Не бойся, девочка!

Часть четвертая.

Компания собралась во дворе у Мары - Шагин жил тут же рядом, и потом, отсюда было рукой подать до реки, и конечно же, сразу пошли купаться.

Шан здесь выглядел совсем иначе, чем вверху по течению, где располагался их родной тоорсен. Река текла по-прежнему стремительно, закипая бурунами вокруг могучих камней. Но здесь поток был шире, вода теплее, а пологий бережок покрыт мелкой галькой. Почему мы раньше не ходили сюда, размышляла Ивик. Ведь никогда же не ходили. А здесь так здорово! Она блаженно растянулась на полотенце, расстеленном прямо на камешках.

Купальник у нее был плотно закрытый, с широкими лямками на плечах.

Но плечи и руки были совсем не такие, как у девчонок. Словно из перевитых жил. Ивик предпочитала не думать об этом. Какая разница, как она выглядит? Лучше просто лежать и смотреть на солнышко, что пробивается вверху сквозь плотную и густую листву. Слушать шум реки. Тихий, словно шелестящий голос Мары.

— Представляете? И он тогда говорит…

— А ты что? - перебила ее Диссе.

— А что я? Я говорю - ну пошли, погуляем.

Ивик поймала себя на том, что совсем не слушает. Тен присел рядом с ней.

— Давно не виделись, - сказал он. Ивик почувствовала себя неловко. Вообще с кем в компании, кроме Диссе, она чувствовала себя хорошо? Когда Диссе рядом - вроде все свои. А так… особенно мальчишки ее смущали.

— Угу, давно, - Ивик приоткрыла глаз, - расскажи хоть, как там у вас в школе.

— Сейчас уже попривыкли, вначале было тяжело, - сказал Тен.

— У нас тоже.

Она села - лежа разговаривать было неудобно. ЕЙ вдруг пришло в голову, что с Теном-то как раз можно поговорить. Он поймет. Он ведь гэйн-вэлар. Будущий. Они начинают участвовать в боевых действиях только после выпуска.

— Я уже сдал вождение, - похвастался Тен, - водитель бронетранспортера.

— Это хорошо, - заметила Ивик, - у нас одни грузовики…

— Это временно, - солидно сказал Тен, - еще обеспеченность техникой невысокая, конечно.

— А сколько людей входит в такой… бронетранспортер? - спросила Ивик. Тен нахмурился.

— Ты прям как на занятиях… это от типа зависит. Они же разные есть. Да какая разница?

— Разница очень большая, - сказала Ивик. Подумала, о чем бы еще можно было Тена спросить. И почему с мальчишками так трудно разговаривать? - А девчонки у вас есть?

— Не-а. В пехотной школе, это недалеко от нас, есть немного девчонок. И у гэйнов, конечно… А у нас, знаешь, девочкам сложно. Техника… вы бы не потянули.

— Пошли купаться! - крикнула Диссе и первая вбежала в реку, подняв тучи брызг, сразу же, сложив над головой руки, решительно нырнула в темную полупрозрачную глубь.

После купания отправили мальчишек наверх, на Базу - там давали сегодня пряники. И талоны у Мары были. Девочки пристроились рядышком, на полотенцах. Ивик легла на живот и задумчиво строила узоры, выискивая белые камешки и выстраивая их на фоне серых. И удивительно было, какие эти камешки гладкие, со всех сторон обточенные, словно кладка неведомых птиц.

Диссе, протянув красивые стройные ноги на солнце - для загара - рассказывала о своей личной жизни. У всех личная жизнь уже началась. Как у Ашен. Только на Ивик, как обычно, никто из парней не обращал внимания, ей и рассказать-то о себе нечего.

— Вот, представляете? Мы танцевали, танцевали, а потом пошли гулять. Ночью. Ну там, целовались… Вроде, думаю, парень ничего. Встречались мы с ним месяца два. Он стихи мне читал… цветы дарил. Говорил - ты мой идеал. Но потом что-то я на него смотрю… какой-то он скучный. Все одно и то же повторяет из раза в раз. Как будто ритуал… Нет, думаю…

— Ну и правильно, - сказала Мара, - еще успеешь себе найти кого-нибудь.

— Да конечно, успею. Хотя думать об этом надо. Все-таки замужество, семья - это половина жизни, и надо организовать ее как следует…

— А на меня никто внимания не обращает, - сказала Ивик. Диссе посмотрела на нее с сочувствием.

— Понимаешь, Ивик, в тебе очень мало женственного… а теперь ты еще квисса.

— Но у нас девчонки знаешь какие есть… это же я только такая. А так… все мои подруги уже влюблены…- Ивик вспомнила, что Ашен собиралась осенью отметить помолвку с Рейном.

— Ты совсем не умеешь кокетничать, - продолжала Диссе, - играть… понимаешь? Женщина должна быть немножко загадочной.

— Да я некрасивая просто, - вздохнула Ивик.

— Неправда! Ты нормальная. Может быть, не красавица, но знаешь, и куда хуже тебя замуж выходят…

Налетел очередной порыв ветра.

— Что-то холодает, - Диссе потерла ногу, покрывшуюся гусиной кожей, - Я, пожалуй, оденусь.

— Я тоже, - подхватила Мара. Девочки быстро натянули платья. Ивик надела свое - темно-синее, легкое - прямо поверх купальника. Она все никак не могла привыкнуть к платью. Его было так приятно носить! Почему Диссе говорит, что она совсем не женственная? Хотя, конечно, со стороны лучше видно… Ивик вдруг стало обидно.

— У меня был, между прочим, мальчик, - сказала она, - он был в меня влюблен.

— Ну вот как хорошо! С вашего курса?

— Да. Из нашего сена. Мы дружили… - Ивик вдруг осеклась. Она хотела соврать про Чена. Как он разговаривал с ней тогда, в походе. Хотя по правде сказать, не то, что влюбленности, но даже дружбы никакой с ним не было. Ну поговорили тогда. Ну так, на уроках общались. Но соврать-то можно?

Боже, какая же она дура… в горле вдруг защипало. Ивик бросилась к реке. Присела, сделала вид, будто ищет что-то у берега.

— Ну расскажи, расскажи, - не отставала Диссе. Ивик глухо ответила.

— Да нечего рассказывать. Ничего не было. Потом его перевели.

— Эй, девчонки! Кому пряников? Налетай!

Шагин свалился сверху, прямо с обрыва. В руках он держал большой пакет.

Ивик грызла пряник, прислушивалась к болтовне ребят и думала, почему не может сказать ничего. Ведь ничего рассказать невозможно! Она и раньше-то чувствовала себя чужой, а теперь и вовсе. Куда ни ткни, о чем ни вспомни - обязательно всплывут такие вещи, которые рассказывать нельзя. Никому. Ни ребятам, ни дома. Потому что либо захочется сразу реветь, как с Ченом. Либо просто это такое, что не укладывается в голове у нормального человека. После чего, казалось Ивик, на нее уже не смогут смотреть как на нормальную. Но ведь я же люблю их, подумала она. Они же хорошие. Только рассказывать это все - нельзя, потому что… ну слишком уж несовместимо все это, вся наша жизнь - с вот этой обычной человеческой жизнью.

— У нас два раза в неделю стрельбы, - рассказывал Тен, - ездим на полигон. Я ни разу меньше, чем на 20 баллов, не выбивал. Это очень хороший показатель… Ивик, а вы стреляете тоже?

Она вздрогнула.

— Ага.

Сверху вдруг послышался шум. С осыпи покатилась галька. По боковой тропинке к ним спускались какие-то парни - постарше, взрослые.

— Ой, - Мара вцепилась длинными цепкими пальцами в рукав Тена, - это наши, они тут весь район контролируют.

— Что значит контролируют? - спросил Тен. Вся компания уже вскочила на ноги. Пришельцы - их было трое, и уже не подростки, взрослые парни лет по 20, и не хилые на вид - спустились на пляж. Один из них стоял чуть впереди - с бритой почти налысо головой, с длинной железной цепочкой, намотанной на кулак, а свободным концом цепи болтал в воздухе.

Двое других не так колоритно выглядели. Все трое были одеты в майки, похожие ни нижнее белье, но совершенно черные, обнажающие красивые мощные бицепсы. Как вангалы, с отвращением подумала Ивик. В последние полгода они регулярно тренировались с гэйн-вэлар, учились справляться со взрослыми мужчинами. Лысый медленно, почему-то писклявым голосом произнес.

— Детки, вам кто разрешил здесь купаться?

— А что, кто-то запрещал? - неожиданно для себя сказала Ивик. Тен вдруг схватил ее за руку.

— Мы сейчас уйдем, - сказал он. Ивик высвободила руку.

— К твоему сведению, крошка, это наше место, - сообщил лысый, - и вы, конечно, уйдете. Но сначала вы извинитесь за то, что сюда пришли.

Он взмахнул рукой так, что цепь просвистела у самого лица Тена, стоящего впереди.

— Вы это место купили? - спросила Ивик. Лысый с удивлением взглянул на нее.

— Ты что-то сказала, тля? Кстати, я не слышу извинений.

— Извините, - поспешно сказал Тен.

Какая же мразь, подумала Ивик, чувствуя, как копится внутри ярость. И вдруг сама испугалась - до чего она может дойти?

Ведь это не вангалы. Не дорши. Это мразь, конечно, но своя родная мразь. Дейтрины.

— Хорошо, твое извинение принято, ты свободен, - согласился лысый, - теперь остальные. В первую очередь эта сука.

Он шагнул и попытался схватить Ивик за руку. Та молниеносно ударила нападающего в кадык, тут же отскочила, перемещаясь по дуге влево и широким взглядом контролируя положение противника. Лысый захрипел, хватаясь руками за горло. Тогда оба его приятеля бросились вперед. Один из них схватил Диссе, которая тут же оглушительно завизжала, и это был правильный ход - черномаечник растерялся и выпустил девушку, тотчас к нему подскочил Тен. Видно, в школе гэйн-вэлар учили хуже, чем в квенсене, Тен бросился было на парня, но тот ударил первым, и Тен согнулся, хрипя и держась за живот.

Второй парень тем временем кинулся на Ивик. Девчонка была ниже других ростом, и выглядела как-то слабее. Поэтому было очень странно, когда она снова легко ушла от захвата и сама вцепилась рукой в запястье противника. Потом она сделала странную вещь - рванула парня на себя и второй рукой уцепилась за брючный ремень лысого, который только что пришел в себя и ревел что-то нецензурное. После этого Ивик и двое агрессоров исчезли.

Третий непонимающим взглядом смотрел на то место, где только что были его друзья. Потом, словно сообразив что-то, не сказав ни слова, быстро зашагал по склону вверх.

У Ивик не было тримера, который позволил бы перенести клочок реальности в Медиану. Но как известно, в Медиану можно перевести человека, если держать его хотя бы за одежду. Оказавшись в привычном сером пространстве, Ивик почувствовала себя уверенно. Легко.

Лысый еще не понял, в какую попал ситуацию. Он заревел и бросился на Ивик. Та легко отпрыгнула в сторону и подняла ладони.

Нет, убивать ей и в голову не приходило.

Сильный ветер сорвался с пальцев. Ивик физически ощущала, как ветер несется сквозь нее, развивая скорость. Ураган… он сбил с ног лысого и второго парня, не в силах сопротивляться ветру, они беспомощно катились по серой почве Медианы. Ивик вдруг улыбнулась, придумав месть.

Ветер словно обрел осязаемость. Воздух заискрился вокруг жертв. И одежда на них стала быстро расползаться под действием только что придуманного Ивик газа, безвредного для живого тела, но губительного для волокон ткани. Минута - и оба агрессора оказались совершенно голыми.

— Я все понял, простите! - закричал лысый. Руками он судорожно прикрывал свое хозяйство, - простите, мы не будем больше, а-а!

Ивик опустила руки.

— Встаньте и идите сюда, - сказала она.

Надо вывести их из Медианы. Это, конечно, каждый в состоянии сделать, даже если он в Медиане в первый раз. Но оставить их здесь Ивик не могла. Они могут запаниковать, побежать куда-нибудь… А из другого участка Медианы обратно в Шим-Варт уже ведь не попадешь.

Оба агрессора медленно подошли к Ивик. Девочка подняла руки.

— Мы больше не будем, - поспешно сказал товарищ лысого.

— Не бойтесь, - сказала Ивик, - я просто верну вас назад.

Она взяла каждого из парней за локоть. И совершила обратный переход. По "горячему следу" - там, где ты только что выходил, можно и войти, Врата не нужны.

Диссе, Мара, Тен, Шагин - все они молча смотрели на нее. Лысый хулиган представлял из себя жалкое зрелище - совершенно голый, тщетно пытающийся прикрыться, с окровавленной губой и разбитым носом. Второй выглядел не намного лучше.

— Туда, пожалуйста, - Ивик указала на склон. Парни послушно двинулись наверх. Ивик повернулась к своим.

— Ну ты даешь, - выдохнула Диссе. Подошла к Ивик, - ничего себе! Ты их в Медиану забрала?

— Ну а куда ж еще? Не в Дарайю же.

— Здорово ты ему вмазала, - признал Тен. Ивик кивнула.

— Вангалы хуже, - сказала она коротко. Тен внимательно посмотрел на нее. Ивик поймала его взгляд и едва заметно кивнула снова.

— Вот это да! - сказала Диссе, - да ты же просто страшный человек!

— Ничего, - сказала Ивик, - так им и надо. Драли их мало в детстве. Теперь запомнят.

— Ну ты молодец, - искренне сказала Мара. Ивик вдруг стало очень неприятно - просто оттого, что все смотрели на нее.

А она не любила, когда на нее смотрели.

— Пошли ребята, а? - предложила она. Компания стала подниматься наверх по склону. Загалдели и заговорили уже о чем-то другом…

Ивик же чувствовала себя так, словно внутри долго терли наждаком. Ее тошнило. Было противно и мерзко. Хотя она сделала все правильно, она не позволила сволочам унижать друзей, и дала им урок, который, может быть, эти парни надолго запомнят.

Все правильно? Да, ответила себе Ивик.

И уже говорят о чем-то другом. Уже не помнят. Но ты же и не хотела, чтобы о тебе говорили? Нет. Просто мне хотелось бы сейчас говорить с ними. Чувствовать себя - с ними. Быть своей. Но как я могу быть своей хоть где-нибудь? Я - страшный человек…

Все правильно. Только кто бы знал, чего она стоит, такая правильность…

Осенью, в квенсене Ивик почувствовала себя гораздо лучше. Не то, чтобы совсем уж своей, не идеально, но это было не сравнить с тем, что было раньше - и с тем, что она испытывала дома. Занятия превратились в рутину. Ивик удивлялась - как это на первом курсе все казалось таким тяжелым. Оказывается, и время можно найти. И тяжелого почти ничего нет, ну разве что иль Нуш, которая продолжала требовать от квиссанов высокой духовности, и для которой приходилось учить зубодробительные лекции наизусть. По сравнению с патрулями, где нет-нет, да и случаолсь столкнуться с доршами, все это было, в сущности, ерундой. Но и редкие бои были теперь не такими уж страшными. Прорывы, такие, как весной - это редкость. В основном отлавливали иногда группы лазутчиков, беда лишь в том, что те стремились как можно быстрее перейти на Твердь, а на земле воевать было нелегко, это не Медиана, где квиссаны чувствовали себя почти всемогущими магами. Но на Твердь нельзя перейти из любой точки Медианы, надо было всего лишь не дать дарайцам прорваться к Вратам. Теперь третьекурсники дежурили самостоятельно, но пары формировались каждый раз заново - Ивик довелось подежурить уже со многими, хотя предпочла бы она, конечно, с Ашен или Даной.

Отношения в сене стали другими. Ребята стремительно повзрослели. Никто больше не доводил Ивик. Ее просто не трогали. Она была аутсайдером, никто не прислушивался к ней, но никто и не дергал, и она уже почти начала чувствовать себя своей. Среди сестер и братьев. Пусть и не очень-то ее любящих, но в конце концов, разве она знала в жизни что-нибудь другое? Идеала все равно не бывает.

Еще - квиссаны стремительно разбирались на парочки. Скеро уже поссорилась с Вертом и теперь ходила с одним из четверокурсников. Верт и еще несколько мальчишек нашли девочек на младших курсах. Венни, которая оправилась все-таки от ранения, дружила с Дирзой, Намис - с Тиллом. Многие девочки дружили с парнями с четвертого курса.

Рейн, друг Ашен, закончил квенсен, его перевели в боевую часть, а Дэйм сразу поступил в школу разведки. Иногда по выходным они вдвоем приезжали в квенсен. Рейн - к будущей невесте, а Дэйм… к сестре, наверное. Но общаться они предпочитали "всей компанией" - Рейн, Дэйм и три подруги, Ашен, Дана, Ивик. Лишь иногда Ивик замечала, как Дэйм смотрит на Дану - украдкой, и в глазах то ли восхищение, то ли тоска. Как бросается к ней, если вдруг нужна помощь.

— А тебе нравится Дэйм? - как-то напрямик спросила Ивик. Дана пожала плечиками.

— Ничего… только надоедливый немножко.

Ивик вздохнула. Ей нравился Дэйм. Она находила его почти совершенством. Нет, она не была влюблена. Она не стала бы страдать по этому поводу. Ивик подозревала, что наверное, и не способна ни в кого влюбиться. Но Дэйм был прекрасен. Как и Рейн, впрочем, и многие мальчишки. Ивик никогда не сказала бы о нем "надоедливый". Или вообще хоть что-то плохое. Он был красивый, высокий. У него были крепкие, сильные руки, блестящие серые глаза. Он был гэйн. Такой же, как все они. Он был хорошим солдатом. Еще и в школе разведки, а это все-таки элита гэйнов. Но и Рейн тоже хорош. Да и большинство мальчишек в сене ей нравились. Ей вообще нравились мужчины. В них было что-то необыкновенное. Такие же люди - и как бы совсем другие. Гораздо сильнее, крепче, и пахли они иначе, и что-то в них было невыразимо иным. Ивик не могла бы этого объяснить. Вроде бы, и девчонки умели воевать, в Медиане вообще разницы не было ни малейшей, да и на Тверди - разница небольшая. Вроде бы, девчонки были ничуть не глупее, даже, как правило, лучше учились. Только мальчишки - они другие совсем, и это так чудесно по сути. "И сотворил Бог человека, мужчину и женщину сотворил их".

Но все это не относилось к самой Ивик. Она знала точно, что никогда и никому не понравится. Диссе права - не хватает женственности. Девчонки старались хоть для вечеринок накраситься, сделать из короткой квиссанской стрижки хотя бы подобие прически, носили самодельные сережки и бусы. Ивик тоже пыталась это делать, но по-настоящему не умела, и это ей было неинтересно. Какой смысл? Она все равно не женственна. Не красива. Ее просто не любят. Ивик не огорчалась по этому поводу. Главное, есть подруги, да и в сене к ней относятся неплохо. Она давно привыкла быть хуже других.

Но если бы кто-то из мальчишек вот так смотрел на нее! Да она бы все отдала за него. Даже все равно, кто бы это ни был. Даже, например, Тен. Так ведь нет, Тен по-прежнему смотрит на Диссе. А Дана - она просто слишком независимая. Прекрасно ведь понимает, что Дэйм в нее влюблен. Понимает, но ни за что не сделает шаг навстречу. Еще и отталкивает его, как бы играет.

— А знаете, девчонки, - сказала как-то Ашен. Они были одни в это воскресенье, их отпустили в увольнительную, в Ланс, - между прочим, гэйны как правило выходит замуж только за гэйнов. Вот сколько у нас знакомых семей…

Она задумалась.

— Еще бывают случаи, когда гэйн-мужчина женится на девушке из другой касты. Таких я знаю… даже не так уж мало. Но чтобы гэйна-женщина вышла за чужого мужчину…

Они сидели втроем в беседке в тенистом осеннем парке, а вокруг медленно кружил листопад. Кругом - куда ни глянь - золото, и багрянец, и бурые пятна, и редкая зелень. Просинь неба там, в высоте, над деревьями.

— Я знаю две таких семьи. И только одна живет еще как-то нормально… А во второй муж, который аслен - просто взял и ушел. Представляете?

— Разве так можно? - удивилась Ивик.

— Нельзя, но если очень хочется, кто запретит… Теперь этот муж живет с какой-то одинокой женщиной просто так, без всякого брака. А эта гэйна, она осталась одна, и дети с ней, четверо детей. В основном они в школе живут, конечно… знаете же, какая жизнь у гэйнов, - Ашен нахмурилась, подумав, видно, о своих родителях - их она тоже видела не часто, - вот потому я и говорю, только гэйны могут понимать друг друга.

Ивик задумалась. И в самом деле - как жить с чужим человеком, который вообще представления не имеет о том, каково это - быть гэйном. И ведь женщина должна многое делать по хозяйству. Она сидит дома, пока рождаются дети - положим, гэйнам тоже дают отпуск, но почему-то у всех женщин-гэйн детей не много, не больше трех-четырех. Потом, женщина ведь должна каждый день готовить еду, стирать, а гэйна не всегда это может, попробуй-ка приготовь что-нибудь, когда только что вернулась из патруля. И тревоги… и вообще. Поймет ли это человек другой касты?

— Любовь-то зла, полюбишь и козла, - буркнула Дана, - любовь ведь не спросит.

— Да, конечно, - согласилась Ашен, - слушай, ты бы сыграла, что ли?

Дана сняла с плеча скрипку. Она почти все время таскала ее с собой. Ивик подшучивала, что это привычка к автомату - надо что-нибудь на плече держать. На самом деле, похоже, музыка служила для Даны чем-то вроде наркотика. Или успокоительного средства.

Девочка прижала инструмент узким подбородком. Взмахнула смычком.

Мелодия была как листопад. Ивик узнала ее, но названия припомнить не могла. И неважно. Дана все равно быстро ушла от темы, пустилась, как обычно, в импровизацию. Как в Медиане. Ивик закрыла глаза. Ей не нужен был листопад. Ей и музыка уже почти была не нужна. Это было похоже на Медиану, но лишь отчасти - совсем иное измерение, и телом она не была там. Наверное, телом туда и нельзя попасть, разве что душой после смерти. Это было так же, как в лесу, когда сливаешься с окружающим миром, уже не чувствуя разницы между собой, деревом, камнем. Так же и сейчас - листопад, музыка, сладкий холодный осенний воздух, и она, скользящая где-то на грани, и ни единой мысли, ни единой тревоги в душе. Дана плавно сменила тему. Ивик открыла глаза. Теперь она смотрела на подругу. Это было очень красиво. Черные волосы Даны, куст, похожий на застывший взрыв термитного заряда, огненный с золотом, тонкая нервная рука, водящая смычок, и глаза. Господи, какая же она красивая, подумала Ивик с замиранием сердца. Еще бы в нее не влюблялись… Какие у нее глаза - огромные, черные. Как ни скажи, все будет не то. "Твои глаза - как океан. Как бесконечность", - вспомнила Ивик. Такое надо про Дану сочинять. "А мне твой облик на земле - как в небе просинь. И я рисую на стекле твой детский профиль". Ивик вдруг кольнула тревога, а может, это музыка чуть сменила тональность. Дане всего четырнадцать, а она уже - вот такая… она не сможет жить долго, вдруг подумала Ивик с ужасом. Просто не бывает такого. Она - слишком не от мира сего. Слишком прекрасная, необычная. Как ангел. Вот Ашен - другое дело, та приспособлена к этой жизни… все мы приспособлены. А Дана - нет. У нее и судьба тяжелая. И отец вот… Ивик стиснула кулаки, подумав о том, как легко в самом деле умереть - и тем более, вот такой, как Дана. Слишком хорошей, к расивой, талантливой для этого мира.

По щекам Ивик покатились слезы.

На первом курсе Ивик почти перестала читать - не было времени, слишком уставала. Разве что в каникулы она подолгу просиживала в библиотеке, а обычные выходные были заполнены зубрежкой, рефератами и сочинениями. На втором, опять же, было не до привычных занятий. Ивик слишком увлеклась тогда другими вещами. Так уж было ей свойственно - если Ивик увлекалась чем-нибудь, то ни о чем другом думать уже не могла. Все, что она тогда читала - это "Письмо незнакомому брату" и каталог дарайской фирмы (сейчас об этом было стыдно и неприятно вспоминать). И дальше - слишком много событий, и слишком они были тяжелыми. Ивик запуталась. Она слишком сильно менялась тогда.

Но сейчас, на третьем курсе, время у них появилось. И вроде бы занятий стало даже больше, прибавилось ориентирование в Медиане - один из важнейших навыков гэйна, и другое разное, но странным образом это не занимало теперь весь день. Может быть, стало легче физически. После тренировки по трайну раньше хотелось только одного - лечь и не двигаться, а сейчас Ивик чувствовала себя полной энергии. Даже казалось, можно бы и побольше тренироваться. Усталость, как выяснилось, всегда можно преодолеть.

Квенсен окончательно стал домом. Родным домом. Может быть, у других было и не так - Ивик не знала. Но она еще на каникулах ловила себя на мысли "когда же домой?" В квенсене было легко. Отношения с братьями и сестрами - как с родней. Квенсен был большим домом, Ивик хорошо изучила все его уголки, освоилась в нем, и только теперь, кажется, почувствовала себя почти спокойно и счастливо.

Ивик становилась прежней. Возвращалось старое. То, без чего она не могла жить раньше. Прошел хронический стресс, и теперь снова можно было читать, а вместо того, чтобы как раньше, играть в одиночестве, фантазировать, Ивик попробовала свои ненормальные фантазии записывать. Это оказалось неожиданно интересно. Похоже на игру со словами. Она и раньше так делала, конечно - но не часто.

Слова - чудесные игрушки. Они многомерны, и каждое красиво по-своему. Их очень много, десятки тысяч. Хочешь - бери одно и до бесконечности вглядывайся в него, не разлагая на корни и суффиксы, а входя в глубину, открываемую словом, так, как пароль открывает доступ к лавине информации, запертой на жестком диске. Вглядывайся, испытывая бесконечное и бессловесное удивление, погружайся в любое слово, разбирай на отдельные безличные атомы - буквы. А еще можно составить два слова вместе. Или создать предложение. Ивик не умела писать неграмотно. Она никогда не учила правил, но никогда и не делала ошибок в словах - она почти болезненно воспринимала искажения слов, вздрагивала от них, как вздрагивают внутренне, увидев ребенка, искалеченного хромосомной ошибкой.

Словами можно рассказать все, что хочется.

А Ивик хотелось рассказать многое.

Она открыла для себя в библиотеке раздел со старыми дейтрийскими авторами. Литература нового Дейтроса была другой. Отчасти совсем оторванной от жизни, многие теперь любили писать о том, чего в жизни не бывает - о сказочных существах и странах, и даже сами отношения в этих книгах, сами чувства и мысли уже почти ничего общего не имели с обычными человеческими.

Отчасти - и этот род литературы очень любила иль Нуш - в Новом Дейтросе гэйны предпочитали просто играть со словами, и это было приятно, прекрасно, но кроме самой игры, не содержало ничего, что было бы близко уму и сердцу.

Странно - жизнь била по ним куда безжалостнее, чем это случалось в Старом Дейтросе. Жизнь была неустроенной, бедной, суровой. А литература - почти целиком созданная гэйнами - напоминала о сказочных дворцах за высокой оградой, где били фонтаны рафинированной, далекой от жизни изящной словесности, где расхаживали гранды и придворные дамы, чьи нежные пальчики никогда не касались чего-то грубее носового платка.

А может быть, им просто хотелось бежать туда.

Ивик тоже хотелось бы бежать, но она слишком боялась. Повернуться спиной к реальности жизни - и к реальности смерти - значит, погибнуть почти наверняка. И она стала писать о жизни.

Так, как это делали гэйны старого Дейтроса. Многие из них описывали просто жизнь - жизнь-как-она-есть. С ее любовью и кровью, со всем, что в ней полагается и неизбежно. Но писать об этом Ивик было бы слишком уж страшно, да и какой смысл заново переживать все то, что хочется преодолеть и забыть.

Может, писать о реальном могут еще благополучные люди, не чуждые всем в этом мире, не чувствующие хронической боли непонимания и нелюбви.

Другие в старом Дейтросе писали что-нибудь фантастическое, невозможное - но тесно связанное с этой реальной жизнью. Этот жанр нравился Ивик. Неожиданно она открыла, что многие в старом Дейтросе писали что-нибудь о будущем. Существовал целый пласт идей о том, каким оно, это будущее станет. Великие открытия. Изобилие. Поиск новых миров - не только через Медиану, но и полеты в космических кораблях через вакуум к звездам. Преобразование планет своей звездной системы…

Многие писали о воздействии на историю Тримы, Земли. Ивик знала, что об этом много спорили. Правомерно ли воздействие вообще? Земля должна развиваться свободно, по Божьей воле. Земная Церковь - та, что основал сам Христос. Даже если она заблуждается, не наше дело - ее поправлять. Осторожное, информационное воздействие на Триму из Медианы началось лишь тогда, когда дарайцы активно стали вмешиваться в земную историю. Как противовес.

Но фантастам позволялось многое. И они писали о светлом будущем Земли, о контакте с землянами, о воссоединении Церквей…

По большей части дейтрийская литература после Катастрофы была восстановлена - у многих, особенно в монастырях, вся она сохранялась в электронном виде. С тех пор написали много нового, но о будущем писать перестали. Исчезла уверенность в том, что оно - вообще - возможно. Если мир в любой момент может исчезнуть, быть уничтожен, как стремиться к лучшему, что, и для чего строить, о чем мечтать?

Ивик хотелось мечтать. Почему на Дейтросе не может быть такой же счастливой и обеспеченной жизни, как в Дарайе? Ведь по сути ничто не мешает этому, ничто - кроме того, что Дейтрос еще очень молод, и малочисленно население, и еще приходится много сил тратить на оборону. Но когда-нибудь будет иначе. Когда-нибудь у каждой семьи будет собственный большой дом, у каждого ребенка - своя комната. Корабли полетят к другим планетам. На Северном Полюсе будет построен огромный город с искусственным светом в полярную ночь, все болезни исчезнут. Дарайя тоже изменится. Не будет больше войны. Будут совместные экспедиции в иные миры.

А чем тогда будут заниматься гэйны? Ивик все равно хотелось бы, чтобы гэйны оставались. Творить в Медиане - это так здорово. Даже оружие. Но в общем-то, все равно, что творить, просто это удовольствие. Гэйны и будут творить в Медиане - красивые образы, для того, чтобы на Тверди, на разных мирах творцы воспринимали эти образы и воплощали их в своем искусстве. Чтобы конструкторы-аслен, увидев в Медиане экономичные и остроумные виды транспорта или роботов, старались воплотить их в реальность.

У Ивик получались длинные рассказы или маленькие повести.

Там все было - как в жизни. Только немножко лучше. Там была любовь. Была дружба. Там никто не чувствовал себя одиноким. И еще, так как дело происходило в будущем, люди там были богаты, счастливы, там было много вкусной фантастической еды, красивой одежды, зданий, самодвижущихся лифтов и дорожек, удивительной техники. Научные экспедиции отправлялись в другие миры и возвращались домой. Дейтры приходили в те миры, где людям было плохо и тяжело, помогали, меняли их жизнь.

Так же, как и раньше, Ивик начала убегать от реальности, и только теперь она понимала, как же ей плохо было все это время. Как тяжело - и не потому даже, что жизнь тяжелая, что война, что в прошлом году ей так сильно досталось, а потому, что все это время она почти не имела возможности ускользнуть в другой мир. Лучший. Счастливый. Раньше она играла - и так уходила в свои фантазии, теперь же начала писать, и это навсегда, на долгие годы стало ее способом мыслить и жить.

Она давала почитать свои вещи Дане и Ашен. Ашен попросила разрешения и дала еще кому-то из девчонок. Через некоторое время Ивик с удивлением заметила, что Намис - эта вечная подпевала Скеро, и до сих пор они с Ивик не очень-то любили друг друга - сидит на перемене, согнувшись над тетрадкой с ее собственным корявым и разлапистым почерком.

Тетрадки ходили по классу. Их передавали из рук в руки. Кое-кто подходил к Ивик и говорил, что это здорово, что было очень интересно. Ивик перепечатала некоторые из вещей на компьютер, дождавшись своей очереди - и по квенсену стали ходить ее распечатки. Ивик даже не знала, кто это делает, она-то просто выложила свои рассказы в общую электронную библиотеку квенсена.

Но особого повода гордиться у нее не было. Многие третьекурсники уже начали что-то писать.

Таланты определились и оформились. Ашен, например, была очевидной художницей - как ее мать. Только если известные картины Кейты иль Дор были похожи на живое пламя или текущую воду, и даже лица на них казались призрачными, рисунки Ашен были выполнены совсем в другой манере. Ашен была реалистична, проста. Лица, пейзажи, животные - все как настоящее. Она училась в квенсеновской изостудии, писала акварелью, маслом, но особенно любила графику.

В сене было еще несколько художников, были и музыканты, как Дана, хотя талант Даны оставался уникальным. Несколько человек писали стихи. Ивик особенно нравились стихи Марро. Сам Марро ей не нравился, она его побаивалась и не доверяла, а вот стихи - да.

Когда затерянный в людской толпе иду,

Цепляясь мыслью за зрачки прохожих,

Мне кажется, я каждого пойму,

Даже тогда, когда так непохожи…

У каждого своя, по жизни, правда,

Проверенная почерневшим днем…

Нас единит доставшееся право на жизнь! А прочее потом.*

Ивик и сама писала стихи, но очень редко. Предпочитала прозу.

Скеро тоже начала писать. Хотя она умела все, и все получалось у нее хорошо. Кроме пения - Ивик про себя считала, что Скеро поет плохо, у нее слишком резкий голос, а лучше сказать, и вообще никакого голоса нет. Однако слушать Скеро ей все равно нравилось, потому что песни та выбирала всегда хорошие, часто сама сочиняла музыку. Еще Скеро танцевала в ансамбле, лепила небольшие скульптурки, шила и мастерила кукол. Немного писала акварели. Где она брала на все это время - Ивик никогда не могла понять. Удивительно даже не то, что Скеро делала так много, удивительно, что все это ей удавалось очень хорошо, на уровне лучших или чуть выше. Например, на клори она начала учиться играть одновременно с Ивик, но умела уже гораздо лучше. Ивик фактически только аккомпанировала песням, Скеро играла почти профессионально.

И писать Скеро тоже начала. Только не рассказы какие-то там. Скеро не писала рассказов или стихов. Она запланировала сразу большой роман. Роман был тоже фантастический, но не о будущем, а о неоткрытом еще странном мире - о неизведанных мирах вообще в Дейтросе писали часто. И еще, собственно, Скеро не придумывала персонажей и сам мир, она воспользовалась романами знаменитого писателя Тримы Толкина. Ивик тоже читала его, ей понравилось, впрочем, он почти всем нравился. Арда, придуманная Толкином, вроде бы существовала в одном из миров, еще не открытых. Скеро взяла и персонажей у Толкина. Ивик опасалась, что читать это будет скучновато, но оказалось - здорово. Скеро писала, сразу же распечатывала написанные отрывки, и они ходили по рукам. От Толкина там почти ничего не осталось, это была самостоятельная вещь. В то же время она была написана очень грамотно, очень хорошим стилем - Ивик иной раз замирала над фразой, смакуя ее с наслаждением. Очень хотелось знать, что будет дальше, но работа над романом шла медленно. Персонажи получались живыми и особенными. Мне никогда так не написать, думала Ивик, и опять ее начинала разбирать зависть. И все равно это вторично, успокаивала себя Ивик. Подумаешь, подражать каждый может - а ты придумай своих персонажей! Кстати, и в Медиане Скеро почти всегда действовала точно так же. Перенимала придуманную кем-то идею и развивала ее сама. Но этого никто не замечал. Потому что Скеро развивала идею, которая ей нравилась, так остроумно и неожиданно, иногда полностью видоизменяя созданное оружие, вкладывала такую необычно мощную энергию, что уж никак нельзя было обвинить ее во вторичности. Да и какие обвинения? Наоборот, умение взаимодействовать с товарищами, развивать чужие идеи - это плюс для гэйна.

И нельзя же сказать, чтобы Скеро сама была не в состоянии ничего придумать. Фантазии у нее хватало.

Отпраздновали помолвку Ашен. Рейн специально приезжал для этого в квенсен, а с ним Дэйм и еще двое друзей из части. Помолвка, в общем, не была таким уж выдающимся событием. Многие уже с 14 лет, с разрешенного возраста, становились женихами и невестами, многие в квенсене - близость смерти подстегивала такие решения.

Ивик смотрела на Ашен, и думала о том, какая она красивая, ее подруга, и Рейн тоже красивый, и вместе они так замечательно выглядят. Шестнадцатилетний Рейн выглядел совершенно взрослым. Ашен, тоненькая в своей серо-зеленой парадке, с круглым нежным лицом, с тонким румянцем, тонким серебряным колечком на пальце. И как она смотрит на Рейна, и он - на нее. Ивик уже знала этот взгляд. И знала, что на нее точно никто, никогда не будет так смотреть. На этот раз она не завидовала. Любовалась. Хорошо, что хоть у кого-то вот такая жизнь. Хоть кто-то может смотреть друг на друга вот так, не отрываясь, будто все время разговаривая глазами. И все равно, что творится вокруг, что все говорят, смеются, между Рейном и Ашен будто натянули нить, и то и дело их взгляды встречаются - и вспыхивают звездочками. Кто-то из девчонок, вроде бы Венни, тихонько пел под клори.

Эх, квиссанское счастье,

Да недолгая жизнь!

Тут дарайские части

Сквозь посты прорвались.

По квенсену тревога,

Вой сирены ночной.

Поднимайтесь, квиссаны,

Выходите на бой!

Ивик, как и другие, подхватывала.

Любовь моя! Пока мы вдвоем,

Ни боли, ни смерти нет.

В бою меня будет хранить под огнем,

В бою меня будет хранить под огнем

Глаз твоих ласковый свет.

А потом Рейн снова уехал, и все было как раньше. Мало времени, неизбывная усталость, вечные поиски места, где можно побыть в одиночестве, зубрежка, тренировки, патрули - и хорошо еще, если в хорошей компании. Пару раз Ивик видела дарайцев, однажды пришлось и пострелять, но немного - дорши быстро сбежали.

Незадолго до Рождества начались тренировки в Килне.

Килн был один из двенадцати известных обитаемых миров. С богатой природой, богатыми недрами, здесь всего было полно - и нефти, и руд. А все население Килна сосредоточилось на одном из материков, и это были племена, живущие на уровне неолита, в глинобитных хижинах в необъятных килнийских джунглях. Килн, конечно, представлял стратегический интерес для Дарайи, и там велись кое-какие разработки недр - но не слишком активные. Слишком сложен транспорт через Медиану. Дарайцы могли бы заселить Килн, но мешало одно обстоятельство.

Килн был слишком массивной планетой. Он располагался близко к своему маленькому красному солнцу, и в диаметре намного превосходил и Дарайю, и Триму, и Дейтрос - в основном, все обитаемые миры приближались к некоему стандарту.

Соответственно, и сила тяжести на Килне была почти в два раза выше, чем в Дейтросе или Дарайе. Жить там постоянно казалось невозможным. Хотя дейтрины охотно использовали Килн как тренировочную базу. А среди килнийцев работали дейтрийские миссионеры, врачи и учителя. Там же нередко происходили стычки с дарайцами - те относились к местному населению как к досадной помехе.

Для квиссанов тренировки в Килне означали переход на другой уровень физических требований. Те же кроссы с полной выкладкой, однодневные походы по горам, полевые тактические занятия - но все это при двойной силе тяжести. Когда на тебя внезапно начинает давить сила, равная твоему собственному весу, в первую минуту это кажется еще терпимо. Через пять минут становится ясно, что долго так не выдержать. А делать нужно было все так же, и в том же темпе, что и в Дейтросе…

Когда выходили в Медиану, возвращались домой, Ивик казалось, что она прямо сейчас взлетит. Достаточно оттолкнуться ногой от почвы - таким легким казалось тело. Вес оружия вообще не чувствовался.

В первые недели Ивик, да и всем остальным, жизнь показалась почти такой же тяжелой, как на первом курсе. Но потом привыкли и к этому. Крепли мышцы и кости. Становилось ясным, что и это человек вполне может делать. Что и это не предел, и это вполне доступно. Вообще Ивик часто думала, что вся жизнь в квенсене, с самого начала - это было расширение представлений о том, что человек может делать, и что он может перенести.

Оказывается - практически все.

Перед самым рождеством Кейта иль Дор взяла небольшой отпуск.

Работа ее на Триме была такого рода, что Кейта, уже получившая звание зенны, фактически никому не подчинялась. Могла решать сама, когда отдыхать, когда и как работать. Но это ничего не меняло - отдыхать удавалось редко, и с детьми даже в каникулы не всегда можно было увидеться.

На этот раз у Кейты была целая неделя, включая само Рождество. В первый же день она позвонила Тео иль Рану, старинному приятелю ее мужа, из гэйн-велар, уже много лет работавшему в Версе. Иль Ран обещал ей кое-что, и не забыл о своем обещании.

Кейту допустили в архив.

Копаться в делах ей, разумеется, не позволили. Служащий архива, шехин гэйн-велар, принес ей флешку, которую и разрешено было просмотреть тут же, на служебном компьютере.

Кейта открыла файл, в начале которого были размещены фотографии, и надолго замерла, разглядывая их. Художница, она остро переживала зрительные образы. И помнила девочку. Дана была похожа на отца. Ее образ, только мужской и взрослый. Есть лица, собранные вокруг носа или губ, есть те, что поражают особой правильностью или особой тонкостью линий. В этом лице главными были глаза. Они жили, они светились - даже на неважной фотографии, остальное таяло и пряталось в их свете, как в солнечных лучах. Остальное было несущественно. Черные глаза горели и жили. Дело не в генетике, у Даны глаза похожи, но они - детские. А у этого хойта в белом хабите, с узким, худощавым лицом взгляд совсем другой. Печальный и словно все-все на свете понимающий.

Шанор иль Лик. Работы… Кейта пролистывала файл. Он написал совсем немного. "Литургическая символика", небольшая монография, опубликованная монастырем Арс-Нори в ежегоднике. Раз опубликована, значит, в этой работе не было ничего уж "такого". Цензура бы не пропустила. Еще несколько статей, тоже опубликованных. Что-то об исповеди. О повседневной христианской жизни - для мирян. Вполне нормальные статьи, хорошие. Интересные, иль Лик умел писать, все же бывший гэйн. Но и в них не было ничего, что могло бы вызвать пристальное внимание Верса.

"Суть жизни христианина - всесожжение. Принесение себя в жертву огненную, жертву Богу на алтаре. Ошибаются те, кто думает, что можно сочетать христианство и ласковую, дремотную обыденность буден. Так не бывает. Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что? - когда жизнь не щадит не только самого христианина, но и самое дорогое ему, его любимых, его детей…"

Кейта вздрогнула, всматриваясь в строчки.

Подумала, что надо будет достать эти статьи. В библиотеке все это наверняка есть. Перечитать внимательно, для себя.

Дальше шли протоколы допросов. В Версе ничего не делается тайно. На все берется разрешение, и все документируется. И хранится в архиве. Кейта читала, сжимая от злости зубы. Нелепость происшедшего раскрывалась перед ней.

Ересь - если то была ересь - оказалась только предлогом. Для чьего-то служебного рвения, для подъема по служебной лестнице. Собственно, почему "чьего-то"? Старший следователь шехин Меррин иль Гвен. Гэйн-велар, лишенный проблеска таланта и искры Божьей, лишенный, видимо, и совести, сволочь, подумала про себя Кейта. Ей доводилось сталкиваться с такими. Никто не любит работников Верса. Но если большинство из них по крайней мере выполняет свою работу добросовестно, то другие… не дай Бог попасть к тупому оперативнику. Иль Гвен решил выявить "дарайский заговор". Якобы связь еретика с дарайцами. Якобы "преступную группу" в монастыре.

"Суть жизни христианина - противостояние злу. Не надо думать, что зло - это только там, за гранью Медианы. Зло вокруг нас, зло экзистенциальное, последствия греха, выраженные в болезнях, увечьях и бедствиях. Зло в нас самих - это наш эгоизм, наш гнев или уныние. Боль - это зло. Каждый из нас должен стать гэйном. Каждый должен встать на пути зла, затопившего мир, потому что каждый - воин. Остановить зло, если нужно, закрыв собственным телом амбразуру вражеского пулемета. Сделать свое тело и свою душу - препятствием злу…"

Найду для себя, подумала Кейта. Мало кто из хойта так понимает нашу суть. Даже если некоторые из них и были когда-то гэйнами. Ей вспомнился Аллин, и ныне живущий в Лайсе в монастыре, затворником. Аллин был хорошим гэйном, отличным бойцом. И он был готов остановить зло, хотя бы и своим телом - и ногу свою он потому и потерял, что остался прикрывать нас. Только Аллин никогда не написал бы так.

Начиная с пятого допроса, шехин иль Гвен потребовал применения спецметодов. Разрешение было дано.

"Суть жизни христианина - противостояние злу".

Иль Гвен был относительно молод - двадцать пять лет. Шехин. Недавно женился. Очевидно, продвижение по служебной лестнице давалось нелегко. Раскрыть целую подрывную группу хойта, связанную с Дарайей? Это было бы неплохо. Только вот еретик так и не назвал ни одного имени. Выкручивался, как мог. Он даже согласился с тем, что сам, лично, был связан с дарайскими шпионами. Выходил в Медиану и связывался с ними. Распространял подрывную литературу. И книгу, за которую на него и донесли, написал по заданию, конечно же, дарайской разведки. После нескольких часов спецметодов фактически он "поплыл". Его слова и мысли были правильными, надо приносить себя в жертву, надо противостоять злу, но железной волей хойта не обладал. Читать сухие строчки признаний о себе и собственной шпионской деятельности, о якобы ненависти к Дейтросу, было противно и стыдно. Их стиль был отвратителен, беден и жалок. Гэйн не должен так писать - никогда. Гэйн не может сочинить такое. Это было бы пошло и некрасиво. Впрочем, скорее всего, это сочинял следователь, иль Лик только подписывал, и ему было не до стиля, ему лишь бы отдохнуть от боли.

Кейта заплакала. Ей вспомнился Дэйм, в честь которого она назвала сына. Не каждый может быть железным. Дэйму было всего 16, когда он попал в дарайский плен. Он не выдержал "спецметодов", согласился работать на дарайцев. Но до конца его не сломали. В конце он пожертвовал собой и спас Кейту. Иль Лика тоже не сломали до конца.

Хойта не назвал никого из своих знакомых. Даже монаха, написавшего на него донос - и об этом доносе иль Лик знал. Никакой преступной группы вскрыть не удалось.

"Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что?…"

Противостоять злу еще можно, когда с другой стороны - враги, дарайцы, когда по тебе стреляют, и у тебя оружие в руках. Но как противостоять злу, когда зло - в родной дейтрийской форме, в образе Хранителя Истины, оперативника Верса, и когда ты неправ, неправ во всем, и это тебя считают носителем зла и предательства, и стрелять тоже нельзя, а надо только вытерпеть до конца и умереть…

Умереть бесславно, не защищая Родину, зная, что никто не одобрит твоего поведения, никто не будет им восхищаться, твой портрет не повесят в Зале Славы.

":вы ничего не добьетесь своим упорством, иль Лик. Нам известны имена предателей. У вас еще есть шанс смягчить вашу участь и со временем даже вернуться к нормальной жизни. Вы вредите только себе самому. :это ты вредишь себе, братик. Мне жаль тебя. Подумай о том, что будет с твоей душой".

Его редко прорывало на такое. От боли он сдавался и начинал говорить то, что от него требовали. Но иногда - иногда он называл следователя "братик". Кейта знала, что скорее всего, разговоры были другие. Протоколы редактировались, конечно. По своему опыту она помнила, как охотно следователи Верса применяют грубость и ругательства, и уж конечно, не называют подследственных на "вы". Но слова иль Лика вряд ли редактировались. Он, наверное, и правда, называл своего мучителя "братиком". И молился, вероятно, хотя это протоколы не отражали.

Кейта высморкалась и вытерла слезы. Стыд какой. Зенна. Разревелась, как девчонка. Перед охраной стыдно.

А может, когда мы разучимся плакать, мы перестанем быть гэйнами…

Станем просто военными, как дарайцы. И не сможем работать в Медиане.

Она прокрутила дальше - читать все это сил не было. Приговор. Расстрел. Приведен в исполнение в спецпомещении.

Заключение богословской комиссии. Это интересно. Гм, а обвинения-то не такие уж страшные. "Проявляет недостаточное уважение к исторической Церкви", "Считает, что верования различных народов, например, килнийцев, заслуживают изучения и уважения", "Делает чрезмерный акцент на человеческом, а не Божественном".

Бог ты мой, да все это можно найти и в книгах совершенно ортодоксальных богословов!

А вот та самая книга, которую сочли еретической. "Живая реальность Бога".

"Мы можем познать Бога через посредство мира и человека. Бог реален и осязаем, потому что Он не снаружи и не над миром - Он в сердце мира и вокруг него. Живя в мире, Бог не исчерпывается лишь этим, и не становится от этого частью мира. Но так как редко кто-либо ощущает Бога в координатах нашей реальности, Бог застыл, подобно окаменелости, где-то вне ее. Но мир не предоставлен самому себе и не брошен в бесконечном пространстве. Мир тесно связан с Богом".

"Бог лишь тогда что-то значит для нас, когда Он обретает контуры в конкретной исторической ситуации, когда Он становится радикальным смыслом человеческой жизни, становится тем светом, в котором человек может видеть свет"*.

Кейта знала, что эту книгу ей нельзя будет вынести отсюда. Она читала жадно и внимательно, но понимала, что ей вряд ли удастся запомнить формулировки, а ведь в них, в сложных сплетениях слов, заключается вся теология, и жаль, что это нельзя будет обсудить, например, с Аллином. В конце концов, она в теологии ничего не понимает. Ей просто нравится эта книга. Ей нравится этот человек.

По крайней мере, ответ на свой вопрос она получила. И сможет рассказать об этом девочке.

Широкая спина Скеро маячила впереди. Ивик чувствовала глубокую тоску - еще одиннадцать часов… даже больше. Патруль только начался. Вообще ничего удивительного, странно, что до сих пор их ни разу вместе не назначали. Ивик снова украдкой взглянула на келлог - да, еще только полчаса прошло.

Она не чувствовала себя свободно в обществе Скеро. Скеро была привычным, хорошо знакомым и уже не раздражающим врагом, мимо нее следовало проскакивать как можно скорее, на нее следовало обращать как можно меньше внимания - и все будет хорошо. Но теперь они вдвоем, и уже никак нельзя избежать прямых обращений Скеро к ней. И вся эта бурная, громогласная энергия, которую старшая сена выплескивала на всех окружающих, на толпу - вся она теперь была обращена к Ивик.

Казалось, она давила одним своим присутствием.

Недавно Скеро получила звание ксаты, первое воинское звание гэйна. Она и Верт, поскольку они командовали сеном. Это все приняли как должное - кому ж еще, если не ей? Ивик про себя думала, что наверное, останется рядовой до самой пенсии. Но собственно, это все равно - лишь бы у нее все получалось.

Скеро, разумеется, сдерживалась, не в ее интересах сейчас было ругаться с Ивик. Да и вообще в последнее время их отношения стали лучше - в смысле, они стали из очень плохих просто никакими.

Ничего, уговаривала себя Ивик. Она с трудом поспевала за Скеро, шагающей быстро и широко. Ничего страшного, потерпеть каких-то двенадцать часов. Она едва не взвыла от нового приступа тоски. Двенадцать часов! Молча или обмениваясь короткими репликами, ощущая себя под пристальным взглядом Скеро, точно грешник на адской сковородке. Хотя ведь казалось бы, Ивик ни в чем не виновата. Просто неловко, неловко буквально все…

— Отдыхаем, - Скеро обернулась. Сбросила на землю плащ - на Тверди стояла зима, поэтому носили плащи. В Медиане температура воздуха всегда почти одинаковая, легкая прохлада. Почему - никто не знает. Ивик села на свой плащ рядом со Скеро. Наверное, надо было что-то сказать, но она не знала - что. Предложить перекусить? Рано еще. Ивик открутила колпачок фляжки, отхлебнула. Просто, чтобы чем-то занять руки. Сидеть так молча было невыносимо.

— Холодновато на Тверди, - сказала Скеро, - мороз. Я себе пальцы, кажись, отморозила.

Она стала ожесточенно тереть руки.

— Ага, - с облегчением подхватила Ивик, - очень холодная зима.

Скеро посмотрела на нее и вдруг улыбнулась.

— Че, страшновато? Да ничего не будет. Редко же бывает что-то.

— Мне кажется, будет, - тихо сказала Ивик. Вдруг она сама это осознала - странное, тяжелое предчувствие. Не может быть так, чтобы ничего не было. Не может. Будет - обязательно. Да, обычный патруль - это скорее скучно, чем страшно. Очень, очень редко на самом деле бывают столкновения. Не лезут же дорши через грань, словно червяки из банки. С начала этого учебного года Ивик всего один раз пришлось повоевать.

Но сегодня, сейчас - она ощущала - что-то должно случиться. Просто по логике не может не случиться. Раз они оказались вместе со Скеро…

— Ерунда, - отрезала Скеро, - ты не каркай. А то правда появятся еще.

А как же мы будем воевать, если они появятся? Мы - вдвоем со Скеро? Ивик отогнала эту мысль. Еще острее, явственнее она почувствовала, что "они" - появятся. В Медиане обостряются все эти внутренние ощущения. В Медиане ты всегда знаешь, что впереди. По крайней мере, Ивик всегда знала, когда впереди опасность, когда - спокойное дежурство. Почти всегда было спокойно. Но сейчас… Они появятся.

— Блин, мне еще реферат надо дописывать для Нуши, - пожаловалась Скеро, внимательно разглядывая собственные, аккуратно подпиленные ногти. Ивик опять радостно подхватила тему. Не то, что приятно говорить об учебе, но молчать уж совсем невозможно.

— Ага. Я тоже еще не закончила. Наверное, после патруля…

— После патруля я дрыхнуть пойду.

— Дрыхнуть само собой, но потом еще будет немножко времени.

— Я не понимаю, на фига нам задают столько. Уже пора на третьем курсе и снизить обороты, нет?

— Ну ты-то хорошо учишься, - сказала Ивик. Скеро вздохнула.

— Хорошо-то хорошо, да уже все это задолбало. Времени нету нихуа. Уж либо учиться, либо воевать, одно что-то.

— Да, тяжело… - согласилась Ивик. Скеро вдруг решительно поднялась на ноги.

— Пошли. Хватит рассиживаться.

Она же хорошая, думала Ивик, едва поспевая за Скеро. И зачем так быстро идти, куда торопиться? Мы же не в марш-броске. Какая разница, с какой скоростью передвигаться по участку. Плащи девочки скинули и, закрутив, повязали на пояс - здесь все-таки не зима. Наверное, Скеро просто не умела ходить медленно. Энергия ее переполняла. Она слишком сильная, слишком напористая. А Ивик стеснялась попросить идти помедленнее. Как признаться в собственной слабости…

Она чувствовала, что начинает восхищаться Скеро. Да ею и невозможно было не восхищаться! Ивик никогда не любила самодовольных, самоуверенных людей. Но у Скеро было одно преимущество - ее самоуверенность имела под собой основания. Если она говорила "я хорошо пишу" - то она и действительно хорошо писала, никто не придерется, все в восторге, читают взахлеб и требуют продолжения. И даже самый строгий стилист ничего не скажет. Если она считала себя хорошим бойцом, то она таковым и была, и на Тверди, и в Медиане. Она была самодовольной, да - но отнюдь не пустышкой. Ею действительно можно восхищаться. И за все ее выдающиеся качества простить ей какую-то мелочь… немножко слишком наглый и самоуверенный характер… это пара пустяков.

Лишь бы она саму Ивик не доводила. Не трогала бы. И вот теперь и это исполнилось - Скеро больше не считала ее никчемностью, не изводила, не ругалась на нее. Скеро признала ее равной! Говорила с ней так же, как с любым из сена. Как с сестрой. И теперь Ивик могла вполне искренне восхищаться ксатой.

Какие у нее волосы красивые! Сама Скеро по сути не красавица, слишком широкое, кругловатое лицо, крепкий волевой подбородок. Хотя, безусловно, она симпатична. Куда симпатичнее Ивик. И у нее прекрасные глаза и волосы. Светловолосые дейтрины - это большая редкость. Конечно, настоящей блондинкой, как дорши, Скеро не была. Искристо-золотая голова в солнечных лучах. Чуть отросшие, мягкие волосы темно-пшеничного цвета спускались на воротник. Автомат, закрепленный на спине, почти касался затылка и, как водится, слегка подпрыгивал при ходьбе. И двигалась Скеро красиво - плавно, быстро, как хищная кошка.

На исходе третьего часа сели перекусить. Съели по плитке анвита. Ивик легла на плащ, глядя в серое беспросветное небо. На Тверди лучше - там хоть звезды бывают и облака. Скеро сосредоточенно проверяла показания "сторожей" - приборы контролировали всю их зону, а зона была такой, чтобы дежурные могли быстро, менее, чем за минуту, добраться до любого ее места.

Можно, конечно, парить в небе Медианы, как птицы, обозревая местность: раньше, до изобретения "сторожей", так и дежурили. Но это все-таки требует затрат энергии. В Медиане учишься беречь энергию.

— Давай, я помогу? - предложила Ивик. Было как-то неловко, что Скеро одна проверяет, хотя ведь планшет у нее…

— Да ладно, я уже все почти.

Все же неловко с ней, подумала Ивик. И всего три часа прошло. А как будто целая смена. Страшно подумать, что еще четыре раза по столько же…

Ивик почувствовала даже некоторое облегчение, когда запищал сигнал тревоги - сработал один из "сторожей".

— Шендак! - выругалась Скеро, - за мной!

Ивик уже создала "лошадку" и вскочила в седло. Вслед за Скеро она взмыла в серый воздух Медианы. Ветер засвистел в ушах. Знакомый страх и возбуждение овладевали ею. Ивик успела еще подумать, что Скеро, вероятно, сама останется прикрывать, а ее пошлет на Твердь, и тут в поле зрения появились дорши.

— Сами разберемся! - крикнула Скеро, - их мало!

Действительно, их было всего человек восемь или десять. Фигуры в сером камуфляже на фоне почвы издали были почти неразличимы, видно лишь движение - они быстро бежали в сторону Врат, и Врата, судя по келлогу, уже недалеко.

— Огонь! - крикнула Скеро и тотчас создала в воздухе несколько ракет, которые мгновенно вспыхивали сзади реактивной плазмой и срывались с места, с визгом исчезая… на таком расстоянии ракеты - самое то. Но Ивик отчего-то чувствовала, что не сможет создать такие же совершенные… как Скеро. Скеро слишком уж хорошо все делает. Ивик создала тонкие длинные иглы, блестящие в воздухе, они ввинчивались в пространство и исчезали, возникая уже у грани дарайской защиты, пронизывая ее… кажется. Квиссы стремительно приближались к врагу. Щит действовал - тонкие малиновые лучи резали небо и вспыхивали на невидимой грани вокруг Ивик, не причиняя ей вреда. Группа доршей разделилась - четверо продолжали двигаться к Вратам, шесть остановились, прикрывая их от нападения патрульных. Скеро молотила врага потоками серебряных искр. Внезапно ударная волна перехватила дыхание, земля и небо перевернулись, Ивик вышибло из седла, смертельный ужас падения парализовал ее, но за несколько метров от земли она собралась и создала воздушную подушку, приземлилась, как кошка, на ноги. Падения в Медиане они отрабатывали. Шендак, один-ноль в пользу доршей! Скеро тоже приземлилась рядом с Ивик и попыталась достать уходящую группу "белым огнем".

Они же сейчас пройдут… в Дейтрос пройдут! Ивик задыхалась. Она протянула руку вперед, и земля перед доршами встала на дыбы. Поднялась, как при взрыве - Ивик всегда это поражало, как земля буквально поднимается к небу и рушится на тебя.

— Молодец! - крикнула Скеро, и на секунду эта похвала остановила Ивик, помешала, но тут же она опомнилась, вторая волна - и перед группой прикрытия тоже выросла стена из камешков и почвы, а потом каждая частица поднятой земли вспыхнула, словно материя звезды, и стены обрушились на врага ослепительным пламенем.

— Шендак, ушел! Кончай с ними! - приказала Скеро и, наскоро создав вытянутую леталку, вскочила на нее и метнулась в сторону. Ивик еще краем глаза заметила, что один из доршей ушел от взрыва и стремительно бежит к Вратам. Скеро разберется… Но здесь, в Медиане, все было кончено. Оружие Ивик оказалось смертельным. Пятеро доршей неподалеку от Ивик превратились в обгорелые остовы, температура пламени была мощной, они сгорели мгновенно, словно попав в корону звезды. Слишком уж Ивик испугалась, что они пройдут. Она пробежала вперед, взглянуть на остальных убитых, один из доршей еще шевелился. Обгорел, но был еще жив. Ивик метнула шлинг, уверенно рванула. Облачное тело, охваченное сияющими петлями, заплясало в воздухе. Разрушать его было некогда. Сам сдохнет, подумала Ивик. Она создала "лошадку" и помчалась в сторону Врат.

Ни Скеро, ни дорша уже не было в Медиане, они вышли на Твердь. При этой мысли Ивик охватил страх. Это здесь, в Медиане они сильные. А на Тверди… взрослый, хорошо обученный вангал - и Скеро. Какая бы она ни была, ей всего пятнадцать лет! Ивик ощутила "горячий след" и вывалилась на Твердь, на ходу сдергивая автомат. Тотчас, как учили, повалилась вниз, носом в снег - ледяной воздух обжег лицо и дыхание, но Ивик почти этого не заметила.

— Лежать! - закричала Скеро откуда-то сзади, затрещала очередь, одновременно свистнуло над головой. Ивик чуть подняла голову - и увидела дорша. Так близко, как никогда в жизни. Вдруг ее поразило, насколько же они, дорши, другие… Она увидела широкое лицо, большие голубоватые глаза, под козырьком светлые, налипшие на лоб волоски, черную дырочку дула, глядящего на нее, страх судорогой свел тело, и в этот момент дорш стал заваливаться набок, и казалось, уже лишь после этого в его лбу возникла темная дырка, и побежала по лицу кровь. Скеро достала его первой… Ивик почувствовала, что внизу, в штанах, стало тепло и мокро - судорога ужаса оказала свое действие. "Шендак", прошипела она. Зачерпнула рукой снег и стала жадно есть его из горсти.

— Ивик, вали сюда!

Она встала на колени, поднялась и, шатаясь, пошла к Скеро.Та нацепила наушник и что-то говорила по рации. Сидела неловко на земле, зажимая рукой бедро.

— Шшендак… помоги! Зацепил, дьявол… - Скеро убрала микрофон за ухо.

— Где?

Под пальцами Скеро была кровь. Ивик потащила аптечку из внутреннего кармана. Штанину Скеро она разрезала. Рана в середине бедра казалась неглубокой, венозная кровь вытекала медленно - видно, крупные сосуды целы.

— Хня. Видно, кость не задел.

Ивик стала туго бинтовать. Скеро морщилась, но молчала. Потом заговорила сдавленным голосом.

— Я связалась с квенсеном. Наш участок прикрыли. За мной вышлют группу. Ты иди домой сразу. До квенсена десять километров.

Ивик закрепила конец бинта. Булавкой сколола штанину. Обернулась, впервые осматривая по-человечески местность. Их выбросило в глухом лесу, глуше некуда. Ни единого просвета, высоченные сосны закрывали небо, глухие кустарники, вниз тянулся крутой склон.

— Вертолет пришлют? - спросила она.

— Черта с два, вертолет здесь не сядет. Да и нет у них. На лыжах будут искать. Ладно, иди, Ивик, тебе-то чего здесь сидеть…

— Нет, - Ивик покачала головой, - обморозишься.

Теперь она начала чувствовать холод. Холод - не то слово. Привыкшая к субтропикам Ивик никак не могла смириться с тем, как мороз обжигает кожу, как перехватывает дыхание при каждом глубоком вдохе.

Ивик сняла плащ с пояса Скеро, набросила на раненую. Потом надела собственный плащ.

Можно было бы, конечно, выйти через Медиану. Минут через пять еще они восстановятся и смогут туда перейти. Но… на третьем курсе квиссаны еще не умеют ориентироваться точно. Им никогда не выйти на квенсен. Они только уйдут еще дальше. Можно ведь и вообще заблудиться. Нет, Ивик понимала, что в Медиане, хоть и тепло, делать им нечего. Надо через Твердь пробиваться.

— Пойдем вместе, - сказала она Скеро, - а то не дождешься их.

Очень скоро Ивик почувствовала, что больше не может. Никак. Продвигались они очень медленно. Скеро висела на ее плечах, отталкиваясь здоровой ногой, шипя от боли при каждом шаге. Снег временами доходил и до пояса, так что они и не шли, а почти плыли, выгребались сквозь лес. Метр за метром. Единственное преимущество - в том, что они хотя бы не замерзали. Ивик даже охотно сняла бы плащ снова, хотя лицо закоченело, и кончики пальцев уже не чувствовались. Ледяной ветер швырял кристаллики снега в лицо, и казалось, кожа кровоточит.

Это было хуже любого кросса, хуже тренировки в Килне. Но Скеро упорно, тяжело дыша, помогала ей прорываться сквозь снег, и Ивик не смела остановиться.

Они найдут нас. Главное - двигаться, чтобы не окоченеть, не обморозиться окончательно. Голова кружилась. Если сейчас выйти в Медиану - Ивик не смогла бы ничего создать путного. Надо съесть кусок сахара. Или хотя бы анвита, но они доели свой паек в Медиане. Ивик подташнивало. И тяжесть, тяжесть давила на плечи… Господи, какая же она тяжелая. Большая… Как никогда, Ивик четко осознавала, что Скеро выше ее почти на голову. И крупнее… хотя Ивик ведь тоже вроде не хрупкая.

Крутой склон открылся под ними. Ивик стала спускаться, нашаривая ногами выступы под снегом, корни, ставя ступню на ребро. Скеро висела на ней, постанывая при каждом движении. Внезапно нога Ивик соскользнула, и уже падая, уже зарываясь носом в снег, выпустив Скеро, она подумала обреченно - "знала же, что этим кончится"…

— Шендак! - завопила Скеро. Ивик замерла, ощущая свою вину… но Скеро быстро пришла в себя.

— Шендак! Давай хоть передохнем маленько! Свихнуться можно!

Во всем есть свои положительные стороны. Теперь можно было отдыхать, лежа в снегу, чувствуя, как руки и ноги наливаются свинцовой усталостью… И как уже коченеют пальцы, и грудь пробирает насквозь. Ивик снова поела снега. Скеро хуже. Гораздо хуже. У нее еще и нога болит. Скеро лежала рядом и тихо, монотонно ругалась, а Ивик боялась сказать хоть слово, ей казалось, что все ругательства относятся к ней лично. Вроде и не за что, но… ей казалось, что она виновата во всем. И в том, что мороз такой, и в том, что Скеро ранена… надо было побыстрее на Твердь переходить. Хотя как быстрее? И чем бы это помогло?

Да нет, ерунда, просто больно, вот она и ругается…

— Холодно, - сказала Ивик, совершив над собой героическое усилие, - давай дальше… поползем как-нибудь.

Через час они выползли на дорогу, относительно ровную и прямую, не слишком глубоко покрытую снегом. Еще через двадцать минут их нашел высланный из квенсена наряд на вездеходе.

Скеро уже через две недели вышла из изолятора и жизнерадостно посещала занятия, ковыляя на костылях. Конечно, занятия только теоретические. Она не хотела отстать от сена и остаться на второй год. Рана и в самом деле оказалась не тяжелой, кость не задета, в город Скеро не увезли, но все равно время для заживления требовалось. На характер ксаты это никак не повлияло. Она была такой же веселой, громогласной, заполняла собой окружающее пространство и сразу бросалась в глаза.

Зато Ивик почувствовала, что отношение Скеро к ней изменилось. Если раньше старшая практически не замечала ее, то теперь иногда прямо к ней обращалась. Как-то на посиделках потребовала, чтобы Ивик дали клори, и чтобы она спела что-нибудь хорошее. Спрашивала ее мнения о чем-нибудь. Впрочем, общались они все равно мало - Ивик и не хотелось больше.

В самом факте боя ничего особенного не было. Почти все квиссаны уже имели на своем счету убитых доршей. В Медиане убивать - если один раз научился - и не так уж сложно. Но все равно Ивик вспоминала случившееся раз за разом, анализировала мысленно и с облегчением констатировала, что все-таки все было нормально.

Гордости особой тоже не было. Воспоминания были связаны с тягостным чувством, со стыдом, с ощущением, что еле-еле выкрутились, чудом избежали смерти, чудом избежали позора… Пронесло. Не было у Ивик чувства победы. Она спрашивала себя, а бывает ли вообще такое чувство.

У Скеро, наверное, оно было. Та с удовольствием рассказывала о бое. О том, как "мы с Ивик" - и конечно, у Ивик что-то сладко таяло внутри от этих слов.

И с некоторым внутренним удовлетворением вспоминались мрачные пророчества Скеро на втором курсе - что якобы, Ивик будет только обузой, что из нее никогда ничего не выйдет, она подставит всех…

Однако - ничего ведь? Не такая уж обуза. Даже наоборот.

Однажды Ивик сидела в библиотеке, и слышала, как за стеллажами разговаривают Скеро и Дирза. В библиотеке полагалось говорить только шепотом, но Скеро не умела быть тихой. Ее все равно было хорошо слышно. До Ивик донесся шепот Дирзы:

— Шендак, ты бы меня еще с Ивик поставила дежурить…

— Ивик, - сказала Скеро, - будет получше вас всех. Такому слизняку, как ты, она сто очков вперед даст. Она меня из снега выволокла, после боя, без сил, а если бы ты там был, мне бы сейчас все пальцы отрезали обмороженные. И в бою она поприличнее тебя работает. И с ней я тебя не поставлю, хрен тебе. С ней я поставлю нормальных людей, а не тех, кто ноет на каждом шагу, понял?

Дирза что-то заворчал, а Ивик закрыла ладонями пылающее лицо. Она была счастлива. Неизвестно почему, но именно высокую оценку Скеро ей так ужасно хотелось заслужить - и вот пожалуйста! Может, потому что Скеро такая… такая необыкновенная. Такая талантливая, волевая, лучшая во всем. Если уж такой человек хвалит, значит, и правда, есть за что. Ведь она всегда говорит правду в глаза, нарочно льстить она не будет.

И все же что-то в этом было не так.

Что - Ивик не понимала. Знала только, что и сейчас ей не очень-то хочется сталкиваться со Скеро. Даже меньше, чем раньше. Сейчас она стала Скеро побаиваться и стесняться, это предпочтение с ее стороны казалось незаслуженным, и вроде бы, это обязывало Ивик к чему-то… она еще сама не понимала, к чему именно. К восхвалению Скеро? Может быть… Чтобы дружить с ней, надо было считать ее идеальной, искренне и постоянно ею восхищаться. А этого Ивик не могла - у Скеро много положительных черт, но восхищаться ею постоянно как-то не хотелось.

И еще она чувствовала, что добром эта новая дружба не кончится.

На пасхальные каникулы совершенно неожиданно Ашен пригласила к себе в гости обеих подруг.

Ивик с радостью согласилась. Побывать дома у легендарных гэйнов, Кейты иль Дор и Эльгеро иль Роя! Да и вообще - если честно, в Шим-Варт ее не очень тянуло. Достаточно и того, что она туда поедет летом, на последние каникулы.

В Кору, где жила семья Ашен, приехали под вечер. Их дом располагался недалеко от вокзала, дошли быстро, пешком. Ивик улыбнулась, входя во двор - все почти точно так же, как дома. Длинный-длинный барак из досок со множеством отдельных входов. Стаи, тучи детей, словно мошкары, во дворе. На веревках полощется белье. Мальчишки гоняют мяч. Лавочки вдоль двора оккупированы бабушками.

Почти в самом центре двора под огромным вековым тамгатом был установлен огромный, как в цирке, батут. И на этом батуте, разумеется, скакали несколько ребятишек и какой-то взрослый мужчина - не то чей-то отец, не то парень постарше решил поразвлечься. Вдруг Ашен остановилась. Ивик посмотрела на нее. Мужчина, прыгающий на батуте, внезапно взлетел высоко и, сделав сальто, ловко встал на ноги неподалеку от девочек.

— Папа! - Ашен бросилась вперед. Ивик с Даной переглянулись и двинулись за ней. Ашен повисла на шее у шемана Эльгеро иль Роя, тот ласково похлопывал дочь по спине и что-то ей говорил. Еще один мальчишка, остролицый и растрепанный, слез с батута и побежал к Эльгеро и Ашен. Присоединился к объятиям. Видно, это был младший брат Ашен.

— Привет, девчонки! - сказал Эльгеро, - что-то вы поздно! Ну - пойдемте домой?

— Поезд стоял, пап. Там работы какие-то! - объяснила Ашен.

Кейта стояла на кухне, с половником в руке, и закричала, увидев компанию.

— Эль, быстренько руки мыть, и Вэйна заставь! Девочки, вещи бросайте в гостиной и сразу есть!

Ивик, сидя за столом, внимательно разглядывала Кейту, знаменитая триманка вызывала у нее безотчетную симпатию. Как и Эльгеро, впрочем. Кейта была симпатичная. Совершенно дейтрийское лицо, даже не поверишь, что мать ее - другой расы, с Тримы. Высокие скулы, темные, едва заметные веснушки, давно не стриженная копна темно-русых волос. Добрые глаза. Ивик боялась бы Кейты, если бы не выражение этих глаз, в любую минуту готовых залучиться улыбкой.

— Это у нас называется ва-ре-ники, - пояснила Кейта. В тарелках дымились кусочки вареного теста с завернутой в них картошкой, - Их хорошо со сметаной есть…

— Но сметаны на нашу базу уже неделю как не завозили, - со вздохом добавил Эльгеро.

— А когда Дэйм приедет? - спросила Ашен.

— После Пасхи, - ответил Эльгеро, - на Пасху он занят в патруле.

— Ну-ка, девчонки, рассказывайте, - потребовала Кейта. И Ашен тут же начала выбалтывать последние новости квенсена. Дана иногда вставляла что-нибудь, а Ивик не решалась. Она ела молча - было вкусно. И думала о том, что вот здесь ведь можно рассказать все. Может, не за столом, но потом, после ужина, обнявшись с мамой, Ашен может рассказать даже про патрули… даже про доршей. И обычная жизнь квенсена - учителя, тренировки, мелкие сплетни - все это воспринималось родителями Ашен легко, все можно было рассказать. Как это удобно все-таки и хорошо, когда родители сами гэйны, и все понимают! Но даже не только в этом дело. Родители Ашен не пытались найти в ее рассказе повод для того, чтобы прочитать нотацию, повод для беспокойства. Ивик потому и перестала рассказывать маме о чем-то, что - ни к чему. Расскажи она о своих проблемах со Скеро - мама начала бы ее пилить за то, что она не умеет себя поставить. О несданном зачете - мама прочла бы мораль о том, что надо стараться, а то выгонят, и пойдешь работать на стройку. А уж если хотя бы как-то намекнуть о боевых действиях - мама наверняка не спала бы ночь, и самой же Ивик пришлось бы ее утешать и объяснять, что не все так страшно. Здесь все было не так. Ашен прямо за столом с удовольствием рассказала о бое, в котором ей довелось участвовать недавно, и родители обсуждали с ней тактику и подробности хладнокровно и с шуточками. Так же, как могли бы обсуждать ребята в сене. Вообще они как-то не по-родительски себя ведут, подумала Ивик. Как свои…

Ей вдруг стало обидно за собственную маму. А она не хуже, подумала Ивик. Не хуже. И хорошо, что у меня есть мама… и что она такая. Как есть. Как будто кто-то имел что-то против родителей Ивик. Да что уж греха таить - если кто-то и подумал о них плохо, то это была она же сама…

Хотела бы я, чтобы у меня были такие вот родители… как у Ашен? Они, конечно, классные, подумала Ивик, наблюдая искоса за смеющейся Кейтой, за черноглазым, шустрым Эльгеро (и это главнокомандующей всей шематы Тримы! Уму непостижимо…) Ивик вспомнила своих родителей, и снова обида за них кольнула где-то ниже грудины. Нет. Ей других родителей не нужно. Какие бы они ни были… но это ее родители. Ивик вдруг захотелось - чего не было много лет - обнять маму, уткнуться ей носом в шею. И папа… маленький, с длинными залысинами, с вечными засаленными стандартными шуточками… такой милый, любимый. И почему она домой-то не поехала? Да, здесь весело, здесь даже, наверное, лучше. Но ее дом - там. Здесь она чужая.

Вдруг ей на плечо легла тяжелая и теплая рука. Ивик вздрогнула от неожиданности. Посмотрела на Эльгеро.

— Загрустила, малышка? - тихо спросил он. У Ивик что-то быстро и тепло растаяло внутри.

— Да нет… хорошо все, - она улыбнулась, глядя на шемана.

С одной стороны, в этом доме все было - как у всех. Низкие потолки, теснота, двухэтажная койка в "детской". Старая, хотя и аккуратная мебель. Две комнатки, но очень небольшие. Туалет и ванная, общие на пять семей, в общем длинном коридоре. Правда, Эльгеро (своими руками, с гордостью сказала Ашен) еще устроил душ в одной из комнат, смастерил кабинку из матового стекла, сделал каким-то образом сток. Вообще в доме все было сделано добротно, красиво, приятно посмотреть. И картины Кейты на стенах. Иной бы гордился, заполучив в дом оригинал живописи самой Кейты иль Дор. Здесь же этих оригиналов был даже некоторый избыток. Но в целом ничего здесь не отличалось принципиально от того, как жили все остальные дейтрины. До сих пор Ивик не приходилось бывать в домах особенно высокопоставленных людей. Эльгеро был первым таким. А вот шепотки про то, "как живет начальство", иной раз приходилось слышать, и здесь Ивик с облегчением видела, что никак особенно начальство не живет. Как все. И ест, и одевается, и живет - как все остальные дейтрины.

С другой стороны, все было - не так. Все было как раз совсем по-другому, чем в остальных знакомых Ивик домах. Например, здесь было принято каждый день, кроме воскресенья, тренироваться по утрам. А как же, объяснял Эльгеро, мы же не в квенсене и даже не в части живем, нас гонять некому, если мы сами себя гонять не будем, форму-то и потеряем. А разве гэйну можно форму терять? Дорши, они ведь не будут спрашивать, по какой причине ты бегать разучился…

Эльгеро и выгонял всех с утра на зарядку. Ивик и Дана с трудом поспевали за остальными. И теперь становилось ясно, почему Ашен такая сильная и так хорошо преуспевала в квенсене с самого начала. Девятилетний Вейн легко бежал вслед за родителями. Бегали даже больше чем в квенсене, несколько километров, и потом еще довольно тяжелая разминка…

Еще в этом доме было принято, чтобы все работали. Убирали, мыли пол - примерно через день - стирали, накрывали на стол. Но с другой стороны, и времени для себя почему-то оставалось много. Девочки каждый день бродили по Коре. Познакомились с бывшими тоорсеновскими друзьями Ашен. Ходили в кино. Развлекались, как могли.

После ужина в семье Ашен было принято посидеть всем вместе в гостиной. Видеона у них не было, а радио не включали. Просто разговаривали или играли в карты. Дана играла на скрипке. Ивик на клори, и пела - удивительно, но она совсем не боялась здесь петь. Потом пел Эльгеро. Как ни странно, в этой области он был не так уж хорош. Играл неплохо, лучше Ивик, но пел слабовато, и почти всегда чужие песни, хотя и сам немного сочинял. Одаренность в области искусства и одаренность в Медиане не обязательно так уж связаны друг с другом. Хотя, думала Ивик, насколько Эльгеро одаренный гэйн? Он ведь известен именно своей агентурной деятельностью на Тверди, на Триме, организацией работы там. Вот Кейта - действительно великая гэйна. И великая художница. И прославилась она именно как оператор фантомов - создатель прекрасных образов в Медиане, оказывающих влияние на развитие Тримы.

После Пасхи приехали Дэйм и Рейн. Рейна, оказывается, тоже пригласила Ашен, но без друга, до Пасхи он приехать не решился, да хотел навестить и своих родителей. Теперь гуляли по городу впятером, целой компанией. Ивик видела, что Дэйм то и дело стремится оказаться рядом с Даной. Нет, иногда он из вежливости предлагал руку Ивик, разговаривал с ней, но видно же, что Дана интересует его куда больше. Но их отношения не развивались. Дане, казалось, нравится кокетничать, избегать общества Дэйма, а временами чуть-чуть его поощрять. Чтобы не терял интереса. Наверное, так и надо с мужчинами, обреченно думала Ивик. Она бы так не смогла. Если бы хоть кто-нибудь влюбился в нее! Она бы просто все, действительно все и сразу отдала такому человеку.

. Дана вязала пестрый носок, в последнее время она пристрастилась к вязанию. Ивик взяла клори, но не для того, чтобы петь, а просто - занять руки, пальцы рассеянно бегали по грифу, извлекая тихую гамму. Они сидели в гостиной вдвоем - Ашен ушла гулять с Рейном, смотреть на закат. Эльгеро с остальными мальчишками отправился на рыбалку.

— Эльгеро вроде завтра опять на Триму, - сказала Ивик, - даже жалко. Он классный, правда?

— Ага, - согласилась Дана, - только страшный какой-то.

Ивик удивленно вздернула брови.

— Он? Страшный? Да ты что!

Она покачала головой. Эльгеро был просто замечательный. Как раз такой, как надо. Чем-то на Меро похож, пожалуй. Ивик очень хорошо понимала Кейту, она тоже влюбилась бы в такого человека… только ей, конечно, так не повезет.

— Я бы хотела, чтобы у меня такой командир был, - сказала она, не зная, как еще выразить свои чувства.

— Слишком уж он… правильный какой-то, - пожаловалась Дана, - все по полочкам. По порядку. Мне тяжело как-то с такими людьми… вот Кейта…

Она умолкла, потому что хлопнула входная дверь. Кейта заглянула в комнату.

— А-а, вы тут одни сидите? Ашен, конечно, умотала гулять с Рейном?

Она вошла. Сощурилась на оранжевый закатный свет, льющийся в окно. Выдвинула из угла мольберт, стала что-то на нем рассматривать. Дана опустила глаза и быстро работала спицами.

Кейта вдруг взглянула на нее и, словно что-то вспомнив, подошла к стеллажу, забитому книгами. Вынула брошюру и несколько толстых журналов. Положила перед Даной на стол.

Дана бросила взгляд на книги. Чуть покраснела. Посмотрела на Кейту. Та села напротив.

— Их сейчас уже трудно достать, только через монастырь, - сказала она, - но мне помогли. Это тебе, Дана. Я для себя сделала копии. Это книга и статьи твоего отца. Я знаю ту историю, - добавила она, - мне Эльгеро рассказал. А ему звонил ваш директор, они братья по сену. Ну вот, я решила выяснить, что там произошло. Мне удалось попасть в архив Верса. Я видела дело твоего отца, Дана. Он ни в чем не виноват…

Кейта стала рассказывать, опуская, впрочем, особенно страшные подробности. Ивик и Дана замерли и слушали внимательно.

— А тот следователь, - спросила Ивик, - он где сейчас?

Кейта посмотрела на нее и кивнула.

— Я тоже сразу задала себе этот вопрос. Выяснила. Он умер в прошлом году. От рака. Запустил болезнь.

— Надеюсь, он мучился, - пробормотала Дана.

— В гибели твоего отца, Дана, виноваты два человека. Следователь Верса иль Гвен и тот, кто написал донос. Кто это - я не знаю, в деле информации не было.

Два человека, подумала Ивик, а не Дейтрос. В последнее время она много размышляла об этом. Подлости случаются везде. Люди-то везде одинаковы. С другой стороны, мысленно возразила она себе, автор "Письма незнакомому брату" наверняка нашел бы аргументы: мол, это система, которая позволяет совершаться таким подлостям. Да, но разве в Дарайе не бывает низости? Разве само существование вангалов, генетически изуродованных существ - не подлость? А их матери, которые идут на такое от безысходности, которые выброшены на обочину и никому не нужны? Трудно сказать - плохо везде. Везде по-своему. Но это один вопрос, а само существование Дейтроса - другой. Теперь Ивик это знала. Керш объяснил.

Но ведь мог бы и просто объяснить! Обида за тот случай до сих пор мучила Ивик. Не боль ведь страшна. Страшно сознание, что с тобой могут - вот так. И за что? Что уж они сделали такого страшного? Мог бы объяснить, неужели она не поняла бы?

Но обиды - это одно, а Дейтрос - другое.

— Спасибо, - сказала Дана, собрав журналы. Взглянула на Кейту, - правда, спасибо вам большое.

Вторую неделю шли полевые занятия в Килне. Килн - населенный мир, но плотность населения мала, места - сколько угодно. Обидно, думала Ивик, у нас там лето начинается… теплынь. Купаться можно. А здесь как раз - мокрый сезон, постоянно льют дожди. К постоянной двойной силе тяжести привыкаешь через несколько дней. Не то, что совсем привыкаешь, нет, болит живот от постоянного напряжения, трудно оторвать ноги от земли, хочется лечь - но это уже кажется неизбежным злом.

А когда собственно, можно посидеть или полежать, то и вовсе хорошо. Как мало человеку нужно для счастья… Ивик сидела под навесом, хотя дождь прекратился, снаружи сияло солнце, разноцветно отражаясь в миллионах капелек, блеском оживляя мокрую листву. Но под навесом трава сухая. Ивик была почти счастлива. У нее наконец-то выдалось свободное время. Она почистила автомат, раздобыла ножницы и постригла себе ногти, а теперь пришивала оторвавшийся кармашек к форме, да и пуговицы надо было бы укрепить, некоторые уже болтались. Только одно, пожалуй, не очень хорошо - никого из друзей нету, Ашен на посту, Дана наряд схлопотала и торчит на кухне, да и вообще никого из сена не было поблизости. Несколько человек еще сидели под навесом, тоже подшивались, один парень из сена иль Веш просто лежал рядом с Ивик, закинув руки за голову. Смотреть на него было завидно. Но надо дошить, сказала себе Ивик. Как хорошо, когда можно никуда не бежать, наконец, не работать, а просто посидеть спокойно… сделать что-то для себя. А потом даже полежать, может быть. Еще целый час времени. Потом занятия… Но потом зато - ужин. И после ужина еще час! Если никуда не погонят, озабоченно подумала Ивик. Может, опять в карты сыграем, вчера так хорошо получилось. Или с девчонками посидим. Дана сыграет на скрипке. Она даже тут умудряется играть, хотя, говорит, конечно, тяжело. Ивик уже давно было не до музыки. Разве что странные слова пробивались иногда сквозь пелену усталости, вопреки силе тяжести и всей этой жизни. Странные, обрывочные слова.

Иду к тебе, иду к тебе,

Земля, рождающая сны,

Земля непаханных полей,

Земля звенящей тишины…

Издали послышалась стрельба. Ивик вздрогнула. И все, сидящие под навесом, зашевелились, повернули головы… Ничего, наверное, поблизости внеочередные стрельбы устроили, мало ли, подумала Ивик. Но могут быть и дорши… а там Ашен. При большом прорыве патрульные гибнут первыми. Она выживет, подумала Ивик упрямо.

Почему-то больше всего Ивик боялась за Дану. Осознав однажды ее хрупкость и непринадлежность, по сути, к этому миру. Дана слишком талантливая. Слишком прекрасная. Такие долго не живут. Вроде цветка, который легко раздавить. Сама себе Ивик казалась более приспособленной, сильной. Она-то как-нибудь удержится. Сможет. Она только кажется слабой и неприспособленной, а на самом деле нет нагрузки, которую она не могла бы перенести. А вот Дана… чудо, что она вообще до сих пор жива.

Ашен казалась куда более сильной, крепкой. Но с другой стороны, погибнуть может любой. Никто не застрахован. При этой мысли Ивик почувствовала, как подступает знакомое отчаяние. Да что ж это такое… ведь не объяснишь никому на гражданке, не расскажешь этого. Неужели так будет всегда? Всю жизнь? Вот погиб Чен. И ждешь - на кого выпадет в следующий раз? В принципе, не исключено, что в следующий раз половина квенсена ляжет… и такое бывало. Очень редко, но… все ведь может быть. По статистике до конца учебы не доживают 1-2 человека из сена. Кто следующий? Ашен, Дана? Ну хорошо, пусть, например, Скеро. Пусть Венни или Марро. Кого не жалко? Всех - это-то и страшно, что жалко всех, и боишься за всех, каждый раз, как подумаешь об этом, так начинает ужас подбираться к горлу. Только представить… вот завтра раз - и не будет кого-то. Например, Даны. Или Дирзы. Или Рицы. Совсем не будет, никогда. Тело накроют алым шелком, прочитают заупокойную. Опустят в могилу. Прекрати, зло сказала себе Ивик. Как мама! Нечего давать волю воображению.

Она оборвала зубами нитку. Воткнула иглу в ткань. И тут завыла сирена.

Поселок все еще горел. Черный дым они увидели сразу, едва выйдя из лагеря, который располагался в ложбине. Влажность воздуха здесь высокая, бревна горели неохотно, но от половины хижин поселка остались обугленные остовы. Здесь не жалели напалма.

Доршей удалось сразу же вытеснить в Медиану. Прорыв оказался серьезным, но в Медиане дорши потеряли преимущество и сразу стали спасаться бегством, большинству из них это удалось. Несколько сенов сразу отправили в килнийский поселок, на Тверди, среди них был и сен иль Кон. Входили в поселок с южной стороны. Впечатление, будто все вымерло здесь. Ни килнийцев, ни местных однорогих коз, обычно лениво бродящих среди хижин, ни собак, ни возящихся в пыли гребенчатых кур. Доршей тоже видно не было. Шли осторожно, рассредоточившись, вдоль уцелевших стен. Марро, шедший впереди, внезапно громко выругался, едва не споткнувшись, и через секунду Ивик увидела то, что преградило ему путь - это был обгоревшее тельце ребенка, черное, с причудливо изогнутыми ручками, похожими на корни, а на лицо Ивик смотреть не стала. По размерам ребенок был маленький совсем, лет трех, но мог быть и старше, просто от тела осталась обугленная головешка…

По дороге осматривали одну хижину за другой. Доршей нигде не было. В одном из домов нашли живую девочку-килнийку, она спряталась под лавку и рыдала. Ничего путного добиться от нее было нельзя, девочка дрожала всем телом, да и местным диалектом владела только Меро, и то плоховато. Девочке дали пол-плитки анвита и оставили на месте. Ближе к центру стало попадаться больше целых домов, сюда огонь не добрался. Видно, жгли деревню еще под ливнем, а ливни в Килне такие, что затушат что угодно. В середине улицы тек сплошной поток черной грязи, и ноги у квиссанов были все по колено в мокрой саже. Ивик вместе с Марро и Леном осматривала очередную хижину, когда снаружи послышался крик.

— Ничего нет? Пошли, - Марро вышел первым. Ивик выскочила за ним, и сразу же поняла - не кто кричал, но по крайней мере, почему.

На стене соседней хижины, бревенчатой, хорошо сохранившейся стене, висел человек. Это был дейтрин, характерно высокий и тонкий, с удлиненным лицом, а разметанные по плечам волосы указывали на то, что это был монах, хойта. Конечно, из местной миссии, давно работавшей в поселке. Человек был совершенно обнажен, кровь на нем засохла. Он был распят и пришпилен к стене длинными железными штырями - дарайскими, потому что килнийцы не знали обработки железа. Штыри воткнуты в его предплечья, беспомощно растянутые по стене, в плечи выше ключиц, бедра, голени, живот. Ивик почувствовала, как ее выворачивает изнутри, и сейчас вот-вот вырвет… Кого-то впереди, кажется, уже и вырвало. На лицо хойта лучше было не смотреть. На шее его так и болтался большой монашеский крест на шнурке, черно-серебряный, конгрегации святой Кейты…

— Шендак… шендак… - монотонно повторял кто-то впереди. Меро крикнула.

— Сен, слушай мою команду! Рассредоточиться! Продолжаем движение! Кор, Клайд, позаботиться о теле.

Мальчишки подошли к убитому хойта, чтобы снять его со стены. Ивик двинулась за Леном. Продолжаем… продолжаем движение… она была на грани истерики и наверное, остальные чувствовали себя не лучше.

Откуда-то спереди раздалась очередь. Ивик вжалась в стенку рядом с Марро.

Там дорши, спокойно подумала она. Засада.

— Верт, Тилл, Нуран, за мной! - негромко приказала Меро, стоявшая у соседней хижины, - Эшеро Медиана!

Она исчезла, парни вслед за ней. Ясное дело, они пройдут через Медиану в тыл доршам, выйдут по "свежему следу" сразу же и ударят оттуда. Ивик перехватила поудобнее автомат и стала ждать, напряженно вглядываясь в дрожащее марево вдоль улицы.

Значит, пришли и просто так, от нечего делать, перебили кучу народу в деревне… надо надеяться, что хоть часть килнийцев успела скрыться в лесу. По-видимому, они откуда-то узнали, что здесь лагерь квенсена. Что у нас здесь, поблизости, учения. Деревню, вероятно, им кто-то назвал как ориентир. Мог даже кто-то из килнийцев. Или у них здесь разведка работает, тоже вероятно. Сволочи, но килнийцев-то за что? С хойта страшно, но хоть можно понять, а их за что? Ивик почувствовала, как знакомая ненависть сжимает горло. Ребенка-то за что?

Им ведь просто все равно! Для них килнийцы - это так, и не люди вовсе. Вот об этом разные писатели "незнакомым братьям" ничего не упоминают. Какой милый, гуманный, красивый мир… пока не увидишь один раз, что они творят за его пределами! Ашен, подумала Ивик, и сердце снова заныло. Что с Ашен?

Спереди раздалась стрельба. Внезапно прямо на улицу выскочил какой-то дорш. Ивик мгновенно прицелилась, и то же самое сделали еще полтора десятка квиссанов. Но команды на открытие огня Скеро не давала. Дараец заметался, как безумный, бросился в сторону, и в воздухе блеснул чей-то шлинг. На Тверди облачное тело не извлечь, но шлингом легко обездвижить врага, и конечно, раз есть возможность, лучше взять живым. Стрельба впереди стала громче, и где-то на другой окраине забухали взрывы. По всему поселку, как видно, шел бой…

— Вперед! - крикнула Скеро. Ивик помчалась вслед за остальными к хижине, где видимо, засели дорши. Когда она, вслед за Марро, ворвалась туда, готовая стрелять, все было уже кончено. Доршей было шесть или семь, лежащих в причудливых позах на полу, на лавках, у маленького оконца. Бледное лицо Меро перемазано кровью.

— Ивик, Келл, Намис, остаетесь здесь четверть часа, потом выходите. Караулите свежий след. Остальные за мной!

Ивик села на лавку, рядом с убитым вангалом. Глаза его были широко открыты. Лицо казалось совершенно человеческим. Может, кстати, это даже и не вангал. На дорше были погоны с тремя полосками, офицер все-таки. У них и обычные люди служат, и не так уж мало. Струйка крови засохла у рта. Совсем как человек, правда, подумала Ивик и ужаснулась своей мысли.

— Кошмар какой, девки… хойта… - сказала Келл. Намис выругалась. Ивик промолчала. Только сейчас она поняла, чем пахнет в поселке, кроме гари. Это мясом пахло. Сладковатый такой запах подгоревшего мяса. Здесь, в хижине тоже запах был своеобразный. Голова от него кружилась. Ивик последовательно запретила себе думать об Ашен, об убитом хойта (она знала, что когда закроет глаза ночью - распятое окровавленное тело всплывет во тьме, и ничего с этим не сделаешь), о сгоревшем ребенке, о ненависти к доршам. Свежий след надо караулить. Сейчас какое-то время еще можно выйти прямо в эту точку из Медианы - потому что недавно сюда вышли наши. Если что, подумала Ивик, сразу в Медиану. У каждой из девчонок был триммер, в случае чего можно перенести в Медиану весь участок.

…Ивик медленно шла по улице. Торопиться уже никуда не надо. Из Медианы вышла срочно вызванная сюда из Дейтроса зенна гэйнов, полторы сотни взрослых бойцов. Они займутся поселком. Часть килнийцев действительно убежала в джунгли. Их уже разыскали. Поселок будут охранять. Учения квенсена сворачиваются. Все это уже разнесло "сарафанное радио", Ивик только что была в центре поселка, работала на завале, дарайцы разрушили местный языческий храм. Живых под обломками не оказалось. В противоположном конце улицы показалась чья-то фигура, Ивик схватилась за автомат, но это не мог быть дорш, слишком маленькая фигура… Квиссан. Квисса. Да и очертания формы знакомые. Девушка едва ковыляла, прихрамывала. Ивик приблизилась - и узнала.

— Ашен!

Куда делись усталость и отупение? Ивик бросилась к подруге, обняла ее. И наконец заплакала, прижимаясь к Ашен, дрожа всем телом, как та перепуганная килнийская девчонка. Ашен тоже всхлипывала.

— Ивик… ты что… Ивик… а Дана где?

— Дана… - последний раз Ивик видела Дану еще до приказа остаться у "свежего следа", - наверное, в порядке. Не знаю. Ты это… ты что хромаешь? Зацепило?

Ивик оторвалась от Ашен и только теперь увидела, что та совсем бледная, и на шее и нижней челюсти следы крови.

— Меня? Нет.. хромаю… взрывом бросило. Вывих или что-то, не знаю… ерунда. А где наши?

— Не знаю… там где-то. Пошли.

Они двинулись вдоль улицы. Ивик чувствовала, что надо бы, наверное, рассказать Ашен о том, что тут происходило. Но это было выше ее сил. И Ашен тоже молчала. Как она выжила вообще? Ивик не спрашивала, захочет - расскажет.

Им обеим совершенно не хотелось говорить. Ни о чем.

Дана вышла из хижины, пошатываясь, совершенно белая. Увидела Ашен и тоже, как Ивик, сразу обняла ее.

— Не ходите туда, - сказала она сдавленным голосом, - не надо.

Ивик взглянула на нее и молча шагнула через порог.

Здесь были свои. Верт, Марро, Лен, Тилл, Рица… Скеро. И еще Ивик краем глаза опознала нескольких ребят из других сенов. Народу битком. И на земляном утоптанном полу лежал человек. Дорш. Вернее то, что от него осталось. Судя по виду, били его долго и от души. Дорш еще был жив, он часто дышал, и постанывал при дыхании. Ивик передернуло. Она остановилась. Прислонилась спиной к дверной притолоке.

Скеро подошла к лежащему, еще раз пнула его в ребра ботинком.

— Сволочь… это тебе за хойта.

Ивик почувствовала, что воздуха не хватает. В глазах стало темнеть. Но в обморок она так и не упала. Кто-то сказал, что надо кончать, и на шею дорша надели петлю. Кто-то влез и закрепил веревку на потолочной балке. Кто-то еще несколько раз от души хлестнул дорша ремнем, снятым с пояса. Пряжкой. Враг слабо завозился.

— Давай! - ожесточенно сказала Скеро. Кто-то рванул веревку. Изуродованное, кровавое тело вангала, с руками, закрученными за спину и связанными, тяжело поползло вверх.

Ивик наконец оторвалась от стены и почти вывалилась на улицу. Ашен с Даной поддержали ее с двух сторон.

— Я же сказала, не ходи, - беспомощно пробормотала Дана.

После учений в Килне традиционный поход квенсена показался чем-то вроде отпускного развлечения. Ивик весело шла с другими, пела и иногда с удивлением вспоминала, как тяжело было на первом курсе. Как ей каждую минуту казалось, что она вот-вот упадет…

После окончания похода она отправилась на каникулы в Шим-Варт. Там ничего не изменилось, казалось Ивик. Совсем ничего. У некоторых соседок родились дети. Построили новый микрорайон, а в центре - многоэтажное здание, и несколько бараков расселили. На первом этаже нового здания сделали общественный спортивный центр с бассейном. На Базу стали завозить регулярно фруктовые соки. Умерла бабушка из соседней квартиры. Ричи закончил первый класс тоорсена. Но все это мелочи, а в целом все оставалось так же, как всегда, как год назад, десять лет назад, и всегда так оно все и будет. Стиранное свежее белье колышется на веревках, поскрипывают качели, ребятишки галдят, в выбоинах асфальта лужи, а в лужах отражается солнце. И все это было очень хорошо. Просто чудесно. Похоже на интересное кино, которое можно смотреть и смотреть без конца, и никогда не надоедает. Ивик прислонилась к стене угольного сарая (углем над ней была выведена надпись "Роми + Шари =", и дальше стерто). Ричи гонял мяч с несколькими мальчишками из двора. Ивик смотрела на брата, как острые лопатки ходуном ходят под замызганной футболкой, и острая нежность заливала ее. Малыш. Какой же он еще малыш… И все эти мальчишки. Рядом возились на огромной куче свежего рассыпчатого песка детишки помладше, полуголые, в трусиках, там шло большое строительство - то ли крепость, то ли дворец. Две девочки в цветастых платьях озабоченно шептались под грибком, недавно покрашенным. Тетка Рея из третьей квартиры кричала на кого-то, чтобы немедленно ушли с клумбы, и даже это сейчас было хорошо, даже Рея казалась милой и любимой…

— Ивик!

Она обернулась. Диссе кинулась ей на шею. Ивик почувствовала себя неловко, но чмокнула подругу в щеку.

— Ивик, привет, как я соскучилась! Ты чего на Пасху не приезжала? Ой, какая у тебя форма! - Диссе с интересом разглядывала ее, - такая новенькая! Будто и не ношенная!

— Так это ж парадка… мы ж не в таком ходим-то обычно…

Видела бы Диссе ее рабочую форму, совершенно выцветшую и потрепанную…

— А это что, пистолет? Ну надо же! - Диссе потрогала кобуру Деффа, - ой, Ивик, ты так изменилась!

— Да и ты тоже, - сказала Ивик, улыбаясь.

И правда, Диссе изменилась. Она стала девушкой. Совсем взрослой и очень красивой. Золотисто-русые волосы были забраны в тугой узел, открывающий стройную и длинную шейку. На загорелых открытых плечах бретельки топа, видимо, самосшитого, ярко-желтого, туго обтянувшего крепкие уже развитые грудки. Широкая юбка до колена не скрывала длинных красивых ног.

— Пойдем, а? Пошли ко мне? Родители на работе, а остальные все на улице, мы хоть посидим спокойно. Мы вчера печенье делали, чайку попьем…пошли?

Диссе рассказывала о своих новостях. Она участвует теперь в театре в своей Академии. У нее главная роль. Она играет в пьесе (написанной каким-то гэйном еще в Старом Дейтросе) слепую девушку. Диссе изображала в лицах сцены из спектакля. Ивик не очень нравилось, казалось, что Диссе слишком манерна. Зато печенье было вкусное, с джемом, Ивик едва удержалась, чтобы не сожрать слишком много. Хотя напекли его целый таз, и сейчас еще половина оставалась. Но неловко объедать такую большую семью.

— Ой, Ивик, а я хочу, чтобы ты мне спела! Ты же на клори теперь играешь! Погоди!

Диссе убежала и вернулась с инструментом. Ивик послушно взяла клори. Пальцы пробежались по струнам.

— Ты так здорово научилась! Ничего себе! У вас там занятия есть? Или вы только воюете там?

— Конечно, есть, откуда же все гэйны-музыканты берутся, - сказала Ивик.

— Ну спой, спой что-нибудь!

Ивик задумалась. Петь не очень-то хотелось. Она вспомнила старую-старую гэйновскую песню.

Между небом и землей - тоска.

Снова белая, как снег, мгла! Ты не помнишь, как печаль легка.

Ты не помнишь, как любовь зла.

Между небом и землей война,

И разрывы, в душу твою мать.

Ты не помнишь крови и огня.

Ты не помнишь, как меня звать.

Диссе слушала, подперев подбородок кулачком, преувеличенно внимательно глядя на Ивик.

Ты лежишь за облаками льда,

Ты летишь за океаном тьмы.

Зелена в твоей реке вода.

Отраженьями в воде стоим - мы.

Ивик повторила последние строчки. Диссе чуть нахмурилась.

— Красиво, - сказала она, - ты летишь за океаном тьмы… Красивая абстракция!

Ивик вытаращилась на нее.

— Почему? - спросила она, - что здесь абстрактного-то?

— А о чем песня? Наверное, я не поняла…

Ивик не знала, как объяснить. Вернее, объяснять было глупо. Но и сказать "ну и ладно" - как-то нехорошо.

— Так там же сказано все, Диссе… Там же… ясно, что погиб кто-то… любимый. И вот автор и говорит так… от боли просто. Она… или он, не знаю… погиб, умер, его нет больше. И никогда не будет. А мы тут остались. И как будто река разделяет. Все же тут понятно!

— А-а, - протянула Диссе, - по-моему, не так уж понятно. Абстрактная такая песня…

Ивик промолчала.

— Ну а как у тебя с личной жизнью? - спросила Диссе. Ивик пожала плечами. Как у нее может быть с личной жизнью?

— Моя подруга, Ашен, я тебе рассказывала, помолвлена уже.

— О да, у нас тоже многие! - кивнула Диссе, - а у меня, знаешь, в этом году такая проблема была… сейчас-то переболело уже все, конечно… я тебе не писала. Вообще плохо, что мы так далеко друг от друга. Писать я не все могу. Это не то!

— А что у тебя было?

— Понимаешь… это зимой еще было. Еду я в трамвае… В Шари-Пале же трамвай есть! И вдруг передо мной садится мужчина, вот так напротив. И смотрит, смотрит… И вдруг говорит: девушка, я не могу больше… вы мой идеал. Ну представляешь, да? Главное, чего уж там идеального, у меня нос покраснел, холодно было, я вся закутанная. Короче, мы с ним стали встречаться…

Ивик подумала, что наверное, раньше при этом рассказе почувствовала бы зависть. А сейчас - нет. Конечно, Диссе идеал. Она и правда…

— Ты и правда очень красивая.

— Ну вот. Мы с ним стали встречаться. Он меня в кино водил, гуляли так… представляшь, стоит и ждет, встречает после лекций. Каждый день. Он был искусствовед. В музее работает, статьи пишет. А потом девчонки мне сообщили, что он женат!

— Ой…

— Да, и трое детей, представляешь? Я была в ужасе… Конечно, сначала я решила, что все, мы не будем встречаться, совсем. Через черный ход выходила из школы. А он, представляешь, в тренту мне каждый день цветы присылал… Вся комната была в цветах у нас. Ну в общем, пришлось с ним объясниться. Он говорит, что и семью бросит, и все, что мы с ним уедем…

Диссе тяжело вздохнула.

— Ты знаешь, я его любила…

— Бедная, - сказала Ивик.

— Ага! Ужас… я ни спать, ни есть не могла… ничего. Но знаешь… с одной стороны, любовь. Он, конечно, необыкновенный человек! Таких не бывает… Такой чуткий, такой… А с другой, я все думала. Встречаться с женатым - позор, еще и из Академии выгонят, а исповедоваться как? Врать, что ли? Уехать с ним… ну не знаю, бросить учебу, а что меня там ждет, кем я буду? Конечно, какую-нибудь работу найду, могу хоть в вирсен пойти воспитателем, но… не знаю. Наверное, другая пожертвовала бы всем ради любви.

— Да он бы тебя тоже потом бросил.

— Не знаю… может быть. В общем, знаешь, я не решилась. А еще потом я к нему пришла как-то, а он начал.. так приставать, ну ты понимаешь… И говорит - не бойся, в этом же нет ничего плохого, это же любовь! И лезет, лезет… он какой-то прямо сам не свой стал! Я взяла и убежала. И все, мы с тех пор не встречаемся. Но мне так плохо было! Ты не представляешь… ужас просто.

Ивик кивала.

— Спой лучше что-нибудь еще, а?

У Ивик почему-то все песни вылетели из головы разом. Вообще так всегда бывает, когда просят "спой что-нибудь". Она вздохнула и спела "Светят луны на небе, спят квиссаны в ночи". По крайней мере, тут уж точно нет ничего абстрактного.

Любовь моя, пока мы вдвоем,

Ни боли, ни смерти нет.

В бою меня будет хранить под огнем,

В бою меня будет хранить под огнем

Глаз твоих ласковый свет.

Это все было - про жизнь. Нормальную, реальную жизнь, какая она есть. Пусть и написано не так уж хорошо, скажем так, примитивно. Может, кто-то из младших квиссанов сочинял, только что пороху понюхавших. Зато все реально.

…А девчонка на койке в лазарете лежит

И смертельная рана под бинтами горит.

Милый друг с нею рядом, молча смотрит в глаза.

Смерть не знает пощады, не отступит назад!

И пятнадцатилетних косит смерть на войне.

Милый друг, не печалься, вспоминай обо мне!

Диссе в этот раз слушала невнимательно. Даже отошла, поставила посуду в мойку. Ивик поняла, почему - наверное, правильно цензура не пропустила эту песню в широкий мир. Кому она интересна? Она плохо написана, примитивно… мелодрама какая-то. Правда, никто не догадывается, что жизнь похожа как раз на мелодраму. Жизнь совершенно не напоминает произведение настоящего искусства. В жизни все так и есть: по квенсену тревога, вой сирены ночной, поднимайтесь, квиссаны, выходите на бой! Угу. И вой этой сирены до самой печенки пробирает. Но это ж совершенно неинтересно тому, кто его не слышал.

— Ага, интересно, - сказала Диссе, садясь рядом с ней.

— Вроде квиссанский фольклор… это так, - улыбнулась Ивик.

— Ну а ты как, есть хоть на примете кто-нибудь? - спросила Диссе.

— Да нет… в общем, как-то не до того. И потом… ну кому я нужна?

— Ты нужна! - убежденно сказала Диссе, - ты между прочим, очень даже симпатичная. Может, за тобой и не бегают толпами, но уж если кто тебя полюбит, то это на всю жизнь!

Ивик неловко пожала плечами.

— Слушай, а у тебя выпить нет чего-нибудь?

— Выпить… ну вот, у папы настойка тут… но я не пью такого крепкого, а тебе, если хочешь…

— Так ты разведи, подумаешь!

Диссе развела настойку водой. Чокнулись и выпили. Ивик почувствовала себя немного легче.

— Ты как-то изменилась очень, - сказала Диссе.

— Алкоголизм? Ты не думай, я ж не всегда так… - Ивик замолчала. С Ашен и Даной они почти никогда и не пили наедине. Это было не нужно. Вообще. А так - это хорошее лекарство. От неловкости, от напряжения.

— У вас бои бывают? Настоящие? Ты… тебе приходилось убивать?

— Да, - сказала Ивик.

— Ты не рассказываешь ничего совсем… страшно было?

— Да.

Ивик налила себе еще полстаканчика настойки и выпила одна. Ей вдруг пришло в голову, что она с Диссе чувствует себя как мужчина. И правда, смешно. Как в классических триманских книгах. Там же вообще женщины никогда не воевали… сидели дома и ждали героев. Красивые, изящные, милые. А герои да, убивали и видели все то, что приходилось видеть Ивик. Только в Дейтросе такого разделения никогда не было. Потому что в Медиане все равны. А перед военной необходимостью всегда отступали прочие мелочи вроде необходимости рожать детей.

Ей вдруг захотелось рассказать. А почему бы и нет, собственно? Глядя в сочувствующие, тревожные глаза Диссе, она начала рассказывать. Про Килн. Про сожженную деревню и убитого хойта. Он там не один такой был, хотя остальных смерть настигла быстрее, перебили всю миссию. Ивик словно прорвало. Может, помог алкоголь, может, сочувствие Диссе, но ее несло. Она рассказала все. И про казненного дорша - тоже.

— Это нельзя, понимаешь? Конечно, нельзя… но Меро… наша куратор - она знала. И не остановила. И никто их не остановил. И я… не знаю. Я бы не стала так с пленным. Но я ничего не сказала. Потому что…

Ивик замолчала. Сказать "они были правы" - нельзя. Они не были правы, и она тогда это знала. Но не останавливала их, не кричала, нет. Потому что распятый хойта был еще перед глазами. Потому что она не могла закричать, просто физически не могла.

— Понимаю, - глаза Диссе вдруг наполнились слезами. Ивик почувствовала благодарность - за эти слезы, за ужас в ее взгляде.

— Вот так… - хрипло сказала Ивик. Она уже почти успокоилась в последнее время. Почти. Только по ночам иногда снилось что-нибудь… то, что одни люди могут делать с другими людьми. И тогда она стонала и просыпалась. Мама все спрашивала, чего она так кричит по ночам. Вчера дала ей на ночь успокоительной настойки, и в этот раз Ивик спала крепко.

— Слушай, Ивик… но как же так можно… нет, я понимаю. Ты не думай, я не осуждаю. Я не представляю, что бы я делала там… на вашем месте. Что бы со мной было! Я даже представить не могу. Я другого не могу понять… если гэйны все вот такие. Если вы живете в таком ужасе, все время… и некоторые даже вот такие, как эта ваша Скеро… жестокие. Как вы можете писать музыку, книги… как? Песни такие красивые. Это же несовместимо совершенно! Мы проходили психологию творчества… Ничего же общего с этим нет! Это же такая тонкая, хрупкая вещь, душа, и… что вы с ней делаете?

Ивик взглянула на нее.

— Знаешь, - тихо сказала она, - а мне наоборот кажется, иначе нельзя. Если не носить в душе ад… настоящий ад, без дураков… ничего никогда и сделать нельзя. Ерунда получится. Впрочем, не знаю. Я сама не знаю, как это все совместимо. Знаю только, что нет других путей защитить Дейтрос. Не придумали еще других.

— Ты не думай, - снова сказала Диссе и вдруг обняла ее, - Ивик! Ты не думай… я тебя люблю.

Она порывисто встала.

— Я не думала никогда, если честно, что ты способна так вот… ты же вроде слабая такая всегда была. А вот ведь…

— Гэйны многие так. И Диссе, не все же такие, как эти… Скеро и остальные. Только некоторые. А остальные… они все больше такие, как я.

— А помнишь, ты ведь хотела сама в квенсен? Твоя мама еще собиралась хлопотать… тебя правда могли бы в медар взять… не так уж и строго с этой комиссией, девчонки рассказывали. Все равно желания учитывают. А ты тогда в квенсен рвалась… Могла бы стать врачом.

Ивик с удивлением посмотрела на Диссе.

— Но я и хочу быть гэйной, Диссе. Я и сейчас пошла бы в квенсен. Да, бывает всякое… но если кому-то надо это переживать, кому-то надо защищать Дейтрос - то почему не мне?

Осенью начались занятия на четвертом курсе. Ивик было немного странно сознавать, что вот - она взрослая, ей скоро шестнадцать. Совершеннолетие. Четвертый курс. Иногда посмотришь - вроде не изменилось ничего. Чем она отличается от себя двенадцатилетней? Больше видела. Больше опыта. Больше умеет. А так… По сути - ничем.

В учебном расписании стало гораздо больше часов по ориентированию в Медиане, а общеобразовательные предметы сократились. Еще появился новый предмет - обществоведение. У сена иль Кон его вел сам Керш иль Рой. Первые несколько месяцев посвящались изучению Дарайи. Затем обещали перейти к Триме, и наконец - спецкурс по моделированию фантомных образов.

Предмет показался Ивик необыкновенно увлекательным.

Да в общем-то, он и всем нравился. Хотя Керш излагал по сути то же самое, что уже рассказывал ей лично на втором курсе, но теперь это было глубже, подробнее. Использовалось гораздо больше фильмов, наглядного материала - и не на маленьком дисплее, а на стенном развернутом экране. Это были не отрежиссированные фильмы, а просто документальные съемки, а Керш давал пояснения по ходу дела.

Дарайская жизнь развертывалась перед глазами - и она была, черт возьми, привлекательна! Даже все зная, все понимая, даже помня деревню в Килне, невозможно было не восхищаться этой жизнью. Не мечтать о ней хотя бы краешком души.

Все-таки вот так и должен жить человек! Выходить из собственного двухэтажного дома, окруженного садом. Садиться в собственный маленький автомобиль с прозрачным верхом - в Дейтросе таких маленьких машин, на 4-5 посадочных мест, почти и не было. Разве что служебные машины для самых высших чинов. Ехать в ряду таких же пестрых, глянцево сверкающих автомобилей с прозрачными крышами, по широкому шоссе с идеально ровным покрытием.

Камера смаковала приметы дарайской жизни. Скользила вдоль прилавка, полного румяных булочек, крендельков, глазированных пирожных, пряников, баранок, казалось, они пахли, нестерпимо сладко и сдобно, и во рту набегала слюна. Память услужливо подсовывала вид железных ящиков на Базе, куда с утра закладывали суховатый хлеб трех-четырех сортов - два черных сорта и два белых, и потом выдавали по талонам, по максимальной норме - полбуханки на человека. На экране квиссаны видели обычное дарайское жилище - там ванная комната была по размеру не меньше, чем спальня в дейтрийском бараке. А как все сверкало в этой ванной, как отражались краны в многочисленных зеркалах, а светильники - в начищенных кранах! И одноцветные стопки махровых полотенец на полках!

И длинные ряды вешалок с одеждой в магазине. Женщины, лениво перебирающие тряпки - пестрые топики и рубашки, яркие кофточки, стильные костюмы, платья, брюки, юбки. А новенькие носки, разложенные этикетками вверх по кругу, образуя как бы гигантское солнце, причем в центре лежали носки белые, светлых оттенков, а по краям круга - темно-синие, коричневые, черные! Что такое для квиссана чистые, свежие носки - это же почти предмет культа! Когда тебе выдают две пары носков на полугодие, и к концу срока жизни их подошвы уже почти полностью состоят из штопки… Но этому надо радоваться, потому что не так давно носили вообще портянки.

А там они лежат в магазине совершенно свободно, и стоят, как объясняет Керш, очень недорого, в общем, буквально каждый может иметь десятки пар носков. Фантастика!

— Не понимаю, - сказала Ашен, - зачем нам все это показывают? Ну мы ладно, все понимаем, но это же прямо пропаганда дарайского образа жизни! А если кто-то окажется слабым и… засомневается, что ли.

— Мне кажется, я понимаю, - ответила Ивик, - дело в том, что вся дарайская пропаганда на этом и построена. И если ты попадешь в плен, вербовать тебя будут именно на этом. И так тоже… Поэтому нам вроде прививки делают. Чтобы мы все это заранее знали, понимаешь? Что там лучше. Что там удобно жить, красиво, хорошо… Чтобы это для нас не было новостью.

Несколько занятий были посвящены только описанию дарайского образа жизни. Керш рассказывал о том, как живут люди разных общественных слоев. Все очень подробно, в деталях. Самые богатые люди Дарайи, конечно, вообще жили как сказочные короли. Владели целыми островами, архипелагами, огромными концернами, океанскими флотилиями… Очень хорошо жили врачи, адвокаты - по нескольку собственных домов, целый парк автомашин, иногда личный вертолет. Но даже образ жизни дарайского безработного сильно отличался от жизни любого дейтрина.

Примерно треть людей на Дарайе не работала. Хотели они работать или нет - это, по сути, значения никакого не имело, потому что работы и не было для всех. Каким образом люди попадали в разряд хронических безработных? Как правило, из-за недостаточного образования. На Дарайе практически уже не требовались чернорабочие. В любой профессии нужно обучение. Отбраковка будущих маргиналов начиналась уже в детстве. В возрасте 10 лет детей распределяли по разным школам. В первой ступени учили интенсивно, много, ее окончание давало право на поступление в высшее учебное заведение (немного странно было думать о том, что дарайцы начинают учиться профессии только в 20 лет… в то время, как в Дейтросе в 16 заканчивают учебу вообще). Окончание школы четвертой ступени давало право лишь на самые примитивные профессии, да в этой школе и не учили толком, а так - отбывали время, показывали фильмы, развлекали детей. После четвертой и частично третьей ступени дети, как правило, уже не могли приобрести какую-то профессию - хотя бывали и исключения, теоретически путь вверх никому не был заказан - и пополняли ряды маргиналов. Многие из маргиналов были вполне довольны своей судьбой и совершенно не хотели бы работать.

Никто их и не гнал. Рабочие места были дефицитом. На них всегда претендовала куча кандидатов. Получить работу было счастьем в Дарайе.

Кроме необученных в детстве, безработными часто были женщины после того, как родят и вырастят ребенка - кто возьмет такую, после длительного перерыва в работе? Или люди после 40-50 лет, которых по какой-то причине уволили - на новую работу их уже не брали.

Хотя и безработные жили, сравнительно с дейтринами в материальном смысле, очень неплохо. Некоторые из них даже имели собственные машины (особенно те, кто стал безработным не после школы, а некоторое время поработав). Они жили в роскошных квартирах, на одного человека - две комнаты и отдельная ванная. У них была куча одежды, еды, масса свободного времени, которое они проводили по большей части у видеона или шатаясь по улицам. Многие из них пили алкоголь в больших количествах или принимали наркотики. Мало кто жил семьями - в Дарайе вообще мало кто так жил. Женщины рожали детей просто "для себя". Безработные женщины иногда рожали вангалов, потому что это давало существенную прибавку к пособию. У такой безработной женщины и ее "партнера" (не мужа, а временного сожителя) могло быть пять, а то и десять маленьких вангалов, и жили они не так уж бедно. Еще был женский вариант - вангали, только девочек рожали с другой генетической специализацией. Они были красивы и повышенно сексуальны. И так же, как мужчины - со сниженным интеллектом. Все они, вангали, заканчивали школу четвертой ступени, а потом работали в "Клубах досуга" и "Мирах ощущений", как в Дарайе завуалированно назывались роскошные бордели. Собственных детей генетически измененные люди иметь не могли.

Одновременно с показом Керш понемногу раскрывал перед квиссанами понятия дарайской философии, представлений о человеке и обществе. Дарайскую экономику они изучили на нескольких занятиях и уже имели представление о товарно-денежных отношениях, частной собственности, капиталистической системе производства.

Дарайцы жили по совершенно другой логике.

Логика их мира базировалась на таком представлении: человек абсолютно свободен. Человек - всегда и во всем хозяин своей судьбы.

И это казалось совершенно правильным.

Поэтому, гласила логика дарайцев, нельзя вмешиваться в жизнь, судьбу и свободный выбор человека.

Конечно, за исключением маленьких детей и психически больных.

Общество дарайцев было устроено так, что теоретически - теоретически! - любой человек мог бы стать, например, президентом планеты. Или очень богатым. Так же, как любой квиссан теоретически однажды может стать шеманом, но на практике шеманов всего сотня на армию.

Теоретически любой человек не обязательно попадет в треть маргиналов, а может выучиться и найти работу.

Для этого надо всего лишь преодолеть конкуренцию и опередить других. Тех, кто будет маргиналом вместо тебя. Надо стать лучше, умнее, образованнее, уметь лучше общаться и производить впечатление, рекламировать себя в глазах начальства. Чтобы взяли тебя, а не его.

Конкуренция - основа дарайской жизни. Конкуренция во всем. Считается, что именно конкуренция обеспечивает высокий уровень жизни. Одна фирма соревнуется с другой за то, чтобы покупали ее булки, а не другие, такие же вкусные и сладкие, но может быть, чуть-чуть менее красивые. Один рабочий соревнуется с другим, чтобы именно его оставили на работе, а второго уволили при необходимости, и потому оба стараются хорошо трудиться.

Если ты готов бороться за себя, лезть вверх, стараться - у тебя есть все шансы неплохо устроиться в этом мире.

Раньше те, кто проигрывал в конкурентной борьбе, просто умирали с голоду. Были времена, когда нищенствовать, просить подаяния в Дарайе было запрещено, нищих просто сразу казнили. Или запирали в тюрьмы, где они выполняли бесплатную и бессмысленную работу.

Но теперь дарайское общество богато и может прокормить всех неработающих, проигравших конкурентную борьбу. Почему это выгодно государству, кормить таких людей? Потому что раньше они могли воровать, убивать, устраивать голодные бунты, что в общем, понятно - когда тебе нечего терять, пойдешь и на преступление. Теперь же никаких поводов к этому у них нет. Поэтому резко уменьшилась преступность. Теперь если человек совершает преступление, он в Дарайе считается психически больным, и его лечат в Атрайде. Пока он не обретет правильные социальные наклонности.

— Разрешите вопрос? - Тилл поднялся, - но ведь это не логика! Я хочу сказать, это как раз совершенно нелогично, о справедливости и конкуренции. Конкуренция в Дарайе несправедлива! Она была бы справедливой при равных стартовых условиях. Хотя бы, как у нас - одинаковое для всех общее образование! Или, например, если мы возьмем ребенка из семьи маргиналов или сына какого-нибудь промышленного магната… разве они в равных условиях соревнуются… это же все равно, что пустить бежать наперегонки не знаю… квиссана с четвертого курса и инвалида с детским параличом… и говорить, что это справедливо, и что все зависит только от самого человека!

— Садитесь, Тилл, - Керш удовлетворенно улыбнулся, - вы это совершенно правильно подметили. И есть еще один аспект. Предположим, для всех людей изначально созданы совершенно равные стартовые условия. Одинаковое образование, одинаковые материальные блага. Зависит ли в этом случае победа в конкурентной борьбе только от воли самого человека? Ивик?

— Нет, - сказала Ивик, - есть же еще врожденные свойства. Если даже человек очень волевой… но правда, если детский паралич? Есть просто люди умные и глупые. Потом, вот вы говорили, женщины там рожают детей и потом не могут найти работу…

— Садитесь, Ивик, вы правы. Да. В том-то и дело, чтобы конкуренция была справедливой, надо создать не только формально общие стартовые условия, но и индивидуально подтянуть каждого человека к некоему стандарту, который ему позволит участвовать в конкуренции на равных. Женщина должна стать похожей на мужчину, детей не рожать. Для больных и инвалидов должны быть созданы особые условия. И да, отчасти в Дарайе так и делают. Но есть еще такой момент - люди все равно остаются разными. Бог дает людям при рождении разные свойства, и с этим мы никогда ничего не сможем сделать. С этим надо жить. Поэтому рассуждения о справедливой конкуренции вообще нелепы, справедливости тут нет и быть не может в принципе. Конкуренция - это всегда неправедно и всегда несправедливо. Но что ответил бы вам на это дарайский пропагандист? Кто-нибудь знает?

Керш обвел взглядом квиссанов. Все молчали.

— Он бы сказал, что человек не должен задаваться вопросами о справедливости или несправедливости общества. Это его не касается. Он должен ставить вопрос иначе: как я, лично, на своем месте могу улучшить свое положение? И вот тогда его ждет успех. Тогда он может добиться успеха! А ведь именно в достижении личного успеха - цель и смысл жизни человека. Так считают дарайцы…

— Как скучно… - пробормотал Нуран. Керш не обратил внимания на нарушение дисциплины.

— Да, человек, которому знакомы другие цели и другой смысл жизни, сочтет это скучным. Добиваться чего-то для себя - хорошей машины, высокой должности, еды, одежды. При том, что ведь прожиточный минимум и без того доступен. А более высоких целей общество Дарайи не предлагает. Но здесь дарайский пропагандист ответил бы вам, что дарайское общество, хоть и не предлагает высоких целей, однако в итоге гуманно и обеспечивает наиболее счастливую, материально богатую жизнь для любого человека, и что пусть это общество не идеально, однако, ничего лучшего до сих пор не придумали. Нигде не живут так хорошо, как в Дарайе и в некоторых странах на Триме, где экономика, опять же, дарайского типа. Ашен?

— Простите, - сказала Ашен, - у меня вопрос в таком случае. Но разве эта хорошая, богатая жизнь не обеспечена просто-напросто тем, что у Дарайи лучшая армия, и что они могут себе позволить эксплуатировать тот же Лей-Вей? Ведь у них все, например, радиоактивные полезные ископаемые, золото, платина - все оттуда… и добывают их там местные жители, которых содержат буквально как в концлагере… И дешевое производство тоже в Лей-Вей, все эти пластиковые вещи, детали электроники. А тамошние жители живут едва ли не хуже, чем нищие в Дарайе в старые времена.

— Да, совершенно верно, - согласился Керш, - тут вы правы, Ашен. Садитесь. По дарайской логике, отношения между странами и мирами тоже определяются конкуренцией и соображениями выгоды. Дарайя победила в конкурентной борьбе, поэтому справедливо, что они могут уничтожать килнийцев, когда им хочется и нужно, когда килнийцы мешают. Ведь они находятся на низшей ступени развития! То же относится и к жителям Лей-Вей. И своих нищих в Дарайе кормят не из человеколюбия, а потому, что иначе эти нищие будут мешать, а уничтожать их прямо на глазах у остальных - это будет неприятно. Ну а дейтринов, килнийцев, жителей Лей-Вей, Тримы или других миров - можно уничтожать. Когда Трима стала мешать дарайцам, они решили просто ее уничтожить, и вряд ли кому-то пришло в голову, что так просто нельзя делать. Да, вместо этого уничтожили Дейтрос. Но ведь это, как им кажется, совершенно логично и справедливо - исходя из их собственной логики. Скеро?

— Ну а как насчет лучшего мира, хессин? В самом деле, ничего лучше Дарайи не создали? А старый Дейтрос? Там ведь не так жили, как мы сейчас…

— Садитесь, Скеро. Все правильно. Сейчас у нас мобилизационный период, мы боремся за выживание. В старом Дейтросе жили иначе. Не так, как мы. Но и не так, как живут в Дарайе. Старый Дейтрос - это наше будущее, то, к чему мы сейчас стремимся, хотя, конечно, и он - не идеал. Идеала, квиссаны, нет и не может быть на Тверди! Идеал - это Царствие Небесное. Но это не значит, что нельзя изменить и улучшить общество, более того, мы обязаны этим заниматься! О том, как жили люди в старом Дейтросе, мы поговорим на следующих занятиях.

Ивик увлеклась чтением книги иль Лика, отца Даны. Сама Дана тщательно, с любовью хранила подаренные Кейтой журналы, часто доставала их и разглядывала… но вот содержание книги так осилить и не смогла. "Знаешь, если честно, муторно читать немного… богословие это…" Ивик так вовсе не казалось. Впрочем, Дана никогда не была интеллектуалкой. Ашен иногда отпускала шуточки, что Дана мыслит нотными знаками.

Но и Ашен не читала произведений отца Даны. А вот Ивик они показались вдруг очень интересными. Это было так, как будто разговариваешь с умным и все понимающим собеседником. О Боге, о мире. Иль Лик писал очень важные вещи, и это было не похоже на те заумные теологические трактаты, которые они проходили на занятиях.

Но не было это похоже и на популярные книжки "Как правильно молиться" или "Иисус в твоем сердце".

Шанор иль Лик писал вроде бы чисто богословский трактат, и в то же время он был совершенно понятным. И, казалось Ивик, очень честным. Идущим до конца в своей честности.

Он описывал Большой Взрыв и образование Вселенной. Описывал эволюцию. Говорил о данных астрофизики. И о том, как проявляется Бог во всем этом, как осознать и совместить все это - современному человеку. И это нравилось Ивик. Другие авторы существовали вне времени, над временем - казалось, им было безразлично то, что происходит на Тверди. Всегда и везде одно и то же, считали они. Одни и те же грехи, Таинства, одно и то же спасение. А то, что меняются люди, меняется мир, меняется уровень знаний - казалось им незначащими пустяками. То, что приходится приспосабливаться к новым - и пугающим - вызовам времени, новых идей - как-то отвечать на них, казалось им несущественным. Небо твердое, Твердь плоская. Выше неба взлететь нельзя. Женщина должна бояться мужа, потому что так сказал апостол Павел (то, что нормальная гэйна ну никак, в принципе никак не может бояться кого бы то ни было, апостол не предусмотрел, как и самого существования гэйн). Согрешил - покайся, и нечего лезть в какие-то там душевные дебри, все просто. Не убий - а как быть с дарайцами, об этом богословы ничего не писали, видимо, гэйны постоянно должны были ощущать свою вину. Как вообще вести себя во многих ситуациях… в разных.

Ивик потому и не любила читать ничего богословского, что казалось - все это не имеет ни малейшего отношения к ее собственной жизни, ни внешней, ни внутренней.

Возможно, она чего-то просто не понимала. Ей было всего 15 лет.

У Шанора иль Лика, бывшего гэйна, все было иначе. Он писал о Свете, озаряющем жизнь христианина. О Свете непобедимом. Источнике жизни, любви, источнике всего сущего. О том, как зло пытается затопить душу, но Свет сильнее, но чтобы обернуться к Свету, нужна воля человека, связанная с Божьей волей. Отказаться от тьмы, отринуть тьму. Победить ее. Победить ее всюду - в своей душе, побеждать ее каждую секунду, каждую минуту, обращаясь к сияющему Свету… к Радости… к Христу. В мире вокруг себя. В обществе. В Медиане, защищая Дейтрос. Воины - не только гэйны, воином может и должен быть каждый человек - поняв это до конца, Шанор и ощутил призвание.

Ивик писала очередную повесть про мир будущего. Там у нее появился странствующий проповедник… похожий на Шанора. Его мысли, его слова Ивик вкладывала в уста своего героя.

"Суть жизни христианина - противостояние злу. Не надо думать, что зло - это только там, за гранью Медианы. Зло вокруг нас, зло экзистенциальное, последствия греха, выраженные в болезнях, увечьях и бедствиях. Зло в нас самих - это наш эгоизм, наш гнев или уныние. Боль - это зло…"

— Я не знаю, - сказала Ашен, прочитав начало ее повести (Ашен всегда ждала ее текстов с нетерпением), - тебе не кажется, что надо это хотя бы со священником обсудить? Ты уверена… ведь все-таки…

Она не договорила, но Ивик поняла. Да, Шанор иль Лик - никакой не авторитет духовный, он ведь обвинен в ереси, и хотя, наверное, не виноват, но обвинение не снято. В общем-то, ничего страшного. Но вдруг, подумала Ивик, Шанор ошибается. И я ошибаюсь. И это приведет меня к совершенно неверным результатам. Церковь же ошибаться не может!

Она отнесла книгу иль Лика отцу Райну. Тот обещал прочесть, и правда через неделю был уже готов к разговору. Отец Райн пригласил Ивик к себе - он жил в одной из комнат преподавательской тренты. Налил чайку, положил в вазочку колотый сахар.

— Угощайтесь, Ивенна, - он прочитал молитву и перекрестился, - вы знаете, книга показалась мне очень интересной.

— Мне тоже, - сказала Ивик.

— Да… очень интересной, - повторил отец Райн, - но есть моменты, с которыми я не могу согласиться. Вот посмотрите, я отметил, - он протянул книгу Ивик. Она открыла заложенную страницу.

" Каждый из нас должен стать гэйном. Каждый должен встать на пути зла, затопившего мир, потому что каждый - воин. Остановить зло, если нужно, закрыв собственным телом амбразуру вражеского пулемета. Сделать свое тело и свою душу - препятствием злу.."

Ивик вопросительно посмотрела на священника.

— Видите ли, автор слишком уж акцентирует внимание на зле. А это никогда не было христианским подходом. Ибо призыв каждого быть воином Христовым - это да, но вот акцент на том, что "мы должны, иначе все будет плохо" - неправилен. Никто из нас не победит зла и даже, как ни печально, не будет в состоянии противопоставиться ему, ибо каждый из нас - всего лишь человек. Гэйн может быть очень сильным, но он лишь человек. Зло побеждает только Христос, а если мы что-то можем - то только вместе с Ним и Его силой, иначе - никак. Вот этого акцента принципиально недостаёт в книге! Полагаю, что направление сделать из себя солдата и положить жизнь на алтарь - есть соблазн. Всё, что угодно, лишь бы так или иначе перенести акценты с Христа на человека - и поражение человека обеспечено.

Ивик опустила глаза.

— Не огорчайтесь, - сказал добрый отец Райн, похоже, он расстроился. Ивик помотала головой.

— Не понимаю… простите, отец, не понимаю. Но мы же противостоим злу? Выходит, как противостоять до… дарайцам - это нормально, это мы можем… А как злу в собственной душе… А они же хуже! - с ожесточением сказала она, - потому что хуже некуда!

— Вот вы опять судите, Ивенна. А ведь судить может только Бог!

— Вы просто не представляете, - буркнула Ивик и сразу покраснела - что она себе позволяет? - простите!

— Ничего, ничего, - с интересом сказал отец Райн, - говорите.

— Я просто не знаю… ну вот стою я в Медиане. Я про Твердь уже не говорю, на Тверди вообще смешно, вы же понимаете. А вот когда я в Медиане… я же убиваю своими руками, понимаете? Мне надо захотеть убить! Захотеть. Только тогда получится. Я долго училась, не могла. Нет, я знаю, что за этим - Бог. Что это Он создал Дейтрос для того, чтобы мы защитили Триму… Землю. Сохранили во всех мирах память о Христе. И я знаю, что была Божья воля на то, чтобы и я сама… лично стала гэйной. И защищала. И ведь наши способности… творить в Медиане - они же от Бога?

— Да, конечно, - сказал отец Райн, - безусловно. Дарайцы потому и лишены этих способностей, что отреклись от Бога окончательно. Внутренне. Понимаете, Ивик, были случаи, особенно на Триме, когда атеисты совершали вполне достойные дела или создавали настоящие произведения искусства, и при этом совсем не были христианами. И даже очень не любили христианство. Мы такие случаи знаем. Но в отношении дарайцев, можно, увы, сказать, что они сделали следующий шаг. Вы ведь помните, что Христос сказал: всякая хула простится человеку, а хула на Духа Святого - нет. Так вот, еще можно хулить христианство, но вот дарайцы замахнулись на большее, на Духа Святого.

— Ну вот, - продолжала Ивик, - Эти способности от Бога. И да, я понимаю, что в общем-то, это не моя заслуга, а Христа, что вот я могу… в Медиане что-то делать. Но… я ж не могу в тот момент думать об этом! Если я начну молиться или вообще думать о чем-то постороннем, меня убьют, понимаете? Даже молиться! Потому что мне надо там все время щит поддерживать, они же все время стреляют. Ну коротко очень можно молиться… но некогда. Выходит, что я сама все-таки это все делаю? А на Тверди, ну что, не Бог же стреляет из "Клосса"? Мы же сами это делаем. Своими руками!

Отец Райн мягко улыбнулся.

— Знаете, Ивик, вы слишком много размышляете обо всем этом. Есть вещи, которые можно понять только Духом Святым. Доверьтесь Господу! Доверьтесь. Он сделает все за вас, и гораздо лучше, чем вы можете себе представить…

Ивик вдруг почувствовала бесконечную внутреннюю усталость.

Наверное, он был прав. Все же священник. Только она давно уже, очень давно не могла доверять никому. А уж тем более - Богу, которого она не видела.

Но и объяснять это казалось ей сейчас невозможным. Она только кивнула и сказала, что постарается.

На второй день Рождества вечером сен опять собрался в спальне. Половина ребят уехала домой на каникулы, но оставшиеся почти все были здесь. Кроме Нэша и Даны. Скеро и Кор, который стал лучшим клористом в классе, вдвоем играли красивую печальную мелодию. Играл в основном Кор, Скеро лишь задавала ритм, а потом она запела своим низким, густым голосом.

…

Это была ее песня на стихи все того же Марро. Хорошая песня. И мелодия красивая. Какая же она все-таки талантливая, подумала Ивик, и тут же отметила про себя - но… Но когда поет кто-то другой, и сочиняет кто-то другой, эта мысль просто не приходит в голову. Какая разница, кто и насколько талантлив? Дело ведь не в авторе, дело в песне. Не для того ведь мы в конце концов сочиняем, чтобы нас кто-то хвалил - а для того, чтобы был результат… чтобы человек задумался, почувствовала что-то, чтобы тронуть чье-то сердце. Это как в Медиане - попробуй только думать не о том, что делаешь, а о себе, моментально сорвешься.

Но такое уж несчастье, когда Ивик слушала Скеро или читала отрывки из ее так и не законченных до сих пор романов - она могла восхищаться… именно самой Скеро… но вот до души ее все это как-то совершенно не доходило.

Но ведь до других доходит! - с тоской подумала Ивик. Другие ведь говорят, что песни Скеро или ее романы вполне трогают сердце, убеждают, увлекают… почему же у меня так? Неужели это зависть? А что такое зависть вообще? Это желание быть не собой, а другим человеком. Или желание зла. Но я, конечно, не желаю Скеро зла! И уж ни в коем случае мне не хотелось бы быть Скеро, писать, как Скеро… Тьфу ты.

Музыка замолкла, квиссаны нестройно зааплодировали. Вообще-то они это редко делали, в своей же компании. Но песня уж очень хорошая…

Колыхнулись серебристые гирлянды над дверью, бочком в раскрытую дверную щель проскользнула Дана. Ивик махнула ей рукой. Больше никто не обратил на Дану особого внимания. Скеро как раз говорила, держа в руке бокал с темно-вишневой жидкостью - шеманкой, подкрашенной вишневым сиропом.

— Все-таки классный у нас сен, правда, ребята? Вы мне все свои… правда, как братья. И сестры! Давайте выпьем за это! За нашу дружбу.

— Как нам хорошо вместе! - подхватила Рица, сидевшая рядом со старшей.

Ребята одобрительно зашумели. Ивик посмотрела на свой пустой уже стакан. Ашен заботливо наливала шеманку Дане. Посмотрела на Ивик.

— А ты хочешь?

— Не… хватит уже мне.

В голове и правда слегка шумело. Неужели им всем и правда так хорошо вместе, подумала Ивик. И песня всем так понравилась. И сейчас вот они все смотрят друг на друга и чувствуют настоящую близость… любовь… глаза горят. А я… наверное, я моральный урод? Наверное, так. Вот даже иль Лик писал, что если ты не любишь своих близких в жизни, то и после смерти не сможешь встретить Бога… да, это еще в посланиях где-то было, кажется, Павла. Что-то о том, что если не любишь ближнего своего, которого видишь, то как ты можешь любить Бога, которого не видишь? И раз я не ощущаю этого чувства единства со всеми, раз мое сердце не чисто, значит…

— Слышите, девки, - шепнула Дана. Ее глаза тоже загорелись от алкоголя, - Мне сейчас Нэш сделал признание!

— Да ты что! - выдохнула Ивик. Они с Ашен уставились на Дану.

— Угу… я выхожу из туалета, и тут он. Сначала говорит, дай учебник по военной истории, мне реферат надо делать… ну мы пошли с ним в спальню. Я учебник нашла, он взял… ну чего-то там заговорил. Потом молчит. Потом меня за руку вот так взял и говорит "Дан, я тебя люблю".

— Ой… а ты чего?- спросила Ашен.

— А я так растерялась! Даже не знаю, что сказать.

— А ты-то как к нему? - поинтересовалась Ивик. Дана пожала плечами.

— Да никак… ну хороший парень в принципе.

— И чего он?

— Ну потом он это… в общем, он меня поцеловал.

— Ой! А ты что?

— А я потом вырвалась и убежала. Глупо как-то, да?

— А что здесь такого? - Ашен пожала плечами, - вот мы с Рейном…

— Не знаю. Но я его не люблю! - сказала Дана. В центре спальни уже ударили по струнам - в четыре клори, и дружно заорали развеселое - "Хэй, мамаша, не грусти!" Дане было явно не до того, а разговаривать под дружный ор оказалось проще.

Слава Богу, думала Ивик, что Дана не любит Нэша. Ей самой Нэш никогда не нравился, тоже из компании Скеро. Хотя Дане вроде и Скеро нравится… не поймешь тут ничего! Ашен между тем выпытывала подробности.

— А раньше? Раньше он к тебе приставал?

— Нет… ну смотрел иногда, - Дана пожала плечами, - словом, конечно, я чувствовала.

— Ой, ну и поцеловалась бы с ним, - сказала Ивик, - у тебя же никого нет.

Она нечаянно сказала то, что думала - о себе. У нее-то никогда никого и не будет. И вроде бы в зеркало смотришь - не уродка. Но почему-то никто ее не любит. Ну конечно, она не уродка, но разве такие девушки могут вызвать романтические чувства? У нее слишком широкое лицо. И сама она… нет, совсем не то, что Дана - тоненькая, большеглазая, прекрасная. Прекрати, велела себе Ивик. Нет, все-таки это зависть…

— Без любви? - Дана покачала головой.

— А ты вообще кого-нибудь любила? - спросила Ашен. Дана посмотрела на нее задумчиво, открыла рот, собираясь ответить, и тут глухо стукнули в дверь. Все разом повернулись, Ивик почувствовала, как сердце сжимается в ледяную точку, но тут же сообразила, что это не тревога, сирены нет, а она просто идиотка… кровь прилила к щекам, адреналиновая волна запоздало хлестнула по телу.

— Дэйм! - завопила Ашен, вскакивая. В дверях действительно стоял ее брат, Ивик поразилась, каким он стал высоким и взрослым. Дэйм сейчас на втором, последнем курсе разведшколы. Ашен тут же повисла у него на шее, чмокнула в щеку. Ивик и Дана тоже оказались рядом, они уже привыкли к Дэйму, они все были одна компания - трое девчонок, Дэйм и Рейн. Лицо гэйна показалось Ивик похудевшим и очень темным, и глаза - как черные провалы, но может быть, это от полумрака… нет, подумала Ивик, глядя на лицо Дэйма, нет. Темное предчувствие кольнуло в сердце.

— Давайте выйдем, девочки, - сказал Дэйм. Подруги последовали за ним. В коридоре гэйн остановился.

— Что-нибудь случилось? - спросила Дана странно звенящим голосом. Тоже почувствовала, отметила Ивик. Дэйм посмотрел на Дану. Потом на сестру.

— Ашен, - сказал он, - значит так, я…

Он замолчал. Опустил глаза. Ашен сделала шаг назад, к стене. Ухватилась за стену руками. Ивик вцепилась в запястье Даны. Они уже все поняли. Одно только - на кого выпало в этот раз? На кого? Мать Ашен или ее отец…

Дэйм набрал воздуха и выдохнул, глядя в жалобные глаза сестры.

— Рейн.

— Нет, - сразу же ответила Ашен, - нет.

Ее затрясло. Ивик немедленно обняла подругу, и Ашен ткнулась носом ей в плечо. Дэйм подошел сбоку и тоже обнял их. Ашен дергалась, как в клонической судороге, и что страшно - даже не пыталась плакать. Ее просто дергало, при каждом толчке она едва не вырывалась у Ивик из рук, и это было безумно страшно, Ивик прижимала ее сильнее и готова была сама закричать - вот-вот… И Ашен все-таки вырвалась из ее рук и закричала, хватая руками воздух.

— НЕ-ЕТ!

Ашен и Дана уехали с Дэймом на похороны, а Ивик не отпустили, у нее через день был назначен патруль. Она плакала ночью беззвучно. Было жалко Ашен. Нестерпимо жалко Рейна. Сейчас ей казалось - она сама любила его. Да она бы и любила его, как бы сильно она его любила, если бы он обратил свое внимание на нее, а не Ашен. Ивик и так его любила, только понимала, что такие парни - не для нее, поэтому любовалась молча, издалека.

Он погиб в Медиане, в одном из патрулей. Об этом прорыве уже сообщили по радио. Попытка атаки на Шари-Пал (Шари-Пал, столица, самый крупный город Дейтроса, и там ведь Диссе!) Четыре дарайских стана - десять тысяч бойцов. И если бы их не остановили сразу, видимо, была бы переброшена целая армия. К счастью, разведка сообщила об этом заранее, и в районе Шари-Пала была сконцентрирована боевая техника… Дарайцев уничтожали на Тверди, вытесняли в Медиану и добивали там. Одновременно они совершили еще несколько прорывов, но бой под Шари-Палом был самым крупным.

Рейн просто оказался в этот момент в патруле. Сдерживал, как положено, дарайцев до подхода своих частей. Это было практически невозможно, но ведь и уйти нельзя. Тело Рейна потом удалось найти похоронной команде.

"Не расстраивайся так, - сказала Венни, - ты ведь понимаешь, он теперь на небесах".

Ивик все вспоминала эту фразу, тыкаясь носом в мокрую подушку. На небесах? Она раньше молилась, и это приносило облегчение. Но вот из-за этой мысли молиться ей уже не хотелось. Да, наверное, Рейн на небесах, наверное, ему там хорошо.

А зачем мы живем тогда вообще, думала Ивик ожесточенно. Скажи мне, зачем? - спрашивала она кого-то, о ком, вроде бы, так много слышала с детства, но ничего, оказывается, ничегошеньки не знала. Если жизнь на самом деле - только на небесах, а здесь - что, одно только мучение, и ничего другого никогда не будет? Ивик давно уже примирилась с мыслью, что у нее лично, у нее самой никогда не будет ничего хорошего. Ей не повезло. Она некрасивая, не умная, не очень талантливая. Но вот ведь - у Ашен была любовь, и все было так хорошо, и что теперь? Зачем Ты у нее-то это отобрал? - думала Ивик в отчаянии.

Любовь моя, там, в небесах,

Ни боли, ни смерти нет…

Так и забери тогда меня тоже сразу на небеса! Или, может, я не гожусь для неба, может, мне положено в ад? Может быть. Но ведь чем дольше я живу, тем хуже, только хуже становлюсь! Я начинаю все больше ненавидеть мир и людей. И доршей, особенно, но ведь и к своим-то я не очень… Значит, если я еще проживу сколько-то лет, то в ад попаду просто гарантированно.

Ашен с Даной вернулись через несколько дней. Ашен выглядела совершенно потерянной, как будто вся поблекла, даже ее яркие серые глаза казались белесыми. Голос стал тихим. Вообще она мало говорила. Носила на рукаве черную ленточку. От празднования Нового Года отказалась, Ивик с Даной тоже - из солидарности с ней, да и вообще… Свое общее шестнадцатилетие девочки никак не отмечали, вместо этого гуляли по заснеженному лесу, сидели в спальне и говорили, и говорили - о чем угодно, только не о Рейне.

Ивик казалось, что так теперь будет всегда. Оказывается, Рейн, который не был ее другом по большому счету, которого она почти не замечала, был такой огромной и важной частью этого мира. Вот не стало его - и мир опустел. В мире возникла зияющая дыра. Ивик уже забыла о том, что похожее чувство было и после гибели Чена…

Но постепенно суета захлестывала их. Начались занятия. Обычная рутина - тренировки, уроки, самоподготовка, хозяйственные наряды, чистка и проверка оружия, опять уроки.

После каникул выяснилось, что Лайза иль Нуш все-таки решила уволиться - по своему обыкновению, произведя как можно больше фурора, среди учебного года. Наверное, хессин Керш переживал по этому поводу, но квиссаны дружно вздохнули с облегчением. На место Лайзы тут же прислали нового преподавателя литературы и дейтрийского языка.

Сен иль Кон впервые увидел нового учителя прямо на занятии. Дверь открылась, квиссаны привычно вскочили по стойке "смирно" и затихли. В наступившей тишине новый учитель вошел в класс. Он сильно хромал, черная шерстяная шата висела нелепо на широких покатых плечах, седые волосы были коротко стрижены. Преподаватель проковылял к доске, повернулся к сену, многие девочки невольно вздрогнули - лицо литератора было обезображено длинным косым шрамом.

— Доброе утро, квиссаны. Вольно! Садитесь.

Ивик села и подумала, что этот медар свое дело знает туго, и дисциплину поддерживать сможет легко.

— Я ваш новый преподаватель литературы и дейтрийского языка. Меня зовут Бен иль Видан. Мое звание - стаффин.

По комнате пронесся шумок. Темные глаза иль Видана огнем сверкнули из-под густых, нависших бровей.

— Да. Но поскольку я уже более десяти лет как перешел в касту медар, обращаться ко мне следует соответственно - хет Бен. Чтобы предупредить ваши вопросы, еще несколько слов о себе. Я был гэйном, командовал боевой частью в зоне Рингар в Лайсе, после ранения и наступившей инвалидности переведен в медар. Мне 44 года, я литературовед и автор восьми сборников повестей, рассказов и стихов.

— Я думала, ему лет шестьдесят, - шепнула Дана на ухо Ивик. Та согласно кивнула.

— Я женат, восемь детей. С вами я рассчитываю познакомиться в процессе занятий. А теперь мы поговорим о литературе… кто из вас читал Нойса иль Хара?

Уроки литературы - два раза в неделю - неожиданно стали очень интересными.

Если раньше к ним относились, словно к тяжкой повинности, сейчас на эти уроки квиссаны рвались. Ведь в конце-то концов все они были творцами. Большая часть из них в той или иной степени пробовала себя и в литературных упражнениях. Да и остальные не были совсем уж чужды искусству слова.

А хет Бен половину занятий отводил стилистике и творческим упражнениям. Они изучали стихотворные размеры - и придумывали на каждый размер по строфе. Они писали короткие этюды на заданную тему, заданного объема. А потом Бен выхватывал наугад несколько упражнений и едко критиковал их, подробно разъясняя ошибки. Сен покатывался со смеху, виновник краснел и бледнел, но почему-то это было не обидно. Ивик же почувствовала настоящий восторг - ей стало легче писать. В этом деле, по сути - главном в ее личной, тайной жизни - никто и никогда ей не помогал. Она всегда писала одна. Никто не учил ее, не объяснял ничего. Где-то, откуда-то по крупицам Ивик выуживала тайны писательского ремесла, запоминала их и применяла в своих повестях. А теперь знания ее о том, как это делается, росли с каждым днем.

Но и собственно изучение литературы оказалось безумно интересным. Дане гораздо больше нравилась эта часть уроков. Может быть, потому, что с языком она часто ошибалась, она и грамотно писать толком не умела, и конечно, нередко подвергалась едким насмешкам иль Видана. Причем ее эти насмешки почему-то - по непонятной Ивик причине - сильно обижали.

Но и Дана с удовольствием слушала рассказы хета Бена о писателях и поэтах. Он говорил о них, как о старых друзьях.

— Если сказать честно, Мара иль Кетт была старая ехидная грымза. Причем таковой она стала уже лет в 25. Отношения Мары с родителями были такими, что она специально подала рапорт о переводе ее в квенсен в другое полушарие. И будучи в квенсене, ни разу не ездила домой, и вообще порвала все связи с родителями. И вот расставшись с ними, и как вы понимаете, против их воли и со скандалами, она пишет "Балладу о Рогане", которая для нас - эталон отношений дочери и матери. Иль Кетт была из тех, кто ведом талантом. Понимаете, вот есть - и среди вас тоже - талантливые люди, у которых талант служит чему-то. Таких, собственно,большинство. А есть люди, которые сами служат - и всех вокруг тоже заставляют - служить своему собственному таланту. У которых все и вся концентрируется только на одной цели. Кстати, это обычно не очень-то хорошие бойцы. Их нужно правильно использовать. Если вам придется командовать, и у вас в подразделении окажутся такие бойцы, вам следует это знать. Как правило, это отличные креаторы, то есть в Медиане они вам выдадут такие феерии, что заменят собой половину шехи. Это что-то вроде атомной бомбы на Тверди. Но взаимодействовать с другими они не могут совсем. Совершенно. Полная инфантильность и внутренний глубокий эгоизм. Это может быть очень славное, милое существо, но оно способно бросить раненого товарища, и не из трусости, а потому что просто не сообразит и не заметит. И оно инстинктивно очень бережет себя. И это не надо осуждать, а надо правильно использовать, потому что мы ничего не можем сделать с тем, что Бог создал их вот такими… Кстати, вообще почему-то многие считают, особенно из небоевых каст, что гэйн и вообще творец просто обязан быть идеальным. Ничего подобного. Ничего такого талант не дает, и ни к чему не обязывает. Та же Мара иль Кетт пустила в ход такую поговорку - "Талант как прыщ, на ком захочет, на том и вскочит"…

На третьем или четвертом занятии хет Бен, грозно сверкнув глазом из-под густых бровей, велел Ивик после урока подойти к нему. Как только отзвучали колокола, девушка, внутренне трепеща, приблизилась к учительской кафедре.

— Ивенна, сядьте. И ответьте мне на вопрос - какого шендака вы не посещаете занятия литературного клуба?

— Не знаю, - тихо сказала Ивик.

Ей никогда это не приходило в голову. Во-первых, и без того времени нет. Конечно, квиссанов обязывали выбрать какие-либо факультативные занятия по искусству, но она же и так училась играть на клори, и уже играла не так плохо.

А во-вторых, ей все казалось, то, что она пишет - никакая не литература и не искусство. Если уж квиссан обязан быть "кем-то" в искусстве, то она, скорее, клористка. Конечно, она не так талантлива в музыке, как Ивик. Но у нее отличный слух, хорошая техника. Не все же гэйны одинаково талантливы! А что она пишет - какую-то ерунду, просто для себя, во всяком случае, все другие, как казалось ей, создавали что-то настоящее… искусство… по крайней мере, похоже на искусство, а ее вещи - ни на что не похожи.

— Ведь вы же пишете! И много. Вот, - хет Бен потряс толстой распечаткой, лежащей у него на столе, и холодея, Ивик узнала свои "Воспоминания о будущем", - я прочел это сегодня ночью. Но вы посмотрите, Ивенна, что вы здесь пишете…

Он полистал распечатку.

— Вот смотрите, пожалуйста! "Ранняя осень украсила город багрянцем и золотом". Вы сами не чувствуете, как это убого? Вот это слово - "украсила" - оно вам не режет взгляд? И штампы, штампы… вот еще: "Небо грозно нахмурилось тучами". Как вы думаете, можно вообще нахмуриться чем-то? Вот вы, например, чем хмуритесь?

Ивик покорно вздохнула.

— Так я же и не претендую, - сказала она, глядя в матовый скос стола, - я плохо пишу, я знаю… потому и не хожу в клуб.

— Нет, квисса. Вы либо должны перестать писать, либо должны учиться это делать нормально. И кстати, пишете вы не плохо. Вы просто это еще не умеете делать. Сколько вы пишете - год, два? Этого мало. Стрелять научиться куда легче, и даже творить оружие проще на порядок.

Он помолчал и сказал тише и ласковее.

— Ивенна, если бы вы писали плохо, я бы вообще не приглашал вас в клуб.

Ивик стала ходить в литературный клуб по субботам. Хет Бен вел занятия так же, как и учебные - с той разницей, что конспектирования и тестов не было совсем, рассуждений о литературе - гораздо меньше, а стилистических упражнений - намного больше. Старожилы клуба поначалу отнеслись к Ивик с легкой усмешкой - поздновато пришла. Но неожиданно оказалось, что делать эти упражнения не только интересно - но и легко, и приятно. Что это у Ивик получается едва ли не лучше, чем у других. Со стихами средне, а вот проза ей удавалась легко. Ивик стала сознавать, что по сути раньше и не задумывалась над тем, как пишет. Писала только для удовольствия. Для того, чтобы зависнуть в том блаженном состоянии неведения и пустоты, когда вся суета отступает, когда никого нет вокруг, и ты свободен, полностью свободен - словно в Медиане, словно летаешь во сне.

А слова приходили сами. Автоматически. Ивик не думала о стиле. Не старалась. Но теперь она усваивала некоторые правила, и оказывалось, что результат с ними выходит все-таки получше. Она избавлялась от штампов, от тавтологий, от словесного мусора. Хет Бен задавал конкурсы - кто сумеет короче всех выразить такую-то мысль? Кто использует меньше слов, чтобы передать какое-нибудь сообщение, настроение или чувство. Учил строить диалоги. Описания. Разбирал по косточкам собственные произведения квиссанов.

Потом пили чай с вареньем, которое приносил хет Бен. Разговаривали. Учитель снова рассуждал о литературе, о тех или иных поэтах, писателях Дейтроса, Тримы и даже Дарайи, в старые времена в Дарайе существовала довольно неплохая литература. Ее квиссаны изучали тоже. Ивик смотрела в рот хету, думая о том, что живой человек просто не может знать столько - для этого надо быть компьютером.

Иль Нуш относилась к квиссанам свысока, внушая им мысль, что они, тупые солдаты, не способны воспринять высот и тонкости подлинного Искусства, словно дейтрийское искусство не создавалось уже много веков точно такими же солдатами. Но знания иль Нуш по сути напоминали отдельные островки, а хет Бен будто владел системой, казалось, сведения по литературе и истории уложены в его мозгу в отдельные ящички, и достаточно лишь нажать нужную кнопку - назвать нужное имя или заглавие, чтобы хет Бен выдал подробную лекцию на заданную тему.

К своим ученикам хет Бен относился точно так же, как относился любой хороший офицер или куратор сена к своим бойцам.

Скеро тоже посещала клуб, но не каждую субботу - она была слишком занята для этого. И как ни странно, в клубе она не играла главной роли. С удивлением Ивик заметила, что выполняет упражнения лучше и быстрее, чем Скеро. Но сами произведения Скеро были безупречны. Хет Бен никогда не ругал ее за стиль, наоборот, нередко ставил в пример. Похоже, думала Ивик, что Скеро просто очень много работает над своими вещами. Правда, только один роман до сих пор ей удалось закончить, но зато этот роман был огромен. Ивик тяжело вздыхала, думая, что Скеро намного трудолюбивее ее самой - ей было лень долго и упорно работать над стилем, как получилось - так и ладно.

А вообще компания в клубе подобралась приятная. И что еще лучше - Ивик здесь уважали. В сене она и до сих пор была - не чучелом для битья, конечно, как раньше, но объектом легкого презрения. А в клубе она быстро выдвинулась на первые позиции, потому что легко находила ошибки в разбираемых текстах, мало делала собственных ошибок, да что говорить - этим она хорошо владела. И почему-то остальные ребята тоже казались ей милыми и приятными. Ни Ашен, ни Дана никакого отношения к литературе не имели, клуб не посещали. И впервые за все время у Ивик появились хорошие приятельницы и помимо них - маленькая Рона, многообещающая поэтесса-третьекурсница, Шилли, пишущая короткие и яркие новеллы, Эйна, с которой они задумали небольшой роман в соавторстве…

Жизнь налаживалась. Если бы еще не Ашен, похудевшая и побледневшая, с залегшей меж бровей постоянной морщинкой - по сути, тень прежней Ашен… Если бы не боевое патрулирование - в феврале Ивик, в паре с Тиллом, снова попала в переделку, столкнувшись с доршами, к счастью, все обошлось. Если бы не изматывающие по-прежнему тренировки… Если бы можно было только писать. Просто жить спокойно и писать, думала Ивик. Какое это по сути было бы счастье!

Весна здесь, в северных широтах - это настоящая весна. Так думала Ивик, шагая по раскисшей дороге, в зимних еще высоких ботинках, от легкости - это тебе не Килн - и звенящей свободы чувствуя, как внутри что-то поет. Ей хотелось побыть одной. Хоть немного. И сейчас, в каникулы, у нее было на это время. Хотя и меньше, чем раньше - уже теперь начали готовиться к выпускным экзаменам. Мысль об этом портила настроение - сегодня она должна еще пройти несколько параграфов по космографии. И даже Ашен с Даной, они тоже никуда не уехали, виделись ей как досадное мутное пятнышко на кристальном стекле настроения. Только вспомнишь о них, внутренний сигнал - плохо. Не то, чтобы как-то особенно. Но с самого Рождества не было уже больше так, как раньше. Оказывается, Ашен была главной в их компании. Они с Даной все-таки - не такие, совсем. Ашен сплачивала их, она всегда придумывала, куда идти, чем заняться. Она была тем спокойным и прочным остовом, на который нанизывалась дружба. А сейчас этот остов шатался. Ашен тянулась к ним еще больше, чем раньше. Ей, наверное, было с ними легче. Только она сама перестала быть прежней.

А мы и никогда такими не были с Даной, подумала Ивик. Потому что мы… мы давно уже слабые, от рождения. Мы привыкли, что жизнь - это плохо, это постоянная внутренняя боль. Мы никогда и не были счастливыми. Ведь по сути она, Ивик, всегда была такой, как Ашен сейчас.

Ивик снова ощутила знакомый укол совести. Разве она несчастнее, чем Ашен? У нее же прекрасные родители, благополучная семья, и между прочим, им не грозит постоянно гибель, они же не гэйны. И все равно внутри Ивик чувствовала, что она права, что дело обстоит именно так. Да. До сих пор Ашен была слишком счастлива. И вдруг ее мир рухнул. Мгновенно и полностью. Мне-то легче примириться, подумала Ивик. И в детстве еще, как только она начала осознавать себя, лет в 10 - стали возникать мысли о смерти. Особенно дома. Она слишком плохая. Она никому не нужна. Да, у нее прекрасные родители, но сама-то она слишком уж плохой и никчемный человек.

Я даже полюбить кого-то не могу так, как Ашен, подумала Ивик. Так, чтобы был только он, любимый - и больше никого. И с его смертью рухнул весь мир.

Но и эта мысль сейчас не мучила. Это была знакомая, привычная мысль. Ивик просто это знала.

Ашен никогда не станет прежней. Они не полезут обследовать чердак, не сбегут в самоволку, не рванут вдруг в город - к сладостям и кино. Ашен никогда не будет так заливисто хохотать, сверкая белыми зубками. Всего этого никогда не будет. Детство прошло окончательно. Наверное, так и должно быть. Еще немного - и они закончат квенсен. Скорее всего, расстанутся. Начнется совсем новая жизнь, взрослая, уже окончательно взрослая.

Лучше не думать обо всем этом. Слишком уж вокруг хорошо. Солнце сочится сквозь верхушки деревьев, белесое небо матово светится, так бывает в Медиане иногда. Под ногами хлюпает, и теплая, черно-коричневая жижа - она повсюду, и только в лесу еще грязными островками лежит снег. Удивительно, что эта раскисшая грязь может радовать - как знак тепла, пробуждения, и теплый весенний воздух облизывает тело под расстегнутой курткой. Только здесь, на севере, и можно почувствовать это, как земля сбрасывает тяжелую снежную корку, растапливает, освобождается. Как флаги, выбрасывает победно зеленеющие ростки. Ради того, чтобы увидеть это, стоит пережить ледяную, морозную зиму.

"Вставай, вглядись и слушай, - вертелось в голове старое стихотворение, - рассеян мрак ночной! Встает большое утро над светлою землей… Весенним разноцветьем сменилась белизна…" И что-то там дальше еще. Вдали показались ворота квенсена, Ивик прибавила шаг.

В коридоре тренты, там, где небольшая ниша с диванчиком для посиделок, мелькнула чья-то темная, большая фигура в рабочей форме. Выше и крепче любого квиссана. Ивик вгляделась с любопытством, а потом сердце ее медленно и мучительно сжалось. Это был Дэйм. Да, вне всякого сомнения. Ивик стиснула зубы и выругала себя. С того самого раза Дэйма она ни разу не видела. Но если он приехал в квенсен, это же не значит, что опять что-то случилось… Ашен не переживет… а если - родители? Тьфу ты, идиотка. Приближаясь к Дэйму, она видела уже, что нет, что все в порядке. Лицо у него было… не то, что радостное, а какое-то глупое. Странное. Но видно, что ничего не случилось. И Ашен рядом, и кажется, спокойная и довольная. И Дана… странно, почему-то Дэйм держит Дану за руку.

Ивик подошла и поздоровалась. Глаза Дэйма радостно блеснули.

— Рад тебя видеть, Ивик.

Он посмотрел на Дану, которая, казалось, совершенно замерла рядом с ним. И вдруг обнял ее за плечи. Ивик чуть раскрыла рот от удивления. Дана сказала тихонько.

— Знаешь, Ивик… а у нас будет помолвка.

И посмотрела на Дэйма совершенно счастливыми, влюбленными глазами. Ивик ощутила, как внутри что-то медленно и тепло тает. Смотреть на этих двоих было - одно удовольствие.

— Как хорошо, - вырвалось у нее, - я так рада за вас.

— Да и я рада, - весело сказала Ашен, - давно уж пора, тебе не кажется?

Дана засмеялась коротко и счастливо.

— Так я же дура была, - сказала она. Дэйм наклонился к ней и тихонько поцеловал в лоб.

Помолвка Даны и Дэйма состоялась через неделю. Потом он уехал снова - заканчивать свою школу. А девочки погрузились в учебу. Теперь четверокурсников реже ставили в патрули - подоспела смена с третьего курса, а им надо было готовиться к выпуску.

Ивик в общем не волновалась - да и никто не переживал особенно сильно. Все зависело от работы в течение года, экзамены обычно сдавали примерно так же, как и учились. Ивик знала, что в физподготовке и трайне она по-прежнему одна из худших - хотя на гражданке в это никто бы не поверил. Что с основами боевой техники она тянется еле-еле, а все виды математики у нее в лучшем случае тянут на 5-6 баллов. Впрочем, у Даны положение было еще хуже. Но гуманитарные предметы Ивик надеялась сдать хорошо. Ориентирование в Медиане давалось ей плоховато и до сих пор оставалось чем-то очень туманным (впрочем, оно и для взрослых гэйнов не просто). Зато тактика и работа с образами и фантомами были у нее на высоте.

Была суббота и вечер. Ивик любила этот час, когда солнечные лучи падали косо, высвечивая скрытые уголки, морщинки, детали предметов. Неяркий луч ложился на лакированный стол светлым квадратом, блестел зеленью на крашеном жестяном чайнике, гладил мимоходом руку, лежащую на столе, и видны были все складки, морщинки, пигментные пятна на этой руке и почерневший ноготь на широком указательном пальце.

— Вам еще налить, Ивенна? - спросил хет Бен. Она кивнула. Подвинула кружку.

Преподаватель налил ей чаю. Положил рядом с кружкой большой, косо сколотый кусок сахара.

— Когда вы закончите квенсен, постарайтесь заниматься дальше, - сказал он, - уровень - это важно. Помните о том, за что мы, гэйны, отвечаем. Это не только военная защита Дейтроса. Это еще и культура. С этим ничего нельзя сделать - другой культуры, кроме созданной нами, у Дейтроса не было и нет.

Ивик кивнула и позволила себе взглянуть в лицо иль Видана. Косые лучи скользили по шраму, беспощадно выделяя его, словно разрезав лицо по диагонали на две неравные части, но теперь это не казалось страшным или неприятным. Ивик вдруг подумала о жене хета. Если бы она была его женой, она очень любила бы его. Очень. Его жене просто повезло. Если бы Ивик была женой иль Видана, она могла бы осторожно провести пальцами вдоль шрама, погладить его лицо. Тьфу ты, что за дурацкие мысли?

Но ведь правда, он очень хороший. Лучший из всех преподавателей квенсена. Даже лучше Меро. Ивик испытывала бесконечную благодарность. Она вообще была благодарна всем людям, которые чему-то научили ее - реально. Не требовали, не наказывали, не давили - а просто взяли и объяснили, как делать что-нибудь очень важное. А хет Бен…

Ведь он вовсе не обязан был учить их писать. Мог бы, как другие преподаватели, просто готовить к экзамену. Начитывать лекции. Заставлять зубрить литературоведение.

Теперь уже мало кто из четверокурсников ходил в клуб по субботам. Сегодня было всего пять человек. И задержаться никто не мог - никто, кроме Ивик. Но традиция пить чай уже сложилась. Вообще-то Ивик тоже надо было бы сегодня потренироваться, в понедельник зачет по трайну, завтра у нее наряд на кухне, и будет некогда. Но как-то не хотелось уходить. Неожиданно для себя самой Ивик спросила.

— Скажите, хет Бен, а откуда у вас?

Она провела рукой поперек собственного лица. И вдруг испугалась собственной смелости - никто не решился бы задать хету Бену личный вопрос.

Но он не рассердился. Вздохнул.

— Да дело самое обычное. Попал под бомбежку.

— В Килне? - спросила Ивик. У дарайцев в Килне был сборочный авиацех, база. Там они тоже применяли технику. Хет Бен помотал головой.

— Нет, у нас. Под своих попали. Прорыв восемьдесят восьмого года, знаете? Я служил тогда в Шаре. А что такое наша штурмовая авиация, вы же представляете…

Ивик кивнула. Комок отчего-то подкатил к горлу. Дело-то, в общем, обычное. Может быть, от этого гэйны и не очень-то любят гэйн-велар, и не считают их своими - когда от своей авиации и артиллерии зарываться в землю приходится похлеще, чем от доршей. И в Версе, в конце концов, служат гэйн-велар.

Бойся дорша спереди, авиации сверху, а инспектора Верса со всех сторон…

— Ладно, голову не оторвало, - хмыкнул хет Бен. Ивенна снова взглянула на него, и в этот же момент блеснули глаза иль Видана, темные, из-под кустистых бровей, и неожиданно их взгляды встретились и задержались так - на несколько секунд, не дольше. Будто воздух зазвенел напряженно. Дальше Ивик вдруг покраснела и быстро отвела глаза. Хет Бен, словно чтобы разрядить неловкость, встал и направился к шкафу - достать еще сахару.

Интересно, откуда он сахар носит - из дому ведь, наверное.

— Так вот, об ответственности, - заговорил иль Видан преувеличенно громко, словно на занятии, - обратите внимание, Ивенна, что Дейтрос принципиально отличается от остальных известных нам цивилизованных миров. Вы знаете, чем?

Ивик подумала.

— Наверное, тем, что у нас есть общая, объединяющая идея. Цель. Конечно, идеологии есть везде, но у нас одна цель - защита Тримы… и так уже две тысячи лет.

— Вы правы, Ивенна. Так и есть. Но защита Тримы, Земли - она для нас важна лишь потому, что важно христианство, что важна память о Христе, которая сосредоточена только на самой Триме. Не станет Тримы - не станет этой памяти. Обратите внимание… в Дарайе тоже когда-то существовала христианская церковь. Но она была вытеснена. Секуляризация общества. Идеология свелась к обеспечению обывательских потребностей, и это неизбежно в любом мире, лишенном духовности, лишенном выхода к трансцендентному. Похожие процессы, не без влияния дарайских фантомных операторов, идут в некоторых обществах на самой Триме. Почему так не произошло в Дейтросе? Еще сахарку хотите?

— Не знаю, - сказала Ивик, - То есть сахару хочу, спасибо. Может, потому, что у нас цель такая… конкретная? Или потому, что мы живем в таких условиях…

Хет Бен сел рядом с ней и с любопытством стал слушать. Ивик осмелела. Ей вспомнились уроки директора иль Роя. На втором курсе, когда он пожертвовал ей, малявке, немного собственного драгоценного времени и объяснил, о чем идет речь.

— Дело ведь не только в защите Тримы. Дело в том, что мы сами… не так богаты, как дарайцы. Что наше существование не защищено надежно. Наш мир борется за жизнь, за существование. И дорши же лезут постоянно… И у нас еще ничего не построено. Если мы не будем бороться, работать изо всех сил - мы вымрем, вот и все. Будет голод, или дорши нас перебьют. Это у нас все знают, вот и… стараются. А дорши… и те общества на Триме, я знаю, про какие вы - северная Америка, Европа - там обыватели просто уже очень хорошо живут, у них нет такого стимула, чтобы бороться. Им кажется, что их мир незыблем, что им не угрожают опасности, и мир защищать не надо. Вот и живут каждый сам для себя… Наверное, так? Ведь всегда, когда цивилизация достигает расцвета и довольства, происходит… - Ивик умолкла, пытаясь подобрать слово.

— Потеря пассионарности. Упадок. Вы правы. Но, Ивенна, старый Дейтрос был высокоразвитой цивилизацией. Население было хорошо обеспечено материальными благами. Хотя иначе, чем в Дарайе, но обеспечены мы были. И потери пассионарности не произошло. Ведь Рейта и Кларен иль Шанти, принявшие решение пожертвовать Дейтросом ради Тримы, могли родиться и вырасти только в очень пассионарном обществе, ориентированном на высшие цели. Почему же у нас было так?

Ивик пожала плечами. Покраснела.

— Благодать Божья? - предположила она.

— Тоже объяснение, конечно. Но если мир не подчиняется законам социопсихологии, надо попробовать сначала поискать материалистические причины. И они есть. Гэйны, Ивенна. Благодаря гэйнам наш мир остается неизменно идущим вперед и пассионарным. Благодаря искусству, которое вы создаете. Это ведь очень важно, Ивенна - искусство. Это оружие, изменяющее лицо мира. Особенно важна литература, потому что она конкретна. Музыка может вдохновить кого угодно и на что угодно. А вот люди, владеющие словом - меняют мир. Власть имущие всегда это понимали и старались правильно использовать таких творцов для себя. Для укрепления своего могущества, для достижения целей, которые ставились перед обществом. В Дарайе это еще проще - рынок сам использует писателей для самоукрепления, потому что деньги могут заработать лишь те, кто в той или иной форме воздает хвалу потреблению. А в Дейтросе этого нет, разумеется.

— Но ведь, хет Бен, вы же сами говорили, что талант как прыщ, на ком захочет, на том и вскочит. Мы же все очень разные. И не все мы такие уж хорошие и правильные, - Ивик подумала, - мы же тоже пишем всякое… мы несовершенны. Как же мы можем изменять общество к лучшему? И нас не контролируют почти совсем… ну есть цензура, которая не пропускает какие-то совсем уж ужасные вещи, но ведь многое так распространяется, помимо цензуры. Для того, чтобы общество всегда оставалось таким… пассионарным, надо же, чтобы и вели его такие люди. А мы… - Ивик умолкла. Да уж, какие из них пассионарии, если честно? Обычные люди, ничуть не лучше других. Что-то она не могла припомнить у кого-то из товарищей по квенсену проявления высокой идейности. Да и сама она такой идейностью не отличается. В церковь все ходят только в качестве обязаловки. Думают о самых обычных вещах - о девочках/мальчиках, о том, как устроиться получше, о том, как бы с занятий слинять и куратору не подвернуться… Смешно просто - и такие люди будут формировать культуру Дейтроса? И она сама, Ивик, разумеется, ничем не лучше.

— Может быть, - подумала она вслух, - если бы культуру формировали только очень хорошие люди… горящие… чистые… тогда был бы другой мир. Такая… элита, что ли.

— Элита, руководящая низменными и глупыми людишками? Были такие идеи, Ивенна, были… Так ведь и вообще если бы люди были чистыми и прекрасными, весь наш мир был бы иным, и Дарайи бы такой не было, какой мы ее знаем, и Триму не надо было бы специально защищать. Неоткуда взять других людей, Ивенна. Люди, они все, всегда и везде приблизительно одинаковы. И гэйны ничем не лучше остальных каст. И все-таки я повторяю - именно то, что гэйны формируют нашу культуру, позволяет нам не терять духа так долго.

— Но почему тогда?

— Да потому, что гэйны-то - люди обычные, а вот живете вы в необычных условиях. В любом мире влиятельные творцы либо в итоге сбиваются в профессиональную богему, уходят в эскапизм, живут лишь творчеством… Либо, в Дарайе, например, удачливый творец начинает зарабатывать большие деньги, обзаводится барахлом, роскошью, перестает думать о несовершенстве мира, его-то личный мирок вполне прекрасен. Ведь то, что мы пишем - оно очень зависит от того, как мы, собственно говоря, живем. Бытие определяется сознанием, но ведь и сознание наше, как ни крути, тоже определяется бытием. Человек, который постоянно сталкивается со смертью… живет на грани. Знает цену дружбе, поддержке друга. Понимает, что такое предательство. Что такое семья. Долг, в конце концов. Человек, который постоянно живет на войне - то есть гэйн - у него ведь и ценности другие. Да, вы обычные люди, вы разные - но какие-то простые вещи, простые, как хлеб и воздух, вы понимаете очень четко. Поэтому в книгах, которые вы напишете, все будет соответственно. И те, кто эти книги прочитает - в детстве, в юности - они будут этими вашими словами сформированы. Других слов у нас в Дейтросе просто нет, потому что никто, кроме гэйнов, ничего не напишет, просто не сможет, не хватит таланта и сил - всех способных мы забираем в гэйны. Даже если вдруг просмотрели талант в детстве, забираем позже, переобучаем. Мы же проходили с вами дарайскую литературу, триманскую - помните, Ивенна? Есть ведь отличие. Именно в ценностях. В содержании.

Ивик задумалась. В общем-то, гэйны ведь не пишут постоянно о войне. Некоторые - вот и она сама - вообще никогда о войне не пишут. А зачем писать еще о гадостях, которых и так в жизни хватает? Но если говорить не о содержании, а о ценностях… Ведь можно и про любовь написать, и про будущее общество - так или сяк. Как может написать про любовь гэйн, который знает точно, как жизнь человека хрупка, и как надо за эту любовь держаться, пока все живы…

— А представьте, Ивенна, о чем и как станет писать хорошо обеспеченный, сытый, богатый человек, живущий в довольстве и безопасности? Нет, есть исключения, конечно. Есть люди, которые не так уж зависят от условий, в которых живут. Но в массе, в основном происходит так, что человек ведь и пишет о том, что происходит вокруг него, в его душе. Вы можете создать совершенно отвлеченную вещь, фантастический мир - писать вы будете все равно о себе, и ни о ком другом. Вот и получается у дарайских писателей… - хет Бен замолчал, прислушиваясь. Медные переливы колоколов накатывали друг на друга, словно волны. Ивик вскочила.

— Да, вам пора уже, Ивенна. Спасибо за беседу, до следующей недели!

— Да это вам спасибо, - пробормотала она и поспешно выскочила из кабинета.

По Медиане шли четвертые сутки. За все время Ивик ни разу не поучаствовала в том, для чего, собственно, их отправили в этот поход - в ориентировании. Конечно, она посматривала на келлог, но… Скеро, командир группы, решения принимала быстрее, чем она, Ивик не всегда соображала, почему именно так. Не успевала сообразить. Наверное, остальные как-то могли, а может, и нет, а может, не все. Дана ориентировалась в Медиане очень хорошо. И вообще она как-то приблизилась к Скеро, шла рядом с ней, они вместе хихикали над чем-то - Ивик это раздражало, она ревновала, чувствовала себя от этого виноватой, и это раздражало еще больше.

Лучше бы Ивик поставили в одну группу с Ашен.

Теперь она чувствовала себя почти чужой. Рица всегда была подругой (Ивик ехидно думала "подданной") Скеро. Мальчишки - Кор, Лоренс, Марро - сами по себе. И только она, Ивик, идет чуть поодаль от других. И даже ориентироваться толком не успевает.

Перед группой поставили задачу - пройти по определенным участкам Медианы, найти несколько Врат в Дарайю, Руанар и одни Врата на Триму, сфотографировать их. Руанарские и Триманские Врата уже миновали, шли вблизи самых опасных участков. Потому, собственно, группы и делали большими, по семь человек - в случае чего сумеют отбиться. Но если не приближаться к дарайским Вратам, тамошние патрули могут и не заметить. Пока все было благополучно.

Ивик дежурила на рассвете. То есть, конечно, на рассвете сообразно часам, в Медиане нет ночи и дня. Она выбралась, пошатываясь, из теплой, уютной постели, уничтожила ее одним взмахом руки - дабы соблазна не оставалось. Кор хлопнул ее по плечу.

— Удачи… я пошел спать.

— Спокойной ночи, - улыбнулась Ивик. Кор наспех сотворил что-то вроде трентовской койки и сразу завалился. Ивик глотнула воды из фляги. Воду следовало экономить. Тут же она создала льющийся из воздуха водопадик, умылась прохладной влагой. Вымыться в Медиане несложно, но создать настоящую воду, молекулы которой насытят жаждущее тело - не получится никак.

После умывания спать ей расхотелось. Ивик встала, походила туда-сюда. По границам участка вчера поставили "сторожей", задача Ивик - следить за их показаниями. Когда враг приблизится, будет уже поздно реагировать. Ивик посматривала на планшет, хотя, конечно, в случае чего, приборы сами поднимут тревогу.

Интересно смотреть, как народ спит. В Медиане вообще интересно. Можно ведь все, что угодно, сотворить, кроме, разве что, еды и питья. Квиссаны не слишком предавались фантазии - неловко было друг перед другом. Марро и Рица качались в гамаках на невидимой подвеске, завернувшись в одеяла. Лоренс сделал мягкий диванчик, и спал не укрываясь, его окутывала серебристая дымка фантастической термоизоляции. Скеро сотворила деревянную кровать с высоченной, пышной пуховой периной, она почти тонула в этой перине. Вскакивать, конечно, неудобно будет, подумала Ивик. Надо же, и спинки кровати тщательно продуманы, будто живой розовый тамгат с орнаментальной резьбой, даже стиль какой-то просматривается. Это Скеро - за что ни возьмется, все делает великолепно. Дана скумекала себе колыбельку, висящую в воздухе, и спала там внутри, закутавшись в одеяло, и тонкая рука трогательно свешивалась через край. Ивик подошла ближе, всмотрелась в спящее лицо Даны. Подруга казалась малышкой, тоорсеновского возраста, длинные темные ресницы на нежной коже щек, чуть вспотевшая прядь на виске. Ивик захотелось вдруг погладить Дану по хрупкому запястью, по шелковистой щеке, так захотелось, что если бы не страх разбудить, она бы и погладила.

Так, будто это ее дочка спит в колыбельке. Или младшая сестричка. А ведь Дана скоро замуж выйдет. Они с Дэймом планируют сразу после выпуска. Дэйм как раз тоже закончит разведшколу. Надо, наверное, думать, что Дане предстоит тяжелая жизнь - муж-гэйн, еще и разведчик, может случиться так, что она годами его не будет видеть. И все равно Ивик завидовала. Чуть-чуть, по-хорошему. Но почему она-то родилась такой некрасивой? И даже не некрасивой, в принципе, она не хуже большинства девчонок. Просто - нелюбимой. Никому не нужной. Наверное, у нее дурной характер. Ивик вздохнула. Папа как-то сказал после их очередного скандала с мамой: "У тебя, Ивик, точно такой же характер, как у мамы". А мама, конечно, не сахар… Не сахар? Но ее все любят и уважают. А Ивик…

Надо бы помолиться, кстати, с утра, вспомнила Ивик. Но молиться не хотелось. Если честно, она вообще это делала редко - не считая, конечно, общеобязательных в квенсене молебнов и служб.

Вот почему она так не любит Скеро? Почему? Ведь теперь все хорошо. Да и не то, что не любит. Ивик честно восхищалась Скеро, ей только некоторые черты ксаты не нравились. Почему все чувствуют себя рядом со Скеро хорошо - а она нет? Или не все… Если подумать, некоторые тоже не любят Скеро. Например, Дирза не любит, со злорадством вспомнила Ивик. Верт ее бросил. Или, скорее, она его - но во всяком случае, большой любви с его стороны не заметно. Из девчонок Венни ее не любит… Ивик с наслаждением вспомнила, как девчонка из сена иль Винс спрашивала с ужасом - как они вообще терпят такую старшую по сену? У них все Скеро ненавидят. "А у нас любят", - ответила Ивик с горечью. Но ведь и правда, большинство любит… или терпит. И только она, Ивик, вот такая - и ничто не помогает, даже то, что у них теперь со Скеро хорошие отношения. Даже исповедь…

Ивик вздрогнула от пронзительного мерзкого писка. Надо же, в этот раз и предчувствий не было, мелькнула мысль. Она всмотрелась в планшет - "сторож" с востока подавал сигнал. Слабенький, будто враг еще очень далеко. Такой слабенький, что Ивик не решилась сразу будить всех. Она ослабила вокруг гравитационное поле, оттолкнулась ногой и легко взмыла в небо.

Дарайцы были близко. Почти у самого "сторожа". Но их было всего двое - потому и слабый сигнал. Ивик опустилась вниз и нажала на планшете кнопку тревоги.

Продирая глаза, ребята вскакивали, хватались за шлинги.

— На взлет! - Скеро опомнилась и начала командовать через несколько секунд. Квиссаны оседлали привычных "лошадок", только Лоренс выпендрился и создал какого-то грифона с крыльями. Взлетали в обычном порядке, парами, Ивик - рядом с Даной, пристроилась в спину Марро и понеслась сквозь серый мерцающий воздух. Несколько секунд, и вот уже снижение, крик Скеро:

— Берем шлингами!

Не тут-то было! Ивик едва успела, на автомате, создать сферу. Воздух заискрился и запылал белым огнем - оружие оказалось неожиданно опасным и сильным. Слева вскрикнула Рица - похоже, ее зацепило. А дорши мгновенно сменили тактику - чего они не делали обычно, с неба обрушился чернильный ливень. Все силы Ивик пока уходили на оборону. Но она собралась и, увертываясь от новой напасти, стремительно жалящих черных ос, всей своей силой, всей мощью своего страха ударила вниз, по доршам, синей удушающей волной.

Это было невозможно, но бой продлился около двух минут, как позже прикинула Ивик. Ей эти минуты показались двумя часами. Дорши защищались так, будто были гэйнами, взрослыми и опытными гэйнами. Наконец Дана атаковала ядовитым зеленым туманом, он, кажется не подействовал, но отвлек врага, и через несколько секунд все было кончено. Один из доршей, огромный вангал, валялся на земле с обезображенным лицом, в обгоревшем плаще. Второй лежал в параличе, но глаза его были открыты, он был жив и невредим и смотрел на квиссанов с ненавистью и страхом. Облачко его, захваченное сверкающими петлями шлинга, болталось в воздухе. С ужасом Ивик увидела, что это мальчишка, даже младше их самих, наверное. Лет тринадцати или четырнадцати. И форма у него странная, ни на что не похожая - если это вообще форма.

Это он защищался, вдруг поняла Ивик. Вангал бы так не мог. Вангала мы взяли бы сразу. И она сообразила, кто это такой, и почему он вдруг оказался в Медиане. Как и в Дейтросе, в Дарайе запрещали выходить в Медиану штатским, без охраны - просто по соображениям безопасности.

— Сволочь! - Скеро подошла к пленному и пнула его по ребрам. Тот не вскрикнул и не шевельнулся - паралич. Кор поднял шлинг и стал медленно, тщательно сжигать облачное тело парня.

Это враг, сказала себе Ивик, стараясь не смотреть на лицо дарайца, в глаза, полные боли. Он еще хуже тех, вангалов. Он создавал маки… Взрослые дарайцы начисто теряют способность творить в Медиане, но она сохраняется у детей и подростков. Подростков используют для этой цели - они придумывают оружие, а вангалы потом, как уж у них получается, копируют его. А этот парнишка мог бы стать квиссаном, родись он в Дейтросе. В Дарайе он отлично зарабатывал, к 16-17 годам стал бы богатым, обеспечил себя на всю жизнь, и школа не нужна, и профессия. Правда, и способность творить тоже бы пропала, но это уже мелочи. И зачем его понесло в Медиану, одного, с одним только охранником? Неужели он рассчитывал в случае чего выстоять против обученных гэйнов?

Да нет - Медиана бесконечна, рассчитывал, что обойдется как-нибудь. Что никто не встретится, а если - он успеет спастись, добежать до какого-нибудь выхода.

А как она, Ивик, в детстве тайком уходила в Медиану… и ведь ни разу не встретила никого. А если бы встретила, даже и сомневаться не приходится, какая судьба ее бы ждала.

Он создавал маки… Он еще хуже тех.

Не вязалось все это. Это не он убивал килнийцев и пригвоздил к стене хойта. Возможно, он ничего об этом даже не знал. Возможно, он не хотел бы этого. Он просто создавал маки, играл - а однажды решил прогуляться в Медиану… мы-то ведь знаем, как это заманчиво и приятно - создавать образы, когда никто тебя не видит, никто не мешает… Ивик чувствовала, что это так. Она умела понимать людей с одного только взгляда, по лицу. Этот был - из других. Он был слишком ребенком, слишком наивным и добрым. Он не мог бы вести себя так, как те. Он никогда и не воевал, а если бы пришлось - вел бы себя иначе.

Но он дорш, сказала себе Ивик. Она старалась не смотреть.

Его даже не били толком. Скеро смаковала ситуацию. Мальчишка все равно был трупом - без облачка он проживет месяца два, три и сдохнет от какой-нибудь лейкемии, и это тоже нелегкая смерть. Хотя, говорят, в Дарайе широко применяют эвтаназию. Двигаться или говорить он пока не мог. Но вот способность чувствовать сохранил. Парня привязали - руки назад - к широкому столбу, который создала Скеро.

Его надо в Верс, подумала Ивик. Это же даже по Уставу запрещено, то, что она делает. Как она может так?! Если уж мы взяли его живым, он должен попасть в Верс. Но возражать Скеро нельзя. Нельзя портить с ней отношения, Ивик попросту боялась возразить. Мир между ней и Скеро висел на слишком тоненькой ниточке, на одном только воспоминании. Все ведь может снова взорваться…

К тому же, невеликое это счастье - попасть в Верс.

Скеро, Рица и Кор быстренько ободрали с парня одежду. Остальные так и не приближались - наверное, тоже противно было. Но на это Скеро не обращала внимания.

— Ну что, сука? - Скеро подошла близко, глянула в глаза дарайца, - Дождался?

Она хлестко ударила парня по щеке.

… И самое страшное то, что и Скеро Ивик тоже понимала. Она знала, почему Скеро так себя ведет, и как это связывается у нее со всем остальным - например, с церковными проповедями о милосердии. Скеро, с одной стороны, это просто нравилось. Возбуждало, наверное, как-то. Ивик все это было омерзительно, но в глубине души она понимала, что кого-то да, это может возбуждать. С другой стороны, все это было и оправданно - действительно, враг (а что у него глаза ребенка - так Скеро не умеет читать по глазам), действительно, надо уничтожать, ни у кого в этом нет сомнений, они же солдаты, а не воспитательницы марсена. Вся культура гэйнов, весь опыт, как личный, так и накопленный в веках, весь ужас, посеянный доршами в Дейтросе, все убитые и замученные - требовали лишь одного: уничтожить. Как только видишь дорша - так и убивай сразу. Просто потому, что это дорш. Правда, от них требовали все-таки - по Уставу - не трогать нонкомбатантов, но мальчишка к ним не относился. Он был еще опаснее дарайских военных, он был опасен и достоин уничтожения в квадрате. А если уж уничтожать, то почему бы не сделать этого со вкусом и с душой… Просто у Скеро такой темперамент. Не будем ханжами… Все мы люди, имеем право на маленькую слабость.

Ксата протянула руку, в ее ладони возникла черная рукоятка из которой торчало лезвие белого пламени, раскаленное даже на вид. Ивик не выдержала, взглянула в лицо пленного - и покачнулась, ей никогда не случалось видеть такого ужаса в чьих-то глазах. Ни гордости не осталось в них, ни ненависти, если бы он мог, наверное, он бы умолял не трогать его. А может, и не умолял бы… Лоб под светлой короткой челкой покрылся крупными каплями пота.

— А ты что думал, детка, ты в игрушки играешь? А здесь война. Нас убивали твоими игрушками.

Скеро провела огненным лезвием по белому дряблому животу дарайца, погружая вглубь, оставляя вывороченную обугленную плоть. Ивик вздрогнула всем телом, сразу ощутив острую боль в животе, словно это ее резали.

В следующий миг она оказалась возле дарайца и закричала. Лезвие снова взлетело - но Скеро успела его удержать, иначе оно воткнулось бы в Ивик. Зеленоватые яркие глаза полыхнули удивлением и гневом.

— Ты что?!

— Не надо, - попросила Ивик, - не надо. Пожалуйста.

— Что, птичку жалко? - брови Скеро изогнулись, - а ну, в сторону!

— Ивик, отойди в самом деле! - сказала Рица, - что ты лезешь? Боишься руки запачкать, иди отсюда, никто не просит.

Ивик задрожала всем телом. Она не знала, что сказать. Жалко? Глупость, действительно, какая.

— Нет, - сказала она, - не надо. Мы же люди.

— Зато он - не человек!

— Нет, и он человек… не надо, Скеро, пожалуйста!

— Да ты что думаешь, я тут с тобой спорить буду? Квисса, нале-во, два шага вперед, марш!

Ивик не подчинилась. Она молча, с ненавистью смотрела на Скеро.

— Ивик, дома получишь пять хознарядов.

— Есть пять нарядов, - пробормотала она.

— В сторону, кому говорят! Ну!

Скеро сделала незаметное движение, Ивик, конечно, не успела среагировать и, задыхаясь, полетела на землю. Через пару секунд она встала, еще не отдышавшись после удара, и готова была снова защищать дарайца, но внимание Скеро уже было надежно отвлечено от парня. Она с ненавистью смотрела на Ивик. Кор между тем подошел к пленному, создал длинное блестящее лезвие вроде шпаги и вогнал его парню меж ребер. Кровь плеснула темной струей на белую кожу, тело обвисло на веревках.

Кор стал старательно уничтожать столб и все следы происшедшего.

Скеро шагнула к Ивик и молча хлестнула ее по щеке. Ивик заплакала - просто механически.

— Ты гадина. Это же враг!

Ивик выпрямилась неторопливо. Взглянула на Скеро. Теперь она уже ничего не боялась, бояться нечего. Все, что можно испортить - уже испорчено.

— Это враг, Скеро. А Библия учит любить врагов своих. Можешь меня бить, если хочешь.

Этот аргумент подействовал на Скеро убийственно. Она побелела. Но больше бить Ивик не стала.

— Шендак, какая ты чистенькая, какая умная! - злобно сказала Скеро, - тебе не гэйной надо быть, а морали читать. Тебя к Медиане на шаг подпускать нельзя. Вон - иди психологом в Верс работать. Ты своей правильностью так подследственных достанешь, никаких пыток не надо.

Дана вдруг подскочила к Скеро.

— Скеро, не надо, правда, - волнуясь, заговорила она, - мы же все понимаем… и ты права. Все равно его убить надо было… Ты всегда все берешь на себя. Но Ивик тоже… ты пойми…

Ивик содрогнулась от того, что показалось ей предательством. Скеро - права? Дана правда так думает? Да ведь сама она никогда бы… да она просто лизоблюдка, вот и все!

Скеро не слушала Дану. Глаза ее горели ненавистью. Ивик вдруг почувствовала, что взрывается изнутри.

Она стала кричать на Скеро. Это была истерика.

— Я чистенькая? Да нет, Скеро, я такая же, как все. А вот ты сволочь! Ты сволочь и садистка. Это тебя нельзя подпускать… Это из-за таких, как ты, войны бывают! Тебе бы лучше в Дарайе родиться, там бы тебе позволили все, что ты хочешь! А Дейтрос - христианский мир! А ты, ты всегда была сволочью! И шендак, ты весь наш сен развалила! Хуже тебя вообще нет! Ты хочешь, чтобы перед тобой все пресмыкались, все - и они пресмыкаются, да, они уже забыли, что они личности, люди, не хуже тебя - все должны перед тобой унижаться и тебя восхвалять! Ты вообще хоть кого-нибудь кроме себя замечаешь вокруг?

Ивик не могла остановиться. Ей было стыдно, так нельзя себя вести, она истеричка, и вопли делают ее только смешной - но остановиться было немыслимо. Лицо Скеро постепенно приобретало обычное спокойно-насмешливое выражение.

— Ты думаешь, что если ты такая талантливая и яркая, тебе все позволено? И твои подпевалы все всегда оправдывают - подумаешь, у тебя такой темперамент! Так вот нет, не все оправдано! И то, как ты надо мной издевалась на втором курсе - думаешь, я забыла? А я что, дараец, враг - какого шендака ты это со мной делала? И ведь ничего, когда в бою рядом оказались, и я оказалась не такой уж плохой, правда? Вот только извинений я от тебя не услышала. Да и не надо мне извинений, Бог с ним - но хоть бы ты относилась по-человечески! Так ты можешь только тех любить, кто тебя восхваляет и видит в тебе идеал. Нормальных равных отношений ты не признаешь и даже не представляешь! Ты не знаешь, что такое нормальная дружба. Ты уже родилась, видно, шеманой! Считаешь себя лучше всех? Ради Бога. Только без меня, пожалуйста!

— Закончила? - спросила Скеро презрительно, - так вот, лапочка… Ты тут про Библию что-то вякала. Так в Библии сказано - так как ты не холоден, и не горяч, а тепел, то извергну тебя из уст моих. Так вот, это про таких, как ты. Ты тепленькая. Такие, как ты, никому не нужны. Да, наряды остаются в силе…

Она вскочила на "лошадку", скомандовала "за мной" и взмыла в воздух. Рица, Кор и Лоренс - за ней. Ивик осталась стоять, а рядом с ней - Марро и Дана.

— Не расстраивайся, - неуклюже сказал вдруг Марро, - ты права. И правильно сделала. Я тоже должен был ее остановить. Но мы все, как дураки, побоялись возражать, а ты… молодец.

Ивик расширившимися глазами посмотрела на Марро. У нее вдруг потекли по лицу слезы. Она обернулась к Дане. Гнев снова вспыхнул.

— А ты что? Ну иди, догоняй… свою новую подругу!

— Ивик,- беспомощно сказала Дана, - мне что, разорваться, что ли?

— Ты же считаешь, что она права!

— Да… по-своему. И ты тоже.. по-своему. И она мне не подруга, ты же знаешь… просто… ну правда ее жалко иногда.

— Ее жалко?! - вспыхнула Ивик, - а меня тебе не жалко? А дорша этого не жалко, да? А вот ее жалко? Да она…

— Пойми, Ивик, она только внешне такая… на самом деле она очень в себе не уверена и всего боится…

— Это она-то боится?!

— Да… я чувствую. Она… ты ее сильнее. У тебя такой стержень внутри, а у нее ничего. Вот она и…

— Да ни шендака себе она слабенькая, - пробормотала Ивик. Обида - теперь уже на Дану - жгла ее изнутри. Ничего себе! Да, конечно, это очень по-библейски, правильно. Смотреть, как твою подругу бьют - Ивик не то, что было больно, но нестерпимо обидны эти удары - оскорбляют, и при этом еще жалеть обидчика. Ивик от бессилия махнула рукой.

— Пошли, девчонки,- сказал Марро, - отстанем.

— Конечно, ты права, - решительно сказала Ашен, - она омерзительно поступила! Ладно еще там, в Килне… тоже неправильно, но хоть можно понять, все обозлились. Но в этой ситуации! А ты молодец, что остановила ее. Может, в следующий раз, когда она захочет так сделать, задумается…

Ивик посмотрела на Ашен с признательностью. Ну вот, хоть кто-то на ее стороне. С Даной они в итоге помирились. Но недоверие внутри осталось - как можно надеяться на человека, который… вот так. Который вдруг может оказаться тебе совершенно чужим.

— Это все очень сложно на самом деле, - продолжала Ашен, вдруг опустив глаза, - родители рассказывали… мы говорили о таких вещах. Когда я пошла в квенсен. Они тогда стали со мной говорить иногда. Рассказывать о своем опыте. Знаешь, такое правда бывает. Особенно с квиссанами. Потом когда люди взрослеют, они как-то… меньше уже. Садисты такие, они не выживают долго, так получается. Это все запрещено, и по Уставу, и вообще. Мы не имеем права мучить пленных, вообще. Если уж взяли - передаем в Верс, а сами - нет. Но… бывает такое. И бывает, что мирных доршей… ну просто людей оттуда - убивают. Только так нельзя, конечно. Знаешь, на твоем месте там я бы тоже ее остановила.

Правда, подумала Ивик, остановила бы. Только, скорее всего, без истерик, спокойно, и Скеро бы просто подчинилась Ашен - хоть она формально и начальство. А я… истеричка, слабая дура.

Она бежала под мелким моросящим дождем, по размякшей земле, почти утыкаясь носом в грязно-пятнистую широкую спину Нэша. Слыша смачное "чпок-чпок" по грязи и тяжелое дыхание не в такт. Ботинки так облипли грязью, что ступни казались неподъемными, но она уже почти не замечала этого. Иногда ей казалось, что весь сен - одно гигантское неповоротливое животное, сороконожка, которая еле-еле ползет, выдирая свои многочисленные лапы из грязи, размешивая дорогу, как ложкой мешают кисель. Изгибаясь вместе с дорогой. Ремень автомата передавливал плечо, но она и к этому давно привыкла.

Можно было даже думать о чем-то. Мысли текли не плавно, как всегда, а прерывисто. Раньше, помнила Ивик, в таких случаях она думала лишь о том, когда все это кончится. Теперь уже было не так тяжело, и в результате мысли неслись вперемешку. Это называется конец весны… я точно не сдам ориентирование… как дожди надоели… в Медиане хоть сухо… Скеро опять съязвила сегодня утром на мой счет… сколько же можно, почему не оставить меня в покое… проклятая Скеро… проклятые дорши… куда, интересно, меня направят после выпуска… в какую-нибудь провинциальную часть… и там будет то же самое - такая же Скеро… а вдруг нас вместе… нет, нет, Скеро у нас отличница… чертов дождь… все ведь мокрое, все… трусы даже, кажется, мокрые…будет все точно так же… тренировки, койка в общей спальне… замуж я не выйду никогда… да и что хорошего, если вдуматься… и там ничего хорошего не будет… здесь хоть Ашен с Даной… а если кто-то из них погибнет… странно, вот и жить не хочется, но и умирать-то страшно… а вот когда хочется жить, то умереть вроде не страшно… а что лучше, поехать к маме и жить у нее?.. Нет уж, пусть направят куда-нибудь подальше… мама и в письмах-то успевает столько полезных советов дать, что тошно становится… Господи, почему несчастье такое… почему так плохо все…

Ивик хотелось плакать, и она заплакала бы, если бы не надо было бежать и не сбивать дыхания. Сколько еще до квенсена? Километров пять… С ума можно сойти. Над головой пронзительно закаркали вороны. Чего это они, смутно подумала Ивик. Гнездовье у них сейчас… кружит воронье… Над тучами правых и неправых кружит воронье, сложилось вдруг. Ивик задохнулась. Строчка зацепилась за строчку. Пошло неожиданно легко. Самое трудное было - сразу же все запоминать.

Над грудами правых и неправых кружит воронье.*

Какие могилы в твоих дубравах, сердце мое?

Рельсы на запад, ползет с востока цветная мгла.

Что там, в отверстии водостока? Зола, зола…

Сделай поправку, зеница ока - кругом вранье.

Кто растравил тебя так жестоко, сердце мое?

Под рельсы лягут - рядами - шпалы, молча, без слов.

Снова рассвет окрасился алым - солнце взошло.

Ожоги плети, штрихи неволи, точки над ё.

Перекати ледяное поле, сердце мое.

Только кровь холодеет в жилах - все ближе лед.

Больше курганов и меньше милых. А ворон ждет.

Ивик сохранила стихотворение в памяти, все время повторяя его по пути. Ей уже не было тяжело. Наоборот - хорошо стало, свободно. Мрачные мысли улетучились куда-то. Ей стало плевать на Скеро, на свою неудачливость, на то, что другие лучше ее, и даже это стихотворение, наверное, не произведет на всех большого впечатления - сейчас, впрочем, оно казалось ей гениальным.

… нет, они не поймут. Это - о самой Ивик. Но все слишком зашифровано. Так получилось помимо ее воли. Никто не поймет, о чем это. А если объяснять, выйдет пошло и некрасиво. Здесь все было - и Рейн, и деревня в Килне со всеми убитыми, и Скеро, и дарайский мальчишка, убитый в Медиане, и снова Скеро, и то, что никто, никто не любит Ивик по-настоящему, разве что Ашен, но у Ашен и без нее много друзей, и что все говорят о дружбе и любви, а на самом деле ничего этого нет, нет, а есть одна жестокость, одна ледяная жестокость к врагам и к друзьям, и одиночество - но кроме всего этого есть и что-то другое, и кто-то другой… сердце мое.

И отчего-то уже не больно. Как будто все это легло в уплотненную ткань стиха, словно сжалось в нейтронную звезду, электроны упали в ядра - и атомы реальности перестали существовать. Остался лишь призрачный бледный свет. Прекрасный. Никто и не поймет никогда, как эта звезда родилась.

Экзамены промелькнули быстро. Оценки ставились по успеваемости в течение года, экзамены оказались скорее формальностью. Был выпускной вечер. Разрешили гражданскую одежду, девочки заранее доставали себе платья - Ивик платье прислала мама, ей кто-то там сшил, легкое, светло-голубое. Мальчишки были кто в чем, большинство просто в парадке. Ивик довольно много выпила, голова у нее кружилась. Она много смеялась. Танцевала с Марро, и с Клайдом, и с Дирзой, и еще с кем-то, кажется, из другого сена. Никто не стоял у стены. Ивик даже стало казаться, что все хорошо, и что они и правда - братья и сестры, не только формально, но и на самом деле, и даже вид веселящейся Скеро настроения не портил, да и Скеро к ней не приставала. Потом гуляли под звездным небом, жгли костер и пели песни. Читали стихи. Гэйны - особые люди. Хет Бен сидел рядом с Ивик и просил ее прочесть то, последнее стихотворение. Но оно было как-то совсем не в тему. Ивик смеялась и отмахивалась. Она сыграла на гитаре и спела "Как-то в пути, темнотою измучен, песенке, песенке был я научен". Потом еще что-то пели. Ашен обняла Ивик за плечи.

Все уже знали, кто куда назначен. Ивик не слишком ошиблась - ее отправили служить в новый, только строящийся поселок у Северной магистрали. Ее одну из всего сена. Других раскидали - кого куда. Дану отправили служить в часть у Лоры, крупного города. Возможно, потому, что в Лоре была самая крупная филармония Дейтроса, а Дана все же гениальная скрипачка. Да, такие вещи при распределении учитывались тоже.

Скеро оставалась в квенсене.

Кураторы говорили, что ей светит серьезная академическая карьера. Скеро хорошо ориентировалась в Медиане, и при этом имела блестящие оценки по всем предметам. Пока ей дадут младший сен (Ивик с ужасом думала о бедных ребятишках - но впрочем, может быть, им понравится? К Скеро ведь все по-разному относятся, одни терпеть не могут, а другие, наоборот, обожают). И она будет углубленно изучать теорию Медианы и разные другие предметы, а затем, возможно, займется научной работой.

И еще необычным было распределение Ашен. Ее забирали к себе родители. Она будет адаптирована к условиям Тримы, и станет работать там. Кем - простой гэйной, в охране или же станет, как ее мать, фантом-оператором - это будет видно впоследствии.

Все остальные отправлялись служить в разные боевые части, кто в звании ксата, кто - рядового гэйна. Заниматься тем, для чего их, собственно говоря, готовили - защищать Дейтрос.