Как я понял, мне открылся метод изучения китайского языка методом пения, потому что в языке четыре тона и соединять слога с разными тонами можно только песенным методом, привыкая к музыкальному воспроизведению разных тонов в одном слове.

Старый китаец снился мне каждую ночь и снился до тех пор, пока я не стал внутренне понимать, что он хочет от меня. Я начал петь во сне, но петь внутренне, а не распевать на всю нашу коммунальную комнату, мешая своим родным спать.

— Во и цзин шуо гуо — ни цхун мин де хайцы (Я уже говорил, что ты умный мальчик), — говорил мне учитель Кхун Цзы, — ты начал изучать язык как песню. Песни запоминают намного быстрее, чем какую-то учёную истину. Слушай меня и запоминай, тебе это скоро пригодится.

Основой любого государства являются: 1. Благородный муж. 2. Человеколюбие. 3. Правила ритуала.

Управлять государством должны благородные мужи во главе с государем — «сыном неба».

Устранить деление людей на «высших» и «низших» невозможно.

Высшими должны стать не по происхождению, а по моральным качествам и знаниям.

Благородный муж — это человек, который всем своим поведением утверждает нормы морали.

«Если выдвигать справедливых и устранять несправедливых, то народ будет подчиняться».

Главная задача благородных мужей — воспитать в себе и распространить повсюду человеколюбие: попечение родителей о детях, сыновнюю почтительность к старшим в семье и справедливые отношения между теми, кто не связан родственными узами.

«Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям — это основа человеколюбия». И главное: «не делай другим того, чего не желаешь себе».

Из этого вытекают правила ритуала: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном».

Государь должен относиться к подданным, как к своим детям, заботиться о достатке продовольствия в стране, защищать её оружием и воспитывать народ.

«Воспитание подданных — важнейшее государственное дело, и осуществлять его надо силой личного примера. Управлять — значит поступать правильно».

Народ же обязан проявлять сыновнюю почтительность к правителям, беспрекословно им повиноваться.

«Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклоняться от наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд и исправляться».

Глава 12

Всё это мне снилось в течение года и сопровождалось беседами Учителя и Ученика. Я знаю, что никто не удивился написанию слова учитель с прописной буквы, но все заволновались от того, что слово ученик тоже написано с прописной буквы. А почему ученик Учителя не может быть Учеником? Задача каждого ученика превзойти своего учителя и развить или опровергнуть полученные знания, иначе все полученные знания являются старыми книгами, которые сто лет пылились в старом чулане и попали снова в другой чулан для покрытия совершенно другой пылью.

Однажды по дороге из училища домой я зашёл в книжный магазин и спросил, есть ли у них в наличии китайские книги.

— Немного, но есть, — сказал мне с улыбкой молодой приказчик, — вот как выучите язык в университете, то обязательно приходите к нам, и я дам вам самую дорогую китайскую книгу.

— А можно мне посмотреть на неё? — спросил я.

— Если это будет вам полезно, — сказал приказчик и принёс раздвижную лесенку, чтобы снять книгу с самой верхней полки.

Взяв в руки книгу, приказчик дунул на корешок, и видимая струйка пыли слетела с её страниц. Это была книга Кхун Цзы (Конфуций) «Лунь юй» («Суждения и беседы»).

Я открыл книгу и стал читать её! Я читал и удивлялся, что это я, десятилетний мальчик, стою и читаю книгу на китайском языке, которую написал китайский философ, которого на западе называют запросто Конфуций, примерно так же, как запросто называют более молодых философов Сократа, Цицерона и других.

Я так углубился в чтение, что не заметил, как около меня образовалась группка посетителей магазина, удивлённо смотрящая на ученика реального училища с увлечением читающего, а, может быть, и не читающего, а с удивлением смотрящего на диковинные иероглифы далёкого Китая в старинной книге и оторвался от книги только тогда, когда кто-то потряс меня за плечо.

Предо мной стоял мужчина с окладистой бородой и в костюме интеллигентного покроя.

— Вы знаете, что это за книга? — спросил он меня.

— Да, знаю, — сказал я, — это книга китайского философа Кхун Цзы, учителя Кхуна и называется она «Суждения и беседы».

— Интересно, — протянул с удивлением мужчина, — а ты знаешь, что обозначает фамилия Конфуций?

— Каждая фамилия что-то да обозначает, — сказал я, — например, Цицерон. В переводе с латинского Горохов. Греческий Киник — это обыкновенный циник, а фамилия Кхун переводится как нора, щель, способность пролезть, пронырнуть в любую щель и по-русски его можно назвать Проныра или Проныров.

Общий смех и аплодисменты прервали мои разглагольствования о переводе фамилий на русский язык, а я ещё не дошёл до западных фамилий. А как вы хотели? Вот звонкая фамилия Брик переводится просто как Кирпич. Карпентер — Плотник-каретник. Пламбер — Слесарь-сантехник. Кольт — Жеребёнок. Обама — Кривой. Буш — Куст. Трамп — Козырь. Купер — Бондарь. Бэйкер — Пекарь. Шепард — Пастух, чабан. Чапмен — Торговец. Бонд — Выходец из крестьянского сословия. Спенсер — Кладовщик. Батчер — мясник. Миллер- мельник. Тэйлор — портной. Кук — повар. Борн — Ручей. Барбер — Парикмахер. Аккерман — Пахарь.

— Замечательно, — сказал мужчина с бородой. — Я дарю вам эту книгу.

Как-то это было сказано по-купецки, с размахом и очень напоминало ставший классикой анекдот, типа: «Мальшик, канфетку хочишь?».

— Спасибо, — сказал я, — но дети не должны принимать подарки от взрослых людей.

Мой ответ остудил собравшихся, и все разошлись по своим полкам.

— Извините, молодой человек, — сказал бородатый, — я не должен был так говорить. Просто нашему магазину исполнилось сто лет и эту книгу впервые за сто лет кто-то попросил показать. Когда вы придёте с родителями, книга будет дожидаться вас на прилавке с дарственной открыткой, потому что мне как-то не с руки делать дарственную надпись на книге одного из великих людей человечества.

Мой резкий кивок головой означал, что его слова приняты, произошедшее забыто и вообще: честь имею. Щёлкание каблуками было излишним для ребёнка. Нащёлкаться ещё успеем.

По дороге домой я зашёл на рынок к ходе. Для меня он был уже не ходя.

— Цзунь цзинь де сие цзян сиень шэн! Ни туй во де юаньджу хэнь та, сие сие нинь (Глубокоуважаемый господин сапожник! Я благодарю вас за большую помощь мне), — сказал я и сапожник чуть было не свалился со своего стула. Хорошо, что Кондратий его не хватил.

Ещё пару раз ко мне во сне приходил Учитель Кхун и рассказывал о Троецарствии, во время которого выживали те, кто умел выявить наиболее сильный клан, к которому нужно присоединиться и знать момент, когда клан ослабеет, чтобы успеть выбрать другой. Он мне показал огромную книгу, которая имела название «Хун лоу мэн» (Сон в красном тереме) и рекомендовал прочитать её.

— А если ты ещё прочитаешь «Цзин пхин мэй» (Цветы сливы в золотой вазе), — сказал Учитель Кхун, — то ты сможешь повелевать не только мужчинами, но и женщинами. Я вижу, что ты выглядишь как пресыщенный знаниями человек, поэтому дальше ты должен заняться самообразованием, но не нужно торопиться показывать свои знания, чтобы сильные люди не навредили тебе, пока ты не набрал достаточно сил.

Он попрощался и исчез в голубом тумане, поднимавшемся от горизонта.

В эти ночи я практически не отдыхал и просыпался по утрам с тяжёлой головой, как будто я всю ночь работал, не смыкая глаз.

Отдохнув примерно с неделю, я начал ложиться спать с внутренним заданием, чтобы мне приснился кто-то из специалистов европейских языков, немецкого и английского, но сколько я ни ставил себе задач вызвать европейских учителей, никто мне не снился. Пришлось заниматься языками самому, благо в первой жизни я в военном училище получил квалификацию военного переводчика немецкого языка.

Во время самостоятельных занятий я заметил, что как только я начинаю заниматься изучением языков, так на меня нападает сонливость и зевота до слёз в глазах не даёт заниматься. Здесь нужно напрягать силу воли, чтобы преодолеть этот синдром и боязнь большого объёма информации. Это всегда так бывает при изучении иностранных языков. Человек боится того, что он будет забывать ранее выученные слова и дальнейшее изучение языка окажется бестолковым занятием. Главное — не бояться. Ранее изученные слова при повторении запоминаются крепко и часто применяются в разговорной практике.

Глава 13

Моё поведение и результаты учёбы в реальном училище не вызывали беспокойства у моих родителей, и я спокойно занимался тем, что могло быть важным в дальнейшей жизни. Я запоем читал книги, как на приключенческую тематику, так и военную литературу, которой было очень немного, так как страна наша была сравнительно миролюбивой и не лезла в разные конфликты и усмирение соседей, пытавшихся установить в своих странах элементы демократии и свободы волеизъявления, поэтому военных мемуаров было мало. Все имевшиеся мемуары посвящались учёбе в военной академии и проведении манёвров, за что тот или м иной генерал получал высокий полководческий орден. Как это в моих ранних стихах? И нет войны для честной славы, но льётся реками вино… Армия без войны захиревает. Тетивы у луков трескаются и сворачиваются в клубок, обрываясь в нескольких местах при попытке пойти пострелять в цель. Наконечники у стрел ржавеют и уже не держатся на стрелах. Сабли не вынимаются из ножен, мушкеты облюбованы пауками, а шомпола используются в качестве вертелов при жарке мяса.

Армия должна воевать. Раз в декаду каждого века армия должна выступать в поход и возвращаться с победой, какой бы маленькой ни была война. Во-первых, поднимается патриотический дух народа. Во-вторых, крепнет боевой дух солдат. В-третьих, о стране начинают узнавать во всём мире и начинают больше уважать.

Как это у меня были стихи на эту тему ещё в первой моей жизни?

Нет в России конституций,

Остаётся все, как встарь,

И без западных инструкций

Правит русский государь.

На него глядят с опаской,

Вдруг найдёт какая блажь,

Сала с Сечи Запорожской

Принеси ему, ублажь.

То трясутся в страхе турки,

То молчит угрюмый швед,

Облетают штукатурки

От салютов в честь побед.

Повоюет, ляжет в спячку,

Проведёт ли крестный ход,

Чтоб потом пороть горячку,

Созывая всех в поход.

Господа офицеры были негласно поощряемы руководством брать длительный отпуск, который они использовали для участия в какой-нибудь войне в качестве волонтёра, то ли рядовым в иностранном легионе, то ли сержантом в африканской армии, хотя у себя на родине он был бравым командиром роты и сверкал позументами погон. По возвращении из «отпуска» офицер писал краткий отчёт о ходе боевых действий, новшествах в тактике и вооружении, что необходимо учитывать нам в случае внезапной войны. Естественно, он представлял реляции о себе от командиров действующей армии, что учитывалось в производстве в следующий чин, награждении внеочередным орденом и повышении по службе.

Семидесятый год в этой жизни сильно отличался от того, что был у меня в первой жизни. В наше время тоже было сословное разделение, но это не было так заметно. Все партийные бонзы кричали о своём пролетарском происхождении и пользовались номенклатурными распределителями для обеспечения самого себя и членов своей семьи. Машины имели начальники и зажиточные люди, хотя в развитых капиталистических странах простые люди жили несравненно лучше, но нам из всех утюгов кричали, что капитализм грабит и уничтожает свой народ, но нас за границу не выпускали, чтобы мы не видели следы этого грабежа и уничтожения народа. Берегли наши нервы.

Технический уровень развития был несравненно выше. Великая война в той жизни мобилизовала все силы и потенциал народа на победу, что дало невиданный толчок научно-техническому прогрессу, в основном капиталистического мира, а в этой жизни у нас спокойная жизнь, не тревожимая никаким информационным бумом, в мгновения ока, связывающего тебя с любым объектом в любой точке мира. Мы ходили в гости, принимали гостей. Грамотные люди писали письма своим родственникам и получали от них ответы по истечении пары недель. Интеллигенция ходила в театры и, а мы довольствовались цирком «шапито», где проводились чемпионаты по поднятию тяжестей и борьбе.

Мать говорила мне:

— Ты должен прилежно учиться, чтобы стать представителем интеллигенции и сидеть в театре, а не в цирке, где пахнет ослиной мочой и потом силачей и борцов.

Я кивал ей головой и думал о том, как бы мне побыстрее вырасти и развернуться во всю свою силу.

— Сиди и не рыпайся, — говорил я сам себе, — Илья Муромец сидел на печи тридцать лет и три года, а потом встал, потянулся и наподдавал люлей всем врагам земли русской. Или, например, Иисус Христос. В тридцать три года он принял на себя все грехи человечества и помер на кресте, будучи на третий день вознесённым к Отцу своему. Что случилось от того, что он принял на себя грехи человеческие? А ничего. Люди ещё сказали, что мало он грехов принял, потому что оставшихся грехов столько, что не хватит никаких Иисусов, чтобы очистить землю от греха. Хочешь не хочешь, а остаётся только одно действенное средство — Великий потоп и избранный Ной, который соберёт на ковчеге каждой твари по паре и причалит у подножья горы Арарат. И начнётся всё снова и так до следующего Потопа.

Я никому не говорил свои мысли, потому что набожность в нынешнем обществе была большая и большинство граждан скрывали свои мысли, чтобы не быть подвергнуты церковному наказанию за богохульство. Что-то осмелели попы после ухода Петра Столыпина, да и меня из того мира.

Глава 14

Важные известия приходят, как правило, внезапно, когда их совсем не ждёшь.

Мой классный наставник губернский секретарь Викентьев Анастас Иванович на перемене дал мне газету и сказал, чтобы я отправлялся домой и прочитал родителям отмеченную красным карандашом новость.

Перед моим уходом он потрепал меня по причёске и сказал:

— Терпение и труд всё перетрут. Мы ещё покажем миру, кто такой баронет Туманов Олег Васильевич.

— Е… … … … … мать, — выматерился я про себя трёхэтажным матом, — сразу вспомнив о том, что за время служения в армии СССР и Российской империи матерный язык стал таким же естественным языком, как и впитанным с молоком родной матери. Нет, не матери, а мамы.

В своё время императрице Екатерине Второй предлагали взять на себя титул матери империи, или матери народа. Но чистокровная немка, знавшая русский язык получше коренных носителей его, категорически отказалась, зная, как используется слово «мать» внутри возглавляемой ею империи. Как бы кричали офицеры, поднимая в атаку своих солдат? За императрицу, вашу Мать! Почему ты не уважаешь императрицу, твою Мать! За здоровье императрицы, вашей Матери. И как бы солдаты, сидя в окопах, поминали императрицу, ихнюю Мать.

Я стоял и думал, почему я вдруг выматерился, получив в руки газету с объявлением о своём баронетстве, и понял, что выматерился я от восторга, что всё сдвинулось со своего места и я начал восхождение на тот уровень, который остался в прошлой жизни. В моей первой жизни в училищный период я матерился как сапожник, сам не видя того, что это выглядит очень нехорошо. И так было бы и дальше, если бы мне, молодому офицеру, не сделал замечание мой ровесник и выпускник гражданского ВУЗа. Это меня остановило, и я представил себя глядящим на себя со стороны в хулигански надетом мундире с золотой фиксой во рту и кривым ножиком в кармане. И сразу дал себе команду: стоп! так нельзя! Материться только по делу!

И вдруг мне так захотелось курить, что аж в ушах зашумело. Я прекрасно помню, как я закурил в первый раз. Мне было лет четырнадцать и каждое начало учебного года мы проводили на полях пригородных совхозов, убирая то картофель, то турнепс, отдельные клубни которого были очень даже сладкими.

Мы так покуривали по-детски, не в затяжку, чтобы показать, что мы уже относительно взрослые люди. Вкусного мы ничего не находили, но чем же нам ещё выпендриться перед нашими девчонками?

Подходящие по цене и качеству сигареты были привезёнными из Болгарии и Югославии, которые считались как бы нашими заграничными республиками. Ребята постарше показали нам, как нужно затягиваться, вдыхая дым в себя и выпуская его через нос. После первой затяжки я чуть было не упал от головокружения и думал, что всё, больше я не буду курить, но коллективный синдром потихоньку уничтожил мои здравые мысли. Я стал курить в затяжку, уничтожая свои лёгкие и насыщая свой организм никотином и канцерогенными смолами.

Затем в военном училище просто невозможно было бросить курить, потому что каждый перерыв в занятиях имел название «перекур». И что было делать некурящему человеку, когда весь взвод сидел в курилке и травил байки, а некурящий, как неприкаянный, сидел в сторонке? Хочешь не хочешь, а закуришь.

Был у нас здоровенный парень из Западной Украины — Буковины — Вася Тарновский, спортсмен-культурист, который страдал от того, что он некурящий и пытался научиться курить. Как мы его ни отговаривали, ничего не получалось. Мы ему даже давали сигареты с нарезанными ногтями с пальцев ног. Его дико рвало от этих сигарет, н он не сдавался. А потом сказал:

— Да ну вас всех нахрен с вашими погранвойсками и сигаретами, поеду я лучше к своей Маричке, которая меня ждёт не дождётся, — и уехал дослуживать положенный срок в Забайкалье.

Чего-то желание закурить позвало меня к воспоминаниям о моей первой жизни. Курсанты получали не так много денежного содержания, и почти все были в одном и том же положении. Но у одних были деньги на сигареты, а у других их почему-то не оказывалось и становились они стрелками, то есть ходили и стреляли сигареты. Стоит достать из кармана пачку сигарет, как тут же налетало человек пять-десять стрелков и от твоей пачки оставались рожки да ножки. А посему для стрелков покупались отдельные сигареты с названием «Партизанские» или «Архар» с ценой в шесть копеек, которые продирали аж до жопы. Дашь стрелку такую сигарету, дашь ему прикурить и смотришь, как он курит. Кроме как садизмом такой процесс и не назовёшь. И вот подумайте, какой офицер может получиться из стрелка?

Мне же сейчас пришлось отказаться от желания закурить. Кто бы мог понять одиннадцатилетнего мальчугана с папиросой во рту? Я бы и сам это не понял. И вообще, в конце второй жизни я окончательно бросил курить и ни на секунду не пожалел того, что отказался от вредной привычки. Сколько времени я высвободил для того, чтобы заниматься полезными делами.

Дома была только мама. Я прочитал ей статью губернского репортёра о том, что королева английская впервые в истории присвоила титул баронета незаконнорождённому старшему сыну графа Китченера — моему деду и что этот титул передаётся только старшим сыновьям прямых потомков новоиспечённого баронета. Получается, что мой отец — старший сын моего деда становится баронетом, а его братья нет, потому что они рождены от разных матерей. Его императорское Величество Алексей Второй также впервые в истории подтвердил его баронетское дворянское достоинство и распространил его на всех потомков баронета — моего отца, то есть на меня и моего брата с записью в Бархатную книгу дворянских родов России с титулованием Ваше благородие. У нас не английская система передача титулов, а я был вторым сыном. Это уже не личное дворянство по чинам, а настоящее столбовое дворянство с гербом.

Вот это да. Не было ни копейки, а тут сразу и алтын.

На работе у отца тоже произошли изменения. Так как дед не дожил до радостной вести, то наследником титула баронета стал мой отец и его сразу вызвали в контору завода, где управляющий торжественно сообщил, что Его благородие Василий Туманов временно назначается мастером участка механического цеха с большим по тем временам окладом денежного содержания. Моего отца от этих известий чуть удар не хватил. А по возвращении на рабочее все его товарищи уже несколько сторонились его, называя Вашим благородием.

Наутро отец пошёл на работу в праздничной одежде, так как работа мастера не предполагала копошение в грязи, но дела на участке заставили временного мастера окунуться в гущу цеховых задач для выполнения дневного задания.

— Ну, ты, Ваше благородие, рабочей хватки не потерял, — говорили ему старые друзья, пожимая руку, а управляющий похвалил за личное участие в выполнении плана, но порекомендовал не развивать панибратские отношения на производстве.

Домой отец шёл как мастеровой, загулявший в воскресный день и немного перебравший в шинке.

Анастас Иванович, как доверенное лицо графа Китченера, принёс распорядительное письмо об оплате дома баронета и сообщил, что августа пятого числа одна тысяча девятьсот семьдесят первого года нам надлежит прибыть в столицу для представления ЕИВ и определению меня на учёбу в кадетский корпус.

Глава 15

Время до августа проскользнуло как один миг. Если хотите, то я могу рассказать вам, что представляет из себя один миг. Хотя, я об этом уже как-то говорил.

Глобально об этом высказался только Омар Хайям: «Твой приход и уход не имеют значенья, просто муха в окно залетела на миг».

Ладно, об этом как-нибудь потом. Все наши помыслы были заняты покупкой нового дома, соответствующего нашему титулу, его обустройством и подготовкой к поездке в столицу для высочайшего представления.

Почему я так подробно это описываю? Подумаешь, поездка в столицу и обратно. Эка невидаль. Именно невидаль. Представьте себе рабочего на заводе, который волею судьбы взлетел в баронеты, и вся семья его с простейшим образованием взлетела на его высокий уровень. Это примерно, как чукча, которого по царскому указу переселили из яранги в бескрайней тундре в двухкомнатную квартиру хрущёвского типа. А если не усложнять, то представьте себе небольшую компанию интеллигентов, в которой случайно оказались крестьянин из села и рабочий с местного завода. Вот тут сразу и попрёт вверх образовательный уровень собравшихся и нормы поведения разных социальных групп. Политически это называется социальное расслоение. Что почитается в одном социальном слое, то абсолютного игнорируется в другом. За обучение нашей семьи взялся Анастас Иванович, который был как бы прикреплён к ней каким-то высшим руководством. Меня манерам учить не надо, я и так удивлял всех моих домашних тем, что требовал себе к вилке и нож, чтобы по-нормальному поесть то или иное мясное блюдо и мне обязательно была нужна салфетку, чтобы не испачкать одежду во время еды.

Однажды во время домашних занятий я прочёл всем небольшую лекцию о том, что и как едят.

Бутерброды, сандвичи берут руками, если они подаются с напитками до начала обеда. За столом же бутерброды едят с помощью вилки и ножа.

Сыр берут специальной вилкой и кладут на свою тарелку, а с неё на хлеб или тонкое сухое печенье; плавленый сыр намазывают на ломтики хлеба ножом, используемым для масла.

Колбасу, окорок, ветчину, буженину подают к столу нарезанными. Их кладут к себе на тарелку и едят своим ножом и вилкой.

Сосиски ни в коем случае не берут руками. Едят их с помощью ножа и вилки.

Если вы захотели съесть яйцо всмятку, острым концом чайной ложки аккуратно снимите скорлупу с верхушки яйца. Можете обмакнуть в полужидкое содержимое кусочек хлеба. Можно воспользоваться и чайной ложкой. Но никогда не выпивайте содержимое прямо из скорлупы.

Паштеты обычно едят вилкой, но можно и ложкой; в этом случае лучше намазать паштет на кусочек хлеба.

Почти все холодные закуски, будь то рыбные, мясные или овощные, переложенные на вашу закусочную тарелку, едят при помощи ножа и вилки. Ножом вы отрезаете от рыбы, мяса или овощей небольшой кусочек, придерживая его вилкой, а затем накалываете на вилку и направляете в рот.

Икру — зернистую или паюсную — чаще всего едят со сливочным маслом. Поэтому на тарелку берут и то, и другое. Взяв в левую руку кусочек хлеба, ножом, держа его в правой руке, накладывают на хлеб немного масла, а на него — икру. Подготовленный таким образом небольшой бутерброд левой рукой направляют в рот. Затем эту операцию повторяют. Можно есть икру и так: ломтик хлеба (или половину) кладут на тарелку рядом с икрой и маслом. Придерживая хлеб указательным и большим пальцами левой руки, делают бутерброд, а затем отрезают от него по небольшому кусочку, накалывают его на вилку и направляют в рот. Так же едят икру из баклажанов, кабачки и др.

— Откуда ты всё это знаешь? — больше всех удивилась моя мама. — Ты же никогда не был дворянином и никогда не ел то, о чём нам говоришь.

— Не знаю, — сказал я, — но мне кажется, что в нашем роду были дворяне, как вот, например, папенька наш был газосварщиком, а стал баронетом. Есть такая наука генетика, так вот она говорит, что у каждого человека есть генная память, передающаяся из поколения в поколение при помощи генов.

— А что такое гены? — спросил мой отец.

— Это трудно объяснить, — сказал я, — но попробую. Мы все состоим из белков, их в каждом организме примерно пятьдесят или шестьдесят тысяч. Эти белки образуют молекулы, которые называются дезоксирибонуклеиновая кислота, то есть кратко ДНК. Часть этой молекулы и называется ген. От набора этих генов зависит, кто мы такие, мужчины или женщины, тупые или умные и так далее и вот эти молекулы и передаются из поколения в поколение.

Все посмотрели на меня как на человека, у которого с генами не всё в порядке и стали слушать Анастаса Ивановича, который всё-таки губернский секретарь, а это как подпоручик и он уже давно титулуется Вашим благородием.

Когда со мной обращаются так, то я обязательно вспоминаю Нагорную проповедь Иисуса Христа, и там все прописано, как нужно вести себя в данной ситуации. А сейчас я сидел вдалеке от них, думал о чём-то своём, у меня было прекрасное настроение, пока вдруг не вспомнились стихи, написанные ещё в той первой жизни.

Сани быстро пролетели

Незнакомый хуторок,

Новогодние метели

Не оставили дорог.

Солнце спряталось за тучи

И закончился денёк,

Поворачивай-ка, кучер,

В дом, где светит огонёк.

Заночуем в этом доме,

Тянет всех зимой к теплу

На перину из соломы

И сверчок поёт в углу.

Вот тесовые ворота,

Справа вход, залаял пёс,

Мужской голос со хрипотой:

Что за гостя Бог принёс?

Открывай, хозяин, двери,

Из Москвы я, лейб-гусар,

Не доехал я до Твери,

Путь не видно, конь устал.

В чистой горнице уютно,

На божнице Спаса лик,

Пахнет щами, очень вкусно,

От порога — половик.

Из-за яркой занавески

Вышла девушка-краса,

На ушах блестят подвески

И до пояса коса.

Чарку с водкой мне выносит,

На закуску — огурец,

На поднос кладу целковый,

Улыбается отец.

Стол накрыли как на праздник,

Каша, щи, грибы и мёд,

Труд крестьянина не праздный,

Знает день, что кормит год.

Звать хозяина Прокофий,

Дочку Аннушкой зовут,

Извините, барин, кофий

В доме нашем не дают.

Самовар запел нам песню

Про далёкие края,

Мне в мундире стало тесно,

Где ты, трубочка моя?

За степенным разговором

Я узнал про урожай,

Что Прокофий с дочкой, вдовый,

Да и жизнь в глуши не рай.

Проезжал недавно Пушкин,

Что-то в книжечку писал,

Дочке дал серёжки в ушки,

А недавно услыхал,

Что издал писатель повесть

О гусаре молодом,

От любви забыл он совесть

И увёз в господский дом

Раскрасавицу-крестьянку,

Бросив батьку бобылём…

Ложись, барин, на лежанку,

Завтра в Тверь тебя свезём.

Утром выехал я рано,

Светит полная луна,

На груди болела рана

И душа любви полна.

К чему бы всё это? Вероятно, к тому, что впереди ждёт меня военная служба, раскрасавица и нечаянная любовь там, где даже и не подумаешь, и дальняя дорога.

Глава 16

От Вятки до Питера ехать не так далеко. Сутки до Москвы и половина суток до Питера. Пересадка в Москве.

Мне уже приходилось ездить из Сибири в Петербург с пересадкой в Москве, так что всё было как бы и знакомо.

С видом знатока я спросил у проводника:

— Колея всё ещё пятифутовая? (то есть 1524 мм шириной).

— Так точно, Ваше благородие, — козырнул мне проводник по-военному, как бы выражая уважение моей форме ученика реального училища, — пока пятифутовая, но уже начали работы по перешивке колеи на четыре фута одиннадцать и пять шестых дюйма.

Все мои домашние и Анастас Иванович просто остолбенели от моих познаний, вопроса и ещё более от познаний проводника, молодого парня, похоже подрабатывающего проводником в свободное от учёбы время. Как бы то ни было, но должности на железной дороге, государстве в государстве, всегда были высокими, а, возможно, парень слушатель заочных курсов инженеров министерства путей сообщения и имеет профессиональные познания в вопросах железнодорожного транспорта.

Вопрос я задал не праздный. В ширине железнодорожной колеи по всему миру идёт разноголосица и ширина колей колеблется от 1676 мм (пять футов и шесть дюймов) до 600 мм (один фут одиннадцать и пять восьмых дюйма). И даже наша самая первая железная дорога в Царское Село была шириной 1829 мм (шесть футов с миллионными долями).

Как всегда, это бывает в нашей истории, наши инженеры приняли стандарт 1524 мм, то есть ровно пять футов, чтобы не возиться со всякими футами и сотыми долями дюймов. А европейцы чуть попозже нас договорились о европейском стандарте в 1435 мм, то есть четыре фута и восемь с половиной дюймов. Вот и получилась разница в восемьдесят девять миллиметров, из-за которой ни мы по-человечески не можем въехать в Европу, ни европейцы точно так же не могут без возни проехать по территории Российской империи.

В моей первой жизни в мае одна тысяча девятьсот семидесятого года началась перешивка колеи на стандарт 1520 мм (четыре фута одиннадцать и пять шестых дюйма).

Во второй жизни я предлагал Петру Аркадьевичу Столыпину, как премьер-министру крупнейшей европейской державы собрать европейскую конференцию по железнодорожным стандартам и договориться о единой ширине колеи, а также создать консорциум, который и будет заниматься перешивкой старых колей. В Европе был стандарт 1435 мм (четыре фута и восемь с половиной дюймов). Там только у Испании и Португалии был размер колеи 1668 мм. Колею пришлось бы перешивать нам и нам бы это было выгодно, так как обеспечивалась бы большая занятость населения, а железных дорог в России первой четверти двадцатого века было не так много. Переговоры пошли полным ходом, купцы за эту идею ухватились крепко, выгодно свои товары одним махом да на курьерской скорости провезти от Владивостока до Лиссабона. Однако, сначала ушёл Пётр Аркадьевич, а затем и я. И вот результат — идёт перешивка на стандарт 1520, как и в первой моей жизни. Похоже, что они, жизни, где-то соприкасаются, а, возможно, что во власти не тот рулила и он крутит баранку управления государством, как ему вздумается, или у него руль из рук вырывают. Столько проблем, а из-за возраста мне нужно думать только о рогатках и бросании камней в воду, подсчитывая «блинчики» и хвастаясь результатами.

Взрослые восхищаются книгой Корнея Ивановича Чуковского «От двух до пяти», которую я читал в первой жизни, умиляясь глупостями маленьких детей. А если с ними разговаривать по-взрослому, то и они бы быстрее становились взрослыми и помогали своим родителям дельными советами. И вообще, индустрию вундеркиндов нужно ставить на поток. Хотя, есть отдельные моменты, типа военной службы. Нельзя детей ставить командирами, потому что они ещё не понимают цену человеческой жизни и могут устроить такую бойню, что всякие кровавые маньяки будут казаться младенцами перед ними.

В наших вагонах было всё так, как было всегда. Все вагоны были Александровского завода (Санкт-Петербург). Вагоны третьего класса были рассчитаны на девяносто человек. Скамьи были установлены по сторонам от центрального прохода и расположение окон не совпадало с шагом скамей. По сторонам вагона были открытые площадки, отделённые от пассажирского помещения одинарной дверью, куда зимой задувал ветер. Вагоны второго класса имели мягкие диваны большего размера в купе и были рассчитаны на 52 места. Вагоны первого класса были рассчитаны на 28 «дневных» мест или 14 мест для лежания. Мы ехали во втором классе, как же, новоявленные баронеты и с ними их благородие господин губернский секретарь, наделённый широкими полномочиями в обеспечении нашей поездки.

Наши вагоны полностью вытеснили вагоны западного образца, которые были неудобны и не приспособлены к нашим морозам, и вообще передвижение по вагонам было затруднено тем, или даже невозможно от того, что каждое купе имело свой выход на улицу, а туалеты были расположены в багажном вагоне и чтобы добраться до них, нужно было выходить на улицу на остановке, бежать к багажному вагону и таким же путём возвращаться на своё место, и представьте себе, что чувствовал пассажир, имевший потребность в отправлении естественных надобностей, а до остановки ещё два часа пути.

Дорога работала на тепловозной тяге, используя корабельные нефтяные двигатели. Экономисты подсчитали, что топливо для них (керосин, лигроин, дизельное топливо, сырая нефть, растительное масло) выходило дешевле, чем перевод железнодорожного транспорта на электрическую тягу, благо в шестидесятые годы были открыты нефтяные месторождения в Тюмени.

Нефтяные двигатели имели сравнительно невысокий коэффициент полезного действия и обязательной деталью был массивный маховик, создававший вибрацию всего двигателя, что чувствовалось нежными пассажирами. По нашим планам, к этому времени все нефтяные двигатели должны быть заменены судовыми дизелями, но что-то пошло не так.

Проводник принёс хорошо заваренный чай в мельхиоровых массивных подстаканниках с царским гербом и с мельхиоровой ложечкой в стакане, которая позвякивала на стыках рельс. Сварных рельсов пока не было.

Питались мы в ресторане, который находился между первым и вторым классом. Русская кухня, пожалуй, самая богатая, вкусная и полезная и легко поспорит с любой другой кухней в мире. Поездка была великолепной, не считая запаха дизеля, но зато на зубах не было угольной пыли от паровоза.

Глава 17

Пересадка в Москве и поездка до Петербурга прошли так же буднично, как и дорога от Вятки до древней столицы. Толпы спешащих людей оттуда и сюда. Крики носильщиков с татарским акцентом: «Пааабэрэгись!». Карманные жулики. Станционные городовые. Ремесленники с пилами и топорами, обмотанными холщовыми тряпками. Сбитенщики: «А вот сбитень! С ног не сбивает, а здоровья прибавляет!».

В Петербурге на вокзале нас ждал автомобиль графа Китченера, который привёз в его имение, где мы и расположились в гостевом флигеле. Мои родители и брат восхищались всем увиденным, а мне это было не в новинку, но я положительно оценил планировку флигеля и всего, что там находилось.

На следующий день к вечеру нас принял граф и объявил, что на следующий день мы идём представляться Его Императорскому Величеству в одном из залов Зимнего дворца.

Мне граф Китченер наедине сказал:

— Будьте готовы к приватной встрече с ЕИВ. Мне доложили, что в списке представляющихся его заинтересовали только ваши данные.

Вечером после ужина я устроил экскурсию по окрестностям для своих родственников, удивляя их тем, что знаю, где и что находится, как будто я бывал здесь неоднократно. До определённого значения возраст играет отрицательную роль, в затем положительную, затем снова отрицательную, а потом снова положительную. Как это? А вот так. Сами подумайте.

В Петербург мы выехали с утра и приехали за час до намеченного мероприятия. Анастаса Ивановича с нами не было, и я руководил действиями своих родственников, ещё раз повторив, как вести себя во время представления.

Представление прошло как по нотам. ЕИВ прошёл вдоль строя приехавших в столицу дворян, кивнул знакомым и удостоив пары фраз двух генералов. Около нас он остановился, что-то сказал церемониймейстеру и тот сделал пометку в своей книжке.

На выходе нас остановил скороход и сообщил, что баронета Туманова Олега Васильевича ожидает на личную аудиенцию ЕИВ. Это было сказано негромко, но услышали все. Какого-то мальчика ожидает ЕИВ. Что может связывать шестидесятилетнего мужчину, семейного в течение почти сорока лет и имевшего кучу ребятишек и вот этого реалиста, который даже не является учеником императорской гимназии. Неужели детям ЕИВ потребовалась живая игрушка?

Я повернулся и пошёл вслед за скороходом.

ЕИВ был у себя в кабинете и сидел на резной оттоманке, обитой гобеленом, около которой стоял резной чайный столик и за столиком стояла вторая оттоманка для посетителя, приглашённого к чаю. Европейская оттоманка отличалась от турецкой наличием спинки.

— Баронет Туманов, — громко доложил камердинер и пропустил меня в дверь.

Я подошёл ближе к ЕИВ и поклонился, как и положено подданному.

ЕИВ жестом указал мне вторую оттоманку.

Я сел.

— Что можете сказать по поводу этого предмета? — спросил ЕИВ и подал мне потрёпанную книгу коричневого цвета.

Я посмотрел на книгу и сразу понял, что это как пароль и от меня требуют отзыв, чтобы убедиться в том, что я это я.

— Это ежедневник, — сказал я, — его подарил Вам я тридцатого июля одна тысяча девятьсот двадцать четвёртого года в день Вашего двадцатилетия. На первой странице стихотворение-посвящение:

Я хочу описать свою жизнь

На листочке из детской тетрадки,

Нарисую я все виражи,

Что проехал на детской лошадке.

Мы готовились к бурям и схваткам,

Нас всегда окружали враги,

Нам винтовка была вечной свахой

И тачанка подружка в пути.

Мы всегда воевали с всем миром,

Каждый день мы воюем с собой,

Каждый бой завершается пиром,

А наутро с больной головой

Снова думаем, с кем бы сразиться,

Где остался трёхглавый дракон,

Исчезают берёзки из ситца

И закон никому не закон.

— Достаточно, — сказал ЕИВ, — дайте я на вас посмотрю. Когда я первый раз вас увидел, мне было столько же лет, сколько сейчас вам. Вы знаете, как это получилось?

— Даже не представляю, Ваше величество, — сказал я. — В волшебство я не верю, в наличие высших сил — тоже. Мне кажется, что человек из будущего создал какую-то машину, которая штампует реальность как отдельную страницу в документе. Совсем как компьютеры, которые распространились по всему миру. Мы можем создать виртуальную страницу и написать на ней всё, что мы думаем. А потом сохранить её, поставив любую понравившуюся нам дату. Это не означает, что страница переместится во время этой даты, но создаст иллюзию отправки послания в прошлое или в будущее. В прошлое — это маловероятно, потому что предки наши не имели техники для прочтения этих страниц, следовательно, речь идёт о будущем. Для меня это третья жизнь.

— Как третья жизнь? — не понял ЕИВ.

— Да, Ваше величество, — сказал я, — третья жизнь. Но это информация особой важности и её знали только ваши покойные родители, духовник вашей августейшей семьи достопочтенный Григорий Ефимович Распутин и многолетний премьер-министр Пётр Аркадьевич Столыпин.

— А как же я? — с обидой спросил ЕИВ.

— Вы тогда были года на четыре моложе меня сегодняшнего, — сказал я, — и вряд ли бы поняли, о чём идёт речь. А уж после 1918 года мы вовсе не поминали об этом, чтобы не расстраивать вас и не озлоблять раньше времени. Кое-что знал один бывший депутат государственной Думы, ныне покойный, но и он был связан моим обещанием засадить его в психиатрическую лечебницу до скончания веков, если что-то ляпнет о том времени, откуда я и он прибыли к вам.

Алексей Второй встал со своего кресла и нервно заходил по кабинету.

— Получается, что кроме вас никто не знает реальную историю нашего государства? — спросил он. Затем взял со стола колокольчик и позвонил в него. Вошедшему секретарю отдал краткие указания:

— Первое. Отменить все запланированные встречи на сегодня. Второе. Баронета Туманова с семьёй разместить в гостевых покоях. Граф Китченер составит им компанию. И проследите, чтобы их хорошо накормили и предоставили возможность познакомиться с Зимним дворцом. Третье. Нас не беспокоить.

Глава 18

Снова сев кресло, Алексей Второй закурил и сказал:

— Я хотя и конституционный монарх, но имею право знать историю страны, главой которой я номинально являюсь. Я помню те времена, когда мой папенька на переписи населения написал, что он хозяин земли русской. Я уже не имею права написать этого. Так что же должно было произойти?

— Я ещё хочу напомнить Вашему величеству, — сказал я, — что всё рассказанное мною ничем не подтверждено в вашей истории, упоминание о прошлых событиях может быть воспринято как горячечный бред со всеми вытекающими отсюда последствиями как для вас, так и для ваших наследников, которым нельзя ничего рассказывать о том, что я расскажу, чтобы не навлечь на них подозрения в психических расстройства.

— Мне всё понятно, — сказал хозяин, — я в нетерпении выслушать вас.

— В той, первой, жизни я родился в тот же день и в тот же год, в котором я родился в этой, третьей жизни, — начал я рассказ. — Через сорок два года после событий 1918 года. Я сын рабочего, то есть пролетарского происхождения, окончил среднюю школу и поступил в высшее пограничное училище Комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик. И был членом Коммунистической партии, потому что без партийности о каком-то продвижении по службе и вообще о карьере можно было и не мечтать. Я чувствую, что наговорил много непонятного и поэтому начну последовательно объяснять, что было в истории нашей страны в той, моей первой жизни.

В 1914 году, когда вам исполнилось десять лет, ваш папенька неосмотрительно вступил в мировую войну, преследуя цели отвоевать черноморские проливы у Турции, которая поработила центр православия — древнюю Византию и освободить гроб Господень.

В войне участвовали Российская империя, Британская империя, Франция и Сербия. С противоположной стороны Австро-Венгрия, Германская империя, Оттоманская империя и Болгарское царство. А также многочисленные союзники и сателлиты противоборствующих сторон.

Война продолжалась почти четыре года и общие потери двух сторон составили почти восемнадцать миллионов человек.

Российская армия была распропагандирована большевиками-ленинцами и отказалась воевать, а командующие фронтами высказались за отречение вашего папеньки от престола, что он и сделал на станции Дно, отрёкшись от престола в пользу брата своего Михаила Александровича.

— Предатели! — сказал Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.

— В России произошла революция и вся власть перешла Временному правительству во главе с Керенским Александром Фёдоровичем, — продолжил я. — Все фамилии для вас незнакомы, поэтому я и не буду останавливаться на них. Народ побил всех городовых и жандармов и образовал милицию. Распоясались большевики, которые в октябре месяце совершили государственный переворот и захватили власть. Горстка интеллигентов и бандитов расстреливала офицеров и дворян, и никто не вступился за них. На защиту империи встала горстка офицеров в казачьих областях и в Сибири. Старая Россия проиграла, и российская империя развалилась.

Мировая война закончилась без России. Зато развалились Российская империя, Австро-Венгрия, Германская и Оттоманская империи. Большевики не глядя отдавали побеждённым в войне странам российские территории, политые русской кровью. А гражданская война свела на нет всю экономику России.

— Предатели! — снова воскликнул Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.

— В 1918 году всю царскую семью из-за возможного захвата Петрограда войсками генерала Юденича, героя кавказско-турецкой кампании, перевезли в Екатеринбург, разместили в особняке купца Ипатьева и затем расстреляли всех, включая прислугу и лейб-врача Боткина.

— В том числе и меня? — удивлённо поднял брови ЕИВ.

— В том числе и Вас, — подтвердил я. — Не пожалели никого из вашей семьи.

— А дальше что? — спросил Алексей.

— Победившие в гражданской стране большевики ввели войска в отделившиеся от империи территории, за исключением Прибалтийских территорий и Финляндии с Польшей, которым вынужденно признали независимость, и образовали новую империю — Союз Советских Социалистических Республик, где губернии были переименованы в области и автономные республики, а крупные образования — в союзные Республики.

— Какие же крупные образования были у нас? — не понял ЕИВ.

— Получилось двенадцать республик. Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, Армения, Азербайджан, Туркмения, Киргизия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Российская Федерация. В 1940 году присоединили бывшие Эстляндию, Курляндию и Лифляндию, которые переименовали в Эстонию, Латвию и Литву. И над всеми стояла Всесоюзная Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, которую потом переименовали в Комитет Государственной безопасности, которому одновременно с борьбой с несогласными поручили охранять государственную границу. И начали пограничники стрелять по всем, кто хотел сменить место жительства. Был у нас знаменитый пограничник Никита Карацупа, который со своей собакой по кличке Ингус поймал 437 нарушителей границы, причём 436 нарушителей шли от нас и только один к нам.

— Мне, честно говоря, даже слушать стало страшно, — признался Алексей Второй.

— А дальше начались массовые репрессии и расстрелы антисоветских элементов, — продолжил я. — Миллионы людей были выселены в необустроенные места, потому что они были зажиточными крестьянами и в их хозяйствах было по одной или по две лошади. Создали Главное управление лагерей, ГУЛАГ и стали отправлять туда всех, кто был шибко грамотен, кто был дворянином, кто был красным командиром, но имел собственное мнение.

— Но так не может же быть, — протестовал ЕИВ.

— Ещё как может, — сказал я. — Ваш папенька тоже не гнушался отправкой революционеров на каторгу.

— А вы посчитайте, сколько революционеров было отправлено на каторгу нами и сравните со своим цифрами, — возразил Алексей Второй. — Я сравнил и сравнение получается чудовищным.

— И вы тоже это поняли, а в моё время было много людей, которые считали, что мало расстреливали и мало гнобили в концлагерях, — продолжил я рассказ. — Такую страну, как СССР, изолировали от всего мира, но советское правительство ограбило все монастыри и музеи и за национальные богатства американцы построили нам сотни заводов и электростанций. Как говорил Карл Маркс, нет таких преступлений, на которые пойдёт буржуазия, если у неё будет десять процентов прибыли. В СССР распевали песни: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», а мировые буржуи направляли к нам заводы в сборе и готовили материальную базу для мировой революции. Я не буду говорить про политику, но СССР стал союзником фашистской Германии, поздравлял её с победой над Польшей и над Францией, но в 1941 году сам подвергся нападению своего верного друга. Нападение было внезапным, хотя все его ожидали день и ночь. И армия не стала воевать за советскую власть. Разбежалась, сдалась в плен. За пять месяцев немцы дошли до Москвы. Как в тех стихах:

К войне готовы день и ночь,

Врага пускаем до столицы.

Потом, конечно, разобьём,

Но цену знают очевидцы.

Москву не сдали, но потом четыре года отвоёвывали свою территорию и полгода рвались к Берлину, который взяли, обильно полив русской кровью всю Европу. И через двадцать пять лет после этого я прибыл к вам. Оглядевшись и поняв, что всё у вас идёт так же, как шло у нас, я поклялся, что уберегу нашу Россию от заразы коммунизма и буду способствовать тому, чтобы она стала мировой державой первого порядка и кое-что, вроде бы, мне удалось. С 1915 года войн у нас больше не было, но что-то в стране не так, Какой-то тормоз останавливает поступательное движение вперёд.

— Вы правы, — согласился со мной Алексей Второй, — но вы пока не в состоянии включиться в нашу политику. Чем я могу вам помочь?

— Мне даже Господь Бог не поможет, — сказал я. — Время никто не остановит и не заставит идти быстрее, чем это положено. Меня определяют в кадетский корпус, где я буду делать вид, что учу то, что мне давно известно и что я могу отчеканить назубок среди ночи.

— Я смогу вам помочь, — сказал мой собеседник. — Год проучитесь в кадетском корпусе, затем сдадите экстерном экзамены за военное училище, я присвою вам чин подпоручика и назначу флигель-адъютантом цесаревича Николая Алексеевича. Поможете воспитать моего наследника и будете моим советником по особо важным вопросам. Как вам такое предложение?

В это время в комнату вошёл мальчик примерно моего нынешнего возраста и бросился с объятиями к своему отцу. Устроившись в ногах у ЕИВ, он спросил:

— Папенька, а это кто?

— Это Ангел, — сказал ЕИВ, — и скоро он будет твоим учителем? Ты согласен?

Мальчик внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Согласен!

— Ну иди, сынок, нам нужно закончить разговор, — и ЕИВ погладил сына по голове.

— А вы согласны? — спросил он меня.

— И я согласен, — сказал я, встав с кресла.

Глава 19

Время уже клонилось к вечеру, когда мы выехали в резиденцию гостеприимного хозяина графа Китченера.

Дорога была ровная, значит дураков в России стало меньше, мотор ровно урчал, по звуку Ролл-Ройс, нужно будет уточнить, как дела с моторостроением и вообще с автомобильной отраслью промышленности, и убаюкивал: спи, спи, спи… Но мне не спалось. Воспоминания о той первой жизни нахлынули вновь. Родина — это там, где ты родился, но родное может быть и не совсем там. Родина может быть мать, а может быть и твою мать. Ни один здравомыслящий человек не побежит с Родины, если родина будет относиться к нему как к своему ребёнку, которого нужно защищать и помогать. А когда родина гнобит своих детей, затыкает им рты, садит в тюрьмы и отправляет на каторгу, расстреливает сотнями тысяч, то какая это родина?

Под звуки мотора мне вспомнилось стихотворение, которое я написал ещё в детские годы и за которое получил по шее от отца, потому что за это стихотворение могли репрессировать всю нашу семью. Стихотворение порвали, но память порвать нельзя.

Я хочу описать свою жизнь

На листочке из детской тетрадки,

Нарисую я все виражи,

Что проехал на детской лошадке.

Мы готовились к бурям и схваткам,

Нас всегда окружали враги,

Нам винтовка была вечной свахой

И тачанка подружка в пути.

Мы всегда воевали с всем миром,

Каждый день мы воюем с собой,

Каждый бой завершается пиром,

А наутро с больной головой

Снова думаем, с кем бы сразиться,

Где остался трёхглавый дракон,

Исчезают берёзки из ситца

И закон никому не закон.

Уже в полной темноте мы подъехали к гостевому флигелю, где нас ждал поздний ужин. Поужинав, мы легли спать, и я уснул так крепко, что даже не понятно, спал я или продолжал мои жизни.

Я сидел с гитарой у открытого окна, рядом сидела ненаглядная моя Марфа Никаноровна и мы на два голоса пели песню собственного сочинения:

Что-то песни мои не поются,

И в гитаре моей грустный звук,

С голубою каёмочкой блюдце

Уронил со стола старый друг.

Где-то счастье моё потерялось,

Заблудилось в далёком пути,

Я начну свою песню сначала,

Подберу лишь по вкусу мотив.

Я пою для себя и негромко,

И сижу я в открытом окне,

Улыбнётся краса-незнакомка

И ещё подпоёт песню мне.

Я её завтра встречу у дома,

Предложу своё сердце и руку,

Я гусар и в моем эскадроне

Не обидят комэска супругу.

Офицерская жизнь не из лёгких,

Блеск погон и мелодия шпор

Привлекает вниманье красотки,

Но о дамах у нас разговор.

Им стихи мы свои посвящаем,

Под балконом поем серенады,

По утрам будим с кофе и чаем,

И в их честь загремят канонады.

Вот и песни мои вновь поются,

И в гитаре моей звонкий звук,

С голубою каёмочкой блюдце

Подарил мне вчера старый друг.

Утром меня еле разбудили.

— Вставай, засоня, — говорила мне мама, — уже солнце высоко, а ты всё спишь.

После завтрака нас пригласили к графу.

Граф принял нас в библиотеке и сообщил, что наш род занесён в Бархатную книгу дворянских родов России, что мы сегодня выезжаем к себе домой, что я зачислен в кадетский корпус, и что Анастас Иванович тоже остаётся здесь в качестве моего воспитателя в делах общественных и административных, и что ЕИВ будет лично наблюдать за моей учёбой в корпусе.

Мои родные попрощались со мной, мама всплакнула, брат и отец тоже не были в великой радости от того, что они уезжают, а я остаюсь, но такова военная служба: отрок вылетает из гнезда рано и готовится к самостоятельной жизни на ниве защиты родины.

Глава 20

В корпус я влился быстро. По сравнению со сверстниками первого года обучения я выглядел более крепким, чему способствовали занятия физической культурой и спортом, чем я занимался и в корпусе, вызывая восхищение даже у кадетов старших классов. Однажды в гимнастическом зале ко мне подошёл дылда-старшеклассник и сказал, что он положит меня на одну ладонь, а второй прихлопнет как муху. И тут я заметил, что в гимнастическом зале я один, а старшеклассников около десятка. Вся сволочь всегда ходит шоблами.

— Ну, — говорю верзиле, — давай, положи на одну ладонь, а второй прихлопни.

Все насторожились, а верзила размахнулся и хотел ударить меня, но я перехватил его руку и потянул в ту сторону, в которую он сам бросился, используя его кинетическую энергию в свою пользу. Мне оставалось только подправить его падение и завернуть руку за спину, сидя на его спине. Его кисть была изломе и на таком же изломе был и локтевой сустав. Мне терять было нечего.

— Если кто-то сдвинется с места, — предупредил я шоблу, — я сломаю ему руку в двух местах.

И я начал сгибать кисть лежащего подо мной противника, от чего он завыл и начал материться на своих подельников, чтобы он не двигались.

Шобла стала пугать меня карами, что меня отчислят и вообще отдадут под суд, потому что я напал на сына генерала.

Ах, генерала!!! Злость во мне так вскипела, что я уже хотел по-настоящему сломать руку этой сволочи, но тут прибежал Анастас Иванович, который был включён в преподавательский состав корпуса, и упросил меня отпустить старшеклассника.

Уходя и весь в слезах, он кричал:

— Погоди, сука, я тебя ещё в тюрьме сгною.

Даже дворяне от полной безнаказанности превращаются в обыкновенных скотов, позорящих нашу нацию.

Инцидент вызвал настоящие разборки в корпусе и в военном министерстве. Решался вопрос об исключении компании старшеклассников, тогда им бы была навсегда была заказана военная карьера. Но ЕИВ уговорили помиловать нарушителей и отослать всех для продолжения учёбы в провинциальные кадетские корпуса с испытательным сроком.

Отец-генерал специально зашёл в наш класс, чтобы посмотреть на меня. И смотрел с такой ненавистью, что мне сразу вспомнилась песня из моей молодости по первой жизни в городе, где на окраине была колония, зэки которой возводили крупнейший в Европе химический комбинат: ему за нас и денег и два ордена, а он от радости всё бил по морде нас.

Одним махом я приобрёл себе ватагу врагов, которые будут мешать на каждом шагу. О визите генерала через Анастаса Ивановича и графа Китченера стало известно и ЕИВ, который, несмотря на конституционный характер монархии, являлся главой государства и Верховным главнокомандующим, возводя в дворянское достоинство, присваивая чины и награждая орденами, вызвал к себе генерала и имел с ним обстоятельный разговор о его перспективах и перспективах его сына в случае нарушения норм дворянской этики и офицерской чести. А потом слухи, пролетевшие птичкой-синичкой по всем корпусам, донесли, что генерал на каникулах выдрал своего сына офицерским ремнём и тот встал на путь исправления.

Мне же руководством корпуса было указано, чтобы я во время гимнастических занятий не показывал приёмы джиу-джитсу на людях и соразмерял свою силу с силой партнёра.

Через месяц после нахождения в корпусе мне, как знатоку воинских уставов и отличнику по всем предметам был присвоен чин вице-унтер-офицера, то есть на погоны пришили жёлтую тесьму, как у юнкеров военных училищ, а ещё через два месяца — чин вице-фельдфебеля, то есть на погон пришили продольную жёлтую тесьму и стал я старшим по кадетскому курсу. Вундеркинд, одним словом.

По согласованию с Анастасом Ивановичем, а, следовательно, и с моими покровителями, в середине 1971 года я на отлично сдал экзамен за полный курс кадетского корпуса и был направлен в Николаевское кавалерийское училище с отсрочкой на один год, чтобы мне хотя бы исполнилось двенадцать лет.

В течение этого года мне не пришлось отдыхать. Приглашённые специалисты преподавали мне военную историю, политическую и экономическую географию, технику и вооружение, иностранные языки, тактику и педагогику. Я практически ежедневно тренировался в холостой стрельбе, то есть оттачивал изготовку для стрельбы, добивался автоматизма во взятии ровной мушки и тренировал мышцы для длительного удержания оружия и отработки приёмов сабельного боя. И ещё были практические занятия по парфорсной охоте. Всё это было отголосками старой эпохи, потому что уже наступила новая эра, но не всю же историю нужно забывать.