31

Маленький двухмоторный самолет вылетел с частного аэродрома в пригороде Буэнос-Айреса. Генрих заметил, что, кроме их самолетика, на полосе стояли еще несколько машин покрупнее.

– Все ваше? – поинтересовался он у фон Лооса, показывая в иллюминатор.

– Не все, – уклончиво ответил тот. – Но кое-что…

– А доктор?..

– Организует теплую встречу. Он вылетел еще вчера. Вы пристегнитесь, Генрих, сейчас начнутся воздушные ямы. Исключительно мерзкий процесс… Все время боюсь, что меня вырвет. Мерзость ситуации в том, что туда, куда мы летим, невозможно добраться как-либо иначе.

– Совсем?

– Нет, ну пешком, на каких-нибудь мулах… Но это дни пути. А время, как вы знаете, деньги. Просто более тяжелая и более устойчивая машина там не приземлится.

Тут самолет ухнул вниз, как показалось самому Генриху, чуть ли не на сотню метров.

– Ого!

– Вот! То, что я говорил! – Фон Лоос вынул откуда-то из-за сиденья бумажный пакет и насторожился. – Нет, кажется, не сейчас… – Он вытер обильную испарину. – Это еще маленькая, ближе к цели начнет так трясти…

Тут опора снова ушла вниз, моторы надсадно взвыли. Фон Лоос уткнулся носом в пакет.

Так летели долго. Казалось, этой кошмарной карусели не будет конца. Но вдруг гудение двигателей изменило тон, нос самолета начал заваливаться куда-то вниз. Тучи исчезли, а за толстыми стеклами иллюминаторов побежало зеленое море джунглей.

– Мы падаем? – озабоченно поинтересовался Генрих.

– Хуже… – простонал фон Лоос. – Мы садимся…

Генрих уперся ногами в пол и ухватился за подлокотники. Казалось, что пилот собирается посадить двухмоторную лоханку прямо на деревья, настолько узкой была взлетно-посадочная полоса. Но в какой-то момент деревья вдруг расступились и встали стеной вокруг, понеслись назад сплошной зеленой полосой.

Снизу крепко ударило. Генрих клацнул зубами и чуть не прикусил язык. Самолет бешено трясся, как паралитик, громыхала какая-то штуковина в хвосте. Когда пол перестал подпрыгивать, двигатели смолкли, из кабины выбрался пилот.

– Все, сеньоры, мы приземлились. Летели, кажется, хорошо. Мягко.

Он посмотрел на бледные лица пассажиров, пожал плечами и открыл люк.

– Эй! – донесся снаружи голос Зеботтендорфа. – Мягкой посадки!

Фон Лоос застонал и принялся распутывать ремень безопасности.

Когда они оба вылезли из самолета, вокруг было удивительно солнечно, зелено и радостно. Какие-то пичуги восторженно верещали в кронах деревьев.

– Самолет все-таки разбился… – констатировал Генрих.

– С чего вы решили? – спросил Зеботтендорф, протягивая им обоим большие бокалы с апельсиновым соком.

– Местечко похоже на рай. Непонятно только, что делаете тут вы?

– Ну! – Доктор засмеялся. – Какой же рай без змея?

– Ваша правда.

Они двинулись в сторону большого зеленого ангара, что располагался в самом конце выкошенного поля, отвоеванного у джунглей. Чуть в стороне стоял еще один самолетик. Пилоты что-то радостно обсуждали, размахивая руками.

– Неужели сюда никак иначе нельзя попасть? – Генрих содрогнулся, вспомнив полет.

– Никак! – радостно ответил Зеботтендорф. – Место уникально по своей оторванности от цивилизации. Тут только в лесах живут какие-то… дикие парни, я думаю, даже не известные науке. Если захотите написать диссертацию по антропологии, то пошарьте по кустам, обязательно отыщется племя пигмеев или еще каких-нибудь троглодитов. Признание научной общественности гарантировано. Если, конечно, дикари вас не сожрут…

Перед ними распахнулись двери. Внутри это было что-то среднее между музеем, лабораторией и просто ангаром для самолетов. Повсюду стояли какие-то каменные статуи, висели фотографии, столы были заставлены колбами и реактивами. Не хватало только ребят в белых халатах.

– Вы тут работаете в одиночку? – спросил Генрих у Зеботтендорфа.

– Нет! Что вы! Тут постоянно находится группа ученых, – откликнулся тот. – Фанаты своего дела. И, самое главное, не имеют никакого понятия об истинной цели своих работ.

– Вы что, утопили их в кислоте к моему визиту?

– У вас на редкость странное чувство юмора, Генрих. Почему же в кислоте? Они все на объекте. Рабочий все-таки день. Мы с вами тоже сейчас туда направимся. – Он провел их к высоким стеллажам. – Прошу. Переодевайтесь. Тут все по размерам… Рюкзаки со всем необходимым я подготовил заранее.

– Это что – поход?

– Да! – обрадовался Зеботтендорф. – Вы ведь ходили в походы в школе?

– Случалось… – пробурчал Генрих, рассматривая объемистый американский рюкзак и тяжелые горные ботинки.

Вскоре они вышли с противоположной стороны ангара, сразу попав в джунгли.

– Мы нашли ее… – чуть задыхаясь во влажном воздухе, рассказывал Зеботтендорф. – Мы нашли ее по старым картам, обнаруженным нашей экспедицией еще в тридцать третьем. Пока их расшифровали, пока разобрались с топографией… Дело в том, что сами карты были черт знает где, этого места уже не существует. Майя жили на очень большой территории. И никто так и не разобрался в их социальной организации до сих пор. Карты находятся в одном месте, а указывают на другое, за тысячи километров. Адская работенка. Да еще джунгли сжирают все, даже камни. Эта чертова зелень способна за несколько месяцев превратить в труху любой современный… трактор! Знали бы вы, Генрих, какими потерями и средствами мы отвоевывали у леса взлетно-посадочную полосу!

Тропа, по которой они шли, была хорошо утоптана. Генриху даже показалось, что она специально обрабатывалась чем-то, чтобы не зарастала травой. После оранжа во Вьетнаме это не удивляло.

– Но надо отметить, что усилия не пропали даром. Столь не любимый вами Зиверс сумел провести огромную работу по расшифровке.

– Прямо сам и расшифровывал? – не удержался и съязвил Генрих.

– Не сам, но сумел организовать работу, а это, согласитесь, многого стоит.

– Безусловно…

– Буквально первые результаты оказались… ну… открытием! Я не побоюсь этого слова. Если бы не война…

– Так я и не понял, что же вы нашли?

– Пирамиду, конечно! Неразграбленную древнюю пирамиду. Более того, пирамиду-хранилище! Именно тут были сложены плиты с предсказаниями.

– А! – Генрих вспомнил. – Вы мне говорили…

– Именно. Сейчас все сами увидите.

Тропа резко завернула, и…

И они вышли на огромную поляну, над которой возвышалась титаническая каменная глыба. Она ушла в землю так плотно, что казалось, это гора прорастает из джунглей исполинским клыком.

– Почему ее незаметно с воздуха? – поразился Генрих.

– Сейчас – заметно. Но это джунгли… Тут все меняется ежедневно. Поднимемся…


Через десять минут они, взмокшие и задыхающиеся, оказались внутри огромной пирамиды. Вокруг сновали люди.

– Кто это? – спросил Генрих.

– Ученые, – отозвался Зеботтендорф. – А мы для них – финансисты. Так будет спокойней и им, и нам. Им хорошо, потому что они считают, что трудятся для науки, а нам удобно. Нет нужды разрабатывать проект самим, все сделают эти энтузиасты.

Они находились на верхнем этаже колоссального сооружения, в своеобразном пентхаусе, обнесенном колоннами.

– Сейчас мы спустимся внутрь. Тут множество залов, но есть один, на который вам точно стоит взглянуть. Вот там, – Зеботтендорф махнул рукой куда-то в угол, – мы нашли лестницу, скрытую лестницу внутрь.

По узкому, вырубленному в камне проходу с высоченными ступенями спускаться можно было только гуськом, крепко держась за натянутые с двух сторон веревки. Над головой болтались тусклые электрические лампы. Надсадно пыхтел снаружи генератор.

– Отличная слышимость, – прошептал Генрих, стараясь разглядеть, куда же ступает его нога.

– Очередная здешняя загадка, – отозвался откуда-то снизу Зеботтендорф. – Причем мы ее до сих пор не разгадали. Есть множество гипотез вроде специальных усиливающих лакун в стенах, но пока мы их не обнаружили. Я могу даже представить, для чего это было нужно всезнающим жрецам майя.

Они спускались ниже, проходили какие-то комнаты, залитые ярким светом, где с ними здоровались люди в белых халатах. Потом снова коридоры, снова лестницы. Снова залы. Из бесконечных комнат запомнился зал с живым водопадом внутри. Ручей изливался из скалы и уходил куда-то вниз.

– Нам еще ниже, еще… – звал Зеботтендорф.

Это не было дном. По словам доктора, до самых нижних и неисследованных ярусов они еще не добрались. Это был огромный зал, со стен которого на них смотрели рыла, страшные хари, ощетинившиеся клыками и злобой. Тут пахло кровью. До сих пор пахло кровью.

Посреди зала стоял алтарь. То, что это именно алтарь, а не стол или просто камень, было ясно сразу. По выдолбленной фигуре человека, разложенной на поверхности. От рук и ног этой фигуры вели вниз, к подножию, маленькие канальцы.

– Сюда ставили чаши. – Зеботтендорф указал на специальные ниши. – Чтобы собирать кровь.

– Чаши, конечно, не сохранились…

Доктор удивленно посмотрел на Генриха.

– Странно, что вы задали этот вопрос. Чаши как раз сохранились. Они в надежном месте. А вот тут, – он обвел плиты, окружающие алтарь, – как раз и есть самое интересное!

Он неловко встал около алтаря, Генрих успел заметить выдавленные в камне следы ступней, и принялся нараспев читать странные строки, указывая при этом на камни:

Кровью многих наполнены,

Одной жизнью не утолятся.

Если не хочешь быть погребенным

Под тяжестью власти,

Корми их. Не бойся, что перельется

Кровь через край.

Глотка бездонная у тех,

Кто пьет из чаши.

Зал, алтарь – все поплыло перед глазами Генриха. Стало трудно дышать. Сердце ахнуло куда-то вниз, в глубину. Ноги сделались ватными. Ему казалось, что по залу плывет белесый мертвый туман, стелется плотным ковром. И откуда-то снизу поднимается что-то страшное. Гигантское. Невероятное. Кишащее жизнью, как муравейник, как огромный клубок змей! Уже разлился по залу шелестящий звук трущихся друг о друга чешуек. Уже то тут, то там мелькают из тумана склизкие, мерзкие тела! И жуткие хари глядят с барельефов живыми глазами!!!

А Зеботтендорф все читал! Читал!

Капает кровь,

В чашу струится.

Жизни поток мечется,

Тает.

Волю убьет,

К власти стремится,

Счастлив лишь тот,

Кто обладает.

Ткань жизни порви,

Нить перерезав,

Лей водопадом красные

Струи.

Радугой алой мир ты

Накроешь.

Все под тобой будут

Навечно [3].

«Неужели только я… вижу все это?» – испугался Генрих.

Он закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил! Заткнул ладонями уши! Чтобы не слышать, не видеть близкой этой смерти, более страшной даже, чем сама смерть. Но шипение, шуршание и жуткие слова прорывались через ладони!

Когда Рудольф замолчал, вместе с эхом его слов рассеялся и морок.

Генрих на негнущихся ногах подошел к алтарю. Провел ладонью по очертаниям человеческого тела. Прошелся кругом.

Подойдя к месту, где только что стоял Зеботтендорф, он почувствовал неясную тревогу.

Генрих доверял своему чутью. Прислушался. Внимательно огляделся.

И только сейчас вдруг сообразил, почему Рудольф так неловко стоял около алтаря.

Следы жреца, выдавленные в камне, были… не человеческими! Они скорее напоминали след динозавра. Вытянутые и трехпалые, с явными следами когтей. Длинных когтей.

– Вы заметили, Генрих?.. – чуть ехидно спросил Зеботтендорф.

В ответе не было нужды.

Загрузка...