Я повернул за угол и въехал в Остен-хилл по тихой уютной улице, утопающей в зелени. Вид улицы вызвал у сержанта Полника одобрительный кивок головы. Весна подходила к концу, утро было прекрасным, я опустил верх у машины, и легкий ветерок овевал нас ароматами.
— Вы помните мертвеца, которого обнаружили ночью посреди кладбища, лейтенант? — спросил меня Полник. — Дела подобного рода были у нас в прошлом году. По-моему, самое удачное время для розысков трупа — это такой день, как сегодня,— сказал он со знанием дела.
Равнодушно скользнув взглядом по кирпичной стене высотой приблизительно в два с половиной метра, вдоль которой шла наша машина, он возобновил свои философские выкладки об искусстве обнаруживания трупов:
— Возьмите, например, этот уголок. Нормальный, самый обычный. Вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать. И нет ничего невероятного в том, что я могу обнаружить труп в...
Я остановил машину в метре от тяжелой решетки ворот, и тотчас какой-то тип в черной униформе и таком же кепи не спеша приблизился к нам.
— Лейтенант Виллер,— представился я ему, когда он остановился около автомобиля.— Из Службы шерифа.
— Доктор Мейбери ждет вас, — ответил он с вызовом. — Сейчас я открою вам ворота.
Тут я заметил застывшее лицо своего спутника. Я показал пальцем на красивую вывеску на стене, на которой было написано: «Больница Хилстоун».
— Что вы там говорили, сержант? — любезно спросил я. — Мне кажется, о каком-то нормальном и обычном уголке?
Во взгляде Полника я увидел удивление.
— Больница для ненормальных? — голосом, который, казалось, умолял меня разуверить его в этом, спросил он.
— Доктор Мейбери будет недоволен, если мы заставим ждать себя, — заметил я. — Клиентура доктора Мейбери исключительна и беспокойна.
Ворота открылись, и мы въехали во двор. Я остановил машину перед большим одноэтажным строением. Мы пересекли выложенную плитами террасу, поднялись на девять ступенек и вошли в распахнутую настежь дверь. Внутри тошнотворно пахло антисептиками, что характерно для всех больниц. За бюро из розового дерева важно восседала секретарша, мрачное и угловатое создание.
— Доктор Мейбери ждет вас в кабинете, лейтенант Виллер, — сухо сказала она мне, вытянув костлявый указательный палец каким-то колдовским жестом. — Следующая дверь налево.
Полник, который был не в своей тарелке, посмотрел на нее и проворчал:
— Вы уверены, что в коридоре нет психов, болтающихся на свободе?
Острый нос девицы слегка задрожал.
— Конечно, нет! — возмутилась она. — И не употребляйте, пожалуйста, в этом учреждении таких вульгарных и грубых выражений!
— Но, — запротестовал Полник, повернувшись ко мне, — псих — это псих, разве нет?!
— Конечно, а дурак есть дурак, — поддержал я его, подталкивая к кабинету доктора.
Четыре года я не видел доктора Мейбери, но он не изменился. Это был все тот же низенький толстяк, с белой ухоженной кожей, с черными тщательно зачесанными волосами. Его жидкие усики не росли, а рот был по-женски мягок.
— О, лейтенант Виллер! — обрадовался он при моем появлении.
Он вскочил и с таким энтузиазмом пожал мне руку, как будто я был его братишкой и он не видел меня лет двадцать. Я вежливо улыбнулся и представил ему Полника. Устроившись в кресле и поглаживая призрак усов пальцем с безукоризненным ногтем, Мейбери доверчиво сказал мне приглушенным голосом:
— Я совершенно потрясен этим несчастным случаем, лейтенант. Когда я думаю о реакции своих больных, если это станет известно...
Несколько секунд он с растерянным видом рассматривал ноготь на своем мизинце, потом закусил его и снова заговорил:
— В конце концов, вы, конечно, понимаете мое положение...
— Вы позвонили в Службу шерифа и заявили, что обнаружили труп, — напомнил я ему. — Это все, что мне известно, пока я не видел труп. Вы тоже должны понять мое положение, доктор!
— Разумеется! Я забыл, что вы еще не видели... Впрочем, я предупредил, чтобы ничего не трогали, лейтенант. Я думаю, следствие обычно так делает? — спросил он, глядя на меня с беспокойством.
— Именно так.
— Как я уже сказал шерифу по телефону, я буду вам глубоко признателен, если вы соблаговолите помешать прессе поднимать слишком много шума вокруг этого дела. — Он глубоко вздохнул, затем продолжал:
— В самом деле, лейтенант, постарайтесь, чтобы газеты не упоминали название нашей больницы...
— Скажите, хозяин, — прервал его Полник со здравомыслием простого человека, — где труп?
— Труп? — повторил Мейбери, скосив глаза. — Верно, я забыл про него. В том месте, где сегодня утром его нашел один из моих сторожей, — в парке.
— Можем ли мы на него взглянуть, доктор? — спросил я устало. — О прессе мы подумаем позже.
Он яростно закусил ноготь на мизинце и без всякой охоты поднялся со своего кресла.
— Я провожу вас на место.
Из его кабинета был выход в ту часть парка, которая граничила с улицей и отделялась от нее высокой стеной. Лента великолепного газона шириной около шести метров, протянулась вдоль стены. Затем мы оказались в непроходимой чаще, где вырисовывался силуэт сторожа в черной униформе.
— Вы мелеете заняться своими обычными делами, Данверс, — сказал ему доктор. — Полиция прибыла.
Сторож по-военному приветствовал его, прежде чем направиться к главному зданию. Мейбери углубился в подлесок, я последовал за ним, отмечая про себя неудачно выбранный день, чтобы надеть свой новый костюм. Сзади меня Пол ник прокладывал себе путь через колючий кустарник, он комментировал это непечатными словами. Вдруг, без всякого предупреждения доктор остановился, и я чуть не упал на него.
— Это здесь, лейтенант, — заявил он дрожащим голосом.
У ног Мейбери я увидел труп женщины, труп хорошо сложенной, молодой и совершенно обнаженной женщины; рукоятка ножа торчала между ее маленьких грудей. И именно тогда я стал страшно икать: голова женщины была полностью покрыта белой шерстью. Чудовищная голова с дьявольским выражением кошачьей мордочки. Казалось, глаза ее мечут адский огонь.
— Черт возьми! — хрипло воскликнул Полник. — Кошка? На кого же она похожа?
Наконец я пришел в себя. На девушке, конечно, была маска. Очень топкая! Но лейтенант Виллер от этого не растеряется! Я видел горы трупов.
Я встал на колени и осторожно снял резиновую маску. Лицо, показавшееся из-под маски, было лицом двадцатилетней девушки, ее светлые коротко подстриженные волосы напоминали что-то вроде каски. Она должна была быть хорошенькой, но от выражения ужаса в ее остекленевших глазах оставалось впечатление чего-то омерзительного. Я поднялся и повернулся к Мейбери:
— Вы знаете ее?
— Это Нина Росс, — ответил он без всякого удивления.
— Вам было известно это еще до моего прихода? — удивился я. — Мне казалось, доктор, вы говорили, что ни до чего не дотрагивались! У вас дар ясновидения? Вы угадали чье-то лицо даже через маску, не взглянув на него?
— У меня не было необходимости глядеть на лицо, чтобы узнать, кто это, — уверенно ответил он. — Мне было достаточно вот этого!
Он показал пальцем на внутреннюю сторону правой ляжки девушки. Я снова должен был встать на колени. Наконец я различил, сразу же над коленом, ряд белых точек, похожих на следы от укуса. Пока я поднимался, Мейбери опередил вопрос, который я собирался ему задать.
— Это клеймо, — просто сказал он.
— Простите, что вы хотите сказать? — перебил Полник, опередив мой вопрос.
— Если это не составит для вас неудобства, лейтенант, я предпочел бы рассказать все в хронологическом порядке,— ответил врач, вытирая лоб белым шелковым платком.— Угодно ли вам пройти в мой кабинет?
— Согласен, — ответил я без особого энтузиазма. — Полник, идите к воротам, с минуты на минуту может прибыть доктор Мерфи. Вы проводите его сюда. Когда он закончит дела, вы найдете меня в кабинете доктора Мейбери.
— Хорошо, лейтенант. — Он сморщил узкую полоску кожи, которая служила ему лбом, и добавил: — Разве я был неправ? Разве мы не в нормальном и обычном месте?
— Если так, — убежденно сказал я, — то я приглашаю вас поселиться вместе со мной в диснеевском городке.
— Это было бы колоссально! — воскликнул он с грустной улыбкой. — Была бы возможность пожить в замке Спящей Красавицы и целый день кататься в маленьком электрическом поезде. Что вы об этом скажете?
— Я нахожу это довольно соблазнительным, — уверил я его, старательно избегая взгляда Мейбери.
Когда пять минут спустя мы оказались в кабинете Мейбери, последний бросился в свое кресло с озабоченным видом и принялся грызть ноготь на мизинце, стараясь, видимо, сосредоточиться. Я спросил его:
— Кто обнаружил труп, доктор?
— Один из садовников. Разумеется, случайно. Уже давно не подстригали все эти кусты.
— В котором часу это было?
— Без четверти десять.
— Значит, охрана вашего заведения так ненадежна, что больной может исчезнуть в десять часов утра и никто этого не заметит? — поразился я. — Это невероятно!
— Нина Росс не была нашей больной, — поспешил уточнить Мейбери.
— Тогда откуда вы ее знаете?
Он закусил мизинец и объяснил мне:
— Она была нашей клиенткой, но покинула нас уже неделю тому назад.
— Ворота ночью заперты?
— Само собой разумеется! — подтвердил он с видом шокированного человека. — И они охраняются двадцать четыре часа в сутки.
— Жертва не была госпитализирована у вас, значит, она пришла в сад не из вашего здания, когда ее убили в кустах. Она вошла не в ворота, так как ворота вечером заперты, и во всяком случае сторож увидел бы, как она прошла. Тогда как же она вошла, доктор? Что вы думаете по этому поводу? Может быть, вы думаете, что она пришла с улицы и всю одежду ей заменяла маска, изображавшая кошку, и кинжал. .. Может быть, она просто перепрыгнула двухметровую стену, чтобы попасть в ваш парк?
— Я так же, как и вы, лейтенант, не могу этого объяснить, — запротестовал он, закручивая усы. — Но, может быть, она была мертва уже раньше?!
— Как это? — проворчал я. — Кто-то перепрыгнул стену, держа труп этой девицы в руках? Этого никто не видел со времен Эрола Флинна. — Я зажег сигарету и минуту смотрел, как доктор нервно барабанил по своему рабочему столу. — Расскажите-ка мне все, что вы знаете о Нине Росс.
— Она приехала к нам два месяца тому назад, — поспешно начал он. — Была у нас семь недель. Потом уехала.
— Чем она страдала?
— Нс знаю, — признался он.
Видя, что я удивлен, он пожал плечами и продолжал:
— За такой короткий срок я не имел возможности поставить диагноз. Я подозревал, что это один из случаев паранойи; в том смысле, какой подразумевается у Крейплина. Разумеется, вы читали Крейплина, лейтенант?
— Исключительно по-японски, — заметил я.
— Извините, я сказал не подумав...
Его нижняя губа, нежно-женственная, задрожала. Одно мгновение мне казалось, что он сейчас зарыдает. Однако он взял себя в руки и продолжал:
— Крейплин видит в паранойе скрытое развитие постоянной галлюцинаторной системы, не имеющей под собой почвы, но галлюцинации эти не действуют на все прочее в организме.
— В общем, можно сказать, что параноик по Крейп-лину, исключая галлюцинации, вполне нормальный человек.
— Совершенно точно, лейтенант, — подтвердил Мейбери, кивком головы ободряя меня продвигаться по дорогам эрудиции.
— И каково же было галлюцинативное сумасшествие Нины Росс?
— Ей казалось, что она одержима, — ответил врач.
— Демоном?
— Скорее, ведьмой. Нина Росс твердо верила, что ее душа и тело находятся под властью колдуньи, которая однажды явилась ей в виде большой белой кошки...
— Отсюда и маска?
— По-видимому. Но до этого утра я никогда не видел эту маску. Нина Росс утверждала, что колдунья овладела ею за несколько месяцев до того, как она приехала в больницу, и вынуждала делать ее всякие ужасные вещи. Она заставляла ее, например, участвовать в шабашах или присутствовать на черных мессах, которые потом переходили в оргии, и так далее. Больная думала, что я в состоянии заклинаниями освободить ее от власти ведьмы. Не забывайте, — добавил он с нервной гримасой, — что если оставить в стороне эту одержимость, то Нина Росс была абсолютно нормальным человеком. Возможно, что на анализ и психотерапию этого случая я истратил времени больше, чем должен был, но это дало возможность составить внушительный документ.
Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу. Потом продолжал:
— Как-то утром она объявила мне, что мы с ней теряем время зря. Она утверждала, что ведьма забрала над ней еще большую власть с тех пор, как она находится у нас. И поэтому она решила уехать. У меня не было возможности помешать ей, так как она приехала в больницу по своей воле. С другой стороны, я знал, что, если начну настаивать, она станет отрицать всю историю с ведьмой и ей удастся убедить всех в своем умственном равновесии. Она сделает это лучше, чем мог бы сделать я.
— А после ее отъезда вы больше ее не видели? И не слышали никаких разговоров о ней?
— До этого утра нет, — ответил он упавшим голосом.
— А ее семья?
— Родных нет, никакой семьи. По крайней мере, так она утверждала.
— Если я не ошибаюсь, доктор, — простодушно заметил я, — вы вербуете себе клиентуру из верхушек общества: ваш тариф не должен быть слишком скромным. У Нины Росс не было трудностей с оплатой за ее пребывание у вас?
Его лицо стало цвета заходящего солнца.
— Ее работодатель, — объяснил он, — который также был ее единственным родственником, платил по счетам. Именно он и посоветовал ей обратиться ко мне.
— Как его зовут?
— Джемс Эрист. Э-р-и-с-т!
— Что вы о нем знаете?
— Немного. Только то, что мне рассказала сама Нина. Это, по-видимому, добрый человек и великодушный патрон. У меня не было случая познакомиться с ним. На другой день после прибытия Нины к нам Эрист позвонил в мою административную службу, чтобы предупредить, что он оплатит пребывание девушки в больнице.
— Так, я думаю, у вас есть его адрес. А адрес Нины Росс?
— Оба адреса, без сомнения, есть в истории болезни, — заверил доктор, поднимая телефонную трубку. — Я попрошу, чтобы их передали сестре в приемном покое, лейтенант, и вы возьмете их, когда будете уходить.
Когда он положил трубку, я вспомнил о вопросе, который хотел задать ему еще раньше.
— Вы говорили о клейме, мне помнится, — сказал я. — В чем там дело?
— А, белые следы на ляжке... Они имеют, наверное, какое-нибудь естественное происхождение, но Нина была убеждена, что это дело рук пресловутой ведьмы. Если ей поверить, то выходит, что ведьма приказала черту навсегда оставить отпечаток своих зубов на теле жертвы.
— Определение паранойи, которое вы мне дали, упрямо не выходит у меня из головы, доктор, — проворчал я, — и вся эта история мне кажется все более и более невероятной.
— Лейтенант, испокон веков рубцы являются предметом самых различных суеверий, — объяснил он с чувством превосходства. — В случае с Ниной Росс существует логическая связь между рубцами и убеждением, что она одержима нечистой силой.
— Я скоро вернусь,— внезапно решил я.— Я оставляю у вас сержанта Полника, доктор, он примет все необходимые меры.
У меня было такое ощущение, что если я задержусь еще на минуту в кабинете, слушая эту историю, то я рискую никогда не решить этой задачи.
— Лейтенант, я надеюсь, что вы не забудете о том, что я вам сказал о прессе, — напомнил он мне, не преминув закусить ноготь на мизинце.
Я прикрыл глаза и в свою очередь мягко напомнил ему:
— В парке больницы обнаруживают труп абсолютно голой и хорошенькой девицы, которая была клиенткой этой больницы и считала себя одержимой нечистой силой. Когда ее нашли в парке мертвой, на ней была маска, изображающая мордочку кошки с дьявольским выражением...
Открыв глаза, я с сочувствием закончил:
— Если вы в самом деле думаете помешать этой истории прогреметь на всю страну, доктор, значит, вы сами нуждаетесь в лечении.
Я получил адреса, предварительно побеседовав с «мешком костей», сидящим за бюро из розового дерева. Сестра дала мне их с явной неохотой, бросив на меня враждебный взгляд, напоминающий о тем, что надо изо всех сил беречь свое здоровье. Во всяком случае до тех пор, пока эта женщина жива, иначе рискуешь попасть ей в руки. И это будет спасением!
— Доктор Мейбери свободен?— спросила она меня ледяным тоном.
— У меня не было ордера на его арест, если вы это имели в виду.
Она так сжала рот, что ее губы полностью исчезли.
— Вы всегда так дурно шутите в подобных трагических обстоятельствах, лейтенант?
— Честное слово, нет, — признался я. — Но доктор Мейбери подал мне пример, и я подумал, что это обычай вашего дома для поддержания морального облика служащих. Ваш патрон сказал мне: «Вы возьмете адреса у застенчивой сестры в приемной».
Пересекая террасу, уложенную плитками, я заметил Полника и доктора Мерфи, направлявшихся к зданию. Когда они приблизились, мне показалось, что я читаю на лице Мерфи тайное, но бесспорное выражение удивления, это был беспримерный случай.
— Лейтенант Виллер, принц черной магии! — продекламировал он, поднося руку к воображаемой фуражке. — Пока вы не исчезли в клубах черного дыма, приготовившись вести героический бой в одиночку с феями и демонами, мы приветствуем вас.
— Для кладбищенского грабителя вы слишком потешны, — холодно ответил я. — Однако справедливости ради я должен признать, что вы единственный из всех моих знакомых, кто отправляет своих клиентов на кладбище, даже не пытаясь спасти их.
Он с воодушевлением продолжал:
— Сержант в общих чертах рассказал мне, какой вид был у жертвы в резиновой маске, когда вы ее нашли. Что мне понравилось в его рассказе, так это подробный анализ выражения вашего лица в разные психологические моменты: вы, кажется, прошли все стадии — от ужаса в чистом виде до состояния лихорадочного кретинизма.
ГТолник съежился под ядовитым взглядом, которым я его одарил, и отвернулся. Он отошел на несколько метров, опустил глаза в землю, делая вид, что нашел трилистник с четырьмя листьями.
— Ну, хозяин, ваше заключение? — поинтересовался я у доктора. — Как всегда, неточное?
— Мне пришли в голову одна-две идеи,— признался он, скромно пожимая плечами. — Субъект мертв, и он был женского пола. — Он сделал секундную паузу и добавил: — Не делайте такого изумленного лица, лейтенант. Немножечко изумленного восхищения мне будет вполне достаточно.
— Благодарю вас, доктор, — ответил я с искренним волнением. — Ваш диагноз блистателен с точки зрения идиота, изучавшего медицину заочно.
Он улыбнулся, закурил, а потом заметил:
— Она милашка, Ол!
— По словам Мейбери — параноик, — объяснил я. — Она считала, что одержима нечистой силой. Прежде чем это дело закончится, может случиться, что я попаду в одну из палат этого санатория.
— Если я правильно установил, смерть произошла минимально — шесть, максимально — восемь часов назад,— сказал Мерфи, посмотрев на часы.— Это, должно быть, случилось между тремя часами ночи и пятью часами утра.
— По-вашему, это не могло быть самоубийством?
— Вы переворачивали труп?
— Нет, — признался я.
— Лезвие ножа вышло на спине. На добрый сантиметр, — сказал он без обиняков. — Невозможно, чтобы она это сделала сама. Тот, кто с ней рассчитался, шел на это сознательно. Вы внимательно осмотрели рукоятку кинжала?
— Бог мой, нет! — сказал я, покраснев.
Он расплылся в очаровательной улыбке.
— Целиком к вашим услугам, Ол, — объявил он. — Пожать руку неудачливому полицейскому всегда приятно, знаете ли. Ну, так рукоятка очень интересна: мне показалось, что она инкрустирована золотом. Может быть, это флорентийский кинжал...
— Как вы все образованны! — мрачно констатировал я.— Только что Мейбери цитировал мне какого-то шарлатана по имени Крейплин, а теперь вы изображаете оружейного эксперта. Подумать только, флорентийский кинжал!..
— В заочном курсе медицины только двенадцать уроков, но они достаточно емкие, — с удовлетворением отметил он. — Вы осмотрели маску?
Я метнул на него яростный взгляд и вдруг почувствовал, что вот-вот зарычу, как хищник, у которого хотят отнять добычу.
— Я вижу, что вы ничего этого не сделали, — продолжал он. — Во всяком случае, вы, конечно, все же установили, что маска представляла собой голову кошки? И что она плотно закрывала всю голову и шею? — Он на секунду прикрыл глаза, чтобы полностью насладиться радостью победы, своим превосходством.
— Да, я это понял, как только снял ее, — пробурчал я.
— Хорошо, очень хорошо, — комментировал он с одобрительным видом. — Может быть, вы также заметили расширенные ноздри и острые зубы?
Я глубоко вздохнул, прежде чем спросить:
— Ну и что?
— Маска была без прорезей!
Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что он хотел этим сказать.
— Проще говоря, не было ни одного отверстия, через которое можно было бы дышать?
— Ни малейшего. Маска плотно прилегала к коже, и она была герметичной. Какие выводы вы сделаете, о проницательный детектив?
— Что девица была уже мертвой, когда на нее надели эту маску, — проворчал я.
— Вы не ошибаетесь, — констатировал он. — Я лелею надежду, что девица добровольно влезла в маску, чтобы покончить с собой. Затем появился некто, всадивший ей в грудь нож, просто так, чтобы повеселиться.
— Доктор, — торжественно заметил я. — Даже окончив заочный курс обучения, вы должны знать, как выглядит человек, погибший от удушения. Невозможно спутать задушенного с зарезанным, и вы это знаете так же хорошо, как и я. Так кого же вы хотите заставить поверить в это?
Он страдальчески покачал головой и пробормотал:
— Когда я думаю о ночах, проведенных за изучением всего этого, и вижу, что Виллер знает столько же, сколько и я, даже не учившись заочно, я просто теряюсь. Какая несправедливость!
— Ха, ха, ха! Очень смешно, никогда так не смеялся! — парировал я. — Теперь возвращайтесь домой, — я показал на больницу,— и поиграйте со своими товарищами.
— Я лучше подожду катафалк, — любезно ответил он. — До скорого, Ол! И проконсультируйтесь у окулиста!
Он повернулся, с секунду поколебался, затем хлопнул Полника по плечу.
— Теперь, сержант, вы можете ему показаться, — ласково сказал он. — Сейчас лейтенант смертельно ненавидит меня, а не вас!
Полник повернулся и посмотрел на меня с несчастным видом.
— Я ничего не говорил о вас, лейтенант. Честное слово!
— Я очень хотел бы в это поверить, — сухо ответил я. —С каких это пор вы знаете все эти слова?
— Ах, вот в чем дело! — догадался он. — Только подумать, что я даже не понял, что хозяин говорит гадости. — Приблизившись ко мне, он прорычал мне в ухо: — Скажите же, лейтенант, что в точности значит «фасция»?
— Я охотно объясню, сержант, но мне кажется, что вы слишком молоды... И мне пора ехать.
— Тем хуже, —ответил он с разочарованным видом.
Но вскоре разочарование сменилось полным непониманием.
— Откуда вы знаете, лейтенант, что такое «фасция»? Ведь вы на десять лет моложе меня!
— Это потому, что меня воспитывали как поросенка, — объяснил я и, не оставив ему времени для ответа, продолжал: — Я оставляю вас, сержант, на месте. Допросите сторожей. Спросите, кто всю ночь сторожил у ворот, и постарайтесь узнать, не видели и не слышали ли они что-нибудь необычное. Затем попросите дело Нины Росс, запишите число, когда она приехала в больницу, длительность ее пребывания здесь и дату ее отъезда. Постарайтесь поймать кого-нибудь из сестер, кто принимал ее, заставьте их разговориться, рассказать, что это была за девушка, и так далее.
— Слушаюсь, лейтенант, — подчинился он. — Но я хочу задать вам еще один вопрос. Кто такая Нина Росс?
— Девушка, которую убили! — ответил я, стараясь сохранить спокойствие, что было довольно трудно, так как нервы были натянуты.
— Черт возьми, — явно облегченно вздохнул он. — А я уж начал фантазировать, лейтенант. Я уж думал, что дело касается приемной сестры, знаете, такая старая сова, которая думает, что свихнувшийся — это что-то такое грязное.
— Во всяком случае, — сказал я, — вы знаете, чем ее можно убить. Если она к вам привяжется, обзовите ее фасцией.
Утро было все так же прекрасно, и все еще была весна, когда я завернул за угол и выехал на дорогу.
Но я все видел совсем по-иному. Скорее всего, мрачное настроение было оттого, что я представлял себе лицо шерифа Лейверса, когда я расскажу ему историю о девушке в кошачьей маске, о девушке, которая считала, что одержима нечистой силой, а все закончилось тем, что ее закололи... А, дерьмо!..
Я посмотрел на адреса, которые дала мне старая сова, и для начала решил поехать и посмотреть бывшее жилье Нины Росс. Ничто не мешало мне думать, что Джемс Эрист был симпатичным и совершенно нормальным человеком, но, учитывая свое ужасное пребывание в Хилстоуне, я предпочел не рисковать. Не теперь, по крайней мере.
Покой, который царил сейчас в доме Нины Росс, без сомнения, успокоит мои взбудораженные нервы. Кроме того, Нина жила на Ля Пинед, в квартале, расположенном на маленькой скале в пяти километрах к югу от города; Эрист жил в Парадиз Плейдж, на три километра южнее: я мог посетить оба места, не сворачивая с дороги.
Через двадцать минут я остановился на зеленой дороге, проложенной через вершину скалы невзирая на впечатляющие обрывы с обеих сторон. В пятидесяти метрах от дороги был виден дом с террасами, — он сохранял ненадежное равновесие над Тихим океаном, как кандидат в самоубийцы, которому осталось сделать только шаг. Я еще раз посмотрел на адрес, чтобы удостовериться, что не ошибся. Не знаю почему, но я удивился, что Нина Росс жила в таком доме, необычном доме. Я представлял себе, что ее квартира находится в одном из четырехэтажных меблированных домов, которые уже примелькались на этом берегу. Аллея, ведущая к дому, пробегала по скале почти вертикально. Я вышел из машины и остальную часть пути решил пройти пешком.
В то время как я осторожно спустился по тропинке, свежий морской ветер ласкал мне лицо. Очень далеко, на горизонте, виднелась нефтяная вышка, она походила на игрушку, забытую в гигантской ванне. С другой стороны дома была пропасть глубиной метров шестьсот. Я спрашивал себя, не на метле ли переправляется через нее ведьма, которая овладела Ниной.
Бетонный барьер, выложенный черепицей, вел ко входу, находящемуся за стеклянной террасой, окна которой были затянуты плотными шторами. Двери были приоткрыты, и мне вдруг пришла в голову гениальная мысль: может быть, Нина жила здесь не одна и мне надо предупредить о своем приходе. Я позвонил. Раздался мелодичный звук, и через две секунды послышался такой же мелодичный голос:
— Дверь открыта!
Я вошел в вестибюль, в который выходило несколько дверей. Одна из них вела в жилую часть дома.
— Сюда! — раздался несколько раздраженный голос. — Мне нужны чьи-нибудь руки!
Нет, никто никогда не скажет, что некто Виллер покинул девушку в беде! — подумал я и недрогнувшей рукой повернул ручку двери. Мой нюх тут же подсказал мне, что комната, в которую я вошел, была спальней: в ней находились кровать, комод, внушительных размеров трельяж. И я понял — это комнатка какой-нибудь куколки, что и подтвердилось присутствием существа такого рода, стоявшего ко мне спиной посреди белого пушистого ковра.
Вот это была спина! Загорелая, цвета оливы, созревшей на солнце, она заканчивалась двумя длинными, изящными ногами такого же цвета. Голубые трусики плотно облегали круглые бедра. Две руки делали мне нетерпеливые знаки.
— Не могу застегнуть этот проклятый лифчик! — сердилась она. — Достаточно одной пуговицы. Я поправилась в последнее время. Но поскольку я полнею в нужных местах, то это меня не волнует!
Взяв резинки лифчика, которые она мне протягивала, я не без труда застегнул его.
— Ай! — возмущенно вскрикнула она.— Ну зачем так сильно тянуть! Что происходит? Ты опять пьян? Ты опоздал на полчаса, и я была вынуждена тереть себе спину сама.
— В другой раз я приду вовремя, это уж решено! — ответил я в такой же мере страстно, как и чистосердечно.
Ее спина окаменела.
— Боже мой! — пробормотала она. — Это не Джонни!
— Я послан Комитетом недели добрых дел, — объяснил я. — Я прогуливаю собак, застегиваю лифчики. Короче, я стараюсь распространить вокруг себя радость и счастье.
Она медленно повернулась и посмотрела на меня так, будто я был марсианином, только что прилетевшим с другой планеты. В ее глазах застыл вопрос: кто я? К какому миру принадлежу?
Передо мной была брюнетка. Длинные волосы были собраны в пучок а ля Бордо, у нее были черные выразительные глаза, изящные скулы, а губы, прекрасно очерченные, выдавали чувственность. Лифчик, застегнутый так прекрасно мной, был голубой, того же цвета, что и трусики, и теперь он вздымался двумя круглыми женственными холмами.
— Теперь мне немножко поздно краснеть, — сказала она, так и не пытаясь это сделать. — Но что вы делаете в моей комнате?
— Если вы помните, вы крикнули, чтобы я вошел.
— Верно, — призналась она, кивнув головой. — Значит, вина моя.
— Нет! — воскликнул я в порыве великодушия. — Моя! Если бы я пришел на полчаса раньше, я мог бы вам потереть спину.
— Во всяком случае не раньше, чем вы представитесь, — объявила она. — Я не хотела бы показаться нелюбезной, но вы... что-нибудь продаете?
В этот момент я услышал в вестибюле торопливые, решительные шаги, и прежде чем я успел ответить, дверь распахнулась, и в ней появился атлет, кричавший:
— Я в отчаянии, что опоздал, крошка! Я... — Заметив меня, он замолчал. Воцарилось молчание, за которое я успел отметить, что добряк — минимум метр восемьдесят пять сантиметров и должен весить не менее девяноста килограммов. И одни мускулы. Его пепельные, выгоревшие на солнце волосы были коротко подстрижены и нахально вились. Лицо было тяжелое, голубые глаза скрывались в жирных складках от слишком надутых щек. Тонкие и жесткие губы презрительно сжались, что, впрочем, казалось их обычным выражением. На нем была спортивная куртка, велюровые брюки, его ультраплоские часы с толстой цепочкой, обхватывающей волосатую руку, по-видимому, были из платины.
— Черт возьми! Что здесь происходит? — прорычал он, как только обрел дар речи.
— Все очень просто, — заметила брюнеточка без всякого смущения. — Нет нужды нервничать, Джонни, а то у тебя поднимется давление или случится нервная депрессия. Когда позвонили в дверь, я решила, что это ты, крикнула, чтобы вошли, и, все еще уверенная, что это ты, попросила застегнуть мне лифчик. Откуда я могла знать, что это он, — она сделала жест в мою сторону, — а не ты? Я не могла предположить, что ошибаюсь. Я абсолютно не стремилась к тому, чтобы именно он застегивал мне лифчик!
— Да, действительно, откуда было знать? — оправдывался я.
Силач бросил на меня взгляд, в котором я, без особого дара ясновидения, мог предугадать свою участь. Диким голосом он зарычал:
— Прежде всего —кто этот тип?
— Но, дорогой, это... — Она с секунду смотрела на меня, затем, охваченная беспричинным смехом, сказала: — Я ничего об этом не знаю! Мне известно только, что его послал Комитет недели добрых дел!
Смех сотрясал ее тело. Никакой лифчик не смог бы выдержать такого напряжения.
— Очень смешно, — проворчал силач. — Будет еще забавнее, когда я дам ему в морду! — Он направился ко мне с угрожающим видом: — Ну, сволочь, так кто же ты?
— Лейтенант Виллер, я состою в Службе шерифа, — хладнокровно ответил я. — А вы?
— Полицейский? — пробормотал он, недоверчиво глядя на меня.
— А что, я похож на скаута? — спросил я.
Вдруг красотка перестала смеяться и заинтересованно посмотрела па меня.
— Может быть, лучше представить вас друг другу, — сказала она. — Лейтенант Виллер, вот Джонни Крейстал, один из моих друзей.
— Каждый может ошибиться, — галантно заметил я. — Думаю, что парень — ваша единственная ошибка. Не так ли?
— Полицейский или нет, — пролаял Крейстал, — почему, черт возьми, вы застегиваете лифчик моей приятельнице?
— Шериф решил улучшить отношения полиции с публикой, и именно меня он послал подготовить для этого почву. .. Бросьте изображать сторожевую собаку, Крейстал, — мрачно добавил я.
Успокаивающим тоном вмешалась брюнетка:
— Лейтенант пришел сюда, конечно, не без причины, Джонни. А что если мы дадим ему высказаться?
— Я надеюсь, что у него веская причина, — ответил гигант.
Игнорируя его присутствие, я повернулся к девушке и спросил:
— Здесь жила Нина Росс, не так ли?
— Она живет здесь и сейчас, — улыбнулась она в ответ.
— Увы, нет! Нина Росс была убита сегодня на рассвете.
Она переглянулась с Крейсталом, и тот загремел снова:
— Это не полицейский! Это сумасшедший! Он, должно быть, убежал из клиники!
— Замолчи, Джонни, — приказала девица дрожащим голосом.
Темными глазами она мгновение смотрела на меня.
-— Мне кажется, лейтенант, здесь ужасное недоразумение.
— В самом деле? — спросил я с интересом. — И что же заставляет вас так думать?
— Нина Росс — это я! — ответила она.
Служащий морга, Чарли Кетц, будучи больше не в силах выносить компанию своих клиентов, с которыми ему приходилось иметь дело по роду его работы, впал в депрессию. И его заменили.
Новый служащий, Берни Хольт, был коротеньким и жирным типом. Он улыбался всем и при любых обстоятельствах, имел вид жизнерадостного и услужливого человека и по-своему был усерднее своего предшественника Чарли Кетца.
Он появился со своей вечной улыбкой на губах, энергично потирая руки. С довольным видом, будто у него прекрасная работа и вокруг все замечательно, он звонко произнес:
— Счастлив снова видеть вас, лейтенант!
— Привет, Берни, — ответил я без особого энтузиазма. — Познакомьтесь, мисс Нина Росс...
— Берни Хольт, — растерянно представился он, обернувшись к девушке.
— Здравствуйте, господин Хольт, — сказала она с серьезным видом.
Улыбка Берни медленно стекла с его лица.
— Вы что-то путаете, лейтенант, — снисходительно заметил он. — Я только что устроил Нину Росс в одном из ящиков холодильника.
— А разве вам известно, кого вы положили в ящик? — резко возразил я. — Я надеюсь, что мисс Росс нам поможет прояснить это!
— Вы хотите сказать, что убили не ту девушку, которую надо было! — воскликнул он, и его глаза округлились.
Я услышал, как девушка судорожно икнула, и подавил в себе желание медленно удушить этого человека его же подтяжками. Он, должно быть, прочитал это зловещее намерение на моем лице, так как побледнел и на несколько секунд забыл о своей улыбке. Извиняющимся голосом он спросил:
— Я сказал глупость, лейтенант?
— Вы — кусок сала, безмозглый дурак, — прорычал я. — Заткнитесь!
Я почувствовал прикосновение нежной руки к своему локтю.
— Прошу вас, лейтенант, — вмешалась Ника Росс. — Не будем говорить об этом.
— Пойдемте, поглядим на ваши ящики, — буркнул я Берни, который так усердствовал, что чуть не растянулся, показывая нам дорогу.
Несколько минут спустя он осторожно снимал простыню с незнакомки, устремив на меня взгляд, полный уважения.
— Час назад доктор Мерфи констатировал удушение, — униженно пояснил он. — Должен ли я предупредить его, что произошла ошибка в опознании личности?
— Уж не знаю, как мне вас и благодарить, Берни. Может быть, я был должен...
— Лейтенант, — шепнула настойчиво Нина Росс.
Я повернулся к ней и заметил, что все лицо ее было покрыто испариной. Едва слышным голосом она прошептала:
— Я знаю ее. Я... это ничего, если мы выйдем отсюда? Мне кажется, если я останусь здесь еще минуту, то потеряю сознание.
— Ну конечно!
И взяв ее под руку, я помог ей выйти на воздух.
— Теперь лучше! — глубоко вздохнула она. — Возможно, это от неожиданности. Увидеть Диану в таком положении!.. Я впервые вижу труп, лейтенант. А когда дело касается человека, которого ты знала...
Я прервал ее.
— Диана?
— Да, Диана Эрнст, — уточнила она.
— Она была из семьи некоего Джемса Эрнста?
— Я ничего об этом не знаю, — ответила она задумчиво. — Мне кажется, она как-то говорила о своем дяде Джемсе. Возможно, что это тот самый человек.
— Она одна из ваших подруг?
Она кивнула.
— Я познакомилась с ней примерно год назад, она позировала мне... Я — художница по костюмам, модельер, — сказала она в ответ на мой вопросительный взгляд. •— Диана была профессиональной моделью. Хорошей моделью. Она часто позировала мне, и мы подружились. Я не могу поверить в то, что она умерла, — прибавила она прерывающимся голосом.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Должно быть, месяца два тому назад.
Она нахмурила брови, стараясь сосредоточиться.
— Однажды вечером, очень поздно, Диана пришла ко мне. Она сказала, что у нее неприятности. Серьезные неприятности. Сказала, что должна уехать на некоторое время. Она не хотела говорить ничего более точного и определенного, сказала только, что должна немедленно уехать, и попросила меня одолжить ей кое-что из одежды и два чемодана!
— Вы согласились?
— Разумеется. Она же была моим другом.
— Она не говорила вам, куда она собиралась поехать?
— Нет. Она даже считала, что для меня лучше, чтобы я не знала этого. Я никогда не видела человека и таком состоянии, в каком была Диана в тот вечер!..
Мы возвращались в Остен-халл вместе с Ниной Росс. Я сел за руль и сказал ей:
— Я провожу вас, иначе ваш добрый друг подумает, что вас похитили.
— Не следует принимать Джонни слишком серьезно, лейтенант, — ответила Нина с легкой улыбкой. — Он по природе ревнив. И вспыхивает мгновенно.
— Он, без сомнения, ревнив в отношении своих привилегий. В конце концов, это он вам трет спину, — произнес я несколько легкомысленным тоном.
Она покраснела от гнева и воскликнула:
— Мне кажется, что это не ваше дело!
— Совершенно точно. Поговорим еще немного о Диане и о ее друзьях.
— Она никогда мне о них ничего не говорила, — медленно проговорила Нина. — Она была очень скрытна. Я быстро поняла, что она не любит говорить о своей личной жизни, и, разумеется, не настаивала.
Несколько минут мы ждали своей очереди в потоке машин и, наконец, выехали на магистраль.
— Она никогда не говорила вам о своем клейме? — спросил я с рассеянным видом.
— О своем... что?
— О группе маленьких белых шрамов над правым коленом. ..
— Нет, никогда...
— И она никогда не пользовалась метлой, чтобы прилететь на вашу скалу?
Я почувствовал на себе внимательный взгляд темных глаз.
— Это шутка, лейтенант? — спросила она ледяным тоном.
— Она никогда не говорила о колдунье? Никогда не поверяла вам, что она одержима?
— Разумеется, нет! Абсурдный вопрос!
Нас нагнала машина дорожной полиции, и агент бросил на меня такой укоризненный взгляд, что я тут же отпустил акселератор, так как понял, что я превысил дозволенную скорость.
Я покосился на Нину Росс и констатировал, что она очень разгневана. Возможно, ей было трудно говорить о своей приятельнице, чей труп она только что опознала, а может быть, она не переварила еще намека на Джонни Крей стала.
— Диану Эрнст убили кинжалом, ударив в сердце, — сказал я наконец тихим голосом.— Лезвие ножа вышло в спине. На два сантиметра.
Она закрыла глаза. Потом воскликнула:
— Как можно делать такие вещи?
— Очень острым ножом, — грубо ответил я.
— Прошу вас, — прошептала она.
— Я думал, что вы предпочитаете знать детали, — пояснил я. — Диана провела семь недель в больнице, затем она уехала оттуда, потому что не была уверена, что доктор поможет ей.
— В больнице? — Нина внимательно посмотрела на меня. — Душевное заболевание?
— Паранойя, но не в такой сильной степени, чтоб ее изолировать, как считал врач. Она была убеждена, что ее телом и душой овладела ведьма.
— Бедная Диана!
— Она уехала из больницы неделю тому назад. Сегодня утром она вернулась туда. Во всяком случае — ее труп. Я еще не знаю, была ли она убита там или убийца подбросил туда ее труп. Когда ее нашли, она была совершенно голая, голова целиком была покрыта резиновой маской, представляющей собой кошачью морду. Самую противную кошку из всех, каких мне только доводилось видеть.
— Это... это фантастично! — задыхаясь, воскликнула Нина. — Она, должно быть, сошла с ума!
— Возможно, она была без ума от кошек, — предположил я. — Она любила их?
— Я не знаю, она никогда мне об этом не говорила.
Мы выехали на середину автострады. Я немного помолчал.
— Я не хочу вас укорять, кошечка, но для друга вы чертовски мало осведомлены!
— Диана не любила исповедоваться, я уже говорила вам, — сухо парировала она. — Она никогда не говорила о своей частной жизни, а я никогда ее не расспрашивала.
— В самом деле, кошечка, вы мне это говорили. Но зато, я уверен, вам известно все о частной жизни Джонни Крейстала.
— Мне кажется, я уже говорила, что это не ваше дело, лейтенант! — ее голос слегка дрожал. — И перестаньте называть меня «кошечка»!
Пять минут спустя я остановил машину недалеко от ее дома. Нина открыла дверцу, высунула из машины свои очаровательные ножки и, поколебавшись минуту, обратилась ко мне:
— Лейтенант!
— Мисс Росс? — вежливо откликнулся я.
— Что заставило вас подумать, что жертвой была Нина Росс?
— Диана была в больнице под вашим именем, — объяснил я. — И когда обнаружили ее труп, то опознали его как тело Нины Росс. Ваш адрес был в ее истории болезни.
— Вот в чем дело! — Она подвинулась к дверце, и ее платье задралось выше колен. — Благодарю вас, лейтенант!
— Я ждал, когда же вы решитесь задать этот вопрос?
Она резко повернулась ко мне.
— Что вы хотите этим сказать?
— Помните сцену, которая недавно произошла в вашей спальне? Вашего дружка, который изображал оскорбленного самца и хотел узнать, что же я делал в вашей комнате? — уточнил я холодным тоном. — Я объявил вам, что убита Нина Росс, а вы ответили, что это недоразумение, потому что Нина Росс — это вы. Это был именно тот момент, когда вы должны были спросить меня, что же заставило думать, что убитая — Нина Росс.
Когда я попросил вас сопровождать меня в морг, чтобы попробовать установить личность жертвы, это тоже был подходящий момент. В морге вы пропустили последнюю возможность.
Мгновение она смотрела на меня своими темными глазами, закусив нижнюю губу. Лоб ее был влажен.
— Вы хотите меня запутать, лейтенант. Что вы имеете в виду под этими возможностями»?
— Я хочу сказать, что несколько секунд тому назад вы поняли, что должны задать этот вопрос, кошечка, — сухо уточнил я. — Это было бы вполне естественно, логично, чтоб вы задали этот вопрос первым, но вы этого не сделали. Это значит, что вам это неинтересно. Хотите, я объясню вам, почему это так?
— Давайте, — хрипло отозвалась она.
Вы уже были в курсе дела, курочка, и вот почему вам ото было уже неинтересно.
— Вот что случается, когда полицейский старается умничать, — ответила она, стиснув зубы. — Вам не пришла мысль, что такая работа вам не по плечу? И что когда вместо мозгов — компот, то логично рассуждать нельзя?
Она с решительным видом вышла из машины и яростно хлопнула дверью.
— До свидания, лейтенант, — бросила она. — Когда в следующий раз вы пожелаете поговорить со мной, я устрою так, чтобы вы говорили с моим адвокатом, что помешает вам оскорблять меня.
— В следующий раз, когда у нас будет свидание, красотка, постарайтесь говорить правду, — ласково посоветовал я. — Это вам поможет.
Я смотрел, как она шла по тропинке мелкими нетерпеливыми шажками; ее круглый задик обольстительно обрисовывался под тонким шелком. Если уж имеешь дело со лгуньей, так пусть она будет хорошенькой.
Замок, который вырисовывался за пальмовой рощей в Парадиз Плейдже, резко контрастировал с домом ультрамодерн на краю скалы Ля Пинед. Было три часа дня, когда я приехал в Парадиз Плейдж. Я вышел из машины, и ворчание в желудке напомнило мне, что я еще не завтракал. Вдоль фасада замка шла большая веранда. Подойдя ближе, я увидел на веранде мужчину, который, прислонившись к притолоке, пристально смотрел на меня.
— Господин Эрист?— спросил я.
— Я,— ответил он приятным и серьезным голосом.— Джемс Эрнст.
Ему было около сорока пяти лет. Он был высокого роста, на голове прекрасный ореол серебряных волос. Его лицо с глубокими морщинами было загорелым, цвета полированного красного дерева, что подчеркивало еще больше металлический блеск его серых глаз, в которых порою вспыхивала искра неостывшего пепла.
— Лейтенант Виллер, — представился я. — У вас есть племянница Диана Эргст...
— Чтобы избавить вас от неприятных минут, я должен сказать, что я в курсе дел, несчастья, случившегося с Дианой.
— Вам известно?
— Сегодня утром мне позвонил доктор Мейбери. Я тут же связался бы с вами, но доктор Мейбери предупредил меня, что вы взяли мой адрес и наверняка скоро приедете. Я ждал вас, лейтенант, но я не думал, что вы задержитесь.
— У доктора Мейбери возникла удачная идея, — сказал я, изобразив подобие улыбки.
— Входите, лейтенант, — пригласил он.
Я прошел по вестибюлю вслед за ним и вошел в комнату, величина которой привела меня в изумление. Снаружи замок казался небольшим, но видимость была обманчива. На самом деле это был обширный, роскошно обставленный дом. Стены и паркет комнаты были дымчато серыми, мебель дорогая. Одну из стен занимали полки с книгами, над камином висел портрет., па котором маслом в темных тонах была изображена женщина, одетая по моде XVII века. Женщина была бы красива, если бы не ледяной взгляд ее змеиных глаз. У меня она вызвала чувство отвращения.
— Садитесь, лейтенант, — предложил мне Эрнст как радушный хозяин. — Могу я предложить вам выпить?
— Нет, благодарю вас.
— Разрешите?..
— Прошу вас, — бросил я, опускаясь в удобное кожаное кресло.
Он подошел к бару в другом конце комнаты, налил себе стакан и сел в кресло напротив меня.
— Думаю, что вы хотите задать мне сто вопросов, — сказал он, обнажив в улыбке красивые зубы. — Разрешите мне заранее ответить на некоторые из них. Прежде всего вам следует знать, что, хотя Диана и была моей племянницей, между нами не было никакой привязанности. Еще двадцать лет тому назад я прервал все отношения со своей сестрой; Диана тогда была еще маленькой девочкой. Два года тому назад Диана приехала повидаться со мной, она рассказала мне, кто она, и сказала, что ее родители умерли шесть месяцев тому назад и я был единственным из оставшихся ее родственников.
Он со вкусом отпил из стакана и продолжал:
— Я не сентиментален и сказал об этом в мягкой форме Диане. Она ответила, что ее это устраивает, так как она тоже не сентиментальна. На Востоке она позировала для журналов мод, теперь, на Западе, она решила продолжить свое занятие. Она попросила разрешения пожить у меня до тех пор, пока не встанет на ноги. В благодарность за это она будет вести мой дом. Она жила у меня шесть месяцев. Время от времени она исчезала иногда на одну ночь, иногда на целую неделю. Я никогда ее ни о чем не спрашивал, и сама она тоже ничего не объясняла. Настоящие Эрнсты хладнокровны, они не нуждаются ни в чьей защите; движимые неумолимым честолюбием, они готовы пожертвовать всем и вся для достижения цели, которую перед собой поставили. Через шесть месяцев Диана заявила, что уезжает.
Я долго не видел ее и ничего не слышал о ней. Я не волновался за нее. Затем, через три месяца, она появилась снова без предупреждения. Она открыла мне, что ей представляется единственный случай составить себе состояние, и она пришла одолжить у меня денег. Разумеется, я ответил, что она сумасшедшая, и у нас вышла гнусная сцена; я ударил ее.
Он прервался, чтобы выпить глоток виски, затем продолжал рассказ, который он, видимо, старался передать с малейшими деталями.
— После ухода Дианы, лейтенант, должен признаться, я испытал некоторые укоры совести. В конце концов, она была моей родственницей. Позже она вернулась еще раз. Она приехала в три часа дня в состоянии неописуемого ужаса, но она не из тех, кто преувеличивает все из-за мелодраматического эффекта! В течение первых десяти минут она неразборчиво что-то лепетала. Когда, наконец, мне удалось ее немного успокоить, она сказала, что ее план обернулся катастрофой и что он ищет ее, чтобы убить. — Эрист медленно покачал головой и вздохнул. — Разумеется, я спросил, кто был этот «он», но она ничего не хотела говорить. Она только повторяла, что ей надо спрятаться, что ей надо найти место, где бы она чувствовала себя в безопасности; что у меня ей нельзя оставаться, здесь ее найдут. Она упала на колени и умоляла меня помочь ей. Сцена была довольно отвратительная, но отчаяние моей племянницы было очевидным. Тогда мне пришла одна мысль...
— Месье Эрнст, почему?.. — начал я.
Жестом он заставил меня замолчать.
— Прошу вас, лейтенант, дайте мне закончить. Поверьте, так будет быстрее. У меня довольно интересное времяпрепровождение: как любитель я интересуюсь черной магией. В течение шести месяцев пребывания у меня Дианы мы с ней часто обсуждали эту тему, и моя племянница усвоила элементарные сведения по этому предмету. Мейбери вам, конечно, говорил об этом. Теперь я понимаю, в чем состояло ее дело. Я предложил ей устроить ее в больницу для душевнобольных, сказав, что она считает себя одержимой нечистой силой. Чтобы обеспечить свою безопасность, надо было лить воспользоваться чужим именем: она назвалась именем одной из своих подруг — Нины Росс. С другой стороны, у нее не было денег. Без особого энтузиазма я согласился оплатить ее пребывание в больнице. В этот же день я отвез ее в машине в больницу Хилстоун, оставил ее в нескольких метрах от ворот. По возвращении домой я написал доктору, он же директор, предупреждая, что Нина Росс — мой секретарь и что я оплачу все расходы. — Он улыбнулся и заключил: — Я думаю, что ответил на большую часть вопросов, которые вы хотели мне задать, лейтенант?
— Диана ушла из больницы уже неделю тому назад, — напомнил я ему.
— Мне сегодня утром сказал об этом Мейбери.
— Вы не знали этого?
— Я должен был ожидать этого, — спокойно ответил он. — Она пряталась в течение семи недель и, должно быть, решила, что больше ничем не рискует. Тогда она и покинула это заведение. Ей никогда бы не пришла в голову мысль предупредить меня: она больше не нуждалась во мне, понимаете? Впрочем, на ее месте я поступил бы так же.
— У вас нет ни малейшего представления о том, что она делала в эту неделю? — уточнил я. — О тех местах, куда она могла поехать, о тех людях, с которыми она могла встретиться?
— Ни малейшего, лейтенант, — ответил он.
Я встал с кресла, подошел к книжным полкам и принялся читать заголовки: «Ведьмоведение», «Демонология», «Черные мессы»... Внезапная боль пронзила мой мозг, и я на несколько мгновений закрыл глаза. Я, к сожалению, должен был констатировать, что день стано-
вится все хуже и хуже, я совсем потерял присутствие духа. Я должен был собраться с силами, чтобы повернуться к Эристу, который продолжал потягивать виски со спокойным и довольным видом.
— Сказал ли вам Мейбери, в каком виде нашли вашу племянницу? — проворчал я.
— Конечно. Голой, в каучуковой маске.
— Как вы это объясните?
— Диана мертва, — невозмутимо сказал он, — Ее убили. Значит, она сказала мне в последний раз правду: она в самом деле скрывалась от кого-то, кто хотел ее убить. Я думаю, что убийце стало известно ее местопребывание, а также версия, которую мы придумали. Пользуясь создавшимися обстоятельствами и при наличии ума, убийца, может быть, развлекаясь, надел ей маску. Если только он просто не захотел отвести подозрения.
— Для девушки, которой известны только основы предмета, она слишком успешно обманула Мейбери, — подчеркнул я с некоторой резкостью. — Даже не видя ее лица, он узнал ее по шрамам на ноге.
— А, да. Шрамы! — повторил он с усмешкой. — Я доволен, что предусмотрел эту деталь, лейтенант.
— Ваша племянница дурачила Мейбери в течение семи педель, а я уверяю вас, в психиатрии — это искуснейший человек.
— О, в демонологии он искушен значительно меньше, — заметил Эрист ласковым голосом. — Он рассматривал случай с моей племянницей совсем с другой точки зрения. Он был недостаточно информирован, чтобы разгадать ее трюки. Диане было совсем нетрудно дурачить его семь недель, лейтенант, — заключил он, энергично кивнув головой. — Прошу вас, не совершайте трагической ошибки, ни минуты не думайте, что Диана в самом деле была одержимой!
Я зажег сигарету.
— «Он», все сводится к этому таинственному «он», — сказал я, бросив на своего собеседника убийственный взгляд, — к человеку, который хотел убить вашу племянницу в ту ночь, когда она пришла просить вас о помощи.
— В самом деле, — сдержанно отозвался он. — Я вспомнил еще одну деталь, лейтенант. В тот день, когда я проводил Диану в больницу, мне кто-то позвонил по телефону. Это был мужчина. Он интересовался Дианой, желал узнать, где она находится. Он очень торопился.
Сказал, что моя племянница часто позировала ему и у него есть для нее срочная работа. Я ответил, что не видел Диану, но передам его поручение при первой же возможности.
— Вы спросили его имя?
— Денвей Балден, — непринужденно ответил он. — Фирма «Тройвере и Балден». Он сказал, что Диана знает номер его телефона.
— Честное слово, может быть, это первый след, — заметил я мрачно. — Он звонил еще?
— Нет. Это был единственный звонок Диане за два последних месяца, лейтенант.
— Больше вы не можете вспомнить никого, то мог бы помочь мне? — спросил я с отсутствующим видом.
— Во всяком случае не сейчас.
— Благодарю. Я в отчаянии от того, что заставил вас потерять столько времени. Я буду поддерживать с вами связь.
Я направился к двери. Он вскочил и с удивительной живостью оказался у двери быстрее меня. Я уступил импульсивному движению и, остановившись, бросил последний взгляд на мрачный портрет, висящий над камином. Я испытал почти физический шок, созерцая холодную и чувственную красоту этой женщины; на мгновение мне показалось, что в глубине змеиных глаз вспыхнул огонек.
— О, это была настоящая колдунья! — воскликнул Эрист, бросая на картину взгляд знатока.
— Кто это?
— Мадам де Монтеспань, любовница Людовика XIV, — ответил он с религиозным почтением. — Рассказывают, что она отправляла черные мессы совершенно обнаженная, лежа на алтаре, затянутом черным и окруженном зажженными свечами. Ей на живот ставили сосуд, затем над ним перерезали горло ребенку, тело бросали в печь. В это время се помощник вызывал демона Асмодея. Позже ее соучастница призналась, что таким образом было принесено в жертву 2500 детей.
— И должно быть, трудно было с доставкой всех этих малышей, — покачал я головой.
— Это было совсем нетрудно в Париже 1680 года, лейтенант, — ответил он ласково. — Говорят, что те, у кого хватило смелости посмотреть в глаза мадам де Монтеспань, могли увидеть в них отблески адового огня.
— Когда я был ребенком, у меня была такая же тетка, — ответил я. — Она была девушкой. В течение пяти лет я придумывал, как бы ей подложить что-нибудь, чтоб она свалилась с лестницы и сломала себе ноги.
— И что же с ней стало, лейтенант? — спросил он веселым тоном.
— Она вышла замуж за кондитера в возрасте 23 лет, — сказал я. — Муж был гигантом, и все знакомые женщины жалели мою тетку-девственницу. Едва прошло две недели, как произошел несчастный случай: муж свалился с лестницы и сломал себе ногу, этим он надеялся избежать изнуряющих объятий своей супруги.
Эрист проводил меня до конца веранды.
— Буду держать вас в курсе дела, — машинально повторил я.
— Буду вам очень признателен, — ответил он. — И желаю удачи в вашей... охоте на ведьм, лейтенант!
— Благодарю, — улыбнулся я. — О, еще один вопрос, я чуть было не забыл: чем вы зарабатываете на жизнь, месье Эрист? Продавая любовные заговоры, магические формулы, приворотные зелья?
Мгновенный свет вспыхнул в глубине его глаз с металлическим отливом, и вдруг я заметил, что его глаза в точности повторяют глаза колдуньи, чей портрет висел над камином. Вот почему мне показалось, что какой-то отблеск жил в глубине глаз мадам де Монтеспань.
— Я отказался от черной магии, — прошептал Эрист. — Даровать жизнь и смерть больше мне неинтересно.
Снова блеснул огонь в его глазах. Он засмеялся.
— Я обеспечен страховкой, лейтенант!
—-Моя тетя тоже, — сказал я ему. — Но мы долго не знали этого. Со сломанной ногой ее муж не мог больше убегать от нее. Менее чем за год она залюбила его до смерти, потом получила 20 000 страховых. По последним сведениям, она управляет школой тореро где-то на юге, в Тижуане.
Возвращаясь в город, я не удержался и остановился у бара перекусить. Заказал сыр и кофе, это немного утолило мой голод. Было десять минут седьмого, когда я прибыл в бюро шерифа. Комнаты были странно пустынны, как будто бы все исчезли из-за какого-то события, которое мне было неизвестно. Потом я заметил одно знакомое лицо, и мой несчастный желудок опять заворчал.
Анабелла Джексон, секретарь шерифа, натуральная блондинка и предмет моих безнадежных желаний, появилась в проеме двери патрона. Увидев меня, она замерла на месте.
— Бог простит меня! Он вернулся! —• воскликнула она с очаровательным акцентом дочери юга.
— Анабелла, сокровище мое, прошу вас! — умолял я ее. — День был длинный и мучительный. Как мне не хватало этой блузки! Вы и эта розовая кофточка — вполне достаточно, чтобы потерять голову. Вы же это очень хорошо знаете!
Она сочувственно улыбнулась и глубоко вздохнула. Тонкий шелк натянулся, потом опал, потом опять натянулся, готовый лопнуть. Но ничего не лопнуло: Анабелла умерила свое дыхание.
С отчаянием я прошептал:
— Было время, когда вы мне доверяли. Это до того, пока вас не испортил воздух Калифорнии, пока он не сделал вас подозрительной и недоброжелательной. Раньше, если я приглашал вас обедать, вы охотно соглашались, потому что знали, что я человек чести и что мое приглашение ни к чему больше не обязывает.
— Это было только в первый раз, Ол, — напомнила она мне ангельским голоском.— Это было до того, как я познакомилась с вашей квартирой, с вашим гигантским диваном, в который погружаются до колен каждый раз, когда стараются выскочить, и с вашим проигрывателем, усилители которого заглушают крик о помощи. И именно на другое утро я стала подозрительной и недоброжелательной, когда, стоя под душем, старалась сосчитать синяки.
— Синяки? — удивленно переспросил я. — Какие синяки?
— У меня их было три, на очень видных местах...
— Вы, конечно, споткнулись, спускаясь по лестнице, — съязвил я.
— .. .и восемнадцать в менее видных местах, — окончила она ехидным тоном.
Я подумал, что лучше отказаться от борьбы: сегодня у меня был несчастливый день. Неуверенными шагами подошел я к креслу и блаженно опустился в него. Анабелла пристроилась на уголке бюро, скрестив ножки, и принялась с беспокойством посматривать на меня. Положение было обезоруживающим. Я рассчитал, что, если склоню голову немного влево, я, возможно, увижу ноги Анабеллы целиком.
Вопрос был только в том, поверит ли она, что у меня вдруг появился нервный тик, который заставил склонить голову в определенном направлении.
— Если у вас невралгический криз, Ол, — сказала она любезным тоном, — устройте так, чтобы ваша голова склонялась вправо, или я ударю вас линейкой по глазам.
— Вы с ума сошли? — воскликнул я с презрением. — Вы думаете, у меня нет более важных дел, чем восхищаться ножками маленькой Джексон?
Я постарался изобразить на своем лице выражение непонятого страдальца, всем видом говорящего, что я все ей прощаю, обожаю ее. Бросив всякие попытки, я зажег сигарету. После нескольких затяжек я понял причину душевного неустройства, овладевшего мной.
— Бог мой, почему так тихо? — спросил я. — Где все остальные?
— Да, я и забыла, что вас не было здесь в момент взрыва, — развязно ответила Анабелла.
— Я не из тех мужчин, которые отказывают девушке в реплике, которой она ждет, — решительно сказал я. — Согласен: какой взрыв?
Она удивилась:
— Значит, вы не слышали информационного бюллетеня сегодня после обеда, Ол?
Ее голос был полон сладкого сострадания. Я вздрогнул.
— Нет, я не слышал информационного бюллетеня. Что произошло?
— Весь город охвачен паникой. Что я говорю — город? Все графство, может быть, даже планета!
— Что такое? Русские объявили войну коммунистическому Китаю и попросили нас присмотреть за их атомным оружием в их отсутствие? — предположил я.
— Это наиболее значительное событие года, — сказала она. — Орды журналистов прибыли в город машинами, поездами, самолетами. Сентиментальные молодые люди приехали верхом на лошадях. Девушка, считавшая, что она одержима колдуньей, девушка, труп которой нашли обнаженным с кинжалом в груди в парке больницы, которую она покинула неделю тому назад! Девушка с маской на голове, представлявшей белую кошку с сатанинским выражением... Кошку, верную соратницу колдуньи... Телевидение послало три группы репортеров; приехало около двух тысяч корреспондентов из радио... Значит, мой маленький Ол, вы не слышали об убийстве одной ненормальной, которое произошло сегодня утром?
— Поговорите еще в таком тоне, цветок Ибикуса, и я вас раздену! — заметил я, холодно улыбнувшись. — И посмотрю, нет ли у вас какого-нибудь клейма, как у колдуньи!
— Девушка, способная спасти свою честь на вашем диване, легко защитит ее в такой большой конторе, как эта, — заверила она. — Вы пришли слишком поздно, Ол, не застали самого веселья. Я хотела бы, Ол, чтоб вы были здесь, когда журналисты, разрушив баррикады, предприняли осаду святая святых. Шериф попробовал (спрятаться под свое бюро, но ему полнота не позволила, От этого у него начался нервный приступ, и он был не в состоянии ответить ни на один из вопросов, которыми его бомбили. И вдруг — сумасшедший звонок доктора Мейбери. Он тоже был в нервном шоке. Орды журналистов взяли приступом ворота и, обезвредив сторожа, ринулись к главному зданию. Приемная сестра подумала, что это обезумевшая толпа, стремящаяся линчевать всех мужчин и насиловать всех женщин. Она была так напугана, что отдала связку ключей первому журналисту, оказавшемуся у ее двери и надеявшемуся проинтервьюировать какую-нибудь важную персону учреждения. По последним сведениям, интервью уже взяли у одного Чингисхана, у трех Теодоров Рузвельтов и у десяти Бонапартов. Затем,..
— Хорошо, — прервал я ее. — Я еду туда.
— Ну, — сияя заключила она, — если вам интересно узнать, где шериф, так он на месте происшествия, так же, как девяносто девять из ста защитников порядка Пайн-Сити. Должна ли я назвать сотого — отсутствующего?
— Что-то подсказывает мне, — пробормотал я. — что патрон должен был передать мне что-нибудь перед своим отъездом.
— Я ждала, что вы спросите меня об этом, лейтенант, — воскликнула она с очаровательной улыбкой. Она прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями и прошептала: — Сейчас... Я хочу передать вам его распоряжение. Он сказал мне: «Вы скажете этому...» Я не думаю, что такая невинная девушка, как я, могла бы позволить себе повторить некоторые из терминов, которые он употребил. «Вы скажете этому... этому... сыну Виллеру, что я выброшу его за дверь!» Это было только начало. Потом, через пять минут, он добавил: «Скажите ему, что я отдам его под суд за оставление поста!» Через две минуты: «Я арестую его, передам ФБР за сдачу территории противнику! Я дал приказ стрелять без предупреждения. 5000 долларов награды тому, кто достанет мне шкуру этого... Виллера! Все мои сбережения тому, кто приведет его живым!» И, кажется, еще что-то в таком духе. В тот момент, когда он вылезал в окно из своего бюро, в то время как толпа продолжала осаждать его вопросами, он прибавил еще кое-что. — Она щелкнула пальцами. — Вот что! — воскликнула она. — Он добавил: «Если он не скажет своим женщинам, чтоб они не звонили целый день в бюро, я дам ему... окружной полицейский участок на шесть месяцев!»
— Мне звонили женщины? — переспросил я, снова обретая вкус к жизни.
— Во всяком случае — одна женщина, — уточнила Анабелла безразличным тоном. — Если судить по ее голосу, дело идет о тех несчастных встречах, которые бывают у вас ночью, в том гнусном бюро, около железной дороги.
— Что она хотела?
— Каждый раз она спрашивала лейтенанта Виллера и каждый раз говорила, что это срочно. Только лейтенанта Виллера и никого другого. Она даже не захотела назвать себя. Каждый раз она повторяла, что позвонит еще, и звонила все время.
— Может быть, она позвонит еще раз, — сказал я с надеждой. — Она, наверное, без ума от меня, как вы думаете? Заметьте, это нормально ввиду...
Резкий звонок телефона вырвал меня из кресла. С чувством сострадания Аиабелла смотрела, как я ринулся к своему рабочему столу и схватил трубку.
— Служба шерифа, — выдохнул я в трубку.
— Я должна поговорить с лейтенантом Виллером, — раздался довольно холодный женский голос. — Он здесь?
— Лейтенант Виллер у телефона, — ответил я.
— Я пыталась застать вас все послеобеденное время, лейтенант. Это очень срочно! — Теперь голос стал теплее. Его хрипловатый и вибрирующий звук приятно ласкал мой слух. — Это вы ведете следствие по преступлению, совершенному сегодня утром, лейтенант?
— Правильно, я.
— Мне кажется, я могу сообщить вам кое-какие важные факты, но при некоторых условиях... — Голос превратился в конфиденциальный шепот. — Вы принимаете мои условия, лейтенант?
— Ваши условия будут моими, — ответил я с энтузиазмом. — Я ни в чем не могу отказать... Каковы условия?
— Мне трудно передать вам ситуацию во всех подробностях, — прошептала она, — это слишком сложно. Впрочем, вы и сами это поймете. Я фактически пленница в своем собственном доме, следовательно, приехать должны вы. Но не говорите им, что это я хотела вас видеть, что это по поводу убийства.
— Им? —переспросил я.
— Дом кишит гориллами, — сухо сказала она. — (Они не могут помешать полицейскому.,. лейтенанту полиции войти ко мне, но постараются это сделать. У вас должны быть документы! Возможно, будет лучше, если кто-нибудь станет вас сопровождать, кто-нибудь из ваших людей.
Не знаю почему, но мой энтузиазм резко упал, когда я вспомнил, что все люди шерифа, за исключением меня, отважно защищают больницу Хилстоун.
— Я хотел бы кое-что уточнить, — сказал я. — Если, приехав к вам, я не могу спросить именно вас и не должен намекать на убийство, что же я должен сказать?
— Вы будете настаивать на свидании с моим мужем, — ответила она.
— Ну, допустим, — ответил я. Долю секунды я с сомнением смотрел на трубку, затем попытался еще раз: — И что я скажу вашему мужу?
— Ничего. Его не будет дома. Когда гориллы скажут вам об его отсутствии, попросите свидания с женой. Таким образом мы сможем поговорить. Создастся впечатление, что это случайно, понимаете? Только, лейтенант, вам надо употребить весь свой авторитет, чтобы нас с вами оставили одних. Я не смогу ничего вам сказать, если они будут рядом.
— «Они»? — повторил я неуверенно. — Это... люди!
— Я уже сказала вам! — крикнула она. — Гориллы!
— Вы и в самом деле сказали это. Очень хорошо. В котором часу?
— Как только вы сможете.
— Какой адрес?
— 305, авеню Босолейль, ла Вале. И поспешите, лейтенант.
— Договорились. Ждите. Имя вашего мужа?
— Поль Трейверс. Меня зовут Марджи. — По голосу я понял, что она начала вдруг жеманиться. — Не кажется ли вам, лейтенант, что у нас будет случай лучше узнать друг друга?
— Поль Трейверс, — рассеянно повторил я.
Вдруг положили трубку. Я закричал:
— Эй! Трейверс из фирмы «Трейверс и Балден»?
Но она уже дала отбой. Я положил трубку и заметил, что Анабелла не сводит с меня глаз.
— Бедная беззащитная женщина потеряла своего маленького пуделя, пока, ее муж был в Чикаго по делам? — спросила она оскорбленным тоном, — И она просит знаменитого героического лейтенанта Виллера помочь ей, не так ли?
— Если бы не ее имя, я подумал бы, что имею дело с ненормальной, — объяснил я.
— Что особенного в ее имени?
— Ее зовут Марджи Трейверс.
— А что в этом особенного?
— Пока еще не знаю, — признался я. — Надо, чтобы я убедился в этом. Скажи мне без шуток, малышка, каково мое положение, как ко мне относится сейчас Лейвере?
— Он вас не любит, — произнесла она торжественным тоном. — А после нашествия прессы патрон просто в бешенстве, что вы ему за весь день ни разу не позвонили. Хотя бы для того, чтобы ввести его в курс дела. Это дало бы ему возможность ответить всем этим репортерам. И это правда, что Мейбери звонил ему в состоянии отчаяния. Он не знал, как будут держаться наиболее буйные из его пациентов во всей этой сутолоке. Шериф поехал туда, чтоб все устроить, а это, как вы понимаете, не улучшило его настроения.
— Где Пол ник?
— Когда звонил Мейбери, он сказал, что Полник похож на Горацио, разговаривающего с призраком, правда, я раньше не замечала, чтоб сержант уж очень любил поэзию.
— Мерфи прислал заключение экспертизы?
— Я его не видела.
— Да, Лейвере может удавить меня завтра утром, так что я пока пойду поиграю в кошки-мышки с Марджи и ее гориллами.
— Простите? —произнесла она ледяным тоном.
— Это не то, что вы думаете, милочка, — запротестовал я, послав ей самую чистосердечную и горячую из своих улыбок.
— Рассказывайте это другим! — воскликнула она, поджав губы. — И прекратите так бесчестно улыбаться! Вы похожи на старого развратника!
«Не могу же я соблазнять их всех, — меланхолично подумал я. — Но если бы одна из них вознаграждала меня время от времени!..»
Ла Вале — это роскошный пригород Пайн-Сити. Здесь масса пуделей, метрдотелей и трехместных гаражей, притом заполненных. Авеню Босолейль была в том же духе, каждый из домов стоял в шестидесяти метрах от шоссе и был окружен индивидуальным садом не менее пяти гектаров.
Дом номер 305 был похож на соседние здания улицы. Я из осторожности раза два проехал мимо двери дома и заметил, что в гараже стояли три машины: «кадиллак», «тендерберд» и «фольксваген», который в этом квартале казался совсем маленьким. Во всех окнах, несмотря на шторы, был виден свет. Вода из разбрызгивателя освежала лужайку. Картина, каких много в буржуазных кварталах, констатировал я с грустью. Один из тех кварталов, где регулярно и без предупреждения порядочные люди убивают топорами своих жен.
В третий раз я решительно остановил свою машину как можно ближе к дому. Вытащив свою пушку из кармана брюк, я крепко сжал ее в левой руке и нажал на кнопку звонка, через тридцать секунд дверь медленно приоткрылась. С первого взгляда я установил, что парень, стоявший передо мной, был, без сомнения, гориллой. Рядом с ним сам Полник показался бы простым шимпанзе. Лицо парня было абсолютно плоским, как йудто его долго держали под прессом. Он подозрительно посмотрел на меня и проворчал:
— В чем дело?
— Полиция, — сухо ответил я. — Лейтенант Виллер.
И сунув ему под нос жетон, прошел вперед, произнеся три слова, способных заставить затрепетать гориллу. Я надеялся, что значок, который я показал ему, произведет впечатление. Он инстинктивно отодвинулся, и я прошел в вестибюль. Проходя, я ударом ноги закрыл дверь и положил в карман свою пушку. Тип заморгал глазами.
— Вы сказали — лейтенант? — повторил он.
— В самом деле, лейтенант, — сказал я. — Я хочу поговорить с Полем Трейверсом.
— Его нет дома... лейтенант!
— Я так и думал, но хотел сам убедиться в этом, — бросил я, направляясь в комнаты.
Вдруг горилла вышел из себя:
— Эй, лейтенант, не сюда!
Но я уже проник в комнату, и три ошеломленных лица уставились на меня: двое мужчин и одна женщина сидели вокруг карточного стола и играли. Один из двух был гориллой, созданный по тому же образцу, что и тот, который шел за мной по пятам. Другой лее был среднего роста и менее массивный. Напряженное лицо и беспокойные глаза делали его похожим на убийцу и более опасным, чем двое его коллег. На женщину я даже не взглянул.
— Каким образом этот тип попал сюда, Гарри? — рявкнул убийца пронзительно.
— Это полицейский, —пробормотал Гарри. —Не так ли, лейтенант?
— Полицейский, прекрасно, — прорычал я. — Кто среди вас Поль Трейверс?
Неожиданно воцарилось молчание, и убийца гневно взглянул на Гарри. Гарри жалобно оправдывался:
— Я говорил ему, Пит! Еще в вестибюле я сказал ему, что месье Трейверса нет. Ведь правда, лейтенант?
— Да, вы это говорили, — бросил я, — но я хочу в этом убедиться сам. Именно за этим я пришел.
— Лейтенант, — начал Пит, взор которого все еще беспокойно блестел, но голос стал медовым, — я думаю, что здесь какое-то недоразумение. Месье Трейверс в Европе и вернется только через несколько месяцев.
— Хорошо, но я хочу убедиться сам.
— У вас есть ордер на обыск, лейтенант? — спросил он невинным голосом.
— Нет, — холодно ответил я. — Но если вы хотите усложнить ситуацию, парень, пойдемте за ним в бюро к шерифу.
— Вы хотите сказать, что арестовываете меня, лейтенант? — переспросил он, откровенно насмехаясь.
— Разумеется, — подтвердил я таким же тоном. — Я задерживаю вас за содержание тайного игорного дома, — закончил я, указывая на стол для бриджа.
— И вы думаете, что этой клевете поверят?
— Вас и двух ваших товарищей продержат два часа в зале допросов комиссариата, — я послал ему яростную улыбку. — Вы всегда преувеличиваете. Вам нужен ордер?
В комнате снова воцарилось молчание. Теперь оно было более продолжительным. Вдруг Г арри проговорил голосом, выдававшим надежду:
— Слушай, Пит, может быть, лейтенант поговорит с мадам Трейверс? В конце концов, она законная жена Трейверса. Если кто-нибудь что-нибудь знает, так это она.
В первый раз. я взглянул на женщину. Ее волосы были уложены в высокую прическу, что подчеркивало ее худое и костистое лицо и слегка выпученные глаза базедника. Огромные бриллиантовые серьги отбрасывали ослепительный свет каждый раз, когда она шевелила головой. Накидка из платиновой норки имела декольте на пять сантиметров больше, чем надо, что позволяло различить едва заметную грудь. Она казалась слабой и беззащитной, внушала жалость. Однако это была не та цель, к которой она стремилась. Лицо у нее было оживленное и выразительное: немного большой рот выдавал опыт и жестокую чувственность. Некоторые могли бы найти ее волнующей. То, что сделала эта женщина со своей внешностью, только состарило ее лет на пять. Это меня удивило больше всего.
— Я — мадам Поль Трейверс, лейтенант, — сказала она вибрирующим голосом, который я сразу узнал. — Сейчас мой муж действительно в Европе. И он действительно вернется только через несколько месяцев.
— Очень хорошо, — сказал я, притворяясь недовольным. —- Я обязан поверить вам на слово. Это освобождает меня от обыска дома.
— Я очень рада, что вы удовлетворены, лейтенант, — бросил Пит с гримасой презрения. — Может быть, вы...
— Кто вам сказал, что я удовлетворен? — обрезал я его, повысив голос. — Трейверс в Европе. Очень хорошо. В этом случае, возможно, его жена даст необходимые мне сведения.
— В самом деле, лейтенант, я... Я не знаю... Я...
Она казалась утомленной, возбужденной и немного испуганной. Я должен был признать, что это было сыграно неплохо.
— Я хочу задать вам, мадам Трейверс, просто несколько формальных вопросов, — сухо прервал я.
Оригинальность моей речи чуть не вызвала у меня гримасу, однако подходила к стилю полицейского, которого я старался изображать. Теперь взволнованный вид был у Пита.
— Лейтенант, — его голос выдавал неуверенность, — мадам Трейверс не может помочь вам, она только...
— Мадам Трейверс,— произнес я, сделав вид, что не слышу его,— у вас есть такое место в доме, где бы мы могли поговорить спокойно?
— Честное слово, я... —Она растерянно посмотрела на Пита, но не дала ему времени вмешаться. — Мы можем пойти в мою комнату, лейтенант.
— Прекрасно, — согласился я. — Вы покажете мне дорогу? Этих... месье мы оставим за картами.
Казалось, что она не торопится, однако через секунду была уже у двери. Я услышал, как она прошла в вестибюль, и почувствовал на себе взгляды трех мужчин. В тот момент, когда я подошел к двери, Пит кашлянул, затем с отчаянной отвагой бросил:
— Лейтенант, я настаиваю, чтобы для безопасности мадам Трейверс хотя бы один из нас присутствовал при вашей беседе...
Я повернулся и посмотрел на него таким взглядом, каким обычно смотрю на хозяев кабачков, разбавляющих мое виски водой из крана.
— Теперь, когда дама вышла, — сказал я приглушенным голосом, — я тебе скажу кое-что, мошенник. Если ты еще хоть раз откроешь рот, я позову дежурную полицейскую машину и отправлю вас, всех троих, на ночь в участок. Вы проведете ее в нашей любимой игре: кто из парней дальше выплюнет свои зубы!
Его рот приоткрылся, но никакого звука не последовало. Не торопясь, я вышел в вестибюль. Мадам Трейверс ждала меня на первом марше лестницы. Я присоединился к ней. Как только мы вошли в комнату, она захлопнула дверь, заперла ее и бросилась мне на шею.
— Вы были великолепны! — воскликнула она гортанным голосом, призывавшим меня к немедленной победе.
— Вы тоже очень хорошо держались, мадам Трейверс, — ответил я слегка дрожащим голосом.
— Зовите меня Марджи! —Ее блестящие глаза смотрели на меня с видом гурмана. — Когда я услышала ваш голос по телефону, то поняла, что вы именно тот мужчина, какой мне нужен.
— Благодарю вас.
Ее рот приоткрылся, обнажая великолепные белые зубы. К несчастью, вблизи она немного походила на акулу.
— Как вас зовут? — прошептала она своим хриплым голосом.
— Виллер, — пробормотал я. — Лейтенант Виллер.
— Какой глупый! — пропела она. — Я спрашиваю ваше имя, плут!
— Ол, — еле слышно сказал я.
— Ол? — она смаковала мое имя, как знаток смакует шампанское. — Ол! Мне нравится!
Ее тонкие пальцы распахнули куртку, расстегнули мою рубашку с невероятной быстротой, затем принялись за исследование моего торса; она повсюду похлопала, пощупала, пощипала.
— Да, — заключила она, энергично кивнув головой, — Ол, это мне нравится!
И захватив в горсть мои мускулы, она сильно их ущипнула, чтобы я лучше понял ее. Отчаявшись, я напомнил ей:
— Мадам, ваш муж...
— Это подождет, у нас есть время, — оборвала она меня. — У нас есть дела поинтереснее, чем разговор о моем муже, Ол! — Вдруг она прошептала: — Не ошиблась ли я на ваш счет, а? Я приняла вас за авантюриста, Ол. Вы не стремитесь познакомиться с Марджи?
— Умираю от желания, — процедил я сквозь зубы. — Но надо подождать, когда мы выйдем отсюда.
— Вы хотите поговорить об обезьянах, там, внизу? — воскликнула она с презрительным смехом. — Через пять минут после вашего прихода они уже дрожали. Они не осмелятся и пальцем шевельнуть. Впрочем, если им и придет это на ум, вам достаточно только кликнуть людей, расставленных вокруг дома.
— Каких людей? — мрачно переспросил я.
— Тех, что ждут вас снаружи, — сказала она, не скрывая нетерпения.
— Я не привел ни одного человека, Марджи, и никто не придет на мой зов.
— Что? — воскликнула она, внезапно разжав объятия.
Поставим точки над «Ь>, — сказал я решительно. — Я нахожу вас сногсшибательной и стремлюсь поскорее познакомиться с Марджи. Но я предпочитаю подождать более удобного случая, чтобы потом вспоминать это счастливое время!
Ее руки соскользнули с моих плеч и повисли вдоль ее тела.
— Я же просила привести ваших людей, — холодно напомнила она мне.
— Если бы у меня были в распоряжении люди, они сейчас были бы здесь, — сказал я. — Но у меня их нет. Если вы в самом деле в трудных обстоятельствах, как я думаю; то перейдем к деталям. Трое горилл, которых я видел внизу, простые исполнители, не так ли? Пит — это ведь не мозг банды?
— Не заставляйте меня смеяться! — ответила она, резко рассмеявшись. — Но время от времени ему приходят в голову гениальные мысли: поднять телефонную трубку и позвонить настоящему мозгу банды, чтобы рассказать о том, что происходит.
— Я об этом не подумал!
Больше она не походила на женщину-вампира. Ее лицо выражало только смесь волнения и страха. Она прошептала:
— Что такое?
— Вы сказали мне по телефону, что вы практически пленница в своем собственном доме!
— Это верно. Вы могли это понять сами.
— И что вы решили?
— Что вы хотите сказать? — спросила она неуверенно.
— Зачем я буду стараться вывести вас отсюда, если вы сами хотите остаться здесь, Марджи, — пояснил я ей в отчаянии. — Вы понимаете?
— Да! — она закусила верхнюю губу. — Видите ли, — внезапно сказала она, — если вернется Поль, то он сам урегулирует вопрос. Но я не уверена, что он вернется. Ни через несколько месяцев, никогда. Сейчас я им нужна на тот случай, если кто-нибудь, вроде вас, будет задавать им неудобоваримые вопросы. Но это не будет вечно.
— Нет, — сказал я уверенно.
— А если я уеду, то куда?
— Кроме денег вашего мужа, у вас есть состояние?
— Конечно, — ответила она. — У меня сейф в банке! Там полно таких штук, как эта!
Она дотронулась до сережки, рассыпая целый каскад искр, на полминуты ослепивший меня...
— В этом смысле нет никаких проблем. Но с того момента, как мы вошли в вашу комнату, вы стали опасны для них.
— Как это?
— Мы были одни довольно долго. У вас было достаточно времени рассказать мне все, что вам было известно. Они не могут позволить себе надеяться, что вы сохраните молчание. Нет?
— Конечно, нет, — признала она. — Значит, вы хотите сказать, что выбора у меня нет.
Приблизившись к окну, она несколько секунд молча смотрела на улицу.
— Я хочу вам кое-что рассказать, Ол, — невесело рассмеялась она. — Я не высовывала носа из этого дома уже два месяца. И теперь при мысли выйти отсюда меня одолевает страх. Правда, смешно?
Вдруг я увидел, как она выпрямилась и наклонилась вперед:
— Ол!
Я подошел к ней и посмотрел туда, куда она указывала пальцем.
— Вы были правы, — сказала она дрожащим голосом, — когда говорили о том, что может произойти. Мы лучше подумаем о том, как нам удрать! Теперь слишком поздно, это моя вина: они уже здесь!
Черная машина остановилась у тротуара, из нее вышли двое мужчин и не торопясь направились по аллее.
— Вы были правы и в другом, — прибавила Марджи с несчастным видом. — Мозг банды прибыл. Пит, конечно, позвонил.
— Кто это? — спросил я.
— Слева — Деней Балден.
Из нашего окна Балден казался силуэтом. Он медленно шел по аллее. Я посмотрел на его компаньона, следовавшего за ним в двух шагах: мне было в нем что-то знакомо, но я никак не мог понять, что именно.
— Кто это сопровождает Балдена? — спросил я.
— Это его правая рука, — ответила Марджи с презрительной иронией. — Ничтожество, которое лопается от амбиции. Джонни Крейстал!
Я подумал, что они должны были проверить соседние улицы, прежде чем остановиться у ворот. Они не заметили ни одного полицейского, а теперь увидели, что в саду их тоже не было. Судя по темпам, которыми они продвигались, можно было заключить, что до подъезда они дойдут только минут через пять.
— Марджи, — сказал я торопливо, — познакомимся.
В то время как она удивленно смотрела на меня, я грубо обнял ее, впился губами в ее губы. Она стала вырываться, и я ее выпустил.
— Вы потеряли голову! — воскликнула она. — Слишком поздно для такой забавы!
Что-то подсказывает мне, что это может помочь нам выбраться отсюда, — заметил я. — Чуть-чуть доброй воли с вашей стороны.
Я снова обнял ее и яростно поцеловал в губы, стараясь размазать губную помаду. Затем я постарался использовать территорию, которая должна была служить нам полем для маневров. Я был груб и постарался оставить два-три хорошо видных синяка.
Я выпустил ее, и ока отлетела, шатаясь, шага на два. Ее глаза буквально вылезали из орбит.
— Представляю, что вы могли бы сделать, если бы захотели, — сказала она в изумлении, — ой-ей-ей!
Но было не до нежностей. Я схватил ее за вырез платья и дернул вниз. Она упала на ковер, я заставил ее покатиться из одного конца комнаты в другой, затем рывком поставил на ноги. Она принялась раскачиваться взад-вперед, как маятник.
— Это уже лучше! — объявил я с энтузиазмом.
У нее был помятый вид, высокая прическа сбилась набок, а несколько прядей полностью скрывали правый глаз Марджи. Корсаж ее жалко повис, декольте доходило до пояса, все было на виду. Я быстро взглянул в окно и увидел, что мужчины прошли половину пути: они продвигались немного медленнее, чем я предполагал.
Марджи перестала раскачиваться, дунула на упавшие пряди, чтобы освободить правый глаз, и бросила на меня боязливый взгляд.
Почему вы так ненавидите меня, Ол? — упрекнула она слабым голосом. — Что я сделала вам плохого?
— Я в отчаянии, малышка, — ответил я. — Но это необходимо!
Она призналась:
— Пока я была на ногах, это не было неприятным. Но вы поступили со мной, как с футбольным мячом!
— Могу я улизнуть с черного хода? — спросил я.
— Никак! Если только спуститься в окно.
— А какой это этаж?
— Последний,— она посмотрела на меня с сочувствием.— Все двери в нижнем этаже. Это более практично.
— Я имел в виду окна,— уточнил я, сжав зубы. — Может быть, я могу прыгнуть?
Она вздрогнула и на мгновение закрыла глаза:
— Боже, какая ужасная смерть!
Я взял ее за локоть и встряхнул.
— Послушайте, у меня появилась одна мысль. Она ошеломляюща, но это все, что я мог придумать. Через две минуты вы спуститесь, ничего не меняя в своем туалете.
— На кого же я похожа? — спросила она неуверенно.
— Глядя на вас, можно сказать, что вас нашли на необитаемом острове, где вы провели целый год с сотней моряков. И это впечатление довольно сильное.
— Ну да?!
— Итак, вы сойдете вниз и скажете своим трем молодцам, чтобы они не волновались. Полицейский стал задавать вам вопросы, но вы быстро заставили его переменить намерения. Они захотят узнать, где я, скажите, что я одеваюсь. Скажите им: у полицейского отказали тормоза, когда вы принялись за него, и он еще не пришел в себя. Усекли?
— Усекла, — ответила она холодно, неожиданно ясным голосом. — Но я не уверена, что мне это нравится!
— Очень хорошо, — сказал я, пожимая плечами. — Возможно, они нас похоронят рядом друг с другом, за домом.
Она тут же добавила:
— Это мне не нравится, но я готова!
— Они захотят узнать, какие именно вопросы я вам задавал: вы скажите, что я усматриваю прямую связь между убийством Дианы Эрист и фирмой «Трейверс и Балден». Добавьте, что, по-моему, если ваш муж в самом деле находится в Европе, то это его автоматически исключает из дела, и, следовательно, меня интересует Балден. Я задал вам кучу вопросов о Балдене. Например, сколько раз вы его видели за последние два месяца. Импровизируйте, да смелее! Но чтобы ни один из этих парней не поднялся сюда!
— Великолепно! — мрачно выдавила она. — Вы, может быть, принимаете меня за...
Я взял ее за руку и увлек к двери.
— Идите, — приказал я ей, — форсируйте факты. Им даже в голову не придет подняться и посмотреть, что здесь делается. А ведь наверняка не терпится узнать, как вы взялись за дело, чтобы нейтрализовать этого идиота полицейского. Увидев вас, у этих парней глаза станут по блюдцу. Как только Балден войдет, передайте ему все мои вопросы. Он захочет узнать их все, без исключения! — Я посмотрел на часы: было 7 часов 33 минуты. — В крайнем случае, если вам не удастся помешать им подняться сюда, скажите им, что я сообщил вам, что без четверти восемь здесь будет полицейский патруль, чтоб увериться, что я жив и здоров.
— Очень хорошо, — согласилась она печально. — Подумать только, если бы я не позвонила вам, я бы сейчас спокойно играла в карты!
Я последовал за ней на цыпочках до лестницы, затем бесшумно направился в другую комнату. Несколько секунд я смотрел, как Марджи спускалась по лестнице. Даже по ее спине можно было сказать, что она входит в роль. Она гордо вскинула голову, что еще больше подчеркивало нелепость ее прически. Вид у нее был вызывающий, и она, преувеличенно виляя задом, грубо и нескромно принялась проклинать мужиков во всей Вселенной: вечная женственность еще раз одержала победу!
— Эй! Парни! — заревела она громким и немного хриплым голосом, спустившись на последнюю ступеньку. — Взгляните-ка на маленькую Марджи! Она выиграла партию! — ее голос постепенно удалялся от меня. — Эй, Пит! Гарри! Эд! Что там с вами? Вы боитесь женщин? Вы...
Полминуты спустя я понял, что поступил бы благоразумнее, если бы не терял столько времени, объясняя Марджи ее роль и расспрашивая ее о топографии местности. Окна гостиной и связанной с ней ванной комнаты выходили на задний фасад дома. Окно комнаты было над пропастью глубиной метров десять, внизу цементная площадка, а через окно ванной мог пролезть разве что лилипут.
Я мог выбирать только между комнатой Марджи и лестницей. Внезапный взрыв смеха остановил меня. Мне показалось, что все собрались в вестибюле, у двери в комнату. Это означало, что у меня больше нет выбора.
Вернувшись в комнату Марджи, я направился прямо к окну: двое мужчин подошли к площадке. Я вернулся к исходной точке, но Марджи об этом ничего не знала. Мною было все тщательно продумано: я должен был выпрыгнуть в окно на лужайку, затем, обойдя дом, позвонить в дверь и войти с револьвером в руках.
Меня осенила одна гениальная идея; ценою сверхчеловеческих усилий я нашел решение проблемы: в общем, достаточно было изменить кое-какие детали моего первоначального плана. По крайней мере я на это надеялся.
Уже в третий раз, крадучись, я прошел по лестнице, — это становилось однообразным. Пронзительно прозвеневший звонок известил о прибытии Балдена и Крейстала. Я замер и услышал из вестибюля голоса. Громче всех говорила Марджи.
— О, Деней! — воскликнула она голосом, обещающим сладостную уступку, — я изобрела один трюк, как вылечить дотошных полицейских от их любопытства. Способ несколько утомительный, но...
Окно в гостиной было очень широкое; сильным толчком я распахнул его настежь. В комнате стоял массивный ореховый комод. С риском нажить себе грыжу я поднял его и поставил на край окна. Сейчас было 7 часов 42 минуты. Если Марджи выполнила все указания, то эти типы ждут с минуты на минуту появления полицейской машины или же они уже поднимаются по лестнице и вскоре обнаружат, что я их здорово надул.
Поддерживая локтем комод в равновесии, я взял в правую руку свой револьвер, а затем с силой толкнул комод. В тот момент, когда комод исчезал в проеме окна, я выбежал из гостиной и достиг верха лестницы прежде, чем комод успел разбиться о цементированную террасу. Можно было поклясться, что началась третья мировая война и мишенью артиллерия выбрала дом номер 305 по улице Босолейль ла Вале. Или под самым домом произошло землетрясение, или архангел Гавриил ударами грома решил возвестить о конце мира.
Группа, находящаяся в вестибюле, реагировала очень бурно, но вопль Марджи перекрыл все крики. Я понял, что она представила, как я вниз головой упал на цементную террасу. В вестибюле загрохотали шаги, и я увидел, как гориллы торопливо прошли в глубь дома. Я спустился по лестнице быстрее, чем ведьма летит на помеле, и со скоростью беговой лошади достиг вестибюля. Здесь я различил два изумленных лица; ближе ко мне был Джонни Крейстал, которого я ударил между глаз своей пушкой, и он моментально исчез, как привидение. Осталось второе изумленное лицо — это была Марджи. Я, не замедляя темпа, схватил ее за руку, она даже вскрикнула от боли, и увлек ее за собой.
К счастью, дверь была приоткрыта. В два прыжка я достиг машины, втолкнул Марджи на сиденье, не считаясь с ее протестами и жалобами. Сейчас некогда было заниматься ее нервными припадками. Затем я схватился за руль, включил газ и машинально потянулся, чтобы переключить скорость. Марджи пронзительно вскрикнула:
— А! Ой, он посадил меня на переключатель скорости. Я же не бабочка!
Я судорожно рылся в парче (это платье), в тафте (это комбинация), захватил кусок бедра, оттолкнул его с силой и, наконец, нащупал переключатель скорости. Мы выехали на улицу, машина помчалась с бешеной скоростью. Пять минут спустя мы были далеко от квартала Ла Вале, и я наконец отпустил руль.
— Ол! — жалобно простонала моя соседка.
— Да?
— Мне кажется, я забыла одну ногу дома! Когда вы бросили меня в эту машину, я, должно быть, оставила свою ногу снаружи, и она сломалась.
Я принялся действовать левой рукой, как эксперт, что вызвало у нее возмущенное восклицание.
— Все в порядке! — успокоил я ее. — Вы просто сидите на ней.
— Вот в чем дело! — радостно воскликнула она. — Я приняла ее за какую-то железную штуку. Ну, я рада, что она на месте, хотя я ее абсолютно не чувствую.
Она захотела узнать, что произошло, и я рассказал ей все подробно. Потом, в свою очередь, она рассказала мне, что произошло в вестибюле. Ее сценарий имел триумфальный успех у трех горилл, которые охотно бы провели остаток ночи, выспрашивая у нее все более и более подробные детали. Но прибытие Балдена и Крейстала изменило атмосферу. Балден непременно хотел знать, какие вопросы задавал полицейский; что же касается Джонни Крейстала, то он предложил немедленно подняться в гостиную и свести счеты с наглецом. Балден заставил его замолчать, чтобы дослушать рассказ Марджи, но вскоре ей стало трудно придумывать все новые и новые вопросы, которые я как будто бы задавал ей, и Балден потерял интерес к ее рассказу.
— Тогда Балден, — произнесла она, вздрогнув, — сказал Крейсталу: «Я согласен, иди за ним, но я хочу его живого. Никаких штучек, нам они оба нужны живыми, это будет иметь естественный вид». Может быть, вы мне не верите, Ол, — добавила она, снова вздрогнув, — но прошла целая минута, прежде чем я поняла, что когда он сказал «они оба», то второй была я! Мне кажется, что в этот момент я до некоторой степени потеряла голову. Я рассказала им историю о том, что без четверти восемь должна приехать полицейская машина, чтоб узнать, как у вас дела. Я поняла, что Джонни взбесился, но Балден откровенно рассмеялся мне в лицо.
На мгновение она задумалась.
— Я не помню точно фразу, которую он сказал про вас, Ол. Он сказал, что вы слишком хорошо известны в Пайн-Сити своей манией работать в одиночку и что вам в голову никогда не придет мысль на всякий случай заставить следовать за собой полицейскую машину.
— У меня такое впечатление, что Балден знает меня, — скромно сказал я.
— Именно тогда он употребил выражение, которое я не могу вспомнить... Подождите, кажется, он сказал: «Это одинокий волк!»
— Он в самом деле знает меня очень хорошо, — заметил я, чуть улыбнувшись.
— Вспомнила! — неожиданно воскликнула она, щелкнув пальцами. — Вот что он сказал: «Это маниакальный головорез!»
— Подлец, кретин! — прорычал я. — Как только можно до такой степени ошибаться в людях?
Было около восьми часов, когда мы приехали ко мне. Я прошел сразу в кухню, чтобы приготовить какие-нибудь экзотические напитки. Попросту — виски с сельтерской. В это время Марджи веселилась, как сумасшедшая, рассматривая мою квартиру. Она веселилась до тех пор, пока не оказалась нос к носу с зеркалом. За свою беспорядочную жизнь я слышал всякого рода звуки, заставляющие шевелиться волосы на голове. Но ни за что на свете я не согласился бы снова услышать страдальческие стенания, которые издала Марджи. Затем хлопнула дверь в ванную, и я не видел свою гостью в течение трех четвертей часа.
Куколка, выпорхнувшая из ванной, показалась мне младшей сестрой Марджи. Хорошо расчесанные волосы локонами падали на плечи; краска исчезла вместе с неприятным выражением лица. Она освободилась от жалких обрывков своего парчового платья и тафтовой комбинации, которую я разорвал, ища переключатель скоростей. Увидя ее в белом бюстгальтере без бретелек и в белых же трусиках, я понял, что красота — в пропорциях. Ее маленькая грудь великолепно гармонировала с тонкой талией. У нее были округлые бедра, тонкие, но красивые ноги, круглые ляжки, хрупкие лодыжки. Почти смущенно она дошла до дивана и села на него.
— Я бы с удовольствием оделась, — сказала она нервно. — Но у меня ничего нет.
— Одеться было бы преступлением, — уверил я ее.
— Вы — шикарный тип, Ол. Во всяком случае, иногда. Согласны разделить свой диван с гостьей?
Я предложил ей выпить и налил хорошую дозу виски, так как сам уже пропустил три порции. Поднеся стакан к губам, она очаровательно мне улыбнулась и поставила стакан, наполовину опорожненный. Я спросил:
— Вы голодны?
— Умираю от истощения. Но с этим можно подождать.
— Подождать —чего?
Как я вам уже сказала, Ол, вы шикарный тип, но только иногда. Остальное время вы полицейский.
— В данное время я не вижу, что от этого меняется.
— Нам надо все поставить на место, — возразила строго она. — Что-то подсказывает мне, что настоящий Ол, тот, что принимается в расчет, — полицейский и никто другой. В настоящий момент моя судьба в такой степени зависит от того, кто вы на самом деле, что я даже не могу смотреть на вас без содрогания!
Она поднесла стакан к губам и отпила приличную дозу.
— Надо, чтобы вы кое-что узнали, — резко сказала она. — Я совсем не держалась за Поля Трейверса, даже в начале нашей женитьбы. Я вышла замуж из интереса, и он также. Это было восемь лет тому назад, и вот уже два года как он проводит ночи везде, кроме дома.
— Марджи, ничто не обязывает вас...
— Замолчите! — прервала она. — Когда я позвонила вам, то думала, что расскажу только то, что захочу, и умолчу о компрометирующих деталях. Но я достаточно вела двойную игру эти три месяца; я вылечилась от этого на весь остаток своих дней... Я... — Она схватила свой стакан и залпом выпила до дна. Когда она поставила его, глаза ее были влажными от слез. — Я сказала вам, что никогда не любила Поля, это правда, — прошептала она. — Но теперь я уверена, что он мертв, и это моя вина. Даже если не я нажимала курок — предположим, что они застрелили его из револьвера, — я так же, как и они, ответственна за его смерть.
— Я принесу вам выпить, — сказал я, протянув руку за ее стаканом.
— Позже! — обрезала она. — Вы выслушаете все до конца, лейтенант. Со всеми деталями, даже самыми неприятными.
— Договорились, — пробурчал я. — Но разрешите мне задать вам несколько вопросов, чтобы сориентироваться.
— Полицейский до кончиков пальцев! — констатировала она, с отчаянием пожав плечами.
— Прежде всего, что такое общество «Трейверс и Бал-ден»?
— Объединение. Клиентура в основном среди предпринимателей, которые связаны с коммерсантами Сан-Диего.
— Прекрасно. А какими делами занимаются они на самом деле?
Марджи посмотрела на меня с искренним удивлением:
— Как? Вы не знаете?
— Нет, — совершенно честно признался я. — Я никогда до сегодняшнего утра ничего не слышал об этом. До тех пор, пока не обнаружили труп Нины Росс.
— А вы думаете, я много знаю? — покачала она головой. На ее губах промелькнула улыбка. — То, что я собираюсь рассказать вам, я знаю наизусть, так как Поль часто повторял это. «Надо жить в ногу со временем, малышка. У нас крупные дела. И первое требование — это расширять их по всем направлениям. Что такое маленькое дело — это все знают. Что такое большое дело? Группа маленьких предприятий, соединенная в одних руках. Централизация и ничего больше! Следовательно, что надо протежировать в наши дни в первую очередь? Маленькие предприятия лопаются — основывают другие. Но если лопнет центральная организация — все погибло. Значит, не надо основывать дирекцию среди маленьких предприятий, рискуя провалить их все сразу. Я скажу тебе, что надо делать. Ты выбираешь город, расположенный в 150 километрах от центра операций. Ты покупаешь там легальное предприятие; важно, чтобы предприятие было респектабельно, давно уже существовало. Именно там ты и устраиваешь дирекцию. Придут тебя проверить, у тебя легальное дело. Ты даже можешь стать уважаемым гражданином. Ты жалуешься жителям своего квартала на полицейских, что они обходят парикмахера, у которого, как всем известно, тайный притончик...» Вам знакомы разговоры такого рода, Ол?— добавила она с улыбкой.
— Думаю, что да. Значит, фирма «Трейверс и Балден» на самом деле руководит преступным синдикатом в районе Сан-Диего? — И так как она согласно кивнула, я заметил: — Организация не так значительна, чтоб быть независимой. .. На кого работает ваш муж?
— На Джо Кэрлоу, так называемого Серенга из Детройта. Но не спрашивайте меня, кто патрон Джо, я об этом ничего не знаю. Но он, конечно, тоже имеет патрона. Моментами я задаю себе вопрос, не покрывает ли синдикат своей сетью всю страну, вам ясно, что я имею в виду? Думают, что достигли вершины, и вдруг обнаруживают, что вокруг никого нет или что тип, занимающий такой-то пост, работает для другого парня, а тот для другого... Короче, это бесконечно.
— Именно имя Поля Трейверса приходит в голову. Я думаю, что это он командует сектором Сан-Диего? — спросил я.
— Верно. Джо дал ему в помощь Денея Балдена, потому что он хотел, чтобы Ден возглавил один из секторов. Когда подумаешь об этом, то прямо смешно.
— В самом деле?
— Смешно до слез, — уточнила она. — Короче, Деней Балден приехал около полутора лет назад, это правая рука Поля. Балден привез свою собственную правую руку, эту морду — Джонни Крейстала. Я знаю, это не понравилось Полю, но Джо из Детройта настаивал на этом; значит, Поль ничего не мог сделать. Со временем Балден и Крейстал примелькались, часто бывали у меня. Ден всегда держался высокомерно, никогда не был сердечным. Людей такого рода я видела каждый день в своем квартале Ла Вале, но те руководили честными предприятиями. Понимаете, что я хочу сказать: люди, думающие, что однажды они окажутся на вершине, дожидаясь этого, опасаются заводить друзей, потому что они не знают, как отвязаться от них впоследствии.
— Вот почему я люблю работу полицейского, — сказал я рассеянно. — Нет необходимости принадлежать к определенному социальному классу. Имеешь дело со всеми. И все обязаны отвечать тебе.
— Джонни был не таким, как Балден, — продолжала она, как будто не слыша меня. — Он всегда казался сердечным, вежливым, полным внимания. Он обращался со мной как с женщиной, а это немало. Два раза Поль и Ден уезжали в Сан-Диего, а Джонни оставался здесь. Он навещал меня, и мы болтали по два-три часа, попивая пиво. Вы понимаете, как товарищи! А потом, шесть месяцев тому назад, Поль и Ден уехали, но на этот раз на десять дней. Однажды вечером, часов в десять, Джонни пришел ко мне пьяный как никогда. Я усадила его в кресло, заставила выпить кофе, классическое средство. В конце концов он смог объясниться более или менее членораздельно: я не поняла всего, что он сказал, но уловила главную мысль. Он сказал, что больше не может. Может быть, он держится не очень лояльно, но никто не имеет права обращаться с ним так, как обращается Поль. Он досадил ему. От Джонни я узнала, что Ден был в Сан-Диего один, а Поль в Лас-Диегос был с девицей по имени Диана Эрист. От ярости я стала дрожать. Затем Джонни пришел в себя. Вы догадываетесь, чем это кончилось. Джонни ушел от меня через пять дней, накануне возвращения Поля. Короче, дела обстояли так. Поль свое лучшее время проводил с крошкой Эрист, а я с Джонни Крейсталом. Самое главное, что все это время Джонни пользовался мной, чтобы шпионить за Полем. Но я поняла это слишком поздно. Без излишнего любопытства он расспрашивал меня о людях, с которыми Поль встречался в Детройте, о его реакции, когда одновременно накрыли четыре тайных притона, и о многом другом. Если я не могла ответить ему сразу, я старалась выведать это у Поля при первой же возможности. Поль в делах всегда доверял мне, и он, конечно, думал, что ничего не изменилось, даже если он почти все ночи проводил в постели другой женщины. И затем, два месяца тому назад, произошла катастрофа. Поль заявил мне, что едет на неделю в Сан-Диего. Я не знала, обманывает ли он меня, но мне было наплевать. Джонни должен был прийти ко мне в восемь часов вечера. Он не пришел. Я прождала до полуночи, потом легла. В три часа ночи Джонни приехал с Денеем Балденом, а с ним были три гориллы!
Балден сказал, что не знает, как мне рассказать о происшествии. Месяцами Поль обворовывал кассу. Заметили это только сегодня утром. Исчезло около ста пятидесяти тысяч долларов, а с ними Поль и Диана Эрист. Как удалось узнать, Поль и Диана — в Южной Америке. Балден успокоил меня, что никто не может считать меня ответственной за это, но они обязаны принять меры предосторожности. Балден уже позвонил Джо в Детройт, и тот приказал следующее: гориллы останутся у меня, некоторое время мне запрещается выходить; никто, конечно, не думает, что Поль такой идиот, чтобы вернуться, но нельзя рисковать, надо быть на месте на тот случай, если он все-таки совершит эту неосторожность. И, — прибавил Балден с расстроенным видом, — есть еще кое-что: Джо уже нанял убийцу, чтоб свести счеты с Полем; эти убийцы — мошенники и достаточно глупы, чтобы понять, что их работа не касается мадам Трейверс.
Первые две недели было еще ничего, я была слишком угнетена тем, что случилось, чтобы противиться. Я говорила себе, если кто-нибудь и знал Поля, так это я. Он был совершенно не способен взять из кассы деньги. Прошел месяц. Ни разу за все это время Джонни не навестил меня. Увидя его, я уступила порыву и бросилась ему навстречу, обняла его за шею и поцеловала. Он ударил меня. Затем он резко сказал, что между нами все кончено и, если бы я не была шлюхой за сто су, я давно бы это заметила.
Следующий месяц я провела дома в компании трех горилл. Надо было постоянно наблюдать за Питом: стоило нам оказаться в одной комнате, как он начинал раздевать меня взглядом. Я старалась быть всегда со всеми тремя парнями и в конце концов сделалась очень ловкой в этой игре. А сегодня после обеда я услышала по радио, что обнаружен труп Дианы Эрист.
— Вы именно поэтому позвонили в полицию?
— Отчасти! — ответила она. — Только из-за Дианы Эрист я поверила, что Поль мог и украсть деньги... Из-за нее. Он ее безумно любил, я знала это. Я подумала: возможно, он потерял голову и совершил эту глупость. Но когда я узнала, что она мертва и что не нашли трупа Поля, я поняла, что вся эта история выдумана. Это кто-то другой украл 150 тысяч долларов и свалил все на Поля. Нужно было принять необходимые меры. Понимаете, какие?
— Две, Марджи, — вежливо заметил я. — Первое — лишить вашего мужа возможности действовать, второе — спрятать его так, чтоб никто не мог найти.
— Иначе говоря, он мертв. Он был мертв уже тогда, когда Ден и Джонни приезжали ко мне.
Я посмотрел на нее с некоторым любопытством.
— Но почему вы так хотите узнать, только ли я грязный полицейский? С точки зрения закона вас ни в чем нельзя упрекнуть. Вы не замешаны в дела синдиката, вы — только жена парня, управлявшего одним сектором. Я могу от вас потребовать только одного, чтобы вы выступили свидетельницей на процессе.
Она внезапно отвернулась.
— Это не все, — прошептала она дрожащим голосом. — Есть еще кое-что, и я хочу рассказать вам об этом, но я чувствую, что не в состоянии. Это слишком отвратительно! Это мерзко! Я не могла бы никому этого рассказать. ..
Она закрыла лицо руками и зарыдала.
Я старался утешить ее, но рыдания только усилились. Тогда я налил в стакан на пять пальцев чистого виски и подал ей. Она вырвала стакан у меня из рук и решительно его опорожнила.
— Еще, — попросила она неуверенно, протягивая мне пустой стакан.
Я снова пошел в кухню. Когда я вернулся в комнату, Марджи лежала поперек дивана, голова на руке, и тихонько посапывала. Я накрыл Марджи одеялом и выпил ее стакан виски, перед тем как уснуть.
Утром я проснулся в восемь часов, вошел в комнату и обнаружил, что Марджи исчезла. На столе я увидел записку:
«Ол, спасибо за все. Я взяла вашу автомобильную куртку: она на пять сантиметров ниже моих колен, и никто (по крайней мере, я надеюсь) не подумает, что на мне почти что ничего нет. Более того: я опустошила ваш кошелек, взяла точно 37 долларов. Мои бриллиантовые серьги у вас на комоде, будьте так любезны сохранить их. Мне надо обдумать свои проблемы. Потом я вернусь. Целую вас. Марджи.
P.S. Животное! Я вся покрыта синяками!
P.P.S. Почему вы не воспользовались моим вчерашним состоянием, чтоб обесчестить меня? Может быть, попытка не была бы лишена интереса!»
Когда пробило одиннадцать часов утра, мы были на точке замерзания. Уже полтора часа мы находились в бюро. Первые сорок пять минут Лейверс описывал мне кошмары, которые он испытывал накануне из-за моего отсутствия; следующие сорок пять минут я описывал ему свои собственные кошмары.
В дверь два раза нетерпеливо постучали. Вошла Анабелла Джексон.
— Пришел доктор Мерфи, шериф, — объявила она. — Он хотел бы буквально минутку поговорить с вами.
— Почему нет? — гаркнул Лейверс. — Было бы приятно поговорить с кем-нибудь, знающим свое дело.
— Вы не должны так плохо думать о своих способностях, шериф, — запротестовал я с радостным видом. — Я могу назвать вам по крайней мере трех жителей этого города, которые считают вас первоклассным шерифом!
Его круглые щеки порозовели с опасной быстротой. Он воскликнул:
— Ты!.. Ты!..— Он чуть не задохнулся и на мгновение замолчал.— Мисс Джексон, зовите доктора Мерфи!
— Слушаю, шериф! — бодро ответила она, бросив на меня убийственный взгляд.
Не знаю, почему она всегда была на стороне Лейверса. Я любезно улыбнулся ей и очень вежливо спросил:
— Извините, мисс Джексон, это ваши штанишки валяются на полу позади вас?
Она яростно фыркнула и выскочила из комнаты. Лейверс с интересом посмотрел на пол.
— Я не вижу никаких штанишек, — кисло заметил он.
— Должно быть, я пал жертвой оптического обмана, — ответил я.
Вошел доктор Мерфи. Он, как всегда, вызывал представление о скелете, которого на несколько лет забыли на солнце.
— Садитесь, доктор! — поспешно воскликнул Лейверс. — Очень приятно иметь дело с умным человеком!
Не обращая внимания на ироническую улыбку Мерфи, я сделал вид, что зеваю. Через несколько секунд я забарабанил пальцами по столу.
— Перестаньте, — проворчал шериф.
— Извините, патрон, — смиренно ответил я. — Я взволнован слишком интеллектуальным оборотом беседы со времени прибытия доктора Мерфи.
— Запрещаю вам обращаться со мной как с идиотом, трепач! — бросил Мерфи. — Я ненавижу вашу вульгарность. Я зашел, только чтобы занести акт медицинской экспертизы. Но если это никого не интересует...
— Меня это интересует, — мрачно прервал его Лейверс. — Но боюсь, что я в этом одинок!
— Скажите мне, шериф, — примирительно произнес я, — мочились ли вы в постели, когда были малышом?
— Что? — зарычал он.
— Мне говорили, что этим можно объяснить отрицательные тенденции в развитии личности... Конечно, это просто гипотеза, — закончил я, пожав плечами.
— Виллер, предупреждаю вас! — негодующе закричал он. — В будущем держите при себе свои отвратительные гипотезы.
Доктор Мерфи тактично продолжал беседу. Он выпрямился и вынул из кармана какую-то вещь, которую бросил на стол шерифа, объявив мелодичным голосом:
— Господа, орудие убийства!
Я поднялся, чтобы посмотреть, Лейверс сделал вид, что не видит, как я взял кинжал и подбросил его на руке.
— Флорентийский кинжал? — спросил я у Мерфи, нахмурив брови. — Мне кажется, вы говорили о золотой инкрустации?
— В первый раз за 20, даже за 25 лет, я признаю, что попал пальцем в небо, — охотно ответил он.
Я продолжал:
— Это можно купить у барахольщика за доллар и пятьдесят центов, самое большее.
— Пятьдесят центов и конец! — бросил Лейверс.
— Я обожаю малышей, — внезапно произнес Мерфи. — У меня их было трое. Поверьте мне, сейчас самое время, самое подходящее время и место для игры.
— Может быть, вы правы, — обиженно произнес Лейверс. — В самом деле, на этот раз у нас с Виллером веские аргументы. Если мы не хотим поражения.
— Может быть, мы повторим все на докторе, патрон! — предложил я. — Вы воспользуйтесь тем, что он отвернулся, и ударьте его по голове, а я в это время сниму с него костюм и перережу большую артерию. Затем его отвезут в морг и...
— Может быть, замолчите? — предложил Мерфи.
— Я думаю, вы правы, — кивнул я. — Ну, так что там, в вашем медицинском заключении?
В его глазах появился отсвет сочувствия.
— Я предпочел бы, чтоб вы снова сели, — сказал он мрачно. — Это трудно переварить.
Лейверс опустился в свое кресло и запротестовал:
— Что вы такое говорите, доктор?
— Ол, — сказал Мерфи, повернувшись ко мне. — Вы видели труп раньше меня. Много было крови?
— Немного. Почти что не было.
— Совершенно верно. — Он прикусил губу. — Я констатировал, что нож вошел в солнечное сплетение и вышел в спине, вы помните?
— Помню.
— Ну так малютка Эрист была убита не этим ударом! — он глубоко вздохнул. — Я хорошо знаю, что очень часто убийцы ненормальные, но было бы желательно, чтобы существовали какие-нибудь рамки их сумасшедших изобретений.
— Например? — гаркнул Лейверс.
— Первый удар перерезал вену, — медленно объяснил Мерфи. — Жертва должна была потерять много крови... Убийца вытер кровь, а затем снова погрузил нож в рану. Только теперь нож прошел прежним путем.
— Это важно для установления часа смерти, доктор? — спросил я.
— Смерть наступила на два часа раньше, чем я думал сначала. И я еще не совсем уверен в этом. Убийцы настолько ненормальны, что от этого сам можешь свихнуться!
— В самом деле! — воскликнул Лейверс. — Это напомнило мне, что я получил сегодня рапорт по поводу маски и ножа. Ни малейших отпечатков пальцев на ноже. Что касается маски, то это грошовый пустячок, который можно найти в магазинах. Клиент сам проделывает в ней дырки для дыхания. Я думаю, что маску переделал сам убийца. Он приклеил кусочек белого меха, который, возможно, отрезал от старого ковра, и нарисовал глаза. — Он повернулся ко мне с заинтересованным видом. — Можно бы сказать, что виновнику было очень трудно скомпрометировать вашего товарища, специалиста по демонологии, Виллер!
— Возможно, — согласился я. — Я вскоре навещу его, так же как и крошку Росс. Это единственные лица, видевшие Диану Эрист в тот знаменательный вечер, когда она, обуреваемая ужасом, решила искать убежища в больнице. Логически может быть только одно объяснение: она присутствовала при убийстве Поля Трейверса. Согласны?
— Согласен, — проворчал шериф. — К сожалению, прежде чем представить этот аргумент на суде, мы должны найти труп Трейверса.
— Великолепно! — сказал я со зловещим видом. — Он исчез два месяца тому назад. От него теперь немного осталось, а доктор?
— Прошу вас, — запротестовал Мерфи. — Я составляю меню своего завтрака!
Лейверс передал мне несколько листков.
— Полник принес мне то, что вы вчера просили.
Я быстро пробежал документы. Сторожа у ворот ночью не заметили ничего особенного. В деле Нины Росс были даты, названные доктором Мейбери: жертва провела в больнице семь недель и уехала оттуда за неделю до убийства. Полник старательно приводит показания различных сиделок, лишенные всякого интереса.
— Скажите мне, доктор, — спросил я, — сколько весила Диана Эрист?
— Едва пятьдесят кило, — промолвил он. — Нельзя было поверить в это. Кости тонкие.
— Что вы хотите этим сказать, Виллер? — спросил Лейверс.
— Я думаю, не придаем ли мы слишком большое значение больничной ограде? Два с половиной метра в высоту. Угол, в котором был найден труп, по крайней мере в ста метрах от забора, патрон. Можно остановить в этом месте машину так, чтобы не слышали сторожа. Нормальный парень способен поднять пятьдесят килограмм и перекинуть их через стену! Это могут даже две женщины.
— У меня впечатление, что вы правы, — сказал Лейверс. — Если преступник кто-нибудь из пациентов, то почему он не воспользовался теми семью неделями, которые жертва провела раньше в больнице?
— Вот именно, — одобрительно кивнул я. — Если вы не возражаете, патрон, я примусь за дело.
— Вам нужен сегодня Полник?
— Нет, но я был бы доволен, если бы он вечером был со мной.
—- Очень хорошо. В таком случае я скажу, чтобы он шел отдохнуть.
— Я честно старался выслушать вас обоих, — вмешался Мерфи. — Но не впадайте в другую крайность: это отвратительно.
— Это не будет продолжаться, — ответил шериф.
В тот момент, когда я закрывал дверь бюро, два блестящих глаза бросили на меня взгляд, полный ненависти.
— Я ненавижу вас, Ол Виллер, — прошипел голос. Колеблющиеся парни попадаются на каждом шагу. Я поспешил к двери, перешагнул порог: стальная линейка ударилась в стену точно в том месте, где должна была находиться моя голова, если бы я колебался. Почти точно.
Вместо того чтобы ехать прямо в Нинед, я решил сначала зайти в синдикат. Я дошел туда меньше чем за десять минут. На фасаде большими буквами было написано: «Трейверс, Балден и К°». Вход охраняла какая-то странная личность, как будто только что сошедшая с экрана.
— Э? — сказал он мне с любезностью, достойной Великого века.
— Я хотел бы повидаться с мистером Балденом.
— Зачем?
— Мое имя Виллер, — уточнил я. — Если хотите, можно написать — по-лис-мен...
Но парень уже исчез. Молниеносно я был доставлен в элегантное бюро мистера Балдена, расположенное на втором, и последнем, этаже здания.
Я впервые видел Балдена близко. Сильный, с широкими плечами. Его загорелое лицо выражало упорство. Из-под черных густых бровей на меня холодно и недоверчиво смотрели серые глаза.
— Вы — Виллер, согласен, — сказал он, не вставая. — А я — Деней Балден.
— Вчера в Ла Вале мы разминулись, кажется, — сказал я очень любезным тоном.
— Садитесь, лейтенант, — указал он на кресло. — Я думал как раз о том, во что вы захотите поиграть сегодня вечером.
— Во что? Почему? — спросил я, развязно пожав плечами. — Неприятности с общественными играми не могут остановить. Можно подумать, что это вопрос жизни и смерти. Но наутро, когда возвращаются к работе, никто об этом не вспоминает.
— Неплохо, — заметил он, изобразив улыбку. — Я слышал о вас, лейтенант.
— Я единственный маниакальный головорез в местной полиции, так ведь? — напомнил я.
— Беру эти слова обратно. Но ведь вы пришли не ради удовольствия поболтать со мной, лейтенант?
— Я спрашиваю, и официально, разумеется, какие у вас новости о вашем старом компаньоне Поле Трейверсе?
— Абсолютно никаких. А у вас, лейтенант?
— Никаких.
Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга.
— Поскольку вы здесь, не хотите ли этим воспользоваться и осмотреть предприятие?
Осмотр занял у нас полчаса, так как Ден Балден был не из тех, кто делает все наполовину. Мы прошли оба этажа и полуподвал, и я насмотрелся на всю жизнь.
— Честное слово, лейтенант, вы видели все!
— Если бы у вас был случай вернуть свои 150 000 долларов официальным путем, месье Балден, отдали бы вы дело в руки полиции?
— А как же! — не колеблясь ответил он. — Происхождение этих денег самое законное. Налоги заплачены. Нам не в чем себя упрекнуть, лейтенант!
— По-видимому. Не хотите ли показать мне место, откуда исчезла эта сумма?
Секунду он колебался, затем, сурово посмотрев на меня, спросил:
— Вы случайно не разыгрываете меня?
Я попытался, чтоб до него дошел голос разума:
— Если вы, как сами утверждаете, расположены заявить свои права на эти деньги, предполагая, что их найдут, то вы можете надеяться, что полиция сделает все возможное, чтоб их отыскать.
Глаза его округлились, но он быстро овладел собой.
— Вернемся в мое бюро...
Соседняя комната, теперь пустая, была конторой пропавшего Поля Трейверса. Она была немного больше, но меблировка напоминала кабинет Балдена. Там тоже, как мне объяснил Балден, стена против двери выходила на улицу.
Он нажал кнопку, и панно, закрывавшее стену, сдвинулось, под ним оказался сейф.
— Эта машина дорого нам стоила, лейтенант. Инженеры фирмы, продавшей ее нам, много мучились, прежде чем установить ее здесь, а они не идиоты. В ней черт знает сколько автоматических систем, и фирма уверяла нас, что секретная комбинация абсолютно не поддается разгадке.
— Однако его открыли, — проронил я скептически.
— Это тоже было предусмотрено. Инженеры хорошо все рассчитали: заряд взрывчатки, достаточный, чтоб разнести не только сейф, но и стену, выходящую во двор, где у нас мастерская старых машин.
— Весьма предусмотрительно.
Балден сухо заметил:
— Правда, не учли, что один из двух человек, знающих комбинацию, придет однажды вечером и стянет сто пятьдесят тысяч долларов!
— Больше никто не знал комбинацию?
— Никто!
— Даже Джонни Крейстал?
— Даже Джонни, —коротко ответил он.
— Вот такие дела мне нравятся, — как можно естественнее произнес я. — С самого начала все известно: преступник — или Трейверс, или вы.
— Я все время здесь, лейтенант, — усмехнулся он иронически. — Трейверс же исчез, и деньги тоже.
— Совершенно верно.
В то время как он ставил панно на место, я подошел к окну: во дворе мастерская работала вовсю, производя невыносимый металлический лязг.
— От этого за полчаса можно сойти с ума, — сказал Балден, с яростью закрывая окно. — Когда они только собирали этот хлам, это было еще ничего, но теперь, когда они начали работать, — это стало невыносимым!
— Когда это началось?
— Вчера. — Он сделал гримасу. — Если так будет продолжаться, то мы съедем еще до конца недели.
Он проводил меня до ограды.
— Счастлив был увидеть вас, лейтенант, — сказал он.
— Я также, месье Балден. Я столько слышал о вас, особенно в последние дни!
Его лицо осталось бесстрастным, это произвело на меня впечатление.
— Я в курсе всех дел и всего, что мадам Трейверс знает о вас, о своем муже, о Джо — об этом старике Серенге! Всё! Но между нами, месье Балден, это очень немного.
— Это невозможно!
— Это факт. Такой же факт, как доброе здоровье мадам Трейверс. Мне кажется, что нет никаких причин, чтобы в ближайшие сорок — пятьдесят лет ее здоровье ухудшилось. А вам?
— Также.
— Я счастлив, что вы так говорите, месье Балден, — закончил я голосом, полным восхищения, — потому что я это запомню.
Его звали Сэм. От солнца его лицо приобрело цвет красного дерева, и он болтался в этом дворе с самого начала. С того дня, когда сюда привезли первую разбитую машину.
— Уже два месяца, лейтенант?..
Он поднял глаза на стену соседей, закрыл один глаз, чтобы нацелиться на окно, которое я показал ему. Затем задумчиво почесал подбородок.
— С тех пор починили много машин. Вы говорите, прошло два месяца...
Вдруг глаза его увеличились, и он воскликнул:
— Смотрите, три первых кучи, там, в углу!
Эти три кучи показались мне похожими на монументы, воздвигнутые во славу XX века, но я не спорил.
— Я пришлю вам двух своих людей. Они останутся здесь, пока вы будете работать. Можете вы предоставить им одну из ваших колымаг, чтоб переместить все эти железки?
— Это возможно, — качнул он головой.
— Служба шерифа покроет все расходы!
Я еле-еле удержался от гримасы, представив себе лицо шерифа Лейверса, когда ему подадут счет к оплате.
— Ну, так мы начнем, — сказал Сэм. — До скорого, лейтенант!
— Рассчитывайте на меня, — ответил я.
«В конце концов, что мог убийца сделать с трупом?» — думал я, идя к машине.
Мне показалось, что я слышу насмешливый голос. «Нет, ты смеешься? — прошептал сардонический голос. — Предприятия им мало?» Я заметил: «Мы только что посетили его: там ничего нельзя спрятать, все было бы заметно!» Сардонический голос продолжал: «Кто тебе сказал, что убийца спрятал труп? Ему было достаточно поместить его в один из ящиков и отправить Бог знает куда. На Гавайи, например, улица Аляски, или в Китай — замедленной скоростью?» Я несколько минут обдумывал эту гипотезу. «Иди-ка к черту!» — ответил я без особой уверенности. А насмешливый голос продолжал: «Иди сам туда вместе с твоими кучами лома. Когда парни их разберут, ты хорошо знаешь, что будешь обязан сделать, милый мой!
Заплатить за то, чтобы они сложили их на прежнем месте!»
После обеда я остановил свою машину на вершине скалы, над Ля Пинед, и пешком прошел по спуску, ведущему к террасе виллы Нины Росс.
Я перепрыгнул через цементный барьер. На этот раз дверь была закрыта, и я должен был позвонить. Через мгновение Нина открыла мне. Она не изменилась: все та же брюнетка с пучком на затылке и локонами на лбу. Но ее карие глаза утратили приветливое выражение.
— А, это вы, лейтенант! — сказала она зловещим тоном.
— Да, это я, мисс Росс, — ответил я.
Я думаю, что нет особой разницы между сыщиком и рыночным полисменом. Оба они свое лучшее время проводят за тем занятием, что задают людям смешные вопросы.
— Извините меня, — прошептала она, покраснев. — Входите, входите же!
— Благодарю вас,— ответил я, следуя за ней в комнату.
Она была одета в темно-зеленую рубашечку и в короткие белые шорты, демонстрирующие ее длинные загорелые ноги. Она предложила выпить, принесла стаканы. Мы сели.
— Я не хотела показаться невежливой, лейтенант, — довольно чистосердечно призналась она после продолжительного молчания. — Но я с минуты на минуту жду одного человека. Так не думаете ли вы, что...
— Джонни Крейстала? — предположили.
— Точно, — подтвердила она, закусив губу.
— Это великолепно! Мне как раз надо его увидеть. Это даст возможность мне выиграть время.
— Я счастлива, — произнесла она машинально.
— Вы не получили чемоданы, которые одалживали Диане Эрист?
— Нет, — ответила она, пожав плечами. — И, знаете, это были превосходные чемоданы. Жалко, что мне их не вернули.
— В самом деле, досадно. Вы не думаете, что она могла оставить их в больнице?
— Маловероятно, по-моему. Она должна была, уезжая, взять их с собой. Впрочем, я справлялась. Старая жаба, с которой я имела дело, уверила меня, что у Дианы был только один чемодан, и, по ее описаниям, — не из моих. Но кто знает? Может быть, обслуживающий персонал там тоже ненормальный?
— Да. Ваши чемоданы, которыми Диана или воспользовалась, или нет, по-видимому, находятся в том месте, где она провела неделю после выхода из клиники. Но это, к сожалению, не подвигает наши дела.
Я отпил виски и широко улыбнулся Нине.
— Мисс Росс, я должен извиниться перед вами за вчерашнее.
— В самом деле? — спросила она, явно хмурясь.
— Я упрекал вас за то, что вы до последней минуты не спрашивали меня, почему я подумал, что жертвой были вы. Помните?
— Помню, лейтенант, — чуть слышно ответила она.
— Так вот, я был неправ. Я слишком многого хотел! Я был прав, задав вам этот вопрос, но я ошибся в причинах.
Она посмотрела на меня потухшими глазами, затем до вольно искренне воскликнула:
— Но я ничего не понимаю из того, о чем вы говорите, лейтенант!
— Если вы удержались от того, чтоб задать вопрос, который напрашивался, так это потому, что у вас не было никакого желания вмешиваться в это дело, — объяснил я, взвешивая каждое слово. — А не потому, как я думал сначала, что вы заранее знаете ответ.
— Это слишком жалкие извинения! — враждебно бросила она.
— Согласен. Но вы, как и Марджи Трейверс: у вас нечистая совесть из-за каких-то личных дел. Вас давит стыд. Вот почему мое присутствие вас так нервирует.
Она растерянно посмотрела на меня. Если бы не загар, то было бы видно, как посерело ее лицо.
— Я не понимаю, на что вы намекаете? — пролепетала она. — Вы сумасшедший, или что?
— Могу я задать вам один вопрос, немного интимный, мисс Росс?
— Какой же?
— Вы в самом деле модельер?
— Конечно. Почему вы об этом спрашиваете?
— Я подумал, что это просто занавес, дающий возможность Джонни оплачивать дом и ваши счета.
— Вы меня оскорбляете, лейтенант! — В глубине ее глаз вспыхнуло бешенство. — Я вам бесконечно благодарна, но я обойдусь своими силами!
— С каких пор вы знаете Джонни Крейстала?
— Это мое дело!
— Мисс Росс! — грозно сказал я, нахмурив брови. — Вы думаете, я задаю вам эти вопросы для развлечения? Я расследую убийство, а случилось так, что жертвой оказалась одна из ваших подруг.
— Извините, лейтенант, — прошептала она. — Я знаю Джонни год, может быть, больше.
— Как и чем он зарабатывает на жизнь? Вам это известно?
— Разумеется. Он помощник директора одного из складов в Пайн-Сити.
— «Трейверс и Балден», — вздохнул я. — Я скажу вам правду, мисс Росс, хотя сомневаюсь, чтоб вы были расположены ее выслушать.
— Правду о Джонни? — спросила она, резко вскинув голову.
— Этот склад — камуфляж. Он принадлежит банде гангстеров. Трейверс и Балден занимаются всяческими незаконными операциями, проводимыми гангстерами в районе Сан-Диего. Трейверс исчез, и я уверен, что он мертв, убит, как Диана Эрист. Теперь во главе сектора стоит один Балден, да еще его правая рука Джонни Крейстал!
— Я не верю вам, — воскликнула она, детским движением заткнув ладонями уши. — Я не хочу этому верить!
— Чему ты не хочешь верить, кошечка? — послышался из вестибюля яростный голос.
— Джонни!
Нина вскочила с кресла, побежала навстречу Крейсталу, кинулась к нему в объятия и стала целовать его, плача и смеясь в одно и то же время.
— Милый! — воскликнула она, прижимаясь к нему. — Лейтенант рассказывает о тебе ужасные вещи, я больше не могу! Теперь ты здесь, вбей ему обратно в глотку всю его ложь!
Я с удовольствием отметил, что лоб Джонни Крейстала украшала огромная разноцветная шишка, как раз между глазами. Он все еще держал Нину в объятиях, но его глубоко сидящие голубые глаза сверкали ненавистью. Однако его былая надменность несколько поубавилась.
— Вы в великолепной форме, Джонни, — с удовлетворением констатировал я. — Конечно, кроме лба. Вы, должно быть, натолкнулись на стену или что-нибудь в этом роде...
От слепой ярости у него расширились зрачки, и он задрожал всем телом.
— Подожди, осел, будет и на моей улице праздник, — бросил он приглушенным голосом. — Ты попадешься мне, легавый! Честное слово, прикокошу тебя, если даже мне придется ждать десять лет! Я тебя угроблю!
Вдруг он выпустил девушку, повернулся и в приступе ярости принялся колотить кулаками в стену. Нина Росс, с округлившимися глазами, медленно отступила. Ее ноги натолкнулись на кресло, с которого она встала. Ошеломленная, она застыла, не отрывая взгляда от Джонни. И взгляд ее пугал своей сосредоточенностью. Мало-помалу удары, наносимые Джонни по стене, стали терять свою ярость. Наконец, они прекратились. Он облокотился рукой на стену, уронил голову на руку и беззвучно заплакал. Нина Росс ласк о во позвала его:
— Джонни! — Она медленно перевела на меня умоляющий взгляд. — Сделайте что-нибудь, лейтенант!
— Попросите его рассказать вам про Марджи, жену Трейверса, — зло посмеиваясь, сказал я. — Марджи составляла в жизни Джонни целую эпоху. А потом, только Два месяца назад, она перестала быть ему нужной. Спросите его, каким образом он открыл Марджи, что Диана Эрист была любовницей ее мужа. По его мнению, это была подлость — так поступить с женщиной, подобной Марджи, поэтому он ушел от нее только через пять дней!
— Нет, нет! — повторяла Нина в отчаянии, а слезы так и текли по ее щекам. — Нет, я не хочу, я не хочу!
— Спросите его, каким образом он воспользовался Марджи, заставив ее шпионить за мужем! Спрашивайте, что же вас останавливает? — процедил я. — А потом муж исчез. И Марджи больше не нужна была Джонни. Целый месяц женщина была взаперти, и он не соизволил навестить ее. Наконец он пришел, она бежит ему навстречу, обнимает и целует его. Спросите-ка его, что он сделал в этот момент
Нина плакала, но неожиданно замолчала и отрицательно покачала головой. Тогда я взорвался:
— Ну, Джонни, выкладывай! Расскажи, как ты ударил ее по лицу и что этот удар свалил ее с ног!
Ее плечи вздрагивали, она все время потирала лоб рукой, как будто надеялась, что это придаст ей силы.
— Его не надо было выпускать к людям! Он должен был выходить только на привязи! — с отвращением сказал я.
С видимым усилием Джонни Крейстал оторвался от стены и, пошатываясь, направился к двери.
— Нет, Джонни! — простонала Нина, бросаясь к нему. — Не уходи! Ты не можешь так уйти! Не надо!..
Она нагнала его, обняла сзади. Он, не ожидая этого, чуть не упал от толчка девушки. В ярости он грубо вырвался из рук Нины.
— Оставь меня в покое, гадюка!
Его рука поднялась и опустилась. Обратной стороной ладони он ударил ее по лицу. Звук удара походил на выстрел. Нина упала на пол, а Крейстал, как слепой, вышел из дома.
Ничего не может быть для девушки хуже, чем любить такого парня, как Джонни Крейстал; этим парням нечего дать взамен. Я мог бы помешать Джонни дать пощечину Нине. Но, как все женщины в подобных обстоятельствах, она испытала прилив материнской любви. А чтобы убить материнскую любовь, до сих пор не придумали ничего лучше хорошей затрещины, и судя по выражению лица Нины Росс, когда я помогал ей подняться, дело было в шляпе.
Через четверть часа с лицом, еще мокрым от слез, с покрасневшими глазами, она слабо улыбнулась мне; улыбка получилась несколько кривая, потому что губа распухла от удара Джонни. Дрожащим голосом она прошептала:
— Это называется душераздирающим стриптизом, не так ли, лейтенант?
— Но есть некоторое утешение, — уверил я ее. — До конца своих дней, каждый раз, когда вам попадется плохой человек, один из тех типов, которые тратят свое время на то, чтобы рассеивать ваши иллюзии, вы сможете говорить себе: «Но бывают люди еще хуже, есть некий Ол Виллер!»
— Я должна быть вам очень признательной, — грустно ответила она.
— Не верьте этому, малышка. Мы не преминем возненавидеть человека, который спасает нас от попытки самоубийства, от корсаров и от джонни крейсталов, населяющих этот мир. И вы будете ненавидеть меня еще больше, потому что я еще не закончил.
— Вы еще откроете мне, что у него в Монтане жена и семь детей? — произнесла она неуверенным голосом.
— Это было бы слишком просто. Нет, я хочу, чтобы вы сказали мне, почему у вас и у Марджи Трейверс нечиста Совесть? Почему вы обе стыдитесь? Что произошло?
Она покраснела и отвернулась.
— Нет, не могу!
— Нина, если дело в каком-нибудь эксперименте, который вы провели вместе с Марджи, то, рассказав мне об этом, вы, может быть, спасете ей жизнь. Марджи Трейверс сегодня утром ушла, оставив мне письмо. Ей надо решить серьезную проблему, личную проблему. Если ей это удастся, она вернется. Если вы и Марджи были в заговоре с Дианой Эрнст, вы, может быть, поможете мне найти убийцу Дианы, рассказав об этом. Если выяснится, что между вашим секретом и убийством Дианы нет ничего общего, не будем больше говорить об этом.
Она медленно повернула голову ко мне и посмотрела на меня своими огромными глазами.
— Проклятый тип! — сказала она наконец спокойным тоном. — Вы правы во всем.
— Это будет легче, чем вы думаете, — сказал я тоном старшего брата, который мне чертовски не шел.
— Ну, — глубоко вздохнула она, — так вот. Я познакомилась с Дианой при посредстве агентства, которое рекомендовало мне ее как модель. И мы хорошо ладили. Короче, мы стали видеться регулярно. Однажды, когда Диана была у меня, приехал Джонни; он, оказывается, знал Джемса Эриста, дядю Дианы. Эрнст, как объяснил нам Джонни, был демонолог. Тогда я еще не знала, что это значит.
Приблизительно двумя месяцами позже Джонни снова поднял этот вопрос. У нас как раз была одна из тех высокоинтеллектуальных бесед, которые вдохновляются мартини. Приблизительно такая тема: человечество представляется вам сборищем карликов, которых вы, конечно, превосходите во всех отношениях... Джонни спросил меня, не хотела бы я присутствовать на одной оргии?
Сначала я подумала, что он шутит, и засмеялась. Но потом поняла, что он говорил серьезно. Он объяснил, что организует это Эрист. Будет шесть человек, все в масках, — маски даст Эрист. Инкогнито гарантировано.
У меня не было никакого желания идти туда. Мы стали спорить, и спор перешел в ссору. Джонни сказал, что между нами все кончено, он думал, что я выше этого, но понял, что ошибся как дурак. Короче, я уступила. Я слишком боялась потерять его, если буду и дальше упорствовать!
— Оргия, говорите?— Это слово всегда заставляло меня улыбаться: оно вызывает представление о толстых римских сенаторах, возлежащих в изнеможении, в то время как прекрасные рабыни топчут им брюхо.
— Вы далеки от понимания этого, — прошептала она. — Оргия должна была состояться у Эриста в Парадиз Плейдже. Вы были там?
— Вчера.
— Не надо заблуждаться насчет его замка. Внешне он кажется совсем маленьким, однако внутри он обширен. Колоссальный погреб; когда я спускалась по лестнице, у меня по спине бегали мурашки. Маленькая дружеская вечеринка должна была быть в пятницу и начаться ровно в полночь. Но мы поехали туда к одиннадцати часам; кажется, Эрист хотел, чтоб мы успели приготовиться.
В момент отъезда я была настроена до такой степени нервозно, что Джонни предложил выпить. Мы выпили по три или четыре рюмки. Мне казалось, что в погребе я умру от страха. Я тут же хотела вернуться, но Джонни помешал мне. Потом приехала Диана, и Эрист приготовил всем выпивку. Была еще одна рыжая дама, как я узнала потом, это и была Марджи Трейверс. Еще был какой-то тронувшийся, у него были глаза сумасшедшего. И только тогда мы надели маски. Значит, Джонни солгал или ошибся в том, что инкогнито гарантируется. Короче, когда прибыл тронувшийся, имевший фигуру Аполлона, Эрист объяснил, что все собрались. Тогда я поняла, что он тоже будет принимать участие в оргии; значит, нас было полдюжины, четное число, что нас вполне устраивало.
— Я не знаю, что подбавили в вино, которое мы пили. Вероятно, это был какой-нибудь наркотик, так как достаточно было выпить полстакана, и все сдерживающие центры отказывали. Без десяти двенадцать Эрист объявил, что час наступил, и мы все поторопились раздеться. Затем Эрист раздал отвратительные, отталкивающие маски, но все нашли их очаровательными. — Нина вздрогнула. — Я окончательно пришла в себя, увидев перед собой кошмарное создание — абсолютно голого мужчину с головой петуха. Чертовщина! Я начала выть, но никто меня не слышал. Впрочем, если бы они и .слышали, ничего бы не изменилось. Эрист следил, чтобы все развлекались. — С несчастным видом она пожала плечами. — Нам обещали оргию, мы получили ее при свете неоновых трубочек. Я не могу вам сказать, сколько времени это продолжалось, когда Эрист, ударив в ладоши, потребовал молчания. Мы собрались вокруг него, думая, что он хочет предложить нам новую игру. — Она побледнела. — Именно тогда оргия превратилась в... в...
— В черную мессу? — подсказал я.
Она кивнула.
— Эрист надел что-то черное, вроде длинного темного платья, и совершенно ужасную маску рогатого сатира. Менее чем в пять секунд воцарилось молчание. В погребе не было слышно даже дыхания. Он произнес несколько слов, которых я не поняла, затем закричал от ужаса, стал просить у черного принца принять новичков, готовящихся вступить в ряды поклонников Сатаны. Это меня нисколько не смутило: вино уничтожило все препятствия, и мы все были совершенно безвольны.
Потом он сделал знак помешанному, на котором была маска барана. Они пошли в глубь подвала и вернулись, неся черный аналой. Вокруг него они поставили черные свечи и зажгли их. Затем Эрист объявил, что новички сейчас принесут жертву сеньору Сатане, и показал на меня.
Я не знала, что от меня хотят, а из-за вина совсем не заботилась об этом. Эрист отдал приказание помешанному и Джонни, которое я не дала себе труда выслушать. Вдруг меня подняли за руки и за ноги и положили на черный алтарь. Руки и ноги мои держали, и практически я не могла двинуться.
Все это время маска Эриста была склонена ко мне, и несмотря на вино мне стало страшно. Вдруг из-под платья он достал длинный нож с обоюдоострым лезвием и стал произносить что-то вроде молитвы. Помешанный отпустил мои ноги и пошел в другой конец подвала, потом он вернулся с живым цыпленком, которого передал Эристу. Прежде чем я поняла, что должно случиться, Эрист ударил его ножом, показалась кровь и потекла на меня... — На ее лице появилась гримаса отвращения. — Я стонала, плакала, умоляла Эриста разрешить мне встать. Но меня держали до тех пор, пока из цыпленка не вытекла вся кровь.
Диану это совсем не поразило, Джонни тоже. Что же касается помешанного, то мне кажется, что эта сцена доставила ему несказанную радость. Марджи Трейверс Эрист оставил напоследок. Она противилась еще яростнее, чем я. Я даже подумала, что она обезумела. Диана помогала мужчинам держать ее, но даже втроем они не могли удержать ее в неподвижности. Чем больше она сопротивлялась, тем больше Эрист впадал в экстаз. Он не переставал причитать: «Прекрасный новичок! Идеальный новичок!» Когда ей дали, наконец, подняться, она не могла идти. Эрист принес ей стакан вина, а она- бросила его ему в лицо. В течение двух секунд казалось, что он не верит своим глазам, затем он решительно направился в глубину подвала и вернулся с длинным хлыстом. Именно Джонни уговорил его не сечь Марджи.
— Сомневаюсь, — проворчал я.
— Это кончилось вот таким образом, — заключила Нина. — Это первый и последний раз, когда я присутствовала на черной мессе. Думаю, что и другие тоже, исключая помешанного.
Неожиданно она подняла голову и улыбнулась мне.
— Знаете, когда это рассказываешь, то получается смешно и нелепо.
— Верно, малыш. По крайней мере, с вашей точки зрения. Я счастлив, что вы мне об этом рассказали.
Она стала зевать и потягиваться.
— Скажите, Нина, — спросил я, — вы знаете, какая профессия у Джемса Эриста?
— У него ее нет, — не колеблясь, ответила она. — Он в отставке.
— А вам не кажется, что он слишком молод для отставки?
— Намного моложе, чем кажется, если верить Диане. По ее мнению, он самый грязный из всех, кого только когда-либо носила земля. Самое досадное, говорила она, что он слишком ленив, чтобы зарабатывать свой хлеб в поте лица. Кажется, он находился в постоянных поисках путей для создания себе состояния. Но все его планы неминуемо рушились. Как говорила Диана, он лежит под фиговым деревом и ждет, чтоб фиги сами падали ему в рот, он не протянет даже руку, чтоб сорвать их.
— Благодарю, Нина, — сказал я, поднимаясь.
— Позвоните мне на будущей неделе. Может быть, я буду к вашим услугам, если окажется, что я смогу жить без Джонни Крейстала. Я провожу вас, лейтенант.
— Зовите меня Ол, — предложил я.
Я покинул ее у дверей и стал спускаться по почти вертикальному откосу, ведущему к дороге. Я достиг спуска, когда меня Нина окликнула:
— Ол!
— Да?
Я посмотрел через плечо и констатировал, что под этим углом зрения в силуэте Нины было в самом деле что-то возбуждающее. Она крикнула:
— Может быть, вы не будете ждать будущей недели и позвоните мне раньше? После всего того, что вы сегодня сделали, кто же будет застегивать мне лифчик?
— Если у вас будут в этом серьезные затруднения, позовите меня, я тут же примчусь, — прокричал я в ответ.
— Если будут серьезные затруднения, то я примчусь к вам сама с лифчиком в руках!
Ока помахала мне, повернулась и вошла в дом. Я прошел метров десять и вдруг сообразил, что никогда не видел, чтобы ее очаровательный задик так кокетливо вихлялся. Возвращаясь домой, она позаботилась о том, чтобы я не пропустил ничего из этого занимательного спектакля. Интересное наблюдение!
«Честное слово, лейтенант Ол Киллер, — весело сказал я себе, — перед вами, кажется, открываются новые перспективы!»
Когда я приехал в замок Парадиз Плейдж, Джемс Эрист, наклонившись над балюстрадой своей веранды, что-то вырезал из куска дерева перочинным ножом. Сцена была пасторальная; я даже подумал, не играет ли Эрист эту комедию, чтобы доставить удовольствие своим соседям и помешать им жаловаться на шуршание крыльев демона и на следы раздвоенных копыт, которые они находят на своих лужайках.
Услышав мои шаги, он повернул голову, и казалось, что солнце заиграло в его седеющей шевелюре.
— Лейтенант Виллер! — обрадовался он. — Очень мило, что вы сдержали слово. Когда люди обещают сохранить со мной контакт, я им не верю. В наши дни важны только слова, об их смысле никто даже не думает, не правда ли?
— Только не полицейские, — заметил я. — Одной из самых главных обязанностей полицейского является поддержание контакта с людьми.
— Значит, вы думаете, лейтенант, что профессия полицейского — это искусство?
— Нет, не искусство, — произнес я откровенно. — Скажем, скорее ловкость. В самом деле, большая часть опытных полицейских, которых я знал, сделали карьеру.
— Я в восторге, — игриво ответил он. — Но вы пришли не для того, чтобы обсуждать вопросы искусства и специальности, лейтенант?
— А вы устроились на своей веранде только для того, чтоб строгать ату деревяшку? — парировал я. — Эта деревяшка не похожа на произведение искусства, а как растопка бесполезна.
— Предлагаю договор: я бросаю свою деревяшку, а вы пустую болтовню.
— Договор заключен.
Небрежным жестом он бросил кусок дерева через плечо, потом посмотрел мне прямо в глаза; в его стальных зрачках мерцала искорка. Он сказал:
— Так о чем же вы хотите поговорить со мной, лейтенант?
— О вашем подвале и о мессе, которая там недавно происходила,— ответил я.— Только вот об этих трюках.
— Вы пытаетесь вмешаться в мою частную жизнь? — спросил он ледяным тоном.
— Если бы это было так, мы не болтали бы здесь с вами. А что, ваша частная жизнь — запрещенная тема? Я могу снять запрещение официальным путем.
— Угрозы, лейтенант?
— Если хотите, —холодно произнес я.
— Вы быстро отказались от болтовни, — констатировал он.
Эрист встал и потянулся. Он был хорошо сложен.
— Признаюсь, лейтенант, мои занятия довольно специфичны. Но то, что я делаю под своей собственной крышей, касается только меня.
— Оргии, месье Эрист? — я грустно покачал головой. — Оргии касаются полиции, под чьей бы крышей они ни проходили.
— Я не организую оргий у себя дома, — сухо ответил он. — Источники вашей информации не очень точны, лейтенант.
— Месье Эрист, — сказал я с недоброй улыбкой, — у полицейских есть некоторые привилегии, в частности, они не очень вежливо могут вести себя, если их это устраивает. Я не слишком часто этим пользуюсь, большинство моих коллег прибегает к этому чаще. Мне было бы достаточно поклясться, что я почти уверен, что в вашем подвале есть самогонный аппарат и что вы тайно гоните самогон, чтобы получить мандат на обыск и перевернуть ваш подвал вверх ногами. Ну, так хотите вы, чтобы мы поговорили о черной мессе, которая недавно происходила у вас в доме?
Его лицо от бешенства покрылось пятнами.
— Отлично, — глухо прошептал он, — что вы хотите узнать?
— Кто был этот помешанный?
— Кто, кто?
— Хорошо, я изложу вам это в более изысканных терминах, — насмешливо сказал я. — Кто тот сумасшедший, обладающий атлетической фигурой и глазами стопроцентного идиота?
— Я все-таки не понимаю!
— Были вы, Джонни Крейстал, а кто был третий мужчина?
— А! —он медленно покачал головой. —Мой молодой друг, который время от времени приезжает в Парадиз Плейдж. Томми Малроу.
— Кто этот парень? Что-то вроде дьявольского инструмента? — поинтересовался я.
— Вы вынуждаете меня отвечать на ваши вопросы, лейтенант. Но, по крайней мере, увольте меня от своего юмора, который слишком ребячлив!
— А что вы подмешали в вино?
— Это было совершенно обычное вино, — пожал он плечами. — Калифорнийское вино. У меня нет средств для того, чтобы угощать более дорогими винами.
— Ваше калифорнийское вино быстро заглушило все сдерживающие центры у гостей. Мне нужно повторить свой вопрос?
— Мой первый ответ — чистая правда, — сказал он скрипучим голосом.
Я перешел к другой теме.
— Что вы хотели сказать дословно, когда заявили, что Марджи Трейверс «идеальный новичок»? Как мне говорили, она чуть не сошла с ума, пока вы орошали ее куриной кровью. Вот этот акт вы не находите отвратительным, господин Эрист? Это у вас часто бывает? — засыпал я его вопросами, вложив в голос все мое презрение.
Казалось, что в пепле его серых глаз зажегся огонь. Он, шумно дыша, сделал шаг ко мне, сжимая и разжимая кулаки.
— Никаких глупостей, месье Эрист, — предупредил я спокойным тоном. — А то я вас как новичка отправлю в городскую тюрьму.
Мгновение он нерешительно покачивался, с силой стиснул зубы, а лоб его покрылся крупными каплями пота. Прошло несколько секунд, как вдруг огонь в его глазах погас, зубы и пальцы разжались.
— Никогда не оскорбляйте, лейтенант, убеждений других людей, — выпалил он слегка дрожащим голосом. — Не забывайте про возмездие, которое ожидает вас.
Хорошо. Я думаю, что вы объясните мне, что вы имели в виду, говоря «идеальный новичок».
— Это как девственная земля, — спокойно ответил он. — Так же, как девственная земля, не знавшая плуга, более сильна, богата, так и идеальный новичок силится оттолкнуть удары Сатаны, но как только в него попало семя, он приносит плоды более зрелые, чем другие.
— Это, конечно, Джонни Крейстал уговорил ее посетить ваш светский прием?
— Точно, — подтвердил он.
— И вы, конечно, в последнее время виделись еще раз с этим помешанным, я хочу сказать, с Томми Малроу?
— Я как раз жду его сегодня вечером. Он проведет у меня несколько дней.
— Вы, он и подвал, — прошептал я, вздрогнув. — Маленькое дружеское общество.
Он глубоко вздохнул.
— Вы полностью доказали мне, что полицейские используют свою привилегию держаться по-скотски, и у меня на этот счет нет никаких сомнений, лейтенант. И почему вы продолжаете так держаться? Чтобы развлечься? Для удовольствия? Или потому что это возбуждает в вас чувство превосходства?
— Месье Эрист, я совсем не прижимаю вас, — медленно произнес я.
— Я и не сомневался!
— В ту ночь вы видели еще раз Марджи Трейверс? — прямо спросил я.
Он колебался всего долю секунды.
— Нет.
— Если вы встретите ее, то уйдите с дороги, это мой вам совет. Возможно, у нее будет револьвер. Не то чтобы я слишком расстраивался, если вас убьют, но мне кажется, что Марджи предстоят более важные занятия.
— Если я ее встречу, то скажу ей, что вас это волнует, — съехидничал он. — Есть новости о ее муже?
— Никаких, — чистосердечно ответил я. — Но надеюсь, что завтра мы кое-что узнаем. Я должен вас спросить еще о двух вещах, месье Эрист, а потом я оставлю вас в покое, и вы можете строгать свою деревяшку или катиться к черту, как вам будет угодно.
— Слушаю, — вежливо сказал он.
— Накануне того дня, когда ваша племянница приехала в больницу, Нина Росс одолжила ей два чемодана. Мисс Росс справлялась в больнице, этих чемоданов там никто не видел. Я обещал ей поговорить об этом с вами.
Если Диана ими не воспользовалась, они должны были бы остаться у вас.
— Чемоданы? — казалось, что он задумался. — Нет, я совсем их не помню. Вы уверены, что малышка Росс не ошибается?
— Кто знает? —пожал я плечами.
— Вы еще хотите что-нибудь спросить, лейтенант? Вы понимаете, что я стремлюсь поскорее покончить с этим.
— Не позволите ли вы мне взглянуть на ваш подвал, месье Эрист?
— С радостью. Я покажу вам дорогу.
Я вошел за ним в комнату и не мог удержаться, чтоб не взглянуть на портрет, висящий над камином.
— Я вас приветствую, мадам де Монтеспань, — сказал я, галантно кланяясь.
Холодные глаза, не видя, пронзили меня своим змеиным взглядом, показывая полнейшее презрение: они даже не признавали моего существования.
— Сюда, лейтенант...
Эрист направился по коридору, ведущему в глубину дома. Он остановился перед массивной деревянной дверью и повернул ключ.
— У меня в подвале нет электричества, — заявил он. — Вам достаточно свечи?
— Может быть, можно зажечь черные свечи? — спросил я.
— Если хотите.
Деревянные ступени были неодинаковы по высоте. На полдороге Эрист зажег свечу, бледное и танцующее пламя еле освещало лестницу. Когда мы спустились, он удалился, растворившись во тьме. Я услышал, как он зажигает свечи. В подвале пахло сыростью и плесенью, это дало мне возможность лучше понять, что должна была испытывать Нина Росс, когда ее заставили лечь на черный алтарь.
— Угодно вам следовать за гидом, лейтенант? — учтиво пригласил Эрист.
— Нет, благодарю. Я видел достаточно.
Мы поднялись. Он проводил меня до двери.
— До свидания, лейтенант, — сухо бросил он мне. — Вы меня кое-чему научили.
— Чему?
— До сегодняшнего дня я не знал, что значит «поддерживать контакт».
И он тихо закрыл дверь перед моим носом.
Я вернулся в город и поставил свою машину перед конторой шерифа, было шесть часов. Когда я входил в здание, плохие предчувствия нахлынули на меня. У меня вдруг возникло некоторое опасение. Прием, оказанный мне Анабеллой Джексон, еще больше обострил мои предчувствия. С лучезарной улыбкой она грациозным жестом указала мне на дверь шефа.
— Патрон ждет вас, лейтенант, — объявила она медоточивым голосом. — Будьте любезны войти.
— Бесконечно вам благодарен, мисс Анабелла Джексон! — пробормотали.
Из осторожности, проходя мимо ее стола, я повернулся боком — на случай, если стальная линейка была у нее под руками.
Когда я вошел, Лейвере поднял голову и улыбнулся мне. Я застыл на месте, силясь понять, что же такое происходит. Я уже подумал, что кто-то сменил мою башку на свою и забыл меня предупредить об этом.
— Хорошая работа, Виллер! — воскликнул Лейвере голосом, полным симпатии. — Вот это я называю отличным делом!
— Благодарю, — прошептал я.
— Пожалуйста, вы заслужили эти комплименты!
— Простите, — я закашлялся. — О какой работе вы говорите, патрон?
Он поднял на меня удивленный взгляд:
— Как, вы не знаете?
— Честное слово, шериф, у меня бывает столько отличных дел, что мне трудно все их помнить!
— Я забыл, что все послеобеденное время вас не было в городе, Виллер, — великодушно признал он. — В самом деле, как же вы можете быть в курсе дела?
— Действительно.
Я ждал, полный любопытства, но он вернулся к своим занятиям. Может быть, я был жертвой повторяющихся кошмаров и никогда не узнаю, что же я сделал, чтобы заслужить столько комплиментов. Я только открыл рот, чтобы зарычать, как Лейвере заговорил.
— Во второй трети первой кучи, — объявил он, — они нашли его, в четыре тридцать.
— Труп Трейверса? — пролепетал я.
— Разумеется. — Он посмотрел на меня уголком глаза. — Я только об этом и твержу вам с самого момента вашего прихода, а что, вы говорите о чем-то другом?
— Конечно, нет, — уверенно ответил я, глядя ему прямо в глаза.
Он топнул ногой.
— Честное слово, лейтенант, теперь, когда труп у нас, я позволю себе напомнить вам, что нам нужен и убийца. Значит, нечего околачиваться у меня.
— Конечно, шериф.
Я повернулся и вышел, думая о том, что мой триумф был хорош, но слишком короток.
Анабелла заявила мне:
— Вам звонил доктор Мерфи, Ол. Он просил вас позвонить ему. Я соединю?
— Пожалуйста, — ответил я с совершенно ошарашенным видом.
Через две секунды она протянула мне трубку.
— Я вас ненавижу! — объявил мне Мерфи слабым голосом. — Желаю, чтоб ваша печень разорвала вам сердце, Ол Виллер!
— Я их не убивал и не прятал, доктор, — запротестовал я. — Я ограничиваюсь тем, что нахожу их.
— Вы не могли сделать ничего хуже, — заметил он. — Этот остов спокойно гнил бы, если бы вы не были так прилежны. Мой желудок никогда от этого не оправится.
— Вам удалось точно установить его личность? Это именно Трейверс?
— У меня была только его четность, но этого мне было достаточно, — сказал он. — Он получил пулю в затылок. Я отправил череп в лабораторию. Это вам подходит?
— Прекрасно, — ответил я с уважением. — Вы быстро делаете дело.
— Чем больше я медлю, тем... Простите!
Он бросил трубку. Я поднял голову и заметил, что Анабелла внимательно смотрит на меня, нежно улыбаясь.
— Ол, голубчик, могу я быть вам полезной? — спросила она. ласково. — Хотите, я принесу вам чашечку кофе? Может быть, бутерброд? Или еще что-нибудь?
— Я знаю, что потом буду сожалеть об этом, но мне нечего попросить у вас, Анабелла.
— Это точно, дорогой?
— Абсолютно. Впрочем, почему это вы так поздно задержались в конторе?
— Я подумала, что, может быть, буду нужна вам, когда вы вернетесь. А потом...
— Квартирная плата, — закончил я вместе с ней. — Сколько вам нужно? — спросил я.
— Ну!.. — Она хитро посмотрела на меня, просто идеальная супруга. — Пятнадцать долларов достаточно для квартирной платы, но если бы было двадцать, то я...
— Вот вам пятнадцать долларов, мисс Джексон, — твердо сказал я, вынимая бумажник.
Вдруг задрожал пол и вошел сержант Полник.
— Вот и я, лейтенант! — проревел он. — Никогда в жизни я так хорошо не спал и теперь спешу взяться за дело. Где труп?
— Там, — указал я на дверь Лейверса.
— Прекрасно!
Он стрелой влетел к шерифу, прежде чем я успел его остановить. Через секунду до нас донеслось ужасающее рычание. Почти тут же появился Полник. Жалко улыбаясь, на цыпочках он пересек комнату и подошел к нам. Он прошептал мне таким голосом, который можно было услышать за двадцать метров:
— Действительно, там кто-то есть, но он еще живой!
Анабелла с довольным видом попрощалась, а я мысленно поздравил себя, что последовал совету Марджи Трейверс: запер ее бриллиантовые серьги.
— Я жду ваших приказаний, лейтенант, — напомнил мне Полник.
— У меня такое впечатление, что я поступлю правильно, если отправлю вас к вашей мещаночке, — ответил я. — Жалко тратить такой 'запас энергии на службу в полиции!
— Моя мещаночка в Оклахоме у родителей, лейтенант. Именно поэтому у меня столько энергии, — как нельзя серьезнее объяснил он.
— Тогда найдите мне номер телефона складов «Трейверс, Балден и К».
Через две минуты я разговаривал по телефону с Денеем Балденом: он уже собирался уходить. Я приказал ему не двигаться и ждать меня.
— Я сейчас вернусь, сержант, — объявил я Полянку. — Тогда мы посмотрим, на что похожи 150 000 билетиков при свете луны.
— 150 000 билетиков?.. Что это вы рассказываете, лейтенант?
Но я уже был в дверях конторы.
Я вошел в контору Балдена, он жестом пригласил меня сесть, с любопытством поглядывая на меня. Он медленно провел рукой по волосам и нахмурил брови. Он казался мрачным.
— По вашей вине, лейтенант, я уже не знаю, где нахожусь, — наконец сказал он. — Когда полицейский лезет ко мне, я чувствую себя плохо.
— С чего бы это, месье Балден?
Он с досадой закусил губу.
— Ну! Вам известно, кто я, что я делаю, чем занимаюсь, чем занимаются на самом деле предприятия, которыми я руковожу. Вам известно абсолютно все! С того вечера, когда вы смылись из дома Марджи Трейверс, я ждал, что приедет полк легавых. А что произошло? Ничего! — Он красноречиво взглянул на меня. — Существуют правила игры, лейтенант! А когда полицейский ими пренебрегает, это меня нервирует. Значит, это заведение принадлежит синдикату и обслуживает сектор Сан-Диего, а вам на это наплевать?
— Да, — честно ответил я, — потому что это не касается меня. Пусть это не мешает вам спать, месье Балден. В один из ближайших дней, раньше, чем вы думаете, займутся и сектором Сан-Диего. Меня же интересует убийца. Двое убийц, если быть точным. И мне необходима ваша помощь, совершенно легально и официально.
— Я, должно быть, сошел с ума, — прошептал он с несчастным видом. — Это невозможно, зы шутите!
— Хотите вы узнать, где был Поль Трейверс?
Он наклонился вперед:
— Что за вопрос, лейтенант! Конечно, хочу.
— В таком случае, пойдемте в его кабинет.
Я увлек его к окну конторы Трейверса и показал на склад лома во дворе.
— Вот где он был!
— Что?
— Если вы убьете кого-нибудь в этой комнате и будете стремиться, чтобы никто ке нашел труп, то такой тайник окажется для этого самым лучшим. Это произошло, если вы помните, два месяца тому назад, тогда еще здесь не чинили машины. Вы открываете окно, выталкиваете тело, потом спускаетесь, копаетесь в ломе и прячете труп в самую старую машину, какую только смогли найти.
— Еще одна гипотеза, лейтенант?
— Гипотеза, подтвержденная фактами сегодня в четыре тридцать. Когда я уходил из конторы, полицейский врач дописывал акт медицинской экспертизы: Поль Трейверс умер в результате выстрела в затылок. Это позволяет с уверенностью заключить, что он был убит.
— И подумать только, — прошептал он, — что все это в трех шагах от меня!
— Кроме 150 000 долларов, которые исчезли, теперь все у вас па месте? До этого вечера вы не замечали, что у вас исчезают небольшие суммы денег?
— Во всяком случае — не я. Может быть, Поль замечал что-нибудь? В этот вечер, о котором я говорю, исчезла пачка в 2000 долларов; но кроме 150 000 долларов никто ничего не заметил.
— Риск, присущий вашей профессии, довольно оригинальный, — спокойно заметил я. — В девяти случаях из десяти ваш заместитель, ваша правая рука и ваш возможный последователь, обдирает вас и в то же время помогает вести дела. Я думаю, именно это и произошло: этот в некотором роде наследный принц возвращался тайно ночью, подбирал денежки там и сям, стараясь, конечно, подделать в бухгалтерских книгах подписи и замести следы. Я думаю, что Поль Трейверс заметил это, но не мог вам этого сказать, потому что этот наследный принц был вашей правой рукой. Поль хотел захватить его с поличным, и ему был необходим свидетель. В тот вечер, о котором мы говорим, Трейверс объявил всем, что он идет развлекаться с Дианой Эрист. Но вместо того чтобы ездить с ней по ночным клубам, он привел ее сюда, и, спрятавшись, они ждали появления Джонни Крейстала. Кто знает, что произошло? Может быть, Джонни потерял голову, а может быть, он убил Трейверса хладнокровно. Но в любом случае результат один: Поль убит. Есть еще один факт. Джонни было очень трудно соблазнить Марджи Трейверс, и чтобы добиться цели, он использовал ревность дамы, муж которой встречался с Дианой Эрист. Джонни из тех парней, которые все делают основательно и ничего не оставляют на волю случая: он не только соблазнил Марджи, но и заставил ее шпионить за своим мужем. Держу пари, что он от Марджи узнал секретную комбинацию этого стенного сейфа.
— Дерьмо! — прошипел Балден. — Скот!
— Минутку, — прервал я его, — у вас есть дела поважнее! Вы представляете себе эту сцену? Джонни только что убил Трейверса, девица, вероятно, в истерике: «Боже мой, что мне делать?!» Он бросает взгляд в окно — и, о чудо! Если они спрячут убитого з куче лома, запихнув его в одну из старых машин, никто не заметит труп: даже запаха не будет, это же на открытом воздухе, и Трейверса никогда не найдут. Какое же объяснение можно придумать исчезновению Трейверса? Он удрал с девицей и со всеми деньгами. Кроме того, Джонни была известна секретная комбинация сейфа. Как вы думаете, какое выражение лица было у него, когда, открыв сейф, он обнаружил там 150 000 долларов?
— Простите, лейтенант, —ответил Балден мрачно, — мне надо позвонить.
— Не может быть никаких разговоров! Подождите — вот и конец истории: он еще интереснее, чем начало!
— Хорошо, —сказал он, пожав плечами, — подожду.
— По-моему, Джонни все деньги доверил девице, приказал ей сматываться и спрятаться в каком-нибудь надежном месте и позвонить ему денька через два. Диана ушла, а Джонни освободился от трупа. Только все сорвалось, произошло не так, как было задумано: Диана не позвонила Джонни, и Джонни больше не видел своих денежек!
— Только подумать! Он отдает 150 000 долларов куколке и проект ее позвонить ему через два дня, чтобы вернуть деньги. Ну знаете ли! Вы понимаете, что говорите?!
— Некоторые люди получают состояние при рождении, месье Балден, — заметил я, улыбаясь. — Другие получают его как добычу, неожиданно, в один прекрасный день: именно это случилось с Джонни, когда он открыл сейф.
— Насколько я знаю, около ее трупа не было даже следов денег. Куда же они делись?
— У Дианы есть дядя — Джемс Эр ист... Он живет в Парадиз Плейдже, и могу вас уверить, что он очень любопытный тип, поклонник Сатаны, вам ясно? По-моему, после смерти Поля Трейверса Диана поехала прямо к дяде, и именно ему пришла идея поместить ее в больницу. Он, напер пое, сказал ей, что буде-г заботиться о деньгах до тех пор, пока не исчезнет опасность и ока не выйдет из больницы. Чтобы все казалось более естественным, он посоветовал ей пойти к Нине Росс, одной из ее подруг, и рассказать, что у нее серьезные неприятности и она должна на время уехать, и, кроме того, воспользоваться своим визитом и занять у Нины два чемодана.
— Ну? —сказал Балден, кипевший нетерпением.
— Чемоданы сыграли свою роль, — едко сказал я. — Поэтому они и исчезли. У девушки не было их, когда она приехала в клинику. Дядя должно быть спрятал их в своем доме. И деньги должны были находиться в этих чемоданах. Теперь, месье Балдей, я вам кое-что скажу: я хочу загнать в угол этого Эриста во что бы то ни стало по многим причинам. Если я хочу доказать, что он убил свою племянницу, нужно, чтобы я нашел у него деньги. Только это может мне помочь. Я сейчас же могу получить ордер на обыск, но представьте — я не нахожу денег, и исчезает мой единственный шанс. Вы согласны со мной?
— Согласен. Что же вы собираетесь делать, лейтенант?
— Поставим точки над «Ь>, — сказал я. — Я хочу захватить Джонни Крейстала живым, так как он принадлежит правосудию, а не вам. Согласны?
По-видимому, перспектива предоставить правосудию свести счеты с Джонни Крейсталом не очень-то его соблазняла. Но в конце концов он уступил.
— Хорошо, лейтенант, — проворчал он. — Обстоятельства несколько необычны.
— Мне нужны деньги как вещественное доказательство. Но вы сказали мне вчера, что это вас не смущает.
— Это не составляет никакой проблемы. После процесса мы получим деньги. Это все?
— Сегодня вечером у Эриста будет еще один тип. Как мне говорили, он — атлет. Советую вам захватить с собой двух ваших геркулесов — Гарри и Эда. И еще одного силача, некоего Джонни Крейстала.
Балден беспокойно посмотрел на меня.
— У вас нет никакой задней мысли, лейтенант? — спросил он.
— Нет, я играю в открытую, — чистосердечно признался я. — Этот Эрист очень силен, его сегодняшний посетитель тоже, только помоложе. Я думаю, что нам придется потрясти его, и мы все-таки не узнаем, куда он дел чемоданы. А если я пригрожу упрятать его за убийство Трейверса, как, по-вашему, будет реагировать Джонни, узнав, что Эрист присвоил деньги?
— Я приведу Джонни,— коротко сказал Балден.
— Ни слова ему из того, что я говорил вам!
— Я не хотел бы портить себе вечер, выпуская слишком рано стрелу, лейтенант. Что вы хотите сделать? Прибыть через час после нас?
— Я буду ждать вас на перекрестке. Если вы приедете первыми, подождите меня. Я войду вместе с вами.
— У вас есть для этого какой-нибудь определенный мотив?
— Если кому-нибудь захочется убить парня, чтобы спасти свою шкуру, то пусть уж лучше это будет полицейский.
Балден тихо засмеялся.
— Правильно. Это все?
— Нет. Мне пришла в голову одна коварная мысль. С такими ненормальными, как Эрист и его друг, никогда нельзя предугадать, что произойдет. Если они уже будут в подземелье, когда мы придем, это будет очень плохо. Вот что я хочу предложить вам, месье Балден: если вы почувствуете, что ситуация требует вмешательства героя, то оставьте эту роль Джонни.
— Джонни?
— Давайте смотреть на вещи трезво, месье Балден: меньше всего из нас троих будут жалеть Джонни.
Я остановил машину на соседней улице, и мы должны были немного пройти пешком до блестящего черного автомобиля, ждавшего нас.
— Я ничего не понимаю, — запротестовал сержант Пол ник плачущим голосом. — Неожиданно входим в логово Эриста и ищем там исчезнувшие деньги, так?
— Точно! — ободряюще сказал я.
— А эти четверо из синдиката приехали, чтоб пожать нам руку?
— Совершенно верно!
— Это не переодетые агенты из ФБР и что-то в этом роде? — спросил он. — Или вы надеетесь, что завтра утром они подпишут договор и станут постовыми? Или не так?
— Нет.
— Ну, лейтенант... — Казалось, что он в затруднении. — Я не знаю, как отнесется к этому моя мещаночка.
— К чему?
— Ну, что я вступаю в синдикат, не спросив ее мнения на этот счет, — с несчастным видом объяснил он. — У меня уже были неприятности, когда я вышел из членов клуба Пингвинов, не посоветовавшись с ней.
— Я уверен, что это дело уладится до ее возвращения, сержант. Если же нет, то я устрою, чтоб ее избрали почетным членом синдиката. Что вы на это скажете?
— Это было бы очень мило! — воскликнул он. — Благодарю, лейтенант!
Когда мы подходили к машине, Балден вышел нам навстречу. Джонни Крейстал и два геркулеса, Гарри и Эд, тоже вышли.
— Мне кажется, лейтенант, что вы знаете всех, — сказал Балден.
— Знать-то он меня знает, — пробормотал Крейстал хриплым голосом. —Я берегу для негохорошенькую штучку.
— Э, Джонни! — сказал Гарри и захохотал. — Уж не знаю, что ты там бережешь для него, но он тебе сделал хороший подарочек: стоит только посмотреть на тебя!
— Скотина! —зарычал Джонни. —Я...
Вдруг он завыл от боли, согнулся пополам.
— Я предупреждал тебя, Джонни, —сказал Балден незнакомым мне голосом. — Здесь не место для игры в солдатики! Повторяю тебе последний раз: ты будешь делать, что тебе скажут. Если нет, то я попрошу Гарри уложить тебя. Ты проведешь ночь на пляже, а утром, если тебе нравится, можешь пешком вернуться домой, если ты, конечно, проснешься.
— Представляю вам сержанта Полника, — учтиво вмешался я. — Сержант, вот месье Балден, Гарри, Эд и Джонни Крейстал.
— Привет, — сказал Полник, пожиравший взглядом двух геркулесов с таким видом, будто он не верил своим глазам.
Я повернулся к Балдену.
— Я думаю, что сержант, Эд и Гарри войдут в заднюю дверь. Вы, Джонни и я — в парадную. Таким образом мы окажемся в подвале первыми.
Когда мы приехали, окна комнаты были освещены, но не было слышно ни звука и не видно ни одного человека. Оба силача вместе с Полником исчезли за домом, в то время как Балден, Крейстал и я приближались к входной двери.
— Пол на веранде скрипит, но опасаться нечего. Если наши молодцы в подвале, они ничего не услышат; если же они в доме, шум заставит их выйти, чего мы и добиваемся!
— Подождите! — воскликнул Джонни Крейстал, бросаясь вперед. — Я не очень-то и боюсь вашего Эриста! — Он вытащил револьвер. — С этим компаньоном я приведу его в чувство.
Я толкнул Балдена локтем. Он повернулся ко мне, кивком головы я показал ему на оружие в руках Крей-стала.
— Новая пушка, Джонни?—ласково спросил Балден.
— Да нет, — последовал ответ Крейстала. — Это мой старичок калибра 32!
Идя по веранде, я подумал: надо же быть таким идиотом, как Джонни Крейстал, чтобы потрясать оружием, которым он два месяца назад уже убил человека.
Дверь оказалась закрытой. Прежде чем я успел ему помешать, Джонни всадил в запор две пули. Все остальные предосторожности уже были бы напрасными. Джонни ударом ноги открыл дверь, и мы вошли в помещение. В комнате никого не было. Джонни направился к двери в подвал, она была не заперта, и он почувствовал разочарование. Он хотел открыть ее, но вдруг заколебался и взглянул на Балдена:
— А если Эрист со своим дружком ждут нас внизу, то первый же, кто покажется им, будет убит, Ден!
Бравада его исчезла, и теперь он даже дрожал от страха.
— Ну так что? —холодно спросил Балдей.
— Пусть первым идет полисмен! —визгливым голосом выкрикнул Джонни.
Мы не успели ответить ему, как из подвала послышался стон, леденящий кровь. Это был крик страдания и ужаса. Джонни испуганно вскрикнул и, оттолкнув меня, бросился назад. Я услышал позади себя звук пощечины и презрительный голос Балдена, приказывающий Джонни вернуться. Я открыл дверь. Подвал был освещен так, что виднелась только деревянная лестница. Я вынул револьвер, глубоко вздохнул и прыгнул.
Хотя лестница была не больше трех метров, я прыгнул неудачно, потерял равновесие и покатился по полу. В том месте, где я упал, почва вдруг начала свистеть и кипеть, поднялось облако белого пара с едким запахом. Я встал на колени и увидел кошмарное чудовище — черная голова ведьмы на голом теле белой женщины, готовой выплеснуть на меня содержимое урны, которую она держала. Я поднял револьвер и нацелился женщине в бедро, уже собираясь нажать на курок, как с лестницы послышался безумный голос:
— Не стреляйте, лейтенант, не стреляйте, это...
Услышав голос Крей стала, женщина в маске инстинктивно обернулась и выплеснула кислоту в лицо Джонни Крейстала. Голова и плечи Джонни исчезли в облаке пара, а дикий животный крик раздирал его грудь. Балден, стоявший сзади него, выстрелил в женщину. Мне показалось, что он целился в плечо, но, по-видимому, в темноте я ошибся, кровь брызнула из груди неизвестной. Она упала и выронила урну. В течение двух секунд ее пальцы бессильно цеплялись за землю, и она умерла. И тут же Балден выстрелил в голову Джонни, чтобы прекратить его страдания. Все произошло молниеносно. Едва ли прошло пол минуты с тех пор, как я упал.
То, что я увидел в глубине подвала, напоминало восковые фигуры из Музея ужасов или же средневековую комнату пыток. Другая женщина, тоже совершенно голая, лежала на черном алтаре, ее руки и ноги были крепко связаны, она не могла двинуть ни одним пальцем. Около нее, стоя на коленях, человек в маске барана держал в обеих руках серебряный сосуд. Рядом с женщиной стоял сатир, в длинном черном одеянии, его глаза под маской блестели, как два озера из огненной лавы, он потрясал длинным кинжалом с блестящим лезвием.
Я, не торопясь, направился к алтарю. Краем глаза я видел, что Балден следует за мной, едва касаясь противоположной стены. Шум на лестнице возвестил о прибытии Полника с двумя геркулесами. Оказавшись приблизительно в четырех метрах от Эриста, я приказал спокойным голосом:
— Месье Эрист, немедленно бросьте кинжал!
— Я могу бросить его! Но могу также вонзить его в живот вот этой женщины! — сказал он ликующим голосом. — Вонзить по самую рукоятку. Вы именно этого хотите? Вы хотите, чтобы вас затопила кровь этой девицы и до конца ваших дней оставалась на вашей совести?
— У вас нет никаких шансов выпутаться, — сказал я. —Бросьте кинжал!
— Если вы убьете меня, — сказал он беззаботно, — мой брат, стоящий около меня на коленях, выльет на грудь этой женщины кислоту, которая находится в его сосуде. Я думаю, — продолжал он со вздохом, заполнившим весь подвал, — думаю, что в данном случае кинжал менее жестокое средство.
На какое-то мгновение мне показалось, что я уже присутствовал при подобной сцене; и вдруг я вспомнил: Эрист подробно описывал мне черные мессы, в которых когда-то принимала участие мадам де Монтеспань. Сосуд был предназначен для того, чтобы в него собиралась кровь жертвы.
— Сосуд пуст, Эрист, — ответил я. — Он предназначен для собирания крови жертвы. Я думаю, что у вашего друга есть некоторый опыт.
Эрист замер в неподвижности с ножом в руках, напоминая старинную статую за языческим обрядом. Уже другим тоном, в котором сомнение и страх сменили высокомерие, он ответил:
— Не понимаю!
— Я говорю о вашей племяннице Диане, — объяснил я. — Вы посоветовали ей покинуть больницу, встретили ее на машине и привезли сюда. Вы оказались из-за нее в затруднении: если бы она встретилась с Джонни Крейсталом, то рассказала бы ему, что отдала деньги вам, и вы были бы вынуждены вернуть их Джонни. И ваши 150 000 долларов улетучились бы!
— Это ерунда! — усмехнулся он.
— Тогда вы заперли Диану на целую неделю в этом подвале. Вы искали решения. Медицинская экспертиза показала, что нож дважды входил в грудь. Первый удар перерезал легочную вену. И однако же следов крови не было. Вы убили ее так, Эрист: вы привязали ее к алтарю, а ваш ученик держал сосуд, готовый собрать кровь жертвы, как только вы ее заколете.
— Асмодей да защитит меня! — воскликнул он в экзальтации.
— Я уже сказал вам, что думаю о вас, Эрист, — сдержанно продолжал я, — и это произошло только сегодня после обеда. Мои чувства по отношению к вам не изменились, только я ненавижу вас еще сильнее раз в десять. Я даю вам три секунды, чтобы бросить нож. Если через три секунды он будет еще у вас в руках, я не откажу себе в удовольствии убить вас, Эрист! Л если ваш друг хотя бы моргнет, его убьет месье Балден!
— С радостью,— подтвердил Балден своим скрипучим голосом.
— Раз! — начал я считать.
Казалось, Эрист заколебался. Я продолжал:
— Два!
— Нет! — торжествующе завопил он. — Меня защитят эмиссары Сатаны! Жертва должна быть принесена! Я призываю...
С оглушительным шумом раздался выстрел. Эрист не двигался. В его маске появился третий глаз, из которого тек-ла кровь, а в двух других быстро мерк свет жизни. Вдруг он наклонился в сторону и рухнул на пол. Сзади меня раздался голос сержанта Полника:
— Черт возьми, лейтенант! Кажется, мой палец нажал на курок!
Балден в один прыжок оказался около парня в маске барана, все еще стоявшего на коленях, и сорвал ее. Мы увидели влажное лицо юноши лет двадцати, его правый глаз дергался в тике. Он поднял на нас взгляд, полный животного ужаса.
— Его давно надо было изолировать! — сказал Балден.
Я наклонился над аналоем, обтянутым черной тканью, и принялся развязывать руки молодой женщины, темные глаза которой вдруг показались мне громадными.
— Вы не думали найти меня в таком положении, Ол Виллер? —прошептала Нина Росс угасшим голосом.
Она потеряла сознание.
Когда мы покидали подвал, я освободил и другую женщину от маски черной ведьмы. Впервые я видел лицо Марджи Трейверс, лишенное жизни. Ко мне присоединился Балден.
— Это очень интересно, —сказал я. —Все сегодняшнее утро я не переставал беспокоиться о ней. Я был уверен, что Эрист хранит ее в резерве для жертвы.
— Невозможно все предвидеть, — пробурчал он и, подавив дрожь, добавил: — Во всяком случае, она освободила вас от Джонни Крейстала.
— Узнав его голос, она инстинктивно обернулась. Ну а потом уже было слишком поздно...
— Вы смеетесь? —прервал он меня с короткой усмешкой. — Марджи Трейверс ждала, когда вы окажетесь на середине подвала, чтобы вылить кислоту. Она могла вылить ее на вас, пока вы были на полу, но она этого не сделала. Зато узнав голос Джонни, она не растерялась, выплеснула ему всю кружку в лицо!
— Вы думаете?! Но я, во всяком случае, доволен, что вы прикончили этого несчастного. Это был милосердный поступок.
— Вы тут ни при чем, лейтенант! Я рассчитался с ним.
Спустя час дом представлял собой картину «утро после битвы»! Скорая помощь увезла Нину Росс. Убрали трупы, лежавшие на полу подвала. Что касается меня, то я потерял двадцать минут, стараясь объяснить шерифу графства смысл происшедших событий, но мне так и не удалось убедить его.
Снова появился Балден.
— Скажите-ка, — хрипло произнес он, — ваш сержант — необыкновенный? Должно быть, таких, как он, немного, лейтенант!
— Совершенно верно!
— Он хорошо стреляет: пуля попала прямо между глаз! Никогда еще выстрел не стоил так дорого.
— Как это?
— Я хочу сказать, что мне он стоил 150 000 долларов, — уточнил он со зловещим видом.
— Большинство шансов за то, что мы их найдем, —оптимистически заверил я его. — Может быть, Эрист закопал их в своем саду...
— Если, конечно, он не отдал их своей престарелой тетушке в благодарность за связанное кашне! Но во всяком случае Серенга будет доволен, что Поль Трейверс невиновен и что настоящий виновник получил пулю. Вот так!
Он удалился, но тут же вернулся.
Это самая противная картина, какую я когда-либо видел! — заявил он, с отвращением показывая па зловещий портрет над камином. — Следует убивать тех, кто вешает такие портреты!
— Кажется, это и сделали, — ответил я. — Эта особа, мадам де Монтеспань, по мнению Эриста, была идеальной женщиной. Все ужасы, при которых мы сегодня присутствовали к подвале, отрыжка очаровательного времяпрепровождения этой дамы. В жалком и нездоровом существовании Эриста. мадам де Монтеспань была альфой и омегой. Я вам кое-что расскажу. Оба раза, когда я приходил к Эристу, я смотрел на этот портрет, и у меня было впечатление, что это возбуждало Эриста...
Вдруг я глубоко вздохнул, бросился к камину, встал на четвереньки и вполз в него: оба чемодана стояли на каменном выступе.
Я вытащил их, выпрямился, отряхнулся и посмотрел на Балдена с торжествующим видом.
Он от удивления раскрыл рот.
— Вы неожиданно решили уехать на каникулы, лейтенант? — спросил он, ничего не понимая.
— О да, все необходимое всегда со мной! — весело ответил я.
И положив один из чемоданов на пол, я медленно открыл крышку: куча банковских билетов открылась нашим глазам. Я никогда не видел столько денег. И если Балден закрыл рот, то глаза его буквально вылезли из орбит.
— Диана Эрист всегда считала, что ее дядя наипротивнейший из самых противных существ, — объяснил я. — Она говорила, что он ждет момента, чтобы фиги сами падали ему в рот, и что у него не хватает мужества даже протянуть руку, чтобы их подобрать...
— Что? Ах, да! — сказал Балден, завороженный горой денег, лежавшей у его ног.
Я же продолжая:
— Именно это он и сделал в подходящих обстоятельствах, Он осуществил свой давний план. Он совершил убийство, чтобы получить деньги, а когда их получил, то удовольствовался тем, что спрятал их в камине.
— В конце концов... — Балден мгновение размышлял, а. затем с подавляющей слушателя логикой сказал: — в конце концов, что можно было ожидать от такого типа? Ведь он ненормальный, это ясно. Не так ли, лейтенант?
Наутро оживление спало. В довершение неприятностей это был день переоценки ценностей, когда снова и снова взвешиваются все действия и их мотивы, и все кажется несостоятельным, тогда как накануне представлялось гениальным.
Шериф не понял логики некоторых моих поступков. Он стучал кулаком по столу и орал во все горло:
-- Можете вы мне это объяснить, лейтенант Киллер? Уж все остальное — ладно! Но объясните мне хотя бы это, большего я не требую: почему, отправившись арестовывать Эриста за убийство племянницы, вы сочли необходимым взять с собой сержанта, другого убийцу, которого вы не сочли нужным вовремя арестовать, и трех членов шайки гангстеров?!
— Потому что, — старался объяснить я, уже исчерпав все аргументы и совсем отчаявшись, — потому что мне казалось, что у них всех общие интересы, патрон.
Жена Полника, не предупредив, вернулась на неделю раньше положенного срока. Всю ответственность Полник возложил на меня, будучи уверенным в том, что там, в Оклахоме, супруга узнала о всех его приключениях.
К четырем часам дня Анабелла Джексон нагнулась, чтобы поднять ластик, упавший по крайней мере в метре от того места, где я, нагнувшись, завязывал шнурок ботинка. Я клянусь и буду клясться до самой смерти, что я не укусил Анабеллу! Я только посмеялся, когда ее очаровательный задик очутился у меня перед носом.
Короче, добравшись до своей квартиры к семи часам вечера, я вздохнул с облегчением, включил свои пять громкоговорителей, чтобы вознаградить себя за жестокость окружающего мира. Десять минут я блаженствовал, и вдруг в дверь позвонили. Полный недоумения, стараясь вспомнить, кому я задолжал в этом месяце, я пошел открывать.
У дверей стояла загорелая брюнетка, до самого подбородка укутанная в плащ. Ее темные глаза блестели.
— Нина Росс! —удивился я. —Вам лучше? Вас выпустили из больницы? Когда?
— Сегодня утром... Так вы живете здесь, Ол Виллер?
— Входите, посмотрите на это помещение поближе, — дружелюбно предложил я.
Я ввел ее в комнату. Она остановилась посредине и с любопытством осмотрелась.
— Для одинокого парня, — сказала она, внимательно глядя на меня, — это не так уж плохо. Во всяком случае, время от времени...
— Благодарю вас. Хотите чего-нибудь выпить?
— Бурбон! — ответила она, опускаясь на диван.
— Можно помочь вам снять пальто?
— Нет.
Я приготовил два бурбона, поставил их около дивана и сел рядом с Ниной.
— Какой счастливый случай привел вас сюда? —поинтересовался я невзначай.
— Сегодня утром я вернулась домой, — объяснила она, слегка поежившись. — Но этот барак, висящий над океаном, я больше не могу выносить — я поняла, что он нервирует меня. Тогда я решила провести несколько дней в городе.
— Гениальная мысль, Нина! — обрадовался я. — У вас есть, где жить?
— Да, благодарю вас.
— А где же?
— Здесь, — просто сказала она, — мне это вполне подходит...
Она несколько секунд с безразличием смотрела на меня, потом заботливо прибавила:
— Осторожно, ваши глаза сейчас вылезут из орбит! Осторожно же, Ол!
Я отпил из стакана и постарался поскорее сориентироваться в создавшейся ситуации.
— У меня только одна постель, Нина, — объяснил я. —Это вас не беспокоит?
— Нет, — ответила она, с любопытством глядя на меня, — нисколько. Мне всегда хватало одной постели, Ол.
Каковы же ваши сердечные дела, если вам нужны две постели?
— У меня нет сердечных дел... Я хочу сказать, что у меня нет двух... Нет, я...
— Хватит лепетать, Ол, — холодно прервала она меня. — Я боюсь лепечущих мужчин.
— А я боюсь девиц, которые приезжают без предупреждения на неделю и при этом отказываются снять пальто, — съязвил я.
Она встала и, показав на дверь, спросила:
— Это спальня?
— В двухкомнатной квартире, что это может быть, как вы думаете? — переспросил я.— Сокровищница?
Она скрылась в комнате, и я подумал, не свели ли ее с ума испытания, выпавшие на ее долю.
Вдруг она властно позвала:
— Ол!
— Да?
— Вы мне нужны! Пойдите-ка сюда!
Я пошел в комнату. Я старался найти способ деликатно убедить ее уехать завтра утром, а не жить здесь неделю. Она мне приказала:
— Подержите-ка!
Машинально я взял вещь, которую она мне протянула, и вдруг понял, что у меня в руках — лифчик!
— Но! — воскликнул я. — Что?
Тоскливое выражение появилось в глазах Нины.
— Вы говорили мне, что я могу обратиться к вам при малейшем затруднении, не так ли, Ол? — спросила она.
Она повернулась спиной ко мне, сняла плащ и бросила его на пол. Я созерцал незабываемый спектакль: голая и загорелая спина Нины Росс, стройные длинные ноги, штанишки, на сей раз белые, плотно облегавшие великолепные бедра.
— Через две недели я, может быть, и выполню свои обещания, — прошептал я.
С лифчиком в руках я приблизился еще на шаг. Я хотел одеть его ей, но вдруг она оттолкнула меня.
— Я поняла, Ол, — объявила она. — Сейчас дело не в лифчике. Дело в чем-то другом.
— Я могу быть вам полезен? — спросил я с пылкостью бой-скаута.
— Надеюсь.
Она обернулась ко мне, и ее круглые упругие груди уперлись мне в солнечное сплетение. Она потянулась ко мне губами. В обмен я подарил ей спои, положил руки ей на бедра и притянул ее к себе.
Через полчаса она открыла глаза и с очаровательной улыбкой прошептала:
— Ты ничего не знаешь? Мне кажется, что теперь нет ни одной проблемы, которую бы нам нужно было решать!