Настоящая помощь в трудный час. Помощь тех, кто всегда помогал людям! Энциклопедия самых почитаемых святых

Почему мы молимся святым?

Зачем молиться святым, если есть Христос? Этот вопрос рано или поздно задает себе (а потом и не только себе) каждый православный человек. Это что же получается? Сам Бог нас не слышит? Нам непременно нужны посредники для общения с Ним? И получается, что сонм святых – что-то типа «референтской службы» Господа, через которую и проходят все наши просьбы о помощи, наши молитвы?

Нет, не так получается! В доказательство – рассказ священника Дионисия Свечникова, которому на практике приходится часто сталкиваться с людьми, недоумевающими, почему мы молимся святым.

…Таким образом, православные вовсе не поклоняются святым, а почитают их. Почитают как старших наставников, как людей достигших духовной высоты, как людей, живущих в Боге и для Бога. Людей, достигших Царства Небесного. А основание для почитания наставников было дано ап. Павлом: «Поминайте наставников ваших…. и взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13,7). А вера святых есть вера Православная и она призывает к почитанию святых с апостольских времен. И один из величайших святых Иоанн Дамаскин говорил о этом почитании: «Достопоклоняемы святые – не по естеству своему, мы поклоняемся им, потому что Бог прославил и соделал страшными для врагов и благодетелями для приходящих к ним с верою. Поклоняемся им мы не как богам и благодетелям по естеству, но как рабам и сослужителям Божиим, имеющим дерзновение к Богу по любви своей к Нему. Поклоняемся им, потому что сам Цар относит к Себе почитание, когда видит, что почитают люби мого Им человека не как Царя, но как послушного слугу благорасположенного к Нему друга».

Что значит «христианское понимание чуда»?

Что такое чудо?

Много лет питерские семинаристы рассказывают друг другу историю, якобы произошедшую в их учебном заведении на экзамене. Студент семинарии сдает экзамен, вопрос в экзаменационном билете – о чуде. Студент к экзамену не готов, мямлит, путается, и преподаватель решает помочь ему.

– Вот смотри, – говорит преподаватель (кстати, епископ). – Звонарь упал с высокой колокольни и не разбился. Это чудо?

– Это случайность, владыка! – отвечает семинарист.

– Ну, ладно. А второй раз упал и не разбился – это чудо?

– Счастье, владыка!

– Ну, а если в третий раз упал и не разбился – тогда-то что?!

– Привычка… – вздыхает студент.

Не знаю, правдива эта история или молодые ребята просто выдумали ее, но в нашем обществе действительно есть такая тенденция – стремиться объяснить все происходящее с точки зрения обыденности. Ну, не привыкли мы верить в чудеса, и все тут! Мы с детства верим в законы природы. А чудо – это явление, которое нарушает эти законы.

Однако в богословском понимании, чудо – это, скорее, особое действие Божие, как правило, проявляющееся в необычных событиях. Как говорится в славянском песнопении: «Еже Бог хочет, побеждается естества чин», то есть происходит нечто, превышающее чин естества, совершенно необычное. Сводить все к нарушению законов природы не совсем верно.

Ну, а если сказать просто, чудо – это то, чему мы удивляемся; недаром синоним этого слова – «диво». Совершенно справедливо говорил в одной из православных радиопрограмм дьякон Андрей Кураев:

– Чудеса есть свидетельства того, что Небо становится ближе. Чудеса есть знак соприсутствия, встреченности, не одиночества. Путь к встрече не через чудеса пролегает, но чудеса оказываются на церковном языке знамениями того, что эта встреча состоялась.

Пытаясь понять Церковь, необходимо совместить в сознании две вещи, казалось бы, противоположные.

С одной стороны, Церковь не придает большого значения чудесам – нельзя искать чудес, требовать чудес, желать чего-нибудь неожиданного, с другой стороны, каждая наша молитва – это молитва о чуде. Совершенно справедливо писал Иван Тургенев: «Каждое прошение, каждая молитва сводится к тому, что, Господи, ну сделай так, чтобы дважды два было пять». Но при этом православный человек, когда молится о чем бы то ни было, начиная с того, что «хлеб наш насущный дай нам днесь», и кончая молитвой об исцелении своей доченьки, он в конце концов завершает свою молитву неким смягчающим обращением: «Впрочем, да будет воля Твоя, Господи». В этом – существенное различие между заговором и молитвой. Заговор предполагает, что у колдуна есть власть над духовным миром и эту власть он проявляет, навязывает свою волю духовным реалиям. А молящийся человек знает, что тот, к кому он обращается, бесконечно выше его, и поэтому человек просит, а не диктует Богу свою волю.

Итак, с одной стороны, Церковь говорит «чудес не ищи», а с другой, каждая молитва – это прошение о чуде.

Но есть еще и третья сторона, третья точка этого странного треугольника. Это то, что чудо естественно в жизни христианина. Понимаете, в церковной среде даже не принято рассказывать о чудесах. Стpaнны не чудеса, а их отсутствие. Помните фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Барон составляет распорядок дня: объявить войну Англии, слетать на Луну~ То есть чудеса включены в его повседневный график, таков, образно говоря, и распорядок дня религиозного человека: я иду в храм на водосвятный молебен, чтобы получить святую воду, которая будет меня исцелять и защищать, – следовательно, на это чудо у меня предусмотрено полчаса~ Чудеса совершенно естественно входят в жизнь христианина. Чудо – далеко не всегда глас с Небес или купина неопалимая. Чудо может войти в твою жизнь через обычного человека…

Хочется повторить, что чудо – это знаменье, знак от Бога человеку. Но для того, чтобы чудо случилось, чтобы знамение не прошло незамеченным, требуется, прежде всего, чтобы и сам человек трудился над исправлением своей судьбы, жизни. Потому что любое явленное нам чудо направлено внутрь человека, оно указывает на необходимость изменения внутреннего мира человека, на развитие в каждом из нас дара Любви. Недаром апостол Павел говорит: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы…

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше…»

И, конечно, для того, чтобы с нами происходили чудеса, мы должны искреннее и глубоко верить в то, что помощь, о которой мы просим, обязательно придет. Без веры не может быть никакого чуда! В Евангелии сказано про Иисуса: «И в этом месте больше не сотворил чудес, потому что не было веры».

О христианском понимании болезней и исцелении

Казалось бы – вот удивительно, в наше время медицина достигла таких успехов, что несколько десятилетий назад и представить было невозможно. Однако очереди людей, молящихся у мощей святой праведницы о своем здоровье и исцелении своих близких, не уменьшаются.

Для чего же Господь в мудрости своей посылает людям болезни, перед которым оказываются бессильны врачи?

Если мы вспомним историю человечества, то поймем, что на самом деле только Адам и Ева в раю не ведали телесных недугов. Земная жизнь человека, начавшаяся с греха, во все времена полна боли и страданий.

С древности люди искали способы исцеления. Господь в щедрости своей указал им немало земных средств для облегчения боли, но он же показал и настоящий путь избавления от болезней навсегда – путь к Свету.

В самые далекие времена люди уже знали о том, что больное тело – это зачастую отражение больной души. Чем больше скверны и греха в душе – тем больше физических страданий они приносят человеку.

И в наши времена даже официальная медицина подтверждает связь множества заболеваний с внутренним состоянием человека. И все, самые совершенные средства, оказываются бесполезны, если человек продолжает погружаться в пучину греха. Корни болезни так глубоко уходят в го душу, что исцеление его возможно будет только тогда, когда он сможет встать на путь истинный, ведущий к чистоте и свету.

В традиции православной веры телесные недуги считаются посланными Господом человеку в наказание за его грехи. Но не только в наказание, а так же и для вразумления. Как строгая, но любящая свое чадо мать шлепком останавливает его неразумные действия, которые таят опасность для него же самого. И, наказав дитя за непослушание, разумный родитель всегда показывает ему – как должно поступать.

Так и Всевышний, чтобы остановить свое чадо, устремившееся не по тому пути, посылает ему боль физическую. Но никогда не оставляет его без средств к спасению. Вера, молитва, святые иконы и праведники Божьи, наделенные даром исцелять недужных – все это Господь создал для того, чтобы человек всегда мог выбрать для себя возможность праведной и правильной жизни, жизни в чистоте духовной и без телесной боли.

Давайте ненадолго отвлечемся и порассуждаем о том, что такое исцеление, и почему оно дается одним людям, а молитвы других так и остаются без ответа. Нередко приходится слышать жалобы типа: «Я просил Господа, просил избавить меня от болезни, но чуда не случилось. Как болел, так и продолжаю болеть! Несправедливо!»

Если мы внимательно будем читать Евангелие, мы увидим, что Христос не исцелял всех без исключения. Как правило, один человек в толпе оказывался исцеленным, другие же, ничуть не менее больные, исцелены не были. Отчего так происходит? Мне кажется очень ясно и просто дает ответ на этот вопрос любимый мной митрополит Сурожский. «Для того чтобы принять действие благодати Божией во исцеление тела или души, мы должны раскрыться Богу: не исцелению, а Богу, – пишет владыка. – Что же мы можем сделать? Мы должны ставить самим себе внимательные вопросы; и когда мы приходим к Богу, прося нас исцелить, мы должны раньше приготовить себя к исцелению. Потому что быть исцеленным не означает только стать целым, чтобы вернуться обратно к такой жизни, какой мы жили прежде; это значит стать целым для того, чтобы начать новую жизнь, как если бы мы осознали, что мы умерли в исцеляющем действии Божием. Все, что было в нас ветхим человеком, тем телом тления, о котором говорит Павел апостол, тот ветхий человек должен уйти, чтобы новый человек жил, и что мы должны быть готовы стать этим новым человеком через смерть прошлого для того, чтобы начать жить заново: как Лазарь, который был вызван из гроба не просто обратно в прежнюю его жизнь, но чтобы, пережив что-то, что не поддается описанию никакими человеческими словами, войти в жизнь вновь, на новых основаниях.

Способны ли мы принять исцеление? Готовы ли мы, согласны ли мы принять на себя ответственность новой цельности для того, чтобы войти снова, и еще снова в мир, в котором мы живем, с вестью о новизне, чтобы быть светом, быть солью, быть радостью, быть надеждой, быть любовью, быть отданностью и Богу, и людям?

Задумаемся над этим, потому что мы все больны, так или иначе, мы все хрупки, мы все слабы, мы все неспособны жить полнотой даже той жизни, которая нам дарована на земле! Задумаемся над этим, и начнем становиться способными открыться Богу так, чтобы Он мог сотворить Свое чудо исцеления, сделать нас новыми, но так, чтобы мы несли свою новизну, поистине Божию новизну в мир, в котором мы живем. Аминь».

Что такое милосердие в православии?

Давайте немного поговорим об особенностях понимания слова «милосердие» в православии. Дело в том, что мы в большинстве своем привыкли считать: за каждое доброе дело мы должны получать благодарность. Ну, согласитесь, нередко мы восклицаем о ком-то: «Я столько для него сделал, а он, неблагодарный!»… В Церкви же любое доброе дело считается лишь тогда по-настоящему добрым, если сделано оно без всякого умысла о последующей благодарности. В храмах, в монастырях на любое ваше «Спасибо!» в ответ вы непременно услышите не привычное «Пожалуйста!», а «Во славу Божию!» Каждый истинно православный человек знает, уверен: возможность сделать кому-то добро – милость Божия, дающий благодарит Господа горячее, чем получающий. И сугубая милость Божия – возможность сделать что-то доброе так, чтобы ни одна душа об этом твоем поступке не узнала!

В Евангелии от Матфея (гл. 6, ст. 2–4) сказано:

Иногда еще встречается старославянская версия выражения: «Да не ведает твоя шуйца, что творит десница».

В православии милосердие принято разделять на внешнее и сердечное.

Как это ни грустно, но милосердие сегодня – одно из самых редко употребляемых слов нашего языка. Уже в конце прошлого века слово «милосердие» сменилось словом «благотворительность», а человека, который кому-либо брался помогать, все от мала до велика начали величать «спонсором».

Однако, Святитель Иоанн Златоуст писал:

Что же такое милосердие? Давайте обратимся к словарям. «Толковый словарь» Ушакова говорит:

«Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля разъясняет:

Милосердия требует от человека Новый Завет:

Но в чем же разница? Милосердствующий дает средства нуждающемуся, и спонсор, меценат тоже дает, вкладывает свои средства в благое дело. А разница состоит в том, что милосердствующий дает бескорыстно, от боли сердечной, от сострадания, дает, ничего не желая и не надеясь получить взамен. Это – милосердие внутреннее, сердечное. Спонсоры же и меценаты наши и не дают даже, а скорее, вкладывают деньги в выгодные по разным причинам для них проекты. Выгода не обязательно должна быть при этом материальной, достаточно и тщеславия, гордыни – вот я какой! – чтобы доброе дело обесценилось. Это – милосердие внешнее, пустое.

К благотворителям без любви обращается святой апостол Павел:

«Не бедные имеют нужду в богатых, а богатые в бедных», – пишет святитель Иоанн Златоуст. Потому что, отдавая, мы приобретаем сторицей.

Правда, порой отдавать бывает невыносимо трудно. В газете «Православный Петербург» в свое время была (не знаю, есть ли сейчас) колонка «Записки редактора». В этой колонке главный редактор этой газеты публиковал свои наблюдения и размышления, подчас весьма любопытные. До сих пор помню одну такую коротенькую запись (цитирую по памяти):

И уж совсем трудно бывает нам порой подать милостыню просящему на улице или в метро нищему. Слишком часто мы слышим рассуждения наших СМИ о «мафии нищих», которая живет лучше нас. И мы, отводя глаза, проходим мимо протянутых к нам рук старушки в выцветшем платке, матери с грудным ребенком на руках, безногого инвалида… «Это же – мафия!» – убеждаем мы себя. Только, согласитесь, сердце нет-нет, да и кольнет: «А вдруг?~ Вдруг именно этот человек – и не “мафия” вовсе, а я пожалел ему мелочи из кармана достать, отказал в помощи…» И долго нам еще бывает не по себе, когда проходим мы мимо нищих, не протянув им милостыни. Знаете, почему не по себе бывает? Потому, мне думается, что сердце наше подсказывает нам, что мы не правы. Святые отцы говорят, что каждая душа по природе своей – душа христианская, и мается наша душа, болит, когда мы совершаем нехристианские, немилосердные поступки.

«И что же, – спросите вы, – так вот всем и подавать милостыню? Без разбору?» Именно так и подавать, без разбору! Потому что наше дело – дать просящему, а нуждался ли он на самом деле, Господь рассудит. Не нашего, как говорится, ума это дело.

Есть еще один важный нюанс в вопросе о подаянии (или неподаянии). Протоиерей Иоанн С. пишет:

Что такое юродство и почему оно распространено в христианстве?

Мы знать не знаем, что такое юродство на самом дел Усмехаемся. Юродивый – это такой дурачок? Нет.

Вот что пишут о сути юродства протоиерей В. Зеньков ский и протоиерей Г. Нефедов в Большой энциклопеди Русского народа:

На Руси любили и почитали юродивых. Из 36 канонизированных юродивых 30 – русские. По выражению историка В. О. Ключевского, юродивый на Руси был «ходячей мирской совестью, живым образом обличения людских пороков».