ГЛАВА 11

Я еле дождалась утра. Мысли щетинились в голове, как иголки в мозгах Страшилы Мудрого. Мы с Гошей тихонько выскользнули из дома и первым делом убрали лестницу, которая валялась под окном светелки.

Гоша опять проголодался и потянул меня к летней кухне, дверь в которую была уже распахнута. Однако, не доходя до избы, он поджал хвост, и устремился обратно в дом. Мы вбежали в боковую дверь. Мой храбрый терьер забился под лестницу, а во мне опять пробудился червь любопытства, и я выглянула в щелочку.

Из дверей кухни вышел Снежный человек и вперевалочку побрел в сторону мельницы.

― Вылезай, подлый трус! ― схватила я дрожащего Гошу и помчалась к избе.

Сердце сжималось от дурного предчувствия.

― Дядя Осип, вы живы? ― влетела я в дом.

― А как же? ― удивленно вскинул он голову.

Дядя Осип сидел за столом и рассматривал что-то у себя на ладони.

― Кто сейчас вышел из кухни? Кто это был?

― А-а, это убогий паренек. Немой он и слегка ущербный. Но парень смирный, мухи не обидит. Он иногда приходит утром. Я его кормлю... Гляди-ка, что он мне принес!

На ладони у него лежали штук пять золотых самородков. Самый крупный был величиной с юбилейный рубль.

― Раньше он со мной речными камушками расплачивался, а сегодня вот чем порадовал. Что скажешь, Лиза?

― Золото находят в местах геологических разломов, а у нас тут равнина. Где он мог его найти?

― В прежние времена здесь были глухие места, разбойники пошаливали, караваны купцов грабили. Может, он какую схоронку откопал?

― Дядя Осип, а давно он к вам столоваться ходит?

― Недели две-три, но не часто... Я его как-то с отцом Митрофанием видел около водяной мельницы. Тот, должно быть, его тоже подкармливает. Божий человек как-никак... Надо будет Эмме Францевне сказать. На ее земле клад нашелся, значит, ей принадлежит.

Мы поговорили о возвращении Гоши из самоволки и списали на его счет ночной переполох. Дядя Осип посетовал, что давно не приезжал Галицкий. Он обычно привозит запасы провизии. Агар-агар уже на исходе. Мы с Гошей съели по двойной порции геркулеса и яиц а-ля Пашот и откланялись.

В светелку я вернулась вовремя. У двери стояла Глаша в недвусмысленной позе, приложив ухо к замочной скважине.

― Глаша, что вы тут делаете?

― Там кто-то дышит, ― оторвалась она от интересного дела.

― Кто ж там может дышать?

― Не знаю... Барыня вас к чаю звала.

Я подождала, пока она скроется из виду, и отперла дверь. Федор спал сном младенца.

― Вставай, соня. Все царствие небесное проспишь!

Он открыл глаза и схватился за макушку.

― О, черт! Чем ты меня вчера опоила?

― Так... Ядику немного, беладоны там, цианистого калия, мышьяка... А что, подействовало?

― Не смешно! ― простонал он и впал в задумчивость.

Я опять исполнила роль сестры милосердия и дотащила Федора до его королевских покоев.

У самой двери он выпал из ступора и сказал:

― Лиза, у меня такое чувство, что ночью...

― Что такое? ― невинно поинтересовалась я.

― Нет, ничего... Ерунда всякая... Приснится же такое... ― и опять впал в задумчивость.

Я поспешила в малую столовую, где меня уже ждала Эмма Францевна в окружении зеленого муара и кузнецовского фарфора. Она, как всегда, была свежа, подтянута и аккуратно причесана.

― Садись, милая. Тебе чай или кофе? Не стесняйся.

Я налила себе кофе, добавила сахар и сливки и приготовилась слушать.

― Я должна извиниться перед тобой, Лиза. Вчера мне не удалось предупредить тебя, что Владимир приедет к нам с визитом. Ты целый день где-то пропадала. Но ты меня не подвела. Умница, ты хорошо справилась со своей ролью. Думаю, настоящая Лиза так бы не смогла сымпровизировать.

― Какие отношения были у Лизы и Владимира?

― Обыкновенные. Она влюбилась в него, как кошка, а он поиграл с ней и бросил. Лиза очень переживала. Она была девушка впечатлительная, сентиментальная и молчаливая. Все в себе держала. Год прошел, я уж думала, она его забыла. Но месяца два назад Лиза совсем замкнулась. От переживаний у нее появился нездоровый аппетит, и она располнела до неузнаваемости. А кончилось все очень печально: бедная Лиза наложила на себя руки. Письмо оставила, мол, прошу никого не винить в моей смерти и так далее...

― Как?! Вы же говорили, что она сбежала с каким-то проходимцем!

― Ах, мне не хотелось тебя пугать. Знаешь, суеверия разные... Ты, ведь, в ее комнате живешь.

― Так Влад не знает, что Лиза умерла?

― Нет, конечно. Я ему сказала, что ты сделала пластическую операцию. Он поверил. Мужчины готовы поверить всему, если думают, что это ради них... А медицина сейчас чудеса делает: из мужчины ― женщину, из женщины ― мужчину... Прости, Господи!.. Да... Единственный вопрос: почему он вспомнил про нее? Зачем возобновил знакомство? В этом ты мне должна помочь. Я очень надеюсь на твою помощь... Ах, Владимир так похож на моего третьего... или четвертого... мужа. Так же красив и чертовски обаятелен... Григорий был авиатором. Носил белый шелковый шарф, очки-консервы и перчатки с крагами. Бедняга, он погиб в 1936 году под небом Испании. Но мы к тому времени уже развелись... Ну, да это лирическое отступление... Пожалуй, подошло время и мне тебя порадовать. Сходи, милая, в мой будуар, да посмотри за ширмочкой, на столе. Там лежит лист бумаги, писаный от руки. Принеси его, пожалуйста.

Я послушно пошла в будуар и заглянула за ширмочку.

В алькове был устроен самый настоящий, современный офис, с компьютером, принтером, факсом и еще какими-то приспособлениями, о назначении которых я не догадалась. Не удивлюсь, если за другой ширмочкой я обнаружу телевизор или навигационную систему управления небольшой баллистической ракетой.

Стараясь ни до чего не дотрагиваться, я схватила лист рукописной бумаги, и вернулась к своей чашке кофе.

― Ну-с, как тебе мой сюрприз?

Я углубилась в чтение бумаги. Это было завещание, согласно которому Глаша получала щедрую пожизненную ренту; дядя Осип ― ресторан «Националь» с гостиницей в частную собственность; церковь имени великомученика Авеля - дароносицу XVI века; Аркадий Борисович уникальное издание 1795 г. «Гадания и пасьянсы. Секреты хиромантов»; Галицкий ― очень крупную сумму денег на приобретение частной сыскной конторы; Ариадна ― коллекцию фермуаров; а вся остальная движимость и недвижимость отходила Климовой Елизавете Петровне.

Я вернулась в светелку и пригорюнилась.

Какая мне корысть от завещания? Никакой. Не буду я Елизаветой Петровной! Не хочу!

Заявлю в милицию об утере паспорта, похожу по инстанциям и получу новый документ без искажения моего возраста. Ну, их, все эти тайны, пароли, золотые самородки... Устала!

Но, все-таки, интересно, где Божий человек нашел золото? Если за еловым лесом, то тогда понятен интерес отца Митрофания к тому участку земли. И вовсе не скит отшельника он хочет там поставить, а добывать золотишко промышленным путем. Ай да, батюшка, а помыслы-то у него ― от лукавого! Молодец Ариадна, раскусила его пиратскую натуру! Не иначе, как вычитал он у монаха Авеля упоминание о каком-нибудь кладе или месторождении золота в этих местах, и примчался, якобы, церковь возрождать, а сам Божьего человека пристроил в лесу, и использует его как рабскую силу... А, ведь, Гоша у убогого паренька в плену побывал, не зря он его так испугался... И побывал он в том месте, где паренек самородки собирает. В шалаше у омута Божий человек один был. Гоша бы нас учуял и голос подал... Хоть бы одним глазком взглянуть, где золото лежит!..

Нет-нет-нет! Никаких экспедиций за полезными ископаемыми, никакой золотой лихорадки! Оформляю заявление об уходе, забираю честно отработанную зарплату и возвращаюсь к своей серой, но такой понятной и простой жизни!.. Действительно, всех денег не заработаешь... О каких сумасшедших деньгах говорил Влад? Тридцать пять процентов ― это много или мало?

Я вскочила с кресла. Надо убедить Владимира, что он попал не в ту комнату, и на кровати спал совсем другой человек. Ну, например, Федор.

Он сидел в своих роскошных апартаментах, по-домашнему уютно устроившись в кресле, и читал газету.

― Ты как себя чувствуешь? Голова прошла? Я тут тебе лекарство принесла, ― скромно потупила я глаза и протянула упаковку «Альказельцер» из собственных запасов.

Федор отложил газету и подозрительно уставился на меня.

― Спасибо, уже лучше.

― Ты где газету взял?

― У дяди Осипа в летней кухне. Галицкий приезжал, продукты привез на пикапе «Скорой помощи». Он сегодня в медбрата играл.

― О, да это же «Столичные ведомости»! Где тут у нас гороскоп? Ага, вот. Весы: «Не забывайте: не все то золото, что блестит. Открытие сделано. Вы на верном пути. Взаимоотношения приобретают устойчивость. Остерегайтесь сжигать мосты».

Я сосредоточилась, стараясь уловить суть пророчества... Ничего не получилось. Ну, и ладно. Приступим к собственному плану.

Внимательно оглядев роскошную мебель карельской березы, восточные ковры и приличную коллекцию китайских ваз, я приветливо улыбнулась Федору.

― А знаешь, мне нравится твоя комната. Но в ней столько восточного, гаремного. Думаю, тебе подошло бы что-нибудь не такое слащавое, более строгое и лаконичное. Так и быть, могу поменяться с тобой светелкой.

― Нет, спасибо. Идея с гаремом мне по душе.

― Федор! Дамам надо уступать. Нельзя быть таким эгоистом. Пожил в гареме, дай другим приобщиться.

― Ну, ладно, ладно, ― понял он, что я просто так от него не отстану.

В несколько ходок мы перетащили наши вещи, и я в порыве благодарности даже чмокнула его в щеку и попросила всем говорить, что переехали мы еще вчера.

Так, первый пункт плана выполнен. Теперь надо уверить Влада, что я не мужчина. Порывшись в своем скудном гардеробе, я облачилась в нескромные шорты и топ, который представлял собой трикотажную полоску ткани на двух бретельках. То есть, все, что надо, было подчеркнуто, а остальное откровенно выпирало наружу. Пусть теперь попробует заявить, что я мужчина!

По моим подсчетам, Влад жил в бамбуковой комнате со шкурой бенгальского тигра на полу. В комнате было тихо, я несколько раз постучала, никто не ответил, дверь была заперта.

― Уехал он, ― прочирикала Глаша, неслышно подкравшись в своих чувяках. ― Утром сел в машину и укатил. Но к вечеру, сказал, вернется.

Глаша похромала дальше, а я расстроилась. Ну, как мне теперь выяснить, что такое пароль, кому его говорить и о какой сумме шла речь?

Я побрела в светелку. Вошла в нее и остолбенела, узрев Федора на своей девичьей кроватке. Он развалился, как у себя дома и мучился над кроссвордом.

― Ты что тут делаешь? ― возмутилась я. ― Вот взял моду мять мои подушки.

Он отложил газету, встал и потрогал мой лоб.

― Нет, температура нормальная. Вот уж не думал, что девичья память на практике выглядит склерозом. Мы только что поменялись комнатами. Ну, вспомнила?

Я хлопнула себя по лбу и потащилась к двери, но, взявшись за ручку, остановилась.

― Федор, какие ассоциации у тебя вызывает слово «пароль»?

― Пароль ― отзыв, «Сезам, откройся», «Здесь продается славянский шкаф?», ввод кода для доступа в компьютерную программу. А что?

― Нет, ничего, ― потянула я на себя дверь.

― Э-э, нет. Сядь, давай, все по порядку. Хватит ерундой заниматься, в конспираторов играть, Лиза, или как тебя там?

Он захлопнул дверь и прислонился к ней, сложив на груди руки. Я похватала ртом воздух и плюхнулась в кресло.

― Ты откуда знаешь, что я не Лиза?

― А кто только что читал гороскоп для Весов? У Лизы день рождения в декабре. А, кроме того, я знаком с настоящей Елизаветой Петровной.

― Как? Так это с тобой она сбежала, ограбив бабушку, а потом поссорилась и наложила на себя руки?.. Боже! Она вовсе не покончила с собой! Как же я раньше не догадалась! Это ты ее убил и закопал в орешнике, а теперь тебя потянуло на место преступления... А-а-а! завопила я и приготовилась сигануть в окно, спасаясь от душегубца.

― О, Господи! Прекрати орать. Я никого не убивал! Сядь. Замолчи, а то поцелую.

Я вернулась в кресло, прихватив подушку для самозащиты. Федор походил по светелке: два шага в одну сторону, два ― в другую.

― Как тебя зовут?

― Полина.

― Красивое имя... Какую бабушку ограбила Лиза?

― Мою бабушку ― Эмму Францевну.

И сама не зная как, я рассказала ему и про визит Галицкого, и про просьбу Эммы Францевны взять имя Лизы, и про подмену паспорта, и про пластическую операцию, диету и загадочную смерть настоящей Лизы. Под конец я совсем расстроилась, так мне стало жаль непутевую Лизавету, а заодно и себя. Сердобольный Федор принес мне рулон туалетной бумаги, и я извела половину, используя в качестве носовых платков.

― А ты откуда Лизу знаешь? У тебя с ней какие отношения?

― Никаких у меня с ней отношений. Соседи по даче. Мы с ней с детства знакомы. Потом выросли, лет десять не виделись. А месяца два назад она мне позвонила. Лиза ― девушка впечатлительная, поэтому, когда она сказала, что ей грозит смертельная опасность, я не поверил. Она просила приехать в Трофимовку и спасти ее... Ну, у меня тоже свои дела, работа, то да се. Пока отпуск оформил... В общем, приехал сюда, а здесь ты.

― Скажи, Федор, мы с ней похожи?

― Точно не знаю, мы столько лет не виделись... Вы с ней роста одного, но она попухлее будет, голос похож. Может, еще в глазах что-то общее ― херувимная беззащитность... Многие мужики от этого дуреют, им хочется быть сильными, храбрыми и благородными, ― и он посмотрел на меня, как на личного врага.

Вот те раз! Я думала, что выгляжу уверенной в себе, независимой эмансипе, а тут выясняется, что все это самообман. Я обиделась.

― Ладно, некогда мне с тобой разговаривать, ― и направилась к двери.

― Э-э, нет. Так дело не пойдет. Выкладывай, что там с паролем, подпер он дверь плечом.

― Ничего особенного. Эмма Францевна придумала новый пасьянс и ищет ему название. «Пароль» ― звучит интригующе, ― отодвинула я его от дверного проема и направилась к себе, репетировать перед зеркалом взгляд скучающего циника и выражение лица «эмансипированная женщина на свободном выпасе».

Гоша валялся на восточном ковре и мусолил резиновый мяч.

― Хватит бездельничать. Приступаем к выполнению плана «Б».

Гоша обрадовался, бросил игрушку и с готовностью уселся около двери. Я переоделась в сарафан, повязала на голову скромный платочек и вернула глазам выражение беззащитности.

Летний день полыхал зноем, трелями кузнечиков и ароматами трав. Мы, не спеша, прогулялись до Трофимовки. По пути помахали рукой и хвостом дяде Осипу, который отдыхал в тени яблони. В деревне нам попался на глаза только один абориген. Он спал под забором, прикрыв лицо кепочкой.

В церкви было сумрачно, прохладно и тихо. Вначале мне показалось, что внутри никого нет. Однако возле конторки, где продавались свечи, и стояла кружка для сбора пожертвований на ремонт храма, шевельнулась тень.

― Здравствуй, дщерь моя, ― окатил меня баритоном отец Митрофаний. Рад видеть тебя, Лиза. Ты по делу зашла или просто так?

― Э-э, заинтересовал меня вот какой вопрос, батюшка. Вы рассказывали, что у монаха Авеля осталось от неудачного брака три сына. Не знаете ли вы их судьбы? Может быть, им передался дар предвидения?

― Хм-м, ― поправил он очки в модной оправе. ― Действительно, интересно... Нет, я про его потомков ничего не знаю. А если б передался его дар по наследству, мы бы, я думаю, услышали об этом из летописей или мемуарной литературы.

― А верно ли, что монах Авель мог указать россыпи драгоценных камней? Или он специализировался только на воде и месторождениях металлов?

― У Авеля есть предсказания нескольких месторождений малахита в Уральских горах. Их до революции Демидовы и Савва Морозов разрабатывали. Несколько кладов отыскал святой человек и передал их государству для богоугодного дела: обустройства домов для престарелых и инвалидов.

― А как насчет серебра, платины и золота? ― не сдавалась я.

― Нет, такого не припоминаю.

Отец Митрофаний повернулся к конторке, показывая, что мое детское любопытство ему уже надоело.

― А хорошо было бы найти месторождение золота, как монах Авель. Он был святой человек, мученик, убогий, юродивый, божий человек, отшельник, скит, черный омут... ― несла я все, что приходило в голову и могло выглядеть как пароль. ― ... самородки, золотой песок, желтый дьявол, голубые незабудки, орешник...

Батюшка, видимо, заподозрил у меня помешательство, так как отпрянул и испуганно воззрился на меня. Потом побледнел, взял в руки библию в серебряном окладе и шагнул ко мне.

― ... еловый лес, Бездонка, камыши, водяная мельница... ― не могла я остановиться.

Отец Митрофаний поднял библию и шагнул еще ближе. Я отступила, продолжая нести полную ахинею.

― ... царица египетская, пасьянс, хромая юбка, лето в Лонжюмо, сгоревшая сосна...

Святой отец широко раскрыл глаза и сделал еще один шаг.

― Как у вас тут прохладно! ― прогромыхал под сводами церкви голос Федора.

Я замолчала, а отец Митрофаний опустил руку с библией. По его виску стекала струйка пота.

― Елизавета Петровна, вас Эмма Францевна хотят видеть. Зовут-с.

Федор взял меня за руку и потащил на свет. В голове у меня что-то звенело и побулькивало. Окружающая среда воспринималась с трудом. В молчании мы дошли до моста, и я только тут смогла спросить:

― Ты как меня нашел?

― Дядя Осип подсказал, что вы с Гошей в Трофимовку пошли.

― Зачем Эмма Францевна меня зовет?

― Уже не зовет.

― Ты выдумал про Эмму Францевну? Зачем же ты меня увел?

― Ну, я, конечно, мог подождать, пока он тебя убьет.

― Как убьет?!

― А ты думала, отец Митрофаний собрался тебя благословить увесистой библией?

Ноги у меня подкосились, и я села прямо в придорожную траву. Гоша тут же пристроился рядом. Федор возвышался надо мной Александрийским маяком, и что-то мне подсказывало, что настроение у него не очень хорошее, а скорее наоборот ― сердитое.

― Ну, доигралась? Что ты ему такое сказала, что он готов был прямо в храме нарушить главную заповедь?

― Э-э, я всего лишь назвала ему несколько слов, которые могли быть паролем.

― Полина!!! ― сжал он кулаки.

― Ш-ш-ш, ― оглянулась я по сторонам. ― Не забывай, я работаю здесь Лизой.

Федор опустился рядом и заглянул мне в лицо.

― Девочка моя, дело серьезное. Говори, что там с паролем?

― Недавно отец Митрофаний просил Эмму Францевну продать ему кусок земли за еловым лесом. Она ему отказала. Дядя Осип видел убогого паренька вместе с батюшкой у водяной мельницы. Божий человек завтракает у нас в летней кухне и расплачивается золотыми самородками. Гоша признал в нем своего похитителя. Откуда Влад знает про золото, и почему просил узнать пароль, я еще не знаю. Вот. Все.

Федор жевал травинку и сосредоточенно смотрел вдаль.

― Слушай меня внимательно: я не могу ходить за тобой по пятам и спасать от несчастных случаев. Обещай, что не полезешь больше ни в какие передряги, а?

― Что ты, Федор, я такая трусиха. Я никуда не лезу. Оно само, подняла я на него честные глаза. ― Просто так получается... Знал бы, где упал, соломку подстелил.

Пахло старой соломой, сырой землей, плесенью и тем особым запахом, которым пропитана тайна.

Рано или поздно все тайное становится явным. Открываются запоры, спадает пелена тумана, солнечный луч проникает туда, где раньше царила тьма. Ключ поворачивается в замочной скважине, скрипят заржавевшие петли двери, прогнившие ступени лестницы трещат под тяжелыми шагами, свет озаряет скользкие стены, черные пауки разбегаются в щели, тайна отступает и прячется в кротовой норе.

Но что это?! Волшебная пещера Али-Бабы или мираж, колдовство, зазеркалье? Кто знает?..

Загрузка...