Настольная книга стервы

В ПОСТЕЛИ С «НОВЫМ РУССКИМ», ИЛИ КАКИХ ЖЕНЩИН БОЯТСЯ МУЖЧИНЫ

Под таким названием я недавно написала историю, происшедшую со мной. Происшедшую зимой… Я ее даже опубликовала. И были телефонные звонки. Но звонили в основном мужчины. Они обзывали меня исключительно нехорошо… А один обозвал стервой… Но в очень плохом смысле. Совсем не в том смысле, в котором представлена стерва в книге.

От клейма не отбивалась. Кажется, я действительно поступила с «новым русским» Василием по-стервозному. Обычно таких женщин мужчины либо колотят. Либо презирают. Либо насилуют при удобном случае.

И, наверное, они по-своему правы! Заманить мужика в постель и ему отказать – трюк опасный. А женщина так вообще опасна…

Но я ведь ставила эксперимент…

Впрочем, давай расскажу, как все было, а ты уже сама решай, по-стервозному я поступила с Василием или согласно штатной ситуации…

Начало у истории банальное.

Остановка. Дождь. Я без зонта. Машины мимо шмыг, шмыг. А автобуса все нет. Я захлюпала носом. А из глаз заструились черные слезы. Тушь. Пока искала в дебрях сумочки платочек, нечто большое и благополучное, взвизгнув тормозами, остановилось рядом. И сигнал. И дверца нараспашку:

– Вам куда?

– Мне туда, – и рукой махнула, окропленной черными слезами.

– Садитесь…

Водитель равнодушно скользнул по мне взглядом и больше не отвлекался. Отвлекалась я. Я рассматривала водителя. Даже если бы его руки лежали не на руле джипа, а отсчитывали монеты за билет на пригородную электричку, все равно бы угадала «нового русского». Слишком холеные для простого труженика руки. Слишком «обриллиантен» перстень на мизинце. А еще эта посадка головы… Гордая такая. А еще этот надменно оценивающий суету трассы взгляд… Так смотрят на жизнь лишь судьбы избранники.

Он высадил меня, где сказала. Денег не взял.

– Уберите, – это про кошелек. Кошелек завис в воздухе, а он вдруг улыбнулся. И коснулся моей руки холеной рукой, на которой блистал перстень:

– Вечером, если, конечно, не возражаете, буду ждать во-о-о-он у того дерева. Ведь дождь. А у вас зонта нет. Домой-то как пойдете?

А и впрямь, как? Я одарила водителя взглядом, который нравится мужчинам, и с грацией породистой кошки выплыла из джипа.

Днем работала плохо. Мысли все о «новом русском». И вызывали волнение. Знакомство обещало взрыхлить будни, а может даже… А чем, вообще-то, черт не шутит?! А вдруг это судьба! Вдруг это и есть тот мужчина, которого буду бояться потерять?!

К вечеру случилось дурное. Ветер тучи разогнал. Я духом пала. А как же свидание? Выходит, не приедет мужчина от дождя спасать? Тревога расползалась, расползалась… Но в назначенный час незнакомец ждал меня у дерева.

Назвал себя красивым русским именем Василий. Потом спросил, как меня зовут. И вынул пачку сигарет «Парламент»:

– Курите?

Отказалась. Не курю.

– Как, вообще?

– Вообще.

– Хм…

Парковаться у тополя, хоть и в роскошном джипе, было неромантично. И я приняла предложение «где-нибудь посидеть».

Пока ехали, на «ты» перешли. Потом он начал меня узнавать. Он спросил, чем на жизнь зарабатываю? Я было открыла рот, чтобы сказать, мол, журналистка, да осеклась. Объясняю. На многих мужчин название профессии почему-то странно действует. Вот только что был самим собой и вдруг выпрямляется, закрывается, короче, сквозь пальцы начинает ускользать. Обидно даже. И я перестала так. Я по-другому:

– Вторая древнейшая – это и есть моя профессия.

Фраза ведь до чего интересная! Так и Василию ответила. Усмехнулся:

– А-а-а-а, вон как…

Молчал долго. Потом сказал:

– Красивая ты женщина. Но… для проститутки уже взрослая. Не обижайся только, ладно? – И вынул сигарету. Затянулся жадно. – А что, неужели никогда не курила?

В его голосе вдруг появились нотки… Ну как бы это сказать… Короче, я больше не была для Василия той женщиной, которую захотел от дождя спасать и которой назначил свидание у тополя. А была одной из жриц любви. Проституткой, в общем.

Такие, похоже, мысли докучали мужчине. А меня вот такие: «Ну почему ты столь дремучий, Василий? Ну почему не знаешь, что второй древнейшей профессией именуют ни что иное, как мою дражайшую журналистику? Просветить? Но нет! Все! Фишка брошена. И буду дурой, если не воспользуюсь случаем пощеголять в платье „ночной бабочки“».

И я томно глаза закатываю. Я ногу на ногу импозантно закидываю. Прядь волос исключительно сексуальным, на мой взгляд, жестом поправляю… Боже, прости меня, грешную! Не от легкомыслия я, а от… В общем, после разберемся. И кладу на колено мужчины руку. И нежно так пальчиками. Он сказал:

– Не отвлекай. Это после… – Мы как раз пересекали самый оживленный перекресток города.

Место, куда приехали «посидеть», источало запах изысканной кухни. Дивной красоты фонтанчики журчали струями. А на стенах, задрапированных чем-то немыслимо золоченым и заморским, мягко мерцали хрустал ины.

Под одной из хрусталик, за столиком наискосок – девочка.

Томный взгляд. Свитерок в обтяжку. Лет шестнадцать. А может, восемнадцать. Она была одна. И откровенно скучала.

Ей еще долго здесь будет скучно. «Снимут» девочку, когда вечер перейдет в ночь…

К моему телу Василий подбирался с галантностью кавалера. Взглядом не раздевал. Лапшу на уши не набрасывал. В танце к оголенной шее поцелуем не припадал. Он мягко кончики пальцев целовал и говорил:

– Если неприятно – скажи…

Мне было приятно. Василий мне нравился все больше. Прямо граф Монте-Кристо по-российски. И уж совсем дрогнуло сердце «ночной бабочки»-самозванки, когда Василий не позволил пьяненькому мужику с толстенной цепью на шее пригласить его даму на танец. Ни в первый, ни во второй раз.

И я вдруг затосковала. Ну, далось мне рядиться в чужую одежку? Ну ладно бы, была молоденькая, как та, в свитерке… Ну ладно бы, изнутри знала «кухню» первой древнейшей и ее «приправы». А так… Ну, привезет он меня, где кровать… А ведь все могло быть по-другому!

Чем я больше пила, тем я больше трезвела. И тем сильнее хотелось домой.

Подали десерт. Под него и собралась обмолвить просьбу, сославшись на… Да мало ли на что! Он, конечно, подумает про меня гадко. А может, захочет убить. Но сейчас мне было все равно.

Я покосилась на часы. Два ночи. Денег ни гроша. Если по дороге не изнасилуют, к утру домой доберусь. Пешком.

Перепад в настроении Василий увязал с волнением (я так подумала) и подмигнул мне. И подозвал официанта рассчитаться за ужин. А еще велел от «нашего столика» презентовать музыкантам бутылку марочного вина – они славно нынче играли!

А в ресторан закатилась новая компания. Я тут же оценила женщин (ревностно очень!). Это были тщательно отшлифованные беззаботной жизнью стервы. Жены? Подруги? «Ночные бабочки»?

Василий поднялся, от мыслей отвлек:

– Нам пора… – и под локоток меня нежно.

Апартаменты, где ждал остаток ночи, представляли собой сплошную кровать. Убранная стильным покрывалом, она манила прямо с порога плюхнуться на покрывало и предаться любви. Еще был миниатюрный столик на кокетливо изогнутых ножках. И пара кресел, в каких хорошо нежиться у камина.

Я с любопытством оглядывала бордельчик. Я примеряла на себя «декорацию», на фоне которой сыграю кульминацию роли. Василий не мешал. Под душем освежался. Да, интересно, а… сколько он заплатит?

От этой шальной мысли телу стало зябко. Я опустилась в кресло. Вжала себя глубоко. И вдруг растерялась. Я не знала, что делать дальше. Хотя нет, знала, конечно же, но… Я вдруг поняла: я не хочу любить Василия! Даже за солидный гонорар. Даже на роскошном ложе и при мерцающих свечах. Любовь без любви – уродство. Это холодная, без вдохновения работа. Хотя я могу, конечно… Но я разочарую мужчину! И к полудню он меня забудет. Как скучный ночной эпизод. А я по-другому хочу. Я хочу музыки секса. И чтобы первую скрипку вести самой. И тогда он снова позвонит. И попросит о встрече. Не то умрет. Но так бывает, если не подмешаны деньги. А здесь подмешаны.

Мысли тугими рваными спиральками скручивались. Голова от боли тяжелела. А во рту пересохло. Я подошла к окну. Я поняла, роль я завалила. На самом изломе игры. И теперь – наказание. В виде чего его ждать от «нового русского» Василия?

Он вышел из душевой. Я не потрудилась снять даже сапоги. А по «сценарию» вроде все уже должна была снять с себя.

Окинул взглядом. Но не удивленным – внимательным, и разлил шампанское:

– Расслабься… – и достал пачку презервативов. – Свои не ищи. Предпочитаю только эту фирму. – И опять внимательно так на меня.

Я покосилась на «фирму». Конечно, он запросто меня может изнасиловать. И не посмею даже пикнуть. Я отхлебнула шампанского и посмотрела на Василия. Но уже не тем взглядом, который возбуждает мужчин.

Первая фраза про то, что я вообще-то не ОНА, далась мне с диким трудом. И тяжкий, тяжкий вздох. Но если он… то я, в принципе… Господи, какую же я чушь несла!

Монолог не прервал. Ни словом. Ни жестом. Откинувшись на спинку кресла, молча дымил «Парламентом». А потом тишина. Вязкая, тяжелая. В ушах от нее звенело.

Сигарету загасил, не докурив:

– А я понял это. Еще в ресторане. – И усмехнулся. – Но ты так ломала из себя… с панели… Я только не мог понять – зачем? И до сих пор не понимаю. У тебя ведь даже походка не ТА… Но решил не мешать. Решил посмотреть, что дальше будет…

Настаивать на любви он не стал.

Утро проклюнулось. Сиренево-мутное, схваченное морозцем.

Он вез меня домой. У цветочного магазина вдруг остановился. Вернулся с дивной розой. Роза была неестественно красива и похожа на искусственную даже, так тщательно потрудилась над ней природа.

Я коснулась губами бутона, и запах спелого позабытого лета уловила. Он дурманил. И в далекий пока что июль уводил.

– Позвони мне вечером. Только обязательно, – мужчина вдруг попросил. Я сказала: «Да».

Но тем вечером я не позвонила «новому русскому» Василию. Не позвонила и следующим. И другой раз тоже не позвонила…

Он пришел в редакцию сам. Через много месяцев. Но пришел не ко мне. По делу.

Окинул взглядом меня равнодушно. Уселся напротив. Спросил, как живу.

Я оживилась. Я ждала, он меня пригласит куда-нибудь. В бар. Или вечерний ресторан. И я на сей раз возможно даже…

А он и не думал. Он курил и все также равнодушно на меня смотрел. А потом сказал:

– Ты страшная женщина…

Я в ответ воздухом поперхнулась:

– ?!

И был дальше монолог мужчины, рассчитанный на таких стерв, как я. И он (монолог) на всю жизнь впечатался в мою память. Вот что говорил Василий.

Женщина, которая водит за нос мужика, – самая что ни на есть злостная мужененавистница. Ее интерес к мужчине сводится лишь к тому, чтобы испытать на нем свою власть. Не более. Величайшая радость такой гнусной стервы – вызвать желание, а после прикинуться дурой. Целомудренной. Ну, и все такое.

Она пользуется своим телом как приманкой, Она давно созрела для насилия… И если ее в конце концов изнасилуют – это будет хорошим возмездием ей. Вполне возможно, так и поступит он, Василий, со мной в подходящий момент и удобном месте. И упаси Господь, если возникну… Придушит…

Мораль какова? Не дразни голодного пса куском мяса, не то пес истерзает тебя…

Василий все это сумбурно изрек и поднялся со стула:

– Ты – дрянь, – он сказал у дверей. – Не делай так больше ни с кем.

Мне обидно стало. И я вдруг вспомнила дивную розу… И было открыла рот, чтобы про любовь и духовность… Но за Василием уж захлопнулась дверь…