Не по хорошу мил, а по милу хорош

Додды умерли. Уже двадцать лет покоились они под поросшими зеленою муравою могилами кладбища Киттери. Городские жители не раз еще поминали их добрым словом. Хозяин пивной, где Давид имел обыкновение выкуривать трубку табаку, постоянно сожалел о нем, а мистрисс Китти, горничная мистрисс Додд, – к её красивой фигуре так шли платья её госпожи, – была положительно безутешна. Господа Гардин были в Америке. Рэби страдал аристократическою болезнью – подагрою; мистрисс Рэби была очень религиозна. Одним словом, мы сказали:

1. М-р и м-ес Додд (умерли).

2. М-р и м-ссь Гардин (выехали).

3. Рэби, барон и его жена. (Однако о первом я ничего не могу сказать; он вышел из семьи, где все отличались, долговечностью, а подагра – такая болезнь, что никогда нельзя знать, чем и когда она кончится).

В этой повести действуют (place aux dames):

1. Лади Каролина Ковентри, племянница сера Фредерики.

2. Фарадэй Гёксли Литтл, сын покойных Генриха и Грас Литтл.

Sequitur – герой и героиня.

После смерти своих родителей, Фарадэй Литтл был взят в Рэби-Голль. Принимая его под свою опеку, м-р Рэби сильно был недоволен тем, что Фарадэй имел очень простую наружность и ни во что не верил.

– Не по хорошу мил, а по милу хорош, дорогой мой, – заступалась Джоэл за сироту, простирая все еще прекрасные руки. – Ведь это не его вина, что он не похож на своего отца, – прибавила она с глубоким вздохом. Джоаль была вполне женщина и мстила за себя тем, что никогда не могла вполне простить бывшей сопернице.

– Это еще бы ничего, сударыня, – воскликнул Рэби, – но черт возьми, этот мальчишка, кроме того, ученый, – атеист, радикал, над всеми глумится! Он не верит в Библию, сударыня; голова его набита дарвиновским вздором о естественном подборе и происхождении человека. Происхождение! В мое время, сударыня, люди счастливы были тем, что могли вести свой род и считать предков, а не уверять, что люди происходят от обезьяны!

– Милый мой мальчик очень умен, – промолвила Джоаль.

– Умен! – заорал Рэби: – к чему ум джентльмену!

Молодой Литтл был умен. Семи лет он устроил телескоп; девяти – летающую машину. Десяти лет он спас жизнь человеку, который того стоил.

Соседний Норвуд-парк было вполне барское поместье под громадными высокими деревьями его водились в изобилии олени. Дороги его были тщательно посыпаны щебнем. Однажды, летним утром Литтл бродил тут, обдумывая, как устроить волчек нового фасона с потайным шнурком. В нескольких шагах от него мелькнула фигурка в кружевах и лентах. Девочка очень небольшая – примерно лет семи, разодетая очень нарядно, по последней моде, стояла подле небольшого куста. её няня не была с нею, вероятно потому, что и лакей Джон тоже куда-то исчез.

Литтл неожиданно подошел к ней.

– Извините меня, но знаете-ли вы, что это за ягоды? – Он указал ей на куст, покрытый темными гроздями подозрительно блестящих ягод.

– Конечно; это – голубица.

– Извините меня, но вы ошибаетесь. они принадлежат совершенно к другому семейству.

Мисс Эмпюденс вытянулась во весь свой рост (ровно три фута девять с половиною дюймов) и на одну восьмую дюйма вздернув свои алые губки, сказала презрительно: – может быть, к вашему семейству.

Фарадэй Литтл улыбнулся, сознавая превосходство юноши над девушкою.

– Я говорю о классификации. Это растение – белладонна. Его алкалоид есть усыпляющий яд.

Грубиянка побледнела. – Я только-что съела несколько ягод! она начала плакать. – О Боже, что мне «делать?» – Затем – «сделала», а именно заплакала, ломая свои крошечные пальчики.

– Извините меня на одну секунду. – Литтл обвил рукою ее шею и своим большим пальцем широко приподнял аристократические веки её нежных голубых глазок. – «Благодаря Богу, еще нет расширения зрачка; еще не слишком поздно»! Он поспешно огляделся кругом. Подле него лежал садовый насос.

– Скорей откройте рот!

Это был хорошенький, требовавший поцелуя ротик. Но Литтл был занят делом. Он сунул насос в её розовое горлышко насколько мог глубоко.

– Теперь не двигайтесь.

Он обернул своим носовым платком палку от обруча. Затем он вставил ее в крепкий рукав. Пришлось плотно. Он толкнул поршень дальше и затем вытащил.

Природа ненавидит пустоту. Юная патрицианка подлежала этому закону, так же как дочь самого последнего мужика.

Она поддалась. В одну минуту все было кончено. Затем она пришла в страшный гнев.

– Вы гадкий, дурной – некрасивый мальчик.

Молодой Литтл вздрогнул, но улыбнулся: «Дайте возбуждающих средств, – шепнул он пришедшей и испуганной няне, – добрый вечер». И он ушел.

Размолвка между молодым Литтлем и м-ром Рэби по немного увеличивалась. Литтл находил, что многое не так в Голле. Потолок и панели черного дуба не так здоровы как штукатурка; кроме того, в комнатах от дуба темнее. Потолок в спальне слишком низок; архитекторы времен Елизаветы не понимали ровно ничего в вентиляции. Цвет дубовых стен, которыми вы так восхищаетесь, происходит от избытка угля и испарений из пор вашей кожи.

– Оставь мой дом, – ревел Рэби, – прежде чем кровля обрушится на твою святотатственную голову!

Когда Литтл выходил из дому, в дом входили леди Каролина и красивый мальчик, приблизительно одних лет с Литтлем. Леди Каролина отступила и затем вся вспыхнула. Литтл вытаращил глава, он инстинктивно почувствовал присутствие соперника.

Литтл много работал. Он занимался днем и ночью. Через пять лет он был лектором, затем профессором.

Он парил до облаков, он спускался до подвалов, где жили лондонские бедняки. Он анализировал лондонские туманы и нашел, что в них две доли дыму, одна – заразительных болезней, другая – всевозможных гадостей. Он напечатал памфлет, который вызвал яростные нападения. Тогда он понял, что кое-что сделал.

Но он не забыл Каролину. Однажды он гулял в Зоологическом саду и набрел на прелестную картинку, – тут было и мясо, и кровь. Леди Каролина кормила медведей сладкими пирожками. Искра пробежала у него по жилам. Она повернула к нему свое очаровательное лицо, и глаза их встретились. Они вспомнили свою первую встречу семь лет тому назад, но теперь настала его очередь; он был застенчив и сконфужен. Удивительное могущество лет и пола! Она встретила его с полным самообладанием.

– Вкусны, но, боюсь, неудобоваримы (она подразумевала пирожки).

– Умная женщина, подобная вам, легко может это исправить (она, хитрая, видела хорошо, в чем, дело и думала о чем-то другом).

Через несколько минут они весело болтали. Литтл серьёзно толковал о различных животных, она с восхитительным вниманием, слушала его. Час прошел весело и незаметно.

После этого солнечного луча, надвинулись тучи. К ним вдруг подошел м-р Рэби и красивый молодой человек. Джентльмены натянуто поздоровались и смотрели друг на друга злобно, как и чувствовали. В этом квартете дама любезно улыбнулась, хотя чувство её вовсе не соответствовало улыбке.

– Вероятно, вы смотрите на ваших предков, – сказал м-р Рэби, указывая ва обезьян, – мы вам не будем мешать. Пойдем. – И он увел Каролину.

У Литтла было тяжело на сердце. Он не смел следовать за ними. Но через час он увидал кое-что, что наполнило его сердце несказанным счастьем.

Леди Каролина с божественною улыбкою на устах кормила обезьян!

Поощряемый любовью, Литтл усиленно работал над своею летающею машиной. Труды его были облегчены тем, что он мог разговаривать о своей возлюбленной с её горничной, француженкой Терезой, которую он тайно подкупил. Mademoiselle Diérèse, как всех особ её класса, можно было подкупить, но к этом случае, мне кажется, она прельстилась не британским золотом: как ни странно это покажется британскому уму, к ногам этого savant привел ее британский гений, британское красноречие, британские идеи.

– Мне кажется, – сказала леди Каролина, прерывая блестящие похвалы её горничной искусству мистера Литтля, – мне кажется, вы влюблены в этого профессора. – Мимолетная краска покрыла бледно-зеленые щеки Терезы; в последствии леди Каролина это вспомнила.

Наступил памятный день для испытания машины. Публика собралась нетерпеливая, надменная, какою только может быть глупая публика. На открытой арене колебался над машиною длинный цилиндрический баллон, формою напоминавший болонскую сосиску; казалось он хотел, подобно птице, пойманной в тенета, освободиться от машины. Он был прикреплен в полу толстыми канатами.

Литтл ожидал балласта, когда увидал среди зрителей леди Каролину. Во взгляде его было столько мольбы. В одну минуту он уже был подле неё.

– Я бы так хотела сесть в эту машину, – сказала застенчиво лицемерка.

– Вы выходите замуж за молодого Рэби, – сказал прямо Литтл.

– Как вы хотите, – сказала она любовно, – должна-ли я принять это за отказ?

Литтл был вполне джентльмен. Он приподнял и посадил ее и её маленькую собачку в лодочку.

– Как хорошо! она не улетит?

– Нет, канат крепок, а балласт еще не положен.

Раздался выстрел, точно из пистолета; зрители вскрикнули, тысячи рук протянулись, чтобы схватить лопнувший канат, а шар полетел к верху.

Одна рука из этой тысячи поймала канат, то была рука Литтля! Но в ту же минуту зрители, пораженные ужасом, увидали, как он заболтал в воздухе ногами и, все держась за канат, полетел в пространство.

Леди Каролина упала в обморок [1] . её собака положила ей на щеку свой влажный и холодный нос, и это привело ее в чувство. Она боялась взглянуть на край лодки; она не смела поднять к верху глаза, где гремело чудовище, наводившее на нее смертельный страх. Она бросилась на дно лодки и обнимала единственное существо, оставшееся для неё в живых – её пуделя. Она заплакала. Вдруг послышался ясно голос; он, казалось, выходил из окружающего воздуха:

– Смею я просить вас взглянуть на барометр?

Она высунула голову из лодочки. Литтл висел на конце длинного каната. Она снова спрятала голову.

Через минуту он приметил её беспокойное лицо, покрытое краскою, – лучезарное видение.

– О, прошу вас и не думайте подниматься! Останьтесь там, умоляю вас!

Литтл остался. Конечно, она ничего не сумела сделать с барометром, и так и сказала. Литтл улыбнулся.

– Не будете ли так добры спустить его вниз ко мне?

Но у неё не было ни веревки, ни даже бечевки. Наконец она сказала: – Обождите минуту.

Литтл ждал. В эту минуту лица её нельзя было видеть. Барометр медленно спустился, привязанный к шнурку от корсета.

Барометр страшно поднялся. Литтл взглянул на трубку и не сказал ничего. Послышался вздох. Затем рыдание. Затем довольно резким голосом произнесли:

– Почему вы ничего не делаете?

Литтл поднялся на руках по канату. Леди Каролина прижалась в противоположном углу лодки. Пудель Фидо жалобно выл. – Бедняжка, – сказала леди Каролина, – он голоден.

– Хотите вы спасти собаку? – сказал Литтл.

– Да.

– Дайте мне ваш зонтик.

Она передала Литтлю довольно объемистую вещь, состоявшую из шелка, кружев и китового уса (не похожий на наши зонтики). Литтл внимательно осмотрел все твердые части его состава.

– Дайте мне собаку.

Леди Каролина поспешно сунула записку под ошейник пуделя и передала своего любимца.

Литтл привязал собаку к ручке зонтика и спустил в пространство. Они медленно, но спокойно стали спускаться на землю. Между зонтиком и парашютом есть различие, но нет разницы. – Не беспокойтесь, его накормят на какой-нибудь ферме.

– Где мы теперь?

– Это непроницаемое пятно, которое вы видите, это лондонский туман. Эти схожие между собою два облака обозначают Северную и Южную Америку. Неясные пятна с правой стороны – это Иерусалим и Мадагаскар.

Леди Каролина придвинулась ближе. Она начала заинтересовываться. Но когда она опять вспомнила свое положение, она спросила дрожащим голосом: – Каким образом мы спустимся?

– Открывши клапан.

– Зачем же вы не открываете?

– Потому что шнурок, ведущий к клапану, порван.

Леди Каролина упала в обморок. Когда она очнулась, уже стемнело. Казалось, они пробираются между толстыми глыбами черного мрамора. Она охала и дрожала.

– Хорошо бы было, если бы с нами был огонь.

– Со мною нет спичек, – сказал Литтл. – Но, я вижу, что на вас янтарное ожерелье. Янтарь, при известных обстоятельствах, заключает в себе очень много электричества. Позвольте.

Он взял янтарное ожерелье и сильно тер его. Затем он попросил ее приблизить палец к ожерелью. Сверкнули искры. Они повторяли это в течение нескольких часов. Свет не был силен, но совершенно достаточен для сохранения приличия, и вполне успокоил тонкое чувство скромности девушки.

Вдруг раздался какой-то треск, как будто что-то рвут, и послышался запах газа. Литтл взглянул на верх и побледнел. Шар в том месте, которое я назову острым концом болонской колбасы, по-видимому лопнул от увеличившегося давления. Газ выходит из него, и они уже начали опускаться. Литтл покорился судьбе и был твердь.

– Если шелковая ткань лопнет, тогда мы погибли. К несчастью у меня нет каната, ни материала, чтобы связать ее.

Инстинктом женщина поняла, что должно произойти понял раньше, чем мужчина дошел до этого рассудком. Но её колебалась относительно какой-то безделицы.

– Не спуститесь ли вы по канату на минуту? – сказать она с ласковою улыбкою.

Литтл спустился. Она сейчас же позвала его. Она держала что-то в руке, – удивительное изобретение семнадцатого столетия, исправленное и усовершенствованное в наш век: это была пирамида из шестнадцати обручей тонкой, но крепкой стали, соединенных между собою полотняными полосками.

С криком радости Литтл схватил их, влез до шара и прикрепил эластические обручи к его коническому краю Затем вернулся в лодку.

– Мы спасены.

Леди Каролина, краснея, подобрала свою тонкую, но античную драпировку в другом конце лодочки.

Они медленно опускались. Леди Каролина уже различала очертания Рэби-Голла.

– Я полагаю тут выйти, – сказала она.

Литтл бросил канат, чтобы остановить шар и хотел следовать за нею.

– Не надо, друг мой, – сказала она улыбнувшись. – Не нужно, чтобы нас видели вместе. Сейчас народ начнет болтать пустое. Прощайте.

Литтл снова прыгнул в шар и полетел в Америку. Он спустился в Калифорнии довольно плохо, против двери Гардинов в Дотч-Флате. Гардин в эту минуту был занят рассматриванием куска руды.

– Вы – ученый, можете ли вы сказать мне, стоить ли эта руда чего-нибудь? – сказал он, подавая кусок её Литтлю.

Литтл поднес ее к огню. – В ней заключается девяносто частей серебра.

Гардин обнял его. – Не могу ли я сделать что-нибудь для вас и зачем вы здесь?

Литтл рассказал свою историю. Гардин пожелал видеть канат. Он тщательно осмотрел.

– Он не лопнул, а был надрезан!

– Ножом? – спросил Литтл.

– Нет. Заметьте, обе стороны одинаково отрезаны. Это было сделано ножницами.

– Боже! – едва в силах был вымолвить Литтл. – Тереза!

Литтл вернулся в Лондон. Гуляя по Лондону, он встретил собачника. – Купите хорошенького пуделя, сэр?

Что-то в животном привлекло его внимание.

– Фидо, – едва мог произнести он.

Собака тявкнула.

Литтл купил его. Когда он снимал у собаки ошейник, из-под него выпала на пол записка. Он узнал почерк и поцеловал его. Написано было следующее:

Она так и сделала.

Сноски

1

Право сделать из этой и последующей глав драму сохранено автором за собой.