Найти Николаича

Глава 1

...скорее всего литература есть, так сказать, корень из жизни, а то и сама жизнь, но только слегка сдвинутая по горизонтали и, следовательно, нет решительно ничего удивительного в том, что у нас куда жизнь, туда и литература, а с другой стороны, куда литература, туда и жизнь…

Вячеслав Пьецух, «Новая московская философия».

Двухэтажная панельная коробка на одной из тихих улиц большого города знавала лучшие времена. О них напоминали широкие ступени перед главным входом, три двери и мозаичное панно на фасаде. Но те времена прошли, и ступени выкрошились в нескольких местах, стекло двух из трех дверей заменили листами железа и заварили наглухо, цветные квадратики мозаики осыпались. Облезлый фасад частично скрывался разнокалиберными вывесками всевозможных фирм и фирмочек. В сумерках короткого декабрьского дня светились окна обоих этажей, через единственную дверь входили и выходили люди, и это немного скрашивало унылую картину.

Бородатый рослый парень — таких в сказках называют детинами, — посторонился, выпуская из двери даму в шубе, и боком вдвинулся внутрь. Сделав несколько шагов, он оказался перед турникетом, справа от которого стояла застекленная будка вахтера. В ней сидел сухопарый дедок в потертом пиджачке, из-под которого виднелись вязаная жилетка и клетчатая фланелевая рубашка, в вельветовой кепке и очках в роговой оправе. Устроившись у настольной лампы под жестяным абажуром, он читал газету.

— Александр Николаевич, пропустите, пожалуйста, — пробасил детина.

Дедок спустил очки на кончик хрящеватого носа, долго приглядывался к вошедшему сквозь окошко будки, но потом все-таки нажал на кнопку рядом с лампой. Дуги турникета повернулись, и парень, расстегивая на ходу куртку военного покроя, через просторный полутемный вестибюль направился в его дальний конец, к лестнице, ведущей на второй этаж.

Наверху было оживленнее: хлопали двери офисов, ходили люди. Длинный коридор с голыми стенами, крашеными в бежевый цвет, заливали резким холодным светом трубки люминесцентных ламп и оттого чудилось в нем нечто больничное. Парень, одной рукой придерживая что-то за пазухой, другой порылся в карманах просторных штанов, достал ключ, открыл одну из дверей и оказался в маленьком кабинете на два компьютерных стола. В помещении стоял гул от системных блоков, на экране большого монитора, развернутого в сторону двери, развевался в качестве заставки пиратский флаг с черепом, костями и надписью «Гордый пользователь нелегального софта». Не снимая куртки, парень сдвинул в сторону клавиатуру и выложил на освободившееся место то, что держал за пазухой — завернутый в газету предмет, формой напоминающий букву «г». Бумага зашелестела, разворачиваясь, и вскоре в свете ламп, которые в кабинете были такие же яркие, блеснуло лезвие топора.

***

Лучшее время для Наташи вот уже третий день наступало после шести вечера. Шеф уезжал из офиса, и до восьми, когда вахтеры запирали входные двери, компьютер с быстрым интернетом был в ее полном распоряжении. И если в течение рабочего дня Наташа бродила по сети исключительно для дела, то последние два часа были ее личными. Ее — и Александра.

Со страницы сайта знакомств на нее понимающе смотрел респектабельный, подтянутый мужчина средних лет, с бокалом чего-то золотистого в руке. На заднем плане виднелись огни какого-то большого города, определенно не российского.

«Добрый вечер, Натали. Из мезонина моего шале открывается чудный вид на Сен-Готард. Легкий ветерок принес аромат цветущих асфоделей... Он напомнил мне о Вас».

Наташа вздохнула. С утра в офис кто-то принес жареную рыбу, запах до сих пор не выветрился. Да уж, асфодели...

«Добрый вечер, Александр. У нас зима, противно...»

«Позвольте мне быть для Вас просто Алексом. О, Натали, прошло всего три дня с тех пор, как Вы вошли в мою жизнь, а мне кажется, что мы знакомы вечность. Ваш образ проник в мое сердце и поселился там навсегда. Только Вы одна сумеете понять, как мне одиноко. О, одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным... Вам нравится?»

«Да! Очень! Это вы написали?»

«Конечно. У меня есть много стихов, и все они посвящены Вам. Натали, отныне мечта всей моей жизни — встреча с Вами. Сегодня ночным лайнером я вылетаю в Женеву, оттуда в Москву и завтра буду в Вашем городе. Мы увидимся? О, не говорите «нет», умоляю!»

«Ой, да, наверное...»

— Закругляйся, пора контору закрывать, — послышался из-за монитора женский голос. Наташе показалось, он тоже отдавал жареной рыбой.

Говорила Ирина, разбитная особа лет сорока пяти. В отличие от Наташи она свое счастье предпочитала искать в реальном мире, и охотно рассказывала о результатах поисков. Правда, истории были довольно однообразны и всегда начинались со слов «нет, все-таки мужики — козлы...». Обычно Ира не засиживалась на работе, но со следующей недели собиралась в отпуск, шеф велел подчистить все хвосты, и потому пришлось задержаться. Никто из остальных десяти сотрудников их ООО не упустил случая уйти в пятничный вечер пораньше, и теперь в просторном офисе, занимавшем треть второго этажа, сидели лишь они двое.

— Ну, как твой виртуальный принц — уже сделал предложение?

Что поделать, логотип у сайта знакомств броский, не заметить невозможно.

— Пока только стихи пишет.

— Стихи? «Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка»?

Наташа так обиделась за Алекса, что даже решилась пожертвовать тайной переписки:

— Ничего подобного! Вот, сама почитай.

Ирина сощурилась, вчитываясь в мелкие черные строчки.

— Наташка, ты совсем темная, да? Это ж не его стихи. Это из фильма, его по телеку каждый Новый год крутят. Короче, гони брехуна, пока он тебя на бабки не развел.

Подавленная ее приговором, Наташа молча закрыла браузер и принялась собираться. Сказка оказалась ложью, верить никому нельзя, надо добраться до дому и как следует пореветь.

Проверив все выключатели, Ирина открыла дверь в коридор — и выругалась: там царила такая же тьма, как и в офисе.

— По пятницам свет на час раньше выключают, — невольно вынырнув из пучины тоски, вспомнила Наташа. — Сегодня Николаич дежурит, а он никогда не забывает.

Склоняя на все лады исполнительного вахтера и владельцев здания, помешанных на экономии, Ирина кое-как заперла дверь и в сопровождении младшей коллеги двинулась по коридору к лестнице.

Пришлось подсвечивать себе экранами телефонов: в коридоре имелось всего одно окно, в дальнем конце, и сейчас в обрамлении светлых стен оно смотрелось настоящим «Черным квадратом» Малевича.

— Надо же, айтишники еще работают, — Наташа заметила светлую полоску, выбивавшуюся из-под двери очередного офиса, мимо которого они проходили.

— От работы кони дохнут, — проворчала Ирина и вновь ругнулась, когда под ноги внезапно подвернулась ступенька.

В пустом и гулком вестибюле стук каблуков показался им оглушительным. Женщины невольно приподнялись на цыпочки и ускорили шаг. Над длинным козырьком крыльца горел фонарь, от него сквозь большие окна в вестибюль пробирались жутковатые подвижные тени. Будка вахтера пустовала, но настольная лампа горела. Ее теплый желтоватый свет и зеленый огонек на турникете словно говорили: все в порядке, путь открыт.

Ирина толкнула дверь плечом. Наташа поспешила прийти на помощь, они обе изо всех сил навалились на створку, но та не сдвинулась с места, потому как была заперта на крепкий замок.

— Ну, хрен старый, — спертым от ярости голосом выдохнула Ирина, — найду я тебя!

***

Николаич, он же Александр Николаевич, давно разменявший восьмой десяток, полагал, что скромная зарплата вахтера — неплохая прибавка к пенсии. Тем не менее, работу свою он любил вполне бескорыстно: она позволяла почувствовать себя наставником всей этой бестолковой молодежи, обитавшей в здании. По природе своей Николаич не был склочен, или, тем более, злобен, но он считал, что накопил порядочно ценного жизненного опыта, и его необходимо всеми доступными способами передать окружающим.

Не удавалось избегать поучений и давнему приятелю Николаича — Ваньке-баламуту, которого, однако, окружающие величали Иваном Сергеевичем. Прозвище он получил из-за своей исключительной политической активности либерального толка, которая стоила ему многих неприятностей и даже одного тюремного срока, правда небольшого.

Взгляды стариков на идеальное общественное устройство различались очень сильно, поскольку Николаич был убежденным коммунистом, но крепкой дружбе, как ни странно, это не мешало. Скажем больше: не раз случалось, что старики, наспорившись до хрипоты, как ни в чем не бывало усаживались пить чай с медом, который оба очень любили, или разыгрывали партию-другую в шахматы.

В эту пятницу Иван Сергеевич, вопреки обычаю, явился на целый час раньше и выглядел таким несчастным, что Александр Николаевич даже не стал выговаривать ему за нарушение графика.

— Чего стряслось? — Спросил он вместо этого.

— Дочки из квартиры выгнали.

Обычно Ванька напоминал Николаичу ощипанного, но задорного воробья, теперь тоже походил на него, но мокрого и больного.

— Да ты что?! Ладно, спускайся, там открыто. Я приду к восьми.

— А раньше не получится?

Приятель виновато развел руками, и понурый Иван Сергеевич побрел в подвал, где домовитый вахтер устроил себе уютное обиталище.

Николаич проводил его тревожным взглядом и в раздумье поскреб щетинистую впалую щеку. В пятницу весь офисный народ старался улизнуть пораньше, треть кабинетов на обоих этажах вообще пустует, и скорее всего, во всем здании уже никого не осталось. Проверить, конечно, надо, но, как назло, к вечеру так разболелись колени... Лестница на второй этаж с ее длинными пролетами показалась орудием пытки. Промаявшись еще час в своей будке и не увидев ни единого входящего или выходящего, он нарисовал на оборотной стороне какой-то исписанной бумажки подробный план, как найти его подсобку, выключил свет на обоих этажах (к счастью, рубильники, упрятанные в особый шкафчик, располагались рядом с будкой), и, заперев входную дверь, поспешил к убитому горем Ивану Сергеевичу.

Записку он прислонил к стеклу внутренней стороны будки. И то ли сам Николаич, уходя, создал сквозняк, то ли спешащие женщины, проходя мимо, подняли ветер — словом, белый клочок улетел под стол, где его обнаружили только утром.

***

— Может, ему позвонить? — Предложила Наташа.

— А ты что, номер знаешь? — Ирина все еще была на взводе. — И есть ли у него вообще телефон...

Они заглянули в будку, где действительно стоял телефон — большой черный аппарат с диском и массивной трубкой, настоящий антиквариат. Александр Николаевич, как и многие люди его возраста, с трудом привыкал к техническим новинкам и потому не спешил обзаводиться сотовым телефоном, довольствуясь обычным, с которым они были почти ровесниками.

— Теоретически, должен быть запасной выход. Наташ, пойдем искать?

Предложение прозвучало, но женщины не двинулись с места. В здании стояла полная и безжизненная тишина, всегда бывающая там, куда люди приходят только по делу. Темнота надвинулась со всех сторон, единственным спасением от нее казался круг от настольной лампы в будке.

— Айтишники! — Вспомнила Наташа. — Вдруг они знают, где искать вахтера?

Путь в обратном направлении пугал меньше, чем перспектива блуждания по первому этажу в поисках запасного выхода. Но, прежде чем постучаться в офис коллег, Ирина с Наташей завернули в дамскую комнату: первая по необходимости, вторая — чтобы не оставаться одной в потемках.

В туалете, к счастью, свет был. Одинокая лампочка в пыльном плафоне давала достаточно света для трех кабинок, раковины и — большой железной бочки с бурыми потеками по бокам. Из бочки торчали две голые ноги.

— Эт-то еще что? — Ирина ошеломленно остановилась на полпути к кабинке. Приглядевшись, нервно усмехнулась: — Зачем-то полманекена в бочку сунули... А мне с перепугу показалось, что это человеческие. Днем ничего такого не было, а?

Недоумевающе пожав плечами, она скрылась в одной из кабинок. Наташа, ожидая, рассеянно разглядывала себя в зеркале над раковинами: не уродина, глаза даже красивые, и волосы, и вообще... Отчего же так с мужчинами не везет? Показав язык отражению, отвернулась, случайно взглянула на противоположную кабинкам глухую стену и застыла: на ней корявыми красными буквами было выведено слово «Месть».

***

— Дурак я, дурак, — сокрушенно покачал головой Иван Сергеевич. — Думал, дети, родная кровь, пожалеют старость... А оно вот как обернулось.

— Что, вот так обе взяли и выгнали? — Недоверчиво переспросил Александр Николаевич.

— Ну, средняя намеками обошлась. А старшая прямо заявила, мол, шел бы ты, папа.

— А младшая?

— Да ну, она сама в общежитии, куда я еще...

В подсобке наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелыми стариковскими вздохами и шумом закипающего электрочайника. Давно разошедшийся с женой, Иван Сергеевич надумал перебраться на житье к трем дочерям, и около полугода назад принялся за осуществление своего намерения. Продав собственную квартиру и разделив деньги между детьми, он собирался провести остаток дней, переезжая от одной дочери к другой, благо, они жили в разных городах. Но, кажется, крупно просчитался.

— Как был ты непутевым, Ванька, так и остался, — махнул рукой Николаич, наливая ему и себе новую порцию заварки в чашки. — И куда ты теперь пойдешь?

— В деревню поеду, бывшая там живет... одна, вроде бы. Глядишь, снова сойдемся.

— Ну как есть баламут! — Николаич сердито поставил чайник на покрытый ветхой клеенкой стол. — Никак любовь решил закрутить на старости лет?

— Одному-то тяжко, возраст… А дом там большой, крепкий. Бывшая его когда-то продать хотела, так заодно и отговорю.

— Вот тебя, старого, и продадут вместе с домом.

Иван Сергеевич в недоумении уставился на приятеля. А тот с мрачным торжеством подтвердил:

— Да, продадут. Шурин мой рассказывал: его золовка дом продавала — хороший, с садом. А в доме дед жил. То ли впрямь он ей дедом приходился, то ли дядька, то ли просто приживал — не знаю. Так вот: золовка дом продала и пока то да се, все двери и окна в нем заколотила.

— Да как так-то? А дед?

— А что дед? Квелый был, тихий, лежал где-то в дальней комнате в суматохе о нем и забыли. Когда хватились, дверь взломали, он уж остыл...

— Сочиняет твой шурин, — махнул рукой Иван Сергеевич. — Как так: взять и живого человека в доме забыть?

— Это при советской власти нельзя было, — попытался усесться на любимого конька Николаич, — а теперь такое время, что…

— Пей чай, простынет, — миролюбиво предложил приятель. В другое время он бы непременно возразил, но история с забытым дедом настроила его на философский лад.

***

«Место для курения». Уф-ф-ф! Наташа поспешно вытерла вспотевшие ладони о юбку и нервно хихикнула: чего только не привидится со страху! Темнота, тишина, ноги эти дурацкие — вот и мерещится черт знает что.

Бумажные плакаты с перечеркнутой сигаретой недавно развесили на лестничных площадках и в туалетах — администрация решила включиться в повсеместную борьбу с курением. Плакаты вешали где и как попало, перед этим также небрежно соскоблив со стен разрешающие надписи. Лист бумаги, кое-как прилепленный двумя полосками скотча, отклеился и валялся теперь рядом со старой жестянкой из-под кофе, полной окурков. Первые четыре буквы слова «Место» пострадали от скребка меньше остальных — именно их воображение Наташи превратило в слово «Месть».

— Ну что, двинули к айтишникам? — Ирина вымыла руки, вытерла их салфеткой, и, ловко забросив бумажный комок в урну, показала полную готовность к дальнейшим приключениям.

Полоска света на полу перед закрытой дверью горела маяком в ночном море. Ирина решительно нажала на ручку и вошла в кабинет, Наталья — следом. Обе тут же остановились, пораженные открывшимся зрелищем: за столом, вполоборота к ним сидел здоровенный лохматый и бородатый парень в камуфляже, с топором в руках.

Услышав шум, бородач обернулся. Какое-то время молча и с удивлением смотрел на вошедших, затем положил топор на стол, где уже лежало несколько ножей разной величины и формы, широко улыбнулся и встал:

— Добрый вечер, сударыни! Чему обязан удовольствием лицезреть?

Клинки ножей зловеще блестели в свете лампы. «Сударыни», не сказав ни слова, поспешно ретировались в том же порядке, в каком вошли.

— Запремся и вызовем ментов, — на ходу бормотала Ирина, роясь в сумке. — Это все он подстроил, понимаешь?! Он маньяк!

— Но он тут уже полгода работает… — Наташа то и дело оглядывалась, ожидая, что из темноты вот-вот выпрыгнет жуткий бородач с топором.

— И что? В доверие втирался, выбирал время… Вот и выбрал! Ноги в туалете видела? Это знак! Николаича кокнул, чтоб не мешал… Слыхала, в соседнем районе двух девок нашли зарезанных? Серийник он, точно… Блин! — Ирина уронила ключи. — Посвети мне!

Дверь айтишников открылась. На пороге показался бородач с фонариком:

— Дамы, помощь нужна?

Не отвечая, Ирина подхватила с пола связку ключей, лихорадочно перебрав их, попыталась отпереть замок, но в слепящем луче фонарика промахнулась мимо скважины.

Наташа, выхватив из кармана короткий цилиндр, выставила его перед собой и предупредила:

— Лучше не подходите! У меня газовый баллончик!

— Опя-я-ять... Ну и разбирайтесь сами, — заявил бородач, потушил фонарик и вернулся к себе.

Экраны телефонов погасли, женщины вновь оказались в темноте и тишине. Наташа опустила руку с баллончиком. С маньяками она за двадцать лет жизни, к счастью, не сталкивалась, но подозревала, что они должны вести себя как-то иначе. Ирина тоже не торопилась набирать «02» и с замком в двери возиться перестала.

— Ир, по-моему, он не маньяк.

— А топор зачем? И ножи?

— Может он этот, торговый агент? Продает их...

— С такой-то мордой? — Ирина сунула ключи обратно в сумку. — Не агент он, а просто с придурью. Айтишники все такие. Пойдем спросим у него про Николаича и выберемся, наконец, отсюда... Меня все это уже достало!

Когда Ирина с Наташей снова вломились в офис соседей, бородач сидел, склонившись над своей жутковатой коллекцией, и ковырял отверткой в одном из ножей.

— Не советую распылять ирританты в закрытом помещении, — предупредил он, не поворачивая головы. — Тем более таком, как...

— Скажите, вы знаете, где найти вахтера? — Перебила его Ирина.

— Николаича? — Парень оторвался от своего занятия, но продолжал сидеть. — Так он внизу, в будке своей...

— Нету его там. Нигде нет! И входная дверь заперта!

— И во всем здании — никого и темно, — добавила Наташа.

— Ух ты, это же почти бэпэ! — Непонятно чему обрадовался бородач. Теперь, рассмотрев его подробнее, Наташа обнаружила, что он и впрямь совсем не похож на торгового агента, но и дураком не выглядит.

— Что-что? — Переспросила она.

— Бэпэ. Большой пи... — он запнулся и закончил: — Ну, чрезвычайная ситуация. Взрыв на АЭС, третья мировая, зомбиапокалипсис...

— Это не третья мировая, а просто старый козел вахтер, — окончательно разозлилась Ирина. — Запер дверь и куда-то свалил, мы не можем выйти. Знаете где его искать — скажите, нет — я позвоню спасателям, пусть ломают дверь.

— Поскольку мне тоже надо домой, предлагаю альтернативу: искать Николаича вместе.

Словно давая им время подумать, парень занялся выключением компьютеров, потом ловко и быстро рассовал по карманам штанов и куртки все свои ножи, а топор вновь обернул в газету и сунул за пазуху.

— Извините, а зачем вам столько ножей? — Не удержалась Наташа.

— Объяснение займет много времени, а у вас его нет, верно? Остановимся на том, что я не маньяк, — он красноречиво взглянул на Ирину, — и вообще не преступник. Даже несмотря на топор. И фамилию Раскольников.

— Не смешно, — фыркнула Ирина.

— Согласен. Особенно в сочетании с именем Родион. Но так случается, когда родители помешаны на Достоевском.

Женщинам волей-неволей тоже пришлось представиться.

— Ис-клю-чительно приятно познакомиться, — Родион оказался довольно ехиден. — Итак, все на поиски пропавшего вахтера!

В вестибюле было по-прежнему темно и безлюдно. Мощный луч фонаря скользнул по черным окнам, обшарил стены, зачем-то прошелся по потолку и остановился на запертой двери.

— Николаича похитили инопланетяне, — предположил Раскольников. — Разложили на атомы и утянули через замочную скважину.

— Какая чушь, — бросила Ирина. После сцены в офисе она даже не пыталась скрывать неприязни к новому знакомому. — Пьет, наверное, где-нибудь.

— То есть вы предпочитаете сюжету фантастического боевика унылый постсоцреализм. А какова ваша версия, Наташа?

— Шапка-невидимка, — Наташе неожиданно стало весело, впервые за сегодняшний вечер.

— Скорее, кепка, учитывая гардероб Николаича, но как версия принимается.

— О, Господи, — простонала Ирина, — сплошные разговоры вместо дела!

— Николаич, очевидно, в своей подсобке, — Родион заговорил серьезно и, как показалось Наташе, немного обиженно. — Она в подвале. Подвал под лестницей. Сейчас спустимся и найдем.

Новый звук, донесшийся с улицы, заставил их остановиться. Низкий нарастающий гул, в котором слышались то вой киношных монстров, то рев двигателей падающего самолета, заполнил все здание и длился, длился, точно запущенный на бесконечный повтор.

— Что это?! — Испуганно закричала Наташа. Тут гул оборвался так же неожиданно, как и начался, и потому ее вопль прозвучал особенно громко.

Раскольников ответил замогильным голосом:

— Говорят, так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву.

— Прекратите идиотничать! — Взорвалась Ирина. — Это ТЭЦ пар спускает!

— Кажется, у кого-то проблемы с чувством юмора, — он опустил луч под ноги и пошел ко входу в подвал, бросив на ходу, что все желающие могут присоединиться.

— Постойте, — внезапно потребовала Ирина. Родион остановился и обернулся. — Может быть, у меня и проблемы с чувством юмора, но вот у вас точно не все в порядке с пониманием реальности. Вам нравится происходящее, да? Ну а мне — ни капли. А еще у меня нет никакого желания бродить по подвалу в вашем веселом обществе. Поэтому дайте фонарь — пожалуйста, — и ждите здесь. Наташка, идем.

— Знаешь, я лучше останусь, — Наташа и сама удивилась своей строптивости, но общество старшей коллеги вдруг стало раздражать ее.

— Быстро же ты принцев меняешь… Ладно. Господин Раскольников, так вы дадите фонарь?

Но Родион молча выключил фонарь и спрятал в карман.

— И это называется «мужчина», — процедила Ирина.

— Ира, там есть свет, — Наташа заметила светящуюся замочную скважину в низкой подвальной двери.

Сердито процокали каблуки, грохнула дверь и все стихло.

— Бедный Николаич, — хмыкнул Раскольников. Лохматый и здоровенный, в полумраке он походил на снежного человека, каким того обычно изображают на картинках. Но Наташа уже ни капли не боялась, и ее все сильнее разбирало любопытство.

— Родион, тогда в коридоре… почему вы сказали «опять»?

— Потому что надоела обывательская тупость. Увидели ножи, топор — а-а-а, все, маньяк! Стандартная реакция. А я просто коллекционер, собираю холодное оружие, — голос Родиона потеплел, как у человека, рассказывающего о любимом предмете. — Топорик вот сегодня получил, авторская работа… Человека, Наташа, можно убить обычным карандашом, не обязательно для этого вооружаться до зубов.

Она плохо различала в темноте его лицо, но была уверена, что он все это время смотрел на нее. И почему-то это было приятно…

— Странно, что вы так задержались в пятницу. Я-то часто засиживаюсь, но вас раньше вечерами не видел.

— Ира в отпуске в понедельника, ей доработать надо было, а я… — тут Наташа, которую уже не покидало бесшабашное настроение, решилась на эксперимент: — Родион, вы стихи любите?

— Неужели вы хотите мне что-нибудь прочитать?

— Нет, наоборот…

— А, понял! Сколько угодно. Вот, например, — он отставил ногу, приложил ладонь ко лбу, закинул голову и продекламировал:

Если птице отрезать руки,

Если ноги отрезать тоже,

Эта птица умрет от скуки,

потому что сидеть не сможет!

Наташа поначалу опешила от надрыва и позы, потом прыснула и расхохоталась. Декламатор тоже рассмеялся, поэтому не удивительно, что они не услышали, как открылась подвальная дверь. Опомнились они, лишь когда на них упала полоса света.

— Да у них тут весело! — Прокомментировал Николаич. Он появился в дверном проеме первым, за ним, едва не подталкивая в спину, следовала Ирина.

— Но весело только им, уверяю вас, — она демонстративно обошла их и остановилась перед турникетом: — Александр Николаевич, откройте, наконец, дверь. Пожалуйста.

Вахтер прошаркал к двери. Зазвенели ключи, лязгнул замок. Ирина, не прощаясь, вышла, ее каблуки отчетливо простучали по бетону крыльца и смолкли. По вестибюлю прогулялся морозный зимний ветер. Снова сделалось тихо.

— Эй, смешливые, чаю хотите?

Николаич стоял у двери, позвякивая связкой.

— Спасибо, мне домой надо, до свидания… — Наташа поняла, что ей очень хочется продлить этот вечер, и чтобы в нем оставался занятный парень с литературной фамилией и странным хобби, и ворчливый добродушный дед, и декабрь за окном.

— Хотите, провожу? — Предложил Родион. Это прозвучало спокойно и естественно, и потому Наташа ответила так же просто:

— Да, пожалуйста, до остановки. — И поспешно, внутренне сжавшись, спросила: — Вы сейчас свои стихи читали?

— К сожалению, нет, — Родион пропустил ее в двери, попрощался со стариком и вышел следом.

Николаич вновь закрыл замок и уже с совершенно чистой совестью поспешил в подсобку, где ждали чай, Ванька и его рассказ о том, как они с дружками однажды подшутили над одним знакомым: прислали ему похоронный венок. Причем с надписью! Ванька до сих пор помнил ее дословно: «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей». Ирина прервала повествование на самом интересном месте и Николаич подозревал, что ничем хорошим дело не кончилось: баламут — он баламут и есть…

Утром в здание пришла уборщица. Выметая сор из будки вахтера, она подцепила веником клочок бумаги. На одной стороне был нацарапан какой-то план, а на другой она, подойдя к окну, разобрала: «Двухэтажная панельная коробка на одной из тихих улиц большого города знавала лучшие времена. О них напоминали широкие ступени перед главным входом, три двери и мозаичное па...»

Текст обрывался на полуслове. Уборщица пожала плечами, смяла бумажку и выбросила в ведро. Рядом с ним, готовые отправиться на свалку, валялась пара пластиковых ног.