Денис
– Ты опять на меня орешь! – у Таньки обиженно дрожит голос.
– Как не орать-то? Вчера ты умотала на ногти, сегодня тебе надо стричь волосы и обязательно в тот момент, когда надо забирать сына из сада!
– Знаешь, как сложно попасть к хорошему мастеру? Я, между прочим, заранее записывалась! Еще в ноябре. И то уже мест не было!
У меня сейчас нервный тик начнется:
– То есть ты уже месяц назад запланировала этот поход?
– Да, любимый.
– Так какого хрена сегодня утром не предупредила об этом, когда я тебя спросил, заберешь ли ты ребенка?! Ты мне что ответила? Напомнить?
Эта зараза клятвенно заверила меня, что все сделает, а я, дурак конченый, еще подумал: надо же, решила стать путной мамашей. Ага! Размечтался!
– Не ворчи, Котик. Я просто запамятовала.
Ненавижу, когда она начинает использовать уменьшительно-ласкательные прозвища. Всякие там котики, зайчики, солнышки. К ребенку бы лучше так обращалась, а то как к постороннему: Сергей. И все.
– Так ты заберешь его? Или звонить няне?
Мысли о том, что надо позвонить в салон, у нее просто не возникает.
– Заберу.
Бросаю трубку и устало тру виски. Не знаю, на сколько еще меня хватит. Я реально на грани, очень хочется послать все к черту и поменять, наконец, свою жизнь. Начать все заново.
Я заканчиваю дела и еду в детский сад немного раньше обычного. Убеждаю себя в том, что так просто вышло, но на самом деле понимаю – делаю это, чтобы иметь возможность пройти по саду и узнать, где работает новая сотрудница.
У меня все мысли только о Жене. Я снова начал, как одержимый маньяк, высматривать ее в толпе, прислушиваться, надеясь услышать родной голос, а мысль о том, что снова могу встречу ее в детском саду, отзывалась таким бешеным сердцебиением, что не хватало воздуха.
Оказавшись в садике, я не иду сразу в группу, как это делал всегда. Нет. Я зачем-то прохожусь по этажу, украдкой заглядывая за каждую дверь, слушаю, принюхиваюсь в надежде уловить знакомые духи.
Так глупо. И, конечно же, безрезультатно. Я ее не нашел, но зато на втором этаже наткнулся на бдительную воспитательницу:
– Молодой человек, – зычно окликнула она натренированным воспитательским голосом, от которого захотелось вытянуться по струнке, – что вы здесь делаете?
– Я… э…
А что я, собственно, действительно делаю?
– У вас документы есть?
– Да, конечно, – лезу в карман и достаю паспорт с правами, – вот.
Она заглядывает туда одним глазом, даже не читая, и снова повторяет вопрос:
– Так что вы здесь делаете?
– Смотрю оснащение групп, – выдаю первое, что приходит в голову.
– С какой целью?
– У меня сын на Колокольчиках. Вот думаю, что бы им туда прикупить, но идей нет. Ходил, присматривался.
– Так спросили бы у Ольги Алексеевны, она вам скажет, что нужно.
– Сюрприз хотел сделать к Новому году.
Взгляд педагога немного потеплел.
– Очень приятно, когда родители понимают, что сад надо поддерживать. Это же все для их детей, а не для кого-то.
– Я тоже так думаю. Всегда приятно помочь, тем более когда видишь, как стараются педагоги.
– У нас очень хороший коллектив. Все воспитатели ответственные, опытные, с горящими сердцами.
– А молодых не берете, что ли? – спрашиваю в шутку, выводя разговор в нужное мне русло.
– Были бы еще они. Эти молодые. Их сейчас не затащишь работать ни в сад, ни в школу. Ответственность большая, нервов много, а зарплата скромная. Вот и не идут они.
– Совсем не идут?
– Бывают. Но обычно не выдерживают испытательный срок. Так что молодняк у нас нынче редкость.
– Неужели вообще никого нового не приходило в последнее время?
– В этом месяце никого. На собеседование придут, пообщаются и сбегают. Мне, кстати, тоже пора бежать. Хорошего вечера. Не забудьте у Ольги Алексеевны спросить про подарок.
– Непременно. До свидания.
Мне еле удается скрыть разочарование. Новых сотрудников нет. Значит, Женя не захотела здесь оставаться, а я так надеялся ее увидеть…
Недовольную рожу приходится оставить за дверью. Прячу разочарование, раздражение и другие ненужные чувства и захожу в раздевалку:
– Здравствуйте.
Ольга Алексеевна развешивает на доске детские рисунки, одним глазом посматривая на ребят. Я украдкой кошусь на шедевры и облегченно выдыхаю: хорошо, что это простые снежинки, а не портрет мамы, а то бы Серега там такого наваял, что хоть стой, хоть падай.
– Добрый вечер, – улыбается она, – сегодня тоже решили раньше забрать?
– С работы просто сбежал. Как там мой хулиган?
– Прекрасно, – она заглядывает в группу и зовет, – Сережа, за тобой пришли.
– Папа, папа! – сын убирает на место коробку с мозаикой и бежит ко мне, а в группе снова остается одна девочка с белым хвостиком на макушке. Мне почему-то становится за нее обидно. Интересно, где ее непутевый папаша? Мог бы тоже пораньше забрать свою девочку, как и все остальные.
– Маришка, пойдем тоже одеваться? – предлагает воспитательница. – Погода хорошая, снежок на улице. Пока гуляем, мама придет.
Девчонка тут же расцветает, торопливо запихивает игрушки на полки и бежит в раздевалку.
Ее ящичек через один от Сережиного. Пока они сидят рядышком и натягивают колготки, я решаю пообщаться с педагогом насчет подарка. Надо действительно сделать доброе дело и купить детям новых игрушек.
– Ольга Алексеевна, я тут подумал, надо бы нам обновить игрушки. Что скажете?
Она сначала смотрит на меня немного недоверчиво, видать, ожидая подвоха, но потом понимает, что я не шучу, и ее глаза загораются:
– Было бы неплохо.
– Вы мне скажите, что надо. Я привезу.
Она тут же начинает охать и суетиться, перечисляя названия, которые я никогда раньше не слышал и вряд ли запомню. Увидев недоумение в моем взгляде, шлепает себя ладонью по лбу:
– У меня же список есть с фотографиями, как раз к родительскому собранию готовила, – говорит и убегает в спальню, а я остаюсь наедине с двумя детьми.
– Пап, это Марина, – гордо говорит мой парень, – мы с ней друзья.
– Молодцы.
– Она очень красивая, да?
Девочка поднимает на меня взгляд, немного смущенный, робкий, полный какой-то потаенной надежды.
– Очень, – я не лукавлю.
Девочка действительно очень милая. На щеках ямочки, хвостик этот смешной, розовые щечки и губы бантиком.
Сын все щебечет и щебет, рассказывая о своих успехах, а я почему-то зависаю на его подружке. Наблюдаю за тем, как она самостоятельно одевается – выворачивает свитер, высунув от усердия язык, сама натягивает дутые штаны.
Только когда доходит очередь до шапки – путается, не справляясь с веревочками. Заглядывает в группу в поисках воспитателя, но Ольга Алексеевна все еще в спальне, ищет заветный список. После этого нерешительно смотрит на меня.
– Давай завяжу? – с улыбкой предлагаю свою помощь.
Марина кивает и с самым серьезным видом подступает ближе. Я присаживаюсь рядом с ней на корточки и аккуратно завязываю.
Все это время она не отрываясь смотрит на меня. У этой девчонки глаза такого глубокого синего цвета, что кажется, будто тонешь в океане. Такие же были у моей матери. Я даже немного зависаю от этого взгляда.
Магия рассыпается, когда в раздевалку возвращается Ольга Алексеевна
– Вот возьмите, – протягивает мне список, – будет здорово, если получится купить что-то из этих игрушек.
Я не глядя запихиваю бумажку в карман:
– Сделаем, не переживайте.
– Пап, и мне шапку завяжи, – просит Сережка.
Помогаю сыну забраться в комбинезон, и мы уходим, только напоследок я не могу удержаться и оборачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на Маринку.
Девочка сморит мне вслед, как маленький волчонок, а потом отворачивается.
Уже в машине Серого Волчка пробивает на поболтать:
– Пап, а мы будем елку наряжать?
– Будем, в выходные.
– А Дед Мороз придет?
– Куда же он денется. Конечно, придет.
– А подарки будут?
– Будут.
– Много? – глазенки горят.
– Все зависит от того, как ты себя вел в этом году, – с усмешкой смотрю на него в зеркало заднего вида.
Парень сосредоточенно кивает:
– Я старался.
– Значит, все будет. И Дед Мороз, и елочка, и подарки.
Мне бы то же подарочек. Всего один – услышать Женин голос.
– Посидишь минуточку? Я позвоню, – выхожу из машины и набираю ее старый номер. По памяти. Все эти годы я старался его не вспоминать, а тут цифры сами всплыли. Я не уверен, что она ответит, даже не знаю, рабочий ли еще номер, но все равно жду, трепетно прислушиваясь к тишине. Гудков так и нет.
Черт…
– Позвонил? – сыну всегда любопытно, что я делаю.
– Да. Только не ответили, – горечь все-таки проскакивает в мой голос, и Сережка ее чувствует.
– Тебя обидели?
– Нет, Сереж. Это я обидел… одну очень хорошую девушку.
– Зачем? – искренне не понимает он.
Хочется сказать: затем, что я дурак. Но это было бы неправдой.
– Затем… чтобы спасти. Ее и еще кое-кого.
Кое-кого маленького и очень любопытного.
– Значит, она не будет обижаться. Ты же хорошо поступил.
– Она об этом не знает.
Сын озадаченно замолкает. Все слишком сложно. Такая головоломка еще не для него. Он размышляет над этим всю дорогу до дома и выдает самый очевидный вариант:
– Ты ей все расскажи, и она перестанет сердиться.
– Я подумаю, – с натянутой улыбкой киваю ему и помогаю выбраться из машины.
Как расскажешь? Если руки до сих пор связаны? Да и нужны ли ей эти разговоры? Столько лет прошло, у нее наверняка появился хороший мужчина, который любит ее, уважает, а не ведет как конченый придурок без всяких на то причин.
Мы поднимаемся домой. Раздеваемся, моем руки и идем в кухню. Я уже не рассчитываю на то, чтобы найти там что-то съестное, но к горе грязной посуды и сожженному чайнику оказываюсь не готов.
Чем эта овца здесь занималась?!
– Иди-ка посмотри мультики, а я пока порядок наведу, – выпроваживаю сына в комнату, а сам тянусь за телефоном. – Давай, малыш. Я тебя позову.
Он убегает к телевизору, и уже через минуту оттуда доносятся голоса персонажей и музыка. Иду следом и тихонько смотрю в просвет между дверью и стеной: сын сидит в кресле и зачарованно смотрит в экран, не замечая ничего вокруг.
Я звоню жене. Раз пять. Она не торопится отвечать, и это заводит меня все сильнее. Поэтому, когда в трубке раздается ее сахарное «да, любимый», меня уже несет:
– Ты что здесь устроила? Что за погром?
– Не ругайся. Просто я очень торопилась, вот и не успела убрать.
– Не успела поставить посуду в посудомойку и вытереть со стола? А с чайником что? Болтала по телефону и забыла про него?
В ответ оскорбленное молчание.
– В общем, так, я пальцем к этому срачу не притронусь – придешь, будешь убирать. И мне плевать на твои маникюры-педикюры.
Она что-то там гундит, но я сбрасываю звонок. Меня трясет от одного ее голоса.
***
Танька возвращается часа через два. Вся такая надутая, разобиженная и сразу с претензиями:
– Ты испортил мне все новогоднее настроение. Я даже не стала пить кофе у мастера.
Зашибись, настроение ей испортили, да еще и без кофе оставили. Бедняга.
– Переживешь. Иди, срач тебя ждет.
У нее в немом изумлении вытягивается лицо. Похоже, она думала, что я поворчу и все сам уберу. Нет, дорогая моя, не уберу.
– Сейчас?
– А когда же еще? Хочешь, чтобы это всю ночь простояло?
Татьяна оскорбленно поджимает губы, швыряет полушубок на вешалку и проскакивает мимо меня в кухню.
– Давай просто купим новый чайник.
– Давай вообще посуду каждый раз выкидывать и новую покупать.
Боже, я не понимаю, почему у нас идет такой разговор. Мы как глухой с немым. Не видим, не слышим друг друга. Какая это семья? Какой смысл жить в этой клетке?
– Я и не знала, Орлов, что ты такой крохобор!
– Ты вообще обо мне мало знаешь.
Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что задолбался жить в свинарнике. Задолбался смотреть на то, как она малюет свою физиономию, но не может поиграть с сыном. Я вообще задолбался от всего.
– Конечно, куда мне до великого и ужасного тебя. Ты же у нас такой весь из себя деловой, только указания можешь раздавать да требовать!
– Все сказала? Вперед, – киваю на посуду.
– И вообще, с какого хрена ты решил, что это я должна все убирать?
– Сама нагадила, сама выгребай. Или ждешь уборщиков?
– Мам, пап, – раздается дрожащий голо Серёжи, – вы ругаетесь?
– Чего вскочил? Иди спать! – рявкает Танька. – Без тебя проблем хватает!
Одариваю ее таким взглядом, что она затыкается, и присаживаюсь на корточки рядом с расстроенным сыном
– Сереж, все хорошо. Мы просто… обсуждаем. Иди ложись, я сейчас к тебе подойду.
У него дрожат губы, и в глазах стоят слезы. Жалко его, аж воздух из груди выбивает. К черту Таньку. Беру сына на руки и иду в спальню
– Мы не договорили, – шипит эта дура, увязавшись следом за мной.
– Уложу, приду.
– Как же, придешь ты. Сейчас час с ним просидишь.
– Сколько надо, столько и просижу.
– Лучше бы жене столько времени уделял.
– Все. Ушла. Живо, – закрываю дверь у нее перед носом.
– А знаешь, что, Орлов? – она не унимается и ломится следом за мной. – Я хочу развестись с тобой! Да, не смотри так на меня. Мне осточертела твоя кислая морда. Надоело, что ты каждый день возвращаешься домой и что-то от меня требуешь, а сам ни поцеловать не можешь, не обнять. Я вообще для чего за тебя замуж выходила?
– Это ты меня спрашиваешь? Я тебе сразу сказал, что ни черта не получится.
– Я не хочу гробить свою жизнь на тебя. Понял, придурок?! Завтра же подам на развод, и катись на все четыре стороны!
– Без проблем, – соглашаюсь, – давай сразу обсудим график общения с сыном.
Это единственный вопрос, который волнует меня в этом прекрасном браке.
– График общения? – смеется она. – Размечтался! Или, может, ты думаешь, что я стану таскаться с ним, пока ты своей личной жизнью заниматься будешь? Как бы ни так. Я не собираюсь все взваливать на свои плечи и облегчать тебе существование. Так что с собой заберешь. И сам будешь разбираться и с садиками этими сраными, и болезнями его вечными, и с капризами. А мне на хер все это не упало. Я жить хочу! Свободно и легко! А не барахтаться вот в этом всем, – широким жестом обводит комнату.
– Без проблем. Подавай свое заявление.
Я только за. Это лучший подарок, который она может мне сделать.
– Думаешь, не подам? – тут же заводится она. – Думаешь, так и буду терпеть твое пренебрежение и равнодушие?
– Не терпи.
– Тебе вообще на меня плевать! – из ее глаз катятся крупные слезы. Надо сказать, очень профессионально катятся, так чтобы тушь не смазать. – А я ведь тебя люблю!
– Угу, – киваю и выпроваживаю ее из комнаты, – спокойной ночи!
Сережка лежит в кровати, укутавшись одеялом до самого верха, только глазенки испуганно блестят.
– Пап, – шепчет он, когда я укладываюсь рядом с ним, – ты уйдешь, а меня оставишь здесь?
– Ты что, куда ж я без тебя? Пойдем вместе.
– Как же мама?
Маму бы лучше вообще изолировать, чтобы не пугала сына. Я даже представить не могу, что творится у него сейчас в голове и на душе. Как, должно быть, больно и страшно, когда самый важный человек в жизни ведет себя как последняя дрянь.
– Мама будет тебя навещать.
«Крайне редко», – добавляю про себя.
– А дедушка?
– И дедушка тоже.
От этого персонажа, к сожалению, никак не избавишься. Танин отец – Бойков Геннадий Александрович – человек при больших деньгах. Жесткий и беспринципный, с тяжелым характером и связями в структурах и бандитских кругах. Именно он мне тогда, пять лет назад, так яйца выкрутил, что пришлось жениться на его дорогой доченьке. Одно в нем радует – внука действительно любит.
– Где мы будем жить? – мужественно спрашивает сын. – На улице?
– Конечно, нет, Сереж, – усмехаюсь я, – у меня квартира есть.
– У меня будет своя комната? – этот вопрос волнует его больше всего.
– Будет. Большая, светлая. Мы купим тебе туда двухъярусную кровать с пиратским домом, большой шкаф для игрушек и шведскую стенку.
– Можно, я ребят в гости позову?
– Когда обустроимся – непременно позовешь.
– И Маришку?
– Конечно. Куда же без Маришки.
Я снова вспоминаю глаза этой девочки и снова колет куда-то в солнечное сплетение.
– Все, Сереж, спи. Завтра у нас с тобой много дел.
Он послушно закрывает глаза и отворачивается к стене, а я продолжаю таращиться в темноту, все еще не веря, что завтра жизнь начнет меняться.
Спустя полчаса, когда сын уже засыпает и меня самого клонит в сон, дверь в комнату резко открывается:
– Орлов! – во весь голос вопит жена . – Я заколебалась тебя ждать! Ты же сказал, что уложишь его и выйдешь!
Шиплю от злости, рывком подрываюсь с кровати и в два шага оказываюсь рядом:
– Что ты орешь?!
– Хочу и ору! – нагло вскидывается она.
Я принюхиваюсь:
– Ты что, пила?
– Да! Стресс запивала!
Капец, блин. Она как налижется, так вообще неадекватная становится. Хватаю ее под локоть и вытаскиваю из детской, тихо прикрыв за собой дверь.
– И вообще, – отталкивает меня, – я к тебе зашла, только чтобы сказать, что еду к девочкам в клуб. И кстати, милый, ты знал, что заявление о расторжении брака можно подать онлайн? Я уже подала.
Смотрит на меня с таким триумфом, будто уделала по всем фронтам, и я прямо сейчас должен упасть на колене и зарыдать.
– Ну, ок, – жму плечами, – дверь запрешь, когда уходить будешь.
– Скотина ты, Орлов! Слышишь?! Скотина!
– Хорошо повеселиться, милая, – делаю под козырек и ухожу обратно к сыну.