Не будите спящую ведьму

Радин Сергей Не будите спящую ведьму

1.

Однажды Аллертон, хозяин нашего агентства, изрёк прописную истину: мужчина чувствует себя увереннее, если в руках у него оружие или хоть что-нибудь тяжёлое. Дубина, например. Я же подумала: " Насчёт всех женщин не знаю, но про себя… Мне легко действовать и голыми руками, если противник не принимает меня всерьёз". Впрочем, мы тогда праздновали выполненный заказ с оч-чень хорошей премией, и мало ли что философское могло взбрести в наши счастливые головы…

А вообще — никогда не любила драться. Но частые драки — неизбежная часть моей работы. И никуда не денешься.

Портун — планета маленькая, для разработчиков золотых жил интереса не представляет, поскольку бедна, как церковная мышь. И быть бы ей Богом забытой, не приткнись она на обочине богатого караванного пути. Сначала выросли на Портуне незатейливые ремонтные мастерские для всякого типа космического корабля, затем чья-то умная голова сообразила построить станции заправки. Все. Жизнь на Портуне закипела. Словно грибы после дождя, повыскакивали мотели-отели, степенно развернулись рестораны и бары, для их обслуги хозяева построили многоэтажки с длинными комнатушками, а себе — солидные бунгало, благо климат умеренных тропиков позволял. Так на Портуне стали раздуваться современные города. И в них, естественно, появилась всякая шушера.

Бар при космопорте — не для таких женщин, как я. Здесь должны порхать девочки-припевочки, девочки-куколки. А потрёпанная баба под пятьдесят, ссутулившаяся над пластиковым стаканом (ещё бы ей стеклянный дать!), в чистенький — пока — интерьер не вписывалась. Впрочем, на меня не обращали внимания. Утро. Посетителей мало. Всех я давно изучила в зеркале за стойкой. Белый воротничок клевал носом над тарелкой с бутербродами. Четыре инженера-механика из ремонтного ангара упоённо обсуждали достоинства и недостатки двигателя новейшей конструкции, что свалился нечаянной радостью в их жадные до знания лапы. Ещё двое, цивильного вида, вызвали у меня сначала недоумение: вальяжный мужчина, за сорок, в прекрасно сшитом костюме, покровительственно и светски негромко беседовал с юношей, тоже в костюме. В отличие от старшего спутника, молодой чувствовал себя неловко. В костюме. Немного понаблюдав, я успокоилась. Военные. Эти вмешиваться не будут.

Официантки обнесли гостей заказами и теперь робко выглядывали из кухни. Бармен, изящный, лакированно-крахмальный мальчик, сосредоточенно чистил все, что попадалось под руку, и незаметно старался держаться ближе ко мне. Он буквально вибрировал от напряжения, и я его хорошо понимала. На часах — пять минут десятого. Нежеланные визитёры нагло опаздывали. А может, вообще не явятся?

Явились. Входные двери на фотоэлементах успели удрать в пазы, поэтому удар подкованным ботинком пришёлся по обшивке косяка — по отличной имитации деревянной резьбы. Даже из моего угла было видно, как обшивка, обиженно охнув, лопнула, и две длинные щепы закачались, кланяясь на входе. Недолго. Второй удар полностью содрал имитацию.

Все ещё на улице — загоготали, и в бар вошли трое. Идеальный образчик джентльменов рэкета: одёжка кожаная, с вкраплениями металла; обувка стащена у космолетчиков и приспособлена к городским покрытиям; морды — счастливые от безнаказанности. Пока трое дойдут до бармена, ещё что-нибудь поразбивают. Не страшно. Возмещение от ущерба — мелочь, по сравнению с тем, чего хотят рэкетиры. А хотят они не много не мало — пятьдесят процентов от выручки. Раскатали губищи-то.

Двое притормозили. Один, коротко стриженный блондин, раза в полтора выше меня, лениво облокотился на стойку бара. Меня "не заметил", поморщился только.

— Ты, крыска прилизанная, передал хозяину, чего хотят мальчики? — Блондин выговорил вопрос томно, и слово "мальчики" изнылось до "мальчу-уки".

Бармен открыл было рот — и съёжился. "Мальчуки" за спиной блондина принялись развлекаться: сразу два столика резко взлетели, грохнули в ближайшую стену и рухнули печальными обломками; они ещё падали, когда под коваными подошвами ботинок затрещали бедные стулья.

Первым сбежал белый воротничок. За ним деловито, но прижимаясь к стене, поспешили четыре механика. Дверь на кухню тихо и плотно закрылась. Военные бежать и не думали: с интересом и удовольствием бывалого зрителя откинулся на спинку стула старший, младший — напротив, напрягся и ссутулился, словно бы готовый по сигналу ко всему, что ни произойдет.

Мордастый блондин самодовольно созерцал работу погромщиков.

— Мальчики устали от безделья. Им так хочется охранять какой-нибудь объект. Ну, крыска, не молчи. Что сказал хозяин на наше предложение?

У бармена, видимо, перехватило дыхание. Он только и смог, что ткнуть в меня пальцем. Я не осуждала Дэнни. Кому не захочется отвести от себя ужас предстоящего избиения?.. Правда, Дэнни тоже не знал, кого прислали к нему в качестве громоотвода… Блондин недоуменно глянул на меня. Пришлось отставить стаканчик с соком подальше. Потом допью.

— Хозяин в курсе, — проинформировала я. — Охрана ему не нужна. Чтобы урегулировать вопрос о ваших претензиях, здесь нахожусь я.

— Что-о?.. С нами будет договариваться эта баба?!

Он выпрямился во весь рост, демонстрируя, что может задавить меня, жалкую, одним видом. Выпрямился — и я закончила осмотр тела, которое намеревалась превратить в кусок бифштекса. Убивать я не собиралась, так что бронежилет на нём оставил меня равнодушной.

Мягкий разворот, руку для упора на стойку. Дождалась, пока блондин закончит фразу, и ударила ногой, метя под левый локоть бандита. Рука повисла. Блондин тоненько завопил от боли и машинально схватился правой за ушиб. Мгновенный холодный расчет, ещё один удар — обвисла и правая, а бандит захлебнулся от крови. Естественно. Ведь подбородок от второго удара дёрнулся кверху; грех такое упускать!.. Всё ещё сидя, всё ещё ногами — сломала ему ключицы. Ну вот, теперь можно не спеша встать и вырубить его полностью. Что и сделал удар под колени. Красота!.. Падая, блондин припечатался затылком о стойку. Всё. Этот бифштекс готов. Ау, "мальчу-уки"! Где вы там копаетесь?

Оказывается, они вызвали подмогу, которая до сих пор болталась на улице. Теперь "мальчуков" стало четверо.

Они приближались ко мне медленно, насторожённо, и на их обострённых от внимания мордах ясно читалось: нас много — ты одна.

Краем глаза я углядела, как младший из военных рванулся к нам, как железная длань старшего поймала его пиджачную спину и усадила впечатлительного юношу на место. Внутренне я усмехнулась: хотя старший и собирался досмотреть спектакль до конца, нет сомнений, что он вмешается, дай я слабину. Это порыв юноши объяснил мне примерный ход развития событий. Вот только слабины моей они не дождутся. Но — спасибо за благожелательную реакцию. Во всяком случае, приятно, что есть люди, категорично настроенные против бандитов.

А те остановились в метрах двух от меня, и я спиной почувствовала, как Дэнни втиснулся в нишу под стойкой. Ладно, начнем с мирных переговоров.

— Поболтаем? Или сразу кулаками махать начнем?

Мда, мои мирные переговоры не блистают ни деликатностью, ни дипломатичностью. И всегда вызывают одну и ту же реакцию. Хорошо, хоть эти не сразу кидаются, а устраивают демонстрацию устрашения. Каждый из четверых щедро показал, как владеет тем или иным шикарным приемом единоборства. Когда последний проплясал что-то типа военного реверанса с завершающим пинком в воздух, пришла моя очередь. Едва все четверо вдохнули и сделали суровые морды, я притопнула правой ногой, затем левой, внимательно глядя вниз. Парни невольно посмотрели туда же и застыли. А я отстегнула оба выскочивших из подошвы лезвия и положила на стойку.

— Сейчас, мальчики, пара секунд — и я в вашем распоряжении.

Встряхнув кистями, будто встряхивая капли воды, я сняла с пальцев десять коротких кинжалов. Сухой металлический звон от высыпанных на стойку железок продрал бандитов непроизвольной дрожью.

— Сейчас-сейчас, ещё немножко… А то ведь неудобно… У вас, небось, на себе столько оружия нет. А драться-то на равных условиях будем, правда? По-честному, да?

Из отверстий по швам джинсового комбинезона я начала извлекать весь свой металлолом. На стойке уже не помещалось. Оружие с пояса пришлось складывать на винтовые табуреты, между которыми стояла. Выше пояса обобрать себя не успела: трое ринулись из бара. Сначала я решила, что четвёртый сильнее духом и смелее, но взгляда на беднягу было достаточно, чтобы сообразить: у него просто ноги отказали. Вмёрз в пол, глядя на меня ужаснувшимися глазами. Я снова вздохнула и мирно предложила:

— Приятель, давай вашего типчика на улицу вытащим, а? А там уж найдётся у вас какое-нибудь средство передвижения, и отвезёте его в больницу, а?

Ужаснувшиеся глаза даже не шелохнулись.

Я чуть нагнулась над стойкой и позвала:

— Дэнни, "скорую" придется нам самим вызывать.

Последние слова облили жизнью глаза ошеломлённого бедняги. Он суматошно нагнулся над блондином, судорожно вцепился в его плечи и бегом поволок из бара, бормоча: " Нет-нет, не беспокойтесь! Мы сами! Сами отвезём его!"

— Дэнни, вылезай. Они ушли.

— Браво! Браво! Браво!

Медленно хлопая в ладоши, старший из военных встал и, приблизившись, представился:

— Майор Брент к вашим услугам! Разрешите представить вам моего юного спутника — лейтенанта Тайгера. И разрешите выразить наше абсолютное восхищение вашим, сугубо деловым подходом к разрешению недавнего инцидента.

— Спасибо, — пробормотала я, оставив попытку снова вооружиться. Приятное чувство от комплимента смешалось с настороженностью: майор и правда исходил восторгом, зато от лейтенанта веяло едва ощутимой напряженностью. К этим двоим явно не стоило поворачиваться спиной.

В общем, они передо мной плясать не стали.

У лейтенанта была стандартная единоборческая подготовка, но сила!.. Но скорость!.. Удар ногой, не успей я уклониться, размазал бы меня по стоечной стенке. Он же эту стенку пробил насквозь — и вновь сиганувший под неё Дэнни взвизгнул от неожиданности, а мои любимые железки загремели-зазвенели по полу. Под второй удар я нырнула, проехалась на бедре по скользкому покрытию и, вцепившись в брючные карманы лейтенанта, развернула его под удар майора. Тот пытался достать меня, используя парнишку как щит. Лейтенант рванулся было из-под удара, но лишний живой вес — я - замедлил движение, а майор просто не успел остановиться. Не так сильно, как блондин, но достаточно, чтобы отбить сознание, лейтенант "поцеловался" с многострадальной стойкой бара и утихомирился. Кажется. Во всяком случае, нам с майором теперь никто не мешал.

На полусогнутых мы кружили друг против друга, и я очень быстро поняла: во-первых, Брент не подличал, стараясь бить исподтишка, — он провоцировал; во-вторых, противник он посерьезней лейтенанта, который носит уж очень претенциозную фамилию; в-третьих, причина, побудившая военных драться со мной, когда они, абсолютно уверена, мне сочувствовали… Так вот причина…

Майор резко провёл атакующий прием, незнакомый и безупречный по исполнению. Но чуть он его начал, я сразу определилась с рисунком и сумела отбиться. Брент был хорош. Его выдавало тело: даже под костюмом играющие мышцы прочерчивали силуэт приема. Ещё две атаки с его стороны — и я усвоила весь стиль и перешла от защиты к нападению. В результате мы в обнимку очутились на полу, причем изумленный майор обнаружил, что не может сбросить меня, поскольку я буквально спеленала его собственным телом. Впрочем, подергавшись, он все-таки умудрился пару раз хлопнуть ладонью по "мрамору" и пробурчать в пол:

— Сдаюсь на милость победителя.

Я откатилась в сторону и вскочила. Но майор и правда сдался. Он встал, коротко, по-военному склонил голову, оттащил Тайгера к своему столику и, едва не щелкнув ботинками, предложил:

— Не соблаговолит ли сударыня почтить своим присутствием наш скромный обед? Минуты через три?

— Соблаговолит.

2.

Первым делом майор расплатился за сломанную стойку и сделал новый заказ, учитывавший присутствие сударыни. Я тем временем подобрала свои "железки" (Дэнни помог — хотя наклоняться на подкашивающихся ногах…) и удалилась в подсобку, где быстро смыла маску угрюмой старухи. Восхищённые девочки-официантки охотно выложили косметику и, затаив дыхание, следили за преображением "бабы" в довольно миловидную молодую женщину. Сменить комбинезон времени не было. Припарадилась я просто: чуть подвела небольшие зеленовато-карие глаза, припудрила носик, мазнула по всё ещё напряжённым губам (у-у, большеротая — успела подразниться!), расчесала волосы и тремя шпильками приподняла их, оставив на висках прядки, смягчающие жесткий контур лица. Ну, всё. Стоп! Лодочки, которые я купила на распродаже! Когда ещё представится момент почувствовать себя женщиной, выходящей в свет? Я надела туфельки и расстегнула две пуговицы под горлом. Готово. Можно появляться.

На легкий перестук каблучков военные среагировали как истинные мужчины — вскинули головы и оцепенели. В таком виде меня не ожидали. Пришлось постоять у стола секунд пять, пока майор, более искушённый в вопросах этикета, не вскочил отодвинуть мне стул. Лейтенант тоже опомнился: он смущённо поставил на пол заказанную бутылку водки. Потребовался Дэнни и официантки, чтобы накрыть стол, приличный в присутствии женщины, явно знакомой со светскими манерами.

— За знакомство! — провозгласил майор и представился вторично: — Майор Брент и лейтенант Тайгер. Отдел чрезвычайного реагирования, военная полиция Межгалактики.

Оба встали, учтиво склонив головы. Кивнув и приподняв бокал с шампанским, я заколебалась, но сказала:

— Ата Уиверн.

— Ада? — не расслышал майор.

— Ада, — подтвердила я, решив про себя — пусть будет так. Вдаваться в объяснения не хотелось. И расслышанное-то имя мало распространённое, а что уж говорить о настоящем. — Ада Уиверн, служащая частного агентства охраны. Здесь, на Портуне, по личной просьбе хозяина агентства. Владелец бара — его хороший друг.

— Такая очаровательная женщина — и такая оригинальная профессия! Выпьем за знакомство представителей двух служб, стоящих на охране порядка!

Офицеры выпили и, наконец, сели. Я нежно улыбнулась им, с позиции снизу вверх приметив темные пятна на нагрудном кармане пиджака Тайгера и разорванный воротник рубашки Брента. И подумала: "На охране порядка? Почему же вы не вмешались, когда эти громилы взялись за бар?"

Будто отвечая на мысленный вопрос, майор сказал:

— Признаться, нам тоже хотелось поучаствовать в драчке. Ждали только благоприятного момента. Но, честное слово, мы даже рады, что удержались от немедленного вмешательства. Где вы научились всем этим приемам? Я был несколько удивлен, Ада, когда в спарринге со мной вы так легко и даже небрежно продемонстрировали знание боя, известного лишь элитным частям межгалактической полиции.

"Ну-ну, несколько удивлен, — усмехнулась я, — скажи — ошарашен, и это будет правдой. Причём настолько ошарашен, что мне не пришлось с тобой возиться. Если бы не эмоции, продержался бы дольше. И — о звёзды! — как мне надоел твой высокопарный тон!"

— Не хотите отвечать? — неправильно понял заминку майор. — Может, в вашем агентстве работает кто-то из наших отставников?

— Любопытство не порок, а высшая форма познания, майор Брент? Ответ мой будет весьма прост — и учтите, что это истинная правда: учусь на ходу.

— Но позвольте!.. Боевые стили, как правило, отличаются огромным набором изощрённых приемов. Они как шахматные ходы: неизвестно, что в следующий раз использует мастер. Вот, например, вы, Ада. Какой стиль предпочитаете? Ведь есть же что-то в арсенале ваших боевых приемов что-то любимое?

— Есть, конечно. Стиль уличного бойца.

Офицеры переглянулись. Тайгер вскинул брови — Брент пожал плечами. Пока они дружно недоумевали, я с удовольствием слопала парочку нежнейших пирожных и, счастливая, стала прикидывать, чем бы ещё удивить "собутыльников", чтобы съесть остальные. Пирожные были дорогущие. Я могла их себе позволить. Но приятно же, когда изысканным лакомством угощают!

Майор спохватился и налил шампанского.

— За понимание! — и, выждав, продолжил допрос: — Простите мою настойчивость, Ада, а что представляет собой стиль уличного бойца?

— Винегрет, — сказала я и сунула в рот шоколадно-сливочное суфле.

Майор переваривал мой ответ, а Тайгер молчком стащил с его тарелки пирожное и теперь наслаждался на всю катушку — свои он уже умял. Помнится, где-то читала, что любовь к сладкому — один из признаков сильного мужчины. Интересно, к Тайгеру это относится?

Тактично переждав моё жевание, Брент набрал воздуха для нового вопроса. Я — опередила.

— Мой стиль — это смесь всех стилей, с которыми сталкивается уличный боец. Я вижу что-то новое — приноравливаюсь к нему, а затем адаптирую его к уже имеющимся приемам… К чему этот разговор, майор? Вам не нравится женщина-победитель? Хотя в этом случае вы бы вряд ли пригласили меня за свой столик… Что кроется за вашими вопросами? Явно не простое любопытство?

В ответ майор оригинально выкрутился, совсем не к месту горячо высказав мне комплимент по поводу чудесного превращения внешности. Пришлось поблагодарить и выслушать череду следующих вопросов.

Бар постепенно наполнялся посетителями: кто-то забежал на обед, кто-то назначил здесь деловую встречу, кто-то тянул время за бокалом пива или чашкой кофе по каким-то личным соображениям. Следы едва начатого погрома полностью исчезли, и о ЧП напоминала лишь мертвенная бледность бармена Дэнни. Правда, на скорости обслуживания недавнее потрясение не сказывалось.

К концу беседы я, озадаченная вопросами Брента, всерьёз решила, что он собирается перейти на работу в наше агентство. Что ж, его дело. Главное, чтоб он не спросил о моём прошлом. А так я здорово веселилась: поддерживала разговор с майором, в основном стараясь осторожно подбирать ответы; а между репликами вовсю флиртовала с совершенно обалдевшим от счастья лейтенантом, которому явно понравилась словесная игра на полунамеках.

Вскоре майор Брент выдохся в поисках новых вопросов об агентстве, а мы с лейтенантом уничтожили все сладости, влюбленно поглядывая друг на друга и даже поедание пирожных превратив в ритуал выразительнейших знаков интимного диалога. Замолчавший майор не сразу сообразил, чем мы увлечены. А сообразив, некоторое время удивлённо смотрел на нас. Наконец укоризненно кашлянул.

— Ну что вы, Брент, вы всё не так поняли, — нежно сказала я.

— Ага, — охрипло подтвердил Тайгер.

— Хм, и что, интересно, я не так понял?

Военный человек, вздохнула я. Всё-то эти военные воспринимают излишне напрямую. Ну не говорить же ему, что я обречена на одиночество, а легкий флирт — единственное, что может порадовать в личной жизни? Не говорить. Лучше сказать, что миссия моя выполнена и уже завтра с первым же транспортом я покидаю Портун. Пусть успокоится. Влюблённый лейтенант обидится, но быстро вернется к нормальному состоянию кадрового военного.

Внезапно в баре раздался треск, топот — и снова тишина. Полная, без разговоров. Посетители обомлели, а бармен, обиженно взвыв, обречённо полез под стойку.

На входе стояла толпа бандитов в черных кожаных куртках на голое тело. Человек тридцать примерно. Стояли они и свирепо озирались.

— Нет, я понимаю — традиции, — вслух поразмышляла я, — каждый человек в таком прикиде чувствует себя крутым. Но на Портуне почти жарко! С них же пот течёт! Они же дезодорантами обливаются с ног до головы — и воняют непереносимо! НО! Продолжают носить! И какой в этом кайф, скажите, пожалуйста?

Бандиты выслушали меня внимательно, двое-трое обидчивых только открыли рты ответить, как майор громко спросил:

— Сударыня, этих вы тоже бить будете?

— Не люблю драться, — поделилась я сокровенным. — Но, к сожалению, это моя работа. Придётся.

Вскочил радостный лейтенант.

— И мы тоже, правда, Брент? Поможем красивой женщине?

По толпе чёрных кожанок прошелестел говорок: бандиты с трудом приходили к выводу, что красотка, сидящая рядом с двумя джентльменами, — та самая старуха-ведьма, о которой их предупреждали. Обожаю производить эффект неожиданности!

Майор лениво похлопал себя по животу.

— Сомневаюсь, что после роскошного обеда мне захочется заниматься физическим трудом. Давай их просто попугаем? А вдруг они очень пугливые?

Обозлённые бандиты ринулись было к нам, но Брент с Тайгером быстро встали рядом со мной. Короткий шелест — и каждый держит по оружию, сильно напоминающему огнестрельное из старинных фильмов. Я узнала новейшую модификацию "люггера", оснащённого электронными платами и с утяжелённой рукоятью, в которой, кроме вставных лучевых зарядников, имелось устройство для подключения пистолета к любым источникам энергии. Удобная вещь. Я давно мечтала приобрести такую, рассматривая новинки оружейных мастеров. Увы, модифицированный "люггер" предназначался в первую очередь узкому кругу определённой категории общества. Военным, естественно… Ах, какая игрушечка! Стащить бы…

Любуясь благородными линиями оружия и чувствуя себя впервые достаточно защищённой, я не сразу увидела, что от каждого второго столика в зале и от барной стойки поднимаются люди. С трудом оторвавшись от созерцания "люггера", я невольно заулыбалась. Боже, как в кино!.. У всех поднявшихся имелась в наличии суровая игрушка! Это что же, военная полиция облюбовала наш бар?

Глядя на обескураженных бандитов (их задние ряды по-английски начали утечку на улицу), Брент подкрепил мои догадки:

— С сегодняшнего дня заведение находится под эгидой военного ведомства! Ещё один намек не прислушаться к здравому смыслу — и все бездельники Портуна получат направление на другие планеты, где есть острый дефицит рабочей силы. Это обещаю вам я, майор Брент. Меня поняли?

Сопящая от ужаса толпа бандитов ломанулась на выход. Полминуты давки — и тишина, и только остаточный аромат пота пополам с дезодорантами остались витать в воздухе. Ладно, кондиционеры работают.

— Потрясающе, — пробормотала я, когда строгие люди с "люггерами" сели и превратились в обычных посетителей. — Даже жаль, что завтра покидаю Портун.

— Уже завтра? — огорчился майор. Его лицо мягко расслабилось и стало бесстрастным, словно он над чем-то отстранённо размышлял. Или задумывал какую-нибудь аферу.

Тайгер же откровенно обиделся. На его насупленное лицо смотреть было и смешно, и грустно. Эх, миленький, у нас бы с тобой всё равно ничего не получилось!..

От сопровождения в своё бунгало на берегу небольшого озера в пригороде я не отказалась. Брент и Тайгер посидели на скамейке на берегу, накормили " рыб" — так тут называют жаброво-чешуйчатые мешки, которых в ветреную погоду гоняет по озеру, будто кучку мусора. Как истинные мешки, эти рыбы жрут всё, что ни попадёт им в пасть. Я вчера бросила в воду метровый веерный лист здешней пальмы — четыре рыбы жевали его, пока не встретились нос к носу.

Военные ушли к вечеру, и что-то мне не понравилось, как всё так же бесстрастно окинул взглядом моё временное жилище майор Брент.

3

Перед сном я обошла бунгало, в первый же день приезда на Портун оборудованное защитой по моему заказу. Мести молодчиков, поставленных на место, я не боялась. Военная полиция для них — непререкаемый авторитет. Я боялась себя. И защита в какой-то степени была для тех, кто мог близко подойти к бунгало.

Ладонь на солнечное сплетение. Тихо, спокойно… Можно ложиться спать.

В сон я вошла, как переступают порог в комнату. Дверь открылась — дверь закрылась. За спиной. А следом робко постучалась моя память. Но в сон-комнату просочился только её легкий вздох. В этой комнате три земных года назад я очнулась и осознала, что не помню, кто я такая и как меня зовут…

… Впрочем, в этой комнате, стерильной, бело-серой расцветки, я находилась недолго.

Моё тело ныло от боли, которая медленно вползала уже не только в каждую клеточку, но и в душу. Это было моё первое ощущение. Вторым стало чувство плаксивой слабости: тело не подчинилось, когда мне инстинктивно захотелось лечь набок и съёжиться. Инстинкт повелел мне перевернуться, поскольку в комнате царил холод, а я лежала без одежды, под короткой простынёй. Я старалась напрягать мышцы — напрасно. Мне захотелось реветь от злости, и глаза уже потеплели от подступающих слёз, как вдруг кто-то вошёл. Вошли. Двое.

— Время. Ну, что там у неё?

— К сожалению, вся последняя партия образцов оказалась бракованной. Эта тоже.

— Но она продержалась дольше всех.

— Результат тот же. Зародыш пережил клиническую смерть и начал мутацию. Через полчаса он начнёт внедрение в мозг. Это уже псевдосмерть. А потом они оба умрут.

— Почему полчаса? Остальные уложились в двадцать минут.

— Показания приборов. В данном экземпляре все физиологические процессы проходили замедленно из-за истощения. Зачем вообще брали эту худышку? А пока определённым остаётся лишь одно: мутация зародыша в разгаре, и нужно побыстрее избавиться от тела.

— Мы поместим её в тот же бокс, что и остальных?! Но они очнутся раньше и сожрут её!

— Боитесь лишиться привычной забавы? На кого-то уже поставили? Не беспокойтесь, юноша. Сегодня нас ожидает великолепное зрелище — драка из-за куска мяса. Сегодня легче будет определить сильнейшего. За секунды до того, как он сам скончается, разумеется.

Они бесцеремонно сбросили меня со стола на низкую каталку. Я не всё поняла из разговора двоих неизвестных, но усвоила главное: умру в любом случае. Снова к глазам подступили слёзы, и закрытые веки стали горячими. Жар обиды плеснул теплом по лицу и отозвался в мягко сжавшемся сердце. Я пожалела себя, пожалела того, кто во мне собирался убить меня и себя. Слёзы жгли глаза, но я стиснула веки и не выпускала их… Бедная я, бедный неизвестный мне зародыш…

Меня везли и везли, и равные промежутки света сквозь стиснутые веки отвлекали и гипнотизировали. Трудно вспомнить, когда я поняла, что пальцами правой руки касаюсь металлического прута каталки. Но поняла — и пальцы машинально сжались вокруг прохладного металла. Тело просыпалось! Не открывая глаз, я проверила его чувствительность. О какой бы части себя я ни думала, кожа откликалась едва заметной дрожью, а мышцы напрягались.

И когда я уже была готова прыгнуть с каталки и бежать что есть сил и куда глаза глядят, лишь бы в противоположном направлении, что-то горячее затрепетало в районе солнечного сплетения. А затем оно взорвалось и расплавленной струёй вскипело к горлу. " Я не хочу умирать! Я даже не знаю, как меня зовут! Я даже не знаю, с кем и с чем мне прощаться!" Сквозь раздирающую боль и вспухающие виски я лихорадочно старалась вспомнить хоть что-нибудь. И сияющий миг прошлого все-таки прорвался: торжествующе синее небо сквозь зелёные ветви деревьев, мягкие чёрные тени на траве и солнечные пятна, щедро разбрызганные повсюду… Пальцы левой руки вдруг задвигались, работая отдельно от меня, словно их крючило сумасшедшей судорогой. Я дёрнулась от резкого удара в лоб — и боль вдруг исчезла. И слабым эхом донеслось откуда-то издалека чье-то удивление… И возмущение… Кому-то чего-то не дали… Хотя пообещали…

— Что с ней?! Вы же сказали — полчаса!

— Что бы ни случилось, мы на месте! Открывайте дверь!

Каталка перевернулась. Я вцепилась в металлический прут, но он был плохо закреплён. Под моей тяжестью каталка врезалась в округлённый проём двери, и я вместе с прутом упала в тёмную комнату. В начале падения мне повезло: благодаря вывороченной железке, я выиграла несколько мгновений, чтобы сориентироваться, и съехала на конец прута, пока он скользил по поверхности. Высота падения уменьшилась.

Свалилась я на груду чего-то мягкого, пружинящего, прохладного — в общем, неприятного. Успела скатиться с этой груды и почти на ощупь разыскала угол, буквально втиснулась в него. И здесь судорожно зажала своё примитивное оружие и простыню. Стоя на коленях, я старалась разглядеть, на что упала.

Сверху гулко грохнула дверь. Я заторопилась хоть как-то приготовиться к обещанным кошмарам. Первым делом — одеться. Иначе — острое ощущение неуверенности и незащищённости. Простыню, благо тонкая, разорвала быстро. Чуть ноготь не сломала. Одной полосой завязала грудь, другой — обернула бёдра.

В комнате тускло затеплилось освещение. Через секунду-другую оно обрело такую мощь, что теперь я видела всё. В подробностях. И меня едва не вывернуло. Оказывается, я упала на трупы.

Помещение не было идеальным кубом. Небольшие выступы в стенах предполагали когда-то наличие дверей внутри этой жуткой комнаты. За одним таким выступом я и притаилась. Слева, за выступом тянулась прозрачная стена. За нею неслышно переговаривались и даже смеялись люди не то в медицинской, не то в военной форме. Все они были приятно возбуждены. Вспомнив диалог над моим телом, я поняла, что они и делают ставки. Но на что?

От пустых размышлений меня отвлёк металлический прут. Мне почему-то позарез понадобилось хорошенько исследовать его. Прут состоял из двух тонких трубок, вдетых одна в другую. С трудом повращав железку в разные стороны, я разъединила трубки и получила уже два оружия, почти дротики. Причём из отверстия одного торчал довольно острый винтовой штырь, на который накручивалась другая трубка. Подобие оружия в руках успокаивало, но только сознательно. Сама я тряслась, а сердце так вообще ходуном ходило. Прикинув, как можно использовать оружие, стопроцентно уверилась, что в жизни не дралась! А что, если придётся?.. Заглушая панику, откуда-то со стороны хлынула успокоительная волна убеждённости, что в нужный момент смогу распорядиться любым предметом, попавшим под руку. Откуда взялась эта странная уверенность, трудно даже предположить, но руки трястись перестали.

Между тем груда трупов зашевелилась. Отдельные фигуры поднимались на ноги и неустойчиво принимались бродить, с каждой секундой всё лучше координируя движения. За стеклянной стеной тоже оживились, начали тыкать пальцем то в один оживший труп, то в другой, кажется определяя победителя. Оттуда меня не видели, а живые мертвецы пока не обращали на меня внимания.

Судя по всему, именно они должны сожрать моё тело. Неужели мне придётся защищаться целых двадцать минут? И что мне делать с собственным зародышем, если он снова активизируется в неподходящее время? Неожиданно я твёрдо решила, что никто мне мешать не будет, случись защищаться. Ладно, об этом подумаем, если возможное всё-таки случится. Сейчас на арену сумасшедших волнений выступил главный вопрос: как узнать тот момент, когда трупы станут способны на убийство? Пока ничего похожего. Я насчитала тринадцать опасно покачивающихся фигур и поёжилась.

Выяснилось, что больно-то напрягаться в ожидании и не стоило. Труп высокого плечистого мужчины, лет сорока, изрядно облысевшего, остановился напротив, качнулся разок и вдруг завибрировал, будто наступил на оголённый электропровод. Он стоял боком. Я увидела, как раздулись его ноздри, и он повернул голову ко мне. Отчётливо видимые глаза полезли из орбит и лопнули, забрызгав чёрной кровью лицо и длинную рубаху без рукавов. В следующий миг глазницы ощетинились множеством тонких игл, как будто в каждую вложили морского ежа. Мгновением позже труп превратился в гибкую и стремительную марионетку в руках опытного кукольника. Он ещё плохо двигался, но как быстро! Он мог бы угрохать меня в секунду, когда метнулся ко мне, со свистом вытянув руки к моей шее.

Это сделала не я! Я бы так не сумела! Прут в левой руке отбил жадно скрюченные пальцы, а штырь в правой — воткнулся в его левую глазницу — снизу вверх. Труп замер. Я пнула его в живот, чтоб не загораживал пространство для обороны… Ещё двое зашевелили ноздрями и помчались ко мне.

Я бы стала их законной добычей, потому что именно сейчас до меня дошло: мной манипулируют! — и в панике быстро проверила собственные глаза. Каким чудом сама не проткнула их — до сих пор не пойму. Но ужасаться времени не осталось. Глаза на месте — вот главное, а потом разберёмся, кто тут надо мной.

Первый из нападавших трупов рухнул на колени рядом с лысым гигантом, нетерпеливо оборвал иглы в его глазницах и принялся жадно высасывать содержимое черепа. Насколько я заметила, его иглы тоже быстро повтыкались в лицо лежащего и явно занялись тем же.

Второй, женский, а за ним ещё парочка трупов бросились ко мне и вынудили покинуть тесный угол. Вне его они могли обездвижить меня, просто навалившись кучей. Мельком отметив, как при моём появлении за стеклянной стеной застыли от неожиданности, я вонзила штырь в затылок мёртвой женщины и пинком отправила ее в объятия одного из парочки. Тот подарку обрадовался и занялся жратвой. Третьему я свернула шею.

Итак, трое прикончены, двое заняты делом. " Оживают" один за другим ещё восемь трупов. Но напрямую опасны пока пятеро.

Трое стояли слишком близко друг к другу и, унюхав друг в дружке же что-то аппетитное, с визгом упали в кровавую кучу малу. Пятеро было шагнули к драчунам, но рядом был "предмет попритягательней". Хотя и эта заминка стоила двоим их псевдожизней. Я прыгнула к пятерым сзади, поочерёдно задрала каждому подбородок кверху и загнала штырь в горло до упора, стараясь прочувствовать, как оружие ткнётся в череп. Едва успела отшвырнуть второго, оставшаяся троица развернулась ко мне. Как и предполагалось, двое бросились на неподвижные тела, а третий — на меня.

Он был невысокого роста, чуть меньше моего, но почти квадратный и невероятно коренастый. Такой запросто собьёт меня с ног, придавит своей тяжестью и спокойно насладится обедом. Поэтому я ринулась от крепыша спрятаться за угол. Нескольких шагов хватило, чтобы развить скорость, а чтобы не проскочить мимо — левой рукой ухватилась за выступ в стене и втолкнула себя в тупичок. Крепыш так ловко повернуть не смог. Тяжелый вес заставил его пролететь дальше, затормозить, оборачиваясь… Я прыгнула из-за угла. Паническая мысль "Не достану!" пискнула и сдохла. Мышечная волна от плеча к кисти выстрелила удлинённым штырём. От силы удара мертвец опрокинулся навзничь. Запаленно дыша ртом, мокрая от пота и чужой чёрной крови, я целую секунду боялась подходить к нему. Внезапный ужас незащищённости заставил рвануть оружие из глазницы крепыша. Прижав оба прута к груди, я наконец успокоилась, насколько это было возможно, отдышалась и пошла дальше — уничтожать людоедов.

Ага, пошла. Сделала шаг к едоку, пировавшему мозгами гиганта. Едок всё ещё стоял на коленях, уперев ладони в пол вокруг черепа, видимо уже опустевшего. Я сделала шаг и вдруг поняла, что передо мной уже не труп человека. Едок с ворчанием поднял голову. Нет, не поднял. Он потянул её кверху с усилием: вниз голову здорово оттягивала громоздкая челюсть, квадратная, как ковш экскаватора, с редкими гвоздями зубов. При виде жуткой мутации я ощутила, как устала, как ноют мышцы, как отчаянно заливает слабостью всё тело. "Стоит ли продолжать драться? Мне с ними уже точно не справиться…" И под гнётом этой слабости руки бессильно опустились. Мне хотелось одного: чтобы прикончили меня быстро, чтобы не мучили долгой болью…

От солнечного сплетения жарким пламенем затрепетала странная мысль: "И когда ты умрёшь, умрут они все! Потому что жить им осталось две минуты! Ты ещё не передумала сдаваться?"

Не поднимаясь с колен, едок прыгнул на меня. Я еле уловила начало движения, но встретила чудовище на скрещённые палки-дротики — одна ниже другой. И, когда он, впечатав меня в стену, распахнул челюсти динозавра, я въехала штырём в его нёбо. Он упал, иглы в его глазницах словно завяли. А я сломала ему каменные кисти, на двухдюймовых прямых когтях которых дрожали черные капли, разъедавшие его же кожу, и уверенно пошла убивать остальных.

4.

Проснулась я, как обычно, мокрая от пота, от судороги в пальцах, намертво стиснувших простыню. Через секунды поняла, где нахожусь, и медленно расслабилась. Благодарное тело обмякло, но, к сожалению, встать всё-таки придётся. Надо сменить простыню. Эта — хоть выжимай, а лежать для "расслабона" на влажном и холодном — только для экстремалов… Машинально положила ладонь на солнечное сплетение. Вот как. Меня разбудил не сон и не судороги.

Сохраняя дыхание спокойным, я перешла на тот уровень релакса, который позволяет "услышать" пространство. В бунгало всё по-прежнему, а вот периметр вокруг него оказался жёстко замкнут. Значит, на улице человек двадцать, если не больше. Портунских лун сегодня нет, а ночи здесь густо-чёрные — возможно, эти непрошеные гости вооружены приборами ночного видения. Шушера Портуна не столь богата. Так кто же богат и может быстро собрать маленькую армию в полном оснащении? Сказала уже. Армия. Военные. Чего это майору не спится? Погулять захотелось? Одному же в темноте боязно, вот и вытащил с собой друзей-приятелей? Интересно, Эрик тоже с ними? Я "обвела" мысленным взглядом периметр. Тайгера нигде не было.

Зато майор действовал с бешеной энергичностью бывалого полководца. Наставив на бунгало миниатюрный прибор, в котором я не сразу узнала инфракрасный сканер, он коротко дирижировал левой рукой, рассылая подчинённых занимать места всё ближе и ближе к моему дому. Сканирования я не боялась. Слишком примитивно. И сканеру с самого начала был предложен тепловой силуэт крепко спящей женщины с размеренно спокойным пульсом. И всё-таки что-то беспокоило. Странно, наблюдатели следят за экраном со спящей женской фигурой, а ощущение, что, пока я одеваюсь, за мной продолжают подглядывать, осталось. Поверив ощущению, я сделала вид, что замешкалась с застёжкой пояса. Сама же усилила уровень концентрации на "прослушивании". Ого, вот это штучка! Такие я видела совсем недавно, просматривая каталог новейшего военного оснащения. У этого суперсканера было трудно запоминаемое название, и конструкторы окрестили его для удобства пользователей "вилкой". "Вилкой" можно "ткнуть" в любое место и просмотреть всё — до мельчайших подробностей, сквозь защиту любого уровня. В сопроводительной статье, между прочим, упоминалось, что "вилка" все ещё находится в доработке и на военный рынок будет предложена ее не ранее, чем через земных полгода. А майор, значит, уже вовсю пользуется недоработанным прибором?..

Секунды растерянности длились недолго. Мне бы не хотелось открыть Бренту, что я знаю про наблюдение. Надевая бронежилет, я усмехнулась. Он всё видит? Хорошо. Сейчас устроим наблюдателям сеанс устрашения. Поскольку майор следит только за мной, он ещё не представляет, набито бунгало. То, что на мне, — это ещё цветочки. Ягодки мои припрятаны во всех крупных предметах обстановки и в стенах.

Но тут вмешался внутренний голос, который ещё ни разу меня не подвёл и которому я привыкла доверять. Он предложил разыграть совершенно иную сцену с весьма неожиданным концом. Мне стало любопытно, как он это сделает, и я поспешила обуться.

На экране майоровой "вилки" я, настороже, обежала весь дом, проверила защитные экраны и устроила педантичный контроль просматриваемому периметру вокруг бунгало. Брент видел чем-то обеспокоенную женщину. Её, возможно, разбудил какой-то подозрительный шум. Но, убедившись, что всё в порядке, женщина вернулась в спальный уголок и. не раздеваясь, снова уснула.

Такое мне пришлось испытать впервые. Едва я легла, пальцы левой руки сплелись в странной конфигурации и наступила странная тишина. Человек, вообще-то, называет тишиной безмолвие, ненавязчиво наполненное привычными ему звуками: тиканьем часов, чуть слышным гудением бытовых приборов или другого шумка, сопровождающего нас всю жизнь. Исследователи, кстати, доказали, что, помести человека в помещение, напрочь лишённое звуков, он вскоре занервничает — и это только начало, ведущее к самому настоящему психозу.

Вот в таком вакууме очутилась и я. Будто кто-то невидимый подошёл незаметно и плотно закрыл мне уши. Чувствовалось даже определённое давление на голову. Пока я привыкала к вакууму, внутри него стали появляться ритмичные звуки. Сразу и понять трудно, что начинаю слышать собственный пульс.

Я осторожно поднялась и "разыскала" майора. На его "вилке" женщина лежала не шевелясь. Двигалась я медленно, так как боялась, что вакуум "надет" на меня наподобие шапки-невидимки. В зеркале я тоже не отразилась, было лишь зеркальное волнение, словно сдвинули стекло напротив. Теперь, когда подчиненные Брента меня в упор не увидят, можно не брать с собой оружие — я имею в виду, слишком громоздкое. С облегчением (не люблю драк — напоминаю) я взяла два пистолета — сон-игольник и парализатор — и прислушалась: внутренний голос молчал. Кажется, всё делаю правильно.

Постепенно привыкая к странному состоянию, я на цыпочках вошла в кухню. Никогда не ходила на цыпочках. Но собственного тела не слышала и не чувствовала — и не знала, много ли шума произвожу. Поэтому и пошла на цыпочках. У окна я призадумалась. Конечно, легко справиться с противником, когда он уверен, что жертва уже в его руках. Вот эти двое, например, у окна. Стоят смело, не прячась. Небось, им по связи объясняют, каким образом снять защиту и проникнуть в бунгало. Ну, влезут они в окно. Ну, парализую я их и оставлю валяться на кухонном полу, пока обеспокоенное начальство не наткнётся на них… Не-ет, лучше не так.

С моим окном спецназовцы провозились минуты две. Ха, неплохая фирма мне защиту ставила! Затем они беспрепятственно прокрались мимо меня. Я тоже беспрепятственно выпрыгнула из окна на мягкую траву газона, обернулась и в спину незваным гостям хулигански конспиративным голосом вопросила:

— Эй, кто там?

Спины стремительно развернулись. Всё так же дурашливо я добавила:

— А главное — зачем там?

Ха, давненько мужчины не бегали за мной! Восхитительное ощущение! Антураж тоже подходящий: бесконечный песчаный берег с редкими лодками на берегу, редкие бунгало моих соседей, развесистые пальмы, склонившиеся над прибоем. Красота! Роскошная ночь!

Внутренний голос молчал в тряпочку, видимо переживая неведомые ему прежде эмоции. А я время от времени притормаживала свой бег и хохотала над ним и преследователями. Только раз промелькнула мысль — моя! — что я впервые хохочу от души — и в какой глупейшей ситуации!

Перепрыгнув трос, я оказалась на территории Портунского яхтклуба, куда, собственно, и мчалась. Если обогнуть ярко освещённый эллинг, можно выйти на неприметную тропинку, ведущую к отвесным скалам. Скалы я облазила позавчера — из интереса. Пока мои преследователи рыщут в поисках укромной лазейки, я вернусь в бунгало и — дай Бог! — успею выспаться.

— Ада!

Высокая фигура выдвинулась из тени под вертикально стоящей яхтой. В руках фигура держала истинно мужские предметы: огромную отвёртку и замасленные рукавицы.

— Что вы здесь делаете, Ада? — изумлённо повторил Эрик Тайгер.

— Не спится, — улыбаясь, пояснила я, краем глаза высматривая погоню. — Решила пробежаться. Говорят, помогает при бессоннице. А что делаете вы?

— Завтра у меня выходной. Хочу выйти побродить по океану. Вот, проверяю состояние посудины. Жаль, что вы утром улетаете…

— Жаль, — вздохнула я. Прогулка по океану… Здорово было бы.

Тайгер отложил отвёртку и рукавицы и робко сказал:

— Ада, здесь неподалёку есть приличный клуб, где можно и ночью потанцевать. Не отказывайтесь, пожалуйста. У вас же всё равно бессонница. У меня мотоцикл. До клуба минут пять. Как, а?

Представив лицо Брента, я расплылась в улыбке, с трудом сдерживая истерический смех, и быстро закивала.

Лейтенант скинул халат-спецовку, надел рубаху и повёл меня к выходу из эллинга. Мотоцикл оказался доисторическим чудовищем — тяжеленный "харлей-дэвидсон". Но мне такие нравились: в их жёстких линиях виделась весомая надёжность. Я села позади Тайгера и наклонилась посмотреть, за что держаться.

— За пояс, — сказал Тайгер, завязывая узлом рубаху на животе.

Выпрямившись, я наткнулась на его странный взгляд. Затем он нерешительно поцеловал меня и снова принялся вглядываться в мои глаза. Я снова вздохнула, периферийным зрением отмечая, как оживился дальний угол эллинга. Но лейтенант был хорош: не мальчик-паинька, а молодой мужчина, уступающий только женщине — принципиально; от его небольших тёмных глаз веяло нежностью и лаской, а рот, поцеловавший меня, просто завораживал. И я потянулась к нему. Немыслимо развернувшись на мотоцикле, Эрик обнял меня — и ночь сразу показалась холодной и опасной: в объятиях Эрика было тепло и уютно.

— Эрик…

— Мм…

— Поехали…

— Обязательно?

— Угу.

— Откуда у меня впечатление, что тебе нужна помощь? Ты классно дерёшься, а впечатление всё равно есть.

Мы выехали из эллинга чинно и тихо, но за воротами наддали скорости и полетели к поблёскивающим огням города. Приходя в себя, я обдумала высказывание Тайгера и сказала ему в спину:

— Психология. Всё дело в росте. Ты большой — я маленькая. Как воспитанный человек, ты привык защищать слабых. Вот и всё.

— Возможно, — согласился Тайгер и полюбопытствовал: — А зачем ты нужна Бренту?

— Не поняла.

— Я слушаю майора по связи. Он пытался тебя схватить.

— В смысле — танцев не будет? Ты отвезёшь меня к майору?

— Глупости! — возмутился он. — У меня шанс потанцевать с красивой женщиной — а я собственными руками этот шанс отдам Бренту?! Ни за что! За свои проколы пусть расплачивается сам. Не взял меня на операцию — имею я право провести свободное время так, как хочу? Имею. Вопрос закрыт.

Я погладила его по затылку, и мы едва не попали в аварию — так Эрик сладостно содрогнулся… По дороге в клуб Тайгер остановился у круглосуточного магазинчика и купил мне огромный, но лёгкий палантин, который я и набросила на плечи. Комбинезон, в который я была облачена, не подходил для легкомысленного времяпрепровождения, но с палантином выглядел неплохо. Мы танцевали и целовались в полусонной толпе, пили лёгкие вина и болтали ни о чём… Клуб мне очень понравился, особенно под утро, когда, в очередной раз целуясь с Эриком, напротив нас увидела я взбешённого майора Брента.

5.

Томная ночь, полная тающего шёпота, нежных поцелуев и чувственных танцев, закончилась тривиальнейшей салунной дракой. Драку невольно спровоцировал майор, ибо именно он вспомнил старинный обычай посылать даме сердца "розу в бокале золотого, как небо, аи". Вообще-то это был местный цветок, напоминающий миниатюрный сиреневый лотос мерцающе сахарного оттенка. В остальном ритуал был соблюдён с точностью: слегка обалдевший официант принёс бокал с широкой чашечкой, в которой покачивался цветок. По-моему, бокалов сейчас таких нет, и на кухне клуба с трудом нашли самую изящную креманку для мороженого или желе. Но всё равно было приятно. Такой жест… О, как вскипел Эрик!..

Но всё по порядку. Итак, майор после неудачных поисков заглянул в ночной клуб выпить и успокоиться. И увидел нас. Придя в себя, он отослал подчинённых отдыхать, а двое, видимо, напросились остаться. Они меланхолично пили за своим столиком, время от времени приглядывая за нами. И, наконец, Брент решился на поступок. Он, наверное, даже и не предполагал, что присланная "роза" станет яблоком раздора.

Эрик, наливающийся бледностью, начал мягко вставать из-за столика. Майор в ответ напрягся. Оба в тот момент напоминали мне котов, сходящихся перед дракой. Но, когда Эрик выпрямился, а майор отодвинул стул в сторону, от ближнего к нам с лейтенантом столика послышалась фраза, совершенно невоспроизводимая из-за процентного содержания в ней матерщины, фраза, едва уловимый смысл которой сводился к вопросу: "Зачем этот послал это ей?" Вопрос резко и хрипло был высказан полусонным, полупьяным типом в джинсовых шортах и непонятной майке, больше похожей на бронежилет. Несколько голов в нашей части бара лениво повернулись сначала поглазеть на "эту", потом на любопытного. И одна из голов, почти равнодушно, утробным от обжорства голосом, поинтересовалась в тех же выражениях, переводимых примерно следующим образом: " Ребята, это же наш клуб. А что здесь делают Койоты?" Первый вопросивший утомлённо, еле ворочая языком, посоветовал второму со товарищи: "А не пошли бы вы…"

— Мы в этом участвуем? — взволнованно спросила я, когда оживившиеся девицы обеих группировок с визгом ломанулись в двери клуба, а в воздухе замелькали кулаки, сервировка, стулья и столы.

— Ни за что! — решил лейтенант, но, взглянув в сторону, обречённо сказал: — Очень не хочется, но придётся.

Майор дрался, как лев, расчищая дорогу к выходу Он плыл, как айсберг, сопровождаемый по бокам катерами. Мы с Тайгером тоже направились к выходу, но по кривой, чтобы помочь Бренту. Вскоре объединились. Когда до двери осталось метров пять, я обнаружила интересную вещь. Военные дружно забыли про утренний инцидент и с взаимного согласия старались запихнуть меня за свои широкие благородные спины. Разобравшись в ситуации, я пошла королевой внутри преданного эскорта из четырёх человек, помогая исподтишка, чтобы не задеть мужской гордости и прекрасного атавизма пещерного охотника, защищающего свой очаг.

Беснующаяся толпа разгорячённых молодых людей осталась за грохнувшей дверью. Тайгер молча схватил меня за руку и бегом повёл к мотоциклу. Я оглянулась: майор и его подчинённые, ничтоже сумняшеся, седлали чужой транспорт, явно собираясь нас провожать.

— Эрик, в городе есть ещё ночные заведения?

— Есть. Тебе хочется продолжения? Я думал, поедем ко мне или к тебе.

Про себя я вздохнула: да, мне хочется продолжения именно этого типа — "ко мне или к тебе". Но развитие отношений между мной и любым мужчиной всегда должно останавливаться на одной, строго очерченной точке — на стадии поцелуев и танцев. Правда, сейчас у меня появилось реальное обстоятельство, смягчающее отказ.

— Я тоже думала. Но, честно говоря, готовить кофе на четверых… Да после бессонной ночи… Нет, не желаю.

Эрик оглянулся на майора и сквозь зубы пробормотал нечто неразборчивое, но энергичное. На лице подъехавшего Брента ясно выражалась железная непреклонность.

— В центре Портуна есть местечко более респектабельное, чем этот молодёжный клуб. Предлагаю закончить эту увлекательнейшую в нашей жизни ночь именно там.

Тон беспрекословного приказа — и Тайгер изобразил недовольное ворчание хищника, из-под носа которого уволокли добычу. А я облегчённо вздохнула.

В ночном ресторане уже выключили основное освещение. Немногочисленные посетители, страдающие бессонницей, уютно чувствовали себя, рассаженные у стен, где могли созерцать явление восходящей звезды.

Подчинённых майор усадил за отдельный столик, предоставив им свободный выбор блюд и напитков. Мне смутно подумалось, что, случись непредвиденное, — они станут моими конвоирами. Естественно, по замыслу майора. Если он ещё не понял, что со мной такие штучки не пройдут… Нам же троим Брент заказал местный сок и такую дорогущую экзотику, как земные яблоки, на закуску.

— Трезвые головы нужны, — объяснил он.

Сок мне понравился. Но ещё больше понравились яблоки — сладкие, сочные, со вкусом утра в росистом саду и пряным оттенком смутных воспоминаний.

— Итак, Ада, — задумчиво сказал майор. — Она же Ата Уиверн. Она же Джейн Доу. Три земных года назад найдена беспамятной и безымянной в медицинском отсеке межгалактического дальнобойщика, чей капитан клянётся, что вас на корабле просто быть не может. В чём же клянётся и весь экипаж.

Я улыбнулась и закуталась в палантин — сок оказался достаточно холодным даже для тропической ночи. Утра — простите.

Выдав информацию, майор решил устроить паузу, допить сок. Если своим сообщением он хотел ошарашить меня, то у него, конечно же, ничего не получилось. Моё личное дело у Аллертона находилось в открытом банке данных — это, считал мой работодатель, лучшая реклама для частного агентства. Так что Брент, пожалуй, смог удивить лишь лейтенанта, чьё удивление плавно переехало в сочувствие: он пододвинул стул и, обняв меня, прислонил к себе. Однако в Тайгере я засомневалась. Как он среагирует на дальнейшие слова Брента? Ведь, заинтересовавшись мною, представитель военной полиции вряд ли остановится на открытом досье и наверняка копнёт глубже. Потому-то в тёплых объятиях Эрика я незаметно напряглась, готовая при малейшем намёке на отчуждение с достоинством вернуться на исходную позицию.

— Полгода в медицинском центре ничего не дали, — продолжил майор. — Не помог ни гипноз, ни медикаментозное лечение, а две попытки вернуть вам память хирургическим путём… Вы смеётесь? Я так смешно рассказываю?

Отхохотавшись и с трудом удерживаясь от дальнейшего смеха, я пояснила:

— Нет, Брент, вы рассказываете обо мне так торжественно и печально, что я вспомнила лица тех хирургов.

— Они были ошарашенные? Потрясённые? — после паузы предположил майор.

— Может быть. Но главное — они были грязные от сажи, а когда они сняли фокусирующие очки!.. Боже, эти два белых пятна на черном лице!..

Эрик улыбнулся, но его улыбка сползла, когда Брент спокойно сказал:

— Ну да, конечно. В операционной не осталось исправного оборудования. Взорвалось всё, приготовленное непосредственно для вашей операции. А наблюдающие приборы заявили о высокой концентрации энергии неизвестного типа. А ведь вы сами, Ата, были без сознания в тот момент, под общим наркозом. Секунды после взрыва — и вы смотрите на врачей… В заключении написали о вероятности постороннего наблюдения за вами, и врачи до сих пор спорят, блокирована ли ваша память, или стёрта полностью.

О лейтенанте я забыла. В памяти деловито формировалась картинка: я открываю глаза, тысячи струек противопожарной жидкости заливают операционный зал, смутно видный в дымных космах; надо мной жуткая чёрная маска с вытаращенными глазищами, маска течёт под "дождём"; потом на нас обоих падает крыша — это доктор Род стянул с соседней кушетки прорезиненную простынку и укрыл операционный стол. Шалаш для двоих. Темно, и в ровном гуле "дождя" почти не слышно отдельной струйной дроби. Тогда никто, в том числе и я, не понял, кто виноват в демонстративном отказе оборудования. После второго ЧП начали подозревать что-то неладное и начали коситься. Только доктор Род так и остался добродушен со мной. Я с благодарностью оценила его отношение, так как уже точно знала, что во мне не то…

Только мгновенное понимание, что происходит, сохранило жизнь Тайгеру: он нежно стиснул мои плечи — я, непривычная к ласке, резко дёрнулась — и пришла в себя. Но пришла в себя не просто так. Под испытующим взглядом майора немного повозилась, будто устраиваясь в объятиях Эрика поудобнее. И под прикрытием складок палантина сунула себе под мышку кисть с вылетевшими из пальцев длинными иглами. Едва не нашедшие своей целью сердце Тайгера, иглы медленно втягивались назад.

— И к чему столь проникновенный рассказ обо мне? У медицинских светил появились новые методики восстановления утраченной памяти?

— Ата, почему Аллертон сюда послал именно вас?

— Он хорошо знает за мной "охоту к перемене мест" и, как и я, надеется, что найдётся однажды место, до боли знакомое мне, или же кто-то меня просто узнает, несмотря на изменённую внешность. Не уходите от вопроса, Брент. В чём дело?

— Я хочу нанять вас! — заявил майор. — Мы собираем группу добровольцев, и вы, Ата, подходите нам по всем статьям.

— В полиции не хватает людей? — недоуменно спросила я.

— Хватает. Но некоторое время назад нашими специалистами была разработана программа привлечения гражданских лиц к особо значительным операциям. Программа оправдалась блестяще. Сотрудники военной полиции, обученные лучшими специалистами, обычно нестандартно мыслят в экстремальной ситуации, но люди, не имеющие к нам отношения, ещё и ведут себя в таких ситуациях нестандартно. И часто — непредсказуемо. И часто — с успехом. Наши люди обычно руководствуются профессиональными, внедрёнными в сознание навыками — гражданские очень часто полагаются на интуицию. Содружество интуиции с профессионализмом даёт потрясающие результаты. В вас же есть качества, которые заставляют подозревать, что некогда — возможно, я и ошибаюсь! — вы были специалистом в области, близкой к нашему ведомству. Мы всё ещё проверяем списки сотрудников — представителей правопорядка, и я надеюсь…

— Брент, вы зря надеетесь, — расстроенно сказала я, наконец сообразив, почему военная полиция собиралась атаковать меня в бунгало — ещё одна проверка на "вшивость". — Хорошо ли вы изучили моё досье? Особенно заключение хирургов? У меня чужое мне лицо. По мнению врачей, взрывом или пожаром было уничтожено до восьмидесяти процентов моего кожного покрова. Регенерация прошла немыслимо быстро, но, как выразился один хирург-пластик, мои внешние данные явно не соответствуют строению лицевых костей. Это не моё лицо. Хуже того — это не мой состав крови, не моя сетчатка глаз. Как вы собираетесь меня идентифицировать?

— По сути, совсем не обязательно, — легкомысленно отозвался майор. — Для нас главное, что мы нашли профессионала. Так что скажет профессионал на наше предложение? Согласны ли вы, Ата, войти в нашу спецгруппу?

— Не торопитесь, Брент. У меня куча вопросов.

— Неужели вы думаете, Ата, что я непредусмотрителен? В случае вашего согласия агентство Аллертона получает хорошие проценты к вашему вознаграждению. А вознаграждение ваше будет равняться обеспеченности человека со средними запросами. На всю жизнь. Человек со средними запросами — это не о вас, конечно.

— Нет, — покачала я головой. — Работать в группе я не могу. Группа — это взаимопомощь и ответственность за других. Я же махровая индивидуалистка. Я теряюсь, когда надо присматривать за другими. Мне всё время кажется, что они простейшего задания не выполнят нормально. Не уговаривайте, Брент. Я пробовала работать в группе по предложению Аллертона. Не получилось. Лучше уж я буду, как обычно, работать по поручениям агентства и потихоньку копить на будущее, чем в погоне за достатком не оправдаю чьих-то надежд. Ещё раз — нет.

6.

Неожиданно произошло что-то странное. Макушка моя касалась склонившегося надо мной Эрика и он продолжал ласково обнимать мои плечи, когда я почувствовала, что он поднял глаза на майора. Это короткое переглядывание насторожило.

Брент неторопливо отпил сока.

— Ата, кто вы? Я могу перечислить, кем вы не являетесь. Вы не человек, не гуманоид, не киборг, не андроид. Вот такая градация по нисходящей. Кто же вы?

— Есть какая-то подоплёка вашим выводам?

— Лейтенант Тайгер входит в группу биосенсов — чувствующих живое. Его специализация — эмоции. Так вот, будучи эмпатом, он проверил вас на чувства. Внешне вы откликались очень хорошо. Но только внешне. Тайгер не ощутил ни одной эмоции. А это значит…

— И что это значит? — забавляясь, переспросила я. Нетрудно догадаться, куда он клонит, шантажист несчастный.

— Это значит — под личиной человека прячется нечто. Это значит — шпионаж.

Рук лейтенант всё ещё не убрал, поэтому, повозившись, чтобы удобнее припасть к его плечу, я сунула ему руку за спину и взялась за его поясной ремень. Удивлённый Тайгер вздрогнул, и пришлось успокаивать его.

— Сиди-сиди! Чудовище и шпион тебе симпатизирует и ничего плохого не сделает. Тем более, несмотря на отсутствие эмоций, я всегда могу сказать тебе жуткую правду: ты мне нравишься… О! Майор, вы только взгляните — Эрик покраснел!.. Но вернёмся к нашим шпионам. Брент, пару минут назад вы говорили, что представителей вашего ведомства учат нестандартному мышлению. Где же были вы, когда остальные заучивали азы этого умения? Наверное, все эти годы вы оттачивали навыки мышления шаблонного.

— Ата, ваши насмешки мою толстую кожу не пробьют. Что вы имеете в виду?

— Устойчивость стереотипной логики, разумеется. Вы работаете с лейтенантом Тайгером уже достаточно долго, не правда ли?

— Правда. Лет пять уже есть.

— Сколько вы знаете биосенсов — таких, как Эрик?

— С гражданскими наберётся около сотни, — неохотно сказал майор.

— Вы привыкли к Тайгеру и воспринимаете его способности как само собой разумеющееся. Хотя, в сущности, он один из миллиардов. А потом вы натыкаетесь на человека, умеющего блокировать личные эмоции, — и объявляете его монстром.

— Даже у самого бесстрастного человека можно уловит слабенькую эмоцию, — возразил лейтенант.

— Эрик, мы говорим о разных вещах: об умении сдерживать чувства — и об умении их блокировать. Меня научили этому…

— Но зачем блокировать эмоции? — скептически спросил Брент.

— Выражаясь канцелярски, я боевая единица, а любая эмоция — это расход энергии. Лейтенант, подтвердите.

— Подтверждаю.

— Зачем мне в определённых условиях расходовать энергию, которая очень даже ещё может пригодиться? Можете не отвечать. Это риторический вопрос.

— Разблокируйтесь, — предложил майор. — На некоторое время. Пусть Тайгер убедится.

— Я подумала об этом, — спокойно сказала я. — Но учтите: во-первых, полностью я раскрываться не буду; во- вторых, не буду менять своего решения. Сегодня у меня рейс. Рада была познакомиться с вами, но дальнейшего знакомства как-то не хочется… Итак, Эрик… — Моя левая рука крепко держала его за ремень, правая легла на грудь. Идеальная поза двух влюблённых. — Что ты предпочитаешь как специалист? Мои впечатления на данный момент или маленький экскурс в эмоционально насыщенное воспоминание?

— Воспоминание, — решился Эрик.

Месть оскорблённой женщины безрассудна. Я не думала о последствиях того, что собиралась сделать. Слишком велика была обида на Тайгера. Ведь я думала, что нравлюсь ему. Я почувствовала себя — робко, но почувствовала! — полноценным человеком, желанной женщиной. А он — изучал мои реакции и эмоции.

Так на тебе!.. Тихое предостережение внутреннего голоса смолкло в шквале ощущений, сметающих всё на своём пути. Я закрыла глаза и рухнула в свой сон.

… Нога скользнула на чёрной, комковатой, словно запечённой, жидкости. Каменный пол, по контрасту с кипящей во мне раскалённой лавой, казался ледяным. Но этот холод был приятен. Он остужал и возвращал к действительности.

А реальность походила на игру: закрытое помещение, прозрачная стена, за нею — люди; кто оживлён и взахлёб, с азартом что-то говорит соседям, кто-то почувствовал тревогу, несмотря на герметичность помещения, и хмурится, разглядывая меня и трупы под моими ногами.

Простыня на мне давно уже не белого цвета и влажная до дрожи. Я стояла перед прозрачной стеной. На людей за нею достаточно взглянуть только раз, чтобы понять: меня отсюда выпускать не собираются. Более того, они жалеют, что в моей тюремной камере нет оборудования для изучения образца с новыми, неожиданными свойствами. Это я прочла по губам некоторых. Вскоре один вякнул, что неплохо бы усыпить образец, загнав газ через верхний люк. Уже двое восприняли на ура восхитительную идею и, растолкав соседей, исчезли. Всё, толпа больше не интересовала меня. Я учуяла опасность. Адреналиновый разряд передёрнул всё тело, и мозги заработали с бешеной скоростью в поисках выхода — во всех смыслах последнего слова.

Стены за спиной не привлекли моего внимания. Изучила их, пока разбиралась с живыми трупами. Перспективной представлялась только обзорная стена, хотя её прозрачный материал казался несокрушимым и он герметично входил в пазы из металлических скоб. Настолько герметично, что, когда люди за стеной азартно вопили, я их всё равно не слышала. Тем не менее, именно скобы привлекли моё внимание. Точнее, я пыталась разглядеть верх стены в поисках слабого места, но взгляд упорно возвращался к металлическим полосам. Или его возвращали. И в голове настойчиво укреплялась мысль: для мутировавших мертвецов с выеденными мозгами металлические пазы полностью отсутствовали. Но для человека, в обеих руках которого эффективное оружие, а в черепушке всё еще работает соображалка, скобы — хороший шанс на удачу. И на жизнь.

Я шагнула к углу и воткнула штырь между скобой и бетоном. Зрители постепенно замолкали и пятились. Но мне было не до них. Штырь легко расшатал скобу. Я сунула в зазор вторую трубку и нажала на оба "дротика", отделяя от стены металлическую полосу. Трубка от каталки была из качественного материала, и "дротики" не погнулись, не лопнули. Зато скоба через секунд десять свободно болталась на крепёжном винте.

Отступив от угла приглядеться к следующим скобам, я обнаружила, что за стеной зрителей изрядно поубавилось. Те, что остались, с явным злорадством оглядывались на видневшийся коридор. Логика подсказывала, что ждут кого-то. Кого? Если с усыпляющим газом, то эти пройдут верхним этажом. Значит… Я накинулась на пазы с удвоенной энергией и поспешностью. Моё оружие слишком беспомощно перед любого рода автоматическим.

Ещё одна скоба отлетела, и теперь металлическую полосу пазов можно просто отодрать. Одна сторона прозрачной стены освобождена. Что дальше? Убрать все крепежи я не успею. Меня либо усыпят, либо убьют.

Весьма настойчиво моё внимание обратили на едва заметный скол на краю прозрачной стены. Не раздумывая, я ударила штырём. Прозрачный, как вода, материал вспыхнул белой метелью и снежной крошкой обвалился на меня и на последних зевак, которые, впрочем, тут же дёрнули со всех ног кто куда.

В момент падения стены я спряталась за ближайшим выступом, но обвал всё-таки задел меня, острые брызги рассекли кожу на плечах. Сначала появилось ощущение, будто я пробежалась под градом — и холодные льдинки падали на меня и скользили по коже. Затем кожа резко согрелась, и начался горячий нестерпимый зуд. Не столько больно, сколько неудобно, потому что отвлекало. А мне ведь ещё нужно пройти босиком по острой крошке. А ещё я всем телом, болезненно ноющим, учуяла: из коридора, в который поглядывали зрители, быстро надвигается неизвестная пока угроза.

Вытряхнуть ближайший труп из длинной рубахи оказалось нетрудно: рукава отсутствовали. Располосованное одеяние я быстро накрутила на ноги и в этой странной обуви проскочила хрустящее крошево. В мыслях вдруг промелькнуло, что я могла бы устроить неплохой мост из трупов. У этого предположения чувствовался привкус сарказма, если даже не садизма… В обычное время.

Впрочем, рассуждать некогда. Я сбросила с ног тряпки, пропитанные кровью, моей и трупа. Не могла же я в них двигаться дальше, слыша всё время раздражающий привизг и хрупанье стеклянной крошки.

Передо мной вился коридор с поворотом налево далеко впереди. По бокам коридора виднелись тусклые прямоугольники. Я поняла — пересекающий коридор. Развилка. Именно здесь скрылись последние зеваки. Оставляя кровавые следы, я пошла по центральному коридору, молясь, чтобы не пришлось убивать живых. Сердце замирало и вздрагивало при каждом шорохе, а внутри я чувствовала чужое удивление. Но определиться, чьё оно, не успевала. Слишком велика сосредоточенность на том тёмном, что приближалось ко мне.

Они выскочили из-за того самого поворота, к которому я подбегала, миновав развилку. Пять чёрных фигур, из которых одна мчалась во главе. Слишком рядом, чтобы они могли стрелять по мне.

Если за стеной стояли люди, по одежде которых трудно было понять, кто они: военные, охрана или гражданские, работающие в лаборатории, медики ли — то здесь всё сразу объяснила чёрная форма, нагруженность агрессивного вида аппаратурой и, конечно же, короткоствольное оружие в руках каждого.

Они выглядели воинственно не только из-за оружия. На глазах каждого крепился маленький оптический прибор. Я ещё успела подумать, зачем он им, как в коридоре погас свет. Вот зачем… В следующий миг я столкнулась с первым. По инерции бега он ударил меня в плечо, но затем опомнился и отработанно послал в падающего противника трассирующую очередь. А мишень с места падения смылась: ударившись о стену, я использовала её как трамплин и бросилась в самую кучу охранников, чем вынудила их на время отказаться от автоматического оружия. Спина и плечо страшно болели, но двигаться требовали собственный ужас и внутренняя ярость существа, не желающего умирать.

Первые тридцать секунд стали для меня форой. Ибо охранники не сразу сообразили, что подопытный образец видит их гораздо чётче безо всяких приборов. С моими нетренированными конечностями нечего было и думать о единоборстве без оружия… Но мозги кипели лавой, питаемой от солнечного сплетения, и я вдруг поняла, что достаточно успешно реагирую на выпады противников и даже умудряюсь отражать их атаки.

А потом я отключилась и действовала на полном автоматизме. Происходящее слилось в старую киноплёнку с отдельными эпизодами и чёрными дырами между ними. Вот я жалею, что ноги влажные, что по сухому полу сухими могла бы проехаться и сбить с ног вон того и уйти от наседающих двоих. Толчок изнутри — я увидела, как один готовится ударить меня сверху. Доехать по полу я к нему не смогу — зато прыгнула; не ударом ноги, а собственной тяжестью сбила его. Он упал на колени, схватил меня за щиколотку. Мой ужас трансформировался в злобу: бронетанковый весь, да? Куда ни стукни — везде защищён? Мою руку с дротиком-штырём повело так, что чуть не вывихнуло. Штырь врезался в ключицу охранника, скользнул дальше и разорвал горло. От смертоносного кованого сапога второго нападающего я спаслась, юркнув за спину падающего мертвеца. А через секунду дротик без штыря гулко загрохотал по коридору, а охранники застыли: я держала автомат убитого. Дикая радость плеснула алыми вспышками перед глазами: пусть их больше, но в вооружении-то мы теперь на равных. Ещё бы вытащить из тайничков в одежде убитого все предметы, полагающиеся ему по должности. А ещё лучше — вообще надеть его форму. Струйка сожаления пронизала боевое безумие. Эх, какая одежда у моих голых ног… Только зря пропадает…

Топот слева — я шагнула к стене, защищая спину.

Из коридорной развилки с обеих сторон выскочила охрана. Предыдущие на появление подмоги отвлеклись ненадолго — на секунды две-три. А когда маленькая армия обступила меня полукругом, я защёлкнула на поясе ремень, сдёрнутый с мертвеца. Ремень, с которого свисали две длиннющие обоймы для непрерывного боя; ремень, тяжёлый от множества полезнейших вещей.

И опять на вскипевшей волне торжества ("Теперь посмотрим, кто кого!") промелькнуло маленькое и в общем-то ненужное сейчас удивление: откуда я всё это знаю и умею? А глаза с сумасшедшей скоростью продолжали фиксировать, как действуют руки-ноги моих противников.

7.

Эрик повалился в сторону спустя десять секунд. Я уловила направление падения и толчком вернула безвольное тело к столу, благо всё так же крепко держала его. Слава Богу, майор не вмешался, хотя я заметила, как он качнулся к нам.

Не думала, что лейтенант выдержит так долго. Всё-таки концентрат эмоций сильный. Это в действии протяженность времени большая, а воспоминание мелькает быстро, подобно тому же сну. Эпизод выхода из "тюремного" блока и начало драки с охраной заняли у меня минуту. Внутренний голос посоветовал больше не проецировать воспоминаний на лейтенанта, иначе, даже с его тренированностью, можно сделать из него идиота… Я на секунды зажмурилась и сказала майору:

— Всё.

— Что с Тайгером? — Он, на удивление, спокойно воспринял обморок лейтенанта.

— Переел эмоций.

— А вы злая, Ата.

— Я не злая. Я обидчивая.

— Понял. Простите. Это была моя идея с проверкой. Когда Тайгер очухается?

— Скоро. Советую напоить его до состояния риз. Или дать снотворное.

Майор вдруг забеспокоился. Это, несмотря ни на что, мне понравилось. Судя по следующему вопросу, Брента всё-таки волновало состояние подчинённого.

— Но с ним всё будет в порядке?

— Эрик — военный биосенс, а значит — тренированный. Просто я немножко не сдержалась. Господи, кому я это говорю… Сколько времени шла разблокировка?

— Две минуты. Интересно, какое же воспоминание вы вывалили на Тайгера, что он отключился так быстро?

— Это был сон, яркий, как сама реальность, — вздохнула я.

По знаку Брента его двое подчинённых, без помех позавтракавших, подошли к нашему столику и увели Тайгера. Глядя им вслед и наблюдая с некоторой горечью, как лейтенант тяжело волочит ноги, я спросила:

— Если не секрет, на какое задание вы хотели меня завербовать?

— Мы набираем добровольцев для десанта на Персей.

Все эмпатоблоки я восстановила быстро и надёжно. Но сообщение майора — и внутри меня всё замерло и обвалилось ледяными глыбами. Обращаясь ко всем известным и неизвестным богам, я взмолилась, чтобы Брент не заметил, какое впечатление произвело на меня одно-единственное слово — Персей.

— Персей? Вы имеете в виду созвездие?

— Нет. Я имею в виду планету.

Ледяной кол врезался из груди в горло и заморозил дыхание. Я опустила глаза и, стараясь держать себя в руках, небрежно обвела пальцем стол вокруг чашки с остывшим кофе. Затем взглянула в сторону двери. Брент с любопытством оглянулся — кого я там увидела? Я тем временем осторожно допила уже горячий кофе. Первый глоток с трудом прошёл напряжённо стиснутое горло. Когда майор обернулся, я улыбалась.

— Мне показалось, зашёл кто-то из вчерашних знакомых в этих кошмарных кожаных куртках… Итак, сказавши "а", переходите к "б", майор. Расскажите мне, в чём состоит задача вашей группы. Вы сами только ли набираете добровольцев? Или становитесь во главе десанта? Что собой представляет этот Персей? На какое время рассчитано ваше пребывание там? Гражданские тоже получают от вашего ведомства боевое оснащение или будут обходиться собственным?

Главный вопрос я успешно спрятала в потоке второстепенных. Моё откровенное любопытство рассмешило майора.

— Деловой подход деловой женщины, да? Вы же не хотите присоединяться к нам, Ата. Зачем вам такие подробности?

— Деловой подход деловой женщины! — смеясь передразнила я. — До моего рейса с Портуна осталось три часа. На сон — мало. На хорошую историю — достаточно. Начинайте, Брент. Вы так легко сказали — "десант на Персей". Не верю, чтобы история была бы большой тайной.

— Хорошо. Но история долгая. Горло может пересохнуть. Не откажетесь от чёрного чаю?

Официант принёс две чашки и маленький поднос с пирожными для меня и канапе для Брента. Когда он уже ушёл, я начала приподниматься, заявив, что жажду бросить в свой чай пару-тройку приправ, испрося их у бармена. Как я и предполагала, майор выскочил из-за стола самолично выполнить каприз дамы. Пока он вёл деловые переговоры, я в задумчивости обвела пальцем ободок его чашки и на её боку так же задумчиво начертала несколько штрихов. Если бы кто наблюдал со стороны, он увидел бы женщину, которая соскребает грязь с недобросовестно помытой посуды. Майор вернулся с добычей и расплылся в улыбке: отодвинувшись от столика, я сосредоточенно гляделась в маленькое зеркальце и пыталась привести в порядок растрёпанные за ночь волосы.

— Вот ваши приправы.

— Кипятком бы их надо… Ну да ладно, сойдёт и так.

— Любите чай с добавками?

— Не совсем. Сейчас нужно взбодриться, поэтому — имбирь, корица, чуточку красного перца и столько же аниса. Как видите, приправы предпочитаю земные.

— Не побрезгуете, если я попробую, что у вас получилось?

Распробовав, майор пришёл в восторг и набросал под моим присмотром в свой чай те же ингредиенты. Теперь я точно знала, что он выпьет всё до конца, поскольку и я выпью свой чай вместе с той гремучей смесью на донышке чашки. Выпьет всё — и расскажет всё, о чём ни спрошу.

До сих пор неведомая мне планета, чьё название так внезапно обдало меня арктическим холодом, начала обозначаться определёнными контурами. Майор рассказывал о ней взахлёб, изредка замолкая и явно удивляясь своей болтливости. Хорошо, что мы были вдвоём, и никто не мог заметить этого вслух. В какую-то паузу Брент сделал мне комплимент как женщине, которая не только умеет внимательно слушать, но которой ещё и приятно рассказывать.

Из его подробного повествования я усвоила главное.

Персей открыт давно. Но, несмотря на благоприятные условия климата, сначала заселять планету не спешили. Исследователи от Межгалактического центра обнаружили на Персее отлично сохранившиеся города и даже мегаполисы, явно предназначенные для проживания гуманоидов. По прикидкам учёных, население исчезло с лица планеты век-другой назад. Причём почти мгновенно. Случай из разряда истории с "Марией Челестой": корабль в хорошем состоянии, на камбузе чуть тёплая плита, в кают-компании столы накрыты к обеду — и ни единой души на судне. В общем, недолго думая, учёные головы решили послать на Персей преимущественно химико-бактериологические исследовательские группы. Группы работали в городах, затем сосредоточились в городе-спутнике одного из мегаполисов. Спутник привлёк внимание тем, что явно выполнял функции гигантской лаборатории и представлял собой единое здание с редкими выходами наружу. Исследователи быстро вникли в содержимое многочисленных отделов и уверенно объявили об отсутствии вирусно-бактериологической угрозы. Почти одновременно и физики сообщили, что радиационный фон планеты в норме. В хоре их дружных голосов безнадёжно потонули робкие попытки археологов остановить лавину надвигающегося заселения Персея. Их исходной точкой противостояния стало утверждение: да, население Персея исчезло век с небольшим назад, но и пропавшая раса не являлась аборигеном планеты. Более того, недавние персияне сами заселили планету всего лет за сто до своего исчезновения. Но победные фанфары отзвучали. Доктор Аугустус Кейд, возглавлявший биохимиков, вместе со своей командой засел в городе-лаборатории. Археологи разбрелись по планете, стараясь найти более веские доказательства опасности, благодаря которым можно было бы табуировать иммиграцию на Персей. Однако остановить желающих поселиться на планете с благоприятными климатическими условиями (что большая редкость на открытых планетах) было невозможно. Ободрённые оптимистическим вердиктом Межгалактической комиссии по делам иммиграции, люди буквально хлынули на Персей. Первое время космопорты с трудом справлялись, координируя работу челноков, которые мотались между планетой и пассажирскими и коммерческими звездолётами на ее орбите. Сначала заселили Андромеду — тот самый мегаполис, рядом с которым трудился доктор Кейд. Когда начали восстанавливать коммуникационные системы других городов, поток иммигрантов уже не был в тяжесть. Тем более что планета оказалась богата тяжёлыми металлами и быстро перешла на самоокупаемость. Вскоре естественным образом одна из горнодобывающих компаний приняла на себя правительственные функции — с разрешения Межгалактической комиссии, конечно, и с её представителем в Совете Персея.

Итак, Персей оживал, Андромеда расцветала. И всё бы хорошо, но тут появилась Медуза Горгона. Планета замолчала, напоследок выплеснув в космический эфир по всем ещё работающим средствам связи нечто невообразимо сумбурное о чудовищах.

— Медуза Горгона была раньше, — машинально возразила я. — Именно её мёртвой головой Персей поразил чудовище, которое пыталось сожрать Андромеду.

— Что значит классическое образование! — с усмешкой подковырнул майор. — В нашем случае всё наоборот. В мифе, помнится Персей совал голову Медузы в лицо всем своим врагам, а теперь сам взглянул в её мёртвые глаза.

— Есть в этом мифе один момент, который мне всегда не нравился. Оч-чень.

— Попробую угадать. Персей убил сонную Медузу.

— Нет. Не то. В море ревёт чудовище, родители плачут над прикованной к скале дочерью, а Персей предлагает им сделку: девушка должна выйти за него замуж — только при этом условии он её спасёт.

— Не забывайте, Ата, это было жестокое время, и у простого малого, как Персей, не было шансов получить в жёны полюбившуюся девушку, если она принцесса. С этим-то вы должны согласиться.

— Брент, вы говорили с моим хозяином на случай моего согласия?

— Интересный поворот беседы, — осторожно отметил майор. — Да, говорил.

— Он согласен?

— Да.

— Можете говорить мне "ты", Брент. Я лечу с вами. Но учтите: медицинского освидетельствования проходить не буду.

— Почему?

— Приборов ваших жалко.

8.

Поездка на Персей предстояла с одной пересадкой. Сначала на пассажирском корабле до места базирования основной группы Брента, затем — большой перелёт на военном катере до самой планеты.

Тайгеру не повезло: хотя пассажирский лайнер уходил вечером, он уже не в состоянии был выйти в океан на яхте. Лейтенант словно заболел гриппом: не мог спать, кривился при виде еды, говорил жалобным ломким голосом капризного ребёнка. Майор наорал на него и силком сунул стакан вина, куда предусмотрительно подсыпал изрядную дозу снотворного. Оглянувшись на меня, Брент только вздохнул, и я шёпотом осведомилась:

— Разве ваших специалистов не учат релаксации?

— Учат. Но Тайгер впервые столкнулся с направленной волной концентрированных эмоций — так я это понимаю. Можно научить человека уворачиваться от летящего в него камня. Но как выжить под камнепадом?

— Я научу его, — виновато пообещала я. — Как долго лететь до Персея?

— Шесть суток по земному времени.

— Этого достаточно.

К лейтенанту приставили охрану, а мы с Брентом отправились в моё бунгало. После насыщенной событиями ночи я решила переехать в отель, поближе к майору и лейтенанту. Брент помогал с переездом. По самодовольной ухмылке, время от времени кривившей его крепкий рот, я сообразила, что он надеется наверстать упущенное и лететь к Персею, отбив подружку у младшего коллеги. Так что из бунгало я вышла с дамской сумочкой через плечо, а майор тащил не слишком тяжёлую, но объемную спортивную сумку. Её на пороге своего номера в отеле я забрала и, мило объяснив, что не выспалась, захлопнула дверь перед носом разочарованного Брента.

Обняв сумку, я с маху села на кушетку возле двери. И огляделась. Да, здесь не бунгало. Здесь придётся себя контролировать и не пускать на самотёк что бы то ни было. Сны, например. Или кое-что ещё.

Напряжение прошедших суток навалилось огромной усталостью. Из последних сил я запихнула обе сумки в шкаф, пальцем машинально нарисовала на двери закрывающий знак, затем, стоя перед зеркалом, тот же знак повторила на лбу и на солнечном сплетении. Внутренний голос изобразил сладкий зевок, пробормотал: " Не больно-то и хотелось…" и надолго заткнулся. А я стащила с кровати постельное бельё на пол и тут же рухнула на одеяло, обняла подушку. Не успела сомкнуть ресницы, а вокруг уже замельтешили люди, активно участвовавшие в моей жизни ещё вчера, и люди, едва уловимо знакомые по забытой мной жизни в прошлом. Но все они мельтешили отстранённо от меня, будто за стеклянной стеной. Рассеянно наблюдая за ними, я не испытывала никаких чувств, поскольку сама не действовала в этом сне. Последняя мысль робко оформилась перед забытьём: "Кажется, на этот раз, высплюсь…" И я спустилась в темноту.

… Ата открыла глаза, которые уже не светились мягким коричневым, словно густо настоянный чай. Серо-голубой зернистый мрамор блеснул в заглушённом шторами утреннем свете. Глаза открылись и увидели стену. Правда, ломаные серо-голубые линии не шевельнулись, чтобы сфокусироваться на определённой точке. Но стену Ата увидела. Потом её тело чуть качнулось и медленно повалилось с левого бока на спину. Потолок. Ата повернула голову вправо. Стена. Под ножками высокого кресла. Женщина напряглась, уловив движение сверху. Потолок явно шевельнулся, а потом медленно и с неуклонностью минутной стрелки начал опускаться. Ата мгновенно собралась в комочек и приготовилась прыгнуть к стене. Справа было ближе, но — женщина застыла в полуприседе: стена увеличивалась в размерах настолько очевидно, что цветные росчерки на ней постепенно распадались на едва соединённые между собой линии.

Комната неумолимо сужалась, намереваясь раздавить женщину. Ата всё-таки прыгнула, но не к стене, а под стол. Ненадёжное укрытие — металлический квадрат на четырёх тумбах, однако иллюзия безопасности на пару минут появилась.

Глядя на приближение плоскостей, мраморноглазая Ата съёжилась под столом и начала часто-часто дышать. С момента, когда она открыла глаза, ещё до приступа клаустрофобии, женщина чувствовала, как выпирает из неё скопившееся за день напряжение. Теперь же это напряжение грозило разорвать её, если тело не освободиться от лишней энергии.

Ата оглянулась в поисках выхода из тесной комнаты и всхлипнула, когда макушкой задела столешницу снизу. Стол тоже уменьшался! Мышеловка… А дышать становилось всё тяжелее. Воздуха не хватало. Не хватало не столько жадно всасывающему рту, сколько всему телу. Ата отчаянно взвыла и рванула на себе одежду. Дышать! Порами тела!.. Из кончиков пальцев метнулись острейшие когти. Они полосовали одежду, а заодно и кожу. При виде крови Ата не ужаснулась, не опомнилась, напротив — влага на коже, показалось ей, сама свежесть, а раны — дополнительная возможность дышать. И женщина яростно обрушила на себя собственное оружие. И отчётливо ощутила, как вместе с кровью выходит напряжение, сжимавшее тело в камень. Но и нанесённых порезов Ате было мало: дышать стало легче — клаустрофобия не проходила.

Женщина выкатилась на середину комнаты. Совершенно потрясающая мысль оформилась очень уверенно: надо убить вещи — и комната прекратит сужение. Ата бросилась к креслу…

… Я проснулась от шума и от острой боли по всему телу. Открыла глаза и знакомая картинка вынудила прошептать пару ласковых. Все предметы в комнате словно пропустили через камнедробилку. Уцелело только зеркало, перед которым я и стояла, одетая лишь в кровавые лоскуты, размазанные по коже.

Дверь в номер грохотала от стука, но стоявшим за нею и в голову не пришло попытаться вышибить её. Закрывающий знак напрочь отбивал мысли такого рода. Представив, на какой грохот сбежались люди, я максимально недовольным тоном откликнулась:

— Эй!.. — и, выждав паузу, добавила: — Выйду через полчаса!

— Ата, с тобою всё хорошо? — Видимо ошарашенный, майор не потребовал немедленно открыть дверь.

— Абсолютно всё в порядке, — холодно подтвердила я и услышала, как расходятся за дверью люди. Они негромко перебрасывались неслышными мне фразами, и я как-то равнодушно удивилась: сколько их собралось!..

Убедившись, что отвлекать больше не будут, я побрела к ванной комнате. Побрела, поскольку ноги приходилось не ставить, выбирая местечко, чистое от крошева, бывшего когда-то скромным убранством номера. Ноги приходилось тащить, не отрывая от пола, распихивая-раздвигая это самое крошево.

Душ занял у меня минут десять. Всё это время я пыталась понять, почему произошло то, что произошло. И только вытираясь у зеркала, сообразила: глаза! Вот уж никогда не думала, что и на них придётся накладывать закрывающий знак.

Заживляющим гелем облепила только кровоточащие царапины. Подсохшие заживут сами. Оделась и наконец вызвала управляющего отелем. Парень оказался из деловых. Он не стал охать-ахать, а сразу назвал цену разгромленного номера. Платёжный ноутбук он предусмотрительно он прихватил с собой, так что мне оставалось лишь сунуть в него банк-карту и отстегнуть нужную сумму. Затем он любезно предложил перенести мои пожитки в другой номер, а испорченный закрыл. Я хотела было спросить, не боится ли он за следующий номер, но, взглянув в его спокойное лицо, спрашивать не стала. У него не вызвал эмоций разгром, у меня не вызвала эмоций затребованная сумма. Я могу громить сколько угодно комнат, а этот парень будет приносить свой ноутбук и соблюдать спокойствие, пока я платёжеспособна. Ну что ж, неплохое равновесие.

От нового номера я отказалась. Всё-таки до вечернего рейса осталось всего ничего. Мне бы только вещи куда-нибудь пристроить да пойти погулять к океану. Лицо у меня не слишком пострадало, но я замаскировалась, использовав пудру с оттенком, дающим впечатление загара, после чего вообще перестала привлекать внимание… Поэтому я попросила проводить меня в комнаты Брента или Тайгера. Оба оказались в комнате лейтенанта. Майор мне открыл и кивнул управляющему положить мои вещи на тумбочку.

Тайгер при виде меня сделал героическую попытку подняться с дивана. Ему до сих пор было физически плохо. Брент легонько толкнул его в грудь.

— Лежи.

Я разозлилась. В лице Брента явно читалась укоризна. И понятно, кому она предназначалась. Сам ни черта не сделал, а я виновата?!

Овладев собой, я дозвонилась до ресторана при отеле и заказала бутылку самого сногсшибательного коньяка. Мне начали перечислять марки, но я прервала, уточнив, что мне нужен самый дорогой.

— На чей счёт записать заказ?

— Майора Брента.

— Не могли бы вы попросить его к телефону?

Услышав стоимость коньяка, Брент только дёрнул бровью, но заказ подтвердил. Едва он отошёл от телефона, я шёпотом набросилась на него:

— Почему вы не дали Тайгеру снотворного, как я сказала?!

— Тайгер у нас человек-бессонница, — шёпотом же объяснил Брент, — он никогда не спит, и ни одно снотворное на него не действует.

— А почему тогда не напоили?

— Я думал, это шутка. Не могли же вы всерьёз…

— Интересно, вы ещё и думать умеете. Последние два часа Тайгер ел?

— Нет.

— Прекрасно. Как хотите, но влейте в него до корабля полбутылки. Остальное впихните в него на лайнере. Того, что вы дали вечером, непростительно мало.

Слава Богу, сил у лейтенанта не осталось и на капризы, он только вяло спросил:

— Это обязательно?

— Воспринимай как лекарство, — предложила я, оглядываясь: чтобы Тайгер не видел, я стояла спиной к нему и доливала в коньяк шампанское. У майора были квадратные глаза. Ну да, варварство, а что делать…

В общем, в челнок, а с челнока на лайнер лейтенанта втаскивали на носилках и в зюзю пьянущего. Уже на лайнере майор убедился, что я права: интересная бледность с лица Тайгера спала; глаза, несмотря на жуткую пьянь, заблестели. И я с облегчением вздохнула.

Больше никаких происшествий — почти — не было. На одной из пересадочных станций мы сели на военный катер, доставивший нас на базу космических патрулей Межгалактической полиции. Я предполагала, мы пробудем здесь хотя бы пару деньков для ввода в курс дела. Ничего подобного. Мы даже никуда не зашли, а прямиком протопали (Тайгера понесли) к другому военному катеру. Что ж, признаю: на этот раз виноватой оказалась я, забыв напомнить Бренту, что на моём пути не должно быть сканирующих приборов. Сколько их было на входе в катер!.. Ключевое слово — "было". Когда в тёмном стыковочном отсеке перестала бушевать стеклянная метель, Брент уже привычно вздохнул, снимая с нашей маленькой группы чехол от одного из челноков, стоявших тут же.

— Кажется, я начинаю привыкать, — пробормотал он.

— А не жалеть? — с любопытством спросила я.

Он что-то пробормотал снова, особенно отчётливо я расслышала "Медуза Горгона". Если Брент боялся, что я рассержусь, то зря: я была польщена.

9.

Опять-таки, вопреки моим предположениям, нас не оставили на базе на время ремонта, а сразу развели по жилым отсекам катера. Я поинтересовалась насчёт испорченных сканеров. Майор буркнул, что их замена займёт не более часа.

Мне дали тот же час на обживание отсека, а затем я должна явиться в кают-компанию для знакомства с другими пассажирами катера.

Военные — народ, любящий комфорт. Так я решила, внимательно рассмотрев тесную комнатку, которая всё-таки умудрилась иметь собственную душевую кабинку. В остальном — спартанская обстановка: высокий узкий шкаф с одиноким пакетом на полке — заглядывать в него я пока не стала; откидывающаяся от стены кушетка, напротив — той же конструкции стол и сиденье, которое условно можно назвать стулом; чуть дальше — узкое зеркало и радость для человека любознательного — полстены новостного экрана. Ладно, с ним разбёремся позже. Сейчас надо переодеться, да и есть хочется.

На самом дне мешка я раскопала туфельки и ещё раз полюбовалась изящной парой, после чего со вздохом отправила её назад. С невольной улыбкой вспоминая, как смотрел на мои ноги Тайгер (хм, Брент — тоже), я машинально, но крепко затягивала шнурки высоких охотничьих ботинок — подарок одного их клиентов Аллертона. Эту обувь я надевала нечасто и в будущем намеревалась найти хорошую мастерскую, где модель смогут повторить. Правда, до посещения мастерской мне надо будет поохотиться на зверя, чья шкура стала материалом для обуви, а зверь этот обитает в весьма специфичных для человеческой жизни условиях… Закончив шнуровку, я встала перед зеркалом. Комбинезон я уже сменила на тот, что лежал в шкафу. Поверх набросила жакет-болеро с несколько удлинённой спинкой. Вещь свободная, по фигуре, а спинка удачно скрывала ножны с сегментированным мечом. Чёртов скопидом Аллертон горячо одобрял ношение холодного оружия, считая, что тем самым экономит боезапас, за который ему надо отчитываться перед определёнными инстанциями. Возможно, здесь, среди единомышленников, среди временных коллег, мне нечего и бояться, но без привычного груза на спине безопасности всё же не ощущала. Последний штрих — расчесала волосы, заплела косу и жестко скрепила её шпильками в пучок.

Изучив схему катера, я направилась в кают-компанию.

Место встречи оказалось в том же духе комфортабельности, что и частные отсеки. Во-первых, оно занимало огромное помещение, размером где-то в две баскетбольные площадки. Во-вторых, кроме общего стола для совместной трапезы, там и сям небрежно были расставлены низкие столики, уютные софы и кресла.

Одним взглядом я привычно оценила обстановку. Одиннадцать человек — семеро одеты одинаково, военные; четверо — достаточно пёстро, гражданские. Из этих четверых — одна девица. Она отличалась видимой хрупкостью, тонким смуглым лицом мадонны и грациозно возлежала на кушетке, уперевшись локтем в плоскую диванную подушку. Вокруг неё сидели четверо. Двое военных и один гражданский, рыжий, занимали девицу светским разговором; четвёртый, гражданский же, сидел спиной к ней и чистил детали какого-то оружия, разложенные на столике. Почему-то при взгляде на четвёртого я машинально начала сгибать руку за спину… Остальные что-то увлечённо обсуждали с майором.

— А вот и Ата! — провозгласил Брент, поднимаясь мне навстречу.

Присутствующие благосклонно обернулись. Но их я уже воспринимала как безобидный, неопасный фон к своим следующим действиям.

Чернявый, чистивший оружие, оглянулся не сразу. Сначала обтёр очередную деталь, положил её среди других, затем поднял голову.

Наши глаза встретились.

Я прыгнула мимо идущего ко мне майора. Чернявый резко опрокинул мне под ноги столик и успел-таки выхватить оружие. На моей стороне был эффект неожиданности, на его — надежда, что я грохнусь, поскользнувшись на мелких предметах, рассыпанных по полу. Оба потенциальных преимущества не сработали. Четыре меча — два длинных и два коротких — яростно скрестились и заскрежетали в старании не силой, так изворотливостью прорвать защиту противника.

Ненавистное лицо оказалось так близко, что я почувствовала на щеке горячее дыхание чернявого. Он тоже ненавидел меня. Мгновение скрещённых мечей привело меня в себя. Я вспомнила, как дрался когда-то чернявый, и локтем съездила по чувствительной точке на его локте, нырнув под съезжающую конструкцию из оружия. Короткий меч выпал из его онемевшей ладони. Но длинным чернявый владел так, что короткий, казалось, нужен лишь для отвода глаз.

Собственного приёма он не узнал. Поэтому я провела короткую атаку, которую он, конечно же, успешно отбил. Ненависть в его лице расслабилась до бесстрастия опытного бойца. И едва он вошёл в ритм затяжного боя, я выбрала валявшуюся на полу деталь, чтобы поскользнуться на ней, и благополучно, виртуозно проделала это. Так лихо поскользнулась, что он принял моё падение за чистую монету. Неловко вскинув руки, я упала спиной — под далёкий, почти нереальный вскрик далёких зрителей. Падение выглядело тем более естественным, что я забарахталась ещё на одной штуковине, перед тем как свалиться. Чернявый прыгнул ко мне и без замаха, всем телом обрушил клинок в мою грудь. Конец меча расщепил пластиковый пол — а я уже проехала между ногами противника и резко вскинула тело ногами вверх. Чернявый оборачивался — слишком долго, слишком медленно. Мои плечи в толчке оторвались от пола — и я жёстко соединила ступни. Нет, он оборачивался не слишком долго: удар должен был врезать по его ушам и убить, а мои ноги ударили с одной стороны за ухом, с другой — разорвали щёку, то есть всего лишь оглушили.

Я приземлилась на ноги и, не дожидаясь, пока он упадёт, нанесла укол левым мечом. Подонку повезло: майор первым среагировал на внезапную драку и простым пинком выбил падающее тело из-под моего удара.

— Прекратить! — крикнул Брент, не обращая внимания на скользнувшее вдоль его кисти лезвие. — Ата, ты же убьёшь его!

— Обязательно, — сквозь зубы, трясясь от ярости, подтвердила я. — Как он убил моего напарника.

И попыталась обойти майора. Но Брент схватил меня за плечи и принялся раскачивать, будто собираясь вытрясти душу, и каждое движение сопровождал монотонно выговариваемым по слогам: "У-спо-кой-ся! У-спо-кой-ся!" Брент до сих пор плохо понимал, что поступать так со мной всё равно, что дёргать гремучую змею за хвост. Но майору тоже повезло: гремучая змея успокоилась. Я не убила подонка, но представься мне шанс — глазом не моргну.

— Отпусти, Брент.

Майор всмотрелся в мои глаза и неохотно разжал руки. Я вдвинула меч в ножны, слушая щелчки его сегментов и стараясь не глядеть на тело чернявого. Над ним уже устроила истерику с воплями и визгом брюнетка, а двое военных старались деликатно выдрать чернявого из её рук. Визг действовал на нервы. Я не выдержала, вкрутила взгляд в затылок истерички. Послание гласило: "Смотри на меня, дура!" Дура дёрнулась и обернулась. А я закончила кратким:

— Заткнись!

Брюнетка закашлялась, подавившись собственным всхлипом, но заткнулась послушно. Я отошла к диванчику, где в довольно вальяжной позе (руки раскинуты по спинке дивана) полулежал Тайгер. Села я, естественно, так, что ему, при желании, оставалось лишь немножко спустить руку, чтобы я оказалась в его объятиях. Как ни странно, лейтенант не только спустил руку на моё плечо, но и слабо попытался прислонить меня к себе. Слабо — поскольку был ещё вял.

— Ничего, Ата, всё нормально. Жаль, конечно, что мы не нашли даже намёка на предыдущие контакты между тобой и Ником. Но, сама понимаешь, времени маловато прошло с тех пор, как мы с тобой познакомились. Атмосфера совместимости, разумеется, должна быть в такой тесной группе, как у нас, но…

— …но ждать удара в спину я не собираюсь.

Тайгер говорил шёпотом, не всегда отчётливо слышным, но странным образом успокаивающим.

— Ты считаешь, Ник на это способен?

— Я знаю.

— Расскажи.

Рассказывать было нечего. Когда я появилась в агентстве Аллертона, он настоял испробовать себя сначала в паре. В напарники предложил Эдда Уэста. Здоровяк оказался компанейским парнем, не лез с ухаживаниями, а погиб очень глупо. Мы вдвоём праздновали счастливый финал нашего третьего дела. В любимом баре к вечеру обычно собиралось много народа и не всегда законопослушного. В тот вечер все были немного на взводе, и с чего началась драка, любой бы затруднился сказать. Будучи человеком мирным, Эдд кинулся наводить порядок, и общая драка, конечно, передвинулась к нашему столику. Один из парней бросился на меня. Я бы легко вырубила его сама, но Эдд посчитал личным оскорблением перевёрнутый столик. Он тоже хотел только оглушить налётчика. Но тот буквально сам ринулся на стальной кулак Эдда — виском. И умер, едва соприкоснувшись. А потом появился этот Ник и убил Эдда, ударив его по голове металлическими подошвами. Хотел убить и меня. Как и я его. Но подраться по-настоящему не удалось. Хозяин бара вызвал полицию и Аллертона, чей офис располагался неподалёку и сотрудников которого хозяин знал хорошо.

— Вот и всё, — угрюмо сказала я.

— Получается, Ник думал, что Эдд специально убил его друга?

— Я не знаю, что там получается. Сути дела это не меняет. Я всё равно убью его.

— Хм, — откашлялся майор, с другого краешка дивана внимательно слушавший историю. — Ата, а можно попросить тебя о маленьком одолжении?

— А именно?

— Не могла бы ты убить Ника, после того как мы выполним свою миссию? Я очень прошу тебя, пожалуйста.

Я внимательно присмотрелась к Бренту. Нет, он не смеялся, был абсолютно серьёзен. И всё-таки не оставляло ощущение насмешки. Может, поэтому мой ответ буквально дышал иронией, когда я скромно сказала:

— Я постараюсь. Я очень сильно постараюсь не убивать этого вашего Ника раньше времени. Но учтите — только постараюсь.

— И перехода на гиперсветовую никто и не заметил, только благодаря вашей драке, — грустно сказал лейтенант, глядя в иллюминатор и созерцая хаос размазанных светил.

— Ага, а так было бы приятно почувствовать привычную тошноту, — поддел его Брент. — А сейчас как будто и не хватает чего-то. Ну что, Ата, пойдём, представлю тебя твоим нынешним коллегам.

Не вставая, я зыркнула на "коллег". Ника среди них не было.

Брент правильно понял мой ищущий взгляд.

— Ник в медотсеке. Док зашивает ему щёку. Всё-таки переживаешь за него, Ата?

Я непроизвольно скривилась. Переживать переживаю, но совсем из-за того, о чём думает майор. Меня угнетало, что я нарушила одно из личных правил, которые до сих пор соблюдала неукоснительно: не высовываться! Никто, в том числе и коллега, не должен знать моих возможностей — даже в мелочах. А тут, перед незнакомцами… Было за что грызть себя.

Встав с дивана, Тайгер не удержался на ногах и навалился на меня.

— За сутки ты повергла двух мужчин в бездну отчаяния! — высокопарно восхитился Брент. Ревновал, что Тайгер снова крепко обнимает меня.

— Угу. Двух мужчин и один гостиничный номер, — проворчала я.

10.

Пока шли к столу, я нарушила ещё одно личное правило. Дело в том, что лейтенант хоть и пришёл в себя после жуткого пьянства, хоть и стал лучше соображать, всё же физически ещё не оправился. Майор, конечно, помогал мне, да и присутствующие рвались сменить меня на посту сестры милосердия, но я представила, сколько времени уйдёт на восстановление Тайгера, и сдалась. Когда мы подтащили лейтенанта к столу, народ засуетился: кто-то прикидывал, как лучше поставить стул, чтобы Тайгеру было удобнее сесть; кто-то советовал, каким образом больного бережно опустить на этот стул. Лейтенант выглядел несчастным от столь усиленной опёки и желал только одного: шмякнуться скорее на место и прекратить дружеские хлопоты. Тем более что те, несмотря на искренность заботливых коллег, нет-нет, да кололись язвительной насмешкой. О-о, вредность людская найдёт, как проявиться!.. Тайгер затравленно опускался на стул, и мой жест — ладонью от его поясницы вверх по позвоночнику — остался незамеченным. А кто и заметил — наверняка не понял его значения: ну, получилось так, что, придерживая парня, погладила его по спине, и получилось. Что уж тут поделаешь. Не стрелять же за это… Я отошла сразу, и в общем гомоне подбадриваний никто не заметил, как побледневший Тайгер прерывисто вздохнул и чуть выгнулся, когда по его позвоночнику внезапно прошёл энергопоток.

Наконец все сели и успокоились. Тайгеру досталась ещё одна порция насмешек по поводу вспыхнувшего на скулах румянца. Эта порция осталась им не замеченной. По глазам лейтенанта, пустым и прозрачным, как океанская волна, я догадалась, что он полностью ушёл в себя, прислушиваясь к тому, что с ним происходит. Ладно, пусть прислушивается. Лишь бы не догадался, от кого пришла помощь.

На всякий случай, пока все искали, кто с кем сядет, я пропустила между собой и лейтенантом троих. Когда работаешь с энергетикой, эмпатоблоки приходится открывать. Как бы ни был слаб Тайгер, он мог проследить, кто в кают-компании любезно поделился с ним энергией.

Десять человек за столом перезнакомились ещё до моего появления. Именно для меня они достаточно часто обращались друг к другу по имени.

Сначала я запомнила гражданских. Глаз и память легче усваивают то, что выделяется. Военные были и одеты одинаково, и двигались почти одинаково. Поэтому первым, конечно же, в глаза бросился жизнерадостный ярко-рыжий Марк Флик. Затем — роковая брюнетка с лицом мадонны, Бланш Кремер. Завершил список гражданских толстячок Барри Боуэн, славный малый, пока не расхохотался над чьей-то шуткой. У пираньи зубастый частокол выглядит уютной травкой по сравнению с кошмарной пастью Барри. Про себя я окрестила толстячка Барракудой.

Военных запомнить было труднее. Ну ладно, темнокожего Дэвида Винсона запомнила по чуть вздёрнутым бровкам поэтически настроенного юноши. Синклера Мида — по наивному выражению прозрачно-серых глаз наивного мальчика, только что оставившего на учительском столе дохлую крысу и тут же уличённого в том. Леона Дайкса отличила от Винсона по тщательно застёгнутой до горла рубахе. Лоренс Маккью и Луис Гилл сначала привели меня в недоумение — братья? У обоих короткий ёжик чёрных волос, крупные черты лица, почти идентичные движения. Вскоре я всё-таки обнаружила разницу: у Лоренса чуть скошенный подбородок, тогда как у Луиса профиль римского патриция. Позже майор подтвердил мои подозрения, что ребята с давних пор работают хорошо слаженной двойкой.

Сначала меня за столом приняли насторожённо. Принимая во внимание драку, это было неудивительно. Но затем как-то всё сошло на нет. На меня перестали коситься, особенно после того как Тайгер и Брент нечаянно продемонстрировали затаённое соперничество из-за меня. Пара шуток с намёком — и благожелательное отношение ко мне было обеспечено… Чуть позже я даже подумала: а не разыграли ли мои наниматели-шантажисты миниспектакль, чтобы меня приняли в маленьком сообществе?

Когда перешли к десерту, я уже знала, кто заправляет разговором за столом и с какой целью. Синклер Мид время от времени подавал краткие реплики и не спеша выявлял характеры и начальные взаимосвязи в нашей маленькой компании. Итак, Мид — военный психолог. Камнем преткновения стала для него, разумеется, я. Ведь остальные, кроме майора и Тайгера, воспринимали его как идеального слушателя, заинтересованного в деталях рассказываемых историй. Пару раз Мид пытался подцепить меня на провокационный крючок своих вопросов, но я была настороже и легко переадресовала соседям вызов на откровенность. На третью реплику Мида по поводу моих якобы переживаний из-за недавней стычки я всё-таки ответила:

— Знаете, я однажды здорово переживала, встречаясь с одним занудой. Но потом я выяснила, что он военный психолог, всё поняла и просто перестала встречаться с ним. Теперь-то смешно: чего переживала? — и улыбнулась Синклеру Миду.

Мид привычно сделал круглые наивные глаза, но смутился и заговорил с соседом. Майор довольно хихикал, уловив подводное течение краткого диалога. Но хихикал недолго. Лицо его сделалось сосредоточенным, словно он отдался течению каких-то своих мыслей. Или слушал невидимого собеседника. Так! Последнее — точно. Брент пробормотал куда-то в воздух, будто по рассеянности: "Хорошо, сейчас буду". Интересно, где у него передатчик? Вот в чём дело! Раньше я думала, что майор носит клипсу в ухе из определённого пижонства: как же, человек в строжайшем деловом костюме — и вдруг почти богемная деталька! С этими военными надо во всём держать ухо востро… Итак, майор вышел — значит надо за ним проследить.

И я проделала тот же трюк, что и Мид: рассказала о парочке модифицированных пистолетов и втянула обедающих в спор, что лучше — оружие, стреляющее режущим лучом, или же оружие, поражающее цель вспышками. У Синклера Мида заблестели глаза, и я с удивлением узрела перед собой фаната современного вооружения. Будучи к тому же опытным психологом, действующим машинально, по создавшейся ситуации, он тут же вовлёк компанию в такое обсуждение, что я тишком-молчком покинула яростно орущую толпу. Мне лишь показалось, Тайгер дёрнулся взглянуть на меня, однако забыл о том, волей-неволей отвечая на весьма агрессивный вопрос Дайкса, уже расстегнувшего две (!) пуговицы у горла.

Я успела вовремя. В коридоре Брент уже заворачивал налево. Припомнив план катера, я сообразила, что он идёт к медотсеку. Вызвал корабельный врач? Тем более интересно… Медотсек оказался вторым помещением после поворота. Тоже повезло. Дверь была открыта. Кажется, медик ждал майора на пороге.

Тоже мне — военные! Никакого соблюдения секретности. Так через порог и болтали.

— Я категорически настаиваю передать тело Имбри гражданским хирургам! — сказали из медотсека.

— Он настолько плох?

— Редж ("Ого! Они что — приятели?")! Я не хочу брать на себя ответственность за жизнь или смерть человека на борту этой колымаги, если прекрасно сознаю, что не в силах помочь ему. Имбри сейчас представляет собой абсолютно бесполезный и мёртвый во всех отношениях груз.

— Объясни как профану в медицине, в чём именно дело.

— Отлично! Специально для профанов! Итак, пациент в коме, так как несколько осколков от треснувших черепных костей вошли в ткань мозга. Он ничего не чувствует, ничего не сознаёт. Всё. Растение.

— И вывести из этого состояния никак нельзя?

— На такую операцию я никогда не решусь один. Даже если будет соответствующее оборудование. Я всё-таки врач общего профиля, а здесь нужен профессионал. Кто его так, Редж, и за что?

— Личные разборки. Однажды наш Имбри перешёл дорогу одной красотке. И получил сегодня по полной. Жаль, ценный экземпляр был.

Они ещё о чём-то говорили, вроде, обговаривали, где в пути можно отклониться от курса и попросить капитана какого-нибудь рейсового лайнера доставить тело в любую клинику… Прислонившись к стене, я машинально ловила невнятно доносившиеся слова, и старалась понять, что мне не понравилось в этом разговоре. Восстановила весь диалог — и сердце вновь царапнула фраза Брента, какая-то пренебрежительно-легковесная: " Жаль, ценный экземпляр был". Думать, чем эта фразочка уколола, долго не надо. Она буквально воняла моими снами: "экземпляр", "образец"… Кем бы ни был для меня Ник Имбри, каким бы гадом ни был, он всё-таки оставался человеком. "Растением! Уже растением!" — язвительно напомнили мне со стороны.

Напоминание заставило меня развернуться и мимо кают-компании пройти в коридор с жилыми отсеками. Вызвав перед глазами образ Имбри: сощуренные тёмные глаза, прямой нос, недовольный рот, высокие жёсткие скулы, — я примерила его к нескольким дверям. Его личный отсек нашёлся в конце коридора. Я потянулась открыть дверь, положила ладонь на фотоэлемент и вдруг подумала: "А зачем мне это нужно? Зачем нужно узнавать, что за человек Ник Имбри, если он уже не человек? Если от него всё равно скоро избавятся?" Я пожала плечами. И правда, зачем? Сняв ладонь с фотоэлемента, полная решимости уйти, я вновь замерла. Если я что-то собралась сделать, я всегда доводила своё намерение до конца. Почему я отказываюсь входить в отсек Имбри, хотя мне достаточно всего лишь повернуть ладонь на фотоэлементе направо? Ну, нет. Я войду! Однако, едва ладонь коснулась непроницаемо-тёмного кругляша, странная досада вошла в душу: "Терять на него время? На убийцу добродушного Эдда Уэста? Больно надо! Пошёл он на фиг!"

Нерешительное, сводящее с ума топтанье перед дверью продолжалось минуты три-четыре, пока я не додумалась до того, чему поверить сначала наотрез отказалась. Но ведь можно проверить? Я поднесла ладонь к фотоэлементу, не дотрагиваясь, и мысленно приказала: "Проявись!" Ёлки-палки, передо мной и правда засиял закрывающий знак! Именно он вселял сомнение: а стоит ли входить в отсек? Я невольно покачала головой. Имбри — первый на моей памяти человек, чья энергетика позволяла работать со знаками: они действовали. Уже одно это могло стать причиной, чтобы вытащить его из комы и узнать, как он это делает и откуда вообще знает о знаках.

Вторую причину я обнаружила, наконец переступив порог комнаты. В пазы зеркала напротив койки Имбри воткнул снимок-триди: в центре он сам, по бокам прижимаются к нему тощий подросток лет четырнадцати и кудрявая девчушка, едва достающая до пояса отца. Детишек Имбри обнимал, поэтому я решила, что он им отец.

Начертанная в воздухе композиция из шести знаков позволила мне услышать слова Имбри, которые он часто обращал к снимку: "Потерпите, ребята, это последняя поездка. Вернусь — заберу вас из пансиона. Заживём, наконец, семьёй!"

Пансион. У детей, кроме отца, никого? Я далеко не сентиментальна, но всё время думать, что лишила детей надежды на семью… Для меня, одинокой, безымянной и неизвестной для себя самой, такое явно перебор.

Пришлось задержаться в отсеке, чтобы убрать все свои энергетические следы. Пришлось, хотя так и подмывало плюнуть на всё и мчаться к Имбри. Но следы убрала и вновь навесила закрывающий знак.

По дороге к нему вдруг пришло в голову, что в последнее время я слишком эмоциональна, отчего мне и приходится исправлять ошибки, сделанные сгоряча. Сначала моей жертвой стал Тайгер, теперь вот Имбри. Нет, всё-таки любое действие на будущее должно происходить на холодную голову.

В медотсеке никого не было, кроме бесчувственного Имбри, так что своё чёрное дело я провернула на очень ледяную голову. Приборы при моём появлении заволновались. Утихомирить их удалось только при помощи технознаков. Затем я "погребла" тело Имбри под тяжёлой паутиной символов (между прочим, у него интересная защита), образующих в сочетании действие самовосстановления физического тела, и вплела в эту паутину все потоки энергии, какие только смогла разыскать в медотсеке. Через пятнадцать минут после моего пребывания в кают-компании утихомиренные было приборы взорвутся, а я с удовольствием буду невинно таращиться на растерянного майора Брента. А что? Я здесь, и давно. Я ни в чём не виновата.

11.

Старая добрая косметичка в моих руках, да ещё застёгнутая на ходу и въехавшая в широкий карман на бедре, отлично сыграла роль громоотвода: все уверились, что новенькая выходила оправить пёрышки. Все уверились и снисходительно простили. Только Бланш Кремер втихомолку фыркнула, но глаза выдали: в них светилось чисто женское любопытство, и причиной тому было содержимое моей косметички. Что ж, эту я приручу уже сегодня.

Народ усаживался перед большим экраном, закрывшим один из иллюминаторов. Майор объявил специально для опоздавшей:

— Собираемся смотреть материалы по Персею.

Я улыбнулась ему и пошла к Тайгеру.

Почти все сидели отдельно, маленькими группками. Огибая один из столиков, я наткнулась на зубастую улыбку Барракуды, а затем удостоилась лицезреть королевски широкого жеста: Боуэн похлопал по спинке стула, приглашая сесть рядом. Но я уже вспомнила, с кем имею дело. Только гуманоиды с двух планет Сириуса имеют кошмарную пасть, великосветские манеры и взрывчатую, часто неконтролируемую ярость. Поэтому отказалась от приглашения чрезвычайно вежливо, в общепринятых интеллигенцией Сириуса традициях: вздёрнула верхнюю губу до клыков, нижнюю прижала к нижним губам и быстро облизнулась. Барри Боуэн засиял — слава Богу, не открывая рта, и церемонно поклонился. Я кивнула и дошагала до Тайгера. Итак, один мирный контакт есть. Кажется.

— Самое интересное в вашем обмене любезностями — то, что Боуэн — напарник Ника Имбри, — вполголоса сказал лейтенант. — Но к тебе он, как ни странно, испытывает искреннюю симпатию.

— Ты наблюдал за ним? С какого момента?

— Недолго. Он посмотрел на тебя и поклонился.

— Жаль. Надо было бы просмотреть его эмоции, когда я вошла.

— Почему? Ты сомневаешься, умею ли я точно определять искренность?

— Вот уж нет. В твоём умении я уверена. Просто очень хотелось бы знать, что Бара… Барри чувствовал ко мне чуть раньше.

— Не знаю… По мне, главное, что он чувствует сейчас.

Выглядел Тайгер неплохо. После моей энергетической подпитки он тихонько радовался, как может радоваться человек, переживший длительную болезнь. Его суждению о Боуэне уже можно было доверять, а вот сам Барракуда чем-то беспокоил. Ксенофобом я не была, в агентстве Аллертона можно было встретить служащих из разных уголков космоса. Принцип приёма на работу был чрезвычайно прост: показался чем-то хозяину — принят. Но Барракуда… Ладно, не буду забивать голову. Потом разберусь.

На экране, между тем, поплыла планета. Поплыла — и вдруг поехала, полетела! Удивлённый ропот заставил Брента объяснить:

— Вначале идут ознакомительные кадры. Сами понимаете, их можно посмотреть позже, если кого интересует Персей как таковой. Я же хочу показать вам последнее, что передали приборы, прежде чем отключиться.

Он убрал голос диктора, мультяшно тараторящий, отчего некоторые из зрителей злорадно захихикали (у Барракуды это здорово получалось).

— Первая следящая камера. Предваряя просмотр, хочу предупредить, что, естественно, мы не включаем записи всех камер, а только самых интересных, с точки зрения нашей поездки.

— Точки зрения? — переспросил рыжий Марк Флик. — Может, цели?

— Не суть важно, — отмахнулся майор. — Главное — это именно то, что нам необходимо.

Но Флик не унимался.

— И всё-таки, майор, вы нам так конкретно и не объяснили, в каком качестве мы летим на Персей. Или знают только военные?

— Разведка, — сказал Брент. — Нас интересует, что случилось на Персее. Больше ничего. Если потребуется вмешательство основных вооружённых сил, это вмешательство будет уже без нас. Наше дело маленькое: высадились, осмотрелись, зафиксировали парочку определённых фактов — и назад. Наша цель — вот теперь это точно цель — всего лишь осмотр основных зданий лаборатории доктора Кейда и маленький десант в город. Всё. Вся операция должна занять не более семи часов.

— Военные чем-то похожи на женщин, — пробурчал Барракуда. — Если женщина говорит, что присядет у зеркала на минутку, мужчина может спокойно идти к любимой машине и устроить ей капитальный ремонт, то есть разобрать её до последнего винтика и собрать вновь.

— Особенно, если мужчина похож на такую барракуду, как ты, — скривившись, тихонько отметила Бланш Кремер.

Ого, кажется, с этой дамочкой мы неплохо споёмся, раз наши взгляды хоть в чём-то совпадают. Бланш будто услышала — скосилась на меня. Я кивнула и изобразила губами: "Барракуда!" Милое лицо мадонны исказила тяжёлая ухмылка. Впечатление такое, словно ангелочек лениво шевельнул чёрным косматым хвостом. Точно. Споёмся.

Майор снова пустил запись. Она была не откорректирована. Сначала мы увидели будни научной лаборатории: туда-сюда сновали люди в спецкостюмах и спецхалатах, оживлённые и сосредоточенные; они деловито обсуждали что-то, изредка смеялись, в обеденный перерыв группами шли в столовую; между медицинско-лаборантскими одеяниями время от времени мелькала тёмная форма охраны. В общем, счастливый мир довольных своей работой людей. Затем ночь. Охрана по двое обходит коридоры. Очевидно, в лаборатории придерживались земного расписания, чтобы служащие чувствовали себя комфортно во внеземных условиях. Последняя патрульная двойка исчезла во тьме сумеречных коридоров.

— С этого момента смотрим внимательно, — вполголоса сказал Брент.

Камеры в переходах, коридорах, рекреациях зафиксировали постепенно нарастающее освещение. Наконец свет засиял в полную силу везде, кроме рабочих помещений, что было видно, благодаря прозрачным стенам. Но людей в поле зрения камер не наблюдалось.

— Когда охрана не явилась на места, компьютерная система, обеспечивающая работу лаборатории, законсервировала здание, — прокомментировал майор. — У неё, как и любой системы, есть такая функция. Энергообеспечения ей хватило бы надолго. Показывать следующий рабочий день подробно не буду. Вот самые интересные записи.

Что-то похожее на порыв метели промелькнуло по экрану. Часть этого что-то на секунду замерла — дрожащая смутная тень, дымок от догоревшей свечи. А ещё через секунду мы созерцали пустой экран.

— Что скажете по поводу эпизода? — весело спросил Брент.

— Где был эпизод? — возмутилась Бланш Кремер. — Всего лишь начало!

Римский патриций Луис Гилл медленно, раздумчиво высказался:

— Мне кажется, взорвалась камера слежения. Если бы она просто отключилась, записанное пространство сузилось бы до точки, которая, в свою очередь, исчезла бы. Я знаю, какой марки оборудование используется на осваиваемых планетах, и знаю, как оно себя ведёт.

— Прекрасно! Неплохая версия по краткосрочности эпизода. А теперь, пожалуйста, по его сути!

— Не понимаю, зачем вам это обсуждение! — фыркнул рыжий Флик. — Записи у вас давно. Специалисты их явно проштудировали и проанализировали. Так что вы знаете, что произошло. Зачем вам наше мнение?

— Специалисты не знают — что произошло. Каждый из нас, — майор интонационно выделил "из нас", — побывал на разных планетах и сталкивался с разными чудесами, которые не являются чудесами для аборигенов. Может, у кого-то содержание эпизода вызвало впечатление, что вы уже сталкивались с чем-то, пусть очень смутно, но знакомым?

Минута молчания.

— Ясно, что такого никто не видел, — нетерпеливо сказала Бланш. — Мне, как женщине, наверное, легче будет задать парочку вопросов, которые вертятся сейчас у всех на языке. Можно, что ли, майор?

— Слушаю.

— Эти тени — каков их состав? Они призрачны, но ведь живые, не так ли? Какого они происхождения — белкового, растительного? И ещё…

Бланш Кремер оказалась дамочкой въедливой. Благодаря ей, мы узнали, что компьютерный анализ тени выявил достаточно странный белок: его клетки стремительно перемещались внутри бесформенного пространства, но распадаться вовсе не собирались. Что-то удерживало их в условном целом. Да, именно тень разбила камеру слежения, но осознанно она поступила или случайно — неизвестно. Каким образом тени прошли мимо охраны, выяснить не удалось. Являются ли они аборигенами Персея, неизвестно.

— Эпизод второй! — объявил майор.

Глядя, как постепенно темнеют коридор за коридором, помещение за помещением, все сразу поняли, что идёт отключение энергии. Вскоре нам показали огромную сплошную стену, в поверхности которой тускло теплились два фонаря, предназначенных для освещения коридора. Слева отчётливо был виден поворот в чёрную пропасть. Зрители напряжённо всматривались то в стену, то в тёмный поворот.

— Это… помещение энергоблока? — неуверенно предположил Синклер Мид. — Значит, сотрудники лаборатории закрылись здесь?

— Сотрудники, оставшиеся в живых, — уточнил Леон Дайкс.

— Вот оно что-о! — протяжно сказал Марк Флик, потирая веснушчатую переносицу. — Значит, нам всё-таки предстоит быть спасательной командой?

— Никаких спасательных команд! — возразил Брент. — Только разведка — и ничего больше!

— Ага! Как вы нам там расписывали? Высадились, осмотрелись — и назад. А если высадимся — и нас там сразу встретит стая этих теней?

— Вот почему нас так мало! — с понимающей ухмылкой пропела Бланш. — Высокие чины из Межгалактики забрасывают на Персей живые датчики, прежде чем посылать силы посерьёзнее! Разведка боем! Надеюсь, хоть оружием нас снабдили серьёзным, майор? Чур, мне ядерную базуку! Эта птичка щебечет в моих руках виртуозно!

Я вспомнила, как едва не оглохла от рёва последней виденной мной базуки, но поправлять Бланш не стала. У каждого своё представление о свойствах предметов.

— Майор, ни одного человека в записях больше не было? — охрипло спросил Лоренс Маккью, напарник патриция Гилла.

Брент покачал головой.

— И что с ними случилось — ни на одной камере?

Снова качание головой.

— Но ведь там города! Мегаполис! Миллионы переселенцев!

— С ними связь была прервана раньше, чем с городом-лабораторией Аугустуса Кейда, — бесстрастно ответил Брент.

— И мы, четырнадцать человек, включая пилотов…

— Двенадцать. Пилоты остаются на катере и не принимают участия в разведке.

Бланш на это заявление сказала только одно слово, не изучаемое в цивилизованных учебных заведениях и брезгливо воспринимаемое филологами всех мастей. Но слово, эмоционально убедительное, и присутствующие согласились с брюнеткой. Впрочем, не все. Озадаченно дёргая круглой головой, точно в такт жёсткой песенке, Барракуда остекленевшими глазами пялился на потухший экран, то ли мыча, то ли ворча. Осознав несогласное меньшинство, все притихли и услышали:

— Тени… Тени… Тени…

— Боуэн, ты что-то вспомнил?

Майор хищно склонился к сириусцу. Я заметила, что Тайгер тоже качнулся всем телом к Барракуде. Лицо лейтенанта расслабилось в маске профессионала, сосредоточенного на деле. Интересно, Тайгер не только улавливает и классифицирует эмоции — а что ещё? Скорее всего, сейчас, нащупав едва заметный след эмоции, сопровождающей воспоминание Барракуды, он старается этот след обозначить ярче. Судя по взгляду Брента, мельком брошенному на эмпата-биосенса, я догадалась правильно.

Но восстановить воспоминание Боуэна не дали.

Из коридора в кают-компанию ворвалась звуковая волна из множества взрывов, грохота мелких предметов и звона разбитого стекла.

12.

Волна звенела и грохотала непрерывно. Первое впечатление, что она рвётся в кают-компанию, разлетелось вдребезги вместе со стеклянной дверью. Осколки сверкнули в воздухе и несчастно попадали на пол, а свирепая волна помчалась дальше по коридору, беспорядочным шумом разрушения отмечая свой путь.

Все повскакивали. У Брента была абсолютно нормальная реакция идеально выдрессированной собачки Павлова, когда он разъярённо выкрикнул:

— Ата!

— А не пошёл бы ты!.. — так же разъярённо ответила я, хотя косвенно он был прав: сработали мои знаки, и тело Ника Имбри потянуло энергию изо всех доступных источников. Звёзды! Откуда мне было знать, что он настолько силён?! С другой стороны, могла бы и догадаться: человек, оперирующий тайными знаками, не может быть слабым.

Майор побежал к двери, справедливо рассудив, что разбитое стеклянное покрытие уже не причинит вреда. Остальные поспешили за ним, вынимая оружие. Никто не обратил внимания, как я вдруг согнулась, задохнувшись от невидимого удара под дых. Отлетел назад стул. Я рухнула на колени. Чёртов Имбри! И дура я! Забыла оборвать собственный энергетический след, вот Имбри и дотянулся до меня!

Хватит рассуждать! Пора прекратить процесс выкачивания энергии. Но как, если Имбри оттяпал у меня всю защиту и теперь добирается до внутренних резервов?! Я запаниковала, чувствуя, что ощутимо слабею, и начала лихорадочно просчитывать, откуда мне самой взять энергии, чтобы остановить Имбри. Взгляд по сторонам: энергоприборы? Нельзя добавлять к тому, что уже разрушил Имбри. Мы всё-таки в открытом космосе и идём на гиперсветовой. Огромный аквариум под иллюминатором? Вода, водоросли, морское зверьё. Жалко, даже в моём положении. Миниатюрный сад под иллюминатором напротив? Я слишком эстетка, и знать, что эта пестрота, радующая глаз, поляжет серой гнилью, — не для меня. К тому же это всё живое, живое!..

С колен я упала вперёд, на руки. Сколько он может тянуть из меня? Неужели ему до сих пор не хватает?.. " Хорошо врезала!" — одобрительно сказали внутри. " Лучше б сразу убила!" — зло ответила я и замерла. Следующую агрессивную мысль заглушила рвота. Слабеющая, вывороченная тошнотворным приступом, я не сразу расслышала шаги. Но по особой, кошачьей мягкости походки уже близко узнала Тайгера. Эрик быстро нагнулся и сунул мне под живот ладонь поддержать. Под живот, под солнечное сплетение. Содрогнувшись и выплеснув очередную порцию рвоты, я навалилась на сильную ладонь и жёстко сосредоточилась до следующей, уже накатывающей судороги.

У меня есть собственный, внутренний источник энергии. Я часто забываю о нём, но сейчас он сам выдал себя. Пока ладонь Тайгера на моём солнечном сплетении, источнику деваться некуда. Он пьёт информацию с ладони, как собака жадно ест с руки смелого малыша. А пока он лопает… Я закрыла глаза. Горячая лава от ладони Эрика хлынула по моему телу, распаренным облаком выходя за его границы и окутывая защитным полем.

Рвотные судороги кончились. Эрик помог сесть и вызвал робота-уборщика. Некоторое время мы сидели и смотрели, как под ногами крутится "черепашка", вычищая пол. Затем я подошла к фонтанчику среди орхидей минисада, сполоснула рот и умылась. Тайгер подал салфетку. Мокрое лицо я промакивала долго, прислушиваясь к себе. От Имбри оторвалась. Это точно. Ощущение вытягивания исчезло. Тошнота больше не повторится. Слава Богу…

В кают-компанию быстро вошёл майор. От привизгивания хрустящего под его ногами стекла я невольно сморщилась. Брент скептически оглядел нас, затем посмотрел вслед "черепашке", деловито уплывающей на бесшумных колёсиках, и спросил:

— Ну? А здесь что произошло?

Лейтенант сидел ко мне боком — стул не успел передвинуть, да и удобнее утешать, сидя рядом, а не напротив. Так что особенно напрягаться не пришлось, чтобы заметить кнопку в ухе Тайгера. Интересно, когда он успел вызвать май ора?

— А что произошло? Ничего особенного, — легкомысленно отозвалась я. — Стало женщине плохо, стошнило немножко — и что? Устраивать из этого драму я не собираюсь. У вас своих хлопот хватает.

— И это всё, что ты мне хочешь сказать? — рявкнул Брент.

— А что ещё, Брент? — удивилась я. — Вот если бы ты был врачом — другое дело. Тогда бы я попросила у тебя кое-что.

— Что?!

Если женщина хочет спровоцировать мужчину на машинальный встречный вопрос, сделает она это легко. Вот и майор попался. Я скромно опустила глаза.

— Например, такую нужную вещь, как тест на беременность.

Майор внезапно успокоился и, чеканя шаг по хрупающим стекляшкам, ушёл. Я медленно вытянула ноги, скрестила их и медленно же сказала, глядя на дверь, хлопнуть которой, к сожалению, майору не удалось:

— Тра-та-та, тра-та-та, кошка стукнула кота…

Тайгер тоже смотрел на дверь.

— Ата, а такая возможность существует?

— Какая?

— Беременности.

— Нет, конечно. Хороша же я была бы, отправляясь с ребёнком в потенциально опасное путешествие.

Сидящий, как солдатик, которого при солидном стечении генералов пихнули в кресло, Тайгер наконец расслабился.

— Тогда зачем?..

— Что — зачем? Наврала майору? Нечего подозревать меня во всяких глупостях.

— Брент — хороший человек, только…

— Мне зарыдать от умиления прямо сейчас или дождаться, когда ты закончишь славословие хорошему человеку?

— … просто он очень устал в последнее время, — упрямо договорил Тайгер.

— Устал. Ага. Общаясь с такой бякой, как я, любой ангел озвереет. Это ты хотел сказать?.. Ладно-ладно, я пошутила.

Всё-таки лейтенант остался тем же юношей, и даже мальчишкой, каким я впервые увидела его в баре рядом с майором. Как он ни старался натянуть маску бывалого военного, чувства скрывать он так и не научился. Не знаю, насколько он хорош в качестве биосенса-профессионала, но военным от него и не пахло. Скорее всего, чин ему дан в иерархии специалистов, а не за заслуги на военно-полицейском поприще.

Потому-то он и сидел, нахохлившись, с надутыми губами, переживая за непосредственное начальство. Ничего, такие быстро переключаются, если найдётся желающий переключить.

— Кстати, а что там в коридоре случилось?

— Не знаю. Неисправное оборудование, наверное.

— В военной полиции — неисправное оборудование? Не верю. Скорее поверю, что на катер втихомолку забрался динозавр, который, наголодавшись, шляется по катеру в поисках нежной зелёной травки и не подозревает, бедняжка, что ароматной растительности полно именно здесь, в кают-компании. Ладно, не будем о грустном. Спроси у Брента, что там и где это там.

— Спросить — в смысле сходить? — не понял лейтенант.

— У слова только одно значение. Не хочешь спрашивать сам — могу я. — Поскольку я сидела рядом с нужным ухом, даже голоса повышать не пришлось: — Брент, ау! Что у вас там с динозавром?

Мне казалось, Тайгер побледнеет или покраснеет, уличённый в ношении секретного "связиста" вне экстремальной ситуации. Ничуть не бывало. Он лишь улыбнулся терпеливой улыбкой санитара при буйнопомешанном, прислушался и повторил за майором:

— Динозавр добрёл до медотсека. Не желаете полюбоваться на зверя и его следы?

— Идём. Нас приглашают на зрелище, достойное богов, — поднялась я.

Выяснилось, что ничего слишком страшного не произошло. Взорвалось всё не огнеупорное стекло, разлетелись мелкие, не закреплённые на месте вещи. Автоматика корабля не пострадала. Ведь чёртов Имбри сожрал преимущественно мою энергию. Кстати, выглядел парень очень даже ничего. Смуглый цвет лица вернулся, от безжизненно-серого не осталось и следа. Саймон Оукс, пилот и док по совместительству, объяснил, что с Имбри произошли какие-то оригинальные изменения, из-за чего он вышел из комы и, судя по показаниям приборов, сейчас крепко спит. Ликующий голос Оукса, подслушанный ранее, я сразу и не узнала. Узнав же, порадовалась за человека: дока переполняло такое счастье, что он только не подпрыгивал на месте, не зная, как его выразить.

Майор это тоже видел. Он представил меня доку, и Оукс долго, с воодушевлением тряс мне руку, пока Брент не вмешался.

— Отпусти её руку, дружище. Я, конечно, понимаю, что в твоих медицинских владениях две койки и что тебе хочется компании и сильной, и прекрасной половины человечества, но пока эти двое мне нужны на уборке ураганных последствий. Между прочим, никто не хочет высказать своё мнение о ЧП?

Я молчала в тряпочку, только машинально потёрла солнечное сплетение.

— Э-э, Имбри ведь сейчас легче? — начал лейтенант неуверенно. — Мне кажется, он интуитивный биосенс с хорошо развитой энергетикой. Когда тело на клеточном уровне осознало опасность, оно быстренько самозагрузилось доступной ему энергией и принялось за самолечение. Я думаю так.

— Возникает вопрос: откуда или у кого Имбри скачал энергию? — подозрительно глядя на меня, осведомился Брент. — С техникой всё в порядке.

— Из предметов, которые взорвались? — предположил Оукс. — Я как-то читал, что вещи буквально начинены энергией. Нужно только уметь её взять.

Майор поднял брови, но промолчал. С минуту мы все сосредоточенно пялились на Имбри, словно ожидая, что он вот-вот откроет глаза и всё объяснит. Но воплощённая тайна смирно лежала на кушетке и не желала раскрываться простым смертным. Впрочем, "смирно лежал" — это не про Имбри. Он как раз лежал собранно, точно ещё секунда — и он рванёт с себя провода, и вскочит, и сразу будет готов защищаться. Или нападать. Симпатичный малый.

— Симпатичный малый, — медленно повторила я. — Но Эдда я ему не прощу.

— А-а… — начал Брент, но махнул рукой как-то неопределённо и тут же велел: — Марш на уборку! "Черепашкам" с завалами не справиться!

— А-а… — тоже начал Оукс, но майор перебил:

— Остаёшься на месте и следишь за Имбри!

— Можно подумать, я могу что-то сделать сам.

Расстроенное ворчание пилота-медика сопровождало нас до поворота в кают-компанию, где вооружённые жесткими пакетами спецназовцы сгребали осколки в кучу. Синклер Мид и нам вручил по пакету с надписью "Герметично. Огнеопасно". С шуточками и подначками народ работал споро и без капризов. Вот только Барракуда жевал нижнюю губу да заметивший его состояние Тайгер тут же захалтурил.

13.

Профессора Аугустуса Кейда я возненавидела сразу, едва он появился на экране. Уродом он не был. Внешностью обладал достаточно привлекательной: голова чуть вытянута, зато черты лица гармоничны. Большие тёмные глаза под дугами бровей, запавшие щёки, небольшой тонкий нос и красные влажные губы сластолюбца заставили даже Бланш Кремер присвистнуть и с ухмылкой определить: "Лапуля!" Правда, минут через пять просмотра она же недовольно забормотала что-то и оглянулась на меня. Однажды наши оценки уже совпали, и брюнетка желала знать, что я думаю о Кейде. Я её правильно поняла, поэтому, не стесняясь, озвучила своё мнение:

— Гад ползучий.

— Э-э, неприятный человек, — машинально подтвердил Синклер Мид и на вопросительный взгляд майора пояснил: — Я встречался с ним на основной базе. Ярко выраженный образец эгоцентриста и тирана, но голова — золотая, мозги — чистый бриллиант, в этом ему не откажешь.

— Маньяк, в общем, — заключила Бланш и пересела ко мне.

Дальше мы, вдвоём, смотрели и слушали вполуха. Косметичка застила нам весь белый свет. Я с гордостью демонстрировала — Бланш с безумным интересом внимала и пробовала.

Когда она всё перебрала и обнюхала, мурлыча от удовольствия, её пальцы всё-таки наткнулись на что-то непонятное за шёлковым подкладом, и только тут до неё дошло, что стенки косметички слишком толсты. На её вопросительный взгляд я кивнула. Бланш азартно принялась ковырять сумочку, ни до чего не доковырялась, только нечаянно сбросила с коленей кучу дамских прибамбасов и раздражённо взвыла.

Майор начал было отчитывать нарушительниц тишины, но поперхнулся. Его остекленевший взгляд и несколько блаженное выражение лица заставил всех обернуться и восхищённо затаить дыхание. Я-то сидела паинькой, а вот Бланш, стоя и нагнувшись, собирала маленькие штучки, разлетевшиеся по сторонам. Её-то аккуратно вылепленный зад и заставил мужские глаза засиять.

Бланш плюхнулась на стул. Мужчины с мечтательным вздохом вновь повернулись к экрану. А я наконец показала брюнетке секретный замочек. Всё дело в старомодной защёлке. Если приглядеться, можно заметить, что защёлкивающий замочек работает за счёт двух "шишечек". И если эти "шишечки" жёстко дожать не вперёд или назад, а в стороны, открывались двойные стенки сумочки. От косметической мелочи Бланш пришла в восторг. А содержимое тайников привело просто в экстаз. Она благоговейно рассматривала каждый тщательно сложенный предмет и вскоре не выдержала:

— Слушай, дай примерить!

— Может, после?

— Ну, только эту, а?

— Мерь, только тихо, — разрешила я и оглянулась: у лейтенанта стали квадратные глаза. Оказывается, он тоже присматривался к вытаскиваемым вещам.

Бланш натянула тончайшую перчатку и, пока неуверенно, пошевелила пальцами. Перчатка-"хамелеон" будто испарилась, но когти, на вид туповатые, на деле — острые, стали частью пальцев брюнетки. Я смотрела на Бланш и видела неприкрытое наслаждение на тонком смуглом лице, неприкрытое желание смыться со скучного сборища и опробовать оружие в деле.

— Слушая, Ата, где ты такие нашла? Дашь поносить?

— Можешь забирать, — великодушно разрешила я, вытянула свой кулак над её коленями, чтоб никто не увидел, и жёстко расправила пальцы.

Бланш резко выдохнула: пальчики мои были смертоносными.

— Научишь убирать когти?

— Вопрос практики, — успокоила я её.

— Дамы, мне осталось прокомментировать десятиминутный материал, — убийственно вежливо сообщил Брент. — Может, дотерпите?

— Ладно, валяй! — рассеянно отозвалась Бланш.

Майор насупился, но, кажется, решил больше не тратить на нас драгоценного времени. Тем более что Бланш сосредоточилась на тренировке, стараясь напрягать одни мышцы кисти при других расслабленных. Смешок, когда что-то получалось или срывалось, подсказал мне две вещи: Бланш — идеальное воплощение человека-деятеля; созерцание, даже информативное, вгоняло её в скуку через минуту-другую; и — она из тех, кого учат плавать, со спокойной совестью просто сталкивая в воду. Выплывет.

Перчатку-"хамелеон" мне пришлось выдумать и сконструировать, чтобы оправдать, скажем так, собственное уродство. Благодаря шпионским штучкам из военного каталога, достаточно было пригнать друг к другу детали и вмонтировать микросхемы, реагирующие на мускульное движение. В агентстве знали о моих перчатках, но не имели понятия о моём личном оружии. На спор пытались, конечно, овладеть этим сугубо женским оружием, и я здорово обогатилась, поскольку народ серьёзно подошёл к сумме наших пари. Если кто-то сомневался, что перчатку вообще можно использовать, я надевала её и демонстрировала, как легко и просто приводить в действие замаскированное оружие.

У Бланш, кажется, получалось. Когти-лезвия начали вылетать, пусть пока ещё нервно и дёргано, и начали исчезать — иллюзорно, конечно, якобы в когтях.

К концу комментариев майора брюнетка подняла голову и спокойным, даже ласковым взглядом обвела присутствующих. Так, наверное, кошка разглядывает попискивающих котят, соображая, кого из кучи первым перетащить в нужное ей место. И первым за шкирку берёт самого сильного. Бланш по мелочам не разменивалась: испытывать — так на сильнейшем.

Брент замолк и выключил экран. Настала пора переварить увиденное и рассказанное. Бланш тоже закончила поиски. Для неё пришло время ещё раз убедиться, что "теория суха, мой друг, но древо жизни зеленеет".

Выбрала она Барракуду.

Я собиралась быть только зрителем. Во-первых, интересовало, за какие качества красотке предложили место в экспедиции на Персей; во-вторых, не хотелось нарываться на очередные укоры майора.

Но всё пошло не так, как предполагалось.

— Тени, о которых мы говорили… — начал Брент.

Бланш вздёрнула уголок верхней губы, и в сторону Барри Боуэна метнулся не то шёпот, не то шелест. А потом… Чёрт! Она даже не привстала, не оттолкнулась — просто взвилась в воздух через ряд стульев и сидящих! Как вспархивает безо всякого напряга вспугнутая птица!

Мне пришлось прыгнуть следом

Потому что брюнетка ещё только взлетала, а резко обернувшийся на шипение Барракуда вдруг застыл, и взгляд его ушёл куда-то в себя. Он явно вспоминал!

Потому что лейтенант Тайгер вскочил и стоит, дрожа от напряжения, и обострённые скулы вмиг осунувшегося лица — прямое доказательство, что он жёстко контролирует эмоции Боуэна.

Я поймала Бланш в тот момент, когда вторым прыжком она собиралась напасть на Барракуду. Поймала единственную, кто не увидел, в каком он состоянии. Я правильно поняла, что её незаметный поворот в поясе — подсказка: сейчас она оттолкнётся. В тесном междурядье я крутанула её лицом к себе, прижала палец к своим губам и так же шелестяще, как Бланш недавно, выдохнула:

— Тихо!

Чёрные глаза выплеснули бешенство, но секундой позже сфокусировались над моим плечом, и вот уже брюнетка недоумённым взлётом бровей вопрошает, что случилось. Я покачала головой и отпустила её. За моим плечом Тайгер. Оглянувшись, я сообразила, что ему нужна помощь: стоит белый, силёнок явно не хватает, пошатывается.

Остальные притихли, смотрят — кто удивлённо, кто изучающее то на Боуэна, то на Тайгера. Только майор просёк, но его рот кривится недоверчиво. Слишком слаб ещё лейтенант.

Отпустив Бланш (она тихонько села), я обошла ряды и встала слева от Тайгера. Мои пальцы кончиками ткнулись в его ладонь. Я глубоко вздохнула и с выдохом погнала энергию. Он, кажется, не заметил — сосредоточенность на Боуэне была абсолютной, но к лицу начал возвращаться нормальный цвет. А Барракуда недовольно морщился, как человек, который поймал смутное ощущение, но полностью восстановить событие не может.

Неожиданно поднялся Леон Дайкс. Рубаха снова застёгнута под горло — опоздал: теперь мы уже знали, что под маской сухаря-педанта прячется человек страстный и азартный. Он бесшумно подошёл сзади к Тайгеру и мягко положил ладонь между его лопатками. Дайкс немного сопел, поэтому я сразу услышала, как он задержал дыхание, примериваясь к ритму дыхания Тайгера. Вдох — выдох. Вскоре не только лейтенант — и я прочувствовала энергетическую тренированность Дайкса.

Тайгер не отвлекался от главного. Неожиданную поддержку он использовал по полной. Не знаю, как у Дайкса, но у меня ощутимо начался синдром беспокойных ног, подсказывающий о перерасходе энергии.

— Шорох теней, — отчётливо сказал Барракуда, и все вздрогнули. — Шорох по песку. Шорох песка. Миф. А может, легенда. Искусственный разум шиворот-навыворот. Так, кажется, говорили? Или — поедающий разум? Тени точно помню. Остальное как-то смутно. Кто же это говорил?

Лейтенант покачнулся — послал слишком сильный энергоимпульс. Наверное, поймал эмоцию, связанную с забытым собеседником Боуэна. А тот тёр лоб и бормотал:

— Да кто это сказал… Недавно же был разговор…

А потом Барракуда оглянулся на нас всех всё так же отстранённо и вроде как про себя удивился:

— Ну да, конечно же, это Ник!

— Что?! Ник Имбри?! — не выдержал майор.

Но Барракуда расплылся в довольной, привычной уже кошмарной улыбке и, кивая на дверь, подтвердил:

— Точно-точно! И Ник скажет. Он мне сон рассказал такой, про шепчущие тени и психов без разума. В записи похоже очень уж шуршит.

— Как будто психи с разумом бывают, — проворчала разочарованная Бланш. — Так ждали!.. А он сон чей-то вспомнил. Эй, Имбри, что уж тебе какие жуткие сны снятся?

Имбри, оказывается, стоял у двери. Именно ему, а не на дверь кивал Боуэн. Рядом с пациентом стоял взволнованный Оукс, растопырив руки, словно ожидая, что Имбри вот-вот начнёт падать.

— Кому какое дело, какие мне сны снятся? — сипло спросил Имбри и прокашлялся, сказал нормально: — И чего этот кузнечик вокруг меня скачет? Хватит глядеть на меня квадратными глазами! И лапы убери. Я живой.

Он отыскал меня глазами — я присела с Бланш — и добавил:

— А не труп, как некоторые того бы хотели.

— Ничего, некоторые дождутся своего часа, — отозвалась я.

Майор, несмотря на всеобщее разочарование, надежды всё-таки не терял. Он спросил Имбри, как тот себя чувствует. Имбри машинально коснулся виска, но сказал: всё нормально. Тогда Брент велел ему сесть и показал эпизод с тенью. Имбри помрачнел.

— Это похоже на твой сон?

— Не хватает только психов на улицах города.

Майор умел мыслить нестандартно. Следующий вопрос для всех нас прозвучал очень неожиданным:

— Где, в каком месте ты видел этот сон? И когда это было?

И возможно, только я успела заметить его косой взгляд на Тайгера. Но Тайгер без меня и Дайкса полностью выдохся и только виновато поёжился.

14.

Имбри не удалось отвертеться от пересказа сна. Скептически настроенный после фразы Барракуды "сон такой", народ катера всё же возжаждал баек-ужастиков. Имбри усадили так близко от меня, что пришлось пересесть. Причём чернявый посмотрел на меня со странной задумчивостью, и опять-таки пришлось показать ему кулак, чтоб не забывал, с кем имеет дело. Всевидящий майор многозначительно кашлянул, а Бланш, невинно глядя в пространство, приторным голоском мультяшной пай-девочки продекламировала в воздух же: "От ненависти до любви!.." Дождавшись её взгляда, я молча подняла руки. Вылетели когти. Тем же мультяшным голоском Бланш пискнула: "Ой!" и попыталась повторить мой жест. Увы…

Остальные обмена женским мнением не заметили.

Ника Имбри затормошили: "Давай с подробностями!" Он отбивался, уверял, что помнит очень мало. Брент разочарованно ругался с лейтенантом, тот пожимал плечами, разводил руками, и ясно было, что даже эти привычные движения даются ему трудно. Раз майор обернулся. Я покачала головой.

— Выдохлась. Не могу больше. Дайкс — тоже, что бы он вам ни говорил.

— И говорить не буду, — хмуро сказал Дайкс. — Я с энергией давно так не работал. А ваш лейтенант — вообще ненасытная прорва.

И тогда от двери Саймон Оукс, с детским любопытством слушавший и глазевший, живо сказал:

— А можно подсоединить датчики мнемопсихокатализатора и посмотреть всё на экране. Я так всегда свои сны анализирую… Если, конечно, пациент согласится.

— Чо сказал?! — поразился Марк Флик. — Мнемо чего?

— А разве на катере катализатор есть? — переспросил лейтенант и сам сообразил, что вопрос глупый: раз предлагают — значит есть… Но всё ещё недоверчиво, словно уговаривая себя, добавил: — Он ведь слишком громоздкий.

— В гражданских центрах — да, — согласился Оукс. — А у нас это компьютерная приставка в виде наушников: надел, набрал нужную программу и смотри себе, сколько влезет. МП катализатор выудит из памяти даже то, чего человек не упомнит, проснувшись. Дай только намёк. Вот пульт от МПК.

— А мы так мучились с Боуэном! — пробурчал Тайгер.

Барракуда, внимательно следивший за разговором, так и вскинулся.

— Вы что же, думаете, я бы позволил впихивать в мозги всякое гадство?! Копайтесь в собственных мозгах, в мои нечего лезть!

— Да никто не покушается на твои мозги! — рассердился Оукс. Он бесцеремонно отобрал у майора пульт, пальцами пропорхал над клавиатурой сложную комбинацию кода. — Вот смотри, Фома неверующий. Это мой личный банк сновидений. Их здесь около тысячи. Компьютер корабля позволяет не только вывести их на экран, но и рассортировать по темам, а психоаналитическая программа расшифрует любой сон и даст комментарий к нему.

Кажется, Оукс уселся на любимого конька. Он прочитал небольшую лекцию о возможностях МП катализатора, проиллюстрировал её показом парочки личных сновидений.

Имбри, на которого игрался импровизированный спектакль, заинтересовался лишь одним насущным вопросом.

— Ладно, я понял, что это безопасно. Как долго мне придётся восстанавливать сон?

— В сновидении время и действие подаются в сжатом, концентрированном виде. В среднем воспроизведение занимает от получаса до трёх часов. В основном объём времени зависит от двух параметров: от срока давности сна и его впечатляющей яркости.

— От получаса до трёх, — повторил Ник Имбри и заявил: — Я согласен. Но — перед тем как поиграться с вашей игрушкой, я бы поел. У меня такое ощущение, что с голодухи я мог бы сожрать Боуэна, и даже без выпивки.

Барракуда радостно загоготал. У сириусцев хорошее чутьё на смерть живых. Уже за пять минут до неизбежного помирающие устраивают себе харакири, а случись рядом соплеменники, те быстренько готовят из внутренних органов усопшего поминальный обед. Чужих не трогают, хотя в лоб могут ляпнуть: "Парень, а ведь ща помрёшь!" И считают сей ляп признаком хорошего тона. Предупредили!

Интересно, Имбри использовал гиперболу или так хорошо знает обитателей Сириуса?

Пока я праздно размышляла над вопросом, чернявый основательно поел и устроился в солидном кресле, вынесенном из отсека майора. На Имбри надели наушники МП катализатора и объяснили, как работать с пультом. И суетились над ним так, что Бланш сентиментально вздохнула:

— Ах, как это похоже на ритуальное жертвоприношение!

— Иди сюда, моя маленькая жрица, встань передо мной на колени, произнеси словесное ритуальное заклятие! — мгновенно отозвался Имбри.

— На колени?!

Гордая красавица без колебаний уловила в насмешке главное и помчалась к обидчику с невнятными воплями, где в основном угадывались вариации на тему: "Да я тебя!.. Да ты у меня!.." Луис Гилл, римлянин, снисходительно дождался, пока Бланш пробежит мимо шага два, поймал её руку и использовал оригинальный приём: дёрнул брюнетку к себе таким макаром, что она развернулась вокруг своей оси, а в следующий миг оказалась на его руках.

— Браво! — зааплодировал Марк Флик. — Вам бы только в танцевальных конкурсах участвовать! Впечатляюще!

— А теперь громила потащит самку в своё логово? — с надеждой спросил Барракуда.

Бланш разъярённо завопила, но теперь я ей не сочувствовала. На каждую шутку реагировать серьёзно — рано или поздно вляпаешься в неловкость. Меня, например, сейчас занимало другое. Взгляд на Имбри — он что-то уточняет с майором и Оуксом. Время ещё есть. Медленно прокручивая в памяти движение Гилла, я подошла к нему.

— Луис, как ты это делаешь?

Он ссадил Бланш и показал приём на мне. Всё, теперь поняла. Просто Римлянин в последнюю секунду чуть повернулся, и окончательный жест прошёл незамеченным.

Гилл и меня бережно ссадил на пол и, улыбаясь, предупредил:

— На женщин этот приём действует завораживающе, но ты не подумай, что можешь его повторить. Слишком уж мы, мужчины, тяжёлые.

— Я думаю немножко о другом, — честно призналась я. — Луис, пока есть время, повтори приём, но только в темпе, как с Бланш.

— Ищешь противовес? Зря. Результат всегда один — женщина в объятиях мужчины.

— А мы попробуем!

— Ата, ты же буквально призналась, что ищешь контрприём. Я ведь буду настороже!

— И что ты сделаешь сверх? Крепче обнимешь меня? А может, мне только того и хочется? Хочется побывать в объятиях сильного симпатичного мужчины с римским профилем?

Последние слова польстили Гиллу. Усмехаясь, он встал ко мне боком. Бланш присела на стул страшно заинтригованная. Несмотря на любовь к сильному полу, сейчас она желала моей победы — своей сатисфакции.

Тайгер косился недовольно. Ревновал.

Все остальные после столкновения Бланш и Гилла не обращали на нас внимания.

Я разбежалась, сама сунула руку в ладонь Гилла. Меня снова закрутило… Римлянин не успел протянуть вторую руку. Левой ногой я оттолкнулась от его бедра. Силой инерции моё тело подбросило в воздух, и сверху же я обрушилась на Гилла.

Бланш завизжала от восторга.

Гилл рухнул, получив ногами по чувствительным точкам. Руку с его затылка я отдёрнула и грохнулась над ним в нелепом шпагате: одна нога на горле противника — другая между его ногами, изображает капкан или захват. Спелёнутый таким образом, Гилл вдруг закрыл глаза, бормотнул что-то вроде: "Как с мужчиной, да?" и попытался перевернуться, задавив меня собственной тяжестью. Пришлось втиснуть палец в едва заметный изгиб на его плече. Римлянин охнул и расслабился.

Марк Флик зааплодировал, а Барракуда снова заржал: ещё бы, поверженный землянин!

Я высунулась из-под ручищи Римлянина и, скрестив безымянный с мизинцем, показала фигуру сириусцу. Боуэн взревел и бросился на нас. На нас — потому что я освободила Луиса Гилла, и он, перепуганный при виде несущейся на него туши, вскочил и потащил меня за руку в сторону. За сириусцем, охнув, помчались унимать его Марк Флик и Синклер Мид, а за ними подпрыгивала счастливая Бланш и издавала совсем уже неразборчивые вопли, больше похожие на охотничий клич или резкий мяв огромных котов с планет Тау Кита.

Гилл бегал хорошо, я — тоже. Сириусец грохотал ножищами в двух метрах от нас, и расстояние между нами оставалось неизменным уже с минуту. К погоне за Барракудой, немного поколебавшись, присоединились Лоренс Маккью и Девид Винсон. Маккью хотел помочь другу, Гиллу, а судя по довольной роже Винсона, он наслаждался хорошей мышечной разминкой и бежал только за компанию. Боуэн его явно не интересовал.

Всё закончилось весьма неожиданно. Гилл выпустил мою ладонь, позволяя бежать дальше, а сам резко встал на месте. Затормозить Барракуда не успел, сменить направление бега — тоже. Два шага мимо Римлянина — тот решительно схватил руку Боуэна, рывок — и сириусец оказался на руках Гилла. Этакий младенец-переросток с солидным брюшком.

Минуту никто не мог сказать ни слова. Все, запыхавшись, стояли вокруг нас и только таращились на Римлянина и его трофей, злобно пинающий воздух.

Первым, как ни странно, расхохотался Имбри, разглядев приятеля в нежных объятиях гиганта с римским профилем. За ним засмеялись остальные. Не веселились лишь Гилл, озабоченный проблемой — выпускать толстяка или нет; и сам Боуэн, чей угрожающий рёв совершенно утонул в хохоте спецназовской команды.

Патовую ситуацию мышки и капкана опять-таки разрешил Ник Имбри. Он перегнулся через подлокотник кресла, где его готовили к работе с МП катализатором, и быстро что-то проговорил, нещадно давя на горло. Горловая скороговорка Барракудой была услышана. Он вылупил глаза на Имбри, потом на Гилла — и загоготал сам, да так внезапно и смачно, что притихшие было зрители невольно снова рассмеялись. Римлянин опасливо спустил сириусца на пол. Барракуда отгоготался, хлопнул Гилла по плечу и пошёл к Имбри.

Я с любопытством смотрела ему вслед и размышляла. Язык Барракудовой планеты я знала достаточно, чтобы объясниться с аборигенами и если не понять, то знать точно: это один из языков Сириуса. Более того, изучение началось с кучи жестов, один из которых я использовала, чтобы вывести из себя Боуэна.

Имбри же владел диалектом. Интересно, как встретились эти двое? Сириусцы, вообще-то, не склонны к дружбе, особенно с землянами…

Впрочем, меня не должен интересовать человек, убивший моего напарника. Меня должен интересовать убийца, которому я должна отомстить… Прямо индийская мелодрама какая-то.

15.

Народ катера успокоился и чинно расселся в импровизированном видеозале.

— Всё равно я не понимаю! — сердился Ник Имбри. — Я буду глазеть на экран и выжимать из себя сон, потом ваша игрушка вытащит из моей памяти самые тёмные фрагменты, и мне снова придётся…

— Да нет же! — горячился Оукс. — МП катализатор просканирует отдельные участки твоего мозга и… — Дальше посыпались совсем уже неудобоваримые для слушателей термины.

Оукс злился, Имбри мрачнел на глазах и, кажется, проклинал себя за согласие участвовать в эксперименте, основного механизма которого не понимал. Сначала более-менее ясное, дело превращалось во что-то жуткое. Честно говоря, нам тоже стало не по себе, пока мы пытались продраться сквозь терминологические дебри Оукса… Выручил Тайгер. Он остановил раздражённого майора и мягко сказал Оуксу:

— Саймон, давай я объясню. Ник, ты меня слушаешь?

— Ну!

— Всё очень просто. Вспомни любой эпизод сна, а МП катализатор выведет на экран всё сновидение. От начала до конца.

Имбри, подождал, будет ли сказано что-либо дальше, не дождался и хмыкнул:

— Так просто? А чего ж тогда этот плетёт не по делу?

— Выпендрёж-шоу устраивает! — весело сказал Марк Флик.

— Нет-нет! — сказал лейтенант, хватая за рукав вспыхнувшего от обиды пилота. — Ничего Саймон не устраивает. Он один из разработчиков МП катализатора новейшего типа и поневоле привык к терминам, общаясь с определённой публикой. Не будем отвлекаться. По корабельному режиму время уже позднее. Имбри, ты всё понял?

— Всё.

— Готов увидеть свой сон?

— Готов.

— Вспоминай.

Чернявый опустил глаза, а мы заворожённо уставились на экран.

Тайгер тихонько сел рядом со мной и спросил, кивая на Имбри:

— Ата, не хочешь попробовать МП катализатор, чтобы вернуть память?

— Пробовала уже.

— И что?

— Взорвался.

Лейтенант кашлянул и стал смотреть на экран.

Всё ещё с закрытыми глазами Имбри сердито бормотнул:

— Фигня всё это. Сны им понадобились… — И открыл глаза.

По экрану ползли неопределённо-серые полосы неопределённо-дымной формы. Вот они совсем размазались, и на нас поплыл, чуть раскачиваясь, коридор. Настроившись увидеть Имбри на экране, мы не сразу поняли, что будем смотреть сновидение его глазами. Ведь такое часто бывает, когда спящий — наблюдатель в собственном сне.

Имбри бежал. Коридор стремительно двигался навстречу, иногда закладывая крутые виражи-повороты. Время от времени именно на поворотах Имбри оборачивался. Но за спиной по-прежнему оставались пустые серые стены.

Едва вылетев за следующий поворот, Имбри поспешил назад и очень осторожно выглянул из-за угла. Краешек стены отъехал, показывая небольшую рекреацию. Её занимала достаточно многочисленная компания людей в форме. Имбри сосредоточил взгляд на седоватом человеке, который резкими, энергичными взмахами отдавал какие-то распоряжения. Вскоре люди разделились на четыре группы и помчались по четырём коридорам из рекреации. Имбри отпрянул.

Чёрные формы пролетели мимо. Некоторое время мы смотрели на удаляющиеся спины. Снова край стены. Пустая рекреация. Имбри шагнул в светлое пятно. Поплыли стены, провалы коридоров, ненавязчивый свет из ниоткуда. Чернявый оглядывался…

— Драный хвост кота моего! — вдруг ахнул Винсон. — Это похоже на коридоры той лаборатории! Смотрите-смотрите! Дверь!

Дверь, на которую указывал Винсон, и в самом деле была примечательна. Она состояла из матового стекла, скрывающего помещение, и небольшого люка на уровне глаз.

— А может, больница или завод, — скептически предположил Лоренс Маккью.

Оукс оживился.

— Если Ник согласится прервать демонстрацию сна, мы можем быстренько идентифицировать данный коридор, а потом коридоры лаборатории Кейда…

— Да чего их идентифицировать! Перед нами не стандартное здание. В человеческих лабораториях нет выпуклых потолков с выемками для источников света, а насколько я помню, Кейд здание не построил, а занял.

Мультипрограммная система безо всяких возражений потеснила застывший эпизод сна, а на освобождённой половине показала дверь из записей на Персее. Потом совместила оба кадра. Мы затаили дыхание: одно к одному! Оукс вывел на экран в общем-то уже бесполезные цифры сопоставления.

— Параметры абсолютно одинаковые, как видите. Сейчас произведём сравнительный анализ. Желаете с определением материала?

— Не надо! — нетерпеливо сказал Леон Дайкс. Он крутил пуговицу у горла — вот-вот выдернет. Но только этот жест и интонация выдавали его волнение. В остальном он выглядел привычным манекеном. — Не надо. Мы уже поняли, что Имбри видит сон о катастрофе на Персее. Возможно, он был там и смог спастись. Но увиденное обладало таким сильным эффектом, что его мозг просто заблокировал воспоминание, которое прорвалось только в ярком сне.

— Майор, когда произошла эта ваша катастрофа? — холодно спросил Имбри.

— Мы узнали о ней полгода назад.

— Барри, где мы были полгода назад?

— На копях Голконды. Знатная охота была! — хихикнул Барракуда.

Многие невольно улыбнулись. На мёртвой с незапамятных времён планете Голконде сейчас кипела оживлённая суета. Выяснилось: планета обладала неисчерпаемыми запасами алмазов. Имбри и Боуэн могли попасть туда только контрабандным путём, поскольку концессии на разработку месторождений получили лишь крупные алмазодобывающие компании. Видимо, Ника Имбри проняло утверждение Дайкса насчёт пребывания на Персее, иначе он ни за что не признался бы, что занимался незаконной добычей драгоценных камушков.

— А видел я сон года полтора назад!

— Точно! — подтвердил Барракуда. — Точно!

Майор мягко заметил:

— Есть одно маленькое обстоятельство. Мы не знаем, когда именно на Персее произошла катастрофа. Я же сказал: мы узнали о ЧП полгода назад. Только узнали. Персей давно жил на полной самоокупаемости, буквально с первых шагов освоения. Коммерческих рейсов к нему почти не было. Мы можем предполагать границы от четырёх до двух лет.

Неожиданно напряжение отпустило чернявого. Он откинулся на спинку кресла и обрёл вид человека, договорившегося со Смертью об отсрочке.

— Хватит дурить голову! Вы прекрасно знаете, где я был в это время. Ваши коллеги проследили каждый мой шаг. Если я и пропадал из вашего поля зрения, то на срок до месяца-другого. И так же прекрасно вы знаете, где именно мы с Барри были, иначе не затащили бы нас сюда самым откровенным шантажом.

— Ого! — вырвалось у Синклера Мида. Судя по всему, его смутила не отповедь начальству, а тайна, сокрытая в последних словах Имбри.

— Хорошо-хорошо! — снисходительно сказал Брент. — Пары страниц в вашем досье и вправду не хватает… Та же встреча с Атой, например…

— Брент, если ты ещё раз скажешь "встреча с Атой", обращаясь к этому подонку, я начну искать возможность и тебе перерезать горло, — медовым голосом произнесла я. — И не думай, что это пустая угроза.

— Я бы попросил о том же, майор, — убийственно вежливо добавил Ник. — Пожалуйста, не называйте при мне имени этой… — Он поискал слово, недовольно сморщился и высказался коротко и почти нечленораздельно, снова давя на горло.

Это слово на сириусском диалекте я знала. Реагировать в стиле Бланш Кремер не стала: всё равно разнимут. И время потянем. Поэтому ответила одним из жестов на языке тайных знаков, правда не вкладывая энергии.

Имбри отшатнулся так, что врезался затылком в подголовник… Да он совсем зелёный! В смысле, знаковую систему плохо знает. Я уже в конце знаковой формулы противника выставила бы элементарную защиту, а он ещё чего-то ждёт!.. У-у… Я-то думала, столкнулась с мастером. А Имбри, оказывается, всего лишь нахватался доступных ему верхушек. Наверное, учиться посчитал ненужным, а взял то, что — полагал — пригодится.

Нашей "перепалки" никто не заметил. Я сидела позади всех. Бланш-то рядом, но она перегнулась через спинку переднего кресла и наслаждалась стихийной бучей на катере. Орали и довольно резко жестикулировали все: и военные, и гражданские. Меня это удивило. Ну, ладно, вторые. Для них понятие дисциплины — понятие несуществующее. Но военные! Они вопили громче всех и двигались жёстче — и, чудилось, агрессивнее и серьёзнее. Это гражданские орали и тут же смеялись…

И всё равно непонятно: брали в экстремальную экспедицию лучших. Что ж они ведут себя так?..

Брент нагнулся к хохочущему Нику Имбри (ого, уже оклемался от шока!), и я увидела лейтенанта. Тайгер стоял спокойно, изредка переглядываясь с Синклером Мидом, который тащил усадить на стул Дэвида Винсона, упоённо вопящего: "Зрелищ, драный хвост кота моего!"

Сначала до меня дошло, с чего эта буча. Народ взбунтовался, требуя продолжения интригующего сна. Интригующего тем более, что сон оказался и в самом деле связанным с конечной целью полёта. Кажется. Затем я сообразила, почему начальство спокойно, хотя подчинённые на грани революции. Всё очень просто. Народ нашёл повод расслабиться, пусть даже этот повод — проявление беспокойства: а вдруг киношку до конца не дадут посмотреть? А то, что мы с Имбри сцепились, и стало искрой для хорошего костра.

Оукс перекричал всех:

— Имбри, а ты помнишь это начало сна? Оно вообще было?

— Нет и нет.

— А с какого момента ты помнишь?

— Там было много народу. Я дрался со всеми.

Последние слова услышали тоже все и сели, весело взбудораженные, словно дети, наигравшиеся в догонялки. Итак, зрительный зал вновь готов к сосредоточенному вниманию.

— Ну что, начнём с места, где прервали, или чуть раньше?

— Не понял, — поднял руку Марк Флик. — Мы же смотрим сон Имбри. Или вы его уже записали? Весь? А как же тогда ваша болтовня насчёт времени? Мол, уйдёт от получаса до фиг знает какого времени?

— МП катализатор легко восстановил сон Ника, так как сновидение очень яркое и буквально вложено в память и подсознание Имбри. На данный момент, то есть пока мы смотрим начало, МПК продолжает извлекать из Имбри плохо зафиксированные памятью участки сна и вводить в основное действие. Кстати, пока вы тут кричали, МПК почти закончил полную запись. Так что, пожалуйста, не отвлекайтесь больше. По временному расписанию, на корабле вы уже два часа должны дрыхнуть в своих кроватках.

Бланш хихикнула. Остальные снисходительно притихли. Тайгер обошёл зрителей, присел рядом со мной, отчего Бланш почему-то обрадовалась.

Я же сидела, переплетя пальцы и молясь, чтоб никто не заметил моего состояния… Тупая. Всё-то мне надо объяснять. Тыкать носом, чтобы увидела и поняла. Ткнули, объяснили — внутренний голос издалека слабо сказал: "Нашла, из-за чего переживать. Никто ничего не знает и никогда не узнает!" Но, увидев и поняв, я с трудом удерживала личный эмпатоблок. Чувства так и рвались наружу. Не дай Бог, Тайгер почует.

Как выражается Винсон, драный хвост кота моего! Мы смотрели мой сон!

16.

Запись пустили чуть раньше прерванного эпизода.

Имбри прятался за стеной. Вот стена вновь поплыла в сторону. Рекреация, стены, провалы коридоров, та самая дверь, которая заставила сделать поразительное открытие: Имбри был на Персее. Я тоже. Но чернявый доказал, что нельзя связывать его сон и пребывание на Персее. Я доказать ничего не могу. Я не помню. Я только знаю, что мне снятся сны про Персей. Откуда тот же сон у Имбри?

Стены, коридоры резко уехали в сторону. Имбри обернулся. От него пятился человек в форме. Дуло короткоствольного пулемёта жёстко смотрело в грудь чернявого. Лицо человека трудно рассмотреть: верхнюю половину закрывал прибор инфракрасного и ультрафиолетового видения. Очевидно, тип настраивал прибор и поэтому опоздал за остальными. А может, была какая другая причина… Охранник мягко поплыл назад — Имбри шагнул к стене. Охранник осмелел и решительно пошёл на чернявого. Имбри больше не отступал: наверное, уткнулся спиной в стену.

Охранник, чуть скривив рот налево, где, видимо, укреплён передатчик, быстро произнёс — мы не услышали, прочитали по губам: "Здесь! Центральный!.." Договорить не успел. Вперёд, от зрителей, метнулся кулак и вбил мембрану передатчика в рот охранника. Странно, почему охранник так легкомысленно близко подошёл к Имбри, который так явно прячется ото всех? Тот безоружный? Как бы то ни было, рука чернявого уже сдёргивала оружие с охранника, не хило приложившегося головой к полу.

Меня пробрал холод. Руки Имбри… Если сейчас кто-то из команды заметит то, что увидела я… Надо опередить события. Но как выбрать удачный момент?

Имбри забрал оружие с неподвижного охранника и, кажется, всё ещё сидя на корточках, приглядывался к коридору, откуда только что вышел. Чёрный прямоугольник, перетекающий в смутно освещённую перспективу, застыл на экране.

— Вспомнил, — вдруг сказал Имбри. — Отсюда начинается мой сон.

Отсюда начинался и звук. Ритмичный, иногда сбивающийся с ритма шелест грозно и неумолимо превращался в тяжёлый топот бегущих людей.

Пока на экране стены и коридоры мотались туда-сюда (явный беглец искал, куда бежать дальше), моя решимость окрепла, и я громко сказала:

— Это не твой сон, Имбри.

Оукс от неожиданности остановил запись. На экранном прямоугольнике окаменели выпрыгивающие из темноты охранники.

— Что значит — не мой? — хмуро спросил Имбри. — Раз я его видел, как он может быть не моим? Или это какая-то заковыристая метафора?

— Всё в прямом значении. Человек, который действует на экране, — не ты. Ты только наблюдаешь его глазами. Оукс, покажи руки того, кто снимал с охранника оружие.

— Вот чёрт! — вырвалось у Бланш при виде рук, вцепившихся — одна в ремень с боезапасом, другая — в корпус пулемёта.

— Это женщина! Теперь понятно, почему охранник так беспечен, — облегчённо выдохнул Синклер Мид. Этому главное — решить маленькие психологические нюансы, вызывающие недоумение по ходу просмотра.

Между тем Оукс поколдовал над пультом, и на застывшие экранные руки наложились колонки цифр, внизу замерцала черта, а под нею вывод: "Раса: белая. Пол: женский. Возраст: 30 — 35 лет. Происхождение: Земля. Цвет волос: возможно, брюнетка".

— Я видел чужой сон?

Вопрос растерянного Имбри разделил нашу команду на три группы. Первая отстаивала утверждение: Имбри видел во сне собственные приключения, но, по ряду психологических причин, был он в личине женщины; да и мало ли что происходит с нами во сне?

Вторая группа ратовала за версию о свидетельнице, пережившей на Персее катастрофу, каковую она теперь и видит в повторяющихся кошмарах; что касается Имбри, то он, известный Дон Жуан, пережил с героиней любовные приключения, а после близости энергетические поля обоих обменялись некоей информацией, и сон женщины стал частью снов Имбри; а ещё… В общем, вторая группа здорово нафантазировала.

Третью группу представляло меньшинство — я, с интересом следившая за дискуссией, и Оукс, вздрагивающий от нетерпения.

— А что скажет Ата? — спросил Брент, солидно поддержавший первую группу.

— Вам правда интересно моё мнение?

— Конечно.

— Тогда давайте досмотрим.

Просиявший от счастья Оукс немедленно нажал кнопку на пульте.

Теперь внимательнее всех смотрел свой-чужой сон Имбри. Он съехал на край кресла и ссутулился, сощуренными глазами наблюдая за происходящим на экране.

Женщине из кошмаров Имбри приходилось нелегко. Кстати, в том, что действует не Имбри, а женщина, теперь уверились все. Особенно после невольно сорвавшихся с губ реплик (не уследила — чьих):

— Этот, ближе всех который… Он смотрит на неё сверху вниз. Невысокая?

— Или он сам высокий.

— Держит их под прицелом… Господи, худущая какая… Судя по рукам-то. Чем там занимался Кейд?

— Почему Кейд?

— Это же подземная часть его лаборатории, центральная. Через охранные посты проникнуть снаружи невозможно. Женщина, похоже, пробивается изнутри.

— Может, сотрудница? Не вынесла напряжённой работы, с психикой там что-нибудь…

— Капсулу со снотворным в любую часть тела — и нет проблем. А они её хотят уничтожить. Рядом — ни одного с инъектором. Нет, здесь что-то другое.

— Похоже, ты прав. У меня одного впечатление, что охрана боится её?

— По мордам не скажешь. Закрыты. Может, примериваются, как без проблем отобрать у неё все стрелялки, а потом дамочку утихомирить?

— Мид, что скажешь? — в открытую спросил Брент.

— Боятся. И очень сильно.

— Почему?

— Есть несколько вариантов ответа. Они боятся её самоё, то есть того, что она собой представляет. Реакция у них на неё как на буйного психа. Получается, первый страх иррациональный. Второй страх проглядывает пополам с недоумением. Охрана явно столкнулась с её первыми преследователями и теперь, мягко говоря, не понимает, как эта женщина могла справиться с их коллегами. Вы видели её руки — сплошь в крови. Это реальный страх. Да что я вам объясняю очевидное! Вы сами видите: они до ужаса боятся!

— Оп-паньки! — Это уже Бланш.

Охранники вскинули оружие и в следующую секунду будто провалились. Ненадолго. Это женщина подпрыгнула, спасаясь от огня. Прыжки, метания в стороны — мы с нарастающим страхом смотрели на экран, на котором дёргались кадры, словно заснятые подпрыгивающим ненормальным кинооператором.

— Почему они просто не убьют её или не усыпят?!

— Я же сказал: они боятся её и живой, и мёртвой!

— Этого ты не говорил!

За спинами охраны скомандовали отбой. Стрелять перестали, но оружие держали наизготовку. Один охранник украдкой смахнул пот с бледного, почти серого лица.

— Да отпустили бы её — и дело с концом! — взорвалась Бланш.

— Не отпустят, — бесстрастно сказал Имбри. — Я же говорил: это не сон. Это кошмар. Более того… Главный кошмар начнётся именно сейчас.

Охрана как будто шагнула вперёд — и вдруг попятилась. На деле, конечно же, шагнула женщина, а мужчины в форме уступили ей. Но не пропустили. Несколько охранников оглянулись направо. В тёмном проёме коридора показались ещё четверо. Подмога.

Голос, скомандовавший отбой, обратился к беглянке:

— У нас есть шанс вернуть вас к нормальной жизни.

Женщина задрала голову. Её внимание концентрировалось на потолочных выпуклостях, откуда шёл теперь не только свет. Секунда — она опустила глаза на охранников. Те снова попятились. Но на этот раз их проняло. Кажется, женщина что-то сделала. Или по выражению лица её противники сообразили, что она собирается сделать нечто.

И она это сделала!.. Мелькнул размытый, неправдоподобно огромный силуэт короткоствольного пулемёта. Голос, всё ещё вещавший на тему "Мы поможем вам", быстренько заткнулся. Или где-то там, наверху, поняли, что нет смысла уговаривать, или короткая пулемётная очередь разнесла вдребезги точку связи.

А потом начался обещанный Имбри ад. Охрана отчаянно бросилась на странную женщину, хотя так же отчаянно боялась её. Охранники, видимо, плюнули на все предыдущие инструкции, запрещавшие убивать объект. Сейчас в них горело лишь одно желание — уничтожить источник страха.

Женщина прошла сквозь них, как бешеный волк сквозь стадо робких овец. Сначала, на плотный огонь со всех сторон, она ответила огнём же. Но боезапас быстро кончился, или она решила приберечь его. И в ход пошли руки-ноги. Женщина вертелась с умопомрачительной скоростью. Мы только потрясённо наблюдали за стремительным появлением кровавых росчерков — молниеносных мельканий рук и ног — на охранниках, подбегающих к ней и тут же падающих.

Она всё-таки прорвалась в один из коридоров, пробежала его, несколько раз оглянувшись, нет ли погони. Снова выскочила на светлый перекрёсток коридоров. Мы услышали тяжёлое, охриплое дыхание, когда она резко остановилась.

Из трёх коридоров выглядывали люди в форме. Гораздо больше, чем в предыдущей группе. Женщина обернулась. Тёмный коридор, из которого она выскочила, наполнялся плохо видными издалека человеческими фигурами. Ловушка.

Женщина медленно шагнула раз, другой — в светлое пространство. Навстречу тоже медленно двинулись двое.

— Убить бы гадов! — с тоскующей яростью простонала Бланш.

Она была всецело на стороне незнакомки. Несмотря ни на что.

Остальных зрителей раздирали противоречивые чувства. Да, незнакомке посочувствуешь. Вышедшие двое держали мощные арбалеты, стреляющие металлической мелкоячеистой сетью. Охота на зверя-одиночку. Несправедливо. Но женщина перебила уйму народу. И неизвестно ещё, что натворила до того.

Я мельком глянула на Имбри. Он почти не дышал, медленно восстанавливая движения незнакомки. Имбри привык думать о себе как герое личного сна. Но сейчас, зная, что не он убийца, на чьей он стороне?

Двое прицелились.

Но женщина смотрела поверх их голов. И поверх голов тех, кто толпился в коридорном проёме за спинами охотников.

К равнодушному грохоту обуви двух охотников добавился странный фон, похожий на напряжённое шипение радиопомех.

Незнакомка (а за нею и мы) сразу обнаружила, откуда идёт шипение.

Над головами группы, от которой шагнули охотники, появились лениво плывущие космы дыма. Охрана, загипнотизированная потенциальной добычей, на посторонний шум внимания просто не обратила. Между тем почти невидимый дымный лоскут задел макушку одного из охранников и словно заинтересовался, что такое его остановило. Он медленно свился в дымное кольцо. Кольцо от макушки человека, расширяясь, стало опускаться. Человек увидел нечто, но, всё ещё сосредоточенный на происходящем впереди, не сообразил, что помеха перед глазами необычна. И машинально отмахнулся от неё, как отмахиваются от липкой паутины или надоедливого комара.

В один миг дымное кольцо сузилось в жёсткий круг на уровне глаз человека. А затем уже тонкий обруч врезался в голову охранника.

Теперь мы видели охранника крупным планом. Охотники с арбалетами расплылись в неясный, второстепенный фон. Женщине было плевать на них: так поглотило её внимание событие за спинами противника.

17.

Секунды три охранник стоял неподвижно, только рот медленно раздвигался в гримасе мучительного крика. Но только в гримасе. Кольца на глазах не было видно: оно легко и незаметно вошло в череп и что уж там вытворяло… Судя по гримасе…

Стон с экрана заставил нас всех передёрнуться… Простонал не охранник. Женщина. В тот миг, когда охранник грохнулся на колени.

Неслышный нам, но хорошо воображаемый хруст и треск коленных чашечек продрал по сердцу.

Другие охранники отшатнулись от упавшего. Смутные тени охотников повернулись к нему.

Ещё секунды ошеломлённой тишины.

Коленопреклонённый охранник медленно поднял голову. Незнакомка в первую очередь взглянула на его трясущиеся руки — будто человек схватился за оголённый провод. Потом мы увидели его лицо — белое, с тупо раззявленным ртом, в который и помимо которого стекала кровь из чёрных, остановившихся глаз. А руки продолжали вибрировать в крупной дрожи — и это при закаменевшем теле выглядело совсем уж нереально…

Руки, больше, чем глаза, завораживали и нас, и тех, на экране. Так завораживали, что, когда охранник повалился в сторону, ближайший к нему человек опоздал отскочить. Трясущиеся руки вцепились в ноги соседа и будто окрепли от одного прикосновения к ним. Рывок — стоявший не удержался, упал, но упал профессионально, на бедро. Была бы свободна хоть одна нога, упавший охранник быстро освободился бы от внезапного агрессора. Но охранник ещё только поднимался, чтобы сесть, — безумный агрессор невероятно мощным движением бросил себя на охранника — и тот не успел ни сесть, ни сгруппироваться. С экрана по кают-компании раскатился смачный звук лопнувшего на каменных плитах черепа. Безо всякого выражения на исполосованном кровью лице агрессор оглядел замерших людей и присосался к голове мертвеца.

Деловитое чмоканье и сосущие всхлипы словно вывели всех из оцепенения. Про женщину забыли. Люди в форме стреляли в агрессора, сжигали его живьём — если там было чему оставаться живому. А сверху деловито перемещались дымные космы, которых не волновало, что статичных мишеней не осталось. Внезапно тяжелеющей паутиной они опускались на головы людей. В грохочущем и визжащем шуме оружия треска расколотых коленных чашечек не было слышно. Бывшие коллеги шарахались от падающих и тут же поливали их огнём. И падали на колени сами. Кто-то не выдержал — исчез в коридоре, и дымные космы скользнули следом. Мягко и неотвратимо.

Окровавленные нелюди друг друга не трогали. Они коротко внюхивались в запахи себе подобных и в полном согласии искали новую жертву. Остановить их было нельзя. Первый агрессор, похожий на обугленный обрубок, давно встал и целеустремлённо двигался по рекреации. Пару раз его свалили — он с ужасающим терпением поднимался и шёл, шёл, шёл…

Справа от женщины виднелся край стены. Кажется, она вжалась в угол. То и дело она резко дёргала головой, замечая самые страшные подробности бойни. Вскоре её взгляд застыл. В небольшом пространстве осталось шесть человек и около десяти — нелюдей. Над двумя живыми уже зависли серые космы.

Опять неправдоподобно огромное, перед неизвестной поднялся ствол пулемёта. Короткая очередь — серое облачко взорвалось белыми искрами. Второе метнулось в сторону коридора, но удрать не успело. Снова белые искры размазались по стене.

— Сюда!

Мы впервые услышали её голос, низкий и жёсткий.

Трое из шестерых сразу бросились к ней, остальные отбивались от нелюдей, которые спешили взять их в кольцо.

— Смотреть над головами! Стрелять в любую дрянь! — велела женщина и зашагала к тем, чья защита уже захлёбывалась: нелюди просто шли, сминая огненно-лучевую завесу собственными телами.

Она не стреляла — стреляли шедшие сзади трое. Ударом профессионального убийцы она била ногой по головам нелюдей. Доверившиеся ей охранники тут же расстреливали вздымавшиеся к потолку серые космы.

Отчаянно закричал ещё один из взятых в кольцо. Нелюди сгрудились вокруг него, не обращая внимания, что там, у них за спиной. С последними двумя, зажатыми в угол, они тоже не торопились.

До эскорта женщины дошло наконец, что она делает. Охранники и неизвестная поменялись местами. Теперь членовредительством занимались они, а неизвестная выслеживала "воздушные силы" противника. А когда под ногами уже валялись только трупы, а живые с видимым облегчением присоединились к маленькой группе, один из охраны, высокий темнокожий парень, взял на себя предводительство живыми. Женщина не возражала.

Смутные голоса с экрана иногда пропадали, иногда не совсем отчётливо слышались. Кое-что приходилось додумывать или досматривать.

— … вообще не знаю, — сказала неизвестная.

— Ладно. Проверим выходы по коридорам. Может, прорвёмся наружу, — сказал предводитель. И бросил вниз бесстрастный взгляд. — Но сначала соберём оружие — что у кого осталось.

Никто не возражал. Наоборот — вся группа бросилась на обыск мертвецов. Не останавливало ни обилие крови, ни состояние трупов.

Глядя, как люди на экране торопливо нагружаются оружием, Дайкс прошептал:

— Кто-нибудь понял, чего она не знает? Есть читающие по губам?

И сам смутился: чего шёпотом-то?

Кадр с ответом женщины вернули. Оукс поколдовал над пультом, и неизвестная чётко сказала:

— Что куда ведёт? Вообще не знаю.

— Она говорит о выходах из лаборатории? — предположила я.

— Вполне возможно.

Охранники обирали трупы лихорадочно и деловито, хотя иногда протянутые к оружию пальцы и подрагивали. Очевидно, парни узнавали своих.

Темнокожий предводитель обернулся к женщине.

— …хочешь?

— Хочу.

Он вынул из нагрудного кармана плоский пакет и протянул ей. Женщина жадно схватила предмет и разорвала обёртку. Объяснять пропущенные в кратком диалоге слова не пришлось. Только Бланш вздохнула, озвучив общее понимание:

— Голодная.

Похоже, женщина попала под покровительство темнокожего. Тот быстро обыскал мертвецов, снял с одного более-менее чистый бронежилет, протянул в сторону зрителя.

— Оденься.

Обнажённая тонкая рука показалась на экране.

Кто-то из зрителей было засвистел…

Взгляд неизвестной с бронежилета переметнулся на одного из тех, кто, на корточках, всё ещё обыскивал труп. Тёмно-рыжий парень застыл, взявшись за ремень трупа, и напряжённо вслушивался в коридор напротив. Остальные, приметив движение женщины, тоже развернулись. Но буквально через секунду предводитель уставился в коридор слева от подозрительного.

Оукс прибавил звук.

Воздух наполнился странным гулом. Так запойный пьяница безучастно бормочет, что-то изредка бубня, видимо полагая, что поёт. Здесь — алкашей собралось много, их поющее бормотание сопровождалось шарканьем и нечастым, но впечатляющим повизгиванием. И это скребущее по сердцу многозвучие приближалось, росло.

Сидевшие боком к третьему коридору, двое охранников прислушивались к гулу, уже направив оружие в неясные пока прямоугольники проёмов.

— Со всех сторон, — холодно констатировал предводитель. — Это то, что я думаю?

Охранники встали вокруг женщины. Чисто машинальное движение. Они видели, как она дралась. Но она маленькая, а они большие, она женщина — они мужчины. Движение на уровне инстинкта.

— Дирк, они близко, — сказал рыжеволосый.

Предводитель вслушался в каждый коридор и кивнул.

— Будем пробиваться через этот, — решился он. — Через два перехода находится герметично закрываемая лаборатория. Туда не прорвётся ни одна тварь.

— А если она будет закрыта? — спросила женщина.

— У меня сенсорные ключи от всех помещений, — сказал Дирк и, поколебавшись, добавил: — В крыле закрытых лабораторий я начальник охраны.

— А если идти по этому коридору, такие помещения найдутся?

— Да. Но в этом они дальше. Почему ты спросила?

— В твоём коридоре тварей больше.

— Думаешь, не справимся? Теперь мы знаем их уязвимые места. Волноваться нечего. Только не разбредаться. Все слышали?.. Эй, подруга, что тебе не нравится?

— Всё. Почему-то мне кажется, идут не те твари, которых мы уже видели.

Охранник, стоявший ближе к выбранному Дирком коридору, пальцами, больше похожими на ковш экскаватора, опустил на глаза прозрачный щиток со шлема-маски.

— Что это у него? — прошептала Бланш.

— Прибор ночного видения, — ответил Синклер Мид.

— Она права, Дирк. Судя по одежде, это наши люди. Но сейчас…

— Я слышу их голоса, — объяснила женщина. — Человеческое горло не рассчитано на такие звуки.

Дирк снова заколебался.

— В такой ситуации я один решать не могу.

— Два перехода? — переспросил рыжеволосый. — А в этом коридоре сколько до укрытия?

— Пять.

— Но здесь тварей меньше, — напомнила женщина.

Мужчины переглянулись и повернулись к коридору Дирка. Женщина молча вошла с ними. Бормочущая стена плотно двигалась навстречу.

— О чёрт… — через минуту прошептал кто-то слева от женщины.

Она посмотрела. Дирк. Он впервые проявил эмоции: лицо всё ещё оставалось профессионально непроницаемым, но на коже мгновенно выступил пот.

— Поздно, — тихо сказала она, чтобы слышал только он. — Твари из других коридоров уже в рекреации. Их там теперь больше, чем здесь.

Он ничего не ответил, только похлопал по плечу идущего впереди рыжего и занял его место. Кажется, таким образом Дирк признал свою неправоту.

А потом мы увидели тварей. Похоже, всех их поразила болезнь человека-слона, а может — изощрённо-жестокая форма проказы. У большинства на груди, захватывая голову, вздымалась рыхлая, будто тесто на хороших дрожжах, плоть. Видимо, странная мутация была в разгаре, потому как количество теста зримо увеличивалось, и нетрудно заметить, как дрожит кожа на головах идущих, как дрожат вздыбившиеся, редкие на такой большой кожной площади волоски.

Уже полностью мутировавших насчитывалось меньше. Но разглядеть их не составляло труда. Впереди всей оравы важно вышагивали прогнувшиеся в позвоночнике два человека-ящера; из одежды на них болтались лопнувшие в бедрах и на поясе брюки. Они шлёпали лапами с распяленными когтями и не желали близкого соседства с идущими рядом: едва кто-то их задевал, они резко шипели, наклоняя в сторону невежи треугольную морду с выпяченными ноздрями. Кроме "ящеров" присутствовали твари с тяжёлой нижней челюстью — с такой тяжёлой, что шли они, раскрыв пасть и поневоле демонстрируя частокол зубов и клыков разной конфигурации и разной степени опасности.

Всех тварей объединял лютый голод, призрачно багровевший в мутных, вытаращенных глазах.

18.

Как ни странно, схватка с чудищами оказалась короткой. Люди дрались, лишь бы прорваться сквозь толпу (стадо?). Твари же больше всего на свете жаждали жратвы и, казалось, ещё не понимали, что жратву эту ещё надо потрудиться прикончить. Так прокомментировал ситуацию Синклер Мид. Отсюда на мордах, кое-где сохраняющих нормальные лицевые мышцы, вперемешку с голодным выражением присутствовало и баранье недоумение: жратва сопротивляется?!

— Может быть, — осторожно согласился с Мидом майор Брент. — Но мне кажется, есть ещё одна причина, почему эти твари не могут противостоять небольшой группе людей. Они ещё не освоились с собственным деформированным телом. Они не умеют двигаться в нём.

— К чертям собачьим их умение-неумение! — нетерпеливо сказал Марк Флик. — Лучше бы нам объяснили, какая хреновина превратила людей в это непотребство!.. Аа-ха!

На экране Дирк крутился в компании лезущих к нему шести тварей — четверо со всех сторон, двое — на четвереньках — старались добраться снизу. Дирку мешали четыре неподвижных трупа на полу, и, тем не менее, он вдруг резко ударил ногой. Металлическая подошва ботинка прошибла насквозь тестообразную башку одного и вмяла хищную, удавью челюсть внутрь черепа другого.

— Хорошо! — выдохнул Марк. — Но почему одну головёшку вдребезги, а второй только челюсть почистил?

— Я думаю, всё зависит от стадии… — медленно сказал Оукс и запнулся. — От стадии… формирования? Мутации?

— Смотрите! Это её руки? — заволновалась Бланш.

Ползающие под ногами Дирка твари внезапно одна за другой свалились и обмякли на полу. И когда Бланш успела заметить руки неизвестной, убивающей чудищ? Мы их увидели, когда они выдёргивали из горла тварей ножи.

— Откуда у неё ножи? — в воздух спросил Барракуда.

— Они входят в перечень обязательного табельного оружия охраны, — отозвался майор.

— Понял.

Маленькая группа людей проскочила чудовищную ораву и до первого поворота неслась так, будто твари, ещё неуверенно стоящие на лапах, мчались за ними во весь опор. По дороге прикончили ещё несколько мутантов, на что Луис Гилл одобрительно кивнул:

— Чем больше очищенная площадь между…

Женщина за экраном внимательно оглядела спутников — точнее, уже соратников. Грязные от крови, в тяжело и влажно поблёскивающей одежде, с оружием, словно приросшим к рукам, — все они охрипло дышали, получив краткую передышку, и напряжённо вслушивались в оба конца коридора. Но и отдыхая, рук безвольно не опустили. Машинально, не глядя, проверяли наличие оружия и запас огнестрельных и лучевых зарядов. Серьёзно никто не пострадал. У охранника, с пальцами-зубьями, чернели плохо видные в крови порезы на шее и плечах, у Дирка наспех перевязанная рука темнела сверху вниз.

— Пробились, — сказал тёмно-рыжий. — Повезло, что они шли в одну сторону. Если б с двух, смяли бы плотностью.

— Откуда эти твари? — повторил Дирк насущный вопрос Марка Флика.

Для остальных насущный вопрос быстро перестал быть насущным.

— Идут, — сказал коренастый охранник. По кивку Дирка он с самого начала занял пост за стеной в коридор, который они только что пробежали.

Всё замерли. Приглушённый поворотом, постепенно, тяжёлой волной, нарастал поющий стон многих изуродованных глоток.

— Долго ещё? — спросила женщина.

— Через один поворот, — понял её Дирк.

— Кажется, я знаю, где это, — торопливо сказал охранник с ковшеобразными ладонями. — Центральная лаборатория. А если они внутри и тоже?.. Что будем делать?

— Пошли! Не задерживайся! — бросил Дирк на ходу. — Пусть будут внутри. В закрытом помещении легче перебить всех и отсидеться…

На последнем слове он запнулся. Запинка прошла незамеченной для всех, кроме неизвестной. Некоторое время она смотрела в спину Дирка, а потом мы услышали её прерывистый, на ходу, вздох. Кажется, она тоже мало верила в возможность "отсидеться".

Я покосилась на Имбри. Он мрачнел на глазах.

А маленькая группа беглецов тем временем добежала до начала огромной, до потолка, прозрачной стены.

— Там люди! — крикнул рыжеволосый.

— Теперь-то они точно спасутся! Ведь правда? — обрадовался Марк Флик. Он смотрел на происходящее, как на кадры приключенческого фильма, и его симпатией явно пользовался рыжеволосый, наверное, потому, что и сам Флик был рыж.

Имбри опустил глаза, будто не желая видеть дальнейшее.

— Осторожно! — предупредил коренастый охранник. — Нам навстречу идут эти уроды!

— Успеем! — отозвался Дирк. — У двери мы будем раньше!

За прозрачной стеной поднимались со стульев люди, изумлённо смотрели на пробегавших охранников.

Беглецы, запыхавшись, проскочили маленький прозрачный поворот (стык двух стеклянных стен) и наконец увидели дверь.

Женщина быстро огляделась. Они стояли в тупике. Нарастающий монотонный гул уже, казалось, эхом отдавался в просторном, но замкнутом пространстве…

— Странно, почему они не откроют сами? — недоверчиво спросил рыжеволосый. — Они же видят нас!

— Дирк, быстрее!

Охранник с размаху хлопнул ладонью по датчику на двери.

— Отпечаток моей ладони — универсальный ключ, открывающий все помещения, — торопливо объяснил он.

Дверь не шелохнулась, а люди за стеной, сначала было подошедшие ближе, стали пятиться.

— Почему они не открывают?! — уже яростно закричал рыжеволосый.

— Они боятся — мы тоже заражены, — тихо ответил коренастый. — Дирк, пора выбираться отсюда. Это местечко — идеальный капкан!

— Я не понимаю… Почему она не открывается?!

— Дирк, успокойся! Они подпёрли дверь с той стороны! Я вижу отсюда! — заговорил молчавший до сих пор парнишка, самый молодой в команде. — Пойми, они напуганы и ни за что не откроют. Нам надо добраться до следующего герметичного помещения… Дирк!

Но психанувший Дирк завопил что-то нечленораздельное и кулаками принялся дубасить по двери, словно надеясь… На что? Вряд ли он и сам понимал, чего именно добивается. А может, выпускал пар… А время мчалось.

Молнией мелькнула тонкая узкая рука. Голова охранника мотнулась в сторону, и он замолк, тяжёло дыша и почти всхлипывая.

— Всё? Веди, — сказал женский голос.

Люди за прозрачной стеной всё отступали, растерянно оглядываясь друг на друга. Некоторые отворачивались, кое-кто неловко прятался за невысокими переборками-перегородками, разделявшими помещение на индивидуальные рабочие места.

Дирк бросил последний взгляд на лабораторию, так и не ставшую для его подопечных убежищем.

— Будьте вы прокляты… Пошли.

Из тупика они поспешили назад. Спешили недолго. Ноги сами начали приостанавливать бег, едва люди вновь обошли поворот.

Два потока тварей — из коридора напротив и погоня — слились в плотную, монолитную толпу. Несмотря на тесноту, чудовища казались энергичнее и подвижнее. Приглядевшись, мы увидели: тестообразных стало меньше, большинством стали твари с отчётливыми признаками хищников-убийц. И они учились координировать движения, приспосабливаясь к костно-мышечным изменениям организма. Учились, нападая на более слабых, ещё не доформированных соседей. Наиболее приспособленные уже умели бегать.

Женщина оглянулась на Дирка и проследила его взгляд. Он мгновение смотрел на людей за стеклянной стеной — и отвернулся. А те, в большинстве своём, стояли у стены и с любопытством и страхом рассматривали чудовищ.

— Гады… — выдохнул Марк Флик. — Видят ведь… И всё равно не откроют.

— Неизвестно, как бы ты повёл себя в этой ситуации, — тихо возразил Лен Дайкс. — И потом… Ты смотришь со стороны, а они знают ситуацию. Они поступают рационально.

— Что-то мне подсказывает, что они не просто знают, — проворчал Барракуда, — а знают, что ситуация эта хренова и выпущена из-под контроля ими же.

— Согласен, — кивнул Синклер Мид.

Рыжеволосому охраннику не повезло — смертельно. Он шёл справа от Дирка, а именно здесь, напротив, шли одни хищники. Они просто затоптали охранника, лишь на шаг отступившего от команды. Остальные быстро группировались спина к спине. Дирк, правда, машинально шагнул было к исчезнувшему под уродливыми телами рыжему, но тот даже вскрикнуть не успел. И не видно было, кого спасать, где спасать… Марк Флик горестно выругался.

Мучительно медленно, мелкими шажками, группа смельчаков продиралась сквозь бормочущий монолит. Убивать здесь легко. Редкая тварь ещё могла похвастать умением быстро двигаться. Насколько поняли зрители, вооружённым людям спастись немедленно мешали два фактора: плотность своры чудовищ и трупы под ногами — и человеческие, и мутирующих, и чудовищ поменьше.

Женщину запихнули за спины. Но, как ни странно, именно она помогала идти вперёд. Всё-таки не совсем маленькая, скорее среднего роста, крупной кости, но невероятно стремительная, она действовала в основном колющим оружием: мгновенно выбрасывала руки с ножами между телами защитников, подсекала под ноги близко подошедших тварей. Твари падали, а беглецы добивали противника.

Бормотание чудовищ, их стонущий шёпот, заполонивший "кинозал", ощутимо пронизывали тела зрителей ужасом и странной, утробной тоской. Первым не выдержал лейтенант Тайгер.

— Оукс, нельзя как-нибудь отрегулировать звук? Мне кажется, они говорят что-то осмысленное.

— Секунду. Одновременно я подключу ксенопереводчик. На всякий случай.

Резко возросла и опала громкость. Оукс вычленил из общего гула несколько голосов и вычистил только их. У всех остальных, извиняющимся тоном пояснил он, человеческое горло уже мутировало. И мы услышали:

— Жра-ать! Жрать!

Не знаю, как у других, но в меня эти голоса словно выстрелили тончайшей жёсткой проволокой. Проволока пробила живот и стянулась вокруг внутренностей, на ходу обзаведясь колючками.

Видимо, не у меня одной оказались такие ощущения.

Страдальчески сморщившись, Лоренс Маккью, напарник Римлянина, попросил:

— Майор, пусть Оукс уберёт этот кошмар. Мы не трусы, но нагнетать этот кошмар…

Он прервался, но все поняли: каждый заранее мог испытывать страх перед нелюдью, уже только созерцая её. Другое дело, когда с этим же чудищем сталкиваешься в бою, — тут уж не до впечатлений.

— Ребята! — натужно прохрипел Дирк, бешено орудуя руками и ногами, холодным и стрелковым оружием. — Метра три! Держимся!

Из-за спин охранников неизвестной трудно было разглядеть, о каких трёх метрах говорит начальник охраны. Но в очередном прыжке она ударила ножом в глаз нелюди, буквально повисшей на плечах Дирка и коренастого, одновременно врезала ногой в узкое подребёрье, покрытое мелкочешуйчатой бронёй, и увидела в освобождённом пространстве то, что таилось в лаконичном сообщении Дирка. Всё правильно: ещё метра три — и основная масса чудовищ останется за их спинами.

19.

Имбри, напряжённый и угрюмый, потянулся снять наушники.

— После крика Дирка сон постепенно ушёл.

— Не торопись, — предупредил Оукс. — Раз постепенно — значит, несколько эпизодов, возможно, МПК уточнил

Имбри опустил руки.

— Не знаю, захочется ли мне видеть концовку, — сказал он, не поднимая глаз. — Предчувствия у меня поганые…

И, будто откликаясь на его слова, охнул от боли самый молодой охранник. Парнишка оказался снайпером, и на его долю пришёлся отстрел серых дымков. Драться с нелюдью ему тоже пришлось — куда деваться, если те шли столь плотно. До сих пор он отбивался неплохо. Но неожиданностей хватает везде и всегда. Для беглецов неожиданностью стала тварь, пулей вылетевшая из кучи себе подобных: с треском ломающихся костей тварь расправила крылья!

В узком коридоре расправить крылья — вообще-то проблема. Но чудовище сумело всё-таки опереться даже на полураскрытые. Мелькнули тонкие бледные кости, обтянутые младенчески-розовой кожей, тонкой же, едва не рвущейся в замахе. На верхней точке прыжка крылья не удержали вес — и тело с торчащими рёбрами и визжащим клювом рухнуло на Снайпера. Одно крыло напоролось на дуло автомата, но тварь это не смутило: она всеми когтистыми лапами вцепилась в голову и плечи Снайпера и, с причмоком разинув пасть, приготовилась клюнуть в его лицо. Парнишка не видел: кровь с разорванной кожи на лбу мгновенно залила глаза. Он только повалился от боли назад, тем самым создав просвет между своей головой и головой свесившейся с него твари.

Под мышками его резко выскочили тонкие руки. Тварь даже коснуться не смогла лица Снайпера. А женщина перехватила его руки и двумя автоматными очередями превратила чудовищную морду в кровавую кашу из костей, мозгов и плоти.

Тварь сдохла сразу. Её напряжённые мышцы только начали обмякать, как женщина буквально выдернула Снайпера из-под падающего мёртвого тела, отстрелила взвившуюся с твари серую дымку и расправилась с двумя тварями в образовавшейся бреши — там, где ранее её закрывал Снайпер.

Парнишка, повисший на руках женщины, невольно замедлил движения женщины, но она продолжала действовать и реагировать достаточно эффективно.

Не оборачиваясь, Дирк прохрипел:

— Справишься? Выдержишь?

— Выдержу!

Мы уже потеряли представление, где стены, где потолок коридора, да и сам ли коридор ещё перед нами. Неизвестная видела только клыкастые морды и спины товарищей по несчастью. Но, тем не мене, как выяснилось, она умела вычленять из общей картины нечто единичное. Итак, она внезапно задержала взгляд — на целую секунду или две! — на просвете, когда твари вдруг отступили и образовали собственный маленький коридор. Впрочем, его "стены" тут же сомкнулись. Я знала, что увидела неизвестная. Но промолчала. И всё-таки сфокусированная женщиной картинка не осталась без внимания в "кинозале".

— Стой! Давай назад! Оукс! — крикнула Бланш.

— Чёрт возьми! Этого не может быть! — изумлённо выкрикнул Марк Флик.

— Куда назад? Что назад? — удивился Оукс.

— Медленно, не торопясь, открути запись назад, — велел майор Брент, тоже явно озадаченный.

Нескончаемый эпизод нескончаемой битвы поехал в обратную сторону. Сними этот эпизод с однотипной защитой одних и нападением других какой-нибудь режиссёр приключенческого фильма, у настоящих зрителей он вызвал бы скуку, несмотря на разнообразие невероятно уродливых морд. Но мы сидели с зажатыми до боли мышцами. Не знаю, как другие, но я, даже в маленькую передышку "перемотки назад", так и не смогла расслабить каменно стиснутые челюсти.

— Вот он!..

Этот тип и правда сохранил человеческий облик и явно не собирался мутировать. Он шёл в толпе нелюдей, как идёт среди беснующихся фанатиков зевающий от скуки случайный прохожий.

Остановленный кадр помог удостовериться, что на "случайном прохожем" серо-голубой халат служащего лаборатории. К сожалению, бейдж на лацкане так и остался полуприкрытым косматой лапой идущего впереди монстра. Выяснить, кто он — специалист или лаборант, не удалось.

— Идентифицировать прямо сейчас возможно? — спросил Брент.

— Секунду.

Оукс подключил к программе МП катализатора материалы по человеческому населению Персея. Ответ пришёл сразу: во сне Имбри засветился один из самых талантливых учёных в экспедиции Аугустуса Кейда, известный в своей среде разработками в сфере генетической хирургии. Был подтверждён, кстати, и начальник охраны лаборатории Дирк Монтего и его подчинённые.

— Так что? — недоумённо оглянулась на нас Бланш Кремер. — Этот шакальчик и развёл всю эту бучу и муть? Значит, это он всех этих гадиков сотворил?

— Здесь неясности следующего плана, — ответил майор. — В служебной характеристике Бруно Кейптауна особый упор делается на отсутствие как внешних, так и внутренних стремлений к лидерству. Зато указывается на постоянное стремление к углубленному изучению выбранных дисциплин. Взгляните на него. Возможно, он и выпустил джинна из бутылки, но сейчас сам не знает, что со всем этим делать. Мид, твоё мнение?

— Я бы несколько иначе трактовал выражение лица доктора Кейптауна. Обратите внимание: он идёт в толпе мало того что чудовищ, но они ещё и выше него. Но… какая яркая маска брезгливой снисходительности к происходящему вокруг! А в характеристике — она у вас перед глазами! — особо выделено, что Кейптаун — трудоголик, что его в жизни ничего не интересует, кроме исследований. Замкнутость на работе привела к застенчивости на публике. Он плохо сходился с людьми, не умел общаться, несмотря на пройденный курс адаптации в новом коллективе. Теперь сравните характеристику и то, как победно он шагает на экране.

— А если у него было скрытое стремление к лидерству! — спросил Винсон.

— Команду Кейда проверяли эмпаты. Они же составляли характеристики. Всё-таки предполагалось, что людям придётся работать в закрытом помещении. Поэтому эмоциональный уровень каждого был тщательно проверен. Сбоев не может быть.

— Фиг с ними — со всеми характеристиками! — не унималась Бланш. — Вы мне объясните только одно: какого чёрта эти гадики его не сожрут? Он же прёт в самой куче! Что — невкусный?

— Возможно, этот человек… — начал Оукс.

Лейтенант Тайгер невежливо перебил его.

— На экране не человек.

В "кинозале" воцарилась абсолютная тишина. Первым не выдержал Брент.

— Не тяни время, лейтенант. Мы и так выбились из корабельного режима.

— Я имею в виду — на экране не землянин. У этого существа жёстко контролируемые, порционные эмоции, но я их не понимаю. Они мне незнакомы. Это не человеческие эмоции. Их можно определить по движению лицевых мышц, но с идентификацией я бы не торопился. Может, то, что мы видим, значит прямо противоположное.

— Но программа поиска опознала Бруно Кейптауна!

— Программа опознала физическую оболочку Бруно Кейптауна, — поправил Брента лейтенант. — Я стопроцентно уверен, что внутри Кейптауна чужеродное ему существо.

— Лейтенант, вы не оговорились? — озадаченно переспросил Мид. — Вы имеете в виду, это тело Кейптауна, но сознание не его?

— Не сознание. Существо внутри Кейптауна.

Все молчали. После впечатлений, щедро предложенных нам сновидениями Имбри, информация Тайгера просто оглушила. Ещё можно принять версию, что на Персее свирепствует нечто, отчего люди мутируют. Ещё можно нафантазировать на тему гениальных генетических прозрений доктора Аугустуса Кейда — прозрений, внезапно вырвавшихся из-под контроля… Но симбиот? Но — паразит разумный?! По своей сути — захватчик!

— Давайте досмотрим, — повторила я. — Насколько понимаю, у нас будет время до Персея, чтоб прийти к каким-то выводам. Ну же, Оукс.

Оукс очнулся, и "Бруно Кейптаун" исчез за подвижным частоколом уродливых тел и распахнутых пастей. То, что произошло дальше, было слишком коротко и совсем непонятно.

— Дирк! — сдавленно вскрикнула женщина.

Темнокожий парень обернулся. И успел поймать падающее к нему тело Снайпера. А на зрителей стремительно полетело крошечное пространство пола — женщина упала на колени…

Мы все похолодели от рычащего вопля. Он раздался так близко, что сомнений не оставалось: его издала женщина. Неизвестная тоже мутировала?!

Видимо, последним усилием воли женщина подняла глаза на подступающих чудовищ. Те торопились, отталкивая друг друга. Из раззявленных пастей стекала белёсая слюна. Кажется, сформировавшиеся уроды не брезговали закусить и себе подобным, если он находился в самом начале мутации — а значит, был беспомощным.

И вдруг чудовища шарахнулись в стороны.

А экран погас. Пару раз мелькнули явно городские улицы, подвижные от "гуляющих" уродов, мелькнули вспышками — и погасли до совершенной темноты.

— Что случилось? — возмущённо ахнула Бланш.

— Сон Имбри закончился, — улыбнулся ей Оукс.

— Все по своим отсекам, — велел майор. — Отдыхать и спать. По времени катера мы будим вас уже через пять часов. Завтра очень важный день: делимся на боевые тройки и учимся работать в группах. В перерывах обсудим сон Имбри и…

— По крайней мере, понятно, почему исчезло предыдущее население Персея, — размышлял вслух Винсон, выходя из кают-компании.

— Самое обидное, что вырваться из толпы оставалось всего ничего. Впереди точно был пустой коридор.

— Почему она упала в сторону толпы? Лицом к ней? Естественней было бы…

— Интересно, те, за прозрачной стеной, выжили?

— Лабораторный комплекс обладал гигантскими складами… А поскольку людей там оставалось где-то меньше двух десятков, я думаю…

— Лет десять — не меньше! Если они наберутся смелости выйти за продовольствием.

— Голод не тётка. Выйдут. Или друг друга слопают.

— Барри, шути, да не зашучивайся… А вдруг они устроят охоту на уродов?

— Кстати, об уродах. Одного не пойму: чего они так испугались, когда она взглянула на них?

— Ну-ну! А всё остальное, значит, можешь объяснить?

— Ладно тебе — взглянула! А может, она мутировала мгновенно и оказалась той ещё образиной? Похлеще их симпатичных рож?

— И всё-таки они испугались.

20.

Как потом я выяснила, именно майор Брент — правда, с подачи Мида — устроил на "следующий день" из завтрака маленький эксперимент. Итак, майор распорядился заставить большой стол в кают-компании подносами с едой. Его интересовало, разбегутся ли участники негласного эксперимента, прихватив подносы, за разные столики, как это было вчера.

Не разбежались. Один Боуэн взял было поднос и оглянулся на своё вчерашнее место, затем оглядел севших за общий стол и опустился на стул рядом с Имбри.

Итак, майор и военный психолог убедились: увиденный вчера эпизод катаклизма на Персее заставил десантников если не сплотиться, то искать сближения друг с другом. А значит — впечатлились все, кроме Боуэна. А ещё майор — во время завтрака — обнаружил, что предложений и просьб вернуться не предвидится. И просьб высадить кого-нибудь на ближайших заселённых планетах — тоже. Только со стороны гражданских последовала пара ехидных реплик, что вознаграждение за убийственную поездку слишком незначительно: а нельзя ли рассчитывать на премию, процентов эдак на двести от первоначальной суммы?

В общем-то, говорили за столом мало и как-то рассеянно светски: "Будьте добры, передайте мне банку с горчицей". "Барри, сделай одолжение, не чавкай так, чтоб стаканы подпрыгивали!" — "А чтоб дрожали — можно, да?"

Рассеянность едоков происходила из двух причин: элементарно не выспались, да ещё находились под впечатлением вчерашнего откровения. Наверное.

Я, например, была рассеянна, затрудняясь, что делать. Первый мой порыв вчера, после просмотра сна — моего сна, как я считала, — подойти к Бренту и рассказать о странном совпадении снов. Ведь если раньше я думала, что происходящее в моём сне — это происходившее когда-то со мной, то теперь я засомневалась. Если Нику Имбри приснился чужой сон, почему мне чужой присниться не может? Остановило с признанием опять-таки одно: жизнь Ника известна военной полиции почти с секунды его рождения. А я могу похвастать лишь тремя определёнными годами жизни. Что было до этих трёх лет? Майор, конечно же, не преминет ухватиться за версию, что героиня сна Имбри — это я. А от первой версии до второй, что Ата Уиверн возможный мутант — недалеко. С чем я категорически не согласна… Так что всё моё затруднение в том, что я Джейн Доу.

Прикинув все "за" и "против", сразу после завтрака я забежала в свой отсек и на адреналиновой волне страха и сомнения буквально оделась в прочный скафандр формулы доверия. Формула получилась у меня интуитивно и, несмотря на сложность, удалась сразу. Выйдя, я проверила защиту на первых попавшихся и вздохнула с облегчением: главное, что Эрик ничего не заметил.

Внутренний голос зевнул и напомнил, что всё ещё впереди: лейтенанту могут не понравиться слишком жёсткие эмпатоблоки с толстым слоем чувства поверху. Я возразила, что можно сослаться на новые эксперименты с теми же эмоциональными блоками. Но косвенному совету последовала: слой на эмпатоблоках оставила почти "прозрачный", до дыр размазанный.

Один только Имбри покосился. Но я уже знала, что он новичок или дилетант в учении тайных знаков. Изменения в моём энергополе он почувствовал, но что они значат — явно не разобрался.

После завтрака кают-компания вновь преобразилась. Теперь столики стояли вразнобой, образуя неровный круг. Рядом с каждым три стула.

Майор дождался, пока мы усядемся, и огласил список боевых групп.

— Бланш Крамер присоединяется к Луису Гиллу и Лоренсу Маккью.

— Мальчики, надеюсь, я попала в хорошую компанию?! — сияя от радости, завопила Бланш и поспешила к напарникам.

Те привычно сидели вдвоём и галантно встали, встречая новую коллегу. Особой галантностью отличился, конечно же, Римлянин. Вчерашние подхваты Бланш на руки не прошли даром. Кто бы осудил Гилла? Брюнетка буквально источала очарование, и держать на руках её миниатюрную фигурку, наверное, не только легко… Но Бланш оказалась не тривиальной кокеткой. Она торжественно облобызала и Римлянина, и Маккью и уселась между ними, шутливо же флиртуя с обоими. Сон Имбри. Всё правильно. Главное правило на войне — не сближаться. Жалость от потенциальной потери ослабит возможность отомстить. Или Бланш теоретически знала это правило, или испытала на себе его тот или иной поворот.

— Синклер Мид к Барри Боуэну и Нику Имбри.

Мид расцвёл и, подойдя к гражданским, с чувством потряс им руки. Те явно удивились его откровенной радости, а я удивилась их удивлению. И сообразила: до них ещё не дошло, что Мид — военный психолог. А для него что Имбри, что Боуэн — великолепные объекты для изучения. Майор — умница. С кем-то он меня объединит?

— Дэвид Винсон к лейтенанту Тайгеру и Ате Уиверн.

Ну, что ж, неплохая компания. С одной стороны, неусыпное бдение военного эмпата, с другой — вдохновенная рожа непризнанного поэта, время от времени изрыгающего — как сейчас! — сочное, правда, уже навязшее в зубах: "Драный хвост кота моего!"

Пока остальные аплодировали новой тройке — или знакомому выражению? — я наклонилась к Винсону, который беспечно шлёпнул свой зад на содрогнувшийся стул:

— А почему драный?

— Потому что из Форта Ситтафорда.

— И что? В форте все коты такие?

— Это порода бойцовских котов, выведенная на планете Форт Ситтафорд, — обстоятельно объяснил Тайгер. — Они чёрно-белые, в полоску. Похожи на тигров-альбиносов. Отличаются неравномерно растущим шерстяным покровом. Котята выглядят так, как будто дрались смертным боем ещё в утробе матери.

— Флик, иди к нам! — позвал Брент, и чопорный Леон Дайкс кивнул рыжему, который всё ещё неуверенно топтался на месте. — Итак, у нас четыре боевые тройки. Дни полёта мы проведём за виртуальными тренировками, которые должны выявить у вас определённые характеристики, дабы вы могли точно знать, от кого чего ждать в реальной ситуации. От гражданских прошу одного: за это короткое время научитесь действовать в группе. Знаю, вы привыкли полагаться на себя, но, думаю, сон Имбри заставил вас задуматься.

— Тени… — прошептал Барракуда в паузе, когда майор вздохнул перед новой фразой. Барракуда сидел с закрытыми глазами и раздражённо кривился.

Брент глянул на Синклера Мида. Поскольку все смотрели на Боуэна, никто не заметил сомнения майора: "Надо было сунуть Барракуду в компанию к Эрику и Ате!" и его немой договорённости с Мидом: "Уговори этого дьявола на работу с МПК!"

Психолог еле поднял плечи: "Попробую, но не гарантирую. Времени мало". И Мид постучал по своей кисти. Для всех — естественный жест, возвращающий к деловому настрою.

Боевые тройки уселись за встроенные столики у бортового экрана.

— Хочу представить вам автора испытательно-тренировочных игр! — объявил майор Брент. — Это второй пилот нашего катера — Лекс Берёза.

В дверях кают-компании появился добродушный гигант, внешне несколько полноватый и совершенный лентяй, если бы не вкрадчивая грация бредущего по лесу зверя, с какой он двинулся к центральному пульту.

— Привет, — ласково сказал Лекс. — Здравствуйте, дамы.

Бланш только фыркнула, отметив его дважды вспыхнувшие глаза, когда пилот мельком остановил взгляд на упомянутых дамах. А потом переглянулась со мной. Мы одновременно подняли брови, сделав однозначный вывод: второй пилот — идеальный Казанова. В общем — бабник.

Мы надели шлем-маски с видеоэкраном и наушниками. В ушах раздался деловитый голос майора:

— Наша задача — продержаться минут десять. Ещё раз напоминаю: привыкайте работать в группах!

Ой-ё-ёй!! Лекс Берёза оказался гениальным программистом и разработчиком игр. За короткий отрезок корабельной ночи он изучил запись предложенного ему сна и распорядился им гениально просто: сделал копию — раз, убрал настоящих героев сна — два, расширил коридор, где проходили боевые действия, и, соответственно, увеличил количество тварей — три, чуточку прибавил им скорости — четыре. И сунул виртуальных нас в это кипящее виртуальное варево — пять.

Мы вертелись, как на раскалённой сковородке. Уже через минуту я была мокрая и скользкая от крови и мозговой жидкости убитых и задетых нелюдей.

Ещё через минуту пришлось сосредоточиться не на фиксировании поступающей информации о зубасто-когтистой смерти, а на выскальзывающем из пальцев оружии.

На третьей минуте Тайгер сделал всего лишь шаг вперёд, в образовавшуюся брешь. Плотная стена бормочущих и повизгивающих кошмарных масок буквально погребла его. Он даже вскрикнуть не успел. Я дёрнулась было броситься за ним. Но за моей спиной — спина Винсона. Оголять её?! Оставить без защиты? Ну нет! Лейтенант выбыл из игры. Но игра продолжается. Иначе не выжить в настоящем.

Остальных я не видела. Нас с Винсоном медленно теснили к прозрачной стене лаборатории. Мельком я отметила, что людей там нет.

— Если притиснут к стене — хана! — прохрипел Винсон.

— Сверху! — крикнула я.

Серые космы плясали почти над нашими головами. Винсона я не видела, знала лишь, что он рядом. На крик он отреагировал как на команду. Прицельный огонь разнёс космы в фонтанчики взрывов. А я расчистила пространство перед напарником: развернувшись и быстро сомкнув руки на его поясе, пустила две короткие очереди из двух бластер-пулемётов.

На пятой минуте я начала подозревать, что кончаются заряды, и пустила руки-ноги в дело там, где это возможно. К сожалению, выяснилось, что твердолобые черепушки не всегда пробьёшь, особенно у оформившихся тварей. Зато обнаружилось, что чудища неохотно, но отставали, если элементарно разбить им нос до крови. Дышать все хотят.

Но напирающая толпа уродов густела. И я с благодарностью приняла помощь Винсона, хотя эта помощь едва не вывихнула мне плечо. Чуть я отстала, он, ничтоже сумняшеся, просто схватил меня за руку и мощно продёрнул сквозь шевелящуюся, почти единую в своей тесноте плоть. Кроме того, я потеряла один бластер-пулемёт, но это казалось ерундой в сравнении с тем, что я всё ещё была в игре.

Винсон развернул меня вновь спина к спине, и я успела отстрелить летучего монстра, прыгнувшего прямиком на моего напарника. Квиты. Кажется, я начала понимать психологическую подоплёку деления на боевые тройки. Драться легче, когда понимаешь, что защищаешь чью-то спину.

На седьмой минуте, войдя в машинальный ритм бойни (подтверждаю — не драки, а именно бойни!), я вдруг почуяла: с Винсоном что-то не так. До сих пор он дрался методично, словно на тренировке; берёг дыхание и время от времени подсказывал о внезапной опасности. Теперь же он молчал, и его дыхание больше напоминало об азартном игроке. Сначала я как-то не обратила внимания: ну, сменил стиль боя, ну, устал, ну и что? Главное, мы ещё "живы"… Но всё же червячок беспокойства точил…

На восьмой минуте озверевшая (во всех смыслах) толпа буквально примяла нас с Винсоном спина к спине. Пришлось резко увеличить темп обороны. Расчистив вокруг себя площадку на расстоянии вытянутой руки, я увидела: впереди — пустой коридор. И только хотела поделиться радостной вестью, как задыхающийся голос Ника Имбри за моей спиной трудно выговорил:

— Ты как? Живая?

От ярости у меня потемнело в глазах.

21.

Потемнело у меня. Потемнело у других команд.

— Что это?! — изумился Лекс Берёза. — Аппаратура ещё никогда не отказывала. Секундочку, я сейчас посмотрю.

— Секундочки тебе не хватит, — отрезал Брент. — Все свободны, кроме Имбри и Уиверн. Имбри, пошли со мной. Тайгер, через пять минут приведи ко мне Ату.

Барракуда радостно заржал. Как и все, выбывшие из игры, он продолжал наблюдать за её ходом уже в качестве зрителя и видел наше столкновение с Имбри, точнее — момент, после которого компьютер сбоил. Кажется, он решил, что я просто остановила игру, чтобы надрать задницу Нику Имбри. И я поневоле задумалась, что это за дружок у Имбри, если он так охотно хихикает, задень кто его приятеля.

Мид быстренько обежал всё ещё сидящие за столиками боевые тройки и запустил бурное обсуждение восьмиминутной игры. Имбри он деликатно заменил Винсоном и вскоре сам уселся с ним и Барракудой. Таким образом, все оказались заняты делом, пока Берёза отслеживал повреждения.

— Ты так ненавидишь Имбри? — спросил Эрик.

— Как — так?

— На уровне инстинкта. Обернулась — он, и — взрыв.

— Глупости. Если уж тебе так хочется узнать подноготную, то вот она: твоим языком выражаясь, у моей ненависти уровень рефлекса. Сначала мою спину прикрывал Эдд Уэст из агентства — Имбри лишил меня прикрытия. Сегодня защищал Винсон. Это был шок — услышать голос не Винсона, а этого… этого…

— Ладно, не ищи слов, — вздохнул лейтенант, — пошли к Бренту. Он, наверное, уже заждался нас.

Заждался — это ещё мягко сказано. Он ходил по своему отсеку, кстати, более комфортабельному и обширному, чем наши, ходил, едва сдерживая злость.

Он даже сесть мне не дал. Подошёл, уставился суженными глазами.

— Мы летим на помощь целой планете. Может быть, там нас ждут отчаявшиеся люди. Вы оба согласились на эту поездку. (Имбри что-то недовольно проворчал) Так почему бы вам не прекратить свои личные распри?! Что ты сделала с компьютером?!

— Я предупреждала…

— Но сначала ничего не было! — сорвался майор. — Аппаратура при тебе работала нормально! В чём же дело?! Из-за твоей свары с Имбри!..

— Наверное, я могу объяснить, что случилось, — сказал Тайгер. Он с удобством устроился в кресле, неподалёку от насупившегося Имбри. — Ата потеряла контроль над собой. От неожиданности. Более подробно это выглядит так: видимо, ещё с детства Ата развила экстрасенсорные способности. Возможно, ей в этом кто-то помогал. Мне нетрудно представить, что было вокруг девочки Аты, когда она ещё не умела сдерживать эмоции и желания. Любой прибор в её присутствии либо тихо ломался, либо взрывался. Ата, это ведь ещё одна причина, почему ты ставишь вокруг себя эмпатоблоки?

— Ты уверен? — подозрительно глянул на него Брент.

— Куда деваться, я ведь тоже работаю с энергией. Правда, мои способности гораздо ниже, примерно, как у Дайкса.

Тайгер не упомянул сидящего здесь же Ника Имбри, из чего я заключила, что Эрик "не видит". Он может угадать экстрасенса по его действиям или по результату его деятельности, но никак — по движению энергии в личном пространстве человека.

— Ты очень сильный экстрасенс? — спросил меня Брент.

— Уточните, что вы имеете в виду под определением "сильный экстрасенс", — хмуро предложила я. — Сила ведь может быть разная.

— Например?

— Можно просто иметь сильную энергию. Можно уметь ею манипулировать. Можно жить со всем этим и считать, что эта способность естественна, как способность метко стрелять.

— Ата, я задал вопрос, на который ожидал услышать "да" или "нет", — саркастически сказал майор. — В ответ слышу минилекцию. Может быть, я и правда неправильно сформулировал вопрос. Хорошо. Итак, как ты считаешь сама, ты сильная?

Я помолчала, прикидывая. В конце концов, мне впервые задают вопрос такого рода. Оценить себя трудно. Поэтому сказала осторожно:

— Ну, поскольку я срываюсь и не всегда могу себя сразу переключить на работу с энергией, то, наверное, экстрасенс из меня не очень.

— То есть, насколько я понял, всё решает разница между умением и владением. Если бы ты не только умела, но и владела…

— Правильно. Была бы идеальным экстрасенсом.

Глаза майора вдруг вспыхнули.

— Ты дралась там, в коридоре… А столкнувшись с живыми уродами, могла бы использовать свои силы, чтоб их уничтожить?

Вопрос поставил меня в тупик. Откуда мне знать, когда я ни разу не думала о таком применении энергии? Так честно и ответила:

— Не знаю.

— Никогда не пробовала?

— Окстись, Брент! Откуда?! Я ж их впервые вижу!

— Ну, хорошо.

Майор откинулся на спинку стула, на который наконец сел. Села и я. После небольшой паузы, рассеянно оглядывая отсек, Брент увидел Ника Имбри и — вспомнил, по какому поводу вызвал нас.

— Мне нужно… Нет, всей нашей команде нужно, чтобы до конца нашей миссии вы оба друг с другом не воевали. Это приказ. Меня поняли?

Имбри дёрнул плечом. Вроде как согласен.

— Ладно, — неохотно сказала я.

— Нет, не ладно, — возразил майор. — Обменяйтесь рукопожатием, тогда я приму твоё "ладно".

Мы встали и пожали друг другу руки. Я — вяло, Имбри — безразлично, как здороваются с человеком, до которого и дела нет, но он протянул ладонь — и приходится…

— Можем идти? — спросил Имбри.

— Ещё один вопрос. Точнее, проблема, — вздохнул майор и почти искательно взглянул на Имбри. — Барри Боуэн. Он и правда что-то вспоминает?

— А, надоел. Бормочет и бормочет о тенях.

— Ник, ассоциаций никаких? Ты видел сон с тенями, Барри бормочет о них?

— Ассоциация одна: если я видел чужой сон, почему бы и Барри его не увидеть?

— Уж кто-кто, а ты должен знать: сириусец помнит сны с момента засыпания до пробуждения. До последней детали. Тем более, Барри безуспешно пытался вспомнить миф или легенду, пока ты был в больничном отсеке. При виде тебя он соотнёс, как он выразился, "шепчущие тени" с твоим сном. Но ведь во сне тени молчали. А воспоминания Боуэна связаны не только с шёпотом, но и с шорохом теней.

— И чего вы от меня-то хотите?

— Уговори Боуэна попробовать вспомнить с МПК.

— Уговаривать Барри? На МПК?! Гиблое дело!

— Майор, разрешите мне поговорить с Имбри, — вмешалась я.

Обозлённый, но ещё не доведённый до высшей точки кипения Брент кивнул. Имбри сунул руки в карманы комбинезона и выжидающе улыбался. Я оглянулась на заинтересованного лейтенанта и сказала Имбри:

— Пошли — выйдем?

— Пошли! — Он чуть передразнил меня. Кажется, ему-то было весело.

За порогом майорова отсека я проверила, плотно ли закрыта дверь, и обернулась к Имбри. Он стоял в шаге от меня. Так что, повернувшись, я едва не ткнулась носом в его грудь.

— Ну? — достаточно высокомерно осведомился он.

Поколебавшись, я подняла руку коснуться его левой щеки — так, чтобы кончики пальцев касались и небольшого углубления на височной кости.

Имбри сначала удивился, затем криво усмехнулся.

— Ты собираешься подготовить меня на разговор с Боуэном?

Телепатия мне всегда давалась с трудом, поскольку пользовалась ею редко. Но при физическом контакте я говорила легко.

"Перечисляя экстрасенсов на борту катера, Тайгер не упомянул твоего имени. Поэтому сейчас и здесь я занимаюсь шантажом: не захочешь уговорить Боуэна — скажу лейтенанту с майором, кто ты".

Ошеломлённый Имбри качнулся от моей ладони. Мне пришлось сделать шаг, чтобы контакт не обрывался. Привыкая к ощущениям, чернявый помедлил с ответом.

"А мне плевать, будут они знать или нет".

"Хорошо. Этот шантаж не получился. Но это был первый вариант. У меня в запасе второй. Ведь я очень хочу вернуться живой с Персея. Итак, слушай следующее условие: если не уговоришь Боуэна — я блокирую твои способности управлять энергией".

У Ника Имбри перехватило дыхание. Ещё бы. Работать с энергией — сильнейший наркотик, это умение превращается в часть твоей жизни, потеряв которую, первое время адаптации к обычной жизни чувствуешь себя выброшенным за борт, беззащитным до дрожи в коленках.

"Ты… это можешь?" — шёпотом спросил он.

"Хочешь проверить? Сутки блокирования — как смотришь?"

— Нет! Я согласен! Я поговорю с Боуэном! — Забывшись, он сказал это вслух. — Но только поговорю. Попытаюсь его уломать. Но ведь сириусец упрям, как черт. А если у меня не получится? Просто не получится?

— На что падок Боуэн? — я тоже заговорила вслух.

Имбри помолчал, вспоминая и с сожалением проводив взглядом мою ладонь, которую я убрала с его щеки.

— Вроде ему понравился один из скутеров в "предбаннике" катера. Помнишь, там было несколько челноков, а за ними — скутеры.

Я вспомнила наше впечатляющее пришествие на катер, когда следяще-сканирующие приборы взорвались. Майору пришлось укрывать нас плотным чехлом, сорванным с одного из челноков. Скутеров я не видела, но за холмами челноков прятались зачехлённые холмики. Возможно, это и есть скутеры.

— Точно понравился?

— Да он гладил его, как котёнка!

— Ну, тогда отпадает необходимость в твоём разговоре с ним. Пусть этим займётся Брент. Ладно, пошли.

До двери в отсек майора всего шага три-четыре. Я ещё только разворачивалась, когда Имбри стремительно шагнул ко мне. Враждебностью от него не веяло, поэтому я спокойно переждала его поцелуй — тёплый выдох и прикосновение сухих губ к затылку. Только чуть дрогнули эмпатоблоки, а внутренний голос изумлённо вопросил: "Что это было?.."

— Это благодарность, что не тебе придётся говорить с Боуэном? — не оборачиваясь, спросила я.

Горячие сухие пальцы мягко скользнули по моей щеке.

— Ты странная, но почему-то напоминаешь мне… Это благодарность за напоминание.

Я ничего не поняла, но решила: как только разберёмся с Персеем, устрою Нику Имбри взбучку, чтобы не забывался, с кем имеет дело.

22.

Толстяк орал — пускал слюни, негодовал — и не сводил взгляда с доставленного в кают-компанию скутера. Несмотря на сопротивление, скутер быстро уложил Барракуду на лопатки. Окончательно и бесповоротно. Даже в жалобах Боуэна, что торг неуместен и нечестен, чётко слышалась нота неискренности. И жадности. В общем, в конце концов, Барракуда вцепился в руль скутера и горестно сказал, дрожащей лапой оглаживая сиденье:

— Ладно, ваша взяла. Где тут ваша мепека?

А у Тайгера вдруг подскочили брови. Я-то ничего не ощутила, но увидела: по раздражённым губам Барракуды змейкой промелькнула усмешка. Пришлось сопоставить реакцию биосенса и последующий взгляд Боуэна на Имбри, поспешно опустившего глаза, чтобы догадаться: эти два чёрта сговорились! Они знали, что Боуэна могут уговаривать на работу с МПК!.. Я вынуждена была отдать им должное: хитрованы своей выгоды не упустили. Интересно, скажет Эрик Бренту?

Лейтенант взглянул на меня. Я только улыбнулась. Промолчит. Но теперь нас с Эриком объединяет тайна двух закадычных дружков. Жаль, нельзя снова подойти к чернявому и, положив пальцы ему на висок, задать один-единственный вопрос. Думаю, от неожиданности он ляпнул бы правду. Мысленно-то.

Многого из Боуэна вытащить не удалось. Смутные фигуры, появившиеся на экране, идентифицировали как сириусцев, а Барракуда уточнил, что это его престарелые родичи. Он жутко обрадовался им и смачно начал было вспоминать тризну по одному из них, но на него зашикали. Как-то не все захотели разделить его каннибальские настроения.

Фигуры то появлялись, то исчезали. МПК искал в памяти Барракуды отклик на опорные фразы "шорох теней", "поедающие разум", а родичи Боуэна выдавливали информацию мимоходом и через огромные промежутки времени. Сложность была в том, что информация Боуэну не приснилась, а пряталась в памяти ребёнка, жадно слушавшего вместо сказки бормотание стариков.

Из оборванных фраз, намёков и сравнений всплыла легенда — точнее, миф, объясняющий, почему в некоей звёздной системе нельзя посещать единственную пригодную для жизни планету.

В общем и целом мы узнали следующее. Жила-была раса, больше всего на свете алчущая власти и бессмертия. Элитой расы, конечно же, являлись воины и учёные. Пока воины расширяли жизненное пространство, учёные фанатично искали или разрабатывали средство — сначала продления жизни (и они нашли его!), а затем — бессмертия.

А потом всё зашло в тупик: войны развязывались всё удачнее, последовал выход в космос, но стало опасно оставлять за спиной покорённые планеты, цивилизации которых могли однажды узнать, что горстке завоевателей приходится контролировать превосходящих по численности покорённых. Страшно было и подумать: а вдруг одна планета объединится с другой? А вдруг к ним примкнёт третья? Четвёртая?

Учёные тоже паниковали: они увеличили возраст, прибавив к нему ни много, ни мало лет пятьсот, но рождаемость на планете оставалась маленькой. Мужчины, в большинстве, воевали в космосе, а домой возвращались инвалиды и ветераны. При том бурном движении вперёд, которое задали военные, чистокровной расе грозила не просто ассимиляция, но полное растворение. А снобизм расы допустить этого не мог.

И тогда учёные ринулись по другому пути. Они провозгласили, что чистота расы не в плоти, а в субстанции, которую составляют разум и дух.

После долгих поисков (и бесконечных смертей стариков-добровольцев) фанатики добились своего. Они создали аппарат, вычленяющий из тела Субстанцию и вводящий её в герметичный контейнер. Внедрение Субстанции в молодые тела привезённых на планету пленников убедительно доказало: отныне раса завоевателей бессмертна! Ведь в камеру аппарата входили двое — старый воин и ничего не понимающий пленник, а выходил молодой завоеватель, с мозгами и духом которого всё было в порядке!

Из понятных опасений, за теми, кто прошёл камеру внедрения и получил новое тело, наблюдали планетарный год. Затем производство аппарата поставили на конвейер. Старики придирчиво отбирали себе будущую плоть среди пленников, уже прошедших строгий медицинский отбор. Помолодевших завоевателей отправляли в действующие части, и вот уж где они могли проявить ценнейший опыт вкупе с энергией молодости!

Воодушевлённая армада агрессоров вконец обнаглела, а учёные принялись за разработку мини-аппаратов, которые можно было бы установить на каждом космическом линкоре, чтобы не тратить время на путь домой, к планете Х…

А потом правительство захватчиков на планете, ближайшей к родине, потеряло с нею связь. Оккупационное правительство выждало с месяц, примерило ситуацию со своей колокольни и послало по всем форпостам сигнал бедствия: возможное нападение!

Армада агрессоров развернулась, добралась до Х, десантировала группами отборных частей. Вовремя не спохватились. Каждой группе десанта казалось, что уж она-то неуязвима. Лишь когда на орбите осталось несколько линкоров, резко поумневший военачальник последнего военного соединения опомнился и велел забрать с пустых линкоров экипажи космолётчиков.

Когда-то родная планета — ныне пожравшая собственных детей бездна — страшила агрессоров настолько, что они предпочли высадиться на одной из тихих, оккупированных ими планет. Где с ними и произошло то, чего так боялись ревнители чистой крови: воины со временем растворились в местном населении. Не помогло даже долгожительство…

Прошли века, прежде чем появились смельчаки, рискнувшие посетить планету Х. Причём смельчаки первые и последние. Именно они разнесли весть, что планета безлюдна, хотя флора и мелкая фауна процветают. Что на поверхности планеты больше часа оставаться нельзя — такая постепенно охватывает жуть. Что города на Х целёхоньки. Что самый большой город стоит на побережье, но, к сожалению, посетить его просто страшно (к сожалению, поскольку смельчаки — охотники за ценностями, короче — грабители). Что остававшиеся на Х больше часа почти сразу сходили с ума. Что же до процесса сумасшествия, спустившиеся на планету говорили, что слышат шорохи и видят неясные тени… В конце концов, на посещения планеты Х наложили негласное вето.

Миф обвинял учёных планеты Х в создании чудовищ — теней, поедающих разум. Так объясняли безумие тех, кто осмелился спуститься на проклятую планету. Кроме того, создатели мифа были убеждены, что учёные-злодеи не просто выделили Субстанцию разума и духа, но, пытаясь усовершенствовать соотечественников, вмешались в её структуру, что и привело к катастрофе всепланетного масштаба. А значит — можно говорить об искусственном разуме… Вот почему Барракуда, на чью память мы вчера надавили, выдал именно эти фразочки: "искусственный разум шиворот-навыворот", "шорохи"…

— Вы думаете, воспоминания Боуэна и персейские события — одно и то же? — с сомнением спросил Марк Флик.

Толстяк, кстати, и сам выглядел достаточно обалдевшим: одно дело — иметь что-то смутное в памяти, другое — вытащить наружу нечто целостное. И страшное. Он погладил руль скутера, прислонённого к креслу, и твёрдо заявил:

— Мне не нравится! Там связь потеряна — здесь связь потеряна!

— Странно, почему шорох по песку? — размышлял Лоренс Маккью. — Во сне Имбри мы видели тени — и в памяти Боуэна Тени, то есть вроде та же самая субстанция? Ну, допустим, шепчут… Но вчера Боуэн что-то говорил не только про шорох теней, но и про шорох по песку. Почему?

Все замолчали, озадаченные маленькой странностью. Первым сообразил Имбри. Он хмыкнул в ответ на собственные мысли и поинтересовался:

— Эта Андромеда… Она, случайно, не на берегу моря-океана?

— Случайно — да, — машинально кивнул Брент и замер. — Ну да, всё правильно. Шорох теней по песку.

С тихой и тёплой радостью выразилась Бланш:

— А ведь там здоровская драчка нам предстоит, а, майор? Вам не кажется, что нас для неё маловато?

— У нас ещё четыре дня! — огрызнулся Брент. — Вот и играйте по системной игре Лекса. Тренируйтесь, готовьтесь. Тогда и вас маловато не будет. И я, напоминаю, не рассчитываю на боевые действия. Только на оборонительные.

— Что значит — системная игра? Лекс, объясни.

— Сегодня вы попробовали первый этап. Система довольно простая. Она ведёт вас от примитивного этапа, где не надо думать, а только действовать автоматически до этапа усложнённого, где вам будут предлагаться варианты развития событий в зависимости от ваших решений.

— Ты считаешь первый этап примитивным?

— Так он же наблюдает всё как по игрушке! Удобно-то смотреть на экран и видеть примитив!

— Ну, вы же просто дрались, пробиваясь к определённому месту. На кону был единственный выбор — жизнь или смерть. А следующие этапы будут многоуровневые. И я имею в виду не только уровень сложности игры. Здесь будут предложены выбор смерти или жизни для ваших спутников, случайных людей и так далее. Кроме того, вам предстоит с помощью игры запомнить план-схему лаборатории доктора Кейда.

— Сон. Миф. Замолчавшая планета. Лекс, вы тоже считаете, что они взаимосвязаны?

— Я исполнитель. Мне дали задание и условия к нему — я делаю игру.

— Не увиливай, Лекс! — нетерпеливо сказала Бланш. — Говори быстро и прямо: ты веришь во всё это?

Пилот склонился перед миниатюрной брюнеткой и поцеловал кончики её дёрнувшихся пальцев. Едва не озверевшие от его паузы, мы наконец услышали томное мурлыканье:

— Для тебя всё, что угодно, малышка. Да, верю!

Первое, что я с облегчением поняла: Казанова выбрал предметом ухаживаний Бланш. С облегчением, потому как был он не мой типаж. Слишком похож на объевшегося кота. Второе тоже поняла: ответив утвердительно, он просто начал флирт. Чего я не поняла, так это самой Бланш. Поверила ли она его ответу?.. Несмотря на его выбор, мне всё-таки казалось, что ухажёры, подобные Казанове, её не нравятся. Ага, или я ревную, что не выбрали меня?

А через минуты две в кают-компании раздался дружный ржач.

Котяра Казанова обволакивал любовной томностью Бланш, не учтя, что перед ним не домашняя кошечка. В общем, Бланш перекосило от его ухаживаний, она уже кипела, а затем повела себя так, что Лекс решился вновь поцеловать её изящные пальчики. Он только мягко приподнял её ладонь, как брюнетка издала хищный воинственный вопль, а из недавно нежно расцелованных пальчиков метнулись прозрачные, но хорошо видные когти. Казанова от неожиданности подался назад. А сидел он на краешке стула…

Пока Лекса поднимали плачущие от хохота мужчины, Бланш уже пряталась за Луисом Гиллом. А довольный Римлянин (нечего к нашим девочкам приставать!) потряхивал плечами, гоняя под тканью рубахи мышечный рельеф. Это на случай, если Лекс захочет выяснить, чьи тут девочки. Но пилот оказался добродушным не только на вид. Обхлопываемый крепкими мужскими ладонями якобы от пыли, он послал Бланш воздушный поцелуй. Бланш кивнула и шагнула ко мне.

— Слушай, Ата, я тут поинтересовалась, почему он прилип именно ко мне. Ну, прилип — конечно, сильно сказано. Он явно их тех, кто на любую юбку клюёт. В общем, спросила. Он сказал, что с семейными не связывается. У тебя правда есть семья?

— А мы-то думали, через прибор пропустить, а здесь, оказывается, есть и свой определитель, — задумчиво сказал Брент. — Бланш, ты не спросила, как он узнал?

— Спросила. Он говорит, вокруг Аты ощущается некая харизма жены и матери. Что он таких сразу определяет. Ата, у тебя дети? Ни фига себе. Я бы, наверное, не смогла бы вот так всё бросить и уйти.

Меня уже трясло. Спас Тайгер. Он обнял меня за плечи, привлёк к себе.

— Это было давно и неправда.

— Извини, если ляпнула что не то, — сказала брюнетка. — Я это умею. Просто Казанова меня достал. Я и спросила у него, чтоб переключить. Эй, Гилл! Подожди меня!

Римлянин с другом садились за свой столик и разбирали, где чьи шлем-маски для виртуальной игры. Бланш они усадили между собой, будто это место могло защитить и в игре. Лекс сидел за пультом. Эрик потянул меня к Винсону, махавшему руками так, словно мы могли опоздать к началу игры. Идя за Тайгером, я всё время чувствовала направленное внимание. Первым делом оглянулась на Ника Имбри. И не ошиблась. Он стоял рядом с Барракудой, которого увлечённо допрашивал Синклер Мид. Имбри не смотрел мне в спину. Он смотрел на наши руки — мои и лейтенанта. И почему-то мне захотелось выдернуть свою ладонь из ладони Эрика… Вот глупости…

23.

Больше Бланш о прошлом у меня не допытывалась. Наверное, решила: у каждого из нас свой скелет в шкафу. Не хочу говорить о себе — и ладно.

Да и я вскоре забыла… Не то чтобы забыла. Заноза, всаженная в сердце, ныла здорово. В перерывах усиленной подготовки нашего десанта.

На игровых тренажёрах все занимались, как сумасшедшие. Подгонял азарт игрока. Подгоняло желание выжить во что бы то ни стало. И в игре, и в жизни. Особенно на втором этапе. Он был абсолютным повтором первого, не считая единственной мелочи. Лекс поднял планку, добавив в игру элементы кинестетического эффекта, влияющие непосредственно на мозг игрока. И не предупредил — гад!

Первым из игры, едва она началась, вылетел Барракуда. Его хриплый вопль — не боли, но ярости! — был настолько пронзителен, что мы повскакивали с мест, сдёргивая наушники и элементарно забыв выключить тренажёр.

Под целёхоньким рукавом на плече Боуэна расплывалось тёмное пятно.

— Он укусил меня! Он укусил меня! — истошно орал Барракуда, растопырив над пятном корявые пальцы и не решаясь зажать невидимую пока рану.

Имбри с треском стащил с Боуэна комбинезон по пояс. Боуэн вновь завопил: ткань жёстко проехалась по пятну. Некоторое время мы, совершенно онемев, созерцали рваную рану, хлещущую кровью. Игра же! Какая кровь?! В себя привёл уже жалобный писк Барракуды, зажмурившегося от боли. К нему с обеих сторон поспешили Тайгер и Дайкс. Один свёл края раны, другой быстро обработал её дезинфицирующей жидкостью из шприц-пистолета и "забинтовал" быстро сохнущим раствором медгерметика. Так мы узнали, что аптечки у нас под столами.

— Лекс! Убью! Предупреждать надо! — злобно завопила Бланш.

— Я предупреждал, — с недоумением сказал Лекс.

— Когда?!

— Перед началом игры.

Перед началом Лекс сказал только одно: "Будьте внимательны. Эта стадия чуть сложнее". И всё.

— Давайте, когда он уснёт, введём его в игру! — кровожадно предложил Марк Флик.

— Я — за! — поддержал его Лоренс Маккью. — Пусть сожрут — не жалко.

С тем же милым недоумением Лекс обернулся за поддержкой к майору. Но, кажется, Брент был абсолютно согласен с обоими энтузиастами в деле активного перевоспитания пилота-программиста.

Короче, четыре дня до Персея мы провели, узнавая потенциального противника и друг друга. Последнее было главным, поскольку в личности противника, несмотря на сны и мифы, мы всё ещё сомневались.

В нашей тройке слабейшим оказался лейтенант Тайгер. Как я и предполагала, звание ему дали, поскольку зачислили в военное ведомство. Нет, начальная военная подготовка у него была, да и спортсменом он оказался неплохим. Но нам с Винсоном он, конечно, проигрывал. Винсон — профессиональный военный, я — профессиональный детектив-телохранитель. Так что мы оба, как-то не сговариваясь, начали опекать неопытного Тайгера… Куда деваться. Команде необходим эмпат.

Кроме Барракуды, в играх пострадали почти все. В "почти" вошли майор, Луис Гилл и я. Правда, я распорола ладонь, падая с лестницы и таща за собой Тайгера, но все дружно решили, что царапина от удара по перилам травмой не считается.

Травмой посчитали: Бланш подвернула ногу, не удержавшись на трупах; Винсона и Маккью укусили; Нику Имбри разодрали бок; Марка Флика едва не растоптали; у Дайкса кончились заряды, и он поранился клинком собственного боевого ножа, когда на него внезапно хлынула толпа уродов из-за поворота; Синклера Мида рвали в клочья, и если бы не взбесившийся Барракуда… Оукс чуть не плакал, врачуя нас после каждой игры, и вполголоса проклинал Лекса Берёзу. А тот лишь пожимал плечами.

Кстати, через двое суток после начала игр, глубокой корабельной ночью, кое-что произошло. Лекс отдыхал после трудов праведных — дрых чистым сном невинного младенца! — когда к нему в отсек ворвались трое. Они быстро заткнули ему рот, спеленали и бегом отнесли в кают-компанию, где и выполнили пожелание Марка Флика: подсоединили к игре. Второй стадии. И сами уселись рядом, надев видеоэкраны, но без подключения к игре.

Могли бы догадаться. Но внешность Лекса — томного котяры — оказалась сплошным обманом. Сначала в коридоре похитители увидели нелепую фигуру в одних трусах. Затем фигура выдернула кляп изо рта. Зевнула, деликатно прикрыв рот. С двух сторон на Лекса помчались бешеные орды психов-мутантов. А он — на секунду! — закрыл глаза — и!.. Покрытая танковой бронёй, вооружённая четырьмя базуками, фигура жуткого апокалиптического робота-убийцы очистила обе части коридора буквально в считанные мгновения! Остались только дым, догорающие огоньки и отвратный смрад горелого мяса.

— Может, хватит? — спросил робот-убийца. — Ребята, я спать хочу.

И снова зевнул. А сдавленный голос, напоминающий о Лоренсе Маккью, досадливо прошептал:

— Чёрт, это же виртуальная действительность!.. Во дураки-то.

Лексу ослабили верёвки на кистях и быстренько смылись из кают-компании.

Затаившись у приоткрытой двери своего отсека, я услышала из коридора сладкое мычание. Это зевающий разработчик виртуальных игр прошёл к себе досматривать личные сны… В общем, нас сделали! Как маленьких!

Одно утешение: не каждый может мгновенно перейти в другую реальность и подчинить её своим правилам и желаниям. Лекс, видимо, натренированный тип в этом отношении. А у нас все профессионалы, не до игрушек. Не до психотехник.

О себе могу сказать только одно: во всех играх я дралась честно. Что значит — без применения способностей, которых не имелось у других. Хотя внутренний голос, когда я переходила на боевой автоматизм, часто подзуживал использовать кое-что из лично запрещённого арсенала.

Через четыре дня катер вышел на орбиту вокруг Персея.

Определившись с местонахождением Андромеды, мы начали спуск. Два челнока — один пассажирский, второй грузовой, набитый скутерами для нас, — отделились от катера. Нам предстояло приземлиться на окраине мегаполиса, чтобы получить примерное представление, что же здесь творится. Если ещё творится.

Маршрут прост. Мы пересекаем эту часть пригорода и прямиком идём к городу-лаборатории Кейда. Звучит настолько обыденно, что поневоле напрашивается вопрос: а в чём фишка-то? Почему люди собрались на простенькую прогулку, вооружившись до зубов?..

Мы стоим у дома, чьи этажи пропадают в облачном мареве. Тихо и тепло. Бланш себя чувствует комфортно даже в бронежилете поверх свободных штанов. Брр, я так бы не смогла. Мне обязательно нужно, чтобы в напряжённой ситуации руки были закрыты до ладоней. Но, запрокидывая лицо кверху, я наслаждаюсь естественным теплом солнца над городом. Облака лениво плывут, изредка закрывая светило, и тогда видно, что чуть ниже, ближе к горизонту, со стороны пригорода, солнышко поменьше сияет ослепительно-белым светом. У него сверкающий голубой оттенок, из-за чего смотреть на него почти невозможно. Но завораживает.

Разговариваем только по необходимости — только в микрофоны шлем-маски и шёпотом. Скутеры разобраны, а мы, безо всякого приказа, а потому, что уже привыкли, разбились на тройки.

Напротив нас торец следующего дома. Если выглянуть из-за угла — видно когда-то добротную дорогу, а через неё — дома параллельной улицы. Дома эти, как и на нашей стороне, обветшали. "От одиночества", — сентиментально сказал бы поэт. Брошенный человеком, дом умирает быстро. Вообще, хаос в городе почти не виден. Всё-таки годы прошли. Растительность обволокла и смягчила трещины и обломки, превратила в странные фигуры общественный и личный транспорт — так вдохновенно иногда творит отважный садовод-дизайнер.

— Смотрите, — прошептал Дайкс.

Мы обернулись на его кивок. Худая чёрно-белая кошка тоже заметила нас. Она только что выпрыгнула из подвального окошка. Сначала было попятилась, затем несмело приподняла хвост в некоем приветствии — и пропала в синевато-зелёном кусте, похожем на шар высотой со взрослого человека. Шар, который слегка примяли сверху, отчего, сохраняя круглую форму, он очень напоминал снизу шатёр. В общем — шлем… Местная флора. А благодаря кошке, теперь знаем, что сей представитель флоры безопасен.

— Киса, — прошептал кто-то сзади.

Винсон. Обычно вздёрнутые брови при общей мягкой, расплывшейся в улыбке физиономии выглядели настолько потешно, что Марк Флик тихонько хихикнул. Винсон не обиделся. Он, всё так же умильно улыбаясь, повторил:

— Киса. Клянусь драным хвостом кота моего, это настоящая земная кошка! — И чуть не со слезами в голосе продолжил: — Честное слово, никогда не думал, что так прошибёт при виде обыкновенной кошки!

Мы все испытывали то же тёплое чувство, хорошо понимая Винсона: прилететь на планету, где происходило и, возможно, ещё происходит нечто страшное, и увидеть кошку, которая превратила уголок враждебного мира в обыкновенную улицу любого земного города!.. И правда, что-то тёплое ворохнулось, обвеяло лаской застывшие в напряжении мышцы… Даже Дайкс скривил твёрдый рот в подобии мечтательной улыбки, продолжая водить оптическим прицелом своего пулемёта по пространству над нашими головами.

С другой стороны нашего маленького десанта отслеживал "воздух" Ник Имбри — так спокойно и сосредоточенно, что я невольно загляделась на него. Не будь он моим врагом, я, наверное, испытывала бы к нему совсем иные чувства. Сейчас же нас сближало то единственное, о чём он не подозревал, — сны…

Логическая цепочка потянула дальше, и я наконец вспомнила, что меня беспокоило во сне Имбри. В моих кошмарах два типа, везущих меня на каталке умирать, говорили о партии образцов и зародышей. У Имбри — и в легендах Барракуды — главной угрозой являлись тени. Неужели во сне Имбри настоящая реальность, а у меня реальность, преломлённая причудливой прихотью обычного сна? Только недавно я думала о себе, что мне известен кусочек прошлого — и снова неуверенность…

Хорошо, никто не знает, что позапрошлой ночью я уселась за пульт мнемопсихокатализатора. Тайгеру я наврала: о МПК я узнала только здесь, на катере. Уселась, включила и вовремя выключила: то, что взорвалось, Лекс починил легко, заменив негодные детали. Только втихомолку пробурчал себе под нос что-то о том, как неудачен на этот раз рабочий полёт. Я, скромно пристроившись рядом "поглядеть", как работает профессионал, понимала его: мало того что любовное приключение не удалось, так ещё и поспать не дают… Тайгер обмолвился как-то, что знает Лекса Берёзу как первостатейного соню.

Мимоходом я прислушалась к Бренту. Майор, забыв про внутреннюю связь, вываливал свои сомнения на подчинённых и теперь требовал решения: проехать ли данный угол Андромеды на скутерах, учиняя тем самым разведку боем (кто-то же выглянет на шум моторов!), или пройти тишком-молчком и начать анализ ситуации с лаборатории Кейда. Подчинённые пытались шёпотом дискутировать, друг друга не слышали из-за шипения и присвиста в наушниках, переспрашивали одно и то же, кое-кто начал придушенно смеяться.

Тайгер тоже времени даром не терял. Сначала он искал живых при помощи биодетектора, обходя по периметру нашу группу. Но, видимо, место было выбрано неудачное. Прибор засёк только наблюдавшую за нами из куста кошку, о чём Эрик и сообщил ребятам. Бланш с Винсоном обрадовались кошке, как дети, отобрали детектор и стали любоваться любопытным зверем, обмениваясь умильными впечатлениями на тему: "Ах, какие у неё глазки! Ах, как она на нас глядит! Смотри, какая шёрстка!"

Несколько остолбеневший, Тайгер в конце концов пожал плечами, присел на обломок какого-то железобетона и закрыл глаза. Через минуту видимо обострились скулы на его лице. Брент отобрал у хулиганов прибор и погрозил кулаком всем сразу. Тишина! Эмпат-биосенс вышел на охоту.

Ближе всех к углу дома, к дороге, стояла я. Поглядывая на Эрика, я размышляла, как успокаивает тишина пустынного города, как мягко греют здешние солнца — недаром ребята мгновенно расслабились. Хотя нужно будет — так же мгновенно и соберутся…

Расслабон коснулся и меня. Иначе как объяснить, что понадобилась целая секунда, чтобы определиться: почему я разворачиваюсь к углу, подтягиваю ремень пулемёта, приводя оружие в полную боевую готовность?

Когда пулемёт лёг на упор, раздался суховатый стук, от которого все вздрогнули.

Снова заработала внутренняя связь.

— Ата, там никого нет. Я проверял, — прозвучал севший от напряжения голос Эрика.

Брент в меня верил больше.

— Кого ты засекла, Ата?

Пока промолчала. Не говорить же, что по плечам, разогретым солнцем даже под тканью, будто скользнула ледяная проволока? Скользнула и оборвалась. А теперь, когда я развернулась к дороге, та же проволока медленно проехала по горлу?

24.

Кончик пулемёта с оптическим прицелом высунулся из-за угла, и я привела в действие перископную систему.

Вот ни фига себе.

— Ата, присядь.

Я пригнулась и отошла. Майор занял моё место.

— Что там? — выдохнула мне в ухо Бланш.

— По виду человек, — сообщил Брент. — Тайгер, ты его чувствуешь?

— Не-ет, — медленно, качая головой, пробормотал лейтенант. Он снова закрыл глаза и явно пытался настроиться на цель.

— Настройся на холод, — посоветовала я.

Через долгие секунды Тайгера пробрала крупная дрожь. Никто не спрашивал, в чём дело. Все горячо желали увидеть "по виду — человека".

Майор вывел изображение со своего перископического устройства на экраны оптики всех остальных. Он мог, конечно, передать изображение объекта, взглянув через портативную видеокамеру, надвинутую на глаз. Помешал шок от увиденного. Да и объект на экране выглядел бы нечётким через два ряда оптики.

За углом дома, на той стороне дороги вяло двигалась низкая, почти карликовая человеческая фигура. Человек выглядел настолько измождённым, что словом "движение" по отношению к нему определялось следующее действо: сделал шажок, покачнувшись, словно от порыва ветра, остановился отдохнуть, качнулся для нового шага, шагнул… И то же — дальше. И видок же у него был: череп, обтянутый тонкой жёлтой кожей, просто потрясал воображение; в провалившихся глазницах прятались с трудом видимые глаза; от носа остался хрящ с намёком на втянутые ноздри; ни тени похожего на губы — сплошная трещина поджатого, судя по всему беззубого рта; довершали портрет клочья пуха на том же черепе, блестящем то ли от гноящихся язв, то ли от экземы, и худые руки, выглядевшие из-за худобы и костлявости слишком длинными.

При всём при том экземпляр одет в жёсткую от грязи рубаху без рукавов и широкие штаны, небрежно подвязанные на поясе верёвкой. Мумия, сбежавшая из музея.

Боясь спугнуть "по виду — человека", майор не произнёс ни слова. Продолжая наблюдение, он поднял ладонь и пальцами изобразил несколько фигур. Пальцевый язык военных мы уже усвоили. Брент приказал: "Бланш, оставить видимое оружие — и на середину дороги прогулочным шагом".

Брюнетка бесшумно сняла пулемёт и пару кобур с ядерными пистолетами с пояса, оставив другую пару, припрятанную на бёдрах. И вышла из-за угла. Но как она вышла!.. "Прогулочный шаг" майора она превратила в торжественное раскачивание бёдрами супермодели на подиуме. Она так несла своё тело — грудь вперёд, плечи назад, что сзади кто-то из наших не выдержал и причмокнул.

Костлявое чучело и Бланш остановились в метрах пяти друг от друга.

Наш угол дома ощетинился оружием.

Бланш медленно погладила бёдра. Довольно фривольный жест, если забыть или не увидеть, что в конце этого жеста её ладони застыли на рукоятях пистолетов.

Дрожь аборигена заметили все. Сначала мелкая, дрожь эта переросла почти в припадок. Долго оставаться на ногах при такой качке абориген не мог. Он протянул к Бланш трясущиеся руки и с неожиданной грацией опустился на колени. Брюнетка невольно отступила, и теперь уже все видели, как она, не прячась, вцепилась в пистолеты.

Даже мы услышали утробное ворчание чучела. Поехала рубаха с его плеча.

На всякий случай — майор щёлкнул пальцами — мы вышли из-за дома. Правда, абориген нас не видел. Он видел только Бланш.

Я начала стрелять, когда худой мягко упёрся руками в дорогу.

Из штанов вылетела гигантская ящерица.

Бланш взвизгнула и подскочила, в прыжке стреляя из пистолетов. Если она думала, что человек-ящерица по инерции проскочит под нею, то крупно ошиблась. Я же промахнулась, вынужденно отведя дуло пулемёта от подпрыгнувшей Бланш.

Человек-ящерица в беге тоже выстрелил — длиннейшим мускулистым языком. Язык захлестнул ногу Бланш и дёрнул вниз. Хорошего рывка не получилось: в момент захлёста наша группа разнесла тварь в кровавые ошметья. Серое облачко, пытавшееся удрать, взорвалось, едва появилось над плоской мордой человека-ящерицы.

Тихий солнечный денёк, сонный город, эхо отгрохотавшего огнестрельного оружия и отшипевшего лазерного, ругательства Бланш, свалившейся в крошево из крови и плоти… Весело мы начинаем в Андромеде…

— Знаете, что любопытно в легенде? — задумчиво высказался Винсон. Он опёрся на ствол так и не использованной базуки, подбородком на руки, отчего говорил сдавленно, сквозь зубы. — Там есть такой факт…

Он замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли упустив нить размышлений. И молчал, задумавшись, так долго, что Бланш успела подняться, встряхнуться и, подойдя к нему, пнуть по колену. Пнуть, вообще-то, не удалось: машинально следивший за её приближением, Винсон увернулся от удара и даже обиделся:

— Ты чего?

— Если прямо щас не договоришь — убью на месте! Я стою тут, вся мокрая, грязная, в этом гадстве, а ты ещё философа хренова изображать будешь! Говори, гад!

Она не сумела толком объяснить, почему ей так важно выслушать всё, что касается легенды, но подспудно её понял каждый из нас.

Винсон заторопился.

— Я всё думаю… Если катастрофа произошла из-за Субстанций, то почему только на планете, а не в армейских частях? Старики же возвращались в армию с этой дрянью в башке — или где она там пряталась? Почему в легенде ничего не сказано, что среди военных хоть какой-то катаклизм случился?

— Я думала, что-то дельное скажешь, — насупилась Бланш и горестно вздохнула: — Отмыться бы от этой гадости — негде. Чёрт, надо было так грохнуться!..

— Надо, надо, — заметил Синклер Мид. — Грохнись не на мягком — может, и костей не собрали бы.

— Значит, всё это правда, — с отсутствующим видом проговорил Марк Флик.

Все замолчали.

— Теперь поверили все? — спросил майор. — Чёрт, вы же тренировались! Почему так бездарно получилось? Всего лишь из-за неверия? Я человек щедрый, но попусту тратить боевой запас нахожу неприемлемым. На мой взгляд, достаточно было двух выстрелов — в голову мутанта и в ту дрянь, которая вылетела из него.

Кто-то осмелился прервать разбор полётов. Лоренс Маккью, самый молчаливый и незаметный в группе, любитель ночных каверз.

— Мутант — это официально?

— Что такое мутация? Изменение наследственных структур на клеточном уровне. Что происходило с данным экземпляром — видели все. Кто может предложить другое название?

— Но как он быстро изменялся… — пробормотал Дайкс. — Это же какая мощная энергетика нужна!.. Сколько ж энергии уходит на преобразование… Поэтому он такой маленький. Жратвы для него, наверное, нет, а мутирует он инстинктивно.

Прислушавшись к его бормотанию, Брент подытожил:

— Хочешь сказать: встретим нажравшегося — он будет здоровым малым?

— Теоретически — да. Если часто не меняет форму.

— Поживём — увидим. У меня последний вопрос, прежде чем оседлаем скутеры и поедем навестить доктора Кейда (если он жив, разумеется). Ата, почему ты начала стрелять, когда мутант ещё был в обличие человека?

И все с огромным интересом уставились на меня. Ну, вот, не мог спросить наедине.

— Ата, не молчи. Все знают, что ты, как и Дайкс, экспер. Но посильнее.

— Сильнее, но не сильный, — неохотно сказала я. — Сосредоточившись, я вижу движение энергетических потоков. У этого типа энергетическая структура начала меняться быстрее, чем физическая оболочка. Я выстрелила.

Бланш послала мне воздушный поцелуй и вновь разразилась ругательствами, учуяв вонь на пальцах.

— Давайте найдём какую-нибудь лужу! — взмолилась она. — Не настолько сейчас ситуация экстремальная, чтобы вы терпели эту вонищу!

Майор поколдовал над экраном портативного банка данных.

— От города до лаборатории есть один водоём. Но искусственного происхождения. Не гарантирую, что он сохранился.

— Ну и фиг с ним! Хоть какая-то водичка там должна остаться! Поехали быстрее!

Народ заулыбался нетерпению брюнетки и быстро разобрал скутеры.

Но до того как уехать, Барракуда совершил поступок, который заставил меня проникнуться к сириусцу совершенным уважением. Он оглянулся на куст в виде шлема, похлопал себя по карманам. Вся группа удивлённо следила за его действиями. А Боуэн подошёл к кусту и выдавил из тюбика мясную пасту — на большой лист какого-то здешнего лопуха. Вернувшись к нам, на всякий случай державшим его под прицелом, он оглянулся. И даже Брент не стал возражать против минутной задержки.

Сначала всё было тихо. Затем из синевато-зелёной листвы появилась круглая кошачья мордаха. Кошка будто мягко кивала — принюхивалась. Потом из куста медленно ступила вперёд одна лапа, вторая. Наполовину высунувшись, кошка застыла, завидев нас, однако нос продолжал вздрагивать.

Боуэн сел на скутер и подозрительно оглядел нас. Никто не сказал ни слова, не улыбнулся. Хотя потрясение так и витало в воздухе. "Прожорливый, как сириусец" — сравнение не свалилось с потолка… Убедившись в одобрительном молчании не только своего давнишнего напарника, Барракуда успокоился.

Майор хотел, видимо, подать знак к дальнейшему путешествию, но тут заговорил Ник Имбри, по-прежнему карауливший воздушное пространство:

— Интересно, можно ли освободить их от Субстанции?

Никто не спросил — кого это, "их". Откликнулся Римлянин.

— Эвтаназия. Клиническая смерть.

— Для этого их нужно сначала поймать, — ожесточённо сказала Бланш, брезгливо вытирая руки бумажными платочками, — и засунуть в какое-нибудь закрытое помещение, например — в камеру…

— … где до начала процесса эвтаназии они сожрут друг друга, — закончил Дайкс.

Марк Флик плюнул, может выражая равнодушие, может — пренебрежение пропащими жизнями. А затем замер, глядя на видный даже отсюда худой хребет кошки, которая поспешно, но со свойственной её племени деликатностью поедала подношение.

— Ребята, а вот если Субстанция — это душа и разум, то куда девается личная Субстанция тела-донора? Вдруг и правда получится отделить? И что будет? Безмозглое тело не получим?

25.

Меня и Тайгера поставили впереди кавалькады. Поотстав на полкорпуса, с обеих сторон нас охраняли Римлянин и Винсон.

Здесь, в пригороде, дома отстояли друг от друга на большом расстоянии, так что разведка боем не получалась. Казалось, солнечный тихий день глушит звук моторов. И, хоть ехали мы не спеша, никто не торопился выглядывать из своих убежищ. Если таковые были. В смысле, уцелевшие и убежища.

Широкая дорога, почти не загромождённая машинными остовами, позволяла не слишком зацикливаться на езде. Поэтому я получила время на размышления. Никто не спросил, почему я, а не Тайгер, обнаружила "по виду — человека". Решили, что я — экспер, и успокоились на этом? Боюсь, я несколько мнительна. Не дай Бог, начну вглядываться в лица разведдесанта с подозрением: а вдруг они теперь относятся ко мне по-другому?

Размышляла и одновременно машинально отмечала пейзаж впереди. Если настроиться на что-то, можно и машинальным фиксированием обнаружить искомое. Что ж, Бланш повезло… Я притормозила, подняв руку. Остановился и Тайгер, зыркнул насторожённо вокруг, затем вопросительно — на меня. Остальные мгновенно окружили нас плотным кольцом, ощетинившись оружием.

— В чём дело, Ата?

— Прошу прощения за самовольную остановку. Майор, вы не возражаете против дамских уединений минут на пятнадцать?

— Ата, с ума сошла? Какие могут быть сейчас уединения?

— Слева по курсу вожделенная лужа для Бланш. Брент, так есть у нас время?

Десантники таращили глаза налево (рванувшую туда брюнетку сцапал за спинку бронежилета Римлянин) и дотаращились: громовой хохот сотряс тихую улочку. Изумлённая Бланш перестала дёргаться, и ей показали обыкновенную ванну, чудом переселившуюся из дома на газон. Подобравшись ближе, "лужу" рассмотрели в деталях. Многолетние дожди своим содержимым вдавили огромный сосуд в когда-то ухоженную землю. Видимо, в последнее время погода стояла хорошая, и вода в ванне поражала прозрачностью, несмотря на плотный песок, камешки и плохо различимый мусор на дне. Но ведь вода до краёв! И тёплая от солнца! С солнечными бликами, сморщенными время от времени ветром в мелкую блестящую рябь…

Вместо того чтобы спросить разрешения, Бланш рыча расстегнула бронежилет, сбросила штаны, оставшись в более чем откровенном бикини. Остолбеневший майор резко отвернулся. Старая школа воспитания. Есть ещё на свете такие. Остальные вдоволь налюбовались на прекрасные формы и не отвернулись, а развернулись, приготовившись к кровопролитной защите вышеупомянутых прекрасных форм… Я плескала воду, охавшая-ахавшая Бланш отмывалась, а потом мы уже прямо в ванне сполоснули её штаны и бронежилет. Мокрые вещи натянули на багажник скутера, чтоб обсохли во время поездки, а брюнетка облачилась в запасной комбинезон. Его единственным недостатком, по ворчанию Бланш, был неполный комплект карманов, клапанов и других штучек для разного рода оружия.

За двадцать минут купания никаких эксцессов не произошло. Зато первые пять минут дороги мужчины, довольные, обсуждали прелести брюнетки. И когда только успели разглядеть? Стояли ведь спиной к нам… Черти, неужели использовали перископ.

— Ата! — окликнула Бланш по внутренней связи. — Я "спасибо" не сказала ещё. Это просто чудо, что ты ванну заметила. Так бы и проехали мимо.

— Это не чудо, это солнце блеснуло на воде. Пришлось приглядеться.

— Отставить посторонние разговоры! — недовольно вмешался Брент.

— Ага, как на мою задницу пялиться — это по уставу, а как поболтать — так посторонние разговоры, — лениво протянула Бланш, и майор поперхнулся.

На этот раз мы с Тайгером остановились одновременно. Только я определяла цель визуально, а лейтенант возбуждённо водил биодетектором. Прибор в его руках вибрировал, словно от нетерпения, но чем больше Тайгер смотрел на маленький экран, тем сильнее приходил в замешательство. Переключившись на "тонкое" прослушивание пространства, я поняла его: в воздухе витали человеческие эмоции и веяло ледяным холодом тварей. Биодетектор же, работающий на всю мощь, чётко показывал отсутствие впереди чего бы то ни было.

— В чём дело? — ворвался в уши тихий голос майора.

— Не знаю. Чувствую впереди слабые эмоции ужаса, отчаяния, боли. А на приборе — ноль. Пустота.

— Ата?

— Впереди человек и твари.

— Человек… Почему не сработал детектор?

— Какова преграда непроницаемости для прибора?

— Некоторые виды металлов и металлокерамики… А ведь это ответ. Хорошо. Вы, оба, можете определить расстояние до?..

— На повороте дороги, на конце этого дома, — сказал лейтенант.

— Согласна.

— Боуэн, Мид, Имбри остаются охранять скутеры. Остальные — короткими перебежками к означенной точке.

Группа Мида молча окружила оставленные десантом машины. Ненужный детектор лейтенант отдал Миду.

Мы с Тайгером опять шли впереди. Одно дело — двигаться по дороге, открытой обзору, другое — вламываться в густые кусты или обходить заросли, где может прятаться чёрт те кто или что. Мы пробегали метров пять-шесть, лейтенант поднимал руку — "всё чисто", и остальные бесшумно шли за нами.

Декоративный кустарник когда-то огибал газон вокруг дома. Теперь, буйно разросшийся, он превратился в идеальное место для засады, где мы прекрасно и устроились. Сквозь листву просматривалась просторная площадка с мусорными контейнерами, позади них ржавели три машины, две из которых в незапамятные времена явно "поцеловались", да так и остались в этом положении.

Сначала увидели тварь. Она, нетерпеливо рыча и повизгивая, бегала вокруг одного из контейнеров, изредка вставала на задние лапы, словно пыталась разглядеть крышку, — и снова принималась метаться вокруг да около.

Итак, теперь нашли человека.

Потом увидели серые облачка. Над тем же контейнером. Разглядеть было трудно: всё-таки солнце. Но взгляд сначала зацепился за неровный воздух над контейнером, он колебался и плыл, как над огнём. А потом… Мы же знали, что искать и как оно выглядит. Расплавленный воздух поделился на четыре облачка.

Не знаю, как другие, но я представила следующее: двое из уцелевших людей шли по открытой местности, когда их заметили тени-облачка. Один успел влезть в мусорный контейнер, который, как видно, не пропускал не только сканирование биодетектора. Второй не успел. Неизвестно, были ли эти двое в прошлом друзьями, но сейчас они превратились в хищника и его потенциальную жертву.

Лейтенант повернулся ко мне, тронул пальцами свой рот. По движению губ я прочитала: "Эмоции слабеют. Безнадёжность".

Меня пробрало холодом. Неужели спасённый решится выйти? Сколько времени он сидит в мусорном ящике? Умирает от голода? И кто прежде успеет добраться до него — тени или тварь? Хотя какая разница… Если тени доберутся раньше, тварь всё равно убьёт отчаявшегося во время его мутации.

Сухая дробь в наушниках заставила оглянуться на Брента. Майор на пальцах объяснил: мы, я и лейтенант, уничтожаем тварь — остальные бьют тени-облачка; перед стрельбой встать, стрелять по команде.

Кажется, лейтенант не совсем понял, почему надо вставать. Используя его же приём беззвучного разговора, объяснила: "Тварь всё время в движении. При виде нас секунды шока ей обеспечены".

Наивные! Какой там шок!.. Когда мы разом поднялись и шагнули из кустов, зверюга, похожая на ящерицу и одновременно напоминающая общипанную курицу, стояла на задних лапах, опираясь передними на контейнер. И вполоборота к нам. Изысканная поза, ничего не скажешь. На посторонний звук и наше появление тварь сиганула от ящика бешеной саранчой.

Зверюга допустила только одну ошибку в стремительном и яростном прыжке. Она прыгнула почти по-человечески, выпятя грудь и растопыря лапы, украшенные кривыми когтищами… Один-единственный заряд лазерного пистолета распорол её брюхо, и тварь тяжело плюхнулась почти у наших ног, разбрызгивая коричневато-грязные внутренности.

Стрелял лейтенант. Я сразу решила, что стрелять не буду. Тайгеру нужно точно знать, что зверюгу убил он. Поэтому второй выстрел, мой, ушёл в пустоту. И Тайгер это увидел. Что тоже и было задумано.

Отгремели выстрелы остальных. При отстреле теней воспользовались огнестрельным оружием.

— Почему ты не стреляла? — спросил Тайгер, медленно подойдя к человеку-ящерице и присев рядом на корточки.

— Нажала было, не глядя, а пистолет оказался неотрегулированным, — сказала я. И уточнила: — Оказывается, поставила на очередь, а не хотелось зря тратить заряды.

Он всё сидел на корточках, рассеянно глядя на бледно-зелёный панцирь твари и когда-то белое брюхо. Я стояла рядом и буквально видела, как серовато-жёлтая энергия, словно капли пота, стекает с него и тут же испаряется. Всё, боевое крещение пройдено. Больше Тайгер не будет трястись от страха, заранее придумав всякие ужасы. Теперь он знает, что работа военного — работа обычная. Надеюсь, что знает.

— У вас всё в порядке? — спросил Брент по внутренней связи.

— Всё. Что дальше?

— Открываем крышку контейнера. Честь этого открытия предоставлена тебе.

— Почему?

— Ты очень спокойная. И голос мягкий. Будь здесь Мид, он наверняка бы настаивал на твоей кандидатуре.

— А что насчёт просто постучать и предложить выйти? Человек же выстрелы слышал.

— Тайгер!

— Отсутствие эмоций. Не знаю, что это может быть. Но похоже на шок.

Опять шок! Сговорились они с этим шоком! У бедной зверушки должен быть шок! У человека в мусорном ящике шок!

Слегка раздражённая — ага, очень спокойная! — я направилась к контейнеру. Контейнер как контейнер. Только крышка с бортами закрыта плотно. Попробовав открыть, я поняла, что это не женское дело, и оглянулась.

— Ларри! Маккью! Помоги.

— Но!.. — вмешался было майор.

— У человека шок, так что…

Удар кулачищем резко поднял крышку в воздух. Маккью перехватил её и аккуратно прислонил к ящику. Я знала, кого выбирать на роль силача. Как вспомню ту ночь, когда Лоренс Маккью легко, почти как чемодан, нёс спелёнутого Лекса Берёзу в кают-компанию…

Я заглянула в контейнер. Дуло лучемёта, естественно, заглянуло туда приоритетно. Третьим заглянул Лоренс Маккью. Я-то эмоции привычно держала под крепчайшим замком. А вот у Маккью дыхание перехватило.

Мусора, как предполагалось спрессованного от времени, в ящике не оказалось. Контейнер был начисто вычищен от грязи, а на дне валялось тряпьё, очень похожее на затоптанные, но когда-то приличные шерстяные одеяла. И на них лежали двое мальчиков: первый, лет пяти-шести, был мёртв; другой, двенадцати-четырнадцати, находился, скорее, не в шоке, а в ступоре, потому что сидел, обхватив колени, и, не мигая, смотрел в стену.

26.

Я осторожно перелезла внутрь ящика, передала мёртвого ребёнка Винсону. Винсон болезненно поморщился от жалости и вдруг с тельцем на руках ринулся к лейтенанту. Я ещё увидела, как Тайгер поспешил ему навстречу. Неужели малыш всё-таки жив? Жаль, я не успела "посмотреть" его.

Обходя контейнер, чтобы помочь мне вытащить живого, Маккью едва не споткнулся и негромко выругался от неожиданности.

— Что там?

— Люк. Канализация.

Я приподняла мальчишку, и Ларри легко вынул его. Мы усадили беднягу на землю, прислонили к металлической стене контейнера. Он продолжал немигающе смотреть в ничто. Подошёл Тайгер, прислушался, помахал ладонью перед его застывшими, безучастными глазами, пощупал пульс.

— Обморок.

— С открытыми глазами?! — не поверил Боуэн. Майор отослал ребят помочь привести скутеры к месту происшествия, и теперь вся наша группа была в сборе.

— С открытыми. Бывает такое.

— Скольких подстрелили? Кто-нибудь считал? — спросил Брент, прикладывая электронную диагност-аптечку к виску мальчишки.

— Вместе с мутантом — девять.

Несколько отстранённо лейтенант сказал:

— Давайте определимся с терминами. Мутант — это всё-таки частичное изменение организма. А здесь — полное, да ещё с возможностью возвращаться в истинную форму.

— И что ты предлагаешь?

— Метаморф.

— Пусть будет метаморф. Что уж так обязательно переименовывать?

— За мутантов обидно.

— Никаких метаморфов! — заявила Бланш. — Слишком хорошее слово для плохишей. Ну-ка… Морф, морфик… О, морфец! И гадко, и скользко — самое то!

Разведдесант ухмыльнулся и принял новое кодовое обозначение.

Мальчишка тем временем задышал заметнее. Был он белокур почти до альбиносовой расцветки, на бледной коже лица снежно белели брови. Только на висках чуть смялись соломенные прядки.

Майор знаком предложил мне присесть перед мальчишкой. Почему мне? Здесь же и Ник Имбри. В конце концов, о нём точно известно, что он отец двоих детей! Или обо мне судят по словам Лекса Берёзы?

Первые проблески сознания начали оживлять мальчишечьи глаза. Совершенно машинально я расфокусировала свой взгляд и перешла на проникающее зрение. Всегда неплохо заранее знать, что случилось, да и вообще о человеке… То, что я увидела, заставило меня мгновенно развернуться.

— Эрик!

Тайгер поспешил было ко мне, но я быстро замотала головой и ткнула пальцем в губы. Я позвала Эрика, потому что пока лишь о нём знала: читать по губам он может. Лейтенант остановился и кивнул. Старательно шевеля губами, я изобразила: "Уберите зверя. Его мать". Тайгер снова кивнул и, ухватив за локоть Винсона, повёл за собой. Кивнул и отправился за ними и Леон Дайкс… Надо бы узнать у майора на всякий случай, все ли военные умеют…

— Ата, берегись!

Я поворачивала голову снова взглянуть на мальчишку, когда раздался крик и что-то жёсткое ударило меня в плечо. Моя рука рефлекторно дёрнулась вслед за стремительно прыгнувшим мимо меня подростком. Жилистый и неожиданно подвижный, он отозвался на попытку удержать его лишь плохо заметным, замедленным рывком. Он буквально протащил меня вперёд. Поскольку, вцепившись в его рубашку с коротким рукавом, я не собиралась выпускать его. Знакомое движение… Спасибо, Римлянин! Пара слов ещё оформлялась в сознании, а я уже оттолкнулась от земли и упала на спину мальчишки. Всё равно я тяжелее. Подо мной он забился. Худенькие руки я перехватила — и таким образом полностью лишила шанса на побег. Придавив плечом его голову, я зашептала:

— Миленький, ну, успокойся! Теперь всё будет хорошо…

Ножны на плече жёстко фиксировали белокурую голову левым ухом к земле, так что успокаивающие слова я шептала ему прямо в правое… Он ещё вздрогнул раза два — и обмяк.

— Вы кто? — шёпотом спросил он в пыль.

— Мы помощь.

Мелкая дрожь сотрясла его тело. Сотрясла и пропала. Как в начале дождя сыпанёт по траве и листве горсть капель — и тишина. Протрясло сухим плачем — поняла я и встала.

Он тоже встал, сгорбившись, с повисшими вдоль тела руками. Нас осмотрел исподлобья. Потом снова повернулся ко мне.

— Маму убили, да?

Сидевший на провисшей решётке газонной оградки, Луис Гилл похлопал ладонью рядом с собой.

— Садись, братишка. Хочешь соку?

— Соку? — неуверенно отозвался Младший брат, во все глаза глядя, как Римлянин ссыпает в походный складной стаканчик пакетик с розовым порошком и заливает его водой из маленького патрона, каких много у него на поясе. Мальчишка берёт стаканчик, принюхивается и осторожно пьёт.

Всё. Ритуал соблюдён. Он ел — пил! — из рук Римлянина. Значит — доверяет. Так, по крайней мере, казалось.

"Он сейчас сбежит", — заметил внутренний голос. "Знаю", — отозвалась я, наблюдая, как воздух вокруг мальчишки сгущается туманом, похожим на тёмно-серую тучу с острыми вспышками алых искр. Туча явно грозила грозой, в случае мальчишки — конкретным активным действием.

Мальчишка медленно протянул стаканчик Римлянину. Я увидела, как напряглись его тонкие, суховатые руки, и быстро, специально шаркая обувью по дороге, подошла к нему со спины. Он был чуть ниже меня, и обнимать его было приятно, почему-то до боли в сердце, почти до слёз. Он был… такой родной.

— Не убегай. Мы правда пришли на помощь. Хочешь, я познакомлю тебя с каждым? Меня зовут Ата. Вот этот верзила, который сразу определил тебя своим братом, — Луис.

Под моими руками мальчишка затаился. Он всё ещё не терял надежды сбежать от нас, но послушно двигался туда, куда его направляла я. А я всё перечисляла ребят из команды, только раз сделав паузу — для него, но не для Маккью, внимательно и удивлённо следившего за мной: "Маккью. Проверь люк, о который споткнулся". Маккью тут же исчез за контейнером.

Не переставая обнимать мальчишку, я села с ним около Римлянина.

— Ну, теперь поговорим. Ты, с матерью и младшим братом, был на открытой местности, когда вас увидели эти твари. Так? Мать спрятала вас в ящике. Сама спастись не успела. Сколько вы здесь прятались? Сутки? Больше? Младший умер от голода?.. Так?.. Бедненькие…

Мальчишечье лицо скривилось в отчаянном плаче, он сам развернулся ко мне обнять за пояс и разревелся. Я качала его, гладила его по голове и плакала сама. Римлянин обхватил нас ручищами и тихим басом упрашивал нас успокоиться. А напротив стоял Винсон и отрицательно мотал головой, глядя радостно и торжествующе.

— Она сдвинула ящик! — звенящим от слёз голосом выкрикнул мальчишка. — Она столкнула его! Мама всегда была сильной! Поэтому умер Ларс… Потому что она была сильной.

Из-за контейнера, напротив которого мы сидели, выглянул Маккью — лицо бесстрастное, но показал большой палец. Даже отсюда было видно, что рядом с ним на корточках сидит майор и глубокомысленно качает головой.

А мальчишка захлёбывался слезами, соплями, яростью и горечью и рассказывал мне в сгиб локтя, как мать, прихватив его и маленького Ларса, потихоньку ото всех (кто это — все?) выбралась на поверхность. Живут они под землёй, но иногда так хочется выйти на солнечный свет… Он, Денис, первым заметил лениво плывущие к ним тени. Ящик-то совсем рядом. Но тени всё хорошо рассчитали. Ларс маленький — его надо поднять и опустить вовнутрь. Пусть даже Денис туда забирается сам — время тянется именно из-за братишки.

Наши стояли, боясь шелохнуться. По рассредоточенности глаз я знала, что они воочию представляют происходившее. Вот мать опустила Ларса в контейнер, где братишку подхватил Денис. И вдруг изо всех сил захлопнула крышку. Ошеломлённый Денис решил было, что мать просто не удержала крышку. В следующий момент он понял: случилось непоправимое. Подсказал мягкий стук в боковую поверхность. Стук тела, бьющегося словно в припадке… Заплакал Ларс. Денис обнял его и стал покачивать. Нужно успокоить брата во что бы то ни стало. Не услышь их, зверюга, бывшая мамой, могла бы уйти. Но Ларс не успокаивался и звал маму, и пришлось по-быстрому раскидать тряпки и постараться открыть люк. А зверюга услышала и стала бегать вокруг контейнера, а потом биться о ящик, сама того не подозревая — сдвигая его с места спасения. Некоторые контейнеры в городе были без дна и стояли над люками, о чём превращавшиеся в чудовища не помнили. Денис обмолвился, что больше всего боялся обратного превращения матери: вернувшийся в прежнюю физическую оболочку человека оборотень, как правило, о люках тоже не знал, но мог догадаться открыть крышку…

Винсон потоптался и ушёл.

Я так и не поняла, чему он рад.

… От стука, мощных бросков на ящик Ларс расплакался больше. Плач ребёнка разозлил зверюгу. Она начала атаковать ту сторону контейнера, где сидел Ларс. А люк и так находился не на середине. Ужаснувшийся Денис обнаружил, что канализационный люк рывками уходит под стенку ящика. Денис ухватился за крышку, чтобы сделать ещё одну попытку. Опоздал. Нижний край контейнера намертво припечатал люк. И печатал дальше, пока люк совсем не скрылся. И стало всё равно, плачет Ларс или нет. Денис снова обнял братишку и начал машинально двигаться вместе с контейнером. У него ещё мелькнула мысль посадить братишку в противоположный угол ящика. Пусть Ларс плачет, а зверюга толкает контейнер на люк. Но мысль мелькнула опять-таки поздно — Денис давно потерял представление, в какой стороне остался люк… Ларс замолчал к ночи и стал совсем вялым. Денис думал, что брат устал и хочет спать, и вспомнил про сухарь, прихваченный перед походом на поверхность. Ларс есть отказался и выглядел сонным. А потом впал в дремоту и Денис. Когда стенка контейнера под ударами оборотня наезжала на него, он вместе с Ларсом на коленях отодвигался дальше. В тяжёлом полусне находились даже силы удивляться, что можно спать при таком грохоте… Под утро зверь ушёл, а вернулся, когда солнце уже взошло, — и с той же злобой бросился на контейнер. Денис уже перестал понимать, спит он или нет. Многочасовой грохот и душная тьма постепенно погружали его в кошмар, который он вряд ли сумел бы описать словами. Всего раз его вырвало из этого кошмара в реальность: он понял, что Ларс умер, что он обнимает ещё тёплое, ещё мягкое тело братишки. Тогда он хотел выскочить и убить зверя. Удержало воспоминание: тень была не одна, и наверняка они всё ещё ждали… А потом вообще всё стало безразлично.

И тут пришли мы.

Мальчишка затих, тяжело вздыхая от плача и пережитого. Я подняла глаза, продолжая гладить его беловолосую голову. Луис Гилл холодно смотрел вдаль. Бланш резко смахивала слёзы. Имбри обнял огнемёт и мыслями был где-то далеко. А откуда-то от скутеров шёл счастливый Винсон и нёс малыша Ларса, который удивлённо и всё ещё сонно поглядывал то на спецназовца, то на нас.

— Денис, взгляни-ка, — тихо сказала я.

27.

Возможно, все свои сильные эмоции мальчишка выплеснул в плаче и в рассказе. Во всяком случае, при виде братишки он только прерывисто вздохнул и поднялся ему навстречу. Ларс, непрерывно зевающий, сам протянул руки к старшему брату.

— Тайгер говорит, мальчонка впал в оцепенение — кататонию, что ли? Перегрузка для нервной системы слишком велика оказалась.

— Слава, Богу, — сердито пробормотала Бланш.

Минут пятнадцать ушло на полноценный обед для мальчишек.

В течение их обеда мы все побывали у открытого канализационного колодца полюбоваться на чёрную, исчезающую с глубиной дыру. Скобы, удерживающие крышку, были простейшими, но сама крышка тяжела. После обеда Денис показал, что с большим усилием, но может поднять громоздкий кругляш. Денис же попросил вернуть мусорный контейнер на колодец. Теперь стало понятно, почему в ящике внизу набросаны тряпки: в случае опасности человек мог прыгнуть через край контейнера и упасть на мягкое.

— Вы живёте там, под городом? — спросил Брент, прикинув, что сейчас уже можно вести деловую беседу.

Старший мальчик набросил на себя какие-то ремни, подобранные из тряпья в контейнере. Едва он застегнул их на груди и на поясе, Ларс привычно обнял Дениса за шею, и тот просунул ноги братишки в ремни. Получилась ременная сетка, в которой молодые мамы иногда носят своих малышей.

— Да. Там раньше была подземка. Вагоны мы приспособили под дома. Привыкнуть можно, только холодно бывает.

— А сколько вас там?..

Вопросительная интонация в голосе майора оборвалась на полпути. Легко было восстановить слово, которое Брент буквально проглотил: "А сколько вас там осталось?"

— Дирк сказал, по последним подсчётам, нас под землёй около шестисот. Не считая тех, кто живёт на другом конце города, а ещё тех, кто, возможно, остался в химгородке. У них автономная система коммуникаций, поэтому мы там ни разу не были.

Дирк! От этого имени потеплело на душе явно не у одной меня. И недоверчиво, и радостно заулыбались все…

— Дирк… Дирк… — Майор прикинулся вспоминающим. — Он, случайно, не был начальником охраны в исследовательском городке?

— Ага, был. Когда началась чума, он и ещё трое вернулись в город и ушли под землю. И начали затаскивать под землю живых, кого нашли.

— Начальник охраны бросил вверенный ему объект, — покачал головой Брент. Он, видимо, задумал вытянуть кое-что из мальчишки. — Как же он бросил людей на произвол судьбы в этом, как ты говоришь, химгородке? Ты же сам сказал: он упомянул, что там остались живые?

Денис встряхнул Ларса, чтоб тот сел удобнее, но тут к ним поспешил, как ни странно, Леон Дайкс и осторожно вынул младшего из ремней.

— Пользуйся, пока мы рядом, — сухо и наставительно сказал он. Несмотря на сухость тона, Ларс обнял его за шею и обхватил ногами пояс. Ладонью Дайкс придерживал его под зад.

Еле слышное хмыканье Бланш — и я повернулась к ней. На лице брюнетки впервые обосновалось довольно странное выражение, настолько для неё странное, что я не сразу разобралась, в чём дело. Она рассматривала Дайкса вдумчиво и пристально, часто хлопая ресницами, словно никак не могла проморгаться и увидеть целиком… Я тоже хмыкнула: вот оно что! Бланш впервые примеряла мужчину к себе не в качестве партнёра по интимным играм, а в качестве долгосрочного спутника жизни — мужа и отца её детей.

— Ну, так как? — добивался от Дениса ответа Брент, сердитый, что их прервали.

— Дирк молчит, что у них там было, — спокойно сказал мальчишка. — Но мы почему-то думаем, что он ненавидит тех, из химгородка. И не надо давить на меня. Я всё равно не поверю, что Дирк мог кого-то бросить.

— Потому что он спас тебя?

— Он спас всех, кого успел. Только Дирк знал, что чума летает тенью. И это он придумал использовать мусорные контейнеры и колодцы, чтобы выходить наверх за продуктами и вещами.

— Ладно, веди к своему Дирку.

С некоторым сожалением скутеры оставили в подъезде дома, ближайшего к выходу в подземный город. Больше всех возмущённо кряхтел и ныл, конечно, Барракуда. Денис сначала недоумённо всматривался в него и успокоился только после замечания Тайгера: "Среди нас есть и штатские".

Первым спустился Марк Флик.

— Смотрите-ка, здесь какие-то цифры! Ага — "65". Эй, Денис, что это значит?

— Шестьдесят пятый колодец, — сказал Денис, спрыгивая рядом с Дайксом. Мальчишка теперь поневоле ходил за Дайксом, как привязанный, боясь оставить брата.

— Нумеруете колодцы, как только найдёте новый?

— Не совсем так. Мы не только ищем колодцы. Их ведь много. Но не каждый нужен. 65-ый выводит к дому, где вы оставили скутеры. В этом же доме, в подвальном помещении, склад детской одежды. А ещё это улица. Все колодцы с шестидесятого по шестьдесят девятый — это одна линия в определённую сторону. Так их легче запомнить.

— Вы часто вот так просто выходите наверх?

— Н-нет. — Заминка мальчишки получилась очень заметной, но никто не хотел спрашивать, в чём дело. И так ясно, что мать мальчишек была довольно своенравной особой. Себя-то она, наверное, считала свободолюбивой.

— А как вы обычно выходите?

— Дирк обучил мужчин и взрослых мальчиков. Обычно всегда договариваются, кто идёт и кто сопровождает. А мама… — Он снова запнулся. — Ларс играет и не замечает, как рвёт одежду. Она не хотела, чтобы нас обвинили… Хотя столько вещей… Город такой огромный…

— Это мама сказала? Насчёт "обвинили"? — не выдержала я.

Слабый кивок Дениса подтвердил моё впечатление о самоуверенной женщине. Несмотря на то что она пожертвовала собой (если так можно выразиться), она вызвала во мне глухую злобу. Взбалмошная дамочка! Вздумала куролёсить, так хоть бы детей оставила в безопасном месте.

Спускавшийся последним Римлянин надёжно закрепил тяжёлую крышку. И вот мы в начале подземной улицы. За несколько лет до дня катастрофы подземные коммуникации высохли, и сыростью почти не пахло. Еле светили, уходя вдаль, белые плафоны по стене справа.

— Откуда здесь свет? — изумлённо спросил Марк Флик.

— Автономные генераторы, — ответил Денис. — Когда дойдём до поворота, надо будет выключить этот участок и включить следующий. Дирк всё время говорит, что надо экономить, хотя наверху машин с топливом много. Но ведь неизвестно, сколько всё это будет продолжаться? — по- взрослому закончил мальчишка, и все поняли, что Дирка он уважает и поэтому, может, неосознанно, копирует его интонации.

— До подземного городка идти часа три, — добавил мальчишка и пошёл рядом с майором. Брент время от времени задавал вопросы и старался, чтобы остальные слышали ответы. Ларс крепко спал, и Дайкс шагал мягко, боясь разбудить его.

Монотонный шаг в монотонно чёрно-сером помещении с монотонным качанием фигур и их теней отключил меня сразу. Я не слышала ни разговора, вводящего нас в быт невольных подземных жителей, не узнавала и не хотела узнавать идущих впереди и позади меня. Вес тела перестал ощущаться, я плыла и постепенно вплыла в себя самоё.

Внутренний голос, изредка вылезавший со своими репликами когда надо и не надо, висел сейчас перед глазами тёмным сгустком. "Чего ты боишься?" Я вяло удивилась: с чего он взял, что я боюсь? Но голос лучше умел определять, что со мной происходит, недаром он был внутренним: "Ага, вот оно что. Ты боишься, Дирк тебя узнает. Но ведь ты думаешь, что события, связанные с Дирком, — это всего лишь сон!" Не впервые я попыталась поймать голос: "А это в самом деле так?" Он, как обычно, легко избежал ловушки, переключив меня с проблем памяти на проблему насущную: "Даже если сон с Дирком — реальность прошлого, ты можешь не бояться. Он тебя не узнает. Не забывай, что хирурги буквально вылепили тебя заново". Но я не отступала: "Мне плевать на то, что со мной сделали. Кто ты или что ты?" Лучше бы я не спрашивала, потому что ответ облил меня ледяной водой, хуже — мне швырнули эту колючую воду в лицо, с размахом выплеснув из ведра: "Я не помню".

После шелестящих слов всё вокруг стало отчётливо-обнажённым. Я увидела фигуры идущих и узнала каждого по мельчайшей особенности, которая обычно не бросается в глаза в повседневном общении. Стало ясным не только зрение. Ледяная вода обострила ощущения и освежила мозги. Теперь я знала, какой вопрос задать, прежде чем внутренний голос своевольно откажется продолжить диалог — как это уже часто бывало. Но пока он здесь. Я всё ещё чуяла его присутствие — присутствие тёмной тяжести словно на периферии сознания и зрения.

"Кем ты себя считаешь?" Секунды тишины, короткий шелестящий смешок. "Твоим хранителем и Стражем от врага твоего". Я услышала именно так: "хранитель" — с маленькой буквы, "Страж" — с большой. Что это значит? Голос намекает, что его главная функция — сторожить? А охранять мою особу — это так, попутное развлечение?..

Я едва не споткнулась о какую-то трубу, наполовину вросшую в дорогу, и неожиданно для себя сделала два вывода. Первый грел душу: по мнению внутреннего голоса, я не слишком нуждаюсь в охране. Это приятно. Второй вызвал кучу мурашек по телу: мой сон — прорвавшееся воспоминание. Я всё-таки была там. И чёртова Субстанция есть во мне. И, кажется, Страж не даёт ей захватить моё тело и сознание…

Тёмная, еле различимая взвесь медленно растаяла. Никаких возражений. Своим исчезновением Страж подтвердил мои выводы.

Почему же Тайгер не засёк холода от меня? Страж возвёл крепкие стены вокруг Врага моего?

И как мне теперь жить с этим знанием?

— … чёрта втянул меня в это чёртово дерьмо? — проворчал позади Барракуда.

— Ты же сам захотел некоторое время поработать законно и получить законные? — отбивался Ник Имбри.

— Кто ж знал, что от законной работы может вонять незаконным запашком?

— Это же военные, да ещё полиция. Как будто от неё можно ждать чего-то иного.

Они вполголоса переругивались, а я вернулась к вопросу: каким образом Имбри увидел мой сон? Попробовав на вкус несколько ответов, поняла, что без помощи Брента задачки не решить. А Брент должен помочь, не подозревая о том. То есть надо напомнить майору, что Имбри видел чужой сон и неплохо бы у Ника узнать, где именно он его видел. Потому что майор уже спрашивал — где и когда, а ответ получил только на "когда". Но подталкивать Брента надо очень осторожно. Проницательный человек, он может сразу задаться собственным вопросом: а зачем именно сейчас узнавать у Имбри, где он видел сон о Персее? Так что осторожно, Ата, очень осторожно… Может, кстати, вспомнить, где я была сама полтора года назад? А через Барракуду выяснить, где он и Ник были в это время…

Внутренний голос вылез, как всегда, не вовремя и непрошеный. Несколько смущённо он предложил больше не ссориться с Имбри и забыть кровавое недоразумение между нами… Эт-то ещё что за шуточки?!

28.

Чисто машинально увидела, как Брент поднял кулак с двумя "рогами" — торчащими указательным и мизинцем. Две секунды, чтобы группа сосредоточилась на сигнале, — и пальцы округло согнулись: "Переходим на внутреннюю связь". Есть, "переходим"!

Негромкий голос Дениса толкнулся в уши.

— … И мама приехала за Ларсом в образовательный центр, и ей пришлось забрать и меня, потому что две последние лекции у нас отменили. Наш преподаватель не пришёл. В центре не знали, что с ним и где он, и дозвониться до него оказалось невозможно. Но все знали, что во второй половине дня он работает у доктора Кейда и часто остаётся на ночь там, в жилой части комплекса, если работа затягивается. В общем, нас отпустили, я сходил за Ларсом, и мы стали ждать маму. Она приехала на аэротакси, сказала, что папа тоже вернётся сегодня рано, так что мы сможем поехать в Диснейленд. Поэтому сначала надо съездить домой пообедать, а потом можно и повеселиться…

… Хотя дожди на Персее достаточно часты, в тот день погода обещала тепло и безоблачное солнце. Рита с детьми загружала вызванное аэротакси продуктами из универсама. Водитель, энергичный парень лет тридцати, помогал раскладывать их по багажнику, более похожему на многофункциональный шкаф, где каждое отделение закрывалось отдельной крышкой или дверцей — предусмотрительность на случай непредвиденных обстоятельств как в воздухе, так и на земле.

— Мама, ужастик! — весело закричал Ларс.

— Ага, — рассеянно сказала Рита, запихнула наконец последнюю упаковку с сублимированными продуктами в последнюю ячейку багажника и подняла голову.

Малыш мог увидеть что угодно: игрушку в витрине магазина, рекламу… Риту забеспокоило, что со спины и с плеч исчезло солнечное тепло. Неужели всё-таки набежали тучи? Неужели день прогулки будет испорчен?

Солнечный свет и правда как-то быстро померк, а по дороге замельтешили серые тени. Итак, она подняла глаза. Водитель — тоже и бормотнул:

— Надо же, а обещали без осадков…

Люди задирали головы кверху, а маленький Ларс безнадёжно теребил мать за край блузки и безнадёжно уже ныл:

— Мама, мама! Ужастик!

Ныл, пока не вылез из глубины багажника Денис. Ларс быстро схватил его за руку и ткнул пальцем на угол универсама.

— Это не облака! — вдруг сказал водитель и опрометью прыгнул на своё место в аэротакси.

Задохнувшаяся от ужаса (она наконец взглянула на угол дома), Рита подхватила малыша Ларса и шлёпнулась позади водителя. Перепуганный Денис плюхнулся у окна напротив.

Первой, замеченной Ларсом, вышла из-за угла зверюга с невиданно высоким гребнем на хребте. Чудовище шло, раскачиваясь тощим длинным бронированным телом. Броня тускло поблёскивала пыльно-жёлтыми чешуйками, словно облитая слизью. И вообще, чудовище сильно напоминало сушёную рыбу, если б не бегемотоподобная морда и мощные кривые лапы. Хвост отсутствовал, и почему-то это обстоятельство вызвало у Дениса ещё больший страх.

Аэротакси дрогнуло и взлетело.

И тут из-за угла же выбрели другие уродливые звери, а небо потемнело ещё больше. Люди, застывшие у магазина, единой толпой ринулись в помещение. Денис всхлипнул. Сверху он ясно видел, как чудовища вмиг потеряли медлительность, словно среагировали на женские крики и плач. Чудища прыгали на людей, опрокидывали их на землю, и у Дениса появилось странное впечатление, что дикие агрессоры убивают людей отнюдь не из голода.

А чудовищный поток из-за угла не прекращался.

Денис дёрнулся. Он будто только что услышал, как водитель лихорадочно бормочет: "Боже мой, что это… Боже мой, что это?!" Аэротакси буквально кралось на высоте второго этажа, почти вплотную прижимаясь к стене. Кралось над растянувшейся толпой, бегущей вдоль бесконечного ряда магазинов. Многие пытались проникнуть внутрь, но там уже знали, что на улице опасность, и закрыли двери. От воплей отчаяния и ненависти аэротакси словно вибрировало.

Внезапно толпа взорвалась визгом и криком, а такси едва не врезалось в рекламный щит, закрывавший балконы третьего этажа.

— Не смотри! — закричала Рита и обняла Дениса, вжимая его лицо в свой живот. — Не смотри! — Ларс уткнулся в её плечо и дрожал.

Но Денис успел увидеть.

С неба слетали те же чудовища, но обладавшие крыльями, один взгляд на которые — и ясно, что крылья — тоже оружие. И, прижатый к материнским коленям так, что рисковал задохнуться, Денис видел повтор одних и тех же кадров из фильма кошмаров.

Героем фильма стало чудовище, одно к одному схожее с тем первым, замеченным Ларсом, только крылатое, и морда похожа на мяч, плавно переходящий в суженный длинный клюв. "Пеликан!" — мелькнуло в мыслях, и мальчишка закусил губу, чтобы не захохотать, одновременно чувствуя, как потеплели глаза от подступающих слёз. Чудовище спикировало на толпу буквально в трёх метрах от аэротакси. Кто-то из людей надрывно завизжал и бросился прочь, кто-то остановился и взглянул наверх, как, например, мужчина в серой рубахе и чёрных джинсах. Он замер на полушаге, вскинувшись на движение сверху. Наверное, он даже не успел понять, что произошло. Распяленная лапа ударила его в лицо, мгновенно сжав когти. Вторая лапа вогнала когти в грудную клетку жертвы, но не для того чтобы убить — чтобы удержаться на жертве. Ибо убило чудовище первой лапой. Легко и просто: сжало когти — и череп несчастного лопнул куриным яйцом.

Денис потрясённо вглядывался в жижу, облившую когти крылатого ужаса, — и в этот миг Рита обняла сына.

Но и с закрытыми глазами мальчишка смотрел с начала до конца одно и то же: вот падает с неба чудовище с телом сушёной рыбы, мордой пеликана, ящеричьими лапами и неожиданно длинным хвостом, похожим на шланг; вот мужчина вскидывает голову кверху; вот крылатый убийца в странном сером мареве на секунду замирает над ним…

Водитель, про которого машинально думалось, что он забыл о своих пассажирах, напряжённо сказал:

— Держитесь крепче. Сейчас будет сильный удар.

Среди хаоса воплей, стонов, рычания его голос хлестнул плёткой сиюминутного, возвращением к реальности. В маленькой клетушке на высоте пассажиры инстинктивно осознавали необходимость подчиниться хозяину такси. Они вцепились во всё, во что можно было, с тревогой ожидая "сильного удара", при котором водитель не надеялся на ремни. А тот, уловив тишину после лихорадочной возни закрепляющихся пассажиров, внезапно направил аэротакси в следующее же окно бесконечного здания. Притом он успел развернуться с мчащимся на таран ящером.

На грохот обваливающегося металлизированного стекла ящер не стал обращать внимания. Добычи хватало и на пешеходных дорожках. Тем более что машина своей массой забила окно.

Водитель выскочил первым и помог выйти женщине с мальчишками. Огляделись. Они попали в какой-то офис, пустой, видимо, из-за обеденного времени. Кабинет маленький и — что важно — с единственным окном.

— Меня зовут Саймон, — представился парень, стоя у двери и вслушиваясь, что там, в коридоре.

— Рита, — машинально отозвалась женщина.

Заплакал Ларс. Денис присел на стул с круглым сиденьем, притянул братишку. Ларс плакал беззвучно, и Денис понял: если дальше будет смотреть на искажённое плачем лицо братишки, разревётся сам. Однако Ларс сам подсказал, что делать: плача, он то и дело нервно зевал. Денис огляделся.

— Давай-ка его сюда, — сказала Саймон, сообразивший, что он ищет.

Водитель легко поднял малыша и перенёс в кожаное кресло, прятавшееся за угловым столом. Денис машинально шёл за Саймоном и даже не удивился, когда Ларс, очутившись на мягком ложе, прочно огороженном спинкой и валиками, тут же свернулся в клубок и уснул. Братишке, для его возраста, слишком много досталось. Пусть не физически, но всё же…

Саймон, между тем, задумчиво стоял перед изящным стеллажем справа от кресла. Стеллаж состоял из металлических опор и пластиковых полок. Сначала Денис вяло удивился, почему водитель заинтересовался полками, поскольку на них почти ничего не было, кроме каких-то плоских коробок. Но Саймон так же задумчиво обхватил ладонью вертикальную опору стеллажа и чуть дёрнул её, точно проверяя на прочность. И Денис понял. Он любил боевые и героические фэнтези — и книги, и фильмы и игры. Поведение водителя подпадало под стереотип героя: он оказался в безвыходной, страшной ситуации, но ему нужно и выжить, и спасти слабых. Теперь и Денис с интересом вгляделся в стеллаж. В замаскированное оружие.

— А мы сможем отодрать их?

Мальчик ни на секунду не сомневался, что будет на равных принимать участие во всех событиях.

— Пластик тонкий. Об колено — и всё дело.

Они освободили полки стеллажа и живо вынесли его на середину кабинета. Рита испуганно смотрела на них, а когда раздался треск отдираемого пластика, зашипела:

— Тихо! Тихо! За дверью услышат!..

Саймон встряхнул темноволосой головой, сгоняя прядь со лба.

— Если уж на грохот моего такси сюда никто не заглянул…

Но всё же встал и вновь подошёл к двери. Помедлив, открыл.

— Пусто. Не будем включать света, может, и дождёмся, пока всё не придёт…

Он не договорил, но Денис легко закончил фразу: "… не придёт в норму".

Если честно, то мальчик не боялся за последнее. Меры предосторожности против чудовищ — это само собой, но полиция сейчас придёт в себя от неожиданности и…

— Надо забаррикадироваться.

Тихие слова Риты беспомощно повисли в воздухе, когда все трое огляделись в поисках материала для баррикады. Запирать дверь оказалось нечем. Хлипкие столы и стулья, ещё один стеллаж. Кресло, в котором спал Ларс, выглядело солидно, но одно проблемы не решало.

— Хотя бы замок заклинить! — жалобно сказала Рита.

— Зачем?!

— Не знаю. Мне так спокойней.

Саймон пожал плечами и пошёл к окну. Машина упёрлась носом в пол кабинета, багажник остался на высоте и с улицы. Взрослому человеку трудно залезть в аэротакси, не потревожив машины. Рита не успела опомниться, как водитель помог Денису забраться в кабину и сказал вслед:

— За пассажирским сиденьем внизу есть дверца с двумя защёлками по бокам. Откроешь — там сумка. Вытащишь осторожно. Я пока машину подержу.

Денис добыл сумку быстро, несмотря на её тяжесть. В сумке оказались универсальные инструменты для мелкого ремонта. Пока Саймон возился с кабинетным замком, Рита препиралась с сыном по поводу вылазки в аэротакси, вклиненное в окно.

А потом сделали всё: и заклинили замок, и обзавелись оружием из металлических стоек стеллажей (правда, Денис вспомнил бронированные бока чудовищ — и его передёрнуло), и уговорили Риту ещё раз отпустить Дениса в машину за продуктами, и разобрали кресло на части, устроив кровать для Риты с Ларсом, и попытались ещё раз дозвониться хоть куда-то, но молчали и личные телефоны, и оба кабинетных компьютера.

А потом наступил вечер, и сразу стало ясно, что Саймон зря беспокоился о свете: вечер подступал постепенно — сначала сумерками, затем сплошной тьмой. Саймон сначала решил, что женщина с ребёнком спрячется за тем же угловым столом, а они со старшим пацаном будут поочерёдно спать у двери. Теперь же, когда стало понятно, что энергосистемы города приказали долго жить, Саймон сказал, что спать они будут вместе, приготовив на всякий случай фонарики из машины.

Уже засыпая, Денис незаметно для себя длинно вздохнул, и на его голову опустилась тёплая мамина ладонь. Но и привалившись к мягкому маминому боку, Денис продолжал думать о том, что Диснейленд находится в конце той самой улицы, откуда появились чудовища; о том, что папа обещал приехать в парк сразу после работы…

29.

Утром Дениса разбудил Саймон. Мама и Ларс не проснулись, когда Денис тихонько откатился от них. Оказывается, Саймон уже сбегал на разведку и нашёл неподалёку туалетную комнату. Коридор с "их" кабинетом и туалетной комнатой был прямой. Пока Денис справлял нужду, Саймон сторожил и его, и спящих.

Когда они вернулись, водитель признался, что прошёл весь коридор от тупика до лифта. Где-то кабинеты были открыты — и пусты. Где-то закрыты, и тогда Саймон еле слышно стучал, но за дверью не откликались: "Кто там?" И тогда Саймон пришёл к выводу, что они на этом этаже одни. У Дениса даже закружилась голова, когда он представил, что они единственные живые не только на этой линии этого коридора, но и во всём здании. Неужели всех сожрали чудовища?

Но голова закружилась слабо, да и вообще с момента пробуждения Денис чувствовал себя вялым, словно больным, как было однажды, когда на спор с пацанами он выпил банку пива для взрослых. Наверное, поэтому он и не испугался, когда Саймон тихонько разбудил его. А вот Саймон был лихорадочно возбуждён. Он сказал, что за окнами тех, открытых кабинетов сначала было очень темно, хоть глаз выколи. Но теперь, с рассветом, видно слишком многое. Даже в своём апатичном состоянии Денис понимал, что Саймону очень хочется показать, что там, на улице, и в то же время он боится напугать. А ещё мальчишка подспудно, почти не осознавая того, понимал, что Саймон обязательно должен поделиться впечатлением от увиденного, и тогда парню станет легче и спокойнее. И Денис сказал:

— Покажи.

Они ещё раз огляделись. Коридор в оба конца от "их" комнаты продолжал пустовать, и можно было надеяться на несколько спокойных минут. Затем Саймон показал мальчишке кабинет, по-утреннему сумеречный, откуда улица лучше просматривалась.

Оба чуть не умерли от страха, когда парень, закрывая дверь, уронил прихваченное оружие — стойку от стеллажа. Длинная полая трубка сухо забренчала по полу. Неизвестно, отчего испугался Саймон, но Денис ужаснулся, не проснулись бы мама с Ларсом. Стойка упасть на пол окончательно не успела: в очередном подскоке она так и застыла в воздухе, дрожащая в двух дрожащих кулаках, большом и маленьком. Саймон некоторое время смотрел на неё, а когда Денис отлепил от стойки мокрые пальцы, прошептал:

— Такого психа, как я, только в спецназ, да? Крутая была бы комедия…

"Зато я проснулся", — мысленно возразил Денис, вспоминая полыхнувшую в теле молнию, облившую кожу жарким потом… Он крепче сжал собственную железку и подошёл к окну.

В городе ещё только начало светать. Поэтому в сумеречную улицу надо было вглядываться даже со второго этажа. Будто затаившись от невидимого врага, на дороге беспорядочно застыли машины. Здесь был и наземный, и воздушный транспорт. Правда, транспортом эту смесь металла, стекла и пластика уже не назовёшь. Словно какой-то великан захотел поиграть, сгрёб в кучу попавшиеся под руку машины, а потом они ему надоели, он стукнул кулачищем поверху кучи — и получилась городская дорога нынешним утром.

Долго Денис не смог разглядывать искорёженные в авариях машины и перевёл взгляд на пешеходные дорожки. Здесь было посвободнее, хотя несколько машин, видимо потеряв управление, ворвались на тротуар. Денис машинально поискал глазами хоть что-то, что напоминало бы очертания человеческой фигуры. Нигде и ничего. Какие-то тряпки и бумаги, лениво перебираемые утренним ветерком, в которых взгляд почему-то увязал или вообще проваливался, — вот и всё. Денис даже отвернулся на секунды, когда понял, что это за пятна. Но что-то встревожило в смутном отпечатке утренней улицы, который остался перед глазами. И он снова обернулся. Где же оно? Так, кажется, нашёл.

— Саймон, слева кто-то движется.

Парень, тоже наблюдавший улицу искоса, от стены, стиснул железку.

— Слева — где?

— Полицейская машина носом в белый фургон.

Саймон отступил в сумеречную комнату и встал за Денисом.

— Вижу.

Полицейскую машину, которую узнали по надписи на крыше, обходил человек, пока ещё плохо видный в чёрной тени дома. Он нервно дёргал головой, словно пытаясь опередить потенциального врага, и то и дело приседал, прячась за частоколом из машин.

— Саймон, давай его позовём?.. А то вдруг здесь чудовища?

— Легко сказать — "позовём"… А если те же чудовища услышат?

— Давай окно откроем — я тихонько сбегаю за ним.

— Окно-то я открыть смогу… — неуверенно сказал парень, внимательно рассматривая щеколды рам.

— Саймон, давай быстрее. Вдруг что-нибудь случится.

— Давай-давай… Торопыга. И вообще… Сейчас выходить на улицу…

— Там же человек! Сожрут же его!

Кажется, Саймон начал жалеть, что привёл мальчика посмотреть на улицу. А Денис уже прыгал от нетерпения. Чего ещё ждать от двенадцатилетнего пацана? Саймон же медлил. За всю свою небогатую событиями жизнь он всё же усвоил, что очертя голову бросаться на помощь не стоит. СМИ, выбирая для показа самые экстремальные эпизоды из жизни человеческого муравейника, словно предупреждали: взрыв опасных проявлений человеческой психики начинается порой с чего-то незначительного. А на данный момент улица была мощным источником для появления психопатов. За себя Саймон не боялся, будучи в хорошей физической форме. Но ведь он поневоле принял на себя ответственность за жизнь женщины и её детей. Есть над чем задуматься, есть отчего заколебаться… Но, глядя на взбудораженного мальчика, Саймон решился.

— Ладно. Только ты останешься сторожить окно. Если что — закроешься.

— Почему ты? — обиделся Денис.

Парень едва не улыбнулся: мальчишка, кажется, в воображении уже обыграл киношку, где он в главной роли рыцаря в сверкающих доспехах — и как тут не обидеться? Ведь всё складывается очень просто и здорово… Но Саймон сдержался и, вручную отодвинув мини-щеколды. Воспользоваться автоматикой побоялся: слишком резкое движение может привлечь внимание затаившегося врага. Слава Богу, сигнализация отключилась, чуть только перестали подавать энергию.

— Второй этаж, расстояние до земли, — обстоятельно объяснил парень, вздохнул и продолжил: — Если что случится, твоя мама что будет делать? Каково ей будет?

Мама — аргумент убедительный. Денис кивнул и стал внимательно слушать и следить за руками Саймона: запоминал, как открывать — закрывать раму. Потом Саймон с минуту примерялся к месту приземления, оглянулся и предупредил:

— Окно закрой сразу. Что бы со мной ни случилось — не кричи.

Сел на бетонный край карниза и даже не спрыгнул — съехал по нему. Денис перегнулся через подоконник, дождался, когда парень оглянется, и так задвинул раму, чтобы можно было наблюдать хотя бы некоторое время за движением добровольного разведчика и спасателя. Правда, тень от здания продолжала затемнять улицу, и многого Денису было не разглядеть. Так что остальное мальчишка знал со слов Саймона.

… Ботинки громыхнули о тротуар, точно граната взорвалась. Так показалось Саймону. Он даже ощутил, как содрогнулась под ногами поверхность, как слабое эхо откликнулось от стен и мёртвого транспорта. Вообще машины, некогда привычная составляющая оживлённых улиц, словно в фильмах ужасов, преобразились в жуткие существа: они скалились криво искромсанным металлом лопнувших в столкновении покрытий, а поскольку дело происходило в утренних сумерках, Саймон уже пару раз вздрогнул до резкой боли в сердце, когда показалось, что машина справа и лёгкий полицейский вертолёт слева внезапно пошевельнулись. И если перед прыжком на улицу парень остро пожалел, что вооружён всего лишь стойкой от стеллажа, а не хотя бы ножом, то теперь ему захотелось надеть доспехи боевого робота из триди-игр.

Но тревога Дениса за беднягу, оставшегося в одиночестве на опасных улицах, передалась и Саймону. И вытеснила — ну почти вытеснила — его собственный страх. Поэтому он уже не рассуждал, нужно ли принимать неизвестного в их маленькое сообщество. Отбросив сомнения, парень сосредоточился: надо дойти до бедолаги и убедить его спрятаться в их временном убежище.

Вскоре Саймон услышал шаги. Странно. Незнакомец вроде бы таился, но топал так, что парень даже забеспокоился. Сам-то он уже на второй минуте путешествия мечтал снять ботинки и красться в одних носках.

Что-то круглое и чёрное мелькнуло над крышей аэротакси, раздавившего продуктовый фургончик "Развозим пиццу". Саймон не сразу сообразил, что это голова человека, — так испугался движения. Но всё-таки сообразил и заторопился, на ходу придумывая, как бы предстать перед незнакомцем, чтоб тот не заорал, невольно созывая чудовищ. Утешала лишь мысль, что если чудовища и попрятались, то уж их приближение заметить будет несложно: при нападении крылатых тварей жёстко свистит воздух, а бескрылые грохочут лапищами так, что мёртвые проснутся.

Незнакомец тем временем вышел на открытый участок дороги и замер, ссутулившись и опустив руки. Саймон несколько удивился, но, прячась за отлетевшей дверцей, разглядел его хорошенько и успокоился. Незнакомец стоял спиной. Отчётливо просматривался его офисный костюм, из-за которого только парень и поднялся, чтобы свистящим шёпотом окликнуть: "Эй!"

Человек в костюме внезапно упал на колени.

Саймон сморщился от чужой боли. Он только-только прочувствовал эту боль, мгновенно представив, как стукаются о дорожное покрытие коленные чашечки незнакомца, как вдруг за ним самим с безумной скоростью выросла ещё более глубокая тень. Она выросла с грохотом и жалобным визгом машин, разлетавшихся под пинками тех самых бронированных лапищ, о которых Саймон успокоенно думал, что всегда вовремя расслышит их.

И всё-таки парень бросился не в сторону, где, как заяц в кустах, мог спрятаться в изувеченных машинах. Он бросился к человеку на коленях в надежде оттащить его с опасного места, спрятать его, а потом он очнётся, и уж тогда-то вдвоём им будет легче удрать!..

Но когда до незнакомца осталось немного, шагов пять, тот из коленопреклонённого положения перевалился вперёд прогнутой спиной и странно вывернутыми плечами, опираясь на кончики пальцев. Саймон было нагнулся подхватить его под мышки — и увидел: пальцы неизвестного взбухают, темнеют и начинают блестеть жёсткой отлакированной поверхностью.

Парень попятился. Бежать он не мог. Собственные ноги набрякли неподъёмной тяжестью. Саймон еле тащил их и только выставил перед собой металлическую палку, понимая, как это глупо, и чувствуя себя дикарём из учебных фильмов об истории Земли. Дикарём, в одиночку нарвавшегося на компанию из мамонта и динозавра.

И когда Саймон ясно понял, что если и не станет жратвой для монстров, но уж точно сойдёт с ума, он принялся, как молитву, повторять: "Рита, Денис, Ларс… Рита, Денис, Ларс…"

И в тот момент, когда на незнакомце с руками-клешнями под напором чудовищных мышц начал рваться пиджак, а монстр-гора раскинул крылья, кто-то легонько ткнул Саймона сзади под колени, чья-то жёсткая ладонь зажала ему, падающему, рот. Тело потеряло почву под ногами и улетело куда-то под землю.

30.

Где-то наверху, на улице страшного, враждебного города, зазвенела выскочившая из рук Саймона металлическая стойка. Звук шёл отчётливый, пока его не оборвал лязг и грузный щёлк тяжёлой плиты, ставшей на место. Потом там же, наверху, сухо заклацали неловкие шаги существа, недавно научившегося передвигаться на мутированных конечностях. Потом над головой грохнуло так, что посыпалась невидимая мусорная мелочь, раздался странный горловой взвизг и смачное чавканье. Потом низкий недовольный рык, хоть и приглушённый, но далеко разнёсшийся по замершей улице. И снова громоздкое и чудовищное — топ, топ…

Всё это время в чёрном, слепом и тесном пространстве хранилась такая же чёрная тишина. Саймон, притиснутый к странно ребристой, но мягкой груди человека, зажимавшего ему рот, осторожно пошевелился.

— Орать не будешь? — Шёпот тепло прошелестел в самое ухо.

Парень осторожно, чтобы не стукнуть державшего в подбородок, помотал головой. Ладонь со рта исчезла.

— Герой, — сказали напротив. — С палочкой на улицу вышел.

— Реалист, — возразили слева. — Хоть что-то в руках… Дирк, как ты думаешь, что там сейчас произошло?

Человек за спиной Саймона тихонько вздохнул.

— Что-что… Один слопал другого — вот что. Гуманитарная помощь нам — вот что. Эй, реалист, спускайся. В шаге от тебя лестница, давай руку… Не дёргайся, расслабься. Это я руку твою тяну к перилам. Схватился? Давай, шагай. Там, внизу, ещё пара таких типчиков, как ты. В хорошей компании будешь.

— Подождите! — сипло заговорил Саймон и откашлялся в кулак. — Подождите. Я не один. В здании наверху женщина с двумя детьми. Мальчишка, Денис, ждёт меня у окна, на втором этаже.

Вновь секунды мёртвой тишины, в которой парень слышал только собственное сопение. Наконец назвавший его реалистом высказался:

— Пойдём с боем поверху или поищем коммуникации?

Саймон с облегчение выдохнул. Кто бы ни были эти люди, они не сомневались, что Рита с мальчиками в опасности, и были готовы помочь.

— Пока ищем, может многое случится, — отозвался Дирк. — Придётся вылезать. Реалист, как тебя звать-то?

— Саймон. Возьмите меня с собой, со мной легче найти окно.

Пока Саймон ждал ответа, он немного начал понимать Дениса, обиженного недоверием взрослого человека…

— Хорошо, что сам вызвался, — пробормотал Дирк. — Максим, страхуешь нас со спины, но не увлекайся. Как только пропадём из виду, закрывай люк. Ну, Саймон, держал когда-нибудь в руках настоящее оружие? Автоматическое, лучевое?

— Только в триди-играх.

— Там используются игрушки на манер автомата, — сказали из темноты. — На, держи. И запоминай на ощупь: вот эта кнопка налево — одиночный выстрел, направо — очередь. Всё понял? Стрелять всякую мразь по глазам, а серую муть — в упор.

— Серую муть? — беспомощно переспросил Саймон, тем не менее крепко вцепившись в оружие.

Объяснять времени не хватало. В кромешной мгле четыре, как он определил, человека быстро и энергично готовились к выходу на поверхность. Тишина исчезла под напором деловитого пощёлкивания, постукивания. А перед самым выходом кто-то из этих деловитых незнакомцев спохватился и надел на Саймона пояс внушительной тяжести. Затем его автомат легонько потянуло прикладом вниз, что-то щёлкнуло, и невидимка сказал:

— Ну вот, о боезапасе нечего беспокоиться. Здесь на три часа непрерывного боя. Проникнись ситуацией.

Саймон проникся, отчего осмелел и хотел было спросить, что было не так с человеком в офисном костюме. Но сверху открылся сияющий круг, хлынул утренний свет — с небольшой паузой заслонённый двумя плохо различимыми фигурами, выскакивающими наружу. Голова одной из них снова появилась в круге, и голос Дирка позвал:

— Саймон, поторопись!

Невидимый в боковой нише Максим сказал:

— Иди-иди, не бойся. Я прикрою.

По узким ступеням лестницы Саймон поднялся медленно и неуклюже, хотя думал, что пробежит её по-молодецки. Мелькнувшая мысль, что на выходе ждёт громадный крылатый дьявол, облила ноги чугунной тяжестью. Но парень упрямо перебирал ногами, чуть не сквозь зубы повторяя: трое уже наверху — и пока тишина, а значит чудовище ушло… Трое же наверху…

Каждый шаг как точка в молитве.

— Руку! — сказал Дирк.

Саймон с трудом оторвал ладонь от тонкого поручня и оказался буквально выдернутым на улицу.

— Ну вот, а ты боялся, — понимающе сказал Дирк, темнокожий парень с невероятно усталым лицом, чего не могла скрыть даже подбадривающая улыбка.

На бегу представился Влад — крепкий коренастый мужчина, а затем и Рустам, похожий на боксёра, который спокойно мог обходиться без боксёрских перчаток, настолько громадны были его кулаки.

Оглянувшись, Саймон увидел выглядывающего из колодца Максима — оказался совсем мальчишка, с перевязанной наспех головой

Выяснилось, что, оглянувшись, он поотстал и трое дожидались его, присев на корточки за днищем машины, упавшей набок и опёршейся на капот другой машины.

Дирк с досадой сказал:

— Жаль, на тебя наушников нет. Не отставай. А увидишь где-нибудь полицейскую коробку, позови. У них обычно запасной радиошлем всегда найдётся… Ну, что… Где твоё окно с пацаном?

Некоторое время, высунувшись из-за поваленной машины, Саймон старательно определялся с ориентирами, наконец сообразил.

— Нам сюда. Там, кстати, и машина полиции.

— Ладно. Теперь все закрыли рты и короткими перебежками за мной. Влад, прикрываешь. Налево не смотреть, но слушать.

И не надо было думать, какую роль играет Дирк в своём маленьком отряде. Его слушались беспрекословно. Послушался и Саймон: его заворожила властная уверенность в голосе Дирка — уверенность, позволяющая с облегчением сбросить ответственность за всё, что угодно, с собственных плеч на плечи сильнейшего. Но Саймон был гражданским, и последняя фраза приказа сыграла с ним шутку, наподобие заклинания: "Не думай о розовом слоне!" И он глянул налево. Уже знакомым холодным потом облило ноги, враз отяжелевшие и прилипшие к дороге. В десятках двух шагах пока ещё спиной (щетинистым хвостом) к ним стоял крылатый дракон. Склонив мощную шипастую шею, он всматривался в содержимое разбитого всмятку аэробуса.

Сзади Саймона шевельнулся воздух, и он едва не закричал. Но пробегавший мимо коренастый Влад молча подхватил его за шкирку и, почти не сбавляя шага, поволок дальше.

Военные — в чём Саймон уже не сомневался — ориентировались на местности отлично. Он только указал, где находится нужное окно, под которым, чуть в стороне, будто присела полицейская машина, а Дирк с Рустамом эту машину уже распотрошили. Один шлем сразу надели на Саймона, включили связь и велели ничего не трогать, пока сами не снимут. Парень не обижался, что ему не объясняют систему связи, что обходятся с ним, как с малолеткой. Напротив, он чувствовал к ним всё большую благодарность: они без возражений приняли его состояние души и тела и вели за собой без раздражения и словесных пинков.

Вторую минуту потратили, запихивая в чехол, снятый с кресла в машине, ещё два шлема и странную для Саймона мелочь, найденную как просто в салоне и в багажнике, так и под приборной панелью, раскуроченной наспех, но профессионально быстро и бесшумно. То есть — едва закончили инструктировать Саймона насчёт шлема, тут же рванули к цели — окну, которое выделялось среди других слегка отражённым светом: Денис закрыл не до конца.

Попав в предполагаемое поле зрения мальчишки, Саймон замахал автоматом. Окно немедленно открылось. Высунулся Денис и обрадовано заулыбался при виде людей в военной форме. Дирк тоже махнул ему: "Уйди!" Мальчишка застыл, соображая, а затем шагнул в сторону: темнокожий парень снял с пояса какой-то жезл и, словно регулировщик, указал им в сторону окна. Жезл выстрелил — вылетевший гарпун зацепился за подоконник. Вся команда без приключений влезла на второй этаж.

— Вы пришли освободить город от чудовищ? — возбуждённо спросил Денис. Приключения в стране ужасов утомили его до подавленного состояния, а форма незнакомцев заставила воспрять духом.

— Денис… — начал расстроенный Саймон.

— Не надо! — перебил Дирк и сказал мальчишке: — Мы постараемся, Денис. Наверняка в городе есть люди, которые, как и мы, умеют выживать в экстремальных ситуациях. Если… Нет. Когда мы соберёмся…

Он замолчал, и двое из его команды вместе с ним обернулись к двери. Окно закрыли, поэтому все поняли, откуда шёл негромкий зов. Денис заспешил к двери.

— Это мама. Она нас потеряла.

Огромная ладонь упала на его плечо. Остановленный, Денис недоумённо следил, как Влад приник к косяку, прислушиваясь.

— Она волнуется, — прошептал мальчишка.

И только сейчас он заметил: Дирк в очередной раз внимательно оглядел комнату. Денис и раньше видел этот въедливый взгляд, но как-то не придавал ему значения. Но теперь движение Дирка заставило забеспокоиться.

— Открывай, — шёпотом велел Дирк Владу.

А Рустам отвёл Дениса и Саймона в самый дальний угол кабинета.

Дверь резко распахнулась. Три коротких дула издалека будто заштриховали пустой проём.

— Чисто, — сказал Рустам.

Все трое, приказав гражданским: "Сидеть!", быстро подскочили к двери, и снова оружие в их руках нервно задёргалось, выискивая цель.

— Там же только мама с Ларсом, — уже обиженно сказал Денис и, несмотря на предостерегающий шёпот Саймона, побежал из комнаты.

Из коридора не слышалось ни грохота бронированных лап, ни рычания жутких чудовищ, ни обвала стен и других частей здания, которые могли бы походя разрушить те же чудовища. Тишина стояла спокойной водой, и в ней, как солнечные зайчики, сияли тихие взволнованные мамины слова: "Денис, Саймон! Где вы?"

Он выскочил из кабинета, увидел в коридоре, у первого же поворота, такие родные фигуры матери и братишки… Длань Рустама сцапала его за ворот, едва не придушив. Хрипло вскрикнул Дирк: "Ложитесь!" И два автомата и один лучемёт обрушили на женщину с ребёнком шквал смерти.

31.

— Так мы узнали о тенях, — буднично закончил Денис. — Ларс тогда здорово напугался. Почти как сегодня. Только сейчас быстро пришёл в себя, а тогда он молчал трое суток и вообще был такой… без эмоций.

"Быстро пришёл в себя? — подумала я. — Быстро? Ночь в отключке! Бедный малыш!" Кажется, Дайкс тоже подумал об этом. Во всяком случае? Ларса он обнял крепче, будто предупреждал грядущие напасти.

Немного помолчав, Брент спросил:

— Их было только четверо? Женщины с ними не было?

— Была. Они её тоже спасли.

— Брюнетка невысокого роста?

— Нет. Тётя Леа совсем маленькая и старая… седая.

— Обратно вы тоже шли улицей?

— Да, но… — Мальчик запнулся, вспоминая.

— Сначала они убили "акулу", а потом двух оборотней, чтобы расчистить дорогу. Под землю чумовики боятся лезть.

— Я тебя правильно понял: чумовики — это общее название чудовищ?

— Ага. "Акулы" — это чумовики, которые имеют только одну форму, а оборотни — те, которые могут выглядеть как человек, но внутри они чужие… Здесь кончается ветка от люка наверх. За этим поворотом дверь на основную подземную улицу. Теперь тише, — деловито велел Денис. — Надо послушать, нет ли там кого.

Майор остановил всех.

— Денис, что-то я не пойму. Не ты ли говорил, что чумовики не могут попасть под землю? Кого мы там можем услышать?

— Наш подземный город, — Денис особо выделил слово "Наш", — он почти как был раньше город наверху — до чумы. Но есть ещё люди, которые тоже догадались спрятаться в подземке. Они не хотят жить с нами, не хотят нормально выходить на поверхность за всем, что нужно. Они лучше у нас заберут, хотя живут в районе основных продовольственных складов. Дирк уже два раза менял место нашего города, чтобы уберечься от них.

— Убивают?

— Неа. Уводят к себе. А ещё хватают что попало. Поэтому там, где дверь, нужно быть осторожней.

— Так значит вас больше шестисот? — уточнил Тайгер, кивая мне на поворот.

— Шестьсот человек — это нас вообще под землёй. Вместе с ними. Так думает Дирк. Он один раз сделал вылазку к ним и подсчитал.

— Вылазку? Весело живёте. Они нападают на вас, вы — на них.

— Мы не нападаем. В прошлом месяце у нас украли восемь человек. Дирк вернул пятерых… Эй, вы куда? Осторожнее! Надо же послушать!

— Спокойно, Денис. Это наши лучшие слухачи.

Я невольно улыбнулась. Улыбнулся и Тайгер.

Мы подошли к металлической двери, неуклюже окованной мощными металлическими полосами. Ручная работа. Видимо, Дирк постарался таким образом оградить "своих" людей от бандитов и прочей нечисти. Особенно умилил обычный дверной "глазок", при виде которого я машинально — и Тайгер тоже — всмотрелась в углы над дверью. Да, кажется, хотели оснастить дверь и камерами видеонаблюдения, но почему-то попытку не довели до конца. Может, Дирк энергии пожалел. Может, бандиты сразу распознали и стали бить все подозрительные стекляшки подряд.

Не оборачиваясь, лейтенант недовольно, но тихо сказал:

— Винсон, кончай дышать в затылок. Тебе-то что здесь надо?

— Мы, вообще-то, из одной тройки. Куда кто — туда и остальные, — без обиды ответил Винсон. — Может, я вас с тыла прикрываю?

— А то вдруг Бланш нападёт? — закончила я его мысль.

— Я что, мешаю вам?

— Винсон, твоё громаднейшее любопытство перекрывает все эмоции на расстоянии хорошего крика. Или отойди, или сосредоточься на чём-то другом.

И опять Винсон не обиделся. Он только тихонько откашлялся, замолк, как затаившаяся мышка под носом у кота, — и вдруг плотный эмоциональный туман испарился. Мы с Тайгером очутились в обычном, хорошо "просматриваемом" пространстве, где легко прочитываются все простые течения и мелкие всплески чувств.

— Чисто, — сказал Тайгер Бренту. — Пару часов назад здесь прошли несколько человек, но сюда даже не взглянули. Скорее всего, они не подозревают об этом коридоре.

— Подтверждаю, — сказала я.

— Может, проверить биодетектором? — предложил Барракуда. — На всякий случай?

— Барри, огляди нас всех хорошенько, — мягко сказал Ник Имбри. — Ты в этом отношении идеальный детектор. Кто из нас умрёт в течение этого часа? Ну?

Имбри ловко поддразнивал дружка, но все, в том числе и мальчики, с интересом, по силе не уступающим любопытству Винсона, уставились на Барри Боуэна. Тот не смутился и добросовестно оглядел каждого. Шутки ради я выставила вокруг себя блок. Толстяк угрожающе хмыкнул и показал мне кулак.

— Никто не помрёт.

В голосе Барракуды слышалось разочарование — настолько отчётливо, что Римлянин с Лоренсом Маккью беззвучно расхохотались.

Денис поспешил вперёд открыть дверь. Майор велел идти тройками… Мы — Тайгер, Винсон и я — оказались теперь в хвосте десанта. Последней мимо нас шла тройка психолога Мида. Ник Имбри шагнул за Барракудой и вдруг оглянулся. Правая ладонь, свободная от оружия, рассекла воздух, пальцы быстро задвигались. Я непроизвольно вдохнула аромат свежих роз — моя рука непроизвольно же дёрнулась в ответе.

Имбри застыл — для меня взорвался бушующим фонтаном огня. Через секунды он овладел собой и "обтянулся" таким коконом безразличия, что даже мне стало страшно: человек не может подавлять мощного напора эмоций без разрушительных последствий для физического тела… А потом, уже шагая и поглядывая на спину идущего впереди меня Ника Имбри, я испугалась ещё больше: а что это было?

— И что это было? — по внутренней связи недовольно спросил меня Тайгер. — Надеюсь, вы не собираетесь драться именно здесь и сейчас? Тоже — нашли место и время выяснять отношения!

— С чего ты решил, что мы собираемся драться?

— Считал, — угрюмо ответил лейтенант. — Я этих знаков не понимаю. Но понимаю эмоции. Попробуй переубедить, что я неправильно вас понял: Имбри предложил мировую — ты отказалась. И теперь Имбри после вспышки — ну, скажем, негодования — замкнулся. Ата, ты обещала сохранять нейтралитет, пока мы в опасной ситуации!

— А они правда переговорили насчёт драки? — полюбопытствовал Винсон. — Ата, если этот тип здорово докучает тебе, могу взять на себя его хорошее отношение к тебе.

Я с сомнением оглянулась. С Имбри Винсон одного роста, но Винсон плотнее в мускулах раза в два. И всё же… Начнись поединок, я не знала бы, на кого ставить: способности Ника Имбри применять систему знаков и его умение вкачивать в них энергию всё ещё были тайной за семью печатями. Спровоцировать его на дуэль? Не до того… Откуда он узнал, что мне нравятся розы, их холодный, малиновый аромат? Или Ник решил добиться примирения, вспомнив о традиционных цветах для ухаживания?

Мальчик, между тем, остановился перед одной из металлических дверок в сплошном кирпиче стены. Такие маленькие двери для обслуживающего персонала подземки встречались через каждые сто метров.

— Личная белая дверь в стене, — задумчиво сказал Синклер Мид. До сих пор он сосредоточенно наблюдал за Ларсом, который продолжал молчать, время от времени судорожно зевая. Судя по некоторым признакам, психолог составлял план вывода малыша из сумеречного состояния.

Денис открыл было рот, но отвернулся. Дверца ушла вовнутрь, и мы очутились в каменном коридоре, настолько глухом, что разговоры даже по внутренней связи закончились. Потом была ещё одна "белая" дверь и тесный тупик, выведший нас на небольшую остановку подземного транспорта. Выходы на эскалаторы были старательно перекрыты сцементированной грудой строительного материала: обломками бетона, секциями кирпичей. Оставались лишь два открытых пространства, по которым раньше ходил транспорт. Денис спрыгнул на пути и неуверенно постучал в стену. Рядом встали майор Брент и Дайкс с Ларсом на руках. Так предложил Синклер Мид.

После секундного молчания Денис громко сказал:

— Рустам! Откройте! Эти люди из военной полиции!

После суховатого щелчка канал путей довольно прилично осветился.

Понимая, что их разглядывают, Брент отступил на шаг.

— Майор Реджинальд Брент. Только что прибыл с группой на Персей. Можете связаться с нашим катером на орбите. Там подтвердят наши полномочия!

— Кто? — с усмешкой спросили за дверью. — Кто подтвердит? Те, кого мы знать не знаем? Почему же им мы должны доверять?

— Но вы попробуйте связаться! Насколько мы сумели убедиться, на орбите только одно космическое судно — наше, а значит…

— Судя по всему, вы ещё не пробовали и сами связаться с ним. Ладно, входите. Мальчик — первым.

Майор оглянулся на Тайгера. Лейтенант еле заметно кивнул. Пусть Денис идёт первым. Пропустив его, странная для загнанных в подземелье, слишком снисходительная стража не собирается закрыть дверь перед теми, кто идёт следом.

Едва я шагнула через высокий порог, дверь немедленно захлопнулась, а в маленьком переговорном оконце потух свет. Там, на путях, снова воцарились сумерки.

— Почему вы нас впустили? — резко спросил майор, глядя в глаза такого знакомого нам всем Рустама с его ковшеобразными кулаками. — Рустам, я вас спрашиваю! Мы не предоставили вам никаких доказательств, что мы именно те, за кого себя выдаём!

— На этой проклятой планете нетрудно угадать пришельца по его одному-единственному вопросу, — ответствовал Рустам, нисколько, казалось бы, не удивлённый, что именно к нему обратились по имени, хотя за его спиной настороже стоят ещё двое мужчин. — Если этот вопрос задают, конечно. Вы его задали. Связаться с вашим катером невозможно, майор. Здесь — во всяком случае, в городе, нет связи… Идите, Денис проводит вас… Кстати, Денис. Будь добр показать мне тот ход, через который вы ушли. Рита знает о вашей прогулке?

— Риты больше нет, — сказал мальчик и прошёл мимо, надменно вздёрнув подбородок. Но слёзы подступили слишком быстро, и трудно было их удержать.

А Рустам тяжело осел на скамью, видимо принесённую с какой-то станции, тяжело скрестил кисти огромных рук и глухо повторил:

— Риты больше нет.

32.

И снова Денис вёл нас по тёмным коридорам, но теперь всё ниже и ниже. Воспользовавшись одним почти чёрным коридором, он вытер слёзы и старательно ровным голосом стал предупреждать о маленьких неприятностях на пути: о погнутой ступеньке узкой металлической лестницы, об отсутствующем кирпиче или плите, на которых можно легко оступиться…

Наконец ещё одна дверь — и навстречу хлынул яркий, насколько возможно в подземелье, свет. Мы невольно остановились. Уже трудно было бы сказать, что перед нами новый коридор. Скорее, мы стояли в начале длинной трейлерной улицы. Хотя Денис и говорил, что беглецы с поверхности Персея поселились в вагонах подземки, для нас вид двух линий вагонов стал если не потрясением, то неожиданностью точно. И мы пошли между этими линиями по дороге, на которой даже существовало что-то наподобие спокойной жизни сельского посёлка где-нибудь в глубинке: на скамейках, обязательных у каждого вагончика — простите, трейлера, — сидели люди, либо чем-то занимаясь, либо просто болтая. Кто-то гулял, кто-то деловито шёл куда-то. У трёх "домишек" даже играли дети.

Взрослые цепенели при виде нас, правая рука их заученно дёргалась к бедру — и мужчины, и женщины носили оружие и, судя по реакции, неплохо обучены пользоваться им. Дети прыскали в стороны, подобно вспугнутым воробьям, и мгновенно исчезали из виду, чтобы через секунду-другую появится и неловко кивнуть Денису.

За спиной слышался бесконечный шаг толпы. Эхо помещения множило этот шаг и наполняло им воздух. Я покосилась на Тайгера: он кривился, как от боли, одновременно прислушиваясь к ней, — определял настроение жителей подземелья. Смысл напрягаться… Один взгляд на растерянные лица людей, которые не знали, то ли им радоваться, то ли подождать, давал ясность в главном вопросе: они не против пополнения, но надежды, что появилась действенная помощь, у них нет. Скорее всего, беглецы с поверхности Персея решили, что Денис привёл из города остатки ранее где-то окопавшейся воинской части. Хотя военных на Персее не было никогда. Здесь в мирном согласии сосуществовали полиция и гражданская гвардия из добровольцев.

Пройдя по четыре длинных "трейлера" с обеих сторон улицы, мы вышли на площадь, образованную отсутствием с обеих сторон по два вагона. Ближе к стене стояло странное сооружение, сильно напоминающее грубо, наспех сляпанную клетку для крупного зверя. Открытая дверь клетки выпускала наружу четыре даже на вид тяжеленные цепи — принадлежность измождённого до крайности человека. Пленник, если мы правильно поняли состояние этого человека, сидел на массивной тумбе и мирно разговаривал с темнокожим человеком военной выправки, в котором мы узнали Дирка. Их локти соприкасались (Дирк чистил оружие), и вражды друг к другу оба явно не испытывали.

— Саймон!

Денис помчался к тумбе. Собеседники замолчали, удивлённо глядя на нас. Мальчишка шлёпнулся рядом с измождённым человеком и прижался к нему, обхватив за пояс.

— Господи, что с ним?! — ошеломлённый шёпот Марка Флика толкнулся в уши.

— В нём морфец, — шёпотом же ответил Тайгер.

— Оборотень, — поправила Бланш.

— Тайгер, Мид, Уиверн — со мной, — сказал Брент. — Остальные ждите здесь.

— И вообще жрать хочется, — вздохнул Барракуда.

По словам Дениса мы представляли себе Саймона энергичным парнем, который охотно откликнется на призыв о помощи и, не раздумывая, влезет в приключение на свою голову… Мерещился портрет весёлого, где-то даже простодушного человека, довольно плотного телосложения — таксист, сидячая работа!..

Я чувствовала жалостливую озадаченность наших, но чем ближе к Саймону — ходячий скелет! — тем лучше понимала: только благодаря железной воле, он сохранил своё, человеческое, несмотря на яростные попытки вторгшегося агрессора полностью завладеть его сознанием и душой. Правда и то, что борьба шла с переменным успехом, судя по клетке и цепям. Но Дирк сидел с ним рядом. И я обозлилась на Тайгера. Зачем он сказал нашим о морфеце? Трудно было промолчать? Или он компенсирует демонстративным знанием свою недостаточную воинскую подготовку? Но ведь должен понимать, что объяснением он настраивает всех на определённое отношение к бедняге! Вон и Брент присел на скамейке, напротив тумбы, то ли сознательно, то ли инстинктивно остерегаясь, ближе к Дирку, хотя скамейка была повёрнута таким образом, что наибольшая близость получалась между Саймоном и любым другим его собеседником. Если предполагается, конечно, разговор мирный и доверительный.

Тайгер последовал за начальством, я же устроилась на другом конце скамьи, в двух шагах от Саймона.

— Саймон, это Ата! — звенящим от счастья голосом представил меня Денис, и стало ясно, что мальчишка безумно рад человеческому состоянию друга, особенно сейчас, после смерти матери.

Приплёлся малыш Ларс, уткнулся в колени Саймона. С трудом подняв руку, мужчина положил ладонь на голову мальчика.

Едва слышное движение тяжёлой цепи словно прорвало сдержанность Дениса. Он рассказал Саймону всё о вылазке и встрече с нами, изредка машинально обращаясь ко мне или майору за подтверждением. Мы кивали — он продолжал. Дирк слушал молча.

Во время рассказа на другую сторону тумбы присели Влад и Максим. Так что, когда замолк Денис, Дирк коротко рассказал о предыдущих событиях, а его (когда-то) подчинённые уточняли важные, с их точки зрения, детали. Так, в частности, мы узнали, что выпустил чумовиков на волю профессор Бруно Кейптаун. Охранники всё-таки отыскали надёжно защищённое помещение в лаборатории и до отключения основного питания успели просмотреть записи видеокамер. Что, в частности, случилось с самим профессором — осталось неизвестным. Но в записи он решительно вошёл в хранилище и разом раскрыл все герметично закрытые до того контейнеры с инопланетным вирусом.

— Исходя из случившегося, — добавил Дирк, — мы думаем, что проф — из тех фанатиков, которые, не исследовав до конца, испытывают что-нибудь на себе. Некоторые из благих побуждений. Некоторые — ну, скажем так, из раздражения, что материал изучению не поддаётся. Боюсь, проф Кейптаун был из вторых. Он ввёл себе вирус, а потом сошёл с ума и решил заразить всех остальных.

— Это не вирус, — сообщил Брент. — Это Субстанция, по определению обитателей системы Сириуса. Есть у них такая легенда. На планете учёных и воинов осуществили отделение от тела некой совокупности разума и души. Планета мечтала о бессмертии. Совокупность (то есть Субстанцию) могли внедрить в любую другую молодую и здоровую плоть. Но что-то пошло не по задуманному сценарию. Остатки аборигенов покинули родную планету и постепенно рассеялись среди других цивилизаций. Вполне возможно, в легенде имели в виду именно Персей. Особенно если вспомнить, что предыдущая нам цивилизация тоже исчезла бесследно. Не хочется выдвигать версии бездоказательные, но, наверное, среди первопоселенцев тоже был свой профессор Кейптаун.

— Воины и учёные, — задумчиво повторил Саймон. — Это объясняет…

Что именно объясняет — он не уточнил.

Схватив за руку Дениса, я дёрнула мальчишку от Саймона. Человеческое изумление бывшего таксиста ещё успело среагировать на мой поступок: парень поднял брови. Но лицевые мышцы реагировали уже вяло. Зато зрачки глаз вдруг зазмеились ломаными линиями, как без воды трескается пересохшая дорога, когда этот процесс показывают в ускоренной съёмке. Тёмно-карий цвет глаз высветлился и перешёл в бледно-зелёный. Саймон замер, приоткрыв вдруг раздавшуюся в челюстях и суженную к подбородку нижнюю челюсть — слишком тяжёлую для его осунувшегося лица…

Дирк чуть отодвинулся. Но не встал.

— Переборет, — уверенно сказал он.

— Нет! — возразила я, прижимая к себе послушного от испуга Дениса. — Он слишком взволнован, чтобы контролировать…

Дирк пожал плечами, но отодвинулся ещё немного.

— Не знаю, как вам объяснить источник нашей информации, — медленно начал майор, не спуская глаз с меняющегося Саймона. — Очевидно, кто-то всё-таки смог покинуть планету, и отзвуки катастрофы на Персее в виде нелепых слухов просочились-таки в человеческий мир. Кто была та женщина, которая шла с вами из лаборатории?

— Ничего себе — слухи, — сказал Дирк, вставая и медленно отходя от тумбы. — Настоящая конкретика. Да, с нами была женщина.

— Так кто же она и где сейчас находится?

— Социопатка. Преступница, подписавшая с Кейдом договор о добровольном сотрудничестве. Мы, охрана, в подробности не вдавались. Она заявила, что попробует бежать с Персея и привести помощь. Мы отговаривали. В той ситуации нам необходим был каждый такой хороший боец, как она. Но условия изменились. Она, по сути, спасла нам жизни. Мы уже не могли придерживаться игры "полицейский и сбежавшая заключённая".

— И вы отпустили её? Так легко?

— Что значит легко?

— Она же могла быть этим… оборотнем!

— Почему могла быть? Она и была оборотнем.

— И вы отпустили её в наш мир? И так спокойно говорите об этом?

— Женщина не превратилась в чудовище! — рассердился Дирк. — И за эти годы мы ни разу не видели, чтобы чумовики превращали людей прикосновением или воздушно-капельным путём в себе подобных. Она не заразна, если вы намекаете на это! Сами сказали, что о вирусе нет и речи! На космошлюп мы усадили здравомыслящую сильную женщину, полную решимости добиться поставленной цели! Я не верю, что она могла пообещать и не сдержать слова. Скорее, поверю, что с нею случилась беда и она не долетела до людей.

— А почему вы не полетели с нею? — внезапно поинтересовался лейтенант.

— На город надвигалась беда, — равнодушно ответил Дирк. — Люди из лаборатории нас предали, но охранять беззащитных — это у нас в крови.

— Что могло случиться с нею в космосе? — уже риторически вопросил Брент, пятясь от вставшего с тумбы Саймона.

33.

Между тем общительная Бланш и помогающий ей исподтишка Синклер Мид познакомились с кучей народа из толпы. Осмелевшие горожане вскоре сами окружили остальных членов разведдесанта и жадно расспрашивали, с какой целью мы здесь и когда смогут эвакуировать с планеты оставшихся в живых. Получив не самые утешительные ответы, люди привычно вздыхали и начинали рассказывать о своей жизни в Нижней Андромеде. На изменения, происходящие с Саймоном, они почти не обращали внимания, только женщины жалостливо взглядывали в ответ на резкий стон или рычание.

Саймон сопротивлялся. Хотя это слово неточно отражало его состояние. Он буквально дрался с врагом, непрошено влезшим в тело и желающим завладеть его сознанием и душой, а затем избавиться от того и другого.

Тот дёрганый рывок в сторону людей был чудовищно силён и поэтому страшен. Цепи почти вспорхнули, но в следующий миг, падая, отдёрнули беснующееся в припадочных конвульсиях тело. Теперь стало понятным металлическое кольцо на шее Саймона. Метаморфоза начиналась с рук: кисти разом истончились, и наручники обвисли чересчур широкими браслетами; и только кольцо, к которому тянулись укороченные цепи от наручников, удерживало их на месте.

В основном изменялись челюсть и руки. Саймон с трудом возвращал их человеческую форму, и даже в процессе жуткого боя становилось заметным: вес человека тает, Саймон худеет на глазах.

— Вот так всё и тянется: мы кормим Саймона — Саймона жрёт эта тварь, — с горечью заметил всё же отошедший от тумбы Дирк. — Любое изменение то в одну, что в другую сторону требует огромных затрат энергии. Всякий раз, выходя из припадка, парень теряет столько мышечной массы, что мы уже подумываем о насильном переводе его на питание из сплошных стероидов и белков.

— Почему насильном? — спросил Брент.

Дирк невесело попытался улыбнуться.

— Ирония судьбы. Саймон — убеждённый вегетарианец.

Бланш невдалеке увлечённо рассказывала что-то одному из подземных жителей. Говорила она хоть и азартно, но вполголоса, как все в толпе. Её правая рука машинально опиралась на пояс с небрежно сунутым, ближе к телу, короткоствольным лазерным пистолетом. Малыш Ларс тихонько выдернул ладошку из мощной длани Дайкса и, подойдя к Бланш, встал так, что кисть брюнетки касалась его головы. Бланш машинально погладила малыша по встрёпанным волосам, и Ларс, не взглянув на женщину, просто прислонился к ней — с тем же безучастным, всё ещё припухлым от ночных слёз лицом. В глазах брюнетки вспыхнул вихрь трудноопределимых чувств, настолько сильных, что поневоле обернулся лейтенант Тайгер. Бланш подхватила малыша на руки и подсадила на бедро, как давеча Дайкс. Мальчик обнял её и, положив голову на плечо, уснул. А Бланш, насупившись, огляделась, и вот теперь-то можно было понять её основное чувство: наверное, так оглядывается волчица, оставшись с последним волчонком.

А Денис стоял метрах в двух от беснующегося Саймона и молчал.

— Ата, ты у нас "терра инкогнита", — сказал майор, задумчиво рассматривая дребезжащую клетку. — Не могли бы вы с Тайгером сделать что-нибудь эдакое, например, просканировать Саймона?

— Туманное предложение, Брент. Зачем его сканировать, когда и так ясно, что с ним происходит?

— Ты права. Я туманно выразился. Мне бы хотелось, чтобы вы — в идеале — попробовали наладить контакт с этим существом. А вдруг с ним можно договориться?

— Отказаться от желания обрести плоть? — усмехнулся Тайгер.

— Согласен. Звучит, по крайней мере, странно. Но ведь там разумное существо. А может, удастся найти эквивалент человеческой плоти?

Я подумала, что понимаю майора. В клиниках многих планет находятся люди, в результате травм впавшие в невыводимую кому. Эти растения втихую часто используются как доноры. Но наберётся ли столько тел, сколько их необходимо для Персея, чтобы возродить старую расу? И потом. У большинства тел-растений необратимо покалечен мозг. Если персейцы ведут себя жутким образом, внедрившись в здоровое тело со здоровыми мозгами, что будет в случае, если?..

Нужная комбинация пальцевого рисунка в воздухе прошла незамеченной. При необходимости я, конечно, могла бы перейти на проникающее зрение, всего лишь слегка поднапрягшись. Но тогда способ видения был бы не слишком прочным: стоит однажды отвлечься на пустяк — и я снова буду видеть в обычном режиме. А нужная цепочка знаков закрепит уровень зрения так, что потом убрать его можно лишь снимающим рисунком.

Имбри опускал руку, когда я обернулась. На проникающее зрение он переходит неуверенно, медленно, но переходит. Вот он захлопал глазами, словно стараясь проморгаться. Со стороны ничего особенного: ну, попало что-то человеку в глаз, ну — хлопает он ресницами… Какого чёрта! Он что — собирается наблюдать издали, что мы будем делать?

Так ничего и не решив с Имбри, я подошла к Саймону. Череп, едва обтянутый паутинно-тонкой кожей, оскалился мне навстречу. Пародия на человека прыгнула вперёд с такой силой, что я испугалась: как бы голова и кисти рук не отлетели от врезавшихся в них наручников. И уже машинально вскинула руки, словно посылая большой мяч на голову Саймона.

Толпа за спиной охнула, когда Саймон рванулся ко мне, но после моего жеста наступила мёртвая тишина: Саймон упал.

Я "брала" мячи с потолка и теперь уже спокойно и сильно "ставила" их над лежащим телом. Энергию сверху трудно было брать: преградой случил цементированный, каменный пол-потолок подземки, сплошь пронизанный металлопластиком средств связи. Но и лазейки существовали. Именно сквозь них я тянула энергию, поднимая вокруг Саймона решётку ещё одной, но на этот раз невидимой клетки.

Справа стоял Тайгер и напряжённо снимал эмоциональную информацию со вздрагивающего тела.

Слева — я снова вздрогнула от неожиданности — встал Ник Имбри. Он "просунул" руку сквозь "решётку" и сделал странный для остальных благословляющий жест. Тело Саймона обмякло. Неплохо. После создания "клетки" я и сама могла бы обездвижить захваченное тело, но лучше, что оно не мешает уже сейчас. Не давит на психику — имею в виду. Так что я про себя неохотно, однако всё же сказала Нику спасибо.

Теперь же, закончив с безопасностью, я сразу обследовала голову Саймона. Так и есть. Чумовик, наверное, спрятался где-то сверху, а потом внедрился в человека через макушку. Осторожно, стараясь не потерять едва заметный след, похожий на чёрную нить, теряющуюся в светлых облаках мозга Саймона, я начала искать узурпатора. В какое-то мгновение я будто вернулась в реальный мир и обнаружила собственную челюсть напряжённой до дрожи, а рот — кривым от брезгливости: чем глубже в череп Саймона, тем сильнее становились разрушения, проделанные сначала якобы безобидной чёрной ниточкой. То тут, то там мокли прозрачно-желтоватой жидкостью язвы, объедающие те же светлые мозговые облака. Поразительно, что Саймон до сих пор не превратился в идиота…

Далее нить превратилась в приличных размеров нору — сплошную язву с почерневшими от гнили стенами. Как-то не подумав о том, что произойдёт при встрече с чужим, я легкомысленно "скользнула" к следующему повороту. И с разбегу влетела в уютное гнёздышко, где болезненно-жёлтым сиянием пульсировала мутно-чёрная сфера. Будучи парализованным силой двух энергознаков — моего и Имбри, пошевелиться чумовик не мог, но моё вторжение не прошло незамеченным. Неподвижная сфера замигала жуткими всполохами мертвенного, зеленоватого цвета, а из внешнего мира голос Ника шепнул:

— Ата, выходи. Мне не справиться. Саймон убьёт себя.

Вырвавшись из добровольной темницы чумовика, я похолодела: Саймон был уже в настоящей клетке и бился головой о прутья, разбивая в кровь лицо и грудь.

В толпе подземельцев отчаянно закричали женщины. В клетку бросился Дирк, за ним, не раздумывая, — Ник Имбри. Куда они лезут, чёрт бы их подрал!

Добежать не успели. Оба. У порога клетки их просто отшвырнуло.

Разъярённая неудачей и собственной непредусмотрительностью, я, прижав полусогнутые руки к бокам, со вскинутыми чуть кверху пальцами — кончиками вперёд, медленно пошла к Саймону. Быстро идти было трудно: я ещё никогда не собирала столько энергии. В тот момент я даже не подумала, что существует трудность в стягивании силы сверху сквозь препятствия.

Шатаясь, я шагнула к невольному самоубийце, как во сне услышала рыдающий мальчишеский зов: "Саймон! Саймон!" Руки сами ухватили исхудавшее плечо парня, разворачивая. Секунды две мы смотрели друг другу в глаза. Моя левая рука поднялась, когда Саймон содрогнулся в начале нового самоубийственного рывка на прутья. Поднялась и успела лечь на желтовато-зернистые глаза. Боюсь, я уже не могла рассчитывать мощь отрегулированной для убийства чумовика силы.

Саймон рухнул. Из точки между бровей вылупился сферической формы дымок и, с нехарактерным для дымка щелчком, лопнул.

Где-то стороной пришло понимание: всё закончилось. Инстинктивно я начала быстро консервировать в себе остатки набранной энергии, не замечая, что левая ладонь до сих пор направлена на Саймона.

Кто-то мягко взял ладонь и отвёл в сторону. Я машинально сжала пальцы и принялась переводить силу из смертельной в нейтральную, одновременно скатывая и уминая её по всем точкам ладони.

Из состояния боевого энергетического транса я выходила неспешно, зная, что рядом нет враждебно настроенных личностей. Зачем торопиться, если есть возможность спокойно распределить по телу остаточную мощь?

Сместив уровень зрения и начиная видеть обычным, одновременно я вернула и способность ощущать. Немного заторможенная (впервые приводила себя в порядок в нормальных, неэкстремальных условиях), я спокойно же приняла факт, что носом упираюсь в грудь Имбри, который по-хозяйски крепко обнимает меня. Странно, что Тайгер легко относится к властному "Моё!", буквально затопившему пространство "площади" с ошеломлёнными зрителями. Уж лейтенант-то соперника не мог не разглядеть. А, вот он, Тайгер. Стоит над Саймоном, чей пульс считает Дирк.

Всё так же заторможено, голосом, которого не слышу внешне, а как-то изнутри, я спрашиваю несколько невпопад:

— А зачем они похищают ваших людей?

34.

Дирк оглянулся с такой ненавистью, что лейтенант поспешил объяснить:

— Если Ата задаёт посторонние вопросы, значит, с Саймоном всё в порядке. А правда, зачем бандитам похищенные? Они ведь, насколько я помню рассказ Дениса, живут в районе продовольственных складов. Зачем им рисковать жизнью или свободой?

— Легче рисковать жизнью под землёй среди себе подобных, правила охоты на которых не меняются веками, — ответил Дирк. — Поведение людей легче понять, чем поведение чумовиков. Да, бандиты живут среди продовольственного изобилия. Но, чтобы это изобилие взять, нужно выйти из подземки. Чумовики не могут попасть под землю, но свободно шастают по складским помещениям. Бандиты стараются похищать людей с родственными связями: одного оставляют заложником — другого отправляют за продуктами. Зачем рисковать собственной жизнью, когда можно использовать чужую?

С этим риторическим вопросом он поднялся с коленей и в два шага очутился рядом со мной и Ником. Ник сразу крепче прижал меня к себе, так что я выглядывала из-за его плеча. Надо признаться, в объятиях Имбри я себя чувствовала гораздо уверенней, чем в руках Тайгера. Ник был опытным бойцом, в отличие от Эрика. Может, дело только в чувстве защиты?

— Ата, можно посмотреть твою руку?

Я протянула Дирку ладонь, слишком заинтригованная, чтобы спрашивать, зачем ему это нужно. Имбри хотел что-то сказать, но промолчал. Дирк мягко повернул мою кисть, внимательно обследовал место чуть ниже локтевого сгиба. Он даже провёл по нему пальцем… Глядя мне в глаза… "Ищет номер подопытного кролика из лаборатории Аугустуса Кейда", — неприязненно сообщил внутренний голос. "У них были номера?! У добровольных участников эксперимента?!" — поразилась я. "Добровольных… — проворчал голос. — Красиво сказано — добровольных…"

Больше всего я испугалась, что ребята из группы тоже сообразят… Но Дирк стоял так, что широкая спина Имбри закрыла меня ото всех, а Тайгер был занят состоянием Саймона. А потом и я успокоилась: Дирк сам всем объявил, что подопытные кролики Кейда подписывали согласие на проведение с ними экспериментов. Даже если наши и увидят жест Дирка — не поймут.

Другая мысль заставила заглянуть в сосредоточенные глаза бывшего начальника охраны лаборатории: вот как, он знает о номерах? И утверждает, что была добрая воля?

— Ты чем-то похожа на одну мою знакомую, — тихо сказал Дирк и чуть громче спросил: — Так что там с этим чумовиком? Мы поняли, что ты заставила его освободить Саймона. А сможешь ли ты обезвредить остальных? Или договориться с ними?

Я вспомнила гнилостно-рыхлый оттенок сферы, тающий в гипофизе Саймона, вспомнила странное ощущение, что сферу сейчас либо стошнит, либо прорвёт жидким гноем.

— Не знаю, что с остальными чумовиками, — медленно сказала я, стараясь свести воедино все ощущения при встрече с Субстанцией, — но, по-моему, этот сошёл с ума.

Ник неохотно разомкнул руки, но не уходил, и я чувствовала от него тепло, гревшее спину. Оно было и приятным, и раздражало: мне нельзя надеяться!.. Сама удивляясь себе, я жёлчно спросила Дирка, который уж точно не был виноват передо мной ни в чём:

— Был ли ещё случай, подобный случаю с чумовиком в Саймоне?

— У нас такого не видели, — раздумывая, проговорил Дирк. — Может, на той стороне города или в лаборатории наблюдали… Но у нас — нет, второго такого случая не было. Мне бы сказали.

Брент в это время переговорил с Тайгером, а Влад и Максим вынесли из клетки вконец обессиленного Саймона, предварительно сняв с него кандалы. Какая-то женщина из толпы деловито присела перед ним и сделала несколько уколов. Приглядевшись к коробкам, я сообразила, что Саймону ввели глюкозу и витаминные препараты. Чуть позже к нему прорвались Денис и Ларс, став лучшим восстанавливающим средством.

Женщины в толпе радостно обливались слезами, а я постепенно начала психовать от странного впечатления, что какая-то информация прошла мимо меня, что прозвучали какие-то слова, дающие объяснения всему. Я толкнулась было к Саймону (Имбри, как привязанный, топал за спиной), но вышла на Дирка, которого минутой раньше увели для конфиденциального разговора Брент и Тайгер.

— Дирк, долго ли живут чумовики-оборотни?

— У нас не было возможности изучать их… Хотя… Эй, Риччи!

Из тесно надвинувшейся толпы протиснулся человек в серовато-голубом комбинезоне. Все мелковатые черты лица: узкие серые глаза, нос-крючок хищной птицы, поджатый маленький рот, а также широкие скулы и, на удивление, твёрдый волевой подбородок с ямочкой — отражали нетерпение: "Наконец-то и я пригодился!" Он протиснулся боком, и я не сразу увидела, что его правая рука согнута в локте и намертво пристёгнута к телу.

— Доктор Риччи Стратос из лаборатории Кейда, — представил Дирк. — В день гнева был в городе, договаривался насчёт рабочих в лабораторию. Наш летописец и наблюдатель за чумовиками с момента их появления. Стопроцентный учёный. Руку потерял во время полевых испытаний.

— Смейся-смейся, — улыбнулся Стратос и объяснил нам: — Никаких полевых испытаний. Я не услышал топанья "акулы" в тесном переулке. Потом-то расслышал, когда она начала продираться между домами. Обрушился балкон. Обломком ударило по плечу. Парализован нерв. Дирк зря говорит, что рука пропала. Восстановить её можно. В определённых условиях. А насчёт чумовиков… Оборотни отличаются от "акул" частым возвращением в человеческую форму. Они расходуют белковый материал как энергию для метаморфозы. И за счёт этого уменьшается их масса, если они вовремя не получают в достаточной степени белковой пищи. "Акулы" же не меняются. Они преобразуют весь съедаемый белок в массу, поэтому один и тот же экземпляр может быть сегодня одного роста, завтра — гораздо обширнее и выше.

— Чумовики воюют между собой?

— Оборотни отслеживают только людей. "Акулы" охотятся на тех и других.

— То есть между оборотнями и "акулами" война? — напряжённо спросил Брент. Кажется, он понял, куда ведут мои вопросы.

— Войной это назвать сложно. Может, охота? Нет. Скорее, поиски пищи. "Акулы" бродят по городу и нападают на всё, что движется. Оборотни чаще всего рыскают, охотясь на людей.

— Если "акула" убивает оборотня, что происходит с его Субстанцией?

— Обычно отделяется. Но есть два очевидца, которые утверждают: если оборотень в момент смерти не успел преобразовать человеческое обличие в звериное, тень остаётся в теле. Вполне возможно, умирает вместе с физической оболочкой, как у всех смертных.

— То есть, если оборотень выглядит человеком, Субстанция не способна на самостоятельное существование?

— Да, если это оборотень.

— Интересно. Значит, получается следующее: оборотень под личиной человека бродит по городу — сам себе приманка, стреляй в него — и одной Субстанцией меньше. Я правильно понял?

— Ну, всё не совсем так просто, — вздохнул Дирк и машинально взглянул на толпу, которая всё не рассеивалась. — В Верхней Андромеде живёт несколько одиночек. О нашем существовании они, может, и догадываются, но как попасть к нам — не знают. Мы же боимся оставлять хоть какой-то ориентир, поскольку им могут воспользоваться бандиты. И представьте себе ситуацию: крадётся по улице человек, вроде стрелять в него надо, а страшно: а вдруг это один из наших, настоящих людей? Нам бы таких глядельщиков, как в вашей группе, майор. Мы бы оборотней давно перестреляли. А то сидишь в засаде, видишь от трёх до шести особей за дежурство и не знаешь — стрелять или нет. Было бы иначе — давно бы хоть от оборотней город освободили. А так — что? Пристукнул изменяющегося, не успеешь подстрелить эту, как вы говорите, Субстанцию — и тень летит дальше, ищет следующее тело. Их, теней этих, в городе как комаров на болоте.

Дирк разговорился. Давно, как видно, не делился мыслями с человеком свежим.

— Значит, вы ведёте лишь маленькую войнушку против тех, кого угадываете?

— Ну уж нет! Вы в центре города были? Если смотреть с птичьего полёта, город, наверное, выглядит перепаханным. "Акул"-то ни с кем не спутаешь. Мы нашли склад для геологов-горноразработчиков. Взрывчатки там у них — завались! "Акул" мы уничтожили чуть меньше трёх тысяч. Они тупые: если их две, одну взорвёшь — другая всё равно на месте торчит. Хуже с крылатыми. Мы ж думали: планета мирная, оружия сюда привезли — раз-два и обчёлся. Ни пулемётов, ни миномётов. О базуках и говорить нечего. А крылатых бить в глаз идеально может лишь Максим.

И всё-таки Дирк не жаловался. Он готов был драться бесконечно, хотя Брент, как военный спец, сразу уловил главное.

— А чумовиков-теней много. Сначала вы уничтожите наземных "акул" как легкодоступные мишени, затем крылатых. Но от них — процентов пятьдесят — сбегут тени…

— Нет, вы не поняли! "Акулы" — это полностью сформированные твари. Тени в них заперты. Ещё раз: они уходят лишь из оборотней в минуту метаморфозы. — И ещё раз Дирк вздохнул: — Эх, мне ваших людей!.. Мы собрали бы последних оставшихся в верхнем городе… А то сколько их, наверное, гибнет там.

— Неужели ты всерьёз думаешь, что наверху кто-то остался?

— Полгода назад мы спасли одну женщину. Поняли, что она человек, по теням, которые её преследовали. Она бежала по улице, пока хватало сил, а упала — мы начали стрелять. Потом она сказала, что таким образом решила совершить самоубийство. Потому что начала сходить с ума от одиночества. Но когда тени погнались, она передумала. Инстинкт и жажда жизни оказались сильнее. А месяца два назад мы не успели. Патрулировали свои районы. Заглянули в один переулок, а там, у подвального окна маленького магазинчика, — туча теней. Пока их сжигали, в подвале выстрелили. Мужчина лет сорока, возможно — полицейский, если судить по табельному оружию… Так что в Верхней Андромеде люди есть. Вы поможете найти их? Или у вас другое задание?

Мы уставились на Брента. Горожане, расслышавшие вопрос Дирка, с надеждой смотрели на нас всех. Их молящие взгляды сначала смутили. Да, милосердие. Да, беспокойство за всех, оставшихся в опасном верхнем городе. Но почему так близко к сердцу?.. В следующий миг я сердито чихвостила себя на все корки: тугодумка! Любой дурак на моём месте давно бы догадался, что у многих наверху остались родные, а значит, осталась надежда, что они живы и всё ещё люди.

— Вообще-то, нашим заданием является добраться до лаборатории Кейда, — неуверенно сказал Брент.

Дирк немного подумал, рассеянно двигая ногой по полу цепь с наручниками, и тихо сказал:

— Мы не в таком положении, чтобы играть по-честному. Поэтому — шантаж: вы помогаете нам — я помогаю дойти до лаборатории.

Боюсь, что даже бравада крутого парня, прозвучавшая в негромком голосе, была слишком вымученной. Всё расслышали обречённость, и все, как и сам Дирк, не поверили, что майор согласится помочь. И все поняли, что в случае отказа Дирк всё равно поведёт разведдесант в город-лабораторию. Лучше всех понял это майор. И, кажется, сам удивился, когда вдруг ответил Дирку:

— Шантажом ваши слова и не пахнут. Нормальная реакция нормального человека. Время нашего пребывания на Персее не ограничено. У вас есть карта города? Поиски людей начнём с утра, поделив город на секторы. Не возражаешь?

— Нет, — сказал Дирк, криво улыбаясь. Он всё ещё не верил. — Не возражаю.

35.

Зацикливаться на моей особе Дирк прекратил, уяснив, что в нашей команде есть эксперы и кроме меня. Правда, на проникающее зрение могли переключаться только двое — я и Тайгер. Хотя и здесь наше зрение различалось: я видела энергополе, Тайгер — эмоциональный фон. Дайкс с Имбри не видели, зато работали с энергией на чувственном осязании — и, вынуждена признать, Имбри был более тренирован. Дайкс же, скорее, оставался новичком-любителем. Про тайные знаки, обретающие силу от перелитой в них энергии, мы с Имбри молчали. Да и кому это нужно знать?

На нашу четвёрку с огромным любопытством прожорливого птенца таращился Риччи Cтратос. Видимо, Дирк хорошо представлял его ощущения как настоящего учёного, поэтому поспешно увёл десант в "вагон-ресторан". Здесь нас накормили очень даже неплохим обедом: шеф-повар оказался великолепен, и консервов, из которых состряпаны блюда, мы почти не различили. Затем Дирк привёл нас в "вагон-гостиницу", где, предполагалось, мы и заночуем. Выходить вечером на городские улицы не было смысла. Тени чумовиков в темноте видели только я и Тайгер. А именно они были опаснее всех.

"Вагон-гостиница", внутри поделённый на длинные (по ширине скамьи) комнатушки, идеально подходил для временного пристанища. В каждом отсеке — три двери. Одна в общий коридор, две — в соседние "номера". На всякий случай.

Когда я обжила свой отсек, максимально разложив для уюта все вещи, бывшие при мне, раздался стук слева.

— Войдите.

— Привет, подруга, — приветствовала меня Бланш и шлёпнулась на скамью-"кровать". Огляделась. — Ничего, миленько устроилась. Хочешь хохму?

"Хохмы" я, может, и не хотела. Да только Бланш плевала на чужие желания-нежелания. Её просто распирало от личного желания поделиться увиденным.

— Знаешь, кто у тебя с другой стороны? Ник Имбри! Ну и ну! Бедный лейтенант хотел занять местечко поближе к тебе, но Имбри так выразительно зыркнул, что Тайгера аж ветром унесло с того зырканья. Тебе нравится, когда мужики вот так из-за тебя?.. Имбри-то, не забывай, человек у нас, обременённый детишками. Тебя это не пугает?

— Пусть это пугает самого Имбри, — ответила я, размышляя, как бы удобнее рассовать по постели оружие. — Я никому никаких намёков не делала, надежд ни на что не давала. Меня волнует лишь одно: закончить здешние делишки, оставшись при этом целёхонькой, получить деньги и вернуться к своей привычной работе.

— В агентстве Аллертона? — уточнила брюнетка. — У тебя там кто-то есть? Поэтому не можешь позволить себе флиртовать? Слушай, Ата, порекомендуй меня хозяину, когда всё кончится. Охранной службы я ещё не пробовала.

Стук во входную дверь прервал болтовню.

— Войдите! — сказала я и присела рядом с Бланш на кровать.

Ну, вот. Помяни чёрта — он и явится. Имбри — собственной персоной. Он было перешагнул порог, но при виде Бланш заколебался.

— Я помешал?

— Конечно, помешал! — уверенно сказала Бланш и хихикнула: — Мы тут обсуждаем наших ребят: кто в женихи годится — кто нет. Обычные женские посиделки-поболтушки. А ты врываешься на самом интересном месте. А впрочем, ладно. Засиделась я у тебя, Ата. Пойду дальше по гостям. Чао, детки! Не ругайтесь тут без меня!

Закрыв за нею дверь, Имбри огляделся, но присесть можно было только на кровать. Поскольку я молчала, он и сел на краешек подальше, чтобы сохранить расстояние между нами.

На время его освоения в "номере" я перешла на проникающее зрение и почувствовала замешательство: если внешне Имбри был холоден, как ледышка, на тонком уровне он бушевал локальным океаном. Но смятение не было направлено против меня. Оно вообще не направлялось против кого-либо. Имбри горел в огне собственных страстей, из которых ярче всего полыхали надежда и растерянность.

В некотором недоумении я разглядывала вокруг него весь спектр огненных и призрачно-зелёных красок. Наконец мне надоело упорное молчание и довольно высокомерный взгляд, которым он сверлил стену напротив… Может, ему предложить прогуляться по улице подземного города и там, собравшись с силами и мыслями, вернуться к теме и объяснить, о чём же он желает поговорить? Имбри опередил меня. Всё так же упорно не глядя на меня, он насилу выговорил сквозь зубы:

— Я знаю, кто ты.

Во мне тоже начал вскипать океан. Эту фразу я слышу, едва мужчины узнают о потере памяти. И все предлагают одно и то же.

— Предлагаешь переспать с тобой, чтобы убедиться в своей догадке?

— Да, предлагаю! — заявил наглец. И добавил: — Вот только сразу по зубам не надо. Я и так прекрасно знаю, что откажешься.

Мой личный океан замер девятым валом и осторожно опал. Но ладонь, скользнувшая в складки одеяла, продолжала стискивать рукоять пистолета.

Имбри по-прежнему любовался стеной.

— Именно ты точно можешь быть уверен… — начала я.

Имбри перебил.

— С тех пор как ты помнишь себя, ты ни разу не была с мужчиной.

Я подумала, что в личное дело залезть нетрудно, и высказалась об этом вслух

— Нет. Я не о том. Только один человек на моей памяти мог виртуозно владеть знаковой энерготехникой. Я, к сожалению, не вижу, что делают знаки, но знаю, для чего они. Ты — видишь. Ата, ты когда-нибудь смотрела в зеркало, чтобы разглядеть знаки на себе?

— А вот об этом тебе знать необязательно.

— А мне и не надо знать. Пару знаков я почувствовал. Руками. Причем, именно там, где они должны быть.

— И где они должны быть?

— В рисунке, который ты придумала для себя.

— Рисунок, защищающий от мужского посягательства или от желания погулять на стороне от мужа? — скептически уточнила я и вдруг вспомнила Лекса Берёзу, пилота-программиста, который из двух женщин на космокатере для флирта уверенно выбрал Бланш, объяснив свой выбор: "Предпочитаю незамужних". Неужели он инстинктивно учуял во мне женщину, принадлежащую другому мужчине? Во мне, полностью сменившей своё настоящее обличие? Тревога, ранее лишь слегка приподнятая словами Лекса, всколыхнулась вновь.

— Ну, и так кто я?

— Разберись со знаками на себе, — хмуро ответил Имбри. — И попробуй придумать систему, возвращающую память. Мне всё равно не поверишь. Я сам не поверил. Сначала. Слишком дико всё выглядело… Ладно. Я пошёл. Спасибо, что выслушала.

Он толчком поднялся с кровати и в два шага оказался у двери в коридор. И только сейчас посмотрел мне в глаза.

— Ты-то не помнишь. А мне каково — смотреть на тебя и видеть совершенно незнакомое лицо? Да ещё вспоминать, как чуть друг друга не убили?

Горечь в его голосе заставила меня вспыхнуть. На волне раздражения я часто совершала поступки, о которых после могла пожалеть. Как и сейчас. Я внушила себе, что горечь у такого, как Имбри, может быть только наигранной. Какая у него искренность, господа!.. И на его глазах я вскинула руку и ударила режущим знаком по его энергетической оболочке. Имбри играет на публику? Надо выяснить, что он испытывает на самом деле!

От резкого жеста Ник отшатнулся. Через мгновение он узнал знак и побелел. Ещё через секунду — шумно вздохнул, прислонившись к косяку, как если бы его не держали ноги.

А границы поля даже не дрогнули. Изумлённая, я переключилась на самый глубокий уровень проникающего зрения. Вот это да… Вокруг Имбри жёстко держала оборону мощнейшая энергетическая броня. Ника можно было избить, изранить до полусмерти, но усиленная кем-то энергетика личного поля быстро восстанавливала физиологические процессы в организме, заново лепила его… А я-то на катере ещё подключала его к другим видам энергии!

Отдышавшись, Имбри пожал плечами и вышел, бросив через плечо:

— Твоя работа. Не узнаёшь?

Теперь я долго смотрела на закрытую дверь. Но видела узор брони Имбри. Нет, "твоей работы" я не узнавала. Но узор мне понравился. Я бы такой, наверное, и сотворила, возьмись сочинять защиту для кого-либо.

Сунув за спину валик, служивший подушкой, я легла. Мысли вразброд. Неизвестно, что делать и с чего начать. А нужно ли вообще что-то начинать? Я привыкла к своей новой личности. Быть ею мне комфортно, если не считать пары неприятных моментов. Но это пара. И я её держу на привязи. В основном. Имбри предложил неплохой способ выйти из сегодняшнего состояния в прежнее. Но он не знает о "паре неприятных моментов". А если я, вернув прежнюю, истинную свою личность, не смогу справиться с тем, что сидит во мне? Конечно, можно закрыть "неприятным моментам" доступ, заловив в энергетический капкан. Конечно, истинной личности можно оставить послание с предупреждением… Но…

Но идея меня уже захватила. Я вскочила, распихала по комбинезону самое необходимое — оружие, конечно, — и постучала во внутреннюю дверь, к Бланш.

— Бланш, к тебе можно?

— Заходи! Что случилось? Выглядишь встрёпанной.

— Ничего такого, о чём ты только что подумала.

— Да ну? А я так неплохо о тебе подумала!

— Сейчас подумаешь ещё лучше. Как, по-твоему, найдётся у этих бедняг зеркало, чтобы увидеть себя в полный рост?

— А что, милейший Ник разглядел в тебе что-то, чего ты не разглядишь никак? Ладно-ладно, не сердись. Кажется, в толпе я видела дамочку, очень сильно увлечённую косметикой. Даже здесь. Надо стукнуть к ней. Может, искомый предмет найдётся. Тебе и правда нужно в полный рост?

— Можно и до колен.

— А пошли!

Дамочку Бланш высмотрела в конце "улицы", и даже издалека оказалось нетрудно разглядеть вагон, в который вошла она. Женщина и впрямь оказалось сильно увлечённой косметикой: кто-то очень терпеливый помог ей разделить волосы в причёске на тонкие пряди и каждую столь же терпеливо окрасил в отдельный цвет флуоресцентной палитры. Пока мы знакомились, я насчитала все семь цветов "каждого охотника", который "желает знать", и плюс к тому их оттенки. Вышло очень даже оригинально и симпатично — рабочая палитра художника, рисующего праздничный салют. Верхнюю половину лица красотка расписала как полумаску — в небесно-синих тонах, а в нижней ограничилась чёткой прорисовкой рта в сиреневато-розовых тонах. В общем, я сразу определила красотку как топ-модель (охраняла такую как-то) и не ошиблась. Наша новая знакомая, как и все жители подземки, жаждала информации и впечатлений, поэтому без лишних слов провела нас "домой".

Так что Бланш не ошиблась. Зеркало у Канди, действительно, было. И не одно. Закуток, в котором девушка занималась "живописью", сплошь состоял из зеркал. Канди увела Бланш знакомиться с личными запасами косметики, а я осталась в зеркальной комнатке среди толпы своих двойников.

36.

Тысячи раз смотрела в зеркало. А зеркало смотрело в меня. Почему ни разу не задумалась взглянуть на себя, сместив уровень зрения на проникающий? Понадобился Имбри, чтобы напомнить об элементарном.

Мельком вспомнилось зеркало в портунском отеле. Зеркало, перед которым я очнулась после припадка — растерзанная, в разгромленном номере. Удивительно, что майор всё-таки взял меня на Персей…

Мои двойники, невысокие женщины в жёстких комбинезонах военного образца, всматривались в меня тяжело и оценивающе. Я сосредоточилась — и зеркальная комнатка, неплохо освещённая, померкла до сумерек. Левая рука сама поднялась к голове, чтобы провести надо лбом и глазами закрывающий знак. Правая встретилась с ней в плавном развороте и наложила сверху знак жесточайшего самоконтроля. Комната ещё больше потемнела, но себя я видела отчётливо. Ещё глубже. Комната исчезла… Словно освещённые солнцем, остались со мной мои отражения. А вокруг них — движения иллюзорной снежной метели.

Глубже. Двойники растаяли. Продолжалось лишь энергетическое движение полевой структуры.

Я погрузилась в изучение бегущих, порхающих линий. Структура рвалась обратиться в хаос — закрывающие знаки держали её в определённых границах. Теперь, когда я "видела", я бы навесила ещё парочку. Но приходилось мириться и с тем количеством, которое есть. Времени оставалось маловато.

Вскоре я мысленно проникла в собственное энергополе и начала считывать информацию. Легко определила структуры собственного "я", затем внедрённого чумовика — сейчас-то я понимала, кто это; и почти неуловимо — линии внутреннего голоса. С ним я так и не разобралась. Слишком зыбкая структура не давала определить, что собой "внутренний голос" представляет. Но что был он, как я и чумовик, отдельной личностью, сомневаться не приходилось.

Определив все три структуры, я принялась за знаки. Они проявлялись, едва я начинала фокусировать взгляд. К собственному удивлению, я обнаружила, что буквально укрыта знаковыми узорами. Кроме привычных, о которых помнила и которые обновляла, тело облепили знаки незнакомые. Они и правда были достаточно старые, но крепкие. Во всяком случае их давность на эффективности не сказывалась. Узоры, ими образованные, мне ничего не говорили. Если верить Имбри, один из них был узором верности. Который?

Узоры облепляли меня сетью. Разбираться в них сейчас, когда с минуты на минуту могут вызвать, не очень хотелось. Ладно, подождём более спокойного случая. А пока… Я расслабила знаки, сдерживающие чумовика. Неистребимое женское любопытство подзуживало. Как же… Что там сомнительная страничка прошлого — и жадное желание выяснить, кто во мне — оборотень или "акула"? Хотя по некоторым признакам я уже подозревала — кто, тем не менее жаждала подтверждения… И даже сейчас не хотела признаваться себе, что любопытство сильнее.

Веки вдруг отяжелели так, что не смогла удержать их, и глаза закрылись. Через секунды веки одеревенели до бесчувственности, но на мысль подняться — откликнулись. Синевато-серые, мраморные глаза чумовика уставились в зеркало. Мгновением позже засвербило и свело лопатки. Вырванный из небытия чумовик, не разбирая, где он и что с ним, поспешно принялся вылезать из кокона человеческого тела. Выпученные круглые глаза быстро дёргались по сторонам, наконец сфокусировались на зеркальном отражении напротив. Полусогнутая левая рука жёстко вытянулась вниз от тяжести — ладонь превратилась в когтистую, морщинистую лапу. Это спрятанные в пальцах лезвия, которые я оставила как неплохое оружие и которыми так восхищалась Бланш, принялись обретать свой первоначальный облик. Пока ещё с усилием я приподняла неимоверно тяжёлую руку. В зеркале отразилось совершенное оружие для ближнего боя — каменные когти, вдобавок усиленные тончайшим лезвием по краям.

Странная мысль уколола словно издалека: "А в тренировочных играх Лекса Берёзы ты неплохо обошлась и без этого довеска".

Знаки я всё ещё видела, удерживая перед глазами два пространства. Спокойно отметила, как ответом на эту мысль качнулся узор, удерживающий во мне чумовика, услышала его гневный рык, а мраморные глаза отражения облились кровавой яростью.

А затем я почувствовала беспокойство в границах третьего пространства — места, называемого Нижней Андромедой. Первая вспышка, слабая, находилась далеко от меня. Вторая — ярче и ближе. Но вторая не стояла на месте, а быстро приближалась. Контролируя первые два пространства, я уточнила горящее пятно — быстро приближающегося Имбри. Второе, не такое яркое, скорее — едва теплящееся, — лейтенант Тайгер. Вытянувшись напряжённой свечой и продолжая трансформироваться, я считала с обоих пятен: Имбри встревожен из-за меня, лейтенант — пока сам не понимает, что заставляет его нервничать в пространстве подземного города, но уже нащупывает нить, которая может связать его со мной.

Последнее, что я уловила, мне не очень понравилось. Имбри, будто слепой, вытянув руку, бежит по моему энергетическому следу. Тайгер тоже начинает двигаться в мою сторону, точно собака по слабому следу — усиленно принюхиваясь и ходя кругами, проверяя и уточняя. А за ним два смутно видных пятна. Похоже, майор и Дирк.

Зеркальная комнатушка увеличила выделяемую энергию, хотя я и предполагала, что мраморные глаза чужака замедлят её выработку. Пришлось ещё и подхлестнуть себя. Оставались считанные секунды на неполную трансформацию, пока сюда не ворвались. Ника я не боялась. Один экспер всегда поймёт другого в желании поэкспериментировать. А вот военные, к которым я относила и Дирка… Точнее, Дирк являлся им. Я же вознамерилась именно сейчас выяснить раз и навсегда узор чудовища. Если сначала мною двигало беспечное любопытство, то теперь я сообразила, что в охоте на чудовищ Персея это знание мне поможет. Как помогает охотнику знание следов.

Правая, ещё человеческая, рука вскинулась к зеркалу и ладонью закрыла отражённые мраморные глаза. Предупреждение. Я перед порогом. Перешагну — возврата нет. Но и полностью возвращаться я не собиралась. Пальцы сжались в кулак, а разжавшись, стремительно задвигались, будто глухонемой-болтушка после долгого "молчания" встретил собрата и, "захлёбываясь", "говорит, говорит, говорит"… Пальцы — не говорили. Они рефлекторно ставили защиту за защитой.

Внутреннее наблюдение за внешним пространством показало, что Ник сбился с пути. Завертелся на одном месте и Тайгер, изо всех сил пытаясь выйти на мой эмоциональный след.

Странно: Дирк постоял, постоял рядом с офицерами, махнул рукой и пошёл от них медленно и даже вперевалочку. Он не умел притворяться, но Брент с лейтенантом, занятые внезапно явленной эмпато-аномалией, не заметили наигранности в его поведении.

Правая рука резко дёрнулась вниз, едва не вывихнув плечевой сустав. Всё. Собственные глаза отсутствовали, пальцев не было. Теперь я могла действовать только мысленно. Я позволила телу отдаться во власть жуткой метаморфозы, жёстко следя за личным перерасходом энергии и вытягивая дополнительную через потолок и три дорожных покрытия над головой. Не хотелось бы, чтобы по истощённому виду догадались, чем я тут занималась.

Дирк, вальяжно — никуда не спешу! — и по-хозяйски разглядывая "улицу", прошёл мимо растерянного Имбри и о чём-то спросил двух женщин. Те кивнули явно в сторону "дома" Канди. Дирк завернул за "дома улицы" и побежал глухой узкой улочкой между стеной и вагонами.

Теперь я заторопилась. Контроль над собой и чумовиком я всё ещё держала, поспешно надев знаковые кандалы на выходящее из меня — в меня! — чудовище, но слегка расслабила механизм перерождения. Мне нужно было выпустить чумовика настолько, чтобы получилось считать его разновидность.

Внутренний голос слабо, издалека сказал: "Блажь. Зачем? А вдруг прорвётся?" Я возразила: "Сумел же Саймон возвращаться, подавляя монстра в себе! А ведь он не владеет ни одной энерготехникой!" Голос не стал меня увещевать, только заметил всё так же отсутствующе: "Дирк заходит в дом".

Голосов я не слышала. Если Дирк и понял в чём дело, если он что-то знает обо мне, он вмешиваться не будет. Жаль, что так и не вспомнилось, что было там, в коридоре лаборатории, когда я упала на колени.

Смутно привиделось: Дирк постучал и вошёл.

Внезапно и энергично задвигался Ник.

Так же внезапно меня будто ударили доской по спине, между лопаток. Я снова повалилась на колени. Чумовик воспользовался мгновенной паузой для наблюдения и яростно принялся выдираться из меня. "Доска", пригнувшая меня к полу, упёрлась в лопатки и начала расти. "Крылья!" — поняла я и мысленно поставила блок в месте прорыва. Теперь появилась передышка для меня. Пока чумовик искал, как обойти преграду или найти другую лазейку, я, пошатываясь, всё-таки поднялась на ноги. Правда, разогнуться не получилось. Зато вместе с зачатками крыльев появились первые признаки, по которым можно распознать зверя. И я принялась жадно считывать информацию, потом сообразила и просто закинула её в знаковый блок памяти в собственном энергополе. Всё. Можно возвращаться.

Мысленный посыл, впихивающий чумовика на место, почему-то получился очень слабым. Метаморфоза всего лишь приостановилась. И даже не столько приостановилась, сколько неохотно начала тормозить. Как брошенный мяч замедляет бег ровным затихающим движением

Я начала выпрямляться, когда вновь едва устояла на ногах от болезненного удара по спине. Бушевал чумовик, понявший, что вот-вот уйдёт во тьму небытия. Пошире расставив ноги, я собралась с силами…

— Туда нельзя!.. — сказали далеко-далеко, а не за зеркальной стеной.

"Дирк", — равнодушно сказал внутренний голос. Он умирал под натиском чумовика. "Какого чёрта он лезет?" — спросила я, изо всех сил удерживая прорыв. Кто бы он ни был, этот внутренний голос, но он сразу понял, что речь идёт о чумовике. "Ты сама хочешь этого, Ата… Крылья, Ата…"

По зеркалам замелькало слишком активное движение. Ворвался Дирк, подскочил ко мне, заглянул в мои глаза. И мне захотелось убить его. Я истощила все силы. А он был живой плотью, полной прекрасной, живой энергии. Я собралась ударить, пока он так соблазнительно близко… С каким-то диким изумлением я вдруг уловила его мысль, но среагировать, сменив знаки, не успела: помешал чумовик, отчаянно выдиравшийся из меня.

А кулак Дирка бесконечно долго мчался на меня, пока не ударил в висок.

37.

Очнулась я на полу, среди зеркальных стен, головой на коленях Дирка. Я неуверенно улыбнулась ему, но он не смотрел. Скосив болезненно-сухие глаза, я увидела разъярённого Ника Имбри. Ещё успела немного удивиться, чего он такой злой. Не понравилось — Дирк первым нашёл меня?

Но первые же, процеженные сквозь зубы слова Ника буквально рухнули на меня:

— Не смей… прикасаться… к моей жене…

Фраза оказалась ведром с холодной водой, неплохо возвращающей к реальности. Но сколько в ней драматизма!.. Я пришла в себя и уже скептически восприняла угрожающее заявление Имбри. Кроме того, мне было хорошо. Дирк придерживал меня за плечи, почти обнимал — человеческими руками. Тепло его рук не только успокаивало боль в изломанном трансформацией теле. В этих ровных тепловых потоках меня нежно покачивало. И — Дирк знал, что он делает, и был спокоен. Вернувшись в сознание на руках перепуганного человека, я бы испугалась сама и, защищаясь от потенциальной опасности, выпила бы энергетические запасы спасителя. Но Дирк, повторюсь, был спокоен. Его спокойствие обещало мне защиту. И не хотелось это состояние портить чьим-то плохим настроением. Тоже мне, муж нашёлся…

Я быстро, не глядя, влезла в поле Ника. Не врёт. Ну и фиг с ним. Шёпотом — сухая тёрка горла не позволяла иначе — я прохрипела:

— Пока я не разблокировала систему, ты мне никто. Не лезь. Понял?

Приглушённый закрытой дверью, всё-таки слышался возмущённый голос Бланш. Но Имбри крепко держал дверь. И до прихода Тайгера, который вновь обнаружил след ко мне, я могла говорить свободно при этих двоих. Оба знали мои секреты. Каждый — по-своему.

Дирк удивлённо поглядывал на Ника и вопросительно — на меня. Но молчал. Выдержки у него хватало, хотя смысл наших реплик наверняка казался ему если не загадочным, то абсурдным. Поймав его очередной взгляд, я поинтересовалась:

— Там, в лаборатории, ты вырубил меня именно так?

Он кивнул. Кажется, он ещё хотел что-то добавить, но не был уверен в Нике.

— Ник и правда мой муж, хоть я его не помню. Можешь говорить при нём.

Вспышка трудноопределимых чувств от Ника освежила комнату, словно кто-то догадался открыть окно во время грозы.

— Я ударил тебя в висок. Это сработало. Хотя ты уже стала…

Ник быстро шагнул ко мне и, присев на корточки, взял меня за руку. Я уловила промелькнувший образ: это он стоит на коленях и поддерживает меня за плечи.

— Ударил кулаком, как в кирпичную стену, — задумчиво продолжал Дирк. — Ты стала падать — мы врассыпную. Громадная была. Кулак — вдребезги. Сработало, потому что в виске чудовища осталась впадинка в центре виска, как у человека. Костяшкой я попал именно туда. Видимо, какая-то точка.

— Кулак сработал. А моё превращение?

— Тоже. Ты отогнала от нас толпу чудовищ.

— Я просто дралась с ними или… защищала вас?

— Моя команда часто вспоминает ту бойню. Ты защищалась и защищала нас. Но тогда мы не могли рассуждать здраво. Мы видели разъярённого дракона, который после мгновенной трансформации не нуждался в адаптации к собственному телу, как остальные. Одна секунда — нет человека. Вторая — есть дракон, который будто вывалился из одной драки в другую. Перехода из тела в тело не было.

— Остальные меня тоже узнали? Не выдадут?

— Тебя узнал Максим. Я — сомневался, пока из-за взрыва нераспознаваемых эмоций не заволновались офицеры Межгалактики. Когда они потеряли след, я ушёл и спросил у женщин, не проходила ли здесь женщина из спецназа. Они указали — куда. Тогда я поверил. Ребята никому не скажут.

Дирк мягко усмехнулся сверху вниз.

— У тебя осталась улыбка дракона — существа, видящего всех насквозь.

Я подтянула ноги. Мужские руки помогли подняться.

— Дракон оказался уязвимым? — озабоченно спросил Дирк.

— Думаешь, зная о своей Ахиллесовой пяте, я теперь кого-нибудь подпущу близко?

— А ты думаешь о следующей метаморфозе?

— Дракон затягивает, — медленно сказала я.

— Ощущение силы?

Вспомнилось: ворохнулся взрезаемый крыльями воздух и горячей волной обдало нетерпение увидеть падающую в воздушную пропасть землю. Я подняла глаза. Насмешка — эта малюсенькая комнатка, ловящая взгляд в бесчисленных зеркальных лабиринтах узких пространств…

— Ты сильнее Саймона, — вернул меня Дирк.

Ник исподлобья глянул на него.

— Ты даже не представляешь, насколько она сильна.

— Во мне "акула", Дирк, — не обращая внимания на его реплику, сказала я. — Ты уже понял. "Акулы" — это воины. Из генетической памяти "своей" я знаю, что аборигены Персея сначала пошли по пути развития собственных энергетических сил. Они меняли форму, когда это было необходимо. На охоте превращались в "акул". Совершенствуя орудия труда — в оборотней. Затем, по мере развития их цивилизации на планете и высокой рождаемости, начали экспансию, завоёвывая жизненное пространство. Вот тогда и определились две касты — воинов и учёных. Обе касты всё ещё могли видоизменяться, но возвращались уже в определённую форму. Когда речь пошла о бессмертии, для учёных-оборотней было всё равно, какой материал — то есть пленных — доставят им "акулы". Главное — материал должен быть разумным. Первые опыты подтвердили их мнение. Но когда началось массовое внедрение в чужие тела, выяснилось, что сознание некоторых "инкубаторов" сильнее. Внедрившийся в такое тело персеец в результате столкновения с чужим разумом скатывался в пропасть звериного состояния. Появись такая "акула" или оборотень среди своих — и безумие деградации, как по бикфордовому шнуру, поджигало остальных.

Пока я вещала, торопясь выложить всё, что узнала, и почти не видя слушателей, в зеркалах произошло движение. Последние слова я проговорила в такой спешке, что глотала и комкала их. Но мне просто необходимо было выговориться до появления лейтенанта Тайгера и Брента, который следовал за Эриком, будто охотник, спустивший пса по горячему следу.

Поэтому когда зеркала дрогнули, я спокойно закончила:

— Я думаю, "акулы" — это воины, а оборотни — интеллектуальная элита Персея. Отсюда застывшая форма одних и подвижная — последних. Привет, Эрик!.. Майор Брент?.. А у нас тут маленькая конференция по актуальному вопросу. Присоединиться не желаете? Правда, у нас тут такие споры разгорелись, ого!

У Эрика даже лицо напоминало насторожённую морду охотничьего пса. Ну-ну, дружба дружбой, а табачок врозь? Какую бы симпатию он ко мне ни испытывал, вбитые в него профессиональные представления оказались твёрже: докажи он — да что там миндальничать! — объяви он, что во мне жуткая зараза, клетка и кандалы Саймона были бы мне обеспечены. Из соображений безопасности, естественно.

И всё-таки он облегчённо вздохнул, и лицом прояснел! А я почувствовала, как отлепились от моей энергооболочки его эмпатические щупы. Поверил. Слава Богу. Потому что я-то всё ещё торопливо уничтожала явленное присутствие "акулы" вокруг себя. Остатки были эфемерны, но, подойди ко мне Ник, например, и попробуй дотронуться до пространства, в котором я стояла… Ник подошёл. Его хмурая улыбка ревнивого собственника мне даже понравилась. Лейтенанту — нет. Отвернулся. А поскольку я не возражала — пока, Имбри встал близко за моей спиной. Боюсь, это был тайный заговор против лейтенанта. Наши поля смешались. И теперь даже профессиональный эмпат не смог бы определить, что творится во мне и вокруг меня.

Майор покосился на Тайгера, успокоился и тут же набросился на меня, желая знать источник моих измышлений. Атаку перехватил Дирк.

И в комнатушке стало очень тесно. Мы говорили почти рот в рот. Поэтому, ориентируясь на возмущённый голос Бланш, я воспользовалась случаем и выскользнула из зеркальных переходов. Честно говоря, меня уже слегка мутило от ощущения клонированности.

— Извини, подруга, — сказала Бланш, — но такую чёртову прорву народа мне было не сдержать. Да ещё Брент… Хоть и временное, но начальство. А этот что здесь делает? Чего он прилип к тебе? Только, Ники, голубчик, не надо говорить мне о великой любви!

— Не буду, — пообещал Имбри. — Пошли отсюда быстрее, пока Дирк их занял. А то ещё немного — и майор всё-таки сообразит задать парочку нужных вопросов.

Он пошёл к двери, улыбнувшись — и мимоходом поцеловав меня в щёку. Бланш открыла рот, но ничего не сказала.

Придерживая дверь, Ник усмехнулся.

— Не говорить о великой любви — ещё не значит…

Мы вышли. До наших вагонов-гостиниц Имбри вёл нас словно под конвоем. Бланш неудержимо хихикала, но вдруг стала серьёзной и спросила:

— Насчёт амнезии — это правда?

— Угу.

— Имбри, возможно, из твоего прошлого? Но как он узнал, если у тебя было несколько пластических операций?

— Понятия я не имею.

— Жуть. Друг друга чуть не поубивали, а он, оказывается, был в тебя влюблён. Во было бы весело! Или я неправильно поняла?

— Что — неправильно?

— Ну, кем он был для тебя в прошлом.

— А, это… Он был моим мужем.

Бланш нахмурилась, а потом непривычно рассудительно высказалась:

— Тогда неудивительно, что он тебя всё-таки узнал. С первого взгляда-то, конечно, трудно, но при близком общении… Привычки, там, жесты, определённые словечки… Так, да?

— Наверное.

— А ты уверена? А вдруг он только лапшу на уши вешает? Попроси Тайгера, чтоб проверил Ника. Мужчины — они ведь такие: наврут — дорого не возьмут.

— Я слышу, — предупредил Ник Имбри.

— И прекрасно! — заявила Бланш. — А вдруг ты ей всё-таки никто? А клеишься, только чтобы выбрать момент и кокнуть! Мстю свою закончить таким образом! Смотри, подруга, осторожней с ним.

Теперь хихикать захотелось мне. Закатить что-то вроде истерики. Ну и вляпалась: Бланш обсуждает мои взаимоотношения с мужчиной! Ну-ну… Звучит-то как — мои взаимоотношения…

Бланш кивнула мне и закрыла за собой дверь.

Я взялась за поручень, длинный, серо-серебристый, служивший здесь вместо дверной ручки. Постояла, собираясь с мыслями. Обернулась. Имбри, с непроницаемой мордой — хотелось бы выразиться покрепче! — смотрел в глаза.

— Ник Имбри. Если ты надеешься на что-то до конца этой операции, усвой сразу: амнезию я снимать не собираюсь.

Он помедлили, прежде чем спросил:

— Почему?

— Здесь слишком опасно. А близкие отношения — это зависимость. Это шантаж. Мне легче считать тебя чужим. Не настаивай. Иначе всякий раз, едва ты откроешь рот, чтобы заговорить о НАС, я буду бить тебя. Запомни: есть Ата Уиверн и Ник Имбри. НАС — нет.

Чуть видимая мышечная судорога прошла по его губам. Но он промолчал, потом раздражённо двинул плечом и нагло заявил:

— Но, если Тайгер попробует то же самое, я буду бить его.

— Несмотря на мои блоки верности? — поддела я.

— Несмотря.

— Псих.

И я зашла в вагон.

38.

Первые попытки уснуть разочаровали. Сна — ни в одном глазу.

А за стеклом сгущалась ночь. Режим в Нижней Андромеде соблюдали скрупулёзно. Датчики, следившие за сменой дня и ночи, передавали результаты сразу на систему освещения. Лампы в подземном городе меркли, но не до конца. Наверху светили луны — и здесь, внизу, можно при случае узнать человека шагах в пяти-шести.

С великой неохотой я просканировала себя. Ну, конечно, адреналин. Выброс. Был такой мощный, что, вопреки перерасходу энергии в схватке с чумовиком, продолжал держать организм в напряжении. Не пошевельнувшись, я загнала адреналиновые излишки в кончики пальцев, в когти чумовика. Понадобится энергия пустить знаки в ход — особо напрягаться не придётся.

Перед тем как полностью переключиться на сон, ещё раз проверила закрывающие знаки. Всё в порядке. Но почему-то осталось ощущение ненавязчивое ощущение застарелой занозы. Притаилась в коже, чуть движение — и свербит. Кто-то "стучится" ко мне. Или очень напряженно думает обо мне.

Я раздражённо села и уставилась на дверь к Имбри. Пойти поругаться?

А через секунды — озадачилась. Имбри, конечно, думает обо мне, но его мысли расплывчаты и тают, будто туман под утренними лучами. Засыпает, в общем.

"Заноза" цеплялась с "улицы".

Пришлось одеться и выйти. Сначала меня потянул след занозы, а потом уж я сообразила и быстро зашагала к пустой клетке.

Саймона, естественно, здесь уже не было: он ночевал у мальчиков Риты. Но одинокую фигуру на тумбе нетрудно распознать даже в темноте. Дирк.

Не доходя, я специально шаркнула подошвами. Дирк вздрогнул и быстро поднял руку ко лбу. Чего это он? Ага, в полной экипировке! Включил прибор ночного видения.

— Добрый вечер, Дирк. Гуляешь или бессонница?

— Добрый. А у тебя?

— У меня — ты.

— Ты услышала, что я думаю о тебе, — задумчиво сказал Дирк. И замолчал, отчего и пришлось подтолкнуть его:

— Говори, что тебе хочется узнать, иначе сейчас здесь будет лейтенант, а за ним припрётся и Брент.

— Тайгер тоже очень чувствительный?

— Он эмпат. Любое эмоциональное возмущение в пространстве — и он придёт сюда даже не по следу, а как притягиваемый магнитом.

— Как ты?

Я присела рядом. Судя по всему, разговор предстоял серьёзный.

— Давай не будем о механизме наших способностей. Почему ты думаешь обо мне? Или в связи с чем?

Дирк молчал недолго. Но полыхнуло вокруг него такой надеждой, что легко можно догадаться: он хочет использовать мои способности — и, если получится, способности Ника Имбри и даже Тайгера. Это было и смешно, и любопытно — наблюдать вокруг Дирка сияние с мелькающими образами.

— У банды на том конце города осталось наших трое. Майор обещал помочь с теми, кто на поверхности. Если я попрошу его… Если… Пойдёт ли он навстречу?

— Не знаю. Очень сильно боюсь, он может ответить, что мы всего лишь разведка. И то, что он согласился помочь с завтрашним обходом города, — уже великое одолжение… В общем, сомневаюсь.

Очень ярко вдруг представилось, как некие люди из люка в полу выпихивают в огромное сумеречное здание напрочь перепуганного человека, а сами быстро прячутся в колодце. Человек падает на колени, пытается отодвинуть люк, поднимает крепко стиснутые кулаки, готовясь барабанить по металлической крышке. И внезапно ёжится, в панике оглядывается. Но вокруг — пусто и тихо. Человек вяло поднимается, берётся за ручки некоего сооружения, похожего на те, которыми пользуются носильщики, перевозя огромное количество багажа. Человек крадучись делает несколько шагов и нервно вздрагивает, со страхом глядя на носилки. Наверное, они заскрипели или издали ещё какой-нибудь звук. Втягивая голову в плечи, человек оборачивается. Он видит неподвижный тусклый люк с рифлёными кругами по центру и хорошо различимой надписью по краю. Некоторое время он глядит на крышку колодца, а затем наваливается на ручки носилок и шагает в сумрак. Он не знает, что люк отъезжает в сторону, что в спину ему внимательно глядят два пулемётных ствола с оптическим прицелом.

— Прекрати!

— Ты видела?

— Ты буквально впихиваешь в меня образы и ещё спрашиваешь! Это один их троих?

— Нет. Это Линкин. Мы с ребятами увели его. Те бандюги выкинули его на поверхность из подвала. Они не знают, что база снизу полностью пронизана автономными ходами канализации, которые — каждый по отдельности — уходят в единую систему. Нам оставалось только дождаться, когда он доберётся до нужной крышки. А дальше подсечка, рот зажали — и он внизу. Эти гады, наверное, до сих пор гадают, что случилось с ним. Мы взяли его, когда он зашёл за опорную колонну.

— Бандиты вроде берут заложников парами. Кто был с Линкином?

— Брат.

— Теперь, когда Линкина нет…

— Его тоже используют. Пленники содержатся вместе, привыкают друг к другу. А значит, можно давить на них бесконечно: или ты идёшь за провизией, или смотришь, как издеваются над близким тебе человеком.

Я задумалась. Ну, ладно, я. Переведу запас адреналина в необходимую энергию — и недостаток сна на мне не скажется. А как быть с остальными, кто не владеет энергетическими техниками? Ну, хорошо, помогу им. Но тогда измотанной окажусь я. Измотанной и неспособной к прочёсыванию города.

Будто уловив мои сомнения, Дирк предложил:

— Если согласишься, мы возьмём в вылазку ребят, которые сегодня караулят вход в Нижнюю Андромеду. Они выспались днём. А на их место — следующих караульных, которые уже поспали часа два.

— Уже всё продумал? И потом… Три года — хорошая школа для гражданских. Но уверен ли ты в них? Кого ты брал в прошлую вылазку? За Линкином?

— Макса и Рустама.

— А завтра по городу пойдёт спецназ. Этим двоим ведь необязательно с утра идти с нами? Могут и выспаться, пока мы в городе.

Дирк хмыкнул и по личной связи вызвал обоих.

— А кого предлагаешь ты со своей стороны? Этого парня Имбри?

— Нет. ОН слишком предубеждён. В команде есть отличная пара, они хоть не эксперы, но молчать будут. — Я не улыбнулась, вспомнив, как Римлянин и его дружок решили подшутить над Лексом Берёзой, но воспоминание об их выходке расслабило лицевые мышцы.

— Это не мои ребята, — сказал Дирк, оглядываясь.

— Чёрт, чёрт… Это Тайгер, — буркнула я.

— Всё отменяется?

— Ни за что! Если будет приставать — вырублю.

— Как Ник Имбри Саймона?

— Угу.

Второго мы сначала не разглядели в искусственных сумерках.

— Драный хвост кота моего, — пробормотала я обречённо.

— Заговорщики, да? — радостно сказал Винсон. — Драный хвост, понимаешь, кота моего. А я думаю, куда ты делась? Начал беспокоиться — Тайгер вон говорит: а давай поищем. Ну, пошли. И сразу нашли.

Я прикусила губу и медленно вернула её в нормальное положение. Всё правильно. Винсон — товарищ ответственный. Напрямую своей тревоги из-за моего отсутствия не выказал. Но его беспокойство учуял бы и слабый эмпат, не то что тренированный военный. Интересно, лейтенант уже сообщил Бренту, что идёт меня искать?

Тайгер насупился, мельком глянув на Дирка. Несмотря на непроницаемый вид и хорошо скрытые внешние эмоции, Дирк переливался всеми красками напряжения. Я знала, что сейчас считывал лейтенант: страх человека, который боится, как бы не провалилось задуманное.

— Не смотри на меня, Ата, — тихо сказал Тайгер. — Я никому ничего не скажу. Майору — тем более.

— Не понял. — Дирк добавил в реплику вопросительной интонации.

— Эрик — эмпат. Сейчас он примерно знает, что мы задумали.

— Я с вами! — заявил Винсон.

— Куда это ты с нами?

— А куда надо. Зря вы всё равно не пойдёте, а… — Он запнулся и сузил глаза на Дирка. — Мальчишка рассказывал о похищенных. Драный хвост… Без меня хотели?.. Тыщу лет в самоволке не был, а они — без меня… — Кажется, он даже обиделся.

С двух сторон подошли Луис Гилл с Лоренсом Маккью и Рустам с Максимом. И тут до меня дошло, что я наделала, вызвав Римлянина. Кроме меня в предполагаемой группе спасения одни профессиональные военные!.. Предположим, Рустам и Максим отоспятся. Они всё-таки могут себе это позволить. А наши ребята? Каково им завтра будет?.. Разве что примут какие-нибудь стимуляторы. Всем помочь я не смогу.

Я вернулась к мысленной фразе "наши ребята". Невольно улыбнулась. В конце концов они ещё не согласились.

Согласились, едва только Дирк объяснил суть вылазки. Да ещё как! Рустам с Максимом спокойно кивнули. "Наши ребята" пришли в возбуждение: замотали головами, захлопали по одежде, проверяя оружие. И, лишь охлопав себя, вернулись в обычное состояние профессиональной расслабленности, скрывающей профессиональную же собранность.

Тут не надо было долго и упорно ломать голову, почему они так себя повели. Всё правильно. Привычные к постоянному адреналину в крови (не без помощи Лекса Берёзы), ребята томились от бездействия. И вдруг такая оказия — освободиться от постоянного ощущения тревоги. Ладно, будем надеяться, что, сбросив напряжёнку, ребята вздохнут свободнее. А со сном… Как там было сказано? Подумаем завтра!

39.

Дирк отлично знал все ходы-выходы подземных коммуникаций. Он объяснил, что, если идти напрямую деловым шагом, путешествие к складам займёт не более пяти с небольшим часов. Для нас это слишком много. Поэтому он предложил бег чуть в обход, что должно сэкономить часа два, поскольку обход давал возможность обойтись без передвижения ползком.

Бег. Здесь меня волновал только лейтенант. Я исподтишка проверила его и успокоилась. Нормально. Выдержит. А потом, в начале марафона, отметила, что не только я осталась позади лейтенанта — на всякий случай, но и Винсон сообразил стать замыкающим. Наверное, он вспомнил, в каком состоянии Тайгер появился на катере.

Дирк, видимо, мчался бы и в темноте, легко ориентируясь во всех поворотах и закоулках, но за ним следовали семеро. И время от времени я видела, как он выбрасывает руку в сторону, как мгновенно загорается тусклый, но достаточный для нас свет.

… Леон Дайкс открыл глаза, будто и не засыпал. Он дышал бесшумно, но всё же дыхание изменилось. И это заставило майора Брента, спящего за тонкой перегородкой, мгновенно проснуться. Не открывая глаз, Брент прислушался. Знакомое посапывание Флика напротив было обычным для спящего. Брент уже знал, что рыжеволосого можно разбудить лишь голосовой командой. Спокойное движение в комнате, тихие переговоры членов группы — всё это являлось лишь фоном для его снов.

Майор повернул голову к Дайксу.

— Что?..

— Соседний вагон пуст. Почти.

В соседнем вагоне размещались группы Тайгера и Мида.

Брент сел, с секунду размышлял, затем мягко пошёл к двери. Дайкс — за ним. Пройдя по коридору соседнего вагона и заглянув в "номера", они нашли только крепко спящего Синклера Мида. Майор не боялся нечаянно разбудить его. Там, где Мид считал себя в относительной безопасности, он, при помощи психотехники, ставил внутренние часы на определённое время и дрых со спокойной совестью. Разбудить его могла, как и Флика, или голосовая команда, или явная тревога.

Пятясь, Брент вышел из "номера".

— Остальные на месте?

— Не знаю.

— А как ты понял?..

— Пространство опустело.

Они вышли на улицу и огляделись.

— Слева кто-то есть, — сказал Дайкс.

— Разговаривают — это и я слышу, — вздохнул майор.

Не остерегаясь и не приготовив оружия, они зашагали к клетке Саймона. Там ругались. Шёпотом, но иногда срываясь на хриплое рычание, по которому Брент узнал Барракуду. Очертания второго ничего не сказали ему, но присутствие Барри объяснило, что это его напарник.

Барракуда замолчал и оглянулся.

— Почему не спим? Завтра трудный день.

— А когда он был лёгким? — риторически вопросил сириусец.

Имбри сумрачно молчал, и не нужно было быть эмпатом, чтобы понять: он разъярён.

Майор сложил в уме два и два и получил четыре. Мысленно же перебрав на себе оружие и убедившись, что основное захвачено, он в приказном порядке отослал Дайкса (тот послушно ушёл) и Барракуду (этот зашипел что-то жуткое, но тоже удалился). Имбри сидел, не шелохнувшись, упрямо сжав рот.

— Далеко они ушли?

— … Порядочно.

— Догнать сможем?

Имбри поднял глаза. Встал.

— Вы уверены?

— Веди.

Мельком Брент подумал, что им придётся объясняться с патрульными, которые стерегут ходы-выходы подземного города. Но Имбри повёл за дома-вагоны, спрыгнул под один из них. Пригибаясь под вагоном, Ник прошёл шагов семь и присел на корточки. Импровизированный десант во главе, как понимал майор, с Дирком даже не потрудился запереть дверцу в стене. Согнувшись в три погибели, Ник и Брент просочились в довольно просторный коридор и дверцу тоже только плотно прикрыли.

— Они бегут, — отстранённо глядя в пустоту, сказал Ник Имбри.

— Бежим и мы, — философски ответил майор. — Догнать, может, и не догоним, но если что… Так что — вперёд.

Что он имел в виду, для Имбри, кажется, осталось загадкой. Но, как и все военные командного эшелона, Брент просто не любил, когда события выходили из-под контроля. Или наблюдения. Что бы ни случилось — он должен знать обо всём, в идеале — находиться на месте событий.

… Сначала я старалась запомнить дорогу зрительно. Но слишком о многом надо было подумать. Поэтому пара знаков на глаза, пара — на виски. Теперь любые картинки, зафиксированные глазами, автоматически переходили в незримые кладовые памяти. На обратном пути, случись что, я могла бы довести назад наш маленький отряд.

А подумать очень надо было вот о чём. Я смогла освободить Саймона от деградировавшего чумовика. Правда, рядом был Имбри. Пусть и косвенно, но он помог мне. Смогу ли я самостоятельно выдрать агрессивную гниль из человека? Саймон сопротивлялся. А если тварь налетела неожиданно? И человек даже не понял, что с ним? Если жертва мгновенно стала легко управляемой биологической машиной?

Мозги Саймона на том уровне, который я видела, выглядели истощёнными. Чумовик не пожирал их, но уже соприкосновение с ним отравляло. От меня Саймон получил достаточную порцию энергии, чтобы восстановиться. А если дело придётся иметь с морфецом, как обозвала эту разновидность Бланш? То есть с оборотнем — как называют его здесь, на Персее? А если взять похлеще — "акулу"? Если возможность вернуть жертвам чумовиков их первоначальный облик? Их человеческую сущность?

Пока это были вопросы впустую. Но мне всегда нравились задачи, которые ставила передо мной жизнь. А ещё мне нравилось проводить опыты, смешивая разные техники при работе с энергией.

Кажется, Дирк тоже думал о том же.

Отвлёкшись от своих мыслей о Субстанциях Персея, я вдруг сообразила, что мы двигаемся слишком медленно для спецназа. Затем выяснила, что виноват Тайгер. Дирк счёл его самым слабым в группе и берёг. Время от времени наш ведущий требовал остановки, а от лейтенанта — прослушать пространство впереди. Сначала я удивилась, почему Дирк не предлагает мне заняться прослушкой. Дошло: во-первых, он не хочет, чтобы я ослабела хоть в малейшей степени; во-вторых, он чутьём прирождённого командира уловил, кто больше всех в группе нуждается в частом отдыхе, и нашёл деликатный выход из положения. Правда, Дирк не подозревал, что лейтенант разгадал его умысел и постепенно зверел от негодования. Ещё одна остановка — и Тайгер взорвётся.

— Тихо! — уже привычным шёпотом велел Дирк и продублировал приказ жестом, в котором пальцы играли главную роль.

Лейтенант подобрался и вспыхнул тяжёлой злобой. Но обидеться во всеуслышание не успел.

В слабом свете фонариков-карандашей пальцы Дирка продолжали двигаться: двое налево, двое вперёд на низкую позицию — оружие наизготовку, двое назад — прикрывать наши задницы от случайностей, Ата со мной — к двери.

У двери мы присели на корточки, вслушиваясь во враждебный мир за тонкой преградой.

Одними губами, но так выразительно, что считалось легко, Дирк спросил:

— А можно спасти остальных, как Саймона?

— Не знаю. Саймон сопротивлялся. И всё равно: что сделала эта дрянь с его мозгами — это страшно. Будет ли с ним и дальше всё нормально?.. Решать могут только врачи с соответствующей аппаратурой. Боюсь, с остальными безнадёжно. Они-то не сопротивлялись.

— А почему Саймон мог сопротивляться? Думаешь, особенности организма?

— Скорее, особенности психики. Другие были напуганы и не вполне понимали. Страх и отчаяние смели защиту. Саймон — знал, что его ожидает, и всегда был настороже. В общем, похоже, у него сильное нежелание стать кем-то другим отторгало оккупацию.

— А ты?

— Что — я?

— Ты не просто носишь в себе "акулу". Ты явно используешь её. Как?

Я взглянула на него, Дирк, беседуя, неотрывно смотрел на дверь. Невольно подумалось, как хорош его профиль, отчётливый даже в сумерках, искусственно поддерживаемых в подземелье нашими фонарями. Взглянула — и что-то тяжёлое и злобное от низа живота принялось карабкаться кверху.

— Дирк… Кто я? Кем я была в лаборатории?

Он будто всхлипнул — так перехватило дыхание. Но полностью повернул голову, чтобы смотреть в глаза.

— Профессор Аугустус Кейд считал, что предыдущая раса Персея, умирая, сумела всё-таки оставить генетический материал. Для опытов требовались подопытные кролики. Их набирали из отбросов общества — чаще с других планет. И каждый из "кроликов" знал, на что идёт, поскольку подписывал договор и мог рассчитывать на вознаграждение. То есть все они были добровольцами. Ты — тоже.

Помолчав, я пожала плечами.

— По словам Ника Имбри, у нас двое детей. Как-то плохо вяжется с представлением об отбросах общества. И — ты разглядывал мою руку в поисках номера. Добровольцам ставили номера? Разве не должны были с ними обращаться как с обычными людьми? Или в лаборатории Кейда не принято видеть в "подопытном кролике" человека?

— Такие вещи — вне моей компетенции. Были. Пока ты не восстановишь память, мы, видимо, не сможем судить обо всём непредвзято — вздохнул Дирк. — Ну, всё. Я так думаю, все успели отдохнуть. Зови слухача.

— Я и сама могу.

— Ты понадобишься позже.

Я оглянулась: темнота за нами стояла мутная, с торчащими в пол притушенными лучиками фонарей. Не разбирая кто где, я послала в эту муть мысленный зов: "Тайгер!" Темнота, ближе ко мне, чуть колыхнулась и неуверенно приблизилась. Слишком слабый импульс зова. Лейтенант сомневался. Но Дирк махнул ему и похлопал по воздуху рядом с собой. Тайгер кивнул и тоже присел на корточки почти под дверью в следующий коридор…

Впрочем, за дверью нас ждал уже не коридор. Я вспомнила карту Подземья, нарисованную от руки с опорой на лаконичные схемы городского метро. Эта дверь отделяет нас от убежища, говоря высоким слогом, противоборствующей группировки. И, если нам повезёт, обойдёмся без жертв и благополучно исчезнем, прихватив пленников — ребят из группы Дирка.

Ещё я успела подумать и о самих пленниках. Они содержались, как рассказывал спасённый Линкин, в бывшем багажном хранилище, за прочной решёткой, — семнадцатилетний Виктор и юная же пара — Фил и Алиса.

Додумать, как прорваться за толстую металлическую решётку, в случае если никто не удосужится преподнести на подносе ключи от "тюрьмы", не удалось.

Лейтенант, прислушиваясь, озадаченно сдвинул брови.

В следующий миг мощной волной звериного рёва нас отшвырнуло от двери. Мне повезло: я врезалась в падающего Дирка.

40.

Дирк оттолкнулся от пола от пола, придержав меня, обнявшую его за шею. Будто безо всякого груза на себе, он бросился к трансформатору, отбросил металлическую дверцу и врубил полное освещение.

У двери во владения противника застыл Римлянин, остальные рассредоточились полукругом. Луис примерился к дребезжащей железке — закрыта. Коротким тычком он выбил дверь. Тайгер, стоявший спиной к стене, нырнул вперёд и рывком швырнул в нашу кучу вопящую женщину. С другой стороны в неизвестность шагнул Винсон и стремительно выпрыгнул назад, прижимая к себе чёрного от крови парнишку. Поймавший женщину Маккью прочно припечатал вопящий рот. Та извернулась и сцепила руки на его поясе, правильно поняв — спаситель.

— Дирк! Свет!

Короткий рык Луиса совпал с грохотом хлопнувшей двери.

Дирк не видел, что произошло с дверью, но свет вырубил мгновенно.

Говорить приходилось в полный голос — такое впечатление, что с той стороны на дверь давит громадная волна сплошного вопля и грохота.

— Две "акулы" и куча теней.

Сообщение было таким невероятным, что все смолкли. Здесь, в Подземье? В фоновом грохоте, истошных криках и рёве чудовищ еле прослушивался странный бубнёж. Определившись с источником звука, Римлянин направил свет на Винсона. Он уловил точно: бубнил под ладонью десантника окровавленный парнишка. Дирк шагнул к нему и с силой приказал:

— Громче! Ну!

Парнишка поднял искажённое ужасом и кровью лицо.

— Дирк! Дирк! Там Алиса!

— Вот чёрт! Это Фил!

— Слава Богу, одного нашли! — добродушно сказал Винсон. — Ну, что ты рвёшься? Успокойся. Сейчас быстренько посмотрим, что с тобой, а потом займёмся Алисой.

— Я не ранен! Это не моя кровь! Алиса!

Женщина с влажными тёмными волосами, с которых текли по лбу и скулам чёрные нити, оглянулась от пояса Маккью и оскалилась:

— Ты зовёшь её так, будто она не на твоих глазах… Как будто эта кровь…

Она не договорила, прижалась к Маккью и беззвучно заплакала.

— Но я не видел! — озадаченно сказал парнишка. Но озадаченность была настолько преувеличена, что он сам почувствовал фальшь. И всё-таки Фил упрямо принялся убеждать Дирка: — Надо идти за Алисой, чего вы ждёте? Надо идти, а то будет поздно.

Маккью жёстко поднял подбородок женщины.

— Что у вас там произошло? Быстро!

Она то ли всхлипнула, то ли шмыгнула и диковато оглянулась — теперь уже на Дирка. Выражение залитого кровью лица трудно определить, но в голосе звучал надрыв и даже ненависть.

— Это всё из-за Говарда. Он предложил поймать одно чудовище и натравить на людей Дирка. А чудовище и правда поймали — хитростью, конечно. В клетку заманили. — Она коротко взглянула на Фила, опустила глаза. — А эта гадина позвала тени. Откуда нам было знать, что они друг друга слышат?

— А приманкой стал Виктор!! — неожиданно завизжал Фил.

Хрясь! Визг оборвался на высокой ноте — мгновением позже после удара в металлическую дверь с той стороны. Полотно двери смялось посередине в чёткий отпечаток лапы с чудовищными когтями.

Одновременно преобразился спецназ. Из добродушного балагура Винсон стал жёстким военным: словно тряпку, он молча скрутил беснующегося Фила, обездвижил его, заклеил рот. Маккью, только что похлопывавший женщину по спине, сделал с нею то же, что и Винсон с Филом. Обоих "с той стороны" уложили у стены. Дирк короткими жестами определял место каждого, перед тем как мы встретимся с врагом.

Я послушно присела слева от двери. Итак, ни Алисы, ни Виктора в живых уже нет. Зачем же Дирку необходимо войти на вражескую территорию? Судя по истошным крикам, которые резко обрывались, тени заканчивали своё чёрное дело. Человеческих воплей становилось всё меньше.

Не только я, но и ребята понимали логику Дирковых действий: пусти чудовищ дальше — они доберутся до другого конца города и приведут за собой тени. Так что…

Новый рёв заглушил уже редкие крики людей.

— Третья акула! — крикнул Дирк, болезненно скривившись.

Спокойно-сосредоточенные лица профессионалов почти не дрогнули. Дрогнула я. Что-то во мне отозвалось этому звериному рёву. Я не успела подумать — что. Ноги вдруг ослабели, я упала на четвереньки. Я ещё видела свои руки, упирающиеся в каменный пол; я ещё слышала звуковой ад, который ломился к нам сквозь дверь. Но я уже плыла в абсолютной пустоте, стала огромной, и внутренний голос, странно искажённый, дружески посоветовал: "Расслабься. Много не нужно. Просто расслабься — и ты получишь всё". Я сонно смотрела, как вспухают мои пальцы, по которым от ногтей — от когтей уже! — плеснула чешуйчатая волна. Сколько можно сопротивляться? А главное — зачем? Вся осознанная жизнь последних лет — жизнь одиночки. Здесь же у меня появился шанс найти себе подобных… Мысли текли вяло. В тёмном, занятом мною углу, никто не разглядел бы, что со мною происходит… Спину вздыбило нежно и мягко. Ну да, во мне крылатая "акула"… Крылатая… Зашевелились лопатки и ощутимо поползли к плечам. Тяжёлый вес заставил чуть прогнуться… Треснула ткань комбинезона.

Резкая боль вспыхнула в голове. Такая сильная, что я едва не свалилась. Руки, во всяком случае, ослабели. Будто кто-то врезал по затылку. Мысли сразу прояснились, я испуганно села — привалилась к стене. Что происходит?! И услышала напряжённый, словно сквозь зубы голос: "Зоя, не смей!" Голос, едва узнав который, пришла в ярость: "Это ты не смей лезть в душу!" Имбри ответил немедленно: "И не только в душу! Доберусь до тебя — точно по заднице отшлёпаю!" Последняя фраза убила. И вернула к реальности. Я загнала личного зверя в подсознание. Мне бы ещё время полностью прийти в себя.

Поколебавшись, я мысленно послала назад, откуда мы пришли: "Имбри, спасибо — вытащил". И уловила слабое: "Всегда пожалуйста!"

Из далёкого пространства, в болезненно плывущих потоках воздуха, далеко, но отчётливо прозвучал голос Дирка — его крик:

— Надо! Может, остался кто-нибудь!

Будто сухой взрыв — дверь, рядом с которой я скрючилась, выпятилась как от кулака, посередине и со следующим ударом, лязгая, вылетела к нам. Сила удара была такова, что искорёженный предмет помчался по прямой. На его пути оказался Маккью, только что поднявший женщину.

Не только я — все видели, как эта дура принялась выдираться ещё до удара из рук Маккью, а при виде несущегося снаряда — одеревенела, вновь вцепившись в спасителя.

Я была ещё в ступоре и действовать не могла.

Маккью повезло: на пути выбитой двери очутился Луис Гилл. Точнее, не очутился, а почти одновременно с нею оказался на отрезке до Маккью. И — Рустам. Они прыгнули оба. Только Римлянин ударил кулаком поверх двери, а Рустам послал её в сторону. Так что они сбили направленное движение снаряда, и дверь загрохотала мимо Маккью.

А в разгромленный проём сунулся оборотень. И с визгом, как та же дверь, влетел на нашу территорию от пинка зверя побольше.

Зверь побольше смог впихнуть в проём лишь здоровенную лапу. И то заскрипел, зашелестел строительной крошкой ещё державшийся на месте косяк. Впихнул и зашарил, царапая борозды на плиточном полу ищущими когтями.

Оборотня сожгли в мгновение и попытались сделать то же самое с лапищей. Но бронированная конечность проворно ушмыгнула назад, теперь уже полностью выворотив косяк на свою сторону. Боюсь, на лапе мы оставили лишь подпалины от лучевого оружия.

А потом…

— Стреляйте!! — завизжала я.

В туманный от пыли и жирного дыма проём мягко вплыли три тени. В живом и энергичном движении потревоженного воздуха наши их не видели — это я сразу поняла. Разве что Тайгер среагировал — судя по расширенным глазам, застывшим на конкретной точке.

Вот когда я пожалела о базуке Бланш. Одного бы выстрела хватило. Но я стояла близко к двери, чуть за углом. Одно движение пальцем — у меня в руках огнемёт. Выстрел. В огненном выплеске сверкнули три призрачно-зелёных пятна. Теперь все увидели и включились в стрельбу. Ведь только первые три тени приостановились у порога — остальные помчались к нам дуром.

Помню, я злорадно подумала, сколько теней раздавила та "акула", что снова попыталась втиснуть лапу в дверной проём. Потом, когда лапу обстреляли и "акула" с рёвом отшатнулась от "мышиной норки", я не выдержала и захихикала: с левой стороны косяка, раздавленный в лепёшку каменной лапой, шмякнулся оборотень. Где уж там "акуле" смотреть на всякую мелочь! Зверюга, наверное, и не поняла, что кого-то раздавила.

Стена, к которой я привалилась, дрогнула.

— Ата, уходи! — крикнул Римлянин.

Дрогнула во второй раз — я оттолкнулась и помчалась к ребятам. Буквально под локтями — руки упором на ременном оружии — шаркнули плазменные заряды. Ещё! Под их прикрытием я пробежала десяток шагов — и присела в испуге: теперь уже дрогнул пол. В следующий миг я прыгнула вперёд, к протянутым рукам Тайгера и Дирка. Замешкалась, потеряла всё-таки время на испуг — волна пыли и осколков ударила в спину, расшвыряла нас в стороны.

Где-то выругался Винсон, обращаясь к "драному хвосту", на одной ноте взвыла и внезапно замолчала женщина. Кто-то бесцеремонно схватил меня за плечо, выдрал из кромешного ада густой пыли, бьющих по телу камней, протащил сквозь жгуче-царапающие вихри и сунул в чёрное. Грохнула дверь. Звуки не оборвались, но уменьшились вдвое. Прижатая к чьему-то телу, едва сдерживаясь, чтобы не раскашляться, я старалась определиться, что произошло и где мы находимся.

— Маккью, Гилл… — Шёпот Дирка нерешительно повис в воздухе.

— Здесь.

— Тайгер, Винсон.

— Здесь.

— Макс, Рустам.

— Рустам здесь, со мной Ата, — сказал человек, прижимавший меня к себе. — Макса не видел.

— Здесь я.

— Фил?

Тишина. Потом прерывисто вздохнули и тоненько сказали:

— Здесь я, здесь…

— Чего ревёшь?

— Мира умерла.

— Вывернулась из рук, бросилась в сторону, а там как раз стена падала, — тихо объяснил Маккью. — Её арматурой и…

Фил коротко всхлипнул.

Быстро восстановив мелкие события, легко поняла и начало: к нам, прятавшимся от основной группы чумовиков, пожелала прорваться ещё одна "акула". Оказалась "акула" до ужаса простодушной и рассуждала так: чтобы добраться до содержимого ореха, надо разбить скорлупу. А поскольку "акула" эта имела габариты вдвое больше первой, которая совала лапу в дверной проём, то и поступила соответственно: взяла — и пару раз треснула боком по стене. Интересно, она учует нас здесь? Кстати, где это здесь?

— Дирк, а где мы?

Дирк, слышали все, вздохнул.

Огромная длань похлопала меня по плечу и пропала. Рустам по вопросу понял, что со мной более-менее нормально и падать я не собираюсь.

— Не хотелось бы нагнетать, но мы, кажется, в ловушке. Отсюда только один выход — наверх через люк.

41.

После недолгого молчания заговорил Римлянин.

— Пара плазменных зарядов — и стены нет. Вот и выход в другой коридор.

— Наш тупик как отросток, — пояснил Дирк. — Где ни ломай стену, выход будет один — в то самое помещение, где сейчас разгуливают чумовики. А упирается тупик в стену, за которой была группа Говарда. Была… И там тоже тени и оборотни. Тайгер, можешь проверить, остался ли кто-нибудь из людей?

Как только заговорил лейтенант, я пожала ладонь Рустама и осторожно пошла к Тайгеру, шёпотом предупреждая: "Это Ата. Это я иду".

— Я уже минуты две как пробую понять, что там, у них. Но всё заглушает какой-то странный фон. Как будто кто-то поставил заглушки.

— Тайгер, это я, Ата. Сейчас подойду и попробуем вместе…

Последние слова заглушил чудовищный рёв. Мы оглохли, хоть и попытались предохраниться от звукового цунами… Рёв стих, а бронированная зверюга принялась скрести стену, за которой мы прятались. Чуяла или догадывалась? Мы перешли на внутреннюю связь.

Со мной такого никогда не было — на моей короткой памяти. Тупичок, тесный и тёмный — ни зги не видать, не позволял свободно пройти из одного конца в другой. Мы не договаривались. Я шла медленно — открытые ладони на уровне груди. Ладони тыкались в подставленные мужские руки, и меня осторожно передавали друг другу, коротко провожали к лейтенанту, позволяя идти без остановок. У меня, привыкшей действовать в одиночку, решать в одиночку, это странное, непривычное действо вызывало щемящее томление и словно обвевало тёплым, ласковым ветерком.

Тёплые пальцы лейтенанта схватили пальцы мои, и, поневоле прижатая к его груди, я услышала тревожный, неровный ритм. Мы застыли — я, правой ладонью упираясь в его солнечное сплетение. Новый вопль бродящего вокруг да около динозавра — Тайгер инстинктивно прижал меня к себе. Нравятся мне такие инстинкты у мужчин.

Но и времени лейтенант даром не терял. Урывками, в "акульих" паузах, он передал:

— Три "акулы", около двадцати оборотней… Точнее сосчитать не могу — постоянно перемещаются. Людей не осталось. В кого чумовики не успели вжиться, того сожрали… И… Что-то ещё. Приближается. Двойная эмоция. Тревога, раздражение.

— Дверь тупика выходит напротив нашего коридора? — спросила я.

— Точно, — откликнулся Дирк.

— Тогда это Имбри и майор Брент.

— О… Ага… — задумчиво сказали неподалёку.

Ни за что бы не узнала — кто. Если бы два голоса шёпотом не закончили невразумительную фразу из междометий знаменитым: "Драный хвост кота моего…" Гилл с Маккью. Ещё шутят.

— Прикрою, — сказал Дирк, — нестандартная ситуация. Предупредить их можно?

— Майор знает, — успокоила я его, — Имбри сказал.

Тупик содрогнулся почти одновременно с нетерпеливым рёвом. Вновь оглохшие, мы всё же сообразили, что "акуле" надоело подкапываться под стену и она начала действовать по уже испробованному принципу: сила есть — ума не надо. Я представила, как чудовище бьёт каменным телом в стену тупика. И тоже содрогнулась. Тайгер крепче прижал меня к себе. Тот, кто называл себя моим мужем, находился на порядочном расстоянии от меня. Надо же кому-то позаботиться обо мне!..

Словно падающая пыль и штукатурка, затихал рвущий барабанные перепонки грохочущий рёв. Началом затишья воспользовался Дирк.

— Тени остались?

Мы сначала не поняли вопроса. Первым сообразил лейтенант. Дирк спрашивал, есть ли тени, не нашедшие себе тел.

— Холод, — напомнила я. — Сосредоточься на…

И вскинула ладони к ушам. "Акула" взревела так, словно стояла в двух шагах от нас.

В густой, насыщенный раздирающей уши вибрацией, казалось, можно бросить какой-нибудь предмет, и я не удивилась бы, если он не упал, а начал медленно тонуть.

Свистящее дыхание человека, втянувшего воздух сквозь зубы. Потом странное ритмичное движение того же воздуха, словно кто-то обмахивается маленьким веером. Лейтенант оглох. Трясёт головой.

Чёрт, некогда отвлекаться на мелочи. Эта тварь нас здесь придавит обрушенной стеной, а морфецы попируют, пожируют на наших свежих останках.

Ощупью — руки на уши Тайгера. Всё. Притворяться, что простой экспер, смысла нет, если речь идёт об элементарной выживаемости. Даже глаза закрывать не пришлось: в кромешной тьме структура повреждённых слуховых проходов засветилась, как хорошая голограмма. Видела я и свои ладони, и мгновенно крепнущие энергетические нити вокруг них. Сосредоточилась — и мои нити рванулись туда, где багровели повреждённые перепонки. Заряд получился сильный, подпитанный адреналином. Багровые пятна исчезли, а Тайгер прерывисто вздохнул. Кажется, он открыл рот поблагодарить меня. Обозлённая, я почти рявкнула:

— Холод!.. Блин…

Движение воздуха от меня — лейтенант поднял голову.

— Раз… четыре… девять. Девять теней.

— Уверен? — спросил Дирк из темноты.

— Девять. Все наверху.

Секундой позже ответа подпрыгнул пол под нашими ногами, а стены перед носами, моим и Тайгера, содрогнулись. Дышать стало невозможно. Мы закашлялись, давясь пылью и строительной, и набравшейся в тупичке за долгие годы.

— Как вы убиваете "акул"?! — хрипло взревел Винсон.

— Лучше бить в глаза, — тонким придушенным голосом ответил Максим и закашлялся…

— Попробуем маневрировать среди них и в первую очередь расстрелять тени!

— Винсон! Оборотни сожрут в одно мгновение!

— А у нас есть?..

Кажется, Винсон хотел риторически вопросить о выборе. И оказался прав. Выбора не осталось. И слова, и сам выбор прихлопнула "акула". Стены тупика рухнули. Мы вылетели из-под падающих обломков в разные стороны. Беспорядочная пальба, шипящие лучи, в которых уже в первые мгновения сгорели три тени…

Слава Лексу Берёзе! Одна из последних игр шла в полумраке. Пилот предположил разрушения в лаборатории, из-за чего свет мог быть лишь от автономных генераторов и то не везде. Как бы Лекс обрадовался, если б додумался добавить к полумраку действующий разгром помещения!

Я шарахнулась от оборотня, который словно прилип ко мне. Взгляд наверх — резкая струя из огнемёта: две торопливые тени рванули было в стороны. Две вспышки. Ага, если бы да кабы… Оборотня с моих ног — только и успел коснуться! — очередью снял Рустам. Дирк прыгнул к нему — не успел. Успела я при виде запрокинутого лица Рустама, падающего под весом двух оборотней. Твари прыгнули сзади. Но Рустам падением среагировал не на них. На меня, вскинувшую бластер-пистолеты и стреляющую с обеих рук. В глаза. В зенки пучеглазые.

Спину ожгло чем-то стремительным. Маккью с пола лучевым зарядом спалил тень, пикирующую на мой затылок. Его самого буквально обливали огнём Рустам и Максим, не подпуская оборотней.

Вот все трое вскочили и понеслись нам навстречу. А мы — спина к спине Тайгер, Дирк и я — обливали пространство вокруг себя и медленно шли на воссоединение.

Соединение не удалось. "Акулы" помешали. До сих пор мы бегали от них, легко и непринужденно прыская из-под их лап. Но выворачиваться легко в одиночку…

Краем глаза увидела Винсона. Он сидел, оседлав верхнюю часть обрушенной стены, отстреливал тени и безнадёжно палил по "акуле", которая торопилась к нему так, что, не заметив, раздавила двух оборотней. Кроме Винсона, в той стороне никого не было.

Додумать и сообразить? Когда пальцы машинально передёргивают шкалу с очереди на выстрел гранатомёта?

Оборотень справа. Удар ботинком — лезвием выскочившего из подошвы ножа — по безумному оскалу морды между вскинутых ко мне тощих лап. Трое набегающих оборотней повалились на пол под тушей сдохшего морфеца. Пока они встанут… Разворот. Выстрел. Винсон увидел — пригнулся.

Тупорылая морда будто кивнула и взорвалась.

Ага, не только глаза — уши тоже уязвимы. Хотя какие уши — так, дырка в башке.

Обернулась к троим… О, уже пятерым оборотням! Ничего, душу грело, что под тушей "акулы" ещё один оборотень сдох — отпрыгнуть не успел.

Морфецы уже усвоили, что эта штука, которая в руках людей указывает на них, может плеваться смертью. И попытались взять меня вкруговую, в капкан. А ещё сбоку мчалась та самая "акула", которая считала, что сила есть — ума не надо. Ну, та, которая наш тупичок разгромила.

Я сама не заметила, что кричу в полный голос, пытаясь сжечь глаза "акулы". Но тварь задирала голову при ходьбе и тем спасалась. На последних "акульих" шагах, от которых плиты сначала дрожали, а затем начали подпрыгивать, и никакая кладка их не могла удержать, я рванула в сторону. Инерцией движения зверюгу пронесло мимо меня. Но эта инерция была затухающей, поскольку "акула" видела в нескольких метрах за моей спиной стену и начала притормаживать. Развернулась она замедленно, но плавно. Трупов раздавленных оборотней под лапищами не замечала. Да уж, где под такими катками мелочь почуять!

Бластер-пистолет повис на кисти правой руки, придерживаемый ременным браслетом. Жёстко разжала пальцы — в ладонь въехал стилет. Он даже нагреться не успел. Бросок — сдох оборотень, повалился с выпученными глазами, с моим стилетом в раззявленной пасти. Он ещё падал, когда я перескочила через него и бросилась к гранатомёту. Вот теперь и он сгодится.

Фонтанируя лучевыми плевками, слыша позади нарастающий грохот бронированных лап, — вот чёрт! Спасибо, Макс, за хороший выстрел! — я добежала до пятачка, где оставила гранатомёт. Где он?! Готовая зарычать, я почувствовала за спиной волну бешено нагреваемого воздуха. Оборачивалась в прыжке за гору мёртвой "акулы"! А живая громадная туша проехалась по плитам, тормозя изо всех сил, и с душераздирающим рёвом вздыбилась надо мной. И чего ей именно я приглянулась?!

Спиной я влипла в стену и лихорадочно перезаряжала на очередь бластер-пистолеты, одновременно бесстрастно примериваясь, по которым складкам кожи долезть до жуткой башки, чтобы "акула" не успела перехватить меня лапищами.

Внезапно стало холодно.

42.

Ко всему прочему загустел воздух. До меня трудно доходило, что происходит. Слишком сосредоточилась на расчёте действия. Выстрелила — слабенький луч изумил до потрясения: быть такого не может! Зарядка в пистолетах на два часа непрерывного боя!

Потом обнаружила, что меня ещё не сожрали. Чем дальше — тем странче и странче… "Акула" повалилась на меня, едва не распластав о стену в тонюсенькую лепёшку. За подрагивающим, расслабленным в смерти телом обнаружились головы Тайгера, Гилла и кого-то сплошняком окровавленного — с трудом узнала Снайпера. Бедный Максим, вечно ему не везёт…

Да что происходит? Я машинально обняла себя за плечи, увидела — как дышу. Ну, ртом — понятно, иначе задохнулась бы. Но при выдохе изо рта вылетало туманное облачко. Почему здесь стало холодно?

Десант и парни Дирка двигались странно — вяло. Не расслабленно, успокоившись, а именно вяло, даже натужно. И добивали совместными усилиями таких же вялых оборотней. Звучит-то как — совместными. Но бластер-оружие и у них работало не в полную силу.

Энтропия? Или… Кто-то пил энергию со всех и со всего. Я завернулась в силовой кокон и проследила движение силовых энергопотоков. У двери в коридор, откуда мы пришли, стоял Ник Имбри. На уровне груди он держал, кажется, нож — лезвием кверху.

Это чудовищно, этого просто не может быть! Только не Имбри с его слабеньким знанием энергознаков! Но от фактов деваться некуда: Имбри устроил частичную энтропию в подземелье, собирая энергию с помощью чудовищного ножа, навешенные на котором знаки были полностью открыты. Он с ума сошёл! Столько силы! Его же разорвёт!

Преодолевая вязкое сопротивление воздуха, я пошла к нему. Уже вблизи заметила, что Ник в трансе: он настолько сосредоточен на процессе удержания набранной энергии, что превратился в памятник самому себе.

Сначала я закрыла знаки на ноже, мельком отметив неподалёку Брента — он помогал Винсону и Рустаму добивать последнего оборотня. Потом, левой ладонью взявшись за холодную, закаменевшую кисть Ника, присела и правой ладонью коснулась ледяной плиты. Закрыла глаза и мысленно начертила в личном пространстве открывающий знак.

То, что можно было бы назвать обмороком, длилось несколько секунд, пока накопленная Имбри энергия стравливалась в пол. Остатки плиточного покрытия вздыбились.

Пришла в себя и насупилась: за руки меня держали Ник и Тайгер. И смотрят в глаза друг другу. Сначала ситуации не поняла, потом раскумекала, что к чему, и обозлилась.

— Поднимите меня — и можете пялиться друг на друга сколько угодно.

Спохватившись, они подняли меня и растерянно застыли, не зная, что дальше делать. Я же выдернула безопасный нож с пояса Имбри — заткнул небрежно, как только оружие стало ненужным. Лезвие как лезвие, широкое, как у охотничьего ножа, а вот рукоять покрыта сплошной серебряной сканью из тайных знаков.

— Откуда он у тебя?

— Это твой, — сказал Ник Имбри и сказанным словно отделил от нас лейтенанта. Эрик кивнул мне и пошёл к майору.

— В смысле — мой?

— В прямом. Ты заказала его на Земле по собственному рисунку.

— Почему же он у тебя?

— Если начну рассказывать, придётся начать с истории нашей с тобой семьи.

Он замолк, глядя мне в глаза.

Да, Ник Имбри прав. Я ещё не готова быть… не одинокой. Но нож… Его рукоять так удобно лежала в ладони.

— А… можно, я его возьму, раз он мой?

— При одном условии. Без меня сбегать не будешь.

Я втянула мышцы живота и оружие пристроила пока сбоку, сунув лезвие в чехол пояса. Хорошая игрушка. С вечным боезапасом.

Больше Имбри мне ничего не сказал. Моё молчание он расценил правильно — как согласие: да, пусть авантюра случится — но с ним на пару. Против его молчаливого присутствия рядом я не возражала. И даже не молчаливого. Но только пусть не лезет с прошлым. Пока.

Далеко напротив вдруг загомонили, задвигались.

Даже не переглянувшись, мы поспешили туда.

Выяснилось, что подвал под складами не последний нижний этаж. Был ещё технический, где проходили трубы коммуникаций и очистительных сооружений. Именно оттуда, из образовавшейся расщелины, десант вытаскивал скрюченного старика и темноволосого мужчину, здорового и перепуганного. Труднее было со стариком: он зажался неудобоподнимаемым мешком, отчего выскальзывал из рук спасителей и снова пытался забиться под рухнувшие плиты. Второй тоже принимал помощь неохотно, но, поняв, что не отстанут, поднялся и тут же отошёл в сторону, хмуро отмалчиваясь на все вопросы десанта. Лицо его, на мой вкус, обладало неприятным выражением — смесью высокомерия, недовольства и страха. Впрочем, если его отмыть от пыли, размазанной по лицу, он будет достаточно симпатичным. Если не будет так явно не стараться отдалиться. Он и старик прятались не вместе.: покорившись судьбе в лице неизвестных, старик позволил себя вытащить и тут же шарахнулся от "сокамерника" по убежищу.

Вглядевшись в дрябло-морщинистое лицо старика, в выпученные от бесконечного ужаса глаза, вслушавшись в его невнятное бормотание, я со вздохом поняла, что присутствие Синклера Мида необязательно, чтобы понять — что со стариком. И без того ясно: он безумен. И спрашивать, что его свело с ума, не нужно… Бедняга…

— Прошляпили? — скептически спросил Брент у Тайгера, сразу переводя взгляд на меня.

Кажется, ругаться из-за несанкционированной вылазки он пока не собирается. Правильно, сначала разберёмся с насущным.

— Прошляпили? — эхом откликнулся лейтенант, заменив скепсис майора недоумением.

— Ну да! Так бы и ушли, не зная, что здесь ещё кто-то есть.

— А, вы об этом. Мы сканировали это помещение без выхода на нижний уровень. Кто же знал, что под ним могут прятаться?

— А если б там оборотни затаились?

Справедливое замечание, между прочим. Если б не один нюанс. И я вступилась за лейтенанта.

— Вот уж чего нет, того нет. Оборотни нападают сразу, насколько мы их уже знаем. Терпеливо чего-то дожидаться — это не про них.

— Ладно, забирайте этих двоих и уходим, — велел майор и переглянулся с Дирком.

До-олгий такой перевзгляд оказался. Но улыбнулся Дирк — помедлив, улыбнулся Брент. Так, кажется, друг друга поняли. Может, слишком крутого разбора полётов не будет?

Я попыталась понять их. Дирк пёкся о своих людях — майор тоже. Если с этой точки зрения они сошлись во мнении, всё замечательно.

— Ата, — Тайгер позвал неуверенно, но не оттого, что рядом со мной стоял Имбри. Лейтенант смотрел на плачущего старика, который время от времени принимался что-то рассказывать — так невнятно, что стоявший рядом с ним Рустам страдальчески морщился, наверное, пытаясь разобрать хоть слово.

— Ата, помоги мне. Что-то странное с этим человеком. Он явно галлюцинирует. Я почти вижу, но только почти.

— Брент, три-четыре минуты! — обратилась я к майору. Тот кивнул, озадаченный и заинтересованный нашей просьбой.

Услышав про передышку, остальные тоже сгрудились вокруг старика. Около здорового неизвестного, присевшего на обломок плиты, остались Маккью и Винсон.

Я начала вглядываться в информационное поле старика. Да, лучше подключить к этому делу и Тайгера. Мне одной в этом мельтешащем аду не разобраться.

Через минуту мы отловили самую яркую галлюцинацию.

— Клетка! — чётко, словно докладывая, сказал Тайгер.

Темноволосый мужчина поднял голову и внимательно посмотрел на нас. Его взгляд был настолько упорен, что я покосилась на него. И, видимо, перенесла остаток зрительного образа в галлюцинацию. Мелочь, но старик застонал, а галлюцинация стала ярче.

Тайгер, не глядя, зашарил в воздухе. Я поймала его ладонь и почувствовала, как он содрогнулся, увидев.

Ещё две минуты мы смотрели, как повторяется один и тот же эпизод в стариковских кошмарах.

Ровно через пять минут прорыва в поле старика мы с Тайгером переглянулись, кивнули друг другу и, резко развернувшись, пристрелили темноволосого.

Маккью и Винсон повскакивали с места — и от падающего трупа.

— Простите, ребята. Потом — нам всем было бы трудно убить подонка, — спокойно сказал лейтенант, и лишь осунувшееся лицо выдавало, как тяжело ему сохранять ледяное спокойствие.

Майор было открыл рот, но промолчал. Ещё раз попытался что-то сказать, но не получилось. Тайгер пошёл мимо него к коридору, бесстрастно выговорив потрясающую фразу:

— По прибытии на основную базу можете наказать меня за самоуправство и взятые на себя функции палача. Возражать не буду.

Брент захлопнул рот, потом обратился ко мне.

— Ата, а ты? В состоянии объяснить нам всем, что вы увидели?

Я ткнула пальцем в труп.

— Это — Говард. Тот самый. Ребята, помните, что сказала Мира? Подлец хотел наслать оборотня на Дирка и его людей, а приманкой стал Виктор. Только Мира не сказала, какой именно приманкой пришлось быть Виктору… Старик шёл за Говардом и его подручными, когда те выводили Виктора наверх, в склады. И видел всё. Они вывели Виктора ближе к дверям на улицу. И начали шуметь, привлекая внимание теней. Тварь вселилась в парня, но он сопротивлялся, как Саймон. Цепь на ноге — сбежать не мог. И эти гады втянули его к себе и заперли в клетку. А он сопротивлялся тени. Сопротивлялся! И тогда Говард принялся отвлекать его от сосредоточенности на себе: заставил своих людей бить по прутьям клетки, кричать на парня, тыкать в него шестами… Выродки… Видимо, рядом с Говардом могли выжить и не потерять рассудка только такие, как он… Двойного натиска Виктор не выдержал. Но и расчёты Говарда не оправдались. Внутри Виктора сидел не оборотень — "акула", та самая, которая громаднее всех была. Клетка не выдержала, тем более, мутируя, "акула" сожрала всех, кто не успел отойти от клетки и набрала органики достаточно, чтобы вырасти до нужных габаритов. Клетка просто лопнула под напором растущего тела. Лапищи-то сначала тощие были… А через несколько минут явились мы.

В тишине шуршала, стекая ручейком, каменная крошка, плакал-бормотал старик и тяжело дышали десантники.

Первым и последним высказался Римлянин. Он подошёл к трупу, потыкал в бок носком ботинка — проверял? — и вздохнул брезгливо:

— Жаль, оживить нельзя.

Дирк криво усмехнулся и кивнул.

43.

Руководство на себя снова взял майор. Он оглядел нас, усталых и грязных, поправил свой бронежилет — на нас, что ли, глядя? — и сказал:

— Пока вас искали, наткнулись на монорельс для ремонтников. Дирк, монорельс на вашей карте есть?

— Нет. Карту Подземья мы составляли по данным разведки и по указателям. Монорельс в пассажирских указателях, естественно, не значится.

Если мы были грязными, то Фил, снова державшийся рядом с Винсоном, казался чумазым. Теперь его движения стали более собранными, будто он уже освоился и с ситуацией, и с незнакомыми людьми. Но сказал Дирку, будто вокруг никого:

— Мы с ребятами катались в вагончике по монорельсу. У него оставалось питание.

— Оставалось или осталось?

— Давайте проверим, — предложил Брент.

Не оглядываясь на разгромленное подземелье, мы заторопились уйти. Впрочем, нет. Дирк оглянулся. По хозяйскому взгляду, которым он окинул помещение, нетрудно было догадаться, что он вернётся сюда — и не один: привыкнув за всем присматривать, он наверняка подумал о трупах, которые, разлагаясь, могут принести в город — и верхний, и в нижний — заразу. Та ещё работа предстоит ему и его людям.

Не считая оружия на нас, шли мы налегке. Только Винсон присматривал за еле передвигающим ноги Филом, да Римлянин нёс на плече сумасшедшего старика. Хотелось поинтересоваться у Фила, как старика звать и был ли он таким же безумным до того, как на его глазах убивали Виктора. Кстати, старик замолчал. То ли на время успокоился, то ли неудобно говорить, тыкаясь лицом в живот Луиса.

Лейтенант ждал в "нашем" коридоре. Он пропустил мимо себя всех, дожидаясь меня и майора, и пошёл сразу за Винсоном. Сначала шли молча, потом я заметила сосредоточенность Тайгера на двух спасённых — на Филе и старике. Причём, он всё время переводил взгляд со спины идущего парнишки на вытянутые ноги старика на плече Римлянина. Я сообразила, что видит лейтенант, но пока молчала в тряпочку, дожидаясь, когда он захочет об этом сказать.

Эрик замедлил шаги. Майор понял, что лейтенант хочет идти рядом со мной, и ушёл чуть вперёд. Правда, по тому, как он машинально проверил, хорошо ли сидит наушник, можно сразу догадаться: он собирается выслушать весь разговор — от начала до конца. И не то чтобы не доверял…

— Ата, ты ведь давно занимаешься энерготехниками?

— Давно.

— У меня с детства были способности эмпата. Сначала я видел, как вокруг человека появляются цветные полосы и пятна, потом начал соотносить цвет и эмоции. Поступил в медицинский в то время, когда особый упор ставился на изучение зависимости болезней человека от его эмоционального состояния. Способности я продолжал развивать, и на меня обратили внимание люди из военного ведомства. Здесь я тоже оказался нужен…

— Особенно твоё присутствие при беседах с определёнными людьми, — медовым голосом напомнила я.

— Это тоже, — не обращая внимания на сарказм, ответил Тайгер. — Люди иногда врут просто так, из странной боязни сказать правду. Поэтому, если возникает необходимость, зовут эмпата. Но здесь, на Персее, со мной что-то происходит. Я не знаю, как это объяснить. Эмоции людей более отчётливы, люди буквально кричат: "Я чувствую именно это!" И, кроме привычных облаков, пятен и полос, я вижу какие-то контуры. Я… Мне это не нравится.

— Чувствуешь себя сбитым с толку и боишься, что виной всему — Персей? — подсказала я.

Лейтенант исподтишка метнул взгляд в напряжённо-прямую спину начальства.

— Нет. Я думаю, не заболел ли.

— Что, мнителен, как всякий биосенс? Успокойся. Ничего экстраординарного и страшного с тобой не происходит. Скорее всего, скажи тебе то же самое о себе другой, ты быстро бы определил, что с ним. Ты — развиваешься, Эрик. Был узким специалистом-эмпатом — теперь потихоньку перерастаешь в стопроцентного биосенса. Можешь, кстати, потребовать у майора прибавку к зарплате.

— Но… Значит, не Персей?

— Значит. Вспомни Портун. Я вывалила на тебя заблокированные эмоции. Это тебя пробило. Ты стал суперэмпатом. Потом, когда ты работал с Барракудой, мы с Дайксом подкачали тебя. Вспомни: ты выудил из памяти Боуэна такие воспоминания, о существовании которых он и не подозревал. Вот как глубоко ты влез в него.

— Контуры. Я начинаю видеть информоболочку человека?

— Да. Часть его энергоструктуры — если точнее.

Мы обогнули угол коридора и вышли к узкой платформе. Вагон выглядел тоже довольно узким — два ряда скамеек и между ними коридор, где с трудом могут разминуться двое. Насупленный, ничего не замечающий Тайгер прошёл мимо посторонившегося Ника Имбри. А у Имбри оказалось слишком много дел на платформе, так что, пропустив майора, он последовал в вагон за мной.

Брент глянул на Тайгера, на Имбри и ухмыльнулся мне. "Ага, ты ещё на себя оборотись! — сердито подумала я. — Ещё одна Бланш… В штанах…" Но долго злиться не могла, сознавая, что с лейтенантом ситуация уже не та, а следовательно, Брент просто шутит.

У майора хорошее настроение? Я тоже повеселела. Возможно, слишком крутых разборок из-за нашей сумасшедшей вылазки не будет.

В городок Подземья мы прибыли к "утру". Как и следовало ожидать, встретили нас охами-ахами. Появление Фила вызвало бурный восторг у молодёжи. Ненадолго замолчали, узнав о смерти Виктора и Алисы, но переживать из-за гибели людей в Нижней Андромеде, наверное, привыкли. Тем более эта произошла не на их глазах. Когда не видишь смерти воочию, она легче переносится

Гораздо больше вызвал интереса конкретный, живой Фил. Его почти затискали, зацеловали, облили слезами, если бы не та решительная женщина, которая вчера напичкала Саймона витаминами. Она кивнула двум крепким парням, и те уволокли Фила, зевающего и засыпающего на ходу, в вагон, на одной из дверей которого краской нарисовали большой крест. Безумного старика Римлянин вообще свалил на поспешно привезённые носилки. Дай Бог, старику получить хотя бы успокоительное, чтобы уснуть. Мельком я успела заметить, что этого достаточно, чтобы вывести его из сумеречного состояния.

Десант, сопровождаемый взволнованной толпой, тоже отправился баиньки. Не знаю, как это сделал Дирк, но едва я коснулась головой подушки, за стенами вагона-гостиницы всё стихло: ни голосов, ни шагов, ни скрипа-похлопывания дверей. В самом же вагоне чуть слышно доносились тихие переговоры наших ребят и тех, кто оставался в Нижней Андромеде и кого разбудили пришедшие с вылазки.

На сон майор щедро выделил три часа — время до полудня.

Лёжа на спине, я смотрела в потолок — на длинные, широкие полосы, едва видимые в подступающих "утренних" сумерках. Вспоминать не вспоминалось, анализировать нашу вылазку не хотелось; что она мне? Результатов мы достигли: бандитское гнездо, что называется, выжгли калёным железом; уничтожили кучу Субстанций и морфецов, трёх "акул"; выдрали из этого ада двоих…

Почему же я никак не засну? Адреналин боевого запала угомонила, распихала по энергозапасникам организма. Чего ещё не хватает? Попробовать какую-нибудь технику, чтобы уснуть? Или понять, что мне не даёт спать, после чего сон явится сам?.. И навстречу моему поиску вылезло бесформенное чудовище с закрытыми глазами. Но мне так хотелось спать, что с момента появления чудовища пустила процесс на самотёк. Приняла чудовище за кошмар после недавнего бодрствования и вовремя не спохватилась.

… Меня снова везли на каталке, обездвиженную, беспомощную. Но на этот раз я знала, что будет дальше. Везли два монстра. Они часто склонялись надо мной проверить, жива ли я до сих пор. Плотоядное нетерпение обоих чувствовалось гнилым дыханием из разорванных пастей, из которых на меня капали кровь и слюна.

Я ухватилась за поручни каталки, едва вернулась чувствительность. Монстры надо мной переглянулись и снова уставились на моё тело. Каким-то образом я поняла, что эти двое в белых халатах не собираются сбрасывать меня в помещение, где временно оживают трупы. Зачем? Когда они могут сожрать меня здесь и сейчас?

Неуклюже перевернувшись, я свалилась с каталки, пронзительно чувствуя свою наготу. На коленях, помогая руками, добралась до угла и втиснулась в него. Монстры внимательно следили за моими перемещениями. Дождавшись, когда я затихну, они, медленно передвигая ноги-тумбы, затопали ко мне.

Отчётливое ощущение, что я насекомое, самонадеянно выползшее на пешеходную дорожку.

Монстры нагнулись ко мне, потянулись руками к живому мясу. В мертвенных, серовато-гниловатых глазах что-то зашевелилось. Один из монстров медленно, тягуче стал падать на меня. Бояться времени не осталось. Я завизжала. Крик не остановил его.

Изо всех сил я рванула в сторону, между вторым и стеной. И лучше не оглядываться. Ногой снизу вверх ударила по колену того, что ближе. Но ведь слабая… И удар ушёл в мягкую, точно вата, плоть. Монстр ощерился полубеззубой пастью, шагнул ко мне. Иглы, наконец, прорвали оболочку глаз и жадно затрепетали в мою сторону.

— Эй, дохляк! А ну-ка, разверни ко мне морду свою гнилую! — мрачно сказала Бланш.

Сначала я увидела только её. Брюнетка стояла в коридорном проёме, держа за ствол базуку, упёртую задним торцом в бедро.

С утробным, жадным рычанием "Жра-ать!" ближайший к ней монстр затопал то ли с вытянутыми ручищами, то ли с лапищами. И я увидела Ника. Не менее мрачный и даже угрюмый, он шёл на чудовище с лазер-пистолетом.

Монстр надо мной разогнулся — иглы втянулись назад с разочарованным влажным чмоканьем. Недовольно ворча и сузив белесовато-гнилые глаза, он упятился куда-то за угол коридора, но не уходил, а время от времени выглядывал оттуда.

Более агрессивный, не обращая внимания на базуку в руках Бланш, а может, не понимая её опасности, враскачку топал на неподвижную жертву. Он, видимо, рассудил, что теперь каждому достанется отменная порция жертвы.

Бланш и Ник переглянулись. Имбри кивнул.

От мощного выстрела базуки, показалось, дрогнуло всё здание — и только чёрные хлопья сажи через несколько секунд запорхали сверху, крутясь в потоках взволнованного воздуха.

Монстр за углом исчез.

Бланш и Ник направились ко мне, помогли встать. Брюнетка сдёрнула с каталки короткую простыню. Имбри раздражённо сказал:

— Мне плевать, как она выглядит! Не до того сейчас!

— Тебе-то, может, и плевать, а ей нет. И не из-за того что ты на неё пялишься — не пялишься! — отрезала Бланш. — Ата, держи!

В мои ладони легли тяжёлые луч-пистолеты.

Из-за угла высунулся прячущийся монстр. Его рука нашарила на стене еле заметную панель и ткнула в кнопку.

Платформа, на которой мы стояли, дрогнула и стремительно встала вертикально.

С невольным вскриком все трое съехали в преисподнюю. Я-то знала — куда. Но Бланш и Ник выглядели страшно потрясёнными, поднимаясь и едва не соскальзывая с мягких трупов. Я шагнула к знакомому уголку.

— Сюда. Сейчас они начнут оживать. На двадцать минут. Потом — сдохнут.

Имбри поддержал брюнетку, нога которой снова поехала по чьим-то рёбрам. Бланш сквозь зубы ругалась на каком-то странном языке, пока с помощью Имбри не добралась до моего угла. Оглядевшись, Ник спросил:

— Что дальше, дамы? Ата, что это за место?

— Там, за углом, — мотнула я головой влево, — визор-стена. За нею — сотрудники Кейда развлекаются, делают ставки на последнего выжившего.

44.

Взгляды моих спасителей медленно и вдумчиво скользнули по чудовищному могильнику, затем вернулись ко мне. Бланш подошла ближе, обняла меня.

— Господи, Ата… Это был твой сон.

Она не спрашивала — констатировала факт. Но я кивнула, и, всё так же крепко обнимая меня, Бланш чуть покачалась, будто успокаивая ребёнка.

— И всё это время ты… — начал Имбри. Его руки машинально готовили оружие к бою.

— Нет. Всё это время я думала, что мне снятся только кошмары. Я ничего не скрывала, пока тебя не уговорили пройти сеанс на МПК.

— Но ведь ты во сне была вооружена!

— Это потом. Сначала у меня была только деталь от каталки. Я отбивалась от этих… только ею. Так… Они начинают оживать.

— Тебе не холодно? — спросил Имбри, и почудилось, будто поверх простыни на меня накинули что-то более плотное и тёплое (проснувшись, я обнаружила, что лежу под пледом).

А брюнетка недоверчиво спросила:

— Сначала ты дралась с этими? Но они же…

— Бланш, осторожно!

Но она уже небрежно пнула в грудную клетку лежащее на боку тело. На толчок будто сработал капкан: рука лежащего дёрнулась и схватил Бланш за щиколотку. Брюнетка чуть склонилась и с любопытством оглядела ладонь, пытавшуюся хорошенько сдавить её армейский ботинок. В этот момент она снова напомнила мне, как при первой встрече, маленькую смуглую мадонну, внимательную и милосердную… После секундного раздумья она отставила базуку в сторону и выстрелом из "люгера" раздробила кисть оживавшего мертвеца. Ладонь вяло сползла вниз и вяло же шевелила пальцами. Затихающее движение странно завораживало.

Я-то была начеку, а вот Бланш с Ником, несмотря на предупреждение, оторопели, когда отдельные фигуры начали вставать и, стукаясь друг о друга, пока бесцельно принялись шататься по ограниченному пространству. Помещение, где мы находились, наверное, было бы лучше назвать психоделическим аквариумом для живых мертвецов. Я-то его уже видела, но ребята оглядывали всё вокруг заледеневшими глазами.

— Сожжём их сейчас или?.. — буднично спросила Бланш, вскидывая на полусогнутое колено основание базуки.

Я невольно усмехнулась: вспомнила, как эти типы, за визор-экраном, были ошеломлены при виде меня. Надо бы посмотреть на их реакцию, когда из-за угловой стены шагнёт Бланш с гранатомётом в обнимку.

— Или… Если уж вы в моём сне, хотелось бы, чтобы вы посмотрели кое-что. Это скоро будет. Потерпите пару секунд. Так… Ага, вот он. Видите того лысого, который зашевелился? Проследите за ним. Остальные пока безвредны.

Если сон повторяется раз за разом, без вариаций, а лишь со следующими друг за другом подробностями, неудивительно, что многие из живых мертвецов стали моими знакомцами. Как этот, например, который вот-вот должен выпрямиться и унюхать меня.

Рассеянно, стороной, промелькнула мысль: изменится ли сон, если в нём будет действовать не одиночка с дротиками от каталки, а три вооружённых воина, заранее примерно знающих, по какому сценарию будут развиваться события?

Хотя… Сон с самого начала пошёл чуть подправленный, при сохранённых основных эпизодах. В давнем сне везли меня два нормальных человека — возможно, лаборанты. Как сложилась их судьба с момента, когда они сбросили меня в психо-аквариум, я не знаю. Сегодня каталку направляли в ад два монстра. Может, во сне отразился стресс от нашей сегодняшней вылазки? Про необычные глаза-то мертвецов, живущих двадцать минут, Имбри не заикался. Этой части сна он не знает. Поэтому я и не хотела, чтобы ребята не спешили с уничтожением могильника…

Вот он, тот высокий облысевший мужчин в одной лишь длинной рубахе. Оживает. Как медленно сейчас тянется время… Вот он трудно выпрямился и задрожал мелкой, дёргающей всё тело дрожью.

— Слишком близко к нам, — тихо сказала Бланш, следя за ним. Дуло её "люгера" твёрдо смотрело в сердце восставшего из ада.

— Подними "люгер", — посоветовала я. — Лучше целиться в голову. Но не спеши.

Со звуком моих последних слов мёртвые глаза уставились на нас — и будто взорвались. Бланш не успела, охнув, выдохнуть весь воздух, Имбри — закончить крепкое ругательство, а кроваво-чёрные глазницы мгновенно выстрелили множеством длинных игл. После чего, вихляясь и подёргиваясь на ходу, мертвец бросился на нас. Щедрой или напуганной была Бланш, но в миг его броска она, словно акробат напарницу, вскинула тяжеленную базуку. Базука вспорхнула на её плечо и плюнула белым искристым дымом.

Грохот ближнего взрыва нас чуть оглушил. На психоделических уродов он произвёл гораздо большее впечатление: только что вставшие попадали — уши у них, что ли, слишком чувствительными стали? — ползавшие по полу распластались, точно и не думали оживать.

В моей душе проснулась маленькая надежда: а вдруг этот грохот их всё-таки убил? Но нет, снова зашевелились.

Бланш, не сводя внимательных глаз с могильника, подняла "люггер", выпущенный всё же из рук, когда она перехватывала гранатомёт. Небрежно вытерев оружие о штаны, брюнетка сунула его в ременную кобуру.

— Ата, ещё сюрпризы будут?

— Да. Мне бы хотелось, чтобы вы увидели всё. Это займёт минуту.

И они увидели: как типы с иглами в глазах высасывают через глазницы более слабых мозговое вещество и как типы, которые ещё не обзавелись дополнительной деталью внешности, пожирают плоть тех, кто ещё "не пришёл в себя"; как появился тип, начавший частично мутировать: он с трудом держал на весу нижнюю ящеричью челюсть с острыми зубами, далеко отстоящими друг от друга. Его ноги от колена вниз истончились, зато бёдра с задницей набухли, превращая конечности то ли в лягушачьи лапы, то ли в окорочка страуса.

— С меня хватит, — холодно сказал Имбри. — Говоришь, они сдохнут через двадцать минут?

— Уже меньше, чем через двадцать. Будьте осторожны. Насчёт глазных игл не знаю, но когти у них ядовитые.

— А эти, за визор-стеной, значит, смотрят и ставят на последнего героя? — так же холодно уточнила Бланш.

Первая волна бывших и будущих мертвецов сгорела в щедром огне нашего оружия. Мы отступили к стене от жирного чёрного дыма, ожидая, когда он хоть немного уляжется. Дышать очень тяжело: несмотря на видимые в потолке маленькие сетки воздушек, воздух в сильно закрытом аквариуме не успевал очищаться. Нечаянно глотнувшая дыму, Бланш раскашлялась до слёз. Я сняла нож с пояса Имбри и быстро располосовала рукав рубахи на теле, лежащем под нашими ногами. Оно уже начинало шевелиться, но не думаю, чтобы его взволновало отсутствие части одежды. Надеюсь, ребята не побрезгуют его лохмотьями… Прижимая рваные лоскуты к носам, мы выскочили на всеобщее обозрение людей, стоящих за визор-стеной.

Они взорвались настоящей паникой. На одну меня — в прежних снах — у них такой реакции не было. А тут — забегали, завопили.

— Как ты выбиралась из этого дерьма? — спросила Бланш, прикончив рванувшего к нам мутанта с распростёртыми объятиями.

— Отодрала сбоку скобы.

— Ага, — сказал всё так же холодно-спокойный Имбри. — Бить лучше, конечно, с краю, там визор-стекло обычно уязвимее. Девочки, спрячьтесь за угол. Сейчас здесь будет осколочно.

— Имбри, дорогуша, а подумать не бывает? — фыркнула Бланш. — Ате не пройти по стеклу.

— Вынесу на руках! — Имбри ухмыльнулся, точно дикарь, торжествующий при мысли, как он внесёт женщину в свою личную пещеру.

— Сниму одежду с трупов — пройду.

— Ну, тогда ладно, — разочарованно процедил Имбри, не сводящий глаз с остатков толпы, исчезающей за поворотом.

Мы с Бланш спрятались за углом выступа. Некоторое время Имбри возился с прицелом базуки — Бланш одиночными выстрелами в голову отгоняла от нас последних оживших мертвецов. Когда Ник забежал к нам, я уже заматывала ноги тряпками, а брюнетка бдительно оглядывала окрестности.

— Ушки закройте, леди, — предупредил Имбри и глянул на таймер от базуки. — Сели. Три, два, один!..

"Ноль" утонул в солидном громыхании и серебристом шелесте стеклянного дождя.

За прозрачной стеной не осталось ни одного человека. Все сбежали раньше: Ник не таился, готовя выход из психоделического аквариума.

Зато взвыла тревога.

Имбри опять оставил базуку Бланш, а сам, несмотря на мои вопли протеста, всё-таки подхватил меня на руки. Возмущалась я, поскольку не привыкла полагаться на чью-либо помощь: так водитель, оказавшийся на пассажирском сиденье, не доверяет человеку за рулём. Сейчас я элементарно боялась, что с грузом на руках Имбри поскользнётся на мёртвых телах, сплошь покрывающих пол. Но Имбри шагал уверенно, лишь изредка мельком поглядывая вперёд и, к моему удивлению, неплохо запоминая путь. Интересно было бы узнать профессию… моего мужа.

— Куда дальше?

Я задёргалась на руках Ника, и он неохотно поставил меня на ноги.

— Не знаю. Во сне я бегу в ту сторону, но без цели. Лишь бы не догнали. Но там охранники, и мне приходится их убить.

— Если ты знаешь, что будет, почему ты всё равно бежит туда?

— Это сегодня я помню почти весь сон, хотя вы его своим присутствием здорово изменяете. В обычных снах я вспоминаю события за секунду до их появления.

— Так ты говоришь — нам сюда? — уточнил Ник. — Забавно было бы именно здесь встретиться с Дирком Монтего и его ребятами. Ну, что, идём?

Мы побежали. Я — между ними, ибо с наличным оружием Бланш расставались настолько неохотно, что я получила не самое лучшее из их арсенала. Такое положение дел меня всё-таки устраивало: интуитивно я знала, что у сновидения продолжения нет. Всё изменилось — и настолько разительно, что сон просто должен превратиться во что-то другое. Смутное подозрение, что эпизод с могильником, полным живых мертвецов, явился, благодаря вылазке, перерастало в уверенность… Мы бежали по освещённым коридорам лаборатории Кейда в мягкую тьму настоящего сна, в котором замелькали, вместо привычных стен, обрывки подвального сражения, кричащая в истерике Мира, сумасшедший старик…

С трудом открыв глаза, увидела спящих Ника и Бланш. Имбри сидел в изголовье кровати-скамьи, навалившись на стену; правая ладонь покоилась на моём лбу. Бланш прикорнула, сидя на полу, полубоком прислонившись к кровати — щекой на скрещённых руках, которые даже во сне не выпускали мою левую ладонь.

Скосив глаза, я считала с линий перемещения в пространстве: едва начался кошмар в мой "номер" вошёл Ник. Почти одновременно тут же появилась Бланш: видимо, я стонала во сне. Имбри предложил брюнетке успокоить меня, не будя; показал, как присоединиться к пространству спящего, и ввёл её в сон. Он, конечно, не ожидал увидеть начало своих кошмаров. А Бланш, не разбирая, в сновидении она или в реальности, сразу начала действовать.

В таком сне не отдохнёшь. Ника имею в виду. Хотя… Бланш спала почти всю ночь, но и ей тяжеловато будет днём: мой кошмар из тех, что задействует организм по-настоящему. Значит, отдых нужен обоим.

Ввести их в короткий, но глубокий сон нетрудно. Именно такой сон предпочитают тренированные люди: вроде и спишь минут пятнадцать, а высыпаешься гораздо лучше, чем за целую ночь.

45.

Дирк сказал правду: центр Верхней Андромеды горсточка людей перепахала в прямом смысле.

Мы засели в нескольких колодцах и обследовали открывшееся нашей оптике пространство. Мы — это вся наша команда и Дирк с Рустамом. По Нику и Бланш никто не сказал бы, что они здорово повоевали, войдя в мой сон: выспались. А тени под глазами после бессонной ночи имелись у всех, кто участвовал в вылазке.

Лучшие здания Звёздной площади превратились в такое крошево, что место больше всего напоминало каменоломню: сначала взорвали скалу, а затем принялись дробить отдельные глыбы. Нет, огромные административные здания, по архитектуре напоминавшие настоящие замки и крепости, почти сохранились. Но в каком виде… У большинства фасад разрушен, и внутренние помещения зияли, как пещера дикаря, обнаружившего в себе талант архитектора и мастера-строителя, — торжественное великолепие замысла в сочетании с печальной судьбой творения.

Приподняв брови, Дирк словно разглядывал разрушения нашими глазами и вздохнул:

— Здесь мы постарались ещё в первый год чумы. "Акулы" на каждом шагу встречались. Сейчас-то пореже. То ли военных на планете стало меньше, то ли ещё что, но проредили их здорово.

— А живности-то сколько, — заметил Марк Флик.

— Где? — заинтересовалась Бланш.

— Глянь сюда. Другая сторона площади.

Бланш приникла к его перископическому устройству. Мы примерились и тоже высмотрели "живность".

— Не вижу.

— Юго-запад, левый сектор, — подсказал Римлянин.

Два тощих пса, с торчащими ушами-лопухами, обнюхивали обломок плиты, точно воткнутый в хорошо измельчённую кучу камней. Раскосые глаза одного внезапно застыли на одной точке — и все мы затаили дыхание: неужто зверь нас заметил? Это почти на расстоянии полмили!

— Здесь был зоопарк? — осведомился майор.

— До него дело не дошло. Из земных животных только кошки и собаки. Собак сейчас очень мало. От оборотней трудно удрать. Кошки умнее. Стараются гулять ближе к узким норам, благо их везде достаточно. А эти — аборигены, они обычно стаями бегают. Если подождать, всех можно увидеть. Мы их лисами зовём.

— Этот нас видит? Смотрит как! — удивился Винсон.

— Нет, скорее, заметил кого-то, кто может стать добычей. Или оборотня.

— Оборотней боятся?

— Наоборот. В стае лисов бывает до двадцати особей. Представьте, что будет с оборотнем, налети на него такая компания. В клочья порвут. До катастрофы горожане их прикормили, лисы бегали по городу наравне с домашними животными, только приручению не поддавались. В местах скопления лисов муниципалитет установил кормушки и следил за численностью, ну, а со всеми этими катаклизмами… Сами понимаете… Раньше они не боялись к человеку подходить, горожане их в парках прикармливали, как на Земле белок и бурундуков… Вылезем? Тут справа местечко хорошее есть: и обзор хороший, и нас никто не заметит.

Местечко оказалось и впрямь отличным — несколько плит, в живописном беспорядке рухнувших друг на друга. Рассредоточившись, словно в узком блиндаже, мы продолжили осмотр местности из-за криво лежащей колонны.

— Почему ты нас сюда привёл, Дирк? — несколько удивлённо спросил Брент. — Здесь же площадь, административный центр. Разве можно увидеть именно здесь кого-то?

— По уверениям историков, эта площадь — грубо говоря, внутренний дворик единого здания. Причём построили здание не персейцы, а та раса, что была перед нами. Дворик представляет собой идеальный круг — полмили в диаметре. Весь ансамбль впихнут в район жилых домов. Наши переселенцы в качестве административного здания заняли только одну секцию. Думали постепенно расширяться, а пока остальные строения передали коммерческим и здравоохранительным структурам. Ну, и здесь, о чём все прекрасно знали, очень много складских помещений.

Лис, глядевший в нашу сторону, сел — уши торчком. Откуда-то впереди, чуть сбоку от нас, вдруг зашевелилась тёмная живая река.

— … десять, двенадцать… Всё, сбился, — сообщил Синклер Мид, пытавшийся сосчитать новоприбывшее зверьё. — Что-то около двадцати особей. Смотрите, они уходят.

— В круговом здании, кроме небольших, но в большом количестве складов, есть ещё одно удобство для тех, кто приходит с жилой стороны, — это узкие коридоры и множество маленьких комнат, где можно переждать налёт теней, — продолжал Дирк. — А поскольку жизнь до чумы здесь била ключом, для оставшихся в живых Колесо — так в разговорах называли это здание — неисчерпаемый Клондайк.

— Ушли, — вздохнула Бланш, неотрывно глядя на точку исчезновения лисов. — Как там наша кошка, интересно, поживает? Бедненькая…

— Кошка? — не понял Дирк. — На катере у вас была кошка?

— Нет, нас встретила здешняя кошка, когда мы спустились с катера, — объяснил обычно сдержанный Леон Дайкс.

— Тихо! Мы что-то видим! — предупредил Ник Имбри, на пару с Барракудой следивший за "воздухом". — Это не тени. Но… Поблёскивает, будто… слюда? Да, скорее, похоже на слюду. Много.

— А, крыланы, — определился Дирк. — В описаниях биологов мы не нашли этого вида животных. Похожи на летучих мышей, но имеют длинный хвост и прозрачны, как слегка мутное стекло. Анатомию можно изучать не вскрывая. В городе появились год назад. Думаем, раньше они селились в необжитых районах. Безобидны, насколько мы поняли по наблюдениям. Основная пища — насекомые. Настоящий размер — чуть больше голубя… Ну, что? Огляделись? Может, попробуем поискать живых? Именно здесь мы видели пару раз, возможно, настоящих людей. Правда, было это достаточно давно. Мы здесь не появлялись года полтора.

— Начнём с биодетектора, — решил Тайгер.

Мы присели в убежище, а лейтенант вышел на Божий свет и начал медленно ходить по небольшому полукругу, стараясь охватить как можно больше Звёздной площади. Сразу переходить на сканер-зрение мы не хотели. Сначала пусть прибор за нас поработает.

Я притулилась возле мягкого бока толстяка Барри. Сообразив, он уступил место у оптики. Крыланов я нашла быстро и залюбовалась странными созданиями. Некоторые лениво планировали в воздушных струях, другие резко ныряли, сумасшедшими росчерками и зигзагами гонялись друг за другом или за мошкой… Наверное, я очень живо позавидовала крыланам — недремлющий зверь во мне сонно поднял голову: "У тебя тоже есть возможность…" Тряхнув головой, я подкорректировала прибор, пытаясь разглядеть, сидят ли крыланы на обнажившейся от взрыва стене. Крыланы сидели, но вместо них заинтересовали странные чёткие линии, беспорядочно перечеркнувшие стену. Подправив объектив, обнаружила такие же линии и на других стенах, иногда уходящие в пространство и пропадающие в нём. Крыланы сидели на них, прыгали по ним, и я решила, что линии — часть инопланетной кладки, вышедшая наружу после погрома "акул".

— Есть! — прямо в ухо выдохнул Тайгер, и я быстро вышла из развалин. Взглянув на данные биодетектора, сразу обнаружила два тепловых пятна, а проследив направление, едва сдержала вздох разочарования: всего лишь оборотни…

Вернувшись, мы более внятно объяснили, кого и как далеко от нас засёк детектор.

Впрочем, самым любознательным и нетерпеливым из команды не пришлось долго ждать, чтобы разглядеть то, что мы с лейтенантом обнаружили. Из-за валуна, бывшего когда-то основанием колонны, выскочил один оборотень, за ним — второй. Оба — в человеческом обличье. Первый худой, в обветшавших, потерявших форму штанах и незастёгнутой рубахе; второй — покрупнее — в халате, едва прикрывшем колени. Я передёрнула плечами: тело-то явно женское, но кто в нём — мужская или женская особь персейца-аборигена? Кажется, мужская. Хотя… Кто его знает.

Первый оборотень присел на корточки и цапнул из-за валуна что-то длинное, извивающееся. Цапающее движение безо всякой паузы продолжилось до ощеренного рта оборотня. И быть бы неизвестной добыче съеденной… Оборотень в халате прыгнул без предупреждения. Если он хотел выдрать жратву из рук добытчика, то просчитался: тот держал добычу железно. В общем, обоим досталось по частичке длинной бедняги. Впрочём, охотнику удалось заполучить часть побольше. Кто-то бы решил, что так и должно быть, но только не "халат". Он запихнул ободранное нечто в рот и накинулся на добытчика, нацелясь на его порцию. Драчка началась явно до победного.

Римлянин перекивнулся с Маккью.

— На счёт "три".

Оба прицелились из луч-пистолетов — с одобрения майора. Но вмешался Барри Оуэн. Недовольно что-то проворчав на сириусском, он положил ладонь на плечо Гилла и пробурчал:

— Оставь свои пыхтелки. Выстрелами всех остальных распугаешь.

— Это не выстрелы, — терпеливо сказал Римлянин. — Шипение лучей на площади мало кто услышит. Так что никого не спугнём.

— Шипения, может, и не услышат, но жареное мясо почуют многие, — высокомерно сказал Барракуда. — Оставь охоту профессионалам. Эй, Имбри!..

Ник уже сидел возле "амбразуры". Как и Барракуда, он вынул из кармашков комбинезона какие-то детали и быстро приладил их к стандартному лучемёту. То же одновременно выполнил и Барри. Судя по всему, лучемёт выполнял функции болванки для оружия охотников. И, судя по форме, полученная конструкция являлась не чем иным, как…

— Не может быть! — недоверчиво высказался Синклер Мид. — Вы собираетесь стрелять с такого расстояния гарпунными стрелами?! — и поперхнулся от зубасто-клыкастой ухмылки обернувшегося Барри.

— На счёт "три", — самодовольно сказал сириусец. — Я в горло. Ты — в висок.

— Раз, два, три! — монотонно просчитал Имбри.

Щелчок — секунды две спустя дерущиеся фигуры замерли и повалились друг на друга. Разведдесант лихорадочно прикрутил оптику. В виске "добытчика" торчал суховатый стержень. Из горла "халата" выплесками шла кровь.

Глядя на дело своих рук, Барракуда заухмылялся, приподняв левый уголок губ. Ник всё так же спокойно и сосредоточенно развинчивал детали вспомогательного гарпунного устройства.

— Голконда, говорите? — негромко спросил майор.

— Она самая! — вновь улыбчиво ощерился Барри.

— Ладно. Очень неплохо получилось. А теперь неплохо бы приступить к главному. Уиверн. Тайгер. Вы в центре города. Ваша очередь. Прошу вас.

— Пусть начнёт лейтенант. Времени это займёт немного. Но у нас не цейтнот.

Со мной, поколебавшись, согласились.

Тайгер снова вышел из укрытия. Я видела, что двигается он неохотно. Что ж, все мы предпочитаем действовать с кем-то поопытнее. Но здесь даже эмпат мог просканировать большую часть города и мог, если где-то появится кто-то живой, "поймать" его на свой эмпато-щуп.

Старательно закрыв глаза, почти по-детски прищурившись, лейтенант медленно кружил на маленьком пятачке в трёх шагах от нас. Лицо его отвердело в сосредоточенности и словно осунулось. Тайгер старался изо всех сил.

На периферии зрения мне что-то померещилось — промельк какого-то движения. Я отвлеклась от лейтенанта и поправила визор-экраны на шлеме. Взгляд вверх-вниз в поисках причудившегося. Вот оно. И какое оно…

— Тайгер, назад… Тихо…

Лейтенант открыл глаза и мгновенно оказался среди нас.

— Ата, что случилось?

Наверное, я не дышала. И говорить не могла. Только смотрела. Только смотрела…

Кажется, Брент понял, что от меня толку сейчас не добьёшься. Определился, куда я смотрю, — и тоже застыл, разок прерывисто вздохнув.

46.

Поверх стены с ломаными линиями бежали двое. Мы видели контуры их фигур. Разглядеть отсюда в подробностях не позволяло расстояние.

Один, повыше, вдруг взмахнул руками и прыгнул со стены, как в воду. За ним — второй.

Сдавленно ахнула Бланш.

Прыгнувший падал недолго. Плавный самоубийственный спуск внезапно, без единой паузы взвился вверх — и я поняла, что за ломаные линии перечёркивали гигантскую стену. Каким-то образом подсоединившись к натянутым везде канатам, неизвестные легко перемещались в нужную им сторону. Движения обоих отличались уверенностью, исходящей явно из хорошей практики.

— Нижняя и Верхняя Андромеды, говорите? — негромко, ни к кому не обращаясь, произнёс майор Брент. — Добавим Андромеду Небесную? Мда, ваш город изучать да изучать. Столько сюрпризов.

— Основная жизнь сосредоточена в Подземье, — рассудительно сказал Дирк. — Верхнюю Андромеду мы всегда рассматривали как ловушку, из которой надо спасать.

А неизвестные всё прыгали и взлетали, и почему-то явным было их удовольствие от самого движения. И, глядя на них, хотелось забыть обо всём и только смотреть, замирая от восторга. Зрелище летающих в пустыне разрушенного мира околдовывало до нежелания говорить. Пустыня входила в душу, чувствовалась до малейшего дуновения ветерка, до малейшего трепета пространства.

И, пока остальные блаженно следили за завораживающими перемещениями летунов, я оставалась индикатором безопасности для всех. Впрочем, как выяснилось секундой позже пришедшего в голову самоопределения, за небесными бдительно следил ещё и Ник Имбри.

— Внимание. Тени. Справа над стеной.

— От чёрт, — сквозь зубы сказала Бланш.

Тени безмятежно плыли навстречу летунам.

— Ну, всё, — безнадёжно сказал Винсон. — Сейчас они их оприходуют. Предупредим или попробуем расстрелять?

— Если у них на стене целое оборудование для полётов, значит, они здесь давно. Наверняка о тенях имеют представление. Наверняка научились от них защищаться!

Это высказался Синклер Мид. Он, как и все мы, с надеждой смотрел на высоченную стену, больше похожую на скалистый гребень, чем на деталь разрушенного архитектурного ансамбля.

— Ждём до максимального сближения, — предупредил майор движение Марка Флика, вскинувшего на плечо огнемёт.

— Расстояние… Прицел…

Неизвестный, летящий впереди, чуть замедлил спуск и дёрнул свободную руку ко рту. Я тоже дёрнулась: раскалённая игла ультразвука пронзила пространство.

— Если стрелять, вероятность попадания на таком расстоянии… — словно про себя отстранённо заговорил Дайкс. — … Вероятность очень слабая… При их скорости…

— Внимание! — перебил его Тайгер. — Позади нас источник…

— "Акула"! — теперь уже я перебила его.

— Она нас не увидит, но ближе к ней держатся три оборотня!

Перестановка сил произошла спокойно, без суеты. Происходящее на земле меня не очень волновало. "Акула" и оборотни всё-таки имели плоть, а значит — были уязвимы. А вот что с "представителями небес" делать. Как им помочь…

— Не может быть! — вырвалось у Ника Имбри.

Летуны, не сбившись со скорости, продолжали своё потрясающе великолепное движение по натянутым канатам. Теперь мы все видели на их спинах связки — видимо, отдельные верёвки на всякий случай. И как будто специально для нас этот случай возник: первому понадобилось перебраться не по земле, а от неё к другой стене. Он выхватил через плечо моток и лёгким, непрекращающимся движением вбросил в воздух бесформенное нечто. Из нечто змеёй метнулась верёвка и задрожала, натянутая влетевшим в крепление на другой стене крюком. Вот это меткость! Другой конец неизвестный успел установить на основной стене в таком темпе, что мы и не заметили, когда он это сделал.

Но главным оказались не чёткие уверенные прыжки и нырки, техника и всякие приспособления для полётов.

Ультразвуковой сигнал созвал к мчащимся неизвестным целую тучу крыланов.

Вот когда мы буквально оцепенели: почти прозрачные, хрупкие существа набросились на тени, как психованная стая хорьков врывается в плохо закрытый курятник! Эти поразительные существа — крыланы — в секунду-другую обрушились на лениво и безмятежно плывущие до сих пор тени агрессивно-сверкающим облаком.

Я застонала, изо всех сил давя на уши. Ответный ультразвуковой крик десятков крыланов словно тончайшей металлической сетью пронизывал тело, взрезая от макушки к ногам. Обернулся Ник — и, как будто тысячу раз так делал, махнул перед моим лицом переводящим знаком.

Остальные не слышали крика странных существ, но, мельком обернувшись, я увидела, как некоторые, наверное, чувствительные, морщатся, видимо сами не понимая, отчего.

Между тем неизвестные всё так же спокойно продолжали воздушно-верёвочный путь. Серебристо-золотистые волны крыланов обвевали их тела, как будто люди купались в потоках странного фонтана. Додумавшись до последнего, я вдруг смутно начала вспоминать что-то, вроде не имеющее связи с происходящим: раннее летнее утро, движение в холодной росистой траве по пояс — и стремительный облёт маленьких птиц, хватающих вспугнутую с зелени мошкару.

Неужели то, что сейчас происходит, сравнимо с привидевшейся охотой птиц на насекомых? Люди своим появлением провоцируют появление теней, а крыланы пожирают последних, как… как…

— Как стрижи комаров! — закончил Имбри.

— Но это невозможно! — заявил лейтенант, боясь моргнуть и потерять уровень проникающего зрения, как все новички в этом деле.

— Какие стрижи? Какие комары? Что невозможно?! — начала закипать Бланш. — Я ща орать начну, если не объясните, о чём вы!

— Тени исчезают, как только приближаются к крыланам! — сообразил Синклер Мид. — Я это отчётливо вижу. Хотите сказать, что крыланы охотятся на них, как стрижи на комаров?

— Обалдеть! — самодовольно сказал Винсон. Он сидел в обнимку с лучшим другом — огнемётом, глядя в другую сторону: сторожил "акулу" и сопровождавших её оборотней. — Значит, с этой стороны нам ничего не мешает? — Кажется, для Винсона не наблюдалось проблемы, взволновавшей всю группу. Да что там проблемы — настоящего открытия, принёсшего такое облегчение, будто тени разом испарились по всему Персею и в природе их больше не существовало.

Пока он внимательно изучал группку монстров, остальные оживлённо перебрасывались научно-исследовательскими кровожадными репликами.

— Как ты думаешь, они защищают этих ребят?

— Нет, скорее — используют в качестве приманки.

— Тени даже не боятся — так и плывут к ним.

— Это ещё поглядеть надо, кто кого использует… Ага, ещё одного сожрали! Приятного аппетита, птичка!

— Это не птичка.

— Летает и клюёт — значит, птичка!

— Тени тоже летают — тоже птички? Ну, молодцы ребята! Надо же, как приспособились! Эй, Дирк! Неужели все три года вы о них не знали?

Дирк не стал уточнять, о ком его спрашивают — о крыланах или о людях. С просветлённым лицом и забытой улыбкой он следил за скользящим полётом неизвестных.

— Мы не были здесь года два. Так, изредка, посылали патрули. Но о людях в этой зоне даже не подозревали.

— Но ты привёл нас сюда!

— Понадеялся на склады в офисах. И потом — центр города. Я думал, отсюда сканировать легче.

— Ты думал, мы отсюда просканируем весь город и найдём всех живых?! — поразилась я. — Даже при хороших условиях мой рекорд — миля от силы. А здесь ещё фон какой-то, который не даёт мне смотреть даже на привычное расстояние. Так что прости, Дирк, если разочаровала.

Всё с той же намеченной улыбкой Дирк взглянул на меня.

— В городе есть люди. Появилась сила против теней. Вы ж всё равно видите — и плевать на расстояния. Столько отличных новостей на одно утро! Я разочарован? Ни в малейшей степени!

— Эти, которые на верёвках, уходят! — предупредил Имбри. — Крыланы вместе с ними.

— Зато "акула" с сопровождением всё ближе, — сказал Винсон.

Дирк заволновался.

— Вы сможете определить, куда идут люди? Сможете определить их основное местонахождение?

— Сможем, — нетерпеливо ответил Ник Имбри. — Они живые и оставляют ментальный след. Найти их сможет даже лейтенант, чуть поднапрягшись.

Брент немедленно повернулся к Тайгеру и приподнял бровь. Тайгер замешкался, но кивнул. Никогда ещё не видела столь самодовольной и счастливой усмешки у майора, как сейчас, когда он смотрел на Тайгера лишние пару секунд, прежде чем отвернуться. Как таких, как Брент, называют? Ах, да, военный до мозга костей, военная косточка. И ход размышлений его вполне ясен: оружие в лице лейтенанта совершенствуется — прекрасно, армия получает ещё одного ценного сотрудника.

— А верёвок-то сколько, — вполголоса заметил Марк Флик. — Особенно со стен вниз — сплошная паутина. Куда им столько? Запутаться же можно. И разные все: то настоящие канаты, то так себе шнуры.

— А они раз в год постирушки устраивают! — хихикнула Бланш. — Где ж бельё ещё сушить? Вот и натянули!

— Не-а, это не для белья, — подхвати подначку Маккью. — Слишком кучно здесь бельишко будет навешено. Я думаю, они балы здесь устраивают. Смотри, как удобно: поплясали на одной верёвочке — разворот — перескочили на другую, следующее па. Потом опять то же самое.

— А ещё удирать с земли удобно, если что, — предположил Дайкс и спросил: — А вот интересно: "акулы"-то понятно, а оборотни умеют по верёвкам бегать, когда они в человеческом обличье?

Все замолчали, видимо прикидывая. Я тем временем поглядывала на майора и размышляла, почему он в приказном порядке не заставит всех острословов заткнуться. Развели, понимаешь, болтовню! Военные же!.. Но майор только благодушно выслушивал старательных приколистов и лишь ухмылялся себе под нос… Дошло. Полдесанта — народ гражданский, взятый на Персей из-за иного, чем у военных, мышления. Судя по всему, в болтовне майор слышит некий брейншторминг, когда среди неуклюжих острот и полунасмешливых гипотез может блеснуть что-то стоящее. Да и вообще, к чему строжить команду, если она мгновенно собирается, стоит близко появиться настоящей опасности?

Неизвестные вспорхнули на край стены и за неё. Только взблёскивания слюдяных крыльев ещё некоторое время подсказывали, как перемещаются люди.

Барракуда, сидевший скептически скривив большой рот, высказался:

— Верёвки, конечно, понятно к чему. А вот дорожки… Вот этого понять не могу, нафиг они здесь нужны?

— Какие дорожки? — удивился Мид.

Все моментально приникли к оптике. Оглянулся Имбри, показал большой палец, и Барри самодовольно погладил себя по голове.

47.

Сначала я обнаружила одну дорожку. Потом, когда глаз привык отлавливать нужное, выяснилось, что вся стена исполосована ими. Создавалось впечатление, будто время от времени на тележках без колёс здесь провозят какой-то груз. Дорожки прилично укатались среди торчащих камней. Судя по их извилистому виду, создатели постарались обойти самые каменистые места.

Но этих дорожек и правда было слишком много.

Между тем "акула", видимо, заметила движение рядом со стеной и решительно направилась к ней. Она обошла наше убежище, и мы чуть расслабились, изучая монстра в движении. Оказалось, "акула" похожа на ту самую высохшую селёдку трёхэтажного роста, которую видел Денис в первый день всеперсейской катастрофы. С небольшим отличием, правда. У той, насколько я помнила, отсутствовал хвост — у этой хвост-лопата равнодушно волочился, везя за собой камешки и подметая за зверем следы. Зверюга ничего не боялась: шествовала, раскачивая блестящим гребнем и время от времени вытягивая шею параллельно земле. Наверное, выискивала добычу, но при этом выглядела, как рассерженный гусак перед дракой.

Оборотни держались на почтительном расстоянии от "акулы". Двое оставались в человеческом обличии, но этих двоих сразу можно было определить как "морфецов": шагая, они то и дело дёргались, точно марионетки в руках засыпающего кукольника, а один вообще норовил пасть на колени и передвигаться на четвереньках. Пробежав таким манером пару шагов, он с сожалением вставал на ноги: кажется, острая щебёнка и разрушенный камень ранили колени и ладони. Затем, забывшись, снова припадал к земле и снова пытался бежать на четырёх конечностях не трансформируясь. Не знаю, как других, но меня последнее озадачило: в чём дело? Да перекинься в ящера — и нет проблем! Ещё понаблюдав, хмыкнула. Ответ лежал на поверхности: на метаморфозу не хватает силёнок. Вон тощОй какой!.. А одеты… Видимо, отголоски отчеловеческого атавизма требовали от оборотней прикрыться. Они и прикрылись — такими лохмушками, что Бланш только и смогла нецензурно кое-что бормотнуть, а Барри — согласно прошипеть.

Какой-то промельк слева заставил меня хорошенько вглядеться в обломки камня вокруг постамента от колонны. Поправив шлем-маску и подкрутив оптику, увидела стаю лисов. Они сторожко высовывались из своего укрытия и не сводили чуть раскосых глаз с "акулы". Очевидно, грохот её лап шуганул их спрятаться… Только об этом подумала, как один из лисов, всё ещё не сводя глазёнок с чудовища, быстро-быстро облизнулся. Я затряслась в беззвучном смехе.

— Что там, Ата? — полюбопытствовал по внутренней связи Винсон.

Я переключила на него свою оптику. Он смотрел недолго. Сразу увидел нужное.

— Ребята, а ведь здесь есть кое-кто, кто рассматривает нашу "акулу" в качестве обеда!

Через минуту кто фыркал, кто вздрагивал от смеха. Слышать мы не слышали, но лисы явно непроизвольно то повизгивали ("Ой, какая гора мяса зря пропадает!" — переводил их Маккью), то потявкивали, а двое пришли в такое возбуждение, что занялись, вежливо говоря, деянием, ведущим к репродуктивным последствиям… Глазастая Бланш оглянулась и сказала изумлённо:

— Тайгер, миленький! Да ты никак покраснел, что ли?

Половина десантного состава в слезах сползла по камням на землю. Майор и то улыбнулся.

Правда, вскоре выяснилось, что для лейтенанта реплика Бланш прошла впустую: он за лисами не следил и просто не понял, с чего это он вдруг покраснел и над чем, давясь и шикая друг на друга, ржёт десант.

Улыбнулся и Дирк забавной ситуации: он успевал следить за чумовиками и прислушиваться к оживлённому обмену репликами.

— А почему лисы не подходят к "акуле"? Облаяли бы её за недоступность.

— Оборотней боятся. Те жрут всё, что движется. Особенно, если оборотень в шкуре охотника, как этот, — кивнул Дирк на третьего.

Третьим оказалась ящерица размером с овчарку. Она бойко семенила сухощавыми лапами вслед за человекообразными оборотнями. Между крупными раздутыми ноздрями сверху примостился роговой нарост. Судя по нему, оборотень неплохо считывал из воздуха обоняемую информацию. Вот он коротко застыл, ткнув рогом в сторону лисов, — и те молчком утянулись за постамент, в подветренную сторону. Оборотень дёрнул рогом ещё пару раз, но запах исчез, и чешуйчатые лапы, взбивая белесоватую пыль, вновь зашлёпали по отчётливой полосе, оставленной "акулой".

Бланш резко выдохнула. Оказывается, она задержала дыхание, едва оборотень обернулся на разрушенный постамент.

— Чёрт… Переживаешь, как за человека! — шёпотом пожаловалась она, перебравшись поближе ко мне.

— То же самое, — тихонько ответила я.

— Внимание! — монотонно сказал Тайгер, сосредоточенный на точке впереди. — Смешанный эмоциональный фон. Очень жёсткий.

Проследив его сосредоточенность, я тоже напряглась: за стеной, где недавно скрылись неведомые летуны, готовилось что-то очень решительное.

Имбри резко втянул сквозь зубы воздух.

Взревела "акула".

Над стеной взлетел тот, который повыше. Один. Он взлетел, будто на лыжах, но на ногах у него ничего не было. А чуть ниже под ним на один-единственный миг застыла короткая доска с округлёнными краями.

В следующий миг летун оказался на этой доске и стремительно съехал со стены. Вот откуда дорожки! Ловко маневрируя в паутине верёвок и на узких извилистых трассах — ну ни одной прямой! — летун начал странный танец среди верёвок, словно и не замечая несущейся к нему "акулы" с чуть поотставшими оборотнями.

— Что это?! — ошарашенно спросил майор.

— Скейтборд!

— Неа, это зимний скейт! Видишь — без колёсиков! Как его?..

— Сноуборд!

— Точно!

— Он обалдел — плясать перед этими?!

— А может, задумал что?!

— Барри!!

— Барри! Драный хвост!..

— Не вижу ни фига! — рявкнул Барракуда. — Слишком быстро двигается! За драный хвост ответишь, Винсон!

Разочарованный народ отвернулся от предсказателя, который, оказывается, не мог работать в нервозной обстановке.

"Акула" между тем уже мчалась по краю верёвочной паутины — чуть впереди, параллельно ей, почти по прямой дорожке, летел сумасшедший сноубордист. Время от времени он хватался за металлические колья и помогал себе развернуться в опасных местах.

— Если он даже попытается зверюгу прикончить этими палочками… — с сомнением забормотал Дайкс, держа на прицеле оборотня-ящера.

— По-моему, у него на уме несколько иное.

— Он поворачивает! Назад!

— Там ещё кто-то есть, — напряжённо сказал лейтенант.

Оборотни тоже поняли, что сноубордист возвращается, и бросились вперёд, к тому месту, где потенциальная добыча выпрыгнула из-за стены. Они добрались первыми. Человекообразные подпрыгивали, повизгивая, а ящер шипел на них, пытаясь угомонить, чтобы не спугнули добычу.

Внезапно с торжеством зарычал Барри — на таком сириусском диалекте, с такими пробулькиваниями и клокотанием, что за его горло страшно стало: выдержит ли глотка?.. И что он вопит?! Глаза бешеные, а из-за чего — не разберёшь.

— Говори нормально! — в полный голос велел Брент.

— Он говорит, "акуле" жить от силы минуту-другую! — крикнул Имбри, не поворачиваясь от стихийной амбразуры.

Только мы уразумели, что это значит, как вокруг стены стремительно понеслись события одно за другим.

На верхнем крае стены словно отпочковались три головы. Оборотни их не видели, слишком занятые нетерпеливым ожиданием мчащейся к ним жратвы.

Сноубордист резко затормозил на почти идеальном расстоянии между "акулой" и оборотнями — где-то в двадцати метрах от той и других. Затормозил и встал на месте. Невероятно длинным и спокойным движением нагнулся за доской.

"Акула" грохотала так, что, пробеги она мимо нашего убежища, мы бы, наверное, прыгали на содрогающемся полу в такт её бегу.

На стене внезапно появился второй летун. От нас не видно точно, что это именно он: решили так по связке за спиной. На этот раз он явился не с пустыми руками — прямоугольник длиной в полметра, шириной где-то в ладонь — мы все отчётливо видели, но понять, что это — даже и не пытались.

— Гранатомёт?

— Лазерная пушка?

— У нас, на Персее, такого оружия нет, — твёрдо сказал Дирк.

Второй переступил ногами и заскользил вниз — тоже на сноуборде.

Чудовища с двух сторон добегали до первого сноубордиста, когда разогнавшийся на спуске второй съехал не по дорожке, а свернул на камень-трамплин. Он взвился в воздух на полусогнутых и выстрелил в голову "акулы". Что-то тёмное на мгновение заштриховало жуткую крокодилью морду с яростно ощеренными зубищами.

— Гарпунная сеть, — разочарованно сказал кто-то из наших. — Они что здесь? В игрушки играются?

"Акула" по инерции почти добежала до первого сноубордиста — второй бросил доску и удирал снова на стену, пользуясь верёвками. Лапища "акулы" вдруг начали заплетаться друг за друга…

В мгновение, когда мы были готовы закричать: "Беги!!", раздался залп трёх выстрелов. Оборотни попадали. "Акулу" той же инерцией бега мордой протащило по обломкам. Взрыхлённые несколько необычным способом, камни отлетели в стороны вместе со взбитыми клубами пыли. "Акула" дёрнула задом раз, другой — и обмякла. Без звука. Даже не мявкнула.

Первый сноубордист постоял немного и пошёл прочь от "акулы", даже не позаботившись удостовериться, что чудовище на самом деле сдохло.

На стене, куда добежал второй, уже сидели все три стрелка.

Над оборотнем кружила стая крыланов. Двое из них уже полакомились тенями, которые попытались удрать из погибших человекообразных.

— Что-то я не понял, — озадачился Марк Флик. — Они что: накинули этой балде набалдашник — и она сдохла? Сеточкой горлышко перетянули нежной зверушке — и всё?

— И сидят, бессердечные, любуются на дело своих беспощадных рук, — добродушно закончил Винсон.

— Интересно, где они взяли огнестрельное оружие?

— В полицейских участках, скорее всего! — нетерпеливо предположил Дирк. Он приник к "окошку", переполненный счастьем и нескрываемой радостью: город жил! Да ещё какой активной жизнью!.. Рядом стоял Рустам с просветлевшим лицом. Знать бы, о чём он думает. Хотя примерный ход мыслей старожилов Андромеды понятен: сначала как снег на голову явились мы; теперь открытие, что в центре города живут и воюют с нечистью люди. И — крыланы! Открытие из открытий!.. Дирк вдруг нагнул голову. Кажется, только я уловила скользнувшую по его губам ухмылку. И прочитала её: ещё бы узнать о смерти Аугустуса Кейда! Счастью предела не было бы…

— Так. Идём знакомиться, пока они не собрались уйти! — распорядился Брент. — В качестве парламентёров — тройка лейтенанта Тайгера.

— Не согласен, — скептически сказал Имбри. — В данной ситуации будет лучше, если пойдут только женщины. А мы прикроем.

Майор, наверное, смотрел на него с минуту, раздумывая, прежде чем кивнул.

48.

— Ни пудры нормальной, ни помады — морда вся в пыли, протереть нечем, — ворчала Бланш, наскоро расчёсывая походной складной расчёской густые волосы. — Эй, Барри, что там слышно? Сидят ещё?

— Сидят, — помедлив, чтоб взглянуть на далёкую стену, успокоил её Барри. И вновь развернулся к нам. Мы — уже не ругались. Да и смысл? Он всё равно бы пялился, чтобы "запомнить, как землянки наносят боевую раскраску".

— У меня есть влажные салфетки — возьмёшь? — предложила я.

Пятеро на стене явно никуда не торопились. Они сидели себе, о чём-то болтая, а крыланы ленивым, объевшимся дозором облетали окрестности. У подножия стены счастливые лисы пожирали останки морфецов. Некоторые из остроухих зверей уже бегали примериваться к "акуле", но пока, видно, не знали, как её начать: мягкое брюхо буквально вдавилось в расщелину между лестницей и каким-то трудноопределимым гигантским обломком здания. Всё доступное зубу сверху, к сожалению, забронировано. Кто-то — кажется, Рустам — высказал предположение, что лисы на Персее изначально являлись падальщиками, как шакалы и гиены на Земле. Возразил Римлянин: мясо-то они подъедают свежее.

Десять минут под болтовню о постороннем пролетели быстро.

Глядя в основном на меня, Брент попросил:

— Вы уж, пожалуйста, без грубости. Дипломатично.

— Ага, — сказала Бланш и проверила "люгер", хорошо ли вынимается из кобуры на бедре.

— Ещё раз — не забудьте: только вы дойдёте до стены, мы все выходим. Так, на всякий случай.

— Да чего ты беспокоишься, Брент! С этими типами всё нормально. Как там? Ага! Кто против моего врага — тот мой друг. Здесь, на Персее, я думаю, поговорка работает на все сто. Так что… пошли мы.

Мы вышли не оглядываясь. Особого страха не было. Разве что боялись, как бы эти типы при виде нас не сбежали.

Парни оказались не робкого десятка. Следовало вообще-то ожидать после краткой схватки с чудовищем и его прихвостнями. Парни даже не встали, а только перестали между собой переговариваться и принялись глазеть на нас.

— Думаешь, справимся? — шепнула я.

— Если ребята крутые, я их окручу в два счёта, — пренебрежительно отозвалась Бланш.

— Девочки, не бойтесь. Мы уже вышли, — прогудел в уши Римлянин.

Если учесть, что охотники продолжали сидеть на стене, не подпрыгнув завидя кроме двух женщин целый взвод вооружённых мужчин, то надо признать: ребята не просто крутые — крутейшие.

Здешнее солнце подслеповато щурилось из-за перистых облаков. Видимость замечательная! Мы с интересом и некоторой опаской рассмотрели лисов, когда обходили их. Зверушки, наверное, неплохо покушали, поскольку к нашему появлению отнеслись спокойно, без гурманского интереса.

К стене пришлось идти между тушей "акулы" и лисьей стаей… Чудовищная башка, величиной с батискаф на два места, невольно приковала наше внимание. Эти сидят — и пусть сидят. Явно никуда не собираются никуда исчезать. А башка… Ну, она, конечно, тоже никуда не сбежит. Но ведь любопытно!

— Ата, что там с сеткой? — жадно поинтересовался Дирк, а где-то в далеком пространстве о чём-то недовольно заговорил майор и замолк после дружно и жарко высказанного: "Да ты что, Брент! Интересно же!"

Я медленно обошла страшенную голову, шлёпнула по руке Бланш, потянувшуюся потрогать мёртвого зверя. Среди достаточно монолитного рисунка, образованного чешуёй, чёрные, будто от запёкшейся крови, ромбы сети выглядели чужеродно. Я поднесла ладонь к чешуе, не прикасаясь к ней. Миг сосредоточенности — и мертвенно-холодная волна заколыхалась между моей живой и остывающей плотью. Вот оно что…

Лисы — мудрые звери. Ещё только подходя к ним, мы заметили, как некоторые из них отбегают от кровавого пира к "акуле". Но ни один не подошёл к голове.

— Это яд. Не знаю, какой именно, но разъедающий мгновенно. Сетка вошла в голову "акулы", и, думаю, она сейчас опускается к земле, пока не прорежет голову донизу.

— Уверена, что яд — не кислота?

— Уверена. На бесконтактный поиск чувствуется живое — не мёртвое.

Бланш молча отступила от монстра.

Между тем люди на стене не спеша поднимались и так же неспешно, держась за верёвки "паутины", спускались к нам. Первым шёл крупный седоволосый мужчина — тот самый сноубордист с ультразвуковым манком, который болтался на серебристой цепочке, выглядывавшей из-под манжеты его лёгкой серой куртки. Куртку сноубордист накинул поверх комбинезона защитной расцветки в серо-мраморных тонах. Пожелай он исчезнуть в крошеве Звёздной площади — сделает это легко… За сноубордистом шёл крепкий паренёк в прикиде той же расцветки — гарпунёр-сеточник. Эти двое, спокойные, оба в чёрных очках на пол-лица, сильно отличались от последних троих — насторожённых, недоверчиво вглядывающихся в маленькую армию за нашими с Бланш спинами. Если с первыми двумя я ещё сомневалась, причислять ли их к военному племени, то про троих сообразила сразу — гражданские. И оделись они хоть и близко к маскировочным комбинезонам, но всего лишь в спортивные костюмы.

Сноубордист остановился перед нами, шутливо изобразил полупоклон и произнёс чуть насмешливо и светски:

— Добрый день, милые дамы!

— Привет, мальчики! — легко откликнулась Бланш. Легко-то легко, но я ощущала её пружинное напряжение: случись что — драться она готова.

Я же уже просчитала по меньшей мере три варианта, как можно уничтожить всех пятерых без потерь с нашей стороны, плюс прочувствовала странное сочетание страха и надежды от гражданских. И где-то стороной родилась уверенность, что с ними со всеми можно договориться.

Поэтому, подыгрывая седому сноубордисту, я присела в шутливом реверансе, одной рукой "придержав край бального платья", а другую протянув для поцелуя.

Мои предположения сноубордист оправдал. С той же насмешливой улыбкой он приложился к моим пальцам.

— Матвей Иорданец к вашим услугам, леди.

— Ата Уиверн.

— Бланш Кремер.

— Позвольте представить вам наших спутников, дамы.

Мы-то позволили. Но рёв за нашими спинами и вслед за тем топот бегущего человека скомкали церемонию. Седой сноубордист присмотрелся к орущему.

— Господи, не может быть!

Пыхтя, издавая через раз нечленораздельные звуки, к нам нёсся Барракуда. Чуть поотстав, спешил Ник Имбри. Наша группа застыла в растерянности. Затем, видимо, майор скомандовал на сближение, и ребята неспешно, прогулочным шагом снова направились к нам.

Сноубордист вздохнул — мы с Бланш решили было, что он сейчас прикажет своим людям бежать немедля. И ошиблись.

— Весьма любопытно, сударыня, — обратился он ко мне, — откуда вы мне так знакомы. И весьма прискорбно, что, кажется, пообщаться, беседуя по интересующему меня вопросу, не удастся.

— Оп-паньки! — не сдержала изумление Бланш. — Знакомы?!

А я поняла, что сейчас начну или зверски хихикать, или в голос рыдать. Нет, космос, конечно, местечко тесное. Но чтобы вот так, на планете, периферийной от большинства обжитых, абсолютно неизвестный мне человек, глядя в моё, совершенно чужое мне лицо, вдруг заявляет о знакомстве!.. Мда, мало не покажется никому. Однако, взяв себя в руки и закрепив дрогнувшие было эмпатоблоки, я заставила себя более рассудочно отнестись к заявлению Матвея Иорданца. И не последнюю роль в этом сыграли его чёрные очки. На первый взгляд любой бы решил, что предмет относится, скорее, к спортивным, нежели лечебным или декоративным. В таких очках хорошо мчаться на маленькой спортивной яхте по сверкающим океанским волнам. До второго, более внимательного взгляда додумался бы любой, поняв, что Матвей и его младший товарищ носят очки не снимая. Но этот любой лишь обнаружил бы, что очки прилегают к голове очень плотно.

На третий, сканирующий взгляд я решилась, когда поняла: внимание Матвея Иорданца поглощено несущимся во весь опор Барракудой. Но — меня не пустили дальше тёмного пространства сразу за очками.

— Леди, не надо этого делать, — проникновенно сказал Матвей Иорданец.

А паренёк повернулся ко мне, и по слегка выпяченным губам стало понятно: он сообразил, о чём речь. Строго организованное поле вокруг него чуть дрогнуло, но так неопределённо и легко, что я даже не сумела определить, удивился ли он, обеспокоен ли.

Допыхтел орущий Барри и с теми же восторженными воплями принялся вытряхивать пыль с плеч Иорданца. Последний держался под дружескими выбиваниями необыкновенно хорошо, благосклонно выслушивая бессвязную речь на тему "сколько лет — сколько зим". Паренёк чуть отступил. Из чего я заключила, что с Барракудой он не знаком.

Тут подоспел Имбри, легко отодрал от Иорданца восторженного Барри и кивнул:

— Привет, бродяга! Никак не ожидал встретить тебя именно здесь!

— Взаимно, охотнички! Ник, шатун ты этакий, ты ж обещал, женившись, покончить с бродяжьей судьбой!

— А я и покончил! — улыбнулся Ник и обнял меня за пояс. — Но если жене хочется попутешествовать, я всегда готов сопровождать её.

— Леди — твоя жена?!

— Надеюсь, вы не успели поругаться в первую минуту знакомства? — с шутливым беспокойством спросил Ник.

— Нет-нет, — рассеянно проговорил Иорданец, чуть наклонив голову к Барракуде, который от избытка чувств перешёл на сириусский. Одновременно Иорданец явно следил за приближением военных. Наконец, жестом прервав Барри, он спросил: — Я не совсем понял. Вы пришли сюда в составе военной полиции?

— Точно. Цель — разведка. Надо было узнать, что происходит на Персее.

Немного отвлёкшись на руку Имбри, которая уверенно придерживала меня за пояс, я некоторое время размышляла, устраивать ли разнос нахалу. Но потом кое-что заметила, и маленькая семейная картинка перестала меня волновать: Иорданца наша с Имбри видимая идиллия встревожила до такой степени, что я наконец смогла запустить в его личное пространство ментальный щуп. Будто сунула щепку между плотно пригнанными досками. Сунула — и мгновенно "ушла"; затаилась под прикрытием поля Имбри. Теперь, если Иорданец и обнаружит "щуп", меня он может подозревать сколько угодно, но точно не скажет, кто именно готов в любой момент вскрыть его информационное поле как консервную банку.

Когда подошли наши ребята, Бланш оживлённо болтала с тремя стрелками, а Имбри и Барракуда — с Матвеем Иорданцем. Все мы устроились на каменных обломках. Паренёк присел ближе к Матвею, но успевал прислушиваться и к компании Бланш. Стрелки оказались персейцами-колонистами, и более благодарных слушателей у Бланш, наверное, ещё не было.

49.

Никогда не думала, что человек может так грандиозно и виртуозно врать! А Иорданец буквально светился всеми красками фантастического вранья!

Впрочем, всё по порядку.

Тем более что Матвей Иорданец оказался не человеком, а гуманоидом с планеты Драко, каковое название она носила на всех человеческих картах. Раса спокойных и несколько замкнутых гуманоидов внешне почти не отличалась от людей. Единственная метка драко у Матвея и его ученика Батиса пряталась под их странными, глухими чёрными очками — почти незаметная рябь атавистической чешуи на коже вокруг глаз. Вообще же, и чёрные очки — достаточно привычная примета драко. Правда, только молодых, ещё не умеющих справляться с особенностью организма — самопроизвольным поджогом всего, что доступно огню. Правда и то, что вне пределов своей планеты взрослые драко редко надевают очки… У этих двоих очки буквально вросли в кожу головы.

И что-то замаячило в памяти: драко, птичий манок, Иорданец…

Боюсь, воздух сквозь зубы я втянула слишком шумно, когда внезапно голову пронзила раскалённая игла боли и застряла в виске.

— Ата, ты что? — обеспокоенно обернулся ко мне Брент.

Мы сидели на третьем этаже подземной части Колеса, здания, чей внутренний "дворик" образовал Звёздную площадь. Ещё ниже, на четвёртом этаже, прятались спасшиеся во время Чумы персейцы-колонисты. В отличие от Подземья, руководимого Дирком, здесь жило человек сто. Третий этаж для персейцев давно стал своеобразной площадкой для прогулок. Но сейчас здесь никого из них. Вместе со стрелками на четвёртый этаж спустился Рустам, чтобы более обстоятельно ознакомиться с соседями по несчастью. Дирк остался с нами и жадно вслушивался в историю Иорданца.

В бывшем кафе сдвинули ближе столики и устроили что-то похожее на круглый стол. Сначала майор Брент подробно и чётко определил цели нашего пребывания на Персее. Затем слово предоставили, как важно выразился Брент, Иорданцу.

И, пока он размышлял, с чего начать повествование, я и вспомнила.

— Вы — орнитолог. Охотник на экзо-пернатых. Я читала о вас.

— Точно. — Он с любопытством взглянул в мою сторону, пока радостно загоготавший Барракуда бил его по колену: "Ага, вычислили тебя!" И быстро отвернулся, хотя впечатление, что он хотел спросить о чём-то лично меня, осталось.

По праву первого знакомства сидевшая рядом с ним Бланш тоже не удержалась и спросила:

— А интересно, с чего вы решили, что Ата вам знакома?

Очень хотелось видеть глаза Матвея Иорданца в тот момент, когда все с интересом уставились на него. Иорданец пришёл в сильное замешательство, иначе не спросил бы:

— А почему бы и нет?

И все так же оживлённо уставились на меня. Вот черти любопытные… Знают же…

— Три года назад мне сделали пластическую операцию, — пришлось объяснять в который раз. — В лицо меня узнать нельзя. Плюс ко всему у меня потеря памяти. Поэтому, даже если вы были мне самым лучшим другом, я вас не помню, а уж вы, конечно…

Я осеклась на полуслове. Иорданец — видящий! Он считал с меня то, что Имбри смог ощутить ладонями. Вот оно что…

— Каждый второй драко — ясновидящий, — тихо подтвердил Иорданец. — Что не является секретом ни для кого. Как бы ни изменялась человеческая внешность, что бы ни происходило с человеком, по линиям его полевой структуры я всегда могу сказать, знаком он мне или нет. Я не узнаю тебя, Ата, но мы с тобой встречались. Где — неизвестно, явно — мельком, но встречались.

На слове "мельком" он чуть запнулся. Для всех находящихся в эйфории, запинка прошла незамеченной. Но я подглядывала за Матвеем в щёлочку, образованную ментальным щупом. И на этом слове мне захотелось сдёрнуть с него эти треклятые чёрные очки и всмотреться в глаза! Он вспомнил, где мы "мельком" встречались! Где?! Чёрт бы его подрал! И при каких обстоятельствах?! Смутное подозрение начало перерастать в уверенность… Видимо, Матвей уловил изменения вокруг меня, потому что поспешно заговорил:

— Итак, на Персей я свалился два года назад. До меня дошли слухи, что с планетой прекратилась связь. Я как раз был неподалёку со своим учеником и решил посмотреть, что случилось.

Ярчайшая ложь. Но её, как ни странно, косвенно подтвердил Барри, которому знакомство с Матвеем Иорданцем сильно льстило.

— Ага, дружище! Это ты называешь — дошли слухи?! Да он прекрасно разбирается в системах связи. Сидел, небось, в навигаторской и засёк разговоры… Кстати, твой великолепный катерок жив? Помню, какая роскошная обстановочка была в жилых каютах! Шикарная!

Иорданец громко вздохнул и с точно рассчитанными горестными интонациями объяснил:

— Мы вошли в атмосферу — катер вспыхнул. Системы огнетушения сработали, и мы смогли долететь и приземлиться. Посудину, к сожалению, восстановить не удалось. Если выберемся, придётся покупать новую.

Уставившись на ладони, сцепленные в "замок", я старалась отвлечься от звучащих слов и понять, что за ними. Пока узнала, что Матвей на Персее появился гораздо раньше, ещё до Чумы; и не было у него катера. Влезть глубже в его поле я пока опасалась: мне показалось, он очень силён. А что может сделать сильный энергодеятель, я знала по себе.

— … Нам повезло: мы попали сюда, в Андромеду, не сразу.

Интересно, моргает ли он под своими очками? Или человеческая присказка — "врёт и глазом не моргнёт" — и про него тоже?

— Откуда взялись крыланы? — спросил Дирк. — Как ты научил их уничтожать тени? Они и в самом деле питаются чумовиками?

— Вы назвали их крыланами? — нехорошо ухмыльнулся Иорданец. — Мило. Весьма милое название. Мы с Батисом нашли их колонию на одном из спутников Гарпии-2. Помнится, они нас чуть не сожрали там. Пару кладок мы успели стащить. К нашему изумлению, птенцы каннибальской прожорливостью родителей не обладали, но оказались весьма всеядными. Мы назвали их оллфагами. В кладке оллфагов обычно два яйца. Период взросления достаточно затянут, как мы успели убедиться. До полёта на Персей мы получили две пары оллфагов. Когда вышли к Андромеде, с нами уже была небольшая стая. Именно здесь, в городе, мы уяснили, что с названием птичек попали в яблочко: оллфаги с одинаковым удовольствием пожирают, как плоть, так и нематериальное.

— Вы знаете, что произошло на Персее? — спросил Брент.

— Какая-то биологическая катастрофа? — легкомысленно отозвался Иорданец.

Дирк коротко ввёл его в курс дела — майор добавил парочку подробностей. Матвей рассеянно почесал щёку.

— Нет никого хуже фанатиков, — подытожил он несколько странно, потому как, по-моему, никто не понял, кого он имел в виду — учёных-персейцев или профессора Аугустуса Кейда. Помолчав, драко спросил: — Значит, в первую очередь вас интересует не ЧП на Персее, а профессор Кейд? Его вывоз отсюда?

Мы, вообще-то интересовались первым, но, взглянув на непроницаемое лицо майора, открытые было рты захлопнули. Кажется, и здесь Иорданец попал в яблочко. Кстати, после брошенного на Брента взгляда выражение интереса на лице Дирка тоже быстро трансформировалось в маску бесстрастия.

— Ну, что ж, вон возвращается Тим — один из наших стрелков. Я думаю, вы не откажетесь от небольшой экскурсии по жилому уровню? — тоном гостеприимного хозяина предложил Иорданец. — Ник, Барри, надеюсь, у нас будет свободная минутка на обмен новостями? А то я засиделся в этой глуши. Скучно мне без большого мира с его событиями.

Барри радостно взревел нечто нечленораздельное. Имбри поддержал его, не выпуская, впрочем, моей руки, — он ещё в начале беседы пододвинул своё кресло ко мне. Троица взахлёб заговорила на сириусском диалекте. Я не понимала его, да не хотела понимать. Боль, тупо гнездившаяся в затылке, медленно поднялась правому виску и расплылась в нём тяжёлым, горячим — только из огня — шероховатым камнем. Камень ворочался так, что я начала глохнуть на правое ухо, а он продолжал давить… Эту боль я не могла унять. Боюсь, моя улыбка скривилась в болезненную гримасу. Единственное, что удалось сделать, — это окружить себя такой ментальной бронёй поверх уже существующей, что я почти не слышала людей. А может, это сдавленное камнем ухо окончательно оглохло. Во всяком случае, Матвей внезапно взглянул на меня… И мне захотелось ударить кулаком по его чёрным очкам. На мгновение показалось: сними он очки — и я вспомню его…

Стрелок Тим поддержал предложение Иорданца спуститься на жилой этаж. Я не слышала его, но все поднялись и двинулись за ним.

Боль переместилась ко лбу.

Иорданец каким-то образом уговорил Имбри с Барракудой оставить почётный эскорт прекрасной дамы им, надёжным драко, — прочитала по губам. Ник что-то спросил у меня.

— Конечно! — лучезарно сияя, откликнулась я и едва не сморщилась от собственного голоса. Звук ударил в голову чугунным шаром бульдозера, разрушающего старый дом.

Ник с Барри поспешили вслед за нашими. Ник ещё отворачивался, когда у меня брызнули слёзы. Словно не замечая их, Иорданец элегантно протянул руку помочь подняться с кресла. Безвольно опираясь на руки его и Батиса, я медленно пошла в хвосте процессии, ослепшая от слёз и боли.

Никаких мыслей, никакого чувства не осталось с мгновения возведённого вокруг меня крепостной стеной ментального блока. В висок билось равнодушным стуком: "Иорданец! Иорданец!" Но эмоций бьющееся в голове имя не вызывало.

А вот за секунды три до того, как молчаливый Батис резко отшагнул от нас открыть какую-то незаметную дверь, давящая на голову боль вдруг исчезла.

Правда, я всё равно послушно мотнулась в тёмную комнату, когда Иорданец дёрнул меня за локоть. Тёмная? Нет, скорее, налитая густой тьмой. Комната? Определиться трудно. Может, коридор. Может, зал. Может, и в самом деле маленькое помещение. Меня уже эти вопросы не волновали и не интересовали.

Прижатая к стене рядом с дверью, наглухо открытой, я чувствовала свою холодную и чистую голову. Сопротивляться драко не пыталась. Если что, я могла легко убить обоих. Иорданец о том, естественно, не знал: пробиться-то он пробовал сквозь мою невидимую броню, но безуспешно. Но он давил горло, что мне, как и любому, не нравилось: сначала спроси — может, я сама расскажу, что ты хочешь узнать.

— Убери руку, — бесстрастно сказала я.

Не убрал, но напор ослабил.

— Ты правда жена Имбри?

— Да.

— Ты правда меня не помнишь?

— Теперь помню. Вспомнила, — поправилась я и всё так жен спокойно повторила: — Убери руку.

Опять не убрал. Но, кажется, мои слова позабавили старшего драко.

— Слышу интонационное продолжение: убери руку, а иначе… Что иначе?

Я видела прозрачный муляж на месте Иорданца, его пульсирующее сердце и что-то жуткое, прячущееся в его мозгах, — маленькое неописуемое чудовище с торчащими иглами. Оно то ли спало, то ли Иорданец его блокировал. То же — с Батисом.

Опустив взгляд с макушки на глаза драко, я чуть сконцентрировалась. Чёрный пластик плотных очков Матвея Иорданца треснул паутиной мелких трещин. Иорданец зашипел и отшатнулся. Теперь я свободна.

— Иначе я сломаю твои очки, Иорданец-Птицелов, а потом разбужу чумовика в ваших головах.

50.

Оба отступили достаточно далеко от меня, и я успела вытереть слёзы.

Пребывание в кромешной тьме мне даже нравилось. Две сияющие энергополем фигуры не мешали мне расслабиться. Тело буквально растворилось — я перестала ощущать ноги, руки. Освобождённая от захвата, я лишь чувствовала, что меня покачивает на энерговолне, идущей через эту комнату — всё-таки комнату! Волна шла свежая: на город стремилась растительность Персея — убрать чуждое природе пятно на теле планеты и тем самым совершить естественный ритуал погребения города.

— Что ты вспомнила обо мне?

— Ты…

Щуп, втиснутый в прореху поля Иорданца, выпал. От потрясения драко раскрылся сам. Хлынула информация, которую, просматривая, я уже полагала лишней. Ибо главное знала.

Искатель приключений и авантюрист Матвей Иорданец в молодости проявил неожиданную для драко тягу к приключениям. Последние его дела начинали всё больше походить на пиратство, пока его не поймала военная полиция. Представители Драко приехали забрать непутёвого сородича. Во время передачи космического преступника тот неожиданно исчез. Позже он объявился в академии энергогностиков в качестве студента. Среди гуманоидов и других рас академии Иорданец стал изумительно бегающим исключением. Впрочем, понятно почему: все студенты съехались учиться по собственному желанию — Матвея же похитили. Полиция с похитителями разобраться не смогла: в дальнейшую судьбу юного преступника, как выяснилось, вмешались ректор и президент академии. В космопорту оба оказались по служебной надобности и утверждали, что, просчитав будущее молодого драко, пришли к согласию: Матвей, подвергшийся любому наказанию, навсегда пойдёт по кривой дорожке. Но если его выучить, тем более парнишка не без способностей, как любой драко… Учиться Матвей не хотел. Сбегал множество раз, пока психолог академии не сказала ему поразительной вещи: "Да выучись ты, Бога ради, и беги себе на здоровье! Зачем тратить время на беготню впустую?!" Слова психолога поразили Матвея именно своей простенькой, но непробиваемой логикой. Он-то надеялся на побег, но сбежать-то ему не давали теми же способами, которым пытались обучить его. Иорданец покорился и неохотно, но яростно принялся за эзотерические науки. Студенческого общества он избегал.

… Я смотрела на летящие кадры биографии драко и сама проваливалась в чужую жизнь со странным ощущением пустоты и даже тошноты.

… Он избегал, пока негласно к нему не приставили человеческую самку — шуструю девчонку с громадными способностями. Вроде как она должна помогать ему в учёбе. Девчонка оказалась хулиганистой особой, весьма энергичной и вертлявой. Она не хотела следить за драко, быть его негласной подругой. И не стеснялась вопить об этом при нём:

— Я не хочу торчать здесь, когда все остальные ушли на пляж!

— Хорошо, пошли на пляж, — угрюмо соглашался он, лишь бы она не орала так, что у него звенело в ушах.

Потом все уходили на вечеринку, а она из-за него торчала в корпусе. Потом ещё, ещё… В общем, она дооралась.

Эта сцена в памяти Иорданца переливалась самыми яркими красками.

Темноволосая девочка с серовато-зелёными глазами сидела на столе, пинала пяткой его ножку и рассуждала о слякоти на улице. Внезапно она замолчала и уставилась на меня. На Иорданца — я опять видела чужими глазами. Он приблизился к ней. Серовато-зелёные глаза немигающе смотрели чуть наверх, прямо в глаза драко. Иорданец наклонился и поцеловал её.

… Я почувствовала, как мои плечи сжали горячие ладони, как раздвоенный язык драко скользнул по моим губам. Я почувствовала это прикосновение снова… Так ярко!.. С трудом разлепив пересохшие губы, глядя на мерцающий силуэт драко, я выговорила:

— Матвей… Воробей… Не гоняй голубей… Гоняй лучше галочек из-под палочек…

— Зоя…

Сейчас к нему шагнула я. Забытое движение — поднять руки и обнять за сильную шею. Безвольно до сих пор опущенные руки — горячие руки драко — снова легли на мои плечи.

Маленький кусочек прошлого засиял в моей памяти.

Нас не могли найти месяц. Точнее, и не подумали искать. Потому что сбежал не Иорданец. Я — увела его из академии. Я и правда была лучшей — единственной и неповторимой. Запутать, затуманить мозги преподавателей — опытных энергогностиков — могла только я. И допустить элементарную ошибку при побеге могла только насмерть влюблённая девчонка: связать заклятием мозги преподов и не предупредить соседку по комнате, что исчезнет на какое-то время. Сначала соседка искала сама. Потом подключила ребят из нашей компании, и кто-то из них сообразил проверить комнату драко. После подтверждённого факта пропажи двух студентов нас искала вся планета. Нашли, конечно, преподаватели, с чьих глаз наведённые шоры мгновенно пропали, едва им предъявили пустые комнаты. Чтобы найти нас, им пришлось объединить усилия. А что было дальше? Уже смутно припомнилось, что Матвея немедленно увезли на родную планету. А я? Что было со мной?

— Тебе сказали, что корабль, на котором я возвращался на Драко, попал в метеоритный поток, — прошептал Матвей в мои волосы. — А я тебе не успел рассказать, что для нашей расы метеоритный поток — это комариная стая. Драко умеют создавать огонь и разрушительную энергию через преграды. Я опять сбежал. На этот раз к тебе. И не нашёл. Ты тоже сбежала из академии, где всё напоминало обо мне. Так сказала Герда — та самая соседка по комнате. Она сильно переживала, считала, что всё случившееся — её вина. А мне и времени не было ей объяснять. По моим следам гнались соплеменники — я для них был слишком ценным после выучки в академии, чтобы просто так отпускать. И я пустился по твоим следам. Пару раз получалось тебя почти настичь: мой звездолёт выходил на орбиту нужной планеты — твой транспорт уходил с той же орбиты. И однажды ты пропала совсем. Я попытался представить, куда именно ты могла полететь, и не нашёл ни следа. Некоторое время я бродяжничал, вернувшись к пиратству. В одной весёлой компании я встретил Барри и Ника Имбри. Ник взахлёб рассказывал о любимой девушке, из-за которой готов бросить разгульную жизнь. Барри смеялся над ним, а я завидовал. И он выполнил обещание. Устроил нам грандиозный прощальный мальчишник, на котором все упились в стельку, а утром Имбри мы не нашли.

Он замолчал. Мне было всё равно, заговорит ли он дальше или нет. Лишь бы вот так стоять, прижавшись к нему, и ни о чём не думать.

Но реальность ждать не захотела.

Короткий резкий всхлип со стороны — и мы шагнули друг от друга.

Батис ссутулился, зажав уши и пытаясь тихонько дышать. Но получалось у него, как у плачущего человека, который боится показать, что он плачет: короткое неровное дыхание — и прорывающиеся всхлипы.

На секунду Матвей загородил Батиса от меня, шагая к нему. А потом я увидела: игольчатый монстр в голове парнишки активизировался. На первый взгляд, он чуть лишь шевелился, словно медленно плывя в густой жидкости. Но если учесть, что жидкость — это мозговое вещество драко-мальчишки… В общем, впору поразиться, что Батис не дебил и до сих пор жив.

Ладони Матвея бесконтактно обняли голову Батиса — одна на лоб, другая — на затылок. Приглядевшись к потокам энергии, я сообразила, что он делает: парализует монстра.

Не оборачиваясь, Матвей бесстрастно сказал:

— Батис — мой старший сын. Последний. Младшие, близнецы, погибли, прежде чем я понял, что происходит с ними.

Я встала рядом, "убрала" давление на уши мальчишки. Батис снова всхлипнул-вздохнул и принялся вытирать руки о штаны. Я промолчала: насколько помнила, штаны на нём серовато-мраморной расцветки, и следы крови из ушей и носа будут выглядеть на ткани достаточно заметно. Если их не успеет припорошить пыль умирающей Андромеды.

— Так что же происходило?

— Ты видела сны, — утвердительно сказал Матвей. — А с ними и воспоминания. Память ты потеряла на самом деле. Но ты должна знать…

— Должна, но не знаю, — раздражённо сказала я. — Знание — полное — меня ослабит. Говори факты. Не тяни. Судя по всему, мы снова оказались в одной компании и в одном дерьме.

Обняв сына, Матвей вздохнул.

— История стара, как мир. Профессор Аугустус Кейд — авантюрист от науки. Опытник-естествоиспытатель. Несколько рискованных экспериментов ему удались во благо цивилизаций. И цивилизации доверились ему. Здесь, на Персее, он получил абсолютную власть и поддержку. Ещё бы: планета далека от цивилизованных миров, отдана колонистам, есть готовая медицинская лаборатория для проведения опытов любой сложности и опасности, есть совершенно необыкновенный материал для исследований. Осталось одно — найти подопытных кроликов. Привыкший пинками раскрывать дверь в любую инстанцию, Кейд уверен в собственной непогрешимости. Специально сформированная группа отщепенцев, щедро оплаченная Кейдом, начала свозить кроликов на Персей. Сначала отребье, которого полно в любом большом городе: бездомных, спившихся, сбежавших из дому детей. Минута пребывания в комнате, куда запускался газ, близкий к психотропному и не оставляющий в организме следов, — и все они легко подписывали документы о добровольной помощи. Но Кейду надоело любоваться, как они превращаются в то, что вы назвали "акулами" и оборотнями. Он решил заполучить материал качеством выше. Нас. Тех, кто развивает энергетические способности. И посмотреть, что из этого выйдет. Так мы с тобой оказались на одном корабле, идущем к Персею. На пассажирской палубе обычные переселенцы-колонисты — внизу, в грузовом отсеке, контейнеры для лаборатории Кейда. Контейнеры, в которых лежали мы. Ты вышла первая. На подлёте к Персею. Освободила меня и моих сыновей. Охрана спохватилась, когда датчики, следившие за грузовым отделением, настойчиво стали показывать активное движение. Нам не повезло. Мы только-только вышли из криогенного сна и не соображали что к чему. Снова усыпить нас было легче лёгкого.

Его рука снова поднялась ко лбу Батиса.

— Надо выйти на свет, — отстранённо сказала я. — Во тьме он не чувствует собственного тела и слишком расслаблен. На свету тварь будет под контролем.

— Но там…

— Я вспомнила технику, которую ты назвал заклятием шор. Нас не увидят и не услышат. Выходим.

Поддерживая Батиса с обеих сторон, мы вышли из тёмной комнаты. Коридор, полутёмный, но позволявший хорошо разглядеть человека, сиял покоем и давал возможность собраться с мыслями. Если бы не одно "но"…

На широком цоколе, напротив двери, сидел Имбри, согнув правую ногу и обняв колено, а левую свесив. Под ним, чуть в стороне, прямо на полу, сидел впервые на моей памяти безрадостный Барракуда и молча полировал рукавом лучемёт.

Злое лицо Ника смягчилось, едва все мы переступили порог комнаты. Я сначала не поняла, почему он злится. Потом возник другой вопрос: почему он здесь, когда он должен рассматривать достопримечательности жилого этажа?

На второй вопрос ответ нашёл Иорданец. Он внимательно всмотрелся в Имбри и, коротко хмыкнув, спросил у меня:

— Защита от любого воздействия на ментальном уровне — твоя работа?

А на первый ответил сам Имбри, с улыбкой облегчения спрыгнувший с цоколя и подошедший к нам.

— Пацан болен? Ата, отойди, поддержу вместо тебя.

Поверх головы Батиса Матвей улыбнулся мне неопределённо.

Вот ёлки зелёные!.. Ник ревновал! И лишь отчётливо видимое болезненное состояние Батиса его успокоило.

51.

— Ник знает. Он видел мои сны. Он был в моём сне.

Мы сидели внутри странной штуковины: то ли каменной песочницы, то маленького бассейна, над которым возвышалась округлая крыша, твёрдо стоя на восьми столбах. Крепко обняв сына, Матвей качал в него энергию и продолжал рассказывать:

— Энергогностиков разделили на несколько групп по степени владения техникой. Не таясь и не стыдясь, объясняли, с чем мы столкнёмся. Готовили, добрые. Но к этим Субстанциям нельзя быть подготовленным. Они летели, как пули, едва их освобождали, и не подчинялись никакой защите. Поставленных блоков они не замечали. Кто-то из энергогностиков превращался в зверя — и его тут же изолировали от других. Но в основном мы их блокировали. В собственной голове. Мои младшие превратились в оборотней. Несмотря на слабую подготовку, их оставили со мной: хотели проверить реакции отца; узнать, настолько ли силён, чтобы защитить их. Так и сказали. Как только младшие превратились в оборотней, их мгновенно отделили от нас. С того момента я считаю их мёртвыми. Так легче. Да и что мне остаётся делать?

Барри и Ник переглянулись. Я знала, что они вспомнили: сон о бесконечной толпе чудовищ в коридорах лаборатории Кейда и рассказ Дениса о первом появлении в городе "акул" и оборотней. И я знала, почему взгляд обоих стал отсутствующим: они мысленно пробегали глазами план-схему лаборатории в поисках помещения, где содержались мутанты.

— … Я видел, как ты упала. Но помочь не смог: закричал Батис. А через минуту и в мои мозги врезалась Субстанция. Пока я осматривал, что такое в яви Субстанция, и суматошно блокировал её в мозгах сына, пока с большей скоростью блокировал её в собственной голове, тебя изолировали и вынесли. Я решил, что ты умерла. Те, кто не превратился в зверя, вскоре начали падать. На всякий случай я притворился таким, как большинство. Сын упал рядом. Я велел ему лежать и замедлить пульс, что и происходило со всеми лежащими. Двоих, остававшихся на ногах, тоже изолировали и куда-то увели. Что с ними делали дальше, я не знаю. А нас, как мёртвых, быстро погрузили в каталки и повезли. По тому, как эти люди без опаски подходили к нам, я понял, что мы не первые. Они привыкли к таким сценам и потому ничего не боятся, что знают: это безопасно. По разговорам везущих каталки с телами, я узнал: у тех, кто сейчас выглядит мёртвым, должен быть последний всплеск активности, после чего они превратятся в изуродованных каннибалов. А когда все сдохнут, мы пойдём на прокорм "акулам" и оборотням, которые тоже являлись отдельной статьёй изучения… Вы говорите — Субстанция. Они называли это Зародышами…

До Барри только что дошло. Он испуганно дёрнулся встать и тут же присел обратно. Матвей замолчал, с живым и даже каким-то садистским интересом наблюдая в бывшем дружке борьбу страха и остатков совестливости.

Наконец Барракуда покосился на задумчивого Имбри и сел. Только выговорил сдавленно:

— Эта штука, Субстанция то есть, так в тебе и сидит?

— А куда ей деваться? — риторически вопросил драко.

— Зоя, мы поможем ему, как Саймону?

Вопрос Имбри застал меня врасплох. Да ещё обратился Ник ко мне по имени, давно забытому.

Иорданец оцепенел. А Батис повозился под его руками и сел прямо. Под его глазами мне захотелось опустить свои.

— Батис, мы могли бы попробовать вытащить из тебя игольчатого, — напрямую сказала я. — Но только попробовать. У нас есть опыт, когда мы уничтожили Субстанцию, выведя её из головы человека, который тоже довольно долго носил её. Но там был оборотень. Ты согласился бы на такую попытку, зная, что для нас такое внове?

— Жестоко спрашивать у ребёнка, балансирующего ежесекундно между жизнью и смертью, — ровно заметил Матвей. — У тебя есть дети, Зоя?

Я обернулась к Нику. Триди-снимок мгновенно встал перед глазами, но запечатлённые на нём дети мне просто незнакомы. И я предпочла, чтобы ответил… муж.

— Двое. Мальчик и девочка. Матвей, почему Батис молчит?

— Часть мозга, отвечающая за речевую деятельность, повреждена игольчатым. Когда вы собираетесь помочь нам?

— Как только найдутся свободные полчаса. Боюсь, сейчас нас будет собирать майор. Договаривай, как вы сбежали.

Драко скользнул длинными пальцами по треснувшему пластику очков.

— Силища… — И чуть повернул голову. — Входи. Словами не передашь.

Чуть помедлив (не хочу, не хочу… Не хочу!), я мысленно шагнула в информационное пространство Матвея. Тёплые пальцы Ника сжали мою ладонь. Он вошёл вместе со мной.

… Каталка накренилась. Лаборант, везший Иорданца, ногой выбил боковую стойку — и каталка резко встала углом к полу. Тело драко упало. От неожиданности Матвей едва не закричал. Но в голове больно торкнулась острая колючка, отчего на глазах выступили слёзы. Секундный полёт, казалось, длился вечность: пока драко снова устанавливал контроль над агрессором в собственных мозгах, пока группировался, с ужасом ожидая, что упадёт на твёрдое и разобьётся насмерть… Но преобладающим над всеми мыслями, чувствами оказался крик души — где сын?! Везли их на разных каталках.

Для драко падение на остывающие тела не стало неожиданностью, как для меня. Удар по позвоночнику чувствителен, но не страшен: падать драко умели. Не успев оглянуться, нет ли где зрителя, Матвей торопливо откатился, словно по инерции падения, в сторону. Пусть думают, если наблюдают, что гора трупов слишком крута, вот следующее тело и отлетело ниже. Насколько он помнил, сын должен упасть через три каталки после него.

Тела шлёпались с тошнотворно тяжёлым звуком. Затаившись, драко приоткрыл наконец глаза. Раз, два… Так, сейчас будет Батис. Он без сознания. Матвей собрал все силы, чтобы одновременно удержать рвущегося наружу зародыша и устроить мягкое приземление сыну. Удалось. Тело Батиса скользнуло по боковой стороне трупной кучи и съехало ближе к Матвею. Медленно вытянув в его сторону руку, Матвей положил ладонь на лоб сына. Зародыш продолжал летаргический сон. "Надолго ли хватит сил держать его в таком состоянии?" — угрюмо подумал драко.

Сам он лежал лицом к трупам. Как бы повернуться в другую сторону, не привлекая внимания со стороны потенциальных сторожей-мучителей?

В постепенном шевелении "пробуждающихся" трупов поворот оказался легче лёгкого. Матвей вяло приподнялся на локтях — и едва не отшатнулся от человека рядом: тот смотрел в глаза, словно живой и — о Господи! — это был знакомец по академии, один из компании, с которой он поневоле ходил. Имени только не помнил. А узнал по отличительной чёрточке: когда-то загулявшие студенты подрались, и парню сильно рассекли бровь. Пластической операции знакомец решил не делать. Понравилось ходить с рассечённой, после снятия швов слегка приподнятой бровью.

И всё-таки знакомец только КАК живой. Зародыш уже командовал трупом. И зародыш уже пустил корни в труп.

Притвориться трупом Матвею не удалось. Мертвецы возжаждали плоти. А мутирующая в них Субстанция обладала невероятным чутьём. Её буквально тянуло на живых.

Глаза знакомца из академии мелко брызнули, вспоротые клюющими воздух иглами. Почти одновременно Матвей резко обернулся на шлёпанье по полу босых ног. Двое подбирались к его сыну. Уже ничего не боясь, Матвей вскочил, поднял Батиса и огляделся. В самом помещении-аквариуме сына защитить сложно. Может, при виде вскочившего, явно живого человека люди за визор-стеной захотят отделить его от агрессивных трупов? А уж без сына он точно не уйдёт… Мерно гудящая, со всех сторон ковыляющая орда двинулась, показалось, совсем рядом.

Молясь всем дракианским богам, Матвей с сыном на руках бросился на толпу, подняв температуру собственного тела до предельной. Одна из защитных мер драко.

Иглы в глазах трупов с силой дёргались в его сторону, дёргая головы, из которых росли. Матвей с трудом пробивался сквозь толпу кивающих трупов — боком. Батис всё ещё без сознания, изменить свою температуру не мог. Значит — не мог защититься.

Мёртвые отшатывались лениво, и Матвей предчувствовал: ещё немного — или он сам сгорит изнутри, нарастив температуру выше той, пределам которой в первую очередь обучают молодёжь на Драко; либо трупы попривыкнут к опаляющему жару и попробуют смять его сопротивление.

И всё-таки он упорно пробивался к люку в потолке, ощущая себя беспомощно-голым даже в больничном халате. За визор-стеной видели, что он жив! Они должны забрать его отсюда! Пусть на следующие эксперименты, но забрать!..

Тело Батиса едва не выпало из рук, когда навстречу Матвею шагнула исхудалая женщина. Глаза её вылезали из орбит, но пока были целы. И живы.

— Матве-ей… Я больше не могу… Удерживать его…

Узнав её, он почувствовал страшную злобу — внутренний огонь, уже угасавший, вспыхнул с новой силой, приправленный сильным чувством. Та самая девочка из академии, много лет назад винившая себя за несчастную историю любви.

— Держись, Герда. Через минуту мы выйдем — я помогу тебе. Консервируй его.

Говорить она не могла от сосредоточенности. Но поверила. Он понял опять-таки по глазам: они перестали вспухать, вернулись почти к нормальном виду.

Он объяснил ей, что надо только дойти до люка, и она поверила, что они выберутся, хотя за его спиной впритык двигался монолит мертвецов, сдерживаемый только страшным жаром его тела.

Они дошли почти до люка, когда позади, в напряжённо ощущаемом пространстве, что-то изменилось. Не среди трупов, а дальше — за ними.

С усилием обернувшись, Матвей обнаружил, что за визор-стеной никого нет.

Секундой позже в долгом безнадёжном вое зашлась Герда. Она исступленно тянула руки к наглухо закрытому люку и выла. А глаза её выпучивались, покрывались рябью, словно кто-то изнутри деловито проверял палочками прочность материала.

Матвей тяжело взвалил сына на плечо и освободившейся рукой ударил женщину по лицу.

— Смотри на меня! Слышишь? Герда, смотри на меня!

Позади схватили халат на спине и тут же одёрнули руку: там, где ткань халата соприкасалась с телом драко, она уже начинала тлеть, готовая вот-вот вспыхнуть.

Что Герда исчезнет через две-три секунды, оставив лишь своё тело, Матвей уже не сомневался. Если он сначала надеялся, что удар по лицу приведёт её в себя… Её поддерживала лишь надежда, а без надежды Герда уже не могла сдерживать агрессивный напор зародыша.

Мгновенный расчёт. Сейчас он сдерживает своего агрессора и блокирует такого же в голове сына. Плюс тратит часть энергии на поддержание жара, отпугивая невольных убийц, ставших таковыми стараниями мерзавца Кейда. Если переключиться на Герду и уничтожение люка, защитная блокада будет прервана — и…

Снова за спиной что-то изменилось.

Матвей обернулся: мутанты переходили в следующую стадию. Некоторые уже обзавелись квадратными челюстями и оживлённо внюхивающимися в воздух чуть вывернутыми по-ящеричьи ноздрями. Что-то он ещё заметил — связанное с руками, но уже было не до того.

Секунды мчались. Для метаморфозы мутантам нужна пища. И они искали её гораздо активнее, чем ранее.

Три факта соединились.

От давления изнутри Герда плакала, но держалась!.. Первая хорошая новость. Матвей быстро закрыл её глаза. Раз, два, три вдоха — три порции энергии. Хватит! Минуту она продержится!

Драко поставил сына перед Гердой, заставил её обнять мальчика, чтобы не упал.

Они хотят жратвы?! Они её получат!.. Иорданец влетел в толпу чудовищ, как волк в стадо овец. Они ещё мутировали — он находился в отличной форме, подпитываемый яростью (в это гадство меня хотят превратить?!) и бешенством (моего сына вы не получите!). Он прошёл по кругу, убивая каждого второго-третьего, намеренно пуская кровь, чтобы уроды чувствовали сладкий запах — и жрали, отвлекаясь от настоящих живых. Они становились оживлённее — он чувствовал эту стадию их метаморфозы. И тем сильнее и стремительнее бил его почти горящий кулак по изменяющимся голодным мордам.

Сделав круг, Матвей вновь очутился рядом с Гердой и сыном.

52.

Если бы не сжигавшее его тело бешенство, он, наверное, оторопел бы и промедлил: Герда, с торчащими из глаз иглами, крепко держа Батиса за грудки — на весу, бессознательного! Ноги мальчика не касались пола! — тянула его к себе медленно и сладострастно. Последнее показалось, наверное, оттого, что её раззявленный рот оквадратился, словно она собиралась целиком запихать в рот яйцо вкрутую.

Мгновения бывают очень долгими. Как это. Иорданец буквально услышал мучительный крик пожираемой изнутри Герды и увидел её превращение в монстра.

Он ударил ногой в висок, просто сбивая голову с тела. Он этого безумно хотел и получил. Вторым прыжком он подхватил тело сына и отодрал от его халата прорвавшие ткань когти падающего трупа, изуродованного мутацией.

На всё про всё оставалось не так уж много времени.

Уложив сына подальше от мутантов и проёма, Матвей прикинул толщину дверного люка в потолке. Собрать небольшой концентрат разрушительной энергии может каждый совершеннолетний драко. Но драко, обученный в академии энергогностиков, делает такие вещи мгновенно. Итак, на секунду оставив тылы в опасности, Матвей устроил маленький взрыв за пределами дверного люка в потолке. Его не волновало, что там может кто-то оказаться: друг моего врага — мой враг. Сейчас можно исповедовать только это кредо.

Дверной люк вдавило в комнату-аквариум. Грохнул он, покалечив пирующую на трупе компанию монстров. С брезгливой жалостью слыша стоны и мычание раненых, придавленных люком, Иорданец деловито разглядывал прямоугольный проём в потолке. Путь открыт. Осталось добраться до порога.

Странный металлический лязг, постепенно ускоряющийся ритм заставили на всякий случай отойти от проёма. Вовремя. Видимо, лаборанты оставили каталки у стены, не поставив их на тормозную систему, а взрыв заставил пол содрогнуться и стронул каталки с места. Они посыпались с потолка с суховатым грохотом и прищёлкиванием, калеча и убивая ничего не понимающих монстров, которые неосторожно приблизились к живым в надежде полакомиться свежатинкой.

Сердце Матвея больно вздрогнуло. Здесь, внизу, каталки ещё дребезжали, подпрыгивая и ломаясь. Но наверху одна повисла, зацепившись рамой колёс за другую, упавшую поперёк проёма.

Драко ногами расшвырял лёгкие каталки и попробовал дотянуться до висящей. Если подпрыгнуть, уцепиться можно. Но тогда Батис останется в этом гадюшнике. Подсоединить к висящей каталке ещё одну из тех, что валяется здесь? А выдержит ли поперечная каталка?

Сзади в правое плечо вкогтилась лапа — вкогтилась в прямом смысле: когти стоящего уже перед Матвеем монстра сразу вошли в плоть. Глядя на мелко подрагивающие иглы в чёрных от крови глазах, Иорданец ощутил, что ещё немного — и он погрузится в тёмную пропасть безумия. Спасло тёплое, живое тело сына, на которого он наткнулся, пятясь.

Мельком и, казалось бы, ненужно Матвей вспомнил о Зое. Надо же, когда и в каких обстоятельствах встретились… И резким толчком назад выдрал плечо из когтей монстра, чьи иглы уже нацелились впиться в его лицо. Зоя!.. Она владела знаковой энергосистемой — той, что преподавали на старших курсах для особо одарённых. Зоя импровизировала гениально. Как-то, уже будучи с ним в бегах, она шутя сказала: "А что здесь такого? Только меняй конфигурацию пальцев, преобразуя энергию, — и делай с миром что хочешь!"

Монстры передвигались всё оживлённее. Ещё немного — и они захотят отнять потенциальную добычу того чудища, что щёлкал квадратной челюстью перед Матвеем.

Иорданец пока ещё неуверенно, но быстро шевельнул пальцами свободной левой руки и сунул ладонь под выпирающую челюсть монстра. Урод щёлкнул зубами, но снова вцепиться в жертву не успел. Иглы в глазах резко обвисли, а затем рухнул и мутант.

Получилось… Матвей недоверчиво оглядел собственные пальцы и обнаружил: как набрал воздуху для вдоха — так до сих пор не выдохнул. "Порция милосердия" — так называла Зоя эту пальцевую комбинацию. "Порцией" пользовались в экстремальных условиях, когда человек умирал от недостатка энергии и необходимо было срочное вливание. Матвей комбинацию перевернул, начал её в обратном порядке и получил то, на что надеялся и во что, по сути, не верил: забрал у мутанта энергетическую оболочку.

Два монстра бросились было к упавшему в надежде поживиться, но отпрянули: тело, лишённое абсолютно всех эфирно-энергетических оболочек, гнило на глазах.

Пятясь от них к висящей каталке, Матвей поспешно ввёл полученный энергоконцентрат в подхваченного сына. Батис уже неуверенно, но стоял на ногах, чем обеспечил свободу действий отцу. Следующий монстр, уже намного быстрее рванувший к ним, тоже повалился в сторону. Пылающий огнём адреналина Иорданец временно превратил сына в безмозглого, но послушного зомби.

— Хватайся и лезь!

Подтянув сына за пояс, он швырнул его вверх. Батис легко ухватился за верхнюю часть висящей каталки. Та чуть дрогнула — и словно закрепилась. Мальчишка медленно, но без остановки вскарабкался до самого проёма. Прежде чем он пропал из виду, Матвей приказал:

— Жди меня там!

Подрагивающая каталка замерла: Батис вылез полностью.

Убивая следующего монстра и вытягивая энергию из подбегающего, Иорданец мельком подумал: случись что наверху — сыну помочь не сможет. Быстрее бы!..

Монстры окружили Матвея так плотно, что он уже не мог замахиваться. Звериным чутьём загнанного драко уловил идеальный момент для прорыва. Отключённые в трансе мозги и стопроцентно мышечные реакции позволили ему сделать то, на что, будучи в здравом уме, он никогда бы не решился.

Только что он бил вынырнувшего перед ним монстра, ломая ему хрящ широченного носа; только что — чисто машинально — скачал с него энергию, как вдруг… Монстр упал перед ним и почти на него, будто молясь новому мессии. Иорданец шатнулся в сторону. Из-за его спины сунулся другой — к падающему: добить, сожрать!.. Драко прыгнул на спину склонившегося, оттолкнулся, сваливая неожиданную опору, — перепрыгнул на плечи другого. Голые ноги заскользили было на халате, поехавшем с плеча подавшегося в сторону монстра… Матвей цапнул перекладину снизу каталки и подтянулся. Левую стопу ожгла сильная боль. Под ногами взревели, и он заторопился, хватаясь за удобные брусья каталки.

Опомнился лишь наверху и обнаружил, что бьёт кулаком по застрявшей в проёме каталке — свалить её, чтобы ни одна морда не пролезла следом. Сын безучастно стоял у стены. И — никого по обе стороны коридора.

Обе каталки, и застрявшая, и зависшая, провалились в "аквариум" с глухим металлическим лязгом.

Иорданец встал на колени и присмотрелся к происходящему внизу. Он знал, что монстры оживут на некоторое время, точнее, насланные паразиты попытаются жить. Про двадцать минут он не знал. А они закончились. Люди, изуродованные Субстанцией до неузнаваемости, начали падать.

Через минуту Иорданец тупо и бездумно созерцал неподвижный кровавый могильник. Ещё через минуту до него дошло, что эти твари для него более не опасны. Но есть другие — в нормальном, человеческом обличье.

В первую очередь он отыскал встроенный в стену шкаф с одеждой для лаборантов. Затем пробудил сознание Батиса, и они переоделись.

Телепатией он не занимался с тех пор, как расстался с Зоей. С нею общаться было легко: даже гуляя, они могли, не глядя друг на друга, продолжать болтовню ни о чём — очень важный разговор влюблённых

Но сейчас он сел у стены, потянув за собой сына, ошеломлённого и перепуганного.

— Батис, помоги.

Помощь, в общем-то, не очень нужна, но мальчишку следовало переключить — и немедленно. Впрочем, помощь не нужна в поиске, но в последующих шагах спасения Батис просто необходим.

— Ищем оллфагов.

И они закрыли глаза и открыли внутреннее зрение. И увидели графическую коробку лаборатории Кейда, словно в примитивной компьютерной игрушке.

Матвей Иорданец и впрямь специализировался на орнитологии. И оллфагов в самом деле нашёл на одном из спутников Гарпии. И захватили его вместе с этими птичками, спавшими в клетках, помещённых в крио-контейнеры. Катер Иорданца никто не удосужился хорошенько обыскать. Пираты бегло просмотрели его на предмет ценных вещей, а ящики с видимой сквозь окошечко пернатой тварью отправили на склад с ненужными предметами, изъятыми у похищенных бедолаг. Как и все отобранные вещи, контейнеры подлежали со временем уничтожению. Но пока они стояли на месте. Нашёл место Матвей. Легко. Просто представил, что обхватывает ладонями контейнер, чтобы поднять, — и внутренним зрением его притянуло в отсек, где остался его собственный слабый, но ещё ощутимый ментальный след.

Он коснулся руки сына.

— Нашёл.

Теперь очередь Батиса.

Старшего сына Иорданец уже целенаправленно готовил к академии. В отличие от него самого, Батис имел все шансы стать ещё более сильным энергогностиком: умный, в хорошем смысле расчётливый, вдумчивый, на лету хватающий знания, он развивался так стремительно, что ещё немного — и сравнялся бы в знании энергогностики с отцом. И уже была у Батиса фишка, которую отец не только одобрял, но и помогал развивать. Мальчишка умел входить в сознание живности. Если в работе с животными у него получалось лишь видеть их глазами и чувствовать то, что они испытывают, то с птицами дело обстояло несколько иначе: при определённой точке концентрации Батис манипулировал сознанием птиц.

Поэтому Матвей и взял сыновей на спутники Гарпии. Младших — чтобы ощутили азарт поиска. Старшего — чтобы научился волевой охоте на пернатых, самых плохо поддающихся воздействию в их уголке Вселенной.

Кто же знал, что за ними уже следили.

… Батис сосредоточился и не замечал, как отец потихоньку делится с ним энергией. Одновременно Иорданец с тревогой приглядывался к сыну: сможет ли мальчишка выполнить то, что на гарпианских спутниках у него получалось шутя? Здесь задача потруднее. Оллфагов в местах обитания можно разглядеть, пользуясь оптикой, — здесь возможно только внутреннее визуальное наблюдение. Там они в сознании — здесь их разум спит в криогенном сне. Там они на свободе — здесь заперты в герметично закрытых ящиках.

Совершит ли мальчишка чудо?

Может, Матвей слишком многого ждёт от сына?

Тонкие, жёсткие пальцы Батиса впились в ладонь отца.

Внезапно мальчик перестал дышать. Иорданец обмер от ужаса. Но потом прочувствовал, что жёсткая хватка пальцев, вцепившихся в его ладонь, не ослабла. Вместо вздоха облегчения Матвей послал сыну ещё порцию энергии, а затем по невидимому лучу направленного внутреннего взгляда проследил, что же происходит.

Вот они, закрытые клетки с оллфагами. Подача газа давно прекратилась, а вместе с ним в ящики перестал поступать и воздух. В трёх клетках оллфаги задохнулись и умерли. В двух — живы, поскольку пираты ящики бросали, не заботясь об их сохранности: герметичность нарушена — воздух поступает. Последние две пары птиц спят на остатках газа. И Батис пытается их пробудить.

Длинный вздох и длинный выдох мальчишки. Дрогнули крылья оллфагов, лежащих в углу накренившейся клетки.

Почти незаметно, но всё-таки короче — вдох и выдох. Торчащая из кучи пуха и перьев широкая лапа медленно сжала кривые когти и медленно же снова выпустила их.

Батис дышал нормальным воздухом — то же иллюзорно ощущали оллфаги. Постепенно оживали закоченевшие лапы и крылья.

Мальчишка резко открыл глаза. Из четвёрки оллфагов такое проделать пока смог только один. Но остальные тоже оживали. Вяло, но оживали. И тогда Батис, всё ещё напряжённый, подумал: "Почему я здесь? Здесь крыла не поднять". Он посмотрел на стенку клетки глазами оллфага, увидел, как она тонка. Потом увидел стенку ящика-контейнера — её тоже легко пройти. И первый оллфаг просочился сквозь две преграды и позвал за собой остальных.

53.

На считывание информации у меня ушло три минуты. Сидящий рядом Ник Имбри крепко зажмурился и помотал головой, морщась от чужой боли.

— Безопасными коридорами мы вышли из лаборатории, — вслух сказал Иорданец. — Оллфаги всё рвались лететь напрямую. Несколько раз Батису приходилось удерживать их и настраивать на то, что бегущие под ними люди — их подопечные, которых надо защищать. Потом уже выяснилось, что вмешательство Батиса в сознание оллфагов имело очень неожиданные последствия: птицы каким-то образом засекли Батиса в собственном сознании и сочли, что он член их стаи. Ещё позже их птенцы воспринимали мальчика уже как вожака и слушались его беспрекословно… Покинув лабораторию, мы первое время скрывались в пригороде. Думали, охрана нас будет искать. Нашли брошенный, как мы думали, дом и жили. На улицу боялись выходить, поэтому не знали, что в тот же день — день нашего побега — вся эта зараза двинулась на город… Но взаперти долго не проживёшь. Мы вышли и очутились в пустыне ада.

Он передохнул немного и закончил:

— Не забывайте, мы даже не предполагали, на какой планете находимся. Наткнувшись на останки первого же аэротакси, монитор которого доживал последние минуты, мы узнали, что город называется Андромеда. И всё. Второе, что мы начали лихорадочно выискивать, — это космопорт. Думали добраться до первого катера, а там, на орбите, хоть один корабль найдётся… Чтобы попасть в космопорт, надо идти от лаборатории через весь город. Так мы попали на Звёздную площадь, а оллфаги нашли прячущихся здесь людей. Они голодали. Как их бросить? А потом уже выяснили неприятную вещь: транспорт, больше и тяжелее аэротакси, в воздух не поднимается. Тени создают какой-то фон. Да и аэротакси неохотно кружат не выше трёх метров от поверхности. В последнее время теней, что ли, стало меньше. Такси берут потолок до пяти метров.

Замолчав, он так ссутулился, что стало ясно: Матвей смотрит куда угодно, только не на лица сидящих рядом. Зато мне приходилось еле сдерживаться, чтобы не взглянуть на чёрные очки Батиса, чей упорный взгляд я чувствовала с начала разговора.

— Значит, игольчатые появлялись только у энергогностиков, — медленно сказал Ник, — так получается? У людей нетренированных или плохо тренированных организм сразу подчинялся Субстанции, которая их превращала в "акул" или оборотней.

— Я размышлял над этим. В обоих случаях всё начинается одинаково: тень влетает в мозги и почти мгновенно подчиняет их себе. В случае энергогностика этот момент становится решающим. Своим сопротивлением, попыткой блокировать Субстанцию мы превращаем её в игольчатого монстра. А дальше всё зависит от силы энергогностика. Сам игольчатый явно не приспособлен к управлению захваченным телом. Отсюда — неполная мутация организма и его быстрая смерть.

— Думаешь, больше никто не выжил?

— Думаю.

— И если Кейд жив…

— Они снова дадут ему возможность заниматься самыми опасными проектами.

— Несмотря на то что он угробил целую планету.

— То есть, чтобы остановить Кейда, надо опередить майора Брента.

Иорданец поднял голову. Батис не шелохнулся.

Забавно, как легко сказал эти слова Имбри. Таким я ещё не видела своего… мужа — делающим выводы и предлагающим решение.

Он будто почувствовал наше удивление.

— Когда я сделал предложение Зое, она сказала что-то вроде следующего: однажды её решение принесло только беды, поэтому бразды правления в семье она предпочитает видеть в моих руках… Я предлагаю оторваться от десанта, освободить вас от игольчатых и самим совершить налёт на лабораторию.

Барракуда то ли проворчал, то ли прорычал недовольно.

— А тебя никто и не заставляет. Я же знаю: ты нас не выдашь.

— Слишком много знаешь. Может, я ещё подумаю — выдавать или нет, — ответил Барри и сдвинул брови, думая под нашими любопытными взглядами. Через минуту раздумий сопнул носом и провозгласил: — Ладно. Не выдам.

— Спасибо тебе, Барри, ты настоящий друг, — серьёзно сказал Имбри.

Батис прыснул — и сразу превратился в смешливого мальчишку.

— Как их отвлечь, чтоб сразу вас не хватились?

— Помнишь Тима, стрелка? Передай ему от моего имени, чтоб показал майору наш автопарк. По городу не больно поездишь, но для поисков продуктов штук двадцать аэротакси у нас есть, — объяснил нам Иорданец.

— Передам, — сказал Барри и поднялся.

Ник некоторое время глядел ему вслед, затем повернулся к нам.

— С чего начнём?

— Расскажите, что за опыт у вас с Субстанцией.

Мы, почти не перебивая друг друга, рассказали ему о Саймоне и его беде.

— Хорошо, начнёте с меня, — спокойно сказал Иорданец. — Пусть проба на мне обеспечит мальчику уже проверенный процесс извлечения. Всё-таки свободно шастающий по мозгам агрессор — это одно. А заблокированный игольчатый — другое. Случись что со мной — я справлюсь.

Короткий свист прервал его тревожные размышления вслух.

Барри стоял у входа в коридор, в котором только что было исчез, и яростно махал рукой. Поскольку он изредка прерывал подзывание рукой и прикладывал палец к губам, мы подошли к нему на цыпочках и едва дыша.

В коридоре, с обеих сторон двери в тёмную комнату, куда драко затащили меня, сидя спали Дирк и лейтенант Тайгер.

— Зоя, ты же сказала… — шёпотом начал Матвей, но запнулся, приглядевшись: — Вот оно что. Птички виноваты.

— Не понял, — прошептал Имбри.

— Желание Дирка поговорить со мной об оллфагах. Они так поразили его воображение, что пересилили заклятие шор. Дальше этой комнаты заклятие их не пустило. А сопротивление шорам привело ко сну. Что будем делать?

— Я пройду тихонько — они и не проснутся, — предложил Барри.

— Дирк… — произнесла я одновременно с Ником.

Мы переглянулись. Кажется, все сразу вспомнили то выражение безразличия, поспешно нацепленное бывшим начальником охраны, когда он узнал о настоящей цели десанта на Персей. Что ж, нам понадобится человек, столь яростно ненавидящий Кейда.

Но что делать с лейтенантом? Почему он увязался за Дирком?.. Ответ, как это у меня бывает, пришёл с потолка: Тайгера тоже увлекла идея птиц, пожирающих тени. А Дирк наверняка очень эмоционально рассуждал о возможностях оллфагов; оба шли-шли и наткнулись на начало шорного заклятия. Созданное противоречие "заманчивые перспективы — забудь о повелителях оллфагов" затуманило мозги. Организм нашёл выход — "Спать!".

Барри оскалился на нас в том, что посчитал весёлой ухмылкой, и в самом деле тихонько утопал к лестницам вниз.

— Итак? — вздохнул Ник. — Теряем время.

— Лейтенанта зомбировать и отправить назад нетрудно, — высказался Матвей. — Если не желаете оставлять свой след, могу и я…

— Мы ни разу не пробовали вытаскивать игольчатого. Да и с оборотнем один-единственный случай был, — заметил Ник. — Тайгер, если показать ему базовые знаки, достаточно силён, чтобы блокировать Субстанцию что в голове, что вне её. И я помню, как он вёл себя в первой половине вчерашней ночи.

— Берём с собой обоих?

— Берём, — подтвердила я.

Спустя некоторое время мы снова засели на бортиках каменного бассейна.

Выяснилось: дела обстоят не так уж хорошо. Пятьдесят на пятьдесят. Если Дирк согласился сразу и безоговорочно идти с нами в лабораторию Кейда, то лейтенант заартачился. А уж когда узнал, что именно с Матвеем и Батисом неладно…

— Я давал присягу! — заявил он.

— Кому — Межгалактике или ведомству?

— Давая ведомству присягу, я даю её и Межгалактике. Я и так успел провиниться — дезертировал, уйдя в самоволку с остальными. Я не хочу рисковать!

— Так вот в чём дело! Рисковать! А чем? — ласково спросил Ник. — Тебе нравится Персей? Ты отсюда улететь не хочешь? Или не готов рискнуть и допустишь, чтобы многоуважаемый профессор Кейд смог провезти на следующую, уже густонаселённую планету парочку сотен герметичных до поры до времени колбочек с Субстанциями? Увези его отсюда, он ведь не прекратит опытов. И ты это прекрасно знаешь.

— Я военный, — заявил Тайгер. — Я должен следовать данным инструкциям и приказам старших по званию.

— Оллфаги, — напомнил Матвей. — Эрик, представь ситуацию: отказывается сопровождать вас в лабораторию Дирк. Отказываюсь я. Как ваша команда собирается пройти через весь город? Кто её защитит? Одно дело — драться с численно ограниченным противником в ограниченном пространстве, как воевали вы нынешней ночью, другое — на открытом пространстве, где бой виден и слышен всем желающим полакомиться свежими мозгами и свежей плотью.

Эрика передёрнуло.

— Вы хотите от меня невозможного. У майора приказ. Я должен следовать ему, а не той авантюре, которую вы задумали.

— А по-моему, авантюрой является именно приказ, — возразил молчавший до сих пор Дирк. — Лейтенант, вы только вникните в содержание приказа! Посмотрите, что за ним стоит: вам надо вывезти с Персея Кейда, заботливо обнимающего контейнер с остатками Субстанций, на другую планету, которую он столь же спокойно уничтожит. Кстати, вы не думали, что в дороге тоже может всякое случиться? Если вы вдруг всё-таки сумеете добраться до катера, не пожелает ли профессор понаблюдать, как ведут себя Субстанции в невесомости? Вы не думали, лейтенант, что в космосе вполне реально появиться ещё одному Летучему Голландцу в лице вашего катера?

— За меня думать положено моему начальству! — буркнул Тайгер. — И потом… Вы не судьи, чтобы вот так просто решать — кому умереть.

Иорданец выпрямился.

— Кто скажет, что я не могу судить убийцу моих сыновей? По земному летоисчислению им было по одиннадцать лет. Батису сейчас семнадцать. Тайгер, тебе приходилось в семнадцать ежесекундно помнить, что смерть может ежесекундно приступить к своим обязанностям? Что в любую секунду твои мозги могут стать жратвой для какого-то урода? Ответь, лейтенант! Спроси у оставшихся в живых колонистов об их семьях! Каждый из нас решил этот вопрос, как только понял, кто маньяк-убийца.

Лейтенант тоскливо смотрел на свои ладони. Легко догадаться, о чём он думает: "Лучше б они меня не будили!"

Но и Батиса я усадила между собой и Эриком не зря. В отличие от Матвея, я чувствовала его сына лучше: после припадка, вызванного слабым шевелением игольчатого, я присоединила информационное поле мальчика к своему. Энергоподпитка энергоподпиткой, но никогда не помешает точно знать, когда враг снова начнёт пробуждаться.

Мы сидели на бортах того же бассейна, но поскольку нас было на одного больше, то поневоле касались друг друга локтями.

Когда энергополе игольчатого начало слабо пульсировать, я нагнулась за Батиса и щёлкнула пальцами за спиной Тайгера. Прости, Эрик.

— Прости, Эрик, — мягко сказала я и обернулась к Матвею Иорданцу. — Процесс изгнания (вспомнилось почему-то старое слово церковников — экзорцизм) придётся начать немедленно и с Батиса.

Мальчишка повернулся ко мне. В тусклом свете пластмассово-чёрно блеснули очки. Батис удивился и собирался вопросительно улыбнуться мне. Но уголки жёсткого, обветренного рта вдруг безвольно разъехались в болезненной гримасе.

— Я не понимаю, Зоя… — начал Матвей.

— Тайгер, держи его! Правую ладонь между лопатками — левую на солнечное сплетение! Быстро!

От неожиданности, подхлёстнутый повелительным "Быстро!", Эрик беспрекословно выполнил приказ. И соединил систему: он сам — Батис — игольчатый.

56.

— Закройте Дирка, — сквозь зубы сказала я. Больше я говорить не могла.

И уже не видела, как мужчины выскочили из бассейна-песочницы, схватились за руки, образовав замкнутый круг. В середине оказался ничего не понимающий Дирк.

Я видела другое: закрыв точку сосредоточения энергии и блокировав точку её выхода, Эрик преградил путь твари, рванувшей было из западни. И встретился с нею сознанием, выйдя в единое информационное поле и твари, и Батиса.

Как я за три минуты пережила ужасы отца и сына, так и лейтенант сейчас принял на себя тяжкий вес воспоминаний Батиса. Единственное, на что можно надеяться, — Эрик взрослый. Он должен пережить без ущерба психике удар чужих воспоминаний, живя прямо в них. Во всяком случае, он-то знает, что происходит. Тем более — опыт у него уже есть. Как есть и некоторая практика адаптации к ментальному удару.

Теперь мне не нужна помощь кого бы то ни было.

Со стороны, для непосвящённых, мои действия, наверное, напоминали бурную жестикуляцию глухонемого. Стремительно рисуя знак за знаком, интуитивно соединяя их в ещё неведомое мне самой целое, я отовсюду собирала энергию. Быстро плотнело пространство вокруг застывших двоих. Хорошо, что на этом уровне подземного здания нет ни единой человеческой души. Иначе в живых бы никто не остался.

Из-под очков Батиса потекли слёзы.

Лицо Тайгера окаменело.

Батис держался, потому что половину его боли взвалил на себя Эрик. Поневоле.

Мои руки застыли перед грудью открытыми ладонями вверх.

Вскоре я с трудом удерживала страшный вес собранной энергии. Впрочем, когда ладони стали опускаться под тяжестью, я с усилием надвинула невидимую тяжесть, как некую невидимую сферу, на сидящих.

Знак извлечения чужеродного тела.

Игольчатый сложился в длинную, тонкую иглу и вылетел в энергетическую сферу.

Знак оплетения, обуздания.

Игольчатый вяло колыхался — маленький шарик, густо утыканный будто плывущими, пока ещё мягкими иглами, — невидимый простому человеческому глазу в невидимом пространстве.

Через сидящих двоих Ник, прячущий Дирка от высасывающих энергию вихрей, чуть дрогнул. Я поняла: он видит игольчатого. Более того. Убей я тварь — он будет стрелять из огнемёта, готовно лежащего на сгибе его руки, и уничтожит тень, освободившуюся и готовую к новой атаке на человека.

Матвей стоял спиной ко мне. Я знала: он не повернётся. Он представляет, что происходит с сыном. Представляет, но помочь не может. Все его надежды на меня.

И я проделала всё, что сделала с Саймоном: впихнула в расслабленный шарик с иглами концентрат уплотнённой энергии и открыла его внутри Зародыша. Маленький бесшумный взрыв — и только тошнотворно болотного цвета дымок… С игольчатым работать даже легче: нет боязни повредить человеку мозги. Если, конечно, обладаешь умением набирать достаточно энергии, чтобы безопасно вытаскивать игольчатого из плоти, прежде чем убить его.

Обернулся Матвей. Лейтенант всё ещё блокировал энергетические выходы Батиса. Двое застыли скульптурой, купаясь в плотном облаке энергии. Представляю, что они чувствуют. Это напоминает купание в вулканическом озере с подземно-подводными гейзерами. Тело тоже превращается в гейзер.

— Всё? — далеко-далеко спросил Иорданец.

Говорить я не могла — из нежелания потерять концентрацию на силе. Еле заметно кивнула. Он решил, что я устала, заторопился к Батису.

Шаг, другой, третий. Он уже почувствовал неладное, но плотность энергии, к которой он подходил, сбивала с толку. И он верил мне… Четвёртый, пятый… Шаги он замедлил, только войдя в концентрат, — когда задел силовой рисунок… Шестой, седьмой шаги по инерции разогнавшегося тела. С последним шагом вошёл в узор извлечения. Я только молча следила, как работает с трудом налаженная система. Матвей замер — напротив его чёрных очков, словно веер, медленно раскрывался в остаточном рисунке обуздания игольчатый. Знай Иорданец, что ему хотят повредить, он бы сумел воспротивиться. Но сейчас он полностью подчинялся, руководимый видимыми ему энергопотоками.

Посыл силового концентрата — и далее по обкатанному сценарию: взрыв, дымовое облачко. Я действовала машинально, абсолютно отключившись от реального мира и свободно ориентируясь в энергетической метели…

Но работа с энергиями не всегда проходит бесследно.

Медленно возвращаясь к нормальному зрению, я видела всё: освобождённый Иорданец швырнул на землю очки с треснувшим пластиком, бросился к сыну; буквально прыгая мимо меня, он коротко глянул — и я кивнула ярко-зелёным, хрустального перелива глазам; лейтенант сидел в ступоре (всё ещё переживал увиденное и прочувствованное Батисом); он даже не дрогнул, когда подскочивший Матвей подхватил ничего не понимающего сына, сдёрнул с него очки и обнял его; Дирк решительно направился к Тайгеру — кажется, бывший охранник проворчал, что ему не нравится интересный, зеленоватого оттенок лейтенантского лица; куда-то из моего поля зрения исчез Ник… Исчез, когда мне вдруг резко стало плохо.

Плохо… Безликое слово, когда тебя трясёт, словно в эпилептическом припадке. Только пены изо рта не хватает… Бортики бассейна отдалились и вообще стали странно отдалёнными от законченного интерьера перед глазами.

Внезапно я прижимаюсь к кому-то. Меня обнимают, гладят по голове, как маленькую, и шепчут:

— Тихо-тихо… Сейчас я тебя разгружу — и всё будет хорошо…

Бассейн поплыл куда-то в сторону. Человеческие фигуры потемнели и смазались в неопределённые пятна.

Кажется, у меня стучали зубы. И колотило уже так, что на несколько мгновений я зациклилась на мысли: не разбить бы головой подбородок обнимающего меня человека.

А потом тяжеленный груз, давивший на голову, резко и плавно обвалился, словно на меня опрокинули ведро воды…

… По ощущениям, я сидела в кресле. Мягком и тёплом. Только странной конфигурации — с руками, крепко держащими меня. Обернулась. Выяснилось: сижу на бортике бассейна, чуть косо позади сидит Ник Имбри, обнимает меня. Что-то с глазами: картинка с Имбри двоится. Я вижу жёсткое лицо соратника по поездке на Персей сквозь то же лицо, но более тонких очертаний. И не успеваю понять, что происходит, как говорю тому, молодому Имбри:

— Тёмный ты человек, Ник Имбри.

— Это моя фраза, — говорит старший Ник сквозь молчаливую маску юного. — Ты обычно добавляла — "и дремучий".

— Больница святого Георга, — с трудом шевелятся мои губы.

— Ну да. Я сломал ногу — и познакомился с симпатичной санитарочкой. Когда мы поженились, я спросил: почему ты не захотела сразу зарастить перелом. Ведь это было в твоих силах.

— А я ответила, что боялась быстро лишиться дружбы с человеком…

— … тёмным человеком…

— … который умудрялся ухаживать за мной, не вставая с кровати.

Два пространства вздрогнули и соединились. Ник сумрачно смотрел мимо меня, наклонив голову и подбородком чуть касаясь моей щеки. Скосив глаза на него, я рассеянно думала, что так и не вспомнила мужа, но теперь чётко осознавала крохотный кусочек прошлого. Этот кусочек не стал полным воспоминанием, как с в случае с Матвеем… Иорданец вдруг оглянулся, встретился со мной глазами.

Глазами. Дикими. Торжествующими. Полыхающими зеленью.

Два-три мгновения.

— Спасибо, Зоя.

— Спасибо скажешь, когда мы доберёмся до Кейда, — медленно, онемевшими от ненависти губами сказала я.

— А ты? Не будешь возвращать полную память?

— Нет. Мне нужна ясная голова, а я уже сейчас с трудом держу себя в руках. Что будет, когда узнаю, как меня схватили люди Кейда? Не хочу.

Обернулся Дирк.

— Ты всё ещё думаешь, что я преступница?

— Нет. Я думаю, неплохо, если бы всё быстрее прояснилось.

— Пришла в себя?

— Да. Матвей, как нам добраться до лаборатории?

— Моё личное аэротакси недалеко от входа, — спокойно сказал Иорданец. Он смотрел мне в глаза, явно не желая встречаться глазами с Имбри.

— А чумовики? — поинтересовался Дирк.

— Батис вызовет оллфагов. Они будут сопровождать нас.

— Хорошо. Остаётся одна проблема.

И все обернулись к Тайгеру.

— Ты тоже мог оказаться среди подопытных кроликов доктора Кейда, — спокойно заметила я, понимая, что фраза звучит задиристо, слишком по-детски.

— Не дави на меня.

— Времени маловато для размышлений, — сказал Ник. — Тайгер, давай так: даёшь слово, что молчишь насчёт нашего ухода, — и мы срываемся с места.

Лейтенант упрямо выпятил нижнюю губу. Он всё ещё бледен после пережитого с Батисом. Под нашими взглядами, отведя глаза, выдавил:

— Идите. Я не скажу.

Мы, впятером, немедленно поспешили к лестнице наверх.

Батис вдруг вырвал ладонь из руки отца и побежал назад. Мы поневоле остановились, выжидая.

Мальчишка подбежал к лейтенанту, присел перед ним, сидящим на бортике, на корточки. Через секунды две он дёрнул Эрика за рукав. Мы сначала решили, что Батис зовёт его с нами. Но, едва Эрик поднял голову, Батис ладонями обвёл воздух над головой и плечами Тайгера. Затаив дыхание, мы наблюдали, как огненный вихрь обвеял лейтенанта, сжавшегося от неожиданности.

Всё ещё сидя на корточках, но уже опираясь руками о колени, Батис мгновения всматривался в глаза Эрика, а потом побежал к нам.

— На драконианском это значит "спасибо", — издалека объяснил Матвей лейтенанту.

Мы дождались, пока Батис присоединится к нам, и почти побежали к выходу.

Пришлось пройти довольно опасными развалинами, где в любой момент, казалось, даже от звука шагов, могли заворочаться выщербленные плиты и похоронить нас в каменных завалах. Невидимая тропка так петляла, что Матвей просто был вынужден объяснить:

— Как все драко, я, наверное, слишком подозрителен и всегда хочу иметь козырь в любых обстоятельствах. Про мой личный транспорт никто не знает.

Ник только фыркнул, сморщив нос. Он шёл следом за Иорданцем — я прикрывала нашу вылазку. Поэтому некому было заметить, что моя правая рука чуть неестественно для бегущего человека опущена — кончиками пальцев в обратную сторону.

Аэротакси Матвея пряталось под "домиком" из двух гигантских плит, ещё и бережно укрытое в палатке из керамического пластика. Иорданец расчехлил палатку, и трое мужчин легко вывели машину из убежища.

Открыв дверцу водителя, Иорданец оглянулся на меня и сморщил губы в усмешке.

— Мы встретились три часа назад, Зоя? Время вокруг тебя, как всегда, кипит событиями.

— Вы были знакомы и раньше? — спокойно спросил Ник, ненужно оправляя плечевые ремни, крепящие огнемёт к руке.

— Академия энергогностиков на Иордане. Именно там Матвей взял себе человеческое имя.

— Понял. Опять в паре? — улыбнулся Ник драко, садясь рядом.

— И опять заварушка! — мечтательно, нараспев сказал Матвей, сияя густеющей зеленью глаз; намёк на атавистическую чешую потемнел от прилива крови и превратил кожу вокруг глаз в тату стилизованных чёрных очков. Всё. Взрослый драко в полной боевой готовности. Хорошо, что такси без верха: сидеть сейчас с ним рядом, в закрытом помещении, — пытка для человека, не подготовленного к сухому и даже опаляющему жару.

Мы с Батисом устроились на первом сиденье для пассажиров, — позади — с оружием наготове бдительно озирал окрестности Дирк.

— Двинулись? — риторически вопросил Матвей, но до панели управления дотронуться не успел.

55.

Батис вдруг резко забарабанил кулаками поверху водительского кресла.

— Что случилось? — подпрыгнул Иорданец.

Я знала, что случилось, но промолчала. Батис и без меня всё пояснил, развернувшись и указывая на портик, от которого к аэротакси вела прямая дорога.

К нам бежал, перепрыгивая через небольшие обломки и огибая крупные, лейтенант Тайгер. Локтем правой руки он прижимал к телу оружие — то и дело насторожённо зыркая по сторонам и вверх, отчего на наших глазах пару раз едва не сверзился, споткнувшись. Левую руку Эрик держал так, словно вёл ею по невидимым перилам, что заставило меня улыбнуться и отвернуться, пряча улыбку… Приглядевшись, драко присвистнул.

— Нить Ариадны?

Вопрос был явно ко мне, но говорить не хотелось: я сделала вид, что всматриваюсь в подозрительные развалины колонн.

Но глазами мы всё-таки встретились, пусть и вскользь, и отвернулись. Остальные не поняли. Да и удивление оказалось слишком велико, чтобы обращать внимание на странные слова Матвея. Не удивлялся один Батис — он радовался.

Дирк открыл дверцу — и лейтенант свалился на сиденье. По инерции он ещё раз оглядел пространство и принялся успокаивать дыхание.

Почти неощутимый ветерок тронул седые волосы Матвея, когда он, мельком взглянув на сына, отвернулся и поднял машину в воздух. На панель управления он вообще не смотрел: пальцы вздрагивали на поверхности машинально.

Несмотря на одобрительное молчание, лейтенант счёл нужным объяснить свой поступок.

— Я придумал отмазку. Чтобы хоть чуть-чуть оправдать дезертирство.

— Ну и?.. — с живейшим интересом поторопил Дирк, когда пауза Эрика, плохо справлявшегося с дыханием, затянулась.

— Надо же за вами кому-то проследить! — бухнул лейтенант и виновато улыбнулся.

— Ага, играем шпиона в наших рядах! — довольно сказал Ник, пытаясь закрепить на панели управления огнемёт стволом вперёд.

— Одного не понимаю: почему ты считаешь это дезертирством, — философски заметил Дирк. — Поскольку наши действия больше подходят под определение "самоволки".

Тайгер махнул рукой, сердито косясь в сторону: одна, мол, хрень!..

— Батис, через минуту-другую мы будем в открытом пространстве, — напомнил Матвей. — Не пора ли вызывать оллфагов?

Мальчишка, сидевший со странной, затаённой улыбкой, будто прислушиваясь к себе, поднял прозрачно-зелёные глаза. Про себя я называла Батиса то мальчишкой, то пареньком и вдруг поняла, что слово "паренёк" сейчас для него точно не подходит. Это мальчишка, который вырвался из клетки, который перешагнул порог беспросветно мрачной камеры в радостный, сияющий мир. И который вдруг понимает, что жить можно и нужно! Взрослость, стрессовая и давящая, слетела с него маской, когда лопнули поддерживающие её тесёмки.

И он засмеялся — счастливый ребёнок, и захлопал в ладоши!

А мы чуть не ухнули в кучу осыпи!

Руки Матвея слетели с панели аэротакси, когда он резко обернулся на смех сына. Ник подхватил управление, и, только благодаря ему, машина лишь скрежетнула днищем по окаменелым обломкам.

А Батис смотрел в сторону и смеялся от удовольствия.

Аэротакси мчалось в сверкающем живом облаке оллфагов. Забыв о потенциальной аварии, пассажиры восхищенно рассматривали полупрозрачных птиц, словно наполненных светом спокойного персейского солнца. А я смотрела на Батиса и завидовала ему. Я знала, почему он смеялся: не надо больше контролировать чудовище в своей голове — сила мгновенно возросла, и то, что раньше выполнялось осторожно, под жесточайшим самоконтролем, сейчас выполнилось играючи. Словно многоэтажная техническая формула, в которой легко заблудиться, превратилась в наивное "дважды два". Счастливый. Свободный.

Мне до свободы ещё неопределённо долго. Появившийся рядом Матвей Иорданец с небольшой помощью Ника легко бы вытащил тень "акулы" из меня. Да и сама я легко бы это сделала. Если бы не одно "но". Тень я теперь рассматривала как оружие. Запасной вариант на случай непредвиденных обстоятельств, когда все мои мечты могут покатиться к чертям.

— … Холодный ветер слева! — отчётливо прозвучал голос Тайгера.

Из недавней расслабленности я словно выскочила.

Проследив его взгляд, "перевела":

— Тени. Много. Летят быстро.

— Гонятся за кем-то! — мгновенно привстал Дирк.

Но Иорданец, определивший по подсказке лейтенанта цель, и сам точно так же откликнулся на информацию: уж ему-то не знать, как ведут себя тени при встрече с человеком… Резко развёрнутое влево аэротакси помчалось по узкой улочке в опасной близости от стен с провалами, а кое-где — оскалами окон.

Через секунды лёта обеспокоенность сменилась раздражением из-за машины: Матвей Иорданец из осторожности замедлил скорость; аэротакси юркало и виляло среди разломов, шарахаясь от предметов, заметных только на близком расстоянии. Всей душой заклиная: "Быстрее! Быстрее же!", я несколько раз ловила себя на том, что невольно раскачиваюсь, дёргаясь вперёд, словно это движение могло подтолкнуть транспорт.

Сидевший рядом Батис вцепился в спинку переднего сиденья, полураскрыв рот от напряжения. Мельком глянув на него, я спросила:

— Почему не пошлёшь оллфагов?

Батис обернулся, провёл пальцем перед глазами. Всё ясно: пока не видит конкретной цели, крыланов посылать не стоит. Ладно, попробуем поработать в паре.

Я накрыла ладонью пальцы мальчишки, другой рукой обняла его за плечи. Батис удивлённо покосился, но я кивнула ему и закрыла глаза.

Сначала — дорога, погребённая под закаменелым мусором из погибших предметов житейского обихода, строительным крошевом из ветшающих, осыпающихся зданий — и оплетенная зеленью, деловито лезущей из всех дыр. Впереди — просвет: кажется, улочки заканчиваются выходом в более свободное пространство.

Наконец Батис сообразил и тоже перешёл на другой уровень зрения. Поскольку через пять-шесть секунд меня едва не стошнило: теперь я видела летящее пространство вокруг нас сотнями зыркающих по сторонам глаз. Я будто смотрела в сотни энергично двигающихся зеркал или экранов. С трудом сосредоточилась и вывела из своего сознания оллфаговое восприятие Батиса. Это он должен увидеть то, что увижу я.

Потянувшись к холоду (и ведя за собой мальчишку с огромной стаей крыланов), я отрезками (не перескочить бы!) "догнала" чумовиков.

Тени мчались, едва-едва поотстав, за двумя мужчинами, которые бежали через дорогу к ближайшему дому. Мгновенный взгляд на дом — там, почти незаметная, стояла девушка, готовая вот-вот закрыть за беглецами дверь.

Один из мужчин, перепрыгивая вздыбившееся дорожное покрытие, не рассчитал высоты. Жёсткий пласт будто ударил его по ноге. Судорожно взмахнув руками, первый свалился. Второй, оглянувшись, машинально побежал было к нему. Пронзительный крик девушки — и он растерянно остановился. Первый, полулёжа, махнул на него — "Беги!" — и поднёс руку к голове. Второй побежал к дому.

Пальцы Батиса вздрогнули под моей ладонью. Я сразу как-то не сообразила, что фокусирую взгляд на руке лежащего — той, что уже касалась головы. И лишь когда два оллфага, вынырнувшие из ничего, неловко свалились на эту руку, своей тяжестью пришпилив её к земле, когда из ослабевших от внезапного налёта крыланов из ладони мужчины выпал пистолет, я поняла, на что решился упавший.

Батис и в самом деле оказался силён. Я успела увидеть изумлённые глаза лежащего, а мальчишка уже требовательно заставил меня отвести взгляд от мужчины — и вот они, тени!.. Крыланы возникали, как будто весёлый, с сумасшедшинкой художник макал кисть в жидкую краску и просто встряхивал её на полотно. Золотистой метелью оллфаги обвеяли неизвестного и буквально растворили в себе влетевших в их стаю чумовиков. Остатки теней, почувствовав неладное, шарахнулись в стороны.

— Холод уменьшился, — где-то далеко-далеко сказал лейтенант Тайгер.

Дирк болезненно застонал, и я пожалела, что он не может видеть великолепного зрелища — крыланов, клюющих воздух, сокращая численность сгустков-невидимок. Не отрывая взгляда от происходящего, я медленно, боясь потерять концентрацию, сказала, чтобы успокоить Дирка:

— Оллфаги доедают чумовиков.

— Что?!

— Что там происходит?!

Картинка начала ускользать — и я намертво заткнулась. Главную новость они получили — остальное увидят через несколько секунд.

Беглец, нырнувший было в дверной проём, вернулся, застыв чуть впереди девушки. Молодой, лет двадцати пяти — двадцати семи по земным меркам. В девушке что-то меня озадачило, но стояла она в шаге от проёма, в полутьме. Не разглядеть.

Из чистого любопытства я попыталась снова влезть в оллфаговое восприятие Батиса. Минуты не выдержала — затошнило. Скорее всего, от невозможности хоть на секунды сосредоточить внимание. Снова принялась присматриваться к людям. Интересно, сколько их здесь?.. Лежавший неловко сел, наверное пережидая боль, затем встал и, хромая, пошёл к молодой паре. Несмотря на довольно солидный возраст, двигался он собранно и выглядел спортсменом, недавно удалившимся на покой, но не бросающим своих спортивных привычек. Девушка поспешила ему навстречу, хотя на плечо ей опустилась было рука молодого беглеца. Тот поколебался и тоже зашагал к хромому старику. Видимо, рассудил: чем быстрее старик окажется в укрытии, тем безопаснее для них для всех.

Девушка вышла на свет, и я увидела, что она беременна.

Почти не глядя на старшего беглеца, быстро вертя головой по сторонам, она добежала до него и, так же не глядя, предложила опереться на руку. Старший покачал головой. Тут добежал второй, быстро подставил плечо, и старику осталось только перебирать ногами. Девушка шла за ними, держа наготове два пистолета и насторожённо озираясь. Молодец! Мало ли кто там пришёл на помощь. Главное — добраться до убежища и только здесь, в безопасности, поразмышлять о том, что же произошло.

Концентрировать внимание становилось легче. Мы приближались и вот-вот должны появиться в поле зрения троих.

Внезапно картинка размазалась. Выпрямив спину, я взглянула вперёд: ага, вот оно, это место! Рядом к передним сиденьям, тоже всматриваясь, приник Батис. Оллфагов больше контролировать не надо: самые опасные моменты позади, а чумовики — привычная добыча крыланов. Мы переглянулись и засмеялись. Неплохо поработали вместе — наводчик и стрелок!.. Оллфаги взлетели всё тем же сияющим облачком к верхушкам зданий и пропали. Наверное, Батис отослал.

Аэротакси вильнуло из-за внезапно преградившего дорогу столба.

Трое, уже у дверей в укрытие, приостановились. Старик снял руку с плеча парня и опёрся о дверной косяк.

Уверенной рукой Матвей опустил машину неподалёку от троих. Белёсая пыль из-под машины, взвихрившись, чуть-чуть не докатилась волной до них.

За два дня нам не впервые видеть выражение растерянности и неверия на человеческих лицах… И — Надежды, которая изо всех сил борется с рациональным, остужающим: "Нет, это не помощь. Это ещё пока не помощь".

Пыль улеглась. Я открыла дверцу, машинально огляделась (надо же, как быстро усвоила привычки подневольных персейцев!) и пошла к троим.

Тот, что помоложе, выпрямил спину. Я напомнила себе, что, дойдя до порога дома, служившего им убежищем, молодая женщина отдала оружие именно ему. Надеюсь, не псих. Подождёт стрелять до выяснения обстановки.

Теперь я могла их хорошенько рассмотреть. Старший (точнее и конкретнее — уже старик), несмотря на спортивную форму и уверенные движения, оказался по земным меркам лет за семьдесят; возрасту он явно не собирался сдаваться: ярко-синие глаза всматривались оценивающе, а чуть морщинистое на уголках глаз и губ лицо навсегда застыло в насмешливой маске, чуть подёрнутой горечью. Темно-русый парень, ровесник Тайгера, даже ближе к тридцати; сухощавый, насторожённый, с обветренно-загорелым лицом — вот три характеристики, подсказавшие, кто в этой тройке основной разведчик и добытчик. Позже выяснилось: я права. И что трое, и что добытчик. А молодая женщина… Чёрт, да язык не поворачивался так называть её. Хрупкая сероглазая девочка, с коротко стриженными светлыми локонами, словно выпадала из реальности мёртвого города. Она вполне могла быть героиней иллюстраций к старинным сказкам о потерявшихся принцессах. Ладошку она машинально положила на живот. Я взглянула, машинально следуя за её жестом, и лицо опахнуло опаляющим жаром страха и жалости.

56.

Я всё-таки дошагала так близко, что парень дёрнул рукой с пистолетом.

— Так, спокойно. Мы летим от Колеса. Слышали про такое?

— Ищете людей? — сразу сообразил старик.

— С этим подождём. На повестке дня у нас явно… Вы не будете возражать, если я позову одного из наших?

— Но зачем?

— Тайгер! Быстро сюда с аптечкой!

При слове "Аптечка" парень округлил глаза, но реакции и соображалка у него работали как надо. Во всяком случае, девочку, застонавшую от боли, он подхватил мгновенно, едва только она начала сползать по стене, не отрывая руки от живота.

Тайгер добежал до нас, и мужчины внесли роженицу в широкий холл. Мельком оглядевшись, я поняла, что обнаруженные трое тоже предпочитают вести подземный образ жизни: в закутке, слева от широкой лестницы наверх, виднелись, кажется, три ступени, ведущие к полуоткрытой двери.

Старик захромал к закутку, повторяя:

— Одеяла! Одеяла!

— Где они? — обогнав его, я остановилась на первой ступени.

— Войдёте сюда, там коридор. Надо идти до конца — увидите лестницу… Куда же вы?

Зарычав, я выскочила из закутка и стремглав кинулась в другой конец холла, где висели тяжёлые портьеры. Ещё я буду бегать по незнакомым подвалам, когда времени в обрез! Схватившись за толстую ткань, я дёрнула. Портьеры, на моё счастье, крепились на обычных "прищепках" и упали без карниза. Облако пыли оказалось не очень большим, как я боялась. Наверное, эти трое редко выходили на улицу… Эти трое. А может, их всё-таки больше?

Сложив громадное полотно вдвое и собираясь сложить его ещё раз, я содрогнулась от высокого пронзительного крика. Так, началось, а она всё ещё на руках мужчин.

Подбежал Батис, поднял конец полотна, и вместе мы быстро дотащили импровизированное одеяло.

— Оно грязное! — ужаснулся старик.

— Ничего! Мужчины, быстро сняли рубахи!

В секунды полотно застелили более-менее чистыми тряп… — простите, рубахами. Девочку, плачущую от боли, опустили на них.

— Сколько ей лет?

— Семнадцать, — потерянно, сам чуть не плача, ответил молодой. И мне очень сильно захотелось стукнуть его и завопить: раньше надо было думать! Когда ребёнка, блин, делал!

Но в этот момент девочка застонала, протянула руку к будущему отцу — он быстро сел с нею рядом, утешая, промакивая пот и слёзы рукавом чьей-то рубахи. Ладно, хоть на что-то пригодился…

Глядя, как остальные, смущённые и растерянные, столпились над юной парой, я с отчаянием поняла, что у меня ещё есть возможность поорать: кто будет принимать роды, чёрт бы их всех! — хоть кто-то знает, как это делается?! Кой чёрт они умиляются фиг знает чему, когда думать надо о насущном?!

Но тут подоспел припоздавший Ник, за ним — Иорданец. Кажется, они ставили машину ближе ко входу в здание. Ник огляделся.

— Зоя, тихо! — велел он и обратился к лейтенанту: — Тайгер, все военные должны знать, как принимать роды! Ну!

— Я только теорию, только теорию!.. — пролепетал побелевший лейтенант.

— Идеальные роды мы тебе обеспечим, — пообещал Ник, — ты только не забудь, как это делается. Матвей, Батис, разыщите, где они живут. Принесите вод, чистых тряпок. Остальное есть в аптечке.

Двое драко кивнули. Матвей будто рассеянно провёл ладонью, не прикасаясь, по спине старика и широким шагом направился к закутку. Они спустились в темноту, почти синхронно подняли руки, словно неся свечи. На пальцах драко мелькнули огоньки, в темноте они уехали в сторону и пропали.

Подчиняться спокойному, уверенному голосу Ника оказалось легко: Марека, молодого, усадили в изголовье Лии, чтобы продолжал стирать пот со лба и слёзы, если девочка опять заплачет; Дирку наскоро преподали базовый курс перекачки энергии, и он осторожно держал своей огромной тёмной ладонью бледные пальчики роженицы; я снимала стресс от испуга.

Пока решались организационные вопросы, появились Иорданец и Батис с ворохом вещей и с термосами. Словно дождавшись этого момента, девочка вскрикнула и выгнулась. Лейтенант посерел, а Марек потерял сознание.

Собственно, всё действо ограничилось только этими происшествиями. Тайгер получил свои идеально спокойные роды, а после них — одобрительное похлопывание по плечу от Ника.

Новорождённого мальчика вместе с родителями отправили в жилые комнаты. Как выяснилось, они были в двух шагах от закутка, а за одеялами старик послал меня в домашнюю кладовую.

Их и в самом деле оказалось трое — впрочем, уже четверо.

Под жильё они приспособили подвал дома — ту его часть, где когда-то работала отопительная система. Несколько отсеков превратились в довольно уютные комнаты. Старик Илларион зазвал нас немного отдохнуть и выпить кофе. И, естественно, узнать, что к чему и кто мы такие.

"Кухня" оказалась довольно просторным помещением, оборудованным плитой, для разогрева которой шёл сжиженный газ, а также любая горючая мелочь. Мы уселись за большой круглый стол. Оказывается, Илларион всегда держал заваренный с утра кофе в термосе — для Марека, который страдал от пониженного давления. Так что обещанный напиток мы получили сразу. И сразу я вынужденно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать. Я-то думала о себе — спокойна. Ан нет. Руки дрожат… Вспомнив дыхательные техники, я с минуту поработала над состоянием и уже спокойно взяла чашку, вслушиваясь в рассказ Иллариона.

— … Я из городской службы озеленения. Марек — мой, коллега, дизайнер. В тот день мы оба были свободны. Заранее договорившись, встретились, чтобы сыграть шахматную партию. Марек вообще не очень общительный и приходил только тогда, когда я оставался один. Сын и сноха были на работе, а Лия у подруги готовилась к экзаменам. Это тремя этажами выше нашей квартиры. Мы доигрывали вторую партию… — Голос Иллариона вдруг осип. Кажется, мы стали первыми, кому он рассказывает о чуме. И, кажется, он помнит всё, до мельчайших подробностей, несмотря на трёхлетнюю давность событий. Он прокашлялся. — Лия — моя любимая внучка. Мне всегда казалось, я её хорошо чувствую.

… Он собирался объявить Мареку мат. Но рука с приподнятым ферзём внезапно остановилась на полпути к вожделенной клетке. Марек неуверенно улыбнулся.

— Илларион?..

— Кто-то кричит, — отвечая ещё бесстрастно, словно своим мыслям, Илларион поставил ферзя не на доску — на край стола и поднялся, прислушиваясь. Он пока не думал о внучке, но прислушивался, интуитивно поднимая глаза к потолку.

Марек же вдруг встрепенулся и быстро шагнул к окну, возле которого они играли.

— Это… чудовищно! — выдохнул он, глядя вниз с высоты второго этажа.

И такая сила потрясения прозвучала в его голосе, что Илларион тоже поспешил к окну, на мгновения забыв о тревожном звуке. И — от ужаса инстинктивно нашарил кнопку. Вдавил — и оконная рама упала сверху со стуком гильотинного ножа. Одновременно стемнело. Не оттого, что закрыли окно. Мимо окна, слегка раскачиваясь, проплыло нечто громадное, со смазанным пятнистым рисунком в жёлто-коричневых тонах… Марек, онемев, засмотрелся на страшную тень. Когда она прошагала, в комнату снова хлынул свет. Словно заворожённый, парень потянулся потрогать окно — смешную преграду для шествующего по улице монстра. Илларион схватил Марека за руку и оттащил вглубь комнаты.

— Увидят! Я сейчас закрою окно полностью!

— Они… ревут, — недоумённо сказал Марек, наблюдая, как подкравшийся к окну старик дёргает кисть старомодной гардины. И уже в полумраке добавил: — А вы сказали — кто-то кричит.

Но крик и в самом деле прозвучал — и не один. Очень приглушённый, но явно с лестничной площадки. Илларион схватился за сердце и просипел:

— Лия… Господи, это Лия!

Он бросился через все комнаты к входной двери, не заметив, как, побежавший сначала за ним, Марек остановился и скрылся в спальне сына и снохи.

Распахнув дверь, Илларион будто столкнулся с плотной стеной криков, плача, рычания. Ошеломлённый, он застыл на пороге — этих секунд хватило для появления Марека с двумя охотничьими ружьями (сын Иллариона увлекался охотой и вместе с женой дважды открывал сезон). Одно ружьё Марек сунул старику. Поняв, что он держит в руках, Илларион начал приходить в себя и даже нашёл силы удивиться: тихий Марек и оружие?!

В основном крики раздавались сверху. В этом доме на каждой площадке две квартиры, но сами площадки отличались шириной небольших рекреаций и, помимо лифта, оборудованы широкими же лестницами.

— Девочка на каком этаже? — спросил Марек, бегом преодолевая первую лестницу наверх: никто из них о лифте даже не подумал.

— На пятом… Боже, боже!

Навстречу хлынула странная толпа — люди вперемешку с ящероподобными. Толпа — это, оказывается, на первый взгляд. На самом деле ящерицы, размером чуть крупнее человека — кто стоя на четырёх, кто поднявшись на крепкие задние лапы, гнали людей — охотились. Или догоняли жратву. Звери отличались неуклюжестью, но брали мощью: догоняя, они прыгали на человека и начинали рвать его, не обращая внимания — живой ли ещё, мёртвый ли. Широкая длинная лестница медленно покрывалась кровью и разодранной плотью.

Почти неслышный в криках щелчок заставил Иллариона очнуться. Марек, с неожиданно сосредоточенным лицом, прицелился и выстрелил. Ящерица с верхней ступеньки, раскинувшая лапы, будто желая обнять бегущую от неё женщину, рухнула мордой в ступени. Женщина, кажется, инстинктивно поняла, что позади никого нет, и, прыгая через две-три ступени, добежала до спасителей. Ящерица ещё дёргалась, несмотря на разбитую в кровь морду, и теперь уже Илларион добил её. В суматохе никто не заметил, что от мёртвого тела отделилось темноватое облачко. Мужчины продолжали стрелять — как в тире — по лестнице; живых людей не осталось, а у тварей соображалка, видимо, плохо работала. А потом Илларион получил новый шок: одна из ящериц, настолько увлечённая жратвой, что её, не сговариваясь, оставили напоследок, вдруг оторвалась от полусожранного тела — и встала на задние лапы, которые абсолютно точно увеличивались в размерах. Женщина, бормочущая и всхлипывающая за спинами спасителей, взвизгнула и побежала вниз. Тёмное облачко, словно подгоняемое невидимым сквозняком, лениво последовало за нею.

— Она изменяется, Марек… Она изменяется…

— Легче попасть, — холодно ответил парень и выстрелил.

Тварь оказалась последней, и когда мужчины собрались было подойти к лестнице и помочь двоим, которые на вид показались живыми, сверху раздался срывающийся крик:

— Деда, стреляйте в дым!

— Лия, спускайся!

— Деда! Дым живой! Он убивает! Стреляйте в дым!

— Вижу дым! — сказал Марек и выстрелил.

А когда они расстреляли все дымки и старик смог обнять заплаканную Лию, они спустились и у порога квартиры увидели ту самую соседку с четвёртого этажа. На их глазах она мутировала в ящероподобное, и пришлось убить её. Потом стало ясно, что в квартире не отсидеться. Илларион вспомнил про подвал. Первую ночь они спали в непроницаемой тьме, прижимаясь друг к другу.

57.

— Как я узнал позже, Марек научился стрелять и даже готовить самодельное оружие, когда вступил в компьютерно-виртуальный клуб "Солдат". Здесь, — кивнул Илларион на высокий шкаф слева от двери, — мы храним бутыли с зажигательной смесью и насосные огнемёты. На одной из полок — пистолеты, которые мы нашли, когда обходили квартиры… Из подвала мы вышли только к вечеру следующего дня, когда казалось — всё закончилось. Пока обходили квартиры своего корпуса, наткнулись на троих, спрятавшихся от чумовиков. Но все они были ранены — покусаны или разорваны — и не выжили. Слишком много крови потеряли… Ещё двоих зазвали к себе — они бежали от огромного ящера, такого, как тот, что прошёл мимо наших окон в страшный день. Они пробыли у нас недолго: пришли в себя и ушли искать своих родных. Мы не стали уговаривать: видели, что всё равно они не послушались бы нас… Когда мы поняли, что город или умер, или опустел, начали делать всё, чтобы выжить. Мне кажется, мы стали похожи на Робинзона, чей остров постоянно и всегда внезапно обстреливают. Мы научились выходить на улицы, но на короткие расстояния и всегда втроём, чтобы следить и по сторонам, и за воздухом…

Старик прервался вздохнуть. Слушавшая его, как и все, очень внимательно, я всё же заметила, что Батис чуть нагнулся и с любопытством всматривается в темноту под шкафом с оружием.

— Выжить можно. Но это не жизнь. Город превратился в самые настоящие джунгли. Достаточно одного — отсутствия связи, чтобы чувствовать себя дикарём в чужой войне. Марек пытался смонтировать средство связи, но любая мощность глохнет на расстоянии более десятка метров. А как по-другому рассказать о себе другим выжившим, мы не знаем. А ведь наверняка ещё кто-то живой остался… Смешно, да? Говорю — живой, как будто всё умерли… Самое страшное — это, как вы называете, оборотень. Увидев такого впервые, мы обрадовались. И, наверное, вам нетрудно представить наш шок…

— А как Лия узнала, что дым живой? — поинтересовался Дирк.

— Вместе с подругой она была освобождена от посещения колледжа и, как одна из лучших, оказалась на дистанционном обучении. Лия видела, как дым вошёл в голову подруги. Видела изменения, которые произошли. Сильно испугалась, выскочила из квартиры бежать домой. Умница — сообразила заблокировать за собой дверь. А когда увидела, что происходит на лестничных площадках, спряталась среди декоративных кустов.

Взгляд Батиса стал чуть отстранённым. Из полумрака под шкафом высунулась острая рыжая мордочка с чёрным носом.

— Листик! — ласково позвал Илларион и удивился: — Странно. Обычно лис забивается под шкаф и выходит только на зов Лии.

Гибкое тельце вынырнуло из темноты полностью. Батис протянул руку — лис, нервно оглядываясь на замолчавших людей, едва не стелясь по полу, подкрался к Батису и понюхал его пальцы. Мы затаили дыхание: дикий зверь поражал мягкими плывущими движениями, но время от времени неловко дёргался, словно спотыкался. Приглядевшись, я заметила: задние лапы зверя искалечены. Перехватив мой сочувственный взгляд, старик объяснил:

— У оборотня отобрали. Детёныш ещё был. Видно, от стаи отбился, ну и…

Остальное нетрудно дорисовать в воображении.

Батис улыбнулся и поднял два пальца. Кивок на шкаф — там виднелся ещё чей-то нос, только пошире.

— Два лиса? — теперь удивился Дирк.

— Нет. Собачонка Лииной подруги. Это ещё что. Вы взгляните наверх.

Сверху шкафа на нас немигающе смотрели круглые ярко-зелёные глаза. Кот — тёмно-серого окраса.

— Этого я не знаю. У нас в корпусе такого не было. И здесь живёт, делая нам великое одолжение. Приходяще-бродячий, в общем.

С любопытством глядя на Батиса, который гладил лиса, Илларион, уже улыбаясь, сказал:

— Они чувствуют себя здесь в безопасности и время от времени устраивают сумасшедшую беготню. Но кухня далеко от жилых комнат. Так что — не возражаем.

Его "время от времени" напомнило о нашей цели. Дирк достал из нагрудного кармана пачку пластиковых карт, отделил одну и разложил на столе.

— Илларион, посмотрите. Это план подземных коммуникаций Андромеды. Ближайшее поселение выживших — Колесо. Административный центр города. Знаете?

— Конечно!

— Насколько я успел сориентироваться, ваш дом здесь, по этой улице.

— Да, именно так.

— Вы хотите присоединиться к людям в Колесе? Тогда вот ваша дорога. Сначала сюда, затем…

Старик заколебался. Матвей Иорданец, негласно уступивший право Дирку на объяснения, успокаивающе сказал:

— Можете не спешить. Как только Лия окрепнет и вы свыкнетесь с мыслью, что переезд возможен и нужен, тогда и решайте.

— А почему вы сами не придёте за нами? У вас аэротакси и птицы. Было бы и легче, и безопаснее.

— Сейчас мы выполняем задание. Неизвестно, как оно закончится, — ответил Ник. — Если всё пройдёт благополучно, мы сами придём за вами. Обещаю.

Он сказал это с такой спокойной силой, что мне захотелось встать рядом с ним, чтобы, обняв, он прислонил меня к себе. Не прижал к себе, а именно — прислонил.

Обрадованный старик закивал, а мы поднялись и поспешили к выходу.

Потеряли три часа. Спасли одну жизнь. Помогли появиться новой. Обнадёжили.

В дороге Дирк попросил меня пересесть назад, к лейтенанту, который самым бессовестным образом дрых. Ник недовольно оглянулся, но промолчал. Дирку не терпелось обсудить кое-что с Иорданцем, и вскоре мы все с увлечением слушали деловую беседу двух администраторов.

— Матвей, как насчёт переселения моих людей в Колесо?

— Сколько их у тебя?

— Около шестисот.

— Солидно! — оценил Иорданец, замолк на секунды, вглядываясь вперёд и раздумывая. Я предполагала, он начнёт отнёкиваться отсутствием жилья, но Матвей просто сказал: — Сначала перебросим человек сорок-пятьдесят. Совместно с моими они подготовят жилые комнаты. Потом начнём перевод остальных. Как, согласен?

— Конечно. Как у вас с продовольствием, с вещами?

— На первое время обеспечим. А потом расширим площадь поисков.

— Ну, на первое время у нас и своё есть, — задумчиво сказал Дирк, что-то явно прикидывая. А затем решился: — Хватит ли у вас аэротакси, чтобы перевезти содержимое семи вагонов? Это наш продовольственный и вещевой запас.

— Думаю, не стоит торопиться. Я же сказал — на первое время у нас есть всё. А закончив переброску людей, займёмся продуктами. Ты решился из-за оллфагов?

— Оллфаговая охрана — немаловажная причина, — согласился Дирк. — Но она взаимосвязана с другой: люди Подземья неделями, месяцами не видят дневного света. А у вас возможность часто выходить на поверхность, благодаря крыланам, есть. И есть третья причина присоединиться к вам. Случись такое счастье — забрать людей с планеты, транспорту легче взять колонистов с поверхности, нежели из подземки.

— Всё продумал, да?

— Какое там! Теперь надо будет думать об организации переселения, составлять списки на очерёдность — вот уж где муть. В один день ведь всех не перевезёшь, хоть и есть такое желание.

— Есть причина для спешки?

— Уровень воды в подземке постепенно поднимается. Нас скоро затопит, поскольку чисткой канализации никто не занимается, а машины остановились давно. А Колесо, насколько помню, построено на возвышенности.

Не оглядываясь, Иорданец кивнул, а Дирк погрузился в размышления.

Казалось бы, мне их разговор должен быть неинтересен. Но я слушала, боясь пропустить словечко. В огромном акрополе по имени Андромеда маленькая кучка (по меркам мегаполиса) народа пыталась не только выжить. Люди хотели объединиться и создать колонию с нуля. Именно так я поняла и Дирка, и Матвея. Поневоле взявшие на себя руководство выжившими, они хорошо понимали друг друга, поэтому и легко пришли к согласию. И ещё. Почему-то мне казалось, что, вернись мы из опасной экспедиции с благополучно выполненной задачей, оба руководителя не захотят покидать планету. Как и большинство спасшихся персейцев.

Внезапно Батис одной рукой вцепился в рукав Дирка, другой — резко указал куда-то назад.

Матвей резко затормозил, когда сын хлопнул его по плечу и почти одновременно раздался крик Дирка:

— Стой! Матвей, останови!

— Что ещё?!

— Возвращайся к торцу этого дома! Быстрее!

Поскольку Дирк, отложив оружие, развернулся и нетерпеливо вглядывался во что-то видное только ему и Батису, то остальные опустили было выхваченное оружие. Длинный домина поехал назад. Мы тоже глазели изо всех сил, не зная, что именно они заметили, но понимая, что увидим сразу. И увидели.

От угла дома тянулась надпись: "Внимание! Мы здесь и живы!"

Матвей остановил аэротакси и, выпрыгнув из машины, вместе с Дирком побежал к стене. Мы — за ними. Дирк светился от счастья — Иорданец улыбался поневоле, глядя на него… Вздохнув от переполняющих чувств, бывший начальник охраны провёл пальцем по широким, неровным буквам: писали, разбрызгивая краску из баллончика.

— Слой на слой, — заметил Ник. — Недавно обновляли.

— Точно! — самодовольно сказал Дирк, любуясь корявой надписью и так и этак, словно ценитель живописи, среди скучных авангардных холстов вдруг обнаруживший картину мастера-классициста.

— Интересно, видят ли они нас? — задумался Тайгер, с улыбкой следя за движением Диркового пальца.

— Вряд ли, — сказал Дирк. — Будь я на их месте — давно бы выскочил при виде маленькой компании.

— А вдруг — боятся?

— Что может быть страшнее чумовика? А мы — разговариваем, можем читать. Нет, скорее, они где-то внизу. Выходят на поверхность время от времени.

— Что будем делать? — спросил его Иорданец. — Оставишь им одну из твоих пластиковых карт с объяснением, как ими пользоваться? Или войдём?

— Не говорите ерунды! — вмешался лейтенант. — Время!

— Согласен, — со вздохом сказал Дирк. — Главное сейчас — это лаборатория.

На всякий случай он оставил две карты: одну сунул в слово "Внимание!", в трещинку, и закрепил так, чтобы было видно; другую придавил камнем у подножия стены, а затем насыпал камней поменьше и воткнул в полученную груду сорванную с куста ветку. Батис, помогавший ему с камнями, посмотрел на ветку, выудил из кармана лентоклеевой карандаш. Через минуту на конце ветки, рядом с двумя веерными листами, красовались подклеенные три оллфаговых пера. Видимо, Батис боялся, что каменную кучу с веткой всё-таки сочтут естественного происхождения, в то время как подклеенные перья ясно указывали на её искусственность.

Иорданец, улыбнувшись, обнял сына и повёл к аэротакси.

Последним от стены пошёл, конечно, Дирк…

И снова узкая улица, с которой Матвей намеревался в скором времени свернуть на дорогу, ведущую в пригород.

— Полчаса лёта от укрытия Иллариона, — задумчиво сказала я.

Не оглядываясь, Дирк кивнул. Мы не стали рассуждать на тему "Сколько таких, живущих неподалёку друг от друга", но явно думали об одном и том же.

В течение десяти минут, оставшихся до пригорода, Ник подстрелил из арбалета двух оборотней, а оллфаги, словно голодавшие со вчерашнего дня, с энтузиазмом сожрали небольшую стайку теней.

В пригороде, несмотря на оллфаговое сопровождение, аэротакси ощетинилось всем наличным оружием. Машина быстро мчалась в густых зарослях, и мы на полном серьёзе ожидали, что в салон может прыгнуть затаившийся в зелени оборотень, или, что вполне возможно, сами напоремся на "акулу" в кустах… Обошлось.

Мы вылетели из дикой, буйно переплетённой зелени на открытое пространство. Впереди серели чёткие линии громадного здания-многогранника. Комплекс. Одинокая, тяжёлая фигура на невидимой границе моря и суши.

58.

— Вот ни фига себе, — спокойно сказал Ник.

Машину спрятали в заранее обследованных крыланами зарослях. Отсюда же, раздвинув ветви, разглядывали здание комплекса. И полосу земли перед ним — словно перепаханную, в жалких ошметьях зелени.

То, что поразило Ника, ошарашило и лейтенанта.

— Как будто вокруг комплекса днями и ночами проводится парад бронетехники!

— Дирк, вы ведь здесь тоже побывали и не раз. Похоже, здесь всё вспахано и не однажды.

Матвей договорить не успел. Его прервали, наглядно продемонстрировав неутомимых, трудолюбивых пахарей.

Из-за угла комплекса вылетело косматое нечто на четырёх лапищах — мы немедленно вооружились оптикой. Нечто активно галопировало от громадной "акулы": та бежала на задних конечностях, слегка распялив в стороны передние, — получалось у неё жутковато-кокетливо, словно на зов петуха мчится всполошённая курица — но каких размеров… Под трёхпалыми конечностями земля содрогалась и взрывалась. Облако пыли почти скрывало несущуюся вслед за погоней (на почтительном от неё расстоянии) стаю оборотней. Ни одного, естественно, в обличии человека.

— Интересно-интересно, — пробормотал Дирк, сдвинув брови. И замолчал.

— Что — интересно? — враждебно спросила я, очень хорошо теперь понимая Бланш, которая была готова убить Винсона за паузу.

— Оборотни — раскормленные, как на убой. Первый раз таких вижу.

Дальнейшее развитие событий объяснило — в чём дело.

Скакать по взрыхленной земле четырёхлапому существу было трудновато: слишком уж по-паучьи оно подпрыгивало. Преимущество "акулы" являлось неоспоримым. Она догнала косматого "паука" и сильным прыжком упала на него, мгновенно сжимая когтями какую-то выпуклость на спине жертвы. Наверное, это голова, потому как, лишившись её, косматое нечто, сдавленное ящером в лепёшку, лишь разок слабо дрогнуло "коленками" и утихомирилось навсегда. Ящер склонил к нему удлинённую морду — и впрямь курица, рассматривающая насекомое на предмет съедобности. Затем "акула" неспешно, нижней лапой оторвала конечность жертвы — заворожённые её странно грациозным движением, мы даже "услышали" хруст отдираемого куска плоти. И даже чавканье.

Подоспевшие оборотни мгновенно окружили место пиршества — опять-таки на очень почтительном расстоянии.

— Как называют на Земле рыб, сопровождающих акул? — невольно переходя на шёпот, спросил Иорданец.

— Прилипалы.

Вот и решили загадку оборотней: стая ящериц составляла свиту "акулы", которая, имея преимущество перед другими "акулами" в размерах, могла себе позволить рассматривать товарищей по несчастью как вполне удобоваримое блюдо. А стая подбирала объедки.

— А этот, четырёхногий — абориген? — полюбопытствовала лейтенант.

— Слишком крупный, — засомневался Дирк. — Не упомню такого в характеристике планеты. Да и не вышел бы дикий зверь такого размера на открытое пространство близко к городу. Хотя… От города цивилизацией не пахнет.

— Скорее всего, мутация продолжается, — заключил Ник и взвалил на плечо базуку с намонтированным на неё арбалетным устройством. — Ну, что? Куда дальше?

— Со стороны города — четыре входа, — сказал Дирк. — Если с берега — один.

— Которым из них вы уходили?

— Береговым. К выходам в город не протолкнуться было. С той стороны есть… было две клумбы. В одной из них колодец. Рустам вспомнил про него, когда мы поняли, что смысла нет…

Никто не стал допытываться концовки фразы. Смысла не было во всём, что касалось лаборатории Кейда.

— Ну? Что дальше? — вновь воззвал к действию Ник. — Пойдём к береговой двери?

— Можно было бы попытаться, но там пространство и в самом деле слишком открытое. Если бы из города мы шли Подземьем, тогда бы мы вышли на тот самый люк, а от него до двери — метров двадцать. Но сейчас — обходить полздания, вокруг которого орды "акул" и оборотней… Я даже не представляю — как. Разве что с боем.

— А кто отказывается? — отозвался Ник. — В наших руках главный козырь для ситуации — птички.

— Ладно, — решился Дирк. — Работаем так: Батис — в середину группы — руководит воздушным боем. Наша цель не добраться до лаборатории, а проводить туда мальчика в целости и сохранности. Согласны?

Да, второе определение цели гораздо лучше. Легче кого-то защищать, чем просто пробиваться в здание.

Батис улыбнулся, но кожа вокруг глаз потемнела. Боится или настраивается на бой? Что бы там ни было, он первым шагнул из зарослей. Ник и Матвей встали по бокам от него, впереди — Дирк и Тайгер, позади — я. Едва мы "замкнули" круг, на плечах Батиса появились два оллфага. С затаённым вздохом я поняла, что он всё-таки боится, и ему легче с привычной защитой.

Крыланам Батис, как видно, ещё не дал команды, и они с любопытством осматривались. Теперь я смогла их разглядеть в деталях: да, они здорово походили на голубей, разве что хвост чуть длинней и жёстче, а клюв неожиданно вытянут дюйма на два. Прозрачность оллфаговая немного сбивала с толку — мутная и непостоянная: то уцепишь взглядом картинку и видишь чётко и ясно внутренности птицы, то вдруг всё заволакивается какой-то кисельной гущей. В общем, муть она и есть муть.

Пока на горизонте никого: "акула" нажралась и утопала, стая оборотней мгновенно расправилась с останками жертвы и разбежалась в разные стороны — я решилась на риск и вошла в поле оллфага. Притом, что глаза оставались открытыми, я обнаружила: нахожусь явно не на Персее. Незнакомую местность описать легко — каменные пустоши. Именно каменные, а не каменистые. Причём пустоши горячие, как в аду, и подвижные: прямо передо мной, по достаточно ровной поверхности громадного валуна, побежали огненные струйки — камень послушно треснул по обозначенным линиям. Трещины мгновенно заполнились каким-то плавящимся веществом. Камень крошился, оседал, пока не распался, а вещество словно падало вместе с ним, пока не исчезло в глубинах каменной крошки, откуда рос уже следующий камень. И по всем поверхностям, куда успела кинуть взгляд, бегали, прыгали, перелетали оллфаги… В последние дни меня трудно смутить чем-либо, но… Едва найдётся свободная минутка для посторонних разговоров, спрошу у обоих драко: знают ли они, что оллфаги никогда не покидают спутников Гарпии? Правда, беспокоил один вопрос: почему же тогда умерли те крыланы, что остались в клетке?

Вышла. Лицо горит, будто припекло близким огнём. Снова взглянула на плечо Батиса и вместо оллфаговых хвостов обнаружила глазастые головки, смотревшие на меня с огромным изумлением. С трудом уняла себя. Так хотелось помахать птичкам рукой: ну да, это я только что, благодаря вам, побывала в мире раскалённых серых камней.

— Ата, всё нормально? — спросил Дирк.

— Всё очень хорошо.

Дирк отвернулся. Через минуту мы дошли до стены. Ни парадного входа, ни скромной служебной дверцы.

— Сколько здесь дверей? — поинтересовался Ник.

— Четыре, как я уже говорил.

— И как ты думаешь их разыскать?

— На ощупь.

— Сенсоры до сих пор не сдохли? Смешно даже подумать.

— Двери смонтированы таким образом, что всегда приоткрываются буквально на дюйм. Не знаю, какая в том надобность, но это срабатывает и без участия сенсоров.

Он провёл ладонью по шершавой стене, сказал: "Ага!" — и из ничего возникла вертикальная линия. В неё и правда можно сунуть пальцы — не более. Покряхтев в попытке дожать дверь в стену, мужчины оставили её в покое. Дирк нашёл вторую, ещё две — все старания открыть их или хотя бы пропихнуть чуть-чуть в пазы успехом не увенчались.

— Придётся идти на ту сторону, — вздохнул Дирк.

— Там единственная дверь, — соображая, сказал Ник. — А если и она?.. Смысл?

— Максим её заблокировал таким образом, что сунь в проём какой-нибудь металлокерамик — и можно спокойно заходить.

И мы потопали к морю. Дошли до угла, осторожно заглянули за него. Чисто.

Здешняя почва чем ближе к берегу, тем всё больше и больше оказывалась засыпанной песком. Но пока нога твёрдо упиралась в чуть мягкую, серовато-чёрную почву.

Дойдя до следующего угла, Матвей попросил Батиса выслать оллфагов на разведку. Мальчишка кивнул. Два крылана продолжали сидеть на его плечах. Наверное, он послал других… Лицо Батиса вдруг осунулось, взгляд ушёл в себя. И так, отстранённо, зрачки задёргались в лихорадочной дрожи: он смотрел птичьими глазами… Когда взгляд сфокусировался, стало понятно, что птицы, вместе, смотрят на что-то одно, приковавшее их внимание. Смотрят не наверх, не прямо, а вниз. Оллфаги, насколько мы все убедились, не очень любят летать в поднебесье и в городе предпочитали высоту до третьего этажа. Да что же они увидели на земле?!

Батис, слепой среди нас, неуверенно попятился. Иорданец придержал сына за рукав, когда тот чуть не оступился в небольшую яму. Юный драко явно отступал от чего-то, что медленно шло на него.

Остекленевшие зелёные глаза вспыхнули прозрачной ясью. Батис вернулся и быстро изобразил руками и движением тела: к нам приближается огромное существо на четырёх лапах и опять-таки со сворой оборотней… Он не успел "договорить" — оллфаги на плечах обернулись туда, откуда мы только что пришли.

На этот раз объяснять не понадобилось.

— Зажали, — хладнокровно констатировал Дирк.

Мы невольно взглянули в сторону от комплекса. Открытая со всех сторон местность, редкие потрёпанные кусты — спрятаться негде на сотни метров вокруг.

— Тайгер, держись рядом с Батисом! — скомандовал Ник.

Лейтенант было заколебался, но мальчишка кивнул ему и пошёл за Дирком. Что ж, тигры сбили тигрят в середину стаи и готовы к обороне.

Матвей задержался рядом со мной. Вглядываясь в его напряжённое лицо, чувствуя постепенно нарастающий жар его кожи, я почему-то сразу сообразила, чего он хочет. Но выждала. А вдруг ошибаюсь? Но первым же его словам я улыбнулась.

— "Порция милосердия". Может, нам объединиться?

— "Порция милосердия" наоборот — уже не "Порция". Уже "Кинжал милосердия".

— Земной аналог?

— Не совсем, но близко. Им добивали противника, чтобы тот, если смертельно ранен, не мучился.

— Добивали? Для чумовиков это и правда милосердие, — прошептал Матвей.

Прислушивавшийся к нашему разговору Дирк усмехнулся.

— Да-а… Это тебе не с голыми руками против теней… Метафора. Сегодня в команде и оллфаги, и энергогностики. Сразу хочется жить и драться.

— А раньше не хотелось? — смеясь, спросил Ник.

— Честно?.. Раньше… Да дня два назад! Говоришь с Саймоном, втолковываешь ему, что не всё потеряно, что не надо впадать в отчаяние — а сам думаешь: "Я б на твоём месте давно бы узду ослабил. Ну, убили бы и убили — конец мучениям". Смотришь на наших из Подземья — и мыслишка поганая: бросить всё к чёрту и выйти на поверхность!.. Ведь не жизнь это, не жизнь… Надломилось во мне что-то, когда уходил из комплекса. А сейчас смотрю на эти стены — и только одно на уме: там сидит гадёныш, который выпустил в свет нечто похуже чумы. От чумы человек страдал и умирал, но была надежда на лекарства. А здесь страдают выжившие, которые и хотят, и боятся увидеть родное или знакомое лицо, — а вдруг это оборотень?.. Ребята… Думаю, вы понимаете, что я искренен перед вами только потому…

Не договорив, он раздражённо отвернулся. Боялся сочувствия? Зря. Никто не сочувствовал. Не знаю, как другие, но в сумбурном монологе Дирка я ухватила главное: возможно, он относился бы к Кейду более терпимо, приюти тот начальника охраны с остатками команды. Но тогда бы Дирк не попал бы в город. Пропали бы Рита с детьми, Саймон и все те, кого он успел выдернуть из кровожадной пасти порхающих, летающих и шагающих чумовиков.

59.

Черновато-серая земля под ногами начала подрагивать. Сначала почти незаметно, затем дрожь перешла в отчётливое "бум, бум", словно где-то неподалёку забивали в грунт сваю. Грохот приближался к нам спереди. Сзади тоже ничего себе топали.

Дирк глубоко вздохнул.

— Значит, так. Сначала пробиваемся к двери, не получится — идёт к люку. Не забывайте: он в двадцати метрах от входа.

Почему-то иногда, в патетические моменты, в голову лезет страшно сентиментальная хренотень. Комната Лии: высокий подвальный потолок — и уютно обжитое местечко мечтательницы, где занавески и покрывало на постели в розовых тонах, а на тумбочке около кровати — два пистолета.

И весь этот мир для меня сузился до квадрата тумбочки с оружием.

А потом в этот мир сунулась из-за угла комплекса морда величиной с аэротакси. Точнее — морда вплыла и продолжала вплытие, бронетанковая в прямом смысле: не гладкая, а вся в твёрдых чешуйчатых щитках; ноздри и глаза торчат — одной величины — с человеческую голову, только и разницы, что одни ниже, другие выше…

Мы попятились, а морда всё выплывала, сразу перетекая во вздыбленные плечи и широко расставленные лапы. Тупая — во всех смыслах. Ещё не вылезла из-за угла до конца — встала на полушаге: лапа на весу, веки сморщились в старческие складки — это "акула" на нас вылупилась, понять не может: оборотни, что ли, перед нею?

Почти незаметный ветерок нежно обвеял мне ухо — и сдал нас "акуле" со всеми потрохами. Ноздри чудовища раздулись. До остатков мозгов обоняние донесло ценную информацию: вот эти, на двух конечностях, — жратва!

— Сомневаюсь! — успел сказать Матвей на брошенный мною взгляд.

— К стене! — завопил Дирк, хватая за шкирку лейтенанта, шагнувшего было в сторону.

— Попробуем! — взмолилась я: пусть "акула" побольше оборотня, но "кинжал милосердия" должен!.. Ник едва не вывихнул мне руку, дёрнув к стене.

Тупая и медлительная, в мгновение ока превратилась в бешеную лягушку. Только угол комплекса помешал ей в прыжке раздавить нас. А остановившись, она не смогла сразу напасть: собственные телеса требовали шагать, не сгибаясь. И, пока она мелкими шажками перетаптывала, разворачиваясь к нам, прижавшимся к стене и готовым стрелять — пусть по такой мощной броне, но ведь есть ещё глаза и достаточно уязвимые ноздри! — на сцене появилось новое лицо.

Из-за угла, откуда мы шли, шагнул монстр, по габаритам не уступающий первой "акуле", но очертаниями напоминавший динозавра. Мы маленькие — "акула"-лягушка большая. Естественно, дино в первую очередь углядел приземистую прыгунью.

Рёв дино и ответный душераздирающий визг прыгуньи оглушил. Но, тем не менее, мы сообразили: двум громадинам не до букашек, жмущихся к стене. И мы лепетнули за угол: впереди — Ник и Матвей, ещё не видя, что там, но уже открыв огонь; за ними — Дирк, забывший про оллфагов и готовый по привычке стрелять по теням.

Нас вышвырнуло за угол звуковым штормом — навстречу полчищам оборотней, из которых большинство — ящероподобных на задних лапах. Какой там кинжал милосердия! Для него, как минимум, нужно одну-две секунды — хотя бы вздохнуть! А мы прыгнули в драку, как с обрыва в омут!

Дирк, убедившись, что следить за воздухом не надо, присоединился к Матвею и Нику, укрепив щитовую защиту. Лейтенант и Батис шли впритык за ними. Я убивала обтекавших живой щит оборотней, ушедших из-под обстрела впереди. Дирк постоянно дёргался оглянуться на меня, но я кивала, правда, только когда видела: "Всё хорошо!" И только чуть позже поняла: он опасается не того, что дерусь в одиночку. Он боялся, я дам слабину и либо упущу личную "акулу", либо, не справившись с натиском, сама, по собственному желанию, спущу её с короткого поводка.

Среди ящеричьих оскаленных пастей пару раз мелькнули человеческие лица с совершенно не человеческим выражением голодных, обтянутых серой кожей черепов. Но и эти лица, по общему впечатлению, приближались к звериным мордам. Кажется, мутируя из одной ипостаси в другую, оборотни постепенно всё-таки теряли первоначальный облик: жёстче выпирали скулы, глубже под выступавшие надбровные дуги уходили по-звериному острые глаза.

Сначала я воспринимала наш прорыв сквозь сонмище чудовищ общо: клыкасто-когтистая стена вокруг двигалась, рычала, визжала, воняла потом, гноем, свежими испражениями, выворачивающе тошнотворным дыханием — и желала жрать, жрать!..

Огнемёты и базуки впереди идущих мужчин пробили серьёзную брешь в своре оборотней и заставили тех не бросаться очертя голову, а искать слабое место в нашей защите.

Вообще-то, при их скорости и вёрткости, нас здорово спасало только то, что оборотни не умели согласовывать друг с другом атаки. Но зато они пользовались малейшей возможностью проскользнуть за щит за спинами себе подобных.

Пулемётная очередь в изрыгающую вопли пасть; удар ботинком в грудную клетку, посылающий уже мёртвое тело чуть влево, на оборотня, прыгающего исподтишка, — пауза, пока он барахтается, придавленный уродом; в паузу вклинивается нависающий над всеми оборотень, метра в два с половиной, — оборотень, который возжелал одним прыжком получить главный приз драки — сочное, свежее мясо; резак с пояса без замаха — выпученные глаза будто опустились посмотреть, что за дырка появилась на шее, а башка, узкая, жёсткая, уже падала подбородком, как будто у цветка стебель сломали сверху; удар подошвой ботинка смял бородавчатые губы и нос следующего в кровавую кашу — он-то надеялся незаметно прыгнуть из-под падающей туши безголового; не успела развернуться — над левым плечом — слышно даже в ушераздирающей какафонии, басовито загудел огнемёт, вспарывая брюхо рванувшего было на меня справа оборотня, — он будто всплеснул передними лапами и шлёпнулся мёртвой тушкой, взметнув очередной фонтан чёрно-серой пыли. Тайгер. Он даже не взглянул на меня — посылал огненную струю в следующего.

Теперь на нас лезли не все — только те, кому не удалось добраться до плоти погибших сородичей, или самые упёртые отведать именно человеческого мяса.

За углом дрожала земля под дерущимися монстрами — за угол мы пройти смогли шагов десять, отвоёвывая пространство беспрерывным боем. До двери — метров двадцать. Дирк обернулся — нет, ударил по кадыку оборотня, кинувшегося слева. Зряшный выстрел Ника в голову, которая уже падала, выпучив и без того выпуклые глаза.

— Запомните! Люк в клумбе! — в воздух перед собой прохрипел Дирк и выпустил очередь вперёд.

Матвей вдруг задрал голову: его седые волосы вздыбило словно от ветра и рвануло в сторону. Чёрт, летучая "акула"!

— Милосердия! — приказала я, хватая Иорданца за руку.

Разбираться, что именно я хотела сказать, времени не было, — главное, Матвей понял сразу.

Батис, шагавший в середине маленького отряда, быстро встал на место отца, а лейтенант — на моё. Теперь в кругу стояли мы с драко.

"Акула", парившая над кучей малой, высмотрела наконец добычу и ринулась на нас. Как будто туча, психанувшая от одиночества. Темнело по нарастающей.

Расчёт: скорость падения, фора для нас и даже место падения (а чтоб этой летучей бегемотихе передавить побольше!) — всё взорвалось в одну секунду!

— Влево! — крикнул кто-то издалека.

А кто-то другой, рядом, схватил меня за руку и потащил куда-то, заставляя быстро передвигать негнущиеся, распухшие ноги. Время замедлило свой ход: жизнь крылатой "акулы", выпитая телом, настроенным на агрессию, мгновенно преобразилась в адреналин. Я вяло шевельнула пальцами, огромными, плохо ворочающимися. Знак всё-таки сложился. Всё вокруг прояснело, я снова почувствовала себя как обычно.

От крика "Влево!" до возвращения в сознание прошло две секунды.

Я ещё успела увидеть, что бежим мы с толпой перепуганных оборотней.

Падение за нашими спинами содрогнуло стены комплекса. Будто взрыв. И, будто взрывной волной, нас отшвырнуло выстрелившим из-под рухнувшей громады воздухом с землёй, песком, сухой травой и древесной мелочью.

С тем, кто держал меня за руку, мы свалились на падающего оборотня. Он и взвизгнуть не успел, как в горло ему врезался гарпунный дротик, а в глаза — когти, вылетевшие из моих пальцев. Ник оттащил меня от чумовика, отстреливаясь от двух других. Но, как выяснилось, эти двое спешили к мёртвому собрату. При виде оружия они отскочили в стороны, один рявкнул от боли (Ник прострелил ему бедро), что не помешало ему ещё быстрее поскакать к мертвечине. Ещё трое радостно мчались, огибая нас с другой стороны: мы были добычей, как они смогли убедиться, весьма строптивой; зато ещё тёпленькое мясцо погибших от нашей руки пахло очень даже привлекательно.

Мы поняли, что некоторое время можно не опасаться оборотней: почти весь недавний эскорт "акулы"-лягушки облепил упавшего летучего монстра.

Пока они поймут, что плоть без эфирных оболочек тухнет в секунды, эти же секунды нас должны доставить к заветной двери.

Под грохот доносившейся из-за угла битвы гигантов, под вопли-рычание за спинами мы рванули за Дирком, который бежал, слегка касаясь стены пальцами. Солнце Персея скрылось в облаках. И теперь нет даже той тени, которая выдавала двери на той стороне.

— Есть!

Одновременно с криком Дирка из-за угла напротив вывалилась компания оборотней, преимущественно на четырёх лапах. О них мы знали, что, в отличие от двулапых, они стремительны, как торпеды. Ну, и — выстрелили. А вместе с ними выстрелила и довольно плотная стая теней.

Мы окружили Дирка и Батиса. Дирк лихорадочно впихивал в щель одну из пластиковых карт, но что-то не срабатывало: дверь не открывалась больше ни на дюйм; возможно, за три года механизм всё-таки заело. Батис стоял с отсутствующим видом, прижавшись к стене: руководил крыланами в воздушном бою. У оллфагов есть привычка набрасываться на продукт питания всей численностью. Хорошо, когда люди в укрытии. И ничего хорошего, когда отбиваешься от многочисленного противника. Батису приходилось нелегко: мы вели местный бой, а он управлял всеми одновременно — Господь Бог, присутствующий во всех подвластных ему живых существах.

Бой шёл трёхэтажный — ящерицы, ящеры, тени. Раз, выходя из боевого транса, я успела подумать: "Мы — счастливые! Не надо думать о воздухе!" И — снова неосознаваемо пустая голова. Только вздрогнули руки — правда, без ущерба драке: лучемёт плюнул заряд в раззявленную пасть гигантской ящерицы, подскочившей слишком быстро. Вонючая розовая пасть захлебнулась в кровавой каше. Силой же заряда ящерицу отшвырнуло в объятия ящера. Тот немедленно вгрызся в нежную кожу жратвы, приправленную возбуждающим аппетит кровавым соусом. К ящеру подскочили ещё двое и принялись рвать чужую добычу. Внезапно изменилось всё: две волны — два этажа — наших противников обнаружили друг друга в качестве потенциальной еды. А поскольку все они оборотни, постоянно нуждающиеся в белковой пище и слишком плотно сошедшиеся в бою… Ого, какая битва закипела!..

Нас тоже не обделяли вниманием. Но драка с отдельными особями абсолютно иное, чем с двумя плотными волнами монстров.

— Долго ещё?.. — прохрипел Тайгер, впечатавшийся в Дирка: его хвостом ударила по ногам ящерица, протиснувшись к нам из общей свалки

— Кажется, пошла!

— Ложись! — крикнул Матвей. В стену, чуть правее его головы, шмякнулось чёрное пятно сажи.

Из внезапного просвета в сонме чудовищ снова прошипел лучевой выброс-концентрат. Базука?! Со стороны города!

Ящерицы ещё ничего не понимали, а ящеры не успевали уворачиваться.

Просвет между оборотнями мелькнул раз, два, расширяясь медленно и упорно.

На взрыхленном холмике, который Дирк обозвал торжественным словом "клумба", стояли Бланш и Винсон. Рустам, присев на корточки, помогал вылезти из колодца майору Бренту.

60.

Но даже с таким мощным подкреплением мы уложились только в полчаса. Причём меня от боя вообще отстранили: Батис плакал от напряжения, теперь уже концентрируя оллфаговую оборону от теней сразу над двумя боевыми точками. Пришлось войти в оллфаговое сознание мальчика и заняться теми крыланами, которых он направил к группе прибывших спасателей.

Через полчаса в живых остались только те ящерицы, которые, возможно, всё же обладали остатками или зачатками разума: они жрали сородичей, держась на приличном расстоянии от плюющихся огнём существ.

Теней не осталось. Я сидела слева от стены, слева от двери, обнимая Батиса и передавая ему энергию. Мальчишка-драко оказался настолько измождён, что вис на моих руках. Два оллфага по-прежнему сидели на его плечах, с интересом заглядывая мне в глаза. Кажется, меня тоже приняли в стаю.

Майор, поневоле дошедший к нам по фаршу и полупрожаренному шашлыку, держась за стену, чистил обувь и ругался так, что даже Бланш покраснела. Не переставая ругаться, он рявкнул:

— Тайгер! Какого чёрта вы здесь делаете?!

— Сопровождаю мальчика в лабораторию, — правдиво ответил лейтенант.

Брент поперхнулся. Батис на моих руках пошевелился. Нагнувшись, я увидела, что он кривится — пытается улыбнуться.

Все всё прекрасно поняли: и о чём спросил майор, и как ответил лейтенант. Оставалось уповать на ценность Тайгера в глазах майора. Впрочем, что уповать-то? Здесь, на Персее, даже и пожелай Брент проявить власть и наказать Эрика, что с того? На гауптвахту не запрёшь. Какую-нибудь гадость в личное дело не впишешь… Майор велел Тайгеру держаться рядом. Мда, вот нотаций Эрику не избежать.

Винсон величественно устроился рядом со мной и вздохнул, засмотревшись, как Бланш одиночными выстрелами бьёт по любому движению в куче мёртвых чумовиков неподалёку от нас.

— Драный хвост кота моего! — горестно сказал он, и Батис удивлённо покосился на него из-под моей руки.

— Не надо, Винсон. Знаю, что виновата. Но что простили бы вольному наёмнику, не простили бы профессиональному военному на службе.

— Ты говоришь не о том, Ата, — спокойно сказал Винсон. — Дело не в уходе. И дело не в ситуации. Никогда не разбивай "тройку", Ата. Тайгеру простительно. Он впервые в полевых условиях. Но ты уже работала в паре. Каково было бы твоему напарнику, если б в деле, которые вели, ты решила оторваться от него? И работать самостоятельно?

— Винсон, ситуация другая.

— Это "тройка", Ата. Если большинство решило податься в самоволку, я должен быть рядом, чем бы вы там ни занимались.

— А если мы занялись предосудительным делом? — невольно улыбаясь, спросила я. — Предположим, лейтенанта заставили под давлением идти на это дело. А ты, узнав суть, вдруг бы заартачился? Что тогда?

— На Персее идёт бесконечная война. Я знаю твоё отношение к ней. Не верю, чтобы ты пошла против собственных принципов и задумала что-то плохое. Да что мы кружим вокруг да около?! Пристрели ты этого мерзавца, мир бы только вздохнул с облегчением.

Он высказался спокойно и легко, словно в дружеской беседе посетовал на непогоду.

— Майор тоже так думает?

Наверное, с минуту Винсон следил, как присоединившиеся к Бланш десантники отстреливают оборотней. Грохот за углом и подрагивание земли под ногами становилось всё слабее и слабее. Десант уже знал о битве гигантов и справедливо полагал, что "акулам", сцепившимся насмерть, мешать в благородном деле поединка не стоит. Зачем тратить боезапас на двоих, когда можно сэкономить?

— Мы все (я имею в виду военных) представляем, почему на Персей послан именно Брент, — чуть тише обычного заговорил Винсон. — Мне кажется, и тебе нужно получить представление об этом. В древние времена майора назвали бы старой хитроумной лисой. Но, поскольку у нас современность, его так и называют — старая хитроумная лиса. Брент — не просто глава десанта. Когда-то давно он входил в комиссию по расследованию ЧП планетарных масштабов. Так что и сейчас, прежде чем работать по особым случаям, он требует себе особых полномочий. По сути, Брент — это Федерация. Буквально. Нет человека, более ревностно болеющего за её интересы. Пусть доктор Кейд мнит о себе что угодно. Но Федерация недовольна из-за потери пригодной для жизни человека планеты. Плюс к этому недовольству недовольство тем, что ослабло влияние в данном регионе, где и так редки населённые людьми планеты. Брент замечает всё. Его мозги — отличная кофемолка: дотошно перерабатывают самый маленький факт. Вспомни хотя бы прошлую ночь: он не стал дожидаться нашего возвращения, а пожелал увидеть происходящее своими глазами. Сегодня, едва мы поняли, что вы ушли, он велел Рустаму вести нас к комплексу. Не откажешь майору в сообразительности… Так что — вот…

Теперь некоторое время молчала я. Батис заснул ещё в начале Винсонова монолога. Оллфаги устроились у него на груди, как в гнезде, и тоже дрыхли, изредка вскидывая носатые головки и мелко-мелко моргая.

— Ну, и к каким выводам ты меня подталкиваешь, Винсон? Что у Брента есть чёткое задание, но выполнить его он готов на своё усмотрение?

— Если бы я не был так деликатен, я тебя тоже назвал бы старой хитроумной лисой.

Мы засмеялись и пожали друг другу руки над спящим мальчиком.

Между тем остальные после долгих прикидок и споров решили взорвать упрямую дверь. Против оказался только Ник Имбри.

— Майор, пять минут промедления, думаю, в нашем деле роли не играют? — риторически спросил он.

И приступил к работе. Когда однажды Ник сказал, что лучше чувствует руками, он не солгал. Руки у него — на другом уровне зрения — буквально пылали. Даже Матвей оглянулся на меня и восхищённо покачал головой. Ник тщательно проверил сначала дверь — я не вмешивалась, хотя прекрасно знала, в каком именно месте закавыка. Затем он только провёл ладонью по пазу в косяке, как немедленно вернулся к верхней его части. Нашёл. Добавил энергии в ладони. Сообразил в чём дело и, вынув луч-пистолет, аккуратно провёл зарядом вертикальную линию на почти невидимой обшивке.

Дверь не дрогнула. Ник чуть подтолкнул и, придержав её мягкий ход, насторожённо прислушался к темноте внутри. Все затаили дыхание.

— Тайгер, — велел майор.

Лейтенант встал рядом с Имбри.

— Пока чисто. Открывай понемногу.

Медленное движение двери в пазы — медленное движение людей, поднимающих оружие.

— Довольно большое помещение. Чисто. Наверху — тоже. Много механизмов.

— Ангар для автопогрузчиков, — негромко уточнил Дирк.

— Так. К "тройке" Тайгер, Ата, Винсон добавляем Батиса — они идут впереди, — распорядился Брент и спохватился: — Матвей, я не спросил вашего согласия.

— Всё нормально, майор. Пусть мальчик идёт.

— Хорошо. Далее за ними идут — Дирк (показывать дорогу), Рустам и я. Матвей — к группе Синклера Мида (радостный рёв тут же заткнувшегося Барри — кажется, не без помощи Ника). Дайкс и Флик поступают в распоряжение Луиса Гилла — в группу прикрытия.

Обернувшись, Дирк сказал:

— Нам нужен второй подземный этаж. Выход через ангар, лестница направо.

Вдохнув, как перед прыжком в воду, я переступила порог комплекса.

Ангар прошли быстро.

За дверью ангара пришлось задержаться: открытая площадка перед лестницей представляла собой точку-центр огромного помещения из трёх открытых этажей — второго подземного, нашего первого этажа и второго надземного. Сканирование показало, что все три этажа сообщались с другими открытыми пространствами: коридорами, анфиладами, рекреациями.

Пока остальные безмолвно чертили лучами фонариков по стенам, я кое-что спросила у Батиса и, получив кивок, обратилась к Бренту:

— Майор, может, необязательно полностью сканировать все помещения? Батис пустит оллфагов вперёд, и будем уничтожать чумовиков, как появятся.

— Согласен, — сказал Тайгер. — Предварительная проверка занимает слишком много времени. А до захода солнца, по словам Дирка, часа полтора-два.

— Вы думаете, нам нельзя оставаться здесь на ночь?

— Можно. Но лучше не надо, — сказал Дирк. — Лучше до темноты добраться до люка и спать в нормальных условиях, чем искать приключения себе на задницу в этом чёртовом гробу.

В сумраке, среди теней, я увидела обернувшегося Луиса Нила. Римлянин насмешливо ощерился, но кивнул: рационалист до мозга костей, он согласен с предложением Дирка на все сто. Да и кто бы не согласился?

— Сколько до лаборатории отсюда? — спросил Брент.

— С полчаса. Безостановочно.

— Час туда и обратно. Полчаса на общение с Кейдом, если он жив… Ладно, веди.

Рустам попросил секунду, отошёл в сторону и обеспечил нам аварийный, пусть и тусклый свет. Отпала нужда в фонариках — освободились руки.

По лестнице мы сбегали, грохоча армейскими ботинками так, что вся тварь, наверное мирно пасшаяся в комплексе, немедленно помчалась бы к нам. Но, зорко оглядывая окружающее пространство, наверняка не одна я думала: если кто и выжил здесь, то только тени. Живым здесь жратвы не найти. Разве друг в друге. А Дирк говорил, что после катастрофы, когда основная масса чудовищ хлынула за пределы комплекса, здание от внешнего мира намертво заблокировали системы, тогда ещё действовавшие.

Косвенно подтвердил мои размышления скелет "акулы": она, видимо, нажралась себе подобной твари, быстренько раздалась в размерах и элементарно не смогла вылезти из коридора. Возможно, её подъели те, кого она съесть не успела. Жуткая скелетина вытянулась по коридору, напоминая бурелом в лесу. Пройти под вздыбившимися рёбрами можно, но что-то уж очень не хочется. И, кажется, опять не только я так думала. Я ещё разглядывала кошмарный остов, размышляя, не свалится ли он от звука наших шагов, а вперёд, к замершим в нерешительности ребятам, вышел майор. Деловито оглядев странное препятствие, он сказал не оборачиваясь:

— Боуэн, Имбри.

Они подошли к нам, вытаскивая гарпунные дротики, которым улыбнулся Батис; коротко переговорили куда бить и принялись за работу. Свист; стук — словно топором по сухому дереву; шелестяще-туповатый грохот иссушенных временем костей. Всё заняло не более трёх минут… Майор кивнул: группы, осторожно, а то и брезгливо ступая по заваленному "мусором" полу, двинулись дальше. Когда я проходила мимо Ника, он улыбнулся. Как поцеловал. Напряжение, не покидавшее с шага через порог лаборатории, чуть опало. В последующем монотонном пробеге по коридору я чувствовала, что мои мысли о будущем чётко и ясно укладываются в единую форму, словно отдельные детали в уверенных руках собираются в смертоносное оружие. Вот тут-то он и появился вновь. Внутренний голос.

61.

"Ты уверена в том, что задумала?"

"На все сто. А что? Имеешь что-то против? Тебе не нравится видеть меня убийцей? Или боишься — не сработает, и тогда умереть придётся тебе?"

"Я не умру — скорее, отправлюсь в небытие. Но задуманное тобой может убить твоё будущее. А теперь, когда ты знаешь, что не одинока, что у тебя семья… Не страшно?"

"Слишком много слов. Скажи чётко: мне не нужно его убивать?"

"Решать тебе".

"Тогда заткнись и не лезь".

Он ещё что-то бормотнул, а может, мне показалось, когда под ногой скрежетнула кость — последняя: мы свернули в другой коридор, и здесь оказалось уже чисто. Ну, сравнительно, конечно. Если учесть, что здесь явно не один раз прогулялись чумовики и оставили материальные — где засохшие со временем, где свежие (и мы дружно зажали носы) — следы своего присутствия. Последние, кстати, подсказали не расслабляться.

Сосредоточенная на чувствах, связанных с тем, что я снова в комплексе, откуда уходила громко и убийственно, я не сразу осознала другого. Даже голос не заставил задуматься о главном. Но… Ребята позади негромко переговаривались, и я нечаянно услышала фразу, словно прозвеневшую в воздухе: "Каких-то два часа — и отдохнём!" Кажется, сказал Марк Флик.

Моё сознание застряло на этой фразе. "Каких-то два часа…" Сначала ступор. Затем я увидела яркую картинку, и не одну: мы добегаем до лаборатории, там Кейд и его сотрудники, входим, объявляем о великом переселении в Колесо, Кейд что-то говорит; десант вместе с гражданскими бежит по коридорам к двери, от которой до люка в подземные коммуникации — двадцать метров, сказал Дирк.

Вот что такое — эти два часа. В середине их временная точка — Кейд. Ноги вдруг облило горячей волной, они распухли так, что на полном серьёзе я в панике оглядела их: не может быть — скафандра я не надевала!

Но адреналин превратил меня в пылающий факел. Время замедлило ход, а темпа, в котором мы двигались, мне не хватало. Мы — плелись, а мне хотелось бежать.

— Брент.

— Да, Ата?

— Может, пробежимся? Времени жалко.

— Если можешь обеспечить безопасность передвижения, почему бы и нет?

— Батис?

Мальчик-драко, осунувшийся от усталости, поднял на меня глаза. Я протянула ему руку. Холодные пальцы коснулись моей ладони. Мой огонь зажёг его мгновенно. Адреналинового щторма я не скрывала. Едва Батис сжал мою ладонь, подключившись к бушующей вокруг меня энергии, глаза его вспыхнули боевой зеленью. Мальчик мне доверял, поэтому не пришлось даже входить в его оллфаговое сознание: почуяв его доверие, крыланы раскрылись сами.

И мы рванули! Неуклюжей частью стаи оллфагов, стремительных и бесстрашных.

Чёрт, да чумовикам повезло не встретиться на нашем пути! Случись хоть один, мы затоптали бы его или снесли, настолько мой адреналин, зараза, оказался привлекательным для десанта. А может, и не адреналин. Может, близость к цели…

В любом случае остановились мы за три коридора до цели. О чём и объявил Дирк. И десант принялся заворожённо оглядываться.

— Ребята, а ведь это тот самый коридор?

— Точно. Дирк, это ведь отсюда вы начали продираться к Кейду?

— Отсюда.

— Впечатление, что я уже был здесь.

— Не был, а видел. Никакого дежа вю. Сон Имбри.

— Кому сны, а я жрать хочу.

Десант признал заявление Барракуды справедливым. Кто его знает, что ждёт нас через два-три поворота, а не ели давно. При взгляде на страдающего Барри я и Ник без вопросов поделились питательно-витаминными пластинками с Матвеем и Батисом. Успокоенный, сириусец зачавкал своим провиантом.

Дыхание наконец успокоилось. Разгорячённый народ жевал и негромко перебрасывался репликами. Мы рассказали про Иллариона и его семью, про надпись на доме… Майор философски пожал плечами.

— Если взлететь так и не удастся, будем искать выживших по городу.

— Мясца бы, — мечтательно сказал Барри и рыгнул.

— Ты к чему это, Барри? — ласково спросила Бланш. — Типа, зверья вокруг полно, можно перейти и на натурпродукт?

Снисходительный к примитивной женской логике, Барракуда наставительно сказал:

— Слушать лучше надо! Ата вон рассказывала: у старика сын со своей женщиной на охоту ходил до этой самой Чумы. Эй, Дирк! Есть такое?

— Было. И далеко ходить сейчас не надо. Я же говорил: настоящего зверья в городе много. Перебираются потихоньку из лесов.

— Судя по посторонним высказываниям, пора в путь-дорогу, — заметил Брент. — Дирк, сколько до главного коридора? Если бежать, не слишком напрягаясь?

— Минуты две.

— Барри, будь добр…

Барракуда опять осмотрел нас весьма добросовестно и как-то даже разочарованно объявил, что никто не помрёт. Правда, его скользящий взгляд буквально на секунду задержался на мне. Этого было достаточно, чтобы внимательно следивший за ним Имбри немедленно встал за моей спиной. Закипая, я обернулась.

— Он ничего не сказал!

— В нашей паре решения принимаю я.

Слава Богу, наших реплик уже никто не расслышал.

Как ни странно, майор уступил место "тройке" Мида. Четвёрке — с Матвеем. Может, оттого что, пристроившись ближе к сыну, Иорданец так засиял, что Брент на первоначальную расстановку сил махнул рукой. Тем более — коридор широкий. Тем более — профессиональные военные всё равно придерживались оборонно-защитного распорядка в кажущейся безалаберной толпе.

Вот так, потихоньку, мы и добрались до основной лаборатории комплекса.

Наблюдения из-за угла показали: за прозрачной стеной в лаборатории есть тусклый свет ("Аварийка", — хмыкнул Дирк) — и люди.

Оллфаги облетели весь коридор до тупика.

— Чисто, — сказал Матвей, следя за лицом Батиса.

— Дирк, — позвал майор. — Начни ты. Если люди — служащие лаборатории, пусть они лучше сначала увидят знакомого человека.

— Один раз они меня не пустили.

— Ты выжил и вернулся. Поверят.

Дирк брезгливо дёрнул уголком губ и, взглянув на Рустама, пошёл к двери. Рустам, с неопределённым выражением лица, медленно вытёр ковшеобразные ладони о штаны.

Люди за прозрачной стеной застыли — и от этого движения я судорожно сглотнула. Несмотря на плохое освещение, всё вдруг стало настолько знакомым, словно память взяла ключ и деловито открыла первую дверцу. Кто-то положил руку на моё плечо. Матвей. Ник глянул искоса, но промолчал.

Как во сне, Дирк медленно поднял ладонь. И снова сенсоры не сработали. И снова к двери медленно стали собираться люди. А в отдалении стоял Аугустус Кейд и качал головой, пока двое в полувоенной форме горячо что-то говорили ему.

— Мои ребята — в тот день дежурили на нижних этажах, — сказал Дирк подошедшему Бренту. — Что будем делать?

Брент с явным раздражением некоторое время следил, как охранники уговаривают Кейда, затем повернулся ко мне.

— Ата, вы с Батисом можете переправить оллфагов за стену?

— Легко! Батис?

Мальчик-драко кивнул, высокомерно вздёрнув подбородок. Затем ткнул себя в грудь — жест, который никак нельзя объяснить иначе, — сам! Ну, что ж, я понимала его: ему показали убийцу его братьев.

Он даже не пошевельнулся.

Не стеклянно-поблёскивающая, как в дневном свете, а серебристая — волна крыланов будто прострелила прозрачную стену и превратилась в сумасшедший фонтан, мечущийся вокруг завопившего от неожиданности Кейда. Двое охранников шарахнулись от доктора. Один, восточного типа, узкоглазый, обернулся к нам. Дирк ладонью плашмя ударил по двери. Узкоглазый, лишь раз оглянувшись на Кейда и суматошно бегающих по помещению перепуганных людей, большими прыжками рванул к нам. Второй охранник — за ним. Не знаю уж, как именно была заклинена дверь, но открывали её в четыре руки — сверху и снизу.

Дирк хотел было войти первым, но взглянул на Брента и посторонился. Майор, с окаменевшей физиономией, заложив руки назад, перешагнул порог и встал неподвижно — статуей грозного Командора.

Сразу сообразивший ситуацию, Батис отозвал птиц. Нескольких оставил при себе. Оллфаги обсели его плечи, и мальчик, опустив глаза, чуть улыбался: ему явно нравились ошеломлённые глаза охранников.

Майор тоже умел ловить моменты. В какой-то миг в помещении будто кто-то нажал на выключатель — и всё стихло. Брент рявкнул:

— Военная полиция! Всем оставаться на местах!

Часть десанта — те "тройки", которые в основном укомплектованы военными, — вместе с примкнувшими к ней Дирком и Рустамом скользнула в лабораторию и заняла такие места, чтобы удобно было держать всех под прицелом. Мы, наша "тройка" с Батисом и "тройка" Мида с Иорданцем, остались в коридоре. Ничего — благодаря прозрачной стене, зрелища парадного входа майора в лабораторию мы не пропустили. А тот, почему-то величественно огрузневший, чуть склонившийся вперёд, покрутил головой и зашагал, не расцепляя рук за спиной, к доктору Кейду.

Аугустус Кейд, тощий, почти полностью лысый, постоял немного и пошёл в сторону, сел за стол, уставленный пластиковыми контейнерами для ампул или образцов. Даже мы хорошо видели, как первоначальный испуг переходит в маску "Здесь начальство я!". И постепенно я поймала себя на странном ощущении личного покоя: не осталось ненависти и жгучего желания вот так вот просто взять, поднять какое-то оружие и выстрелить. И — будь что будет потом… Это прошло.

— Я майор Брент! Вы доктор Кейд? — рявкнул Брент, наклонившись к тщедушной фигуре за столом.

— Я! — рявкнул тот в ответ. — Какого дьявола вас так долго не было?!

Секундная пауза майора: он переваривал поведение Кейда. И заговорил тоном ниже, но с отчётливой насмешкой:

— Если вы надеетесь на немедленный выезд с Персея, то лучше вам представить, что нас нет и сейчас!

Доктор Кейд откинулся на спинку стула. Тоже переваривал.

— Зачем же вы здесь?

— На данный момент наша задача — переправить уцелевших сотрудников комплекса в безопасное место. Чем мы сейчас и займёмся.

Лица "уцелевших сотрудников", испуганные, напряжённые, просветлели. Люди было задвигались — и вдруг замерли, уставившись на хозяина лаборатории, как кролики на удава. Тот, не шевелясь и не глядя ни на кого, кроме Брента, отчеканил:

— Никто никуда не будет переправлен. Все останутся здесь и продолжат работу. Я не могу оставить без контроля содержимое моей лаборатории. Оно слишком ценно. Поэтому вы, майор Брент, оставите мне вооружённую охрану и будете менять своих людей каждые сутки. И будьте добры обеспечить нас продуктами питания!

Майор пробовал мирно уговорить его, рассказав о бродящих вокруг комплекса "акулах" и оборотнях. Но мы все видели, как сникают плечи служащих лаборатории, а один из охранников, стоящий рядом с нами, с досадой прошептал:

— Зачем майор сказал об "акулах"? Теперь этот заставит…

Не дослушав, я обошла его и направилась к Бренту и Кейду.

Услышав шаги, Брент оглянулся. И даже смог машинально улыбнуться мне.

— Доктор Кейд, у меня к вам вопрос, который я хотела бы задать в комнате, где нас никто не услышит. — Он открыл было рот, но я быстро добавила: — Я одна из тех, кого похищали ваши люди для экспериментов.

62.

Мгновение Кейд бесстрастно смотрел мне в глаза, затем взглянул на Брента. Майор еле заметно пожал плечами и отошёл от стола.

В оглушительной тишине Кейд, раздражённый, но заинтригованный, встал из-за стола и пошёл к полуоткрытой двери — наверное, лаборантской комнаты. Я за ним. Краем глаза увидела, как Ник жестом просит у Бланш базуку, а насторожившийся Винсон упирает в колено свой гранатомёт; как тревожно оглядывается Матвей в поисках сына и, найдя, крупно шагает к нему; как заволновались, почти не показывая этого, профессиональные военные, интуитивно чувствующие атмосферу, а Брент открыл было рот что-то сказать мне вслед, но промолчал и отошёл к нашим; как резко зашипел и вдруг замолк Барракуда — и все оглянулись на него… У двери я тоже обернулась — на Брента: майор помедлил и кивнул.

Я вошла в просторную, пустоватую комнату и закрыла за собой дверь.

Доктор Кейд уселся на один из столов. Он, чуть выше меня, сейчас возвышался бы надо мной, подойди я ближе. Но мне необходимо расстояние. Поэтому первым делом прикинула: Кейд, примерно, в метрах трёх от меня, я от двери — метр-полтора.

— Ну! — резко, словно стегнул, спросил Кейд. — Что ты хотела спросить?

— Я энергогностик.

Он усвоил эту информацию.

— Во мне "акула".

Наверное, только дикое самомнение и бешеный эгоцентризм заставили его усидеть на месте. Но глаза блеснули холодным огнём, и я сообразила: мысленно он уже составляет план исследования подопытного образца. Всё. Я для него больше не человек.

— Вопрос у меня простой: как меня похитили?

— Откуда мне знать? Этим занимались служащие. Скорее всего, по обычной схеме: ты наверняка вышла из какого-нибудь супермаркета с покупками и села в первое же свободное такси. Затем достаточно газа из баллончика в лицо.

— У меня…

— Что — у тебя?

Но я замолчала намертво. Едва не вырвались слова о семье, о детях; о трёх годах беспамятства и страшных снах, когда с трудом подчинённая "акула" то и дело пытается выдраться из знаковой западни. Слова, похожие на попытку усовестить или разжалобить этого человека, перечеркнула фраза, которую высказал то ли внутренний голос, то ли подумалось самой: "А оно тебе надо? Говорить что-то человеку, которому любые слова как об стенку горох? Человеку, который тебя уже мысленно препарирует?"

— Это всё?

— Да. Кроме одного: во мне нет "акулы". "Акула" в тебе. Ты сам "акула".

Он ещё самодовольно ухмыльнулся тонким ртом на лице-черепе. Он ещё думал, что я ругаюсь, обзываю его — и ему понравилось, как его обозвали.

Поэтому он не сразу ощутил, что воздух в лаборантской резко загустел: несколькими щелчками пальцев я создала в пространстве структуру-паутину, которая стреножила бы любое существо с любым строением белка — даже таким трудноопределимым, как у тени. Три года я искала нужную структуру и тренировалась в создании паутины — с тех пор как поняла, что за тварь сидит во мне.

Ещё несколько щелчков — и Кейд уставился на мою правую ладонь: где-то в дюйме над кожей, словно лёгкий дымок от сигареты, лениво плавала почти невидимая тень.

Я подняла руку и дунула. Похоже на воздушный поцелуй.

До Аугустуса Кейда смысл происходящего дошёл, когда тень выплыла за границы защитной паутины. Но поверить не смог. Тень же сориентировалась мгновенно и буквально врезалась в лоб Доктора Кейда.

Дальнейшего я не стала дожидаться. Хватило мысли, что уж Кейд-то точно остался бы здесь хоть на несколько секунд, чтобы насладиться превращением человека в нечто, противное природе живого существа.

Очередь последних щелчков — и со всего комплекса сюда помчалась протеиновая пыль, в которую распались кости монстров. Жри, "акула"!

Я вылетела из комнаты, по привычке хлопнув дверью.

— Зоя! — окликнул Ник, подбегая ко мне, несмотря на шипящий вопль испуганного Барри. "Опять следил!" — с благодарностью подумала я.

Ник жёстко вбросил меня в толпу вооружённых людей.

Дверь лаборантской и высокая стена затрещали под напором гигантского тела. Насыщенная протеинами атмосфера — благоприятное условие для метаморфозы организма небольшого веса в существо, в десятки раз большее.

— Ата, что ты наделала? — горестно, но явно с наигранными интонациями вопросил Брент.

— Я? А что я? — впервые с нашего знакомства легкомысленно ответила я. — Он первый начал!

Верхняя часть стены рухнула. Майор быстро выгнал сотрудников лаборатории в коридор, под охрану вольнонаёмных десантников, заодно вытолкав туда всех, кроме военных профи.

Уходя за поворот, мы услышали первый и последний рёв неведомого чудовища, утонувший в грохоте оружия.

ЭПИЛОГ.

Как мы пробивались двадцать метров к люку — отдельная история.

Сказать, что я, свободная, летала как на крыльях, — ничего не сказать.

Добравшись до Колеса, мы обнаружили, что привели с собой не измождённых людей, каких нашли в комплексе, а счастливых, наверное, не меньше, чем я. Как они плакали, повествуя об ужасах жития в лаборатории, о смерти людей, которых Кейд посылал то за продуктами, то за образцами для исследований… Кейд, судя по всему, останется в памяти людей как стопроцентный ублюдок, с редким, но сильнейшим умением давить на души, заставляя выполнять именно то, что хочет он.

Охранники Дирка воссоединились, а что было с одним из них, когда он узнал, что жива его девушка — та самая разноцветная Кэнди из Подземья!..

Для нас с Ником выделили шикарную комнатку. В свободное от патрулирования и разных приятностей время мы составляем энергознаковую систему, которая вернёт мне память.

Улучив минутку, я поговорила наедине с Синклером Мидом. Он считает, что внутренний голос, скорее всего, пропадёт, когда я верну память.

С Брентом мы больше не говорили о происшествии в лаборатории, но, по-моему, он благодарен мне.

Батису я рассказала, откуда появляются оллфаги. Понаблюдав, мы пришли к выводу, что на наш зов со спутников Гарпии появляются только прирученные крыланы. О чём мы и рассказали Матвею. Он продолжил наши наблюдения и обнаружил один нюанс: прирученными являются те оллфаги, чью кладку человек держал в руках хотя бы некоторое время.

В общем, Иорданцу пришлось создавать школу энергогностиков, основная цель которой — дать каждому человеку пару ручных оллфагов.

Легче всего восприняли обучение дети. Первым попробовал Денис. Направляемый Батисом, он быстро научился оллфаговому восприятию. А вот Ларса пришлось буквально выдирать из сознания крыланов: малышу было уютнее в образе стремительной птицы, нежели ступать по грешной земле Персея, полной опасностей. Не действовали никакие уговоры, и, скорее всего, мальчика потеряли бы, если б Иорданец не предложил патрулям взять Ларса в очередную вылазку по Андромеде. Малыш прочувствовал, каково это — быть охотником и спасителем, тем более Саймон каждый раз встречал Ларса после патрулирования и подробно расспрашивал его обо всём.

Мы привезли в Колесо старика Иллариона и молодую семью; нашли девятерых человек, осмелившихся написать на стене дома о себе; перевезли из Подземья людей, собранных Дирком, а также ищем других.

Новая Андромеда начинается с Колеса. Работы много. Каждый день мы убиваем стаи теней и чумовиков. Не далее как вчера Дирк снова попробовал поднять аэротакси. Машина взлетела уже на двенадцать метров от земли. Снова подтвердилась зависимость высоты от количества чумовиков. Как и связи: мы слышим друг друга по личной связи уже метрах в тридцати.

Надеюсь, через месяц наш космошлюп прорвётся к катеру на орбите. А если пилоты катера, не дождавшись ни связи с нами, ни нас самих, уйдут, — не страшно: в ангарах космопорта мы нашли три посудины, модель которых почти соответствует военному кораблю, способному пройти нужное расстояние до следующей населённой планеты.

Редко кто из жителей Андромеды мечтает улететь с планеты. Таких наберётся, наверное, с десяток, не больше. Мы с Ником — среди них. Ведь у нас есть дом и дети. Мы взахлёб говорим о будущем — и счастливы.