Не надо бояться

Тридцать первого марта, придя из детского сада, Алеша достал из шкафчика книжку «Учись считать», папку с бумагой, линейку, фломастеры.

После ужина он сел за папин письменный стол, включил настольную лампу, положил перед собой чистый лист. Алеша трудился весь вечер.

Мама время от времени подходила к нему и пыталась заглянуть через плечо. Но Алеша закрывал работу ладошками.

Мама, улыбаясь, гладила Алешу по голове и садилась в кресло с вязанием.

Старинные напольные часы пробили восемь раз.

— Алеша, пора готовиться ко сну!

Алеша встал из-за стола, подошел к маме и гордо протянул ей свою работу.

— Что это? — удивилась мама, внимательно разглядывая лист, расчерченный на неровные прямоугольники.

В каждом прямоугольнике стояли числа от одного до тридцати.

Цифры явно дались Алеше с трудом. Они были разного «роста» и порой заваливались друг на друга.

Особенно шалила цифра восемь. У нее была такая большая голова (так Алеша называл верхний кружочек), что, казалось, она вот-вот рухнет.

Но мама сразу поняла, что Алеша очень старался: цифры он написал разными фломастерами и украсил их разноцветными ромашками.

— Календарь на апрель, — серьезно объяснил Алеша. — Я прикреплю его магнитами к дверце холодильника и каждый вечер перед сном стану зачеркивать прошедший день. А когда больше нечего будет зачеркивать, наступит май. И мы поедем в деревню к прабабушке Анне.

…Первого мая Алеша проснулся раньше всех.

Первым делом он отодвинул тяжелую портьеру и выглянул в окно. На небе — ни облачка.

Алеша довольно улыбнулся и заговорщицки подмигнул солнцу.

— Спасибо, милое солнышко! Не подвело меня! Теперь нам ничто не помешает поехать к бабуле в деревню.

Алеша умылся, оделся и в который раз проверил рюкзачок.

В нем лежало все самое необходимое: новая раскраска, фломастеры, клубничная чупа-чупс, сказки с яркими картинками, машинки, пластмассовый Гарри Потер на метле, пистолет, компас, резиновый мячик, который может допрыгнуть до второго этажа, если его как следует ударить об асфальт…

Алеша хлопнул себя ладошкой по лбу. Как же он мог забыть!

Мальчик бросился к кровати и вытащил из-под одеяла пятнистого щенка, в животе которого смешно шуршал, перекатываясь, песок, и ослика Иа, забавно косящегося на найденный хвост. Алеша никогда не ложился спать без верных друзей.

Теперь он был готов к отъезду.

Всю дорогу Алеша ерзал от нетерпения. Ему казалось, что время остановилось.

— Папа, ты не заблудился? — то и дело спрашивал Алеша.

Но папа с мамой только смеялись. Бабушка гладила Алешу по голове и предлагала то пирожок, то бутерброд. А дедушка нарочито хмурился и строго говорил:

— Алексей, в нашем роду все мужчины были воинами. Они защищали Родину и умели стойко переносить трудности.

— Алешенька! Солнышко! Как же ты вырос! Дал господь радости еще раз увидеть правнучка!

Прабабушка Анна стояла у калитки и улыбалась. Улыбались губы, глаза и все бесчисленные морщины и морщинки.

Алеша выскочил из машины и уткнулся лицом в цветастый фартук старушки. От прабабушки вкусно пахло свежим хлебом и парным молоком.

— Бабуля, — не отрывая головы и жадно вдыхая такой знакомый аромат деревни, бормотал Алеша, — а ты почему-то стала ниже, чем в прошлом году.

Прабабушка рассмеялась.

— Ты растешь, к солнышку тянешься, а меня мать сыра земля к себе зовет-пригибает.

— Как «зовет»? — удивился Алеша, заглядывая в светло-светло голубые, словно выцветшие, глаза старушки.

— Почти девять десятков лет я ее родимую ногами топчу. Да ты, верно, и не знаешь пока, сколько это — девять десятков.

— Знаю, знаю! — закричал Алеша. — Девять раз по десять будет девяносто.

— Умница! — Бабушка поцеловала Алешу в румяную щечку. — Все-то ты у меня знаешь. Совсем взрослый мужичок. Дождалась я на старости лет помощника. Будем вдвоем хозяйство вести.

Взрослые еще носили в дом сумки и пакеты, а Алеша уже успел оббежать бабушкины владения.

Он поздоровался со старым ворчливым Полканом. Алеша его нисколько не боялся: он знал, что Полкан — самый добрый пес на свете. Когда Алеша был совсем маленьким, он забирался в собачью будку и дремал там, привалившись к теплому лохматому боку.

Вот и сейчас, гавкнув сослепу, Полкан принюхался и завилял хвостом, увешенным репьями.

Из-за кустов черной смородины выскочил лобастый толстолапый щенок. Одно ухо стояло торчком, а второе свисало, смешно похлопывая его по морде.

Подбежав к Алеше, щенок принялся подпрыгивать, стараясь лизнуть его в лицо.

Алеша сообразил, что это Черныш — новый прабабушкин питомец, которого она подобрала в придорожной канаве. Щенка сбила машина.

Но, как писала прабабушка, «он родился в рубашке». Старушка выходила Черныша, прозванного так из-за его угольно черной шерстки.

Теперь щенок поступил «под начало» Полкана.

Алеша заглянул в сарай.

— Здравствуй, Пеструха!

Но корова даже головой не повела. Она задумчиво жевала, переступая с ноги на ногу. Время от времени Пеструха звонко шлепала хвостом по бокам — так она отгоняла мух.

— Вот ты где, постреленок, — услышал Алеша ласковый голос прабабушки Анны. — Вечером будешь помогать доить нашу кормилицу.

Алеша поежился. Он помнил, что внешне спокойная корова была упрямой и норовистой.

— А если она меня копытом стукнет?

— Ты к Пеструхе с добром подойдешь — и она тебя не обидит. Всякая божья тварь любит ласку. Мы с тобой сначала пойло приготовим. Угостим коровушку. А потом и она нам молочко отдаст. Белое-белое. Сладкое-сладкое.

— И струйки будут весело стучать по стенкам ведерка, — захлопал в ладоши Алеша. — Дзинь-дзинь-дзинь!

Бабушка и Алеша сходили в курятник.

Увидев мальчика, глупые куры переполошились и принялись кудахтать. Бабушка пошарила в гнезде и протянула Алеше теплое белое яйцо.

— Возьми, внучек. Выпей. Курочка только что снесла. Решила тебе подарочек сделать.

Свежее яйцо было очень вкусным.

— Бабуля, — задумался Алеша. — А как яйцо появляется из курицы? Оно же такое большое. Наверное, курице неудобно ходить и сидеть, когда у нее внутри твердое яйцо.

— Пока яйцо внутри курицы, оно мягкое и похоже на желто-красный шарик. Внутри курицы-несушки много таких мягких яичек. Как виноградины на грозди. Одни шарики побольше, другие совсем маленькие. Яйца подрастают не все сразу, а по очереди. Когда самое большое яйцо уже готово и должно снестись, оно покрывается скорлупой.

Алеша заглянул в пустой загончик.

— Бабушка Анна, а где же поросенок?

— В воскресенье поедем на базар покупать. Я нарочно тебя ждала. Вместе выберем. Чтобы нос пятачком. А хвостик…

— Крючочком или пружинкой, — рассмеялся Алеша. — А как мы его понесем?

— Посадим визгуна в мешок, мешок — на плечо или за спину да и понесем! — улыбнулась прабабушка Анна.

Ах, как долго длится день в деревне!

Перекусив молоком с горбушкой ржаного хлеба, Алеша навестил соседских мальчишек. Старые друзья тут же предложили опробовать новенькую «тарзанку».

Ребята привязали к ветке старого дуба прочную веревку. Закрепили внизу толстую палку.

Мальчишки садились на палку, и, крепко держась за веревку, раскачивались.

Они отталкивались от земли все сильнее и сильнее и взлетали все выше и выше. Осмелев, начинали закручивать веревку.

Ах, как весело кружилась голова у Алеши! Земля качалась из стороны в сторону, а деревья устроили хоровод.

У крыльца дедушка ставил самовар.

Алеша очень любил смотреть, как дед ловко прилаживает трубу, как качает воздух старым сапогом.

У них дома на кухне тоже стоял самовар, электрический, разрисованный диковинными цветами. Правда, с ним было совсем неинтересно: воткнул вилку в розетку — и все. Почти как обычный электрический чайник.

Конечно, Алеше нравилось открывать золоченый краник, наливать кипяток в пузатые чашки. Но у прабабушки Анны от самовара тянуло дымком. Он смешно гудел. И можно было подкладывать щепочки.

Нет, настоящий деревенский самовар совсем не то, что электрический!

Алеша положил вилку и отодвинул кружку. Уф! Кажется, он сейчас лопнет!

Все считают бабушку и маму замечательными кулинарками. Но такие оладьи, как у прабабушки… Нет, никто на свете не умеет так спечь!

Алеша покосился на родителей и вытер ладошкой рот. Губы были липкими. Сколько же он съел? С клубничным вареньем, с черничным, с черносмородиновым и яблочным, со сметаной и сахаром, с липовым медом и цветочным…

Алеша почувствовал, что у него слипаются глаза. Голова стала тяжелой и упрямо клонилась на грудь.

Алеша устал с ней бороться. Голоса звучали все глуше и глуше.

— Э, братец! Да ты совсем спишь, — откуда-то издалека донесся папин голос.

Сильные руки подняли Алешу и понесли куда-то мимо белой русской печки, мимо резного буфета, мимо пожелтевших фотографий на стене, мимо ситцевых занавесок в цветочек, отделяющих горницу от спальни.

Одна из занавесок легко коснулась Алешиного лица. И наконец Алеша опустился на что-то восхитительно мягкое.

«Перина, бабулина перина…» — успел подумать Алеша, прежде чем провалиться в сон.

Прабабушка раздела Алешу и укрыла стеганным лоскутным одеялом. Она знала, что, просыпаясь, Алеша любит разглядывать разноцветные кусочки ткани.

Перекрестив мальчика, прабабушка долго читала молитвы, глядя на его разрумянившееся личико.

Алеша проснулся от солнечного луча, падавшего ему на лицо из щели в ставнях.

Он выбрался из-под одеяла, спрыгнул на пол и пошлепал босыми ногами по ярко-рыжему, покрашенному масляной краской полу.

В горнице было сумрачно и прохладно.

Родители еще спали. Дедушка громко похрапывал, заглушая тиканье часов-ходиков.

Алеша осторожно приоткрыл дверь и выскользнул в сени.

На старом низеньком стуле с отпиленными наполовину ножками стояло ведро. Алеша снял крышку и зачерпнул ковшиком воду.

Колодезная вода была студеной. У Алеши даже заломило зубы.

Крупные капли скатились по подбородку и упали на грудь. Алеша поежился.

Положив ковшик, вышел на крыльцо.

На нижней ступеньке сидела прабабушка. Она подперла рукой щеку и тихонько раскачивалась из стороны в сторону.

Перед ней на земле лежал Полкан. Он положил морду на лапы и, закрыв глаза, не то дремал, не то прислушивался к воркотне хозяйки.

Алеша спустился по ступенькам и сел рядом с прабабушкой.

— А ты ранняя пташка, — сказала старушка, отирая глаза краешком фартука. — Молодец! Кто рано встает, тому Бог дает.

— Что дает? — заинтересовался Алеша.

— А вот все это. — Прабабушка широко повела рукой. — И небо с облаками, и ветер, и деревья. Весь мир светлый дает. Видишь, какое сейчас солнышко. Теплое, заспанное.

— На него смотреть совсем не больно, — обрадовался Алеша. — А днем, стоит на минуточку взглянуть, перед глазами черный круг встает. И сразу ничегошеньки не видно! А какие красивые облака! Розовые! Полкан, Полкаша, просыпайся, соня! Самое интересное проспишь! Полкан!

Алеша потрепал собаку за загривок. Но Полкан и не подумал открыть глаза.

Прабабушка положила ладонь на плечо мальчугана.

— Не трудись понапрасну, Алешенька. Полкан не спит — он умер.

— Умер? — недоверчиво переспросил Алеша. — Что ты, бабуля! Полкан просто крепко спит.

— Нет, милый, он заснул вечным сном.

— Вечным сном? Ты ошибаешься, бабушка. Вот я принесу из холодильника кусочек колбаски, поднесу к его носу, тогда увидишь, Полкан мигом подскочит, как… — Алеша с улыбкой заглянул прабабушке в лицо и осекся.

— Нет, Алеша, — печально покачала головой старушка. — Наш старый друг больше никогда не проснется. И даже колбаса его не поднимет.

— А почему он умер?

— От старости. Вышел его срок жизни на земле. Думаю, он чувствовал приближение конца. Многие звери уходят от всех, чтобы встретить смерть в одиночестве. А Полкаша, наоборот, к крыльцу пришел. Поближе к хозяевам.

Алеша тихонько всхлипнул.

— Не плачь, милый. Полкан прожил долгую честную жизнь. И Бог ему послал легкую смерть. Он не мучился. Заснул — и не проснулся. Бери, Алешенька, лопату. Пойдем похороним его у березки.

Алеша помог прабабушке выкопать яму.

Они положили на дно широкую доску. Алеша обложил стенки могилы камнями.

Мертвый Полкан стал очень тяжелым. Вдвоем они с трудом перенесли пса к березе и опустили на доску.

— Бабушка Анна, — дрожащими губами пробормотал мальчик. — Как же мы засыплем Полкана землей? Ему будет тяжело. И он ничего не сможет увидеть!

Алеша склонился вниз и потеребил Полкана за лапу.

Мальчик надеялся, что Полкан весело взвизгнет и лизнет его в нос. Но лапа была тяжелая, словно каменная, и плохо слушалась.

Вскоре могилка была засыпана землей. Алеша положил в изголовье большой плоский камень, на котором написал куском красного кирпича: ПОЛКАН.

Надпись получилась немного неровной. Алеша только недавно научился писать печатными буквами.

Прабабушка соорудила из веток крест и воткнула его рядом с камнем. Потом они засыпали холмик желтыми одуванчиками.

От сока руки Алеши покрылись черными кружочками.

— Давай сделаем в земле дырочку и посмотрим: вдруг Полкан проснулся, и ему страшно, — предложил Алеша.

— Нет, Алешенька. Полкан не проснется.

— А завтра? Вдруг он проснется завтра? Мы посмотрим в дырочку и выкопаем его.

— И завтра он не проснется. Он ушел от нас навсегда. Полкан будет постепенно разлагаться и удобрять землю. Сейчас мы посадим рядом куст шиповника. И когда на шиповнике будут появляться плоды, мы будем знать, что это привет от Полкана. Ведь он удобряет землю, на которой получает соки куст. А весной, когда на березе появятся первые листочки, мы скажем: «Это Полкан посылает нам привет». Пройдет много-много лет, и от Полкана не останется даже косточек. Он станет землей. А береза и шиповник останутся и будут напоминать тебе, Алешенька, о старом верном друге.

— Бабуля, а ты когда-нибудь умрешь? — придерживая куст, чтобы он стоял ровно, задумчиво спросил Алеша.

— Да, милый, — ответила прабабушка просто.

— А я тоже умру?

— Все люди рано или поздно умирают. Каждому назначен свой срок на земле.

— А тебе не страшно умереть?

— Страшно, конечно.

Бабушка воткнула лопату в землю и принялась поливать посаженный куст шиповника из железной лейки.

— Хотя нет. — Бабушка поставила лейку и прижала Алешу к груди. — Мне не страшно. Я прожила долгую жизнь. Много видела хорошего и плохого. С малолетства трудилась и сейчас сложа руки не сижу.

Вырастила детей, внуков. Все они люди достойные. Никто о них худого слова не скажет.

Уже и правнучек появился, ты, Алешенька. С моим уходом род наш не прервется. Вон вас сколько на белом свете останется меня старую Анну в молитвах поминать.

Нет, мне не страшно перед Богом предстать.

— И верю я, Алешенька, что смерть — не конец. Смерть — как коридор, ведущий в новую жизнь. Мы оставим свои отслужившие тела на земле, а наши души уйдут в другой мир к Господу Богу.

Мне немного грустно оставлять наш мир. Грустно, что не смогу вот так расцеловать тебя в обе щечки. Что не понянчу твоих деток. Но надеюсь, Господь позволит мне полюбоваться на них с неба и порадоваться за тебя.

— Значит, ты будешь видеть меня, если умрешь? А я не смогу увидеть тебя?

— Я останусь в твоей памяти. И пока ты будешь помнить меня, пока будешь молиться обо мне, я буду жить рядом с тобой. Я буду приходить к тебе во снах. А потом, когда-нибудь, через много-много лет, мы встретимся с тобой у Господа.

— И все же я не хочу умирать, — сказал Алеша.

Он вспомнил о Полкане, который лежал в темной яме один-одинешенек.

Дни пролетали незаметно.

Алеша с утра до вечера был занят. Он с удовольствием помогал бабушке кормить кур.

Ему нравилось смотреть, как они бегут сломя голову, толкаясь и кудахча, едва он высыпает горсть зерна в кормушку.

Алеша попробовал доить корову.

Сначала у него ничего не получалось. Но Пеструха стояла смирно, а прабабушка Анна так терпеливо и ласково его поучала, что Алеша надоил целую кружку молока.

Он был очень горд.

В воскресенье в загончике появился маленький визгливый жилец.

Алеша с прабабушкой выбрали самого веселого поросенка. У него был задорный пятачок и хвостик пружинкой.

Правда, Алеше не пришлось тащить мешок за спиной. Папа вызвался свозить их с бабушкой на базар и даже принял активное участие в выборе поросенка.

Алеша в совершенстве освоил искусство полетов на «тарзанке».

Ему казалось, что еще чуть-чуть — и он взлетит до самой крыши. А безумные вращения не выдержал бы и летчик космонавт, проходящий предполетную подготовку.

По крайней мере так уверяли соседские мальчишки, тренирующиеся вместе с Алешей.

Алеше нравилось помогать готовить.

Особенно если прабабушка варила обед в русской печке, а не на газовой плите.

Он научился вытаскивать ухватом горшок с рассыпчатой гречневой кашей.

У каши был совсем другой вкус, чем дома. Алеша заливал ее парным молоком и ел деревянной ложкой с обгрызенным бочком, причмокивая от удовольствия.

Мама с бабушкой только головами качали. А прабабушка Анна нахваливала Алешу, повторяя: «Одно удовольствие на мужичка глядеть! Так вкусно наворачивает! Работничек!»

Дедушка и папа — любители русской бани. Они и в городе по выходным ходили париться.

Иногда брали с собой Алешу.

В деревне они почти каждый вечер топили прабабушкину баню. Дедушка резал с Алешей березовые веники, запаривал их в кипятке — чтобы были гибкими.

Заварив мяту, папа вместе с Алешей брызгали мятную воду на раскаленную печку: это называлось «поддать парку». Парилка тут же заволакивалась паром, вкусно пахнущим мятой.

Алеша тоненько повизгивал: «Ай! Ай! Горячо!»

«Хор-р-рошо! — басил дедушка, смахивая ладонью крупные капли пота. — Ложитесь, мужики, на полати. Я вас веничком охаживать буду!»

Папа с Алешей устраивались на широкой лавке-полатях. Дедушка шлепал их по плечам, по спинам березовым веником, постепенно спускаясь все ниже и ниже.

Зеленые листики так и летели в разные стороны.

Поздними вечерами прабабушка учила Алешину маму плести кружева.

Алеша сидел рядом на маленьком стульчике и следил за мамиными пальцами.

Его удивляло, что мамины тонкие длинные пальцы никак не могли угнаться за узловатыми бабушкиными с навечно въевшейся в них землей.

И хотя дни Алеши были заполнены до отказа, он не забывал навещать могилу Полкана. Иногда он приносил другу букетик цветов, иногда — конфету или печенье.

Прабабушка говорила, что угощение склюют птицы и помянут Полкана.

Мальчик подолгу стоял, глядя на посаженный кустик шиповника. Он вспоминал Полкана и мысленно разговаривал с ним.

Иногда Алеша озирался по сторонам. Ему начинало казаться, что душа Полкана где-то рядом. Она видит Алешу, слышит его слова и радуется, что его не забыли.

Иногда к могилке приходил Черныш. Он обнюхивал холмик, потом садился рядом и принимался тихонько поскуливать и повизгивать.

«Наверное, он разговаривает с ушедшим другом», — думал Алеша.

Слушать подвывания щенка было нестерпимо. И Алеша старался поскорее уйти.

Все хорошее кончается. Наступил день отъезда.

В последний раз Алеша оббежал любимые уголки. Попрощался с товарищами. Положил букет одуванчиков и пряник на могилу Полкана. В последний раз обнялся с прабабушкой, вдохнул любимый аромат молока и хлеба.

— Мама твоя обещала в июле взять отпуск и приехать с тобой на месяц, — заговорщицки шепнула старушка, поглаживая Алешу по голове. — Приедешь? Не обманешь?

— Не обману, — глотая слезы, обещал Алеша.

В городе Алеша снова пошел в детский сад. Ему было что порассказать друзьям.

Ребята охали и ахали, когда Алеша описывал свои полеты на «тарзанке».

А вредный Димка, с которым Алеша давно соперничал в силе и ловкости, надулся от зависти и проворчал:

— Подумаешь, какой космонавт! Меня папа обещал покатать на американских горках. Там знаешь, сколько мертвых петель? Целых восемь!

Но ребята только рукой махнули. Они знали, что перед американскими горками укреплена специальная линейка, к которой подводит вредная служительница. И если твой рост ниже красной черточки, она ни за что не позволит прокатиться.

Воспитательница Светлана Ивановна попросила Алешу рассказать ребятам о деревенской жизни. О корове Пеструхе, о курах и поросенке.

Оказалось, что никто из ребят не кормил кур и поросенка, не доил корову. Никто не пек настоящий хлеб. Не готовил в печке. Не парился в настоящей русской бане.

Дети слушали, затаив дыхание. Даже Димка сидел тихо-тихо. А в конце Алеша рассказал про смерть Полкана.

Девчонки завздыхали, засопели. А маленькая Маришка даже всплакнула. Оказалось, что у нее недавно умер хомячок Хомка.

Светлана Ивановна успокоила Маришку. И они еще долго говорили о том, что надо помнить умерших и молиться за них. Потому что пока в нас жива память, они рядом с нами.

В июне бабушка с дедушкой взяли отпуск и поехали с Алешей к морю.

Алеша еще никогда не видел моря. Оно оказалось огромным. Было непонятно, где кончается вода и где начинается небо. И днем и ночью море деловито шумело. Волны набегали на берег и, пытаясь задержаться, цеплялись за мелкие разноцветные камушки.

Но камушки — слабая опора. И волны с шуршанием откатывались назад, унося с собой добычу — верхний слой гальки.

Иногда волны прихватывали беспечно оставленные купальщиками тапочки. Иногда забытую малышом формочку или лопатку.

Целых две недели Алеша купался и загорал.

Сначала он плавал с нарукавниками. Но дедушка сказал, что нарукавники хороши для малышей и девочек. А настоящие мужчины должны уметь плавать.

Вскоре Алеша переплывал бассейн. А перед отъездом они втроем доплыли до самых буйков.

Алеша был счастлив. Ему очень нравилась жизнь у моря. Но перед сном он часто вспоминал прабабушку Анну, соседских мальчишек, корову Пеструху, визгливого поросенка и холмик, рядом с которым рос куст шиповника.

— Алешенька, сынок, как ты вытянулся! А загорел! Настоящий негритенок! — Мама склонилась над Алешей.

И Алеша, забыв про то, что он настоящий мужчина, а не кисейная барышня, с визгом повис у мамы на шее.

Пока мужчины укладывали чемоданы и пакеты в багажник, мама с бабушкой о чем-то шушукались, искоса поглядывая на Алешу.

Алеша почувствовал смутную тревогу. Подойдя к маме, он запрокинул голову и пытливо заглянул ей в глаза.

— Что-то случилось, мамочка?

Мама и бабушка переглянулись. Мама села на корточки, так что ее лицо оказалось на одном уровне с Алешиным.

— Прабабушка Анна заболела.

— Простудилась? Ты ей велела брызгать в горло «Йоксом» и пить молоко с медом?

— Нет, Алеша. Она не простудилась.

Алеша наморщил лоб.

— У нее прыгнуло давление? — повторил он слова, которые часто слышал от бабушки. — Его надо сбить.

Мама улыбнулась.

— Дело не только в давлении. Прабабушка Анна стала совсем старенькая. Она сильно ослабла. У нее ноги не ходят. Руки не слушаются.

Алеша нахмурился. Он помнил, как совсем недавно прабабушка Анна управлялась с хозяйством, шустро семеня по двору. И вдруг «ослабла», «ноги не ходят». Непонятно!

— А кто же за ней ухаживает? Кто накормит Пеструху, и курочек, и поросенка? А Черныш? Он же будет скулить у крыльца…

— Мы с папой перевезли прабабушку Анну в город. Мы отдали ей твою новую большую кровать. А ты будешь спать на диванчике в гостиной. Соседи пообещали помочь с хозяйством. Правда, Пеструха бунтует, никому не желает отдавать молоко. Соседка даже бабушкину юбку с кофтой надевала, платком ее подвязывалась, чтобы корову обмануть. Но Пеструха хитрая. Подоить себя разрешает, а потом, в последний момент, как стукнет ногой по ведру! Ведро — набок, молоко разливается.

Хотя Алешу огорчило известие о прабабушкиной болезни, он не смог не рассмеяться. Вот так Пеструха!

Прабабушка Анна лежала на новой Алешиной кровати, купленной на вырост. Она была такой большой, а прабабушка такой маленькой! Ее почти не было видно под огромным пуховым одеялом.

— Мама, зачем пуховое одеяло? — удивился Алеша. — Сейчас ведь жарко.

— Бабушка стала слабенькой. Ей все время холодно.

— Кровь не греет? — вспомнил Алеша чьи-то слова. — А какая она стала худенькая! Ей надо больше кушать.

Алеша присел на краешек кровати. Прабабушка вытащила из-под одеяла руку. Алеша положил ладошку на прабабушкину ладонь. Она была очень холодная.

— Здравствуй, Алешенька, — слабо улыбнулась старушка. — Дождалась я тебя, солнышко мое.

— Бабуля, — целуя прабабушку в запавшую щеку, проговорил мальчик, — почему ты не слушаешься маму? Почему ничего не ешь? Когда болел гриппом, у меня, знаешь, какая высокая температура была?! На еду противно было даже смотреть! Но я слушался маму и пил бульон, и курочку ел с картофельным пюре. И я очень быстро поправился. Вот я теперь тебя сам буду кормить. Ты наберешься сил, мама возьмет отпуск, и мы поедем в деревню.

Одинокая слеза выкатилась из прабабушкиного глаза и нырнула в глубокую морщинку.

— Ты плачешь, бабуля?

— От радости, Алешенька. От радости, — непонятно ответила старушка и прикрыла веки.

Мама потянула Алешу за рукав.

— Прабабушка устала. Пусть подремлет. А потом мы ее вместе покормим.

Алеша стоял у изголовья кровати и держал влажную льняную салфетку. Мама кормила прабабушку супом.

Старушка полулежала на подушках, подложенных под спину. Она осилила всего несколько ложек. Как Алеша ее не уговаривал, прабабушка лишь качала головой.

Целый день Алеша помогал маме ухаживать за прабабушкой.

Иногда он просто ставил рядом с кроватью детский стульчик, садился и тихонько читал стихи или пел песенки, которые они учили в детском саду.

Бабушка внимательно слушала и улыбалась.

Перед сном Алеша пришел поцеловать прабабушку и пожелать ей спокойной ночи.

— Будь счастлив, Алешенька, — ласково проговорила прабабушка Анна. — Храни тебя Господь!

— Ты не умрешь, бабуля? — опасливо спросил Алеша, вглядываясь в лицо старушки. Ему показалось, что на нем появилось странное, торжественно-умиротворенное выражение.

— Все в руках Божьих. Но я не боюсь смерти, Алешенька! Господь послал мне счастливый конец. Я с родными, заботливыми, любящими людьми.

— Бабуля, а может, твоя душа немного поживет у Бога на небе, а потом вернется на землю? Заново родится?

Но бабушка лишь погладила Алешу по плечу.

Утром мама разбудила Алешу. Ее глаза покраснели. Веки припухли.

— Прабабушка Анна умерла. Пойдем попрощаемся с ней.

— Заснула и не проснулась? Как Полкан?

Мама молча кивнула.

Прабабушку отпевали в церкви. Мама и бабушка плакали.

Плакали Алешины тети и все знакомые и незнакомые ему женщины. Дедушка вздыхал и украдкой смахивал слезу.

Алеша слушал голос священника, смотрел на иконостас, на распятого на кресте Иисуса, и ему вдруг показалось, что бабушкина душа где-то рядом. Она смотрит сверху на него, на всех пришедших проститься с ней и светло улыбается.

— Мама, можно я сегодня буду спать вместе с вами, — спросил Алеша, вытирая вилки. — Мне как-то неуютно одному.

Бабушка и дедушка помогли родителям убраться после поминок и уехали домой.

— Можно, — разрешила мама, расставляя посуду.

— А прабабушка больше никогда не вернется? Бог не разрешит ей родиться заново?

Мама села на табурет.

— Думаю, что бабушкина душа отдохнет. А потом Бог пошлет ее на землю снова. И прабабушкина душа войдет в тело рождающегося младенца. Вот только когда это произойдет и кем она станет, никому неведомо.

— А прабабушка будет помнить о своей прошлой жизни?

— Нет. Не будет. При рождении ангел легонько ударит малютку по губам. И душа забудет все, что с ней было когда-то. Так Бог заботится, чтобы человек ни мучился от былых обид, неприятностей, разочарований. Не страдал от невозможности вернуться в прошлую жизнь, к прежде любимым, дорогим людям.

— Как грустно ничего не помнить!

— Но мне кажется, — заговорщицки зашептала мама, — что порой память о былом все же просыпается. Нам снятся странные сны. Или мы, попадая в места, в которых никогда раньше не были, вдруг понимаем, что они нам откуда-то знакомы.

— А мне иногда кажется, что происходящее в данный момент когда-то со мной уже случалось. Я узнаю, вернее, вспоминаю, что я уже оказывался в точно такой же ситуации. Совершал те же поступки, говорил те же слова, — добавил папа, неслышно зашедший в кухню.

— Ой, — обрадовался Алеша, — со мной так тоже случалось!

— Мама, а что происходило с прабабушкой во время смерти? — спросил Алеша, под одеялом нащупывая папину руку левой ладошкой, а правой — мамину.

— Точно никто не знает, — целуя мальчика в висок, проговорила мама.

— Я читал, что люди, которые находились в состоянии клинической смерти… — начал папа.

— Люди, у которых остановилось сердце, но которых удалось спасти врачам, — пояснила мама.

— Да, врачи смогли за считанные минуты заставить их сердца биться, — кивнул папа.

— А почему за считанные минуты? — заинтересовался Алеша.

— Потому, что потом начинает погибать мозг, — ответил папа. — Так вот, люди, возвращенные врачами из смерти в жизнь, рассказывали, что они поднимались над своим телом. Видели его со стороны. Наблюдали, как вокруг суетятся врачи. А потом шли по коридору, в конце которого вспыхивал яркий свет. И ощущали необыкновенную радость.

— А потом? — округлил глаза Алеша.

— А потом их что-то тянуло назад, прочь из коридора. И они приходили в себя.

На девятый день все родные поехали на кладбище.

Алеша стоял у холмика, засыпанного цветами. Смотрел на ленты многочисленных венков. «Мамочке от детей», «Бабушке от внуков и правнука». На большую прабабушкину фотографию.

На фотографии прабабушка была молодой, не старше бабушки. Она широко улыбалась, глядя куда-то поверх голов собравшихся. Что она тогда, во время съемки, видела, о чем думала?

Алеша вспомнил последний приезд в деревню. Пеструху, которая разрешила себя подоить. Прабабушкины пальцы, ловко перебирающие коклюшки, когда она учила маму плести кружева. Куст шиповника рядом с могилой Полкана…

— Давайте посадим здесь шиповник, — срывающимся голоском предложил мальчуган.

Губы его задрожали. Он крепился из последних сил.

— Поплачь, Алеша, — тихо сказал дедушка. — Мужчины тоже плачут. Даже воины. Таких слез не надо стыдиться.

— Как ты думаешь, прабабушка видит нас? — спросил Алеша, шмыгая носом и благодарно поглядывая на дедушку.

— Да, видит. Лишь на сороковой день ее душа окончательно распрощается с землей.

— Помолись о ней, — вытирая слезы, сказала бабушка. — И ее душе станет легко и радостно. — Господи милостивый, — зажмурившись, зашептал Алеша, вспоминая, как молилась прабабушка. — Боженька! Моя прабабушка — самая добрая и хорошая на свете. Я ее очень люблю. Она теперь будет жить у тебя на небе. Пожалуйста, не обижай ее, позаботься о ней. Я знаю, что ты добрый и справедливый. Сделай, пожалуйста, так, что бы ей было у тебя хорошо! А я ее никогда не забуду!