Не говори мне о любви

1

– Не угодно ли дамам еще чаю?

Судорожно вцепившись обеими ручками в синий чайник, Эмма вопросительно оглядела сидевших за столом гостей. Мэгги, двоюродная бабушка Эммы, с доброй улыбкой наблюдала за стараниями внучки соблюсти этикет. Еще три «гостьи» с треугольными мордочками и в кукольных кружевных шляпках явно выражали свое неудовольствие, и Эмма ни секунды не сомневалась, что Бетси, Арабелла и Кларисса, любимые кошки Мэгги, умчались бы куда подальше, будь на то их воля.

– Спасибо, дорогая. Это было бы чудесно, – ответила за них Мэгги. – Правда, мне кажется, другим твоим гостьям хочется, чтобы ты налила им немножко больше молока и немножко меньше чая.

Уверенно шагая в туфельках на высоких тонких каблучках, Эмма обогнула стол и склонилась над крошечной фарфоровой чашкой Мэгги.

– Не могут же они пить одно молоко, – заявила она, тряхнув кудряшками цвета меди.

Большая соломенная шляпа съехала ей на глаза, и она с досадой попыталась локтем водворить ее на место, но безуспешно. Тогда Мэгги забрала у нее чайник и поставила на стол, ласково улыбнувшись внучке.

– Мисс Тейлор, позвольте сообщить вам, что вы выглядите потрясающе.

– Благодарю вас, – с важностью проговорила Эмма и, упершись подбородком в грудь, принялась уже не в первый раз восхищенно разглядывать белое платье, которое Мэгги торжественно достала из огромного сундука и надела на нее, заколов множеством булавок и затянув поясом, чтобы оно не висело на малышке мешком.

Немного погодя Мэгги взяла Эмму за руку, и они долго с нежностью смотрели друг на друга. Пусть одной было семь, а другой шестьдесят, разница в возрасте не имела никакого значения, потому что души у них были родственные.

– Ты правда прелестна, – сказала наконец Мэгги. – Когда-нибудь явится прекрасный принц и украдет твое сердце.

– Я не знаю никакого прекрасного принца. – Эмма вздернула подбородок и недоверчиво прищурилась.

– Ничего, зато ты, наверное, знаешь немало красивых мальчиков. Они вырастут и станут настоящими принцами.

Девочка сморщила носик.

– И Сэм Янг, с которым я учусь, тоже? Он жует с открытым ртом. Ой! А у тебя был прекрасный принц? – У Эммы от любопытства округлились глаза.

– Был, – с грустью ответила Мэгги.

– И где же он? Почему его нет тут?

– К сожалению, я сделала глупость и его увела другая принцесса.

Эмма неодобрительно покачала головой.

– Она нехорошо поступила. Ты должна была отобрать его обратно.

– Это оказалось невозможным.

Глаза Мэгги затуманились от нахлынувших воспоминаний, и Эмма, не в силах вынести печального вида бабушки, отвернулась.

Заметив растерянность внучки, Мэгги ободряюще ей улыбнулась и ласково сказала:

– Вот ты вырастешь, и я помогу тебе отыскать твоего принца. Только, пожалуйста, будь умницей, когда встретишься с ним.

– А если он наделает глупостей?

– Тогда дай ему знать, что не потерпишь никаких дурачеств.

Эмма не все понимала в словах Мэгги, однако ей это даже нравилось – чем непонятнее, тем лучше.

Бетси, Арабелла и Кларисса, которым до смерти надоели их креслица, вскочили на стол и устремились к молочнику.

Испугавшись, Эмма схватила чайник, но не смогла удержать его, немного горячей воды вылилось на Клариссу. Испуганная кошка истошно мяукнула и бросилась в сторону, по пути опрокинув сахарницу. Оказавшись на полу, она принялась отчаянными усилиями избавляться от шляпки, которая закрыла ей глаза.

Бетси и Арабелла немедленно последовали за Клариссой, опрокидывая все, что было на столе. Они носились по комнате, заскакивали в кукольный домик, под кровать, на кресло, в сундук с игрушками.

Эмма захлопала в ладошки и издала радостный крик, от которого старомодная шляпа подпрыгнула у нее на голове. Мэгги встала со стула и открыла дверь. Все три невоспитанные «гостьи» устремились к лестнице.

Оглядев стол и покачав головой, она повернулась к своей все еще хихикающей внучатой племяннице.

– Дорогая мисс Тейлор, ваш прием, по-видимому, подошел к концу?

Эмма подхватила юбку и изобразила неуклюжий реверанс.

– О, мисс Годвин, я вам так благодарна за то, что вы навестили меня. Однако в следующий раз, думаю, вам лучше прийти без подружек, – добавила она, строго посмотрев на пожилую даму.

– Да уж, манеры у них не очень… – Мэгги притворно вздохнула и, округлив глаза, пожала плечами. Затем прижала к себе Эмму, и они обе расхохотались, довольные собой.

Эмма Тейлор вздохнула и попыталась избавиться от нахлынувших воспоминаний.

– Как жалко, тетя Мэгги, что такое больше никогда не повторится, – прошептала она.

Девушка оглядела тихое кладбище. Стояла вторая половина лета с ее удушающей жарой и застывшими в воздухе жужжащими насекомыми.

Крепкий запах роз и настурций щекотал Эмме нос, и она достала маленький кружевной платочек, чтобы вытереть появившиеся слезы.

– Все было бы не так, если бы ты была откровенна со мной последние два года. Ну почему ты не написала мне, что больна? Я бы прилетела первым же самолетом.

Ответа она, естественно, не получила.

Эмма поглядела на кучу земли, укрытую зеленым армейским брезентом, потом на могилу, портившую совершенный вид еще совсем недавно нетронутой лужайки.

Подбородок вновь задрожал, на глаза навернулись слезы, и заныло сердце. Она даже не пыталась остановить грозивший прорваться поток, наоборот, едва ли не обрадовалась, когда он хлынул. Платок уже давно стал абсолютно мокрым, но она все равно прикладывала его то к глазам, то к щекам.

– Помнишь, это ты учила меня всегда носить в сумочке платок? – проговорила она, и снова из ее золотистых глаз полились слезы. – Не так уж легко было стать той воспитанной леди, которая всегда носит с собой визитные карточки и переодевается к обеду, но я очень старалась. И платок у меня всегда с собой. – Улыбка коснулась ее мокрых от слез губ. – Ах, тетя Мэгги, я люблю тебя, и мне будет очень тебя не хватать. Ты ведь помнишь Дэниела, правда? Мы хотели бы пожениться. Жаль, что ты нас не увидишь. Знаю, знаю. Я нарушила одно из твоих незыблемых правил – не плакать о том, чего нельзя изменить, – но ты постарайся меня понять.

За спиной Эммы в тени ивы двое рабочих ждали, когда им можно будет закончить с могилой, и, зная, как бы Мэгги не понравилось, что она заставляет их даром терять время, девушка повернулась и зашагала прочь.

Каждый шаг давался ей с большим трудом, тем не менее она заставляла себя ставить одну ногу впереди другой, как учила ее Мэгги, и потихоньку приходила в себя. Она еще несколько раз судорожно вздохнула и поправила поясок желтого летнего платья. Мэгги оставила точные указания насчет своих похорон, категорически запретив кому бы то ни было облачаться в черное, и Эмма охотно подчинилась ее желанию, не став исключением в толпе пришедших проводить достойную даму в последний путь.

Эмма не воспользовалась лимузином с шофером. Ей хотелось несколько минут побыть в одиночестве, поскольку она прилетела прямо на похороны и еще ни минуты не оставалась наедине сама с собой и своими мыслями.

Она отошла подальше к ивам и оттуда обозрела ухоженную лужайку, а потом еще раз остановила взгляд на свежей могиле. В следующий раз, когда она приедет сюда, здесь будет уже стела из серого мрамора с силуэтами кошек поверху, которые сопровождали Мэгги в течение всей жизни и которые после смерти станут охранять ее покой. Еще на стеле будет выбито имя Мэгги, даты ее рождения и смерти и эпитафия: «Жизнь для живых… Живите».

Все это ей было известно, потому что стела, заказанная много лет назад, стояла у Мэгги в гараже. Когда Эмма в первый раз увидела ее, она пришла в ужас от мысли, что бабушка может умереть, как все. Но та только улыбнулась.

– Крошка, умрет лишь мое тело, – сказала она, погладив девочку по худенькому плечику. – А я всегда буду жить здесь.

Сейчас, вспомнив это, Эмма даже не заметила, как улыбнулась. Она оттянула воротничок, чтобы воздух немного остудил ее пылающую шею. Здесь было не так жарко, как в Сенегале, откуда она прилетела, но так же влажно. Хорошо еще, что она коротко стрижет свои огненно-рыжие кудри. И все-таки пора в тень…

Эмма решила отправиться за чемоданом, который оставила на автобусной остановке, и попытаться снять комнату в единственном на всю округу мотеле Уэбстера. Она шла, погруженная в собственные мысли, и, когда из-за разросшейся магнолии вышел мужчина и преградил ей дорогу, она вскрикнула от испуга.

– Не очень-то вы спешили, – холодно произнес он, так что Эмма даже поежилась и пристально посмотрела на него.

– Простите?

– Вы должны были прилететь хотя бы на несколько дней раньше, не говоря уже о неделях.

Эмма растерялась, но не позволила себе расслабиться и тотчас взяла себя в руки. Она привыкла прямо смотреть в глаза любой опасности, ведь она была старшей из шестерых детей, к тому же ей пришлось многому научиться, работая ответственным секретарем департамента иностранных дел.

Однако стоявший перед ней мужчина и не думал отступать. И Эмма продолжала внимательно изучать его. Длинный нос, твердая линия рта, задиристо вздернутый подбородок, глубоко посаженные холодные серые глаза, хмуро смотревшие на нее из-под черных бровей. Длинные ресницы, как ни странно, смягчали суровое выражение его лица.

Наконец она отвела глаза и попыталась вспомнить, кто бы это мог быть.

– Вы ничего не хотите сказать? – приблизившись к ней, прорычал мужчина.

Высокий и крепкий, он стоял совсем рядом, так что Эмма вполне могла бы испугаться, но она не сдвинулась с места. Про себя она порадовалась, что тоже высокого роста, почти под стать ему.

– Вы меня, по-видимому, знаете, – спокойно проговорила она. – А вот…

– Еще бы не знать! – огрызнулся мужчина. – Вы племянница Мэгги. – Он всплеснул руками и еще выше вздернул подбородок. – Ваши фотографии развешаны по всему ее дому.

Опустив глаза, Эмма заметила, как он нервно сжимает и разжимает кулаки.

– А вы?.. – терпеливо выслушав его, спросила она.

– Брент Форрест.

Сосед Мэгги! Так, значит, именно этого мужчину с волевым лицом бабушка называла «замечательным молодым человеком».

– Мистер Форрест. – Она кивнула, ничем не выдавая своих чувств.

Ей не в первый раз приходилось скрывать их, и она давно научилась делать это почти автоматически. Это стало частью ее личности так же, как и ее манеры.

– Вы не ответили на мой вопрос?

– Не сейчас, мистер Форрест. – Эмма тряхнула головой.

– Нет, сейчас, – сквозь зубы прошипел он, не сводя с нее обвиняющих глаз. – Я хочу знать, почему вы не нашли времени приехать к вашей тетке. Она все время только и говорила о вас. Мечтала увидеться с вами. Как же она вас ждала! Каждую минуту!

Эмма открыла рот. На мгновение кровь отхлынула от ее лица, так что на нем выступили веснушки, схожие с коричневыми пятнышками на белом мраморе.

– Я была в Сенегале. Это в Западной Африке, на другом краю света! – едва сдерживаясь, проговорила она.

– У вас что, не бывает отпуска?

– Бывает. Я как раз хотела повидаться с ней, но так получилось…

Он прищурился.

– Что получилось? Пришло приглашение заманчивее?

Эмма судорожно вцепилась побелевшими пальцами в сумочку.

– Я не обязана перед вами отчитываться. Мы ведь с вами не знакомы.

– Зато я с вами знаком, – не отступал он. – И даже очень хорошо.

– Вы, вы… – Ярость охватила Эмму, и ей никак не удавалось взять себя в руки. – Бесчувственный истукан! Я только что ее похоронила. Я любила Мэгги.

– И я ее любил. Она была моим лучшим другом. – Он так искренне произнес это, что ярость уступила место любопытству.

Она внимательно посмотрела на него, не обманывает ли он, и стала рыться в памяти, словно заново перечитывая письма Мэгги и ища в них информацию о Бренте Форресте.

«Знаешь, дорогая, он зол на весь мир, ведь ему пришлось столько пережить! А всего-то и надо, что немного сочувствия и понимания».

Пожалуй, ему сейчас больше всего нужен намордник, так, по крайней мере, подумала Эмма.

Трудно поверить, что ее нежная чувствительная бабушка дружила с таким человеком. Однако Эмма не могла не признать, что он искренне огорчен ее смертью. Лицо у него было печальным и измученным.

– Я понимаю, как вам тяжело… – заговорила она, решив утешить его.

– Еще не хватало, чтобы вы меня пожалели! – Он отступил на шаг и сложил руки на груди. – Я знаю, почему вы опоздали, даже чуть не пропустили похороны.

– Произошла путаница… – Она замолчала. – Я вовсе не обязана перед вами отчитываться, – повторила она, вздергивая подбородок. – Послушайте, почему бы вам не убраться с моей дороги?

Она невольно оглядела его. Голова откинута назад, плечи расправлены – любой король мог бы позавидовать такой осанке. Эмма вновь решила обойти его, и на этот раз он не стал загораживать ей тропинку.

Девушка убеждала себя, что не из-за чего расстраиваться. И все-таки жаль, что он столь грубо обошелся с ней. Ей так хотелось поговорить о Мэгги. Но нет, только не с ним.

– Дурак, – пробормотала она чуть слышно, быстро удаляясь от него.

Она не оглядывалась, хотя слышала позади себя его шаги. Ну почему ему надо идти за мной? – с досадой подумала Эмма.

Теперь Эмма не сомневалась, что он был одним из многих людей, которым Мэгги помогала всю свою жизнь. Ее старой родственнице не раз удавалось вселить бодрость в тех, кто уже отчаялся и давно разочаровался в жизни.

Грустно покачав головой, Эмма остановилась на углу и оглядела сонную главную улицу Уэбстера. Кладбище располагалось на южной окраине города рядом с белой церковью, построенной еще – это она знала точно – в пятидесятых годах прошлого столетия. Главная улица тянулась между усеянными коттеджами холмами и в нескольких милях от города вливалась в большую дорогу.

С тех пор как Эмма еще ребенком проводила здесь летние месяцы, Уэбстер не изменился. Он располагался на одном из плато в Южной Каролине. В нем по-прежнему витал дух благочинности и неуклонная вера в незыблемость традиций. На городской площади до сих пор летом устраивали танцы и концерты, великолепные ярмарки и праздники цветов!

Эмма улыбнулась, вспомнив, как ей в первый раз разрешили пожить у Мэгги. Теперь-то она понимает, что ее матери и отчиму хотелось провести медовый месяц без любопытных глаз семилетней девчонки. Однако за первым разом последовали другие. В Уэбстере она завела себе друзей и вообще чувствовала себя здесь как дома, тем более что отчим работал в нефтяной компании и семье частенько приходилось переезжать с места на место, нигде не задерживаясь подолгу.

Эмма перешла через дорогу и направилась к автобусной остановке. Она поймала себя на том, что вежливо кивает встречным, не понимая, как ей удается вести себя так, словно ничего не произошло. Еще ей было обидно, что все кругом не усматривали в этом страшном для нее дне ничего особенного, обычный будний день с его заботами и хлопотами, работают магазины и жизнь идет своим чередом. Эмма сжала зубы.

Вспоминая о том, как люди уважали ее бабушку, Эмма вдруг подумала о Форресте. Странно все-таки, что Мэгги называла его лучшим другом. Надо бы спросить, не опасно ли выпускать на улицы города подобных типов. Наверняка преподобный Джонсон все о нем знает.

Эмма нахмурилась. По крайней мере, одно хорошо: он вывел ее из стрессового состояния, в котором она пребывала все время после звонка матери.

Брат два дня помогал Эмме перевозить вещи в ее новую квартиру в Вашингтоне, где пока не был подключен телефон. Девушка уже предвкушала покой, о котором мечтала, прожив две недели в фамильном доме, откуда еще не разбежались все ее сестры и братья в возрасте от десяти до восемнадцати. В доме на Аляске вечно все было вверх дном, и, хотя это счастье – со всеми повидаться и немножко понежиться в атмосфере любви и доброжелательности, все же остаться одной тоже неплохо.

Она все спланировала: сначала переедет в новую квартиру, потом навестит тетю Мэгги, а уж после этого приступит к новой работе в министерстве.

Однако матери как-то удалось разыскать ее через нового шефа, который и передал ей печальное сообщение. Эмма ощутила, как по спине у нее вновь поползли мурашки.

– Нет, Мэгги, ты должна была подождать, – простонала она, чувствуя, как на нее снова накатывается волна отчаяния. Эмма провела по лбу тыльной стороной ладони.

Шагая по раскаленной бетонке под убийственно жаркими лучами солнца, она не замечала ничего кругом, как вдруг услышала шум мотора и оглянулась. Рядом, не опережая ее, ехал старый пикап, и из окошка выглядывал Брент Форрест.

Эмма гордо вздернула подбородок и зашагала быстрее, чувствуя, как юбка бьется о ее ноги.

– Эмма, мне надо с вами поговорить! – громко произнес он, стараясь перекричать шум двигателя.

Брент переключил скорость, и в машине что-то ужасно заскрежетало, словно она, протестуя против грубого обращения с ней, собиралась вот-вот остановиться.

– Мы уже поговорили, – угрюмо отозвалась Эмма.

Она посмотрела на него взглядом, говорившим: «не трать понапрасну время» – и безошибочно действовавшим на чиновников в американских посольствах во Франции и Сенегале. Однако Брент Форрест не обратил внимания на ее взгляд и продолжал ехать с ней рядом, мешая движению машин.

Когда на углу она решила перейти улицу, он остановил машину прямо перед ней. Не сводя с Эммы глаз, Брент открыл дверцу, небрежно махнув рукой, и заполнил собой проем, нагнувшись ей навстречу.

– Залезайте. Я доставлю вас домой. Услышав командирский тон, Эмма уперла руки в бока и почти крикнула:

– Никуда я с вами не поеду! Я знаю, вы огорчены из-за смерти тети Мэгги, но я все равно не позволю вам досаждать мне! Я позову шерифа Роджера!

– Голос у вас громкий, но он уже не шериф и давно уехал во Флориду. – Брент еще больше наклонился вперед, одной рукой придерживая дверцу, а другую положив на спинку сиденья. – Шериф теперь Джонатан Дарк.

– Джонатан Дарк? – Она сморщила нос.

– Правильно.

Эмма в изумлении покачала головой. Если ей двадцать шесть, то Джонатану не намного больше, и, насколько она его помнит, он чем-то очень похож на Брента.

– Оставьте меня в покое, – нервно отмахнулась она.

Брент быстро глянул на дорогу впереди себя, затем внимательно посмотрел на девушку.

– Послушайте, Эмма, нам надо поговорить. – В его глазах появилась настоящая мольба, а голос задрожал. – К тому же я кое-что хочу показать вам в доме Мэгги. Она бы вам сама показала, если бы вы приехали раньше…

Эмма растерялась и одновременно смутилась от происшедшей в нем неожиданной перемены, но все равно покачала головой. Ему во что бы то ни стало надо заставить ее почувствовать свою вину, а ей как раз нужно не показать ему, что она ее уже и так чувствует с той самой минуты, как только услышала о смерти Мэгги. Но Бренту Форресту не обязательно об этом знать.

После минутного колебания она отступила на шаг, сунув сумочку под мышку.

– Нет. Не сейчас.

– Но ведь вы все равно тут стоите, – от возмущения он чуть не чертыхнулся. – Давайте я вас хоть подвезу.

– Нет, – повторила она, встряхивая кудряшками. – Я остановлюсь в мотеле.

– Нет.

Она вскипела от его самоуверенности.

– Нет? – переспросила она, и ее золотистые глаза вспыхнули. – Посмотрим.

– Там черт-те что творится, – резко сказал он, тыча большим пальцем в сторону мотеля. – Муравьи от подвала до чердака. Вы и одну ночь не выдержите.

Эмма устремила на него недовольный взгляд. Жить в доме тети Мэгги, с которым у нее связано столько воспоминаний? Нет, этого она не выдержит. Неожиданно на глаза вновь навернулись слезы, которые она не смогла сдержать. Она отвернулась от Брента и быстро-быстро заморгала, чтобы не дать им пролиться.

Слишком много всего произошло за двадцать четыре часа. Ей надо побыть одной, чтобы как-то привести себя в чувство и примириться с неизбежным.

В одно мгновение Брент выпрыгнул из машины и оказался возле нее, так что ее даже обдало порывом ветерка. Он взял ее за руку и наклонился, чтобы заглянуть в глаза. От его ласкового прикосновения она еще больше растерялась. Потом ей пришло в голову, что он решил переменить тактику, потому что на его лице появилось вполне доброжелательное выражение. В его голосе она даже услышала сочувственные нотки:

– Поехали. Вам надо выбраться из этого пекла. У вас есть чемодан?

Отчасти он помог ей восстановить душевное равновесие, но тут случилось другое: от его заботливого участия ее вдруг охватил трепет. Чтобы не поддаться ему, она вырвала у него свою руку.

– Есть. Я оставила его на автобусной остановке… – И она махнула рукой в том направлении.

Он задумчиво кивнул.

– Сейчас мы заедем за ним, а потом я отвезу вас домой. Ничего. Все образуется, Эмма.

Она постаралась стряхнуть с себя растерянность и одарила его колючим взглядом, досадуя на его вежливый тон и старомодную галантность. Наверняка он понял, что у нее почти не осталось сил и она больше не может держать себя в руках. Как бы то ни было, она опустила голову и провела по лбу тыльной стороной ладони.

– Ладно.

Брент, по-видимому никогда не терявший присутствия духа, помог ей сесть в машину, захлопнул дверцу, и они отправились за чемоданом. На остановке Эмма наблюдала за ним в треснувшее окошко. Не прошло и двух минут, как он вернулся с дорогим кожаным чемоданом, купленным ею в Париже, и небрежно забросил его в машину, так что он оказался рядом с запасным колесом. Недовольно поморщившись, Эмма повернулась и стала смотреть вперед, а Брент уселся за руль.

Он окинул ее быстрым оценивающим взглядом, и она почти автоматически напряглась, готовясь услышать слова упрека, но Брент долго молчал. И Эмма подумала, что он подыскивает соответствующие слова, чтобы выразить ей сочувствие. Для такого мужчины, как Брент, это наверняка нелегко, однако ей тут же вспомнилось, как ласков он был с ней на обочине.

– Ну и что же, мистер Форрест, я сделала плохого или не сделала? – очень тихо, не желая показать, как больно он ранил ее, спросила Эмма.

Брент включил зажигание, нажал на газ и влился в поток машин, проезжавших через Уэбстер. Он было повернул к ней голову, но тут же вновь стал смотреть на дорогу перед собой.

– Прошлая жизнь дает себя знать: меня плохо воспитывали. Вот я и срываюсь.

Эмма подумала, что он скорее объясняет, чем извиняется, и решила не спускать ему.

– Это еще мягко сказано.

Он дернул плечом, давая понять, что хотя и слышит ее слова, но не согласен с ними.

– Вы давно должны были приехать к Мэгги.

Это откровенное признание говорило о том, что Брент как бы проводит демаркационную линию. Помолчав, он глянул на нее прищуренными глазами.

– Что значит «должна»? – словно защищаясь, спросила она, едва удерживаясь, чтобы не пуститься в объяснения.

Однако, заметив, что его внимание приковано к дороге, она прикусила язык.

– Я говорю по праву друга.

– Повторяю, произошла путаница, – начала она тем особым сверхвежливым тоном, которым говорила обычно с соотечественниками, осаждавшими американское посольство зарубежом. – Кто-то сообщил моей матери на Аляску, а она не смогла сразу меня найти.

– Это я звонил вашей матери.

Эмма обратила внимание, как напряглись мышцы на его руках, когда он переключал скорость.

– А… Вот оно что. Спасибо.

Она коротко кивнула и вновь стала смотреть на проносящиеся мимо дубы. Машинально она начала считать их, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Сейчас ей нужно время, чтобы раны затянулись, а уж затем подумать и решить, как быть дальше.

Однако Брент явно не хотел щадить ее.

– Я вам сказал правду. – Он еще раз мельком взглянул на Эмму. – Мэгги была моим лучшим другом.

Эмма в упор посмотрела на него, когда они поворачивали за угол и въезжали на улицу, ведущую прямо к старому дому. Она не понимала, зачем он это сказал: хотел оправдаться? И все же, если это правда, он может рассказать ей о Мэгги все, что она хочет знать. Ей известно только, что Мэгги тихо умерла в своей постели. Правда, жаль, что ей придется получать эту информацию от постороннего ей человека, но, видно, другого выхода нет…

– Она долго болела? – нервно играя замком сумочки, спросила она.

Если долго, то почему не поставила ее в известность? И вновь Эмма ощутила жуткое одиночество, которого не знала, пока из жизни не ушла Мэгги.

– Не очень. Мэгги была увлечена новой библиотекой. В сущности, если бы не она, этого проекта вообще не существовало бы. – Брент притормозил возле здания школы, внимательно наблюдая за детьми, которые так и норовили перебежать улицу перед самыми колесами машины. – Я заходил к ней каждый день.

Эмма повернулась к нему, побагровев от гнева, не в силах сдержать нахлынувшие на нее чувства.

– Если вы называете себя ее лучшим другом, почему не помогли ей с библиотекой? И вообще…