Навеки

Глава 2

Слова прозвучали для Розалин как совершенная бессмыслица. Она даже подумала, что не расслышала хорошенько.

— Простите, что вы сказали? — переспросила она, пытаясь рассмотреть темную фигуру у окна.

Свет от настольной лампы не распространялся так далеко, да и перед глазами у нее после яркой вспышки молнии, все еще мелькали темные пятна. Она разглядела только огромную тень на фоне окна, через которое были видны огни противоположного корпуса. Всматриваясь во мрак, она вдруг поняла, что странный посетитель до сих пор не ответил на ее вопрос. Он продолжал все так же неподвижно стоять у окна, и Розалин внезапно почувствовала беспокойство, даже тревогу.

Однако она быстро стряхнула с себя это неприятное ощущение — в конце концов она же хозяйка в кабинете, а он, должно быть, студент и хочет поговорить с ней по поводу экзамена. Да и мистер Форбс, наверное, недалеко И все же это было странно: неужели она настолько отвлеклась разговором со сторожем, что не заметила, как этот человек проник в кабинет?

Розалин попыталась припомнить, что она делала перед тем, как ее прервал мистер Форбс.

— И давно это вы прячетесь там у окна, мистер?.. — поинтересовалась она, охваченная внезапным подозрением.

Незнакомец не представился — вообще не произнес ни слова. Розалин почувствовала, как в ней закипает раздражение. Она встала, подошла к двери и щелкнула выключателем. Огромную комнату залил свет. Таинственный посетитель стоял, задрав голову к потолку, брови были нахмурены. Или он просто прищурился?

Так или иначе, он казался удивленным.

Он был атлетического сложения, возможно, даже спортсмен — футболист или что-нибудь в этом роде. Тренер уэстерлейской команды отдал бы все на свете, только бы заполучить такого игрока. Парень, конечно же, был немного «староват» для начинающего спортсмена — он казался одних лет с Розалин: на вид ему было около тридцати или чуть больше, но он был в отличной форме — мускулистый и подтянутый. У Розалин было несколько таких студентов, но им, к сожалению, больше нравилось разыгрывать из себя шутов, веселя весь класс, чем слушать лекции.

Розалин внезапно поймала себя на том, что у нее складывается предубежденное отношение к незнакомцу: ее студентки назвали бы его «горой мускулов» и были бы правы. Более всего ее поразила его одежда или, вернее, почти полное ее отсутствие. Приглядевшись к странному посетителю, она поняла, что он одет в театральный костюм, и улыбнулась.

Его узкие штаны были из какой-то плотной ткани — возможно, из замши или кожи, — по виду напоминающей шкуру грубой выделки. Длинные полоски кожи перетягивали ноги крест-накрест от щиколоток до колен в соответствии со средневековым стилем. Лоскут ткани обвивал его бедра и завязывался узлом чуть пониже живота с другим лоскутом, удерживая штаны. Если там и была застежка на пуговицах или «молния», то она была хорошо замаскирована.

Розалин про себя порадовалась: наконец-то у мистера Хейли появилась талантливая портниха — не так-то просто правильно сшить исторический костюм и не ошибиться в деталях. А эти штаны — прямо из музея. Как и пояс — почти три дюйма шириной и туго перетягивает узкую талию; единственное его украшение — массивная круглая пряжка, тонированная под золото. Что касается обуви, то она весьма напоминала мокасины — вероятно, костюмерша переделала их из обычных ботинок.

На странном посетителе не было рубашки, и мускулы, с первого взгляда поразившие Розалин, были отчетливо видны. Возможно, костюм не успели закончить, а может быть, мистер Хейли утвердил его именно в таком варианте. Так или иначе, у актера был весьма впечатляющий торс — широкая грудь, покрытая легкой светло-каштановой растительностью, рельефные мышцы, но не такие выпирающие, как у штангиста. И гримерша постаралась на славу: кое-где грудь и мощные руки пересекали рубцы и ссадины — якобы старые раны, полученные в войнах и сражениях.

На шее у него было колье, исполненное по древнему образцу, — двойная связка филигранных бусинок, искусно раскрашенных под золото. Светло-каштановые волосы актера ниспадали чуть ниже плеч, поэтому его, вероятно, и определили на эту роль. Он, должно быть, представлял средневекового воина — сакса или… викинга.

Розалин вздрогнула. Что за сверхъестественное совпадение? Только что она держала в руках древний скандинавский меч, и вот пожалуйста — к ней является переодетый викингом студент драмкружка.

Незнакомец медленно опустил голову и пристально посмотрел ей в глаза. При взгляде на его лицо Розалин овладело чувство, не имеющее ничего общего с тревогой и беспокойством. Он был красив суровой, мужественной красотой, и Розалин смотрела на него как зачарованная. И правда, его лицом можно было залюбоваться: прямые брови, расширяющиеся к концам, глубоко посаженные голубые глаза, нос правильной формы, тонкие губы и мужественный квадратный подбородок.

У него, наверное, появляются ямочки, когда он смеется. Но в данный момент, казалось, ничто не могло смягчить его суровое, мрачное выражение. Никак нельзя было сказать, что он доволен. Об этом можно было догадаться и по тону его голоса, в котором явно звучало раздражение, даже гнев.

В наступившей тишине они довольно долго разглядывали друг друга. Розалин уже готова была прервать затянувшееся молчание и вновь повторить свои вопрос, но тут глаза незнакомца медленно прошлись по ее телу сверху вниз, чуть задержались на стройных икрах и затем так же медленно проследовали обратно.

Розалин вспыхнула до корней волос. Еще ни один мужчина не позволял себе так нагло ее разглядывать! Она потупила глаза, как делала всегда еще со времен учебы, когда парни начинали проявлять к ней интерес, а ей не хотелось, чтобы к ней приставали. Ей и сейчас этого не хотелось, судя по подчеркнуто официальному костюму.

Розалин носила очки, но стекла в них были обычные. Она редко пользовалась косметикой, а уж в колледже и подавно. Платья и юбки всегда были на дюйм ниже колена; она предпочитала одежду, скрывающую фигуру — прямого покроя или с поясом по талии, — не столько для удобства, сколько для того, чтобы не подчеркивать формы и не привлекать к себе нескромные взгляды. Каблуки — не выше двух дюймов; обувь — туфли с квадратными носами. Все это было далеко от игривой привлекательности.

Даже свои темно-каштановые волосы Розалин умудрялась укладывать в старомодный пучок на затылке. Бэрри как-то сказал, что ему нравится рыжеватый отлив ее волос. Когда же они с Бэрри расстались, Розалин твердо решила, что непременно перекрасится в брюнетку.

Она едва успела оправиться от смущения, как посетитель вновь заговорил:

— Вам, леди, следовало одеться как подобает, прежде чем вызывать "меня.

Розалин снова залилась краской, ибо на этот раз голос незнакомца звучал… оскорбление. Она окинула быстрым взглядом свой костюм — вдруг пуговица случайно расстегнулась на блузке, пояс не на месте или чулки плохо натянуты. Но нет, она была одета так же опрятно и вместе с тем безлико, как всегда: на юбке из синтетики — ни единой морщинки.

Пока она разглядывала себя, опустив голову, очки упали ей на нос. Розалин поправила их привычным жестом; лицо приняло строгое выражение потерявшего терпение педагога.

— По-моему, вы выбрали неподходящее место для репетирования своей роли. Драмкружок — прямо по коридору, четвертая дверь. Потрудитесь покинуть кабинет.

С этими словами она величественно проследовала к своему столу, села и сделала вид, что занялась проверкой работ. На самом деле она с нетерпением ждала, когда этот человек уйдет. Но он не уходил, и Розалин вновь почувствовала безотчетную тревогу.

Продолжая делать вид, что не обращает никакого внимания на его присутствие, она украдкой посмотрела через плечо. Незнакомец продолжал стоять на том же месте, но пристальный взгляд больше не был прикован к ней: он удивленно озирался по сторонам, будто никогда раньше не видел ни парт, ни классной доски, на которой были развешаны огромные карты мира и глянцевые плакаты с изображениями средневековых рыцарей.

Его глаза остановились на одном из плакатов — казалось, он узнал изображенного на нем воина.

— Как зовут того искусного мастера, что смог воссоздать облик достославного лорда Вильгельма?

Розалин с удивлением заметила, что он говорил с небольшим акцентом, который она не могла точно определить. Проследив за его взглядом, она посмотрела на плакат — увеличенную фотографию мужчины в костюме Х века.

— Лорд… какой такой лорд? Я не понимаю, о чем вы.

Незнакомец сверкнул голубыми глазами.

— Вильгельм Незаконнорожденный, — пояснил он таким тоном, который ясно давал понять, что ей не следовало и спрашивать его об этом.

Розалин знала только одного Вильгельма Незаконнорожденного — того самого норманна, что изменил историю Англии, известного также под именем Вильгельма Завоевателя. Но как можно было усмотреть сходство между Вильгельмом, чей портрет сохранился только на нескольких чудом уцелевших гобеленах XI века, и этим громилой с фотографии, чье сходство с великим лордом исчерпывалось, вероятно, одним лишь мощным торсом?

Розалин сердито нахмурила брови: да этот тип просто-напросто разыгрывает ее! Это отнюдь не привело ее в восторг.

— Послушайте, вы, мистер… как вас там? На этот раз он не пропустил мимо ушей ее вопрос и с достоинством ответил:

— Меня зовут Торн[1] .

Розалин так и застыла от удивления. Сколько раз приходилось ей слышать: «Где же твои колючки, Роузи? Тебе следует обзавестись ими, пока не поздно». Или еще того хуже: «Ах, как бы я хотел быть шипом на твоем прелестном стебле. Роза!» — грубые, похотливые намеки, которые она слышала от парней, еще будучи ученицей колледжа.

В этот момент она вдруг поняла, что этот человек — совсем не заблудившийся студент драмкружка. Кто-то, наверное, подослал его подшутить над ней, и этот подстрекатель — не кто иной, как Бэрри Хортон. Возможно, так он хотел напомнить ей о своей новой должности профессора — это на него похоже. Да и акцент этого шутника многое объяснял — в Уэстерлее Бэрри познакомился с несколькими иностранными преподавателями и их друзьями. Должно быть, знакомство с ними возвысило Бэрри в собственных глазах настолько, что он возомнил себя королем шутки.

Ярость и гнев, которые она недавно испытала в кабинете декана, охватили ее с новой силой. Да как посмел этот вор, лжец, этот… Нет, ее отец перевернулся бы в могиле, если бы услышал те эпитеты, которыми она мысленно награждала Бэрри. Она подавила раздражение, твердо решив не унижаться до брани, — только метнула на незнакомца свирепый взгляд.

— Мистер Торн… — начала она оскорбленным тоном.

— Нет, мое имя — Торн. Торн Бладдринкер. Только вы, англичане, прибавляете «мистер» к имени.

Боже правый, он слышал, как она говорила вслух со своим мечом, и теперь использовал ее слова, чтобы продолжить свой розыгрыш! Розалин совсем смешалась: этот подосланный шутник, наверное, слово в слово передаст ее бывшему жениху все, что здесь произошло, и Бэрри будет смеяться до колик.

— Мы, американцы, к вашему сведению, можем обходиться и одним «мистером» в обращении, что я и намереваюсь сейчас сделать. Итак, вы можете идти, мистер, и передайте мистеру Хортону, что его шуточки такие же недалекие, как и он сам.

— Благодарю вас, миледи. Это весьма мудрое решение. Постарайтесь же больше меня не тревожить.

Розалин усмехнулась: пусть себе болтает что угодно — она раскусила его, и довольно делать из нее посмешище! Она снова уткнулась в тетрадку, которую все еще держала в руках, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Если он сейчас же не уйдет, она вызовет охрану.

Вдруг тишину опять нарушили отдаленные раскаты грома. Наученная опытом, Розалин крепко зажмурила глаза, но вспышка молнии была такой яркой, что ослепила ее даже сквозь прикрытые веки.

Однако на сей раз перед глазами Розалин больше не мелькали темные пятна: она отчетливо видела за окном огни противоположного здания. На улице было по-прежнему тихо — не было слышно ни шуршания дождя по крышам, ни порывов ветра. Розалин нахмурилась: конечно, это спокойствие еще ни о чем не говорит — ливень может обрушиться на город в любую секунду. Проклятые метеорологи! Неужели это так сложно — сделать точный прогноз погоды, когда к твоим услугам новейшие достижения современной технологии? Все списывают на капризы природы.

Окинув взглядом комнату, Розалин с удовлетворением отметила, что незваный гость наконец исчез. Она вновь углубилась в работу, пытаясь отогнать от себя мысли о Бэрри Хортоне. Как он будет смеяться, когда узнает, что его проделка удалась! Она снова позволила одурачить себя, несмотря на весь свой горький опыт общения с этим подонком. Снова она вела себя как доверчивая девчонка, какой была, когда впервые встретилась с Бэрри и развесив уши слушала его лживые клятвы и любовные излияния.

Ее утешало лишь то, что она ни на минуту не забывала о правилах нравственности, которые внушил ей отец. Барри Хортон почти надел ей на палец кольцо, украл плоды ее двухлетних исследований, но не смог заполучить ее в свою постель. Возможно, она подсознательно догадывалась, что он пытается ее одурачить. А может быть, ее сердце осталось холодным к его чарам — кто знает? Во всяком случае, ей было теперь за что благодарить свою женскую интуицию — слабое утешение по сравнению с тем, что пришлось потерять, но на большее рассчитывать не приходилось.