(Не) любимый ребенок бывшего

28 Глава

Алиса

Я смотрю на Андрея Юрьевича, и не узнаю его. Он сильно изменился с нашей последней встречи. Похудел, осунулся, под глазами пролегли синяки. Видимо развод с женой и, разлад с сыном, сильно на него повлиял.

Матвей притих, видимо почувствовал гнетущую атмосферу вокруг, меня удивило то, что Матвей сначала подбежал к нам с Марком, а потом видимо почувствовал страх и спрятался за Марком. Сынок, так же как и я, чувствует безопасность рядом со своим отцом. Обычно когда Матюшу что — то беспокоило, он бежал ко мне, а тут такая перемена.

Первым нарушает тишину Марк. Он передаёт мне Матвея, и идет к отцу.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Сынок, я пришел поздравить Лену с днем рождения. Послушай меня, я сожалею! Я готов любыми способами вымолить у вас прощение.

Матвей просит спустить его на пол, и как только его маленькие ножки касаются пола, он бежит в направлении отца. Берет Марка за руку, и поворачивает лицо к Андрею Юрьевичу.

— Вы мой дедушка? — спрашивает Матвей. — Меня зовут Матвей.

Андрей Юрьевич, кажется, даже не дышит, опускается на колени перед Матвеем и, глазами полными слёз говорит:

— Да, я твой дед.

— А почему папа на вас зол? Вы баловались? — Спрашивает мой ребенок, а я тем временем медленно подхожу к ним. Как бы я не боялась этого человека, но мой сын важнее страхов.

— Да, очень сильно. И теперь папа, мама и даже бабушка очень на меня сердятся.

— А ты поплоси плосение. Скавы что больфе так не будеф! Я всегда так делаю, мне помогает.

Все не смогли сдержать улыбки от такого наивного ответа малыша.

— Матюша иди с бабушкой на кухню, помоги накрыть на стол, бабушка тебе ещё тортик покажет, а мы сейчас поговорим с дедушкой и придём.

Матвей согласно кивает головой и, подойдя к Елене Константиновне, которая за всё это время не произнесла ни слова, берет за руку.

— А дедушка тоже плидёт на кухню с вами? — Спрашивает напоследок мой сын, ему интересно знакомиться с новыми людьми.

— Если захочет. — Осторожно отвечаю я.

— Холошо. — Елена Константиновна с Матвеем уходят.

И вот я поворачиваюсь лицом к Андрею Юрьевичу, и смотрю в глаза человеку, который, так или иначе, виновен в аварии. Я не чувствую злости или ненависти по отношении к нему, даже страх постепенно рассеивается, все что я чувствую, это — жалость. Он сам себя наказал, и уже варится в котле, который сам же для себя приготовил.

— Алиса, я не знаю какими словами я, должен просить у тебя прощение, за всё что случилось. Прости меня! Оправдываться тем, что я не все знал, или что Стася ввела и меня в заблуждение — не буду. Я понимаю, что ничто не оправдает моё бездействие. Я мог всё закончить тогда раз и навсегда. Но, я этого не сделал. И жалею, веришь? Я очень жалею. Чувство вины съедает меня по кускам. Одно дело сказать, что девушку просто припугнули, а совсем другое по факту узнать, что чуть не убили, еще и с ребенком на руках. Я всё это заслуживаю. И развод, и то, что сын отвернулся. Я не достоин своей семьи. Но, я пришёл не просто так. Не буду лукавить, поздравить жену и, увидеть внука было первым в моих приоритетах. Так же я хотел попросить у тебя прощение. Но, еще я должен предупредить. На днях встречался с Георгием, это отец Стаси. — Уточняет для меня, отец Марка. — Так вот, я уверен, что он скрывает Стасю. Она не в стране, это точно. Но, что — то он планирует, и я не удивлюсь, если он нелегально её перевезет. Связей у него много, так что проблема за этим не стоит. В ваши разборки он вмешиваться не планирует, пока. Но, в вину дочери не верит. Говорит всё сфабриковано. Как он сказал: «В то, что Стася могла их рассорить, я верю. А вот в покушение, нет! Это просто месть, и я не дам погубить мою дочь». Так что, будьте на чеку, и лучше бы приставить слежку за Георгием.

— Зачем ты с ним встречался? — Спрашивает сосредоточенный Марк.

— Встречу назначил он, видимо решил предупредить, что в обиду дочь не даст. Но, я хорошо его знаю, и слушал внимательно. И когда он поверил, что я не точу зуб на его любимую доченьку, начал намекать на то, что помогает ей заграницей и, если надо поможет вернуться. Вернее он сказал, что если она захочет вернуться, то он сделает для этого всё.

— Черт! Я, конечно, знал, что он любит свою дочь, но чтобы так уж ей верить, это за гранью. Все факты говорят против неё, он встречался с Никитой, и Ник предоставил ему все улики. С одной стороны её приезд на руку, я уверен, что Никита её поймает. Но с другой стороны, если всё — таки им удастся перевезти её незаметно, то это опасно для Алисы и Матвея.

— Усиль охрану, в чем проблема? — Спрашивает Андрей Юрьевич.

— Это — то понятно, но риск есть всегда. Я никому не могу доверить их безопасность на сто процентов. — Произносит Марк и берет меня за руку, что не ускользает от глаз его отца.

— Андрей Юрьевич, спасибо вам за информацию. Вы не обязаны были этого делать, но сделали. И я вам верю! Верю, что если бы вы знали все подробности, этого бы не случилось.

— Спасибо Алиса. Ты единственная кто мне верит! Это для меня очень важно. И да, я был обязан рассказать всё, что знаю, это не покроет моей вины, но надеюсь, поможет вам.

— На этом всё? Тогда можешь идти. — Грубо произносит Марк.

— Марк, успокойся! Андрей Юрьевич это конечно не мой праздник, и решать Елене Константиновне, но давайте узнаем, если она не будет возражать, вы можете остаться.

Две пары глаз удивленно, даже я бы сказала шокировано, смотрят на меня, а я молча разворачиваюсь и иду на голоса Матвея и Елены Константиновны, но слышу предупреждение Марка.

— Если поведешь себя грубо или мне что-то не понравится, то вылетишь без разговоров. Я тебя не простил, и не уверен, что когда — либо прощу.

Мужчины заходят следом за мной, и Андрей Юрьевич устремляется сразу же к Елене Константиновне, они отходят к окну, и тихо разговаривают.

— Зачем ты позволила ему остаться? — Спрашивает меня Марк, обнимая за талию.

— Он совершил ошибку, и думаешь мало, за нее заплатил? Он имеет право знать внука, да и Матвей хочет с ним познакомиться. Не думаю, что он нам навредит. Да, и праздник Елены Константиновны, и только ей решать, кому оставаться, а кому уйти. — Марк хмурится. — Всё хорошо, успокойся. Я не говорю, что безоговорочно его простила, просто проявила сочувствие. Он ведь остался совсем один.