Настоящий полицейский

Глава 4

Школа. Это слово застало его врасплох едва ли не больше, чем ставшей реальностью сон, в котором живая мать с укором ждала, когда он встанет. Но встать при ней Игорь не мог – ведь это означало откинуть одеяло, а вместе с тринадцатилетним организмом, как он только что выяснил, ему достались и все причитающиеся ему гормоны.

Оставалось лишь жалобно проскулить:

– Ма-ам!

– Не вздумай снова опоздать! Не хватало мне опять выслушивать жалобы на тебя! – сердито сказала мать и вышла из комнаты.

Неужели это и впрямь происходит? Навсегда или на время? Должен он быть паинькой или может сотрясать основы мироздания? От вопросов голова шла кругом, а на нее уже сыпались другие, более прозаические. Должен ли он вообще идти в школу? Во сколько начало уроков? Что за белоснежная тетрадка и почему он так волнуется?

Рюкзак со сломанной молнией он нашел под столом, а внутри ту самую тетрадку, именуемую дневником, правда, совсем не белоснежную, а потрепанную с отпечатком чьей-то подошвы на обороте.

Смутно знакомый детский почерк сообщил, что сегодня его ждали русский язык, химия, физкультура, история и какая-то аббревиатура в виде «МХК», которую он даже не пытался расшифровывать. Если начало в девять, то времени еще полно – на его часах «Электроника» только восемь ноль две. Однако увидев его выходящим из ванной, мать буквально вытолкала его за дверь: «не беси меня!»

Данилов вышел в промозглое утро, подняв воротник куртки. Ветер бил в лицо, мокрые листья прилипали к старым кроссовкам. Он смотрел на них, вспоминая, что последний раз видел их (или увидит?) в девятом классе висящими высоко на дереве в окрестностях озера Селигер.

Пересекая школьный стадион, Данилов посматривал на тыльный фасад школы. С этого ракурса она немного походила на Хогвартс – одна из ранних типовых школьных пятиэтажек, когда в архитектуре еще доминировал сталинский неоклассицизм. Сходству способствовали торцевые кирпичные трубы, походившие на башни и восьмигранные окна на последних этажах лестничных пролетов, выдвинутых рублеными эркерами. А может дело в этом темно-бордовом фасаде на фоне вечнозеленых елей.

Он шел по промокшей траве и вспоминал, как однажды давным-давно в белой рубашке и брюках, с перекинутой через плечо лентой «Выпускник» шел этим же путем в обратном направлении по залитому июньским солнцем стадиону. Он уже прощался. Ему было восемнадцать, когда отец прислал доверенность, и он продал за копейки, все что осталось от их семьи, вышел на школьный двор, чтобы последний раз взглянуть на него.

Здесь когда-то давно они еще совсем детьми носились по покрышкам вдоль беговых дорожек, и также давно он сдавал школьный экзамен по физкультуре. Здесь по сугробам отец катал их на санках, а летом они играли в футбол, порой он дрался под сенью этих яблонь в неформальной курилке у котельной, и там же, под окнами класса трудов пробовал первую сигарету, а через год впервые напился до беспамятства яблочным сидром и пришел домой. Вот только ругать его за пьянство было некому. И здесь же каждый вечер на протяжении одиннадцатого класса он нарезал с секундомером круги, готовясь к экзаменам в академию МВД. Преддверие конца. Радость и волнение, в дождь и зной, но чаще в холод он ходил этой дорогой, включая самые волнующие дни после долгих летних каникул, под звучание приближающейся осенней песни «Учат в школе». Иногда, ему снился сон, что он все еще идет этой дорогой – снова в школу, но он никогда бы не подумал, что этот сон однажды станет явью.

У торцевого фасада курили несколько парней и пара девчонок – наверное, старшеклассники, и вероятно не слишком примерные, судя по раздающемуся матерку. Данилов совершенно не понимал, какого они возраста. Лица парней в этих старомодных свитерах, китайских джинсах и спортивных костюмах, купленных на Бирюлевском рынке, выглядели сплошь детскими. В паре лиц угадывалось что-то знакомое. Данилов глядел на рыжего парня с наушниками на шее, пытаясь припомнить, кто он.

– Хуле уставился? – среагировал на него подросток.

Данилов пожал плечами под смех его приятелей. Да, видать старшеклассники, подумал он и понял, что тоже хочет курить.

Проходя мимо них, он обратил внимание, что ниже этих «детей» как минимум на голову и тут же вспомнил, чем чревато игнорирование школьной иерархии, особенно в условиях довольно демократической системы официальных санкций. Данилов, несмотря на относительно коренастое телосложение, в своем «новом» состоянии едва ли весил больше пятидесяти килограммов.

Школьный холл встретил веселым гвалтом, но он показался ему намного меньше, чем в воспоминаниях.

Увидев орущие группы школьников по обе стороны лестничных подъемов, которые живыми стенами преграждали проходы всем, Игорь вспомнил эту школьную процедуру назначать дежурный класс для проверки «сменки». Поскольку никакой «сменки» у него при себе не было, и Данилов даже примерного понятия не имел, куда ему идти, он просто сел на скамейку рядом с группой старшеклассниц.

– Этот придурок мне новую кассету со Сташевским испортил! – жаловалась одна толстогубая девчонка с деревенским веснушчатым лицом.

– Алик?

– Вот же козел!

– Слушайте, а он правда с Анькой гуляет?

– Моисеевой? Ну да. Катька их видела в «дэка» на дискотеке.

– Не гони, туда до восемнадцати не пускают.

– Алика везде пускают.

– Девки, пойдемте, покурим.

Слушая одним ухом их болтовню и поглядывая на редеющую толпу школьников, среди которых мелькали полузнакомые и один раз даже совсем знакомые лица – например, второгодник Филипп Кустанайский, его одноклассник, который вплоть до девятого класса молча сидел на последней парте, словно отбывал срок. Данилов с изумлением увидел, как мимо прошел бородатый учитель черчения, отвесив на ходу кому-то жесткий подзатыльник. Он вспомнил, как его боялся, и как востребовано на его уроках было умение уворачиваться от летящих с тихим свистом в твою сторону указок, металлических уголков и больших деревянных транспортиров. Насколько он помнил, сегодня черчения в списке уроков не значилось, и Данилов счел, что это не так уж плохо.

Но в следующее мгновение, ему предстояло выдержать еще один удар. Из толпы к нему приближалось расплывающееся в улыбке лицо очередного ожившего мертвеца. Игорю трудно было вспомнить, когда они познакомились со Славиком. Как полагается другу детства, Славик был рядом всегда – в школе, в детском саду, даже в яслях на фотографии его светловолосая голова находилась неподалеку. Вероятно, они и в роддоме появились в одно и то же время, учитывая, что разница в возрасте между ними всего шесть дней, а роддом в городе только один. Большую часть детства Славик хотел стать военным и в начальной школе мучил Игоря исполнением военных песен Высоцкого. Причем, что особенно раздражало – он пытался голосом копировать даже звуки гитары. Ближе к старшим классам, когда его стали интересовать девчонки и алкоголь, Славик к военной тематике охладел и, в конце концов, поступил куда-то на телеоператора и долго хлопотал о военном билете. Тогда он увлекся одной неформалкой – наверное, из-за нее все случилось, а может быть, дело было в наркотиках, но на четвертом курсе Славик выпрыгнул из окна шестнадцатого этажа новостройки в Строгино.

Глядя сейчас в детскую версию Славика, который пока еще переживал свой «военный» период, судя по рюкзаку цвета хаки, Данилов вдруг осознал, что настоящих друзей кроме этого парня, у него в жизни больше и не было.

Вместо приветствия, Славик многозначительно расстегнул рюкзак и, бросив по сторонам взгляды, показал Игорю его содержимое.

На учебнике химии сверху лежал черный картридж «Mortal Kombat».

– Сегодня после уроков приходи, – сказал он.

– Зачем? – не понял Игорь и тут же удостоился удивленного взгляда Славика.

– Ну, ты лось!

Данилов не нашелся что ответить, только подумал, что жаль его родителей. Он был единственным ребенком, которого они постоянно баловали. У него была даже «Сега», о которой Игорь с братом могли только мечтать.

– Ты че тут сидишь вообще?

– Я «сменку» забыл.

Славик прыснул, сдвинув брови.

– Тебя контузило что ли?! Поднимай жопу! На четвертый этаж переться!

Славик провел Игоря через не слишком прочную живую стенку, высокомерно игнорируя вялые просьбы «показать сменку».

Игорь шел со Славиком, слушая его болтовню, и достраивая по ней картину своей подростковой жизни (как много, оказывается, там было событий), то и дело, натыкаясь на лица знакомых учителей, на двери старых кабинетов, выплывающие из далекого прошлого знакомые коридоры и рекреации.

Звонок зазвенел, когда они входили в класс. Замереть в проеме, ему помешал Славик, настырно подталкивающий его в спину. Данилов шел к задней парте у окна, на ходу озираясь по сторонам, задерживая взгляды на каждом и поражаясь тому, какими юными были те, кого он запомнил хотя и молодыми, но все же гораздо более взрослыми выпускниками девяносто девятого года.

Их 8-й «Б» – наверное, самый скучный и заурядный класс. У них были два классических параллельных класса – состоявший из отличников и преимущественно симпатичных девчонок 8-й «А» и настоящий хулиганский 8-й «В».

Открыв найденную в рюкзаке тетрадь, Игорь увидел свои рисунки и завороженно разглядывал их, пока его локтем пихал Славик, заметив, что учительница бросает на него подозрительные взгляды. Учительница была совсем незнакомая, возможно присланная на замену и замечаний никаких не делала. Впрочем, Игорь с каким-то щемящим чувством и довольно старательно записывал примеры двусоставных предложений под нарисованным когда-то трансформером. Он даже вспомнил тот день, когда его рисовал – коротая ненавистный урок литературы, на котором его периодически мучали. Над трансформером переливались объемные цифры – 15 минут, 8 минут и наконец, 1 минута. Когда это было? Возможно вчера. Но для него это «вчера» было двадцать семь лет назад.

Сидя у окна, Данилов иногда поглядывал на своих одноклассников, иногда бросал взгляды в окно, за которым как на ладони – школьный стадион и их трехэтажка за оградой – последний дом Второй Радиальной улицы. Из подъезда в «лужковской» кепке вышел толстый старик – сосед дядя Костя и согнал занявшую его скамейку парочку. Недолго ему осталось, с грустью подумал Игорь – его жизнь оборвется на первом году двадцать первого века. И тут Данилов впервые задумался – а оборвется ли? Ведь на самом деле дядя Костя уже давно на том свете, но, тем не менее, выглядел он сейчас вполне живым – в руке палка и пакет. Видимо вышел собрать последние яблоки в диком саду.

Перемещение в прошлое искушало увидеть еще одного призрака. Данилов задумался, каково это – снова увидеть ту, с мыслями о которой засыпал и просыпался на протяжении нескольких лет. После события, изменившего его жизнь, единственный стимул для посещения школы. Она пришла в их школу как раз в восьмом классе, развеяв раз и навсегда сомнения о существовании любви с первого взгляда. Сглаженное годами разочарование отозвалось лишь бледной тенью тех бессонных ночей, когда он узнал, что в две тысячи одиннадцатом она при странных обстоятельствах тоже покинула этот мир. Странно, очень странно, что все кто имел хоть какое-то значение в его жизни так рано ушли. Все, кроме него, хотя он дорожил жизнью меньше других.

– Славик, какой сейчас урок у восьмого «а»?

Славик поднял глаза к потолку.

– Физра, потом география. А че?

– Да так.

– Ну да, какие у тебя могут быть дела в «а-классе»? Ты же ни с кем не общаешься.

При всей любви к другу, Игорь не хотел, чтобы тот тащился за ним. Он хотел увидеть ее один, как в тот самый миг, когда удар волны едва не снес его в коридоре напротив класса истории.

– Кассету надо забрать.

– Какую кассету?

– Сташевского.

– Че-во?!

– Ну, то есть «Лимп Бизкит».

– Че-во-о-о? – на последнем слоге изумление Славика достигло критической точки, так что на него оглянулась девчонка с передней парты.

– Русский размер? – продолжал «угадывать» Игорь.

– Слушай, ты чего несешь? У тебя же магника нет.

– Батя с работы принес. Слушай, неважно, окей?

Едва зазвенел звонок, Игорь бросился на пятый этаж, и занял место у окна рекреации, откуда хорошо просматривался кабинет географии и при этом он сам не слишком мозолил глаза.

Ученики из параллельного класса постепенно прибывали, но только не та кого он ждал. Сердце замирало, но время шло, в кабинет географии вошли уже все тамошние «ботаны», но она так и не появилась.

Он ждал до последнего, пока не закрылась дверь, и не зазвенел звонок. Может она заболела? Но она никогда не болела – она была спортсменкой, хотя иногда она уезжала на сборы и соревнования, но вроде бы не в восьмом классе. Игорь испытал еще одно дежа вю – разочарование, настигавшее его в те дни, когда ему не удавалось ее увидеть.

С трудом отыскав кабинет химии, и уже прилично опоздав, Данилов открыл дверь и замер, пораженный царившей там тишиной. Воспоминания разом нахлынули. На него взирало сморщенное лицо самого строгого учителя в школе. В немигающем взгляде читалось что-то змеиное. Малой кровью, он здесь точно не отделается – это, в общем, было понятно и по притихшим одноклассникам, предвкушающим экзекуцию. На уроке у этой старушки боялись даже чихнуть, при этом Анастасия Егоровна никогда не повышала голос, хотя посмеяться любила. Ее феноменальное умение внушать страх базировалось исключительно на знании подростковой психологии. Но как через много лет во время многочасовых допросов убийцы Селиванова, понял Данилов – преподавать она совершенно не умела.

Игорь обратил внимание на особые длинные столы и странную рассадку. Анастасия Егоровна любила сама рассаживать учеников на своих уроках, причем исключительно по принципу «мальчик-девочка».

– Наконец-то, Данилов, – произнесла учительница, – без вас урока не начинали.

Игорь улыбнулся, ожидая подвоха – собственно он не мог вспомнить, чтобы на урок Анастасии Егоровны кто-то опаздывал. Уж лучше вообще целый день прогулять и сослаться потом на плохое самочувствие.

– Ну, что же, Данилов, – развела учительница руками, – осталось, как видите только два свободных места. Выбирайте даму сердца.

Школьники сидели плотными рядами, избегая занимать задние парты, пустовали лишь два легальных места – рядом с Софией Самойловой – симпатичной девчонкой в среднем ряду и Юлей Калачевой – настоящей катастрофой и главным изгоем класса за первой партой.

В общем, характер экзекуции понятен – какое бы место не выбрал Игорь, он будет действовать исключительно в роли, которую ему отвела Анастасия Егоровна – жениха, выбирающего «даму». Тут выбор очевиден – сесть рядом с Софией, получить порцию насмешек в свой адрес, но статус жениха будет сглажен всеобщим пониманием, что иной выбор просто невозможен.

Игорь вдруг задумался, как так получилось, что Калачева в тринадцать лет была изгоем? Он помнил ее первоклассницей и знал, что в двадцать два года она выйдет замуж и уедет в Америку, где откроет собственную линию дизайнерской одежды. Наверное, самый успешный ученик в этом классе и все же почему именно сейчас, эти годы средней школы ей давались так тяжело? Да, она странно одевалась, выглядела рассеянной, носила уродливые очки, и задавала дурацкие вопросы учителям, зачастую раздражая их. Такие вопросы, обычно дети задают родителям. Как бы то ни было, Данилов вспомнил их некое подобие дружбы в начальной школе и то, что с ней было интересно почти как с ребятами. Она даже умела играть в солдатиков. Может быть, дело в сожалении? Двадцать семь лет назад Данилов никогда бы так не поступил, но если тебе дан шанс что-то исправить, то стоит ли снова приносить в жертву сомнительному авторитету шанс подружиться с тем, кто тебе по-настоящему интересен?

Игорь подошел к первой парте и сел рядом с Калачевой. Класс взвыл. Юлька, конечно, смутилась. А Анастасия Егоровна, едва сдерживая заинтересованную улыбку, сложила руки, похожие на птичьи лапки и подошла поближе.

– Тихо, тихо. Нет, а что смешного? – с наигранным удивлением возмущалась она. – Игорь и Юлия прекрасная пара.

Данилов смущенно улыбался, а Юлька принялась от волнения что-то писать в тетради – кажется «Классная работа».

– Вот так все и начинается, – продолжала «экзекуцию» Анастасия Егоровна, – потом может быть, Игорь пригласит Юлю на танцы…

Снова смех.

– Анастасия Егоровна, сейчас не танцы, а дискотека, – подсказал кто-то с задней парты.

– Ну, какая разница. Верно же, говорю, Данилов? Пригласишь Юлю? Что же она зря сейчас смущается? Ну, что молчишь?

Данилову почему-то стало жаль Калачеву. Тем более с задних парт уже слышались ее непристойные клички. Игорь подумал, что свою порцию наказания она получала совсем незаслуженно – опоздал-то ведь он. И свалился ей на парту, хотя быть может он ей и даром не нужен.

Данилов прищурил левый глаз.

– Мне кажется, вы делаете бестактные намеки. – сказал он учительнице.

Класс неожиданно притих. Накрашенные брови Анастасии Егоровны поползли вверх. Она молчала несколько секунд, но вскоре снова улыбнулась, тон ее стал еще более елейным, не предвещая ничего хорошего.

– Ну что ж, если даже господин Данилов одергивает нас, остается нам только заняться химией.

В абсолютной тишине, Анастасия Егоровна поднялась на подиум, взяла в крошечную руку мелок.

– Итак, кислоты…

Разумеется, даже Анастасия Егоровна не могла помешать Данилову наслаждаться происходящим. Скорее она была частью этого удивительного аттракциона. И все же опыт подсказывал – тот, кто владеет абсолютной властью, может простить что угодно, кроме покушения на эту власть, даже в самой безобидной форме. И месть не заставила себя ждать – уже на десятой минуте Данилова вызвали к доске.

– Прежде чем вы покажете, как справились с домашней работой по описанию простых химических реакций кислот с металлами я задам вопрос, ответ на который должен знать каждый молодой человек.

Данилов без энтузиазма заглянул в змеиное лицо.

– Где еще помимо производства минеральных удобрений чаще всего применяется азотная кислота?

Данилов молчал, про азотную кислоту он знал мало, но кое-что все-таки знал. То, что на шестые сутки допроса ему рассказал обвиняемый в убийстве с особой жестокостью кировский психопат Селиванов. Правда, он сомневался, что это тот самый ответ, который известен «каждому молодому человеку» пубертатного периода.

– Ну что же, Данилов? Где ваше остроумие? Попробуйте вспомнить, о чем мы говорили последние десять минут. Нет-нет, Наумов, не тяните руку, для вас этот ответ слишком прост.

Игорь молчал.

– Ну, хорошо, Данилов, – вздохнула Анастасия Егоровна, – покажите хотя бы как реагирует азотная кислота с металлами.

– Честно говоря, я совсем не помню.

– Не помните, как делали домашнюю работу?

– Не помню.

– Хм. Ну, давайте, посмотрим вместе. Покажите тетрадь.

– Боюсь, я ее не захватил.

– Мда. – Анастасия Егоровна поджала губы. – Ну что ж. Думаю, никто не удивлен. Неоригинально, зато просто и предсказуемо, как химическая реакция. Несите дневник.

Данилов вытащил из рюкзака дневник.

– А вы знаете, Данилов, – сказала она, ставя размашистую двойку в его дневнике, – зря вы так демонстративны в своем нежелании учиться. Да, ученым вы конечно не будете. И не все обязаны ими быть. Я понимаю, переходный возраст, бунт, но вы сильно заблуждаетесь, если думаете, что сможете таким образом компенсировать отсутствие способностей. Просто подумайте, куда вы пойдете со справкой? Дворником? Будете хохмить с метлой в руках? Со справкой вас даже Калачева отвергнет.

В классе раздались смешки.

– И все же надо отдать вам должное за честность. По крайней мере, вы не списываете, а честно признаете, что не понимаете химии и никогда не поймете.

Двадцать семь лет назад он бы с ней согласился, но после того, как бывший профессор цюрихской технологической школы Селиванов объяснил ему закон Гесса за три минуты, он понял, как остро стоит в российских школах проблема преподавания.

– То же самое мне говорили про алгебру.

Анастасия Егоровна прошелестела страницами его дневника.

– У вас сплошные тройки по алгебре.

– Это пока преподавать нам ее не начала Галина Ивановна.

– Хороший учитель, но она у вас не ведет.

– Будет вести.

– Откуда вы знаете? – учительница задумчиво на него посмотрела. – Новую разнарядку видели? В любом случае, горбатого могила исправит.

– Некоторые часто путают уважение и страх. На первый взгляд, между ними нет никакой разницы. Особенно если смотреть с позиции того, кто строит на этом свою репутацию.

– О чем вы говорите?

– О власти, конечно же. Она идет руку об руку с профессионализмом. Но профессионализм учителя – это не только умение поддерживать дисциплину, но еще и умение объяснять.

– Так! – неожиданно и возможно впервые в жизни повысила голос Анастасия Егоровна. – Не всем дано учиться!

Данилов улыбнулся.

– Значит, так вы это себе объясняете?

– Прекратите говорить в таком тоне!

– Каком?

– Хамском!

– Вы хотели сказать учительском?

– Нет, это просто смешно! Двоечник-бездарь еще будет меня обвинять. Вон! К директору!

Игорь медленно направлялся к парте, за которой на него с интересом смотрела будущий нью-йоркский дизайнер. Он уже понял, что не сможет отказать себе в удовольствии поведать о том, что ему рассказал Селиванов, тридцать восемь часов растворявший в азотной кислоте свою жену и ее любовника.

– Почти все соли азотной кислоты являются растворимыми соединениями, – сказал он, убирая дневник в рюкзак, – и в отличие от других кислот, даже более сильных, вроде серной, она разъедает даже кальций – основной компонент человеческих костей. Сульфат кальция – нерастворимая соль, она оставляет от костей одни обуглившиеся углеводы. Соляная же и плавиковая слишком летучие и ядовитые, работать с ними возможно только в вытяжном шкафу и костюме химической зашиты. А щелочь плохо справляется с белками…

Данилов забросил рюкзак на плечо, направляясь к двери.

– Азотная кислота лучший выбор, если вы решили оставить от кого-то мокрое место.

Он открыл дверь, собираясь выйти, но в последний момент взглянул на Анастасию Егоровну, которая насупив лицо, молча взирала на него вместе с классом.

– Кстати, тот, кто мне это рассказал, был ученым-химиком. Но ему это не помогло. Он все равно получил пожизненное.

К директору, конечно, Данилов идти не собирался. Лучше он пойдет домой, чтобы еще раз повидаться с матерью, но проходя мимо кабинета на первом этаже, в поле зрения мелькнуло нечто знакомое. Женщина в форме капитана милиции со старым шевроном «МВД России» на рукаве только входила в кабинет директора.

Данилов остановился напротив проема.

– Чего тебе? – спросила девушка-секретарь лет двадцати шести, глядя на него.

Данилов оторвал взгляд от женщины за соседней дверью и посмотрел на секретаря. Он вспомнил, что звали ее Ольга, и что она не раз становилась объектом его подростковых фантазий.

Хотя в общем-то, посещение ванной со спрятанным под полотенцем журналом казалось ему сегодня не интереснее самого нудного утреннего совещания, Данилов с удивлением обнаружил, что глядя на эту далеко не самую выдающуюся девицу, испытывает прилив какого-то нетипичного огня… Есть в этом все-таки какая-то парадоксальная несправедливость, подумал он, – в тринадцать лет быть настолько одержимым тем, о чем можешь только мечтать, закрывшись в ванной, под унизительные крики матери за дверью «Игорь, ну чего ты там так долго?!»

– Меня Анастасия Егоровна к директору отправила.

– Анастасия Егоровна?!

– Удивительно, правда? – Игорь вытянул шею, пытаясь разглядеть что-то в мелькании за соседней дверью. – А что там… происходит?

– Директор сейчас занята.

– Ну, так я подожду…

Игорь уселся на стул поближе к двери и стал прислушиваться.

– Нет, ну у нас только девятые классы, – по командным ноткам в голосе Игорь узнал директрису. – Нет-нет, я все понимаю. Мы сделаем так, давайте – у нас классные руководители. Да. Классные руководители во время собраний просто сделают объявления. Зачем нам у учителей отнимать время, потом все занятия насмарку… Все возбудятся.

– Хорошо, вот тут памятка. – Отвечала женщина-милиционер. – Главное отметить – что-то подозрительное, чтобы сразу сообщали. Неважно кому, можно даже в школу.

– Мы еще по родительским комитетам проведем. Значит, участились нападения в Видном, говорите?

– Ну, пока официально подтвержден единичный случай.

– Та девочка?

– Да, ребенок в розыске.

– Кошмар!

– Еще одно исчезновение в Володарском, но там семья неблагополучная. Ну и две попытки нападения, получается, в городе.

Игорь придвинулся поближе, но Ольга вышла из-за стола и демонстративно прикрыла дверь в директорский кабинет, после чего недовольно покачала головой и вышла из комнаты.

От разговора остался теперь только невнятный бубнеж, но Игорь и так услышал достаточно. Он совсем не помнил, чтобы классные руководители проводили с ними инструктаж на предмет встречи с возможным преступником. Может, он забыл или в те годы ему было просто не до этого? А может быть прошлое не так уж определенно? В конце концов, где сейчас тот настоящий тринадцатилетний подросток, место которого он занял?

Данилов встал и стал прохаживаться вдоль ряда стульев, толстая папка-регистратор с бумажной наклейкой «6-9 классы» на столе Ольги привлекла его внимание. Открыв первую страницу, он увидел списки, отпечатанные на машинке. Его интересовал 8-й «А», он пробежался по списку, но искомого имени не обнаружил. Тогда он перелистнул страницу, пробежался по списку 8-го «Б». Игорь Данилов располагался на пятой строчке. Он еще раз проверил 8-й «А», и в это время раздались шаги за дверью. Игорь едва успел закрыть папку и быстро сесть на стул.

– Скажите, – обратился он к вернувшейся Ольге, – а много новичков пришло в нашу школу в этом году?

– Двое, а что?

– Анна Вайсс в их числе?

– Кто?

– Девочка из восьмого «А».

– Анна Вайсс? Ты сам придумал?

– Нет, она учится в параллельном классе. Спортсменка с темными волнистыми волосами и…

Ну ладно, это лишнее, подумал Данилов.

– Ни в восьмом, ни в каком либо другом. В нашей школе таких нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Ольга выглядела уверенной, да и фамилия редкая – она бы, наверное, запомнила. Впрочем, он ведь и сам не нашел ее ни в списках, ни вживую в классе. Что же это такое? Путаница или прошлое, в которое он попал, не совсем то же прошлое?

Поразмышлять об этом он не успел – из кабинета директора вышла женщина в милицейской форме и директриса Тамара Васильевна – крепкая дама лет пятидесяти, чем-то напоминавшая сенатора Валентину Петренко из реальности взрослого Данилова.

– В общем, думаю, в течение одного-двух дней всех охватим. – Завершала разговор директриса.

Женщина кивнула и направилась к дверям.

– Простите, – обратился к ней Игорь, – он новичок?

Женщина остановилась, посмотрела на него.

– Кто?

– Тот, кого вы ищете.

– Как, по-твоему, это узнаешь?

– Дактилоскопия с одежды потерпевших, предъявление фото ранее судимых для опознания.

Женщина переглянулась с директрисой.

– Скоро появится его фоторобот. Но… все что вам надо знать, вам расскажет классный руководитель.

– Кто ведет дело?

– Что?

– Областная прокуратура или милиция?

Женщина сдвинула брови.

– Слушай, парень, ты кто такой вообще?

Этот вопрос привел в себя и директрису.

– Данилов! – гаркнула она. – Ты что тут делаешь?!

– Его Анастасия Егоровна отправила к вам за плохое поведение, – пояснила Ольга.

– Понятно, – засмеялась женщина-милиционер, – а я подумала отличник.

– Какое там! Вот брат у него способный…

«Брат?» – удивился про себя Данилов и вдруг впервые в жизни с удивлением осознал, что даже не знает, как учится его брат. И следом – так ли уж он хорошо вообще знал своего брата? Как много сюрпризов, а он-то думал, что все знает о собственном прошлом.

После необременительного разговора с директором, Игорь передумал уходить домой. Тем более следующим уроком была физкультура, на которой он с удовольствием поиграл в баскетбол, а на следующем уроке истории, слушая рассказ пожилой учительницы о начале войны 1812 года даже на какое-то время забыл, что давным-давно закончил школу.

После занятий, они со Славиком пошли на площадь за чипсами. Игорь с изумлением посетителя экзотического зоопарка рассматривал давно канувшие в прошлое ларьки со жвачками, шоколадными батончиками в раритетных упаковках, банками и бутылками газировок с диковинными названиями вроде «Crush» и «Herschi Cola», рядами кассет с самопальными надписями на вкладышах: Валерий Сюткин, Elton John, Кай Метов, Led Zeppelin, Dr. Alban. Славика особенно интересовали видеокассеты. Поедая чипсы «Лэйс» со вкусом бекона, от которых Игорь к его удивлению великодушно отказался, он с азартом перечислял названия фильмов, которые, по его мнению, стоит обязательно посмотреть: «Тупой и еще тупее», «Эйс Вентура», «Снайпер».

Игорь только закатывал глаза.

– Чувак, из того что ты тут видишь, единственный фильм, который стоит просмотра это «Семь».

Кассета с фильмом лежала между «Голубой лагуной» и «Кровавым спортом», записанная на одной кассете с фильмом «Конвой» и обозначена цифрой «7». То, что это именно тот фильм, Игорь понял по надписи фломастером: «в гл. ролях Б. Пит, М. Фриман».

– Ты откуда знаешь? У тебя же видака нет.

– Поверь.

Они пошли навстречу ветру вниз по Заводской улице. Игорь вдыхал воздух золотой осени девяносто пятого года и чувствовал себя так, будто ему действительно тринадцать лет. Лёгкость переполняла его. Окружающий мир тоже казался легким и чистым – воздух прозрачен и пропитан влажной прохладой, от огненных матовых пятен стелились пестрые ковры за тротуарами. Давно позабытые лица прохожих, где почти каждого ты видел хоть раз, выплывали из прошлого. Может быть, вместе с тринадцатилетним телом ему вернули еще что-то? Наивную способность верить в чудо? Но разве произошедшее не чудо? Что мешает раствориться в этой версии старого мира без остатка, позабыв обо всем за пределами теперешнего настоящего?

А может быть, и вовсе, вся его прошлая жизнь – не более чем тяжелый и странный сон? Окружавшее его было таким живым и цельным, лишенным даже намека на сновидческую бессвязность. Город, улица, люди, «копейки», «четверки» и полусгнившие «опели», Славик, этот осенний ветер и ни с чем несравнимое ощущение, что впереди еще целая жизнь.

В небольшом скверике, откуда разбегались лучи трех «Радиальных» улиц, на Игоря нахлынуло уже хорошо знакомое ему за последнее время чувство дежа вю. Он увидел то, что уже видел однажды и что запомнил в деталях и потом вспоминал в течение жизни, испытывая растущее с годами чувство вины.

Значит сегодня, подумал Игорь, ощущая, как поднимающаяся волна отзывается в теле ободряющей адреналиновой дрожью.

В скверике двое пацанов пинали рюкзак его младшего брата, пока третий держал его за шкирку, и постоянно делал ему подножки, как будто отрабатывал какую-то технику. Пару раз Максу удавалось вырваться и броситься к рюкзаку. В отличие от Игоря он любил все эти школьные принадлежности и держал их в чистоте – сам мыл свой дешевый рюкзак «Dino», точил карандаши и про запас готовил партию двойных листочков для контрольных. Но больше всего он любил большой пенал-трансформер с гоночной машиной «Уильямс», который ему подарила социальная служба города.

Эта троица хулиганов с Лесной улицы из числа самой настоящей подростковой банды, которых опасались даже взрослые. Он хорошо помнил, что сделал в тот день – спрятался в кустах вместе со Славиком и наблюдал. В принципе ничего страшного они Максу тогда не сделали – слегка попинали, отобрали карманные деньги и забрали пенал. Больше с него и взять было нечего. А если бы он так уж активно не боролся за свой пенал, то скорее всего не получил бы синяк на шее и оторванную пуговицу рубашки – бывшей его рубашки. В основном Макс донашивал вещи Игоря. В любом случае, Игорь ставший свидетелем той ситуации тогда решил дать брату передышку и сам не приставал к нему пару дней. С годами этот случай вспоминать становилось все труднее. Настырно лезли в голову детали – этот пенал в луже, к которому тянется рука безмолвного брата и следом сам брат, летящий в эту лужу. Его же спокойное лицо, с которым он переносил все эти издевательства. С тем же лицом он переносил издевательства и старшего брата. Все это виделось так ярко, что сейчас он словно просматривал очередную сотни раз виденную запись.

Только на этот раз. На этот раз… Игорь сердито улыбнулся и снял рюкзак.

– Подержи, – протянул он рюкзак Славику.

– Гарик, ты чего? – испугался друг. – Ты знаешь кто это?!

Да, он знал, конечно – тот, что на голову его выше и килограммов на тридцать тяжелее имел кличку Татарин, хотя больше походил на белобрысого балта. А тот, что ростом с Игоря, бритоголовый с лицом матерого завсегдатая колоний для несовершеннолетних имел кличку Холера и его старший брат сидел за убийство. Был еще третий – ходячая бледная тень, днями и ночами шляющаяся по улицам и стреляющая мелочь у взрослых.

– Говорят, они реально пацана одного повесили.

Данилов скептически сдвинул брови.

– Он мой брат.

– Да, ему ничего не сделают, ну просто попинают немного. Он же мелкий.

– Но он мой брат!

– Но ты ведь и сам любишь его немного… попинать…

Данилов только покачал головой.

Несмотря на возраст, мелкие хулиганы выглядели угрожающе – настоящие гопники, бритые, наглые, а тот, что с Игорем одного роста оказался вблизи довольно крепким. Игорь как-то совсем забыл, что от его привычных ста килограммов осталась едва ли хотя бы половина. На сильные боксерские удары рассчитывать не приходится. Впрочем, он и не собирался с ними боксировать.

Средний проявлял наибольшую активность в издевательствах над братом – его очевидно в отличие от других интересовали не только чужие карманные деньги, но и желание накормить своего зверя. Игорь его понимал. Он как раз сжимал Макса за шею и что-то говорил ему в ухо – жизни видать учил, только Макс все равно ничего не слышал.

– Эй, – бросил Игорь, подходя к троице. Он уже привлек внимание Татарина и Бледной тени, бывших тут, видимо на вторых ролях.

Наконец главный – Холера обернулся, выпрямился, медленно отпуская шею Макса. У него очень быстро работал этот инстинкт.

– Ты кто такой? – спросил он грубоватым ломающимся голосом, и хмуро сдвинув брови, стал стремительно сокращать дистанцию. Стандартная уловка, которая вполне могла бы напугать ребенка или обывателя. Малолетний гопник скорее использовал ее инстинктивно. Игоря это более чем устраивало.

– Сначала тебе следовало спросить, кто он такой, – Данилов указал на Макса, который, не мигая, большими глазами, смотрел на старшего брата.

Холера обернулся на Макса, все еще хмурый, не допуская ни секунды усомниться, что он способен утратить контроль над происходящим. Но ситуация уже была слишком нестандартной. Обычные лоховатые школьники просто так без веских оснований не подходят к самым безбашенным хулиганам города.

– Ну и кто он такой?

– Смотри, – Игорь деловито поднял руки раскрытыми ладонями вверх перед лицом гопника, благо они были почти одного роста.

Это совсем не походило на боксерскую стойку, больше на какую-то заготовку для фокуса. Разумеется, малолетний хулиган ничего не заподозрил. Возможно, это было слишком жестоко, но Игорь Данилов не благородный рыцарь и никогда им не был. Он был мудаком, который издевался над младшим братом, но в отличие от остальных его переполняла злость на себя в сочетании с полным пренебрежением к своей судьбе. Взрывоопасная смесь.

– Это мой брат, а вот теперь я расскажу кто такой я.

Вертикальный удар локтем снизу в лицо – страшная штука даже без замаха. Как говорят тайцы – от локтей нет защиты. Это Данилов хорошо знал и не раз применял. Особенно эффективны были вертикальные удары – от них трудно защититься даже профессионалу.

Холера отступил, схватившись за лицо, из рассеченной губы по пальцам текла кровь.

– Мочите его, – сказал он неуверенно.

Татарин двинулся выполнять команду, но Игоря уже охватил азарт. Степень наплевательства на собственную жизнь и здоровье достигла наивысшей отметки, открывая дорогу безумным экспериментам.

Оттолкнув пребывающего в явном шоке Холеру, Игорь побежал навстречу Татарину. Тот уже встал в некое подобие стойки, готовясь видимо к чему-то стандартному. Еще один сюрприз – за два шага до здоровяка, Игорь оттолкнулся и с резкой разножки вынес таз вместе с коленом. До солнечного сплетения он, конечно, не дотянулся, но от такого мощного удара коленом, не защищали даже руки – Татарин согнулся, схватившись за живот. Не останавливайтесь, говорил внутри голос тренера по самообороне. «Летящее колено», конечно, не менее страшная штука, но у него в запасе был еще один привет из двадцать первого века.

Вынос колена вперед и обманный удар задней рукой – знаменитый супермен панч прошел идеально. Получив сокрушительный удар в лицо, Татарин зашатался и, в конце концов, опустился в лужу.

Увлекшись красотой ударов, Игорь позабыл о третьем и, хотя предупреждающий крик Славика вдали он услышал, но среагировать не успел. Его лицо встретило удар кирпичом. Во рту что-то хрустнуло и мгновенно заполнило свинцовым вкусом.

Но Игорь уже превратился в зверя. Никакой боли и никакого страха он не чувствовал. Здесь хватило обычного апперкота и брошенного следом реквизированного кирпича. Кирпич угодил Бледной тени прямо между лопаток.

– Да что вы творите! – раздался где-то рядом женский крик.

За убегающей тенью ковыляли Татарин и Холера. В азарте Игорь бросился за ними, те ускорились, но сам Игорь поскользнулся на мокрых листьях и упал на спину.

Вскоре на фоне пасмурного неба появились два одинаково изумленных детских лица.

– Чувак! Что это было? – спросил с придыханием Славик.

– Это называется тайский бокс, Славик.

– Чувак! Ты мой кумир!

«И мой тоже», – жестами добавил Макс.

Игорь улыбнулся окровавленным ртом.

– Помогите подняться, парни.

Подняться ему помогли и, опираясь на плечи брата и друга, он заковылял по радиальной улице. Листья шуршали под ногами, в лицо летела холодная изморось, во рту недоставало двух зубов. Он был счастлив.