В четверг Марина не пошла вырезать узоры, а отправилась на пробежку по берегу моря. Она была рада, что надела куртку — дул достаточно сильный ветер. Она бежала уже минут десять, когда неожиданно с ней поравнялся высокий подтянутый блондин. Марина помнила: его вчера на приёме представили, как одного из учредителей курсов. Это он, тот самый профессор из Берлина. Она забыла, как его зовут, но помнила, что он какого-то чёрта делал в коридоре, где она устроила скандал вчера вечером.
— Привьет, — обратился он к ней на ломаном русском. Голос у него был густой, низкий.
— Доброе утро, — ответила Марина по-немецки, продолжая бег.
Он побежал с ней рядом. Что ему надо?! И откуда он знает, что она русская? Нигде ей нет покоя.
— Говорите по-немецки? — обрадовался он и перешёл на родной язык. Далее они общались по-немецки.
— Да.
— У вас хороший немецкий. Откуда?
— В школе изучала, — соврала Марина. Не выкладывать же ему тут всё о себе.
Он с сомнением посмотрел на неё, но ничего не спросил. Может, они тут досье на всех имеют? Не удивительно было бы.
— Ральф, — протянул он руку для пожатия прямо на бегу.
— Марина.
— Мария?
"Ну конечно! Как же иначе?!".
— Мари, — сказала она, вспомнив Жанну, которая звала её так. Так и таскался он за ней всю пробежку. Интересно, почему он не ведёт лекции? Небожитель? И где его семейные ценности? Кольца нет.
…Вечером она пришла в комнату к Григорию Яновичу, "учить уроки", как они это называли. Он весь день соблюдал дистанцию. Вёл себя в соответствии с требованиями Марины и сейчас. Ну не мог он схватить её и прижать как следует. Он бы возненавидел себя за любое, даже минимальное насилие по отношению к ней. Потому лишь молча смотрел и внимательно слушал всё, что она говорила. Потом она так же спокойно удалилась к себе. Ей удалось полностью восстановить самообладание. Хотя Григорий Янович даже не представлял, чего ей это стоило.
В пятницу Марина отправилась на пробежку нарочно на полчаса раньше, и убедилась, что за ней слежка: через пять минут появился Ральф. Вечно у неё какие-то истории с пробежками. Может, ну их уже, бросить это дело? Как хорошо, что в воскресенье утром они улетят домой!
Ральф пытался вытягивать из Марины личную информацию — о семье, о детях. Она отвечала уклончиво. Есть муж, есть сын.
— А где твоя жена, а? Главный хранитель семейных ценностей? Что ты таскаешься за мной? — пробормотала Марина по-русски.
— Что? — спросил он.
Марина остановилась и ткнула пальцем в его грудь:
— Где твоя жена? Тут все с жёнами, условие! — сказала по-немецки.
— У меня нет жены.
— Как так? Все должны быть с жёнами и мужьями!
Он ответил нечто, по-русски прозвучавшее бы так: кто платит, тот и заказывает музыку.
Марина усмехнулась.
— Я не встретил единственную.
— Ну ясно, — пробормотала Марина по-русски. Ей не нравилось, как он смотрит, и она сочла за благо продолжить пробежку, повернув обратно к санаторию.
После обеда занятия обычно продолжались до ужина. Марина уже отправилась было вырезать узоры, когда перед ней вновь возник Ральф и пригласил её в кинозал, смотреть кино с эффектом присутствия. Марина и не знала, что тут есть кинозал. Ей не хотелось спорить, и она поплелась следом за Ральфом в надежде, что в кинозале будет ещё кто-то. Но там никого не оказалось. Ральф выбрал фильм "Парк юрского периода", какую-то из частей. Дал Марине наушники и очки. Марина устроилась подальше от него. Ральф выключил свет; зажёгся экран. Марина впервые смотрела фильм с эффектом присутствия, и её даже увлекло.
Неожиданно в зале зажёгся свет. Сняв наушники и очки, они обернулись к двери, и Марина встала. Около двери стоял Григорий Янович, сложив руки на груди и навалившись спиной на стену.
— Марина, я искал тебя. Мне нужна твоя помощь, нас отпустили пораньше для подготовки к завтрашнему экзамену, — спокойно сказал он.
— Да, конечно, пойдём, — Марина подошла к нему.
— Что смотрели? Немецкое порно? — невозмутимо поинтересовался он.
К ним подошёл Ральф. Когда Марина увидела, как эти двое смотрят друг на друга, она поняла, что надвигается катастрофа.
Она никогда ещё не видела Григория Яновича в состоянии холодного бешенства, и очень испугалась, что он, пожалуй, способен навредить сейчас сам себе. Причём, непоправимо. Такого Марина не ожидала: он всегда вёл себя предусмотрительно и разумно. Почти всегда. Кроме одной ошибки в лифте. Нужно что-то предпринимать.
Марина взяла его за руку и заглянула в холодные, ставшие очень светлыми глаза:
— Пойдём готовиться к экзамену, — попыталась потянуть, но он упрямо стоял на месте. В него словно вселился кто-то.
И Ральф не уходил. Видимо, нарочно.
— Где твоя жена? — спросил его Григорий Янович по-английски. — Почему ты третий день преследуешь мою жену? Хочешь неприятностей?
— Ты не слишком дорожишь своей семьёй, — холодно отозвался Ральф.
— Не твоё собачье дело, — сказал Григорий Янович по-русски.
Ральф вопросительно поднял брови.
— Не твоё дело, — продублировал Григорий Янович по-английски. — Что тут происходит? Правила нарушают те, кто сам же их придумал?
— Правила распространяются на соискателей сертификата, — Ральф даже не смутился. Видимо, считал, что он прав.
Марина не спускала глаз с лица Григория Яновича и не выпускала его руку.
— Чем преследовать мою жену, лучше бы следил за порядком.
— О чём это?
— Нужно лучше проверять, кого принимаешь на курсы. Хороши тут ценности у вас!
— Вы ставите под сомнение репутацию наших курсов? — Ральф сузил глаза.
— Именно.
"Так. Нужно срочно вмешиваться", — поняла Марина.
— Возможно, обсудим это завтра, на экзамене? — холодно поинтересовался Ральф.
— С удовольствием, — усмехнулся Григорий Янович.
"С ума он сошёл что ли?!".
Поняв, что с Григорием Яновичем ей сегодня не совладать, Марина обратилась к Ральфу по-немецки:
— Ральф, у нас с мужем традиционная русская семья и традиционные ценности. У нас не принято, чтобы кто-то вмешивался в чужую жизнь.
— Всё можно пересмотреть, Мари! Он не дорожит тобой, ты же сама видела.
— Я уверена, что тогда произошло недоразумение!
Григорий Янович, нахмурился:
— О чём вы говорите? — спросил он у Марины по-русски.
— Объясняю ему, что такое русская семья. Ты же сегодня исполнен решимости лезть на рожон.
— Можешь сколько угодно врать себе, Мари! Только зачем? Вокруг столько возможностей! — продолжал Ральф.
"Уж не ты ли?!".
— Я люблю своего мужа. У нас хорошая семья, — Марина показала кольца на их руках.
— Я наслышан о загадочности русских женщин. Мари! Он не достоин тебя. И я не верю в ваш брак. Возможно, он фиктивный?
Марина похолодела.
Вот еще новости.
— Нет! Настоящий. Это мой муж Гриша, и я его люблю!
Григорий Янович, услышав, как она назвала его, уставился на неё во все глаза, хотя не понимал, о чём они говорят.
Ральф недоверчиво покачал головой.
"Ах ты! Ну смотри же!" — подумала Марина, мысленно выдохнула, и бросилась на шею Григорию Яновичу.
Ральф опешил и не сразу опомнился. Несколько секунд он наблюдал, как эти двое целуются. У них на лицах была такая страсть, что ему стало по-настоящему не по себе. Он понял, что они забыли о нём. Резко повернулся и зашагал прочь.
Примерно спустя минуту Марина вырвалась, и тяжело дыша, пояснила:
— Он заявил, что наш брак фиктивный. Нужно было спасать положение. Иначе он бы продолжал провоцировать тебя, пользуясь своим положением.
Григорий Янович снова потянулся к ней, но Марина отступила назад.
— Дистанция, Григорий Янович. И подготовка к экзамену.
Она решительно направилась в их номер. Григорий Янович шёл следом и улыбался.
Они готовились к экзамену до ужина, потом продолжили после. Понимая, что отношение одного из троих экзаменаторов к Григорию будет, мягко говоря, очень предвзятым, Марина мучила и мучила "ученика", дотошно разбирая и повторяя всё снова и снова. "Ученик" оказался внимательным и терпеливым. Когда поздно вечером Марина, наконец, дала ему "вольную", он рассмеялся:
— Не знаю, завидовать Дане или сочувствовать.
— Посмотрим завтра, — туманно отозвалась Марина и ушла к себе.
В субботу, сразу после завтрака, начался экзамен. Запускали по пять человек. Супруги соискателей ждали в холле. Марине показалось, что Григория Яновича не было целую вечность.
Наконец, он появился, сел рядом с Мариной на кожаный диван.
— Ну что?
— Всё нормально. Надо подождать, я попросил отдать мне сертификат сейчас, не пойду вечером на приём. Ты иди, если хочешь.
— Что я там забыла? Лучше расскажи, как всё прошло?
Он откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди.
— Истинный ариец, естественно, не страдает ни великодушием, ни справедливостью. Пытался ловить и заваливать меня очень нагло. Но благодаря твоим стараниям, ничего у него не вышло. Фрау Вальц сказала, что пока я ответил лучше всех.
Марина вздохнула с облегчением. Она надеялась, что другие учредители, пожилая супружеская пара, не дадут Ральфу развернуться как следует. Ну и обаяние Григория Яновича, по мнению Марины, должно было сработать, хотя вслух она это не озвучивала.
Минут через десять вышла фрау Вальц и отдала Григорию Яновичу сертификат и удостоверение к нему.
— Всё же подумайте и приходите на приём! — тепло улыбнулась она, пожав ему руку.
Потом протянута руку Марине.
— Спасибо! — сказала Марина по-немецки.
— Говорите по-немецки? — рукопожатие у фрау Вальц было очень энергичным. — Вы можете гордиться вашим мужем! Не думаю, что кто-то справится лучше него.
— Я горжусь, — искренне улыбнулась Марина.
— Вы очень красивая пара! — фрау Вальц подняла вверх большой палец, кивнула и удалилась.
— Что она сказала?
— Что тобой надо гордиться, и что вряд ли кто-то справится с заданием лучше, чем ты.
— Спасибо за всё, Марина. Теперь ещё яснее понимаю, что без твоей помощи мне не видать этого сертификата как своих ушей. Пойдём в город, отметим? Обещаю соблюдать дистанцию.
— Ну если обещаешь, то пойдём.
Они не пошли на обед в санатории, отправились в ресторан, где пообедали и выпили по бокалу вина. Потом гуляли, пока не начались сумерки. Затем весь вечер готовились к отъезду; на приём так и не пошли.
…Аэропорт был переполнен: такое ощущение, что участники курсов улетали все и сразу. Марина и Григорий Янович прошли регистрацию и ждали: их вот-вот должны были пригласить на посадку.
Неожиданно из толпы вынырнул Ральф. Он был в чёрном пальто, вид мрачный, демонический.
— Здравствуй, Мари! — он обращался только к ней, Григория Яновича словно не приметил. — Разреши с тобой попрощаться?
— Он хочет попрощаться, — сказала Марина Григорию Яновичу, у которого на щеках ходили желваки. — Я на минуту.
Они отошли с Ральфом. Он схватил Марину за руку.
— Бросать твой рюсский бабник! Дон Жуан! — выпалил он на ломаном русском. И добавил уже по-немецки: — Приезжай ко мне.
Он вложил ей в руку какой-то листок, быстро притянул её к себе, и скрылся в толпе так же резко, как появился.
Марина сунула листок в карман и услышала, как их рейс приглашают на посадку.
Она опасалась смотреть на Григория Яновича, от него словно исходил гнев, она чувствовала его так, что казалось, можно потрогать его руками.
…- Что он тебе дал? — спросил Григорий Янович, когда самолёт уже набрал высоту.
— Не знаю, записку какую-то. В кармане куртки.
Он потянулся к куртке, висевшей на крючке, достал лист, развернул.
— Что тут написано? Лучше скажи сама, я же всё равно забью в переводчик.
— "Я хочу, чтобы ты стала моей единственной", — прочитала Марина.
— Угу, обязательно. Надо же, какой романтик. А дальше, я так понимаю, адресок?
— Да.
Григорий Янович сложил лист пополам и начал рвать его на мелкие-мелкие клочки. Собрал клочки в ладонь и сложил в карман своей куртки.
Можно подумать, Марина собиралась воспользоваться этим адресом!
— Не забудь потом достать это из кармана. Иначе стиралка тебе "спасибо" не скажет.
— Не переживай за мою стиралку. А что он тебе говорил? Слово в слово. Прежде, чем полез обниматься?
— Сказал, бросать мой русский бабник — Дон Жуан и ехать к нему.
— Бабник — это я, да?
Марина зачарованно смотрела в его глаза, ставшие почти синими. Как море во время шторма.
— А как называется человек, который беззастенчиво и нагло лезет в чужую семью, а? Который сам не соблюдает правила, которые навязывает другим?
— Откуда я знаю, Григорий Янович?
"О какой семье он так горячо говорит, интересно?!" Надо же, как они оба вошли в роль!
Потом он отвернулся и всю дорогу молчал. Гневался. Марина боялась его беспокоить.
Хотела взять такси в аэропорту, но он схватил её сумку, и быстро пошёл на платную стоянку, где была его машина. В молчании они доехали до дома. И только когда её сумка оказалась в прихожей её квартиры, он ушёл к себе и захлопнул двери. Марина вздохнула. Достали её эти мужчины.
Отпуск у Марины был до четверга, но первоначально она планировала появиться в галерее без предупреждения в понедельник. "Порадовать" подчинённых, надо же их в тонусе держать.
Однако ночью она приняла важное решение… Так что пусть Влада командует в галерее до четверга.
Ночью она долго думала, вспоминая разные мудрости, которые почерпнула из книг и интернета, и пришла к важному выводу. Он заключался в следующем: она достигла точки невозврата. Она пойдёт к нему сама, как он и предрекал. Если она не пойдёт к нему, то пожалеет намного сильнее, чем если пойдёт. Даже если он скажет: "Я так и знал!" и "А что я говорил, а?". Но Марина думала, что никогда его чувство такта не позволит ему так сказать.
Утром Марина позвонила знакомым мастерицам в салон и отправилась доводить себя до совершенства. По мере приближения вечера её напряжение возрастало. Она слышала, как он вернулся с работы. Решила дать ему и себе ещё часа полтора. Ему на отдых, а себе на то, чтобы собраться с силами.
Что надеть? Она подумала, и пришла к выводу, что домашний хлопковый костюм, состоящий из шортов и майки, вполне сойдёт: дали отопление, дома было тепло.
Но тогда как сделать, чтобы он без слов понял, зачем она явилась? Марина подумала и распустила волосы. Она никогда не ходила дома с распущенными волосами. Вот так. Он же умный, должен сообразить.
Марина тихонько вышла в общий коридор и постучала в его двери.
…Напрасно она так накручивала себя: он понял всё в первые же секунды по её глазам. Схватил за руки, и через мгновение она была в прихожей его квартиры. Он закрыл двери, обхватил ладонями голову Марины и начал целовать, куда придётся.
— Наконец-то, Мариша! Думал, свихнусь, — вот и всё, что он сказал.
Никаких "А что я говорил?".
Маришей её называла до сих пор только мама. Больше никто и никогда.
Пока она ещё хоть что-то соображала, успела сделать то, о чём мечтала с первого момента, как его увидела: запустила пальцы в его буйную шевелюру. Кудри оказались шёлковые, мягкие…
…Он лежал на животе, положив руки под голову, закрыв глаза и улыбаясь. Марина, лёжа рядом, перебирала пальцами его волосы. Едва она останавливалась, как он сонно говорил:
— Ещё!
— Ты как кот, — улыбнулась Марина.
— Опять "в мире животных"? — он открыл глаза, и Марина едва не задохнулась от восторга. Волшебные глаза… — А кот — это опасный хищник?
— Смотря какой кот. Ты опасный.
— Сама придумала, сама боишься, — усмехнулся он, перевернулся и потянул её к себе. — А я, тем временем, давно приручён, и стал вполне домашний.
О чём это он? Интересно, он уже подал на развод? Если да, то скоро ей придут документы на подпись из ЗАГСа. Но кольца они оба не сняли почему-то. Привыкли, видимо.
— Мне стыдно признаться, но я сегодня весь день переживала и ничего не ела. У тебя есть что-нибудь? Или я к себе схожу?
— Что-то есть, я сегодня был супермаркете после работы. Пойдём, посмотрим, — он сел и потянул её за руку. — Не пойму только, о чём ты переживала? Неужели тебе могло ударить в голову, что я откажусь?
— Ситуация для меня нетипичная, — усмехнулась Марина.
Пока они шли до кухни, Марина увидела гладильную доску с навороченным утюгом. Он сам гладит себе рубашки, обалдеть! Эта мысль почему-то была крайне возбуждающей. Марина терпеть не могла гладить, делала это только если не было другого выхода.
… То, что он сам гладит, полностью компенсировалось полным и абсолютным неумением и нежеланием готовить. Не из чего было сделать даже омлет или салат. В холодильнике обнаружилась нарезка колбасы и сыра, йогурты и хлеб. Был ещё готовый салат из супермаркета в контейнере и фрукты.
— Так вот ты какой, холодильник сильного и независимого! — Марина достала контейнер с салатом и выбросила в мусорное ведро. — Ты хоть покупай то, что подвергается термообработке! Выпечку или горячее что-то.
Она достала два яблока, помыла, одно протянула Григорию Яновичу. Он улыбнулся:
— Ева?
— Угу, Адам Янович. Мне кажется, или ты говорил Дане, что у тебя в школе была золотая медаль?
— Да, была.
— Интересно. Надеюсь, у Дани другой преподаватель биологии? К твоему у меня вопросы. Большие вопросы! Как отличник уверен, что у него есть запасные органы пищеварения?! Где и как ты вообще ешь?
— Ну утром йогурт, бутерброды и фрукты. Потом обедаю где-нибудь. Знаю все места, где точно не отравят. А на ужин покупаю что-то готовое.
— Ужас! Одевайся, пойдём ко мне. Кашу сварю хоть. И с этого дня ужинать чтобы к нам приходил, ясно? А в выходные и обедать. Завтрак не могу обещать. Понял?
— Понял.
— Что сидим тогда? Вперёд!